Бросая земельку, пытался думать о чем-то приятном и радостном, при помощи этого вводил себя в позитивное мышление.
* * *
Когда мы в последний раз отдыхали в загородном доме у Курдупеля, зашел к нему сосед по даче и до того момента, пока от выпитого не сковырнулся навзничь, успел душевно рассказать, то ли притчу, то ли историю из собственного богатого прошлого — добрым молодцам (т. е. мне) намек.
Но рассказывать сосед стал не сразу, повода не было, чего зря языком молоть? Понесло его по извилинам и колдобинам памяти, после того, как мы не ответили на его вопрос, чего, такого празднуем? С каких таких чертей, выпиваем, закусываем?
Говорил тогда сосед Федорчук долго, нудно и заунывно. Сейчас, размахивая лопатой и возвращаясь в великолепие того вечера, только и остается мечтать о таком неспешном повествовании, хоть какое-то изменение сегодняшней действительности.
Со слов приснопамятного Федорчука, его рассказец, со дня на день, обещали внести на скрижали Священного писания внешней разведки «Протоколы кремлевских близнецов». Впрочем, к чему излишние рефлексии, махая лопатой, приятно еще раз вернуться к услышанному. Сами посудите, вот оно, само повествование.
«Было время когда шифровкам доверяли мало, поэтому наиболее ценные сведения пересылали из зарубежных резидентур специальными курьерами, — издали начал акын СВР свою песнь.
Вызвали как-то оперативного сотрудника забугорной резидентуры, дали ему незапечатанный конверт и говорят: «Давай, — говорят — «ехай» и передай сей, особой важности документ, как быть должно, прямо в руки, но сам, дурья башка, читать невздумай…
Он после услышанного заартачился, мол, не мой профиль, я не курьер, я — оперативник, и вообще, работы по ноздри, дышать и то некогда. Ему и говорят, кончай саботаж разводить, это приказ, а приказы, как ты, есть — боевая единица, обязан исполнять беспрекословно, иначе расстрел.
Делать нечего, взял он конверт, одел специальную сбрую курьера и отправился выполнять поручение.
Приехал он по расписанию. Встретили его в Центре хорошо. Что говорить? Приветливо встретили. Накормили, напоили. Почистил он после еды зубы, пожевал корень хрена, чтобы чесноком сильно не воняло. Потом руку к козырьку приложил и передал конверт по принадлежности.
Адресат прочитал, удивленно посмотрел на него… и как треснет ему в зубы… Наш парень от неожиданности — навзничь.
Тот, который читал цидулку, из-за стола выполз, плечи расправил и давай его болезного, ногами месить. Как в этих органах полагается, отбил ему часть внутренних органов, вложил конверт с посланием в руки. Поднатужился и с помощью порученца, выбросил из кабинета, как надоедливую жабу.
Избитый сотрудник побежал жаловаться к начальнику, а тот и говорит: — Раз ты мне казенные ковры своей пролетарской кровью измазал, выкладывай все начистоту.
Рассказал курьер, про то, как его послали передать пакет, он передал, после чего и был избит.
- Давай — говорит высший начальник. — Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет…
Прочитал вышестоящий. Задрожал нервной дрожью. Гневно закусил губу и сам бросился лупцевать парнишку. Бил основательно. Окончательно отбил ему оставшиеся до этого целыми органы. После вложил конверт с посланием в руки и собственноручно выбросил прочь из кабинета.
Совсем загорюнился избитый. Ползет по ковровой дорожке, оставляя за собой глубокий, кровавый след.
Нежданно-негаданно, ему навстречу Берия…
- Ты, пачэму, тут, такой-сякой, портишь народное имущество, — и сквозь пенсне подозрительно смотрит. — Отвэчай, мать-перемать…
Опять начал бывший здоровый сотрудник рассказывать…
- Давай — говорит Берия, его перебивая. — Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет…
Прочитал, изменился в лице, отдал бумагу назад. После того, как руку освободил, достал пистолет и несмотря на то, что дело происходит в коридоре учреждения, где следовает соблюдать чистоту, застрелил письмоносца до смерти…»
Тут Курдупель не выдержал и перебивая своего дружка Аркадьича, говорит: «Так, стоп! Хорош, врать! Быть такого не может, чтобы прямиком в коридоре.»
Аркадьич сощурился, пальцами этак в воздухе покрутил… Ноздрями воздух понюхал. Подправил оптический фокус, им нащупал стакан и жахнул еще самогонного нектара. Неторопясь закусил, сальным продуктом, его надо сказать, стояло на столе богато и говорит: «Погоди, полковник, это еще не конец истории.»
И рассказывает дальше.
«После убийства попал наш бедолага пред врата рая.
Как издавна повелось, на распределительном пункте встречает его Святой Петр и интересуется, мол, по какому, такому делу, вас товарищ, к нам сюда, прибило-занесло?
Снова расповел бывший заграничный опер, свою заунывную песню о неудавшейся судьбине, короче, исполнил, гусляр чужой воли, попурри на тему «Бродяга к Байкалу подходит…»
- Давай — говорит Святой Петр. — Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет.
Прочитал. Отдал бумагу. И как даст дубиной ему в лоб. Тот прямо в ад и свалился.
Что и говорить, с сатаной-шайтаном, та же история, только тот, гад гладкоутюженный, поухмылялся, поскалился, да и говорит: «Забирай, дурья твоя башка, свои бумаги и мотай отседа. У меня, говорит, даже на сковородке для малопочетных грешников и то места для тебя, такого противного нет. Мотай, к морскому царю Нептуну, пусть он попытается отмыть тебя, черного кобеля добела…
Экс-курьер и не помнит, как оказался в воде, посредине моря-окияна… Плывет мужик, грабками по воде шлепает и думает, «за что мне эта злая и неудавшаяся стезя..?»
* * *
Мы сидим раскрыв рот, ждем чем история закончиться, а Федорчук, на последних словах, от ранее выпитого местечкового бренди, берет и натурально засыпает, да еще и храпит, совсем уж безобразно.
Злой Курдупель, аж подпрыгнул от неожиданного поворота линии. Достаточно бесцеремонно, подзатыльниками и щипками, растолкал дружка и нетерпеливо задает свой финальный вопрос:
- Ты, Аркадьич, давай, не сачкуй, — а сам у него перед носом бутылкой машет, заинтересовывает, не дает уснуть. — Чем дело закончилось, что в записке-то было написано?
Федорчук глаза протер и интересуется: «В какой записке?»
Я от внутреннего хохота и выпитого самогона, начинаю корчиться в конвульсиях. Но и самому интересно, что там случилось. Вместо невыдержанного Курдупеля, сам при помощи языка глухонемых, постукиваний по плечу и громких однокоренных матерных выражений, объясняю про записку.
- Ах, в записке, — начинает ориентироваться в пространстве Аркадьич. После того, как мы отмассировали ему уши, просыпается, вернее, ненадолго приходит в себя и завершает былину СВР:
- Стало курьеру интересно самому поинтересоваться, что там такое написано, из-за чего он понес столько страданий. Перестал он плыть баттерфляем, остановился посреди окияна. Откашлялся, открыл конверт, достал лист…
- Ну, ну, — подпрыгнул я от нетерпения. — Что там такое было?
- Прочитать не может, — грустно сказал тот. — Текст, напрочь, водой смыло…
Тьфу, ты, старый дурак, — скривило Курдупеля. — Столько времени украл у душевного застолья. Смысл-то, хоть в чем?
- Смысл в том, — совершенно трезвым голосом говорит Федорчук. — Что если есть возможность узнать, что у тебя за секретные задания, так узнай, хуже не будет.
После сказанного, глянул он тогда на меня совершенно ясным осмысленным взором. И только после этого, кулем повалился на палати и уже окончательно уснул.
Хозяин застолья, долго не мог тогда успокоиться, все ворчал себе под нос: «Что там могло быть такого написано, не понимаю? Вот ведь, старый мудак, загадал загадку, теперь мучайся…»