Я отвесила челюсть. Ирэн вздёрнула брови.

— Яриночка! Ты меня радуешь. Не буду спрашивать, откуда такие выводы, но ты абсолютно права. Секс, как и женское тело, — это ресурс, и ресурс всегда востребованный. И находится он в руках женщин. Что же может сделать та или иная власть, чтобы распоряжаться этим ресурсом в обход женского желания? А то, что делалось на протяжении всей истории. Ограничить женщину в правах.

Ирэн поднялась и начала неторопливо прохаживаться по кабинету, изящно переставляя стройные ноги в золотистых, под цвет платья, туфлях. Мы следили за ней как заворожённые.

— Именно отсюда берут начало все связанные с сексом предрассудки. Женщина должна хранить девственность до свадьбы. Женщина не должна изменять мужу. Женщина не должна первой проявлять интерес к мужчине. Тех женщин, которые пытались в обход этих предрассудков и навязанной псевдо-морали распоряжаться ресурсом по своему усмотрению, общество карало. В разные времена и в разных государствах по-разному. В лучшем случае взаимным молчаливым осуждением, в худшем — забиванием камнями или сожжением заживо. Даже в так называемые времена безбожья, когда, как принято считать, царил абсолютный разврат, и то общество осуждало тех женщин, что позволяли себе иметь много любовников или отказывались создавать семьи, предпочитая этому свободный образ жизни. Но не будем особо углубляться в историю. Скажу лишь, что сейчас, в других странах, особенно западных, такого уже нет. Там людям удалось достичь полной свободы от предрассудков, связанных с отношениями полов. Удалось бы это и здесь, по крайней мере, всё шло к тому, не случись третья мировая война, а потом и Христианская революция. Но…

Ирэн приблизилась к нам, доверительно понизила голос:

— Но лично мне кажется, что Христианскую революцию и устроили главным образом для того, чтобы снова загнать женщин в рамки кухни и церкви. Наши мужчины не перенесли равноправия, и после того, как совместно с западными странами уничтожили исламскую угрозу вместе с их шариатом, взяли да и устроили нечто подобное у себя. Только под крестом, а не под полумесяцем.

Она тихонько рассмеялась.

— Собственно, и Железный Занавес был опущен с той же целью, что бы там ни говорили политики. Можете считать, что у меня паранойя, но я слишком долго и близко общалась с самыми разными мужчинами и с уверенностью могу сказать одно: секс и женщины — это единственный двигатель прогресса, единственный пинок, которым можно заставить мужчину вершить великие дела.

С этими словами Ирэн вернулась в кресло и подытожила:

— Ладно, с грехами разобрались, или вы продолжаете верить, будто бога жутко злят человеческие совокупления?

Мы промолчали, и она удовлетворённо кивнула.

— Тогда могу сообщить вам хорошую новость. Тем женщинам, которые будут настолько умны, чтобы отринуть навязанную им скромность и стыдливость, секс подарит множество чрезвычайно приятных моментов. Религия тратила столетия на то, чтобы внушить нам, что наши тела грязны и ничтожны, но на самом деле физическое тело — это лучшее, что есть в нашей жизни. Душой и её высокими стремлениями можно сполна насладиться на том свете, если уж очень хочется, но здесь и сейчас лучше наслаждаться своим телом.

Ирэн откинулась на спинку кресла, сладко потянулась, распрямив и приподняв над полом длинные напряжённые ноги, сладко, как сытая кошка, зажмурилась.

— Очень жаль тех женщин, что прожили жизнь, так и не узнав безграничного удовольствия, которое могли бы испытать, будь они умнее. Но винить их за это я не берусь, не всем же повезло так, как вам.

Тут я не удержалась и переспросила с бесконечным ехидством:

— Повезло, сударыня?

— Именно, — ничуть не смутилась Ирэн. — И я по-прежнему готова выслушать ваши аргументы против.

— Но ведь мы этого не хотим! — я глянула на Яринку в поисках поддержки, но подруга смотрела в сторону. — Мы не выбирали… это всё!

Ирэн презрительно фыркнула:

— Не выбирали? А что вы выбирали? И был ли у вас выбор? Что вас ожидало лучше Оазиса? Пожизненная работа на какой-нибудь фабрике? Общежитие до конца дней? Или свадьба со старым пердуном, пахать на которого пришлось бы не меньше? Или, может, монастырь?

Нет, хотелось мне закричать, нет, не это! Мы выбрали свободу и таких же свободных друзей, мы выбрали борьбу, и не наша вина, что проклятая случайность привела нас на этот трижды неладный остров!

Вслух я не произнесла ни слова, только прикусила губу, но Ирэн понимающе покивала.

— Ах да, вы же хотели сбежать к этим чокнутым террористам, задумавшим свергнуть власть церкви. Вот уж глупее кого трудно представить. Подполье недоделанное…

Я гневно вскинула глаза. Кем бы ни была эта надушенная фифа, но сейчас я выскажу всё, что о ней думаю, потому что говорить плохо про Дэна, про его родителей, про Михаила Юрьевича и всех остальных, кто согласился принять нас, не позволю!

Но Ирэн опередила меня, обезоруживающим жестом подняв перед собой ладони.

— Не надо, — сказала она, мягко улыбаясь. — Не надо нам ссориться и ругаться. Мне не стоило так говорить, я догадываюсь, что для вас значили эти люди. Но поверьте, пройдёт совсем немного времени, и вы будете радоваться, что попали сюда, а не к ним. Там бы вам не было хорошей жизни. И точно не было бы жизни долгой. Тебя ведь о том же предупреждал этот мальчик… Денис, правда?

Я уставилась на Яринку. Удивительно, но, похоже, она когда-то успела растрепать Ирэн все подробности нашего приютского бытия!

Яринка съёжилась под моим взглядом, но промолчала. А управляющая продолжила успокаивающим голосом.

— Поверьте моему опыту, девочки. Ваше прибытие сюда — наилучшее из всего возможного развития событий. Да, это не было вашим выбором, но у женщин вообще выбора очень мало. Такова реальность, и с ней нужно смириться. Вам есть, что ещё возразить?

— Да, — быстро ответила Яринка, словно ждала вопроса. — Любовь. Я имею в виду, что все такие вещи….. разве не должны происходить по любви, а не за деньги?

— Я знала, что вы это спросите, — с удовольствием отозвалась Ирэн. — И мне есть что ответить.

Она поднялась с кресла и снова начала прохаживаться по кабинету, от стола к дверям, и обратно. И опять мы неотрывно следили за ней.

— Что такое любовь? Очередной конструкт патриархата, не более. Ещё один способ контролировать женскую сексуальность и свободу распоряжаться своим телом. Раньше была даже такая поговорка: «Любовь придумали мужчины, чтобы не платить за секс». Да, на самом деле существует некая эмоция, которую можно охарактеризовать этим словом. Но её возникновение учёные объяснили ещё в середине прошлого века. И объясняется она очень прозаично. Выброс в кровь группы гормонов. Химия. Причём выработка этих гормонов имеет свойство со временем сходить на нет. И что остаётся? В лучшем случае привычка, в худшем — отвращение.

Ирэн остановилась, поглядела в окно, куда-то за горизонт.

— Не скрою, это очень приятное чувство — любовь. Но и оно объясняется просто. Все эти гормоны, по сути, — лёгкий наркотик, и, пока он гуляет по крови, человек чувствует себя счастливым. Этакая возможность закинуться бесплатно и без вреда для здоровья. Я даже скажу, что этой возможностью можно и нужно пользоваться при случае. Но никогда не стоит забывать о её природе. Никакой романтики. Никакого родства душ. Ничего предначертанного свыше. Просто химия. И принимать важные жизненные решения под воздействием этой химии очень недальновидно. Всё равно как обещать что-то, будучи вусмерть пьяным.

Она улыбнулась и вернулась в кресло, скинула туфли, по-простецки поджала под себя одну ногу.

— Но и здесь вы ничего не теряете. Влюбиться в кого-то тут, в Оазисе, у вас куда больше шансов, чем где бы то ни было. Именно к нам приезжают лучшие мужчины страны. Богатые, влиятельные, умные, ухоженные. Не какие-нибудь неудачники с того же производства и даже не старые пердуны, выискивающие себе бесправных невест из сироток в приютах. Могу с уверенностью сказать, что в тех кругах, где вам пришлось бы общаться, вы рисковали за всю жизнь не увидеть ни одного мужчину с большой буквы.

— Что толку нам влюбиться здесь? — хмуро буркнула Яринка. — Он же приедет и уедет.

— Не скажи, — Ирэн качнула головой. — Почти все наши гости — постоянные клиенты и приезжают довольно часто. Кроме того… не буду врать, что на то есть большая вероятность, но нескольких наших девочек они забрали с собой. Выкупили, сделали им документы и женились.

Я тихонько фыркнула. Слабо верилось в такое развитие событий.

— Не верите мне, расспросите девушек, — не смутилась Ирэн. — Конечно, выйти замуж — это как выиграть в лотерею, но зато шанс найти себе постоянника очень даже реален.

— Кого найти?

— Постоянного клиента. Того, кому вы понравитесь настолько, что он захочет, чтобы вы принадлежали только ему. И оплатит это. Жить вы продолжите здесь, но работать с другими гостями уже не будете. Идеальный вариант. Вам есть, что ещё сказать?

— Всё равно за деньги — это стыдно! — заявила я, не сколько для Ирэн, сколько для Яринки, которая последние минуты выглядела угрожающе задумчивой.

— А без денег не стыдно? — управляющая снова рассмеялась. — Вот видите, как глубоко сидят в нас патриархальные установки? Мужчинам так хочется, чтобы их обслуживали бесплатно, как в сексуальном, так и в бытовом плане, что они создали целую культуру, превозносящую скромную, услужливую, любящую и ничего не требующую взамен женщину. Тех же, кто осмеливается требовать, клеймят проститутками, содержанками или просто шлюхами. А женщины в своём большинстве и рады это поддерживать, ведь так хочется выглядеть хорошей на фоне других, не правда ли? Так вот, девочки мои, учитесь ценить то, что дано вам природой. Ваше тело и вашу сексуальность. С чего вы взяли, что это всё должно достаться бесплатно какому-то мужику, который палец о палец не ударил? Будьте умнее, в конце концов, учитесь уважать себя.

Я слегка потрясла головой. Ирэн говорила вроде бы вполне связно и аргументированно, но всё внутри меня сопротивлялось её словам.

— И потом, — продолжала управляющая, — давайте рассмотрим вариант с замужеством. Допустим, вы из приюта вышли замуж, как о том мечтают все сиротки. Думаете, это не акт купли-продажи? Разве муж не будет оплачивать вашу еду, одежду, крышу над головой? Разве вы не продаёте свои тела в обмен на статус замужней женщины? Чем такие отношения отличаются от отношений наших девушек с их постоянниками? Я отвечу, чем. Наши девочки целыми днями купаются в море, смотрят телевизор и принимают спа-процедуры. В то время, как законные жёны лишь готовят, прибираются, стирают, работают в огородах и бегают по магазинам, желая угодить муженьку. Так чья роль завиднее?

Ирэн замолчала, вопросительно приподняв брови, и, не дождавшись от нас ответа, заключила:

— В самом понятии проституции нет ничего предосудительного. Это суть природы женщины, самки. Самка всегда отдаётся тому самцу, который может лучше её защитить и прокормить. Выкиньте из головы всё, что думали раньше по этому поводу. Здесь нечего стыдиться. Пусть стыдятся те дуры, которые позволили церкви и патриархату запудрить себе головы и навязать выгодную им модель поведения. Ещё вопросы?

Мы переглянулись. Думаю, я смогла бы много чего сказать по поводу услышанного, но не сейчас. В голове царила сплошная путаница, а ещё я чувствовала сильную усталость, такую, словно не беседовала, сидя на мягком диване, а снова обошла вокруг острова.

— Но ведь это, наверное, — Яринка жалобно сморщила переносицу, — Наверное, противно. Я имею в виду, если с чужими разными мужчинами…

— А кто обещал, что будет легко? — жёстко ответила Ирэн. — Это работа, девоньки. Вы думаете, другие профессии не бывают тяжёлыми или неприятными? Думаете, хирургу нравится копаться в чужих внутренностях? Или сантехнику приятно чинить канализацию? Может, полицейскому или военному хочется рисковать жизнью? А если бы вы попали на производство? Считаете, там получали бы удовольствие от тяжёлой и монотонной физической работы?

Яринка поникла, шмыгнула носом, и Ирэн заговорила мягче:

— Не так уж это ужасно, как вы сейчас себе воображаете от отсутствия опыта. Ещё раз повторюсь — нас посещают только мужчины, не обременённые в средствах, которые могут себе позволить спорт, здоровое питание и профессиональный уход за собой. Здесь вам не придётся обслуживать больных развалин с гниющими зубами. Опять же, у вас, как у девственниц, велик шанс найти себе постоянника и иметь дело только с одним мужчиной. Так что выше нос! Вам есть к чему стремиться. Хотите сказать что-то ещё?

На этот раз пауза затянулась. Я мучительно придумывала слова, на которые у этой умной и красивой женщины, не нашлось бы ответа, но в голове вертелось только отчаянное: «Я не хочу!», — озвучивать которое было бы глупо и бессмысленно.

— Ну, так что? Подведём итоги? — Ирэн поднялась с кресла и вернулась за стол, словно отгородившись им от нас, сразу став официальной и строгой. — Вы согласны подписать контракт и остаться с нами?

Я посмотрела на Яринку. Яринка на меня. Вид у подруги был измученный, глаза потухшие, кажется, этот долгий и странный разговор вымотал и её. Я подумала о том, как хорошо было бы сейчас вернуться в номер, задёрнуть шторы, создав зелёный полумрак, и лечь на кровать с очередной увлекательной книжкой, спрятавшись за ней от реальности. Вот только и номер, и кровать, и книжка — часть Оазиса, и отказываться от всего этого придётся тоже.

Яринка бесшумно шевельнула губами — «да?»

Я вспомнила — год. Ещё как минимум год нам не придётся… работать. Год — это долго. За год может очень многое измениться.

Ирэн за столом шумно вздохнула:

— Девочки, позвольте дать вам один совет, прежде чем вы ответите? Про Русалкину яму знаете уже? Так вот, вообще-то, девушек, отказавшихся подписать контракт, положено отправлять в специальный закрытый номер, без права выходить из него, пока за ними не приедут новые хозяева. Но я обычно это правило нарушаю. Нарушу и сейчас. Если вы откажетесь от сотрудничества, я разрешу вам пожить на прежнем месте до завтрашнего утра. И надеюсь, что вы воспользуетесь этим временем с умом. Ночью навестите Русалкину яму и… останетесь там. Поверьте, это намного лучше того, что может ожидать вас в случае перепродажи. Я же обещала вам право выбора? И я сдержу своё слово даже в ущерб заведению.

На этот раз Яринка посмотрела на меня умоляюще, губы повторно сложили вопрос — «да?». А я… я снова думала про год впереди, целый год, долгий год. И про тёмные воды Русалкиной ямы. И про людей, которые могут скоро приехать сюда и забрать нас. Почему-то в моём воображении все эти люди выглядели, как толстый хозяин чуть не убивших меня собак. Внезапно оказаться в их руках… и, скорее всего, одной, без Яринки, ведь та же Ирэн говорила, что, скорее всего, у нас будут разные покупатели…

— Мы согласны! — в реальность меня вернул голос подруги, а подняв голову, я наткнулась глазами на её решительный взгляд.

— Мы согласны подписать контракт, — повторила она, глядя не на Ирэн, а на меня, глядя строго и непримиримо, совсем как прежняя Яринка, до Оазиса. И под этим взглядом я не сумела опровергнуть её слова.

А Ирэн не стала меня спрашивать.

Выйдя из прохладного холла Айсберга под палящее солнце, которое успело подняться почти в зенит, я на миг остановилась, прикрыв глаза ладонью. Утром, собираясь в спешке, я не взяла свою шляпку, которую носила почти непрерывно, пытаясь скрыть под ней забинтованное лицо и сбритые волосы, и теперь мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к ослепительному свету. Но Яринка, сама как кусочек солнца, даже не зажмурилась, и голова её была опущена по другой причине.

— Дайка, — осторожно сказала она, когда мы двинулись вниз по ступенькам, — ты извини меня за то, что я Ирэн всё рассказала про нас.

В первую секунду я даже не поняла о чём идёт речь. И только потом, прокрутив в памяти весь наш долгий разговор с управляющей, вспомнила.

— А зачем ты рассказала? Про Дэна, и про Иисуса… про книги, про церковь?

— Про церковь я не рассказывала, она уже знала, — принялась виновато объяснять Яринка. — Менты же нас по базе пробили, вот всё и выплыло — и кто мы такие, и почему нас ищут. А остальное… сама не знаю. Нас привезли, тебя сразу на носилки и к доктору, а меня Ирэн с собой повела — накормить, мы же тогда голоднющие были. Сама не знаю, как я ей всё разболтала. Вроде бы жевала без остановки, и в то же время разболтала.

— Да ладно, — я пожала плечами. — Теперь это уже не важно, да и тайны особой не было.

Но Яринка не унималась.

— Нет, правда, я не специально. Просто тогда же всё от неё зависело, от Ирэн. Я имею в виду, будут ли тебя лечить, вот и… она спрашивала, а я отвечала.

Я на ходу чуть пожала Яринкину ладонь.

— Да я на тебя не обиделась, просто удивилась — откуда она всё знает.

Потом мы почти всю дорогу шли молча, и лишь подходя к домику, подруга опять заговорила:

— Ты этот контракт читала хоть?

— Пыталась, — я невесело фыркнула. — Ничего не помню.

— И я. Сейчас спросим у Аси и Вики, они же наверняка такой же подписывали.

Но сразу спросить не удалось. Потому что, стоило нам переступить порог, как раздались дружные аплодисменты.

Я попятилась от неожиданности, но, увидев Асю, Вику, Аллу и остальных девушек нашего домика, выглядывавших из столовой, остановилась.

— А вот и наши младшенькие вернулись! — провозгласила Алла. — Ну, заходите, будем отмечать ваше присоединение к нашему дружному коллективу!

А поскольку мы с Яринкой продолжали нерешительно топтаться на месте, весёлая Ася подскочила к нам и, ухватив за руки, увлекла за собой.

В столовой был накрыт стол, пахло свежей выпечкой, в небольшом ведёрке со льдом остужалась бутылка шампанского. Нас почти насильно усадили на диван, сунули в руки высокие стаканы с торчащими из них соломинками.

— Выпейте сока, остудитесь, — со смехом сказала Вика, — а то на вас лица нет. А мы пока шампусика за ваше здоровье дерябнем, да, девочки? Вам не предлагаем, маленькие ещё.

И, пока мы с Яринкой тянули из соломинок холодный, изумительно вкусный сок, наши соседки с громким хлопком под общий визг открыли бутылку, разлили пенную жидкость по бокалам, сдвинули их.

— За Ярину и Дайнику! За наших новых сестёр! Чтобы тут у них всё заладилось!

А потом мы ели торт, испечённый в нашу честь, закусывали его фруктами, выслушивали поздравления и советы девушек, и всё это было бы замечательно, не грызи меня мысль о необратимости происходящего. Ирэн снова оказалась права — сам факт подписи контракта был нужен только нам. Он послужил одновременно и жирной точкой, и решительной линией, перечеркнувшей всё, что было до Оазиса, тем, что полностью убедило нас в реальности происходящего и неизбежности дальнейшего. А этот маленький праздник, устроенный нашими соседками, закреплял его, делал принадлежащим уже не только нам и Ирэн, но всем вокруг, всему острову.

Поэтому, хоть я и заставляла себя улыбаться, что-то отвечать девушкам, есть и пить, но делала это через силу, через готовые рвануться слёзы, от которых меня удерживала только Яринка, выглядевшая такой привычной и прежней, что за эту привычность я ухватилась, как за соломинку.

К счастью, продлилось всё недолго. Девушки допили шампанское, побросали посуду в раковину и, ещё раз поздравив нас, убежали кто куда. Остались только Ася, Вика и Алла, которые сразу стали серьёзными.

— Ну что? — спросила Ася, рассеянно ероша свой светлый ёжик волос. — Долго вас Ирэн убалтывала?

— Конечно, долго, — отозвалась вместо нас Вика, — это у неё со старшими разговор короткий, а лоли она жалеет.

— Кого жалеет? — не поняла я.

— Лоли, — пояснила Алла. — Так называют девочек-подростков. Жаргон. От слова Лолита.

На этот раз я хотела поинтересоваться кто такая Лолита, но Яринку беспокоили более насущные вопросы.

— Скажите, всё, что говорила Ирэн — правда? — спросила она с жалкой надеждой в голосе.

Девушки переглянулись.

— Смотря что она вам говорила, — наконец отозвалась Вика. — Хотя не в привычках Ирэн врать, она любит сразу начистоту. И правильно.

— Она говорила, что Оазис — это самое лучшее, что могло с нами случиться.

— А вы этого ещё сами не поняли? — очень искренне удивилась Вика. — Вроде вам обеим есть с чем сравнивать?

— Ой, да с чем им сравнивать? — отмахнулась Алла. — С приютом, что ли? Там ещё не всё так плохо, как после него.

— А ты тоже приютская? — удивилась я.

— А то! — старшая усмехнулась. — Сюда в основном сироты и попадают, те, кого искать никто не будет. И для нас это действительно лучший вариант.

Мы с Яринкой уныло переглянулись. Приют, конечно, не был самым приятным местом на земле, там многого недоставало для счастья, многое было под запретом, многое раздражало и угнетало. Но я бы сейчас, не задумываясь, поменяла этот уютный домик под сенью пальм на казённый корпус приюта, просторную зелёную комнату — на тесный дортуар, пляж за окном — на мой сосновый лес.

Алла по очереди посмотрела на наши грустные лица и решительно сказала, плеская себе ещё шампанского.

— Слушайте меня, мелкие, уж не поленюсь, расскажу ради такого дела свою историю.

Мы вежливо изобразили внимание, а Вика и Ася, наоборот, возвели глаза к потолку, словно эту историю им доводилось слышать уже не раз.

— Как я уже сказала, приютские мы, — начала Алла, парой глотков осушив свой бокал. — Я своих родителей и не знала никогда, всё как обычно — внебрачный ребёнок, их — в колонию-поселение, меня — в дом малютки. До двенадцати лет жила спокойно, потом нас посвятили в невесты, и тут началось. Как видите, природа меня одарила.

Алла поставила бокал на стол и двумя руками приподняла внушительные груди. Покачала вверх-вниз.

— Видали? Пятый размер, всё натуральное. А расти начали ещё лет в одиннадцать. Так что была я самой востребованной юной невестой в нашей группе. Тогда меня, дуру, это безумно радовало. И согласилась выйти замуж очень быстро. Жених, конечно, в возрасте был, но я думала, что так даже лучше выйдет, буду ему и за жену, и за дочку, баловать станет. Идиотка. Хотя сначала баловал. В приют приезжал, подарки привозил, помолвку устроил. Сейчас-то понимаю, что делал он это, лишь бы рыбка с крючка не сорвалась. А тогда радовалась, считала — вот она, любовь. Ну, исполнилось мне четырнадцать лет, забрал меня женишок, поехали расписываться. Тут я впервые и поняла, что не всё хорошо. Свадьбы-то не было. Пожалел он денег на свадьбу, даже в ресторан меня не сводил и не подарил ничего. Вместо этого сразу из ЗАГСа домой привёз и в постель потащил, даже ночи не дождался, как положено. Я избавлю ваши юные неокрепшие умы от подробностей, скажу лишь, что того, чем меня муженёк заставлял заниматься, я здесь ни разу не делала. Сейчас-то понимаю, что все эти разведенцы-перестарки затем и женятся второй раз на сиротах, чтобы все свои больные фантазии осуществить, жаловаться-то девочкам из приюта некому и идти некуда.

Алла замолчала, глядя в одну точку, потом со вздохом взяла со стола бутылку, вылила в свой бокал остатки шампанского.

— Три года я так мучилась. Пока старый хрен на работе, я квартиру вылизываю, ужин готовлю, он ведь что попало не ел, ему такое подавай, чтобы как в ресторане, и сервировка соответствующая. Ко всему придирался, урод. Спасибо, хоть кулаками не бил, боялся, наверное, что с синяками жаловаться пойду. Хотя кому жаловаться? Полиция таких дел не принимает, там считают — раз мужик бьёт, значит, заслужила. А если и примут? Ну, заплатит он штраф, так потом мне ещё хуже будет. Он меня за волосы таскал обычно: схватит, уронит на пол и волочит по всей квартире. Боль адская, а следов никаких.

Алла потрогала свои тёмные с белыми «пёрышками» пряди, достающие до плеч.

— Это уже здесь я их в порядок привела, а то смотреть жалко было. Три волосинки, и те выпадают. Так вот — а через три года такой жизни старого хрена инсульт разбил, да так, что он слёг и больше уже не поднимался. Тут же его взрослые дети прибежали и, пока отец ещё мог руками двигать, заставили заявление на развод подписать, чтобы убрать меня, как наследницу. У нас ведь только желания мужчины достаточно, женщину не спрашивают. И отправилась я на производство. Ася, дорогуша, у нас есть ещё шампусик? Что-то мне от таких воспоминаний напиться захотелось.

— Тебе же на работу вечером? — не двинулась с места Ася.

— Милая, — голос Аллы неуловимо изменился, стал властным. — Поживи с моё, а потом учи, как надо работать. Я, если хочешь знать, с шампусика лишь веселее буду, хоть три бутылки опрокину. Гостям нравится.

Ася пожала плечами и направилась к кухонному шкафчику, а Алла продолжала.

— Сначала-то я радовалась до усрачки, что от муженька избавилась: всё, что угодно, мне лучше казалось, чем жить с ним, не могла уже терпеть. Да, в принципе, оно всё и было лучше. Самые чёрные мои годы — замужем. А на производстве… производство. Комната в общаге на восемь человек, кровати двухъярусные, работа по четырнадцать часов, один выходной, и то пойти некуда. Меня отправили в крошечный городок, захолустье, кроме пары магазинов да нашего завода, там ничего и не было. Так называемой зарплаты еле хватало на еду да кое-какую одежду. Но одежду мы почти не покупали, ходить всё равно некуда, а рабочую, для цеха, выдавали. Так вот и ещё два года моей жизни улетело. Пустая это была жизнь, тяжёлая, но я всё равно радовалась, что меня за волосы больше никто не таскает да по ночам не терзает. Просто заново родилась. Так бы, наверное, там и состарилась, как это обычно бывает. Но спасли меня они же, кормилицы.

Алла снова любовно потрепала свои груди, приняла у Аси наполненный бокал.

— Они же у меня просто рвались из-под спецовки, мужики шеи сворачивали. Да и на физиономию я удалась, тьфу-тьфу, и задница не подвела. Короче, увидел меня один человек, который на Ирэн выход имел. Девушек ведь в Оазис со всей страны привозят, желательно только, чтобы сирота да собой очень хороша. Видимо, подкупил он моего бригадира. Тот меня поздно вечером за собой позвал и на улицу вывел. Я, понятно, сразу насторожилась, да разве с бригадиром поспоришь? От него твоя жизнь там зависит, захочет — ад на работе устроит. Вышли мы за проходную, а там машина. Меня сразу хвать на заднее сидение, и тряпочку к лицу. А проснулась я уже здесь.

— Испугалась? — кажется, Яринку рассказ очень увлёк, она даже смешно приоткрыла рот, слушая старшую.

— Сначала — конечно, — Алла отпила из бокала. — А потом, как поняла, что к чему, была счастливее всех. Первое время, пока не работала, всё на пляже лежала, в море плюхалась да фрукты килограммами лопала. Отходила от прежней жизни. А потом, как работать начала, только тогда и узнала, какие они — мужики. Это я-то, замужем бывшая!

— Ты нашла постоянника? — спросила Яринка, и я в очередной раз поразилась тому, как подруга на лету схватывает и усваивает особенности жизни и выражения здешних мест.

— Нет, — Алла качнула головой, впрочем, без всякого сожаления. — Постоянники обычно девственниц разбирают. Но тех, кто приезжал сюда, только чтобы со мной увидеться, всегда хватало. Не поверите, здесь мне и подарки дарили, и на руках носили, и в любви признавались, и звёзды с неба обещали. И ни разу на меня тут мужчина даже голос не повысил, не то что бы за волосы таскать. Только тут я женщиной-то стала, желанной себя почувствовала.

— И ты с самого начала не хотела убежать? — спросила на этот раз я.

Алла хохотнула так, что с её полных губ слетели брызги шампанского.

— Куда убежать, глупая? Обратно на производство? Снова замуж за старого козла? Где ещё я такую жизнь увижу?

— Но ведь, — я снова, как при разговоре с Ирэн, отчаянно искала убедительные аргументы. — Но за деньги… с разными мужчинами… это же, наверное, противно и стыдно?

На этот раз расхохотались все три девушки.

— Малышка, — успокоившись, ответила Алла. — Да что мне могло быть стыдно и противно после моего муженька? Наоборот. Здесь я узнала, что мужчины умеют ласкать, а не только хватать и щипать, здесь я целоваться научилась… Да что вам сейчас говорить, сами узнаете.

— Эх! — внезапно тряхнула тёмно-русой гривой Вика и потянулась к шампанскому. — Раз пошла такая пьянка, послушайте и меня. Я в приюте не была. И на производстве тоже. Я из образцово-показательной многодетной семьи. Нас пятеро было — и все дочери, я третья, средненькая, считайте, ни то, ни сё. Но не в этом суть. А в том, что природа меня наградила бешеным темпераментом. Мне секса хотелось уже лет с двенадцати, и выглядела я старше. У нас же как? Никто не считается с тем, что сексуальность у всех разная, что есть женщины, которым секс нужен даже больше, чем мужикам. И если ты родилась такой женщиной, то тебе очень не повезло.

Вика замерла с бокалом в руке, задумалась. А потом махнула рукой.

— Хотя зачем я вру? Повезло! Ещё как повезло. Уж мне точно. В общем, в тринадцать лет я подружилась с мальчиком из соседнего дома, он был на три года меня старше. И уже на следующий день мы, как чокнутые, любились у него дома. Обоим напрочь крышу снесло. Таскались мы с ним по всяким кустам, чердакам, подвалам, каждую свободную минуту обжимались да тискались. Будь у моих родителей детей поменьше, они бы что-то заподозрили, наверное, а так нам удалось почти всё лето зажигать. А осенью, когда снова школа началась и я форму надела, увидела, что в талии она мне узковата. Думала сначала, что подросла просто, но потом и другие признаки подоспели. Сказала своему мальчику, он аж посерел. Оно и понятно, это же колония для обоих. И уговорил меня родителям пока не говорить, обещал что-то придумать. Я не очень-то верила в это: что тут придумать можно? Оказалось, можно. Он к своему отцу пошёл, а тот был какой-то важной шишкой и, понятно, не мог допустить, чтобы единственный сын так глупо жизнь профукал. И повезли меня в подпольный абортарий.

— Куда? — хором спросили мы с Яринкой.

Вика закатила глаза, но Ася спокойно пояснила:

— На аборт. Это когда у беременной женщины плод вынимают, знаете, да? Официально на Руси аборты запрещены, но есть врачи, которые делают их тайно, за большие деньги. Вот это и есть — подпольный абортарий.

— Именно, — кивнула Вика. — Вот мне и сделали. А когда я от наркоза отошла, подошёл ко мне врач и объяснил, что нормальной жизни у меня уже не будет. Не целка, замуж никто не возьмёт, и светит мне теперь только работа да общага. И не лучше ли будет, если я тогда соглашусь поехать в одно место… короче, я одна из немногих девушек, которая в Оазисе оказалась по своей воле и своими ногами пришла.

— А родители? — тихонько спросила я, потому что сразу вспомнила своих и не могла поверить, что кто-то может добровольно согласиться на разлуку с семьёй.

— А что родители? — отмахнулась Вика. — Я попросила отца моего мальчика записку им в ящик подбросить. Мол, не ищите, убегаю с мужчиной, люблю, целую. Они, наверное, перекрестились — одной девкой меньше. Кому нужны дочери, какой с них толк?

— Думаешь, он записку передал? — усомнилась Яринка.

— Думаю, да. Подозреваю, что он в убытке не остался, что-то ему перепало с моей продажи. Если вообще он этого с самого начала в уме не держал.

— А твой мальчик?

— Понятия не имею, — Вика пожала плечами. — Я не любила его, только хотела. Нашел, поди, другую дуру. А мне здесь хорошо. Тепло, сытно и море секса. Я же умудрилась себе постоянника отхватить, несмотря на то, что не целкой была. А всё мой темперамент, мужики это обожают. Так и этот, пару раз от меня на четвереньках уполз и как миленький выложил денежку за то, чтобы я только с ним трахалась. Три года платил, потом, правда, свалил куда-то, думаю, его в стране больше нет, иначе заехал бы хоть разок, по старой памяти. Да и чёрт с ним. Зато я теперь могу разных мужиков иметь.

Вика томно потянулась, подмигнула нам.

— Запомните накрепко, девоньки. Это не мужики имеют нас, это мы имеем их. Но самая хитрость в том, чтобы заставить их думать, что всё наоборот. Тогда, кроме того, что они позволят нам их иметь, нам будут за это ещё и деньги платить.

Вика рассмеялась, её лицо порозовело, и теперь стало видно, что она нетрезва. Заметила это и Алла, которая, несмотря на количество выпитого шампанского, выглядела как обычно.

— Викусь, что-то тебя развезло.

— Ага, — легко согласилась та. — Я же с утра ничего не ела. Пойду, вздремну перед работой.

— Ася? — позвала Яринка. — А ты нам не расскажешь свою историю?

От меня не укрылся быстрый вопросительный взгляд, который Ася метнула на Аллу, и то, как она, едва заметно, отрицательно качнула головой.

— Не сегодня, — сразу ответила Ася. — Я недостаточно выпила для таких откровений.

— Ну вот, теперь я себя последней алкашкой чувствую, — буркнула Вика, поднимаясь с дивана. — И, раз терять мне нечего, скажу последнее. Девочки! Мужиков надо иметь сексуально и финансово, на то они и нужны. Так что выбросьте из головы все эти ваши «стыдно», «противно» и прочую хрень. Потому что её как раз мужики и придумали, чтобы не дать нам себя поиметь. Не поддадимся вражинам! Ура!

Алла покачала головой, глядя, как Вика, пританцовывая, удаляется из столовой.

— Пора ей завязывать с диетами, а то скоро с рюмки будет под стол валиться.

— Пойду на пляж, проветрю голову, пока тоже не затанцевала, — Ася поднялась. — Яриночка, Даечка, ещё раз поздравляю вас с тем, что сделали правильный выбор. Вам будет у нас хорошо.

Мы кивнули, поблагодарили Аллу за застолье и поднялись наверх, в свой номер. Там я совершенно без сил вытянулась на кровати, и уставилась в потолок, слишком уставшая для того, чтобы о чём-то связно думать. Яринка последовала моему примеру и замерла. Теперь тишину нарушали лишь ровный шум прибоя за окном да шорох покачивающихся от сквозняка штор.

Не знаю, сколько мы так пролежали, я почти уснула, когда подруга подала голос:

— Не могу поверить, что мы это сделали.

Я повернула голову, чтобы видеть её. Яринка лежала на спине, раскинув руки и ноги, и мне вдруг отчётливо вспомнилось, что в такой же позе она упала на траву в августовскую ночь, когда мы впервые вдвоём сбежали из приюта в лес. Но тогда её лицо вдохновенно светилось, а сейчас было усталым и опустошённым.

— Мне казалось, ты с самого начала была не против, — осторожно заметила я. — И сегодня ответила за нас обеих, я даже слова сказать не успела.

Яринка чуть заметно усмехнулась.

— Не против? Знаешь, слышала как-то такое выражение: «Если не можешь изменить ситуацию — измени своё отношение к ней». Очень умное выражение. Вот я и изменила. А сегодня… какая разница, кто это сказал, если выбора у нас не было? Не идти же, правда, к Русалкиной яме.

И она замолчала, закрыв глаза. Не то задремала, не то не хотела больше говорить.

И я была рада этому, потому что щёки пылали от нахлынувших стыда и благодарности. Я догадалась, почему подруга поспешила ответить Ирэн и за меня тоже. Яринка с самого начала куда лучше видела и понимала всю безысходность нашего положения, смирилась с этим, но мне дала возможность сохранить остатки гордости. Возможность думать, что я сама так и не дала согласия остаться.