В самолете загудела сирена. Над входом в кабину пилотов замигала лампочка. Оттуда вышел майор оперативного отдела.

— Приготовиться! Самолет над целью!

Десантники встали со своих мест и построились друг другу в затылок.

— Девушки, сюда! Становитесь первыми! — прокричал майор Ане и Шуре.

Он быстро переместил на тросе карабины их парашютов.

Снова завыла сирена. Майор пристегнул к своему поясу страхующую цепочку, чтобы случайно не выпасть самому, и открыл дверцу самолета.

— Смотри сюда! Видишь костры? — показывая рукой вниз, прокричал майор.

Аня шагнула к двери и увидела далеко-далеко внизу расположенные маленьким треугольником, похожие на огоньки от папирос, три красные точки.

…Аню резко и сильно встряхнуло. Потом она как бы замерла одна в кромешной темноте. Где-то вверху гудел самолет, но глаза ничего не различали. Только спустя мгновение Аня сообразила, что она уже летит, поддерживаемая упругой силой раскрывшегося парашюта.

Ощупала себя руками. Пистолет, вещевой мешок, финка — все оказалось на месте. Вглядываясь вниз, она вскоре отыскала три красные точки и, поняв, что ее относит от костров, стала тянуть стропы с одной стороны парашюта, чтобы, как ее когда-то учили, увеличить скорость снижения. Стропы поддавались с трудом, но она продолжала тянуть их изо всех сил, напуганная мыслью о том, что иначе ее может занести туда, где немцы…

Сильный толчок — Аня упала в снег. Снежинки запорошили ее лицо и тотчас растаяли, слегка охладив его.

Поднявшись на колени, девушка обнаружила, что потеряла свои рукавички, но как ни искала кругом, — не нашла.

Руки, мокрые от снега, начали замерзать. Коченеющими пальцами кое-как отстегнула парашют, подтянула, и, скомкав, подмяла под себя.

Огляделась. Со всех сторон ее окружали маленькие сосенки, запорошенные снегом. Дальше все тонуло в густой, вязкой темноте. На всякий случай вынула из кобуры пистолет, взвела курок и, опустив предохранитель, положила за пазуху. Так, слыхала она, делали опытные десантники. Потом она выбрала место, где сугроб был побольше, разгребла снег, перенесла туда парашют и, закутавшись в него с головой, стала дышать на руки. Постепенно они начали отогреваться.

Почти вслепую развязала вещмешок, нащупала пачку печенья. Когда пачка опустела, рука машинально потянулась к сахару, потом к сухарям…

Кончился «НЗ». И тут Аня заметила, что снег вокруг как бы посветлел, стали видны дальние деревья. Значит близился рассвет.

Вот когда она не на шутку испугалась. А что если утром сюда придут фашисты? Разве не может случиться такого, если и этот снег, и этот лес, и далекое небо — вражеский тыл?..

Быстро скрутив парашют, Аня связала его стропами, закинула за спину и двинулась в сторону ближних деревьев. Идти было очень трудно: наст ломался, ноги проваливались почти по колено в сухой кристаллический снег.

Стало очень жарко. Аня уже распахнула полушубок, сняла ушанку, но пот все равно заливал глаза. В горле пересохло, а снег, который она то и дело брала горстями, совсем не утолял жажду.

Лес, казалось, все время отодвигался от девушки, точно играл с нею в пятнашки. Несколько раз она присаживалась передохнуть, но усталость не проходила. Вещевой мешок непомерно отяжелел, парашют тоже все сильнее и сильнее оттягивал плечи. Бросить бы его, но нельзя: это и палатка, и маскхалат, и бинты…

Уже наступило утро, а солнце угадывалось только по светлому пятну на затянутом тучами небе. Кругом, насколько хватало глаз, виднелась сосновая поросль. Сосенки были словно игрушечные и разбегались во все стороны однообразно ровными рядами.

Наконец, когда, казалось, Аня совсем выбилась из сил, лес все-таки приблизился. И вдруг из него вылетело несколько конников. Взметывая снег, они скакали прямо на нее. Аня встревоженно оглянулась. Кругом только низкие деревца, увязшие в глубоком снегу. Бежать некуда. По спине пополз противный холодок. Бросив к ногам парашют, она вытащила из-за пазухи пистолет, затем, вспомнив о гранатах, вынула из кармана «лимонку», и, распрямив усики чеки, зажала ее в левой руке.

Всадники неслись галопом. Аня уже видела, что они вооружены. Но чьи они? Наконец, присмотревшись к их шапкам, облегченно вздохнула: на шапках были красные полоски. Наши! Свои! Партизаны!

Спрыгнув с коней, партизаны окружили ее, заговорили наперебой:

— Вот она где — бабушкина потеря!

— А мы ее ищем!

— Ну и занесло тебя! Всю ночь ищем!

И вдруг, присмотревшись к Ане, расхохотались:

— Тю на тебя! Вот вояка!

Аня не успела и глазом моргнуть, как один из партизан взял у нее гранату, деловито и аккуратно загнул усики чеки, другой отнял пистолет, мягко и осторожно спустил курок, а затем, щелкнув предохранителем, вложил в ее кобуру.

— Ну вот, так-то лучше, — улыбаясь, бросил самый старший, усатый человек с немецким автоматом за спиной. — А то и до греха недалеко!

— А курить, случаем, есть чего-нибудь? — поинтересовался молодой, весь в веснушках, с огненно-рыжим чубом долговязый парень.

— Есть! Есть! — заторопилась Аня и подала партизанам пачку «Беломора».

Она с любопытством смотрела, как мужчины осторожно взяли по папироске, прикурили. По их лицам расплылись блаженные улыбки, даже глаза посоловели и словно подернулись туманной дымкой.

Докурив до «фабрики», с большим сожалением затоптали в снег окурки и словно только тогда вспомнили о существовании девушки.

— Ну, спасибо! Благодарствуем.

— Аж захмелел, право!

— Больше месяца табачком не баловались.

Самый старший протянул Ане пачку с оставшимися папиросами:

— На, красавица, благодарю, разговелись!

— Что вы! Я не курю. Это вам! — и она спрятала руки за спину.

— Вот спасибо! — пробасил партизан. Затем деловито и аккуратно разделил папиросы поровну на всех. Каждый, как неимоверную ценность, бережно и старательно запрятал их в самое надежное место: кто в карман гимнастерки, кто в подсумок, а один, предварительно обернув обрывком газеты, — в приклад автомата, где обычно хранятся предметы для чистки оружия.

Аню подсадили на лошадь, к седлу другой привьючили парашют с вещевым мешком и не спеша пошли к лесу.

Все старались быть поближе к девушке и, придерживаясь за стремена, наперебой расспрашивали: как и что в Москве? сильно ли бомбит фашист? много ли разрушений? Их интересовало буквально все: и на каком самолете она летела, и где ее родные, и что дают в месяц на карточку.

Девушка едва успевала отвечать. Она не заметила, как очутилась в лесу, а чуть погодя — и в партизанском лагере.

Аня с интересом разглядывала встречавшихся на пути людей, одетых кто во что горазд: в добротные полушубки, ватные фуфайки, бушлаты, крестьянские свитки, немецкие и венгерские шинели. Кто был в валенках, кто в сапогах, иной в красноармейских ботинках, а кое-кто в лаптях и чунях. Все деловито куда-то спешили, но, завидев ее, улыбались, провожали хорошими взглядами.

Возле врытого в землю деревянного рубленого дома остановились. В этот момент его дверь распахнулась, вышла группа людей. Впереди — приземистый, широкоплечий мужчина в черном кожаном пальто, перехваченном ремнями, с маузером в деревянной кобуре и с блестящим трофейным офицерским кортиком. Его лицо, с резкими суровыми чертами, большим носом и сведенными к переносице бровями, видимо, помимо его воли, освещалось едва заметной, скрытой в уголках губ улыбкой.

Чуть поотстав от него, опускался с крыльца очень высокий, в крестьянской свитке, черноусый партизан с автоматом ППШ на груди. Были тут и еще двое в ладных новеньких полушубках, в добротных армейских сапогах. А у мужчины с кортиком хромовые сапоги со шпорами светло поблескивали — так тщательно была начищена их и без того глянцевая поверхность.

— Нашли и доставили! — весело доложил старший группы «Аниных» партизан, нескладно козырнув тому, со шпорами.

— Ну как, не замерзла? — отозвался он, обращаясь к девушке.

Аня слезла с лошади и на затекших от непривычной езды, словно чужих ногах подошла, как догадалась, к главному командиру и, стараясь говорить четче, отрапортовала:

— Минер-подрывник сержант Анна Малых прибыла в ваше распоряжение!

Командир улыбнулся, вздохнул и, неожиданно обняв Аню за плечи, по-отцовски расцеловал в обе щеки.

— С прибытием, дочка, в Черниговское партизанское соединение! Ну, а вот это твой командир, — указал он на высоченного партизана с автоматом на груди.

— Товарищ командир, — жалобно, с нотками протеста, возразил тот, — у меня детский сад, что ли?

— Ну-ну! Ты мне это брось!

И к Ане:

— Ты, дочка, не смущайся, это он шутит. Шутник он у нас! В общем, бери пополнение, — уже строго добавил командир в сторону усача, — устрой человека с дороги.

— Пойдем, — бросил Ане ее будущий начальник.

Аня, сняв с лошади парашют и вещмешок, заторопилась следом. Началась ее совершенно новая, ни на какую прежде не похожая жизнь…