Штаб гениальных мыслителей и мощных лбов, э-э… умов, собрался в день поминовения Фомы Похабника, в новом кафе «Вайт транкс». Заграничное название не скрывало родной сущности. Здесь были: дядя Паша — известный наставник Борзого в бытность его рекетиром-вышибалой; Валерик Курчевей — его правая рука и просто фактор устрашения; юрист Генаша Шумперт — роскошный красавец, с ослепительной улыбкой и бонвиван; Саня Алексейчик, упорно отрицавший свою связь с Крестами, где он, по семейной традиции служил «попкорём», т. е. надзирателем; еще злая тетка — Зоя Полька, бывшая, но, до сих пор верная подруга Борзова… И… Много еще достойных и уважаемых людей. Девок приглашать не решились, уж больно серьезный был повод для разговора. А вот стол накрыли по всем правилам. Маленькие бутерброды, для Генаши и Зойки, а здоровые ломти с колбасой и сыром для Валерика, Сани и другой братвы.
Основная тема толковища: предстоящие выборы и высочайшее согласование на должность губернатора, а также снижение сборов с поднадзорных точек (время было такое, хорошо, что хоть что-то удавалось выдавить). Оба разговора — два тонких маломощных ручейка, пытались соединить в мощный поток умных мыслей, не получалось. И только после того, когда Борзой понял, что без спиртного заряда ничего умного в поисках истины найти не удастся. Кликнули разносчика снарядов. Разлили. Выпили. Обождали, покамест дойдет до нужных точек души… Торкнуло, можно продолжать дебатить дебаты.
После началось толковище с наморщенными лбами и злыми матерными словами.
Собравшиеся цицероны и златоусты, в очередной раз, стараясь доказать психически неуравновешенному Борзову свою преданность, наперебой доказывали то, что им, каждому по отдельности, втолковывал сам Борзой. Много говорилось о том, что пора прибирать власть к рукам, неровен час, Москва спохватится и назначит на кормление своих, неизвестных местной публике креатур. Область будет развиваться, значит и денег из бюджета можно будет привлечь предостаточно… Расширяются горизонты взаимовыгодного сотрудничества с братскими африканскими странами, под кредиты Евросоюза или, на худой конец МВФ, мост им там построить, или фабрику для обогащения плутония и урана… Опять же за счет дешевизны рабочей силы, можно было правильно все поделить, что в Африку (которую можно было с успехом заменить на восстановление порушенного наводнением Красноярского края или Чечни), а что сюда, в родные, но очень личные закрома Родины…
Слов было сказано много и по делу. Когда все выдохлись, а пустые бутылки заменили полными, Борзой перестал рисовать чертиков и сам взял слово.
— Программа самая необычная, та, которая может привлечь на мою сторону тех, кто кладёт на стол президенту бумажку с известным вам именем, то есть — моим, — после этих слов Борзов строго посмотрел на членов своего избирательного штаба. — Кто, что может предложить? Прошу высказываться. Особо хочу послушать по поводу пропавших денег и племянника.
— Так, это, — один из ораторов, названный Саней Алексейчиком (мордастый парень о пятидесяти трёх годках) поскреб под носом. — Давайте взорвем, козла Алавердяна и дело с концом. Пусть сука ответит, куда денег столько умыкнул… Это… Мы их здесь не из воздуха клепаем… Тяжёлым трудом… Пока все точки обойдешь, умаешься… Это… Чисто конкретно…
— Тише, дурак! — без злобы осадил своего советника Борзой. — Беды не накликай, а то и так, после неудачной пальбы по черножопому патриоту, все шишки на нас посыпались. Того и гляди, гости с ответным визитом с минуты на минуту могут пожаловать.
После сказанного он лениво посмотрел на часы, и зло усмехнувшись, проронил сквозь зубы: «Кажется, они к нам уже выехали…»
Похоже, что на последние слова, никто не обратил внимания, но, судя по тому, как собравшиеся переглянулись, сообщение было воспринято правильно.
— Ну, тогда я и не знаю, что тебе, типа, нужно… — подвел черту Алексейчик.
— Значит так… — Борзун задумался. — Надо будет использовать на полную катушку эту стерлядь балетную…
— О, это роскошная шмара, со своим шмаровозом, — ковыряясь в зубах, процедил Алексейчик, — в балете их ещё называют импресарио или антрепренёр…
— Как это, — почти хором спросили собравшиеся, особо не вслушиваясь в рассуждения бывшего попки. (Зачем Борзый держал его при себе было не понятно, но авторитетом он не пользовался вообще, ни каким.)
— Значит так, — начал Борзун. — Стерлядушка появляется у нас… Когда же она появляется? — он посмотрел в свои записи… — Ну да, в один день вместе с посланцами Алавердяна… В этот же день, ее выступление во Дворце спорта. Так, на следующий день… С хором ветеранов бывших заключенных, она станцует и красиво споет «Мурку», а потом, — он хохотнул. — Потом балет, водка и шашлыки… С танцами-обжиманцами… Кстати… Сколько мы ей платим за красоту и умение крутить динамо машину?
— Одиннадцать тысяч в день… — брызнув слюной, с непонятной злостью бросила Зойка и добавила для непонятливых. — Баксов… одиннадцать тысяч баксов.
— Деньги хорошие. За такие деньги можно не только балет с Кармен-сюитами отплясывать, но и оказать братве уважение… — лениво процедил Генаша Шумперт, наливая фужер водки, — допустим, показать, а, и, чем чёрт не шутит, полную версию «Анны Карениной», как вам это?
Собравшиеся относили себя больше к среднему классу, поэтому образованностью не выделялись, а в основном гордились дремучим невежеством, поэтому Шумперту никто по поводу полной версии не ответил.
— Да, худая она больно… У меня свояк, когда сидел в Урюпинском централе, смотрел по телевизору балет, говорит, лядащие они все… одно расстройство, а не бабы.
— Ты, Валерик, при женщинах особо не выражайся, — погрозил ему пальцем Борзой и с уважением посмотрел на Зойку. — А мы её, твоему свояку и не предлагаем, раз он такой капризный…
— А еще свояк говорит, что там, среди балетных мужиков, одна пидорасня собралась… Насмотрятся на этих плоскодонок… Натягаются их на репетициях, да спектаклях. Заимеют стойкое отвращение к женскому полу и ну, давай, друг дружку чехвостить в оба отверстия… Все же спидоносцы… А потом, еще…
— Так, стоп! Мы сейчас договоримся. Давай так, — Борзой начал раздражаться, что ничего хорошего не сулило. — Выступаем по делу и всяких глупостей не трогаем… Категорически…
— Надо решить кого из партийных активистов «Единой неделими» приглашать на концерт. Если этих халявщиков не позвать, то можем лишиться их поддержки.
А как с ней общаться? Какие такие фортеля с умными словами ей говорить? — с сомнением поинтересовался дядя Паша, известный в прошлом цеховик и барыга, заметный тем, что после его особо гадких похождений, вредные конкуренты отрубили ему толчковую ногу. Он рассматривал большой плакат с изображением балерины. — Столичная, образованная девка. С ними только намучаемся. Слышь, Борзой, может ну ее, эту красулю… Сам посуди, богиня, и мы — со свиным рылом…
— Если ее, вместо посудомоечной машины, хотя бы недельку использовать, это когда все время раком, — опять раздался злой Зойкин голос. — Да поставить на драгу, там, где золотишко намывается, да мужские бушлаты от грязи и вшей почистить… Сам увидишь, и свинские рыла пойдут за милую душу и отличить их от этой красавицей, будет совсем непросто.
— Нельзя, — примирительно сказал Борзун. — Она одна соберет больше голосов, чем все мы вместе взятые. Президенты ей цветы дарят, братва брильянтами заваливает. Нет, без нее — никак… А если что не так…
Договорить ему не дал бывший наставник, потянувшись к пузатой бутылке он набуровил пол стакан горькой и глядя на свет сквозь стекло произнес:
— Смотри, ты человек умный… Будем надеяться, что твои понты, нам всем поперек горла не встанут.
После, как бы давая понять, что совещание будущей администрации области закончилось, опрокинул содержимое себе в глотку. Остальные последовали его примеру.
ПЕРСОНАЖ ХАОСА Эпизод № 8
Держать равновесие на земле, без подготовки космонавта тяжело. Следовало остановиться, сделать передышку и выйти за дверь. Появилась необходимость узнать, что нового у безумного мира? Где в нем его место? На дизеле?
Пространство заполняется извращенным чувством социальной справедливости — лучше сжечь дом соседа, чем самому построить такой же, богатый и красивый, тем более, всем известно, что сосед вор и выжига, кулак-кровопийца и взяточник. «Пусть я удавлюсь, но он сгорит».
Когда через двенадцать часов мир перевернётся, получит ли он медаль «За отвагу», тем более, многие знали, что больше всего он боится гадюк, стрелков-купидонов из вневедомственной охраны и растолстеть.
Последнее усилие — при помощи звуковых, неорганизованных диссонансов одушевить двигатель внутреннего сгорания. Вспотел, измаялся — не работает. Таких специалистов можно узнавать по их поступкам и застывшему выражению на лице — живые люди им неинтересны. Они вооружены удручающей убогостью мышления.