Загрузили убитых и раненых. И поехали в сторону горной гряды по каменистой пустынной дороге. Я смотрел на подбитого мной паренька и думал, довезем не довезем. Попал я в него правильно. Пробито, судя по всему легкое и желудок.

Парнишка этот перед боем, видно вообще ничего не ел, молился. С этим ранением может и обойдется, хотя перитонит (воспаление брюшины) особо не капризничает, ел ни ел… За брюшную полость было более спокойно, нежели чем за ранение в грудь. Легкие от крови следовало очистить, как можно быстрее. И кровотечение пора остановить. Я кричу, жилы рву на шее: «Быстрее, быстрее…»

Удивились бы они все, если бы узнали, что тот, кто сейчас руки свои потные от волнения за их парнишку заламывает, кто так сильно переживает и волнуется, а позже будет вынимать пульки из тела паренька, сам же их туда и положил своей меткой рукой и острым глазом.

Взяли, однако, они меня без оружия. Может и удастся выкрутиться. Из эпицентра взрыва хочешь, не хочешь, а успел уползти. Ужом, ящерицей, кем хочешь, но вывернулся. Судьба!

Пока я горестно закручивал ручки свои слабенькие и в голос над раненым причитал, автомобили прибыли в какой-то глинобитный не имеющий лица и возраста аул. Все такие поселения для глаза европейца очень похожи друг на друга.

Заехали во дворик, я кричу дурным голосом, нагнетаю обстановку: «Быстрее, быстрее». Повстанцы хватают паренька, тянут его в дом. Весь измазанный его кровью бегу следом. Они его мешком сваливают на кровать в комнатенке довольно спартанского вида. Опять балаболю о своем.

Хватаю за руку близстоящего, испуганного дедка завернутого в простыню. Силой выволакиваю его в большую комнату похожую на их столовую и делаю пальцами движения наподобие ножниц и кричу, что раненого необходимо сюда положить. Здесь его буду чикать.

Приносят раненого. Выкатывают на стол. Я требую, как можно больше света. Ох, и не нравиться мне то, что его зрачки не реагируют на свет. Делаю хитрый укол, выхожу мыть руки.

Во дворе пока намыливаю и споласкиваю руки зыркаю по сторонам и выворачиваю себе глаза из орбит в поисках выхода.

В глубине двора примечаю незаметную дверь, ведущую куда-то в глубь микрорайона. В то же время наблюдаю, как с машины сгружают, а попросту сбрасывают трупы и раненных.

Что-то очень знакомое мелькнуло в этом нагромождении тел. Вытирая руки полотенцем, подошел ближе к этому скопищу.

Вот это да! Это же безграмотные наколки моего крестника. Я даже повеселел. Опять Терминатор под моей опекой. Только, что мне с ним делать? В районе запястья взял его за руку. Откуда-то издали, еле-еле слышно, пробивается ниточка пульса. Зачем они его сюда тащили не понятно. Может, кожу с наколками хотели снять, жилище новобрачных украсить? Не знаю.

Показываю на этого разрисованного синими красками и объясняю, что его тоже надо почикать, пусть берут и тянут туда же. Нет, не соглашаются.

Раз не соглашаетесь… Тогда отказываюсь копаться в их человеке.

Они на меня кричат. Обзывают плохими словами. Плюются. Перед лицом затворами щелкают. Создают невыносимую, нервную обстановку.

Вежливо прошу позвать их старшего, а получается и главного.

Он пришел. Глянул на него твёрдым и храбрым взглядом… А руки-то у него трясутся. Чувствую, что за сыночка шибко волнуется. Вперемешку с гневным взором в своих глазах, объясняю ситуацию.

Он смотрит на своих людей и сперва тоже отказывается. Тогда как могу объясняю, что отказываюсь от денег и прошу жизнь за жизнь.

Он шевелит побелевшими от гнева губами… Ругается по-видимому. После машет рукой. Ну, тогда другое дело. Раз денег не надо платить. Старшой видно купец, прикинул свою выгоду и быстро соглашается… Довольный, потираю руки… Однако зря радуюсь, не ударив по рукам при заключении сделки, она у данного вида этноса считается не заключенной. Об этой особенности очень быстро узнал.

Старшой, что-то отчаянно кричит и через мгновение опять отказывается от своей выгоды.

Что за черт?

Тогда я выкладываю последний козырь. Денег при себе нет, приходиться расплачиваться козырной информацией. Говорю, что знаю о том, что готовиться операция по уничтожению их химзавода. Называю место — Ножай-Мадрас.

Он по настоящему удивлен. Кратковременный шок быстро походит. Придя в себя, уточняет время операции. Я спокойно называю. Он кивает головой, видно мои сведения совпали с его информацией и только после этого соглашается полностью.

По его приказу тушку Терминатора, тянут в ту же комнату и укладывают у окна, в сторонке.

Но свое согласие он пусть упакует в бумагу, положит в унитаз и спустит воду. Вижу, что даже если во славу медицинской науки вытащу их паренька с того света. Все равно и меня, и Стаса, несмотря на то, что он Терминатор — убьют. Предчувствие пока еще меня не обманывало. Ладно, посмотрим.

* * *

Когда мы вернулись к столу, паренек был уже совсем плохой. Чтобы не быть убитым прямо у импровизированного операционного стола, следовало предпринять какие-нибудь эффективные меры, при чем — незамедлительно. Надуванием щек и латинскими фразами из Вергилия, здесь вряд ли можно будет отделаться.

Посмотрел я бляху на груди умирающего. У меня была точно такая же. Удивился. Кровь у нас с ним одинаковая по всем позициям. Мне необходимо закрепить свое здесь присутствие. Тем более, что предчувствие было правильное, нехорошее.

Зову его батяню, как бы для помощи. Показываю бляху с груди его сына и свою. Мол, все одинаково…

На его глазах, ложусь рядом с раненым и делаю прямое переливание крови. Показываю лицом, как мне от этого больно. Как капля по капле из меня уходит жизнь. Старик надо мной бьет себя по щекам, чуть не рыдает. В его сыночка, «собака-неверный» вливает свою поганую кровь. Получается, если его дитятко выживет, значит, оно будет до конца своих дней носить в себе кровь неверного, который автоматически становится его сыном?

Возможно, он так не думал. Основная мысль у него была, выживет ли сын? Хотя о чем это я? Почем я знаю, о чем в тот момент мог думать старик? Может, он ругал себя за то, что продешевил с ценой за жизнь своего сына? Мне сие неведомо.

Граммов может двести отдал своей кровищи, вот так, за здорово живешь и без надежды на талоны для калорийного питания. После этой высокогуманной акции морщась и стоная слез со стола, перевязал себе руку. С перевязанной рукой и страдальческим выражением на лице, стал пытаться достать пули и вычерпать кровь из легких…

* * *

Но до конца в одиночку работать мне не пришлось. Приехала большая бригада местных врачей. Оказывается, пока мы тряслись с группой бунтовщиков по проселочной дороге, старик успел вызвать своих.

Прибывшая группа, вплотную занялась раненным, а я уже более-менее внимательно, смог осмотреть своего. Осматривал, пальпировал его путем ощупывания пальцами вероятных мест переломов и других поражений. Голова вроде цела, кости тазобедренных суставов переломов не прощупывается. Так — голень и лучевая кость, явные переломы…

Пока пальцы бегают по телу Терминатора, краем уха прислушиваюсь к интонациям и звукам, доносящимся с того места, где бригада колдуют над своим пареньком. Мне было интересно их мнение как-никак, коллеги. Насколько совместимы полученные ранения с жизнью? Поэтому краем глаза я посматривал в их сторону и прислушивался к негромкому говорку. Пока меня из той комнаты не выгнали, можно было и поприсутствовать.

Осмотр Стасика меня озадачил. Ничего на первый поверхностный взгляд у него особо не повреждено. Сломаны рука и нога. Судя по всему сотрясение мозга. Ещё — очень грязный. Кровь на лице, вперемешку с грязью, стали подсыхать и достаточно своеобразно стягивать кожу. Углы губ поползли один вверх, а другой вниз. С одной стороны полуоткрытого рта обнажились зубы. С другой приоткрылся глаз. Получилась жуткая, устрашающая маска. Если бы мы были в Африке, то такой маской не грех бы было украсить хижину вождя. Пусть смотрит. Пугается — любуясь. Чего не сделаешь из любви к прекрасному и для постижения великого?

По восклицаниям своих коллег я понял, что если Аллах смилостивится, то паренек жить будет.

Представил только на мгновение и тут же засомневался, что если в той стране, откуда мы все родом, вернется престиж и уважение к медикам, тогда вернется и радость от обладания научными степенями. А я в этот момент тут как тут, прошу удивляться, у меня уже добротного материала на диссертацию поднакопилось. Название еще не придумал, но уж какую-нибудь околонаучную заумь, всегда можно будет состряпать…

Однако пора плотнее заниматься Стасом… Знаками показал, чтобы его из комнаты, где шла сложная операция вынесли.

* * *

В затемненном углу двора я видел старое приспособление, где водой поили скот. Туда раненного выволокли и прямо в воду швырнули. В этом длинном, выдолбленном из целого куска камня корыте, мыть его пришлось довольно долго. Сперва он отмокал, после пришел в себя, ругался. Ему казалось он кричал, что есть мочи, а на самом деле, еле шевелил губами.

Когда я его из воды достал, туда же пришлось кинуть его грязное барахлишко, прополоскать, да кровищу смыть. Здесь же на камнях двора, разложил на просушку.

Всеми этими манипуляциями и банно-прачечными работами пришлось заниматься под насмешливыми взглядами вооруженных небритых людей. Они что-то обидное выкрикивали в нашу сторону, но на их счастье, не знаю я местных диалектов, а-то пришлось бы им показать, насколько они неправы… Своей дутой смелостью, хоть как-то пытался себя успокоить да отвлечь от неприятных мыслей.

По их зверским рожам было видно, что недавно окончившийся бой не удовлетворил их жажду крови. Они ею еще не насытились и чувствовали себя голодными и злыми. Тем более, что перед носом безоружного всегда проще подергать затвором автомата, нежели чем у вооруженного.

— Он… Эта собака, уже сдохла? — на ломаном русском языке спросил меня один из подошедших.

— Да, — говорю. — Осталось его только перевязать. Отмыть от крови твоего брата, которая натекла на него, пока он лежал внизу… И можно будет хоронить.

— Зачем перевязывать? — он был очень удивлен, услышав про кровь его брата.

— У нас обычай такой. Перед смертью привести человека в порядок, чтобы он перед нашим богом предстал чистым и с завязанными ранами.

— Ладно, занимайся, — показываю свою значимость, якобы разрешил он и в недоумении отошел рассказать своим бандитам о том, что услышал.

Но, качая головой, далеко он не ушел, буквально сделав пару неуверенных шагов, вернулся… Быстро приставил Стасику к груди автомат и выстрелил. Посмотрел на меня, оторопевшего потерявшего дар речи и спокойно сказал:

— Это ускорит его встречу, с вашим богом, — нагнулся, посмотрел, как из раны толчками выбрасывается кровь, удовлетворенно сказал. — Порядок…

— Что ты наделал? — я чуть не задохнулся от ненависти и злости.

— Мне отец, сказал, что мой брат может умереть. У нас обычай «кровь за кровь», — как что-то само-собой разумеющееся, объяснил он мне. — Я решил, заранее отомстить… Мало ли что…

— Твой отец пообещал… Что этому солдату, ничего плохого не будет сделано…

— Ничего плохого ему и не сделали, — он был удивлен. — Ты сам сказал, что он уже мертв…

После его глаза побелели от злобы. — Так ты меня хотел обмануть и он был жив… — Он передернул затвор автомата и стволом дал понять, что мои минуты на этой земле сочтены…

Я понял, что пора скромность и хорошие манеры ради жизни на земле забыть…

— Полчаса назад я отдал твоему брату свою кровь, убьешь меня, считай убьешь брата…

Закончить я не успел…

* * *

Видно весть о том, что этот тейп хорошо пограбил беззащитных федералов, дошла до противоборствующей группировки из соседнего тейпа.

Из-за волнения и пережитого стресса по поводу своей драгоценной жизни я и внимания не обратил на клацанье затворов и беготню во дворе. Любопытный брат буквально только что стоявший над моей душой, довольно бесцеремонно толкнул меня в спину и махнув рукой, закричал чтобы я уходил.

Сам, вместе с другими побежал к воротам, за которыми находились непрошеные гости. По гортанным выкрикам и бессистемной жестикуляции понял, что они стали ругаться со стоящими с другой стороны людьми, лиц которых я не видел, но их присутствие ощущалось достаточно отчетливо.

После громких выкриков, начали плевать сквозь дырки в воротах… А вот когда слова и слюна закончились, а миротворцы подъехать не успели, они в упор стали сквозь ворота расстреливать один одного. После во двор полетели гранаты.

«Вот ведь дикари ненормальные. Уже расшифровали структуру двойной спирали ДНК, в космосе гуляем, как у себя на кухне, а без оружия общаться так и не научились».

* * *

Стараясь не привлекать к себе внимания, смыл руки от засохшей крови. Впрочем, тут же опять их испачкал, так после начала стрельбы рухнул за каменную ёмкость с водой. Всё пора и честь знать. Настало время воспользоваться шумихой и срочно рвать когти отсюда подальше и побыстрее. Не ровен час, загнется тот малый с моей кровью, скажут — кровь неверного убила. А так у меня перед самим собой благая, красивая цель — бегу к нашим за помощью, чтобы вытащить тело Стаса. На всякий случай, взвалил голый труп на спину и оттащил его в сараюшку. Они там то ли припасы свои хранили, то ли фрукты сушили. Пару горстей орехов и кураги в карманы себе сунул. На всякий случай, мало ли… Тело вязанками хвороста завалил и пополз осматриваться, выискивать лазейки и тайные ходы.

Под прикрытием пальбы с двух сторон нырнул я в маленькую металлическую дверь, примеченную еще до этого…

Маленькая, незаметная, окованная железом дверка. Проскользнув в нее, оказался… Вот это сюрприз. В большом внутреннем саду. С фонтаном посредине. Невысокие деревца персиков, абрикосов, еще чего полезного названия которому не знал. Растущий сверху виноград, больше выполнял декоративные функции, т. к. своей тенью накрывал почти всю площадь садика и создавал прохладу. По его корням, растущим вдоль стены, вскарабкался наверх.

Очутившись сверху на стене, уже было собрался спрыгнуть вниз, но чуть замешкался и тут же получил тумака в левое плечо. Но это был не удар огромной силы, сбросивший меня вниз, обратно в прохладные кущи. Это была обычная пуля, гонявшаяся за мной давным-давно. Чуть придя в себя после удара о землю, обследовал рану. Пуля прошла навылет, не задев жизненно важные органы и, что очень важно для меня — чувства. Цепляясь правой рукой за переплетенные стволы виноградника, по которым только что поднимался попытался подняться, но не удачно, т. к. кратковременно потерял сознание и камнем рухнул вниз. Падая, как следует, не сгруппировался и еще носом ударился. Из двух ноздрей сразу хлынула, густая и тягучая жидкость красного цвета. Зато сознание вернулось.

Пришлось уползать в схрон, где присыпал хворостом тело Стас свою сумку с медикаментами и бирку с моим идентификационным номером.

Примостившись кое-как, достал шприцы-ампулы и ввел в мышцу предплечье противостолбнячную сыворотку, а в бедро раствор исключающий болевой шок. Отдышавшись, и вытираю льющуюся из носа кровяку, сикось-накось перевязал себя. Одной рукой лучше и не получится, только так. Когда перевязывал, успевал сам себя отвлекать и одновременно разными грубыми упреками и насмешками, мешать проводить перевязку. В очередной раз раздвоил свою личность и одной ее частью, вволю поиздевался над другой.

Что-то типа: «У тебя, у козла, денег столько, что мог бы спокойно сделать пластическую операцию и не заниматься этим копеечным геройством во славу и для заработков неизвестных тебе жуликов в лампасах и тех политических авантюристов, кто стоит у них за спинами», — гогочет одна раздвоенная сторона.

Вторая часть моего «эго», на такие грубые выражения уныло отвечала: «Покопавшись в архиве и отыскав свое свадебное фото, как я смогу понять, что это я? Зачем операция?»

Первая опять безуемно издевается: «Будешь узнавать себя по надгробной бирке без всяких фотографий», — и нагло так щерится в лицо…

«Без знания особенностей жизни, батон колбасы не купишь, а ты говоришь чтобы пластику на лицо нанести и измениться в лучшую сторону… Тем более, я сам это видел в художественном фильме местного дешевого производства… Идентичная и подобная ситуация, бандит, его роль исполнял, ныне, к сожалению ушедший от нас… в Голливуд, актер Владлен Мешков. Этот положительный герой, хотя и бандит, заметая следы своих неблаговидных поступков через своих преступных дружков, на чистом английском…» — Плечо простреленное стало нестерпимо болеть, но раздвоение от этого только усиливало звучание… — «Да, на чистом английском (это у них такая национальная особенность в кино все так говорят), решил обратиться к доктору и изменить себе внешность. Достали для операции и бинты, и вату, и даже врача, который это все должен был сделать. В финале, когда казалось, уже все было договорено и даже выплачен задаток… Забыл сказать… Перед этим (слышится неловкое покашливание и нескромные смешки) в подробностях показали бурную ночь главного героя с женой начальника УВД. Тем самым, честным и неподкупным, который за ним гонялся, а на супружеские обязательства под предлогом отсутствия времени наплевал… Что там еще было? Да! Главный герой еще сходил в баню, после оделся прилично, во все заграничное… И двинулся в дорогу по известному ему маршруту. По ходу движения он твердо дал себе слово, когда снимут послеоперационные швы распрощаться со своими преступными наклонностями, устроиться автомехаником и зажить честно… С женой милицейского начальника. Пришел к доктору, а тот клюнул на вознаграждение и сдал его, как ненужную стеклотару, ему там засаду организовали. В перестрелке с ОМОНом он и погиб…»

Второе я, хотело еще кратко пересказать содержание предыдущих тридцати двух серий, но первое его вовремя перебило и сразило наповал одним неприятным, даже не знаю — тезисом не тезисом, а так, общим замечанием.

«С твоими деньжищами, можно было уже несколько раз пол сменить и в конце концов испытать то, что все-таки чувствует женщина или девушка в момент дефлорации и пробного испытания оргазма, после снова стать мужиком и рассказать об этом миру. Получился бы классный бестселлер. А ты здесь валяешься весь в крови грязный, простреленный, некрасивый».

После этого возникло долгое, как в настоящих книгах называется — неловкое молчание.

* * *

Паузой в беседе двух достойных людей воспользовался в полной мере. Кривясь от боли не такой уж и сильной после инъекции наркотика, подполз к отверстию и более внимательно окинул взором окрест внесарайные пейзажи.

Сквозь щели в стене увидел, как нападающая сторона стала одерживать вверх над гостеприимными хозяевами дома. Основная их часть проникла во внутренний двор через калитку, которую я (по рассеянности и не по чему иному, попрошу это официально отметить) забыл за собой затворить на засов.

Нападавшие, именно те, кто проник во внутрь дома через сад отворили ворота. Через них ворвалась остальная часть шайки. Всё согласно пословице «Пришла беда — отворяй ворота» Присмотревшись к тем, кто вбежал, не удивился, а только пожал плечами. Нападавшие ни чем не отличались от защитников неприступной тверди…

Вот выволокли грозного атамана. Падая на камни двора, он картинно раскинул руки… Ребятишки, годящиеся ему если не во внуки, то уж точно в сыновья стали без злобы, больше для разжигания страстей, лупцевать его ногами и прикладами…

Опаньки… Совсем не хорошо… Это зрителю уже перестаёт нравиться. Старика в упор, почти одновременно из нескольких стволов, изрешетили во дворе его же собственного дома.

Что-то не приятное в воздухе начало витать. Пахнет смертью и несчастьем. Слышны крики и неприятные возгласы. Судя по этим жутким воплям, у кого-то отрезают самое дорогое, что смогла дать ему природа. Смотрим дальше.

Вон радостно волокут странный предмет, издали напоминающий отрубленную голову. Так и есть, это на самом деле отрубленная голова. А принадлежит она туловищу… Нет, мы с ним знакомы не были. Глаз не видно, так как голову используют в качестве… Поближе… Подтянусь на руках… В качестве футбольного мяча.

Слышатся женские плачущие крики. Должно быть, бесчестят басурманы своих землячек. После по законам войны и их будут убивать. Вслед за женскими криками, раздаются автоматные очереди. Возможно, там спонтанно возник очаг сопротивления? Возможно, не успел — его подавили в зародыше.

* * *

Дальше я уже не разбирался, кто кого убивает. Это их внутреннее семейное дело. Тем более у меня перед глазами картинка поплыла. Резкость изображения пропала. Краски потускнели. Отполз от щелей подальше. Попытался сменить намокшую повязку, но видно потерял много крови. Сил засыпать себя ящично-упаковочной тарой хватило, а перевязать нет. От потери крови геройски потерял сознание, где и пребывал достаточно долго, заранее прощаясь с жизнью и накопленными средствами.

Вот только чуток оклемаюсь и всерьез придется подумать о смене любимой профессии. Сменить на что-то более спокойное и умиротворенное. Уйти в такую филателию и нумизматику, где тебя не дырявят, бл…ть, как решето и кровь после этого, как с кабана ведрами не хлещет.

Осталось только решить не большую, но очень важную для меня проблему. Где еще, кроме своего тела, можно кипятить бурлящий адреналин и куда его после кипячения сбрасывать? Как разрубить этот узел?

Занавеска перед глазами качается… Качается… Кача…