Время на часах показало полдень. Ехать в поликлинику мне уже не было смысла. И тут своевременно появилась мысль – в городе где-то есть интернат для детей инвалидов. Покопавшись в сети, я отыскал его адрес. Он располагался на городской окраине, около промзоны. Не медля, я поехал туда.

Детское учреждение предстало перед моим взором в безрадостном виде. Серое здание в три этажа смотрелось уныло. Старая штукатурка фасада давно требовала замены и свежей покраски. С одной стороны интернат окружала гряда пятиэтажных хрущевок, а с другой начиналась промзона. Как будто иного места для него не нашлось.

Выйдя из машины, я решил обследовать интернат с тыла. Стоило зайти за угол здания, и меня ждал неприятный сюрприз в виде высоченного глухого забора, выше меня головы на три. Поверх него виднелись еще и какие-то металлические колючки, будто это было не медицинское учреждение для детей, а исправительная колония для жулья. В надежде, что он не сплошняком отделяет территорию интерната от внешнего мира, я пошел вдоль него.

То и дело из-за забора до меня доносился галдеж детей. По-видимому, у воспитанников интерната в данный момент была прогулка, и те с азартом во что-то играли.

Смотря на ближайшую пятиэтажку, я подметил, что, если засесть на одном из балконов, даже с четвертого этажа можно видеть все, что творится во дворе интерната, и без труда в спокойной обстановке корректировать детей. Для этого мне потребуется лишь снять кратковременно квартиру на пару дней. Но я все же решил оставить этот вариант как запасной, если ничего другого не придумается.

Тем временем я все шел и шел, а забор не собирался снижаться по высоте. В сплошном, нескончаемом листовом металле даже и прощелин не было видно.

Дойдя до угла, я завернул за него и продолжил идти дальше. С тыльной стороны он был таким же неприступным. Вокруг не было никого, хоть сейчас можно было попытаться перемахнуть через ограду, но это было обманчивое предположение. С ближайших пятиэтажек за мной внимательно наблюдали старики, вышедшие на свои балконы прогуляться.

Дойдя до очередного угла, я снова свернул и пошел вдоль забора. Я оказался между двумя оградами: интерната и промзоны. Абсолютно глухое место шириной не больше двух десятков метров обильно поросло растительностью. Узкая тропинка виляла вдоль высокой травы, перемешанной с невысокими деревцами и кустарником. То и дело мне попадались вытоптанные лужайки, где кружком были разложены поваленные деревца, какие-то ржавые бочки, скаты и прочий хлам для удобного времяпрепровождения. Вокруг таких «зон отдыха» валялись горы пустых бутылок и окурков. Видно, что здесь находилось достаточно популярное у местного хулиганья место.

«Внимание! Угроза назойливого приставания! Угроза нападения! Угроза причинения повреждений! Угроза грабежа!».

Я даже не сразу заметил эту притаившуюся шайку, засевшую в зарослях ивы впереди. Насчитал четыре мужские фигуры. Один из них обернулся в мою сторону. Я услышал их голоса у себя в голове:

– «О, смотри, типсон нарисовался… Че ему здесь надо?»

– «Где?!»

Не дожидаясь развязки дальнейших событий, я запросил у перстня необходимый параметр и принялся квартет отправлять поочередно в принудительный сон. Когда я с ними поравнялся, братия уже спала крепким сном, развалившись на земле абы как.

– Э! Федот! Керя! Лысый! Как тебя… Косой! Вы че спать завалились?! У нас же еще литруха водяры! – возмутилась невесть откуда взявшаяся девица на вид лет этак под полтинник.

«Дария Симонова, 29 лет, рост…»

Ровесница?! Никогда бы не подумал, что можно умудриться так выглядеть в моем возрасте.

Вернувшись в машину, я задумался над результатами обследования территории. Этот интернат был как какая-то неприступная крепость. Ладно бы мне было достаточно просто запросить и сдвинуть параметр по здоровью, но в случае корректировки настолько проблематичных детей мне требовалось много времени на каждого из них, чтобы докопаться и выправить все проблемные параметры. Даже если я найду способ видеть, что делается за забором, и смогу выправить здоровье тех детей, которых выводят на прогулку, как быть с теми, кто прикован к кроватям? Было бы несправедливо помогать одним и обделить помощью других лишь из-за того, что они настолько больны, что не имеют возможности выйти во двор интерната. Нет, мне нужно найти способ, чтобы помочь всем детям.

На улице все еще творился день-деньской. Мне было жалко тратить это время зря. Конечно, можно было вернуться домой и к вечеру, как только начнется время часа пик, выйти на балкон и поработать там, но зачем впустую тратить дневное время? Есть место в городе, где народ кишит в любое время суток и это, конечно, железнодорожный вокзал. Я не надеялся там встретить слишком много тяжелобольных людей, но знал наверняка, что и просто больных мне вполне хватит для усиленной работы. Немедленно я поехал туда.

С этими безумными предупредительными мерами по безопасности на транспорте оказалась просто беда для народа. Все ближайшие подступы к вокзалу были перекрыты для парковки, зато платной стоянки меры предосторожности не коснулись никоим образом. Она как раз удобно располагалась на всю длину и примыкала непосредственно к зданию вокзала. Раз другого выхода нет, я воспользовался ею, закрыв глаза на безумные тарифы, и разместился как раз в ее центре, напротив центрального входа. Место оказалось идеальным для моих благих занятий.

Предположения сбылись сполна. Народу в округе было просто битком, не то, что машин на стоянке. Зато мне ничто не мешало и не отвлекало. Угол обзора ограничивался лишь моими физиологическими возможностями. В принципе, если крутить шеей и этот аспект отбросить, можно было вести наблюдение на все триста шестьдесят градусов. Как обычно, предварительно выставив параметр нравственности на 50 %, я приступил к работе.

Спустя полчаса народу значительно поубавилось. Пришлось активно вертеться в поисках очередной «жертвы» принудительного лечения. Однако прошло полчаса, и площадь вновь заполнилась людьми. Как я догадался, все это было связано с расписанием прибывающих поездов.

К семи вечера я вконец оголодал. Площадь в очередной раз опустела. Было самое время мне устроить перерыв и пойти в вокзал перекусить чего-нибудь съестного. Внутри вокзального комплекса цены на кофе с плюшками были под стать тарифу на стоянке. Не то чтобы одолевала скупость, но на мой взгляд, было несправедливо платить за кофе и булочки тройную цену в сравнении с ближайшем к вокзалу кафе, тем более, что и употребить покупку здесь было собственно негде. В округе стояло всего два столика и те занятые. Чем идти в зал ожидания, я решил вернуться в машину и там спокойно перекусить.

Уже на выходе, семеня за каким-то пожилым мужчиной, я чуть было не воткнулся в его спину со своим покупками, когда тот неожиданно остановился. Он развернулся и, вцепившись мне в грудь, будто зашипел. Оторопев от неожиданности, я уронил покупки.

Закатив глаза, мужик стал оседать. Одна рука продолжала крепко держаться за меня, а второй он схватился за сердце. Мигом вокруг образовалась толпа. Цифры его здоровья, энергии и настроения принялись стремительно падать перед моими глазами. Со всех сторон послышались крики:

– Скорую! Вызывайте скорую!

– А как им звонить?!

– На вокзале есть медпункт! Надо им сообщить!

– А что случилось?

Меня охватил ступор. Наверное, точно также случился приступ когда-то и у моего отца. Я стоял как вкопанный и смотрел на этого мужчину. Повалившись вначале набок и тяжело дыша, он перекатился на спину и замер.

Что же я стою?!

Мысленно я принялся повышать падающие цифры, которые уже пересекли 10 % минимум. К моему изумлению я смог повысить основные три параметра только до 11 %. Дальше цифры категорически не хотели подниматься.

– Люди! Что вы стоите! – закричала какая-то женщина. – Он же умирает! Нужно сделать искусственное дыхание!

– Вот вы и сделайте… – резюмировал другой женский голос.

– Но я не умею!

– Тогда зачем предлагаете?

Народ тут же стал расходиться, точнее, отходить подальше и уже со стороны наблюдать за тем, что произойдет дальше.

Я запросил у перстня проблемы по здоровью.

«Повреждение….»

Перечень посыпался как из рога изобилия. Я только и успевал повышать каждый из высвеченных параметров. Цифры смогли возрасти лишь до 21 %. Как только список закончился, я снова стал поднимать уровень здоровья, энергии и настроения. Не знаю, зачем я поднял его настроение. Скорее на автомате я поднимал все, что возможно. Уровень здоровья на этот раз удалось поднять до 37 %.

Вновь я принялся прокручивать те же действия по второму разу.

– Молодой человек, отойдите! Встал, как истукан, – послышался женский голос, и меня сдвинули в сторону.

Поддавшись, я стал отходить. Над пострадавшим склонилась женщина в одежде медработника. Ее помощник из числа младшего медперсонала озадаченно чесал за ухом.

– Сергей, ну что ты стоишь?! – закричала она на своего помощника. – Звони в скорую! По-моему, у него сердечный приступ… Инфаркт или что-то в этом роде.

Немного отвлекшись, я вновь вернулся к своему занятию. После второго круга мне удалось поднять здоровье мужчины до 52 %, и он открыл глаза. Не ожидая такой реакции, медработница, отпрянув, вскрикнула.

– Что происходит? – удивленно спросил он.

– Лежите-лежите, вам нельзя двигаться, – опомнилась она, махнув ему рукой, чтобы тот не вздумал вставать. – Вам стало плохо… Сейчас приедет скорая… Сергей! Ты вызвал?!

– А, да, вспомнил… сердце…

К моменту приезда скорой я успел провести еще два круга корректировки и довести значение здоровья пострадавшего мужчины до абсолютного идеала в 100 %.

– Так, не шевелитесь, мы сами вас переложим, – командовал примчавшийся работник скорой.

– Да у меня уже ничего не болит… Я и сам могу, – попытался им воспротивиться пострадавший.

Не слушая возражений, медработники, взяв его под мышки и за ноги, переложили на носилки.

– Ребят, девчат, да у меня уже ничего не болит… Мне бы к дочке… в Хабаровск нужно…

– Ты посмотри! Только чуть не помер, мы еле его откачали, а он уже через всю страну собрался ехать! – засмеялась работница медпункта.

Дальше оставаться здесь мне не имело смысла.

Стоило вернуться в машину, и воспоминания волной нахлынули на меня. Всего-то понадобилось мне мысленно подвигать цифрами, и человек остался в живых. Вот почему моему отцу, когда ему стало плохо, не попался не то, что подобный мне человек, просто Человек, который бы вызвал скорую помощь…

На привокзальной площади по-прежнему был застой, людей совсем было мало. Ждать прибытия очередного поезда у меня желания уже не было. На этом я принял решение завершить свой трудовой день.

Я добрался до дома, воспоминания об отце и здесь меня не отпускали. Он слишком рано ушел. Столько не успел мне дать, научить, поделиться жизненным опытом…

Я достал старый родительский фотоальбом и начал его перелистывать. Огромная книженция с толстыми листами была заполнена старыми снимками. Когда-то давно я их разложил по хронологии, начиная с детских снимков родителей.

Быстро пролистнув первые страницы, где родители были еще совсем юными, я наткнулся на пожелтевшую от старости фотографию отца. Ее я случайно нашел в старой книжке пару лет назад.

Еще мальчишкой лет четырнадцати он стоял со своими друзьями – мальчишками и девчонками примерно такого же возраста. Целая гурьба в два десятка смотрела на меня из далекого прошлого, сияя беззаботными детскими улыбками.

Отец смотрелся как главарь всей этой шайки милюзги. Будучи самым рослым из всех, он, скрестив руки на груди и приподняв величаво подбородок, стоял в самом центре толпы. Только сейчас я заметил, как на него косилось парочка девочек, стоявших поодаль.

Ты посмотри! Оказывается, по детству он пользовался повышенным интересом у девчонок!

Глазам не поверил, когда передо мной открылось окошко, где все человечки из старого снимка ожили. Это были не черно-белые, пожелтевшие лица, а будто уменьшенный в разы реал. Словно образовалась дырка, в которую я наблюдал со стороны фотографа. Послышались голоса:

– «Так-так… Кучнее! Еще ближе сомкнитесь…»

– «А меня хорошо видно?»

– «Да, только чуть приподнимись…»

Моему изумлению не было предела.

– Так значит, и по фотографиям можно сканировать?! – воскликнул я вслух и посмотрел на перстень. – Что же ты мне голову морочил?!

Я пролистнул еще несколько страниц. На всех снимках это повторилось. В окошке вновь и вновь оживали лица. Я захлопнул альбом, но одна из фотокарточек выпала. Подняв ее, я увидел все тот же снимок отца среди ребятни. Вновь перед моими глазами появилось окошко, в котором все ожило. На этот раз я обратил внимание на девочек, смотревших на отца. Одна из них, немного младше, была просто красавицей. Она смотрела на него глазами, полными восхищения. Но и отец, готовясь фотографироваться, искоса поглядывал на нее.

Мне стало интересно, был ли между ними роман. Почувствовав мое желание, перстень породил новые картинки. В окошке появилось, как они вместе гуляли по нашему городу. Смотря из настоящего, я еле узнавал его улицы. Все так сильно поменялось за эти годы. Картинки мелькали, быстро сменяя друг друга. То они вместе гуляли, то в каких-то компаниях, то ненароком в школе встречались на переменках. Появился даже их первый поцелуй. Совсем невинный, от которого оба сразу же смутились. Смотря на них, я был удивлен. В их глазах было столько всего. Это нельзя было назвать страстью или желанием. В них была именно любовь. Ни намека на плотские потребности.

Странно, что могло произойти, почему они расстались?

Перстень вновь услышал мою мысль, и в окошке появилось новая картинка. Отец стоит у обочины, а к нему через дорогу бежит эта девушка. Скрежет тормозов, и откуда ни возьмись, появляется груженный чем-то самосвал. В новой картинке отец пытается поднять ее, привести в чувства. На асфальте отчетливо видны темно-бурые пятна крови. Ее укладывают в кабину той же машины. Вот уже появилась картинка, как отец заносит ее на руках в больницу, кладет на кушетку. Его руки, рубашка в ее крови. Врачи увозят ее, а отец, только сейчас увидев на себе столько ее крови, хватаясь за сердце, падает. В новом изображении появилась палата, где он уже сам лежит на кровати, а рядом с ним сидит моя бабушка. Она ему сообщила, что девушку вчера похоронили…

Я не смог дальше на это смотреть. Спрятав фотографию в альбом, я положил его на прежнее место в шкаф. Теперь мне стало понятно, что неслучайно этот снимок отец держал отдельно от остальных, равно и отчего у него появились проблемы с сердцем.

Интересно, а мама знала об этой истории, или отец и от нее это скрывал? Зная, сколь многое он держал в себе, я бы не удивился, что и ей об этом ничего не было известно.

Выйдя на кухню, я сварил кофе и закурил. Настроение согласно стату опустилось до 37 %. Можно было бы, конечно, и принудительно его поднять, но я посчитал это неправильным. Такое нужно просто пережить. Нельзя жить лишь положительными эмоциями.

В памяти вновь и вновь всплывали образы отца. Его наставления, иногда нравоучения… К горлу то и дело подкатывал ком. Я спасался горячим кофе и сигаретой.

Докурив, я залпом допил кофе и вернулся в комнату. Нужно чем-то отвлечь себя от всех этих мыслей. Включил телевизор. На экране мелькали картинки какого-то боевика. Я принялся запрашивать у перстня инфу на мельтешащих актеров, но тот словно не слышал меня. Так работает это или нет?

Достав из столика глянцевый журнал, я принялся листать. Счастливые безупречные лица с белоснежными улыбками взирали на меня со страниц, как и прежде. Вновь я принялся запрашивать у перстня инфу, теперь на эти лица. И снова сплошное игнорирование меня с его стороны.

Неужели это был временный глюк?!

Кинувшись к шкафу, я вновь достал старый фотоальбом и открыл первую попавшуюся страницу. Попал на свадебные снимки родителей. Без просьб перстень выдал перед моими глазами окошко, где многочисленные гости ожили. Появились звуки застолья.

Это работает, что ли, только на старые фотографии?!

Я принялся судорожно листать старый альбом. Окошко не пропадало, менялись лишь картинки в нем согласно снимкам. Как только он закончился, я достал второй, куда складывал свои фотографии. И снова замельтешили в окошке картинки. Быстро пролистывая толстые страницы, я дошел до недавних фотографий, и окошко неожиданно потухло. Пролистал еще, все без толку – оно не появлялось.

Снова я вернулся на начало альбома. Стоило глазам увидеть старые фотографии, и окошко открылось.

Что это за фокусы? Почему идет изображение только со старых снимков?

Полистав еще немного, я понял, что перстень реагирует только на фотографии, сделанные с помощью пленки, и напрочь отказывается работать с новоявленной цифровой продукцией, распечатанной на принтере.

Как я помню, раньше фотографии делали при помощи разных химических реактивов, может, все дело в них? В состав входила куча компонентов, включая серебро, может быть, причина в нем? Перстень по-прежнему игнорировал мои размышления, отказываясь помочь и дать разъяснения этому явлению.

Найденная новая фишка хоть и работала с ограничениями, но существенно расширяла мои возможности. Голова забурлила мыслями по поводу применения новой возможности.