Как я заранее предполагал, в самый подходящий момент раздались выстрелы…
Они прозвучали не потому, что я такой умный и все на свете предвидел. Они должны были тревожным набатом еще раз призвать людей доброй воли, это я так о себе, к бдительности.
Стреляло двое пожарных… Конечно, никакого отношения к столь уважаемой мною специальности они не имели, но одеты были одинаково, как братья-близнецы и в общей массе борцов с огнем ни как не выделялись.
Вот тут началась потеха. Точь-в-точь, как с убийством Освальда (предполагаемый убийца 35-ого президента США Д.Ф.Кеннеди) показанного в прямом эфире. Камеры работали. Некоторые из них вели прямой репортаж и сразу выходили в эфир.
Нелюди и упыри, приславшие беспринципных убийц, были не готовы к тому, что я «полезу в первые ряды», да еще и с подробными рассказами об их грязных методах работы. Только этим объясняется прибытие по мою душу непрофессионалов. Для их начальников, начавшаяся пресс-конференция была полной неожиданностью.
Не сделав даже минимальной попытки сблизиться с объектом, они, стоя рядом с вооруженными судебными приставами из службы защиты и охраны свидетелей открыли огонь на поражение.
Стреляли не из автоматов. Лупили в мою персону из короткоствольных пистолетиков. До меня было метров девять-десять. Попасть с такого расстояния клиенту в голову очень даже можно, но для этого следовало постараться и иметь хорошие навыки.
Для людей моей профессии всегда неудобно быть в центре внимания, а уж сидеть на возвышении редакционного конференц-зала — это вообще невероятное событие.
Не смотря на то, что я был ослеплен и освещен со всех сторон софитами и прожекторами телевизионщиков, главное зафиксировать мне удалась вовремя.
Практически одновременное выведение двух пар рук на биссектрису прицельной стрельбы (стандартное действие при стрельбе с помощью второй руки) — это я даже очень хорошо успел увидеть… Не мог не увидеть…
Справа от меня сидела молоденькая девочка журналист-стажер, слева редактор. До начала стрельбы, пока руки убийц были только занесены над головой беззащитной жертвы, простите за вульгарность, я, разбросав стулья и подмяв под себя молодое, податливое тело уже на этой девчушке лежал…
Совершенно не возбуждаясь от соприкосновения с худосочной молодухой, со всей силы, как только мог, вдавливал ее в пол — стараясь спиной прикрыть ее от пуль.
Чтобы читающая и образованная публика не подумала о том, что у «веселого сатира» взыграла похоть и он прилюдно стал домогаться девичьих прелестей, поясняю. Сработал отцовский инстинкт, и, никакой другой. Она из-под меня, перекрывая звук выстрелов, стала что-то возмущенное верещать и вырываться. Я еще плотнее прижал ее к полу…
* * *
Что стало со стрелками, лежа на костистой девахе, я не видел. Через пару часов, взволнованной общественности, в новостях сообщили, что оба были якобы убиты.
Резко подняв голову, осмотрелся. Увидел, что в зале, мордатые, плечистые парни, представлявшиеся чиновниками силовой, судебной поддержки кого-то споро вяжут. В этот момент сверху на меня упал до этого спокойно сидевший, тучный редактор.
— Все. Газета спасена. Спасибо… — сказал и от захлёста адреналина, пачкая меня кровью, потерял сознание.
Как все красиво получилось в финале. Я — ему, владельцу-миллионеру, создаю сенсацию и спасаю от банкротства газету. А он — как бы в благодарность за это, принимает в свое тучное тело, предназначавшиеся мне пули… Но не все.
Одна на излете, все же задела меня. Я по-настоящему охнул и стал кровоточить… Да, плюс ко всему, на меня было пролито много редакторской крови. В этот момент, я был очень похож на вернувшегося с работы неопрятного забойщика крупного рогатого скота… Еще эта дурацкая шапочка пропитанная кровью. Лучше бы я её не снимал, так как лицо было полностью окровавлено…
Молодуха наконец выбралась из под навалившегося на нее тела. Только сейчас до нее стало доходить, что произошло… Машинально, не будь то женщина, поправив короткую стрижку, она посмотрела на свою липкую руку, на ней была кровь, на блузке та же субстанция. Рядом, тяжело опираясь на руку, полусидит, полулежит ее спаситель. Весь окровавленный и с поплывшими глазами, он тянет к ней руки…
В нормальных романах такой сюжетный поворот всегда заканчивается любовью между спасенной и спасителем.
Посмотрим, как сложится у нас?
Я еще раз туманно взглянул на окружающую действительность, понял, что сейчас самое время деликатно покинуть сей бренный мир, т. е. потерять сознание. Перед тем, как воплотить задуманное в жизнь я очень красиво, под направленными на меня объективами телекамер, протянул руку в сторону выбравшейся на поверхность девчушки и красивым баритонам почему-то по-английски, спросил:
«Are you о.к.?»
И не дожидаясь ответа, вырубился.
Будь на моем месте Нерон, он обязательно завопил: «Какой великий артист, погибает во мне!» Но императора рядом не было. Поэтому и мне боги Олимпа, строго взглянув сверху, велели помолчать.
* * *
В сопровождении здоровенных парней или иначе судебных приставов, повезли меня лечить, а больше следить, чтобы я еще какую-нибудь конференцию «не замутил». Эти ребята вызывали невольное уважение одними своими габаритами. Я обратил внимание, что они от направленных на них видеокамер не отворачиваются и «рожи в объектив не строят» к ним появилось доверие.
В моей ситуации глупо было, кому бы то ни было верить однако, мерно покачиваясь на столичных ухабах, что-то внутри меня говорило, что все будет нормально. Внутренний голос был трезв, к нему можно было прислушаться.
Привезли меня в достаточно неприметное здание. Это была одна из резиденций, подконтрольных Министерству юстиции.
Там перевязали царапины. Кровь смыли до основания, а затем… Сделали уколы — и в вену засадили, и в задницу шарахнули. Видно нужное лекарство потекло по моим жилам. Глядя на суетящихся вокруг людей, глаза сами собой начались закрываться. Перед тем, как уснуть, у меня хватило сил с тревогой спросить:
— Доктор! Ну… Как там у меня гипоталамус… — для уточнения, еще напрягся. — Не поврежден ли?
— Вы хоть знаете, что это такое? — бестактно, вопросом на вопрос, ответила мне медицина.
— Неужели все так безнадежно? — ахнул я. — Когда пострадавшему в перестрелке, не отвечают на прямой вопрос, все — жди беды.
— Вы меня не правильно поняли, — успокаивающим тоном произнес он, посмотрел мне в глаза и добавил. — Все у вас в полном порядке.
Успокоенный ответом и убаюканный шуршанием кондиционера я спокойно уснул.
* * *
Спал недолго. Проснулся оттого, что кто-то рядом со мной прогуливался по битому стеклу.
Открыл глаза — темень хоть глаз выколи. По заведенной привычке, на тот случай если за мной сейчас наблюдают, стал оценивать ситуацию…
Звук шагов прекратился. Тот, кто ходил вокруг да около, видно заметил по мой напряженной фигуре, что я очнулся. Странно, в обозримой округе, даже лампочка дежурной медсестры не горит, не светится. Интересно, в какое подземелье они меня заточили, пока я почивал? А может быть, враги уже выкрали меня, и сейчас спрятали израненное тело, в бывшем термоядерном бункере? Нездоровые фантазии начинали приобретать черты устойчивой паранойи.
Решительно сдернул с головы одеяло… От хлынувшего мне в лицо потока света, наступили разительные перемены.
Все наладилось.
Утро.
На стуле рядом с кроватью, склонив голову, сидела стажер-журналист. Она спала. Лицо утратило строгие очертания двоечника, явившегося к учителю с угрозой исправить отметку. Нормальное лицо. По-детски доверчивое и трогательное. Остальное решил рассмотреть позже.
Чтобы не тревожить спящую красавицу, своим кряхтением и скрипом решил проснуться. Слез с кровати, она издала звук ходьбы по битому стеклу. Сходил в туалет. На обратном пути, стало прохладно. Распашонка, доходящая мне до пупа особо не грела. Да и… Честно сказать, нечему там было греться… Так, безделица, пустяк…
Кто разгуливал по битому стеклу, выясню позже, а пока следует одеться.
Девочка уже проснулась и с застенчивой улыбкой наблюдает за мной, тяжелораненым по касательной. Хотя взгляд больше сосредоточен на «пустяке и безделице».
Мою одежду залитую кровью, наверное выбросили. Из какого-то центра по оказанию помощи престарелым, притащили на выбор, тюк одежды. Обновка хороша, слов нет. Вещи чистые, крупные — «американского размера», но не по моей истощенной фигуре. Фыркать носом и возмущаться не решился. Тут ведь как, начнешь возмущаться вообще без штанов останешься.
* * *
Девушка, с трудом оторвав…
Нет, не то…
Оторвав не то, о чем вы подумали…
С трудом оторвав, застенчивый взгляд, от нижней половины туловища, уже застала меня за утренним туалетом и одеванием чистого. Очнувшись, перевела взгляд на мое лицо… Назвала меня своим спасителем, а себя Лаурой. Я, тут же ответил, что сам-то я не местный, но зовусь Петраркой…
Посмеялись… Весело так, озорно… В общем — познакомились.
— Когда, вы, как настоящий герой бросились меня закрывать своим телом, это было так… Так… Красиво и трогательно, что я… В общем, раз десять просмотрев запись, я была просто поражена вашим мужеством и готовностью к героизму, к самоотдаче. Газета наша сегодня вышла самым рекордным тиражом… Наш редактор, выживет… Вся страна, просто наповал, влежку… Особенно полюбился им момент, как вы меня спасали… Большое спасибо от всей моей огромной родни. Извините, но тороплюсь. Обязательно загляну вечером…
Сунув мне в руки газету с моим героически задранным задом и свою простую и незамысловатую визитку, она умчалась. У нее оказывается сегодня дежурство. Правильно, поспав пару часов у постели героя можно считать, что долг отдан полностью и мы квиты. Интересно, чья она дочь, если ее пустили в такое странное место?
Пока я приходил в себя от ее нескончаемого словесного вихря, прибыли следователи прокуратуры.
Вот им уже не повезло… Им осталось смотреть на меня одетого. Представившись с перечислением всей табели о рангах, они сразу приступили к делу.
Разложив передо мной, как колоду карт пачку фотографий, предложили выбрать тех, кто меня вербовал.
Переспросил — прямо уж так и выбрать?
Прокуратура смутилась.
«Мы имели в виду совершенно иное. Просим указать тех, кого вы узнаете по фактам и случившимся с вами событиями?»
Выражались витиевато. Как видно у них, чтобы сбить с толку и еще больше запутать свидетеля, был принят именно такой стиль общения. После, его, запуганного юридической терминологией совершенно спокойно можно было превращать в главного подозреваемого.
Я послушно стал перебирать взглядом предложенные изображения. Спокойно и терпеливо смотреть на эти тупые армейские морды, просто так было невозможно. Я плюнул и провозгласил результат.
Проследив за направлением моего пальца перед носом особо неприятного типа. «Бинго!» — заявил один из прокурорских следопытов. Видно, это слово означало у них точное попадание в цель.
«Нет, не тот», — прокомментировал я его «бинго».
«Может этот?» — вздохнув, мне предложили еще одну дебильную фотографию.
«Ну-ка, ну-ка», — заинтересовался я…
Посмотрел повнимательней, покрутил и так, и этак… И не обрадовал. — «Нет, тоже не он».
«Почему, собственно говоря, все те, кого вы мне показываете, одеты в военную форму?» — спохватился я.
Мне объяснили, не поленились.
Весь ворох фотографий принадлежал военнослужащим, недавно погибшим или умершим от ран полученных в боевых столкновениях с превосходящими силами противником. Почему весь этот мартиролог принесли мне на опознание?
Застреленные вчера «пожарники» числились в Министерстве обороны офицерами спецподразделений. С одним уточнением — согласно документам, оба погибли несколько лет назад.
Выходит вчера, они внезапно воскресли. Воспользовались этим счастьем. Нашли настоящую пожарную форму и пришли пополнить свои навыки в стрельбе. Попрактиковаться, паля в беззащитную живую мишень?
Что удивило прокурорских работников так это то, что их простой пулей кокнули.
Согласно содержанию всяких интересных фильмов ужасов, нечистую силу невозможно уничтожить обычным способом. Обязательно или осиновый кол по самую шляпку следует в туловище загнать или серебряной пулей пригвоздить… А еще чесноком хорошо помогает. Короче говоря, борьба с нечистью идет не на жизнь, а на смерть…
«Вы вчера чеснок, случайно, не кушали?» — очень серьезно спросили пришедшие.
Посмотрел я на них. Успокоился.
Люди способные при исполнении служебных обязанностей шутки шутить, совсем не безнадежные тупари, готовые исполнять любые приказы. Если так дальше пойдет наша страна наконец-то сможет выбраться из затянувшего ее «зеленого сала».
Опять я начинаю брюзжать и сетовать. Меня самого начинают раздражать, собственные попытки перевоспитать целый народ. Это все происходит от голода. Посудите сами. Вчерась, готовясь к полету, весь день не жравши. Потом здесь ближе к вечеру усыпили, не покормив, еще и голову одеялом обмотали. Да и сейчас: уж полдень близится, а завтрака все нет… Или не поддавали? Или я профукал?
Короче говоря, основательно засосало под ложечкой. Заурчало в желудке. Бунт в организме, стал приобретать нездоровые, угрожающие формы. Начал я дребезжащим голосом конючить: хочу кушать, хочу кушать… И с заунывным криком раненной чайки, одетый во все чистое, пахнущий нищетой и безнадегой, в поисках съестного кривым клином побежал из палаты.
Работники прокуратуры, люди без сомнения культурные. Они вежливо, глядя друг на друга, заулыбались… Плохо понимая, что происходит с их неугомонным клиентом, пошли следом…
* * *
Всем, а их было пятеро, дойти до двери не удалось. Матовое, пуленепробиваемое окно разлетелось рваными бумажными лоскутами. Комната сперва наполнилась ярким дневным светом, а потом пулями…
Наблюдая боковым зрением как за моей спиной из только что спокойной палаты, стали вылетать куски тел, кирпича, ткани, вместе с кроватью. Сориентировался. Забежал в ближайшую комнату. Там окно, как раз выходило на машину, развозящую ленивым жителям мегаполиса утренние завтраки.
На этот раз вместо горячих пончиков и блинов с овсом, машина привезла закрепленный на турели спаренный крупнокалиберный пулемет. Издали орудие убийства напоминало зенитный пулемет, времен Великой Отечественной войны.
Знакомого по кадрам кинохроники тех лет, молодого зенитчика, в каске и со скаткой за спиной, видно не было. Оружие само по себе прямой наводкой лупило бронебойными пулями точно по цели.
Во техника пошла. Наблюдая это жутковатое зрелище, мне стало нехорошо. Со стороны спины начало нести холодом и тиной. Есть расхотелось, захотелось выпить. Вновь ловлю себя на чувстве личного участия в нарезке кадров из разных виденных мною фильмов… Уже где-то я видел эти сюжеты и с воскресшими упырями-убийцами, и с этим пулеметом…
Пора уже вмешаться общественности и запретить демонстрировать с экранов кинотеатров явные подсказки для бандитов.
Вглядываясь в окружающий мир, выглянул в окно. Как учили в спецклассе, сфотографировал взглядом улицу и заложил ее в свою память…
Еще информация до памяти не дошла, а я вынужден был вздрагивать и приседать от страха.
В машине стоящей точно напротив меня увидел до боли знакомую посадку головы. Потому как эта голова, увидев меня, отчаянно плюнула в открытое окно, догадался, что и сам был узнан. Могильным холодом ко мне душу закралось еще одно фантастической предположение о воскресших покойниках, повсеместно творящих зло в округе…
Машина под моим взглядом, медленно снялась с места и, спокойно развернувшись, уехала в даль светлую, мне незнакомую. Почему не было выстрелов в мою сторону? Боезапас был израсходован полностью.
* * *
Двое из смешливых следователей были убиты наповал. Один тяжело ранен. Я стал оказывать ему помощь. Двое оставшихся, легко отделались. Впервые лично попав под ураганный огонь, видя кровь и смерть воочию, а не на фотках судебных медиков они находились в истерическом шоке и судя по тому как трясли головами были контужены.
Ребята! Судьба опять сберегла меня. Спасибо тебе ангел-хранитель.
Оглянулся окрест, и, как можно быстрее, через разбитое окно дал деру.
Позорно покинул поле брани. Бежал не оглядываясь, мучая себя вопросом: лицо человека сидящего в машине действительно принадлежало ему или меня с чрезмерной любовью к горячительным напиткам, все-таки настигла «белая горячка»?