Дня через три, Антон все же принял решение, что совершит побег на снегоходе начальника зоны. Он решил, что как только немного заживет рука, он, не откладывая дело в долгий ящик, сразу сорвется.

Он стал усиленно готовиться к побегу. Главной для него задачей было достать побольше бензина. С хорошим запасом топлива можно уехать как можно дальше. Как только кончится бензин, спрятать в снегу снегоход и пробиваться на большую землю пешком, а там как бог даст.

Но его подготовку прервал приезд завхоза из командировки. Завхоз ездил в Мурманск получать новое оборудование для завода. Было принято решение, как только завод остановится из-за отсутствия рыбы, начнутся ремонтные работы. Было решено, что до весны они сумеют сделать хороший ремонт и установить новое оборудование.

День выдался ветреным и холодным. Вечером Антон сидел в своей мастерской, прижавшись к теплой батарее, и просматривал засаленную книгу Суслика, удивляясь, до чего этот на вид тщедушный человек со своими пороками, так любит животный мир.

В это время в комнату вошел завхоз. Антон встал, и как положено первый поздоровался.

— Добрый день, Павел Григорьевич, с приездом вас. Как съездили?

Спасибо. Съездил хорошо. Все, что запланировал, сделал. Но я не за этим зашел в столь поздний час. Я пришел поблагодарить тебя за сына. — За какого сына? — не понял Антон.

— Да за Павлика. Это ведь мой сын. Ты, что, не знал?

— Вот это да. Я даже предположить не мог, что это ваш сын. Получается, что женщина, которая работает в канцелярии, ваша жена?

— Наталка, ну да, это моя жинка.

— Ну и как чувствует себя Пал Палыч?

— С этим чертенком все в порядке. С него как с гуся вода. Уже на следующий день он выпросил санки у соседей и убежал кататься с горки.

— Вот это настоящий мужик растет, ни какие страхи ему не помеха.

— Для меня главное, что живой остался. Я теперь тебе по гроб жизни обязан. Если бы ты тогда опоздал на несколько секунд, то не знаю, как бы я с Наталкой пережил это. Для нас теперь ты настоящий герой.

— Павел Григорьевич, не надо меня перехваливать. Ничего героического в этом я не вижу. Я увидел, что ребенок попал в беду, и как мог, помог ему. Мне кажется, что вы, оказавшись на моем месте, поступили бы точно так же. Я в этом уверен.

— Может быть и так, но, тем не менее, прими мою благодарность от чистого сердца.

— Хорошо, принимаю, — замахал руками Антон, — будем считать, что мы квиты с вами.

— Это еще как. Я что-то не припомню, что оказал тебе такую же услугу.

— Ну, как же. Вы вытащили меня из зоны и определили на хорошую работу, а это для зека дорогого стоит.

— Ну, ты и сравнил, — удивился завхоз. — Разве можно такое сравнивать. Ты даже не думай об этом. Мною руководила в тот момент только корысть. Тогда для меня было самым главным, что ты оказался прекрасным специалистом, вот и все. Это я должен тебя благодарить, за то, что ты снял с моих плеч столько тяжелых забот. Ты сейчас экономишь мои силы и время. Это благодаря тебе я забыл, что такое электростанция с ее постоянными ремонтами, что такое дистиллированная вода и поездки за ней по соседям, что такое токарные и сварочные работы в мастерской. Так что, за все это тебе огромное спасибо и низкий поклон от меня и от моей Наталки.

— Павел Григорьевич, может, хватит меня хвалить. Смотрите, а то вдруг заболею звездной болезнью, что тогда делать будете?

— Будем лечить, а ты как думаешь? Насколько я успел тебя узнать, тебе такое не грозит. Я вот еще о чем хотел тебя спросить. Ты как работаешь в ближайшие дни?

— Сегодня я работаю в день, а завтра с утра заступаю на сутки. Следующую неделю мне работать в ночь. Почему вы спрашиваете, что-то случилось?

— Случилось, но об этом поговорим позже. Я завтра вечерком заскочу к тебе, есть серьезный разговор.

— Это касается непосредственно меня?

— Да. Но я сейчас не готов к разговору. Мне необходимо навести кое-какие справки. Не обижайся, но мне надо бежать.

Антон задумался. Такой поворот событий насторожил его. Когда завхоз ушел, он напряженно стал прислушиваться к своим ощущениям, но сколько ни старался, ничего тревожного не почувствовал, а даже наоборот, на душе стало легче, улучшилось настроение. Тогда он решил больше не напрягаться, а оставить все до следующего вечера, тогда и узнает все из первых уст.

На следующий день часам к восьми пришел завхоз и не один, а с большой сумкой, из которой после приветствия стал доставать домашнюю еду. В сумке оказался и борщ украинский, и котлеты, и даже свежие овощи.

— Я решил с тобой сегодня разделить свой ужин, — приговаривал он, доставая из сумки бутылку крымского вина. — Давай перекусим, чем бог послал. Неси стаканы.

— Хорошее вино, — оценил Антон, вертя бутылку в руках. — Жаль, что я не пью.

— А кто сказал, что мы здесь пить собираемся. Ты только посмотри, это ведь просто компот. Вино сладкое некрепленое. Пригубим понемножку, глядишь, и аппетит хороший появится. Хорошо покушаем, и разговор покажется приятным во всех отношениях.

— Трудно с вами не согласится. Только я предупреждаю, что больше одного стаканчика я пить не буду. Поймите, я ведь действительно не употребляю спиртного. И вообще не понимаю, почему люди так жаждут выпить.

— На этот вопрос я тоже не могу тебе ответить. Я не могу сказать, что я такой уж трезвенник. Водку я могу выпить, но только в том случае, когда посчитаю, что в этом есть необходимость. Вот вино, да еще, если оно сладкое и некрепленое, для моей души очень приятное, — вздохнув тяжело, добавил, — сам понимаешь, что в нашей глуши не часто появляется вино, да еще хорошего качества. Так что, трезвым я хожу практически постоянно. Кстати, эту бутылку Наталка мне из своей заначки дала, да еще наказала, чтобы я один не выпил ее. Не знаю почему, но она решила, что водку ты пить не будешь, а вот вина немного выпьешь. И ты погляди, как в воду глядела. Я порой поражаюсь, как женщины могут все так предчувствовать.

— Да, женщины для нас мужиков — это сплошная загадка. Нам кажется, что мы все о них знаем, но на самом деле мы ничего о них не знаем. Эти странные создания порой думают одно, говорят другое, а делают третье, и самое интересное, что делают то, что в данный момент делать не собирались. Вот такой парадокс получается.

— Тогда давай выпьем за них, за таких непредсказуемых, которых мы любим, и без которых наша жизнь покажется неполноценной. Даже не взирая на то, что порой мы готовы разорвать их на кусочки.

— Согласен. Возможно, вот в таких парадоксальных чувствах и заключается наша любовь к женщине.

— Я предлагаю пока оставить разговор о женщинах, а выпить и поужинать.

Антон с удовольствием принял его предложение. Он давно уже не пробовал домашней еды, к тому же запах свежего борща и котлет щекотал ему ноздри, да так сильно, что он готов был хоть неделю голодать, но только отведать столь вкусно пахнущий борщ с котлетами.

Ужин оказался не только вкусно пахнущим, но и удивительно вкусным.

Наливая чай, Антон сказал завхозу.

— Вы, Павел Григорьевич, непременно передайте своей супруге мою благодарность за столь вкусный ужин. Я признаться уже больше двух лет так вкусно не ел. Да и раньше редко доводилось. Пока служил, была армейская еда, а теперь, сами видите, сплошь тюремная. Передавайте мой нижайший поклон и благодарность хозяйке.

— Непременно передам. Когда так хвалят умение хозяйки, то и хозяину приятно.

— Вы хотели о чем-то со мной поговорить? — отхлебнув горячий чай, спросил Антон.

— Вот и я сижу и мучительно думаю, с чего мне начать.

— А вы торопитесь куда-нибудь?

— Ну, что ты, нет, конечно. Наталка в курсе, что у нас с тобой будет долгий разговор, поэтому скоро меня не ждет. Поэтому времени у меня вагон и маленькая тележка. Просто я не знаю с чего начать.

— Вот и хорошо, что вы никуда не торопитесь. Вы сейчас подумайте, и начните с самого начала, с того, что вас подвигло на этот разговор.

— Хорошо. Начну я, пожалуй, с того, что нам с тобой нужно перейти в общении на «ты». Прошу тебя, когда мы с тобой будем одни, называй меня Павел, а я буду звать тебя по имени. Так нам будет легче общаться, мы ведь с тобой практически ровесники. Я даже на несколько лет младше тебя, хотя и выгляжу старше. Ну как, согласен?

— Хорошо, Паша, я согласен.

— Вот и прекрасно, а начну я свой рассказ с того, что рассказала мне Наталка, когда я вернулся из командировки. Она в подробностях рассказала, как ты спас нашего Павлика, и какие советы ты дал ей в отношении с ним. Она была так благодарна тебе за это и выполнила все, что ты ей сказал. Когда я приехал, она и меня проинструктировала. Я сгоряча хотел его выпороть как следует, но она так посмотрела на меня, что у меня до сих пор при воспоминании об этом мурашки по телу бегут. За все эти годы, что я с ней прожил, я еще ни разу ее такой не видел. Но не об этом сейчас. Сколько мы с тобой знакомы, а я ведь о тебе совершенно ничего не знаю. Наталка посвятила меня в некоторые детали. Оказывается, ты пансионер. Бывший военный, и не простой, а инструктор спецназа ГРУ. Личная жизнь, по-видимому, не сложилась, если ты до сих пор не женат. Ты от рождения считаешься сиротой.

— Прости, Паша, что я тебя перебиваю, но откуда Наташа узнала, что я бывший военный? Я помню, что сам сказал, что я сирота, и дал ей некоторые советы, но что я военный, да еще пенсионер, я не помню, чтобы говорил. Я уверен, что об этом знает только хозяин, да еще один человек в зоне, но он никому не станет рассказывать, в этом я уверен.

— А ей специально никто не говорил. Просто она в силу женского любопытства услышала разговор между хозяином и его замом. Ты, наверное, в курсе, что Комов пьет практически каждый день. Можно сказать, что он закоренелый алкоголик. Завертнев давно уже мог избавиться от него, но дело в том, что Комов когда-то был хозяином зоны. Его понизили в должности за систематическую пьянку. Вместо него был назначен Завертнев. Но это не самое главное, почему его держит хозяин. Комов очень хороший экономист и юрист. Он, будучи хозяином, проворачивал такие дела, что нам об этом лучше не знать. Когда появился Завертнев, они быстро сошлись на коммерческой стезе. Я думаю, что тебе не надо объяснять, как много они воруют.

— Я немного догадываюсь. Кое-что я знаю про Завертнева еще с тех пор, когда я был еще на службе. Его за такие же дела перевели из Свердловска сюда.

— Вот видишь, они и здесь нашли друг друга, как в народе говорят, рыбак рыбака, видит издалека. Вот эти упыри и развернули здесь коммерческую деятельность. Они пытались вовлечь и меня, но я тактично отказался, но сейчас не об этом речь. Речь пойдет о том, что в канун католического рождества хозяин и Комов закрылись в кабинете шефа, они всегда так делали, когда хотели хорошо выпить и поговорить о своих делишках. Наталка знала их привычку, поэтому хотела уйти пораньше, так как у шефа была привычка пить во время пьянки много чая. Ей не хотелось сидеть в приемной и постоянно кипятить чайник, угождая начальству. Был конец рабочего дня. Она уже собиралась уходить, когда по селектору послышался голос шефа с просьбой об очередном стакане чая. Наталка не стала отвечать, а тихонько выскользнула из приемной в соседнюю комнату, где располагается архив. Вскоре она услышала, как открылась дверь кабинета, затем послышался отборный мат в ее адрес, затем дверь с шумом закрылась. Постояв немного, она вошла обратно, чтобы забрать сумочку из шкафа, но тут услышала голоса, раздающиеся из селектора. Шеф был уже достаточно пьян и просто забыл отключить селектор. Наталка прислушалась. Речь шла о заключенном по имени Седой. Она не заинтересовалась бы этим разговором, но ей стало интересно, ведь дома я частенько говорил о том, как мне повезло, что на промзоне у меня работает специалист по имени Седой. Сначала она не очень понимала в чем дело, но вскоре вникла в суть разговора. Речь шла о том, что хозяин жаловался Комову, что на него давят из Москвы, требуя немедленно убрать Седого. Хозяин предложил Комову придумать, как избавиться от Седого. Комов стал отказываться.

— Павел, пойми, этот Седой нам сейчас очень нужен. Мы с тобой не имели с его стороны никаких проблем. Зато пользы поимели много. Вспомни случай с побегом Свиридова. Только благодаря Седому мы вовремя поймали этого педофила, и ни одна живая душа за территорией зоны не знает об этом побеге, не говоря уже о начальстве. Ты, наверное, забыл какие проблемы мы испытывали в промзоне, а теперь посмотри, все работает, крутится. Я уже не говорю об электростанции. В этой области вообще идеальный порядок.

— Ничего я не забыл. Я и без твоих напоминаний понимаю, что такая единица нам просто необходима. Пойми и ты меня. С Москвы скоро уже будут ежедневно звонить с предупреждениями. Мне надоело им обещать, что мы готовим ему почву для побега, где он будет ликвидирован. Это пока просто намеки, но мне кажется, да я просто уверен, что в ближайшие дни поступит жесткий приказ на устранение. Ты пойми, в стране начинаются глобальные перемены. В Москве ведь не дураки сидят, вот и хотят зачистить хвосты, боятся, что вдруг проверка вскроет что-нибудь.

— Ты, что так весь разпереживался по этому поводу? Неужели ты думаешь, что приедет кто-нибудь с проверкой, и сразу побежит по всей зоне искать мнимого Седого? Любая комиссия начнет свою работу с проверки состояния зоны. Выслушают жалобы заключенных, проверят работу предприятий и обеспечение заключенных продовольствием. А вот здесь у нас с тобой полный порядок. Благодаря нашей промзоне производство работает бесперебойно. В поселке и в самой зоне достаточно тепло в холодный период времени. С питанием заключенных также порядок. Я проверял работу Сивого. Этот старый служака не в пример другим, не ворует. Все, что положено до самой крошки отдает в рацион зеков. Зеки знают это, и поэтому с их стороны жалоб на нас не будет. Для нас сейчас самое главное, чтобы зеки не бузили. Мы спокойно можем встретить любую проверку. А насчет Седого ты не переживай, или ты боишься, что кто-то из проверяющих обратит особое внимание на его документы, пойми ты поработал с ними достаточно квалифицированно. И последнее, неужели ты думаешь, что, когда в стране начинается такой бардак, кому-то интересно будет ехать к черту на кулички, с какой-то там проверкой. Они с удовольствием проверят центральные зоны, и то, только для того, чтобы поживится, получив приличную взятку.

— Так все же, что нам делать?

— А ничего. Возьми завтра и сам позвони в Москву. Скажи, что, мол, Седой убит в десяти километрах от зоны, оказав серьезное сопротивление при задержании. Седой пусть пока живет. Он нам нужен, а мы будем заниматься своим делом.

— Хорошо, но тебе нужно меньше пить.

— Я и сам это знаю, но меня эта глушь угнетает. Ты не переживай, на наших делах это не отразится.

— И, тем не менее, постарайся сдерживаться. Времена меняются, нам сейчас главное еще два-три года продержаться. Сколотим побольше деньжат, тогда можно и за кордон сваливать. Благо каналы у нас налажены. На любом корабле можем уйти. Я боюсь совсем другого.

— Не пойму, чего ты еще боишься. Москва вроде бы как далеко, а остальное мы решим своими силами.

— Я боюсь, как бы Седой в бега не подался.

— Какие там бега, сколько пытались, ни один еще не ушел, все на месте. Одни в земле лежат, другие получали дополнительные сроки, и больше не помышляли о побеге, а те, которые были проворнее, их давно зверье обглодало.

— Ты, я вижу, не совсем понимаешь. Седой — это не простой зек. Это бывший полковник ГРУ при генеральном штабе министерства обороны, если тебе это о чем-то говорит. Таких специалистов как он, никакой охраной не удержишь.

— Да какой из него полковник, ты посмотри, это ведь тридцатилетний пацан еще.

— Ты глубоко ошибаешься. Этот, как ты говоришь пацан, только внешне молодо выглядит, на самом деле ему уже за пятьдесят. И поверь, это не простой полковник спецназа, а инструктор школы спецназа ГРУ. Я его знаю с тех пор, как он в моей колонии предотвратил бузу. Я тебе уже говорил об этом. Это та самая колония, откуда меня перевели на твое место.

— Ты как-то намекал на такое, но что конкретно, я не помню.

— Так вот, когда у меня случился бунт, он со своей группой находился недалеко от нашей зоны. Ему начальство из Москвы поручило стабилизировать ситуацию в зоне. Он со своей группой вошел на территорию, оставив своих людей во дворе, сам без оружия вошел в здание, где укрывались зеки. Он прекрасно был осведомлен в том, что зеки, захватив заложников, уже имели огнестрельное оружие. Я грешным делом подумал, что разъяренные зеки разорвут его на части, но этого не случилось. Буквально через несколько минут, зеки, как на параде, в колонну по одному стали выходить из здания с руками на голове, и расходиться по своим баракам.

— Что-то мне верится в такое с большим трудом.

— Ну ты, Фома не верящий. Тогда сам посмотри на его дело, — покопавшись в столе, он протянул папку с документами Комову. — В этой папке хорошо отражена его деятельность, но в ней нет того, о чем я сейчас говорил тебе. Для того чтобы тебе немного стало яснее, я добавлю. В той операции Седой был ранен. Его пытался убить один из наших покровителей из Москвы. Он хотел убрать его и списать все на бунт, но промахнулся. Я не знаю, как тяжело он был ранен, но могу сказать, что у него хватило сил и рассудка предотвратить бойню. Я после наводил через знакомых справки о его группе и понял, что не сдержи он тогда своих людей, мы, возможно, не разговаривали бы с тобой. Эти ребята точно закопали бы нас прямо там, на территории зоны. Ты, возможно, не поверишь, но мне до сих пор слышится голос его помощника, предупреждающий нас о последствиях, если мы продолжим стрелять. Поверь, я ничуть не сожалею, что в тот момент пригрозил нашему покровителю, что позвоню в министерство и сообщу о его самоуправстве. Скорее всего, только за это меня перевели на твое место подальше от большой земли. Я даже благодарен им за это. Здесь мы можем вдали от центра делать свои деньги. Там у меня не было таких возможностей. Там совсем другие масштабы.

В наступившей тишине слышался только шелест бумаги и удивленное бормотание Комова.

— Ничего себе фигура. Интересно, почему он здесь находится. Все эти бумажки, которые ты называешь делом, ничего собой не представляют. Это сплошная липа, ни один суд не возьмет их в делопроизводство. Единственное, что здесь подлинное, так это его документы, начиная от справки об усыновлении, и кончая дипломами об образовании. Вот эти документы не вызывают у меня сомнения. Ты посмотри, паспорт, водительское удостоверение, пенсионное удостоверение, сберегательные книжки. Все подлинное, только обвинение липовое. По сути, мы не имеем права его удерживать. Попади сейчас эти документы ему в руки, и окажись он на свободе хотя бы в десяти километрах от лагеря, и мы не сможем его задержать, не имеем права на это. Я правильно понимаю, что мы незаконно его удерживаем у себя.

— Ты правильно понимаешь. Но пойми, отпустить мы его тоже не можем, иначе нас с тобой отпустят на два метра вглубь земли. Самое неприятное то, что Седой-то об этом знает. Единственное, что он не знает, так это то, что документы хранятся в надежном месте. Скорее всего, это сдерживает от побега, а может другая есть у него причина. И, тем не менее, если он попытается бежать, нам придется применить оружие. В Москве тоже об этом думают, поэтому и торопят.

— Ладно, не будем торопится. Пока будем внимательно за ним наблюдать, а там глядишь, и время подойдет. Рванем за кордон, а они пусть потом сами разгребают то, что сами заварили. Не знаю почему, но у меня рука не поднимается лишить хорошего человека жизни, который не сделал мне ничего дурного. Он и так пострадал в жизни. С раннего детства сирота, посадили незаконно, да еще пытаются лишить жизни. Ты не находишь, что это несправедливо. Если посмотреть со стороны человеческой морали, то не он должен сидеть, а мы с тобой, и наши так называемые покровители.

— Мне он тоже не сделал ничего плохого, но чтобы нам с тобой не сидеть вместо него, ты все же узнай у своих осведомителей, что слышно о нем в зоне.

— Я уже наводил о нем справки. Седой ведет себя нормально, друзей не завел еще, но и врагов не нажил. Относятся к нему с уважением. Если кто-то обращается с просьбой, всегда выслушает внимательно, потом даст нужный совет. Ко всем относится доброжелательно, улыбчив, много шутит, рассказывает занятные байки, но все в пределах разумного. Может поддержать разговор на любую тему, но в высказываниях осторожен. Короче, в этом плане к нему нет претензий.

— А какие у него отношения с паханом зоны. Случайно дружбу не завел?

— Как мне докладывали, за все это время, что он находится у нас, с Бузой он виделся не более двух или трех раз. Первый раз, это когда он только поступил к нам, второй раз, когда Буза благодарил его за оказанную помощь в поимке беглеца. Тогда он в знак благодарности выделил из своего резерва некоторое количество продуктов. Позже видели, что они встречались пару раз, но встречи эти были мимолетные, ничего не значащие. Назвать это дружескими отношениями я не могу, но и враждебными не назовешь. Хотя, как мне кажется, могли бы и подружится. В зоне самый последний зек знает, что Буза во всеуслышание заявил, что Седой находится под его покровительством.

— Это за что такие привилегии?

— До меня дошли слухи, что он, будучи еще в СИЗО, заступился за арестованных и встал против администрации. Там, как мне говорили, дело заключалось в том, что в большую камеру заранее подсадили наседку. Это был крепкий и опытный сотрудник конторы. Он сместил смотрящего, и завел свои порядки. Затем в камеру посадили Седого, так как он не шел на сотрудничество, его решили воспитать руками заключенных. Мотивом послужило то, что Седой был по их понятию красноперым.

— Ну и какой был результат?

— А результат был плачевным. Седой за пару минут расколол наседку. Тогда досталось и наседке, и вертухаям за одно. Потом еще какие-то дела с администрацией были, в общем как говорят зеки, он тянул мазу за всю крытку.

— Вот теперь ты и сам видишь, что это за фрукт. Я все-таки опасаюсь, чтобы в бега не подался.

— Бог с тобой, о каких бегах ты говоришь. Чтобы совершить побег, нужно как следует подготовиться. Мои люди докладывают, что ничего подозрительного за ним не наблюдается. Я сам устраивал несколько раз проверки. В зоне все в порядке, на работе также не видно никаких приготовлений. Из наших мест, как ты понимаешь, бежать могут без соответствующей подготовки только идиоты в виде Свиридова, и тот подготовил себе ходули. Пойми, нет никаких оснований говорить о побеге. Подготовка не ведется, это ясно как день. Если бы он готовился, это все равно кто-то заметил бы. А он совсем не дурак, чтобы вот так просто взять и убежать без подготовки. Я, вообще, сопоставив то, что я о нем до сих пор знал, и то, что узнал от тебя, склонен считать, что как умный человек и знающий, что его преследуют, он не станет бежать, а постарается, как можно дольше, задержатся в зоне. То, что происходит сейчас в стране, знают и в зоне, а тем более такой человек как Седой. Он понимает, что именно здесь он находится в относительной безопасности. У меня складывается впечатление, что он как минимум пару-другую лет постарается отсидеться именно здесь, поэтому и не ведет никакой подготовки. Кто может сказать, как может поменяться ситуация через пару лет. Может случиться так, что те люди, которые преследуют его сейчас, уже через год будут на его месте. Я понимаю, что такой специалист надолго здесь не задержится, но мне кажется, что в ближайшее время мы можем спать спокойно.

— Может, ты и прав. Мне бы очень хотелось, чтобы именно так и было, — согласился с ним шеф, пряча папку с делом в стол.

— А почему ты держишь его документы в столе, а не в сейфе?

— А тут все предельно ясно. В сейфе документы может обнаружить неожиданно нагрянувшая проверка, а в столе есть тайник, о котором даже ты не знал, хотя просидел за этим столом не один год.

— Тайник? Мне и в голову не могло придти, что в столе может быть тайник.

Завхоз замолчал. Некоторое время он молча смотрел в одну точку, сосредоточенно думая о чем-то. Антон не мешал ему. Вскоре завхоз продолжил.

— Дальше разговор для нее пошел неинтересным. Они перешли на общие темы и усиленно налегли на водку, посчитав, что самый главный разговор состоялся. Наталка быстро собрала свои вещи, и бегом на улицу.

В то время она не могла передать мне весь этот разговор. Помешали предпраздничные дни, суматоха сплошная. Сам понимаешь, конец года, отчеты, дома тоже суета. А вспомнила она, когда с Павликом случилась беда, а ты помог и назвал свое имя.

Естественно поговорить в тот раз она с тобой не могла, но зато в архиве проверила твое дело. Там оказалось не твое дело, а дело Свиридова, только с твоей фотографией и кличкой. Когда я вернулся из Москвы, она ночью мне все рассказала. Теперь я передаю тот разговор тебе.

— Спасибо тебе, Паша. Для меня это не совсем новость. Многое из этого я знаю, о многом догадываюсь. А вот, что мои документы хранятся в тайнике, я действительно не знал. Не знал я и того, что меня выдают за какого-то урода. И самое интересное, что догадаться невозможно. Ты сам знаешь, что многих зеков на перекличках называют не по фамилиям, а по кличкам. А то, что меня не оставят в покое, я знаю и жду этого.

— Но они ведь, в конце концов, убьют тебя. Сами они, конечно, не станут этого делать, но могут подослать человека, который вполне может это сделать.

— Знаю, а что делать?

— Как что, бежать нужно пока этот упырь в отпуске еще. Мы с Наталкой постараемся достать твои документы, и ты будешь свободен.

— Не горячись, Паша. Не так все просто. Давай будем анализировать ситуацию, прости, но меня учили не принимать поспешных решений, основанных на эмоциях. Допустим, что я, овладев документами, бегу из зоны. Возможно, что для меня все сложится хорошо. А что будет с вами, ты подумал. Пойми, это прожженные негодяи, и совсем не дураки, иначе не проворачивали бы такие дела. Они за минуту вычислят, у кого был доступ в кабинет, и кто мог похитить документы. Я не уверен, что после этого вам объявят благодарность. Пойми, что даже маленький хомячок, загнанный в угол, смело бросается на противника, защищая свою жизнь. А эти, далеко не хомячки, и имеют большие ресурсы. А самое главное, что у тебя жена и сын на руках, о них ты должен думать в первую очередь.

— Что же теперь делать? Как помочь тебе?

— Давай рассуждать дальше. Ты как-то обмолвился, что как только закончится срок службы, ты ни на минуту не останешься на службе. Я тебя правильно понял?

— Да, мы с Наталкой уже обсуждали этот вопрос. Мне осталось уже меньше года служить. Пятого декабря у меня заканчивается контракт. По окончанию контракта мы сразу же уедем на родину в Анапу. Там у меня еще живы родители, с ними живет мои старшие сын и дочь. У нас большой дом с садом. Хватит нам скитаться на этом севере, да и Павлик все время канючит, не хочет из отпуска возвращаться сюда. Я ему обещал, что на следующее лето он останется у бабушки с дедушкой, а к новому году мы вернемся навсегда.

— Вот и прекрасно. Мне кажется, что хозяин не проверяет свой тайник каждый день. Вот перед отъездом пусть Наталья Сергеевна вынесет документы, подменив их на другие, или просто на стопку ненужных бумаг. Вы со спокойной душой уедете, а я дождусь, когда хозяин уедет в отпуск, и тоже не стану задерживаться, сделаю ему на новый год хороший подарок.

— Но это ведь целый год нужно ждать.

— Ничего страшного. Ты ведь сказал, что они не очень жаждут от меня избавляться.

— Да, но как ты потом собираешься бежать?

— Вот в этом и соль. Надеюсь, что ты поможешь осуществить мой план.

— Говори, какая от меня нужна помощь, и будь уверен, я сделаю все, что от меня зависит.

— План у меня такой, я хочу сделать самоходную машину. Она будет не тяжела и небольшого размера. Для ее конструкции у меня многого не хватает.

— Ты говори, что нужно, а я уж постараюсь достать.

— В первую очередь мне нужен твой склад. Не основной, конечно, а пристройка. Эта пристройка нужна мне для постройки самоходки. Пойми, я не могу делать ее на глазах у всех. Комов и так частенько заглядывает в мою мастерскую в каждую щель. Лучше всего подходит твоя пристройка. В пристройку кроме тебя, никто не заходит, и что немаловажно, ворота ее выходят на задний двор.

— Хорошо, считай, что она твоя. Если нужно, то я прикажу освободить ее полностью, все равно в ней нет ничего, что числится у меня на балансе. Просто хозяйственная жилка такая. Все что может пригодиться оставлять. Жаль выбрасывать хорошие материалы.

— Вот это и есть самое замечательное. Если оно не числится за тобой, тогда я могу воспользоваться некоторыми материалами из твоего склада.

— Бери все, что посчитаешь нужным.

— Хорошо. В ближайшее время, я разгребу весь хлам по сторонам, оставлю свободной только середину склада. Все бочки составлю на входе сложив их друг на друга. Когда будешь передавать свой склад приемнику, ты объяснишь ему, что в складе нет подотчетных материалов. Ты откроешь ворота, он увидит сложенные грязные бочки и, боясь запачкаться, не станет лезть внутрь, тем более среди зимы.

— Ну, а как ты туда попадать будешь?

— Очень просто. Ты мне однажды уже говорил, что помещение, граничащее с нашей топливной, совершенно пустое. В это помещение никто не заходит, а вот из этого помещения, можно свободно через окно попасть в твой склад.

— Так ты что, давно об этом думал и готовился?

— Конечно. У меня даже кое-что есть для моей самоходки. Кое-что имеется у тебя в пристройке.

— Ну, хорошо, так и поступим. Ты занимайся тем, что придумал, а я со своей стороны буду отслеживать ситуацию, но ты по любому поводу, чтобы это ни было, обращайся ко мне. Знаешь, Антон, у меня есть еще один вопрос к тебе.

— Ты спрашивай, Паша. Нам теперь нужно учитывать все до самых мелочей. Ошибок у нас не должно быть.

— Вот и я об этом. Меня интересует такой вопрос. Как я думаю, ты большую часть работы будешь делать ночью, а если проверка, и тебя не найдут на месте. Конечно, распорядок проверки можно просчитать, но это не факт. Молодые офицеры могут проверить объект и несколько раз за ночь. Это только мы, старики, проверяем один раз за ночь и то только для проформы.

— Это не страшно. Чтобы попасть в помещение, прилегающее к твоему складу, нужно пройти еще три помещения. Я ведь могу находиться в любом из них, не вызывая никакого подозрения. Основную работу я буду проводить в последней комнате. Чтобы вовремя выйти из нее и закрыть, мне понадобится несколько секунд. Для этого я проведу в нее сигнализацию. Когда откроется наружная дверь, у меня в комнате загорится красная лампочка. Но это так, на всякий случай. Все мелкие дела я могу делать и у себя в мастерской и днем, не вызывая подозрения. А вот ту работу, которая потребует много сил и времени, я могу сделать в твое дежурство.

— Хорошо. Более того, когда у меня будет свободное время днем, я могу тебя страховать. Теперь давай решим, что тебе нужно в первую очередь.

— Вот это, самая трудная задача. Мне нужен двигатель. Мосты и коробка с раздаткой у меня уже есть, я их снял с разбитой «Нивы», которая валяется на свалке.

— Молодец, и когда только успел, даже я не заметил. Наверное, стареть стал. Погоди, но ведь там есть мотор.

— Мотор там есть, но весь разбитый. Его будет очень трудно восстановить.

— Если там чего-то не хватает, ты только скажи, я постараюсь достать.

— Спасибо, но дело в том, что такой большой мне не нужен. Для такого мотора с собой нужно цистерну бензина везти. В тундре нет заправок для таких беглецов как я. Мне нужен маленький мотор, такой, к примеру, как на переносных электростанциях ставят. Такие станции используются для полевых работ, их еще зидовцами называют. Вот это был бы настоящий подарок.

— Есть у меня такая станция, но она у меня на балансе стоит, но ничего, я постараюсь списать ее.

— А другого ничего нет? Ну, допустим, списанного, может я смогу его восстановить.

— Мне кажется, что есть такой, но он немножко не такой.

— Ты начал говорить загадками.

— Да какие там загадки, просто это переносная водяная помпа.

— Вот это уже интересно. А какой там двигатель стоит?

— Помпа эта совершенно новая. Мы получили ее для откачки воды на заводе. Сначала она работала очень хорошо. Двигатель на ней двухцилиндровый, достаточно мощный и не в пример нашим зидовцам, он еще в два раза экономичнее. Но дело в том, что он, отработав недели три, заглох, и больше, как мы не старались, завести его уже не смогли. Наши спецы смотрели, но дело в том, что двигатель на ней английского производства, и инструкция на него была на английском языке, и ту они умудрились потерять. Я думаю, что они ее просто выбросили, чтобы не возится. Она еще некоторое время стояла в цехе, а потом я ее списал и отправил на склад. Жаль было выбрасывать новую вещь.

— Паша, дорогой ты мой человек. Это просто замечательно. Надо в ближайшее время посмотреть его.

Они еще некоторое время уточняли, что еще может понадобиться, и как доставать недостающие материалы. Когда все предварительные вопросы были закончены, завхоз попросил Антона рассказать, как и почему он попал в зону.

Времени было достаточно. Антон не скрывая, вкратце поведал ему всю жизнь, начиная с самого детства и кончая этапом на Север.

— Да, помотала тебя судьбинушка. Не хотел бы я оказаться на твоем месте.

— Ничего, даст бог через год судьба улыбнется мне. Да и ты вздохнешь свежим воздухом. Поедешь домой к родителям, там другая жизнь начнется. Это только такому одинокому волку как я ехать некуда, потому как скрываться надо, а тебя ждут. В жизни человека самое главное, чтобы он был уверен, что у него крепкие те серебряные нити, которые незримо соединяют между собой его и его семью. А насколько они будут крепки, уже зависит от самого человека.

— Это что за серебряные нити такие?

— Это, Паша, плод моих размышлений, по поводу родственных связей. Это вроде закономерности в отношениях между детьми и их родителями.

— Ну-ка поделись со мной, если не секрет, конечно.

— Нет в этом никакого секрета. Я попытаюсь, как смогу объяснить тебе, а ты уж сам реши, понятно оно для тебя или нет.

Теперь представь, рождается ребенок. Сразу после рождения он начинает кричать, так он выражает свое недовольство тем, что его лишили привычной среды обитания. Не надо думать, что будучи такой крохой, ребенок не может думать и ощущать, напротив, не имея возможности высказаться, он выражает свои чувства криком и плачем.

Хорошая мать всегда по его плачу может узнать, мокрые у него пеленки, или он хочет кушать, или у него болит животик, а это у них часто бывает, особенно в первый год после рождения. Затем ребенок подрастает. Он уже требует большего внимания к себе. Но всегда чувствует мамины руки.

Ты, наверное, тоже замечал, что как только мама берет на руки ребенка, он тут же замолкает, и наоборот, как только он почувствует чужие руки, тут же начинает кричать. Так вот, эта маленькая кроха подсознательно чувствует защиту и понимает, именно в этих руках он будет в полной безопасности.

Вскоре ребенок начинает подрастать, делает первые шаги. Первые шаги пробуждают в нем уверенность в себе. Ты, наверное, не раз замечал, как ребенок, которого ведут за ручку, старается вырваться и бежать впереди своей матери.

Вот с этого момента, и начинается восхождение его на вершину жизни, которую человек пытается покорить. Некоторым удается подняться на самую вершину, другие срываются и падают к ее подножию.

Но жизнь нашего ребенка продолжается, и вот уже он с ранцем за плечами идет в первый класс. Он вступает смело в новую для него среду. Он уверен и чувствует, что за ним всегда будет его мама. Уверен, что его мама в любой момент может подхватить его, когда он ненароком оступится. Ребенок не оборачивается назад, он знает, что его серебряные нити крепки, и стремится все выше и выше по склону своей горы.

Часто спотыкаясь и обходя препятствия, он останавливается на минуту, оглядывается и видит, что у самого подножия стоит его мама и папа, готовые придти ему на помощь.

Человечек продолжает свое восхождение, чувствуя, что большую часть ответственности за его восхождение лежит на плечах его родителей. Воодушевленный этим, он все быстрее набирает обороты. Продолжая свое нелегкое восхождение, он все реже оглядывается назад, и в какой-то момент начинает замечать, что те, серебряные нити, до сей поры казавшиеся толстыми, на самом деле стали слишком тонкими и хрупкими.

Однажды в очередную остановку он оглядывается и уже не видит больше своих родителей. В отчаянии он садится на камень, и только сейчас начинает осознавать, чего он лишился. Теперь у него нет советников, нет наставников. Его досель могучие плечи опускаются под грузом ответственности, как за свою судьбу и поступки, так и за судьбу его детей.

Проходит время. Время многое может лечить. Лечит время и тяжесть утраты. Человек поднимается, и вновь продолжает свое восхождение, но уже больше не оглядывается, а зря.

Наконец, у самой вершины он останавливается, оборачивается посмотреть, как высоко он поднялся. Теперь он видит, что по склону поднимается маленький еще человечек, а у самого подножия стоит еще довольно молодой человек, с простертыми вверх руками и провожает малыша. Присмотревшись внимательней, он узнает себя в одиноко стоящей фигуре.

Оказывается это он стоит у самого подножия горы, и, воздев руки вверх, провожает уже своего ребенка. Он стоит и молится, чтобы серебряные нити, оставались как можно дольше крепкими и надежными. Только теперь он начинает понимать, что крепость этих нитей зависит не только от его желания, но и от желания его ребенка. А вот желание ребенка зависит от того, какими они были у его родителей.

Только примером можно пробудить желание сохранять родственные связи. Только так и никак иначе. Только стоя на самой вершине, человек с грустью понимает, как мало времени уделяли его родители, а затем и он сам в воспитании своего поколения. Они не достаточно научили их хранить те самые нити, которые связывают отношения между детьми и родителями, между родственниками, друзьями и любовью к Родине, как бы это возвышенно не звучало.

— А что, замечательная мудрость. И главное, ко мне вполне применима. Спасибо тебе, Антон, и за мудрость в том числе. Пора мне, Наталка, наверное, заждалась уже.