Шло время. Да, не просто шло. Неслось, как сумасшедшее. Выкопали мы в песочнице достаточно большую яму. Края неровные, обсыпаются. А я по-прежнему продолжаю ковырять землю и бросаю, бросаю, как заведенный…

Отвлек меня от копки собственной могилы «Полонез Огинского» одноименного автора. На чьей-то мобиле, эта мелодия заменяла звонок. Абонент четко и коротко перетер понятия: «Да… Да… Хорошо. Так точно, будет исполнено.»

После этого достаточно короткого монолога, я услышал тот же тихий голос:

- Пока мы здесь управляемся…

Один из охранников-надзирателей, начал тихо шептать другому. Говорят, что перед смертью, все чувства неимоверно обостряются, именно поэтому, я смог отчетливо услышать странный шопот-диалог и его продолжение.

- Давай, тащи из дома, дите и бабу этого дохляка, — он мотнул потной щетиной в сторону моего люто тосковавшего напарника по земляным работам. — Баба у него видная… Ты, тока, долго с ней не балуй. Оставишь, как в прошлый раз, следы спермяные, нам всем из-за тебя, ёбаря-шалуна, влетит. Однако, в хате напоследок пошуруй. Основательно проверь все… Да… Как их? Это… В комодах посмотри, не стесняйся. Может, что интересное сыщешь. Сам видишь, богато люди жили.

Один из охранников, радостно суетясь и горбясь, направился в дом.

Рассказ про то, «как люди жили», поверг меня в уныние. Не само безграмотное повествование, а то, что шло оно, почему-то в прошедшем времени.

Чувствую, настал неприятный момент: стрелять землекопам в затылок. Пришлось уже мне, исключать из сознания вселенскую любовь к людям, и, действовать автоматически, как обучали инструкторы и сама жизнь.

* * *

Пыльный песок, по-прежнему, тоненькими струйками, медленно стекал с бруствера назад в яму. Подручные средства спасения были предоставлены мне самой природой. Поудобней подставив лопату, как можно больше, набрал на нее сыпучей субстанции и играючи подбросил вверх…

Получилось неплохо. Эффект был такой, как будто неряшливая хозяйка, задернула пыльную штору, создавая хитрую завесу от взглядов завистливых соседок. Ей-богу, жалко было этим моментом не воспользоваться. Слишком долго я его готовил и приучал к нему сонных служивых.

Пока пыль не осела, саму лопату, в возвратном движении, метнул в сторону того охранника, который был ближе ко мне и в четкой зоне видимости.

По резкому хрусту ломаемых костей, понял — шанцевый инструмент, попал точно в цель.

Скоренько, выдернул лопату из рук, уже ни на что не реагирующего «чиновника» и с криком «держитесь, гады», бросил в другого.

По тому, как буквально через мгновение, по рукотворной могиле весело защелкали пули, понял, что не попал. Жаль… Очень даже неприятно в этом сознаваться… Попасть в объект, был просто обязан, хотя лопата не моя, к руке не привычная. Но оправдания сейчас не принимаются. Нужны действия.

Стрельба с противоположной стороны усиливалась.

Скоренько выкатился из ямы. Подхватил пистолет, лежащий рядом с пареньком, из которого торчала тупая лопата (не дай бог, никому такой смерти, уж лучше смерти, но мгновенной или раны — небольшой) и на звук, пульнул в сторону стрелка… Перекатился, раз, другой, и, еще раз пульнул.

С той стороны куда я запулил пол обоймы, раздался стон. Значит попал. Так. Итоги подведем позже.

* * *

Стрельба разгорелась не на шутку, как на передовой линии «невидимого фронта». От грандиозного шума спасало то, что все оружие было с наверченными на стволы «глушаками». Слышались легкие хлопки и злые проклятья. При чем, проклятия звучали гораздо громче, но, как и пули, носили вполне конкретный характер…

В ожидаемый мной момент, вполне возникла секундная пауза. Я вычленил его, по количеству хлопков со стороны моего противника-дуэлянта. (Интересно, далеко ли отсюда Черная речка?)

Пока мой визави-Дантес, пытался прыгающими от волнения руками, сменить обойму, метнул в его сторону свое разогретое перекапыванием песочницы тело и ударом рукояткой пистолета по шее, обездвижил и обезоружил несмышленыша.

Присмотрелся, вот это да… А в нем два ранения. Одно в бедро, а вот другое в живот. Терпеливый солдатик. Долго же он оказывал сопротивление с испачканными землей и вывернутыми наружу кишками. Да, неприятное зрелище.

Впрочем, с моей стороны, также были потери в живой силе. «Чиновник», (я даже не знал его имени), ставший для меня за это короткое время, почти однополчанином, лежал на дне ямы.

Как говорят французы: не надо быть курицей, чтобы представить, как она чувствует себя в кастрюле. Так и здесь… Поза у соратника-землекопа была неестественная, очень вывернутой и для живого человека ненормальная.

Нырнул в яму, схватил его руку, пульса нет. Сонная артерия, также молчит, не пульсирует. Мертв. Неприятный сюрприз. А я разные глупости про французских курей вспоминаю. Нехорошо это, не по-божески…

Парнишку, из которого торчала рукоятка лопаты, скатил в яму. Его раненного, разговорчивого сослуживца — туда же. Предварительно обыскал. Забрал оружие, телефоны, документы… Все забрал.

Бросился ко входу в дом. Затаился на террасе, за деревом в кадке.

* * *

Буквально через несколько минут, показавшимися мне очень долгими, из дома пошатываясь вышла молодая женщина с ребенком на руках. Следом чудак-охранник. Он даже оружие не доставал, такую чувствовал свободу в своих преступных действиях. Но мне было недосуг, разбираться в хитросплетениях его внутреннего мира.

Ударом по затылку, отключил его на время. Его же собственными наручниками, сковал сзади руки.

Даму попросил вернуться в дом и обождать там, буквально пару минут.

Она соображала плохо. Стресс, наркотики, или алкоголь? Также нет времени, вместе с Юнгом и стариком Фрейдом покопаться в этом странном и неизведанном для меня мире. Впрочем… Хотя… Да нет, больше склоняюсь к стрессу.

Пришлось аккуратно, чтобы не разбудить спящего у нее на руках ребенка, взять ее за плечи, и, развернув на сто восемьдесят градусов, отправить назад в дом.

* * *

Нашатырного спирта под рукой не оказалось, поэтому испытанным приемом: пару оплеух и один подзатыльник натруженной с водяными мозолями рукой, привел в чувство отключенного. Поговорил с ним несколько минут, вижу паренек неплохой, правда, после удара по голове соображает туго. Зато, к моему удивлению, прекратилось хамское «тыканье», ей-богу коробило…

- Да, мы вам не собирались ничего плохого делать… — он тяжело вздохнул. — Хотели только попугать и все…

- Какие вы добрые. Что же раньше не сказали? — похлопал я его по плечу. — Только, в отличие от вас, я не такой ласковый. С «толстовством» покончено навсегда. Тем более, сам посуди, хозяина дома успели угрохать. А наши, партизанские принципы помнишь? Те, которые мы всосали с молоком матери-Родины — кровь за кровь, смерть за смерть… Поэтому, придется тебя закопать живым, за компанию, с теми кто там лежит. Будем, так сказать, бить врага его же оружием и на его территории…

Ох, после сказанного и повело в сторону служивого. Ох и зазнобило, закуролесило… Я себе думаю. Сперва, его тяжелой рукояткой пистолета по голове огрели так, что искры из глаз до сих пор сыплются. А сейчас, как в народной сказке «Бой на Калиновом мосту», грозятся по самую макушку в землю втоптать. Земля хоть и кормилица, но все же, хочется по ней сверху походить, а не снизу полежать…

Я ему не мешаю. Даю несколько мгновений, детально разобраться со своим мыслям и сомнениями.

«Давай, думай, присягообязанный, а не то тебе, как тому Змею-Горынычу, окончательно присниться полный трындец…»

* * *

Изжить все колебания души и сомнения тела, ему помогла обзорная экскурсия к бывшей песочнице. Без натуги, подтянул его к краю обжитой мной, рукотворной ямы-могилы. Реквизированным фонариком подсветил подробности.

Н-да, та еще картинка открылась взору…

Говорю откровенно: вид очень неприятный. Скрюченные, по большей части мертвые тела… Кровь в темноте видна плохо, но ее приторный, сладковато-тяжелый запах, ощущался очень явно и ноздри щекотал до рвоты.

А вокруг-то — грязно… Много лишнего песка разбросано по всюду. А тут еще и паренька, стало люто рвать на родную землю. Смотреть на это без сожаления было и тяжело, и больно. А уж запах…

Короче говоря, в наступивших рыночных отношениях, выторговал я у новоявленного экскурсанта, служебную тайну в обмен на жизнь.

* * *

Чтобы все, было по-честному. Зашли мы в избушку, где куковала молодая вдовица с дитем. Судя по тому, что всюду валялись разбросанные части телефонных аппаратов и сами телефоны мобильной связи, позвонить, вызвать боевую дружину на помощь, ей не удалось.

Я более внимательно поводил по сторонам глазами… Задал даме пару наводящих вопросов. Она еще не знает, что кормилец убит и лежит рядом со своими убийцами. Поэтому, глядя на того, кто собирался ее сексуально эксплуатировать, хоть и запинается в ответах, но говорит пока без надрыва и истерики. Уже хорошо.

Как и ожидалось, видеокамера в таких избушках, предмет обычный, бытовой. Быстренько организовал источники света и, как заправский фронтовой оператор, заснял на видеомашинку всю, без исключения правду.

Пока я не начал развлекать себе и пленного, игрой в документальное кино и киносъемку, попросил молодую даму собраться в стиле — срочной эвакуации, что включало в себя, документы, денежные и иные ценности… Не помешает и кое-какую одежонку, для себе и ребенка.

Она, по-прежнему плохо соображает… Причину, по которой ей необходимо покидать собственный дом не уточняла, а послушно пошла собираться…

* * *

Что касается правдивых показаний молодого человека…

Вся правда включала в себя фамилии руководства, номер части и конкретное задание, полученное от врага, срезавшего у меня «пояс сокровищ». Очень коротенько, интервьюированный доложил основные вехи автобиографии. Кое-что из его слов, я подсматривал и перепроверял в бумажках, которые изъял у него… Вроде, не врет…

Показал свидетелю часть видеозаписи, он согласно закивал головой, подтверждая сказанное… Мол, всё, как на духу, мамой клянусь!

Обратно привел его к яме.

Пока он туда неловко спрыгивал и тихо ойкая подворачивал на трупе ногу, весь потом изошел, так бедолага испереживался. Ждал выстрела в затылок. Не последовало, хотя, по правде сказать и не должно было.

Приковал его оставшимися наручниками к раненому. «Давай, — говорю, — оказывай своему подельнику первую помощь.» После началась политинформация, в виде воскресной проповеди с амвона.

- Здесь два трупа, — указал на лежащего рядом с ним. — Этот, с пулевым ранением в живот, также может скоро предстать пред ясны очи всевышнего. Подумай о перспективах дальнейшем прохождении этой неприятной службы.

Говорил я строго, но уверенно. Пережитый стресс, очень мне в этом помогал. На нервной почве и на тощий желудок, красноречие лупило в ночную тьму длинными, беспрерывными очередями. Вылитый Цицерон в фуражке.

Вспомнив матерный запас, прочитал ему лекцию о том, что жизнь дается человеку только один раз и не следует ее, так глупо терять, нарвавшись на такого престарелого и немощного специалиста по защите прав человека, как я.

Он молчал, тупо уставившись в одну точку. Вряд ли, окружение в котором ему сейчас придётся находиться, будет способствовать тому, чтобы он глубоко проникся в мои душевные переживания и отеческие увещевания. Но когда, в качестве проверки рефлексов, я сделал в его сторону неловкое движение пистолетом, он испуганно отшатнулся. Незадача. Паренька опять стало рвать на все, что лежало и находилось рядом с ним, и под ним. Вид и особенно запах — весьма не эстетичный… Особенно запах…

- Скоро вас начнут искать, — присев на корточки, я продолжил прощальную речь на краю ямы. — За вами придут. Найдут здесь. В твоих интересах много не болтать. Бывай здоров.

Оглянулся на прощание, посмотрел на него. Кроме крупной, нервной дрожи, его могучие плечи сотрясали мощные рыдания. Что и требовалось доказать. А то, понимаешь, привыкли всякую интеллигентскую шелупонь, журналистов, да правозащитников в заплёванных подъезда, бить кастетом по голове… А здесь неожиданно получился облом и незадача.

Вишь ты… С непривычки-то, как служивого до слез проняло…

Ну, да ладно. Оклемается, глядишь — умнее станет и в следующий раз, будет думать головой — какой Отчизне служить, а какой прислуживать. Тщу себя надеждой на его правильный, а главное безошибочный выбор.