Вяземская и Северцев миновали центральную проходную «Мосфильма» и, дойдя до первого перекрестка, повернули налево.

— Нам туда, — Анна показала на табличку с надписью «Производственный корпус».

— За вами — куда угодно! — воскликнул Александр.

Кровь, сочившаяся из пореза на щеке, остановилась и запеклась. Северцев с любопытством глазел по сторонам, отчаянно рискуя свернуть себе шею.

Вяземская и Северцев прошли до угла здания, пересекли площадь, уставленную дорогими автомобилями, и оказались перед производственным корпусом.

— Куда мы идем? — спросил Александр.

— К одному моему хорошему знакомому, — уклончиво ответила Вяземская.

— Знакомому? — насторожился Северцев.

— Он — режиссер.

Александр придирчиво осмотрел свое отражение в стекле, одернул потертую куртку, быстрым движением откинул волосы назад. Видимо, он счел принятые меры по улучшению внешнего облика недостаточными. Северцев нахмурился.

— Вращаетесь среди богемы? — угрюмо спросил он.

— Приходится.

Северцев пробурчал что-то неразборчивое и громко засопел — совсем как ребенок, обнаруживший, что у мальчика из соседнего двора велосипед красивее и лучше.

Анна взбежала по лестнице на второй этаж и быстро зашагала по длинному коридору. По обе стороны тянулись нескончаемые ряды одинаковых дверей; промежутки между ними были настолько малы, что это волей-неволей наводило на мысль об удручающе малых размерах скрывающихся за ними комнат.

Вяземская остановилась, подождала, когда Северцев ее догонит, и постучала.

— Входи, моя судьба! — раздалось за дверью. В следующую секунду она распахнулась. На пороге стоял высокий подтянутый мужчина в джинсовом костюме с благородной сединой на висках. Увидев Анну, он звучно шлепнул себя по лбу и запрокинул голову. — О, как ты неприглядна! — завершил он декламацию трагическим голосом.

— Привет, Володя! Я тоже рада тебя видеть, — Вяземская подставила щечку для поцелуя.

— Зубриков! — представился режиссер.

— Александр.

Режиссер пожал Северцеву руку и обернулся к Анне.

— Твой?

Вяземская молча кивнула.

— Фактурный тип, — Зубриков не торопился разнять рукопожатия. — Кажется, у меня есть для него небольшая роль…

— Ты опоздал, — осадила Анна. — У него уже есть роль.

Северцев выглядел обескураженным, но всячески старался не подавать виду. Он сел на один из шести стульев, стоявших вдоль правой стены.

Зубриков вернулся за стол и устроился рядом с пышногрудой блондинкой. Он успел как бы ненароком ущипнуть ее за аппетитную коленку, но ни от кого из присутствующих это не укрылось: вызывающе округлые блестящие колени блондинки составляли центр скромной композиции кабинета.

— Ну что ж, девочки! — режиссер потер руки. — Вы уже знакомы. Все друг о друге знаете, поэтому ссориться из-за меня не стоит. Рассказывай, прелесть моя, зачем пожаловала?

Александр явно чувствовал себя неловко. При словах «прелесть моя» он беспокойно заерзал.

Вяземская сразу перешла к делу.

— Володя, ты можешь рассказать что-нибудь об Уржумцеве?

— Костик? — Зубриков состроил кислую мину. — Разве он еще кого-то интересует?

— Меня, например.

— Собираешься устроить культ погибшего кумира?

— Попытайся быть серьезным. Хотя бы ненадолго, — с укором сказала Анна.

— Хорошо, попробую.

Зубриков широко улыбнулся, потом заявил:

— Как актер он был полный ноль. Постоянно ломал кадр.

— Если ты не можешь грамотно выстроить кадр, это еще не значит, что виноват актер, — сварливо сказала блондинка и неторопливо закинула ногу на ногу.

Узкое короткое платье натянулось, угрожая лопнуть. Блондинка некоторое время безуспешно с ним боролась, потом — так же медленно — вернула ногу на пол.

— Если в кадре нет тебя, это еще не значит, что он выстроен неграмотно, — парировал Зубриков. — Моя прелесть! — добавил он и снова ущипнул блондинку.

— Идиот! — ласково прошипела обладательница аппетитных коленок.

— Мэрилин Монро! — тем же тоном ответил режиссер. Они громко поцеловались.

— Так что насчет Уржумцева? — напомнила Анна.

Зубриков и блондинка на время перестали изображать волнистых попугайчиков на ветке. «Мэрилин» достала платок и вытерла с лица режиссера следы алой помады.

— Он постоянно ломал кадр, — косясь на пассию, заявил режиссер. На этот раз блондинка промолчала, и он продолжил: — Маленький актер с большими амбициями. Типичный сын академика. От папы достались деньги. От мамы — мозги, повернутые набекрень. Отличное наследство!

— Константин Уржумцев был сыном академика?

— Ну да! Папа изобрел что-то гениальное… Вроде как метод прямой перегонки свинячьего дерьма в ракетное топливо. Ну, а поскольку ракет у нас хватает, а свиней — еще больше… — Зубриков развел руками, показывая, что комментарии излишни.

— А… мать? — осторожно спросила Вяземская.

— Полоумная особа! — воскликнул режиссер. — Была помешана на исключительности сына. А после того, как супруга-академика законопатили в Кремлевскую стену, окончательно слетела с катушек. «Константин Родионович, Константин Родионович!». Вы бы видели, какие скандалы она устраивала! — Зубриков восхищенно зацокал языком. — Ни один сценарист так не напишет. Шекспир! Вот у кого настоящее чувство драмы!

Анна бросила взгляд на порезанную щеку Северцева.

— С чувством драмы у нее все в порядке… А что произошло с самим Уржумцевым?

— Он вышел из павильона через ворота, — заявила блондинка.

— То есть? — не поняла Вяземская.

Зубриков вздохнул. Было видно, что он не хочет развивать эту тему, но настойчивый интерес Анны требовал ответа.

— Лет шесть назад, — сказал он. — Мы снимали очередную «Подводную лодку в степях Украины». Милая бредятинка, скромный бюджет, «бабло побеждает зло» как основная тема… Натуру уже отсняли, остались интерьеры. Я работал вторым режиссером. Однажды Уржумцев вышел из павильона не через калитку, как положено, а через ворота. А у нас есть такая примета — не ходи через ворота, так только покойников носят. Ну, и…

— Сорвался, — подхватила блондинка. — Говорили, что запил. Но я-то знала — он уже пару лет плотно сидел на игле.

— Костик, Костик… — перебил Зубриков. — Хватились, а парня-то и нет. Пропал. Продюсеры икру мечут — сроки поджимают! А найти его не могут!

— Через месяц появился, — сообщила блондинка. — Серьезный такой, присмиревший… Целеустремленный.

— Начинаем снимать, — вновь вступил режиссер, — а парень играет, как Лоуренс Оливье! Дубль за дублем, один другого лучше! У меня — волосы дыбом! Ни дать, ни взять, второй Янковский! А Уржумцев смеется — новая муза, говорит! Вернула к жизни!

— Она-то его и убила, — мрачно заключила блондинка.

Вяземская и Северцев переглянулись.

— Кто? — спросила Анна.

— Лиза, — не сговариваясь, хором ответили Зубриков и блондинка.

Это было стопроцентным попаданием. Северцев подался вперед. Анна увидела, как его пальцы нервно стиснули сиденье стула.

Зубриков встал и подошел к шкафу, так тесно набитому различным барахлом, что грозил лопнуть, словно толстяк от обжорства. Режиссер открыл дверцу — посыпались неподшитые страницы сценариев, пожелтевшие от времени снимки, сложенные афиши, разорванные матерчатые отражатели для фотосъемки.

Зубриков безошибочно вытащил из груды хлама толстый альбом в обветшавшем дерматиновом переплете и бросил на стол.

— Где-то здесь… — он начал листать с конца и почти сразу наткнулся на то, что искал. — Вот! Странная парочка. Но они друг друга стоили…

На цветной фотографии были изображены два молодых человека в свадебных нарядах. Жених в черном костюме, с алой розой в петлице, бережно обнимал невесту за талию. Невеста, невысокая стройная брюнетка с густым роскошным каре, держала в руках букет калл. Пристальный взгляд зеленых глаз пронизывал и объектив, и пленку, и прошедшие с тех пор шесть лет… Вяземская невольно вздрогнула.

— А это кто? — спросил Северцев, показывая на худого лысого мужчину, стоявшего за плечом Уржумцева.

— Это? — Зубриков озадаченно почесал в затылке. — Черт его знает…

— Костик и Лиза называли его «наш счастливый случай»… — обронила блондинка. — Он-то их и познакомил.

— Точно, точно! — оживился режиссер. — Было такое.

— Вы позволите? — спросил Александр и, не дожидаясь ответа, вытащил снимок из фигурных прорезей.

Зубриков махнул рукой.

— Бери…

Северцев перевернул фотографию. Анна посмотрела на его лицо и поняла — что-то не так. Она бросила быстрый взгляд на оборот снимка…

На обороте стояла надпись: «Дружному коллективу съемочной группы от счастливых молодоженов». И — вместо автографа — большая буква «М». В точности такая же, как над кроватями убитых девушек.

— Что это? — голос Анны прозвучал глухо, и Зубриков насторожился.

— Что «это», прелесть моя? — спросил он, но уже не так беспечно, как прежде.

Встревоженная блондинка вскочила и нагнулась над столом. Юбка моментально закрыла колени, однако хитрая ткань, повинуясь закону сохранения материи, тут же обнажила великолепный бюст, при виде которого Памела Андерсон почернела бы от зависти.

Анна ткнула в букву.

— Вот эта «М»?

— Фу-у-у, — с облегчением вздохнул Зубриков. — Ты меня напугала, прелесть моя! Вся съежилась, ручки задрожали… Ну прямо Джульетта Мазинав финале «Ночей Кабирии»! Присмотрись повнимательнее. Это вовсе не «М». Это «Л» и «К». «Лиза» и «Константин». Они сами это выдумали.

Анна проследила взглядом переплетение линий. Все стало на свои места. Раньше четко срабатывал стереотип восприятия — за деревьями она не видела леса. Теперь же, при всем желании, не могла разглядеть в изящном вензеле букву «М». Действительно, как все просто! «Л» и «К». «Лиза» и… «Константин»?

Вяземская покосилась на Северцева. Тот еле заметно кивнул: мол, обсудим без лишних свидетелей и убрал фото во внутренний карман куртки.

— Спасибо, Володя! Мы пойдем, — сказала Анна.

Зубриков широко раскинул руки и завопил:

— Прощай, любовь моя! О, как ты быстротечна! — затем добавил громким шепотом — так, чтобы все слышали: — Жаркие поцелуи отложим на другой раз, а то наши будут ревновать. Зачем дразнить гусей?

Блондинка пропустила выпад мимо ушей, но Северцев несколько изменился в лице. Режиссер довольно ухмыльнулся.

— Пока, Отелло! — сказал он, пожимая Александру руку. — Ко мне ревнуют — значит, я чего-то стою! Как думаешь? — подмигнул он блондинке.

— Двадцать баксов — вместе с джинсами, — спокойно произнесла она, усаживаясь на место. — Если по частям, то дороже.

— По частям? Это мысль! — воскликнул Зубриков и, придав лицу зверское выражение, набросился на «Мэрилин».

Завершение сцены Анна и Северцев уже не увидели. Они вышли из кабинета и закрыли за собой дверь. В кино это называется — «открытый финал».

* * *

Вяземская и Александр вышли на улицу. Анна вдруг почувствовала, как сильные пальцы Северцева стиснули ее локоть.

— Что случилось?

— Откуда вы его знаете? Этого… Зубрикова?

— А-а-а… Старая история! — отмахнулась Вяземская.

— Может, расскажете? — настаивал Александр.

Анна обернулась, посмотрела ему в глаза и… все поняла. Ей стало смешно.

— В чем дело? Вы ревнуете?

— Я?! С какой стати? — возразил Северцев. Помолчал и добавил. — Если честно, то — да.

— Володя помог мне купить машину, — желая поддразнить его, кокетливо сказала Анна.

Она сделала несколько шагов. Северцев, понурый и молчаливый, остался стоять на месте.

— Господи! Не понимаю, почему я должна перед вами отчитываться? — притворно возмутилась Вяземская. Однако в глубине души она почувствовала радостное ликование — ведь ревность не возникает сама по себе, она всегда является признаком чего-то большего. — Два года назад я поставила перед собой цель: купить хорошую машину. И после работы ездила по вызовам — кодировала алкоголиков. Зубриков был моим постоянным клиентом — поскольку не умеет вовремя остановиться. Вот и все. А вы что подумали?

— Я? — на лице Северцева расцвела широкая улыбка. — Я подумал…

Он вдруг решился — подошел и крепко обнял Анну.

— Я подумал, что вы мне очень дороги, — Александр нагнулся, и Вяземская не стала вырываться и прятать лицо.

Она ждала этого поцелуя.