Девяносто лет назад Российская империя все глубже увязала в войне, известной нам сегодня как Первая Мировая. Ход войны не оправдывал ожиданий российской публики. Число убитых и раненых во много раз превосходило самые песcимистически\е прогнозы. Ошеломляющая бездарность правительства и генералитета становилась все более очевидной и своим и врагам. С каждым месяцем было все труднее ответить на вопрос «За что воюем?» Мнения публики разделились. Патриотически настроенная часть населения требовала войны до победного конца. Большевики, честно отрабатывая немецкие деньги, уверяли, что поражение России в войне было желательным исходом, поскольку оно явилось бы поражением царского правительства.

Антигерманская коалиция, состоявшая из Франции, Англии и России, победила. Большевики тоже победили. В результате Россия, где за войной последовала революция, перешедшая в кровавую гражданскую войну, была разрушена больше, чем даже потерпевшая поражение Германия. Полная решимости победить во что бы то ни стало, Антанта посеяла семена Второй Мировой войны и порабощения Восточной Европы коммунистами.

Пройдет какое-то время, прежде чем мы поймем, что мы сеем сегодня в Ираке и Афганистане. По всей вероятности, наше поражение в джихаде, хотя сегодня пока еще не поздно остановить наше неуклоное сползание в пропасть. Но давайте зададим простой, оптимистичный вопрос: Как мы узнаем, что мы победили?

Сначала нашей целью было свалить два мусульманских режима, которые выглядели бесчеловечными даже в сравнении с бесчеловечностью «нормальных» исламских режимов. Нам удалось заменить два исламских правительства, способных выжить без нашей помощи, двумя исламскими правительствами, для выживания которых необходимо наше военное присутствие. В обеих странах население разделилось на две группы: бессовестные оппортунисты, надеющиеся нажиться на сотрудничестве с оккупантами, и принципиальные джихадеры, считающие, что простое прикосновение к неверному оскверняет их, если, конечно, они не прикасаются к нему лезвием ножа.

Бoльшая часть западной публики так никогда и не поняла, что обе группы ненавидят нас одинаково, потому что они — мусульмане, а мы — нет. Бoльшая часть западной публики так никогда и не поняла, что афганец или иракец может принадлежать к обеим группам одновременно, не испытывая при этом ни малейшего дискомфорта.

Потом у нас появилась надежда, что нам в конце концов удастся подавить сопротивление, и тогда мы сможем объявить победу демократии в Ираке и Афганистане и вернуть домой наших солдат. Но по мере того, как лучики правды проникают под веки плотно зажмуренных глаз наших политиканов, выражение «небезупречная демократия» становится все более неотъемлемой частью вашингтонского лексикона. Новейшая теория гласит, что демократия с отдельными недостатками все-таки лучше, чем полное отсутствие демократии.

Я всем сердцем согласна с этой теорией. Например, американской демократии несомненно присущи отдельные недостатки. Тем не менее, она со всеми своими недостатками настолько лучше любой практически возможной альтернативы, что некоторые люди, включая и меня, считают, что мы должны защищать нашу небезупречную демократию даже ценою собственной жизни. Вопрос в том, при каком масштабе отдельных недостатков демократия теряет право называться таковой.

Отдельные недостатки присущи не только американской демократии. Советские геронтократы называли свою маразматическую тиранию «социалистической демократией». Когда президент Буш решил продвигать демократию на Ближнем Востоке, ливийский диктатор Муаммар Каддафи тут же объявил свое правление «прямой демократией». Диктатура аятолл в Иране официально именуется «исламской демократией».

Так что же является нашей целью в Ираке и Афганистане? Какой уровень отдельных недостатков является для нас приемлемым? Готовы ли мы закрыть глаза на мелкие нарушения несущественных правил? Готовы ли мы смотреть сквозь пальцы на всепоглощающую коррупцию, которая неизбежно является определяющей чертой любого мусульманского правления? Готовы ли мы игнорировать тот факт, что каждый, без единого исключения, исламский режим является тиранией, ограниченной только степенью, до которой он маскируется под цивилизованную страну?

Не следует забывать и о том, что ни образ мыслей, ни поведение мусульман не претерпели никаких существенных перемен за последние 14 веков. Неужели вы полагаете, что люди средневековья, будь они евреями, мусульманами, христианами или огнепоклонниками, способны, даже под нашим просвещенным руководством, перейти к демократическому правлению? Неужели вы думаете, что мы достаточно просвещены для такого грандиозного начинания?

Вы знаете не хуже меня, что демократия среди дикарей невозможна в принципе. Вы знаете не хуже меня, что человек, таранящий самолетом, в котором полно людей, небоскреб, в котором полно людей, является дикарем. Вы знаете не хуже меня, что люди, празднующие в толпе себе подобных массовое убийство, совершенное их единоверцами, являются дикарями. Вы знаете не хуже меня, что любой человек, верящий, что ему известна окончательная, универсальная правда о том, что такое хорошо и что такое плохо не только для него, но и для вас, является опасным, злобным дикарем, которого можно остановить только одним способом.

Но давайте допустим, что я неправа. Давайте допустим, что через несколько дней, недель или веков афганцы и иракцы обдемократятся до такой степени, какая странам Запада даже не снилась. Ну, и что? Какая Соединенным Штатам Америки польза от их демократии?

Я задаю совершенно законный вопрос. С каждым днем список американских солдат, погибших или изувеченных в Ираке и Афганистане, становится все длиннее. Это было бы трагедией, даже если бы наши солдаты жертвовали собой ради безопасности нашей страны. Если же они делают это ради чужих, ненавидящих нас народов, это — бессмысленная трагедия, и мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы вернуть их домой как можно скорее, даже если в результате Ирак и Афганистан так навсегда и останутся тем, чем они всегда были.

Существует молчаливое предположение, что как только в Ираке и Афганистане пустит корни демократия, они сразу же станут нашими союзниками. Но так ли это?

Франция даже сегодня, оккупированная мусульманами, является демократической страной в большей степени, чем любой мусульманский режим прошлого, настоящего и, уверяю вас, будущего. Если вы думаете, что Франция является союзницей Соединенных Штатов, то спросите себя, когда в последний раз Соединенные Штаты могли рассчитывать на поддержку Франции в чем угодно.

Не думаю, что кто-нибудь ожидает, что демократии, которые мы пытаемся насадить в Ираке и Афганистане, будут подвержены отдельным недостаткам меньше, чем, например, Италия. Но ведь именно итальянское правительство лишило нас возможности арестовать террористов, похитивших «Акилле Лоро».

Не забывайте также, что у нас уже есть союзники на Ближнем Востоке: Саудовская Аравия, Египет и Иордания. По странному совпадению, именно от рук саудовцев, египтян и иорданцев мы понесли самые тяжелые потери в нынешней войне.

Наша война с террором уже тянется дольше, чем нам потребовалось, чтобы победить во Второй Мировой войне. Учитывая, что во Второй Мировой войне нам противостояли две мощнейшие армии мира, а сегодня нам приходится воевать с плохо организованными и плохо вооруженными дикарями, такая медлительность может показаться необъяснимой. На самом же деле причина нашего поражения довольна проста. Мы и Вторую Мировую войну проиграли бы, если бы президент Рузвельт начал ее с заявления, что фашизм нам не враг.

Кроме того, эта война началась задолго до 9/11. Соединенные Штаты подверглись прямому нападению мусульман в 1979 году, когда иранцы ворвались в американское посольство в Тегеране и захватили в плен всех его работников. У президента Картера была блестящая возможность навсегда положить конец джихаду. Он предпочел сидеть, сложа руки. И потому джихад продолжается.

Но джихад начался и не в 1979 году. Он начался в 622 году Нашей эры и продожается с тех пор безостановочно.

Вот, как начался джихад. До Магомета Медина была еврейским городом, основанным, построенным и населенным тремя еврейскими племенами. Когда Магомета вышвырнули из Мекки, он обосновался в Медине и потребовал, чтобы евреи признали его своим пророком. Евреи отказались. В результате, два племени были изгнаны, а третье вырезано. Я прочел об этом, среди множества других интересных вещей, в замечательной книге д-ра Эндрю Бостома «Наследие джихада» (The Legacy of Jihad).

Если бы евреи Медины, вместо того, чтоб пассивно ждать, пока их перережут, объединили силы и перебили бы лже-пророка и его тогда еще немногочисленных последователей, то они спасли бы жизнь не только себе, но и многим миллионам жертв джихада.

Научимся ли мы чему-нибудь на их трагическом примере?