В кабаке, где его убили, Дайрута узнали сразу. Зашептали, задрожали, и зал опустел — исчез даже хромой кабатчик.
Перегнувшись через высокую стойку, Верде на ощупь нашел дорасскую бутыль, узнаваемую благодаря особой форме, вынул ее, откупорил и глотнул прямо из горлышка — вино оказалось отменным и не таким уж и дешевым.
Дайрут сделал еще один глоток, ему стало совсем хорошо.
Он был в своем родном городе, он собирался отомстить за родных и близких, а в ближайшее время он намеревался объяснить человеку, считавшему его злейшим врагом, что тот должен принять Дайрута как родного брата.
Вскоре в кабак вошел Мартус Рамен вместе с десятком соратников.
— И сколько раз надо тебя убить, чтобы ты упокоился? — несколько удивленно поинтересовался он, пристально глядя на затянутые в замшу руки собеседника.
— Не знаю, — пожал плечами Дайрут. — Скажи, у тебя есть хорошие предводители?
Вопрос повис в воздухе — бандиты переглядывались, не понимая, о чем говорит безумный самоубийца, а вот бывший распорядитель игр на Арене Тар-Меха задумался.
— Ты предлагаешь мне себя? — спросил он.
— И не только, — ответил Дайрут. — Я совершенно точно знаю, кто именно недоволен тем, что Ордой правят мальчишки. Я знаю все слабые места Орды, знаю, как можно добыть военные машины и…
— Тихо! — рявкнул Мартус. — Не здесь. Я все понял. Убить тебя еще раз я всегда успею, теперь это мой город. И наместник, уверенный, что он здесь правит, крупно ошибается. Помни об этом — ты теперь никто, и скрыться от меня не сможешь даже на краю мира. Я выслушаю тебя, но не один, еще с нами будет ведьма, и она поймет, если ты солжешь.
Дайрут кивнул и пошел к выходу.
Идти пришлось недалеко, но Дайрут отметил, что пройти по этому пути крупным отрядом будет не просто — узкие портовые улочки, дома с почти сходящимися вверху крышами делали трущобы превосходным местом для обороны и крайне сложным для того, кто решил бы их штурмовать.
А потом настала его очередь удивляться — когда в комнате, куда его привели, обнаружилась сидящая в удобном кресле Лиерра.
— Здравствуй, мальчик, — глубоким и мелодичным голосом произнесла ведьма.
Она сильно изменилась за то время, что они не виделись, она словно расцвела, из замкнутой, словно ледяной, Лиерра стала почти обычной, в чем-то даже домашней женщиной.
В глазах ее не было той угрозы, к которой привык Дайрут.
— Здравствуй, ведьма, — ответил он с вызовом.
Лиерра рассмеялась.
— У тебя новые руки, — проговорила она. — Не снимешь ли ты перчатки?
Дайрут медленно стянул замшу с рук.
Мартус пораженно ахнул, а ведьма лишь сдержанно кивнула.
— Откуда это? — спросила она.
Дайрут заколебался, а потом решил, что нет смысла утаивать что-то от новых союзников — по крайней мере, сейчас.
— Мне сделал их беглый первосвященник Дегеррая.
— Щедрый подарок, — отметила ведьма. — Значит, придурок Родрис еще жив и даже бродит где-то рядом? Ладно, этот вопрос мы решим позже. Насколько я понимаю, ты знаешь, как обстоят дела, готов помочь нам, и тебе есть что предложить. Но зачем это тебе?
Дайрут вздохнул.
Он видел, что ведьма раскусит ложь и мигом поймет, если услышит полуправду. Значит, придется говорить все как есть — при Мартусе Рамене, выдавать которому свои секреты ему хотелось меньше всего.
— Мое настоящее имя — Айн Рольно, — начал он. — Мой отец, Резти Рольно, был родным братом и полководцем последнего правителя Империи Десяти Солнц. После поражения в битве при Жако он убил своими руками больше двух сотен человек, чтобы никто из них не достался палачам захватчиков, а затем лишил жизни себя. Я поклялся отомстить и шел к этому, пока по твоему заданию, Мартус, не добыл и не надел черные наручи, которые притупили мое желание, и в то же время сделали меня гораздо сильнее. Благодаря силе наручей и обучению, которое я получил здесь, в императорском дворце, я смог захватить власть в Орде и уничтожить хотя бы часть тех, кто виновен в гибели моих близких и отца. Однако я и сам изменился и не пошел до конца, уничтожая Орду. Айриэлла Дорасская смогла восстановить против меня моих друзей, и как-то ночью, когда я лежал обессиленный болезнью, они отрубили мне руки вместе с наручами. Безродный мальчишка спас меня, дал хромую кобылу и еду, которой побрезговал бы и бродяга. Я был уверен, что первый же, кто узнает меня, убьет без жалости — и так и вышло, не правда ли, Мартус?
— Истинная правда, — согласился тот. — Что было дальше?
Дайрут, который рассчитывал завершить на этом свой рассказ, нахмурился.
— Затем я очнулся. Думаю, меня воскресил первосвященник Дегеррая, хотя сам он уверял, что это не так. Он предложил мне новые руки взамен того, что я буду сражаться с Ордой. Я согласился и пришел к вам.
— Ты воскрес благодаря моей магии, — отметила Лиерра и, поймав потрясенный взгляд Мартуса Рамена, пояснила: — Дайрут спас мне жизнь, а я не люблю быть должной, и перед тем, как покинуть Орду, провела ритуал, весьма сложный и опасный, для того чтобы снять с себя этот груз.
— Даже если ты останешься с нами, ты всегда будешь не более чем третьим, — заявил Мартус. — Ты подчиняешься мне и Лиерре, ты занимаешься тем, что нужно для общего дела — а свои личные проблемы оставляешь за порогом. Согласен?
— Согласен, — улыбнулся Дайрут. — Если у вас есть лазутчики в Вольных Городах, самое время списаться с ними. Судя по слухам, Айриэлла, не догадываясь о тонкостях, случайно разрушила мои договоренности с гномами — и они на пороге восстания против Орды. Гордость может стать причиной их гибели, но серьезного урона они нанести не сумеют — бородатых слишком мало. Однако думаю, мы сможем убедить их, что они способны на большее, если помогут нам.
— Отлично, — улыбнулась Лиерра. — Что-то еще?
— Абыслай, темник Орды, — ответил Верде. — Он мечтает о ханстве и с трудом терпел меня, так как я, по его мнению — черной кости. Мальчишек и женщину над собой он не потерпит. Если его не привлекли к себе Джамухар и Текей, он поможет нам. Яростный и хитрый воин, способный просчитывать ходы противника, имеющий большое влияние в Орде — и на нашей стороне. Как вам?
— Великолепно, — кивнула ведьма. — Еще что-то?
— Подземный ход в Цитадель здесь, в Жако, с помощью которого можно легко истребить двухтысячный гарнизон и захватить крепость малой кровью. Маги Вольных Городов, которых я обложил суровым налогом для того, чтобы чуть позже отменить его взамен на уступки с их стороны. Половинчики, что сейчас ведут войну с варварами на краю мира, дадут пращников тому, кто предложит им земли получше. Орки, которых по моему приказу убивали по всему обитаемому миру — разобщенные, но по-прежнему хорошие воины, и не такие малочисленные. Гонимые жрецы Дегеррая, многие из них неплохо владеют магией, причем не только священной. Дороги, где идут караваны Орды. Перерезав их, мы сможем поднять на бунт самые ненадежные племена и отряды — а я знаю их наперечет.
— И все равно ты будешь не более чем третьим, — мрачно отметил Мартус.
— Согласен, — все так же легко кивнул Дайрут.
— Мир изменился, — мягко сказала Лиерра. — Грядет конец света. Кто-то думает, что это значит гибель всего. Кто-то полагает, что не изменится ничего, и многие даже не заметят произошедшего. Ошибаются и первые, и вторые. То, что ждет нас, изменит наш мир. Мы можем погибнуть — все, или выжить — некоторые. Люди уже сейчас меняются. Многие чувствуют, что приближается нечто страшное — и боятся. А страх открывает в душах двери, которые были закрыты на множество засовов.
То, что появляются бесы и адские гончие, демоны и черти — не самое ужасное. Хуже всего то, что многие сдаются заранее, сразу. Они даже не ждут, что вскоре перед ними встанет выбор — погибнуть или попробовать выжить. Они смирились, война внутри них проиграна, и, не имея ничего хорошего в себе, они пытаются выплеснуть страх и злобу на окружающих.
Если бы все творилось в мирное время, это было бы полбеды. Но так происходит сейчас, когда власть в руках у воинов Орды, которых все ненавидят и которые ненавидят всех. А значит, мы можем помочь злу и будем помогать ему, истребляя друг друга. Я ищу выход, я стараюсь понять, что именно нас ждет и что мы можем сделать.
Я защищаю тех, кто встает под наши знамена — обереги от сил Хаоса, заклятия уверенности и силы, но мои силы не безграничны.
Ты нужен нам, Дайрут, ты можешь нам помочь. У нас есть люди, есть золото, есть оружие. У нас есть вождь — Мартус Рамен, и есть знания. Но мы не видим картины в целом и не можем влиять на происходящее за пределами Жако. Помоги нам — ради этого мира, ради его богов, ради людей, гномов и половинчиков. Помоги нам ради себя. Но помни — Орда не главный враг. Главный враг всегда приходит изнутри.
— Мне ли этого не знать, — бледно улыбнулся Дайрут.
Ему было страшно от того, насколько сильно изменилась Лиерра — она стала другим человеком, она говорила иначе, выглядела моложе, и, что его особенно поразило, она явно устала.
— И все равно ты будешь только третьим, — шепнул Мартус, выводя нового помощника из комнаты.
Внутренний двор дома Лиерры оказался отличной тренировочной площадкой — просторный, вымощенный и закрытый со всех сторон. Он стал местом, где Дайрут часто отдыхал так, как ему нравилось, и так, что из этого выходила польза, причем не только для него.
Трое обнаженных по пояс парней в широких черных штанах пытались заколоть Дайрута, кружась вокруг него с обнаженными мечами. Сам Верде держал в каждой руке по палке, он легко переступал с места на место и изредка делал выпады, любой из которых стал бы смертельным, будь у него в руках стальной клинок.
Это было даже не смешно.
«Воины» Мартуса Рамена большей частью оказались бывшими рыбаками и крестьянами, некоторые из них сносно дрались на ножах или ловко боролись, но выходить с ними против ветеранов Орды Дайрут бы не стал, даже имея тройное преимущество.
— Не опускай руку с оружием! — крикнул он одному из противников и, подтверждая свои слова, резко ударил палкой по предплечью парня, после чего меч упал на землю. — Еще не наклоняйся за оружием, когда противник рядом!
На этот раз Верде махнул палкой рядом с лицом бедолаги, и тот неуклюже завалился на бок.
Дайрут легко уклонился от ударов второго и третьего, затем быстро шагнул к одному из них, лбом ударил его в нос, приобнял и развернулся. Палкой отвел удар последнего из оставшихся в строю противников, а через мгновение они валялись уже все, держались за ушибленные места и стонали.
— Через неделю приедет Дивиан, — сухо сказал наблюдавший за схваткой Мартус Рамен. — С ним ты сможешь размяться на равных.
Дайрут улыбнулся.
Дивиан был из так называемых героев, бродячих искателей удачи, время от времени нанимавшихся в Вольные Города или мелкие княжества. Порой такие «герои» с отрядами умудрялись захватить целые провинции, однако чаще погибали на какой-нибудь Арене или просиживали свой век во дворце у мелкого князя, отбивая атаки других «героев» или очищая глухие места от монстров.
Среди них встречались порой неплохие бойцы, но большая их часть отличалась от обычных воинов лишь гонором, склонностью к пьянству и неумением вовремя отступить, встретившись лицом к лицу с тем, кто тебе не по зубам.
Конечно, где-то — но не здесь и сейчас — существовали и легендарные герои, вроде хана Разужи, у которых были могущественные покровители и которые могли завоевывать целые страны.
Дивиана Дайрут видел только издалека — этот тип производил не худшее впечатление, двигался как хороший фехтовальщик, кроме того, в его жилах текла варварская кровь, а значит, он не был слабаком.
Скорее всего, у Дивиана не было родины, не было семьи, не было цели — он просто прибился к Мартусу Рамену и шел за ним, пока у бывшего распорядителя игр оставались деньги.
— Если он продержится дольше десяти ударов сердца, с меня два золотых, — сказал Дайрут.
— Если он продержится меньше пятнадцати ударов сердца, с меня два золотых, — согласился Мартус.
Дайрут усмехнулся тому, как ловко Мартус оставил в пари небольшой зазор.
Бывший распорядитель игр этим словно говорил: «Если хочешь, чтобы все было хорошо, не пытайся победить везде».
У Дайрута не оставалось выбора — он мог или проиграть, или согласиться на ничью. Но его никогда не интересовало подобное, ведь бывший хан всегда стремился к победе, независимо от того, против чего он сражался — против врагов, друзей или собственной природы.
* * *
Дивиана подвесили под телегой — когда колеса попадали в ямы, он скребся пузом и грудью по земле, и особенно доставалось некоторым очень нежным и ценным для всякого мужчины частям тела.
Взявшие его в плен кочевники говорили на своем языке, его и в лучшие-то времена Дивиан понимал с пятое на десятое. А пытаясь выплюнуть пыль и изогнуться так, чтобы камнем не раскроило самое ценное, он выхватывал из разговора только обрывки:
— Хан… Не будет… Женщина… Степь…
Нападение на караван оказалось совершенно провальным.
Дело было даже не в том, что вместе с двумя десятками охранников, не обычных обозников, а опытных и крепких воинов, не старых еще — шли четверо орков. И не в том, что в телегах лежали доспехи и арбалеты, а не вино и пшеница, и даже не в том, что два десятка крестьян, едва почувствовав, что дело оборачивается нехорошо, сделали ноги.
Дивиан проворонил момент, когда надо отступить, придумать что-то другое, а то и отказаться от замысла. Он привык давить и получать нужный результат, побеждая прямыми ударами, что идут прямо к цели.
Сегодня это привело к тому, что его ватагу нашпиговали стрелами, порубили и разогнали.
Сам он висел под телегой, обнаженный, привязанный за руки и за ноги к тележным осям, и с каждым локтем дороги веревки чуть-чуть проседали. Над миром сгущались сумерки, и Дивиан очень надеялся, что дело идет к ночи и к остановке, а не к дождю.
— Конец… Война… Степь… Не поймут…
Дивиан стиснул зубы, заскрипел зубами от злости.
Да, он сам купился на пьяный разговор, сам же составил план, а когда Мартус сказал, мол, это слишком опасно, настоял, что все пройдет легко, а добыча окупит все последние расходы, весьма немалые, кстати.
Одна ведьма стоила им как маленькая армия.
Дивиан знал, что бежать надо этой ночью — даже полдня под телегой вымотали его так, что он готов был скорее сдохнуть, чем еще один день провести в таком положении.
— Девка… Грудь… Выпил… Дура…
Стемнело, но караван не остановился, пошел дальше и дальше, теперь Дивиан не видел камней на дороге, а только чувствовал их.
Встали глубоко за полночь около большого постоялого двора — даже из-под телеги было понятно, что на конюшне стоят полтора десятка лошадей, что внутри гуляют люди и кипит жизнь.
«Черти и бесы лезут из всех щелей, Орда захватила весь мир, а здесь пьют и гуляют, — мрачно подумал Дивиан, который сам никогда не отказывался ни от выпивки, ни от возможности повеселиться. — Спалить бы это место».
Кочевники слезли с телег, распрягли коней — судя по всему, они ехали именно сюда и здесь собирались остановиться на несколько дней. Дивиан надеялся, что они расслабятся и не выставят охрану, но мечтам его суждено было остаться только мечтами.
Двое воинов остались у обоза, им вынесли мяса, лепешки и араку, но не слишком много. Оставшиеся сторожить изобразили обиду и пообещали наверстать свое немного позже.
Пленник попытался ослабить веревку, обхватывающую его правую руку.
В дороге это было бы самоубийством, но сейчас могло стать спасением.
Но узлы вязал тот, кто умел это делать, усилия приводили только к тому, что петля затягивалась еще туже.
И когда Дивиан почти отчаялся, послышался шорох, и под телегой обнаружилась девочка лет десяти.
— Ты кто? — спросила она на чистом имперском, выдающем в ней городскую жительницу.
— Обрежь веревку, скажу, — пообещал пленник.
— Ищи дуру, — усмехнулась девчонка. — Меня ж выпорют. А почему тебя сразу не убили?
— Это потому что я — очень ценный, — грустно сказал Дивиан, представляя, как его будут пытать палачи наместника Жарая. Вспомнят все нападения на обозы — и его, и чужие, и придуманные самими ордынцами, не желающими делиться с наместником.
Девочка тронула его шею.
Жест был брезгливым, но слегка заинтересованным — так хозяйка на рынке щупает гуся, за которого просят неожиданно малые деньги.
— Ну какой же ты ценный? — поинтересовалась девочка. — Ты обычный.
— У меня кости золотые, — Дивиана понесло. — Вот и везут к себе, чтобы выпотрошить. В поле-то легко упустить пару косточек, а каждая стоит о-го-го!
Девчонка задумалась — похоже, она и верила, и не верила его словам.
Наконец она решилась:
— Слушай, тебе же все равно помирать. А мне папа никогда-никогда не купит ослика. Мне всего одна косточка нужна, самая маленькая! Ну, или две.
— Да, конечно, мне не жалко, — великодушно разрешил Дивиан — зайчик заглянул в ловушку, и надо только дернуть за веревку. — Бери всю левую руку, там на целое стадо ослов.
Девчонка убежала и отсутствовала так долго, что пленник уже счел, что она испугалась.
Но она вернулась и принесла не только большой мясницкий нож, но еще и сумку — видимо, для отрезанной руки — и какую-то неприятно пахнувшую тряпку, которую намеревалась засунуть Дивиану в рот, чтобы тот не орал.
— Да я не чувствую боли, — отнекивался он, однако девчонка все-таки соорудила кляп.
Затем она попыталась подлезть с одной стороны — не получилось, рука находилась слишком близко к тележной оси, а нож оказался слишком велик. Попробовала зайти с другой — вышло ничуть не лучше, разве что сама едва не порезалась.
Дивиан видел пару способов, как справиться с проблемой, но подсказывать не имел никакого желания.
Распалившись, девочка наконец осознала, что проще всего разрезать веревку, а потом заниматься рукой. В Дивиане она не видела человека, он стал для нее ценной вещью, от которой вот прямо сейчас можно урвать кусочек.
Но едва она освободила руку пленника, как тот схватил ее за горло и крепко сжал.
Через несколько мгновений Дивиан освободил вторую руку, потом настал черед ног. Отдыхая на земле, он пощупал шею девочки — ага, есть, кровь толкается, где надо, а значит, жива.
Под телегами он пробрался к стражам, которые негромко вели беседу — что-то про ужасную штуковину в небесах и грядущие неприятности. Дивиан замер, ожидая удобного момента — вымотанный за день, весь покрытый синяками и кровоподтеками, он не собирался рисковать, бросаясь на двоих сразу.
Прошло некоторое время — Дивиан успел замерзнуть, — когда один из сторожей заявил, что должен отлить. Кочевник отошел всего на несколько шагов, но не услышал и не увидел, как вынырнувший из-под телеги голый коренастый мужчина, прикрыв рот его другу, перерезал тому горло длинным мясницким ножом.
Зато он почувствовал, как ему сжали рот, а затем пришла боль, и за ней — смерть.
Дивиан огляделся — теперь ему нужно одеться, найти оружие, украсть коня и как можно быстрее сбежать.
Геройствовать его больше не тянуло.
Впрочем, он знал себя — пройдет день, два, неделя, и он снова пойдет искать приключений, а никто лучше Мартуса Рамена не находит их для своих друзей.