Гул тяжелых бомбардировщиков не стихал уже ни днем, ни ночью. Иногда слышались визг и скрежет железа, крики и ругань, потом выли сирены пожарных и милицейских машин — стало быть, сбили супостата!

Маленькая девочка до вечера сидела у мутного окна, крест-накрест заклеенного желтой бумагой: светомаскировка. Однако свет и вечером не включался. Лампочка в комнате давно перегорела. Зато и счет за электричество платить не приходилось.

Собрав на сморщенной ладони крошки черного хлеба, девочка отправила их в беззубый рот и долго жевала деснами, смачивая тугой и бедной слюной. В сумерки, пересчитав в который раз деньги — несколько мятых бумажек и горсть железных монет, — она упрятала кошелек в облезлую сумку, натянула на себя пальто фабрики «Большевичка» с разодранной подкладкой, шерстяную шапку, обула ноги в резиновые сапоги и вышла в коридор.

За соседней дверью пел и плясал телевизор, муж с женой разговаривали матом. Другой жилец только зашел в коммунальную квартиру и, проходя на кухню, неловко задел девочку плечом. Она отшатнулась к стенке и, кажется, услышала бормотание:

— Когда ты уже сдохнешь, старая ведьма!

Девочка боком, по стеночке, прошла к выходу и долго возилась с замками двери. Наконец, на лестничной площадке она вызвала лифт, скрипящую клетку, и спустилась на первый этаж.

Дверь подъезда выходила прямо на улицу, к дороге, по которой неслись сплошным потоком машины. Легковые авто, длинные фуры, грохочущие самосвалы, катки и бульдозеры. Почти на всех машинах было написано что-то по-немецки.

Девочка подумала сначала — трофейные. Но люди в машинах не были похожи на русских солдат. Все были злые и страшные. И девочка опустила голову: стало быть, фашисты все же прорвали оборону.

Девочка пошла по улице, оглядывая вывески, и в который раз удивляясь: как быстро оккупанты поменяли все названия! Вот здесь, кажется, еще вчера была «Булочная». Теперь «Coffee shop» и из-за зеркальной витрины слышна иностранная музыка. А тут, где недавно висело вырезанное из жести теплое «Молоко», светилось ядовито-синим написанное по-русски незнакомое страшное слово: «Супермаркет». Девочка шла дальше, туда, где на углу улицы была аптека. Аптека осталась. Над входом было обозначено крупными буквами — «Drug Store», а ниже мелкими буковками, для населения захваченного города, — «Аптека». И часы работы.

За прилавком стояла девушка, по виду русская. «Ох, как много наших согласилось сотрудничать с оккупантами!» — подумала девочка. С другой стороны, как их винить? Каждому жить хочется.

Она подошла к прилавку и, вытащив из кармана пальто много раз мятый и сложенный рецепт, протянула продавщице:

— Милая, вот тут мне доктор прописал, от сердца…

— Сколько вам говорить, бабушка, мы бесплатные рецепты не отовариваем! У нас коммерческое предприятие. Вам надо в государственную аптеку, она в четырех кварталах отсюда. Да и там бесплатных лекарств почти никогда нет. Город средства не выделяет.

Девочка поняла только, что лекарства ей не дадут. Вздохнула и засеменила к выходу. Понятно, станут еще фрицы нас врачевать? Им своих солдат надо латать и штопать, потому что Красная Армия воюет без продыху и наносит большой урон врагу. Ничего, вот придут наши и подлечат. Надо дотерпеть только, дождаться.

Голова кружилась от голода, в глазах темнело, и ныло в желудке. А что, всем сейчас тяжело, такое время. Уже неделю не была в продуктовом, можно бы и купить еды, должны завезти норму по карточкам.

В магазине великолепие било в глаза и в ноздри. Сыры, колбасы, да все пакеты какие-то, пакеты. Бутыли разноцветные. Весело закупались оккупанты и их пособники. Везли тележки, горой нагруженные. Девочка положила в корзину половинку хлеба и молоко, подошла к кассе. Нашарила в сумке кошелечек, раскрыла и высыпала деньги на железную миску.

За кассой сидела тетка, толстая, холеная. Эх, разъелась-то как, на распределении!

— Женщина, что вы мне тут опять кладете? Это старые деньги, такие больше не ходят! И где вы их берете только? Вам что, пенсию не выдают?..

Пенсия… как же не выдают, вот почтальон приходит, каждый месяц. И сразу следом заходит сосед — Мамаша, на сто грамм, фронтовых, выдай!

Разве жалко? Все для фронта, все для победы. А я уж как-нибудь. Главное, чтобы нашим бойцам в траншеях согреться, поддержать боевой дух.

Кассирша повела головой на крупной шее и, собрав деньги, засунула их в руку девочке:

— Берите свой хлеб с молоком и идите, идите уже! Вот, в пакет сложите. Да идите вы, не задерживайте мне очередь!

И, повернувшись к соседней кассе:

— Старушка тутошняя, блаженная. Каждую неделю ходит. Жалко ее! Я доложу денег в кассу, как закроемся.

Девочка взяла пакет и вышла из магазина.

Однако есть же и добрые люди, даже которые на фашистов работают. Когда наши вернутся, их оправдают! Девочка сама пойдет и напишет об этой тетеньке заявление куда следует, чтобы ее не наказывали за пособничество.

Так она подумала, но тут же укорила себя и тихо заулыбалась:

Ах, я глупая, глупая! Спасительница нашлась! Да это наша тетенька, она же на нашу разведку работает! Вот вернется советская власть — ей орден дадут.

Девочка пошла по улице, хитро и мечтательно щурясь на блеклое солнышко.

А как оно будет, когда Красная Армия город освободит?! Вот будет праздник! Потому что мы победим, обязательно! Снова красные знамена вывесят, в парках будут оркестры играть, и паек увеличат, и лекарства будут! Надо только дожить, вытерпеть!

Навстречу по тротуару шли двое мужчин в синей форме и с дубинками на поясе.

Полицаи!

Девочка испуганно прижала к себе сумку и пакет с продуктами, прислонилась к стене и застыла.

Отберут еду! Лишь бы тетеньку эту нашу не раскрыли, а то узнают ведь, что она своим помогала, расстреляют!

Полицаи поравнялись с девочкой и остановились.

— Что за бомжиха? Проверим документы?

— Охота тебе с этой дрянью возиться? Что с нее взять? Пошли лучше…

Они ушли, и девочка, оторвавшись от стены, сделала пару шагов.

Но тут тисками сдавило сердце, широко раскрылся, хватая последние глотки морозного воздуха, сведенный судорогой рот, и тело сползло, осело на тротуар.

Холодно, холодно, Господи, как же холодно… и темно.

А в город со всех сторон: и от Веселого Поселка, и от Ржевки с Пороховыми, и с берегов Финского залива — заходили войска. Гремели гусеницами по асфальту советские танки, а на броне сидели веселые красноармейцы, и ветер трепал их локоны, выбивающиеся из-под пилоток и касок.