Наслушавшись разных ужасов и своевременно догадавшись, что разговор ведется обо мне, я уже снизу собирался хрипло кричать, дескать, это не я… дескать, произошла грандиозная ошибка. Что, в конце концов, поделюсь с вами, благородные рыцари дорог и «Веселые Роджеры» в фуражках, нажитыми сокровищами, в обмен на свою никчемную жизнь… Проститя!!!
Да, и еще…
Чтобы достоверней виделось отчаянье обреченного…
Только я вдогонку ко всему задуманному (для правды жизни и искренности слов), собрался заплакать настоящими слезами и напустить себе в штаны настоящей мочи…
Только набрал в легкие воздуха…
После этого в головехе провал… Даже не провал, а вполне реальный провальчик… Словно самосвалом по ней проехали.
* * *
Мне очень четко запомнился сноп яркого света, до рези бьющий в глаза… Над ухом шелест шин, остановившейся надо мной машины…
Чей-то невнятный, пытающийся быть убедительным голос…
Кто-то тихо напевал арию «про тореадора»…
Затем аплодисменты и очень одиночные хлопки. Чьи-то сзади шаги… Снятие с меня всех наручников… И вдруг, нежный и тоненький материнский голосок:
- Вставай Лешенька. Пора до Курдупеля топать. Ты здесь, ленивым кабаном разлегся и ждешь, что кто-то за тебя будет делать твою работу… Давай, поднимайся. Иди, иди… Ищи свои бриллианты.
Контузия продолжалась. Только сейчас, она начинала принимать странные, болезненные формы.
Во-первых, моя маменька, никогда не обладала тоненьким голоском, тем более нежным. Во-вторых, она ничего не могла знать о камнях… В-третьих, с каких это высот, она здесь упала? И в-четвертых, раз я не ощутил подзатыльника, значит и ее рядом быть не могло…
После этих здравых рассуждений, я почти сразу сам, обо всем догадался. Это контуженные бесы, меня, ударенного взрывной волной соблазняют…
Пришлось троекратно осенять себя крестным знамением и громко читать «Отче наш»… Удивлению не было конца. Быстро же я стал истинным верующим. Одно было непонятным, откуда я узнал слова молитвы, если и не слышал ее никогда толком?
* * *
Но вера верой, а пора вставать…
Поднялся, пошатался гудящей башкой и осмотрел сумрачную действительность.
Человек я подготовленный и бывалый, но открывшийся вид меня буквально потряс. Все сотрудники милиции принимавшие участие в моем задержании-спасении, были аккуратно и надежно расстреляны. Как есть, лежали вокруг насмерть убитые.
У вас холодок по спине, в виде мурашек или лобковых вшей, никогда не бегал? Только не от говенного, натужного оргазма, когда каждый участник этого набившего оскомину, вынужденного действия, представляет себе свое и от этого тащится. Я имею ввиду взаправдашний холодок, могучий и ужасный, связанный со страхом или чем-то еще более пугающим?
Нет?
Вот и у меня, до сегодняшнего дня, эти насекомые не бегали, не прыгали и не скакали — о чем, находясь в твердой памяти и туманном рассудке, добровольно подписываюсь.
Как только я посмотрел на тех, кому аплодировали пистолеты с глушителями, отсутствие насекомых быстро закончилось. Одномоментно целый их ворох забрался мне за шиворот. И споро побежал по остывающему от жуткой картинки телу.
Вот это фокус. И кто здесь такой умный. Кто так вовремя оказал посильную помощь, оставив меня в живых? Это высшие силы, или стечение обстоятельств? За полчаса, совершенно в безвыходной ситуации, дважды остаться живым, это надо уметь.
* * *
О том, что это была катастрофа с привкусом триумфа, с оттенком торжества, не могло быть и речи. Слишком много трупов… Это не критика, констатация факта.
Один, два, три… Хоть садись рядом и плач… Четыре, пять… Парни молодые, здоровые, судя по всему, многие женаты… Восемь… Ни хрена себе… Восемь человек. Недавно меня спасли… Многие обезображены, им стреляли в упор, в лицо… Ради чего?
Осмотрелся.
Вспомнил, что это такое — состояние полного хладнокровия. Постарался привести себя в него. Ни хрена, не берет.
Наследил я здесь основательно, но времени вытирать отпечатки своего лица с чужих подошв, катастрофически не хватало.
Опять забрался, только уже в другую машину, там их целый выводок стоял и поехал дальше. Ехал странно. Руки похолодевшие, тело чужое, скула на которой стоял ботинок, саднит и жалобно ноет.
Темно…
Лоси дорогу переходят. В полосе света заяц побежал, я притормозил. Заяц это не к добру. Пушкин и тот, перед восстанием на Сенатской площади увидел длинноухого, повернул назад и жив остался…
Все ни как не могу избавиться от странного ощущения, как будто это я сам расстрелял пост.
Ну и что, это и есть радость победы?
Вряд ли, хотя очень похоже.
Вскорости машину пришлось бросить. Дрянь аппарат, уж больно времени много забирает. Заботься о нем: бензином заправляй, водой мой, полируй, а толку грош. Все равно, через пару минут, он, зараза, покроется грязью…
Впрочем, бросил больше потому, что еще пять минут такой нервной езды и смерть в дорожном происшествии обеспечена. С третьей попытки, за здорово живешь, могу гикнуться.
Для поднятия силы духа и морально-волевых качеств, подвел итог безмятежных дней своих суровых.
Веселые сутки.
Итак. Взрыв, контузия, авария, избиение подростков, еще одна авария… И в заключение, как я понимаю для более здорового сна — кровавые подробности фильма ужасов, с бегающими по спине мандовошками и другими насекомыми.
* * *
Дорога к успеху изрядно полита потом, кровью и слезами.
Но жив…
Дыхание участилось.
Оглянулся.
Мать честная! И вправду — жив…