Когда Рысак ввалился на заимку, где его одиннадцатые сутки дожидались люди Байкала, увидев его они, попросту испугались и испытали ощущение близкое к шоку. Узнать в грязном, голодном, израненном, прокопченном от многочисленных костров Колю Рысака было сложно. Зрительные впечатления на этом не заканчивались. При более детальном осмотре были выявлены многочисленные внутренние дефекты скрытые изодранными лохмотьями.

Сочились сукровицей раны, полученные в боях с хищниками и падениях на острые сучья. Ослабевшие от недостатка еды и отсутствия витаминов десны — гноились и кровоточили. Пальцы и лицо, местами были обморожены, местами сбиты до крови. Все тело покрыто кровоподтеками, огнестрельными ранениями и следами волчьих зубов.

Отощал, осунулся. Постарел лет на десять. Короткий ежик отросших волос поседел. Попытался что-то рассказывать, поделиться впечатлениями о зимней прогулке по величавому лесу, но не сумел, очень быстро заснул, выпив на тощий желудок полстакана услужливо поднесенного медового раствора… Хотели самогона налить, но пожалели. Не самогона пожалели, а Рысака. С голодухи такая роскошь и убить может.

Через четыре часа, как не жалко было трогать героя, пришлось разбудить. Протопилась банька. Ему на пальцах четырех пар рук объяснили: "Туды… Туды, надыть двигать, в мыльню-парильню…". В конце концов, разобравшись, что он ни черта не понимает, завернули исхудавшее тельце в чистую дерюжку, подняли и понесли.

Долго его парили в бане. Мыли, чистили. Но воздух рядом с ним без нужды старались глубоко не вдыхать. От него не просто плохо пахло, воняло очень сильно. Да, отравиться, не ровен час можно было очень даже легко.

Общими усилиями отмыли, отодрали всю наслоившуюся грязь… Смазали тело вонючим барсучьим жиром, одели чистое исподнее и уложили в жаркопротопленной избе спать на простынях и под одеялом…

* * *

Двое суток спал Колюнька. Стонал, метался, иногда вскакивал, дико вращая глазами, не понимающее смотрел на окружающих людей. Опять забывался в тяжелом сне. Несколько раз ночью его останавливали у самой двери, он все порывался куда-то выйти. Думали по нужде, ведро подставляли, нет, уходил не за этим. Это он к людям стремился.

Проснувшись — ел как не в себя… После еды долго мучился расстройством желудка… И все равно ел… После лечился, ложками потребляя толченный, древесный уголь.

Иногда бросался всех обнимать… А то… Вдруг… Ни с того, ни с сего захохочет, заухает… И хотя вокруг него толпилась не пацанва зеленая, но и им, многое повидавшим в жизни находиться рядом с ним было и жутко, и страшно…

Один местный специалист — Вася Ноготок, из своих, из бродяг. Он не так давно по знакомству с участковым их лесничества проходил обследование в психушке по поводу хронического алкоголизма. После курса лечения считался большим докой в подобных делах. С умным видом, послушал, посмотрел Николку и сказал, как отрезал:

"Все само пройдет, зарубцуется. Но рецидив — возможен".

При этом нахмурившись, глубокомысленно поднял палец вверх.

* * *

Пока Коля отъедался и отсыпался, все необходимые документа были выправлены с учетом его нынешнего состояния. Братве в принципе такие действия были совершенно по силам. При чем все документы были подлинные и безупречно легальные. Для этого паспортистку никто электрической розеткой не пытал и детей начальника ОВИРа школьным выключателем не пугали. Просто на необъятных просторах России-матушки, уже при нашей жизни, появились целые районы, где мэрами и главами районных администраций были свои, не в переносном, а в прямом смысле этого слова, уважаемые и "авторитетные" люди. По три-четыре ходки имели. Серьезные, живущие "по понятиям" люди. Документы шли оттуда.

Для красоты изящного словца, следует признать, что этими возможностями из-за всякой ерунды не злоупотребляли. По самой простой причине, чтобы "не спалить" живительные источники легальных документов. По этим бумажкам — живые, числились по спискам закопанных в сырую землю, а мертвые, согласно документику с печатью и приклеенной в уголочке фотографии, были как Ленин — живее всех живых.

О том, что у него уже был припрятан комплект выправленных и разукрашенных конторой ксив, Рысак своим приятелям решил не сообщать. Зачем душевных людей расстраивать по пустякам?

Правильно. Незачем. Меньше знаешь, лучше спишь.

Тем более, там и фамилия будет другая, друзьям ее знать, совсем не полагалось.

В связи с тем, что во всех городах и поселках, а также на основных автомагистралях имелись скверные фотографии Рысака с описанием славных вех героического пути. Воры решили зря не рисковать и отправили его в обходной путь. Хотя чего бояться? На фотографиях ориентировок по розыску и задержанию — это одно лицо. В жизни же это был совсем другой человек, соответственно и лицо иное. Другое дело, а ну как нервы у правильного вора не выдержать и он, увидев мильтона сначала, больше для порядку посмеется над человеком в форме, а потом начнет его обнимать, в ненависти признаваться?

На таких казусах, братцы мои, новое поколение борцов не воспитаешь. А не приведи господь, еще и мильтон с нервным расстройством попадется? Возьмет и от радости применит табельную оружию, вместо туалетной бумаги?

То-то и оно! Вопрос?

Поэтому, глядя на то, как Колюнька рисует на столе ножом узоры и временно пускает пузыри изо рта, после короткого совещания решили не выпускать его в дальние края одного. Конечно, правильнее было не рисковать. Пусть, хотя бы до границы уральского края двигается с людьми, у которых крепкие нервы, холодная голова и здоровое сердце.

На том и порешили.