Жилой дом возвышался над пешеходной дорожкой. Вблизи подъезда в кустах зелени стояла посеревшая от времени деревянная скамейка.

Мальчик сидел на скамейке один. Его левая рука была забинтована от грязных кончиков пальцев до локтя. Несвежая марлевая повязка покрылась махровыми катышками. Ребенок, наклонившись, пристроил забинтованную руку на скамейку, и она засерела грязным пятном на выбеленных солнцем досках.

Поодаль, на спортивной площадке, ребята гоняли мяч. Мальчик, оторвав завистливый взгляд от мяча, с досадой переместил забинтованную руку, сел поудобнее и выжидающе уставился на пешеходную дорожку…

Ему не терпелось хоть с кем-нибудь поговорить. Там, где он жил, – не поговоришь. Анжела Вадимовна всегда была занята, он не один у нее. А остальные – или мелкие, или слишком большие. Как Стас, например. Ага! Вот идет эта тетя! Он ее каждый день видит. Она всегда несет тяжелую сумку.

– Тетенька, здравствуй! А ты можешь со мной поговорить?.. Про что-нибудь, просто так. Заодно и отдохнешь. Вот садись сюда. Сумку ставь на скамейку, здесь хватит места. Скамейка такая теплая!

Женщина остановилась, раздумывая – сесть ей или идти дальше. В конце концов села. А мальчишка бойко продолжал:

– Меня зовут Никита. Мне уже скоро семь. Я, когда был совсем мелким, жил в этом доме, я помню. Каждый день сюда прихожу. И тебя всегда вижу, когда ты здесь идешь… А Стас не верит, что я здесь жил. И Анжела Вадимовна не верит. Это наша воспиталка, Анжела Вадимовна. Она говорит, что я придумываю, лишь бы убежать… И еще она говорит, что я пойду скоро в школу… А Стас большой уже, он нашим мелким как даст! А меня не трогает. Один раз только поколотил, и совсем не больно было!.. Он не хочет меня в свою компанию, говорит, не дорос еще…

На какое-то время пацан замолчал и, прищурившись, глядел на солнце. Женщина молча, с улыбкой наблюдала за мальчишкой, а тот продолжал:

– Правда, теплая скамейка? Это ее солнце так нагрело… Она и тогда была теплая, я помню, хоть и мелким был. Сейчас – большой: мне скоро семь.

В это время от удара мяча зазвенела металлическая сетка. Мальчик возбужденно вскочил, его лицо сразу же исказила болезненная гримаса. Он здоровой рукой прижал к груди перевязанную руку, как мог осторожно, присел на свое место, кивнув в сторону игравших:

– Во дебил! Кому он пасанул?!

Успокоившись и приняв привычный беззаботный вид, ребенок вновь обратился к женщине:

– Я, когда вырасту большим, знаешь кем буду? Ни за что не угадаешь! Вором. Ну добрым вором. Нам воспиталка читала такую книжку. Там написано, как один человек воровал много денег, а потом их раздавал. Кто хотел – брал!.. Я тоже буду всем раздавать. Я уже одной тете положил деньги в сумку, ну когда в трамвае ехал. А их увидела эта, другая. Такая противная! Ну у которой я кошелек стырил… Она подумала, что это та тетя у нее украла, которой я этот кошелек положил. Понимаешь? Ну уродка!.. Как стала орать, полицию вызвала… А я удрал. Как прыгнул с трамвая!.. Прямо на руку! Теперь гипс положили. Доктор сказал, треснуло что-то… Я воспиталке не сказал, что убегал с трамвая. Сказал, будто мячом так саданули. Стасу только рассказал. А он обозвал меня дебилом. Я знаю – за то, что кошелек не ему дал, а тетке в сумку положил… Зато наши все мелкие Стаса нюхариком зовут. А я не люблю обзываться…

Сидевшая рядом женщина непроизвольно переставила свою сумку на другую сторону и отодвинулась от мальчика. Тот, заметив это и изобразив жалобную гримасу, попросил:

– Тетя, не уходи еще, а?! Я тебе еще что расскажу: у меня была мама! Я ее помню. Когда был мелким, мы с нею в этом доме жили. Стас не верит, но я помню ее!..

Женщина, уже стоя, собравшись уходить, переспросила:

– А сейчас где твоя мама?

– Где сейчас? В командировке. Она живет там, в командировке, все время. Анжела Вадимовна говорит… А хочешь, я тебе расскажу про шрам на лбу? Это было давно. Я еще не умел удирать… Меня тогда поймали, Анжела Вадимовна вызволила. Уже зажило. А было знаешь как больно, когда доктор зашивал? Я даже плакал… Сейчас не плачу – большой. Мне уже скоро семь будет. Когда гипс накладывали, совсем не плакал! Меня даже похвалили.

Видя, что женщина намеревается уходить, мальчик таинственным голосом предложил:

– А хочешь, я тебе признаюсь, за что меня тогда поймал охранник из магазина? Ну после чего у меня этот шрам на лбу? У меня за пазухой была спрятана кукла! А козел-охранник не нашел ее, представляешь?! А к нам тогда привезли девчонку, мелкую совсем. Ну такая плакса-а, все время нюняет! Я отдал куклу ей. А она ее тоже за пазухой носит, чтобы никто не отнял, но нюнять перестала!

Глядя на женщину, мальчик доверительно делился своими планами на жизнь:

– Когда буду большим, может, найду эту командировку… И буду там жить, вместе с мамой… У этой девчонки-плаксы мама тоже в командировке, Анжела Вадимовна говорила… Тетя, а ты и завтра будешь здесь проходить, правда? Я каждый день сюда прихожу. А когда был еще совсем мелким – жил в этом доме!..

Женщина окончательно собралась уходить и уже сделала несколько шагов в сторону тропинки, когда взволнованный голос мальчика остановил ее:

– Ой, тетенька, погоди! Да подожди ты меня, говорю тебе!

Ребенок, поддерживая забинтованную руку, подбежал к ней со словами:

– Вот, возьми свой кошелек!.. Да нет, не надо мне денег! Зачем они мне? Не люблю я их. Это Стас очень любит деньги, он большой.

* * *

Идя домой, женщина вспомнила: несколько лет назад в доме произошел трагический случай. В одной из квартир во время пьяного дебоша погибла женщина от удара ножа. Нашли забившегося под кровать мальчишку и определили его в детский дом.