О событиях на Базарной площади столицы Дораса Айра узнала практически сразу.

Она возвращалась с пира в ратуше, где главы гильдий в первый день зимы дарили правителю подарки и просили о налоговых поблажках, когда навстречу выехал отряд кавалеристов во главе с Сечеем.

Брат был ранен, его окружение — взбудоражено.

Она нетерпеливо махнула рукой, стражники расступились, и Сечей подъехал к Айре, а когда попытался поклониться, то пошатнулся и он едва не выпал из седла.

— Что случилось? — спросила она.

— Ерунда, Ваше Величество, — начал он. — Одни торговцы решили придержать зерно до конца зимы, другие подняли цены, горожане взбудоражены. Когда я появился на площади, просто проезжал мимо, кто-то крикнул, что я уговорил вас, Ваше Величество, поднять налоги. Меня не любят, я понимаю это, но когда чернь попыталась убить меня, я защищался, На мое счастье, поблизости случился отряд воином во главе с благородным Кэйрой, и они пришли мне на помощь до того, как дело пошло всерьез.

— Где сам Кэйра? — Айра почувствовала себя виноватой.

Рыжий Мышик Кэйра второй раз оказал ей услугу, а она не успела его наградить даже за свое спасение от мятежников. Множество совершенно непричастных людей получили деньги, титулы и чины, а те, кто был действительно полезен и верен, очутились совершенно в стороне от милостей королевы.

— Он отправил меня подальше, а сам принялся утихомиривать людей, и словами, а не мечом, — ответил Сечей. — Если бы я остался там, его даже слушать бы не стали.

«Меня тоже, наверное, не стали бы, — подумала Айра. — Люди винят меня в своих бедах».

«Люди всегда кого-то винят, — поспешно ответил Голос. — Богов, королей, богатеев, магов, родителей. Никто не будет винить себя, если есть возможность свалить ответственность на других».

— Поезжайте во дворец и постарайтесь в ближайшее время не показываться на улице, — попросила Айра брата.

— Я могу взять отряд стражи и поехать на помощь Кейре, — предложил Сечей.

— Вы едва держитесь в седле, — возразила королева. — А он, я думаю, сам справится.

Она отправилась во дворец вместе с братом.

У Сечея оказалась глубокая рваная рана на спине — как он вообще ехал верхом, как разговаривал, как мог предлагать вернуться обратно на Базарную площадь? Едва его положили на кровать и личный врач королевы приступил к осмотру, как герцог обмяк и потерял сознание.

Почти сразу после этого стали поступать донесения от городской стражи — беспорядки вспыхнули одновременно во всех концах города, везде, где собралась толпа больше пяти человек.

Двоих возмутителей спокойствия удалось поймать — оказалось, это люди из Империи, пробравшиеся недавно из занятой Ордой страны в Дорас именно для того, чтобы смущать простых людей и подстрекать их к бунту.

Каждый из них получил деньги от некоего Дайрута, темника на службе у хана Разужи. В случае, если бы им удалось раздуть настоящее восстание, они могли бы рассчитывать на значительно большую сумму по возвращении в Орду.

«Они проверяют нас на прочность, — заметил Голос. — Мы еще слишком сытые и благополучные, чтобы у них получилось хоть что-то, и если этот Дайрут не дурак, то они понимают это».

— Парай Недер, приказываю вам узнать об этом Дайруте как можно больше, — потребовала Айра у вызванного к ней первого советника. — И еще я хочу знать об Орде все, что только можно.

Она сидела на военном совете, выслушивая донесения о том, что гномы откупаются от хана Разужи осадными орудиями, а в Орде появился талантливый полководец — некто Дайрут Верде.

Про последнего рассказывали много странного якобы он собрал вокруг себя тумен, не намного меньший, чем собственное войско хана; что он жестоко подавил восстание в вольных городах, а затем устроил большое перемещение народов, выгнав половинчиков с родной земли, а на их место переправив несколько варварских племен.

Айра внимательно слушала: полководцы были уверены, что Дайрут Верде готовит вторжение Орды в Дорас, причем не через перешеек, а — небывалое для степняков дело — морем, из Ган-Деза, некогда вольного города, где сейчас спешно строится флот.

— Его надо убить, — предложила она. — Совершенно очевидно, что ни один нормальный кочевник не предложил бы нападать с моря, а значит, он безумен. Из чувства милосердия я предлагаю направить убийцу к Дайруту, нанять кого-то из гильдии.

К ее удивлению, никто не возразил ей.

Сама Айра с отвращением относилась к подобным вещам, ей претило обращаться к мастерам ножа и ядов, кроме всего прочего, еще и Голос твердил ей о том, что использовать убийц недопустимо.

«Это оружие слабых, — говорил он. — К тому же ты провоцируешь врага на ответные меры. Что произойдет с этим миром, если короли и военачальники перестанут сражаться друг с другом честным образом и начнут просто подсылать убийц? Наступит хаос, полное разрушение основ! Время от времени этим приемом пользуются, однако только в исключительных случаях».

Однако у королевы Дораса не имелось другого и выхода — во всяком случае, она его не видела. Для нее важно было, чтобы Орда не напала на ее страну, а уж что потом произойдет — дело десятое, если не двадцатое.

С военного совета Айра, наряженная в плащ с капюшоном, отправилась в подземелье, где Парай Недар лично вербовал одного из тех, кто поднимал ее народ на бунт.

— Ты мразь, ничтожество, пыль под ногами, — шипел первый советник. — Помнишь, ты рассказал о том, что должен вернуться к Дайруту и доложить ему о результатах?

— Да-а… — простонал бедолага.

Только грубая тряпка прикрывала чресла, и все тело его, от лысой головы и до пят, представляло один сплошной кровоподтек, и даже смотреть на него было страшно, но Айра не отводила глаз.

— Но только если у нас получилось бы поднять людей на бу-у-унт…

— Я дам тебе шанс, и Дегеррай свидетель, это — самое лучшее, что может с тобой приключиться в твоей жизни.

— Я готов на все, только больше не бейте-е-е…

— Ты отправишься к Дайруту и убьешь его.

— Нет! — воскликнул вскинувшийся бедолага. — Он бессмертен! Его уже убивали!

— Неужели герой? — словно сам с собой заговорил Парай, но тут же опомнился и зашипел на собеседника: — У тебя есть только один шанс. Один. Единственный. Наш маг наложит на тебя смертельное проклятие, и если ты через два месяца не убьешь Дайрута, то сгинешь в жутких мучениях.

— А если убью-ю? — выдохнул лазутчик Дайрута.

— То выживешь, — ответил первый советник королевы. — Можешь попытаться снять проклятие, но не советую. Каждая попытка уменьшит срок твоей жизни на неделю и увеличит твои мучения в десять раз. И еще: ты ни в коем случае не должен признаваться в том, кто тебя направил. Если произнесши хоть слово об этом, то тут же умрешь в жесточайших корчах!

Пленник заплакал.

Он сидел, прикованный к стене, потный, окровавленный, лысый, худой, и содрогался в рыданиях. Айре было жалко его, сейчас он совсем не был похож на соглядатая или вражеского солдата.

Однако она понимала, что жалость — это не королевское чувство, и позволить его себе может талько очень сильный правитель, крепко сидящий на троне.

— Ты сделаешь это? — Парай легонько шлепнул ладонью по щеке сидевшего перед ним человека, и голова того качнулась в сторону.

— Сделаю-ю… — провыл пленник.

Дальше Айра смотреть не стала.

Она вышла из темницы, прошла мимо двух стражников, которые сразу же двинулись за ней, и, миновав две крепкие двери, у каждой из которых дежурил отдельный охранник, попала на узкую лестницу, по которой добралась до отцовской комнаты, которую иногда по привычке называла так, хотя почти привыкла к тому, что здесь теперь ее место.

«Такое проклятие вообще возможно? — поинтересовалась она у Голоса. — Чтобы сейчас наложили заклинание, а через два месяца тот, кто стал его целью, умер в мучениях?»

«Возможно, конечно. Но я сильно сомневаюсь, что Парай действительно сделает это. Насколько я знаю, он предпочтет напугать лазутчика, разыграть небольшой спектакль, может быть, подсыпать ему какого-нибудь медленно действующего яда, чтобы судороги время от времени напоминали ему о том, ждать не стоит. Настоящее хорошее проклятие стоит дорого, да и снять его можно почти всегда. А если проклятия нет, но ты в него веришь, то будешь, считать всех, кто говорит, что все нормально, лжецами».

«Коварно, — вздохнула Айра. — У меня такое чувство, что, единожды встав на путь лжи, ты увязаешь и ней все глубже».

«Нельзя править, быть наверху и остаться чистым, — с усмешкой произнес Голос. — Но и погрязнуть нельзя. Ищи свой путь, иначе Дорасу очень скоро может прийтись тяжело».

Айра понимала это, она даже была уверена в том, что стране уже сейчас тяжело, — и даже думать не хотела, насколько плохо будет потом.

По ее настоянию приготовили указ, по которому все крупные торговцы провиантом и вином обязаны были сдать десятую часть своих товаров по королевской цене на склады короны. Однако Парай Недер предложил перед оглашением показать столице, что у королевы есть сила — развешать на площадях десяток смутьянов и вызвать в столицу пару рот из провинции.

А потом довести указ до сведения купцов и тем самым значительно увеличить запасы еды в столице.

Дни сливались в единое целое, ночи словно выпадали — Айра просто ложилась на кровать и проваливалась в сон, а потом просыпалась, и перед ней было множество дел, которые требовали безотлагательного решения.

Ближе к середине зимы Парай Недер — после ряда тяжелых разговоров — отказался от поста первого советника и занял место начальника тайной канцелярии, созданной им самим.

Первым советником, несмотря на множество не довольных и шепотки в городе, стал Сечей. Первыми его указами стали распоряжения о том, что городские бани один раз в неделю бесплатно пускают к себе всех обитателей города, и о выдаче миски еды всем желающим в столице каждый третий день.

Конечно же, это было вынужденной мерой — наводненный нищими и беглецами город мог в любой момент вспыхнуть бунтом, и корона просто обязана была что-то предпринять.

Парай настаивал, что нужно провести несколько показательно жестоких казней, убив этим ударом сразу нескольких зайцев — развлечь горожан, устранить самых влиятельных врагов и показать, что будет с изменниками.

Однако Голос настоятельно рекомендовал погодить с этим — начав казни, корона должна будет продолжить их, потому что жить в Дорасе не станет легче, а находить причину во внутренних врагах и показательно их наказывать — самый простой выход, и отказаться от него будет непросто.

«Давай попробуем ублажить зверя, — сказал Голос. — Заодно проведем перестановку».

Парай не хотел отказываться от поста первого советника.

В последнее время он считал себя едва ли не единственным правителем в государстве, по словам Голоса, покрыл все убытки, понесенные ранее, и теперь только богател и обретал все большее влияние.

В его верности сомнений не было — богатство не бралось из пустоты, с каждой золотой монетой Парай приобретал еще и врагов, и теперь вся его жизнь зависела от того, усидит ли на троне Айра.

Однако встряхнуть его, показать, что за все надо платить, было необходимо.

Поэтому Айра — частично с подачи Голоса, частично по своему замыслу — предложила Параю уйти в тень, выставив на главную должность Сечея. Герцог, после того как получил прозвище Отцеубийцы, вел тихую, незаметную жизнь и, к удивлению Айры, стал очень популярен в столичном гарнизоне.

В кабаках и казармах про него рассказывали байки, в которых Сечей показывался как человек безусловно благородный и в чем-то даже слишком щепетильный. Капитан Морик отзывался о нем исключительно хорошо и утверждал, что дворяне, несмотря на мрачное прошлое герцога, в случае чего поддержат его.

В планах королевы было поставить брата первым советником, огласить несколько популярных в народе указов, а когда люди начнут связывать с Сечеем свое относительное благополучие, объявить о помолвке.

Парай Недер, не знающий о чудесном даре Айры, о ее хоть и не до конца покорной, но имеющейся в наличии способности убеждать кого угодно и в чем угодно, считал, что Сечей может предать.

Но в конце концов он согласился с планом королевы, всерьез занялся тайной канцелярией, на которую Голос также возлагал много надежд, и даже начал воспринимать Сечея всерьез.

Жизнь вроде бы вошла в устойчивое русло — когда зима перевалила за середину, стало совсем холодно и люди уже не так охотно собирались на улицах, чтобы обсудить события, Айра объявила для всех, что собирается выйти замуж за герцога Сечея.

Это произошло в морозный солнечный день, когда снег, довольно редкий для Дораса, уютно похрустывал под башмаками, а дети катались на досках и старых шкурах с обледенелого крепостного вала.

Был праздник, посвященный восшествию Дегеррая, — Айра, если честно, довольно плохо уже помнила, с чем был связан именно этот день, но знала точно, что именно после него начинался целый ряд постов, когда в какие-то дни нельзя есть одно, потом другое, потом третье.

Они закончатся в первый день весны, в ее день рождения, потом пройдет неделя разных праздников и начнется Большой Пост, а сразу после него можно сыграть свадьбу королевы и герцога Сечея.

Но через неделю после того, как объявили о помолвке, Парай Недер пришел к Айре с новостями из ставки темника Дайрута. Оказалось, он завел там соглядатаев и теперь через королевских магов получал от них донесения.

Два дня назад произошло покушение на Дайрута Верде — кто-то вонзил ему в сердце кинжал, однако темник не умер, а убил покушавшегося на него человека, просто разорвал его пополам.

Тумен Дайрута разросся и стал очень мощным, в вольных городах построен большой флот, способный перевезти в Дорас тысяч двадцать воинов, а потом еще столько же, и еще, и шаманы Орды наверняка помогут с попутным ветром.

Тем же вечером на королевском совете Айра сама предложила:

— Напишите Дайруту Верде о том, что я готова разорвать помолвку с герцогом Сечеем и выйти за него замуж, если он повернется против хана Разужи. Он получит весь мир и Дорас в придачу, а мы ударим против хана с тыла, помогая ему.

Некоторые советники еще думали, что смогут выстоять против Орды — в конце концов, Дорас никогда еще за всю историю не бывал захвачен.

Но Айра понимала, что это не так, она знала, насколько сложно далась королевству война даже не с государством, а с пиратской вольницей, которая в лучшие свои годы не собирала под свои знамена больше двадцати тысяч клинков.

Пираты могли в любой момент высадиться на побережье Дораса, а затем, не дожидаясь подхода тяжелых королевских судов и конницы, уйти обратно на Крабьи острова. Нанести им поражение никак не удавалось, враг просто ускользал и появлялся вновь, дразнил и издевался.

Только удар по их базам смог переломить ход противостояния, вошедшего в хроники как «пиратские войны».

Орда с ее десятками тысяч закаленных в боях ветеранов, с опытными капитанами из вольных городов, с мощными людоедами и жестокими орками, с запасами всего мира раздавит Дорас. Ни одна выигранная битва, ни несколько не помогут победить в войне — Айра чувствовала это.

Письмо Дайруту Верде отправили, и на всякий случай даже двумя разными путями. Айра не хотела даже думать, что будет, если чудовище, получившее нож в сердце, не только выжившее, но еще и разорвавшее на части незадачливого убийцу, согласится с ее предложением.

Покорный и, в общем-то, даже красивый герцог Сечей полностью устраивал ее в качестве мужа. Он бы красовался на пирах, поддерживал ее в трудных ситуациях и подписывал нужные документы.

Герцог стал бы идеальным принцем-консортом, человеком, на которого всегда можно было рассчитывать.

Каким мужем станет Дайрут, особенно если он свергнет хана Разужу и сам станет владеть Ордой, Айра не желала и думать. Но такой ее шаг мог спасти Дорас от разграбления, от ужасов войны или блокады, и этого для маленькой королевы было достаточно.

Она готова была пожертвовать собой ради Дораса.

Но думать о том, какой ценой она это сделает, — она не могла.

Парай Недер в целом одобрял ее поступок — он, судя по всему, рассчитывал на то, что Дайруту понадобятся верные люди со связями. А Голос, скотина, все больше отмалчивался, изредка отделываясь ничего не значащими фразами о том, что все идет так, как должно быть.

* * *

Теперь в отряде Мартуса Рамена было больше сорока человек.

Несколько раз они сталкивались с крупными отрядами Орды, но каждый раз бывшему распорядителю Арены удавалось либо уйти от удара, либо спрятаться, либо даже один раз убедить командира врага, что они сами — часть тумена, просто отбившаяся от своих.

Под началом Разужи ходили самые разные войска — и орки, и варвары, и гоблины. Много было и привлеченных запахом наживы наемников, в том числе и из вольных городов. Некоторые выполняли особые задания самого хана, славящегося непредсказуемостью и жестокостью.

Мартус времени не терял, он собирал сведения о жизни хана Разужи, темника Вадыя и сотника Верде, он многое знал о них и мог даже запутать не особенно сообразительного человека.

Ну а когда командир встреченной на закате сотни кочевников неожиданно захотел поговорить с воинами отряда Мартуса, тот на ухо собеседнику сказал, что среди них есть пара заболевших, пятна и фурункулы вроде бы небольшие, и остаётся еще надежда, что это не чума…

После чего бдительного сотника с его отрядом можно было искать где угодно — только не рядом с людьми Мартуса Рамена.

Самое смешное — так это то, что, несмотря на ограбленные обозы Орды и десятки перерезанных глоток варваров, кочевников и всякого отребья, увязавшегося за ханом Разужей или согнанного им с насиженных мест, многие люди Мартуса были уверены в том, что он действительно исполняет какую-то секретную миссию хана или одного из его темников.

Так начали думать из-за того, что он вел свой отряд нагло и быстро, не боялся сталкиваться с отдельными частями Орды, а иногда отваживался общаться с их командирами.

Пока никто не догадывался о его цели, пока Мартус не оставлял живых свидетелей нападений на обозы и гонцов, они могли идти вперед без опаски. Но бывший распорядитель Игр на Арене вольного города Тар-Мех, превратившегося ныне в куда менее вольные руины, знал — скоро полоса везения кончится.

Он ненавидел Орду, которая уничтожила привычный ход вещей, перерезала старые торговые связи и не создала новых, в которой все время что-то менялось, и, договорившись с одним тысячником, завтра ты имел дело с другим, еще более жадным.

Ненавидел этого стоглавого монстра, который, как проказа, расползался по миру уничтожая все, что казалось дорогим или интересным Мартусу.

Отряд шел в Жако, столицу поверженной Империи: там на троне покойного императора сидел хан Разужа — и именно с него решил начать Рамен свою месть; затем он уничтожит Вадыя, а на сладкое оставит себе Дайрута.

И с последним он будет разбираться долго, медленно и со вкусом.