Но и на этом сегодняшняя слишком бурная ночная жизнь не закончилась. Стоило мне закрыть за собой дверь Яринкиной комнаты и выйти на лестницу, как навстречу шагнула массивная мужская фигура, и я невольно отшатнулась, узнав Белесого.

Вообще-то его появление вовсе не было неожиданностью. За время, которое я провела в этом доме, мы уже не раз сталкивались, и я знала, что Белесый теперь тоже живёт здесь. Знала также, что тут он и останется, поскольку его миссия в приюте — ждать моего возвращения — успешно завершена. И, пусть для меня было загадкой, почему Михаил Юрьевич и остальные начали вдруг полностью доверять бывшему охраннику, я в свою очередь уже достаточно доверяла им, чтобы принять это как должное. Тем более, нравилось мне это или нет, а Белесый сыграл важную роль в нашем с Бранко спасении. Это он предупредил моих друзей о готовящейся засаде, благодаря чему они сумели не только вытащить нас из бурхаевских лап, но и заполучить самого Бурхаева. Спросите, как он мог кого-то предупредить, если сообщал о моём возвращении, уже сам будучи пленником? А вот так и мог: произнеся специально оговорённые для подобных случаев словосочетания, на которые в обычной ситуации никто не обратит внимания. Примерно, как, если вместо «всё хорошо» сказать «хорошо всё», собеседник будет знать, что на самом деле ничего не хорошо. В общем, не сильна я в этих шпионских играх, да и какая разница? Существование Белесого под одной крышей со мной (благо, крыша достаточно большая) меня не напрягало. До сегодняшнего дня.

— Тихо-тихо, чего ты такая шуганая? — улыбаясь во все свои 33 огромных зуба, Белесый поднял перед собой ладони в успокаивающем жесте. — А ещё говорят — огонь и воду прошла.

Я не стала интересоваться, кто про меня такое говорит. Спросила сразу:

— Что тебе нужно?

Белесый стал серьёзным, помялся с ноги на ногу.

— Да вот, разговор к тебе есть. Может, зайдём ко мне в комнату?

При мысли о том, чтобы оказаться с ним наедине в замкнутом пространстве, меня передёрнуло. Это не укрылось от глаз Белесого: уголки его губ разочарованно опустились.

— Слушай… Дайка, — после недолгой и неловкой паузы сказал он, — я знаю, что ты меня терпеть не можешь, но мы же теперь в одной лодке, верно? Надо как-то уживаться.

— Так живи, разве я тебе мешаю?

— Не мешаешь, — Белесый вздохнул, снова помялся и сказал прямо. — Я тебя попросить хотел, чтобы ты взяла меня с собой. Я завтра вызовусь добровольцем, а ты не будешь возражать, лады?

Я поспешно взялась рукой за перила, инстинктивно ища точку опоры, потому что сразу поняла, куда именно просится со мной Белесый. Это что же, моя карма — обо всём узнавать последней?!

— И… зачем ты мне там нужен? — я постаралась сделать вид, будто меня совсем не удивила такая его осведомлённость о готовящемся путешествии.

Внизу, на лестнице, раздались оживлённые голоса, и мы оба вздрогнули.

— Ну, не хочешь ко мне, давай хоть просто отойдём, — буркнул Белесый и зашагал по коридору в сторону, противоположную комнате Яринки и Яна. Немного поколебавшись, я последовала за ним, и мы оказались у небольшого окна с торцевой стороны дома. Мельком глянув в него, я заметила, что снаружи по-прежнему сияет луна, такая яркая, что почти затмила собой свет многочисленных цветных фонариков Черешнино. Время наверняка давно перевалило за полночь, а я, вместо того чтобы выспаться перед завтрашним важным разговором с Михаилом Юрьевичем, точу тут лясы с придурком Белесым!

Внезапно разозлившись, я сложила руки на груди и резко спросила:

— Давай, говори, чего надо, и побыстрее!

— Да я уже сказал, чего надо, — Белесого не возмутила моя резкость: он снова улыбался. — Ответ за тобой.

— Сначала ты скажи, откуда всё узнал, — любопытство сдержать не удалось, увы.

— Так кому ещё знать, как не мне? — вроде как даже обиделся Белесый. — Это же я нашёл твоих родителей.

— Ты?! — лунный свет померк в моих глазах.

— Ну а кто ещё? Я работал в охране приюта, а где, по-твоему, хранятся данные о воспитанниках? Не буду врать, будто разузнать всё было просто, но, как видишь, я справился.

— Зачем? — глупо спросила я: ничего другого не пришло в голову.

— Ну-у, — Белесый помялся, — если честно, то не ради тебя, конечно. Мне сказали, я сделал. Так что можешь не благодарить.

Благодарить я не собиралась, но всё-таки от сердца отлегло: очень не хотелось бы ходить в должницах у этого человека.

— Ну ладно. Нашёл так нашёл. А со мной-то тебе зачем ехать?

— Слушай, — Белесый начал раздражаться, — а давай это моё дело, а? Может, я Сибирь посмотреть хочу, когда ещё шанс выпадет? Может, просто на одном месте сидеть надоело.

— Не-а, — теперь заулыбалась я: сдержанно, но злорадно. — Видишь ли… Сергей. Я тебе не доверяю. Так что либо ты говоришь, чего ради тебе приспичило тащиться с нами — и тогда я подумаю — либо спокойной ночи.

Белесый закатил глаза.

— Будь проклят день, когда я с тобой связался!

— А я тебя и не просила связываться! — парировала я, и мы замолчали, сверля друг друга злыми взглядами.

Белесый сдался первым.

— Да ладно тебе, Дашк… Дайка. Давай уже, что было, то прошло? Кто старое помянет… Я с тобой в открытую, ну и ты зла не держи. Понимаешь, мне ведь в прошлой моей жизни ничего не светило: без образования выше зачуханного охранника не подняться, как ни пыхти. А здесь, в подполье нашем, перспективы хоть и призрачные, но есть, ага? Тут уже можно барахтаться, лапками бить, авось да масло получится. Если всё выйдет как задумано, то во главе новой власти встанут те, кто в этой заварухе с самого начала был. Сечёшь?

Я молча моргала, и, не дождавшись ответа, Белесый продолжал:

— Может, ты сама догадываешься, а может, по малолетству, и нет, но твоя роль во всём этом сейчас не последняя. Если тебе удастся объединить нас с дикарями, это будет решающая… решающий… короче, тогда уже и можно всё начинать по-настоящему, ага?

Белесый азартно ударил кулаком о раскрытую ладонь и с воодушевлением уставился на меня.

— То есть, ты хочешь, — я соображала по-прежнему медленно, но суть начала улавливать, — хочешь поучаствовать в чём-то важном, чтобы потом, когда начнётся делёжка власти, урвать свой кусок?

Белесый поморщился.

— Ну, не совсем. На кусок власти я не рассчитываю, не того полёта птица, однако оказаться поближе к тем, кто будет у этой самой власти, вполне возможно, если заранее подсуетиться. А тут такой шанс, сама понимаешь. Ну так что — возьмёшь меня в команду?

На кой ты мне нужен? Это единственное, что пришло мне на ум в ответ на такой идиотский вопрос. Нет, ну серьёзно, зачем я буду брать с собой в долгое и, скорее всего, трудное путешествие, того, кого на дух не переношу? Мне же каждую секунду будет некомфортно! Неужели этот кретин сам не понимает?

Кретин не понимал. Смотрел на меня с радостным нетерпением, словно ждал появления Деда Мороза, и чуть ли не потирал руки.

— Я подумаю, — наконец выдавила я, отводя глаза.

Улыбка сползла с лица Белесого, бледная физиономия вытянулась.

— Даш… Дайка, да ты чего? Я не подведу! Мы же с тобой теперь в одной лодке! Тем более, всё равно кто-то взрослый должен с тобой поехать!

— Дэн поедет, — я пожала плечами. — И, наверное, Ян. Они совершеннолетние.

— Совершеннолетние ещё не значит взрослые, — самодовольно возразил Белесый. — Тебя должен сопровождать кто-то с опытом и с головой на плечах.

Для меня это прозвучало совершенно неубедительно, и я лишь упрямо повторила:

— Я подумаю.

— В конце концов, — видимо, поняв, что пора пускать в ход тяжёлую артиллерию, насупился Белесый, — это я спас тебя и твоего голубоватого дружка из того подвала. Я нашёл твоих родителей! Не хочешь меня отблагодарить?

Я отвесила глубокий поклон, чуть не стукнув Белесого головой в живот и заставив отступить.

— Спасибо тебе, добрый человек! От меня и от голубоватого дружка!

— На здоровье, — с отвращением буркнул Белесый. — Ну так чё? Работаем?

— Я подумаю, — ответила я и, насладившись выражением бессильной ярости на бледной роже, двинулась к лестнице. Сергей качнулся было ко мне, словно хотел остановить силой, но в последний момент отпрянул и лишь проводил злым взглядом.

Вообще-то я планировала сразу лечь спать, чтобы отдохнуть и иметь ясную голову перед завтрашним решающим разговором с Михаилом Юрьевичем, но после встречи с Белесым планы пришлось изменить. И, вместо того чтобы вернуться в свою комнату, я снова зашагала вверх по лестнице, туда, где, в мансарде, как истинно творческий человек, поселился мой недавний попутчик и товарищ по несчастью Бранко.

Дверь открылась сразу, едва я робко постучала по ней костяшками пальцев. Будить приятеля не хотелось, но и ждать до завтра терпения не было. К счастью, Бранко не спал и даже не удивился моему позднему визиту.

— Привет, бэби, — чуть устало сказал он и посторонился, пропуская меня в комнату. — Поговорить хочешь?

— Откуда ты знаешь? — я огляделась в поисках чего-нибудь, на что можно присесть, но в просторной мансарде обнаружились лишь заправленная раскладушка, вешалка и несколько коробок с беспорядочно торчащими из них вещами.

— А я тебя давно жду, — Бранко отошёл к широкому окну, почти заменяющему одну из стен, — но ты, видимо, очень занята, бэби.

Я растерялась. Тон Бранко был сухим и печальным, стоял он, повернувшись ко мне спиной, а обращался к лунному пейзажу за окном. Я попробовала прокрутить в голове события последних недель и понять, чем могла обидеть друга, но ничего подобного в памяти не нашлось. Разве что…

— Бранко, ты обижаешься на то, что мы в машине тебя не сразу освободили? Но там же такой кипиш был, всё из головы…

— О, боже, да при чём здесь это?! — почти простонал Бранко и всё-таки повернулся ко мне лицом. — Глупая!

— А что? — теперь я совсем не знала, что думать. — Что я сделала?

— Да ничего ты не сделала, в том и проблема! — Бранко сел на раскладушку и уставился на меня с мрачным интересом. — Ты вообще хоть раз за это время подумала, что будет дальше? Хоть какие-то планы были? Я уж не буду спрашивать, подумала ли ты обо мне, о том, что я должен делать, оставшись в чужой стране без документов и денег?

Я моргала. Само по себе то, что Бранко вдруг напустился на меня, уже сбивало с толку, но ещё больше поразила открывшаяся истина: а ведь он прав! За время, что минуло с моего появления здесь, я не интересовалась ничем! Не спрашивала ни о чём, не задумывалась о будущем, не жалела о прошлом, не делала выводов и не строила планов. Утешает одно — у меня на то была веская причина.

— Послушай, ты же знаешь, что нашлись мои родители, а Михаил Юрьевич никак не хотел мне говорить о них, я тут чуть с ума не сошла…

— Да знаю, — Бранко устало махнул рукой, — вот и говорю — глупая ты ещё. Услышала про маму с папой и обо всём забыла. Я не сержусь, не обращай внимания, просто вымотала уже эта неопределённость.

Я несмело приблизилась и села на раскладушку рядом с приятелем, слегка тронув его за поникшее плечо.

— Ну вот, я пришла. Теперь можем поговорить.

— Что-то случилось? — спросил Бранко, и мне снова стало стыдно. Похоже, друг видел меня насквозь и понимал, что я не пожаловала бы сюда, если бы мне от него что-то не понадобилось.

— Да, — отпираться было бы совсем бессовестно. — Случилось.

Бранко вздохнул.

— Так выкладывай, горюшко.

И я выложила. Начиная с принесённой мне Яринкой новости о родителях и заканчивая недавним разговором с Белесым. Хотела было умолчать пока о просьбе, с которой, собственно, и пришла, но Бранко сам догадался.

— Ты хочешь, чтобы я поехал с вами? Как необходимый взрослый? И с тобой не отправили этого… бледного?

Я не стала поправлять друга и лишь кивнула, готовая провалиться сквозь землю. Понятно, что являться к нему с такой наглой просьбой после двух недель игнорирования проблем, в которые он вляпался, выручая меня, само по себе некрасиво. Но от того, что Бранко другого с моей стороны и не ждал, становилось совсем уж стыдно.

— И ты думаешь, что ваш Михаил Юрьевич согласится? Я ведь не состою в его мятежной тусовке, с чего бы ему мне доверять? Тем более, если задание это действительно такое важное, каким его обрисовал Тусклый.

Я снова удержалась от поправок и ответила, стараясь, чтобы голос звучал как можно более уверенно:

— Я поговорю с Михаилом Юрьевичем. Я напомню ему о том, как ты рисковал, чтобы доставить меня к нашему с Яринкой тайнику, о том, как спас от Карла и Ирэн, что ты бросил ради этого престижную работу, и привычную жизнь, и… тех, кого считал друзьями.

— А вот это неправда! — Бранко протестующе поднял ладонь. — Ни Ирэн, ни Карл никогда не были моими друзьями. Я работал на них, они платили деньги, ничего больше нас не связывало.

— Ирэн! — спохватилась я. — Она ведь тогда осталась в доме Бурхаева, ждала нас, чтобы вернуть в Оазис!

— Аллилуйя! — Бранко торжественно воздел руки к потолку. — Дикая Дайника возвращается из Нарнии!

— Откуда? — изумилась я, но он не ответил, вместо этого вдруг негромко рассмеялся.

— Не дождалась наша Ирэн ни тебя, ни Бурхаева. Мне даже интересно, что она предприняла, когда поняла, что мы снова улизнули и ей теперь всё-таки придётся отвечать перед Доннелом.

— Ральф… — имя ощущалось на губах непривычно, словно я не произносила его много лет. — Он, наверное, тоже нас потерял.

— Конечно, потерял, — согласился Бранко. — Думаю, он сейчас делает всё возможное, чтобы попасть на Русь. А может, уже попал.

— Разве ты не можешь позвонить ему? Наверняка же здесь есть телефон.

— Телефон-то есть! — Бранко вскочил и снова отошёл к окну, где и застыл, глядя на ночные огоньки Черешнино.

— Ну? — поторопила я.

— Антилопа гну! — неожиданно рявкнул он через плечо. — Ты меня поражаешь, бэби, честно! Мы находимся в штабе грёбаного революционного подполья, или что тут у вас, и ты хочешь, чтобы я отсюда звонил на Запад?! Ты думаешь, что кто-то позволит мне засветить всю контору, особенно учитывая то, что после похищения крупного бизнесмена Бурхаева полицаи на ушах стоят?

— Ты спрашивал хоть?

— Конечно, я спрашивал, — Бранко сник и вернулся на раскладушку. — В первый же день спросил, и мне сразу сказали, что это невозможно. Спасибо, хоть не выгнали. Вот и сижу теперь тут, застрял, ни туда, ни сюда. Причёски делаю.

Я снова почувствовала вину. Хороша подруга: за своими заботами совершенно забыла о том, кому обязана жизнью и свободой. Чтобы хоть как-то заполнить возникшую неловкую паузу, я уточнила:

— А хоть какие-то задумки есть? Ну, что можно сделать, чтобы тебе попасть домой?

— Пока вижу выход только в помощи Ральфа, — безнадёжно ответил Бранко. — Больше среди моих знакомых нет никого, кому было бы под силу вытащить за железный занавес человека без документов, который к тому же засветился в деле о похищении такой фигуры, как Бурхаев.

— Думаешь, его мордовороты заявили в полицию? — усомнилась я. — Они же сами первые нас похитили!

— А ты думаешь, у Бурхаева местные полицаи не прикормлены? — парировал Бранко, и мы надолго замолчали.

Наверное, я всё-таки не очень хороший человек. Или за годы, проведённые в приюте, а после — в Оазисе, так привыкла любую, даже самую неблагоприятную ситуацию обращать себе на пользу, что мне стало всё равно, даже если эта ситуация — безвыходное положение моих же друзей. Идея пришла сама собой, легко и естественно, словно только и ждала слов Бранко. И я ни секунды не задумалась, перед тем как озвучить её.

— Слушай, если нам удастся убедить Михаила Юрьевича отправить тебя со мной, то он будет вынужден сделать тебе документы, иначе никак. И уже с документами можно будет что-то думать и предпринимать. По крайней мере, ты сможешь без опаски ходить по улицам, а там мы найдём способ дозвониться Ральфу!

Бранко поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Тут бы стоило устыдиться — вряд ли мой друг был настолько наивен, чтобы не увидеть, как я сейчас пользуюсь его плачевным положением — но я не опустила глаз. Что мне уже терять?

— А ты не боишься, бэби, что я исчезну, едва получив эти документы?

— Исчезай, — кивнула я. — Имеешь полное право. Мне нужно найти родителей, тебе — вырваться с Руси. Главное, чтобы со мной не отправили Белесого, а от тебя я ничего не жду.

Брови Бранко недоумённо приподнялись.

— Но ведь ты понимаешь, что, потеряв связь со мной, потеряешь и Доннела? Я, конечно, могу оставить тебе его телефон, но, скорее всего, он, как только вытащит меня, сменит номер, чтобы замести следы.

Настала моя очередь недоумевать: неужели Бранко думает, что мне так дорог Ральф? Разумеется, я за многое ему благодарна: в Оазисе он был моим заступником и старшим другом — но кем была для него я? Очередной игрушкой, забавной зверушкой, которую он приобрёл на досуге, чтобы насолить недругу Ховрину. Если ему и хотелось тогда просто по-человечески помочь попавшей в беду девочке, то он сделал это не за просто так, я отработала эту помощь по полной программе. И теперь ничем не обязана Ральфу и не вижу никакого смысла в дальнейшем нашем общении.

— Да пофиг, — ответила я Бранко, отойдя от удивления. — Не нужен мне его телефон.

— Но ты же хотела на Запад, — Бранко поднял брови ещё выше: кажется, сегодня мы решили бесконечно удивлять друг друга. — Я думал, ты планируешь сделать это с помощью Ральфа.

Запад… конечно, я хотела на Запад! Я выживала благодаря этой цели. Но теперь, когда мне известно, что мама с папой живы, всё изменилось. Моё место рядом с ними. С ними и с моими друзьями.

— О нет! — Бранко закатил глаза. — Только не говори, что втянулась в эту революционную галиматью и собираешься остаться, чтобы изменить мир!

Вопрос поставил меня в тупик. Как уже выяснилось ранее, со времени моего появления здесь я вообще мало о чём задумывалась — и уж точно не пыталась определиться в своём отношении к назревающему в государстве конфликту. Но уж что-что, а менять мир мне точно не хотелось, поэтому я отрицательно покачала головой, чем вызвала у Бранко облегчённый вздох.

— Мой тебе совет, бэби, — сказал он. — Думай о себе. Ты ещё ребёнок, и то, что тебя сейчас втягивают в эту авантюру с объединениями, уже дурно пахнет. Поэтому делай только то, что служит твоей цели, на остальное плюнь. А найдёшь родителей — дальше пусть уже они решают. Родители плохого не посоветуют.

Я благодарно взглянула на Бранко. По его словам выходило, что я не так уж и виновата, ставя свои интересы выше всего. Наверняка и он на моём месте поступил бы так же. Тем более, ведь это действительно хороший план — взять Бранко с собой, чтобы он смог получить документы и вернуться домой. Здесь мы оба только выиграем.

— Так ты согласен?

— Разумеется. Других вариантов всё равно нет. Не могу же я сидеть здесь до тех пор, пока эти твои… революционеры не задумают ещё какую-нибудь аферу, на этот раз с моим участием. За какие будущие заслуги я тут хлеб ем?

Я хотела сказать, что никто не потребует от Бранко участия в аферах, что его спасли вместе со мной просто потому, что могли спасти, но вспомнила слова Дэна: «Ты тоже должна будешь для нас кое-что выполнить», — и промолчала.

Мне казалось, что уснуть этой ночью уже не получится: мысли о предстоящем путешествии будоражили кровь. Я приготовилась лежать в постели, глядя в темноту и придумывая самые убедительные доводы в пользу того, чтобы со мной в Сибирь отправился именно Бранко. Я думала, что уже с рассветом выйду в гостиную и, попивая кофе, буду ждать, когда на лестнице покажется Михаил Юрьевич, чтобы сразу начать разговор. Но вместо этого уснула, едва укрывшись одеялом, и разлепила тяжёлые веки уже поздним утром, разбуженная Яринкиным голосом:

— Дайка, вставай. Мы все ждём тебя внизу.

Сама подруга исчезла ещё до того, как я успела окончательно проснуться, чем слегка меня озадачила. Пришлось мучиться в догадках, кто эти загадочные «все», кто ждёт меня внизу — очевидно, в гостиной, у подножья лестницы, где обычно собирался по вечерам здешний постоянно меняющийся народ.

«Все» действительно оказались всеми. То есть, всеми, кто сыграл какую-то роль в моей жизни. Сам Михаил Юрьевич — по старшинству — уселся в массивное кресло, стоявшее чуть поодаль от остальных, вплотную к холодному камину. Возле него, прислонившись плечом к каменной кладке, застыл Белесый. Яринка и Ян умостились вдвоём на одном пуфике, тесно прижавшись друг к другу, и я мельком порадовалась их примирению. Дэн и Ига заняли оба конца одного из диванов; Ига вальяжно закинул ноги на журнальный столик, Дэн, наоборот, застыл с напряжённо выпрямленной спиной. Ближе всех к лестнице, а, значит, и ко мне, растерянно остановившейся на нижних ступеньках, я увидела Бранко. Именно он и нарушил молчание первым.

— Доброе утро, бэби. Присоединяйся, только тебя и ждём.

Я обвела молчаливую компанию настороженным взглядом. Все как один таращились на меня, словно я явилась к ним голая или внезапно отпустила бороду.

— Что? — спросила я: возможно, более резко, чем хотелось. — Давно меня не видели?

— Я думаю, они наслаждаются значимостью момента, — подал голос Михаил Юрьевич. — Сегодня важный день не только для многих из нас, но, возможно, и для всего государства.

Ещё не легче! Я заметила, как Бранко едва заметно усмехнулся уголком рта, и мысленно поддержала эту усмешку. Зато остальные смотрели очень серьёзно, даже торжественно.

— Садись, — кивнул мне Михаил Юрьевич. — Разговор будет недолгим: большую часть насущных проблем мы успели обсудить, пока ждали, когда ты проснёшься.

— А почему не разбудили? — меня неожиданно ощутимо царапнула ревность. Оказывается, в сложившейся ситуации можно что-то решать и без моего участия? Надо же, а ведь, кажется, незаметно для себя я прониклась вчерашними словами Белесого и решила, будто являюсь значимой фигурой на сегодняшней шахматной доске событий.

— Пожалели, — ответил за Михаила Юрьевича Белесый. — У нас впереди долгий путь, и перед ним нужно хорошо отдохнуть.

О как, у нас? Похоже, бывший охранник уже решил, что дело в шляпе и он отправляется зарабатывать репутацию у новой власти. Что ж, придётся его разочаровать.

Я прошла через середину гостиной и, немного поколебавшись, села рядом с Бранко, на подлокотник его кресла. Посмотрела на Михаила Юрьевича и, чтобы покончить уже с томительной неизвестностью, которая и так длилась слишком долго, сразу спросила:

— Когда мы едем?

— Через пару дней, — он тоже не стал тянуть. — Вот-вот должны подвезти новые документы для тех, у кого их ещё нет. Пока можете собирать вещи, но предупреждаю: ничего лишнего! Всё необходимое я выдам перед самым отъездом.

— Поедем на машине? — спросила я, вспомнив наше с Бранко путешествие из Новоруссийска в Москву.

— Нет, — Михаил Юрьевич улыбнулся, словно я сказала что-то смешное. — Ехать на такое расстояние, да ещё всемером, на машине было бы проблематично.

Я открыла рот, чтобы спросить, на чём же мы тогда двинемся в путь, но застыла, обводя присутствующих растерянным взглядом. Всемером? Михаил Юрьевич сказал — всемером? Но… Я, Дэн, Ига, Яринка, Ян… Бранко? Бранко едет с нами даже без моей об этом просьбы? Такому повороту можно, конечно, только порадоваться, но кто тогда седьмой?

Белесый перехватил мой растерянный взгляд и усмехнулся так высокомерно, что вопрос отпал сам собой. Как говорили мы с Яринкой в приютском прошлом, сожри меня Агафья!

Я гневно повернулась к Михаилу Юрьевичу.

— Почему вы без меня решили, кто поедет?!

— А с чего ты взяла, что может быть иначе? — задал он встречный вопрос таким холодным тоном, что мой запал моментально угас, обернувшись ещё большей растерянностью.

— Но… это же я должна решать… это моя миссия! — ничего глупее я сказать не могла, но, увы, осознала это уже позже — а сейчас меня спасло от осмеяния только то, что вокруг были в основном близкие мне люди.

Михаил Юрьевич закатил глаза.

— Какая твоя миссия? Ты запрещённых книжек перечитала? О да, знаю, были до Христианской революции популярны такие истории для подростков, про то, как юная и прекрасная героиня внезапно становится вдохновительницей целого народа и ведёт его за собой на бой с угнетателями. Даже кино снимали по этим книжкам. Но мы не в кино и не в книге, милая. Мы в реальной жизни, а здесь ты всего лишь глупая девчонка, ещё ничегошеньки не понимающая в жизни и тем более не способная принимать какие-либо важные решения!

Я почувствовала, как полыхают уши, и уставилась в пол у себя под ногами, всей душой желая провалиться сквозь него. Лучше бы я сегодня вообще не просыпалась…

— Значит, так, — Михаил Юрьевич понизил голос и перевёл дыхание. — Проясним всё раз и навсегда. Ты отправляешься к своим родителям на наши средства, нашими стараниями и на наших условиях. Или не отправляешься вовсе: незаменимых людей не существует. Да, нам удобнее послать тебя, потому что ты была одной из беглецов и у тебя больше шансов найти с ними общий язык. Но, если придётся, мы сделаем это и без твоей помощи. Это понятно?

Вопрос был задан таким тоном, что стало ясно: промолчать нельзя.

— Понятно, — тихо отозвалась я, всё ещё не смея поднять глаза и увидеть сочувствующие взгляды друзей. Лучше бы они смеялись надо мной, чем жалели: и то не было бы так стыдно…

— Отлично, — голос Михаила Юрьевича стал почти прежним, спокойным и доброжелательным. — Я и так пошёл на уступки. Изначально не планировалось, что компания будет такой многочисленной, но вы тянетесь друг за другом, как вагончики за паровозом. Куда один, туда и все. Даже наш новый сербский друг не захотел отрываться от коллектива. И, честно говоря, мне это нравится.

Вагончики, значит? Что ж, зато теперь можно не спрашивать о чём тут шёл разговор до моего появления. Кто хочет отправиться с Дайкой? Дэн? Разумеется. Ярина? Хорошо. Ян, ты Ярину одну не отпустишь? Ладно, едешь тоже. Ига, хочешь с Яном? Идёт. Бранко, и ты туда же? Чёрт с вами, одним больше, одним меньше!

Картина получилась очень милой: неудивительно, что она понравилась Михаилу Юрьевичу. Не вписывался в неё только Белесый. Он точно не одним из вагончиком.

И, словно поняв, что я думаю о нём, бывший охранник вдруг заговорил тихим и сожалеющим голосом.

— Я ведь пытался вчера поговорить с Дайникой. Как-то наладить отношения, дать ей возможность свыкнуться с мыслью, что отныне мы в одной упряжке, но она же ни в какую! Сказала, что сама решит, кого брать с собой, а кого нет. Юношеский максимализм, чего уж там…

Я забыла про только что снедавший меня стыд и уставилась на Белесого не веря своим ушам. Что-о? Он встретил мой взгляд, бесцветные глаза откровенно смеялись, и я задохнулась от ярости, невольно сжав кулаки. Ах ты ж бледная морда, вот, значит, как! Выходит, вчера он уже знал, что отправляется в Сибирь, но на всякий случай хотел заручиться моей лояльностью. Внушил, будто я имею значимость, могу что-то решать, как-то влиять на предстоящее путешествие, и в итоге выставил меня посмешищем!

— Я… он… я не говорила! Он сам… — на ум никак не шли подходящие слова, и я беспомощно хлопала губами, тыча в Белесого пальцем, словно он был призраком, внезапно соткавшимся из воздуха посреди гостиной.

— Ну, хватит, — устало прервал меня Михаил Юрьевич. — Пора взрослеть, Дайника. Я прекрасно помню, почему ты терпеть не можешь Сергея, и не осуждаю тебя за это, но сейчас не время сводить старые счёты. Ты должна научиться ставить общие интересы над своими, если хочешь, чтобы наше сотрудничество было успешным и взаимовыгодным. За время, прошедшее с вашего не слишком удачного знакомства, Сергей сумел зарекомендовать себя с лучшей стороны, и у меня есть все основания полагать, что он не подведёт и сейчас.

Я обвела гостиную взглядом в поисках поддержки, но отражение своего негодования увидела только на лице Яринки: остальные старались не встречаться со мной глазами, словно им всё ещё было стыдно за мой недавний гонор. Ладно-ладно! Видимо придётся последовать вчерашнему совету Бранко и делать лишь то, что служит моей цели, наплевав на остальное. А если, для того чтобы снова увидеть маму и папу, мне придётся какое-то время терпеть присутствие Белесого — так тому и быть. Потерплю. Но ровно до того момента, как подвернётся возможность от него избавиться. А я в свою очередь сделаю всё возможное, чтобы такая возможность подвернулась побыстрее.

Документы прибыли через день, вместе с билетами на поезд Москва-Красноярск, отправляющийся следующим утром. Самой большой загадкой во всём этом для меня оказалась фотография в паспорте. Когда я с трепетом взяла в руки первую в моей жизни бумажку, без которой я какашка, и открыла хрустящие от новизны страницы, первым, что увидела, было моё собственное лицо, серьёзно глядящее с цветного фото. Лицо с уродливым родимым пятном на правой стороне лица, с косой чёлкой, падающей на правую же бровь. Лицо, сфотографированное уже после того, как Бранко остриг мою опалённую русую гриву. Но закавыка-то в том, что никто меня не фотографировал! Тем более так: на белом фоне, глядящей прямо в объектив, одетой во что-то похожее на строгую чёрную блузу. Конечно, я захотела спросить об этом у Михаила Юрьевича, из рук которого и получила новый паспорт, но заставила себя прикусить язык. Я вообще старалась лишний раз не встречаться с лидером после нашего последнего разговора — не могла забыть, как резко он указал мне моё место и какой идиоткой я себя выставила, пытаясь диктовать ему свои условия. Сейчас тоже побоялась спросить глупость: откуда мне знать — может, в таких непонятно откуда берущихся фотографиях на самом деле нет ничего удивительного? Компьютерная графика, скрытые камеры, да что угодно! И я промолчала.

Вот только хватило моего молчания ненадолго, ровно до того момента, когда, вдоволь налюбовавшись загадочной фотографией, я опустила глаза ниже, на напечатанное под ней имя.

Дикая Дарья Сергеевна.

— Что за хе…

Меня перебил удивлённый и рассерженный Яринкин возглас:

— Ярина Бурхаева?!

Я оглянулась. Мои друзья тоже только что получили липовые паспорта и сейчас изучали их вместе со мной.

— С чего это я вдруг стала Бурхаевой?! — продолжала негодовать подруга, потрясая в воздухе новоприобретённым документом. Её зелёные глаза сверкали. Ян стоял рядом с недоумевающим видом. Пробормотал, подняв вопросительный взгляд на Михаила Юрьевича:

— Но это же мой старый паспорт? Тот, что я отдал вам с самого начала…

— Именно, — кивнул тот. — Ты остаёшься собой, а Ярина отныне — твоя законная супруга.

— Но разве это разумно? — подал голос Дэн. — Когда мы забирали Бурхаева, его люди видели Яна и наверняка сейчас ищут прежде всего его.

— Тоже верно, — Михаил Юрьевич опять кивнул. — На то и расчёт. Будет возможность пустить их по ложному следу.

— Простите, но я отказался от фамилии отца, — Ян держал паспорт двумя пальцами, словно боясь испачкаться, — я пытаюсь покончить с прошлым, разорвать все связи, и мне бы очень не хотелось…

— Так сейчас надо, — перебил его Михаил Юрьевич, негромким, но непререкаемым тоном живо напомнив мне унизительную сцену в гостиной.

— А я почему Бурхаева?! — на Яринку тон лидера впечатления совершенно не произвёл. — Почему не оставили мою фамилию, если уж не боитесь, что нас выследят?

— Тебе четырнадцать лет, — терпеливо принялся пояснять мой бывший экс-жених. — По закону ты, как несовершеннолетняя, можешь путешествовать только в сопровождении родителей или мужа. На другую фамилию мы бы не сумели купить тебе билет.

Яринка продолжала сердито сопеть, но с ответом не нашлась. Зато я, воспользовавшись паузой, наконец-то смогла вставить свои пять копеек:

— С чего это я Дикая? И почему снова Дарья?

Михаил Юрьевич вздохнул:

— Для облегчения запоминания. Зачем придумывать что-то новое, если уже есть неплохой позывной?

— А почему Сергеевна? Моего папу зовут Марк!

— Мы не можем записать тебя Марковной, это не православное отчество, оно привлечёт к тебе ненужное внимание — это во-первых. А во-вторых, как я только что сказал Ярине, ты тоже несовершеннолетняя и можешь путешествовать только в сопровождении взрослых родственников.

— Ну и при чём здесь… — запальчиво начала я, но заметила, как молчавший до этого Белесый, ехидно улыбается и играет бровями.

— Потому что я Сергей, — вкрадчиво ответил он, убедившись, что привлёк моё внимание, и продемонстрировал всем разворот своего нового паспорта. — Дикий Сергей Леонидович, любящий отец нашей Дашеньки.

У меня потемнело в глазах. Яринка возмущённо охнула, остальные притихли. Михаил Юрьевич тоже благоразумно молчал, ожидая моей реакции, но прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем ко мне вернулся дар речи.

— Вы что, издеваетесь?! Я не хочу! Это… это же… — я не могла подобрать нужных слов, правильно описать то мерзкое унизительное чувство, которое вызывало у меня моё новое (или старое?) имя. Дарья — это приют, неволя во всём, полная зависимость от чужой взрослой недоброй воли. Дикая — это Оазис, статус вещи, живой игрушки для тех, у кого хватит денег на такую игрушку. Сергеевна?! Представить Белесого моим отцом вообще больше походило на злую шутку, должную ещё раз напомнить, что моё мнение здесь никого не волнует и ничего не решает.

Дикая Дарья Сергеевна.

Обнаружить такое под корочкой моего первого документа, которого я ждала как некий символ новой свободной жизни — настоящее издевательство! Словно меня наконец выпустили из опостылевшей клетки, но не на свободу, а в такую же клетку, только побольше. Посмеялись… Я чувствовала себя преданной, обманутой, и чувство это было настолько острым, что глаза защипало от набежавших слёз.

Тёплые ладони легли на плечи, и не нужно было оглядываться, чтобы понять, кто это. Да и нельзя поднимать глаза — ведь тогда все увидят, что я вот-вот расплачусь. Не хватало теперь показать себя не только самонадеянной дурой, но и истеричкой!

— Дайка, это же всего лишь подделка, — тихо, чтобы слышала только я, сказал Дэн, приблизив губы к моему уху. — У тебя ещё будут другие паспорта и другие имена. Не относись к этому так серьёзно.

Я постаралась дышать глубже, чтобы загнать слёзы обратно. Дэн прав. Уж не знаю, как он угадал моё состояние и мои мысли, но он прав. Когда-нибудь я добьюсь того, чтобы меня называли только моим настоящим именем, данным мне родителями, а всё, что сейчас — временно и неважно.

Подошла Яринка, глянула в мой новый документ и закатила глаза. Обернулась к остальным.

— Кого ещё как обозвали?

— Я тоже остался собой, — сообщил Ига. — Надо думать — присоединяюсь к сбивающим погоню со следа.

— Я вновь обрёл руссийское гражданство, — Бранко кисло улыбнулся. — Даже имя похоже — Борис.

— Дэн?

— Я Акакий Терентьевич Мошонкин, — сообщил Дэн, приоткрыв свой паспорт, а когда все вокруг замерли, отвесив челюсти, невозмутимо добавил: — Шутка.

Это разрядило обстановку: Бранко, Ян и Ига загоготали, Яринка снова закатила глаза, но уже дурашливо, даже Михаил Юрьевич позволил себе улыбнуться.

— Ну, раз вопросов больше нет и близится ужин — предлагаю отметить такое дело. Кто спустится в подвал за вином?

— Я спущусь, — Ян повернулся к лестнице, Яринка двинулась было за ним, но он остановил её взмахом ладони. — Лучше на стол накрывай!

Яринка замерла с недоумённо-обиженным лицом, и я подумала, что, наверное, поторопилась с выводами, решив, что недавняя размолвка моих друзей осталась в прошлом.

К сожалению, как выяснилось этой же ночью, всё оказалось намного хуже.