Не понимал Костик, как это получилось. Он котлеты не воровал! А оказалось так, будто украл. Но сам-то он лучше знает!
Утром они с Серегой поднялись тихо, чтобы не разбудить Нюшку – она еще мелкая и спит дольше. Мама рано ушла на ферму, оставила им на столе кастрюлю с гречневой кашей. Их мама теперь работает. Маленькие телятки народятся, а она за ними ухаживает.
Жаль, картошка в огороде еще не выросла, а каша эта уже надоела. Козу Майку положено доить только один раз в день, баба Паша подсказала. Сейчас Костик бросил Майке сена, чтобы не объедала ветки яблони.
Доит козу всегда Костик – научился. Старается, чтобы не увидели мальчишки. Попытались дразнить его «козодоем», но он дал тако-о-й сдачи… Правда, ему тоже попало, но с тех пор больше не обзывают. А коза никого к себе, кроме Костика, не подпускает, даже маму! Бодает, сволочь такая, рогами! Молока дает немного – еле-еле им на троих хватает. Иногда соседка, баба Паша, утром приносит для козы размоченные сухари в ведре. Тогда молока больше на целую кружку. Эту кружку баба Паша берет себе, говоря, что козье молоко очень пользительное при всех ее болячках.
Нюшка залезла как-то рукой в ведро, хотела вытащить себе сухарь, так Майка, зараза, рогами ободрала ей весь локоть. До сих пор болит!
А по утрам всегда хочется есть. Костик вспомнил, как совсем недавно их с Сережкой одна тетя угостила котлетами. Ее зовут тетя Оля. Она живет по этой же улице, только дальше. Ох и вкусные были котлеты! Завернула их тетя в большой зеленый лист лопуха, сказала: на всех. А они с Серегой, пока дошли до своего дома, чуть не все съели. Костик последнюю котлету изо рта у брата отобрал. Отнесли Нюшке, а она, еще глупая, и лопух тоже съела!
* * *
Вот и в этот раз они с Серегой, не сговариваясь, пошли в направлении, где бывает такая вкусная еда. Подойдя к знакомому дому, учуяли аппетитные запахи и стали заглядывать сквозь щели в заборе во двор. Не увидели никого, но исходившее благоухание заставило Костика решительно открыть калитку. Бросив на ходу брату: «Жди здесь!» – он зашел во двор. Надеялся Костик все-таки найти хозяев и попросить угощения.
Просить было не у кого, во дворе – пусто. Под окнами, на длинной лавке, стоял таз с водой. В нем возвышалась белая, расписанная красными розами, кастрюля. Из нее-то и исходил манящий аромат. Сверху, на крышке, лежал кусок кирпича. «Чтобы не залезли коты», – догадался Костик. Он, когда ставит кастрюлю с молоком под куст, чтоб остудить, тоже так делает. Мама научила. Мама многому Костика учит, говорит, что он старший в семье и должен знать, как хозяйничать. Маме одной не справиться.
Несмотря на кирпич и плотно прилегающую крышку, запахи из кастрюли заставили Костика забыть обо всем. Он подошел ближе, снял кирпич, потом крышку с кастрюли и, вдыхая аромат, взял обеими руками по котлете. В голове смутно мелькнуло, что надо бы взять еще одну, для Нюшки… Пока соображал, как взять третью котлету – руки-то две, – в доме скрипнула дверь. От испуга Костик уронил добычу обратно и, уже ничего не соображая, схватил кастрюлю за ручки, прижал к груди и шмыгнул со двора. Сережка, следящий за всем из лопухов, увидел бегущего брата и понесся вслед за ним. Бежали вдоль заборов, прячась под нависшими над оградой ветками. Когда оказались на значительном расстоянии от того дома, остановились передохнуть. Присели под развесистым кустом жасмина и молча, единодушно взяли по котлете… А потом обо всем забыли, так было вкусно!
Насытившись, мальчики перебежками, держась ближе к забору, направились домой. Костик прижимал кастрюлю к животу, прикрыв ее полами рубашки. Попавшаяся навстречу женщина подозрительно оглядела Костика, отчего братья припустили так, что в минуту оказались дома.
Трехлетняя Нюшка к тому времени проснулась и, никого не обнаружив, жалобно скривила рот. Она всегда ревела, когда оставалась одна.
Благоухающую вкусностями кастрюлю Костик поставил на стол. Жалобная гримаса на лице Нюшки исчезла, и она зачарованно уставилась глазами на яркую посудину. Затем неожиданно низким голосом промолвила два хорошо заученных слова:
– Котя, дай!..
* * *
Котлеты были съедены еще до обеда. Пустую кастрюлю Костик вынес из дома и поставил под куст бузины. Косте было настолько стыдно, что он избегал разговоров с братом и сестрой. Вся надежда была на то, что никто не узнает. А к вечеру он незаметно подбросит кастрюлю тете Оле… Если бы можно было вернуть все обратно!
Яркую посудину увидела проходившая мимо Татьяна. Она вспомнила, как утром соседка Ольга причитала у себя во дворе:
– Пусть бы котлеты забирали, на здоровье! Даст бог, еще приготовлю! Но кастрюлю зачем уносить?! Ее невестка подарила мне на Восьмое марта. Кастрюлька приметная, ни у кого такой нет!
Именно ее, приметную, одноглазый пес Штирлиц выкатил из-под бузины и, засунув голову по самые уши, вылизывал дно. Татьяна остановилась, подождала, когда пес убежит, зашла во двор и подняла пустую посудину… Яркие розы подсказали – это соседкина пропажа.
На вытянутых руках, как добытое в бою знамя, она занесла ее во двор Ольге, взахлеб передавая подробности:
– Я, когда встретила этих ободранцев, сразу почуяла: что-то не то! Поверишь, Олька, словно током мое сердце так и пронзило! – Для убедительности Татьяна увесистой ладонью ударила себя в грудь. – Что эта голытьба может нести, обхватив двумя руками?
Ольга, получившая свою пропажу, а потому пребывающая в благодушном настроении, старалась остудить пыл соседки:
– Да ладно! Поели дети, ну и на здоровье! Главное – кастрюля цела!
– И ты так это оставишь?! – взвилась Татьяна. – Нет, Ольгуня! Ты должна сходить к председателю и написать заяву, чтоб неповадно было!.. Хотя лучше я сама схожу. Кастрюлю-то я нашла во дворе у этой хлендры. Хотя какой там двор – мусорная свалка! Тьфу!
Татьяна презрительно сплюнула, попав плевком в пробегавшую мимо курицу, и направилась со двора Ольги. По дороге обдумывала, как бы поубедительнее написать заявление. Невзлюбила она эту Зинаиду с ее выводком детей, у которых папочки на горизонте не наблюдается! А еще Танькин муж Андрей чинил весной у этой приблудной окна. Председатель послал. Эта Зинка, как вернулась из города, поселилась в доме, оставшемся от ее умершей матери. Оно бы ничего, помочь надо, Татьяна не против. Но Андрей до сих пор восхищается «мужеством», видите ли, этой женщины! Прямо так и выразился! Будто такое хитрое дело нарожать детей, да к тому же без мужа!
* * *
Председатель Юрий Антонович, средних лет мужчина, трудился в это время над докладом, с которым должен был выступить в районе на совещании. Послышался стук в дверь, и, не дожидаясь разрешения, в кабинет вошла Татьяна. В руках женщина держала сложенный пополам лист бумаги.
Юрий Антонович, оторвав взгляд от своего сочинения, досадливо спросил:
– Чего тебе, Сидякина? Опять на мужа пришла жаловаться? Сколько раз повторять: время теперь другое. Сейчас не хочет мужик жить с женой – и никакой профсоюз не заставит!.. Так же и женщина может уйти к другому. Короче – демократия! Так что сама договаривайся со своим Андреем. Главное – без рукоприкладства!
Портрет Юрий Антоныча, председателя Бесединского поссовета, бессменно висел в районной администрации на доске почета под рубрикой «Наши лучшие». Главным в своей работе он считал заблаговременно уладить возникавшие распри и склоки. Чтобы, упаси бог, не пошли в район разные жалобы и доносы.
Поэтому, когда Татьяна торжественно положила поверх его доклада свою исписанную от руки бумагу, Юрий Антонович забеспокоился:
– Ты чего это здесь, Сидякина, написала? На кого? Лучше своими словами расскажи!
Председатель недовольно убрал лист бумаги со своего доклада и со словами: «Забери это!» – поднялся из-за стола. В коридоре послышался громкий разговор, потом стук в дверь, на что Юрий Антонович привычно ответил: «Да», – и в кабинет вошли двое мужчин в милицейской форме. Старший из них подошел к председателю со словами:
– Извини, Юрий Антонович, что без предупреждения! Поверь, без всякой задней мысли. Были с проверкой в Грушевке, дай, думаю, по пути и к тебе заедем. Галочку в журнале поставим, а время и бензин сэкономим. У тебя-то всегда все в порядке, проверять нечего.
Пока председатель божился, что он всегда рад любой проверке, Татьяна, взяв свое заявление, бочком, прижимаясь к стене, пробралась к выходу. Перед тем как выйти из кабинета, женщина сунула свою бумагу скромно стоявшему у двери милиционеру.
Юрий Антонович продолжал брататься с высоким гостем, и неожиданно прозвучавшая фраза «товарищ майор, здесь жалоба поступила!» была громом среди ясного неба.
Майор и председатель одновременно перевели недоумевающий взгляд на сержанта, державшего в руках бумагу. Затем Юрий Антонович, вспомнив, хлопнул себя по лбу и с облегчением произнес:
– А-а, это – Сидякина! Она при вас вышла из кабинета. Всю жизнь на мужа жалуется. Между нами говоря, баба вредная. Андрей, муж ее, стоящий мужик, главное – никогда не распускает рук! Ну а если налево когда посмотрит – его дело. Давай, сержант, заявление, и мы его в корзину. Я по нему уже провел работу.
Но сержант вдруг начал читать содержимое бумаги вслух:
– «Прошу председателя принять меры в отношении гражданки Радченковой Зинаиды, приехавшей недавно в наш поселок. Данная гражданка вместо того, чтобы смотреть за своими детьми, неизвестно от кого рожденными, между прочим, охотится за чужими мужьями. А ее дети в это время ходят по чужим дворам и воруют. Сегодня они своровали у Ольги Трусовой, моей соседки, кастрюлю с котлетами. Я самолично нашла эту кастрюлю у Зинки во дворе и вернула владелице Ольге. Но котлет там уже не было и в помине. А моего мужа Андрея данная гражданка Радченкова подговорила, и он весной, когда в своем хозяйстве много работы, целых два дня чинил ей окна. А она, бесстыжая, ни копейки не заплатила. Прошу председателя нашего поселка Беседино воздействовать на гражданку Радченкову Зинаиду в том смысле, чтобы она не склоняла к себе чужих мужей, и если нарожала байстрюков, пусть смотрит за ними. Заодно повлияйте и на мужа моего, Сидякина Андрея, чтобы не шлялся куда ни попадя, а держался законной жены. В этом тоже прошу мне посодействовать.
С надеждой на помощь Сидякина Татьяна».
Бесединский председатель, дождавшийся конца чтения, горячо выпалил:
– Ах, паршивка! Я же Андрею заплатил из поселкового бюджета «по благоустройству». Сейчас, товарищ майор, покажу все бумаги. Они у меня в отдельной папке, я их даже бухгалтеру не даю!
Пока Юрий Антонович судорожно открывал ящики стола в поисках нужных бумаг, майор внимательно перечитывал заявление.
– Вот, товарищ майор! – победно воскликнул председатель, держа в руке бумагу.
Но майор изменившимся тоном хмуро произнес:
– Тут такое дело, Юрий Антоныч… Дети. А сколько громких дел, связанных с ущемлением детских прав, расследуется сейчас, ты знаешь. Так что извини, давай рассказывай, что за дети, сколько их, откуда взялись (я имею в виду не буквально, а откуда приехали) и почему воруют?
Все сели за длинный стол. Сержант и майор в ожидании уставились на председателя. Тот достал из кармана аккуратно сложенный платок и, вытерев вспотевший лоб, начал:
– Радченкова Зинаида – это наша, бесединская. Здесь родилась и выросла. Ее мать умерла три года назад. Зинаида жила последние лет семь (точно не помню) в городе. Сейчас приехала с детьми и поселилась в доме, оставшемся ей от матери. Администрация поселка выделила средства, правда, небольшие, чтобы привести дом в порядок. Столько времени стоял без хозяина! Вот как раз Сидякин весной и ремонтировал окна. Недавно Зинаида устроилась работать на ферму – за телятами смотрит. Ну а дети… их у нее трое. Приехала без мужа, не знаю, они в разводе или нет. Алиментов, насколько мне известно, она не получает. Пока получит пособие на детей, администрация на первое время выдала Радченковой двадцать килограммов гречки. Ну а если по правде – фермер пожертвовал. У нас сами знаете, какой бюджет. Да, и еще: младшую девочку со следующей недели Зинаида будет водить в садик. Хоть там и переполнено, но заведующая по моей просьбе пошла навстречу…
Майор прервал председателя:
– Вижу, Юрий Антонович, что работаешь. Я и не сомневался в этом. Значит, так: заявление зарегистрируй, поставь подпись, а я все-таки со временем в органы опеки доложу. Черкни мне на бумажку ее фамилию. И эта, как ее, Радикова, пусть будет готова, предупреди. С опеки обязательно приедут проверять. Нам с тобой лишние передряги не нужны! Ну а пока – бывай!
Озадаченный Юрий Антонович попрощался с гостями, затем отправил посыльную тетю Валю на ферму – пусть Зинаида срочно идет в кабинет к председателю для разговора!
* * *
Ушатом холодной воды обрушилось на голову Зинаиды прочитанное председателем заявление Татьяны. Затем Юрий Антонович предупредил, чтобы приготовилась встречать представителей из детской опеки. Будут проверять условия содержания детей.
От этого известия женщине стало жарко, даже горячо! Нет, она была спокойна за условия. Свое нехитрое хозяйство она приведет в порядок сегодня же, наведет чистоту.
В панику впала из-за Анечки. Она не ее родная дочь. Все документы, конечно, в порядке – у Зинаиды оформлено опекунство на девочку. Но когда оно оформлялось, у нее был муж. Артем тогда таксистом работал.
А потом… Артем ушел. Зинаида из-за этого и в поселок вернулась, боясь очередной проверки из опеки. Для приемного ребенка должна быть полная семья. А женщина к тому времени уже не могла отделить Нюшку от своих детей. Когда пыталась мысленно это представить – получалась неразрывная цепочка: Сережка, Нюшка, Костик. Почему-то «Нюшка» всегда посредине – попробуй вырви ее оттуда!
* * *
Два года было Анюте, когда она с мамой Светой оказалась в доме Зинаиды. Светлана и Зина раньше вместе работали продавцами в магазине. Подружились. Обе приезжие. Светка приехала откуда-то из-за Урала. Зине запомнилось название Светкиной деревни – Щегловка.
Вскоре Зинаида ушла в декрет, родила второго мальчика, Сережку, и долго не видела подругу. Та явилась к ним в квартиру с плачущим маленьким ребенком на руках. Даже коляски не было. Артем тогда работал. Зина была дома с детьми.
Девочку переодели, покормили. Зинаида ни о чем не спрашивала подругу, а та молчала. Затем, чувствуя неминуемость разговора, произнесла:
– Зина, не знаю, что делать. Осталась одна с ребенком. Одно время ходила мыть подъезды, хоть какие-то крохи зарабатывала. А теперь и этого нет – фирмы комплексно обслуживают все дома. Завтра должна освободить квартиру, хозяйка предупреждала месяц назад. За прошлый месяц не заплачено. Деньги закончились два дня назад.
Зина во все глаза глядела на Свету, опасаясь, что та начнет рыдать. Света не плакала. Наоборот, ее глаза сверкали сухим блеском. Говорила отрывисто, решительным тоном:
– Зина, хочу завтра попытаться найти работу. Такую, чтобы ребенка можно было с собой брать. Мне одна знакомая говорила, что на овощебазу можно приходить с ребенком. Ты не бойся, только один день пусть у тебя Анютка побудет. Кроме тебя, мне некого больше просить…
Зинаида, как могла, мягко спросила:
– Света, прости, пожалуйста, можешь не отвечать, но… отец у Анютки есть? И где он?
Светлана помолчала, затем с тоской в голосе ответила:
– Наверное, он бросил нас с Анютой… Из роддома только забрал, оставил немного денег и уехал. Как сказал – на заработки. Еще сказал: напишет или позвонит… Но два года прошло, и ни слуху ни духу. Ясно – бросил. Жили-то мы с ним в гражданском браке.
Светлана горестно ухмыльнулась и продолжила:
– А дети не спрашивают, в каком браке жили, они все равно рождаются. Анюта записана на мою фамилию – Вишнякова. И отчество ее по моему отцу – Викторовна.
Женщина суетливо открыла сумочку, достала пластиковый пакет с бумагами и попросила:
– Зина, положи пока у себя. Это все документы на Анютку. Потом их заберу, а то завтра будут мне мешать в сумке.
В соседней комнате мирно играли пришедшие к полному согласию дети.
А дальше начался период, о котором Зинаида старалась не вспоминать. Она до сих пор не уверена, правильно ли поступила тогда? Да и поступала ли вообще? Все сделалось как-то само собой. Начать с того, что Света, оставив ребенка, не вернулась ни на второй, ни на третий день. Все это время Артем сначала отчитывал жену, затем, видя, что мать к ребенку не является, начал осыпать Зинаиду ругательствами:
– Только такая простофиля, как ты, могла оказаться в подобном положении! Иду сейчас же в полицию писать заявление!
Этого Зина больше всего боялась:
– Тема, но ведь девочку сразу в приют заберут! Как ты не понимаешь?
– Ну и пусть заберут, а нам-то что?
Пока уговаривала мужа, позвонила бывшая сотрудница Тамара. Сообщение было страшным – даже Артем на какое-то время замолчал.
Три дня назад на пригородной железнодорожной станции попала под электричку Вишнякова Светлана Викторовна. Обстоятельства гибели выясняются. Просят откликнуться, кто знал покойную.
* * *
Зина с Тамарой выпросили у директора магазина немного денег, остальные собрали у сотрудников, и Свету схоронили.
Зинаида не стала выяснять обстоятельства гибели – она их знала. Овощебаза, куда принимали, по слухам, на работу всех, даже с детьми, находилась за городом по курсу электрички, под которой погибла Светка. Значит, на работу ее не взяли. А может, взяли, но она выбрала другое, решив, что ее маленькой дочке будет у Зинаиды лучше, чем на овощебазе… А это значит, что ребенка покойная оставила ей, Зине.
За это время девочка прижилась в их семье. Вместе с Костиком и Сережкой стала звать Зинаиду мамой. Перед сном всегда просила рассказать ей сказочку про лягушку, которая в конце превращалась в красивую царевну. А резиновую лягушку клала с собой в постель, заботливо укрывая одеялом. Эту игрушку Зинаида нашла в оставленном покойной Светланой пакете, разбирая скудные вещички девочки. И старалась рассказывать сказку так, как когда-то слышала ее от своей покойной мамы.
Младший Сережа любил вязать на голове Анютки бантики. Он еще плохо выговаривал слова, Анютка у него стала «Нюшкой». А поскольку Нюшка все время играла с резиновой лягушкой, дразнил ее «Нюшка-лягушка». Позже, когда Нюшка научилась многим словам, она рассказывала Сережке, что лягушка притворяется, а на самом деле она – царевна. И Нюшка тоже царевна.
Как-то получилось само собой – отныне за этого ребенка отвечает она, Зина! Следовательно, хочешь не хочешь – девочка остается у них в доме…
Зина не была сентиментальной, более того, не понимала людей, берущих деток из детдома. Ладно, если своих нет, еще можно понять. Ну а к своим родным привести чужого и… кого первого кормить или по головке гладить?
Сейчас этот вопрос исчез сам по себе – кормила всех разом, по головке гладить было некогда. Тайком от Артема готовила все бумаги для оформления опекунства. Когда дошло дело до справки о доходах семьи, пришлось обратиться к Артему, который пребывал в ожидании, что вот-вот придут из опеки и заберут девочку.
– Так ты, оказывается, до сих пор никуда не заявляла о ребенке?!
Лицо мужа от справедливого гнева пошло красными пятнами. Но Зинаида за это время все продумала до мелочей:
– Тем, отдать девочку можно в любое время. Заяви, и к вечеру приедут и заберут. А ты не подумал, каким подспорьем будут для нас деньги от государства, если возьмем опеку над ребенком? Я со своими детьми все равно сижу дома, а так буду сидеть и еще денежки получать. Считай, пошла на работу.
Артем замолчал, задумался. С подозрением глядя на жену, уточнил:
– А можно потом отказаться, если… мало ли что?
– Конечно, Артем! Полно таких случаев по телевизору показывают.
– Некогда мне телевизор смотреть, работать надо, – проворчал муж, но Зина уже знала – добилась своего.
Надо было пройти еще одну проверку – представители опеки должны увидеть жилищные условия. Зина этого посещения побаивалась: квартира-то у них съемная, могут прицепиться, хоть и написала в бумагах, что в скором времени собираются купить собственное жилье. В действительности это была мечта Зинаиды…
Неожиданно легко прошла проверка жилья. Как ни удивительно, помогла этому… брошка. Пыльная, вся позеленевшая и совсем не золотая, в виде лягушки с выпученными глазами-стекляшками. Она лежала на стульчике рядом с детскими игрушками.
Сколько себя Зина помнит, эта брошка была у них в доме. Уже тогда пыльная и позеленевшая, в коробке между старыми пуговицами и булавками. Когда мама читала маленькой Зинке сказку о Царевне-лягушке, помнится, девочка брала в руки брошку, подносила ее ко рту и дышала, ожидая, когда та превратится в красавицу-царевну…
Проверяющая пересматривала детские игрушки, в руки ей попалась брошка… Дама так и не выпустила ее из рук, видно, уж больно понравилась лягушка. Пришлось отдать, да еще убедить, что эта старая брошка никому не нужна…
Зинаида ни капельки не жалеет. Когда вечером после всего перебирала бумаги, подтверждающие ее право на Анюту, перед глазами возник кусочек темного, неизвестного металла – лягушка.
«А ведь и правда – царевна! – мелькнуло в голове. – Вон чего благодаря ей добились!»
* * *
А потом пошла-поехала черная полоса… Артем все реже стал приходить домой. Постоянно ворчал, мол, под такой галдеж уснуть невозможно. И однажды в открытую собрал свои вещи. На столик, около телевизора, положил кучку денег, сказав, что меняет место работы и в ближайшее время денег не будет. И вообще, пока находится в семье чужой ребенок, на алименты Зинаида пусть не рассчитывает.
Зина не удивилась: чего-то подобное подспудно ожидала давно. Лишь попросила Артема не ставить пока в известность органы опеки. Там ведь главное условие, чтобы была полная семья – отец и мать… За это пообещала не требовать алименты вообще. На что Артем ухмыльнулся и насмешливо спросил:
– И как ты думаешь выжить с этой оравой? Дальше-то что будешь делать?
Зина, возмущенная этими словами (оказывается, он своих детей тоже считает оравой!), в ответ резко бросила, что первое пришло в голову:
– Я с детьми уезжаю. Так что тебя тревожить будет некому. А сама выхожу замуж!
Сказала и сама удивилась, точно так же, как Артем. Тот даже рот раскрыл от изумления. Только и смог произнести: «Ну и ну!» И ушел…
Ей бы выплакаться, попричитать о горькой доле, вообще о жизненной несправедливости… Не было этого. Не ощущала вообще ничего, кроме ответственности за эти маленькие живые души. Поэтому четко, трезво планировала свои действия.
Привела все документы в порядок и приехала со своим семейством в поселок, где поселилась в доме, оставшемся от покойной матери… Где-то слышала или читала: в жизни часто что-нибудь заканчивается, чтобы началось новое. У нее началась новая жизнь. И она сама – новая, только детки остались прежние, родные, у которых, кроме нее, никого нету…
* * *
Соседка Зины, баба Паша (Прасковья Кондратьевна), не могла нахвалиться Зинаидой, какая та работящая. Привела в порядок двор. Для козы Майки сама, без мужчинской помощи, соорудила загон, куда заводить животное на ночь и в непогоду.
– А детишки-то ее, не поверите, как муравьи! Цельный божий день работают рядом с мамкой. А малая-то, малая Нюшка, уцепится ручонками за край рядна и тянет, помогает старшему мусор перетаскивать.
Баба Паша расчувствовалась и из своих запасов, приготовленных на смерть, выделила молодой хозяйке кусок тюля для занавесок, справедливо рассудив, что смертный час еще неведомо когда придет, а любоваться занавесками можно прямо сегодня. Заодно и на свое окно новую занавеску сшила.
И козу Майку привела им также баба Паша – от Вальки Притычихи, дальней родственницы Зинкиной матери. Та было сначала заупрямилась – мол, на базаре за козу денег дадут, а с Зинки что возьмешь? На что Прасковья Кондратьевна, поджав губы, назидательно ответила:
– Там, в небесах, Валентина, все учитывается. Выживут трое деток – вон какой капитал тебе зачтется!
Пока озадаченная Валька пыталась подсчитать размеры небесных субсидий, баба Паша проворно обвязала шею козы припасенной из дому веревкой и повела Майку к новому месту жительства. Сразу же и молока кастрюльку надоила, в самый раз три чашки получилось.
* * *
На ферме, куда Зинаида пошла работать, надо было учиться всему, привыкать заново к сельской жизни, от которой уже отвыкла. Она уставала физически, иногда становилось совсем невмоготу – казалось, на теле живого места нет… Отдыхала только ночью, в постели. Костик и Сережка во сне посапывали, а Нюшка еще ожидала положенную ей сказку. Резиновую, потерявшую первоначальный цвет лягушку девочка держала в руках, напоминая маме Зине, о чем надо рассказывать. Бывало, Зина от усталости засыпала на полуслове, и Анютка сама досказывала. Тогда уж царевной всегда оказывалась мама Зина. Нюшка дергала ее за руку, пытаясь пальчиками открыть глаза, сообщала, что кто слушал – молодец, и мама Зина теперь – царевна.
Сегодня Зинаида пришла домой пораньше. Отпросилась у напарницы – предстояла разборка с Костей. Как-то незаметно Зина стала относиться к своему старшему, как ко взрослому. Даже боялась в этом себе признаться. Но признавайся, не признавайся, а Костик на целый день оставался с двумя младшими детьми. И до сих пор все было, слава богу, в порядке.
Заявление Татьяны совсем выбило ее из колеи. Предварительно закрыв Сережку с Нюшкой на кухне, женщина, сдерживая гнев и пытаясь быть спокойной, спросила Костю:
– Ты мне обещал, что будешь во всем помогать как старший мужчина в семье? Отвечай, обещал?
Задрав лицо кверху, чтобы не брызнули слезы, старший мужчина закусил губу и, глядя вбок, молча кивнул головой.
– Значит, опозорил на весь поселок – это и есть твоя помощь? Но даже не это главное… – Зина помолчала и с тоской в голосе продолжала: – Ты помнишь, что у нашей Нюшки была родная мама и она погибла? Ты помнишь, скольких трудов мне стоило оставить Анютку у нас в семье? – И с болью закончила: – Так вот, теперь ее у нас могут отобрать!
У Костика задрожали губы, и он откровенно заревел. Затем, вспомнив – мужчины не плачут, вытер кулаками лицо и с надеждой спросил Зину:
– Мам, все сделаю, только скажи, что? Хочешь, пойду к этой тете, попрошу прощения? Она добрая, это она нас котлетами раньше угощала, поэтому я и пошел к ней. Может, не заберут Нюшку?
– Заявление-то не Ольга писала, у которой вы стырили котлеты. Сидякина Татьяна написала. И теперь из опеки приедут с проверкой, а у нас семья неполная…
Женщина обхватила голову руками и скорбно раскачивалась взад-вперед. Костик, нахмурив брови, воровато вытирал постоянно набегающие слезы.
Какое-то время молчали, затем Зинаида вдруг громко произнесла:
– Погодите, а почему мы не можем сказать, что наш папа остался в городе работать? И приедет, когда заработает денег? Официального-то развода нет, слава богу. Я за это алиментами заплатила! – сказала она и победно поглядела на Костика. – Ты слышишь, Костя? Кто бы ни спросил, где папа, отвечай – работает, скоро приедет. Слышишь?
Затем они с Костей начали наводить порядок в доме. Работали тихо – Сережа с Анюткой уже спали. Открыв кухонный шкафчик, Зина проверила лежащие на полке два пакетика – один с конфетами, второй с печеньем. И напомнила Косте, чтобы не трогали ни конфеты, ни печенье. Это лежит на случай для «проверяющих», мол, смотрите, у нас все есть. Костя, потупив глаза, ответил:
– Мам, мы с Сережкой не берем. А Нюшка, когда я не вижу, берет конфеты. Ты посмотри, там одни фантики в пакете.
Зинаида озабоченно развернула пакет, вытащила оттуда пустые яркие обертки. На дне осталось три конфетки. Она положила конфеты на стол, сказав Костику:
– Будет вам назавтра по конфете. Я займу до получки у Катерины десятку, куплю целый пакетик, положим на полку. Не придут же они сразу завтра!
Костик с умилением поглядел на конфеты, затем с покаянным видом сказал:
– Не люблю я, мам, конфеты. Лучше Нюшке свою отдам, пусть кушает.
Утром следующего дня Костя первым делом подоил Майку. Потом покормил Анютку и Сережку гречневой кашей, залив ее предварительно молоком. Закусили конфеткой. Нюшка, съев обе конфетки, разгладила обертки и, чувствуя что-то не то, одну обертку протянула Костику со словами:
– Котя, тебе!
А у Кости голова была забита вчерашним разговором с мамой. Он боялся. Как взрослый, был вынужден помнить все, что касалось их семьи. Через два дня он будет водить Нюшку в садик. Первое время – на полдня, с обеда и до вечера, пока девочка привыкнет. Мама об этом ему еще позавчера сказала. Сказала и, видимо, забыла. А он все помнит. Представил себе, что «из опеки» придут в садик и заберут Нюшку, а они с мамой и знать не будут. И он решил действовать. Не верилось, что ничего нельзя сделать!
Приказав Сережке закрыться с Нюшкой в доме на крючок и никого чужого не впускать, Костя надел новую рубашку, приготовленную мамой к школе, вылил оставшееся молоко в пустую баночку, обернув ее куском газеты, взял с собой и вышел во двор. Огляделся вокруг, стал думать. Походил по двору, собрав скудный букетик. В нем несколько запыленных ромашек, несколько веточек тысячелистника и еще какие-то мелкие, невзрачные цветочки – короче, собрал, что было. Костик вспомнил, как их папа когда-то пришел домой с букетом цветов для мамы. Она тогда была веселая целый день! Мальчик с сожалением посмотрел на свой невзрачный букетик и направился вдоль по улице.
Подошел к знакомому забору и стал громко звать хозяев:
– Тетя Оля, откройте калитку, я хочу к вам зайти!
Сначала никто не откликнулся, но Костик упорно звал:
– Тетя Оля-я-я!
– Иду, ид-у-у! Сейчас открою! Кто там?
Женщина открыла калитку и с удивлением уставилась на мальчика. Потом спохватилась и, посторонившись, сказала:
– Ну заходи, коли пришел!
Костик зашел во двор, стал перед женщиной и, протянув свой букет, произнес:
– Это вам! Тетя Оля, простите меня, что утащил ваши котлеты. Я больше не буду!
Потом, освободив банку от бумаги, протянул молоко женщине.
Удивлению Ольги Трусовой не было предела: во-первых, она не помнила, чтобы кто-то дарил ей букеты, поэтому так и держала чахлые цветочки на вытянутой руке. Второй рукой она машинально взяла банку и, так же не зная, что с нею делать, спросила:
– А это что?
Костя с готовностью ответил:
– А это козье молоко. Очень пользительное для здоровья. Баба Паша говорила. Это тоже вам, пейте! Только простите меня. Если не простите, у нас могут забрать Нюшку!
Ольга видела, что мальчик изо всех сил сдерживается, чтобы не заплакать. Она подошла к скамейке, поставила банку с молоком, затем пригласила мальчика:
– Иди, садись! Рассказывай, почему это у вас заберут Нюшу, или как ее?
И Костик, спеша, проглатывая окончания слов, рассказывал… Про заявление, про опеку, про Нюшку. А Ольга Трусова слушала и разглядывала букетик. Он ей очень нравился. Надо сейчас же поставить в водичку. А потом сходить прямо с мальчишкой к председателю.
Понятно, Танька Сидякина – балаболка, это все знают (как только ее Андрей терпит?). Но Юрий Антоныч-то что себе думает? Мыслимо ли так детей пугать из-за каких-то котлет? Тьфу!
Ольга сняла фартук, сказала Костику: «Подожди, я сейчас!», зашла в дом и вынесла что-то, завернутое в бумагу. Протянула Костику со словами:
– Возьми, будет вам к обеду!
Но мальчик в испуге шарахнулся в сторону, даже прикрылся руками со словами:
– Нет, нет! Тетя, нам не надо, у нас все есть!
Ольга положила обратно сверток на крыльцо и со словами: «Ладно, позже возьмешь» – скомандовала:
– Пойдем!
Костя поверил этой тете. Он еле поспевал за ней, не знал, куда они идут, но шел.
А Ольга всю дорогу неизвестно кому выговаривала:
– Совсем человечность потеряли! Так не только детей – людей всех перепугать можно!
Ведя за руку Костика, Ольга зашла в кабинет к председателю. Невероятно изумился Юрий Антонович такому тандему. До этого он все еще работал над своим многострадальным докладом. Отодвинув в сторону бумаги, председатель вопросительно глядел на вошедших, ожидая, что будет дальше. Ольга подтолкнула Костика вперед и, выговаривая чуть ли не по слогам каждое слово, сказала:
– Юрий Антонович! Вы должны это знать: в нашем поселке более воспитанного мальчика, чем этот, – нет!
После чего торжественно положила на стол перед председателем невзрачный букетик, уже основательно измятый.
– Ничего я не пойму, Трусова. Что за траву ты мне положила?
На лице женщины отразилось негодование, и она с презрением в голосе ответила:
– Это не трава! Это – цветы, не видно разве? А подарил мне их сегодня вот этот молодой человек. Я и не припомню уже, когда мне дарили цветы. Его зовут Костя. А пришли мы к тебе, Юрий Антоныч, чтобы исправить ошибку, которую ты допустил в своем председательском кресле!
Удивлению Юрий Антоныча не было предела: он никак не мог разглядеть среди этой травы цветы, и потом – какая ошибка? И как эти двое могут ее исправить?
А Ольга Трусова продолжала:
– Я что, не имею права приготовить котлеты и отдать, кому захочу? Это что же творится такое? Я отдала кастрюлю с котлетами вот этому мальчику. Он должен был принести мне ее вечером. Так эта балаболка Танька увидела во дворе Зинаиды кастрюлю и приволокла мне! Кто ее просил? А потом тебе написала заяву. А ты, Юрий Антоныч, хоть я тебя и уважаю, – опростоволосился, потому как поверил этой Сидякиной!
А детки у Зинки замечательные. Ты бы видел, как сегодня Костик дарил мне цветы, как принес мне козьего пользительного молока. Сказал: «Пейте, тетя Оля!» Да обойди весь поселок – не найдешь такого обходительного мальчика!
Ольга прижала голову Костика к себе, а председателю скомандовала:
– Давай пиши опровержение сейчас же! А потом телефонируй в район. Чтобы они там успокоились и не приезжали сюда. Нечего пугать детей.
Трусова в порыве чувств чмокнула Костика в голову, шепнув ему на ухо: «Не волнуйся, сынок, никто вашу Ушку не заберет».
Председатель начал было отговариваться, мол, Трусова должна сама написать опровержение и расписаться, но Ольга спешила домой – много работы, поэтому не допускающим возражений тоном отрезала:
– Мы тоже грамотные – ты напиши, а я поставлю подпись. Сам накосячил, сам и исправляй! Давай бумагу – распишусь. Главное, звони в район. А мы пошли.
Взяв мальчика за руку, вышла из кабинета, предварительно забрав со стола свой букет.
Юрий Антоныч опять позвал тетю Валю, наказав ей пойти на ферму к Радченковой и на словах передать, что все улажено и никакой проверки не предвидится.
– Скажи, Валентина Петровна, Зинаиде, что Ольга Трусова, владелица кастрюли, аннулировала заяву Сидякиной. Так, что все в порядке. И напомни ей, что с завтрашнего дня может вести в садик девочку.
* * *
С вечера Зина сложила Анюткину одежду в стопочку и напутствовала Костика насчет завтрашнего дня:
– Костя, резиновую лягушку завтра Анюте в садик не давай! Я ее пока спрячу… А то еще затеряется где-то. Это единственное, что ей осталось от мамы…
Зина замолчала, отвернувшись от Костика, вытерла фартуком глаза. Затем продолжила:
– А если будет канючить, скажи, что лягушка будет спать дома и ждать, когда Анюта придет из садика. Я вечером приду пораньше, вместе сходим за Нюшкой. Посмотрим, как она там. А дальше ты будешь сам ее забирать.
Когда Зинаида прибежала домой на следующий день, чтобы идти с Костей забирать из садика Аню, старшего нигде не было дома. Сережка увлеченно разбирал недавно подаренный бабой Пашей детский экскаватор, оставшийся от ее внуков. На вопрос, где Костик, Сергей ответил, что Костя повел Нюшку-лягушку в садик.
– И его до сих пор не было? – заволновалась Зина.
– Нет, не было. Но он меня покормил кашей с молоком.
Но Зинаида уже этого не слышала, она бежала к садику.
Помещение детского сада находилось на бывшей территории колхозного правления. Вокруг зеленели кусты жасмина, сирени. Зине бросилась в глаза темная фигурка, согнувшаяся под развесистым кустом жасмина. Подошла ближе. Костик сидел, подперев руками подбородок, и глядел на дорогу, ведущую за поселок.
Зина поначалу испугалась: уж не заболел ли, да так, что не может и домой идти?
– Костя, что с тобой? Что ты делаешь здесь? Почему не пошел домой?
У Зинаиды было много вопросов, но от волнения она замолчала. Глядела на сына и ждала хоть какого ответа. А Костя, не отрывая глаз от дороги, произнес:
– Стерегу, вдруг из района приедут те, ну… проверяющие. А Нюшка тут одна, без нас. Мало ли что… А вон и наша царевна играет – смотри, мама!