Рюмин не сразу нашел закрытую частную клинику. Дорога до Павловской Слободы затруднений не вызвала: по стрелке указателя они свернули с Новорижского шоссе направо и оказались среди густых живописных лесов, у верховьев реки Истры, совсем еще узкой и почти незаметной среди высокой травы.

Но дальше начало твориться что-то странное: ни один из местных жителей не мог точно сказать, где находится клиника доктора Гурвича. А большинство, поняв, что от них хотят, отворачивались и торопились уйти.

Тогда капитан медленно покатил вперед — просто так, наудачу. Он пристально смотрел по сторонам и вскоре был вознагражден за терпение: слева, под прямым углом к дороге, в глубь лесной чащи вела узкая дорожка, привлекавшая внимание высоким качеством асфальтового покрытия.

Рюмин проехал по ней несколько километров и понял, что не ошибся. Дорожка упиралась в огромные железные ворота высотой в два человеческих роста.

Капитан вышел из машины, оглянулся на темно-синий «Лансер».

Присутствие красивой умной женщины и бесшабашного оболтуса, «вольного стрелка» от журналистики, вселяли в него уверенность и… Какое-то новое чувство, доселе почти незнакомое. Чувство ответственности, что ли?

«Именно», — решил Рюмин и машинально поправил кобуру, висевшую под мышкой. Прежде ему никогда не приходилось вовлекать в расследование посторонних лиц, но сейчас это не казалось чем-то неправильным. Они сами захотели и, конечно, могли оказаться полезны, но все же…

Лучше, если они все время будут находиться за его спиной, тогда капитан сможет их защитить. В случае опасности.

Рюмин подошел к зеленой железной двери, слегка утопленной в красной кирпичной стене, повернулся лицом к камере наружного наблюдения и нажал кнопку вызова.

Ему ответили сразу лее, без задержек. Охрана была неплохо вышколена: могли бы шляться где-нибудь или спать, уповая на крепость стен и безлюдность здешних лесов. Однако они зорко следили за каждым движением незваных гостей. Рюмин ощущал это — как может ощущать только опер с почти двадцатилетним стажем работы.

— Слушаю вас! — донесся из интеркома строгий голос.

Капитан достал удостоверение и поднес к объективу.

— Рюмин, МУР, отдел по расследованию убийств. Я хочу поговорить с господином Гурвичем.

— Подождите, — произнес голос.

Капитан, пользуясь возникшей паузой, подошел к «Лансеру». Вяземская выглянула из окна.

— Ну, что там?

— Решают, пускать нас или нет. Думаю, пустят — если хозяин на месте.

Вяземская нервно кивнула. Рюмин заметил ее бледность и улыбнулся.

— Анна Сергеевна! Не бойтесь. Все будет хорошо. У меня к вам одна просьба. Пожалуйста, внимательно следите за беседой. Я не очень силен в медицине, поэтому без вашей помощи не обойтись.

— Хорошо, — Анна все еще выглядела несколько напряженной.

— А ты, — Рюмин нагнулся и посмотрел на Александра, — лучше вообще молчи. Я представлю тебя как нашего сотрудника. Глухонемого от рождения. Идет?

— Конечно! — оживился Северцев. — Я могу…

Рюмин поднял указательный палец.

— Входи в образ. Начни прямо сейчас. Журналист молча пожал плечами.

— И вот еще что. Не высовывайтесь. Ладно? Давайте делить права сообразно обязанностям. Я здесь главный, и точка. Договорились?

Он не успел выслушать ответ: ворота дрогнули, громыхнули и подались, открывая дорогу на территорию.

Рюмин весь подобрался, нахмурился.

— Ну, все! Кроме Гурвича других зацепок нет. Это наш последний шанс. Будем отрабатывать его по полной программе.

Он шумно выдохнул, вернулся к «восьмерке» и сел за руль.

— Как думаешь, у него получится? — вполголоса спросила Вяземская.

— Не знаю. Но мне бы очень хотелось. Не терпится поскорее распутать это дело! — Северцев возбужденно потер руки.

Анна поставила селектор в положение «Drive» и нажала на газ. Машина въехала за ворота…***

…и Вяземская поразилась, увидев открывшееся глазам зрелище. На огромной лесной опушке в окружении одиноких корабельных сосен стоял трехэтажный особняк из серого природного камня.

По замыслу архитектора, он должен был выглядеть как средневековый рыцарский замок, и, стоило признать, он так и выглядел. Грубые, небрежно отесанные булыжники, лежавшие в основании, поросли серо-зеленым мхом. В центральной части высилась главная башня — донжон, — увенчанная острым шпилем. Неглубокий ров опоясывал замок по периметру, через ров был перекинут подъемный деревянный мост, который поддерживали массивные кованые цепи.

Здесь все дышало покоем и тайной. Поразмыслив, Анна пришла к выводу, что, наверное, именно это привлекало пациентов доктора Гурвича. Тщательно охраняемый — густым лесом, высоким забором и крепостными стенами — покой; и тайна — надежно запечатанная глухими железными воротами и мостом, наверняка поднимавшимся на ночь.

Въездная дорога вела в гараж, стилизованный под конюшни, но охранник в ладно сидевшем костюме указал на асфальтированную площадку рядом с воротами. Рюмин, ехавший первым, остановил машину. Вяземская припарковалась слева от его «восьмерки».

Все трое вышли на улицу и окунулись в плотную вязкую тишину — настолько непроницаемую, что она скрадывала стук каблуков подошедшей к ним женщины. Лет пятидесяти или около того, моложавая, в строгом костюме и белой блузке. Она молча показала на будку охраны, размещавшуюся прямо в толстой стене.

Рюмин подчинился, Анна и Северцев последовали за ним. Охранник открыл сейф; капитан после недолгих колебаний положил на полку пистолет. Охранник ткнул пальцем в кофр фотоаппарата, висевший на плече журналиста. Александр сунул его на другую полку. Охранник закрыл сейф и вручил ключ Рюмину.

Они вернулись на улицу и пошли за женщиной по боковой пешеходной дорожке, выложенной расписной плиткой. Обогнули стену из вечнозеленого кустарника и оказались на пороге оранжереи. Женщина — все так же молча — открыла дверь и впустила посетителей.

Рюмин обернулся, собираясь о чем-то спросить, но дверь уже закрылась. Женщина, не оборачиваясь, шла по дорожке в сторону замка.

— Интересно… — пробормотал капитан, оглядываясь.

Оранжерея подавляла роскошью и великолепием. Экзотические цветы и растения, привезенные из всех уголков земного шара, были высажены в четыре ряда, между ними тянулись три параллельные аллеи. От обилия разнообразных ароматов кружилась голова. Откуда-то сверху, из-под высокого стеклянного потолка, доносилось мелодичное пение птиц. Присмотревшись, Рюмин увидел голубых канареек, перелетавших с ветки на ветку.

— Проходите сюда, молодые люди, — послышался издалека скрипучий голос.

Все трое переглянулись, затем двинулись по центральной аллее вперед. Рюмин — первым, Анна и Северцев — за ним. Капитан и не подозревал, что размеры оранжереи столь велики: они прошли метров пятьдесят, но так никого и не увидели. Ветви раскидистых пальм сплетались над их головами, заслоняя свет. Там, где заросли образовывали низкую зеленую арку, аллея внезапно закончилась, и они очутились на большом открытом пространстве.

Пол был выложен плитами из розового мрамора. Слева, в широкой бронзовой чаше, журчал фонтан. Три складных пластиковых стула выстроились в ряд. Перед ними, на возвышении, стояло старинное кресло с резными подлокотниками, в нем сидел худой лысый старик, одетый в серый костюм-тройку, с галстуком-бабочкой из фиолетового шелка.

Старик заправил за вырез пиджака белоснежную накрахмаленную салфетку, ласково кивнул.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Рюмин, Анна и Северцев устроились на неудобных жестких стульях.

Старик взял с сервировочного столика большой стакан с томатным соком. Помешал сок стеблем сельдерея, сделал глоток и утер губы салфеткой. На ней осталось алое пятно.

— Меня зовут Аркадий Львович. А вы, — цепкий взгляд холодных водянистых глаз безошибочно выделил капитана, — я так понимаю, Рюмин?

— Капитан Рюмин, МУР, отдел по расследованию убийств.

— Угу, — Гурвич кивнул. — А кто ваши спутники, позвольте полюбопытствовать?

— Вяземская. Анна Сергеевна, — представил Рюмин. — Наш консультант.

Гурвич, опустив одно веко, некоторое время разглядывал Анну.

— Очаровательно! — наконец сказал он. — А кто этот молодой человек?

— Мой напарник. Проходит стажировку в нашем отделе, — ответил капитан.

— Ну что же… — Гурвич положил руки на подлокотники. Тонкие узловатые пальцы ласкали вырезанные из дерева головы оскалившихся львов. — Перейдем к делу. Что за надобность привела вас ко мне? В такую даль?

— Аркадий Львович, — начал Рюмин. — Мне нужна ваша помощь.

— Весь внимание, — учтиво сказал Гурвич.

— Я расследую убийства двух девушек, совершенные на сексуальной почве. Перед тем, как убить, преступник оставил на телах жертв странный узор: три продольных разреза на груди и три поперечных — на животе.

— Да, но… Какое отношение это может иметь ко мне? — удивился Гурвич. — Я давно отошел от судебной психиатрии. Неврозы, пограничные состояния, — вот моя специализация.

— Существует связь между этими убийствами и одной из ваших пациенток, — продолжал Рюмин. — Мне известно, что у нее на теле — точно такие же шрамы.

— Не понимаю, откуда вам это известно, — снисходительно улыбнулся старик. — Мои пациенты — люди весьма состоятельные и, простите за откровенность, не водят дружбу с капитанами милиции. Вряд ли вам доводилось видеть кого-либо из них вблизи. — Он посмотрел на Вяземскую и плотоядно облизнулся. — А уж тем более — без одежды.

— С тех пор прошло много лет, — настаивал Рюмин. — Вы могли забыть ее.

— Напрасно вы так думаете. Я помню всех, кто ко мне обращался. И вас тоже запомню. Навсегда, будьте уверены.

— Ее фамилия — Панина, — капитан впился взглядом в Гурвича; на лице старика не дрогнул ни один мускул, но пальцы нервно стиснули львиные гривы. — Елизавета Андреевна.

Гурвич снова потянулся за соком. Он сделал несколько быстрых глотков. Тонкая алая струйка выскользнула из угла рта и скатилась на морщинистый подбородок. Капли упали на салфетку. Дрожащей рукой Гурвич вернул стакан на место.

Старик некоторое время сидел, уставившись невидящим взглядом прямо перед собой, и Рюмин уже решил, что ему стало плохо.

— Аркадий Львович! — позвал он. Гурвич медленно повернул голову в его сторону.

— Это имя ничего мне не говорит. — Он дважды кивнул, словно хотел подтвердить свои слова, и добавил. — Ровным счетом ничего.

— Ну разумеется, — улыбнулся Рюмин. — Конечно же, вы о ней даже не слышали. Может быть, — он достал из кармана свадебную фотографию, — это освежит вашу память?

Капитан подался вперед, собираясь встать, но Гурвич жестом остановил его.

— Не трудитесь. Старость доставляет мне много неудобств. Но, по крайней мере, одно преимущество все-таки есть. Дальнозоркость. Я все прекрасно вижу.

— Здесь вы, Панина и… — Рюмин не успел договорить.

— Здесь я и Константин Уржумцев, — перебил Гурвич. — Известный актер. В свое время я помог ему вылечиться от… Не имеет значения.

— Наркомании, — закончил за него капитан. Гурвич склонил голову набок.

— Есть такое понятие — врачебная тайна. Скажем так, я ему помог, остальное неважно. Эта фотография сделана на его свадьбе.

— Фамилия невесты — Панина.

— Затрудняюсь сказать.

— И познакомили их — вы!

— Это — ваши фантазии, капитан, — усмехнулся Гурвич.

— Панина лежала в вашей клинике, — не отступал Рюмин. — И вы знали, что она опасна. Вскоре после свадьбы она убила мужа.

— Да… — старик скорбно покачал головой. — Я что-то такое слышал. Бедный мальчик. Наверное, она до сих пор в тюрьме?

— Нет.

— Нет? — старик резко выпрямился. Его острый кадык, покрытый складками кожи, судорожно дернулся. — Где же она?

— В настоящее время, — вмешалась Вяземская, — Елизавета Панина находится в институте имени Сербского. Под моим наблюдением.

Гурвич всем телом повернулся к Анне.

— Вот оно что, — проскрипел он, тыча в нее длинным пальцем, обезображенным узлами подагры, — значит, на основании свидетельств сумасшедшей вы предъявляете мне какие-то нелепые обвинения?

— Успокойтесь, Аркадий Львович! — сказала Вяземская. — Никто вас ни в чем не обвиняет. Дело в том, что Панина не говорит. Ни слова. Уже шесть лет. Поэтому мы и приехали к вам.

Гурвич несколько секунд сверлил ее долгим испытующим взглядом. Потом его тело обмякло, руки снова легли на подлокотники.

— Извините, молодые люди, боюсь, мне не совсем понятна цель вашего визита.

— Мы хотим как можно больше узнать об этой женщине, — терпеливо повторил Рюмин. — Это поможет раскрыть недавние убийства.

— Я вам все сказал, — сухо произнес Гурвич. — Добавить мне нечего. Полагаю, на этом встречу можно закончить. В противном случае я возьму с вас как за консультацию. Но предупреждаю сразу: мое время стоит очень дорого. И капитану милиции, — он посмотрел на Рюмина, — оно не по карману. Если у вас, конечно, нет ордера, — он помолчал, выдержав долгую паузу. — А ордера, я так понимаю, у вас нет.

— Вы лжете! — вдруг воскликнул Северцев и вскочил с места. — Вы ее прекрасно знаете. Она была здесь!

Внезапно позади них раздался громкий шорох, затем — клацанье когтей и металлический звон.

Рюмин обернулся и на мгновение оцепенел. Прямо за их спинами, в нескольких метрах от стульев, стоял огромный охранник. Удивительно, что при таких солидных габаритах он двигался совершенно бесшумно. Охранник выглядел спокойным. Казалось, происходящее нисколько его не волновало, чего нельзя было сказать о двух поджарых злобных доберманах, которых он с трудом удерживал на привязи. Псы давились беззвучным лаем, нитки слюны свисали с брылей и мотались из стороны в сторону. В какой-то момент капитану показалось, что поводки, набранные из толстых стальных колец, не выдержат и лопнут. И тогда… При одном взгляде на длинные блестящие клыки становилось жутко.

— Тихо, юноша! — Гурвич взмахнул рукой.

Охранник натянул до отказа поводки. Ошейники впились доберманам в горло — это заставило их немного утихомириться.

— Мои собачки любят тишину, — сказал старик. — И сами никогда не шумят — у них удалены голосовые связки. С людьми в этом отношении сложнее. Но, поверьте, ненамного. До свидания, молодые люди!

Рюмин встал, с опаской посмотрел на собак.

— Вы совершаете ошибку, — обратился он к Гурвичу. — Дело гораздо серьезнее, чем кажется. И оно может коснуться вас. Подумайте об этом.

В ответ старик лишь покачал головой.

Капитан взял Анну под руку и, закрывая собой, провел мимо скалящихся псов. Они прошли под зеленой аркой и направились к выходу из оранжереи. Дверь уже была открыта, возле нее стояла та самая женщина в строгом костюме.

— Мило тут у вас, — сказал Рюмин. — Нам понравилось.

Женщина едва удостоила его взглядом. И не произнесла ни слова.***

Убедившись, что посетители ушли, Гурвич схватился за свободный конец «бабочки», развязал галстук и расстегнул две верхние пуговицы на рубашке. Салфетка упала на колени.

Где-то там, чуть левее грудины, разливалась неприятная горячая тяжесть. Боль тисками сжимала сердце, стреляла в левую лопатку, отдавала в шею.

Старик достал из кармана жестяную гильзу с нитроглицерином, вытряхнул на ладонь несколько крошечных таблеток, слизнул одну языком. Стало немного легче.

Он, не глядя, попытался дотянуться до сока. Рука сильно дрожала, стакан упал на мраморный пол и разбился. У ног Гурвича растеклось большое алое пятно.

Старик, как зачарованный, долго глядел на него, потом прошептал:

— Лиза, Лиза… Вокруг тебя всегда было много крови. Я знал, что рано или поздно это произойдет. Почему ты не хочешь остановиться?

Он запустил руку под рубашку и сильно стиснул дряблую белую кожу на груди. Над головой весело щебетали голубые канарейки.