Антон, сделав несколько шагов, остановился. За его спиной с грохотом закрылась железная дверь. Он глубоко вздохнул, осмотрел пристальным взглядом всех присутствующих, затем поздоровался.

— Доброго здоровья всем присутствующим в Хате.

В ответ послышалось несколько вялых приветствий, вроде и тебе не хворать.

— Не весело встречают здесь гостей. Ну ничего, переживем. А кто в хате смотрящий?

— Ну я, а тебе зачем? — раздался ленивый голос лежащего у окна огромного детины.

— На какую шконку прикажешь кости бросить?

— А сам догадаться не можешь? Ложись вон на самую крайнюю, что у параши стоит. Там тебе будет уютно, и мешать никто не будет.

— Смотрящий, ты случайно ничего не попутал? В хате уйма свободных шконок, а ты меня посылаешь к параше. Ты меня совсем не знаешь. Не хорошо с твоей стороны, не по понятиям это.

— Ты что это, баклан, учить меня, бывалого урку, понятиям станешь. Да я тебя… — стал подниматься громила с угрожающим видом.

— Да какой ты бывалый. Смотрите мужики, у этого бывалого ментовская школа на лбу нарисована. Ты, милок, случайно не ошибся адресом. Тебе не сюда, а в красную надо, там твои кореша сидят. Нормальным уркам в одной хате с красноперым сидеть заподло, — и, видя замешательство детины, добавил еще масла в огонь, — мужики, я вот в толк не возьму, с каких это пор в хате стала руководить откормленная свинка, а не матерый волк? Или это только в вашей хате так заведено?

— Да я тебя… — весь красный от натуги детина бросился на Антона.

Антон ждал этого. Он не зря выводил того из себя, и это у него получилось. Разъяренный как носорог, детина бросился в атаку. Когда надвигающаяся на него огромная туша попыталась нанести удар, сделал шаг влево и, уклоняясь от его удара, сам, что есть силы, правым кулаком ударил противника в солнечное сплетение. Сильный удар в совокупности с движущей массой тела получился довольно мощным. Удар достиг своей цели. От мощного удара детина согнулся по палам.

Антон, отступая в сторону, пинком в зад добавил неуправляемому телу еще инерции. Детина, согнувшись от боли, сделал еще несколько шагов и, ударившись головой о дверь, рухнул на пол.

— У кого есть вопросы ко мне?

Вопрос его повис в воздухе без ответа. Стоявший недалеко от него парень, быстро вскочил на верхнюю кровать и затаился в уголке. Антон пожал плечами.

— Странные вы какие-то. К вам подселили нового человека, а у вас нет ни одного вопроса.

— Да какие тут могут быть вопросы, — повернулся в его сторону один из парней, — и так понятно, что всем хочется власти. Каждый приходит и ведет борьбу.

— Я что-то не пойму тебя, что за борьба здесь происходит?

— Как, что за борьба. Был у нас один смотрящий, пришел на его место другой. Потом пришел ты, побил его. Завтра или через неделю придет другой, который побьет тебя. И так до бесконечности.

— А ты, я смотрю, философ. Но в твоих рассуждениях есть одна ошибка. Я не собираюсь быть смотрящим.

— Это почему же?

— Первое, я не люблю занимать чужое место. Второе, мне не нравится, когда занимают место самозванцы.

— Как это самозванцы?

— Очень просто. Вот эта груда мяса — элементарная наседка. Вам надеюсь не надо объяснять, что такое наседка. Он вам навешал лапши на уши, а вы и повелись. К тому же и силушку применил немалую, вон у некоторых до сих пор его памятки на лицах не прошли.

— А я тебя вспомнил, — подошел к нему коренастый мужчина, лет сорока. — Это ведь ты был в ИТК-18, когда мы там бузу замутили.

— В 18-м был, это точно, но вот тебя почему-то не помню.

— Это и не мудрено. Ты ведь не мог тогда всех нас запомнить. Тебе от всех зеков большая благодарность. Только благодаря тебе мы тогда остались живы. Ты тогда правильно сказал, что нас всех пустят в расход, а оказалось, что пострадал только ты один. Ты когда заслонил Черепа, мы грешным делом подумали, что все, амба, тебя застрелили насмерть. Не знаю почему, но Череп был уверен, что ты остался жив. Он тогда говорил, что на таких как ты, Россия держится.

— Ничего, пусть мои враги не радуются. Я еще жив пока. Но теперь, я не на той стороне, а на этой, и заслонить теперь никого не смогу, — посмотрев в сторону лежащего амбала, тихо добавил, — разве вот так, кулаками от таких ублюдков, как он и ему подобных.

— Для меня, к примеру, не важно на какой стороне ты, главное, чтобы человек был правильный, для меня этого достаточно. За то, что ты сейчас держал мазу за нас, тебе нижайший поклон от всех.

— Давай не будем об этом. Главное, что наша первая встреча состоялась. Мы не враги друг другу, а это самое главное, — повернувшись к молоденькому парнишке, сказал, — посмотри, жива эта свинина или уже ласты склеил.

— Живой, — весело сказал парнишка, — только в отрубе.

— Хорошо. Ты стукни в дверь, пусть вертухай ему доктора позовет. Он своей головой дверь помял, не дай бог еще помрет.

Парень постучал в дверь кулаком и отошел вглубь камеры. Все разошлись по своим кроватям. Антон и его новый знакомый остались сидеть за столом.

Вскоре открылось окошко, в нем показалось недовольное лицо Максима.

— Кому здесь не сидится спокойно? Если кому-то захотелось в карцер, то я быстро устрою.

Молодой парнишка, осмелев окончательно, выскочил в центр камеры и крикнул Максиму.

— Эй, вертухай, зови доктора. Здесь человеку плохо. Если помрет, то вы опять на нас его труп повесите. С нас хватит и своих.

Окошко закрылось. Вскоре открылась дверь. В камеру вошли Максим и его напарник.

Максим, глядя на лежащее на полу тело, грозно спросил:

— Что произошло? Эй, новенький, это ты его так?

— Не, гражданин начальник, — не унимался мальчишка. — Это он сам. Мне кажется, что у него с головой не все в порядке. Представляешь, он лежал, потом как заорет, что готов написать явку с повинной. Потом побежал к двери, но споткнулся и врезался в дверь своей башкой. Мы смотрим, он не шевелится. А вдруг он помер? Я страсть как боюсь мертвяков, — сказав это, он взобрался на верхнюю кровать и, прикрывшись потрепанным одеялом, стал трястись, изображая страх.

— Шкет, прекрати паясничать, говорите, что здесь произошло.

— Гражданин начальник, все так и произошло. Шкет говорит правду, — стали настаивать на правдивости его слов сокамерники.

— Ладно, потом разберемся. Ваня, давай его вытащим в коридор. Нужно позвонить доктору, пусть его осмотрит.

Они, подхватив лежащего подмышки, с трудом вытащили безжизненное тело в коридор. Когда за ними закрылась дверь, все облегченно вздохнули.

— Зуб, — Шкет уже крутился вокруг стола, — теперь ты опять будешь смотрящим?

— Я теперь не знаю, что делать. Теперь он главный, — смутившись, Зуб посмотрел на Антона.

— Мелкий, сядь и не мельтеши перед глазами, — ответил за него Антон. — Будет Зуб смотрящим, никуда не денется, по крайне мере, пока не пойдет по этапу.

— Здорово, а то этот боров загонял меня. Шкет сделай то, Шкет принеси это, Шкет налей, Шкет прибери. Загонял напрочь.

— Ты особенно не обольщайся, теперь я буду тебя гонять. У меня тоже не забалуешь.

— На тебя, Седой, я не в обиде буду, ты все же свой мужик, а не то что этот бугай.

— Седой? Это что, ты мне новое погоняло придумал?

— Ты извини, как-то само собой вырвалось. Ты на вид еще очень молодой, а весь седой до последнего волоска.

— Не извиняйся. Все равно мне придумали бы кликуху. Седой не хуже других кличек. Пусть будет, я не в обиде.

— Слушай, Седой, а в тебя, правда, стреляли? Неужели красноперые?

— Да, нашлись такие. Вот смотри, — Антон расстегнул рубашку, показывая ему шрам от ранения.

— Ничего себе, смотрите мужики, правда, стреляли. Прямо в сердце.

— Не совсем в сердце, но очень близко. Я тогда долго в больничке лежал. Спасибо доктору, можно сказать, что с того света вытащил.

— Я бы, наверное, не выжил, — робко скал Шкет.

— Значит не надо подставляться. Тебе вообще, пока молодой, с девчонками гулять надо, да на танцы бегать в свое удовольствие, а ты по тюрьмам свою молодость и здоровье гробишь.

— А сам-то ты, тоже не на курорте паришься.

— Ты, сынок, на меня не равняйся. Я в свое время погулял. Ты не смотри, что я молодо выгляжу, у меня двадцать с хвостиком лет в войсках спецназа. Меня после этого ранения на пенсию определили. Вроде как по состоянию здоровья.

— А за что тебя к нам определили? Тебе, я полагаю, красная зона должна светить. Статья-то серьезная у тебя?

— Да какой я красный, я ведь пенсионер, значит обыкновенный человек, как все. Но я с тобой согласен. По закону я должен сидеть в красной зоне. Каму-то очень хочется, чтобы я сидел именно с вами. Меня даже к вам бросили только с одной целью, чтобы вы меня хорошенько пресанули. Видишь ли, я у них вроде как в несознанке.

— Интересно, а что они тебе шьют?

— Мне проще перечислить, что они не шьют. На мне участие в незаконных боях на ринге, есть такие незаконные бойцовские клубы. Еще на мне, как минимум, семь трупов, наркота, валюта, а к этому добавь серьезно замазанный ствол, вот в совокупности мне светит как минимум вышка. А вообще я сижу здесь за то, что по сути я честный человек. Я честно служил своей родине. Дослужился до полковника. Имею множество наград, в том числе и боевых. Если ты не знаешь, за что в наше время дают боевые награды, то я скажу. Я принимал участие практически во всех боевых точках нашей планеты. Это, конечно, секретная информация, но то, что власть со мной так обошлась, это снимает с меня все обязательства перед ней. Я уже здесь больше восьми месяцев парюсь. Все это время меня в одиночке держали, а теперь после неудачи в вашей камере они, скорее всего, пойдут на крайнюю меру. Им не остается ничего другого, как только грохнуть меня. Я думаю, что именно этим закончится мое присутствие здесь.

— Нифига себе. Вот это расклад.

— Ладно, мелкий, заканчивай свой допрос. Ты лучше достань из моей сумки сигареты. Это мой скромный вклад в общий котел. Другого все равно нет. Мне передачи некому носить, да если бы и принесли, все равно не пропустят, а после того как наседку раскрыл, опять в одиночку бросят. Я скоро разговаривать разучусь.

— Ты, Седой, не отчаивайся. Пока человек жив, он живет надеждой. Не знаю как тебе, но мне почему-то кажется, что у тебя будет все хорошо, — философски заметил Зуб.

— Ну, что мы все обо мне, ты, Зуб, расскажи, что произошло в тот день в зоне, после того, как меня подстрелили?

— Ты и так все помнишь, наверное. Я начну с того места, как раздался тот злополучный выстрел. Никто из нас тогда не предполагал такой подляны. После выстрела все растерялись, не понимая, что происходит. Стали приходить в себя, только когда ты упал. Твои ребята тогда здорово сработали. Один лег на тебя, прикрывая своим телом, а остальные закрыли вас плотным кольцом. Когда они направили оружие в сторону администрации, мы догадались, что выстрел был с их стороны. Ты, по-видимому, был еще в сознании, и что-то сказал своему бойцу, потому что он сказал: «Приказ командира — огонь не открывать».

Тогда один из твоих бойцов, повернувшись в сторону администрации, гневно крикнул:

— Предупреждаю, если прозвучит еще один выстрел, или я услышу щелчок затвора, мы за своего командира разнесем в пух и прах весь ваш курятник.

Такой яростной речи мне не приходилось еще слышать. У нас даже дрожь пошла по телу от этого голоса. Затем уже тихим голосом приказал нам без паники следовать в бараки. Мы потом из окон видели, что твои бойцы, дождавшись, когда скроется последний зек в барак, положили тебя на автоматы и понесли к воротам. Остальные держали оружие на изготовку, готовые в любой момент открыть огонь. Когда тебя эвакуировали, и все понемногу успокоились, мы долго обсуждали этот инцидент. Тогда мужики говорили, хоть ты и красным для нас был, но и многие из нас пошли бы на ножи за тебя. Вся зона тебя уважать стала. А знаешь почему?

— Скажи, мне это очень интересно.

— Да потому, что все видели, как твои еще юные по сути мальчишки, закрывали тебя своими телами и готовы были защищать своего командира, даже не зная, жив ты или нет. Мне тогда показалось, что твои ребята, если бы в них стали стрелять, все как один погибли бы, но не отступили бы. Череп тогда тоже слышал, как ты сказал своему солдатику, чтобы огонь не открывали.

Зуб замолчал, о чем-то сосредоточенно думая. Было видно, что воспоминания даются ему нелегко. Антон видел, что его что-то беспокоит, но торопить не стал.

— Я после выстрела многое стал понимать совсем не так, как до этого. Меня поразил голос твоего подчиненного. Было видно, что он в ярости, и готов мстить за тебя, но, тем не менее, очень спокойным голосом сказал.

— Мужики, все без суеты и паники, организованно идите в барак, если что, мы прикроем.

Такого из нас ни кто не мог предположить. Я не знаю почему, но в тот момент, все как военные построились в колоны и двинулись к баракам. Каждый из нас тогда спиной чувствовал, что в любой момент откроется стрельба, ведь они не пожалели даже тебя, а ведь ты был одним из них.

— Что было потом?

— Потом? Потом, мы сидели по своим баракам дня два, пожалуй. Ты не поверишь, но никакого ажиотажа не было, даже шмон не проводили. Потом только, дня через два или три, пришли отрядные, и первый раз вывели нас на перекличку. Тогда мы узнали, что нашего хозяина перевели на север, а нам назначили нового. Хочу сказать, что новый ничем не отличался от старого. Правда, при нем стало меньше разных построений, да и кормить стали немного лучше, а в остальном все осталось по-прежнему.

— А все-таки, куда старого отправили, я даже фамилии его не знаю.

— Слышал, что перевели его на Соловки. Там лагерей пропасть, а вот в какой именно не могу сказать, а фамилия его Завертнев Павел Павлович. Век бы эту гниду не видеть.

— А где сейчас Череп, или все еще там сидит?

— Череп получил теперь полную волю, его уже никто не сможет посадить.

— Ты так говоришь, как будто он умер.

— Он теперь по другую сторону забора, там его могилка.

— Что случилось. Поему он умер?

— Примерно месяц спустя после нашей бузы, нашли Черепа на пилораме с заточкой в боку. Почему он там оказался, да еще без своих шестерок, мы так и не смогли узнать. Череп еще пару дней лежал в больничке и, как нам сказали, умер, не приходя в сознание.

— Нашли, кто это сделал?

— Нет, конечно. Вертухаи пытались что-то сделать, но особого рвения не проявили, а через несколько дней и вовсе спустили это дело на самотек. На этом все и закончилось. Мы своими силами пытались навести справки, но и у нас ничего не получилось. Была у нас одна зацепочка. Нам тогда сказали неправду. Череп оказалось, все время был в сознании. Оказывается, в соседней палате лежал урка и слышал, как Череп ругал одного вертухая последними словами. Но и конкретно сказать, что именно так все было, тоже нельзя, у этого урки в то время была очень высокая температура. Мы узнавали, это правда, окончательно верить его словам не стали. Конечно, мы сопоставили все факты и пришли к выводу, что именно администрация приложила к его убийству свою длинную руку. Видимо, они так отблагодарили нас за нашу бузу.

— Да, не повезло Черепу. Я тогда как чувствовал, что это добром не кончится.

— Видно, у него судьба такая. А незадолго до своей смерти, он просил Юриста, ты наверное помнишь, молодой зек сидел за столом, вместе с Черепом, когда вы договаривались.

— Помню, сидел тогда молодой парнишка, я тогда подумал, что такой молодой, а сидит с авторитетом и разговаривает на равных с ним.

— Этот молодой парень на самом деле юрист. Он очень грамотный юрист, и в наших кодексах законов может растолковать любую запятую, если понадобится. Вот за то, что он много знает, ему впаяли пять лет. Мы с ним через три месяца вместе откинулись. Так вот, Череп, когда еще живой был, попросил его, не жалея денег, найти тебя.

— Это зачем еще?

— Мы не знали тогда, живой ты остался или нет, но Череп сказал, что, такие как ты, так просто не умирают, а чуйка у него была, дай боже каждому. Он попросил Юриста найти тебя и отблагодарить. Он так и сказал:

— Мужики, это касается всех, найдите этого парня. Мы все, как один, обязаны ему своей жизнью. Даже если он умер, то найдите его семью и помогайте им до конца дней своих. Я думаю, что общак от этого не пострадает, а нам на том свете зачтется.

— Но найти тебя, оказалось не так-то просто. Юрист не так давно говорил мне, что поставил на ноги все свои связи, но ничего не узнал. Единственно, что он узнал, так это то, что ты живой и обитаешь где-то в Подмосковье. А в остальном, вокруг тебя сплошная таинственность. А ты оказывается, сам нашелся, живой и здоровый. Так что, прими, Седой, и мою благодарность за спасение моей, хоть и непутевой, но все же жизни.

— Ладно, не заморачивайся по этому поводу. На свете есть много людей, которые поступили бы точно так же. Придет время, может, и ты поможешь мне, как знать, все под одним богом ходим.

— Добро я буду всегда помнить, — потом крикнул через плечо, — эй, Шкет, ты бы чайком нас побаловал что ли, по такому случаю.

— Сей момент, господа, — он засуетился вокруг стола, собирая все, что у них было.

Так закончился этот напряженный день. Ночь выдалась на удивление спокойной, и Антон, воспользовавшись случаем, хорошо выспался.