Величайший повелитель физики XX века

Звезды ярко вспыхнули. Столько лет они светили над миром, наблюдали за людьми, решали, кто кем станет. Одним выбрасывали несчастную судьбу, другим — обычную, с земными страстями, радостями и бедами, а иных они делали подобными себе, наделяли ярким талантом, чтобы они смогли отразить прелесть и красоту, в которой обитали сами звезды. Эти люди поднимали человечество на ступеньку выше, приоткрывали грань непознанного, позволяя людям иначе взглянуть на мир, Вселенную и себя.

Одним из них стал Альберт Эйнштейн. Автор теории, перевернувший мир, с дерзкими идеями и неземными помыслами, открыл перед приземленным человечеством самые яркие космические законы.

Телепортация, лазер, управление временем — он все это подарил людям. Грандиозные идеи, так и не до конца, иногда словно выходят из мрака. На удивление, приземленность поначалу не позволяет людям многое понять, и они спохватываются только много лет спустя, когда тех идей и след простыл… Но, даже разбившись о земную реальность, судьба гениев остается загадкой, «жемчужиной», она полна чарующих тайн и покрыта мраком неизвестности.

Кем он был, этот «повелитель физики XX века»? Одним из тех, кому звезды предопределили особую, неземную судьбу, кого попросили поднять людей на ступеньку выше. Что он и сделал, отдав самое дорогое, что у него было: свою жизнь.

Ночные гадания

За окном темнело. Хлопотный день окончился и наступал вечер. Но в доме Паулины и Германа Эйнштейнов никто не собирался ложиться спать. В маленькой кроватке лежал недавно родившийся младенец, и родители сидели и молча смотрели на него. Паулина положила голову Герману на плечо и произнесла уже в тысячный раз:

— Как ты думаешь, дорогой, кем станет наш сын?..

Герман медлил с ответом, вглядывался в темноту, смотрел на малыша, спавшего тихим и безмятежным сном. Он себе задавал тот же вопрос, но ответа не знал. Математиком, музыкантом, торговцем…

— Я не знаю…

Герман умолк, обнял жену и погрузился в размышления. Что может чувствовать отец будущего гения? Какие-то смутные предчувствия роились в его душе, но все выглядело призрачно и нереально, а суровая действительность уже научила не строить радужных надежд. «Добился бы счастья, и этого достаточно, а если и станет не таким, как все, его ожидает не лучшая судьба».

— Ученым ему не быть, мне не хватит денег на образование. Не знаю, сможем ли мы ему помочь. Но главное — чтобы он радовал нас с тобой, правда?

Ребенок спал безмятежным сном. Предчувствие в сердцах родителей так и не оформилось, и они не предполагали, что перед ними в маленькой кроватке безмятежно спал человечек, которого ожидало великое будущее.

Я стану великим человеком!

Альберт играл на полу у отца в кабинете. Пришел дядя Якоб, и радости Альберта не было границ. Иногда они играли в «математику». Дядя рассказывал о странных закономерностях мира чисел, и маленький Эйнштейн часами его слушал. Родители лишь разводили руками: разве в это «играют» в пятилетнем возрасте?

— Ты его переутомишь. А потом вырастет неполноценным, перестань его мучить! Ему пять лет! — говорила Паулина.

Но Якоб лишь отмахивался…

В тот день братья долго спорили, как лучше организовать торговлю. Дела в лавке шли из рук вон плохо.

— Просто перемножь прибыль по месяцам, ее среднее значение пускай будет равным, — произнес Якоб, а Герман кинулся в расчеты. Что-то не выходило, он нервничал, хотя это же простое умножение…

Альберт тихо произнес:

— Якоб, дай (он с трудом говорил) папе таблицу степеней…

— Зачем она мне? — удивился Герман.

— Если умножать те же числа, — губы не слушались, — нужны степени… мы с дядей считали…

Как тяжело говорить, даже слезы почему-то навернулись на глаза…

— Он что — понял? — пробормотал Якоб, но повиновался и достал исписанный числами лист. — Как он мог разобраться?! Альберт!..

Но, услышав мамин зов, он кинулся прочь, оставив наедине пораженных братьев. «А что тут сложного? — улыбался он про себя. — Когда-нибудь я стану великим математиком!».

Умственно отсталый

Медленно тянулось время. Альберта дико поражало, почему, когда он играл, стрелки на часах летели стремительно, а в школе, как назло, передвигались медленно. Он ненавидел монотонно тикающие часы в классе. Почему так?… Он размышлял, рисовал какие-то закорючки, вспоминал разговоры с дядей, но невозможно было ничего понять. Спросить бы кого-нибудь, но Альберт не мог. Его проблемы с речью ужасали всех. Он много раз повторял одно и то же, чтобы потом внятно произнести.

Не мог сказать «Доброе утро», позвать сестру, мать, отца. Слова вырывались с трудом. Уже два года, как в школе он превратился во всеобщее посмешище. Выходя к доске, не мог говорить, и с позором, давясь слезами, садился на свое место. «Ты — умственно отсталый, — кричал учитель немецкого языка, — тебя давно пора выгнать! Из тебя ничего не выйдет. Даже родного языка не знаешь!».

Альберт рыдал, сжимал от злости кулаки, хотел ответить, но… не мог. Губы не слушались, а учеба стала адской каторгой с вечными насмешками и издевательствами.

— Не хочу… не хочу… не хочу, — повторял он матери каждый день, но более ничего произнести не мог. Несчастные родители звали докторов, платили деньги, но специалисты разводили руками.

— Подумайте о том, — произнес однажды популярный на всю Германию доктор, — чтобы отдать его в интернат. Я подозреваю у Альберта легкую степень слабоумия. Он не сможет жить в нормальном обществе.

«Бог не играет в кости»

С детства Альберт стал религиозен. Никто не понимал этого странного стремления. Альберт пытался объяснить: стремясь познать Вселенную, мы должны разобраться с Богом, если тот — ее автор. Зачем такое доброе существо сотворило этот ужасный мир?

Но перед Богом он испытывал и страх. Он захватывал его, стоило Альберту перешагнуть порог церкви. Какое же могущество у этой сущности, если она создала этот мир?…

Священники Альберта всегда удивляли. Он внимательно наблюдал за ними, замечая их настоящие чувства, эмоции, желания. За умиротворенными улыбками Эйнштейн видел ложь, игру, лицемерие. Честность, доброта, любовь превратились лишь в маску, за которой пряталось настоящее человеческое существо. Он не мог с этим смириться, ведь эти качества считал священными. Однажды он не выдержал…

— Бог милостив, и Он простит нас, — устало проговорил священник.

— А войны тоже Бог затевает? — крикнул Альберт со своего места. Эхо детского крика раскатами прошло по зданию церкви. Прихожане обернулись и уставились на задиру.

— Нет, но все происходит лишь по милости Божьей… — начал было священник.

— Нет, вы все врете, я-то это вижу, — закричал мальчик и выбежал прочь. Позже он сказал, что именно этот час и стал поворотным в его жизни. «Бог не играет в кости», — повторял он про себя, а физика стала единственным средством понять этот безумный мир.

Выскочка

«Учителя — безмозглые тупицы, лучшие ученики — идиоты. Те, кто умеет думать, никому не нужны», — повторял про себя Альберт. Учеба выровнялась, мнение учителей менялось по отношению к такому необычному ученику, но оставалось неоднозначным. Ненавидя уроки немецкого, презирая литературу, Эйнштейн говорил о физике и философии, не уставал подчеркивать отличникам свое превосходство, а учителей обожал ставить своими вопросами в тупик. Преподаватели были шокированы дерзостью и смелостью ученика.

— Нет, не умен! Просто не может быть умен! — брызжа слюной, кричал литератор. — Как можно говорить о Канте, если Шиллера не хочет читать?! Был бы умным — получал бы пятерки и не выпячивался, а то мнит о себе бог знает что! — он чуть не подавился.

Математик молча слушал коллег. «Задира» на голову превосходил отличников, предлагал смелые идеи, а математикой владел виртуозно, несопоставимо со школьной программой. Могло показаться, что мальчик несет чушь. И только общаясь с ведущими профессорами университетов, он понимал, что хотел донести Альберт. Становилось совестно и обидно за себя, за коллег и за то, во что он верил. Мальчик опровергал выверенные жизнью «уравнения». «Он — талант, но, остальные, как бы они не испортили ему жизнь… А то, глядишь, выгонят без аттестата, а я не смогу помочь». Через год так и произошло.

Мария

Она была дочерью главного учителя. Милая, симпатичная, веселая, Альберт часами наблюдал на ней. Как она играла с подругами! Ее задорный смех, счастье на лице готовы были оторвать от земли любого. Иногда она перехватывала его взгляд, долго, серьезно смотрела на раскрасневшегося подростка, но потом, словно выкинув все из головы, играла с подругами дальше, смеялась и веселилась. Эйнштейн и сам не замечал, как, гуляя после школы, раздумывая над чем-то, внезапно оказывался у ее дома.

Считая себя рациональным, он не понимал захватывавших его чувств. Дрожь охватывала его, сильное волнение сковывало. Безумно хотелось увидеть ее рядом, чтобы она вышла из дома… Он бы тогда сошел с ума, утонул в изумрудных глазах, прикоснувшись к полосам, с которыми любил играть ветер. Он жаждал видеть ее вновь. Пускай она бы и смеялась. Ее усмешка стала бы наградой, подарком, и он смеялся бы над собой до слез.

Он вновь и вновь думал о ней и иногда, на одну лишь секундочку, казалось, будто он задохнется от счастья. Альберт вздрогнул. Ему показалось, что занавеска в окне дернулась. Испугавшись, он побежал прочь. Это она, увидела… и все поняла. Страх сковывал ноги. Но в глубине души он чувствовал себя счастливым.

Задача

Мысли шли нескончаемым потоком, Альберт рисовал длинные формулы. Остались позади невыносимые работы Максвелла, и он ясно ощущал: кто-то из этой парочки явно лишний. Вторым был Исаак Ньютон. Учитель на уроке монотонно, словно механически, объяснял ученикам достижения изобретателя гравитации. Видя непонимание и интенсивную работу мысли на лицах одноклассников, Альберт, прикрыв рот листком бумаги, чтобы никто не заметил, беззвучно смеялся. Любимцы учителей морщили лоб, делали умное лицо, но глаза наполнялись непониманием. «Элита, больше сказать нечего…» — думал он, смеясь, вспоминая, как их хвалили, ставили в пример перед классом. У тех на лице стояли самодовольные улыбки. А сейчас… они представляли самое что ни на есть печальнейшее зрелище, не понимая простейших вещей. Но и Эйнштейну не все было ясно. Просидев целую неделю в библиотеке за уравнениями Максвелла, отказав в свидании уже двум девчонкам, которые, надо сказать, были недурны собой, он нисколько не жалел о упущенном времени. Альберт в душе улыбался. Теперь ясно, как день: старина Ньютон оплошал, а лучшие умы просто ничего не понимают в физике.

Догадки

Учитель говорил: «Скорость света — неизменная величина. Почему? Объяснить это просто. Представьте: вы летите на луче света и держите перед собой зеркало. Увидите ли вы свое отражение? Конечно, нет. Свет не может отражаться от зеркала, он не опередит сам себя, и отражение не увидите…».

Эйнштейн закрыл глаза,… Безграничная Вселенная, завораживавшая его с детства, мириады россыпей звезд, переливающиеся разными цветами галактики, и он летит на луче света, держа перед собой пресловутое зеркало. Нет, картина вовсе не так гротескна: в воображении он рисовал и кое-что пострашнее, и нечто, куда более интересное, о чем он, конечно, расскажет… но не здесь и не им. А дальше произошло озарение. Он чуть не вскрикнул, не перевернулся на стуле. Непонимающие глаза учеников больше не смешили Альберта. Они выглядели ужасно! Ньютон-то точно ошибся. Если лететь со скоростью света и держать зеркало, можно увидеть отражение, ведь на таких скоростях пространство и время искривляются… становятся другими. Он знал, как это можно доказать. Он награждал Ньютона оскорбительными эпитетами, мысленно издевался над ним. Он потом скажет: «Прости меня, Ньютон!», но тогда он был готов биться об заклад, что яблоко слишком сильно ударило англичанина по голове.

Скрипка

Он прибежал домой окрыленный. Забежав в комнату, он кинулся к бумаге. Мысли следовали одна за другой. Он записывал, записывал, записывал, не в силах остановиться, как будто отвергнутый бог руководил его рукой. Пусть другие играют в кости, а ему предстоит возвыситься над людьми. Годы вопросов ушли. Забыты боль и страх, что он не такой, как все. Да и не суждено слиться с обществом такому человеку… Пытался же столько раз поднять их до своего уровня, но у них нет крыльев.

Но ошибаются те, кто считает, будто он одинок. Есть скрипка. Он столько лет учился на ней играть, и, казалась, будто бы только этот тонкий инструмент понимал его мысли. Он поднял смычок, и комната наполнилась звуками 40-й симфонии. Альберт смотрел на небо, ему предстояло открыть все его загадки.

Физик и лирик

Мария была круглой отличницей, но до ужаса ненавидела математику. В тот день им пришлось отвечать у доски, решать глупые, как казалось Альберту, уравнения. С неохотой он поплелся к доске, мысленно проклиная тоску школьных будней. Потом к доске вызвали Марию. Она долго чертила что-то, рисовала закорючки, но не знала, как решать. Альберт видел, что она вот-вот заплачет, если будет выглядеть перед всеми тупицей или получит плохую оценку. Она озиралась по сторонам, испытующе смотрела на Эйнштейна. Учитель отвернулся к окну; тогда он подошел к Марии и быстро на ухо рассказал ей, что надо делать. Она легко подхватила мысль, и через минуту уравнение оказалось решено. Альберт улыбался. Разве есть большее счастье?… Она тогда у доски схватила его руку и тихо на ухо прошептала одно-единственное слово: «Спасибо».

Он мысленно повторял его. Не мог сконцентрироваться, собраться с мыслями — они словно изменили Эйнштейну, и не слушались, разлетаясь на куски. Она краснела, стоило их глазам встретиться, опускала голову. Внезапно все стало ясно.

Он сошел с ума. И сильнее всего хотелось сжать в объятиях причину своего слепого безумия, позабыв обо всем на свете, утонув в ее шелковистых волосах.

Месть

Школа в Аарау, где Альберт учился, считалась одной из худших. Образование — ужасающе низкое, а выпускники редко поступали в университет. Но однажды она приняла участие в соревнованиях немецких школ. Никто, конечно, не рекомендовал Эйнштейна. Одним он казался тупицей, другие боялись дерзости ученика.

Самые-самые уехали в Берлин, но результаты оказывались плачевными. Берлинские педагоги низко оценили математические способности учеников. Директор был «в трауре», Альберт узнал у «конкурсантов» тексты задач, и на следующий день стоял у кабинета директора.

— Герр Шнайдер, я решил задачи, на которых все ваши любимчики провалились, — не без самодовольства сообщил Эйнштейн, переступив порог кабинета. Шнайдер смотрел на подростка сквозь толстые линзы очков с неприязнью. Его бы воля, испепелил бы этого выскочку на месте.

— Как вам это удалось, Эйнштейн?

— Все очень просто, нужно лишь уметь оригинально мыслить.

— Но у нас высокий уровень образования, вы только посмотрите: Шляйхер, Науман, Геринг… Куда вам до них?

— Они — всего лишь ваши протеже, — улыбнулся Альберт. — Я лишь хочу сказать: выбирая учеников для соревнований, будьте справедливы…

— Вон! — закричал директор. — Вон из моего кабинета!.. Я тебя отчислю, не получишь аттестата…

Эйнштейн вышел, оставив листок на столе. Маленькая месть удалась. Он был счастлив.

Поцелуй

Взбесив ее отца, Альберт не переставал думать о Марии. Бесцельно блуждая по улицам, однажды он столкнулся с ней. В школе они сторонились друг друга, а Альберт демонстративно отворачивался, чувствуя, что разжигает в ней интерес.

— А… наш математик! — улыбнулась Мария. — Что ты сказал отцу? Он вчера так ругался…

— Мы друг другу признались в любви, — засмеялся Эйнштейн, — чувства оказались взаимными.

Ему на мгновение показалось, что после этих слов Мария отвернется и уйдет, но сдержаться оказалось выше его сил. А Мария только засмеялась и, как ни в чем не бывало, продолжила разговор:

— Он слишком строг, не обращай внимания… так ты что, правда решил?

Альберт кинулся в рассуждения. Он долго рассказывал, как добился успеха, ведь все куда проще, чем кажется. Он старался не смотреть ей в глаза, немея, вздрагивая от одного взгляда в этот бездонный колодец. Наконец они дошли до ее дома.

— Ты знаешь, ты такой умный и мне очень нравишься, — она соблазнительно улыбалась. Эйнштейн почувствовал, как почва ушла из под ног, а мир закрутился в бешеном ритме. Он обнял Марию, дотянулся губами до ее губ. А потом вдруг все резко потухло…

Звезды и судьба

Они гуляли под звездами. Альберт вспоминал слова философов, что любовь приходит лишь однажды, а спустя годы ее заменяет привычка. Он гнал эти мысли из головы, и они казались ему настоящей глупостью. Мария оказалась настоящим антиподом своего отца — живая, веселая, добрая. Альберт рассказал ей о своих проблемах. Она гладила его по голове, успокаивала. Казалось, все кругом умерло, затихло, словно сама вечность приняла их в свои объятья.

— Я поговорю с отцом, может, он согласится… — раздался в тишине ее голос.

— Перестань: он меня ненавидит, он не разрешит…

— Мне тетя говорила, что я еще слишком молода, чтобы выйти замуж, хотя мне кажется, что любить можно только однажды.

Сходство их мыслей буквально поразило Альберта. Он устал от одиночества, а сейчас рядом с ним был человек, который смог наконец его понять. «Только бы эти отношения не окончились болью и одиночеством, — думал он, — теперь я уже никогда не смогу остаться один. Может, и правда, жениться потом?».

Но он не хотел, чтобы она говорила с отцом, мечтал оставить их отношения в тайне. Она заменила ему и девушку, и друга, и самых близких людей. Он боялся потерять ее, он чувствовал, что не сможет этого пережить, и они были просто обязаны быть вместе. Но судьба все решила за них.

Разрыв

На следующий день они вместе гуляли по городу. Ночная вылазка Марии осталась незамеченной, чему они оба очень обрадовались. Они вели непринужденную беседу ни о чем, которую Мария назвала «физикой пустоты».

Альберт отдыхал в ее обществе от высокоумных книг и собственных мыслей, глубина которых грозила перерасти в безумие. Общаясь с Марией, Альберт словно вновь возвращался в мир людей, которому до сих пор был чужд, не находя в нем понимания и любви.

Так произошло, что, свернув на одну из улиц, они столкнулись с отцом Марии, Герхардом Шнайдером. Поначалу они даже его не заметили, как не видят влюбленные никого вокруг, но его вопль разрушил любовные чары.

— Что?! — закричал он, — Ты, выскочка, вместе с моей дочерью?!.. Да как ты смеешь? — в порыве праведного гнева он замахнулся на Альберта кулаком.

Заикаясь, Эйнштейн пытался что-то сказать, но их судьба была решена.

На следующий день Альберта выгнали из школы в Аарау без аттестата зрелости. Марии запретили видеться с Эйнштейном. А еще через месяц Альберту пришлось уехать в Берн. Несколько лет спустя Мария под давлением отца вышла замуж. Единственная ниточка, которая могла еще связать его с людьми, внезапно оборвалась, И ему так никогда и не удалось выстроить с окружающими настоящих гармоничных отношений.

Чужой город

Чужой город. Он никому не нужен. Добывая себе средства к существованию при помощи унизительной и низкооплачиваемой работы разносчика газет, он все свои силы посвящал подготовке к вступительным экзаменам. Математика его смешила, задачи оказались на редкость просты, а вот французский превратился в настоящую муку. В Аарау его не преподавали, и сейчас Альберту с нуля пришлось учить язык Наполеона и Ролана.

Вечера он просиживал за книгами. Идеи Пуанкаре завораживали. Все время он ломал голову над математическим аппаратом, когда нашел ссылку на Лоренца. Познакомившись с его работами, Альберт пришел в восторг. Все наконец стало на свои места. Эйнштейн смеялся.

— Je suis heureux (Я счастлив), — повторял он.

Ночами он засиживался в кафе, заглушая крепкими напитками боль, оставшуюся после Аарау. Время от времени его тревожили грустные мысли… «Никому я не нужен, меня не понимают, так и останусь навсегда один», — думал он, а к глазам подступали слезы.

Но, несмотря на всю серьезность подготовки, в университет он так и не поступил, провалив экзамен по французскому. Увидев огромные успехи на экзамене по математике, преподаватели направили его на бесплатные подготовительные курсы и позволили пользоваться университетской библиотекой, в которой он пропадал часами. Через год он разбирался в математике лучше любого преподавателя. И все же был зачислен на следующий год в университет.

Милева Марич

Они познакомились в университете. Курс состоял из одних мальчиков. Эйнштейн их сторонился, встречая постоянное непонимание. Не присутствовал на празднествах, недолюбливал карты, бильярд, в который сокурсники играли ночами напролет. Между ними словно выросла стена.

Милеву он приметил сразу. Она оказалась единственной девушкой на курсе. Как сложно женщине было поступить в университет!.. Их отодвигали на задний план, ее появление казалось чем-то удивительным. «Наверное, неглупа…» — думал Альберт, ища повод с ней пообщаться. Странно, но как женщина она была ему неинтересна. Хотя… красавицы уже успели надоесть, а умные, необычные — завораживали.

Милева, как и он, оказалась замкнутой. Поначалу она скучала в обществе загадочного сокурсника, но потом разглядела в нем ум и оригинальный взгляд на мир. Альберт часами твердил ей о своих идеях, провожая домой. Милева проявляла интерес, горячо спорила. Эйнштейн ненавидел «лучших», не ходил на занятия, профессора отзывались о нем плохо. Она понимала — они не могут понять и оценить его полет мысли. Альберт приоткрыл перед ней дверь в свой мир дерзких идей и грандиозных замыслов. Милева сразу поняла счастье и боль странного ухажера. Он — гений! Не заметив, как увлеклась, она искала новых встреч, отказывая многочисленным поклонникам. Наверное, тогда она и сделала выбор, полностью перевернувший ее жизнь.

Волшебница в спектакле под названием «Любовь»

Альберт сидел на балконе и смотрел на изнывающий от жары город. Он и сам не понимал, зачем ему понадобилась Италия в разгар лета. Невыносимая жара мешала работать, но он продолжал искать ответы на мучавшие его постоянно вопросы. Просто не мог остановиться, но все шло не так, будто злой рок уводил от него решение, а может, вообще эта теория ему просто не по зубам…

И тут он вспомнил о Милеве. Сбежав сюда от ее назойливого общества, он вдруг понял, насколько сильно нуждался в ней. Без ее кропотливого труда работа не двигалась, все шло наперекосяк, все раздражало и валилось из рук. Она никогда и не считала себя особенно умной, несмотря на свои выдающиеся успехи.

Бедная дурочка влюбилась в него без памяти и не замечала, что сама, почти без его участия, создавала работу, которая поставит крест на бессмертных творениях Ньютона. Идеи-то, безусловно, его, но не все…

А еще Милева выдумывала математические доказательства его предположений, оказавшиеся Альберту не по силам. «Просто чудо, — размышлял он, — как такая умная женщина может верить в такую ахинею, как любовь?». Не мешкая, он сел за стол и написал письмо девушке. Четко выверив каждое слово, затронув все самые чувствительные струны ее души, о которых уже успел догадаться, Альберт отнес письмо на почту. «Ты обязательно должна приехать сюда, моя очаровательная волшебница. Потеряешь немного времени и доставишь мне небесные наслаждения». К сожалению, любовь играла не самую первую роль в этом спектакле под названием «Любовь».

Ангел-хранитель

Обучение в университете не шло гладко. Постоянные прогулы, дерзость по отношению к профессорам сделали свое дело, и через два года после поступления перед Эйнштейном поставили ребром вопрос об отчислении. Причиной стал провал экзамена по Ньютоновской механике, и в умственных способностях Эйнштейна тогда сильно усомнились.

В тот день экзамен принимал один из лучших преподавателей — Герман Минковский. Он взглянул на студента и перед тем, как тот приступил к ответу, поинтересовался:

— Господин Эйнштейн, на что вы рассчитываете? Занятия не посещаете, лабораторные работы — тоже, еще и взрыв однажды устроили, да?… Почему вы так несерьезно относитесь к учебе? Или считаете, что мы вас ничему научить не можем?…

Что-то было в его облике такое, что Эйнштейн внезапно открылся перед этим человеком. Он рассказал ему о том, что учеба проста и неинтересна, тем более что он и так знает, что многое неверно, в том числе и механика Ньютона.

— Почему же? — поинтересовался пораженный Минковский, ожидая услышать в ответ какую-нибудь страшную глупость.

Прошло три часа. Альберт исчертил всю доску, исписал формулами 15 листов и, казалось, не мог остановиться. Удивлению Минковского не было предела. «А может, он гений?» — пронеслось у него в голове.

Альберта не отчислили. А Герман стал «ангелом-хранителем» вольнодумца на всю его оставшуюся жизнь.

Неожиданная помощь

Во время учебы в университете у Эйнштейна появился еще один друг. Звали его Марсель Гроссман. Талантливый студент, один из лучших учеников, увлекся обществом Эйнштейна. После занятий они совершали совместные прогулки за город. Гроссман интересовался наукой, но утверждал, что заняться ей ему не суждено. Отец Марселя хотел, чтобы сын пошел по его стопам. Они проводили много времени, обсуждая философские выводы Пуанкаре, преобразования Лоренца, которые впоследствии лягут в основу разработок Альберта. Он просто бредил этими учеными, называл вычисления Лоренца почти божественными. Гроссман часами слушал рассуждения друга, осознавая, что, будучи «еретиком от науки», тот ни за что не добьется признания. Но очень хотелось оказать другу помощь. И Марсель понял, как. Вечером он разговаривал с отцом.

— А те люди, с которыми ты проводишь встречи, могут оказать ему помощь? — спросил Марсель.

— Не знаю, организация очень серьезная, я немногое могу, лишь предложить… Но какой интерес может представлять этот юноша для Братства?

— Не знаю, но, мне кажется, это будет дополнительный голос; вам нужны известные люди, которые станут отстаивать ваши интересы. Может, Альберт сможет стать таким?…

Посвящение

Никто точно не мог назвать время появления сообщества «Вольных каменщиков». История масонов уходила в века. Еще 700 лет назад Европой управляли тамплиеры; перед ними дрожали даже правители государств, опасаясь прогневить всесильное братство. Но позже их разгромили. Собрав по частям мощь тамплиеров, масоны вернули их силу. Богачи, ученые, мистики входили в Братство, становясь элементами призрачной власти.

Наука делится на две части: популярную и закрытую. Последняя сулит власть, предоставляя передовые технологии. Масоны веками скрывали тайные знания от простых смертных. Алхимия и скрытый психический потенциал человека с их легкой руки превратились в «лженауку». Братство тратило крупные средства на пропаганду, и ученые прекращали исследования, поверив «авторитетным» заключениям. Но масоны искали новые таланты, которые, став авторитетом, смогут оказывать влияние на массы. Если претендент был талантлив, но неизвестен, братья оказывали помощь.

Они обратили внимание на Эйнштейна. Рекомендация поступила от магистра Гроссмана. И Альберт получил посвящение.

— Если докажете способность стать знаменем науки и голосом Братства — станете популярным и всю жизнь будете служить нам. Если нет, останетесь обычным братом; это, знаете, тоже неплохо. Принесите клятву.

Эйнштейн поклялся, раз и навсегда став под знамена таинственной и могущественной организации.

Относительная романтика

Через несколько дней Милева примчалась к Эйнштейну. Бросив все, она спешила на встречу с любимым. Альберт встретил ее на вокзале. После радостной встречи и прогулки под знойным июльским солнцем уже на закате они отправились домой.

Милева, узнав о трудностях любимого, немедленно приступила к работе. Целыми днями она сидела за сложнейшими расчетами. Идея Альберта имела все шансы на успех. Ради него она была готова на все. И даже самые неразрешимые задачи казались сущим пустяком при мысли, что она поможет любимому. По сути, тогда они вместе и разработали основные принципы будущей великой теории.

Эйнштейн ласково шептал ей на ухо: «Любимая моя, моя волшебница, я люблю тебя…». Милева теряла голову, забывая все на свете. Дни, проведенные в поисках ответов на мучавшие его вопросы, и полные упоительной страсти ночи — что, казалось, еще нужно для счастья?

Через неделю, вернувшись в Цюрих, Милева узнала, что беременна. Она поведала об этом своему возлюбленному, ожидая его радости, желая, чтобы он, как в Италии, подхватил ее на руки и в тысячный раз признался в любви. Но этого не случилось. Эйнштейна эта новость не обрадовала, а обескуражила. В ультимативной форме он потребовал, чтобы она сделала аборт, что и произошло неделю спустя. С этого момента и начались ее страдания. Эта боль оказалась первой, но, увы, не последней, но она гнала из головы все плохие мысли, лишь увидев ласковую улыбку на лице любимого.

Безысходность

В 1901 году они поженились. Получив аттестат в университете, Эйнштейн не смог задержаться на кафедре. Профессор Вебер, руководивший кафедрой, на которой учился Альберт, отказался оставить на работе ученого-вольнодумца. Многие преподаватели отзывались об Эйнштейне скорее негативно, и даже заступничество профессора Минковского, боготворившего талантливого студента, не помогло ученому получить место преподавателя университета. Живя на деньги Милевы, Эйнштейн усиленно работал, искренне веря, что ему удастся вырваться из адского круга нищеты. А условия и правда были тяжелые.

Мизерной зарплаты Милевы едва хватало на двоих, а вскоре она вновь забеременела. Просьбы ученого вновь сделать аборт она на этот раз проигнорировала, считая себя виновной в том, что отказалась от первого ребенка. Вскоре родился ребенок, и положение стало просто катастрофическим, Эйнштейн впоследствии вспоминал, что иногда не хватало денег даже на еду, а ему приходилось искать любую, даже самую грязную работу — лишь бы свести концы с концами. Мечты, казавшиеся такими реальными еще совсем недавно, сейчас рушились на глазах. Альберт терял надежду. Работу не удавалось опубликовать. Столкнувшись с яростной критикой «бога физики» Ньютона, редакторы научных журналов отказывали ему один за другим. Супругов охватило ощущение безысходности.

Происки Дьявола

Спустя год Альберту наконец удалось получить работу в патентном бюро. Слезные письма старому другу Гроссману, который продолжал поддерживать ученого, иногда даже ссужая ему деньги, многочисленные друзья Милевы в Швейцарии, пророчившие ей успешную карьеру, сыграли свою роль: Альберт наконец получил место. Трудности уходили в прошлое, хотя жалование оставляло желать лучшего. Более того: потом он назовет эти годы самыми продуктивными в жизни. За несколько лет, проведенных в бюро, он смог преодолеть противоречия теории, а заодно создать ряд новых.

Засиживаясь по вечерам за бумагами, он внимательно изучал заявки на патенты. Много именитых ученых, которым он так завидовал, подавали заявки. Изобретения, открытия, смелые теории каждый день стояли перед глазами. Он редактировал рукописи, направляемые научными светилами в издаваемый на средства бюро журнал «Анналы физики», но допускал до издания далеко не все. Однажды чуть было не разразился скандал из-за того, что он «заблокировал» труды многих физиков. Сославшись на их противоречие классическим взглядам физики, Альберт отказался выдать изобретателям патенты. Коллеги не могли найти объяснения столь резким взглядам. Истина открылась позже, после публикации теории относительности. Она оказалась плагиатом.

Два солнышка на небесах…

Они часто сидели за бумагами ночи напролет. Идеи у Милевы появлялись одна за другой. Эйнштейн иногда поражался, с какой легкостью она придумывала решения непосильных задач. Как будто она — умнее самого мироздания. Смешанные чувства захватывали Альберта: и восхищение необычной женщиной, и зависть пополам с животной злобой. Иногда ему казалось, что она на порядок умнее его, и только замкнутость и слепая любовь к супругу мешала ей стать самостоятельным ученым. И слабый пол на научном поприще недолюбливали. Она находила оригинальные решения, иногда и вовсе безумные, и только природная интуиция помогала Эйнштейну оценить их глубину. А иначе он бы просто отмахнулся.

Парадокс заключался в том, что, восхищаясь и желая подражать своей гениальной подруге, он все больше охладевал к ней. Тамерлан когда-то сказал: «Не бывать двум солнышкам на небе», и после этого сокрушал одно могучее государство за другим. Альберт постиг «глубину» высказываний завоевателя, и зависть разгоралась все больше и больше.

Еще Милева проводила опыты и, естественно, переписывала все изобретения и идеи на него. Эти разработки впоследствии помогут Альберту оставить позади даже всемирно признанных ученых. Комбинаторика чувств усложнилась, к ней добавилось еще и почти демоническое торжество. Теперь ничто не остановит их (вернее, его) на пути к славе…

Идеи витают в воздухе

А тем временем в стенах многочисленных Академий наук намечался раскол. Разработанные английским физиком двести лет назад гипотезы структуры Вселенной, представления о времени и гравитации теряли доверие физиков. Расхождения между ньютоновскими расчетами и данными практических опытов стали угрожающи. Свет вел себя «не так», да и «звездная механика» игнорировала формулы англичанина. В начале XX века ряд исследователей объявил о «конце науки». Все ясно, понятно, мироздание изучено, а что дальше?… Разум одолел природу. Но зрел и лагерь противников таких новомодных учений.

Все больше исследователей отказывались молчать, писали о полном несоответствии между предполагаемым и наблюдаемым, и, один за другим, требовали пересмотра картины мира. Жажда перемен натыкалась на истерическое противостояние заслуженных европейских ученых. Защищены сотни диссертаций, а теперь их заслуги оказываются под вопросом. С каждым годом противостояние исследовательских «лагерей» обострялось. На страницах научных журналов они обвиняли друг друга в мистификации и «слепоте», антинаучности и ретроградстве. Казалось, борьба не кончится никогда. В таких условиях в «Анналах физики» в 1905 году и появились работы Эйнштейна, составившие потом «Специальную теорию относительности». Эта концепция поставила в «разборках» ученых жирную точку.

Публикация

Поначалу в издательстве «Анналов физики» эти работы были подписаны «Милева Марич, Альберт Эйнштейн». Но имя женщины, по обоюдному согласию с супругами, решили «выкинуть», ведь к «дамам в науке» ученые испытывали серьезное недоверие. Их не пускали никуда, и Милева смирилась. Для нее появление имени мужа среди публикаций было уже победой. «Я тебя сделаю великим ученым, ты им станешь», — шептала она в минуты страсти, крепко обнимая супруга.

Физика, патенты, публикации — все находилось словно в другом параллельном, «не ее» мире. Хотелось только реже его видеть, не замечать всех ужасов и несправедливости. Слава ее мужа станет достаточной местью этим снобам с высокими званиями, а потому она соглашалась с условиями, смеясь при мысли, какое выражение примут их лица, когда они получат письменное подтверждение отсутствия собственного профессионализма, а, возможно, выдающихся способностей, которые и должны быть допуском в науку, а не пол.

Альберта волновали совсем другие мысли. Безусловно, его статья ляжет на стол многим выдающимся ученым, они обязательно ее прочтут. Но наметившаяся в последние годы тяга к сенсациям может только помешать его успеху. Не будучи верующим, он все же молился богу, чтобы все получилось, и его публикация вызвала резонанс. Его мечты сбылись лишь несколько лет спустя…

Посмешище

Публикация привлекла к себе ученых мгновенно. Она выделялась на фоне других обилием чертежей, формул и крайне скупых комментариев. Но когда до них доходил смысл, ими овладевало ощущение, похожее на электрошок. Критика выдающегося философа того времени Маха, и даже попытка опровержения самого Ньютона! Неслыханно!

На заседании один пожилой профессор насмешливо цитировал высказанные в работе мысли: «Материи не существует, написано в этой статье; это — лишь удобный способ связывания событий. А что он пишет о фотоэффекте и броуновском движении… какая чушь!». В аудитории стоял дикий хохот. Волей случая среди слушателей оказался Марсель Гроссман. Вопреки протоколу, он поднялся на кафедру и произнес:

— Дорогие коллеги, не торопитесь с выводами. Я лично знаком с автором. Смею заметить, что это один из лучших моих учеников. Я считаю вашу реакцию преждевременной. Нам надо еще обдумать эту работу, проверить все факты, так что давайте не будем торопиться с выводами. По меньшей мере, это интересная работа.

Аудитория встретила слова Гроссмана гробовым молчанием. Позже многие участники той конференции в один голос подтвердили правоту Эйнштейна. Многие ученые — члены Братства — тут же подхватили знамена теории относительности, хотя верили в ее правоту не до конца. Таков был приказ, приказ верховных магистров.

Английские ученые

Ньютон полагал, что гравитация постоянна для всей Вселенной. Она не может усиливаться вблизи звезд: все взаимосвязано, уравновешено и расстояние не играет никакой роли. Эйнштейн выступил категорически против этого предположения, доказывая в той публикации, что гравитация может оказывать влияние на траектории движения света. По сути, этот принцип он выдвинул для оценки верности предложенной им теории. Свет звезд, проходя мимо Солнца, должен искривляться, и Эйнштейн вычислил угол. Но как раз это положение и вызывало недоверие ученых. Казалось, даже поддержка Братьев бессильна на пути к научному Олимпу. Но все изменилось в один день.

Английские астрономы давно проводили исследования звездного излучения с целью установить верность ньютоновских предположений. Каково же было их удивление, когда они увидели отклонение звездного света вблизи Солнца. Не желая верить очевидному, они экспериментировали и экспериментировали, пока сомнений не осталось совсем. Они не хотели верить глазам и приборам, но факты — упрямая вещь. Они не могли объяснить наблюдаемое…

— Я как-то читал в «Анналах физики» утверждение одного швейцарца, что свет может искривляться вблизи звезд, — пробормотал Альфред Джонс, руководитель эксперимента.

— Сколько в мире безумцев! А как он должен отклоняться?

— На 0,83… Как и у нас в эксперименте…

Пару дней спустя научному сообществу было представлено первое доказательство правоты Эйнштейна.

Слава

Она обрушилась на него мгновенно. Альберт даже не сразу узнал об этом. Он носил Милеву на руках, обнимал ее, целовал, клялся в вечной любви. Почтовый ящик был забит письмами и разнообразными приглашениями. Ученые один за другим приходили к Эйнштейну, чтобы выразить свое восхищение. Вот он, этот миг! Теперь, наконец, пришла слава.

Как-то вечером в дверь постучался странный человек. Альберт даже сразу не узнал его, но, когда тот скинул капюшон, ученого захватили противоречивые чувства.

— Ну что ж, герр Эйнштейн, мы выполнили свою часть контракта, теперь пришла ваша очередь.

В незнакомце Альберт опознал Великого Магистра, несколько лет назад посвятившего его в орден.

— Простите, но вы же мне не помогли…

— Неправда. Просто… данные эксперимента оказались не совсем случайными, а наши люди закрыли глаза на огромные погрешности… Мы сделаем все, чтобы эксперимент больше никогда не повторялся. Слава — ваша. Но не забывайте клятву, данную нам. Всё в руках Братства.

— Что вы от меня хотите?…

— Слишком много развелось ученых. Кое-какие открытия надо опровергнуть, они вредят нам… и вы это сделаете. Мы вас найдем, когда понадобитесь.

Улыбнувшись, он пошел прочь. Альберт долго смотрел на удаляющуюся фигуру в темном плаще, пока дождь не скрыл ее. «Значит, эксперимент инсценирован, вместе с результатами», — пронеслось у него в голове. Только теперь он понял, в какую ловушку угодил…

Злая шутка Судьбы

Слава и зависть — две стороны одной медали. Те, кто волею судьбы оказывался на самой вершине, всегда и везде вызывали неприязнь, ненависть толпы. Судьба выдающего творца часто оказывалась трагичной, а он становился объектом насмешек, подлости, предательства даже самых близких некогда людей. Не встречая понимания у большинства из-за передовых идей, они после таких атак вообще оставались в одиночестве.

То же случилось и с Альбертом. Восхищение ушло, как будто его никогда и не было, а газеты и журналы пестрели многочисленными «разоблачениями». Разумная критика отсутствовала, а злобные насмешки, клевета, призывы «разобраться с ученым, да к тому же и евреем» стали обычным делом.

Под окнами дома ученого собирались странные люди, скандировали лозунги антисемитского содержания, а приходя на лекции, они делали все, чтобы сорвать мероприятие. В итоге Альберт отказался от публичной деятельности, прячась от завистников в лаборатории и новых исследованиях.

Вскоре противостоять безрассудной, словно управляемой кем-то травле стало невозможно. Устав от фантасмагории, Альберт, собрав вещи, уехал в Швейцарию, на озеро Люцерн. Компанию ему составила двоюродная сестра, стремившаяся проводить как можно больше времени с Эйнштейном.

Лавина

Солнце светило ярко. Водная гладь переливалась самыми чудесными красками. Все трудности отсюда казались нереальными, словно страшный сон, от которого удалось пробудиться. Альберт целыми часами плавал на яхте по озеру, желая остаться наедине с природой, которая с детства стала его самой большой страстью. Иногда компанию составляла Эльза. Целыми днями они кружили по озеру, позабыв обо всем на свете.

— Как здорово: можно спрятаться от суеты и проблем и помечтать в одиночестве, — повторял Альберт. Эльза улыбалась, кивала. С ней было легко и спокойно: она не отвлекала, не мешала и тоже обожала тишину, в отличие от Милевы.

— Точно, — как-то игриво произнесла Эльза и улыбнулась. — А знаешь, Альберт, я всегда жалела, что твоей избранницей стала та сербка.

— Почему? — то ли удивился, то ли обрадовался Альберт.

— Потому что я мечтала занять ее место… — Эльза рассмеялась и вдруг, потеряв равновесие, рухнула в воду.

Ни секунды не раздумывая, Альберт кинулся за ней. Подплыв ближе, он крепко ее обнял. Нежные прикосновения, ласковые губы Эльзы раз и навсегда перечеркнули прошлую жизнь… А ледяная вода не могла остудить их страстный пыл. Любовь обрушилась на них, как лавина…

Жестокая правда

Вернувшись в Берлин, Альберт почувствовал себя плохо. Высокая температура, кашель, недомогание не оставляли его, мешали работать. А потом он вообще слег. Милева вызвала врача, и тот поставил диагноз — пневмония. Холодная вода и ветер сделали свое дело, а Эйнштейн не мог похвастаться отменным здоровьем. Жена не отходила от его постели, долгими часами просиживая рядом, но это только раздражало Альберта. Он хотел видеть Эльзу, и, когда та приходила, они уже нисколько не стеснялись жены.

Боль, обида, ненависть, ревность, непонимание перемешались в душе Милевы. Она заметила, что после прихода славы Альберт начал избегать ее. Романтика и прежняя нежность пропали.

Альберт наотрез отказался что-либо объяснять, а Эльза всегда относилась к ней с усмешкой и презрением. А сейчас и не пыталась скрыть своего отношения к сопернице. Счастье — если это было счастье — рухнуло в один миг. Милева не могла сдержать слез, а происшедшее казалось лишь временным помрачением рассудка мужа. «Неужели я ему и впрямь не нужна? Неужели он меня не любит?» — спрашивала она пустоту, а из соседней комнаты доносился смех мужа и радостный визг Эльзы.

Отвергнутая

И после выздоровления Эльза каждый день «навещала» Альберта. Их, как магнитом, тянуло друг к другу. «Как та самая гравитация притягивает фотоны света», — насмешливо думала Милева. Пространство и правда искривилось, а вместе с ним — и время: прошлого словно не было. Но англичане искали погрешность в расчетах, а тут никаких сомнений не оставалось. Но она не верила своим глазам, твердила себе, что всему найдется какое-то разумное объяснение, ясно осознавая призрачность своих надежд.

Как-то вечером, она, набравшись смелости, подошла к мужу и спросила:

— Почему ты мне сразу не сказал?…

— А? — Альберт будто не понял. — Ты об Эльзе? А тебе, собственно, какое дело?

— Я — твоя жена и имею право знать.

— Изволь, родная. Знай: я люблю ее, и… завтра же подаю на развод.

Милева словно задохнулась, слезы покатились из глаз, а душа разлетелась на части. Она рухнула в ноги мужу, но он как будто ее не замечал.

— Позволь мне остаться с тобой, — преодолевая рыдания, произнесла она, — я люблю тебя.

— Эльза права: ты — не настоящая жена. Где мой завтрак, почему ты не подумала? Хочешь — оставайся, но будешь мне приносить еду в лабораторию, стирать и убирать, а в остальное время — избавишь меня от своего общества, — медленно, чеканя слова, сказал Эйнштейн и погрузился в расчеты. Милева уже уходила из комнаты, когда он бросил ей вслед:

— Я никогда тебя не любил.

Несколько месяцев спустя они развелись.

«Гений электричества» против Эйнштейна

Признание приходило с трудом. Несмотря на восторженный прием работы научными кругами, у нее находились и противники. Особенно Никола Тесла, разработчик переменного тока, чья слава гремела тогда на весь мир. «Повелитель молний» неустанно критиковал Эйнштейна.

— Этот молодой человек сам не знает, что открывает: его идеи просто ужасающе неверны. Свет звезд преломляется не из-за каких-то искривлений пространства, а силу банальной гравитации. Да и не может вообще этого искривления происходить. Независимый от материи, времени и пространства объект ее вдруг искривляет — какой абсурд! Фотоэффект — ничего нового: об этом говорил еще Лоуренц, да и я получал такое же излучение лет десять назад. Вывод настолько очевиден, что понятен каждому. Где тут открытие?!..

К Тесла присоединялись и другие, но голоса этих ученых терялись в восторженном хоре. Многие после этого от Теслы отвернулись. Более ста лет понадобилось на то, чтобы научный мир признал правоту «повелителя электричества» и усомнился в выводах Эйнштейна, которые, несмотря на обилие противоречий и несуразиц, почему-то в свое время завоевали огромную популярность. Вот такая относительная гениальность.

Лазер

Великий магистр сидел у камина. Альберт с сигарой расположился рядом. Они долго обсуждали обрушившуюся на голову физика популярность, будущее новой теории. Не могли они не затронуть и тему фотоэффекта. Кажущаяся простота выдумки на самом деле сулила грандиозный прорыв.

— Так все-таки есть польза от фотоэффекта? — спросил магистр.

Альберт набрался смелости и наконец рассказал, что он об этом думает, и почему решился на публикацию.

— Мне кажется, господин магистр, что его можно использовать в качестве совершенного оружия, — добавил он.

— Такое правда возможно?

— Можно добиться создания света огромной силы, который сможет после этого уничтожать любые предметы. Его можно наводить на цель. Одним словом, это станет превосходным оружием.

— И вы сможете это доказать на практике?

— Мне для этого необходимо некоторое финансирование: нужно построить установку, выбрать полигон так, чтобы эксперимент был скрыт от глаз любопытных; ведь никому не следует догадываться, что происходит…

— Вы знаете, господин Эйнштейн, на чем держится сила Братства? На передовых технологиях. И, если вы добьетесь тех результатов, о которых говорите, вы навеки заслужите почет и уважение. Именно этим вы и расплатитесь с нами за оказанное вам доверие и помощь…

Альберт прекрасно знал, что оправдает доверие — эксперимент окончится более чем успешно…

Адский луч

Уже давно стемнело. Взошла луна. Эйнштейн стоял на вершине горы, окруженный множеством людей. Внизу, в ущелье, стояла недавно созданная им установка. Холодный лунный свет озарял ее ужасающие черты. Через пару минут ей предстояло сгенерировать излучение катастрофической силы.

Внезапно наступила тишина: все ждали. Магистр оглянулся по сторонам и прошептал на ухо одному из Братьев: «Пора начинать». Тот немедленно нажал на кнопку.

За секунду тьма в ущелье развеялась. Внизу появился луч ярко-рубинового цвета. Поднялся шум, земля задрожала, будто приближалось землетрясение. Гора напротив, принявшая удар, начала медленно оседать. С поверхности срывались камни, разбиваясь на мириады осколков. Удивлению наблюдателей не было предела. Гора медленно осела. Воздух наполнился пылью, дышать стало просто невозможно.

Один из обломков рухнул прямо на установку. Луч погас. Сквозь пыль Братьям предстало ужасающее зрелище: вместо горы «красовался» огромный разлом. Некогда глубокое ущелье оказалось засыпано обломками.

— Как случилось, что об этом не догадывался Ньютон с коллегами столько лет?! — удивлению Магистра не было предела.

— Просто не имели понятия, однозначно, — самодовольно улыбнулся ученый.

Великий Магистр долго смотрел на него. А потом тихо сказал:

— Страшнее этого адского луча я не видел ничего в жизни…

Сумасшедший профессор

Дни проходили в работе, размышлениях, объятиях Эльзы. Годы ее будто не состарили, и она была все той же веселой и озорной девчонкой. Эйнштейну казалось, что теперь он действительно счастлив. Но ее бывший муж Марк портил идиллию. Он медлил с переездом и являлся, чтобы забрать кое-какие вещи. Альберт не мог справиться со вспышками ревности. Удивительно: к кавалерам Милевы он всегда относился абсолютно спокойно…

Марк улыбался, протягивал руку Эйнштейну, но в глазах его играла усмешка, разжигая в душе теоретика новые приступы ревности и ненависти.

— Я понимаю, почему Эльза меня разлюбила, серьезно: куда уж мне тягаться с самим Альбертом Эйнштейном, чье лицо можно увидеть в каждой газете… — с сарказмом говорил он, — который, к тому же, еще и превосходно играет на скрипке.

Как-то Альберт читал лекцию в бернском университете. В перерыве к нему подошел человек и к своему ужасу, Альберт узнал в нем Марка. Ненависть заклокотала в жилах.

— Уважаемый, у меня вопрос… — улыбнулся Марк.

Самообладание покинуло Альберта, и он изо всех сил ударил Марка. Тот, качнувшись, рухнул на пол. Эйнштейн, схватив указку, добивал поверженного соперника.

Их едва разняли. Очевидцы долго не могли забыть сумасшедшее лицо кумира. О случившемся написали все швейцарские газеты. Альберта назвали «безумным профессором», и эта репутация иногда подкрепляясь новыми фактами; клеймо «сумасшедшего профессора» пристало к нему на всю жизнь.

Величайший композитор

Ах, это сладкое слово — «слава». Кажется, что таких мгновений можно ждать всю жизнь, а потом, когда она, наконец, настала — спокойно умереть. Они с Эльзой путешествовали по миру. Альберта приглашали в Токио, Сингапур, Шанхай. Цейлонские рикши, «нищие с королевской осанкой»… «Я боялся пользоваться этим транспортом», — вспоминал он потом.

В Шанхае он вышел на пристань, сжимая в руках любимую скрипку. Недалеко стоял немецкий журналист. Он плохо знал китайский, и, заметив незнакомца, он обратился к одному из присутствовавших:

— Что это за молодой человек со скрипкой?

— O! Это великий Эйнштейн, он приехал с лекциями по теории относительности и Броуновскому движению.

Несколько дней спустя в одной немецкой газете появилась заметка: «Великий скрипач Эйнштейн решил познакомить Поднебесную с цивилизованной европейской музыкой. В частности, он исполнит произведения непревзойденного Броуна».

Альберт по возращении в Германию получил письмо с вырезкой из газеты. Он долго носил ее с собой, демонстрировал друзьям, твердя: «Кто сказал, что я ученый? Я — великий скрипач».

Но сравнение ему нравилось: даже с мелом в руках Эйнштейн считал себя музыкантом, извлекающим при помощи математических формул и искривлений пространства музыку из человеческих душ.

Нобелевская премия

Популярность следовала за ним по пятам. Передовые газеты считали честью взять интервью у Эйнштейна. Лекции пользовались огромным ажиотажем, и посетители согласны были даже сидеть на ступеньках, лишь бы увидеть «гения». Физики, журналисты, философы, математики искали его общества. Но Нобелевский комитет молчал. Каждый год Эйнштейна выдвигали в роли соискателя, но комитет отклонял кандидатуру вольнодумца. Эксперты будто оплакивали картину мира Исаака Ньютона, всего лишь за одно мгновение провалившуюся в небытие.

Все переменилось зимой 1921 года. Утром Альберту пришла телеграмма с призывом срочно отбыть в Стокгольм. «Вручили… возможно ли это?! — спрашивал он себя без конца. — Слава богу, дождался: 15 долгих лет…». Бросив все дела, он поехал в Швецию. Лишь формулировка омрачала прекрасное настроение — «За открытие принципа фотоэффекта», а не за «относительность». Впрочем, Альберт переживал недолго. «Пройдет еще не один десяток лет, прежде чем ее примут», — полагал он.

— Господин Эйнштейн, что вы скажете по поводу получения премии?

— За какую работу вас номинировали?

— Означает ли это вашу победу над противниками?…

Ученого осаждали журналисты, только он ступил на пристань, Эйнштейн улыбался. Вспышки фотокамер, ажиотаж среди журналистов, простые граждане Стокгольма, пришедшие встретить его… Что может быть лучше? Он на вершине славы!

На вершине мира

Зал был полон. Оркестр играл торжественный марш, но музыка не могла отразить полета души. Сидя перед громадной аудиторией (ни на одной его лекции не собиралось столько народу), он боролся со слезами. Он не помнил, чтобы хоть наполовину был так же счастлив.

Рядом расположились другие номинанты. Они улыбались, что-то живо обсуждали, смеялись, но Эйнштейн не вмешивался в разговор. В такую минуту ни на что не хотелось отвлекаться. Альберт пытался придать лицу серьезный вид, но внутреннее ликование скрыть не удавалось. Мысли путались. Окружающее казалось если не сном, так сказкой, красивой театральной постановкой, но все же это было правдой. А потом на сцене появился король — ему-то и предстояло вручать награды.

Сколько это длилось? Так время еще никогда не искривлялось в его жизни. Услышав свое имя, под фанфары и грохнувший от аплодисментов зал Эйнштейн направился к королю. Тот, поклонившись, протянул Альберту коробочку с золотой медалью и выгравированной по краям огромными буквами надписью — «Нобелевская премия». «Я не смогу сдержать слез, я просто…» — мысли вконец перемешались, он только видел перед собой громадный восторженный зал и вспышки фотокамер. Бессонные ночи, когда он пытался «оседлать луч света», волнение, когда услышал о «звездном» эксперименте англичан, где его данные подтвердились. А вот сейчас он на самой вершине славы!

Еще одна сенсация

— Не описать всех ощущений, я не могу сохранить привычного спокойствия, — смеялся он, — но сегодня я хочу вспомнить тех, кто мне помогал с теорией относительности… простите… с фотоэффектом. Я выражаю огромную благодарность своей бывшей жене, Милеве Марич… Я хочу поделиться с ней премией.

— Почему ваш брак распался?

На секунду глаза Эйнштейна словно покрылись пленкой, в них вспыхнула тревога, злость, но уже через мгновение они опять излучали свет и тепло.

— Тому есть причины, — сухо сказал он.

— Она поддерживала вас морально?

— О нет, — прошептал физик, — не встреть я ее, не было бы и теории… — он на секунду осекся.

«Идиот, — подумал он, — осел, как можно так проговориться?…»

— Да, — улыбнулся он задавшему больной вопрос журналисту, — она оказывала существенную поддержку.

Эйнштейн был словоохотлив, уделял внимание каждому, страстно желая скорейшего забвения нелепой оговорки, минутной слабости. Но его желание поделиться с Милевой премией стала сенсацией, и ее скрыть не удалось.

Вернувшись домой полторы недели спустя, он обнаружил в почтовом ящике письмо от Милевы: «Оставь все себе, мне от тебя ничего не нужно. Твоя „волшебница“». Она так и не встретилась с репортерами, не открыла правды, что она внесла значительный вклад в работу, а это, конечно, не могло не радовать премианта.

Психоанализ Эйнштейна

Эта встреча, казалось, не могла не состояться. В то время европейская интеллигенция на все лады повторяла только две фамилии: Эйнштейн и Фрейд. Один в мгновение ока стал «Богом» физики, а другой произвел фурор в психологии. Сама судьба, казалось, свела их вместе.

— Вас называют гением, — сказал Фрейд.

— Издеваются, сущие пустяки, — пожал плечами Эйнштейн.

— О вас пишут все газеты, даже для меня места не осталось, — оба долго смеялись над этой фразой, — мне всегда было интересно, как мыслят гении…

— Ну, есть некоторые отличия, — улыбнулся Альберт и взглянул в сосредоточенные глаза «знатока человеческих душ и не только». — Я вот заметил странную закономерность: самые лучшие идеи ко мне приходят в виде образов, так я и мыслю. Я придумал даже оригинальный метод — мысленный эксперимент. Стоит только подключить воображение, и все становится на свои места в физике и не только… Вообще, можно такое совершить…

— Образы? А вот, например, Павлов полагает, что именно слово сделало обезьяну человеком.

— Да, слово, а гением человека делает воображение, — смеялся физик.

Спустя годы «мысленный эксперимент» и образное мышление стали основой всех методик развития способностей, а наука начала активно применять «самый дешевый» экспериментальный метод. На удивление, он оказался очень эффективным. Его так и окрестили: метод Эйнштейна.

Парапсихология против физика

Несколько дней спустя Фрейд познакомил Альберта с поразительным человеком. Звали его Вольф Мессинг. Крайне отрицательно относившийся к парапсихологии, высмеивающий при любой возможности экстрасенсорику, Альберт все же согласился познакомиться с этим человеком.

— Он умеет читать мысли, — улыбнулся Фрейд.

Мессинг поклонился Эйнштейну. Его загадочные, полные тайны глаза, перед которыми теряли самообладание даже правители, покорили и физика.

— И что, телепатия возможна?

— Конечно, господин Эйнштейн.

— Сейчас мы ему это докажем, — предложил Фрейд, отвел Эйнштейна в сторону, и тот со смехом что-то сказал «психоаналитику». После Фрейд, подойдя к парапсихологу, пристально посмотрел ему в глаза. Тот вышел, отсутствовал несколько минут, а потом вернулся с пинцетом. Подойдя к Эйнштейну, он, к величайшему изумлению физика, спросил: «Можно пощипать у вас усы?». Ошарашенный Эйнштейн согласился, но это уже не имело значения. По обоюдному согласию ученых Фрейд должен быть телепатически передать Мессингу сообщение: «Пойди в ванную, возьми пинцет и выдери пару волосков из пышных усов Альберта».

Они экспериментировали с телепатией дальше, и вскоре у Эйнштейна сомнений не осталось.

— А что меня ждет в будущем, вы знаете? — спросил он.

— Вашу теорию опровергнут, — кратко ответил Мессинг, — она ошибочна. Вас будут называть шарлатаном…

Жалости не было места в душах гениев.

Два гения

Как-то вечером, одиноко блуждая по дождливым улицам, Эйнштейн зашел в кинотеатр. Он хотел спрятаться от холодного, пронзающего ветра и дождя. Конца и края не было этой отвратительной погоде. Шел фильм Чарли Чаплина «Золотая лихорадка». Кинотеатр ломился от народа, все жаждали увидеть новый фильм «этого обаятельного американца».

Альберт купил билет. Он не видел фильмов Чаплина, и поначалу не разделял всеобщего ажиотажа. Но к середине ленты его взгляды изменились. Он смотрел фильм не отрываясь, смеясь как ребенок, утирая наворачивающие слезы. А потом до ночи бродил по мокрым улицам, все еще находясь под впечатлением…

Несколько дней спустя ему удалось узнать адрес студии Чаплина, и он не мог избавиться от искушения написать.

«Я посмотрел ваш фильм „Золотая лихорадка“, — писал он в телеграмме, — и искренне восхищаюсь вами, ваш фильм понятен всем в мире, а вы станете великим человеком. Эйнштейн».

Спустя пару недель пришел ответ: «Я восхищаюсь вами еще больше. Ваша теория относительности никому не понятна, но вы все же стали великим человеком. Чаплин».

Так завязалась их переписка, а после переезда Альберта в Америку, они подружились окончательно. Однажды Эйнштейн сказал: «Все мои заслуги не значат ничего в сравнении с одним только фильмом этого гениального человека».

Ходячий анекдот

Эйнштейн отличался жуткой рассеянностью. Он забывал скрипку в лаборатории, а потом по нескольку дней искал ее, обходя всех друзей и посылая Эльзу спрашивать даже у своих любовниц. Он творил одну глупость за другой.

В трамвае, не умея правильно сосчитать монеты и протягивая вместо двадцати пятнадцать пфеннигов, долго ссорился с кондукторами, искренне удивляясь их наглости и чуть ли не размахивая кулаками.

Все с почтением относились к Альберту, и успели заметить, что когда Альберт впадает в такое состояние, у него начинается интенсивная работа мысли. Это означало, что он стоит на грани очередного научного прорыва, который, возможно, обернется новым великим открытием. Самый анекдотический случай произошел с ним, когда он, пригласив по телефону профессора Резенштейна на обед, вышел прогуляться и совершенно забыл о долгожданном госте. Через полчаса Альберт столкнулся с ним на улице. Они долго говорили, Альберт был по-настоящему счастлив, что встретил его, а на прощание сказал:

— Как здорово, что мы с вами поговорили, мой друг; приходите сегодня вечером ко мне в гости, как раз придет профессор Резенштейн; он, кстати, в физике придерживается тех же взглядов, вам будет интересно.

— Постойте, друг мой, но я ведь и есть профессор Резенштейн! — воскликнул удивленный профессор.

— Это совершенно не имеет значения, — как ни в чем не бывало, сказал Альберт, — все равно приходите…

Ноосфера

Иногда он не мог понять, откуда к нему приходят все эти идеи. Он закрывал глаза, и огромное пространство расстилалось перед ним. Краски блекли, комната исчезала, и только громадная Вселенная, молекулы в стройном танце, раскалывающиеся еще на кучу других маленьких элементов, суть которых Альберт пока не понимал. Его интересовали законы столкновения атомов, и он чувствовал интуитивно, что они состоят еще из бесчисленного множества маленьких частиц, но не хватало времени этим заниматься, и Альберта опередил Резерфорд.

Иногда ему мерещилось, что свои мысли он черпает из гигантского информационного поля. Оно знает все о каждом, помнит историю и открывает перед пытливыми умами дорогу к знаниям, которых не найдешь в обычных библиотеках. Альберт рассказывал о видениях знакомым, но те лишь непонимающе поглядывали на него, а другие крутили пальцем у виска. Конечно, с приходом славы многое изменилось, и они охотно верили каждому его слову, но у Альберта вскоре пропало желание делиться своими мыслями. Даже сейчас, когда его знает весь мир, окружали поклонники, с ним искали встречи ученые, которыми он раньше восхищался, он чувствовал себя одиноким и непонятым. «И сколько это еще будет продолжаться?!..» — вскрикивал он, обращаясь к небесам, но те молчали, предоставив решение самых сложных, личных проблем ему самому.

Германия

А ситуация становилась все хуже и хуже. Разразился страшный экономический кризис, и люди один за другим оставались без работы. Другие страны на немецком кризисе зарабатывали деньги, изолируя страну от других. Ключевую роль играли Соединенные Штаты, ошибочно полагая, что только таким образом они предотвратят усиление Германии.

Но Веймарскую республику охватывали совсем не пацифистские настроения. В обществе росла ненависть к богатым, а презрение со стороны других стран увеличивало национальный диссонанс. Альберт все чаще подвергался нападкам. Многие выступали против него лишь потому, что он еврей. А в газетах появлялись статьи, посвященные немецкой национальной гордости, которая должна была возродиться через кровь. Настойчиво приближалась эпоха нацизма, но немецкие мыслители верили, что разум еще победит. Но к концу 20-х годов ситуация стала просто критической. Такой безработицы и разгула преступности страна еще не знала. Удивительно, но вместо поиска настоящих причин люди готовы были кидаться друг на друга, как бешеные собаки, и винили во всем Европу, Америку и мировое еврейство. Наступали тяжелые времена в жизнях миллионов людей.

Пуанкаре

Конференция в Дюссельдорфе заканчивалась. Ничем не отличаясь от других, она сильно утомила Альберта, да и дурное предчувствие не покидало его с утра. Слава надоела, он в шутку говорил потом: «Я не мог начать лекцию. Мне не удалось разбудить студентов, уснувших, когда меня представляли». И сейчас лекция закончилась аплодисментами, цветами, восхищением, как всегда. Но на сердце было нехорошо, и Альберт не мог понять, почему.

Пять минут спустя все вместе с Эйнштейном собрались на террасе. Разговор, конечно, шел об «относительности». И вдруг самые жуткие предчувствия оправдались: рядом появился Пуанкаре.

— Вы меня ограбили! — закричал он. Лицо его покрылось большими багровыми пятнами, а глаза излучали бешенство. С растрепанными волосами, он походил на умалишенного. — Вы — дешевый плагиатор, вы присвоили мои идеи и формулы Лоренца; это и есть все ваше «открытие»!..

Извинившись перед окружающими, он ушел. Тогда и поползли слухи о плагиате. Преследуя Эйнштейна всю жизнь, они не давали ему покоя, хотя он сопротивлялся, как мог. Нельзя было скрыть правды в словах Пуанкаре: он действительно за 10 лет до теории относительности опубликовал свои работы, готовясь к поступлению в бернский университет. А Альберт в своих работах излагал выводы Пуанкаре, выдавая их за свои.

Голодный волк

— Смерть евреям! — орал горбоносый. Его вопль пробудил радостный вой толпы.

— Свободу великой расе! — скандировал Адольф Гитлер с трибуны. После провала «пивного путча» десять лет назад, сейчас, назло еврейской клике и «дурацким пацифистам», он уверенно двигался к могуществу и чувствовал, что власть сама вот-вот упадет ему в руки. Больше всего на свете он ненавидел только две категории людей: евреев и «ученых обезьян». А таких было слишком много. В бессильной злобе он повторял их имена.

— Планк, Фрейд, Майтнер, — он задохнулся, — да ведь есть еще Эйнштейн!!! Еще одна «ученая обезьяна», — Гитлер изрыгал жуткие проклятья. Это он, Эйнштейн, смеялся над антисемитами…

«Первым делом, — думал будущий фюрер, — заточу его в тюрьму, где я сам сидел».

Власть лежала в двух шагах. Стареющий Гинденбург, разворовав остатки благосостояния Германии, теперь боялся расплаты, а потому готов был привести к власти этого тирана. Рядом с ним его фигура покажется просто ангельской, а родственники смогут припрятать наворованные капиталы. Да и народные массы хотят видеть одного только этого нациста. Гинзбург принял решение. Он пожал руку Гитлеру и сказал:

— Завтра же я выдвину вас в премьер-министры. Рейхстаг, я знаю, с вашими голосами меня поддержит.

Гитлер ликовал. Он смеялся, скалил зубы, как голодный волк. Скоро наступит и на его улице праздник!

Смерть Эйнштейну!

Альберт стоял на пристани. Через несколько минут ему предстояло сесть на пароход и отплыть в Америку. Странные чувства обитали в душе Альберта. Ему казалось, что он никогда больше не ступит на немецкую землю. Он словно прощался с родной страной, вслушивался в голоса пассажиров, разговаривавших по-немецки. Тоска щемила грудь.

Он гнал прочь мрачные мысли. Эльза стояла рядом, о чем-то оживленно говорила. Но вдруг резко замолчала.

— Посмотри на них!.. — только и произнесла она. Мужчины в черных куртках раздавали листовки со свастикой. На каждом листке «красовалась» надпись: «Смерть евреям!». Альберт задрожал. Кто-то выкидывал бумажки в урну, но многие читали, тыкали пальцем, кивали. Он хотел провалиться на месте, бежать, исчезнуть, не видеть этого кошмара. Недавно возле его дома появилась надпись: «Смерть Эйнштейну!». Она была написана красной краской на стене, на которую выходили его окна. Каждый день ему приходили угрожающие письма, и Альберт принимал решение покинуть Германию. Но потом он вспыхивал, кричал, грозил кулаками в пространство. Он не хотел так легко сдаваться…

Внезапно он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Молодые люди в черных куртках и с автоматами остановились и в упор смотрели на него и его любимую женщину. Самообладание покинуло Альберта. Он крепко сжал Эльзу в объятиях и потянул на корабль. Еще никогда ему не было так страшно.

— Эй, ты! — крикнул один из них, но Эйнштейн уже поднялся на палубу.

Страшное пророчество

Альберт отдыхал на берегу океана. Пришли печальные вести из Германии. Они гласили, что к власти пришли нацисты. Уже пострадав от них, став объектом их охоты, он понимал всю опасность ситуации. Нельзя было возвращаться на родину ни при каких обстоятельствах. В то же время в немецкой клинике лежал Фрейд. Он тоже был евреем, и Альберт серьезно беспокоился за него. Антисемитская травля угрожала «отцу психоанализа». Эйнштейн не мог бросить друга, и решил первым рейсом отплыть в Берлин, а дальше… отдать свою жизнь в руки Судьбы.

Вернувшись в гостиницу, он обнаружил письмо. Удивлению не было предела. Отправитель: Колорадо-Спрингс, лаборатория Николы Теслы, давнего соперника Альберта. Эйнштейн отсылал много оскорбительных писем «повелителю молний», когда читал его «разоблачения» своих теорий.

«Я знаю, господин Эйнштейн, наши отношения оставляют желать лучшего, но не могу не написать вам. Совершив много чудесных открытий, с которыми вы, само собой, знакомы, должен признаться, что многие из них — это не результат работы мысли, а просто самое обыкновенное предвидение. Да, иногда я вижу будущее. Верите вы в это или нет, меня не касается. Я знаю, что вы сейчас собираетесь возвращаться в Германию, и должен предупредить вас: ни в коем случае не возвращайтесь. Вас убьют. Неважно, почему я вас предупреждаю — у меня есть на то свои причины…».

Прочитав письмо, Альберт раз и навсегда отказался от мысли лететь на родину.

Новая жизнь

Он так никогда больше и не ступил на немецкую землю. Купив дом недалеко от Принстонского университета, Альберт остался там навсегда. Его захватывала американская жизнь. Правило было такое: у тебя есть деньги — у тебя есть всё. Это правило распространялось на всё. Американские университеты завалили его предложениями. Правительство выделяло ежемесячное содержание. Работа профессором тоже давала солидный доход, и о будущем он больше не думал.

Он подхватывал Эльзу на руки и кричал:

— Все, кончились проблемы, только свобода и работа, и так до самой старости!

Эльза обнимала его, но ее страстный пыл давно улетучился. Иногда она подумывала: «И зачем я вообще вышла замуж за этого фанатика? Ничего человеческого, вообще не от мира сего». А «сей» мир для Альберта значение уже утратил. Он погружался в мечты, «наблюдая» то, чего нельзя увидеть самым мощным телескопом, а потом писал, писал, писал… Все рухнуло в одну секунду… Перед ним лежал листок бумаги с гербом США. Американский флот настоятельно предлагал ему сотрудничество. «Вас рекомендовал мистер Тесла», — значилось в послании. Сотрудничество с военными никому еще не приносило ничего хорошего. Но Альберт ответил согласием, прекрасно понимая, что никакого согласия от него и не требовалось… Так, простая формальность…

Друзья

Его познакомили с кучей новых лиц. Джон фон Нейман, Томас Эдисон, Том Сцилард, Герхард Вигнер, Роберт Оппенгеймер и даже Никола Тесла. Эта встреча была неоднозначна.

Споры длились часами. Тесла, не стесняясь в выражениях, называл теорию относительности абсурдом, парадоксом, недостойным внимания, но Эйнштейна считал талантом. Между гениями редко вспыхивает дружба.

— Но вы, например, не добились беспроводной передачи электричества, как собирались; а если да, где же патенты? — Альберт не хотел оставаться в долгу.

— Как не добился? — улыбнулся серб. — Помните, куда я вас рекомендовал? Патенты у них. Слава не играет роли, я от нее отказался. Кстати, там немало гениев, кого мир не знает, и не узнает никогда…

С другими учеными отношения складывались лучше. Сцилард заинтриговал Альберта. Год спустя они совместно с Вигнером опубликовали работу, пытаясь доказать, что ядро можно расщепить.

— Сколько энергии при этом высвободится… Боже, — говорил Сцилард, — нам никто не поверит…

— А если из них создадут оружие? — произнес Вигнер.

— Будем надеяться, что этого удастся избежать. — Сказал Эйнштейн. — Если эти принципы использовать в военных целях, появится страшнейшее оружие…

Сначала Альберт об этом даже не думал, но теперь искренне надеялся, что в их расчеты закралась ошибка.

Жизнь по-американски

Альберт путешествовал по всей Америке и всюду встречал почет и уважение. Немецкие ужасы, угрозы жизни, разгуливающие по улицам нацистские молодчики — все это ушло навсегда в прошлое. Только университеты, рукоплескания, всеобщее восхищение. Иногда он на несколько месяцев пропадал на военных базах, разрабатывая новое оружие, в котором так нуждалась Америка, и которое должно было повергнуть (по крайней мере, Альберт на это надеялся) нацистов, если они захотят распространить свою «новую философию» за пределы Германии.

Он давал бесконечные интервью журналистам, следовавшим за ученым по пятам. Иногда с головой кидался в финансовые спекуляции, любовные интриги, оставляя с носом даже самых опытных охотников за быстрой наживой и признанных ловеласов континента. А ночами, в обнимку со скрипкой, подолгу засиживался в лаборатории, ломая голову над загадками мироздания, ища ответы на самые сложные вопросы, мечтая…

Наверное, это и было счастьем, хотя все просто меркло, и казалось таким пустяком по сравнению с Будущим, которое он перед собой каждый день рисовал.

Апокалипсическое послание

Идеи о возможности создания ядерного оружия витали в воздухе. Нацисты в Париже искали рукописи физиков, касающихся этого нового вида оружия. Немецкая агентура во всех точках земного шара, от Нью-Йорка до Москвы, вербовала ученых, стремясь привлечь их к этой работе. Германия еще не тратила столько на военную разведку. Гитлер понимал: только энергия ядра поможет одержать победу над «мировым еврейством» и «недочеловеками». Ученые бежали в США, рассчитывая там забыть о нацистском кошмаре и спрятаться от террора эсэсовцев.

В июле 1939 года Эйнштейн отдыхал в Лонг-Айленде. Визит Сциларда и Вигнера застал его врасплох. Сцилард много рассказывал Эйнштейну о разработках в области атомной энергии.

— Они создают урановую бомбу, — с порога выпалил Сцилард.

— Откуда вы знаете?! — произнес ошарашенный Эйнштейн.

— Германия начала массовую закупку урана у третьих стран, ищет его и у себя. Что это еще может значить?

Эйнштейн помолчал, а потом спросил:

— И что теперь делать?

— Вы можете написать письмо Рузвельту. Мы уже это сделали, но никто не обратил на нас никакого внимания. У вас высокий авторитет. Вы можете многое изменить. Мой друг, Александр Сакс, часто посещает Белый Дом; он передаст письмо президенту.

Эйнштейн достал сигару и затянулся. Он долго думал, смотря на исчезающее за горизонтом солнце…

Ошибки мировых правителей

Как он ненавидел инвалидную коляску! Она вызывала отвращение, он презирал ее всеми силами души. Быть одним из влиятельнейших людей на земном шаре, и оставаться таким жалким и беспомощным! Бессильная злоба душила Рузвельта, когда прислуга везла его в рабочий кабинет.

— Доброе утро, сэр, к вам Александр Сакс, — лучезарно улыбнулась секретарша, — это срочно.

— Впустите, — произнес Рузвельт, раскладывая на столе бумаги.

Сакс вошел. Протянув руку для приветствия, он положил на стол конверт.

— Что это? — устало спросил президент.

— Письмо Эйнштейна, он настаивает на немедленном начале работы по созданию ядерного оружия.

Рузвельт прочел бумагу и уставился на финансиста:

— И вы считаете, это оружие возможно?

— Многие физики говорят об этом.

— Но я все равно не верю.

Тогда Сакс напомнил Рузвельту одну историю. Однажды известный французский изобретатель предложил Наполеону чертежи парового двигателя со словами: «С его помощью суда смогут передвигаться по морю без парусов». «Корабли без парусов?! Вы что, меня за дурака принимаете?!» — прорычал Бонапарт и выгнал изобретателя прочь. А тот уехал в Великобританию и продал чертежи английской короне. Спустя несколько лет корабли нового типа разгромили армаду Наполеона. Он понял свою ошибку, но было слишком поздно…

Рузвельта впечатлил рассказ. Перечитав письмо, он вызвал министра обороны. Ядерная эра началась…

Все равно

Альберт устал от Эльзы. Некогда очаровательная, романтичная, она превращалась в сварливую, глупую старуху. Брак — та же лодка. Бури могут ее разрушить или унести в неизведанные воды, но настоящая любовь — это в первую очередь неизвестность. Когда наступает штиль, путешествие превращается в муку, и все жаждут вернуться скорее домой, развеять монотонную скуку. В отношениях с Эльзой наступило безветрие. Где-то между Люцерном и Берлином ее романтика умерла, и, растеряв остатки красоты, чарующую женственность, она превратилась в глупую брюзгу.

«Любить надо так, чтобы в любой момент можно было умереть», — часто повторял он ей когда-то. Она кивала, соглашалась, ее улыбка притупляла боль, и Альберт готов был на все, лишь бы увидеть ее вновь. А тогда он сказал: «Ты холодна, как иней, как неживая. Эльза, где то счастье и вечные клятвы в любви?». Она молчала, ей стало все равно.

Вечером к нему пришла симпатичная журналистка. Она задавала вопросы, смеялась, просила объяснить понятнее, постоянно прикасаясь к Альберту. На секунду он потерял рассудок, и… схватив ее, принялся целовать. Она ни капельки не испугалась, а только впилась в него губами. Они занимались любовью прямо на рабочем столе. Эльза сидела в другой комнате. Она быстро обо всем догадалась, но ей было все равно.

Великий эксперимент

Эйнштейн стоял у окна, наблюдая за ярко-розовым солнцем, только поднявшимся над горизонтом. Он ждал. В дверь постучали. Агенты стояли у двери. Двоих он знал: первый — Джонс, предложивший ему участие в эксперименте пару месяцев назад, а другой раз за разом навещал его, но свое имя предпочел не упоминать.

— Время пришло, мистер Эйнштейн, — сказал Джонс, пристально смотря в глаза Альберту, и жестом пригласил его пройти к машине. Всю дорогу физик размышлял над тем, что должно произойти. Превратить эсминец в невидимку для радаров… но только ли для них?

Машина остановилась у ворот. Джонс открыл дверь, и Эйнштейн вышел. Открытое поле, вышки со снайперами, где-то недалеко волны с дикой силой ударялись о берег.

— Мы обязаны надеть вам повязку на глаза, вам запрещено видеть, что там внутри… — произнес офицер, по-прежнему сверля взглядом ученого. Ученый не успел ничего сказать, как лицо сдавила крепкая повязка.

«Как удавка, — подумал Эйнштейн — наверное, накопили солидный опыт».

— А теперь идем, — раздался из темноты голос Джонса, — и помните: ни при каких обстоятельствах вам нельзя рассказывать о случившемся, а иначе… помните вашего сербского коллегу?…

Несколько месяцев назад в отеле при крайне загадочных обстоятельствах скончался великий «повелитель электричества».

Начало покорения параллельных миров

Неизвестно, сколько это длилось, минут 15–20… Он не помнил точно. Кругом стояла тишина, словно это была не военная база, а дикое поле. Но потом из тишины донеслись звуки сирен, грохот автомобилей, команды из громкоговорителей.

— На месте, — сказал кто-то, и повязка мигом слетела с глаз.

— Только ничему не удивляйтесь, — прошептал Ширли.

Они стояли в просторной комнате, обставленной техникой. За пультами стояло несколько человек, В том числе… и умерший несколько лет назад фон Нейман. Уж во что Эйнштейн верил меньше всего, так это в его гибель. Теперь все стало на свои места. Только два человека на свете наверняка знали, как провести такой эксперимент, и теперь они рядом. Математик даже не удивился, только пожал руку Альберту и указал на бинокль, лежавший на окне.

В километре от них стоял огромный эсминец. Причал был наполнен военными. Там, конечно же, собралась вся военная элита Америки. «Уже все в курсе, — подумал физик, — это не опыты с невидимостью, это начало покорения параллельных миров». Громкоговоритель что-то прокричал, суета на причале вмиг окончилась. Генералы напряглись, бинокли устремились в одну точку. Над океаном летали ничего не подозревающие чайки, они играли друг с другом, дрались за рыбу, радостно кричали, словно наслаждаясь изумительным утром. Жить милым созданиям оставалось всего несколько секунд.

Телепортация между мирами

А идея была сказочно проста: испытать новую стеллс-технологию. Война шла к завершению, но все знали: вслед за Германией противником Штатов станет Советский Союз. И там шли разработки ядерного оружия. Нужна новая технология уничтожения, оригинальный метод ведения войны. Тогда Эйнштейна и подключили к эксперименту. Необходимо было создать технологию невидимости, чтобы подойти к Владивостоку и Ленинграду и незаметно забросать города ядерными торпедами. Эйнштейн предложил окутать корабли мощным магнитным полем, тогда ни один радар не сможет их обнаружить. Сигналы просто будут отражаться. Вот тогда-то и приняли решение о проведении эксперимента. Но позже выяснились новые, куда более интересные свойства магнитного поля. Сейчас у них на глазах решалось будущее мира.

Человек в черном плаще повернул рычаг. Сначала не происходило ничего, а потом вокруг эсминца появилось странное зеленоватое облако. Чайки, словно потеряв ориентир, упали в воду. И тут произошло то, что Альберт давно мечтал увидеть. Корабль начал исчезать. Через несколько минут он полностью растворился прямо на глазах у изумленного ученого. Остался только океан. Кому-то на пирсе стало плохо, люди в белых халатах вынесли несколько человек, другие схватились за голову. Несколько минут спустя на пирсе не осталось никого, кроме солдат, упавших в обморок, но никому не было до них дела.

Траектория возвращения

— Выключите, выключите эту адскую штуку! — закричал Джонс. Телефоны в кабинете словно взревели.

— Да, сэр, есть, сэр, — успевал он кричать в трубку, — выключите, черт возьми!..

— Боже, что это? — прошептал недоумевающий Ширли. Мужчина в черном плаще вернул рычаг в обратное положение. Казалось, больше ничего не произойдет. Но неожиданно поднялся шторм, волны вздымались все сильнее, обрушиваясь на берег и унося в бурлящие воды потерявших сознание солдат.

Через несколько минут произошло невозможное. Сначала появилась тень. Она вибрировала, вокруг происходили вспышки, а потом вновь над океаном образовалась зеленая дымка. Все вокруг как завороженные смотрели на нее. Сквозь туман проступали очертания корабля, по форме напоминающие «Элдридж». Дымка окончательно развеялась, и перед ними вновь стоял исчезнувший эсминец. Он горел, на нем происходили взрывы. Ширли завизжал.

На другом конце света за долю секунды

Крюгер летел на боевое задание. Его руки дрожали, хотя он уже не в первый раз летел в Лондон. Еще совсем недавно полеты над Королевством казались безопасными, но сейчас все резко изменилось. Военная мощь Германии еще пару лет назад существенно превосходила жалкие силы Британцев. Крюгер больше тысячи раз пролетал над Королевством, и его не страшили ни британские перехватчики, ни эсминцы с противовоздушным оружием: он — ас, каких в Британии не могло быть. «Когда-нибудь долечу и до Америки», — смеялся он.

Пролив штормило. Крюгер готовился к «теплой встрече», открыв люк для бомбометания и приготовив пулеметы. На поверхности — ни души, радар молчал. Но внезапно прямо по курсу появился американский эсминец. Откуда?! Как это он не заметил? Почему заклинило компас?! Радар обезумел! Эсминец окружала страшная зеленая дымка. Времени на раздумья не оставалось, Крюгер сдавил гашетку. Ответного удара с корабля не последовало. Самолет влетел в зеленоватый туман. Крюгер закрыл глаза. Неизвестно, сколько он был без сознания, но когда оно вернулось к нему, его взору предстала база Норфолк. Он много раз видел ее фотографии, мечтал изуродовать ее немецким «сюрпризом».

«Как я тут оказался? — подумал он — На другом конце света?…» Никто не ответил, только снаряд прошил крыло, и «мессершмитт» ударился о волны. Шторма не было, кругом стояла тишина.

Ошибки генералов

Вслед за эсминцем появился немецкий самолет. Эйнштейн не мог вспомнить, что произошло потом. Снаряд угодил в крыло, и «мессершмитт» рухнул в воду. Шторм прекратился, будто бы его и не было, только покачивались волны. Эсминец стоял там же, где и в начале эксперимента. Он горел. К нему стремились другие корабли.

Ширли лежал на полу без чувств. Джонс, словно зомби, смотрел в пустоту. Присутствие духа сохранил лишь мужчина в черном плаще. Он что-то говорил в трубку, попутно записывая на бумагу какие-то закорючки. Военные не верили, что итогом эксперимента станет телепортация. Они наивно полагали, будто это — лишь опыты с невидимостью. Это так, но иногда вещи становятся невидимы даже для нашего пространственно-временного континуума. «Мы его разорвали. А откуда появился „мессершмитт“? Потом установят… Наверное, корабль оказался у побережья оккупированной нацистами Франции. Шторм…». Мысли вертелись в голове Эйнштейна с ужасающей скоростью. Он всё думал и думал.

— Что случилось с командой? — внезапно закричал физик по-немецки и выбежал на улицу. Никто его не задержал, словно все забыли о секретности. Недалеко на носилках лежал генерал, окруженный медиками. Он, как рыба, выброшенная на берег, судорожно глотал воздух. С ним, видимо, произошло то же, что и с солдатами. «Мы все бессильны по сравнению с законами природы, — думал физик, — какими бы высокопоставленными не были…»

Безумие

Спустя несколько дней Эйнштейн в сопровождении офицеров вернулся домой. Впервые за много лет его охватил страх. Что же люди натворят, используя его теории?! Насколько безумным станет оружие на основе экспериментов по телепортации?! Итог оказался плачевным. Никто из команды не выжил. Немногих, кто еще был в сознании, доставили на берег, но допросить не удалось. Им было очень плохо. Они кричали, пытались бежать, говорили что-то бессвязное. Эйнштейну особенно запомнилась одна фраза: «Они похожи на нас, они похожи на нас…». Она принадлежала молодому юнге. А потом все, один за другим, умирали. Столь страшной смерти не приходилось видеть ученому никогда. Эксперимент унес жизни нескольких сотен человек. Это и экипаж, 150 человек, и офицеры, находившиеся на пирсе. Никто не догадывался об опасности, в том числе и сам Эйнштейн.

Что произошло? Почему, оказавшись под влиянием этого облака, они умирали? Да и что оно собой представляет? Картина постепенно вырисовывалась, со временем все стало на свои места. Факты связались воедино, но появившаяся гипотеза еще больше шокировала. «Мир безумен, раз у него такие законы», — подумалось тогда физику, но он заблуждался. Человечество готовилось совершить куда более страшное безумие, невольным участником которого он уже стал…

Тени прошлого

Марго… Альберт ее удочерил. Так было нужно. Это их последний с Милевой ребенок, родившийся уже после развода. Милеву вместе с «прошлой жизнью» он не хотел вспоминать. К счастью, он больше никогда в жизни не видел ее. Но дети настаивали на встрече. Их было трое: Ганс Альберт, только поступивший в университет, когда Альберт «сбежал» к кузине, Эдуард, превратившийся в представительного юношу, и… впервые в жизни он увидел Марго.

Минуло более 10 лет с тех пор, как он расстался со своей «волшебницей». Иногда он получал письма сыновей, извещавших именитого отца о болезни матери, ужасающей нищете, в которой им приходилось жить. Как она не вязалось с той красивой жизнью, которую теперь вел он! Не читая, он прятал письма в корзине для мусора.

Но все изменилось в одночасье. Как странно было видеть их, всех троих, уже почти взрослых людей, поддавшихся тяге наконец увидеть своего отца.

— Почему ты забыл о нас? — гневно спросил Ганс.

— Почему ты выбросил нас из своей жизни? — обиженно вторил ему Эдуард.

Марго только плакала.

Что он мог ответить? Сказать, как боялся, что Милева отберет его «заслуженную» славу?… Или признаться, что в его картине мира им не оставалось места? Он любил. Любил мир, людей, природу в целом, но в отдельности никто и ничто его не волновало и не интересовало по настоящему.

Эйнштейн не ответил; он только долго смотрел на детей, а потом заплакал. Мимо шли люди, и никто не узнавал в рыдающем господине величайшего физика двадцатого столетия…

Вновь обретенная семейная идиллия

Они поселились в огромном доме у своего вновь обретенного отца. Это потом они «разлетелись» во все уголки мира, но сейчас семейство Альберта было в сборе. Эльза была вне себя. Все это действовало ей на нервы, особенно потому, что они с мужем так и не завели своих детей. Она хотела «откровенно поговорить» с Альбертом, но тот ее как будто не замечал.

Ему понравились его дети. Особенно ему полюбилась Марго. Она была самоуверенной, иногда заносчивой, чем напоминала характер первой жены, но природное очарование, хитрые глаза, «его» улыбка отбросили все сомнения.

Он рассказал им обо всем: о работе, увлечениях, он долго играл для них на скрипке, исполняя и свои композиции. Дети слушали с радостью и восторгом, хотя Эльза презирала долгие музицирования мужа. А потом он пообещал использовать все связи и организовать им нормальную жизнь.

— А как же мать? — не выдержал Ганс. — Ты ей не собираешься помогать?!

Эйнштейн ответил искренне:

— Ну уж нет, никогда, я о вас позабочусь, но о ней думайте сами.

О Милеве он больше никогда не вспоминал…

Странные идеи, яркие фантастические проекты вытворяют удивительные вещи с людьми. Их чувства изобилуют гротеском, сумбурностью, они не похожи на переживания «простых смертных». Гении не могут любить кого-то, или заботиться, чья-то жизнь оставляет их равнодушными, ведь она — ничто рядом с судьбами человечества и магическими тайнами Вселенной.

Эксперименты со временем и с пространством

Изучая новейшие публикации, открывая новые закономерности, Альберт осознавал, что человечество уверенно приближалось к бездне. Новые концепции раскрывали самые страшные свойства окружающего мира. Вчера это казалось сказкой, а сегодня стало реальностью. Следуя заветам масонов, он «опровергал» самые перспективные теории, и теперь ему казалось, что в этом скрыт тайный смысл. Людям лучше о них не знать. Хотя то, как ими пользуются магистры, тоже оставалось для него загадкой.

Мысль не остановишь. Альберта посещали новые идеи: он хотел спроектировать машину времени. Расчеты показывали: это — возможно. Пространство выглядит не так, как его видит человек. Прошлое, настоящее и будущее на ткани мироздания тесно связаны. Прошлое влияет на будущее, и наоборот. Алгоритмы прошлого и грядущего находились рядом, а люди как бы скользили между вариантами, переходя на новые, и тем самым воздействовали не только на день текущий.

Все колеблется на определенной частоте, а если ее изменить, можно поменять адрес события, и оно свершится в прошлом, изменив наше время. Вот в чем загадка Бермудского треугольника. Сначала на дне нашли самолеты с определенными номерами, а лишь спустя 5 лет те исчезли в том самом месте. Но Альберт не торопился говорить о своих предположениях ни военным, ни «хранителям знаний». Лучше, если о них не узнает никто и никогда.

Испытание

Тем временем война с Германией закончилась. В Берлине Кейтель с Жуковым подписали акт о безоговорочной капитуляции. В новостях твердили, будто Советы взяли город при поддержке американцев, но Альберт знал, что это не так. Он привык ко лжи, и временами казалось, что между нацистами и американцами нет разницы. Американцы хотели стать сверхрасой, и, как фашисты, не брезговали ложью. Германия пала, оставалась Япония. Альберт схватился за голову: «Только бы они не вздумали кинуть на них атомную бомбу». Президент Трумэн уверял Эйнштейна, что этого не произойдет.

Он присутствовал в Неваде во время первого испытания ядерного оружия. Они находились за сотни километров от эпицентра, но даже здесь земля тряслась, как сумасшедшая. Его поразила сила и мощь взрыва, и меньше всего ему хотелось увидеть ядерный гриб вновь. Яркая вспышка обожгла глаза и лица многим наблюдателям, а в эпицентре радиации хватило бы на уничтожение целого города, не говоря уже о взрывной волне…

— Если это оружие используют, погибнут сотни тысяч людей.

— Не волнуйтесь, мистер Эйнштейн, никто не собирается этого делать. Мы лишь хотим мира и спокойствия, — Трумэн дружелюбно улыбнулся, сверкнув глазами.

— Вот как должен выглядеть дьявол, — пронеслось в голове ученого.

Любовница-шпионка

Они познакомились на Мальте. Туда Альберт умчался подальше от надоевшего военного ведомства, требовавшего новых экспертиз, разработок… А какая в них польза? Прячут под грифом «Секретно», а без помощи талантливых ученых все равно разобраться не смогут. Устав, он «сбежал» на Мальту, желая остаться наедине со своим самым преданным другом — морем…

Узнав о приезде именитого гостя, завсегдатаи курорта приглашали его на празднества, вечеринки. Как мог Альберт не согласиться? На одной из них он и познакомился с Маргаритой Коненковой.

Грациозная женщина, перед очаровательными очами которой утратил разум не один десяток мужчин, подошла к седовласому ученому:

— А мужчина моей мечты сидит в уголке и даже не пытается познакомиться со своей по уши влюбленной в него поклонницей!

— Мадам, — улыбнулся Альберт и, взяв за руку, усадил ее рядом.

— Вы приехали рассказывать нам новые незримые премудрости? — даже едва зная человека, она не могла отказаться от кокетства.

— Нет, я приехал отдыхать, но от приятного общества никогда не отказываюсь.

— Тогда у нас есть много интересных тем…

И правда, она оказалась очень интересной женщиной — Маргарита Коненкова, русская эмигрантка, спрятавшая имперские капиталы на «диком западе» от Советской власти. Эйнштейн умел видеть людей насквозь, и мигом догадался, кто она на самом деле.

Рассказать все секреты!

Они стояли на террасе. Эйнштейн целовал ее руки, искал в темноте губы. Никогда в жизни он так не хотел женщину. Укрывшись от лишних глаз, они предавались любви, и только ветер оставался свидетелем этой безумной страсти.

Потом влюбленные перебрались в номер. Действительно, перед случайным свидетелем представала странная картина: молодая красивая женщина, и глубокий старик. Но если бы он взглянул в глаза мужчины, ему бы открылась истина. Облик не играет роли, а душа может состариться и в молодости. А если к старости чувства не притупляются, возраст теряет свою власть над человеком.

После третьей бутылки вина Альберт, сжав Маргариту в объятиях, тихо произнес:

— Я знаю, кто ты.

— Да-а-а? — тон, пристальный взгляд и шепот показывали, что Эйнштейн куда проницательнее, чем ей кажется. Она испугалась. Но Альберт крепче обнял ее и еще тише прошептал:

— Я все расскажу. Не потому, что ты меня завербовала, а потому, что заворожила.

Маргарита не поверила своим ушам, но в спешке, запинаясь, начала задавать вопросы. Альберт смеялся; взяв бумагу, он целую ночь писал, чертил, объяснял.

Сутки спустя документы доставили в Москву.

Эта операция считалась самой успешной в карьере Маргариты, но до конца жизни она почитала ее провалом. Ей так и не удалось влюбить в себя Эйнштейна, а ведь он оказался лучшим мужчиной в ее жизни…

Контакт

Лекция, но не такая, как обычно. Ни репортеров, ни восторженных поклонников, ни симпатичных женщин. Да и тема вовсе не располагала к лекции. Эйнштейн находился в зале для приемов главного штаба Военно-Морского Флота США. Среди приглашенных числилось лишь несколько десятков человек. Их имена никто так потом и не узнал, хотя бум на НЛО в конце 40-х годов прошлого века был грандиозен. Америка еще в конце 30-х годов заинтересовалась странными аппаратами, но держала свои наблюдения в тайне. Они точно не принадлежали Советам. Такие скорости не мог развить ни один самолет, а наблюдение аппаратов в космическом пространстве вообще отвергало версии о земном происхождении. Американцы сбили несколько НЛО и захватили членов экипажа, но те не то что на коммунистов — вообще на людей не были похожи…

Многие инопланетяне погибли, но перед смертью успели достаточно рассказать о себе и «тарелках». Группа ученых во главе с Эйнштейном изучала полученные данные.

Он общался с гуманоидами, знакомился с их чертежами и в итоге разгадал странные физические процессы, управляющие движением этих машин.

Они искривляют пространство, как я и предполагал, даже не разгоняясь. Зная его характеристики, они их произвольно изменяют и не двигаются, хотя со стороны кажется, будто набирают огромную скорость.

— А мы когда сможем сконструировать такие аппараты?

— Через 20–30 лет аппараты будут готовы…

Гениальная глупость

Удивителен этот мир. Каждый считает себя идеалом, ставя себя выше других, но ничего не знает ни о себе, ни о мире. Но никто не признается в этом. Только гении, столкнувшись с «безумием» или «божественностью» мироздания, с охотой расписываются в собственной глупости.

Если Эйнштейна и понимали, так всего 5–6 человек во всем мире, для остальных он оказался недосягаем. Даже военные, убедившиеся в существовании «параллельных миров» и «вечного двигателя», узнав, что это не игра слов, ничего не поняли, да их все равно не хотели слушать. А Альберт молчал. Эйнштейн придумал антигравитацию, подавляя магнитное поле планеты, помещал предметы в вакуум и «раскручивал» до безумной скорости. Они не останавливались.

Министр обороны, наблюдая это явление, хватался за сердце:

— Господи, что за оружие мы сможем создать!

— Ужасающее, — отвечал Эйнштейн, — эти технологии убьют кого угодно, в любом количестве… целые народы, цивилизации…

Министр с ужасом взглянул на ученого.

— Видите ли, господин министр, — добавил Эйнштейн, — даже эксперименты опасны. Если мы построим вечные двигатели, из-за избытка энергии планета погибнет. Я предлагаю все разработки уничтожить.

Проконсультировавшись с президентом, министр на следующий день приказал уничтожить лабораторию. А Альберт предпочел поскорее забыть, над чем он работал фактически всю свою жизнь…

Хиросима

6 августа 1945 года американский бомбардировщик В-29 Enola Cay, пилотируемый Томом Фереби и Полом Тибетсом, элитой ВВС США, сбросил на Хиросиму атомную бомбу. Ее шутливо назвали «Малыш» из-за крайне скромных размеров. Она легко умещалась в самолете. О задании они ничего не знали. Им лишь приказали после открытия люка надеть очки и лететь оттуда ко всем чертям.

Целая эскадрилья охраняла их до японского побережья. Потом самолеты развернулись, а Фереби взял курс на Хиросиму.

— Сейчас мы вмажем этим япошкам… — гоготал Пол. Внизу перед ними расстилалось японское побережье. Хиросима спала.

На них налетели японские перехватчики.

— Глупые узкоглазые, только б не подбили! — закричал Том и крутанул штурвал. Уходя от пулеметных очередей, они едва достигли точки сброса. Пол потянул рычаг, и самолет кинуло вверх. «Малыш» покинул бомбардировщик. Надев темные очки и разогнавшись, они поспешили прочь. Японцы преследовали их, пока внизу, за много километров, не раздался оглуши тельный взрыв. Режущий свет наполнил кабину. На несколько мгновений оба ослепли. Воздух трясло, как будто они угодили в тысячу воздушных ям одновременно, а грохот внизу заглушил гул пропеллеров.

— Что стряслось?!

— Молись, чтобы мы выбрались из этого адова пекла! — вопил Том, как безумец, вцепившись в штурвал. Ему с огромным трудом удалось выровнять самолет.

Ложь Трумэна

Альберта о начале бомбардировки никто не предупредил, хотя он имел право знать заранее. Лишь во время выпуска новостей, когда по телевидению сообщили, что Америка применила новое ядерное оружие против милитаристской Японии, он узнал обо всем вместе с миллионами американцев и жителями всего земного шара.

Трумэн вещал с трибуны, а вокруг собралась импровизированная толпа «патриотов» со звездно-полосатыми флажками в руках. Они размахивали ими, приветствуя речь президента.

— Дорогие друзья, мы пошли на беспрецедентный шаг в войне с Японией и применили ядерное оружие. О да, мы теперь обладаем мощнейшим оружием в истории, и готовы стереть с лица земли любого врага свободного мира! — Аплодисменты. — Сегодня мы приняли от японцев сообщение, что они готовы к подписанию мирного договора. Это говорит об одном: Япония капитулировала, Америка одержала победу.

Толпа идиотов неистово махала флажками, скандировала «патриотические» лозунги. Трумэн смеялся. И правда, дьявольская ухмылка. Альберт схватился за голову и принялся топтать свои очки.

— Дурак, дурак, дурак! — только и повторял он. — Ведь знал же, что так может случиться… Господи, сколько же погибло народу?!..

Семь лет назад благодаря его стараниям Америка начала разработки атомного оружия. В результате бомбардировок Хиросимы и Нагасаки погибло более 200 тысяч человек.

Я убил 200 тысяч человек!

— Это я нажал на кнопку! — твердил он постоянно. — Я убил этих людей! Распните меня, казните меня, как убийцу, я хочу, даже жажду этого! — кричал он, потеряв самообладание. Макс Планк зашел к Эйнштейну, чтобы обсудить произошедшее в Японии. Он знал, кто убедил Рузвельта приступить к разработке. Оппенгеймер ему рассказал… а еще клялся, что видел это письмо в Манхеттене. Но Планк был далек от обвинений Эйнштейна.

— Надо казнить еще и Трумэна, и его всю властную клику, судить, как нацистов в Нюрнберге. Двести тысяч человек, — обливаясь слезами, повторял Альберт, — Ради чего, чтобы Советам показать свое «превосходство»?! Или спустя пару лет опять начать войну?! Она же убьет все на свете. А дальше еще что-нибудь придумают… Боже…

Альберт изменил свое отношение к лекциям и интервью. Последние годы он только открещивался, избегал общения с коллегами. Его раздражали пламенные речи в его адрес, но теперь они могли сыграть в его пользу. На каждой лекции он обрушивался на Трумэна, требовал уничтожить все заряды, пока не поздно. Но мирным планам Эйнштейна верили недолго.

Последний плагиат

Только появившись в Принстоне, Джон Нэш притягивал огромный интерес. Он высмеивал авторитеты, глумился над «зубрилами», пропускал лекции, а если и волей случая попадал на одну — не стесняясь, критиковал преподавателя, задавал вопросы, ставившие того в тупик. Ходили слухи и о безумии Нэша. Якобы он часами разговаривал «с пустотой», кричал, что за ним охотятся советские шпионы. Но и мысли не было, чтобы выгнать его из Принстона. О Нэше писали газеты, статьи вызывали резонанс, увеличивая число почитателей «странного одиночки».

Как-то осенью Принстон посетил Эйнштейн, желая прочесть лекцию о достижениях квантовой физики. Он отдыхал в кафе, когда увидел «того самого» Джона.

— Это вы, мистер Эйнштейн?

Альберт удивился, но кивнул головой. Без лишних слов Нэш кинулся рассказывать ему о своих теориях и «грандиозных» озарениях. Кто-то смеялся, но Альберт слушал внимательно.

— Вам надо подучить физику, — сказал он в конце.

Нэш резко повернулся и вышел прочь, шипя: «Старый идиот!».

Присутствующие долго смеялись, включая и самого Эйнштейна, но через год Альберт опубликовал статью, в которой, к своему изумлению, преподаватели университета увидели идеи, высказанные Нэшем. Слухи о плагиате «великого физика» поползли по Принстону, в то время как сам Нэш «скрылся» от советских шпионов в психиатрической больнице и не знал о случившемся.

Земля обетованная

Как-то осенью 1947 года Альберта пригласили в Нью-Йорк. Виза на письме говорила сама за себя. Братство вновь хотело видеть ученого. Планировался грандиозный симпозиум, на который съедутся все главы Орденов и магических кланов. Эйнштейн порядком устал от таких собраний, полных «тайного знания», за которым не пряталось ничего, кроме жажды власти отдельных лиц. Но следовало отдать магистрам должное: видимо, тайны хранят они не мифические, раз не одну сотню лет командуют президентами, премьер-министрами, королями…

В самом высоком и роскошном отеле «вечно нового» города и произошло действо. Эйнштейн стоял в зале, полном народу. Кого-то он уже знал лично, а некоторые были известными во всем мире людьми. Только коммунистов не хватало…

Тогда и случился их разговор с «еврейским магистром».

— Евреи давно хотят иметь государство, — говорил он. — Не где-то в Латинской Америке, Азии или Океании, а непременно на «святой земле». Мы вам приказываем, досточтимый Альберт (к вам прислушаются), выступить с заявлениями о том, что евреям необходимо построить свою страну. Вы получите все: и власть, и много денег, и почет ложи…

Альберт не смел отказаться.

— Я так и сделаю. Но не только потому, что вы сказали… Просто евреям пора, наконец, иметь свой дом.

Почему…

Как-то Эйнштейн одним росчерком пера поднял в Штатах панику. Его стол засыпали гневные письма губернаторов, политиков, а иногда и рядовых американцев, каждый из которых тоже готовился к войне с коммунизмом. Когда газеты на все лады хаяли Сталина, смакуя детали реформ в СССР, а богачи дрожали за свой капитал, Альберт опубликовал статью в известной газете, где признался в искренней и пылкой любви к «советским врагам».

«Почему социализм?» — именовалась сенсация. Не скупясь на резкие выражения, Альберт обличал «идиотизм» американцев, раз они отказались от равенства, трудясь на дядюшку-повелителя, а не ради себя и семьи. Он обвинял «колдунов Уолл-стрит» во лжи и безразличии к «простым смертным». Призрак коммунизма уже расшагивал по Америке, дребезжа цепями, но выдающиеся умы страны это только приветствовали. «Апрельские тезисы», наделавшие столько шума в СССР, перебирались сюда. Восхищаясь «Советами» и призывая восстать против империалистов, он разворошил улей всей чиновничьей махины «самой свободной нации мира». «И этого „товарища“ мы допустили к тайной информации!» — кричал начальник ЦРУ, вне себя от злобы, уже зная и о «переписке» с советскими разведчиками. Альберт больше не переступил порог Белого Дома, его «забыли» военные.

Счастью физика не было предела. Он добился, чего хотел.

Каждый день — новое солнце…

Эльза плохо себя чувствовала, а потому в этот вечер оставила его одного. Оставшись наедине с окружающим миром, он остался с природой один на один. Яркое солнышко, утром молодое и жизнерадостное, светившее днем так, что всем становилось непереносимо жарко, теперь догорало на западе, собираясь исчезнуть до следующего утра. У Альберта мелькнула интересная мысль: «А что, если каждый раз встает новое солнце, а прежнее, догорев, погибает там за горизонтом?»

Он сидел с сигарой и смотрел на его тихую гибель. «Так и моя судьба, — думал он, — в детстве никто не думал, кем я стану, потом я всех удивил, и каждый на меня смотрел как на пророка; не было, наверное, в физике того, кому не стало бы жарко, а теперь тихонько „догораю“ на западе, и скоро оставлю этот мир».

Он гнал мысли о надвигающейся смерти, но будто слышал в этот момент неумолимое тиканье часов, и ждал, когда «ходики» начнут бить. Тогда и настанет «час X». «Я блесну такой же яркой полоской, как это солнце, а потом наступит тьма… по крайней мере, для меня одного».

Повелитель всей мировой лжи

Сейчас он с горечью сознавал: то, во что он верил долгие годы, оказалось сказкой, мифом, фантазией. Теория относительности, сделавшая его в одно мгновение «самым гениальным физиком истории», состояла из одних ошибок. Дорога славы привела в никуда.

Перед ним лежала статья, принадлежащая одному молодому физику. Тот точно указал все, одну за другой, ошибки теории относительности, ругал другие теории. Альберт плакал: все оказалось правдой.

Ошибки случаются у многих ученых… но он не мог смириться, чувствуя в глубине души предстоящее падение. Надежда оставалась только на Великую Ложу. Он снял трубку и позвонил.

— Вы читали последний номер «Саентифик ревью»? Меня, наконец, опровергли… — сказал он после ритуальных приветствий.

— Не может быть, — ответил собеседник.

— Увы… но вы же примете меры?…

— Да, — ответил мужчина, — завтра же выйдет опровержение.

Печально стать «повелителем мировой лжи», но Альберт из последних сил боролся за свою репутацию.

Пусть будет война…

Альберт приготовился к выступлению. Он раньше не появлялся на такой трибуне. Зная, что его выступление увидит весь мир, он волновался. Он здоровался с политиками, улыбался. Один крепко сжал руку, Альберт не мог освободиться. Приглядевшись, он узнал магистра.

— Вы готовы, Эйнштейн? Если спросят о Палестине, скажите: пускай начнется война.

— Но весь мой пацифизм тут же померкнет, мне больше не поверят, возненавидят… почему?…

Магистр оглянулся, улыбнулся генеральному секретарю; они долго общались, а потом, оттянув ученого в сторону, прошептал ему на ухо:

— Так надо; это тайные мистерии Братства… просто исполните, о чем вас просят, и «узаконьте» войну, к вам прислушаются…

Разговор оборвался. Оказавшись на высокой трибуне, он призывал отказаться от ядерного оружия, «самоуничтожения», и говорил об Израиле.

— А Палестина?… Ведь может быть война… — крикнул советский дипломат.

Альберт понял: он в ловушке. В зале собрались сотни человек, но он нашел взглядом магистра. Тот пристально смотрел на Эйнштейна.

— Да, будет война, — упавшим голосом произнес Альберт, — но… пусть она не пугает вас: ради государства евреев мировая общественность должна сделать все, даже пойти на войну…

«Пацифизм» Альберта за одну минуту стал пустым звуком; ему больше не верили, а еще пришлось открещиваться от обвинений в сионизме.

Стать президентом!

Но все же к призыву Эйнштейна прислушались, и несколько месяцев спустя на мировой карте появилось новое государство — Израиль. Альберт исполнил свой долг, но его вновь мучали сомнения. Если евреи обретут свое государство, они лишатся статуса привилегированного народа. Сейчас они правят миром, имея в каждой стране свою элиту, но обретя государство, потеряют эту власть. Да и войны с Палестиной не избежать. Из-за этого он поругался со многими сторонниками проекта «Земли обетованной».

Как дурное знамение он воспринял кончину Хаима Вейцмана. Его скоропостижная смерть казалась приговором самому проекту. «Долго эта страна не просуществует», — с грустью думал Альберт. Он впал в депрессию, все шло не так. Еврейское закулисье приступило к дележу пирога: кто теперь станет главой всех евреев. Альберт не мог на это спокойно смотреть. Его стол завалили письма, многие спрашивали его рекомендаций, но Эйнштейн молчал.

Однажды он получил загадочное письмо. Несколько часов он перечитывал его как завороженный, задумчиво расхаживал с сигарой по кабинету. На столе лежала адресованная ему официальная бумага с предложением возглавить Израиль и весь еврейский народ.

Бессмысленные человеческие игры

Однажды старый приятель позвал Альберта на Мичиганское озеро. Это был Джонс. После лечения в больнице он получил увольнение, и теперь наслаждался неожиданно свалившейся на голову свободой. Если бы не продолжительная болезнь, начавшаяся после того эксперимента, из секретной службы Джонса отпустили бы только с пулей в голове. Несмотря на муки, он мысленно благодарил Эйнштейна, а пригласив на озера, искренне заверил, что никакой информации выпытывать уже не будет. Альберт согласился.

Они плавали на яхте, болтая о бессмысленных мелочах. Джонс ловил рыбу голыми руками, а Альберту это все никак не удавалось.

— Кстати, — внезапно сказал Джонс, — как там госпожа Коненкова? Переписываетесь?

Альберт хорошо помнил свою русскую «шпионку».

— О да, она шлет мне письма каждый день.

— Значит, еще любит…

Они долго смеялись. Конечно, Джонс полагал, что она интересовалась только секретами.

— Ничего эдакого не пишите… — сурово предупредил он.

— О нет, — парировал Альберт, — что мог, уже все написал.

Лицо Джонса на секунду посерело, а потом он рассмеялся. Все уже не имело значения.

— Будьте осторожнее, вашу почту читают, — произнес Джонс, пристально глядя ему в глаза. Альберт кивнул. Читают, раз знают, что шпионка… Но он устал от глупых и бессмысленных человеческих игр, оканчивающихся чьей-то смертью, и равно выступал против всех: американцев, китайцев и масонов.

Я не стану палачом!

Альберт выключил свет. Это надо было сделать в темноте. Последние разработки безумно тревожили его. Ядерный удар, ложь, закрутившаяся в сумасшедшем ритме гонка вооружений заставляли его сделать это. Знания вели человечество к апокалипсису. Новое изобретение, открытие только разжигали жажду самоуничтожения. А если они начнут путешествовать во времени, летать со скоростью света — судьба людей будет решена.

Он схватил ворох рукописей и одну за другой побросал в камин. Огонь проглотил, наверное, самые интересные исследования за всю историю человечества. Альберт понимал: реализуй он их, он навсегда бы превзошел всех «выдающихся», от Леонардо да Винчи до Николы Теслы, но слава отступала на второй план.

Утром Эльза чистила камин и обнаружила, что он полностью забит пеплом.

— Что ты жег, Альберт?

— Последние рукописи, — ответил он и вытер появившиеся было на глазах слезы. — Человечеству будет лучше без этих знаний…

— Они сначала должны научиться использовать открытия в мирных целях, это и станет прогрессом. И кто-нибудь их откроет вновь. А я не стану палачом, — сказал Эйнштейн, и, подняв совок с пеплом, вытряхнул его в окно.

Лицо с банкноты

Шло время, а Альберт медлил с ответом. Он знал, вокруг будущего президента Израиля дискуссия продолжалась. Наверное, не было ни одной известной фигуры в еврейском мире, кто бы не судачил о том, примет ли Эйнштейн приглашение. Альберт колебался. Он несколько раз тянулся к телефону, но одергивал руку.

А борьба нарастала. Бен-Гурион — идейный вдохновитель полутеррористической организации «Гашомер», отстаивавшей ранее права евреев в Палестине, требовал назначить на пост президента Исаака Шимшелевича. Об Эйнштейне Бен-Гурион отзывался резко негативно, называя его непостоянным. Альберта просили не медлить с ответом, Шимшелевич бежал из СССР, а значит отношения с «советами» испортятся. Эйнштейн был против, он хотел принять предложение, но понимал: его силы на исходе. Что важнее: покой, или благополучие еврейского народа? Альберт набрал номер.

— Я понимаю, какую честь вы оказываете мне, — начал он. Он понял, чего хочет, а что выше его сил. Видеть эту кровавую драму, бряцание оружием, интриги, «разборки» разведок?… Нет, он мечтал лишь о покое. — Но… я вынужден отказаться. Я слишком стар, у меня проблемы со здоровьем, поймите меня правильно, в общем, я отказываюсь!

— Хорошо, господин Эйнштейн, — раздалось на том конце провода, но Альберт уже бросил трубку. Он считал себя почти предателем, но сражаться дальше было выше его сил. И несмотря на этот отказ его портрет как выдающегося еврея был напечатан на денежных банкнотах Израиля.

Одним уравнением

Все имеет начало и конец, и Эйнштейн понимал, что его время подходит к концу. Но именно сейчас он понял: единую теорию поля, о которой он мечтал с детства, не найти уже никогда. Мечта описать все сущее одним уравнением, будоражившая его всю его жизнь и пробуждавшая волю к жизни, стала призраком. Наконец он сообразил: найти ответ выше его сил. Вскрыв столько закономерностей, произведя множество открытий, перехитрив природу, он заблудился в собственных умопостроениях.

Голова раскалывалась, но он работал и работал, забывая иногда на несколько дней о сне и еде… Недавно справив свой 73-й юбилей, он убеждал себя, что числа значения не имеют, а в душе он чувствовал себя еще молодым, а если сравнить со всем мирозданием…

— Это несправедливо — говорил он, — звезды живут миллионы, миллиарды лет, наша планета — сколько же… а землянам отмеряй только век, чтобы все понять и разобраться во вселенской мудрости, которая старше всех людских поколений!..

Его иногда посещали мысли о смерти, и иногда мерещилось ее приближение, но он гнал от себя грустные мысли. От Альберта теперь уже не зависело ничего. А порой ему казалось, что смерть станет освобождением от всех проблем.

Последняя весна Альберта

«Я люблю жизнь, но и смерть для меня не так страшна». Эту фразу Эйнштейн повторял снова и снова. Он произнес ее в разговоре с журналистом за неделю до кончины. Они обсуждали ее философскую сторону.

— Я не боюсь умереть: это не равнодушие к жизни, это высшая любовь к ней, наполненная «внеличным», это отношение, близкое к эллинской гармонии… — произнес он тогда, а на его лице царило спокойствие и безмятежность. Конечно, он много раз думал о смерти, и, казалось, смирился с ней.

Неделю спустя, 13 апреля, Эйнштейну стало плохо. Приехавший врач обнаружил аневризму аорты и потребовал срочной госпитализации. Без немедленной операции жизнь пациенту было спасти невозможно. Но Альберт наотрез отказался от операции.

Силы таяли. Он искал ответы на многие вопросы, которые так и остались нерешены за всю жизнь — долгие 76 лет. Он разговаривал с сыном о своих достижениях и судьбе, а ближе к вечеру ученого увезли в больницу.

Вечером к Альберту пришли друзья. Он улыбался, шутил, смеялся. Смерть нисколько его не пугала. Ближе к вечеру все разошлись, и Эйнштейн остался с сиделкой. Ночью медсестра заметила, что пациент тяжело дышит во сне. Испугавшись, она побежала к двери, желая позвать врача, но не успела. Он произнес несколько слов по-немецки, и она вновь кинулась к кровати…

На часах было двадцать минут второго. Эйнштейн был мертв.

Подружиться с ветром…

Всего несколько человек… Только близкие и друзья собрались на склоне горы. По завещанию, никто никогда не должен был знать, где это произошло. Эйнштейн презирал славу, не хотел, чтобы на месте упокоения собирались паломники. Да и эзотерики среди масонов, к которым ученый иногда прислушивался, словно разуверившись в рациональности мира, доказывали ему, что только так он обретет «великий покой». Это казалось абсурдом, но они знали много из того, что неведомо простому смертному.

Без лишних слов, траурных речей и слез, его дочь Марго открыла урну с прахом. Ветер подхватил пепел и понес прочь. Теперь он объединился с природой, которую так любил, стал с ней одним целым. Марго закрыла глаза: ей казалось, что отец прощается с ней…

Никто так и не узнал, где ученый обрел покой. Ни журналисты, терроризировавшие родственников, ни коллеги, ни поклонники. Мечтая слиться с природой, ученый исполнил свое желание, подружившись с ветром, наслаждаясь тишиной и умиротворенностью. Стихии, бушующие в душе долгие годы, наконец оставили его в покое. И ничто: ни слава, ни любовь, ни радость открытий не могли сравниться со сладостным покоем, чарующей тишиной вечности. А может, это и есть «внеличная» свобода, к которой он так стремился?… Ответ известен лишь ему одному…

Теория относительного бессмертия

Мир со скорбью воспринял смерть ученого. Казалось, Эйнштейн станет воплощением вечности, а его власть над природой безгранична и он смог ее приручить. При жизни его считали Богом. Но это, конечно, оказалось не так.

Одна за другой, сначала робкие, встречая критику, насмешки и непонимание, а потом уже появились уверенные критические статьи, поставившие под сомнение гипотезы Эйнштейна. Теория относительности не подтвердилась. Вслед за ней навеяли скепсис практически все работы «великого физика». Полные парадоксов и противоречий, концепции оспариваются всеми ведущими мировыми университетами.

Лишь сейчас появилась информация и о внебрачных детях «великого еврея», о смерти Милевы Марич, которая так и не получила причитающейся ей половины Нобелевской премии, а умерла в нищете и одиночестве…

Политики не имеют власти. Она целиком и полностью принадлежит ученым. Играя с законами природы, они осознанно или неосознанно ставят мир на грань гибели. Их философия особенна. Любить все человечество и никого в отдельности — «святое правило» великих.

И правда, какую роль играют обычные люди, по сравнению с загадками вселенной и всемирной славой? Они — ничто, лишь «массовка» для настоящего действа, которое принадлежит Богам…