В районном центре, около базара, жила гадалка. По слухам, старушка угадывала всю правду. Плату за это брала умеренную – один рубль или десяток яиц. Ее клиенты приезжали из окрестных сел. Узнать судьбу хотелось всем, и поэтому в базарные дни к гадалке выстраивалась длинная очередь из женщин.
Настя продала на базаре три десятка яиц, старую курицу – она уже не неслась – и решила зайти к гадалке. Но не для того, чтобы узнать судьбу. В подобную ерунду она не верила и считала старуху шарлатанкой. Да и судьба ее, слава богу, была при ней – муж и два взрослых сына. Насте был нужен приработок, а она чувствовала, что сможет не хуже этой старушки морочить бабам головы. В селе, где она жила, ее звали Настя-цыганка. Ее семью – мужа Максима и сыновей – считали почему-то цыганами. Причина была в ее муже. Максим давным-давно, мальчиком лет четырех, оказался в селе то ли забытым родственниками, то ли брошенным. Добиться от ребенка каких-либо сведений было невозможно. Да, он был похож на цыганенка. Курчавые черные волосы, смуглая кожа. Только глаза синие, что сбивало сельчан с панталыку. Прозвище Цыган укоренилось навсегда. Рос мальчик в чужой многодетной семье и был там за работника. Повзрослев, стал спокойным, рассудительным парнем, что не сочеталось с горячим цыганским нравом.
Интересную версию высказала в свое время баба Паша. Ее считали знатоком цыганского вопроса: ее хата на краю села оказывалась каждую весну и лето по соседству с цыганским табором. О цыганских обычаях она знала больше, чем кто-либо. Поведала баба Паша следующее.
В некоторых цыганских родах бытовало правило: если у цыганки рождалась двойня, то признавался ребенок, первым увидевший свет. Остальные же (сколько бы их ни было), по преданию, считались проклятием для всего рода. Опытные повитухи обычно знали свое дело, и за определенную мзду на свет рождался только один, первый ребенок. Но случались ситуации, когда рождались все созданные природой младенцы. Тогда мать, чье сердце не позволяло выбросить дите, прятала его, сколько могла. Когда ребенок подрастал, выдавала его за подкидыша и оставляла в каком-нибудь селе, выбирая двор побогаче, даруя ребенку жизнь.
Что касается Максима, баба Паша уверена, что он был вторым, увидевшим свет, а может, и третьим, – все в жизни бывает. Тот табор больше не приходил в село. Через некоторое время стали появляться другие цыгане.
Все давно об этом забыли. Самой бабе Паше уже восемьдесят лет. Ее покосившаяся хата стоит на краю села, но цыгане уже много лет как не появлялись.
Максим привез жену Настю из дальнего поселка, вызвав недовольство женской половины села. Молодая жена была под стать мужу – смуглая, чернявая и, как донесли вездесущие кумушки, без роду-племени. Но за себя и близких постоять умела, язык был что твоя бритва!
Настя стояла в очереди к гадалке, радуясь, что нету вокруг знакомых. Вышедшая из заветной двери молодуха с раскрасневшимся лицом сообщила, что яйца больше гадалка не принимает:
– Готовьте деньги, по рублю! Яйца некуда класть – две корзины полные.
Настя зажала в руке приготовленный рубль и мысленно представила, как в ее дом потечет прибыль: яйца и деньги. Нет, в ее доме недостатка не было. Максим – работящий мужик, сызмальства привык трудиться. Но если в семье два сына, значит, надо строить второй дом. Две невестки вместе не уживутся. Конечно, если старший, Андрей, женится на Люське Ступаковой, будет полегче. Люська одна у отца и матери, а богатства хватило бы на троих невест. Они гуляют – Сережка, младший, поведал Насте по секрету. Но дополнительный заработок Насте ой как бы пригодился! Она сегодня присмотрится, как гадалка встречает клиентов, что говорит, поучится. Так уж и быть, отдаст за это рубль!
* * *
Покидая гадалку, Настя презрительно ухмылялась и думала про себя:
– Я получше буду гадать! Ко мне перейдут все ее клиентки!
Выйдя из автобуса – он курсировал в базарные дни между районным центром и селом, – Настя поспешила домой. Мысли крутились вокруг новой деятельности. Она решила: надо заявить о себе как о гадалке. Мужу и сыновьям знать об этом не обязательно. Подходя к дому, Настя встретила девушек – Стаську и Павлинку. Перед будущими свекровями заискивали все девицы на селе. С Настей же особенно – у нее два сына. Девушки остановились и слаженно, в унисон произнесли:
– Здравствуйте, тетя Настуня!
А простоватая Павлинка бесхитростно спросила:
– А что ваш Андрей сейчас делает?
Лицо Стаськи зарделось, и она цыкнула на Павлинку, потянув ее за рукав. Настя, проигнорировав вопрос, снисходительно ответила на приветствие, а про себя ухмыльнулась и пробормотала:
– А ведь тоже на что-то надеются!
На «рынке невест» эти девицы не котировались. Павлинка – нескладная девка-перестарок, да к тому же глуповата. Стаська служила именем нарицательным – если какой мамаше хотелось припугнуть дочку, она говорила:
– Будешь ты у меня на танцы ходить в таком платье, как у Стаськи!
Стаська, миловидная, хрупкая девушка маленького роста, была сиротой. Жила с дальней родственницей бабой Клавой в покосившейся старой хате, давно ожидавшей ремонта. Бабе Клаве было за семьдесят, к тому же она любила выпить.
Все это пронеслось в голове Насти. Она хотела открыть калитку – зайти во двор, но вдруг неожиданно для себя произнесла:
– Заходите, девчата! Я хочу вам что-то сказать. Особенно тебе, Стасю!
Про себя же подумала: «Надо же когда-нибудь начинать – это будут мои первые клиентки!»
От такой неожиданной милости девицы даже испугались и ошалело посмотрели друг на друга. Настя открыла калитку, посторонилась и решительно подтолкнула Стаську и Павлинку во двор. А зайдя в хату, усадила их за стол. Порывшись в картонной коробке из-под обуви – в ней хранила всякую всячину, – достала колоду потрепанных карт (ими Андрей и Сережа играли, когда были маленькими). О картах давно забыли, и ими никто не пользовался.
Настя села за стол напротив девушек, подвинула к ним вазочку с конфетами, приглашая угощаться, и, протянув к Стаське ладонь с колодой карт, сказала:
– Сними часть!
Стаська опасливо, одним пальцем сдвинула карты, сразу же отдернув руку, будто обожглась, и непонимающе уставилась на Настю. Павлинка пребывала в недоумении: это не помешало ей засунуть в рот конфету.
Настя, как заправская ворожея, высветила нижнюю карту, вокруг нее стала выкладывать остальные. Выдержав многозначительную паузу, гадалка (теперь будем называть ее так) поведала:
– Что было – не буду говорить, ты и сама знаешь. А вот что будет – скажу. Червонный валет имеет к тебе интерес. Да еще какой! Потому как здесь рядом и сваты – король бубновый и валет, вот видишь? Десятка и восьмерка бубновые – это свадьба. Так что готовься, девонька, замуж скоро пойдешь!
Стаська переводила испуганный взгляд с карт на Настю. Павлинка хотела о чем-то спросить, но, услышав про свадьбу, так и застыла с открытым ртом. Свежеиспеченная невеста Стаська, придя в себя, осмелилась спросить:
– Тетя Настуня, вы что, умеете гадать? А я и не знала…
– Да, – оживилась Павлинка, – мы и не знали, что вы умеете гадать!
Настя, с важным видом поджав губы, ответила:
– А кому же тогда и уметь, как не мне? Не была бы я Настя-цыганка! Так что кто хочет узнать судьбу – пусть приходит ко мне. Так всем и скажите. Плата такая же, как и в районе, – десяток яиц или рубль.
После паузы гадалка рассудительно добавила:
– Можно, конечно, кусок сала… С тебя, Стасю, как с первой клиентки, сегодня ничего не возьму. А теперь уходите, мне надо свиней кормить!
С пылающими щеками Стаська и сочувствующая ей Павлинка вышли из дома и, забыв, что шли в магазин, направились в обратную сторону. Настя была уверена, что уже к вечеру полсела будет знать, что она гадает. Павлинка постарается, ее хлебом не корми – дай поболтать.
Женщина занялась домашними делами, напевая вполголоса – настроение у нее заметно улучшилось. Она была уверена: дело у нее пойдет отлично! Надо говорить всем о том, что они хотели бы услышать, то, что им приятно. Понимала Настя и то, что сегодня со Стаськой она хватила лишку, угораздило такое нагадать!
У девицы и парня-то никогда не было. Откуда ему взяться? На танцы в клуб Стаська не ходит – нечего надеть. Мог бы многодетный вдовец позариться, взять за работницу. Но какая работница из тонкой, как хворостинка, от недоедания Стаськи? Да и вдовца не было.
Ну ничего, зато девица будет жить в ожидании, все радость! Настя, услышав громкий разговор, выглянула в окно. Старший Андрей пришел с работы и стоял около калитки, разговаривая со Степкой-гвардейчиком.
Степку в селе могли бы называть Божьим человеком, не будь у него слабости к выпивке. В двадцать пять лет его умственные способности приближались к уровню семилетнего ребенка. Родителей он лишился в детстве, вырастила его родная бабка Марта – она искренне его жалела. Был он безобидным, добродушным созданием. Приставку «гвардейчик» к своему имени Степка вытребовал сам.
Несколько лет назад, когда был объявлен очередной призыв ребят в армию, наряду со всеми повестку прислали и Степке. В военкомат его повезла старая Марта. Как уладили вопрос, никто не знает. Распространились слухи, что в военкомате после этого случая ходило много анекдотов и кого-то уволили. Новобранец Степка вернулся с бабкой к вечеру домой. На следующее утро он прицепил себе на грудь пышный шелковый бант красного цвета, завязанный из ленты бабы-Мартиного приданого, и гордо пошел по улице. Встречным говорил, что его зачислили в гвардейский полк и называть его теперь следует «гвардеец». «Гвардейчик» выговаривалось легче, стал Степка гвардейчиком.
Его навязчивой идеей было сватовство. Предварительно попросив бабку Марту перевязать заново его гвардейский бант и закрыть Пиратку в сарай (пес – помеха в деликатном деле), Степка торжественно шагал в центр села, подходил к парням, сообщая: сегодня он сватается, а их приглашает в свидетели. К этому давно все привыкли и не обращали внимания, Степку угощали рюмкой-второй. Пьяненкий, он сваливался, где стоял. Всякий раз его сватовство на этом и заканчивалось.
Тогда за ним прибегал по следу пес Пиратка – природа вложила ему в голову часть Степкиного разумения. Пес занимал оборонительную позицию, никого не подпуская к хозяину, и заливался лаем до тех пор, пока на его голос не приходила старая Марта.
* * *
Настя заканчивала домашние дела: из печи вытащила пышные хлеба – успела спечь (завтра суббота – выходной день). Хлеб удался на славу, с таким не стыдно и свататься идти, мелькнуло в голове у женщины. Старший сын Андрей (он приходил с работы первым) зашел в дом, рассказывая матери об очередном Степкином сватовстве. Настя, чтобы поддержать разговор, машинально ответила, думая о своем:
– Так он же ни к какой девушке не подойдет, только языком мелет.
На следующий день Настя, управившись по хозяйству, пошла в магазин – он находился в центре села. Ее мысли вертелись вокруг вчерашнего гадания – оно, если честно признаться, не давало Насте покоя. Подходя к магазину, Настя увидела Степку-гвардейчика на удивление трезвым. Рядом сидел Пиратка. Пес не терпел пьяниц и злобно рычал на всех, кто подходил к Степке с рюмкой. Насте на ум пришла летучая фраза, гуляющая по селу. О девушке, которой не светило выйти замуж, говорили: «Да ее разве что Степка-гвардейчик посватает!»
Настя решительно подошла к Степке, Пиратка не возражал, благодушно виляя хвостом, и начала издали:
– Как дела, Степан?
Степка встрепенулся, взял под козырек и громко ответил:
– Я – гвардеец!
Хотел было дальше что-то рассказывать, но Настя оборвала:
– Да знаю я, знаю, что ты – гвардеец! Там девушка тебя ждет, влюбилась в тебя, а ты здесь баклуши бьешь! Знаешь Стаську бабы Клавы? Беги к ней быстрее, сватайся – она уже заждалась! Помнишь, где их хата стоит?
Степка усиленно закивал головой, Настя опасливо оглянулась, не слышит ли кто их разговора, и отошла от парня. Степка, придерживая рукой бант, стремглав бросился по дороге так, что Пиратка от неожиданности залаял и устремился за хозяином.
Возвращалась Настя домой довольная. То, что Степка побежал к Стаське, она не сомневалась. Похвалила себя за находчивость.
Стаська все это время находилась в лихорадочном состоянии. Она не верила гаданию. Но гадалка затронула мучительные для девушки струны. До сих пор Стаська запрещала себе об этом думать. Но сейчас пришлось признаться себе: она любила Андрея-цыгана. Любила молча, безнадежно. Как и когда это случилось – она не знала. Ей казалось, что она любит его всю жизнь. Об этом догадывалась Павлинка.
Стаська всю ночь не спала, поднялась ни свет ни заря и уже к полудню напекла хлеба. Баба Клава, проснувшись, стала ворчать. С прошлой недели хлеб еще не закончился, тот надо доедать, никакой муки не хватит! Увидев румяные караваи, баба Клава смягчилась, сказав:
– Да ладно уж, дай-ка мне кусочек свеженького… Умеешь ты, Тася, хлебушек печь, слава богу!
Стаська разрезала каравай пополам, из середины вырезала кусок помягче и подала бабе Клаве. Во дворе послышался собачий лай и громкий мужской голос. Стаська открыла входную дверь и, не выходя за порог, увидела Степку-гвардейчика.
Она всегда жалела парня и старалась быть с ним приветливой. Вот и сейчас Стаська, несмотря на встревоженное настроение, тепло спросила:
– Тебе что-то надо, Степа? Хочешь, дам тебе свеженького хлебушка?
Степка, дико вращая глазами, что ему было несвойственно, взял под козырек и отрапортовал:
– Сватать тебя пришел! Вот только сейчас Пиратку прогоню и пойду к тебе в хату поговорить с бабцей Клавой. У бабци Клавы есть товар, а я – купец, гвардеец!
Стаська оторопела, ничего не понимая из бредовых речей Степки. В это время подошла баба Клава. К этому моменту она успела поправить здоровье одной рюмочкой. Этого было маловато, и настроение бабы Клавы было паршивое. Она слышала, что говорил Степка, и, в отличие от Стаськи, все поняла. Разгневалась баба Клава ужасно!
– Вот еще придурка у нас во дворе не хватало! А ну прочь отсюда! И чтобы духу твоего здесь не было!!
Пес Пиратка – он до сих пор сидел в сторонке, усердно выкусывая блох, – вскочил и зашелся заливистым лаем. Степка бормотал что-то невразумительное. Он почему-то снял с груди свой бант и совал его Стаське. Стаська, еще надеясь спасти ситуацию, пыталась успокоить бабу Клаву. Но та в гневе была грозной. В руках у нее оказался увесистый веник, и она, подняв его тяжелым концом вверх и оттеснив Стаську с порога, пошла на Степку. Тот в панике развернулся и побежал, за ним устремился пес. Возмущение бабы Клавы обрушилось на Стаську:
– А ты, простофиля, уши развесила и слушаешь! С самого начала надо было гнать этого остолопа!
– Бабцю, не гневайтесь, он ведь больной человек! – пыталась уговорить старуху Стаська.
Баба Клава не поддавалась на уговоры и негодующе продолжала:
– Этот слабоумный опозорил наш двор! Добро б приличный жених пришел. А так получилось, как раньше в старину – дегтем ворота вымазали!
– Бабцю, а что после этого было? – испуганно спросила Стаська.
– А тогда эта девушка уже не могла выйти замуж – никто ее не сватал! – уже благодушнее ответила баба Клава, потому как вспомнила, что в дальнем углу в тумбочке стояла бутылка: из нее еще можно нацедить рюмку. Стаська, чтоб что-то ответить бабе Клаве, сказала:
– Я замуж все равно не пойду, так что это не имеет никакого значения.
Баба Клава, уходя в дом, ворчливо ответила:
– Все девушки так говорят. А сами аж пищат – так замуж хотят!
Стаська усмехнулась на слово «пищат». Конечно, она хочет выйти замуж, только за одного, который каждый вечер идет мимо ее, Стаськиной, хаты на свидание с Люськой Ступаковой. Иногда со Стаськой здоровается. А вот и сейчас идет. Сегодня раньше обычного – выходной.
У Стаськи было одно платье, в котором она могла показаться на люди. Обычно, когда Андрей шел мимо ее хаты на свидание, она всегда это платье надевала, вдруг он не только поздоровается, но и остановится… Сейчас она была в старой юбке, в которой управлялась около печи. А переодеться уже не успеет! Стаська опустилась на скамейку около куста жасмина – отсюда она всегда смотрела на Андрея до тех пор, пока дорога не поворачивала в сторону. И вдруг ей стало так горько, что она начала громко всхлипывать. Слезы крупными каплями стекали по щекам на старенькую блузку. Из носа тоже потекло, и Стаське пришлось громко высморкаться в подол юбки. Ей было обидно, что к ним пришел дурачок Степка и она не успела переодеться в единственное платье, а тот человек, для кого она переодевалась в это платье, идет к Люське Ступаковой. В конце концов ее нос распух и стал, как свекла, красным от слез. Стаська еще раз трубно высморкалась, найдя сухое местечко в подоле, подняла глаза… перед ней стоял Андрей-цыган.
Первым стремлением Стаськи было убежать, памятуя, в каком она виде, но потом, вздохнув, решила, что теперь уже все равно, и невпопад глухим голосом сказала:
– Здравствуйте!
Андрей с любопытством глядел на девушку, осознав неловкость ситуации, решил объясниться:
– Здесь такой гвалт стоял! И почему-то Степка-гвардейчик прогарцевал галопом по дороге… Я подумал, надо кому-то помочь. А ты почему плачешь, Стасю?
Стаська подняла на него глаза. Она уже не плакала, а думала, как бы так подняться, чтобы Андрей не увидел мятый подол ее юбки, в который она сморкалась. Услышав разговор, вышла воинственно настроенная баба Клава, думая, что вернулся Степка-гвардейчик. Увидев Андрея, старуха расплылась в улыбке:
– А вот такому гостю мы рады! Жалко, нету рюмочки поднести!
Стаська, пользуясь моментом, живо поднялась и бочком шмыгнула в дом, где переоделась и причесала волосы, а затем вернулась обратно. Баба Клава изливала жалобы, радуясь благодарному слушателю:
– Мы бедно живем. Моя Таська – сирота. На птицеферме, где она выхаживает маленьких цыплят, платять мало. А я уже старая – хто хочет, тот и обидит… Но зато какого хлеба моя Тася сегодня напекла! Хозяйским дочкам такого никогда не спечь!
В это время подошла Стаська. Ее щеки покраснели от стыда – она слышала весь разговор. Зачем бабця так унижается перед этим задавакой? Кто он для них? Пусть идет к своей крале, уже и так задержался! Баба Клава продолжала:
– Скажу тебе, сынок, по секрету: Тася думала, что сегодня придет жених свататься… Кто-то ей такое нагадал. Мне Павлинка шепнула. Она поэтому и хлеба напекла. А вместо жениха дурачок пришел! Вот она, бедная, и плачет.
Стаська решительно обняла бабу Клаву за плечи, стараясь направить ее к двери, одновременно говоря Андрею:
– Не слушайте вы бабцю. Никто нас не обижает!
Потом после паузы с горечью добавила:
– Кому мы нужны?
Вот эту ее фразу «Кому мы нужны?» Андрей будет помнить всю жизнь. Из-за этих слов, сказанных с такой безысходностью, он вдруг осознал, что Стаська нужна ему, Андрею. Годы спустя он не мог понять, почему так случилось.
А тогда Стаська, извиняясь, деликатно напомнила, что ему пора идти, а за сочувствие, конечно, спасибо!
Андрей не спеша достал сигареты, закурил, сел на скамейку, где до того сидела Стаська, и спокойно ответил:
– А я никуда не спешу, сегодня же выходной день.
В это время вышла баба Клава и, держа в руке полуслепого цыпленка, неизвестно к кому обратилась:
– Вот это все наше богатство. Заведующая птицефермой списывает искалеченных цыплят в отход, а моя Таська их подбирает да домой приносит, а потом кормит с пипетки, выхаживает.
И уже обращаясь к Стаське, продолжила:
– Делай ему что-нибудь, он пищит – мочи нет, наверное, замерз!
Стаська обеспокоенно взяла цыпленка на ладонь, поднесла к губам и стала на него дышать, забыв обо всем, кроме этого заваливающегося на бок цыпленка. Андрей глядел на Стаську во все глаза. Потом вдруг представил практичную Люську Ступакову с цыпленком в руке. Ему стало смешно, и он, не выдержав, хохотнул. Стаська вздрогнула, приняв смех Андрея за издевательство, и дрожащим от обиды голосом выговорила:
– Нечего насмехаться! Идите себе, куда шли!
Андрей опешил, если не сказать – запаниковал. Ему не хотелось уходить, а как успокоить Стаську – не знал, и он, как в омут головой, выдал:
– А я к тебе шел! Бабця мне сказала, что ты жениха ждала. Вот я и пришел!
Андрей чувствовал, что его несет в опасную сторону, но остановиться не мог. А потом на него нашло какое-то разухабистое настроение, и он продолжал:
– Хлеб я не взял, но возьми вот это!
И он протянул Стаське маленький прозрачный пакетик, в котором сверкало колечко с голубоватым камешком. Вспомнив, что кольцо куплено для Люськи – она отличалась дородностью, – быстро вышел из положения, объяснив:
– Если будет велико – заменим, я же не знал размера.
Стаська шарахнулась от протянутой руки Андрея, но взгляд оторвать от колечка не могла. Ничего красивее она до сих пор не видела! В дверях появилась баба Клава. Не скрывая, что все слышала, деловито ответила Андрею: с большой вещи маленькую сделать можно всегда. Проворно взяв из руки Андрея пакетик с колечком, ушла в дом. Сразу же вернулась, как будто все было подготовлено, неся на полотенце румяный каравай, присыпанный сверху щепоткой соли. Баба Клава торжественно, на вытянутых руках, с поклоном поднесла Андрею хлеб со словами:
– Возьми, сынку, хлеб-соль! Потом, как договоримся – так вас и благословлю!
От стремительности действа Андрей опешил, машинально подхватив руками каравай. Стаська же так и пребывала в неподвижности. Потом очнулась и голосом, взывающим к разуму, выговорила:
– Бабцю, опомнитесь! Над нами насмехаются!
В это время Андрей пришел в себя и поцеловал хлеб, как того требовал обычай. Сунул каравай за полу пиджака, придерживая одной рукой, второй взял руку бабы Клавы и с низким поклоном также поцеловал:
– Спасибо, бабцю, за хлеб-соль и за Стасю! Приду с родителями, и будем советоваться, когда лучше сыграть свадьбу.
Потом развернулся и поспешно ушел со двора. В голове путалось, он никак не мог сообразить, что же он наделал? Замедлив шаги, стал думать. Мать его давно пилит, чтобы он женился на Люське Ступаковой. Такую богатую невесту могут увести из-под носа. Но вот уже полгода как не уводят, а Люська стала считать Андрея собственностью. Вынужден был купить с получки колечко. Давно она шпыняет, мол, Андрей скупой и не делает ей подарки. Не понимает он в подарках ничего, лучше дать деньги, пусть сама покупает!
Он вдруг вспомнил, как Стаська смотрела на колечко… Ему не жалко, пусть девка порадуется! К дому Андрей подошел, никакого решения так и не приняв. Про себя же подумал: свадьба с Люськой откладывается, и это почему-то привело его в хорошее настроение.
Андрей зашел в дом, молча положил хлеб на стол и стал раздеваться. Настя занималась домашними делами. Она случайно посмотрела на стол и, увидев каравай хлеба, удивленно воскликнула:
– А откуда чужой хлеб у нас в доме? Да пригожий какой!
Она вопросительно посмотрела на Андрея. Тот ничего не ответил, но лицо его было каким-то странным: то ли растерянным, то ли озабоченным. Настю словно током пронзило – наконец-то!
– Сынок, слава богу, ты посватался! А какой славный хлеб Люська печет, не хуже моего!
Настя на радостях позвала Максима. Тот зашел, улыбаясь, кивнул Андрею.
– Смотри, отец, какой теперь хлеб будет печь наша невестка! Молодец Люся!
Андрей, ерзая на стуле, в конце концов кисло промолвил:
– Мама, погодите – этот хлеб пекла не Люська!
– Ничего, – не растерялась Настя, – значит, мать, Ступачиха пекла, так и Люсю научит!
Настя трогала хлеб руками, принюхивалась, кусочек отщипнула, положив себе в рот. Пожевав хлеб, причмокнув от удовольствия, проглотить не успела – Андрей брякнул:
– Этот хлеб бабы-Клавина Стаська пекла!
Хорошо Настя не глотала в это время! С закрытым ртом она, не издав ни звука, опустилась на стул – он стоял рядом. Максима тоже поразило то, что сказал Андрей. Но больше его беспокоило безмолвие Насти. Она уставилась в одну точку и так и сидела.
Видя непонятное, а от этого еще более тревожное состояние матери, Андрей струхнул. Но решил, что уж коли так получилось, значит, на Люське он не женится, что уже хорошо! Люське он слова не давал. Почему-то все, кроме него, и Люська в том числе, решили, что он должен на ней жениться! Не нравилась она ему. И чем больше узнавал ее, тем больше не нравилась! А слово он дал сегодня Стаське, вернее – бабе Клаве. Вон и хлеб с солью принес. Слово надо держать, он – мужчина… Ему вдруг вспомнилась Стаська с цыпленком в руке, и на его лице появилась неожиданная улыбка. Потешная девка. Какими глазами на колечко смотрела, хотя, признаться, оно дешевое. Хорошо, что колечко не попало Люське, та бы сразу определила его цену и пилила бы его…
Мысли Андрея поплыли дальше. Надо к свадьбе (как будто дело уже решенное!) Стаське те часики, которые видел в магазине, купить. Уж больно красивые, правда, дорогие. Но зато интересно будет смотреть на ее лицо, когда она их получит! Так думал Андрей, забыв, в каком состоянии находилась мать.
Настя все еще продолжала сидеть, но уже пришла в себя. Не думая, она отрезала порядочный ломоть от Стаськиного каравая и, откусывая большие куски, с остервенением их пережевывала. Ее мысли крутились вокруг выходки Андрея. Она даже поругать его не могла, считая, что это ее там, в небесах, наказали то ли за насмешку над Стаськой, то ли за своевольное решение стать в одночасье гадалкой.
Было еще одно объяснение: она – самая даровитая ворожея, сегодня нагадала, завтра сбылось! На этом она и остановится, потому как сама в это поверила.
Настя поднялась, налила в чашки молока (к тому времени подошел и Сережка), все сели за стол. Максим и Андрей опасливо посматривали на Настю, Сережка, еще ничего не зная, подшучивал, как всегда, над старшим, а точнее, над его пышнотелой невестой Люськой, но, почувствовав напряжение, замолчал, посматривая на всех с недоумением. Настя, допив молоко, будничным тоном обращаясь к Андрею, сказала:
– Завтра пойдешь к молодой с хлебом.
Сережка удивленно воскликнул:
– А что за дела такие? Почему же тогда сегодня Люська была такая злющая, спрашивала меня, где Андрей?!
Он хотел дальше продолжать, но Настя его остановила:
– Наш Андрей женится на бабы-Клавиной Стаське!
Сережка удивленно воскликнул: «О-о-о!», так и застыв с открытым ртом.
Андрей, еще не веря, что обошлось малой кровью, виновато напомнил матери:
– Мама, у бабы Клавы не на что играть свадьбу!
– Большую новость ты мне сказал! Кто бы сомневался! Завтра к нам приходит колий – поросенка колоть. Как раз к свадьбе будет. Всем хватит.
В Стаськином доме были не менее жаркие разговоры. Хотя баба Клава пребывала в благодушном состоянии, предвкушая (в чем она не сомневалась) приятные события. Она уговаривала раскрасневшуюся Стаську примерить колечко, та отмахивалась и пыталась уговорить бабцю не верить ни одному слову насмешника. Всем известно: у него есть невеста – Люська. На Стаськины доводы у бабы Клавы был ответ:
– Деликатный хлопец. Мне даже руку поцеловал и за тебя, Тася, благодарил. Если бы не хотел жениться, зачем бы благодарил?
Так ни до чего и не договорившись, Стаська и баба Клава легли спать. Услышав размеренное похрапывание бабы Клавы, Стаська тихонько поднялась, взяла со стола колечко и, воровато оглянувшись, надела его на средний палец. Оно было великовато, но она крепко зажала палец и, отставив руку, восхищенно смотрела, как переливается на свету камешек… Вздохнув, сняла колечко и положила на стол.
На второй день к вечеру в Стаськином доме все блестело. Двух хромоногих цыплят вынесли в сарай. В прихожей стоял в оловянном кувшине (когда-то в нем хранили молоко) огромный, из разных цветов букет.
Баба Клава в новом платке и пестром фартуке сидела у окна, наблюдая за прохожими. Для нее это было единственным развлечением. Стаська в своем парадном платье сидела, как всегда, на скамеечке, спрятанной под кустом. В просвете между листьями просматривалась дорога, откуда всегда шел Андрей к Люське. Сегодня воскресенье, наверное, тоже пойдет. Стаську начинало поколачивать, хотя на улице стоял август месяц. А вот он и показался!
Уговаривая бабу Клаву не верить этому зубоскалу, Стаська, не признаваясь себе, приняла все всерьез и ждала Андрея. Даже щеколду на калитке откинула загодя. Вот Андрей поравнялся с их домом… Она, сцепив руки и затаив дыхание, будто ее могли услышать, напряглась. Сейчас он повернет к ним!
Но Андрей прошел мимо, как проходил раньше много раз… Стаська стремительно поднялась из укрытия и спешно направилась в дом. Она успеет бросить вдогонку гаду его поганое колечко!
Тем временем Андрей, положив в пластиковый пакет завернутый Настей в чистое полотенце каравай хлеба, шел к Стаське. По пути он завернул в магазин, купил бутылку красного вина и кулек пряников. Увидев на своем обычном месте Степку-гвардейчика, угостил его пряником, отметив про себя: Степка почему-то без привычного атрибута – красного банта.
По дороге к Стаськиному дому Андрей в голове прокручивал события последних суток. Осознав одно: он хоть и женится, но, слава богу, не на Люське, – мысленно утешил себя: сейчас многие разводятся, и он также в любую минуту может развестись.
Погруженный в задумчивость, Андрей по привычке, как делал это множество раз, прошел мимо Стаськиной хаты, но вовремя вспомнил и, торопливо обернувшись назад, зашел во двор бабы Клавы.
В это время Стаська выбежала из дома. В крепко зажатом до побелевших пальцев кулаке находилось злополучное колечко: она намерилась бросить его на дорогу вслед ушедшему к Ступачихе Андрею.
Но Андрей во весь дюжий рост стоял перед нею! Изумление Стаськи было велико: ей даже захотелось потрогать Андрея рукой. Парень догадался, что его забывчивость не прошла незамеченной, и попытался выкрутиться, сказав, что хотел зайти к другу Володьке, но передумал.
Стаська счастливыми глазами снизу вверх смотрела на Андрея, как на икону. Баба Клава, как всегда, оказалась рядом и пригласила дорогого гостя заходить в дом.
Позже ни Андрей, ни тем более Стаська не могли вспомнить, о чем было говорено во время этой встречи. И только баба Клава все последующие дни перед свадьбой живописала всем соседям сватовство Андрея к ее Тасе. С каждым разом ее рассказ обрастал новыми подробностями. Лишь финальная часть рассказа была неизменной: взволнованный жених, стоя на коленях, просил у бабы Клавы руки Таси.
Через несколько дней в дом невесты пришли на переговоры родители жениха – Настя с Максимом. Бабу Клаву настолько поразила авторитетность будущих родственников, что она перестала поправлять здоровье рюмочкой. Стаська пребывала в лихорадочном состоянии, так для себя и не решив, счастлива ли она. Приходила Павлинка, жалобно смотрела на Стаську, пыталась о чем-то спросить, но замолкала на полуслове, очнувшись, с удвоенным рвением помогала кормить хилых цыплят – Стаська их с завидным постоянством приносила в дом.
На деньги жениха купили платье для невесты. Оно было простеньким, без изысков, но, когда молодая его примерила, Павлинка благоговейно сложила руки и глядела на Стаську, словно на сказочное диво.
Однажды, когда Стаська и Павлинка в очередной раз разглядывали разложенное на кровати свадебное платье, в дом неожиданно зашла Люська Ступакова. Баба Клава в это время была на огороде, и помешать Ступачихе зайти в дом было некому.
Стаська, скорее изумленно, чем испуганно, глядела на Люську, а Павлинка, широко раскинув руки, закрыла собой свадебное платье. Остановившаяся у порога Люська, не обращая внимания на Павлинку, презрительно глядела на Стаську. Хотя, по разумению Люськи, глядеть было не на что. Худая Стаська под взглядом Ступаковой съежилась и напоминала мышонка, загнанного в угол сытым котом. Пренебрежительно хмыкнув, Люська развернулась и, не сказав ни слова, вышла из дома.
Она так и не поверила (даже после свадьбы), что ее Андрей может жениться на этой замухрышке, объясняя его женитьбу злой насмешкой.
Свадьбу решили сыграть в доме жениха. Гостей было немного – близких родственников у молодых не было. Стаська настояла, чтобы подружкой невесты на свадьбе стала Павлинка. Погода благоприятствовала жениху и невесте – был жаркий солнечный день. Во дворе собрались соседи. Пришел Степка-гвардейчик в сопровождении бабы Марты и пса Пиратки. Парни подходили к Степке с вопросом, куда девался его гвардейский бант. Он горделиво отвечал, что бант он подарил невесте.
Когда Андрей привел молодую жену в дом, младший Сережка взял над ней опеку, называя ее Славиком и по праву считая ровесницей. Он был всего на год моложе Стаськи – ему было восемнадцать. Настя, полагая, что несет крест за грех, старалась быть ласковой с невесткой.
Стаська наконец-то уверовала: Андрей – ее муж, и почитала всех его родных вплоть до кота Маркиза.
Однажды в магазине, куда утром зашла Настя, острые на язык кумушки ехидно спросили:
– А что, Стаська твоя еще спит, что сама в магазин идешь?
Настя, свысока всех оглядев, чеканя каждое слово, ответила:
– Мою невестку зовут Станислава! Она сегодня уже напекла хлеба полную печь и ушла на работу!
Все замолчали, стали озабоченно искать что-то в сумках, а ближайшая соседка Насти угодливо, растягивая слова, проговорила:
– Да, бабоньки! У Настуси Станислава работящая, я живу рядом – все вижу!
Андрей все реже стал думать о разводе. После работы он спешил домой. Стаська встречала его каждый раз так, будто они не виделись долгое время. Как-то Андрей, вспомнив, что колечко, подаренное Стаське до свадьбы, ей велико, хотел взять его и отдать в мастерскую. Но Стаська горячо стала его уверять: колечко ей в самый раз и не надо никакого другого, а если оно чуть велико, так она поправится, и тогда уж точно будет в самый раз! Андрей вынужден был согласиться. Лишь на второй день принес ей те часики, что приметил еще до свадьбы.
Вскоре Стаська действительно поправилась – она забеременела. О разводе Андрей не вспоминал и был бы очень удивлен, если бы кто напомнил об этом. Однажды, придя домой, вытащил из сумки красавца петуха, пустив его по комнате. На одну ногу петух хромал, но это его не портило, сразу видно: будет предводитель.
– Помнишь, Славцю, как ты его врачевала, когда я пришел к тебе свататься? А сейчас гляди, какой красавец вырос!
Стаська ворчливо открыла дверь, выгнала петуха в сени, заметив, что для этого есть сарай, а в доме держать курей негоже. А потом, не выдержав, рассмеялась и, что греха таить, кинулась Андрея обнимать.
Глядя на молодых, Настя иногда позволяла себе усомниться: был ли вообще грех с ее стороны? Вон они как милуются! Правда, Стаська пришла в дом без приданого, разве что хромого петуха баба Клава передала. Да и то Настя подозревала, что Андрей принес этого петуха, чтобы его Славця меньше скучала… Ну и бог с ним, с приданым. Андрей стал работать за троих, как узнал, что Стаська родит ребенка.
Единственное, Настя для себя твердо решила: карты она в руки больше не возьмет, с гаданием покончено раз и навсегда. Хотя и был один только раз. Удивительно, что к Насте никто больше не обращался с просьбой погадать! Оказывается, Павлинка, как это ни странно, никому не проговорилась.
Следующей весной, в срок, как и положено, Стаську отвезли в районную больницу рожать. Весь медперсонал диву давался, как такая тщедушная, почти девчушка, родила двух горластых бутузов. Удивительно, что молока у мамаши было вдоволь, хватало обоим малышам.
Описывать чувства домашних не стоит. Смешнее всех в радости был Андрей. Он взял отпуск и каждое утро, как на работу, ехал в районную больницу, становился под окном роддома, где лежала Стаська, и ждал, когда ему покажут малышей.
Отец Андрея Максим в жизни во всем полагался на жену. Но когда узнал, что стал дедом сразу двоих внуков, повел себя несколько странно. Не то чтобы он не обрадовался… Он как-то озаботился. Непререкаемым тоном, жестко, чего за ним никогда не замечалось, Максим сказал:
– Детей сразу будем крестить! Привезем Славку с детьми из роддома и священника. Я узнавал, он живет недалеко от больницы!
Настя хотела было что-то возразить, но непривычное выражение лица Максима ее остановило.
Детей благополучно покрестили. Крестной матерью была Павлинка, крестным взяли младшего брата Сережку.
Долгие годы после этой истории Стаську приглашали на все свадьбы месить тесто на каравай для молодых. По обычаю тесто должна месить самая счастливая в замужестве женщина.