Любимые мужские развлечения
Оказавшись в коридоре, Юлиан притворил двери и прислушался к звукам в комнате. Конечно же, от него не укрылось, что девушка расстроилась. «Слава богу! Вроде бы не плачет». Он облегчённо выдохнул и на цыпочках двинулся прочь. И всё-таки нечистая совесть не давала ему покоя. «Вот осёл! Нужно было по-человечески поблагодарить цыплёнка. От одного нормального поцелуя от тебя бы не убыло, – укорил он сам себя и вздохнул. – Фиг ли мучить девчонку? А с другой стороны стоит только начать, и чёрт его знает, к чему это приведёт». Последовал ещё один тяжёлый вздох. «Признай уж, мой мальчик, что ты элементарно трусишь. И всё же не стоит форсировать события, пока ты не готов принять новые правила игры. Если есть сомнения, то лучше ещё немного подождать, чем потом жалеть, когда уже ничего нельзя будет изменить…»
Нарядно одетая молодая дама с высокомерным выражением на худощавом востроносом лице стремительно вылетела из-за поворота коридора, и задумавшийся юноша не успел уступить ей дорогу. От столкновения золотая брошь, скрепляющая горловину роскошного плаща незнакомки, расстегнулась, и тот шёлковой лужицей растёкся по тёмному паркету, начищенному до зеркального блеска.
– Неуклюжий мужлан! Деревенщина! – гневно выпалила она и по её лицу и шее проступили некрасивые красные пятна, которые не мог скрыть даже толстый слой пудры.
Юлиан инстинктивно отпрянул. Миниатюрная молодая женщина была довольно хорошенькой, но из-за острых мелких зубов и пепельных волос она показалась ему злобно оскалившейся королевой Мышиндой. Напустив на себя вид обалдевшего деревенского парня, он с медвежьей грацией переступил с ноги на ногу.
– Дык, я не специально, так вышло! – пробормотал он с глуповатой улыбкой.
«Мышинда» оглядела юношу и её тонкие ярко накрашенные губы презрительно скривились. Действительно, его простая шляпа, тёмный плащ и потрёпанная одежда, основательно пострадавшая на охоте с соколом и в схватке с чёрной ведьмой, выглядели не слишком презентабельно.
– Голь перекатная! Кто только пускает таких оборванцев в приличную гостиницу? – процедила «Мышинда», меряя его уничижительным взглядом. – Ну, чего встал? Шевелись, свинья! Живо подай мой плащ!
– Да, госпожа!
С готовностью на лице Юлиан наклонился, чтобы поднять небесно-голубой шёлковый плащ, подбитый мехом горностая, но был настолько неловок, что наступил на его полу и резко дёрнул на себя. Плащ затрещал и обзавёлся громадной прорехой. Но этим дело не ограничилось. В панике юноша попятился и, стараясь удержать равновесие, нелепо взмахнул руками и… с размаху наступил на золотой аграф, украшенный крупными сапфирами. Многочисленная челядь, которая к тому времени уже подтянулась к месту событий, громко ахнула и, давясь смехом, украдкой переглянулась.
– Ой!.. Простите, я не хотел портить такую дорогую вещь, но я всегда страшно теряюсь, когда на меня кричат, – пробормотал юноша, пряча ухмылку.
Тем не менее он с опаской поглядел на «Мышинду», беззвучно разевающую рот. Стараясь особо не приближаться, он протянул ей останки роскошного плаща и броши.
– Вот держите!.. Да что вы так расстроились, мадам? Того и гляди, что лопнете от злости! Или вы не настолько богаты, как хотите показаться? – На лице прохиндея появилась сочувственная мина. – Да вы не думайте! Я заплачу, мадам! – догадливо вскрикнул он и начал спешно рыться по карманам. – Вот держите крейцер. Этого вполне хватит на починку и может быть ещё что-то останется. Тогда купите себе кружку пива и помяните меня добрым словом.
– Мерзавец! – наконец просипела «Мышинда», обретшая голос. – Да я сгною тебя на каторге!.. Чего стоите, негодяи?! Немедленно хватайте его или я вас самих велю запороть! – завизжала она, брызгая слюной на бестолково суетящихся слуг.
Не удовольствовавшись этим, она привстала на цыпочки и глянула поверх голов, толпящихся в коридоре.
– Десмонд де Вилье! – рявкнула она голосом эскадронного командира. – Рогатый тебя побери! Где тебя носит, подлец, когда твою жену всячески унижают и оскорбляют?!
– Не волнуйся, дорогая! Я здесь! – отозвался спокойный мужской голос и Юлиан, поняв, что дело вряд ли ограничится вызовом на дуэль, стукнул парочку ретивых слуг, попытавшихся его задержать, и скрылся в ближайшем номере, который на его счастье оказался проходным. Выйдя снова в коридор, он порадовался его пустынным просторам и, оглядевшись по сторонам, понял, что находится там, где нужно.
В ответ на его стук раздалось невнятное мычание и Юлиан, восприняв это как приглашение, нажал на ручку двери. Вопреки его опасениям, де Фокс был один и развлекался тем, что жонглировал поедаемыми яблоками.
– Ну, наконец-то! – поприветствовал его граф и запустил в открытое окно сначала один яблочный огрызок, а затем другой. Не ясно, какой из метательных снарядов достиг цели, но со двора донеслась отборная ругань. Молодые люди выглянули и, определив «счастливца», помахали ему рукой. Это оказался полный господин в широкополой шляпе с разноцветными перьями и канареечном наряде – под стать желчному выражению его лица. Он пригрозил спустить шкуру с молодых людей, но почему-то не спешил с выполнением своих обещаний и продолжал бесноваться внизу, слыша, как они обсуждают в какое место его обширных телес угодил яблочный огрызок. Ругань двуногого осла, восседающего на четвероногом, не отличалась остроумием, и молодые люди быстро потеряли к нему интерес.
– Не хочешь слегка размяться перед выходом? – предложил де Фокс, взявшись за новое яблоко, и тут же экспансивно замахал руками. – Ни в коем случае! Оставь свой меч в покое!
– Почему это? – удивился Юлиан, вознамерившийся опробовать новый клинок.
– Жить надоело?
– А мы осторожненько! – юноша просительно глянул на графа, но тот был неумолим.
– Не выдумывай! Держи боккэн.
Подойдя к стойке, де Фокс взял учебные мечи и один из них бросил Юлиану. Внешне они походили на тренировочные японские мечи, но были выкованы из железа и от настоящего оружия отличались лишь затуплёнными лезвиями.
Держа новый меч, юноша поймал свой боккэн и, примеряясь к обоим клинкам, слаженно крутанул ими в воздухе. На зависть своему учителю он одинаково ловко владел обеими руками.
– Блин! Так я никогда не освоюсь с настоящим оружием! – проворчал Юлиан, отметив про себя, что купленный меч тяжелее учебного и по-иному сбалансирован.
– Ерунда! Достаточно немного поработать самостоятельно, чтобы привыкнуть к весу и балансировке настоящего меча, а остальное всё то же самое. Искусство не пропьёшь, как ты изящно выражаешься, – заметил де Фокс и занял позицию. – Ну что, начнём?
– О’кей! – откликнулся юноша, почувствовав, что его охватывает уже привычное возбуждение.
Он быстро вошёл во вкус поединков, адреналин в крови пьянил его не хуже вина.
На этот раз молодые люди фехтовали недолго – их манила предстоящая прогулка. Поставив боккэны на место, де Фокс критически оглядел гостя и предложил ему воспользоваться своим гардеробом. Юлиан припомнил недавнюю сцену в коридоре и, чтобы не выглядеть деревенщиной рядом с сиятельным графом, решил воспользоваться его щедрым предложением. Ну а поскольку у де Фокса был прекрасный вкус, то с выбором одежды у него не возникло проблем.
Белоснежная рубашка, украшенная тонкими кружевами, и приталенный тёмно-бордовый бархатный жилет совершенно преобразили юношу. Де Фокс одобрительно кивнул при виде его одеяния и когда он накинул шёлковый плащ насыщенного терракотового цвета, протянул ему в качестве застёжки золотого сокола.
В свою очередь Юлиан оглядел строгий наряд друга, преимущественно в чёрно-серых тонах, и восхищённо присвистнул: одеяния графа всегда отличались изяществом и практичностью, а его богатство подчёркивали искусно подобранные драгоценности. И всё же, несмотря на солидную коллекцию драгоценных побрякушек, де Фокс никогда не злоупотреблял ими, как это было принято у молодых дворян. На этот раз он ограничился медальоном с изображением лисиц, с которым никогда не расставался, и браслетами, выполненными в том же стиле. Правда, его пальцы унизывали массивные драгоценные перстни, но они служили не столько для украшения, сколько выполняли роль своеобразного кастета.
Выйдя из гостиницы, молодые люди отправились на поиски злачных мест. Благо, долго искать их не пришлось. В отличие от халифата Перси с его сухим законом, в Эдайне царствовал весёлый хмельной Дионис и потому питейные заведения встречались на каждом шагу.
После прогулки по мощёной улочке, где дома украшали многочисленные горшки с цветами, им приглянулся симпатичный кабачок, не особо страдающий от наплыва посетителей.
Они уселись за стол, накрытый туго накрахмаленной скатертью, и огляделись по сторонам.
В светлом помещении с пучками трав под центральной дубовой балкой было чистенько и по-домашнему уютно, да и обслуживание оказалось на уровне. Не успели молодые люди переступить порог, как к ним сразу же направилась степенная аккуратная хозяйка и, одарив их приветливой улыбкой, поставила на стол плетёнку со свежевыпеченным хлебом, от запаха которого у них сразу же разыгрался зверский аппетит. Вскоре к этому соблазну для желудка добавилось большое овальное блюдо с румяным кабанчиком. Щедро приправленный ароматными специями, он по-королевски возлежал в окружении отварного картофеля с укропом и прочей зеленью, а на запивку к нему прилагался пузатый графин с божоле.
Когда с «пятачком» было покончено и молодые люди пили вино в ожидании заказанного десерта, к их столу началось паломничество симпатичных молодых женщин. В королевстве Эдайн царили свободные нравы, и местные красавицы никак не могли обойти вниманием таких мужчин. Когда это произошло в первый раз, де Фокс переглянулся с Юлианом и отрицательно покачал головой. «Прошу прощения, прекрасные сеньориты, что-то нет настроения», – вежливо проговорил он.
Женщины не были навязчивыми и, получив отказ, сразу же отходили. В перерыве между их визитами, юноша презрительно фыркнул и заметил, что терпеть не может проституток любой стоимости и качества. Граф был не столь категоричен и, смерив его укоризненным взглядом, заступился за эдайновских женщин. Смысл его высказывания сводился к тому, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят и добавил, что местные женщины держатся раскованно только до замужества. Юлиан засмеялся и сказал, что готов побиться об заклад, что эдайнцы не менее ревнивы, чем остальные мужчины, и вряд ли горят желанием воспитывать чужих отпрысков.
Когда друзья допивали сладкое терпкое вино, закусывая его нежнейшими бисквитами, со своего места поднялся плотно сбитый лысый мужчина и неверной походкой двинулся к их столу. Безобразная внешность и тёмно-зелёная куртка делали его похожим на сказочного тролля.
Юлиан покосился в сторону приближающегося забияки и весело хмыкнул.
– Эй, Курт! Если это не переодетая дамочка, пылающая вожделением к нашим молодым телам, и не любитель однополой любви, то у нас на горизонте замаячила проблема: вражеский фрегат, залитый вином по самую ватерлинию.
– Один или в сопровождении? – уточнил де Фокс, не поворачивая головы.
– Пока один, остальные ждут развития событий, но наверняка присоединятся, когда будет горячо.
Граф приподнял бровь.
– Тебя что-то смущает?
– Конечно! – отставив бокал с вином, Юлиан вздохнул. – Жаль хорошего обеда, – пояснил он и, подворачивая рукава, предупредил: – Если это твоя любимая рубашка, то заранее прошу прощения, вряд ли она уцелеет во время драчки.
– Ничего страшного! Обычно я заказываю их дюжинами у белошвейки, – утешил его де Фокс и, долив себе вина из только что принесённой бутыли, поднёс бокал к губам. – О!.. Попробуй, очень даже неплохо.
– Действительно неплохо, – согласился юноша, продолжая с некоторой опаской наблюдать за «троллем», подошедшим совсем уже близко. – Курт, кажется, сейчас нас будут брать на абордаж. Какие есть предложения?
– Подождать десерт и отдать ему должное, – ответил де Фокс. – Не знаю, как ты, а лично я ни за что не откажусь от бланманже.
Уже у самого их стола «тролля» основательно занесло, и он едва не упал, но в последний момент каким-то чудом сумел удержаться на ногах. Его волосатые ручищи упёрлись в столешницу и он, выпрямившись, поочерёдно оглядел молодых людей. Рыжеволосый парень взирал на него с весёлым изумлением, а его беловолосый приятель чистил ярко оранжевый апельсин и даже не поднял на него глаз.
На загорелой физиономии мужчины появилось недоумение, видимо, он не сразу вспомнил, зачем сюда явился, но затем в его мозгах наступило просветление.
– Сосунки! Мать вашу!.. – «тролль» пьяно икнул и уставился на Юлиана. – Юнга, какого рогатого ты увёл наших подружек?.. Крошка Розалинда такая лапочка и уже почти что согласилась пойти со мной, но тут увидела тебя и ёк… ничего не вышло. – Он набычился, и его лицо утеряло добродушное выражение. – Сейчас так разукрашу ваши смазливые физиономии, что на них даже козы не посмотрят! – пригрозил он и со всей дури стукнул кулаком по столу. – Встать, акулья наживка, когда с вами боцман разговаривает!
– Мужик, шёл бы отсюда подобру-поздорову, – посоветовал Юлиан и выхватил бутыль с вином у «тролля», вознамерившегося приложиться к её горлышку. – Давай топай! Здесь тебе не богадельня с бесплатной выпивкой.
– Как смеешь, скотина? А ну отдай! Отдай, кому говорят!.. С кем шутить надумал, щенок?! Да я тебя голыми руками порву на части!..
Не получив желаемое, «тролль» замахнулся для удара, но в следующее мгновение рухнул на пол – с приличествующим комплекции грохотом – и на его бугристой физиономии застыло удивлённое выражение.
– Упс! – Юлиан с уважением посмотрел на приятеля, брезгливо отряхивающего руки. – Что это было? – поинтересовался он.
– Шин каге-рю – коротко ответил де Фокс. Опустившись на своё место, он повернулся в направлении кухни и громко выкрикнул: – Эй, хозяйка! Где наш десерт?
– Уже несу, господа! Уже несу!
Довольная их богатым заказом женщина не стала тратить время на обход массивного тела, перегораживающего путь, и ловко его перепрыгнула, не забыв при этом как следует наподдать каблуком несчастному «троллю». Видя это, Юлиан засмеялся и повернулся к графу.
– Где ты научился рукопашному бою?
– Дома, в Саламанке.
– Очень похоже на дзюдо. У тебя был сэнсей из Японии?
– Япония? – с недоумением переспросил де Фокс.
– О да! Япония! – просияв, проговорил Юлиан. – Неужели не знаешь? Это страна восходящего солнца, в которой есть цветущая сакура и самураи; кодекс чести и бои на мечах, они называются катанами; рис и шёлк; кимоно и фейерверки; аниме с пучеглазыми мультяшками и дорамы с красивыми японскими мальчиками, – выпалил он на одном дыхании и наморщил лоб. – Впрочем, девочки тоже были ничего. Косоглазенькие стройняшки очень привлекательно смотрелись в своих школьных формах. – Он икнул и восхищённо добавил: – Да, что там! Такие кавайки, то бишь милашки!.. В общем, всего не перечесть.
Де Фокс пожал плечами.
– Не знаю никакой Японии и вряд ли Шихан был из той страны, о которой ты говоришь. – Он налил себе ещё вина и, грустно улыбнувшись, сразу же осушил его до дна. – Как-то мой отец был в благодушном настроении и спас от гибели желтокожую обезьяну. В благодарность за это узкоглазый сморчок научил меня драться не только мечом, но и голыми руками. Он просил, чтобы его называли Шихан. Вроде бы это не имя, но он так и не выучился говорить по-испански. Через пару лет он умер, зачем-то вспоров себе живот. Карамба! Это было ужасно, – де Фокс неуютно поёжился. – Шихан вручил мне меч и жестами попросил отрубить ему голову. При этом он всё приговаривал: «сэппуку-сэппуку». Но я был мальчишкой и не мог решиться, – на губах графа промелькнула уважительная улыбка. – Знаешь, что больше всего поразило меня? Это удивительное присутствие духа в таком неказистом существе. Несмотря на боль, Шихан умер с улыбкой на губах.
– Да, японцы настоящие воины. Наверно, твой сэмпай был самураем, – уважительно отозвался Юлиан. – Интересно, как он оказался в ваших краях?
– Понятия не имею. Думаешь, он всё-таки из этой твоей Японии?
– Нет, из моей, а из вашей, – юноша прищурился. – Курт, научишь меня рукопашному бою? А то я в своё время как дурак отказался изучать восточные единоборства.
– Как ты говоришь, но проблем. Правда, не понимаю, зачем тебе это нужно. – Глаза де Фокса заблестели, показывая, что он уже пьян. Наклонившись к юноше, он вкрадчиво проговорил: – Инкуб, смени пол и тогда у тебя не будет проблем с защитой. Ни днём, ни ночью.
– Блин! Я уж думал, что ты забыл всю ту чепуху, что я тогда наговорил… – Юлиан хотел стукнуть кулаком по столу, но промахнулся, и чуть было не свалился с табурета, но де Фокс пришёл ему на помощь и придержал за локоть. – С-спасибо, ты настоящий друг! – поблагодарил юноша и с непонятной настойчивостью уставился в лицо графа. – Курт, скажи, что ты испытываешь ко мне?.. Нет! Молчи! Не хочу ничего знать! Если ты попал под влияние моего сволочного сияния, то это всё равно скоро выяснится.
С задумчивым видом де Фокс налил ещё вина и вручил бокал уже основательно пьяному юноше.
– О каком сиянии ты бормочешь? – требовательно спросил он.
– Но-но! – хихикнул Юлиан и погрозил ему пальцем. – Много будешь знать, быстро состаришься. Прости, друг, но есть такие секреты, о которых лучше не распространяться.
– Знаешь, иногда мне кажется, что ты на самом деле инкуб, и если хорошенько постараться, то можно заставить тебя превратиться в женщину, – проговорил граф с пьяной откровенностью и поднял свой бокал с вином. – Твоё здоровье!.. И всё же ты подумай. Разве плохо быть женщиной и предоставить все заботы мужчине?
– Да? Нет!.. Впрочем, я уже не понимаю, кто я и кем хотел бы быть, – Юлиан часто заморгал ресницами, заметив, что окружающее начало двоиться. – Блин! Голова кружится. Кажется, я немного перебрал, – сказал он заплетающимся языком и, икнув, продолжил: – И вообще, не сыпь мне соль на раны, как будто выбор зависит от моего желания. – Он подпер голову рукой и с мечтательным видом уставился на собеседника. – Курт, знаешь, что ты красив до неприличия? – спросил он и тут же утвердительно мотнул головой. – Думаю, знаешь. Эх, милый, где ты раньше был, когда я искала своего мачо?
В голосе Юлиана зазвучали чарующие нотки, и он так обаятельно улыбнулся, что у де Фокса предательски дрогнуло сердце. Заметив, что под воздействием алкоголя юноша теряет над собой контроль и обретает женские повадки, причём настолько явно, что даже путается в местоимениях, он исподволь продолжил допрос на интересующую его тему:
– Неужели в вашем мире не нашлось ни одного достойного мужчины? Не верю!
– Самому не верится, но это так. Может быть, Юлька не там искала или была чересчур привередлива. Как бы то ни было, но вместо принцев она находила одних корыстолюбцев, – на губах опьяневшего юноши появилась грустная улыбка. – Всё же судьба любит подлые шутки. Скажи? Стоило только сменить пол, и она тут же подсунула тебя, скопище всех мужских достоинств.
От этих слов, преисполненных совершенно искреннего сожаления, де Фокс почувствовал, что к нему возвращается былая надежда. «Тысяча чертей! Хочу, чтобы инкуб превратился в девушку!.. Господи! Если ты исполнишь мою просьбу, я прощу тебе Веронику!» – пообещал он и, страстно надеясь на чудо, истово перекрестился.
– В чём дело, Курт? – юноша пьяно хихикнул. – Где ты углядел нечистую силу? Или ты опять циклишься на том, что я демон?
Граф смерил его долгим взглядом и, пряча своё разочарование, прохладно улыбнулся.
– Много воображаешь о себе, amigo! Какой из тебя демон? Даже инкуб из тебя никакой, одна греховная болтовня, – резко проговорил и, спохватившись, сбавил тон. – Если ты не лжёшь и действительно был женщиной, то я ничего не понимаю. Ведь ты мог обольстить любого из мужчин.
– Это да, и тем не менее факт остаётся фактом. Возможно, для поисков своего типажа у меня было слишком мало времени.
– Выходит, ты никого не любил?
– Увы, мой любопытный друг. Чего не было, того не было, а ведь я так мечтала встретить такого же красивого и богатого бойфренда, как ты. – Прочно войдя в роль княжны Соколовской, Юлиан кокетливо хлопнул ресницами. – Впрочем, был один счастливчик, которого я любила, но…
Вдруг юноша нахмурился, и с его лица сразу же исчезла глуповатая расслабленность и вслед за тем счастливый блеск в глазах.
– Блин! Что-то совсем крыша отъехала! Болтаю невесть что!
«Княжна Соколовская» бесследно исчезла и перед де Фоксом вновь сидел молодой человек, которого по-прежнему отличала нереальная красота, но в нём больше не чувствовалось ни малейшего намёка на женскую сущность, хотя буквально мгновение назад он поклялся бы, что разговаривает именно с женщиной.
«Гениальный актёр!» – граф неслышно вздохнул, в очередной раз расставаясь с мечтой о девушке-соколе.
– Я тут что-то болтал о любви? – спросил помрачневший Юлиан. – Не обращай внимания! Школьницы частенько путают это чувство с половым влечением, и Юльку эта участь тоже не миновала. По своей девчачьей дурости она с ходу врезалась в одну скотину. – В янтарных глазах юноши появился холодный золотой блеск. – Нужно отдать должное Вадику Белозёрскому, он был неотразим не только для малолеток. Представляешь, этот мерзавец решил, что охмурить мать и дочь это очень прикольно, будет чем похвастаться перед дружками. Когда всё всплыло в интернете, Юлька просто в хлам переругалась с мамой. Вот малолетняя идиотка! Но это были ещё цветочки! Ягодки пошли, когда выяснилось, что Лидочка забеременела от этого негодяя.
Юноша злобно оскалился.
– Тварь ползучая! Думаю, хоть косвенно, но это он виноват в гибели мамы. Впервые в жизни она забеременела и была так счастлива. – Он сгорбился и прикрыл рукой глаза. – Бедная Лидочка! Когда всё вскрылось, она была сама не своя.
– Так кто у тебя брат или сестра? – осторожно спросил де Фокс.
Юлиан сгорбился ещё больше.
– Никого… мама сделала аборт, – при виде недоумения на лице собеседника он пояснил: – В нашем мире есть возможность избавиться от детей задолго до их рождения.
С осуждением на лице граф покачал головой.
– Убийство невинного младенца это великий грех!
– Твоя правда! По справедливости, нужно было убить не бедного малыша, а этого подонка его отца! – юноша неестественно рассмеялся. – А заодно и эту дуру Юльку!.. – он зажмурил глаза. – То есть меня, конечно! Если бы не я, то этот мерзавец никогда бы не появился в нашем доме. Представляешь, та дура, которой я был в то время, вместо того чтобы поддержать мать в тяжёлую для неё минуту закатила ей форменную истерику! Поэтому Лидочка решилась пойти на аборт, – убитым тоном проговорил юноша и его глаза заблестели слезами. – Сам понимаешь, в каком она была состоянии после этого. Как вспомню, до сих пор кошки скребут на душе.
Де Фокс с сочувственным видом коснулся его руки.
– Не расстраивайся, amigo! Всем нам свойственно совершать ошибки.
– Может быть, – Юлиан горько усмехнулся. – Знаешь, Курт, чем дольше я в мужской шкуре, тем больше понимаю, что в свою бытность девчонкой отличался редкой глупостью. Иногда мне кажется, что это был не я, а кто-то другой. Если честно, то я боюсь возвращения себя прежнего. А вдруг всё вернётся на круги своя, и я снова стану легкомысленной ограниченной пустышкой?.. Как ты думаешь, странно относиться к себе в прошлом как к другой личности?
Ожидая ответа, юноша вопросительно посмотрел на де Фокса и тот озадаченно хмыкнул, в свою очередь не понимая, как относиться к его откровениям. Он уже начал склоняться к мысли, что он не врёт насчёт демона, который превратил его из женщины в мужчину.
– Не знаю. Ведь у меня нет подобного опыта.
– Блин! Вот и я ничего не знаю! – расстроился Юлиан.
Не удержавшись, де Фокс всё же задал вопрос, который уже давно не давал ему покоя:
– Скажи, а какие чувства ты испытываешь…
Но собеседник сразу же закрыл поднятую тему.
– Не лезь, Курт! Мои отношения с Цветанкой не подлежат обсуждению, – жёстко предупредил Юлиан и чуть мягче добавил: – Конечно, если хочешь, чтобы мы оставались друзьями.
Замкнутое выражение, появившееся на лице де Фокса после его слов, окончательно испортило ему настроение.
– Блин! Так хорошо начали, а кончили за упокой! Дать бы за это кому-нибудь в рожу, – с досадой проговорил юноша и, недобро прищурившись, посмотрел вокруг себя, ища на ком сорвать злость.
Долго искать ему не пришлось. «Тролль» наконец-то оклемался и завозился на полу. Заметив это, Юлиан пнул его под дых, и он снова успокоился. Но боцман оказался крепким мужиком и минуту спустя встал на четвереньки, но стараниями юноши ему и на этот раз не удалось подняться.
– Эй, щенок, ты чего там вытворяешь? А ну кончай обижать малыша Джона! – возмутились собутыльники «тролля».
– Катитесь к чёрту, уроды! Ну, чего расселись? Кишка что ли тонка? – выкрикнул Юлиан.
Для затравки он демонстративно пнул несчастного боцмана и среди его товарищей раздался возмущенный рёв. Ругаясь, на чём свет стоит, матросы с угрожающим видом двинулись к их столу.
Де Фокс бросил оценивающий взгляд на приближающуюся ватагу и, разминая пальцы, подозвал хозяйку. Он вручил ей несколько серебряных реалов и поднялся из-за стола. Первым делом граф позаботился о тылах и отправил боцмана, попытавшегося схватить его за ногу, в долгий нокаут, а затем плечом к плечу встал с другом и покосился на его лицо, горящее возбуждением.
– Может, тебе не стоит вмешиваться в драку? Думаю, я справлюсь один, – предложил он, уже заранее зная, каков будет ответ.
– C ума сошёл? Чтоб я пропустил такую потеху? Да ни за что на свете! Нужно же когда-нибудь набираться опыта!
На Юлиана напали сразу же двое матросов и он, уклонившись от летящего в его лицо увесистого кулака, напружинился и встретил противника хуком с левой руки. Удар оказался неожиданным, и матрос рухнул как подкошенный.
– Опля! Давно мечтал набить морду какой-нибудь сволочи! – радостно завопил юноша, и бросился к другому противнику, но коварный удар подпортил ему удачный дебют в массовой драке. – Ну погоди, мерзкая харя! Сейчас я так тебя отделаю, что мать родная не узнает!
Он вытер кровь, текущую из носа и, разъярившись, бросился в самую гущу матросни, но найти обидчика было уже нелегко: побоище быстро приняло массовый характер. Вдобавок мимо кабачка проходили хмельные вакханки и, видя такое веселье, не замедлили внести в него свою лепту. Радостно приплясывая, они принялись крушить всё подряд и вскоре прорвались к вожделенному подвалу с вином.
Наконец, хозяйка отчаялась справиться своими силами и вызвала на подмогу городскую стражу. Блюстители порядка – суровые неулыбчивые парни – при помощи дубинок в два счёта утихомирили мужчин-драчунов, а вот с вакханками, которые никак не хотели расставаться с захваченными бочками с вином, им пришлось нелегко.
Это были настоящие бои без правил. Вдобавок, поправляя съехавшие на глаза венки, бесстыдницы задирали подолы и визжали так, что куда там мартовским кошкам. Но стражники оказались настоящими профессионалами. Они старались не особо налегать на силу, зная, что с взбесившимися вакханками лучше не связываться, потому в ход были пущены уговоры, солёные шутки и грубые комплименты. Такая тактика сразу же оправдала себя, и накал страстей быстро пошёл на убыль. Тем более на помощь блюстителям порядка явился сам могущественный Вакх – его божественный, но коварный напиток то и дело косил ряды его самых горячих поклонниц, и они мирно успокаивались на полу.
Видя такое дело, стражники подступили к ещё бодрствующим женщинам и, взяв их под локоток, стали выпроваживать из оккупированного подвала. Утихомирившись, те не особо сильно сопротивлялись их настойчивым уговорам. Повиснув на крепком мужском плече, многие из них уже рыдали пьяными слезами, и жаловались на свою нелёгкую женскую долю. Взаимопонимание было полным. Некоторые блюстители порядка настолько прониклись сочувствием к их бедам, что проводили самых хорошеньких вакханок до дома и заботливо уложили в кровать.
Мужчинам-драчунам так не повезло. Нет, самых ярых из них стражники тоже прихватили с собой, но отправили не домой, а водворили в местную каталажку. Де Фокс и Юлиан тоже оказались в числе арестантов, несмотря на предложенный графом щедрый выкуп. Угрюмые стражники деньги взяли, но посчитали, что их одних недостаточно для возмещения телесных и материальных убытков – молодые люди бились до последнего и сдались только тогда, когда были загнаны в угол превосходящими силами вооружённого до зубов противника.
* * *
После полуночи стражника, мирно дремлющего на посту у местной тюрьмы, растолкала сердитая Аделия.
– Эй, служивый, хватит дрыхнуть! Я принесла выкуп.
Толстый дядька лениво приоткрыл один глаз.
– А до утра никак было не подождать? – буркнул он.
При виде синеглазой красотки стражник лихо подкрутил усы и хитренько ухмыльнулся.
– Лапушка, неужели некому согреть твою постель, пока твой благоверный отъедается на казённых харчах? Так мы завсегда пожалуйста.
Аделия вздохнула и вытащила ведовской амулет.
– Служивый, если хочешь заработать вознаграждение, а не файерболом по лбу, то живей поворачивайся.
При виде ведовского амулета, дядька поскучнел. Он откозырял и, взяв на караул свою алебарду, отступил в сторону.
– Проходите, госпожа ведьма. Сейчас в канцелярии оформим документы, и можете забирать ваших драчунов.
Только они двинулись вглубь здания, как раздался шум и нестройные пьяные крики, а затем знакомый юношеский голос запел песню. Аделия прислушалась. Ритмично постукивая себе в такт, певец печально выводил:
Вскоре к нему присоединился красивый мужской баритон. Другие арестанты не выдержали и принялись нестройно подпевать, но их охрипшее многоголосье легко перекрывал солирующий голос. Стражник добродушно ухмыльнулся.
– Эт, поганцы! Шуму от них много, но уж очень душевно поют. Заслушаешься. И ведь откуда слова берут? Никогда таких песен не слышал.
Оформление документов отняло немного времени. В сопровождении довольного стражника, получившего щедрое вознаграждение за свои внеурочные труды, Аделия с факелом в руках прошла внутрь тюрьмы. Она осталась в небольшом «предбаннике» и, нетерпеливо постукивая остроносой туфелькой, принялась ожидать, пока откроются двери темницы и выпустят на волю двух птичек, угодивших в тюремную клетку.
– Эй, господа Курт де Фокс и Юлиан Соколовский пожалуйте на выход, – выкрикнул дядька в приоткрытое окошечко камеры.
– Ура, свобода! Мужики, потеснись, дай пройти!.. Блин! Дед, ты чего развалился как у себя дома?.. Наверно, это Цветанка заплатила за нас! – донёсся изнутри радостный голос.
– Вряд ли. Откуда у неё деньги? – скептически отозвался другой голос. – Скорей это наша ведьма явилась по наши души.
Тут же вмешался чей-то пьяненький ломкий голосок:
– Парни, вы поосторожней! Вдруг ваша ведьма оголодала и решила прикупить вас себе на ужин?..
Из камеры донеслось весёлое ржание. Затем кто-то пробасил:
– Не боись! Прежде ведьма заездит их насмерть… – дальнейшие слова заглушил дружный взрыв смеха.
– А я тоже хочу так умереть!..
– Вот отродье! – стражник опасливо покосился на холодное лицо Аделии и спешно загремел огромной связкой ключей.
– А ну заткнитесь, мерзавцы! – заорал он, отперев двери. – Тупицы! Воронья пожива! Кто дал вам право оскорблять госпожу ведьму?
– Сам козёл!
– Самый настоящий! Бэ-э-э, козлик! Ишь, как заступается!
– Наверно, ведьма уже прокатилась на нём… – проблеял чей-то гнусный голос и изнутри грохнул новый взрыв смеха.
– Ганс, а ведьма молодая и хорошенькая? Скажи, она горячая штучка?
– Сдурел? На этот бурдюк с салом может польститься только старая карга!..
Стражник побагровел.
– Молчать, уроды! А то всех отправлю на каменоломни! – заорал он.
Угроза возымела действие, и внутри притихли.
Наконец, из недр общей камеры вывалились Юлиан и Курт. Изрядно помятые они подслеповато щурились от света факела. При виде симметричных фингалов, украшающих физиономии освобождённых арестантов, Аделия не удержалась и насмешливо фыркнула.
– Красавцы! Славно ж вас разукрасили.
– Спасительница!
С радостным воплем парни попытались было заключить её в объятия, но она ловко уклонилась, и они дружно отпрянули друг от друга. Но их смущения хватило ненадолго, и она насторожилась, заметив, что они снова заговорщицки переглянулись.
– Но-но! Я вот вам! – Аделия погрозила им пальцем. – Живо за мной, пьяницы! И чтобы без фокусов! А то передумаю и оставлю вас в тюрьме до полного протрезвления.
Не слушая их уверений, она развернулась и пошла к выходу, но когда они оказались на улице де Фокс догнал её и загородил дорогу. Насторожённо глядя на иезуита, она на всякий случай потянулась к ведовскому амулету и он, заметив её жест, с огорчением покачал головой.
– Ну, зачем вы так, прекрасная донна? – произнёс граф с мягкой укоризной в голосе. – Отныне и навсегда я ваш верный рыцарь!
Полный рвения доказать это он склонился в низком поклоне и, не удержавшись на ногах, свалился в объятия Аделии.
– Рогатый побери!.. Сударь, держите себя в руках! – воскликнула она, отпихивая его от себя.
– Прошу прощения, прекрасная донна!
С пьяной игривостью де Фокс заглянул в её лицо и обаятельно улыбнулся, но напоровшись на сердитый взгляд, сделал шаг назад. С покаянной физиономией он прижал руку к груди и попытался отвесить очередной низкий поклон, но снова не удержался на ногах. На этот раз его пальцы ловко вытащили ранее нащупанный свиток, который лежал в изящной бархатной сумочке ведьмы, прикреплённой к поясу её платья.
– О, как неловко! Виноват! Даю слово чести это в последний раз! – пробормотал он и, отступив в сторону, смущённо улыбнулся. – Простите за непристойные подробности, донна, но я должен отлучиться по неотложной надобности…
Когда де Фокс развернулся и двинулся прочь от неё, Аделия уставилась в его спину подозрительным взглядом. Чем-то ей не нравилась его поведение. Оказавшись на улице, граф демонстрировал крайнюю степень опьянения, в то время как его голос в камере показался ей довольно трезвым. На всякий случай она потянулась к сумочке, и сразу же обнаружила, что та основательно похудела.
– Граф! Ну-ка, вернитесь!.. Живо! Я кому сказала?!
– Сеньора, вы понимаете, что творите? – произнёс де Фокс с искренним изумлением на лице. – Извините, но я не в силах сдержать зов природы.
– Стоять!.. В крысу превращу!
Нешуточная угроза в голосе ведьмы заставила его подчиниться. Немного помедлив, граф обернулся и бросил на неё укоризненный взгляд.
– Сеньора, как вы можете быть такой жестокой? Хотите, чтобы я перед вами опозорился?
– Пройдоха! – с негодованием выпалила Аделия. – Сейчас получите у меня файерболом пониже спины и вмиг забудете о своих нуждах!
Поняв, что ведьма обнаружила пропажу, де Фокс счёл за благо не рисковать и нехотя повернул обратно.
– Свиток и побыстрей! – она требовательно протянула руку. – Хватит придуриваться! Я знаю, что он у вас!
– Хорошо-хорошо, прекрасная донна, только не нервничайте! Не понимаю, о чём идёт речь, но я постараюсь вам помочь. – С видом оскорблённой невинности граф долго рылся на поясе и за пазухой. Спустя некоторое время он сокрушённо развёл руками. – Хоть обыщите, у меня ничего нет!
– Снимайте сапоги! – приказала Аделия.
– Светлая донна, вы уверены? Прошлым вечером я поленился вымыть ноги, а сегодня целый день провёл в сапогах. Сам понимаете, какое будет амбре…
– Граф! Лучше не выводите меня из себя, а то хуже будет!
Не обращая внимания на сыплющиеся угрозы, де Фокс зачаровано смотрел на то, как в гневе сжимаются и разжимаются тонкие пальцы красавицы-ведьмы. На мгновение ему показалось, что вместо рук он видит кошачьи лапы. Не веря своим глазам, он моргнул, и наваждение пропало, а вот разъярённая Аделия – нет.
– Ну, всё! Моё терпение кончилось! – Она топнула ногой. – Хотите голым оказаться на улице? Ваше право. Считаю до трёх…
– Курт, прекрати ломать комедию! Отдай, что взял, – вмешался Юлиан, которому надоело быть безучастным статистом.
– Не понимаю, о чём ты говоришь!
– Раз! Два! Три!
– Не так быстро, сеньора!.. Какая удача! Наверно свиток выпал из вашей сумочки и застрял в отвороте моего сапога. Вам очень повезло, что он не потерялся.
Аделия выхватила у него документы и, убедившись, что он ничего не утаил, спрятала их в вырезе платья.
– В чём дело, сударь? – она слегка покраснела под его неотступным взглядом. – Кажется, вы куда-то собирались.
Основательно протрезвевший де Фокс ухмыльнулся, но не двинулся с места.
– Увы! Зов природы капризен, – отозвался он и, повернувшись к юноше, хлопнул его по плечу. – Эй, amigo, а не спеть ли нам для поднятия духа?
– Давай! – согласился вздремнувший было Юлиан и с трудом отлепился от стены. – Подпевай, неудавшийся аферист! Шумел камыш, деревья гнулись!..
Горлопаня во всю глотку, молодые люди двинулись по узкой улочке за быстро удаляющейся Аделией. Вскоре им надоело петь и они, догнав её, с двух сторон подхватили под руки. Не слушая протестов ведьмы, они заявили, что одинокой женщине небезопасно находиться на улицах ночного города. И словно в подтверждение этих слов де Фокс вдруг развернулся и швырнул нож. Темнота, притаившаяся в проходном дворе, отозвалась болезненным вскриком. Не успели они опомниться, как граф нырнул в подворотню, и оттуда донеслись глухие удары и вопли уже нескольких человек. Вскоре он вернулся и как ни в чём не бывало вытер нож. Это произошло настолько быстро, что Юлиан не успел прийти ему на помощь.
– Ну, ты молоток! – восхищённо воскликнул он. – Ну-ка колись, сколько их было?
Де Фокс пожал плечами.
– Не считал. По-моему, прибил четверых, а остальные разбежались.
– Класс!
– Это ещё что! – с самодовольным видом проговорил граф. – На самом деле они крались за нами уже два квартала. Наверно, выжидали удобный момент для нападения.
– Тогда нам повезло, что ты их вовремя заметил.
Подзуживаемые пьяным бесом молодые люди снова начали изводить Аделию провокационными вопросами. Наконец она не выдержала и, вырвавшись из-под их навязчивой опеки, убежала вперёд. Сердясь, она не сразу обратила внимание, что больше не слышит за спиной их смешков и спотыкающихся шагов.
– Вот поганцы! Что на этот раз с ними приключилось? – расстроилась она и бросилась назад.
Первое, что пришло ей на ум, что уличная банда собрала подкрепление и напала на её не совсем трезвых спутников, но всё оказалось гораздо прозаичней. Вылетев из-за угла, он сразу наткнулась на Юлиана, который застёгивал штаны. Он пьяно ухмыльнулся и погрозил ей пальцем.
– Фу! Плохая девочка! Нельзя подсматривать за мальчиками!
Аделия стремительно отвернулась и возвела очи горе.
– Кошмар! – простонала она. – Ну, что за собачьи привычки у мужчин? Какого рогатого вы описываете все углы? – она топнула ногой. – Пропади вы пропадом! Больше не дождетесь, чтобы я за вас волновалась…
– Курт, она за нас переживала! Не знаю, как ты, а я уже её люблю! – завопил Юлиан во всю глотку.
– В такую прекрасную сеньору невозможно не влюбиться, – галантно произнёс граф, занимающийся тем же делом, что и юноша.
Переглянувшись, молодые люди звонко чмокнули её в щеки с двух сторон… и заработали по увесистой пощёчине. Несмотря на воздушную комплекцию у ведьмы оказалась тяжёлая рука.
– Неблагодарная! Нет, чтобы по достоинству оценить наше внимание и ответить тем же, – обиделись они и снова дружно подхватили её под руки.
При виде веселья, царящего в таверне под вывеской с двумя аляповато намалёванными гусями, молодые люди загорелись желанием продолжить начатый кутёж, но Аделия, несмотря на их умильные физиономии, была неумолима.
– Бездельники! Вам всё мало? Ну всё, моё терпение иссякло! – изловчившись, она ухватила гулён за уши. – Слушайте меня внимательно, повторять не буду! Я уже наелась страдальческими воплями ваших девиц и больше не собираюсь бегать по всему городу, разыскивая вас по кабакам и каталажкам. Ну-ка, живо за мной! В гостинице выкидывайте свои фокусы! Если вам приспичило упиться до свинского состояния, то там есть своя таверна.
– Ой-ой, больно!.. Аделия, не злись! Ну, почему ты не хочешь погулять? Ведь ты же не старуха, чтобы дрыхнуть на печи.
– О, прекрасная донна! Согласитесь, что грешно спать в такую чудесную ночь. Кстати, сколько вам лет?
Когда умирающие от любопытства молодые люди, затаив дыхание, уставились на неё во все глаза, ведьма тяжело вздохнула.
– Сто лет в обед и шестнадцать после, как говаривала моя пращурка, – ответила она и с трудом удержалась от смеха при виде их вытянувшихся физиономий.
– Шутить изволите, почтенная донна?
– Курт, не будь дураком! Неужели не видишь, что она врёт?
– Ай-я-яй, нехорошо так разговаривать со старшими! Граф, вы же знаете, что мы долгожители…
– Слушай, давай слиняем, а? – громким шёпотом проговорил Юлиан и опасливо покосился на ведьму. – Давай сосчитаем про себя до трех и как рванём, только она нас и видела…
– А ну стоять! – приказала Аделия, пресекая на корню их попытку к бегству. – Даже не думайте, а то превращу в жаб. Я же сказала, что на сегодня ваши загулы кончились!
– Ой-ой! Курт, я её боюсь!
– Amigo, прекрати заниматься глупостями! – граф отпихнул юношу, который со смехом пытался спрятаться за него, и галантно улыбнулся ведьме. – Прекрасная донна, но почему при виде нас у вас на уме одни только мерзкие твари? Превратите нас во что-нибудь мягкое и пушистое, что любая женщина может смело взять в руки и нежно прижать к груди…
– Не искушайте, а то допроситесь. Превращу в уличных котов, – Аделия подхватила под руки сразу же присмиревших молодых людей и с решительным видом потащила их за собой. – Вот и умницы! Давно бы так!
В гостинице она сдала их с рук на руки своей преданной служанке и с чувством выполненного долга пошла спать. В свою очередь Руника передала юношу под опеку гостиничного персонала. Правда, перед тем как захлопнуть дверь, она сопроводила его уход соответствующей ядовитой репликой.
«Собака лает, а караван идет дальше», – буркнул Юлиан и, пошатываясь, двинулся по коридору.
Воспоминания о прошлом. Музыка любви или от себя не убежишь
В сопровождении любезного паренька Юлиан добрался до своего номера и зачем-то постучал. Не дождавшись ответа, он приотворил створку дверей и заглянул внутрь – ночь была лунной, но сквозь плотно занавешенные шторы в комнату не пробивалось ни единого лучика света.
Вопреки словам Аделии, его никто не ждал. Внутри комнаты царила полная темнота и тишина. Даже Финист вопреки обыкновению почему-то не поприветствовал своего хозяина.
«Домашние называются! Ладно, птиц дуется, что я не взял его с собой. Сокол есть сокол, что с него возьмёшь, но так называемая жена! – подумал Юлиан, охваченный жгучей обидой. – Может, я умираю от рук бандитов, а она дрыхнет себе, как ни в чём не бывало!» Жалея себя чуть ли не до слёз, он с трудом удержался от порыва грохнуть чем-нибудь потяжелей, но благоразумие одержало верх, и он не стал буянить.
Стараясь ступать как можно тише, он направился вглубь комнаты, но её обстановка ещё не отложилась в его сознании и массивный резной стул – гордость местного краснодеревщика – с грохотом приземлился на полу. Встревоженный шумом сокол заклекотал и юноша, довольный тем, что на него наконец-то обратили внимание, с заговорщицким видом приложил палец к губам.
– Тсс! Тише, Финист, а то разбудим Цветика.
Он снова двинулся в том направлении, где находилась кровать, и на этот раз на его пути оказалась подставка с цветком – конечно, если судить по глухому звону черепков и чему-то мягкому и лопушистому под подошвами его кожаных сапог.
– Блин!.. – выругался он и проворчал: – Между прочим, некоторые могли бы дождаться и встретить мужа. Вот Руника небось ждала Курта, а не дрыхла, как сурок. – Но на этом его испытания не кончились, и он с размаху налетел на острую деревяшку, видимо, декоративный элемент какой-то мебели. – Ой-ё! Мать твою перемать!.. Блин, ещё и шторы задёрнула!
Вышедший из себя Юлиан бросился к окну и тяжелые бархатные портьеры на кольцах с грохотом отлетели в сторону. Затем он пошарил по окну и, найдя латунные задвижки, толкнул раму и свесился наружу. Тёплая лунная ночь, благоухающая осенними цветами, и солидная порция вина в крови быстро вернули ему благодушное настроение.
«Красота! Может, разбудить цыплёнка и пойти погулять? – промелькнула у юноши озорная мысль. – А что? Как положено парочке можно будет немного поцеловаться. Молодожены мы, в конце концов, или нет? Как сказал Курт, в такую ночь грешно спать». Шаловливое воображение тут же выдало ему дальнейшее продолжение романтического свидания (что на этот раз не вызвало у него ни малейшего протеста), но затем снова вмешался здравый смысл и испортил ему всю малину. «Но-но, мой мальчик! Закатай губу! – окоротил он сам себя. – Не хватало ещё оставить бедного цыплёнка с ребёнком на руках. Это тебе не двадцать первый век на Земле с почти повсеместной терпимостью к матери-одиночке. Между прочим, зря тяну. Давно пора переговорить с Аделией и попросить её отправить Цветанку домой после моего ухода». Но при мысли о неизбежном расставании с девушкой у него ёкнуло сердце. «Блин! Так и знал, что этим кончится! Нужно было сразу делать ноги, а не изображать из себя рыцаря-защитника… Эх, цветики-цветочки! Ну давай, трубадур, только не выпади из окна!»
Прямо у окна разросся плющ, среди которого затерялся вьюнок и Юлиан, перегнувшись через подоконник, потянулся к одному из нежных бледно-розовых цветов. «Ну, чёртова устрица! Если я по твоей милости сейчас свалюсь, то в случае летального исхода не жди спокойной жизни, клянусь, у моего привидения будет крайне скверный характер!.. Ура, достал!» Юноша поднёс цветок к носу, а затем повернулся к комнате и весело фыркнул – яркий лунный свет, падая сквозь частые переплёты рам, расчертил пол на квадраты. «Классики» сразу же напомнили ему о деревенских каникулах – самом счастливом времени его безоблачного детства – и пробудившиеся воспоминания властно потянули его ко времени знакомства с Антониной Марковной, матерью Лидии, и, следовательно, его бабушкой. Правда, тогда это была не его бабушка, а Юлечки Соколовской.
Картинки из прошлого ярки, но фрагментарны, будто живопись на картинах или немое кино.
Изящный силуэт матери на фоне пыльного солнечного света, падающего из многочисленных окон с белыми занавесками и неистребимой геранью на подоконниках. В своём наряде от знаменитого парижского кутюр она смотрится инопланетянкой среди убранства обычного деревенского дома. Впрочем, как и девчушка, стоящая рядом с ней. Она в не менее дорогом наряде и больше напоминает эксклюзивную куклу, чем живого ребёнка.
Лидия крепко держит детскую ручку, стараясь при этом не слишком сжимать тонкие пальчики, затянутые в белые кружевные перчатки. Девочка не обращает на это внимания и неотрывно смотрит в большое зеркало в тёмной раме, где они обе отражаются. Она привыкла видеть себя и мать только в окружении версальской роскоши или не менее богатых авангардистских интерьеров и ей сложно соотнести простую обстановку деревенского дома с ними обеими, потому ей кажется, что она видит не себя с матерью, а двух таинственных фей, явившихся в гости к несчастной Золушке. Вот только та почему-то не спешит с появлением.
– Мам, ты где? – наконец кричит Лидия и нетерпеливо переступает на своих высоченных каблуках. – Чёрт знает что! Вечно у матери все двери нараспашку, заходи кто хочет, – ворчит она и бросает обеспокоенный взгляд на девочку.
– Ну, как тебе здесь, малышка?
Юлечка поднимает глаза на мать. «Отвратительное место! Будка у моего Бима и то больше», – хочет она сказать, но вместо этого неожиданно для себя говорит совсем другое:
– It’s normal! I like bucolic style.
Девочка улыбается и с любопытством оглядывается по сторонам. Лидия заметно расслабляется. «Ну, слава богу! А я уж боялась!» – написано на её лице.
– Доченька, наконец-то!
Из-за проёма, скрытого плотными тяжёлыми портьерами, выходит сухонькая старушка. В своём строгом тёмно-синем платье с кружевным воротником и седыми буклями она смотрится аристократкой в изгнании. Несмотря на почтенный возраст, у неё королевская осанка.
При виде матери лицо Лидии озаряется радостью, которая стирает привычное надменное выражение, и оно становится по-девчоночьи наивным и в чём-то беззащитным.
Подслеповато щурясь, старушка тянется к очкам, висящим на цепочке, и Юлечка глядит на её дрожащие руки.
– Боже мой! Я уж и не ждала тебя в этом году!
Несколько стремительных шагов и Лидия бережно обнимает мать.
– Ну что ты, родная! Разве я могла не приехать?
Склонившись, она целует старушку в сморщенную щёку и, глянув в сторону входной двери, кивает ожидающему шофёру – тот бросается к машине и вскоре комнату заполняют многочисленные яркие свёртки и пакеты.
При виде такого богатства старушка всплёскивает руками.
– Лидочка, ну зачем ты столько навезла?
– А то я тебя не знаю! – улыбается дочь. – Специально запаслась гостинцами на всю деревню.
Старушка заводит речь о деревенских делах и тут замечает девочку, которая прячется за зеркалом. Сначала на её лице появляется неверие, а затем оно освещается радостью.
– Боже мой! – произносит она дрожащим от волнения голосом и распахивает объятия. – Юлечка! Солнышко моё, иди скорей к бабушке!
И столько искреннего чувства в голосе старой женщины, что девочка, позабыв о своих капризах, бросается к ней и крепко обнимает.
– Здравствуй, бабушка!
– Здравствуй, мой ангелочек!.. Боже мой! Ты на самом деле удивительная красавица!
Старушка отстраняется и, заглянув в лицо девочки, лукаво улыбается.
– Знаешь, иногда мне казалось, что Лидочка тебя придумала и в качестве утешения присылает мне фотографии какой-то чужой девочки.
– Мама!
– Что «мама», бессовестная? Сколько раз я просила тебя привести девочку? Думала, что уже не доживу до этой радости…
* * *
Растроганный Юлиан тепло улыбнулся. Несмотря на внешнюю эфемерность, у Антонины Марковны оказался несгибаемый характер. Со следующего года Юлечка должна была пойти в школу, но старушка всё-таки вытребовала у дочери, чтобы девочка жила у неё в деревне как минимум пару месяцев во время летних каникул. Лидия согласилась, но с большой неохотой и на пробу оставила дочь у матери.
Естественно, Антонина Марковна наотрез отказалась от помощницы, заявив, что справится сама. И вскоре девочка, чумазая и донельзя счастливая, носилась по огромной луже, оставшейся на дороге после дождя. Переодетая в одежду, сохранившуюся ещё со времён детства Лидии, она ничем не отличалась от остальных детей. К вечеру того же дня они научили её плести венки из одуванчиков и куче матерных слов. Но это была чистая ерунда по сравнению с неожиданно обретённой свободой, – ведь в деревне взрослые не заботится о досуге детей, они умеют занять себя сами. Когда ребятне надоело прыгать через скакалку, сделанную из куска простой бельевой верёвки, они перешли к футболу. Ну а поскольку в деревне девочки играли ничем ни хуже мальчишек, то Юлечку тоже взяли в команду и она, проявив неожиданное упорство, наравне с мальчишками гоняла мяч до самого позднего вечера.
Когда дело дошло до сказки на ночь, Антонина Марковна, предупреждённая дочерью, поспешно сказала, что не знает иностранных языков. Девочка скривилась, но затем всё же согласилась послушать сказки Бажова. В результате она настолько увлеклась чудесными уральскими сказами, что наутро потребовала краски и нарисовала к ним иллюстрации, удивительно мастерские для пятилетней малышки.
Когда Лидия уехала, для Юлечки началось настоящее приволье, но она не забывала того, чему её учили заморские воспитательницы, и однажды устроила переполох в доме.
«Не пугайся, бабушка, это обычный светский раут», – важно сообщила девочка, когда Антонина Марковна открыла дверь и ахнула при виде кучки нарядной ребятни у себя во дворе.
«Пожалуйста, проходите, господа, и чувствуйте себя как дома. Если вам чего-нибудь нужно, скажите обслуживающему персоналу, и он вам поможет», – любезно проговорила девочка, обращаясь к оробевшим гостям, и подхватила растерянную Антонину Марковну под руку. «Идём, бабушка, покажем дорогу гостям. В доме мало места, и я распорядилась накрыть столы в саду. Бабуль, перестань нервничать! Доверься мне, я знаю, что делаю», – заговорщицки добавила она.
И Юлечка не обманула, она действительно знала, как нужно организовывать детскую вечеринку. Здесь было всё: праздничный стол – мечта любого ребёнка, весёлое представление с клоунами, роскошный фейерверк, игры, подарки и ещё много чего. В общем, вечеринка удалась на славу, и дети были в восторге.
После того, как гости разошлись и обслуживающий персонал убрал следы их пребывания, уставшая, но страшно довольная собой Юлечка сидела на коленях у бабушки, и пока та расчёсывала её густые рыжие локоны, весело щебетала, пересказывая ей знаменательные события этого вечера. Слушая девочку, Антонина Марковна в изумлении качала головой, а потом собралась с духом и попросила её больше не устраивать «светских раутов». Малышка поначалу надулась, но затем пообещала вести себя «как все нормальные дети» и она сдержала своё слово, хотя после памятной на деревне вечеринки даже дети постарше мечтали получить приглашение и постоянно спрашивали, когда будет следующий «светский раут».
В деревне к дочери Лидии Соколовской относились по-разному. Конечно, некоторые завидовали и исподтишка делали гадости, но быстро выяснилось, что избалованная городская фифочка при случае умеет постоять за себя и без колебаний лезет в драку.
Приехавшая Лидия ужаснулась при виде дочери. Всего за месяц её ухоженный персидский котёнок превратился в ободранного уличного хулигана, к тому же задиристого и драчливого. Тем не менее трудолюбивые английские бонны всё же справились со своей задачей, хоть это было нелегко, и вернули девочку в исходное состояние.
Следующее яркое воспоминание о деревенских каникулах у Юлиана осталось спустя год после знакомства с бабушкой.
* * *
Женщины сидят за столом и привычно спорят, а Юлечка носится по комнате и гоняет забежавшего со двора петуха. Подпрыгивая, тот воинственно кудахчет, и до тех пор не сдаёт позиции, пока не лишается своего самого красивого пера в хвосте. Девочка бросается к зеркалу и втыкает новое украшение в волосы. Любуясь пером, она вполуха прислушивается к разговору взрослых. Несмотря на настойчивые уговоры дочери, старушка по-прежнему не хочет переезжать в Москву, и отказывается от постройки современного благоустроенного особняка вместо её старенького дома.
– Лидочка, ну, зачем мне всё это? Старая я уже, чтобы подстраиваться под твой образ жизни, – упрямится Антонина Марковна.
– Ну, давай хотя бы сделаем пристройку с душем и туалетом! Это же какая-то дикость справлять нужду в дырявом скворечнике на дворе и мыться в полуразваленной бане. Как можно жить в таких диких условиях?
– Ой-ой! Гляди-ка, какая важная стала! В детстве ты ни на что не жаловалась.
– Мама!
– Ну, что «мама»? Милая, давай оставим всё как есть. Не беспокойся, доченька, меня вполне устраивает такая жизнь. – Сухонькая ладошка гладит Юлечку по пламенеющим на солнце пышным волосам. Тепло бабушкиной руки она ощущает щекой, а себя видит в зеркале. – Ах ты, моё ясное солнышко! Вот не будь у девочки столько нянек, я бы ещё подумала о переезде.
– Мам, хоть деньги возьми.
– А вот за это спасибо. На днях сватья жаловалась, что дочери не на что справить свадьбу. Ты не представляешь, сколько теперь это стоит.
– Мама! Соседи просто тянут с тебя деньги, пользуясь твоей добротой!
– Родная, прекрати возмущаться. Кто-то должен помогать людям, не всё же их обирать до нитки.
Лидия роется в сумке и на стол ложатся ещё несколько толстых цветных пачек.
– Вот возьми, только дай слово, что потратишь их на себя!
– Не переживай, деточка! Много ли нам, старикам, нужно? Всё необходимое у меня есть, да и здоровьем бог не обидел. Хватит говорить о всякой ерунде. Девочки, идёмте в сад. Лидочка, у меня нынче такие груши уродились, ты не поверишь…
– Мам, мне пора…
– Ничего, успеешь! Это ж надо было удумать, заявиться ко мне на вертолёте, – говорит бабушка и в её голосе звучит возмущение. – Бессовестная девчонка! Совсем обо мне не думаешь! Представляешь, что теперь люди скажут?
– Извини, мамуль, но я жутко спешила, а Юлечка просилась к тебе. Вот я и прилетела.
– Лидия! – восклицает бабушка. Она бросает быстрый взгляд на девочку, которая по-прежнему прилаживает в волосы трофей, доставшийся от петуха, и понижает голос: – Деточка, ты соображаешь, что творишь? Это ненормально так баловать ребёнка.
– Юлечка – моя отрада. Единственный свет в окошке.
Судя по лицу, бабушку отчего-то не радуют слова дочери.
– Вот это мне и странно…
– Мама, давай не будем! – поспешно восклицает Лидия. – Сколько раз тебе говорить, нам с Юлечкой никто не нужен. Замужем я уже была, и ты знаешь, чем это кончилось.
– Хорошо, детка, не сердись. В конце концов, это твоя жизнь…
– Не беспокойся, в моей жизни хватает мужчин.
– Бесстыдница! Разве этому я тебя учила?
– Ой-ой! Не прикидывайся! Ты никогда не была моралисткой! К тому же сейчас совсем другие времена.
– Времена, может, и другие, а семья есть семья. Когда нет отца, ребёнок всё равно что сирота.
Бабушка громко, просто показательно вздыхает, и Лидочка расплывается в улыбке.
– Марковна, несмотря на ворчание, я люблю тебя. Знай, что ты самая лучшая из матерей.
– А ты из дочерей, – не остаётся в долгу бабушка и тянется к батистовому платочку. Его вышитый гладью кружевной уголок всегда выглядывает из верхнего кармана её безупречно белого фартука. – Ладно уж, лети, – разрешает она.
Обнявшись на прощание, женщины глядят друг на друга и растрогано улыбаются.
– Прости, мам!
– Да ладно! Я же вижу, что ты вся как на иголках. Идём, мы тебя проводим. Юлечка, хватит вертеться у зеркала, мама уезжает!
– Ура! Свобода!
– Поросёнок! – смеётся Лидия.
Совершенно счастливая девочка с радостным визгом срывается с места и, выскочив за дверь, бросается к своему любимому месту – одичавшему фруктовому саду. По дороге она отвлекается и прыгает по классикам, нарисованным подобранной палкой, а затем ловко взбирается на дерево. Взгляд Лидии неотступно следует за дочерью.
– Юлия, упадёшь! Слезь немедленно!
– Отстань от ребёнка! Не бойся, не упадёт. Наша девочка ловкая как обезьянка, – говорит бабушка и ворчливо добавляет: – Пусть хоть немного порезвится на воле. – На её лице появляется укоризненное выражение. – Это же надо! Бедная малышка не сразу вспомнила русский язык и поначалу болтала со мной на какой-то иностранной абракадабре. Дочь, ты это прекращай! Что ты изводишь ребёнка?
– Ничего страшного, мам! Просто Юлечка чаще говорит на английском, чем на русском, – быстро отвечает Лидия и, нетерпеливо глянув на часы, берёт мать под руку. – Чёрт знает что! Время летит, как сумасшедшее. Знаешь, Марковна, в чём настоящая проблема? Я не узнаю свою дочь, как только она приезжает к тебе.
Лидия тяжко вздыхает, глядя на несущуюся по дорожке девочку, Вооружившись двумя палками, она ловко сбивает головки одуванчиков и при этом завывает как вождь краснокожих.
– Нет, ты только посмотри! – возмущается она. – Это же какой-то сорванец, а не девочка! Я слышала, что в прошлом году она частенько дралась с мальчишками. И это моя маленькая изнеженная принцесса?!
Бабушка смеётся.
– А ты что думала? В каждом из нас скрывается свой бес…
При виде хозяйки летчик включает мотор, и винты вертолёта начинают вращаться. Их рёв и шум листвы заглушают разговор взрослых.
Спохватившись, Юлечка оборачивается и, подбежав к бабушке, долго машет матери рукой. Винтокрылая машина делает над ними круг и исчезает в небесной синеве. Осознав, что мать улетела и оставила её одну, девочка впадает в панику. «Нет!.. Мамочка, вернись!» – кричит она и с плачем бросается следом за вертолётом.
* * *
«Мама, бабушка! Мои дорогие, я всегда буду помнить о вас, и любить!» Согретый теплом детства Юлиан не сразу пришёл в себя, и что самое примечательное впервые за пять лет при воспоминании о близких людях он не почувствовал тянущей тоски в сердце. Мало того, у него появилась непоколебимая уверенность, что при желании он сможет с ними увидеться. «Ага! На том свете! – всё же промелькнула скептическая мысль, но юноша всегда был большим оптимистом. – Ну и пусть! Даже если так, всё равно это замечательно!» – подумал он, прыгая по импровизированным классикам.
Перед тем как пойти лечь спать Юлиан помахал луне, которая с невозмутимым спокойствием взирала на него с высоты небес. «Спасибо, круглолицая! Спокойной тебе ночи», – пожелал он, и тут до него дошло что, несмотря на поднятый шум, в комнате по-прежнему царит тишина.
– Эй, Цветик, ты дома?
Он бросился к алькову и, отдернув полог, облегчённо перевёл дух – девушка была здесь и, насколько позволял рассмотреть зловещий алый свет, разлитый у неё на груди, она спала.
На лице юноши появилось шкодное выражение. «Фокус-покус! Как говорится, ловкость рук и никакого мошенничества», – пробормотал он и потянулся к кулону, но не тут-то было. Не открывая глаз, девушка ударила его по руке и её пальцы вцепились в рубиновую каплю. Вдобавок к её агрессивной выходке кулон ярко вспыхнул и запульсировал зловещим кровавым светом. Юлиану это совсем не понравилось. «Что-то здесь не чисто. Жаль, что нельзя поговорить с Аделией. Вдруг это как-то связано с происхождением Цветика…»
– Хабиб! Слава Аллаху, ты дома! – девушка распахнула глаза и на её лице появилась виноватая улыбка. – Прости, я ждала, ждала, а потом не заметила, как уснула.
– Ничего бывает! Не всем же так везёт, как Курту с Руникой, – не удержался он от упрёка. – Ой, да ладно тебе! Я же пошутил. Вот держи!
Юлиан протянул ей основательно помятый цветок.
– Это тебе. Кстати, добыто с риском для жизни. По-пьяни, конечно, но это не важно. Важно, что с любовью…
После его слов личико девушки просияло такой радостью, что он даже отпрянул от неожиданности. «Блин! Вечно я что-нибудь ляпну, а потом объясняйся, что это была фигура речи, а не объяснение в любви!» – подосадовал он.
– Цветик, ты чего? Неужели богатый дядюшка завещал тебе своё состояние? – шутливо проговорил юноша, желая сгладить возникшую неловкость, но сделал только хуже.
– Нет, ничего не изменилось. Я по-прежнему нищая бродяжка, – убитым тоном проговорила девушка.
На её личике не осталось и следа былой радости.
«Вот дурак! И шутки у тебя дурацкие!» – укорил Юлиан себя и, наклонившись, коснулся её губ лёгким поцелуем.
– Не говори глупостей! Это временные денежные затруднения, но однажды мы разбогатеем, и будем жить как короли. Долго и счастливо.
От этих слов девушка воспрянула духом и, обняв, с надеждой заглянула в его лицо.
– Это правда?
Лихорадочно соображая, что ответить, Юлиан попытался осторожно высвободиться из её объятий, но она прижалась к нему ещё крепче.
– Нет! Не убегай, хабиб! Сначала ответь мне!
– Я не могу ничего обещать, но клянусь, перед тем как уйти на Землю я сделаю всё от меня возможное, чтобы вернуть тебе статус богатой невесты.
Девушка оттолкнула его и лишь сноровка, обретённая в тренировках с графом, позволила ему удержаться на ногах.
– Будь ты проклят, шайтан! Разве я спрашивала тебя о деньгах?!
Видя, что ситуация обострилась, юноша пустил в ход свой главный козырь, хотя сам уже не верил в возможность обратного превращения в женщину.
– Цветик, ты не забыла, кто я?
– О да! Действительно, как я могла забыть?! – рассержено выпалила девушка. – Скажи уж, что ты польстился на мои деньги, а я тебе совершенно не нужна! Вот ты и выдумал идиотский предлог, чтобы от меня избавиться! – Она с силой толкнула его в грудь. – Убирайся к шайтану! Знать тебя больше не хочу!.. Ладно, если ты не хочешь, я сама уйду!
Цветанка зажгла газовые светильники и заметалась по комнате, собирая вещи. Но как только она двинулась к дверям, Юлиан загородил ей дорогу.
– Куда это ты собралась, на ночь глядя? Да ещё в таком прикиде, – поинтересовался он с прохладцей в голосе. Находящаяся в расстройстве девушка набросила плащ прямо на ночную рубашку.
– Не твоё дело! Но я больше не буду навязываться, и бегать за тобой как бездомная собачонка! Как-нибудь проживу без тебя! – твёрдо сказала она. – Пусти! Я ухожу.
– Не-а! Никуда ты не пойдёшь! – отобрав у неё плащ и вещи, Юлиан зашвырнул их вглубь комнаты. – А если пойдёшь, то только налегке, в одной ночной рубашке.
Губы Цветанки задрожали от обиды.
– Это нечестно! По закону я могу взять с собой часть приданого, и ты не можешь его отобрать!
– Вот дура! Думаешь, мне нужны твои шмотки?! – оскорбился юноша. – Да подавись ты ими! Сейчас я их найду, и выметайся на все четыре стороны!.. Стой, чёртова девчонка! Куда ты понеслась?
Девушка бросилась к дверям, но он сумел её опередить и вновь преградил дорогу. Но на этот раз она налетела на него, пытаясь вырваться на волю.
– Цветик!.. Цветик, послушай!.. Да перестань ты драться, чёртова девчонка!.. Можешь ты хоть секунду постоять спокойно и выслушать, что я хочу сказать! – завопил он, отчаявшись удержать остервенело брыкающуюся девушку.
Рванувшись из его рук, она отскочила в сторону.
– Ладно, говори, но это последний раз, когда я тебя слушаю.
– Это ещё почему? – возмутился Юлиан.
– Потому что я развожусь с тобой! Талак!..
– Можешь хоть до посинения кричать свой «талак», это ничего не изменит! Если я решу, что мы будем вместе, значит, мы будем вместе!
Цветанка подбоченилась.
– А мы будем вместе?
– Да!
– Как настоящие муж и жена? – уточнила она.
– Да! – рявкнул выведенный из себя юноша.
– Врёшь!
– Ладно! Если на слово не веришь, придётся подтвердить делом. – Он схватил её за руку и потащил за собой. – Не смей упираться! Ты сама этого хотела!
– Пусти! Куда ты меня тащишь?
– О боже! А сама не догадываешься?
– Нет! – Цветанка вырвалась и, качая головой, попятилась назад. – Я так не хочу!
– Я тоже, но придётся! – юноша сорвал с себя пояс с оружием и, отшвырнув его, взялся за сапоги. Расстёгивая жилет, он повелительным жестом ткнул в направлении алькова. – Чего застыла? Раздевайся и ложись! Живо!.. Блин! Я не сторонник насилия, но ты меня уже достала!
Стремительным движением он подхватил девушку на руки и, швырнув на кровать, рванул ворот её ветхой рубашки, позаимствованной в лесном доме. Но её широко раскрытые глаза, готовые пролиться слезами, заставили его опомниться. Он тихо выругался и уткнулся носом в её растрёпанные волосы.
– Вот чёрт! Я был уверен, что когда у нас дойдёт до постели, то Казанова и дон Жуан умрут от зависти, глядя на меня, а в результате чуть было не стал банальным насильником, – проговорил он с виноватой усмешкой и попытался поймать взгляд упорно отворачивающейся девушки. – Ну, Цветик! Ну, пожалуйста!.. Да, я вёл себя как последний идиот. Хочешь, стукни меня, но только не плачь!.. Ладно, я сам! Вот тебе, вот тебе! Получи, негодяй! – он стукнул себя по щеке, но она схватила его за руку.
– Перестань!
Юлиан расплылся в улыбке.
– Тогда мир?
Цветанка поглядела на него и нерешительно кивнула.
– Прости! Честное слово, я не хотел быть грубым, – сказал он голосом полным искреннего раскаяния и, поцеловав её ладонь, предложил: – Малыш, давай забудем все те гадости, что мы наговорили друг другу, и будем просто парочкой счастливых молодожёнов, наконец-то дорвавшихся до своего медового месяца. Хорошо? – Не дожидаясь ответа, он слегка сжал обнажённую грудь девушки, а затем обвёл языком затвердевший сосок, и она закусила губу, чтобы не закричать от нахлынувшего желания.
– О чёрт!.. – на лице юноши появилась ответная мучительно-сладкая гримаса. – Прости, цыплёнок, но с любовными изысками придётся подождать! – с этими словами он сорвал с неё остатки рубашки и резким движением раздвинул бёдра.
Когда всё кончилось, дрожащий и мокрый Юлиан скатился с девушки и потрясённо уставился в потолок. Всплеск небывалых эмоций оказался настолько мощным, что он не замечал слёз, текущих по лицу.
– Господи, вот это оргазм! – выдохнул он, немного придя в себя. – Да за такие ощущения можно продать душу дьяволу!
Повернувшись на бок, он привлёк девушку к себе и нежно поцеловал её припухшие губы.
– Спасибо, цыплёнок. Я у тебя в долгу. Но ты не думай, я постараюсь, чтобы ты тоже сполна получила свою долю оргазмов.
И Юлиан сдержал своё слово. С энтузиазмом первооткрывателя он исследовал каждый дюйм её тела – на предмет эрогенных зон, а затем испробовал на Цветанке весь известный ему арсенал сладких пыток. В результате его беспощадных сексуальных игрищ она охрипла от воплей и вздрагивала от малейшего его прикосновения. Оправдывая недобрую славу инкуба, он настолько её заездил, что она отключилась во время очередного полового акта, провалившись в полусон, в полубред.
«Вот это потенция! – восхитился Юлиан, ознакомившись со своими возможностями по части секса. – Да, Казанова жалкий слабак по сравнению со мной! – подумал он, лучась самодовольством, и покосился на лежащую рядом девушку, лицо которой даже во сне сохраняло обессиленное выражение. – Всё! Хватит на сегодня, и так был явный перебор. Завтра Цветик точно меня убьёт, конечно, если сможет встать».
Отлучившись по надобности, он прикрыл девушку одеялом и мгновенно провалился в сон. Как будто в наказание за только что пережитые счастливые мгновения, он был мучительно тяжёлым и изводил его чувством неотвязной вины. Всю ночь ему снилось страдальческая белая маска, залитая кровью, и он уже не понимал, чьё это лицо – Лары или Цветанки.
* * *
Риалон – сосуд с кровью, связывающий нового вампира и его родителя, и дающий ему безраздельную власть над своим созданием.
Эриата – ведьма, посвящённая одному из 13 Ведьминских кругов.
Blutvater (нем) – кровный отец.
BlutSohn (нем) – кровный сын.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ