4.1. Альтернатива Троцкого (К. Маркс Троцкому не указ)

Л. Д. Троцкий по доктринальным соображениям не разделял взглядов В. И. Ленина на процесс развития социалистической революции в России, что, естественно, вело и к разногласиям в вопросах обеспечения её дальнейшего развития. Эти разногласия разделяли его со сторонниками В. И. Ленина в ЦК РКП(б), со временем обостряясь ввиду экономического кризиса 1923 г., краха надежд на победу пролетарской революции в Германии, начавшейся стабилизации капитализма, отодвигавшей перспективу начала европейской пролетарской революции на неопределённый срок, а также из-за продолжавшейся внутрипартийной борьбы. Кампания выборов в Советы, проходившая в конце 1924 г., показала, что, несмотря на успехи нэпа и восстановление сельского хозяйства, даже благодаря им, в деревне нарастает недовольство размером сельхозналога, соотношением цен на промышленные и сельскохозяйственные продукты, усиливается политическое влияние быстро растущей сельской буржуазии (кулачества) на массу крестьянства.

Пришлось принимать экстраординарные меры, с одной стороны, частично отменяя результаты выборов и производя перевыборы, а, с другой – делая ряд новых шагов навстречу требованиям бедной части крестьянства (разрешение аренды земли, найма рабочей силы), которые, вместе с тем, создавали больший простор для развития кулачества. Реально обозначилась та опасность, о которой говорилось в статье В. И. Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин» – если крестьяне пойдут за буржуазией, то возникнет угроза разрыва классового союза рабочих и крестьян1.

В этих условиях у части членов руководства РКП(б) начали нарастать сомнения в правильности оценок В. И. Лениным возможностей нэпа, развития отношений с крестьянством и, в итоге, в реалистичности предложенного им плана социалистических преобразований. В центре дискуссии оказался комплекс аграрно-крестьянских проблем социалистической революции, всегда вызывавших дискуссии в большевистской партии.

Л. Д. Троцкий подверг критике ленинский кооперативный план, как способ вовлечения крестьянства в социалистическое строительство и изменения его социальной природы. «Кооперация, – писал он, имея в виду не производственную, а "торгашескую" кооперацию, – не есть самодовлеющий экономический фактор, способный производить чудеса. Кооперация есть лишь гибкая общественная организационная форма, приспособленная к нуждам мелкого товаропроизводителя», её социальное содержание «зависит от тех экономических факторов, которые через неё проходят»2.

В. И. Ленин (и его сторонники) оценку характера кооперации ставили в зависимость от существовавшего политического строя и проводимой советским государством политики, направленной на развитие и укрепление социалистического сектора экономики3. А Троцкий оценку её характера ставил, в конечном счёте, в прямую зависимость от темпов развития промышленности: «Если довести мысль до конца, то она должна быть сформулирована примерно так: кооперирование может иметь и социалистический и капиталистический характер: если предоставить хозяйственный процесс в деревне самому себе, то кооперирование, несомненно, пойдёт по капиталистическому пути, то есть станет орудием в руках кулачества; только на основе новой техники, то есть на основе возрастающего перевеса промышленности над сельским хозяйством, кооперирование бедняка и середняка может обеспечить развитие к социализму: чем быстрее будет темп промышленности, тем увереннее можно рассчитывать на задержку процесса дифференциации крестьянства, на ограждение массы середняков от пролетаризации и пр.» (выделено авт. -B.C.)4. Но замедление темпов социальной дифференциации крестьянства никак нельзя расценивать как процесс изменения его социальной природы в ходе социалистического преобразования общества. Поэтому можно сказать, что Троцкий, признавая необходимость развития потребительско-сбытовой («торгашеской») кооперации, считал, что в условиях нэпа она не способна выполнить те задачи, которые на неё возлагал Ленин, и отказывался придавать ей то значение, которое он (Ленин) придавал ей.

Отрицая расчёты В. И. Ленина обеспечить социалистическое преобразование советской деревни, а также указание К. Маркса о необходимости учёта и использования российскими революционерами социалистического потенциала российского крестьянства, Троцкий неизменно подтверждал свою приверженность теории «перманентной революции»5 и, вместе с тем, не предлагал своего решения проблемы социалистического преобразования крестьянства. Фактически он отказывался от решения труднейшей и главной, на данном этапе, задачи социалистического преобразования советского общества.

Подобное отношение к «подсказке» К. Маркса демонстрировали и лидеры «новой оппозиции» – Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев и др., взгляды которых по ряду важных и актуальных проблем социалистической революции сближались со взглядами Троцкого. Показателен в этом отношении комплекс сформулированных ими оценок и предложений. Например, использование Л. Б. Каменевым для характеристики России термина «нэгоиановская», т. е. буржуазная (при наличии политической диктатуры пролетариата), из чего, в частности, проистекала оценка не только государственных предприятий, но и кооперации, как предприятий госкапиталистических. Наличие социалистического сектора экономики, следовательно, отрицалось. На утверждение К. Маркса о возможности для российских революционеров начать движение к социализму, используя социалистический потенциал крестьянства, не дожидаясь того времени, когда развитие капитализма в России достигнет более высокого уровня, последовал ответ: технико-экономическая отсталость страны является непреодолимым препятствием на пути строительства социализма6. То есть, то, в чём К. Маркс усматривал лишь дополнительные, но преодолимые, трудности развития социалистической революции в России и даже то, в чём он видел дополнительные возможности для успешного её развития (существование более развитых капиталистических стран), Зиновьев и Каменев видели непреодолимое препятствие для неё. То же можно сказать и о Троцком.

Показательно также заявление Г. Е. Зиновьева о возможности и необходимости возвращения к политике «нейтрализации» среднего крестьянства7. Намерение решать задачи социалистического преобразования общества в крестьянской, по преимуществу, стране без участия и даже вопреки воле основной массы крестьянства, свидетельствовало не только о неприятии им указаний К. Маркса на наличие у российского крестьянства социалистического потенциала, но и о возможности начала движения России к социализму с более низкой ступени социально-экономического развития, чем предполагала концепция пролетарской революции.

Свои предложения о путях, способах и перспективах развития российской социалистической революции в новых условиях перехода к реконструктивному периоду Л. Д. Троцкий начал развивать в ряде публикаций и документов, относящихся к концу 1924 – началу 1926 г.8 В концентрированном и популярном, рассчитанным на пропаганду, виде они впервые были изложены в брошюре «К социализму или капитализму» (1925)9, которой сам Троцкий придавал большое значение. В историографии внутрипартийной борьбы в РКП(б) – ВКП(б) в 1920-е годы на эту брошюру мало обращали внимания, очевидно потому, что её трудно было использовать для освещения политических аспектов внутрипартийной борьбы, которые в первую очередь привлекали к себе внимание историков. Для нашего исследования она представляет значительный интерес, поскольку фиксирует важный поворот в троцкистской концепции развития социалистической революции в СССР в условиях капиталистического окружения, на эволюцию которой в историографии не обращалось должного внимания и, кроме того, содержит целостное изложение взглядов Троцкого на основные, как раз и интересующие нас проблемы предлагаемой им социально-экономической политики10.

Если говорить о практических мерах, предлагаемых им для развития экономики страны, то в них много правильного, целесообразного, хорошо известного и бесспорного для советского руководства того времени. Но есть в ней и нечто важное, что позволяет лучше понять политическую подоплёку его стратегической программы развития социалистической революции в СССР.

Брошюра была написана и издана в преддверии XIV съезда большевистской партии, который должен был принять решения, определяющие стратегию дальнейшего социально-экономического развития страны. Партия стояла перед серьёзным и непростым выбором. Наряду с существовавшими ленинской и троцкистской концепциями дальнейшего развития социалистической революции, сформировались новые – сталинская, бухаринская, а также зиновьевско-каменевская. Можно предположить, что особое беспокойство Троцкого вызывали последние выступления И. В. Сталина и Н. И. Бухарина, представивших наиболее развёрнутые и аргументированные варианты политик, направленных на дальнейшее развитие социалистической революции в СССР, содержащие не только конкретные предложения о способах достижения этой цели, но и серьёзную аргументацию против принципиальных положений и выводов его теории «перманентной революции». Троцкий, очевидно, учёл катастрофические поражения в предыдущих дискуссиях, в которых он открыто пропагандировал эту теорию и пытался использовать её выводы при выработки внешней и внутренней политики СССР. Теперь он начал камуфлировать прежние пессимистические оценки перспектив социалистической революции в СССР полными оптимизма рассуждениями о том, при каких обстоятельствах её успех может стать возможным.

Свои планы развития экономики СССР Л. Д. Троцкий строил исходя из предположения о непрочности стабилизации капитализма. Поэтому в качестве главной он выдвинул задачу создания в возможно более короткие сроки экономики, способной конкурировать с обреченной на деградацию экономикой капиталистических стран. Отсюда его требование поддерживать высокий темп экономического развития, которому он придавал принципиальное значение и превращал в исходный пункт разработки своего варианта экономической политики. Говоря о темпах роста, он имел в виду обеспечение опережающих темпов роста, во-первых, государственного сектора экономики СССР над частнокапиталистическим и, во-вторых, экономики СССР по сравнению с экономикой капиталистических стран.

Л. Д. Троцкий считал, что поскольку «только перевес темпа развития государственной промышленности и торговли над частными обеспечил за истекший период "социалистическую" равнодействующую», то это «соотношение темпов должно сохраниться и впредь» (с. 31)11. «Но ещё важнее, – писал он, – соотношение между темпом нашего развития в целом и темпом мирового хозяйства» (с. 31). Он считал, что «борьба за наше социалистическое место „под солнцем“ должна неизбежно стать борьбой за более высокий коэффициент (темпы. – В. С.) производственного роста» (с. 45). Троцкий, в принципе, правильно ставил вопрос о темпе развития: вопрос победы социализма на самом деле решается более высоким темпом экономического роста, на что, как на условие победы пролетарской революции, указывали еще К. Маркс и Ф. Энгельс12.

Считая, что современный советский социально-экономический строй основан не только на борьбе социализма и капитализма, но и на их сотрудничестве (с. 58), планы экономического развития СССР он рассматривал исключительно в контексте использования открывавшихся благодаря этому возможностей. Правда, отмечал он и таившиеся в таком сотрудничестве опасности. Внутри СССР они состояли в том, что капиталистические силы могли вырастать быстрее, чем социалистические, «перерасти через нашу голову» и одержать победу в этом соревновании (с. 59). Однако Л. Д. Троцкий надеялся на то, что в СССР можно контролировать и активно влиять на процесс этого сотрудничества-соревнования. Основания для этого давали успехи государственной промышленности, лежавшие в основе всех достижений советской экономики в восстановительный период. Поэтому он предлагал и в дальнейшем обеспечивать ей преимущественное положение в качестве отрасли, занимающей ведущее положение в народном хозяйстве (с. 31).

Достигнутые в восстановительный период темпы Л. Д. Троцкий связывал с новой экономической политикой, благодаря которой «раскрепощение» рынка дало производственным силам могущественный толчок» (с. 18). Этим был обеспечен небывало высокий темп роста государственной промышленности (на 40–50 % в год), значительно превышающий как темпы роста промышленности России до войны (в среднем 6–7 % в год), так и темпы роста развитых капиталистических стран (с. 45–46). Не считая возможным сохранение темпов роста, свойственных восстановительному периоду, Троцкий полагал, что в период реконструкции народного хозяйства можно обеспечить годовой темп роста на уровне 9-10-12 %. Он считал их возможными, поскольку существующая в СССР хозяйственная система имела, по сравнению с экономической системой дореволюционной России, ряд преимуществ (отсутствие паразитических классов и их расходов, наличие социалистического государства, национализация земли и средств производства, возможность использования плановых методов хозяйствования, позволявших государству более рационально использовать имеющиеся ресурсы и предотвращать экономические кризисы) (с. 45–46).

Вместе с тем Л. Д. Троцкий справедливо отмечал, что главные преимущества социализма, лежащие в сфере организации производства, использовались плохо (с. 52–53). По его мнению, для обеспечения нужных темпов развития экономики СССР необходимо было «расшить» узкие места советской экономики, сдерживавшие её рост. Основные причины экономической отсталости СССР он усматривал в «распылённости крестьянского хозяйства», «технической отсталости», в «огромном пока что производственном перевесе над нами мирового хозяйства», проявляющемся в способности изготавливать больше товаров более дешёвых и высококачественных, а также в более высокой производительностью труда (с. 32). Устранению этих причин он придавал решающее значение: «Мы знаем основной закон истории: победит, в конце концов, тот режим, который обеспечивает человеческому обществу более высокий уровень хозяйства» (с. 33). Поэтому способ обеспечения победы революции он предлагал искать в сфере международных экономических отношений, которые позволяли получить всё необходимое (техника, опыт, знания и т. д.) для преодоления отсталости.

Задача сотрудничества-соревнования на международной арене с ведущими капиталистическими странами, на которую Троцкий смотрел как на неизбежность, представлялась ему более сложной и важной. Опыт первых лет нэпа приводил его к важнейшему для его новой программы развития социалистической революции в СССР выводу : «Именно благодаря нашим успехам, мы вышли на мировой рынок, т. е. вошли в систему мирового разделения труда, и мы остаёмся при этом в капиталистическом окружении. В этих условиях темп нашего хозяйственного развития определяет силу нашего сопротивления экономическому нажиму мирового капитализма и военно-политическому нажиму мирового империализма. А этих факторов нельзя пока что скинуть со счётов» (жирный курсив авт. -B.C.) (с. 16).

Л. Д. Троцкий полагал, что «динамическое равновесие» народного хозяйства СССР «ни в каком смысле нельзя мыслить, как равновесие замкнутого и самодовлеющего целого. Наоборот, чем дальше, тем больше внутреннее хозяйственное равновесие будет поддерживаться работой экспорта и импорта» (с. 35). Следовательно, основным рынком, обеспечивающим экономическое развитие, он считал внешний рынок. Вхождение СССР в систему исторически сложившегося разделения труда в мире требовало принятия «правил игры» этой системы: «Мировое разделение труда не есть такое обстоятельство, которое можно скинуть со счётов. Всемерно ускорить собственное развитие мы можем только умело пользуясь ресурсами, вытекающими из условий мирового разделения труда» (с. 64)13.

Троцкий предупреждал, что в экономической области СССР не мог навязать капиталистическому миру своей воли, более того, включение СССР в систему международных связей делало его подверженным кризисам мировой экономики (с. 56–57). Поэтому в ходе развёртывания экономического взаимодействия с капиталистическими странами необходимо было оградить советскую экономику от подчинения мировому рынку и защитить её от вредных влияний (с. 60–61). Однако на вопрос, как это обеспечить, Л. Д. Троцкий по существу дела ответа не дал, ограничившись лишь указанием на возможность регулировать свои связи с капиталистическими странами (с. 59–60) и на необходимость избегать ошибок при планировании и проведении экономической политики (с. 62). Говоря о перспективе втягивания СССР в мировой рынок, он акцентировал внимание не на опасностях, а на открывающихся возможностях получения из развитых капиталистических стран новейших достижений науки и техники, которые можно было бы использовать для обеспечения более высоких темпов роста, чем в капиталистических странах (с. 46–47).

Поскольку только вхождение СССР в мировое разделение труда давало надежду на быстрый рост промышленности, то вне его, по мнению Троцкого, шансов на успех социалистической революции в СССР вообще не было (с. 36). Возникающую в этом случае для СССР ситуацию – выполнение роли аграрно-сырьевого придатка промышленно развитых капиталистических стран – он не считал фатальной, а поражение в соревновании с капиталистическим миром – заранее предопределённым. «Решающее условие в антагонистических условиях мирового хозяйства и мировой политики, – писал он, – получает темп нашего подъема, т. е. темп количественного и качественного роста продуктов нашего труда» (с. 35). Троцкий «рассчитывал» на то, что исход этого экономического сотрудничества-соревнования зависел не только от желания международного капитала, но и от, во-первых, правильной экономической политики СССР, а также, во-вторых, развития кризиса мировой капиталистической системы как в результате действия различных политических факторов внутри их, так и необеспеченности дальнейшего развития капиталистической экономики. Это могло, по мнению Л. Д. Троцкого, привести к появлению двух разнонаправленных тенденций в мировой экономике: повышению производительности труда в СССР и его снижению в США и Европе (с. 34).

Поскольку влиять на ход развития экономик ведущих капиталистических стран для СССР не представлялось возможным, то основное внимание он сосредотачивал на вопросах экономической политики СССР, предлагая свой вариант обеспечения опережающих темпов роста государственной промышленности. Чтобы выиграть в этом соревновании, Троцкий советовал использовать политику протекционизма, т. е. государственную монополию на внешнюю торговлю (с. 36–37), а также развернуть борьбу за повышение производительности труда и качество продукции, за снижение её себестоимости (с. 37–42). Это, по его мнению, позволило бы обеспечить увеличение объёмов продукции и добиться конкурентоспособности отечественных товаров с иностранными (импортными, контрабандными). Если же отечественные товары в глазах потребителей будут проигрывать иностранным, то побеждать в соревновании будут капиталисты (с. 38, 41). Темпы роста объёмов производства в 9-12 % в год с качеством продукции, которое могло быть обеспечено за счёт этих мероприятий на базе старой техники, медленно обновляемой, он считал достаточным для того, чтобы загнать наиболее развитую часть капиталистического мира туда, куда известный скотовод Макар со своими подопечными не хаживал.

На этом, в основном, заканчивается осмысление Л. Д. Троцким существующих проблем экономического развития СССР и общего подхода к их решению. Эта часть его брошюры могла вполне расположить её читателей к себе. В ней с его же помощью изложен столь оптимистичный взгляд на перспективы победы социалистической революции в СССР над всем капиталистическим миром, что зачислить его в разряд пессимистов теперь было труднее, если не продолжить чтение этой брошюры. Эта благостная картина меняется, начиная с раздела «Социалистическое развитие и средства мирового рынка», в котором Троцкий начинает конкретизировать изложенные взгляды.

Первый вопрос, который он затрагивает – о характере индустриализации. Фиксируя зависимость (почти на  2/3) России и СССР от импорта иностранного оборудования для заводов и фабрик, Л. Д. Троцкий пишет: «Вряд ли нам будет хозяйственно выгодно в ближайшие годы производить машинное оборудование у себя больше, чем, скажем, на две пятых, в лучшем случае, на половину» (с. 48). Итак, даёшь машиностроение, способное на 40 %, но ни как не больше 50 % обеспечить внутренние потребностей страны в машинах и оборудовании! Вот «потолок» развития отечественного машиностроения, установленный «сверхиндустриализатором» Троцким.

Весьма показательны были его планы импорта. Ввозить из-за границы, по его мнению, необходимо только «те средства производства, те виды сырья, т. е. предметы потребления, которые необходимы для» поддержания, улучшения и планомерного расширения производственного процесса (с. 62). Следовательно, импортное оборудование должно было направляться на развитие существующего производства, но не на строительство новых заводов, фабрик, шахт и т. д. Строительство новых промышленных предприятий в сколь-либо значительном масштабе не планировалось! Это означало сохранение прежней структуры промышленности. Троцкий не допускал и мысли об её изменении, считая, что в противном случае «мы либо нарушим необходимые пропорции между разными отраслями народного хозяйства и между основным и оборотным капиталом в одной и той же отрасли, либо, сохранив эти пропорции, сильно снизили бы общий коэффициент (т. е. темп. – B.C.) роста. А для нас замедление темпа гораздо опаснее чем ввоз иностранных машин как и вообще необходимых иностранных товаров» (с. 48–49).

Троцкий вообще не видел большого смысла в широкой закупке оборудования для промышленных предприятий, тем более для строительства новых: «дело не только в машинах. Каждый иностранный продукт, который может заполнить у нас известную прореху в системе хозяйства – будет ли это сырье, полуфабрикат или предмет потребления, может, в известных условиях, облегчить нашу хозяйственную работу, ускорив её темп», «своевременный ввоз тех или других предметов потребления, если они служат для установления необходимого равновесия на рынке и для заполнения прорех в рабочем и крестьянском бюджете, только ускорит наше общее экономическое движение вперед» (с. 49). Фактически он аргументирует в пользу отказа от серьёзного развития собственного машиностроения.

Лишь одну отрасль машиностроения (сельхозмашиностроение) Троцкий был согласен создать. Могла ли она, не будучи поддержана продукцией смежных отраслей, создание которых им не предполагалось, развиться так, чтобы удовлетворить спрос советской деревни на свою продукцию? Со своими мыслями на сей счёт он с читателями не поделился. Вся «сверхиндустриализация» Троцкого оборачивалась для СССР превращением его в поставщика аграрной продукции для промышленно развитых капиталистических стран и развитие его промышленности для эффективного выполнения этой роли.

И это не случайность. Это – принципиальная установка. Не даром Троцкий часто говорил о важности сохранения «динамической пропорциональности» в народном хозяйстве и промышленности. Слово «динамическое», конечно, означает развитие, но важно, что это развитие не нарушает уже имеющегося «равновесия» в экономике. Следовательно, серьёзных структурных изменений в народном хозяйстве в обозримом будущем Л. Д. Троцкий не предлагал производить. Более того, он считал их смертельно опасными, поскольку они неизбежно повели бы, по его мнению, к падению темпов роста экономики: «Дело идёт о сохранении динамической пропорциональности между основными отраслями промышленности и всего хозяйства, путём своевременного включения в эту пропорциональность таких элементов мирового хозяйства, которые помогли бы ускорять динамику процесса в целом […] Те же методы лягут в дальнейшем в основу разрешения вопроса об обновлении основного капитала и расширении производства» (с. 51).

Итак, сохранение существующего динамического равновесия должно было рассматриваться как руководящее начало развития всей советской экономики не только в предстоящий период её развития, но и в дальнейшем, когда придёт время строительства новых промышленных предприятий. На это указывает то, что Троцкий распространяет эту установку не только на производство товаров, но и на капиталовложения. Технико-экономическую отсталость СССР Троцкий намеревался законсервировать на десятилетия. На время, в течение которого ничто не могло гарантировать отсталый в экономическом и военном отношении СССР от экономического «удушения» его со всеми вытекающими социально-экономическими и политическими последствиями для страны, или от войны и, значит, поражения в ней.

Превратив в «икону» правильную, в принципе, постановку вопроса о темпах, Л. Д. Троцкий фактически обосновывает необходимость консервирования технической и структурной отсталости всего народнохозяйственного комплекса СССР. Наиболее ясно это проявляется в его отношении к перспективе развития современного мощного машиностроения в СССР. Отказ даже от постановки такой задачи он аргументирует тем, что это потребует вложения средств сейчас, а получение прибыли обещает через долгий ряд лет, что с неизбежностью ведёт, по его мнению, к снижению темпов экономического развития (с. 48). Высказываемую Л. Д. Троцким надежду на ускорение развития промышленности на старой технической базе трудно оценить иначе, как заведомый обман, закамуфлированный обещанием близкой перспективы экономического и социального прогресса, достигнутого без особых усилий, за счёт «эксплуатации» капитализма социализмом.

Итак, закупаем, закупаем… закупаем… Всё, в чём нуждаемся. И этим максимально ускоряем темп своего промышленного развития?! Главное – не нарушать сложившихся пропорций. Ни в чём! Может быть, это и не плохой замысел, но для его реализации необходимо было найти способ получения необходимого количества валюты. Хватит ли денег на все эти закупки? Троцкий этого естественного вопроса не ставил, он фактически уклонился и от серьёзного рассмотрения проблемы финансирования развития народнохозяйственного комплекса СССР, отметив, что «наиболее неотложные и острые потребности, – писал он, – мы будем покрывать из собственных накоплений. Если путь к другим источникам закрыт, то внутренние накопления и определят объём расширения производства» (с. 51–52). Однако когда у него заходит речь о товарах, закупаемых на зерно (основная статья экспорта), выясняется, что от грандиозных импортных планов Троцкого, мало, что остаётся: «В обмен на продукты земледелия мы покупаем сельскохозяйственные машины или машины для производства сельскохозяйственных машин» (с. 49).

Итак, все собственные сбережения-накопления – на удовлетворение текущих потребностей и обеспечение их удовлетворения в дальнейшем. А на что покупать всё остальное, что необходимо, прямого ответа он не даёт, выражая только надежду на то, что все иные потребности страны должны будут покрываться из «других источников», к которым он относил внешние кредиты и займы, предоставление которых на приемлемых условиях никто не обещал и, тем более, не гарантировал (с. 48–50).

Решение проблемы собственных накоплений Л. Д. Троцкий связывал, прежде всего, с ростом объёмов экспорта зерна, что должно было обеспечить увеличение поступления валюты. Для его наращивания он предлагал, во-первых, средства, полученные от экспорта зерна вкладывать в развитие инфраструктуры (транспорт и пр.), обеспечивающей вывоз из СССР экспортных товаров, и, во-вторых, в обеспечение роста товарности сельскохозяйственного производства, которое достигалось техническим перевооружением сельского хозяйства и его коллективизацией. «Индустриализация, а следовательно, и коллективизация земледелия пойдут параллельно с ростом экспорта», обеспечивающим техническое переоснащение сельского хозяйства (с. 49).

Относительно развития сельского хозяйства Троцкий отделывается в своей брошюре общими фразами (см.: с. 62–63), оно его интересовало, прежде всего и в основном, как поставщик зерна на мировой рынок для получения валюты. Поэтому он предлагал ввозить из-за границы не то, что могло обеспечить техническую и структурную реконструкцию промышленности и народного хозяйства в целом, а только то, что в ближайшее время могло хоть как-то повысить товарность сельского хозяйства и вывоз его продукции за границу. Значительный интерес представляет его заявление о необходимом соотношении темпов развития сельского хозяйства и промышленности: «Социалистическая перестройка сельского хозяйства совершится, разумеется, не просто через кооперацию, как голую организационную форму, а через кооперацию, опирающуюся на механизацию земледелия, его электрификацию, его общую индустриализацию. Это значит, что технический и социалистический прогресс сельского хозяйства неотделим от возрастающего перевеса промышленности в общей экономике страны. А это значит, что в дальнейшем хозяйственном развитии динамический коэффициент промышленности будет сперва медленно, а затем всё быстрее, обгонять динамический коэффициент сельского хозяйства, пока не исчезнет само это противопоставление» (с. 26).

Это заявление Троцкого стоит того, чтобы на него обратить особенное внимание. Он снова, и вполне справедливо, ставит «технический и социальный прогресс» сельского хозяйства в зависимость от темпов индустриализации страны («возрастающего перевеса промышленности в общей экономике страны»). Однако в его плане достижение этих темпов оказывается ограниченным возможностями импорта новой техники за счёт средств, получение которых, в свою очередь, ограничено возможностями экспорта продукции технически отсталого сельского хозяйства СССР. Таким образом, формально выступая за приоритет темпов развития промышленности по сравнению с сельским хозяйством как условие спасения революции, Троцкий предлагает программу, которая отодвигает перспективу технической и социальной реконструкции сельского хозяйства на неопределённо долгую перспективу и, следовательно, только в весьма отдалённом будущем обещает, да и то лишь как потенциальную возможность, достижение поставленной цели – опережение темпов развития социалистической промышленности по сравнению с социалистическим сельским хозяйством. Но сохранение в течение длительного времени технической и социальной отсталости сельского хозяйства не позволяло провести масштабной технической и структурной реконструкции ни промышленности, ни, тем более, всего народного хозяйства.

План Троцкого, в лучшем случае, обеспечивал «расшивку» тех «узких мест» экономики СССР, которые позволяли ему занять в мировом разделении труда место серьёзного и надёжного поставщика зерна и сырья. Не более того. Предложенная Троцким программа действий лишала СССР исторического будущего в случае задержки в развитии мировой социалистической революции.

Начав развёртывать и аргументировать свой план, оттолкнувшись от признания необходимости возможно более высоких темпов развития народного хозяйства, производящего во всё возрастающем количестве всё более качественную продукцию при низкой её себестоимости, Л. Д. Троцкий фактически предложил программу консервации не только технико-экономической, но и социальной отсталости СССР. На поверку оказывается, что высокие темпы роста промышленности, к обеспечению которых, как к пути к спасению, он призывал, в случае проведения в жизнь его предложений, не могли обеспечить советской экономике перевес над экономикой капиталистических стран, а также создание современной индустрии. Вопрос о том, как в этом случае мыслилась им победа революции, остаётся, естественно, не прояснённым.

Но это не всё интересное, что есть в брошюре Л. Д. Троцкого. И даже не самое интересное. Оказывается, что Троцкий, заявлявший об опасности медленных темпов роста экономики СССР, не меньше боялся высоких темпов её роста. Опасность высоких темпов, оказывается, состояла именно в привязанности советской экономики к мировому капиталистическому рынку (почитаемой им, в качестве спасительной для социалистической революции в СССР), а значит, и зависимости от присущих ему экономических кризисов. Троцкий признавал, что в случае нерасчётливости в расходовании средств в погоне за высокими темпами развития, СССР мог серьёзно пострадать во время мирового экономического кризиса (с. 62). Как на средство предотвращения подобных ситуаций, Л. Д. Троцкий уповал на искусство политиков, которые должны были каким-то чудесным образом суметь «быстро поднявшийся внутренний спрос покрыть госпродукцией только в его обеспеченной части, временный же избыток спроса – покрыть своевременным ввозом готовых изделий и привлечением частных капиталов». Это, по его мнению, позволило бы минимизировать последствия мирового экономического кризиса для госпромышленности (с. 62). Кроме того, средство для предупреждения возникновения таких ситуаций он видел в развитии планирования, в т. ч. и сельскохозяйственного производства, а также в создании гибкого торгового государственного аппарата (с. 62–63).

Вот перспектива: без вхождения в мировой капиталистический рынок СССР неизбежно погибнет. При вхождении в него СССР тоже погибнет, если его руководство не сумеет сделать невозможное: приняв правила мирового рынка, подчинившись законам его развития, суметь обезопасить себя от негативных последствий действия этих законов. Высокие темпы роста – спасение, но в то же время, они смертельно опасны. Фактически Л. Д. Троцкий предлагает искать компромиссный вариант между высокими и низкими темпами экономического роста. Но самое главное в этом предложении состоит в признании, которое абсолютно обесценивает саму эту постановку вопроса: «А в выборе темпа мы не вольны, так как живём и растём под давлением мирового хозяйства» (выделено авт. – B.C.) (с. 63). «Слезай! Приехали………»

Весь «выбор», предложенный Л. Д. Троцким, на поверку сводился к признанию необходимости вхождения в мировой капиталистический рынок на его условиях. А дальше? А дальше, как «Бог даст»! Так в чём же выбор? Направо пойдёшь – гибель социалистической революции! Налево пойдёшь – опять же её гибель!! Прямо пойдёшь – смотри перспективы движения направо и налево!!!

«Вождь революции»! Истинный «вождь»… По сравнению с ним слепой «поводырь» – совсем не плохой вариант. А приказ «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», пожалуй, даже более определёнен, поскольку не делает абсолютно бессмысленным выбор куда идти и что принести.

Итак, темп развития госпромышленности СССР будет тот, который продиктует мировой рынок. Всё остальное, сказанное им по поводу темпов, «от лукавого». Перспектива социально-экономического развития СССР, в случае принятия плана Троцкого, выглядит так: постепенное развитие промышленного производства, доставшегося от царской России. Сохранение прежней социальной структуры деревни и организации сельскохозяйственного производства. Консервация ограниченных возможностей деревни не только принять (купить, арендовать), но и использовать трактора, машины, комбайны. Всё это делало невозможным развёртывание в СССР массового производства этой техники. Поэтому не следует переоценивать масштабы сельхозмашиностроения, развитие которого он был готов допустить (с. 48–50). Отсюда неизбежно медленный процесс индустриализации страны, растягивающийся на неопределённо долгий ряд лет, исчисляемый десятилетиями. Этот вывод следует из всех рассуждений Троцкого, но и сам он говорит об этом вполне открыто и определённо: речь идёт о «долгом ряде лет», «о перспективе хозяйственного развития на целую эпоху» (с. 64).

Политические последствия реализации плана Троцкого просчитать также не трудно. В этой ситуации неизбежен опережающий рост кулацкой части деревни, по сравнению с трудовой её частью, поскольку только кулаки были способны приобретать и эксплуатировать тракторы и другие сложные и высокопроизводительные сельхозмашины. Следовательно, неизбежно было усиление экономической мощи и социально-политического влияния кулачества не только на массу крестьянства, но и на советскую власть. Это, с одной стороны. А с другой – относительное и абсолютное ослабление экономической (а значит, и политической) роли бедняцко-середняцкой части деревни, обречённой не только на ведение хозяйства по-старому, но и на усиление недовольства Советской властью и проводимой ею экономической политикой. Бедняцкие коммуны и, тем более ТОЗы, не могли уравновесить эти опасные для социалистической революции социально-экономические сдвиги в деревне.

Обеспечить обороноспособность СССР в этом случае было абсолютно невозможно. И Троцкий понимал это. Недаром он пытался уйти от серьёзного рассмотрения этого важного вопроса. Угрозу войны и блокады он просто объявлял «голой» и абстрактной» (с. 63), а спасение от неё связывал с вхождением СССР в мировое хозяйство – чем многообразней у нас будут связи, тем труднее их будет рвать. Но и исключать такого разрыва он не мог, поэтому пытался успокоить читателей тем, что к моменту такого разрыва СССР будет гораздо сильнее, чем в 1925 г.14 Невозможно заподозрить Л. Д. Троцкого в такой наивности, чтобы поверить в то, что он сам серьёзно относился к этим оценкам, верил в могучую силу страха сильнейших империалистических государств перед СССР, усилившимся за счёт экспорта зерна, импорта сельхозтехники и оборудования для её производства. Значит, эти, успокаивающие оценки и рассуждения Троцкого, были предназначены для того, чтобы закамуфлировать смертельную для СССР опасность, заложенную в его программу. Поэтому есть достаточно оснований утверждать, что за его показной уверенностью скрывалась не только готовность сдаче тех завоеваний, которые обеспечила Октябрьская революция для трудящихся, но и стремление подготовить СССР к поражению в случае войны.

Очень важна для понимания взглядов и планов Троцкого заключительная часть его брошюры, в которой он выходит на политические аспекты своего плана экономического преобразования СССР, продолжительность которого определяется не эффективностью созидательной работы советского общества, а возможностями и перспективами дальнейшего развития мировой капиталистической системы (см. с. 64–65). И здесь выясняется, что никакой определённости в этих вопросах у Л. Д. Троцкого нет. Единственное, что он может сделать, это перебрать мыслимые им варианты развития капитализма и, соответственно им, перспектив, перед которыми оказывается мировая пролетарская революция, а следовательно, и СССР. Этот «перебор» вариантов развития свидетельствует о том, что вообще все его предложения относительно экономического преображения СССР оказываются лишёнными всякого смысла. Троцкий предполагает следующие варианты развития событий.

Вариант первый: «Вопрос о социализме решается проще всего при допущении, что пролетарская революция развернётся в Европе в ближайшие годы» (с. 65). Этот вариант предполагает реализацию «классической» схемы развития пролетарской революции. Подразумевается, что в этом случае у СССР хорошие перспективы. Троцкий считает этот вариант вероятным. Перспектива хорошая, но в этом случае все его расчёты, связанные с использованием СССР возможностей мирового капиталистического рынка, теряют смысл.

Вариант второй: «Вопрос чрезвычайно усложняется, если допустить, что окружающий нас капиталистический мир будет ещё держаться в течение нескольких десятилетий» (с. 65). Но чтобы ответить на него, необходимо, считал Л. Д. Троцкий, сделать ряд допущении относительно развития в это время европейского и американского пролетариата, а также состояния и тенденций развития производительных сил капитализма. Его мнение таково: «Если условно допущенные нами десятилетия будут десятилетиями бурных приливов и отливов, жёсткой гражданской войны, хозяйственного застоя и даже упадка т. е. просто затянувшимся процессом родовых мук социализма, тогда ясно, что наше хозяйство получит в переходный период перевес уже благодаря одной лишь несравненно большей устойчивости наших общественных основ» (с. 65–66). Обнадёживающий для СССР вариант, но каков в этом случае будет мировой капиталистический рынок и что он сможет дать для технического перевооружения народного хозяйства СССР и повышения темпов его роста? Для обеспечения обороноспособности его, наконец? Не ясно, зачем Советскому Союзу мешать развитию кризиса капитализма, продлевать его существование, предоставляя ему себя в качестве рынка сбыта своей продукции и поставщика зерна и сырья. Очевидно, что и в этом случае ценность разработанного плана Троцкого обнуляется.

Вариант третий: «Если же допустить, что в течение ближайших десятилетий установится на мировом рынке новое динамическое равновесие, нечто вроде расширенного воспроизводства того периода, какой развернулся между 1871–1914 гг., то весь вопрос встанет перед нами совершенно иначе. Предпосылкой такого предположенного нами „равновесия“ должен был бы явиться новый период расцвета производительных сил», что неизбежно усилит оппортунизм в рабочем движении и ослабит революционное движение. Если бы мировой капитализм «нашёл новое динамическое равновесие… для своих производительных сил, если бы капиталистическая продукция в ближайшие годы и десятилетия совершила новое мощное восхождение», то «это означало бы, что мы ошиблись в основных исторических оценках. Это означало бы, что капитализм не исчерпал своей исторической „миссии“, и что развёртывающаяся империалистическая фаза вовсе не является фазой упадка капитализма, его конвульсий и загнивания, а лишь предпосылкой его нового расцвета» (с. 66). Иначе говоря, если происходит стабилизация капитализма, то встаёт под вопрос историческая и теоретическая правота марксизма. Политически и психологически Троцкий готов принять такой вывод, не затрудняя себя поиском дополнительных резервов развития социалистической революции в СССР. Что за этим стоит? Надежда на то, что «повинную голову меч не сечёт»?! Или чувство выполненного долга («Ваше приказание выполнено, сэр»)?

Такое предположение имеет основание, если участь, какие, в этом случае, перспективы социалистической революции рисовало воображение Троцкого: «Совершенно очевидно, что в условиях нового многолетнего европейского и мирового возрождения, социализм в отсталой стране оказался бы лицом к лицу с грандиозными опасностями», которые представлялись ему или в виде «войны, в которой враг имел бы над нами колоссальный перевес техники», или «в виде ли потопа капиталистических товаров, несравненно лучших и более дешёвых, чем наши, – товаров, которые могли бы взорвать монополию внешней торговли, а вслед за тем и другие основы социалистического хозяйства» (с. 66–67). В случае «если бы капитализм имел шансы не только прозябания, но и долголетнего развития производительных сил в передовых странах», то «социализму в отсталой стране, пришлось бы очень туго» (с. 67).

Очевидно, что предложенная Троцким программа, в случае её реализации, никоим образом не могла способствовать достижению поставленной перед ней цели. Сам Троцкий её никчёмность признал и выразил следующими словами: стремление обеспечить высокие темпы роста «означало бы, что мы, социалистическое государство, хотя и собираемся пересесть и даже пересаживаемся с товарного поезда на пассажирский, но догонять-то нам приходится курьерский» (с. 66). Полная безнадёжность!

Интересно, что Троцкий, критиковавший Сталина и Бухарина за то, что они считали возможным построение социализма в СССР в условиях капиталистического окружения, следовательно, и за способность длительное время выживать в этом окружении, вдруг отказался от роли «кукушки», перестал предрекать неизбежную и скорую гибель СССР даже в случае нового расцвета капитализма, а ограничивался указанием на сложность возникавшей в этом случае ситуации («пришлось бы очень туго»). Очевидно, проявление такого необычного для Троцкого оптимизма, было нужно ему для придания в глазах членов РКП(б) более приемлемого вида своей теории «перманентной революции». Теперь, в 1925 г., присущий ей политический пессимизм в отношении перспектив развития революции мешал ему вести борьбу за власть в партии и государстве. Но и попытку «привить» ей необходимый оптимизм нельзя признать удачной. Троцкому не удалось устранить противоречие между, с одной стороны, неистребимым политическим «пессимизмом» относительно российской социалистической революции, а значит, и развития СССР в условиях длительно существующего капиталистического окружения, а с другой стороны, фальшивым «оптимизмом» наскоро «сработанной» программы экономического развития СССР с помощью мирового капитализма и ради его гибели. Программе, если на что-то и пригодной, то только на то, чтобы под прикрытием революционной фразеологии обеспечить фактическое принятие плана Дауэса.

Правда, Троцкий уверяет, что для допущения такого варианта обретения мировым империализмом «нового дыхания» «нет решительно никаких разумных оснований» (с. 67). Но своё мнение он подкрепляет только общими ссылками на противоречия развития капитализма, да выражением уверенности, что «история в предстоящие годы предоставит нам достаточно оказий к выигрышу экономического темпа, если мы используем, как следует быть, все ресурсы нашей собственной и мировой экономики», «авторитетным» заверением, что «мы намерены это сделать» и, наконец, скромно выраженной надеждой на повышение «коэффициента» политической силы в сторону революционного пролетариата». Иначе говоря, Л. Д. Троцкий, в очередной раз, обозначив оптимистическую перспективу, не смог сказать ничего определённого о том, что и как следует делать в СССР для того, чтобы обозначенная в рамках его концепции оптимистическая перспектива экономического развития СССР смогла бы реализоваться.

Завершается брошюра вполне «оптимистическим» предположением, в котором, впрочем, сам Троцкий не очень уверен: «В общем, надо полагать, исторический баланс будет сведён для нас более чем удовлетворительно» (выделено авт. -B.C.) (с. 67).

«Напрасный труд» – так можно было бы по праву назвать не только брошюру Троцкого, но и всю его программу социально-экономических преобразований в СССР.

Стоило ради этого вывода книгу писать, искать ответа. Очевидно, эту книгу Троцкий писал не для того, чтобы найти решения реально существовавших проблем (он их не дал), а чтобы посеять сомнение в возможности их решения. Зачем? Может быть, чтобы выполнить возложенную на него «историческую миссию»?

Эта брошюра Троцкого – не программа развития, поэтому в ней нет плана построения социализма в СССР. В рамках теории «перманентной революции» Троцкого её вообще не могло быть разработано. Для нас эта брошюра важна, прежде всего, как свидетельство того, что он не пытался искать способов решения проблем развития социалистической революции в СССР за счёт мобилизации внутренних социальных, экономических и политических ресурсов. Зачем ему К. Маркс со своими идеями относительно социалистического потенциала у абсолютного большинства населения России?! Он только мешал Троцкому делать «своё дело». В чём смысл этой брошюры и изложенной в ней программы? Возможен ответ: смысл в стремлении обеспечить себе прохождение к рычагам высшей власти в РКП(б) и СССР. На самом деле, такой ответ не снимает вопроса, а лишь ставит новый вопрос: для чего ему была нужна такая власть? Ответы на этот вопрос могут быть разные. Если для того, чтобы провести в жизнь свою программу социально-экономического развития СССР, к чему мы, полагаю, должны отнестись серьёзно, поскольку он политически «пострадал» за неё, то, естественно, возникает предположение, что смысл его программы и стремление к власти связаны с намерением подвести советскую социалистическую революцию и СССР к поражению и гибели. В этом случае встаёт новый вопрос: какими политическими установками он руководствовался?

Формально альтернатива Троцкого заключается в предложении оттягивать момент гибели СССР в надежде на то, что удастся дождаться мировой революции, в рамках которой будут так или иначе решены все проблемы российской революции. Фактически «альтернатива» Троцкого состояла в обосновании такого курса развития экономики СССР, который превращал его в лёгкую добычу противостоящих ему и экономически несравненно более могущественных империалистических государств.

Подкрепим наши наблюдения и выводы рядом авторитетных в данном случае заявлений самого Троцкого.

1930 год: «Ещё и ещё раз мы решительно отказываемся от задачи построить «в кратчайший срок» национальное социалистическое общество. Коллективизацию, как и индустриализацию, мы связываем неразрывной связью с проблемами мировой революции. Вопросы нашего хозяйства решаются в конечном счёте на международной арене (жирный курсив авт. -В.С.)»15.

1930 год: «Оппозиция никогда не бралась „в кратчайший срок догнать и перегнать“ капиталистический мир. Мы требовали ускорения индустриализации, потому что только таким путём можно обеспечить руководящую роль города по отношению к деревне и, следовательно, диктатуру пролетариата… Социалистическую перестройку крестьянских хозяйств мы мыслили не иначе как в перспективе десятилетий… Мы никогда, поэтому, не требовали ликвидации классов в рамках пятилетки Сталина – Кржижановского. Мы требовали ограничения эксплуататорских тенденций кулака и планомерного урезания его накоплений в интересах индустриализации (жирный курсив авт. – В.С.)»16.

1933 год: «Надо решительно, полностью и окончательно отказаться от безумия механической ликвидации кулачества. Надо вернуться к политике систематического ограничения эксплуататорских тенденций кулачества – всерьёз и надолго, практически до полной победы пролетариата на Западе… Темпы индустриализации надо подчинить задаче восстановления динамического равновесия хозяйства в целом (жирный курсив авт. -B.C.)»17.

Итак: снизить темпы! Реже шаг! Ждем победы мировой революции…

Вопрос о причинах, которыми руководствовался Троцкий, обосновывая свой вариант развития СССР, требует специального изучения. Мы в данном случае отметим лишь два его аспекта. Теоретический и политический.

Первый аспект связан с отношением Л. Д. Троцкого к определённо высказанному К. Марксом мнению относительно имеющихся в России дополнительных возможностей развития социалистической революции. Троцкий не принял второй марксовой схемы развития социалистической революции, намеченной именно для России. Возникает вопрос: почему? Или К. Маркс, его авторитет и мнение для Троцкого ничего не значили? Или он совершенно не понял новизны и значимости для советских коммунистов его оценок и советов? Если он был не согласен с оценками и предложениями К. Маркса, то почему никак не отреагировал на эти мысли критикой или замечаниями, что было нормой в среде его единомышленников и последователей. С Марксом они не только соглашались, но и уточняли те или иные его положения, если для этого были основания. Известно, что сам Троцкий грубо искажал тот смысл, который К. Маркс и Ф. Энгельс вкладывали в «перманентную революцию». С другой стороны, нет оснований полагать, что для марксиста мнение Маркса ничего не значило, что он мог так проигнорировать его. И нет оснований полагать, что Троцкий не мог понять того, что понимали другие. Значит, причина была в чем-то другом.

Не в том ли, что он не был заинтересован в победе социалистической революции в России? Не поэтому ли он продолжал и продолжал акцентировать внимание на слабых, а не сильных сторонах России, как страны, вставшей на путь социалистических преобразований, доказывать и доказывать, что социалистическая революция в ней обречена на неудачу вне рамок мировой социалистической революции, что она могла послужить, в лучшем случае, только детонатором для неё. Не поэтому ли он разрабатывал, обосновывал и пропагандировал такую программу экономического развития СССР, которая обрекала его на превращение в экономический придаток мировой капиталистической системы и поражение в возможной войне? Полагаю, последнее предположение имеет под собой достаточно оснований.

Второй аспект связан с необходимостью правильно понять причины столь резкого поворота политических взглядов Троцкого на способы обеспечения существования СССР в капиталистическом окружении и обеспечение развития социалистической революции в нём. Ещё недавно (например, в октябре 1922 г.) в мировой капиталистической системе он видел смертельную угрозу для СССР, а способ его спасения – в скорой победе мировой социалистической революции. Теперь же (два года спустя) обеспечение будущего СССР он видел уже не в мировой пролетарской революции, а в мировой капиталистической системе – и в её силе, и в её слабости.

Эволюция теоретических и политических взглядов под влиянием общественной практики естественна. Вопрос в данном случае заключается в том, что именно вело к такому изменению его взглядов. Внутренняя эволюция их в рамках доктрины, которой он руководствовался? Или его стремление использовать момент для достижения каких-то важных для него политических целей? Произошедшие перемены в его взглядах не могут быть удовлетворительно объяснены естественным развитием его теоретических и политических взглядов, которое должно было бы оставить в его творческом наследии определённые следы, позволяющие увидеть процесс нарастания критического отношения к прежним своим взглядам и оценкам и рождение новых. В случае с Троцким этого нет. Поэтому необходимо «присмотреться» к внешним, по отношению к Троцкому, причинам. Вопрос о них требует, конечно, дополнительного изучения, однако его постановка в данном случае не только правомерна, но и обоснована.

Сама по себе идея использования внешнеэкономических связей и необходимости участия СССР в мировом разделении труда в качестве поставщика сельскохозяйственных продуктов и сырья, была ни оригинальна, ни нова. Курс на развитие таких отношений проводился, приносил свои плоды, его намеревались продолжать, а размеры торговли увеличивать. Для предложений Троцкого была характерна определённая, объективно существующая, связь этой политики с планом Дауэса. Она проявлялась, с одной стороны, в установлении им жёстких ограничений на развитие машиностроения, что предопределяло сохранение экономики СССР в качестве аграрно-сырьевого придатка развитых капиталистических стран, а значит, экономической и политической зависимости от них, необеспеченной обороноспособности. А с другой стороны, в предоставлении развитым капиталистическим странам возможности в течение исторически длительного времени решать свои социально-экономические проблемы за счёт гигантского советского рынка, сохраняя и упрочивая положение мировой капиталистической системы за счёт СССР, затрудняя, естественно, процесс развития социально-экономического и политического кризиса в ней. Всё это не оставляло у СССР никаких шансов на победу в борьбе не только «за наше социалистическое место «под солнцем», но и за выживание18.

Случайно ли, что именно в 1925 г., практически сразу после появления плана Дауэса, Троцкий начал проявлять такую активность в «продвижении» своего плана развития экономики СССР, столь созвучного американскому плану в главном – в стремлении к экономическому закабалению СССР в интересах «стран-победительниц» – США, Англии и Франции, а также в расширении для них рынков сбыта и сырья, необходимых не только для их развития, но и смягчения межимпериалистических противоречий, а значит, в обеспечении условий существования мировой капиталистической системы. Невозможно представить, что Троцкий не понимал этого. Содержание его брошюры буквально запрещает такое предположение.

Поскольку глупцом или политически наивным человеком его никто не считал, то возникает вопрос: на кого работал тов. Троцкий??? Есть основания для размышления о той связи между стремлением Троцкого обеспечить принятие программы, исключавшей превращение СССР в мощное социалистическое государство, и намерениями ряда капиталистических государств решить за счёт СССР собственные проблемы, на которую указывалось во время московских процессов 1936–1938 гг.

В данной работе деятельность Л. Д. Троцкого рассматривается как деятельность одного из членов руководства РКП(б) и Советского государства, политического оппонента В. И. Ленина, развивавшего иную, чем он, систему взглядов на процесс российской социалистической революции, открыто боровшегося за их победу, а также за власть ради получения возможности проведения в жизнь своего политического курса. Однако в современной историографии всё большее распространение получает и иная версия его деятельности, покоящаяся на фактах, свидетельствующих о том, что Троцкий был агентом иностранных спецслужб. Мы не будем ссылаться на материалы означенных процессов, недостоверность которых в отношении Троцкого была многократно провозглашена, но ни разу не доказана. В данном случае важнее указать на иные источники информации. Существуют материалы, свидетельствующие о сотрудничестве Троцкого с австрийской политической полицией19. Раскрытые недавно архивы английских спецслужб свидетельствуют об их контактах с Троцким во время его перемещения из США в Россию весной 1917 г. и позволяют сделать вывод о его «работе» в интересах США и Англии20. Из секретной переписки А. И. Гучкова и начальника гражданской канцелярии ген. П. Н. Врангеля, Н. Н. Чебышева, известно, что «в ноябре 1923 г. в Париже произошла тайная встреча А. И. Гучкова с личным посланцем Л. Д. Троцкого, получившим в переписке закодированное имя „адмирал Б.“ (По всей видимости, это бывший капитан первого ранга Е.А. Беренс, который в 1920–1924 гг. состоял при председателе Реввоенсовета республики Л. Д. Троцком „для особо важных поручений“ и неоднократно выезжал за рубеж). „По своему внутреннему содержанию. – писал Гучков, – моя встреча с адм[иралом] Б. дала не Бог знает что. Знаменателен только факт поисков самой встречи: значит, вода подходит к горлу…“»21. В этом случае важно отметить, что инициатива контактов исходила от Троцкого.

По свидетельству У. Черчилля, который был причастен к направлению в СССР летом 1924 г. Б. Савинкова для подготовки ожидавшегося контрреволюционного мятежа, «Савинков тайно поддерживал общение с Троцким». В своей книге «Великие современники» У. Черчилль писал: «В июне 1924 г. Каменев и Троцкий совершенно ясно предложили ему (Савинкову) вернуться»22.

В свете этой информации ряд фактов политической биографии Троцкого приобретает не только больший, но и новый смысл. Речь идёт о самовольных поступках, которые обернулись для советской России тяжелейшими потерями и испытаниями: срыв переговоров о мире в Бресте и переданное открытым текстом распоряжение о демобилизации армии; фактическое пособничество в деле вторжения английских интервентов в Мурманске и провоцирование восстания корпуса белочехов. Навязывание Троцким своей версии новой экономической политики, его попытки подтолкнуть советское руководство к принятию предложения о начале революционной войны против Германии осенью 1923 г. являются лишь продолжением этого ряда его инициатив и поступков, ставивших Советскую Россию и СССР на грань той или иной катастрофы или подвигавших их к этой грани.

В этой ситуации, автор, не предрешая вопроса о соотношении в работах и выступлениях Троцкого, с одной стороны, истинных намерений, а с другой – необходимого для него политического камуфляжа под революционера-большевика, считает, что к такому сочетанию необходимо относиться как к факту в принципе установленному, хотя и очень слабо изученному. По необходимости (продиктованной состоянием источниковой базы) мы, в данном случае, вынужденно ограничиваемся исследованием этой, камуфлирующей, стороны аргументации Троцкого, направленной на борьбу не только против ленинского, но и сталинского, и бухаринского планов построения социализма в СССР, а также против концепции развития социалистической революции в России, намеченной и предложенной К. Марксом.

Примечания

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 45. С. 387–388.

2 Архив Троцкого: Коммунистическая оппозиция в СССР. -М., 1990. Т. I. С. 207.

3 Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 45. С. 373–376.

4 Архив Троцкого. – Т. 1.С. 162.

5 См., например: Троцкий Л. К социализму или капитализму. 2-е издание. М.; Л., 1925. С. 65–67; его же. 1905. Через двадцать лет. М.; Л., 1926. С. 12–13.

6 XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 1831 декабря 1925 г. Стенограф, отчет. М.; Л., 1926. С. 135–136, 498–500.

7 Об этом говорилось в статье Зиновьева «О большевизации» («Правда», 13 января 1925 г.), в книге «Ленинизм» (1925) и в первоначальном варианте статьи «Философия эпохи» (1925). См.: XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). Стенограф, отчет. С. 498–501.

8 Архив Троцкого. – Т. 1. С. 140–142, 154–156, 170–172.

9 См.: Троцкий Л. К социализму или капитализму?

10 В данном случае мы не используем хорошо известные и часто используемые выступления и документы Троцкого, относящиеся ко второй половине 1920-х гг. Они не только отражают сформулированную в этой брошюре концепцию стратегии развития социалистической революции в СССР, но и заостряют внимание читателей и слушателей на важных для ведения внутрипартийной борьбы вопросах текущей политики. Официальные заявления оппозиции, в составлении которых участвовал и Троцкий, как документы коллективные не позволяют с необходимой степенью точности выяснить личный вклад его в их составление.

11 Здесь и далее в тексте в скобках указаны страницы 2-го издания брошюры Л. Д. Троцкого «К социализму или капитализму?» (М.; Л., Изд-во «Плановое хозяйство», 1925).

12 Вопрос темпа развития пролетарской революции в марксизме занимает очень важное место. Это не вопрос спешки. Высокие темпы жизненно важны для победы революции как с точки зрения внутренних, так и внешних условий её развития. Социалистическая революция, начавшись в одной из стран, должна была быстро распространиться на другие цивилизованные страны, обеспечивая этим необходимые условия для осуществления социалистических преобразований в каждой из них. Иначе, страна, начавшая осуществлять социалистические преобразования, оказалась бы обречённой на противодействие со стороны, капиталистических государств, а значит, вынужденной отвлекать на противостояние с ними ресурсы, необходимые для развития производительных сил, что грозило бы ей перерождением («термидор») и победой контрреволюции. «Развитие производительных сил, – писали К. Маркс и Ф. Энгельс, – … является абсолютно необходимой практической предпосылкой ещё и потому, что без него имеет место лишь всеобщее распространение бедности; а при крайней нужде должна была бы снова начаться борьба за необходимые предметы, и, значит, должна была бы воскреснуть вся старая мерзость» (Маркс К, Энгельс Ф. Соч.-Т.З. С. 33.)

13 Троцкий не ставит вопрос о динамике и перспективах участия СССР в мировом разделении труда. А они, как показывает мировой опыт, могут быть различны. Например, СССР, а ныне КНР и ряд других стран, участвуя в мировом разделении труда, много преуспели в изменении своего первоначального места в нём, ломая структуру своего производства и сложившиеся пропорции своей экономики. Троцкий не предлагал этого делать. В наше время этим путём, следуя желаниям хозяев мирового рынка, тоже идут многие страны.

14 Опыт истории, в частности, истории возникновения Первой и Второй мировой войны, учит, что ради «высших интересов» рвались и не такие связи, которые мог иметь в виду Троцкий.

15 Бюллетень оппозиции. – 1930. № 9. С. 8.

16 Там же. – С. 6.

17 Там же. – 1933. № 33. С. 8–9.

18 Такая трактовка вопроса о характере и перспективах развития внешнеэкономических связей СССР в качестве аграрно-сырьевого придатка капиталистических стран сближало Троцкого с лидерами рождавшейся «новой оппозиции» (Зиновьев, Каменев, Сокольников), а также Бухариным – лидером «правого уклона» в ВКП(б). Противостояла она взглядам И. В. Сталина и его сторонников в руководстве РКП(б) – ВКП(б) – В. М. Молотова, В. В. Куйбышева и др.

19 См.: Васецкий НА. Троцкий. Опыт политической биографии.-М., 1992. С. 59–61.

20 Тарасов С. «Утка» для Троцкого. Кому и как служил в 1917 году «любовник революции». – «Век». / Версия для печати. <./>; <../.?>;

<./>;

<./>;

<./>

21 Цит. по: Щетинов Ю. А. Режим личной власти Сталина: к истории формирования / Режим личной власти Сталина. К истории формирования. М., 1989. С. 52.

22 Сейерс М., Кан А. Тайная война против советской России. – М., 1947. С. 223.

 

4.2. Альтернатива Бухарина (свой путь: искажая Ленина, критикуя Маркса)

Концепция социалистического преобразования советского общества Н. И. Бухарина, которая определила политическую программу т. н. правого уклона в ВКП(б), впервые была изложена и аргументирована им в докладе 17 апреля 1925 г. на собрании актива Московской организации РКП(б). Доклад свидетельствовал о произошедшей глубокой эволюции политических взглядов Бухарина, о завершении процесса превращения его из идеолога «левых» в идеолога «правых» в РКП(б).

Данное превращение в историографии остаётся недостаточно исследованным. Ясно, что оно было результатом переосмысления опыта первых лет советской власти, которое вело его не только к отходу от марксизма, как справедливо отмечает С. Коэн, но и, вопреки его мнению, к расхождению, а не сближению с Лениным1. Думается, что в этом докладе Н. И. Бухарин сам указал на главную причину своей эволюции как теоретика – от марксизма, а как политика – к социал-демократическим взглядам. Ввиду важности этого вопроса, приведём выдержку из выступления Н. И. Бухарина: «Один из самых умных критиков коммунизма, австрийский профессор Мизес» критиковал «так называемый „деструктивный“ социализм коммунистов»2 за то, что он «ведёт не к развитию производительных сил, а к их падению. Это происходит прежде всего потому, что коммунисты забывают о крупнейшей роли частноиндивидуалистического стимула, частной инициативы… Поскольку коммунисты хотят установить производство по приказу, из-под палки, постольку их политика потерпит и уже терпит неминуемый крах». В политике военного коммунизма, по мнению Бухарина, было «кое-что похожее на эту карикатуру на социализм, гибель которого предрекали все учные-экономисты буржуазии». Допущенная ошибка стала преодолеваться после перехода к нэпу, когда «мы этим самым практически стали преодолевать изложенную выше буржуазную аргументацию, выставленную против социализма. Почему? Потому, что смысл нэпа заключался в том, что мы, используя хозяйственную инициативу крестьян, мелких производителей и даже буржуа, допуская, таким образом, частное накопление,  – мы вместе с тем, в известном смысле, ставим их объективно на службу социалистической госпромышленности и всего хозяйства в целом» (выделено авт. – B.C.)3. Бухарин говорит так, будто он, не понимал ни до Октября 1917 г., ни после установления Советской власти сильного стимулирующего влияния частнособственнического интереса. Во всяком случае, он прямо указывает на просветляющую миссию Мизеса в отношении себя и признаёт свою ошибку, осознанную при переходе к новой экономической политике, к инициированию которой лично он не имел никакого отношения.

В этом отношении Н. И. Бухарина и к военному коммунизму, и к нэпу не трудно увидеть серьёзные отличия от отношения В. И. Ленина к ним, а также к причинам перехода к нэпу, к её эволюции. Очевидно, что допущенную нэпом уступку крестьянству Ленин и Бухарин понимали совершенно по-разному. Потому не удивительно, что, опираясь на опыт первых лет Советской власти и осмысление его, они выстраивали весьма различные планы социалистического переустройства советского общества.

Интересно, что Н. И. Бухарин, радикально пересмотрев своё отношение к частноиндивидуалистическому стимулу, частной инициативе в духе проф. Мизеса, проигнорировал мнение не последнего человека среди марксистов К. Маркса – относительно социалистического потенциала российского крестьянства4. Суждения проф. Мизес оказались для него ближе, убедительнее, понятней, чем оценки, предложения, наконец, авторитет К. Маркса. Очевидно, это было не случайно, поскольку эволюция его взглядов в течение 1920-х гг. свидетельствует не о более глубоком усвоении теоретического наследия К. Маркса, а о серьёзном движении в противоположном направлении.

В пользу того что Н. И. Бухарин отверг вторую марксову схему развития социалистической революции, разработанную специально для России, можно привести два основных аргумента. Во-первых, проблематику своеобразия России он трактует вне связи с ней, а только с фактом сочетания пролетарской революции с крестьянской войной, которая развивалась К. Марксом и Ф. Энгельсом в рамках первой схемы социалистической революции (пролетарская революция)5. Во-вторых, Н. И. Бухарин, критикуя народников за их взгляды относительно социалистического потенциала крестьянства, фактически обращает свою критику и против К. Маркса, не называя его по имени6.

Критикуя российских и европейских сторонников теорий «некапиталистического развития крестьянского хозяйства», «некапиталистической эволюции сельского хозяйства» в условиях капитализма7, Бухарин проходит мимо указаний К. Маркса не только на наличие социалистического потенциала в российском крестьянстве, но и на то, что он может быть реализован в условиях тогда, когда в стране осуществляется социалистическая революция, в процессе переустройства общества на принципах социализма. Фактически об этом же говорилось и в записках В. И. Ленина «О кооперации», где обосновывалось положение о том, что в условиях диктатуры пролетариата предприятия цивилизованных кооператоров не отличаются от предприятий социалистических. Интересно, что ленинский кооперативный план, Бухарин положил в основу своего плана построения социализма, по-своёму интерпретировав его, а оценки Маркса он проигнорировал.

В этом докладе Н. И. Бухарин сформулировал основные положения своей концепции развития социалистической революции в СССР и аргументировал уже в достаточно развёрнутом виде предложения относительно экономической политики, которая, по его мнению, могла обеспечить движение к социализму. Поскольку главным препятствием на этом пути являлось частнособственническое крестьянство, то в его плане главным средством достижения социализма стало развитие кредитной и потребительско-сбытовой («торгашеской») кооперации8, способной подчинить его хозяйственные успехи интересам строительства социализма. В нём он также сформулировал свой главный лозунг, обращенный к крестьянству – «Обогащайтесь»9.

В этой кооперации Н. И. Бухарина привлекала возможность установления «блока с крестьянством, который организуется в кооперацию против крупного капитала и против частного капитала вообще»10, а также её способность обеспечить движение крестьянства к социализму: «Если крестьянские кооперативы будут, в общем и целом, врастать в систему хозяйственных органов пролетарского государства… это будет означать, что мы идём крупными шагами по пути к социализму»11. Идея, заимствованная из первой части (первого варианта) записок «О кооперации». Но Ленин, как было показано выше, не был ею удовлетворён и продолжил разработку проблемы кооперации во втором варианте (второй части) этих записок, развивая проблематику производственной кооперации. Бухарин не только проигнорировал этот факт, но и постарался исказить его.

Нужной Бухарину интерпретации ленинских записок «О кооперации» мешала брошюра В. И. Ленина «О продналоге» (апрель 1921 г.), являвшаяся одной из основополагающих для новой экономической политики12, защитником которой от всех и вся представлял себя Н. И. Бухарин. Эту проблему он устранил просто: противопоставил её как устаревшую ленинским запискам «О кооперации», вернее, собственной интерпретации её: «Нам кажется, – писал он – что когда мы переходили к новой экономической политике, у тов. Ленина был при разрешении этой проблемы (т. е. обеспечении «такого развития производительных сил, которое вело бы нас к социализму». – B.C.) один стратегический план, а когда он писал свою статью13 о кооперации, т. е. оставлял нам последнее завещание, в смысле основ экономической политики, у него был другой стратегический план » (выделено авт. – B.C.). В брошюре он говорил, что «в движении к социализму прежде всего необходимо преодолеть распыленную мелкобуржуазную стихию» как нашего главного врага, а также указывал на то, что кооперация в этих условиях порождает «мелкобуржуазные, капиталистические отношения», ведёт к их развитию, и укреплению. Предупреждал, что «свобода и права кооперации, при данных условиях России, означают свободу и права капитализму»14. А в статье «О кооперации», писал Н. И. Бухарин, Ленин утверждает иное: «При нашем существующем строе предприятия кооперативные… не отличаются от предприятий социалистических, если они основаны на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, т. е. рабочему классу» (выделено авт. – B.C.)15.

Мнимую смену В. И. Лениным своих планов Бухарин пытается обосновать с помощью ссылки на произошедшие за 2 года перемены: крахом надежд на серьёзные внешние капиталовложения, более быстрым, чем предполагалось, восстановлением народного хозяйства, обладанием командными высотами в экономике, позволяющими (через банки, кредитование и т. д.) поставить капиталистическую кооперацию на службу социализму16. Эта аргументация, отражая определённые реалии, проходит мимо сформулированных во втором варианте (в публикации – «части») записок «О кооперации» положений о производственной кооперации. Вернее, Бухарин переносит ленинскую оценку кооперативных производственных предприятий на «торгашескую» кооперацию17.

Для оценки характера производственной кооперации (колхозов), согласно В. И. Ленину, принципиальное значение имеют условия, в которых ведётся производство: государство диктатуры пролетариата, земля и средства производства принадлежат государству. Для «торгашеской» кооперации не имело значения, на чьей земле находится кооперативная торговая точка или склад, а также факт наличия или отсутствия средств производства в руках государства. Эти кооператоры реализовывали продукты, произведенные собственным трудом, с помощью своих орудий труда на земле, предоставленной им государством. Н. И. Бухарин, никак не выделяя проблематики производственной кооперации из общего контекста рассуждений В. И. Ленина о кооперации в условиях нэпа, но распространяет всё, отнесённое Лениным к ней, на «торгашескую» кооперацию.

Впрочем, он тут же поясняет свое отношение к колхозам. В отличие от В. И. Ленина он считал, что роль производственной кооперации в процессе социалистического преобразования советского общества переоценена . Возражая несогласным с ним, он говорил: «Многие товарищи и посейчас склонны по военно-коммунистическому переоценивать роль коллективных производственных объединений в деле приобщения крестьянства к социализму. Что мы должны всячески пропагандировать среди крестьянства объединения в коллективные хозяйства, это – верно, но неверно, когда утверждают, что это есть столбовая дорога для продвижения массы крестьянства по пути социализма»18К. Маркс, в отличие от Бухарина, отводил производственной кооперации в российской социалистической революции важнейшую роль, а Ленин, анализируя возможность разных форм кооперации обеспечить социалистическое преобразование сельского хозяйства и изменение социальной природы крестьян, выделял производственную кооперацию.

Обосновывая свой вариант ответа на вопрос о том, какая кооперация является столбовой дорогой к социализму, Н. И. Бухарин говорил: «Как же мы должны втягивать в нашу социалистическую организацию крестьянство? Только путём хозяйственного заинтересовывания крестьянства. Кооперация должна привлекать крестьянина тем, что она даёт ему непосредственные выгоды. Если это кредитная кооперация, то он должен получать дешёвый кредит; если это кооперация по сбыту, то он должен более выгодно продавать свой продукт или быть от него в выигрыше. Если он хочет закупить что-нибудь, то он должен это делать через свою кооперацию, он должен получать через кооперацию более добротный и более дешёвый товар и таким путём строить кооперацию дальше» (жирный курсив авт. -B.C.)19.

Мелкий хозяйчик будет расти, но это не страшно, так как полученные от кредитной и закупочно-сбытовой кооперации (то есть от кулака и зажиточного крестьянина) средства будут направляться в «середняцкую кооперацию и тянуть всю массу крестьянства к хозяйственному подъему». Из этого Бухарин делал вывод: «Таким образом, крестьянская (в данном случае, «торгашеская». – B.C.) кооперация будет срастаться с экономическими организациями пролетарской диктатуры, будет постепенно вдвигаться в систему социалистических отношений» (жирный курсив авт. -B.C.)20.

Важно отметить, что о крестьянской бедноте Бухарин молчит. Бедняк как социальная сила в рамках его плана движения к социализму его мало интересовала!!! Этот вывод получает подтверждение в во взглядах Бухарина о преимущественном предназначении разных форм кооперации для разных социальных слоев деревни: «в некоторых кооперативных объединениях будут преобладать бедняки, в других – середняки, в третьих кулаки. Совершенно естественно, что в колхозах будет прежде всего бедняк, что в кредитной кооперации в целом ряде пунктов будет брать верх в первое время кулак»21. Согласно этой схеме, середняк должен был преобладать в закупочно-сбыто-вой кооперации. Как видно, для бедняка Бухарин предназначал «сиротские» колхозы, роль которых, по его мнению, была «переоценена» и которые в его плане строительства социализма занимали последнее (среди других видов кооперации) место. Середняку предназначалась «согретая заботой» государства закупочно-сбытовая кооперация, а кулаку – солидная кредитная кооперация, также поддерживаемая государством. Производственная кооперации (колхоз) в представлении Н. И. Бухарина, получала более или менее важное значение только на заключительных фазах движения к социализму22, соответственно, её роль в процессе движения общества к социализму была не велика, если ни ничтожна.

В брошюре «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925) Бухарина развил эти взгляды. Вслед за И. В. Сталиным он аргументировал положительный ответ на вопрос о возможности «построить социализм в одной нашей стране без прямой поддержки со стороны победившего пролетариата других стран»23. Правда, в отличие от него, Н. И. Бухарин утверждал, что «формы нашего социализма в ближайший период его строительства будут неизбежно формами отсталого социализма»24.

В ней он также изложил свои взгляды на социальную динамику в процессе строительства социализма. Во-первых, он полагал, что благодаря кооперации изменится вектор «поравнения» в деревни. При капитализме оно происходило на базе расслоения крестьянства, уменьшения середняцкой части и увеличения бедняцкой его части, теперь процесс расслоения замедлился. В результате развития «торгашеской» кооперации, а также «по мере того, как государственная власть будет всё больше и больше оказываться в состоянии подавать руку материальной помощи крестьянской бедноте и середняку25, мы будем иметь новый поворот к поравнению, но уже на совершенно иных основаниях, чем раньше. Раньше мы в той или иной форме отнимали у зажиточных, у кулаков, и отдавали отнятое беднякам, т. е. зажиточных делали более бедными, и таким образом достигали, как это было, например, во время комбедов, известного поравнения. Теперь же будет другое, а именно: всё быстрее и быстрее будет вылезать из нищеты крестьянин-середняк и бедняк при помощи своих кооперативных организаций, пользующихся особым покровительством, особыми льготами, особой поддержкой, материальной и всякой иной, со стороны государственной власти рабочего класса»26.

Во-вторых, по мере развития народного хозяйства СССР и промышленности, всё более мощной поддержки бедных и середняцких слоев крестьянства, они «будут по уровню жизни догонять зажиточную деревенскую верхушку», но «не за счёт эксплуатации, не за счёт чужого труда, а в силу улучшенных способов ведения своего хозяйства и объединения усилий ряда крестьянских дворов через кооперативную организацию (т. е. через колхозы. – B.C.), которые будут, следовательно, переходить ко всё более и более коллективной форме хозяйствования»27. Но улучшением «способов ведения своего хозяйства» занимался и кулак, а укрупнение его хозяйства и более рациональная организация труда в нём достигались за счёт найма и использования батраков. Поэтому надежды Бухарина на сокращение социальной дифференциации благодаря развитию «торгашеской» кооперации и повышения эффективности своего труда, остаются необоснованными. Во всяком случае, практикой 1920-х гг. эти расчёты Бухарина не подтверждаются, кулацкие хозяйства демонстрировали более высокие темпы роста, чем бедняцко-середняцкие28.

Итак, Бухарин строил свой план в расчёте на то, что, благодаря «торгашеской» кооперации бедняцко-середняцкая часть крестьянства по уровню жизни приблизится к кулакам. Таким образом, по его мнению, в деревне возникнет социальная база, необходимая для становления социалистического общества с кулаком и его кредитной кооперацией в качестве образца и ориентира для крестьян.

Но не помешает ли этому движению к социализму кулак? Так ставит вопрос Н. И. Бухарин. И отвечал: такая перспектива не страшна, не опасна для социализма, во-первых, потому, что по мере обогащения середняка и бедняка до уровня зажиточных, основную массу их будут составлять кооперативы «трудового» типа» (не ясно, что может побудить богатеющего середняка отказаться, при возможности, от использования наемной рабочей силы), к тому же они будут врастать в систему госорганов и становиться «звеньями единой цепи социалистического хозяйства». «Кулацкие кооперативные гнёзда будут точно так же… врастать в эту же систему; но они будут до известной степени чужеродным телом, подобно, например, концессионным предприятиям»29.

Во-вторых, кулацкая опасность представляется ему нереалистичной. Он допускает, что можно «представить себе такое положение вещей, когда кулацкое хозяйство нарастало бы со страшной стремительностью, когда накопление в этих хозяйствах шло бы гораздо быстрее, чем во всей государственной промышленности, и когда кулак, таким образом, перерос бы всю остальную экономику и, сомкнувшись с частным торговым капиталом, опрокинул бы весь строй – и экономический, и политический – пролетарской диктатуры»30. Но такое «предположение, по его мнению, является совершенно невероятным», поскольку невозможно даже «предположить, что кулацкие хозяйства будут расти быстрее, чем вся государственная промышленность… быстрее всего будет развиваться ставшая уже на ноги крупная промышленность, которая находится целиком в руках пролетарского государства» (выделено авт. – В.С.)31. А в этих условиях «кулак, или зажиточный крестьянин, нанимающий несколько сельскохозяйственных рабочих, должен будет подчиняться нашему общему строю»32.

Наконец, Бухарин поясняет, как эта эволюция крестьянства и кооперации приведёт к социализму. «Поскольку мы будем хозяйственно расти и через кооперацию, налоговую систему и пр. уже не на основе грабительской делёжки… а на основе хозяйственного подъема (??? – B.C.), поскольку середняка и бедняка мы будем хозяйственно поднимать33,, – постольку мы всё больше будем приближаться к уровню более зажиточного хозяйства; а затем на основе этого подъёма мы достигнем ещё более высокой ступени, когда крестьянство будет исчезать и по отношению к пролетариату, как особый класс. .. 34 Мы вообще идём к тому состоянию, когда деление между рабочими и крестьянами превратится в деление на передовой слой трудящихся и его отсталые слои». Эти перемены открывают путь к борьбе «за бесклассовое коммунистическое общество» (выделено авт. -В.С.)35. Проблему преодоления социальных внутриклассовых и межклассовых различий Н. И. Бухарин решает игнорируя проблему собственности на средства производства, опираясь только на процесс уменьшения имущественной и культурной дифференциации. Что в этой, нарисованной им, картине от марксизма, пусть судит сам читатель. По мнению автора – ничего.

Аргументируя возможность построения социализма в СССР в условиях капиталистического окружения36, Бухарин подтвердил ранее высказанное убеждение, заявив, что в СССР можно рассчитывать только на социализм «отсталого типа», так и не пояснив, что это значит, почему социализма «нормального типа» не получится и чем они различаются37. Возможно, отсюда проистекает характерное для него отношение к иностранной научно-технической помощи (на которую указывал К. Маркс, к получению которой стремились и В. И. Ленин, и И. В. Сталин, и Л. Д. Троцкий): «По сути дела мы уже теперь доказали, что можно строить социализм даже без непосредственной технико-экономической помощи из других стран. Правда, формы нашего социализма в ближайший период его строительства будут неизбежно формами отсталого социализма, но это не беда, потому что даже и эти формы гарантируют нам всё дальнейшее и дальнейшее продвижение вперёд к формам социализма, всё более совершенным и более полным» (курсив авт. -В.С.)38.

Очевидно, этот тезис был направлен против Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева, считавших, что технико-экономическая отсталость СССР является непреодолимым препятствием на пути к социализму, что поэтому строить социализм можно, а построить его нельзя. Не исключено, что он был направлен также и против программы развития, предложенной Троцким. Но, возможно, он был направлен против сталинского плана, предполагавшего широкое перенесение мирового опыта развития и организации промышленного производства на базе новейших достижений мировой техники и науки. Отсюда и отказ от бесполезного, с точки зрения Н. И. Бухарина, напряжения страны, неизбежного в случае принятия сталинского варианта индустриализации СССР. Бухарин «снимает» эту проблему просто – обходя её и выражая уверенность, что не только строить, но и построить социализм на старой технической базе можно. А потом его можно будет развивать и совершенствовать. В общем, нет проблем! Не пугайте нас нашей технической отсталостью… Нет современной индустрии и не нужно, без неё обойдемся!!!

И всё это благодаря «торгашеской» кооперации , которая превращалась в рассуждениях Бухарина в своего рода «волшебную палочку», позволявшую мелкобуржуазному крестьянству совершить историческое «чудо» – обеспечить приход «к социализму, несмотря на хозяйственную и техническую отсталость, которой теперь отличается ещё наша страна» (выделено авт. -B.C.)39. На такую возможность указывал К. Маркс, правда, оговаривая: при условии наличия в российском общинном крестьянстве социалистического потенциала. Того потенциала, наличие которого Бухарин либо отрицал, либо не замечал.

Очень интересный вывод следует из всего сказанного Н. И. Бухариным, в недостаточно развитой в экономическом и социальном отношениях стране к социализму можно прийти не благодаря усилиям пролетариата, которые оказываются недостаточными, а благодаря менее развитому и более архаичному крестьянству. То есть благодаря классу, не имеющему никакого социалистического потенциала, мелкобуржуазному в основной своей массе (бедняки, середняки) и даже буржуазному в наиболее экономически развитой своей части (кулачество). Благодаря классу, который постоянно и массовом масштабе воспроизводит буржуазию (кулачество). Причем, наименьшая заслуга в этом движении к социализму принадлежит беднейшей (полупролетарской) части крестьянства.

Итак, если страна в экономическом и социальном отношении ещё не дозрела до пролетарской социалистической революции, если пролетариат ещё малочисленен и слаб, то социалистическое общество может быть построено усилиями класса, по своей социальной природе враждебного социализму! Класс, который государство может «втянуть» в социализм обманом, «сыграв» на его стремление к обогащению и развитию собственного частного хозяйства.

Все дело, оказывается, в правильной политике – такой, которая поддерживает частнособственнический инстинкт крестьянства и позволяет государству «эксплуатировать» его в интересах подведения к социализму всего общества, подталкивая вперёд пролетарскую революцию. Политика, как средство заменяющее собой социальные условия, необходимые для социалистического преобразования общества. Социально-экономическое развитие – ничто, политика – ВСЁ! Вот, что получается у Бухарина. Что общего у Бухарина со взглядами К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина? Ничего. Бухарин идёт своей дорогой! Он вправе поступать так. Мы же должны всё это учесть, чтобы лучше понять и оценить его как теоретика и политика, не являющегося в действительности марксистом.

Представление о взглядах Н. И. Бухарина на принципиальные вопросы развития народного хозяйства в новых условиях даёт один, очень интересный, но мало используемый историками документ Н. И. Бухарина – проект резолюции по политическому и организационному отчетам ЦК РКП(б) XIV съезду партии, с которыми должны были выступать И. В. Сталин и В. М. Молотов (см. Приложения № 1, 2)40.

Формулируя главные установки в политической области, Бухарин акцентирует внимание на необходимости обеспечения, во-первых, помощи развитию мировой пролетарской революции и благоприятных внешнеполитических условий развития СССР (мира и обороноспособности, экономических резервов), во-вторых, экономической независимости СССР, чтобы реализовать программу социалистического строительства и способствовать развитию мировой социалистической революции. Формулируя главные экономические установки, он акцентирует внимание на росте товарооборота в стране, повышении темпа социалистического накопления; на развитии крупной промышленности (в рамках, диктуемых наличными ресурсами и ёмкостью рынка), а также местной промышленности; на развитии крестьянских хозяйств и кооперации, от которой зависит судьба развития деревни в направлении социализма, а также на кредите (как условия развития кооперации).

Эти установки вполне соответствовали его уверенности в возможность строить социализм «черепашьим шагом» и на «нищенской базе». В этом выразилось его отношение к плану индустриализации СССР, который наметил В. И. Ленин и который намеревался реализовать И. В. Сталин, предложив свой вариант индустриализации страны XIV съезду большевистской партии. В этих важнейших частях проекта резолюции съезда никак не выявлены специфические особенности предстоящего периода развития СССР, а актуальные хозяйственные задачи обозначены вне связи с ними. Иначе говоря, Бухарин не даёт стратегической установки на период начинающейся технической реконструкции народного хозяйства. Здесь всё правильно, но нет, как говорится, ни политического, ни экономического «стержня» – не определена главная задача, от решения которой зависит судьба страны, решению которой должны быть подчинены все текущие проблемы41. В интересующей нас части проект Н. И. Бухарина съездом не рассматривался, поскольку И. В. Сталин внёс в него ряд принципиальных изменений дополнений (см. главу 4, раздел 4.3), которые были приняты съездом.

На XIV съезде Бухарин подтвердил свою уверенность в возможности построения социализма в СССР. Выступая в прениях по политическому отчету ЦК РКП(б), который делал И. В. Сталин, он говорил, что у нас есть «ясное и точное убеждение в том, что из-за классовых различий внутри страны, из-за нашей технической отсталости мы не погибнем, что мы можем строить социализм даже на этой нищенской технической базе, что этот рост социализма будет во много раз медленнее, что бы будем плестись черепашьим шагом, но что всё-таки мы социализм строим и что мы его построим» (выделено авт. -B.C.)42. Вместе с тем, фиксируя свой оптимизм в этом вопросе, он избегал высказывать мысли, которые вызывали критику в его адрес и в очередной раз (но не искренне) отрёкся от своего лозунга «Обогащайтесь».

После XIV съезда ВКП(б) Н. И. Бухарин продолжал пропагандировать свою концепцию строительства социализма в ходе внутрипартийной борьбы со сторонниками «левой» оппозиции43. Следующий важный шаг в разработке актуальных проблем социалистического переустройства советского общества был сделан им уже после XIV съезда ВКП(б), когда началась развёртываться индустриализация и подготавливаться массовая коллективизация сельского хозяйства, когда в условиях обострения кризиса хлебозаготовок возникали всё новые и новые проблемы, от решения которых зависела судьба социалистического строительства в СССР. Именно они оказывались теперь в центре продолжавшейся дискуссии о строительстве социализма в СССР.

Уже в выступлении на апрельском (1928) пленуме ЦК ВКП(б) Н. И. Бухарин сформулировал ряд положений, которые развивал в последующее время, фактически противопоставляя их решениям XIV и XV съездов ВКП(б) о принятии курса на индустриализацию СССР и коллективизацию сельского хозяйства. Едва ли не самое заметное место среди выступлений Н. И. Бухарина этого периода принадлежит его статье «Заметки экономиста» (сентябрь 1928 г.). Для данного исследования она представляет особый интерес потому, что в ней ясно и концентрированно отражены уже значительно развившиеся взгляды Бухарина на ключевые проблемы развития советской экономики.

Свой анализ состояния народного хозяйства Н. И. Бухарин начинает с выяснения особенностей реконструктивного периода, справедливо указывая, что только понимание их позволит выработать правильную политику. Он констатирует достижения и пробелы в развитии народного хозяйства и в связи с этим даёт оценку переживаемого экономического кризиса, а также формулирует своё понимание сущности планирования44. Сделанные здесь выводы лежат в основе всех его дальнейших рассуждений. Основная часть его статьи посвящена изложению и аргументации программы действий, обеспечивающих движение к социализму «отсталого типа».

Достижение этой цели должно быть обеспечено соответствующим планированием. «Задачи выработки народнохозяйственного плана», по мнению Бухарина, состоит в определении «условий правильного сочетания различных сфер производства и потребления и различных сфер производства между собой», т. е. в определении условии «подвижного экономического равновесия» (с. 34145). Н. И. Бухарин нацеливал планирование на сохранение существующих пропорций народного хозяйства, очевидно, потому, что только в этом случае единоличное крестьянское хозяйство и «торгашеская» кооперация оставались в неприкосновенности как главное условие использования в интересах строительства социализма «отсталого типа» частноиндивидуалистического стимула, частной инициативы крестьян. Предлагаемое им обеспечение баланса выводит нас на важнейший для интересующей нас проблемы вопрос – о соотношении темпов и пропорций развития народного хозяйства.

Бухарин ставит вопрос о соотношении города и деревни, промышленности и сельского хозяйства и предлагает свою схему систематизации типов отношений между городом и деревней и анализирует её (с. 344–345). В основе его анализа и следующих из него выводов лежит весьма спорный тезис: «Наивысший длительно темп получается при таком сочетании, когда индустрия подымается на быстро растущем сельском хозяйстве. Именно тогда индустрия даёт рекордные цифры своего развития» (выделено авт. -B.C.) (с. 345). Следовательно, темп развития промышленности определяется не уровнем, а именно темпом развития сельского хозяйства: темп, скорость роста сельского хозяйства, должна предопределять возможную скорость (темп) роста промышленности, а значит, и темпы индустриализации страны. Не даром Бухарин часто рассуждает об опасности отставания темпов развития сельского хозяйства от промышленности, о том, что для обеспечения сбалансированного развития народного хозяйства необходимо «расшить» главное узкое место в народном хозяйстве – зерновое хозяйство, всемерно ускоряя его развитие за счёт промышленности (с. 350–353, 356)46.

Обращает на себя внимание то, что проблему соотношения темпов роста промышленности и сельского хозяйства в 1925 г. он решал совершенно по-другому: пытаясь снять опасения, вызываемые в партии ростом кулацких хозяйств, он, как было показано выше, уверял, что такие опасения неосновательны просто потому, что никогда кулацкое хозяйство не сможет расти быстрее, чем государственная промышленность. Тогда он писал, что невозможно «предположить, что кулацкие хозяйства будут расти быстрее, чем вся государственная промышленность… быстрее всего будет развиваться ставшая уже на ноги крупная промышленность, которая находится целиком в руках пролетарского государства»47. Тогда именно в опережающих темпах роста промышленности он видел гарантию против опасности термидора, исходящей от растущего кулачества. А теперь, в сентябре 1928 г., в этом опережении он видит смертельную угрозу для социализма. Может быть, Бухарин запутался в собственных построениях? Но, видимо, причина в ином – в стремлении политически спасти свою концепцию построения социализма. В 1925 г., до начала индустриализации, указание на опережающие темпы роста промышленности позволяло внушать членам партии более спокойное отношение к росту кулачества и капиталистического сектора экономики. А в 1928 г., когда индустриализация уже началась, размеры капиталовложений в промышленность быстро увеличивались, она стала превращаться в страшную угрозу для кулачества, обесценивая вместе с тем бухаринскую программу строительства социализма «отсталого типа». И Бухарин радикально меняет своё мнение как в отношении темпов роста промышленности и сельского хозяйства, распределения капиталовложений, так и в отношении опасностей, исходящих от кулака и его хозяйства.

Аргументируя свой вывод о зависимости темпов роста промышленности от темпов роста сельского хозяйства, Бухарин пытается опереться на опыт развития капиталистических стран, однако весь опыт развития капитализма в XIX–XX вв. свидетельствует против его вывода48. Если бы темпы развития промышленности всегда следовали за темпами развитием сельского хозяйства, то никакой индустриализации быть не могло бы никогда и ни у кого! Индустриализация как раз и предполагает опережающие темпы роста промышленности по сравнению с темпами роста сельского хозяйства.

Конечно, хорошо, если индустрия поднимается на быстро растущем сельском хозяйстве. А если такого роста нет или он не скоро будет обеспечен? Следовало ли в этом случае смириться с низкими темпами развития промышленности и оставить надежды на создание современной индустрии? Можно при этом развить сельское хозяйство и удерживать достигнутые темпы его роста в течение длительного времени, используя только, или в основном, импортную технику, которую удастся закупить на средства, полученные от экспорта сельхозпродукции? И неужели другие факторы, например спрос на промышленные продукты, не влияют на темпы, размеры и продолжительность роста промышленности? И откажутся ли капиталистические страны от войны против СССР до тех пор, пока его сельское хозяйство создаст условия для развития его промышленности и пока она сама разовьётся? Нет аргументированных ответов у Н. И. Бухарина на эти вопросы!!!! Их заменяет его убеждённость в собственной правоте.

Связь процессов роста промышленности и сельского хозяйства очевидна. Она взаимна. Говорить об односторонней зависимости темпов развития промышленности от темпов развития сельского хозяйства, значит, искажать реальность. Бухарин, на наш взгляд, недопустимо упрощает её. Придавая своему выводу силу исторической закономерности, он пытался создать базу как для критики своих оппонентов, так и для выстраивания собственной программы развития промышленности, сельского хозяйства и их отраслей, программы строительства социализма «отсталого типа» на базе развития и использования частноиндивидуалистических стимулов и частной инициативы единоличного мелкобуржуазного крестьянства.

Если быстрое развитие промышленности возможно только на основе быстроразвивающегося сельского хозяйства, писал Бухарин, то «это предполагает возможность быстрого реального накопления в сельском хозяйстве» (с. 345–346). Но для этого в него необходимо направить дополнительные средства. Взять их можно только из индустрии. Свою позицию Н. И. Бухарин подкрепляет соответствующими положениями резолюции XV съезда ВКП(б) «О директивах по составлению пятилетнего плана народного хозяйства», в которых ставилась задача развёртывании промышленности, и при этом говорилось о необходимости проявлять осторожность и взвешенность при подходе к вопросам планирования, в частности, развития лёгкой и тяжёлой промышленности, а также сельского хозяйства49 (с. 357). Н. И. Бухарин пытался использовать эти оговорки для обоснования фактического отказа от основных установок XV съезда.

Своё предложение он формулирует так: опираясь на сельское хозяйство и продавая его продукцию, заработать валюту купить на неё импортное оборудование. Затем, используя промышленный импорт, развивать свою тяжёлую промышленность, «постепенно эмансипироваться от зависимости по линии оборудования», становиться на свои ноги, не отвергая при этом международных экономических связей (с. 353–354). Но эти расчёты наталкивались на его же оценку возможностей существующего сельского хозяйства обеспечить необходимые размеры экспорта зерна. Оценивая (на основе опыта хлебозаготовок 1926/27 г.) возможности деревни обеспечить за счёт импорта зерна своё собственное развит ие, он утверждает, что «хлеба у нас производится вообще мало», что количество «хлеба в стране не растет» (с. 351). Н. И. Бухарин не давал ответа на вопрос о том, как он думал при таком состоянии производства зерна обеспечить финансами (валюта – для покупки техники, рубли для кредитования крестьян) хотя бы только само сельское хозяйство импортной техникой (трактора и др.) в необходимых масштабах.

Более того, в его рассуждениях не найти даже намёка на то страшное положение, в котором находилось сельское хозяйство. В докладе «О работе в деревне» XV съезду ВКП(б) В. М. Молотов говорил, в частности: «У нас примерно 24 миллиона мелких крестьянских хозяйств… оказывается, что в 8 миллионах наиболее слабых крестьянских хозяйств даже применение лошади сейчас не рентабельно… не окупается полностью… Если взять применение сельскохозяйственных машин – получается то же самое. Даже хороший плуг в некоторой части хозяйств не окупает себя целиком, не говоря уже о том, он недоступен для наиболее слабых хозяйств, а сельскохозяйственные машины – жатка, сеялка и молотилка всех сортов – они совершенно не рентабельны, их невозможно применять в мельчайших крестьянских хозяйствах на выгодных условиях. Вот почему у нас до сих пор ещё в СССР больше, чем 5 млн сох». В ряде мест количество сох увеличивается быстрее, чем плугов50. Как могла принять и использовать середняцко-бедняцкая часть деревни тракторы, даже, если бы, они были закуплены? Непреодолимым препятствием на пути тракторов в деревню, кроме её бедности, служили также и сохранявшаяся чересполосица, и измельчание крестьянских наделов.

Н. И. Бухарин формально пытался занять позицию сторонника «среднего» решения: незначительную часть средств, полученных за счёт реализации зерна, брать у сельского хозяйства и направлять её в промышленность, основную часть их направлять в деревню. Отметив, что без перекачки средств из сельского хозяйства в индустрию нельзя (с. 353), он выходил на ключевой вопрос: как определить размер перекачки? Троцкисты предлагали решать его «в пределах «технически досягаемого», т. е. «выходить даже за пределы прибавочного продукта» (с. 353). Такой подход Бухарин отвергал и давал свой очень конкретный и на редкость практичный ответ: «Здесь истина лежит посередине» (с. 353). Формально это означает компромисс, половинчатое, «срединное» решение. А фактически он, оттолкнувшись от признания необходимости перераспределения средств в пользу сельского хозяйства за счёт промышленности, начал обосновывать программу пересмотра финансирования сельского хозяйства, прежде всего производства зерна, далеко выходящую за пределы мыслимого «среднего» решения.

Анализируя результаты развития экономики СССР в 1926/27 – 1927/28 гг., Н. И. Бухарин высказывал радость по поводу высоких темпов роста промпродукции, но только для того, чтобы, сняв с неё ответственность за причины хлебозаготовительного кризиса, поддержать свой вывод о достаточно высоком уровне и высоких темпах развития промышленности и аргументировать своё мнение, что не с помощью дальнейшего ускорения её развития следует бороться с кризисом (с. 348). Он считал, что этот кризис «подготовлялся в обстановке измельчания крестьянского хозяйства стабильностью или даже падением зернового хозяйства» (с. 351), которое, в свою очередь связано с разрывом цен, с одной стороны, на зерно (низкие), а с другой – на другие сельхозпродукты (повышаются) (с. 351–353). По его мнению, именно неправильная политика цен на сельхозтовары привела к падению производства зерна. Поэтому преодоление кризиса хлебозаготовок, по мнению Бухарина, следовало искать не в дальнейшем ускорении развития промышленности, а в повышении закупочных цен на зерно. Следовательно, за счёт сокращения расходов на индустриализацию. Очевидно, он считал, если работу крестьян простимулировать повышением закупочных цен на зерно, то они, используя примитивную технику земледелия в рамках своего мелкого хозяйства, смогут существенно увеличить объёмы производства зерна. Каких-либо расчётов, подтверждающих его надежды, он не приводил.

Такая постановка вопроса о причинах кризиса позволяет ему начать развивать аргументацию в пользу снижения финансирования и темпов роста промышленности. Считая сельское хозяйство, в частности производство зерна, «узким местом» народного хозяйства и приглашая «расшивать» его в интересах индустриализации, Бухарин призывает к нарушению существующего баланса, а значит, к отказу от того динамического равновесия, которое сам же призывал сохранить как принцип планирования и хозяйствования. Но ведь также можно поступить в интересах производства, например стройматериалов. Однако он против такого варианта нарушения динамического равновесия, поскольку оно противоречит не законам экономики и не принципам планирования, а его, Бухарина, концепции построения социализма «отсталого типа». На поверку оказывается, что динамическое равновесие нарушить в интересах индустриализации страны, обеспечивающей техническую реконструкцию сельского хозяйства, нельзя, а в интересах частнособственнического крестьянского хозяйства, можно и нужно.

Решение данной задачи ему представляется таким образом: на первое место среди всех других выдвигаются «проблемы капитального строительства и зернового хозяйства… Разумеется, если бы не было угрожающего отставания зернового хозяйства, его дробления, понижения его товарности и т. д., то целесообразней было бы, пожалуй, деньги, ассигнуемые на совхозы (но не на индивидуальные крестьянские хозяйства. – B.C.), вложить, скажем, в производство чёрного металла, которое является «узким местом» нашей промышленности» (с. 357). Но, поскольку обозначилось серьёзное отставание производства зерна от потребностей в нём, то именно в него должны быть направлены капиталовложения: поскольку именно сельскохозяйственное производство «вообще» и зерновое хозяйство, в первую очередь, должно было «выправить крупнейшую хозяйственную диспропорцию, находившую своё выражение в стабильности и даже регрессе зерновых культур и в слабом развитии сельского хозяйства вообще» (с. 357). Такой постановкой вопроса о приоритетах капиталовложений, по сути дела сформулирован приговор индустриализации в том её виде, о котором решение о ней принял XIV съезд ВКП(б). А вместе с ней и развитию сельского хозяйства страны, поскольку денег, по оценке Бухарина, могло хватить только на развитие зернового хозяйства.

Аргументируя против ускорения развития промышленности, он указывает также на то, что товарная часть промышленной продукции растет быстрее, чем в сельском хозяйстве51 (с. 348), на лимитирующее влияние внутрипромышленных диспропорций: дефицит металла, стройматериалов, сельхоз-сырья (с. 355–356). То есть промышленность, де, не сможет эффективно использовать более крупные капиталовложения в неё. Следовательно, уменьшение капиталовложений в неё, не нанесёт делу индустриализации СССР никакого ущерба. Развивая свою аргументацию, Н. И. Бухарин указывает на то, что на пути индустриализации стоят значительные трудности, без преодоления которых, невозможно наращивать темпы развития промышленности: ограниченность финансов и недостаточное развитие промышленности стройматериалов, отсутствие резервов (валюта, золото, промтовары, хлеб) (с. 358–361).

Из отраслей промышленности, по мнению Бухарина, на средства для развития могла рассчитывать чёрная металлургия (с. 356–357). Но поскольку основной поток средств должен быть направлен на расширение производства зерна, то о планах развития чёрной металлургии лучше забыть. О финансировании развития машиностроения вопрос даже не ставится!!! Следовательно, он призывал отказаться от курса на индустриализацию, принятого XIV съездом ВКП(б).

Вслед за этим Н. И. Бухарин начинал развертывать аргументацию, заставляющую усомниться уже в возможности сохранения достигнутых темпов роста промышленности. Дело в том, что для этого, оказывается, необходимо было сначала провести необходимую подготовительную работу. Перечень абсолютно необходимых предварительных мер впечатляет. Следовало: обеспечить снижение себестоимости, внедрение в промышленность новейших изобретений, технических достижений, произвести рационализацию работы, «втягивание масс», «развитие и применение науки», повышение её роли «в несколько раз», преодоление «российского провинциализма» в области науки и техники, налаживание «дела статистического учёта», преодоление неорганизованности в системе управления в разных её формах и проявлениях; следовало так же «научиться культурно управлять в сложных условиях реконструктивного периода». И всё это можно решить только после того, как наши ряды будут перестроены так, «как того требует реконструктивный период». А для реализации этой установки, в свою очередь, требуется ряд сложный перестроек не только в системе экономического управления, но и в государстве (отказаться от излишней централизации, «сделать несколько шагов в сторону ленинского государства – коммуны», но при этом важнейшие вопросы должны решаться в центре и к тому же «гораздо твёрже, более жёстко» и, конечно же, «более продуманно») (с. 365). Без предварительного решения всех этих проблем, по мнению Бухарина, не только о дальнейшем развитии страны, о росте промышленности, но и о сохранении достигнутых темпов роста думать нельзя.

Итак, сначала научимся и всё отладим, всем овладеем и т. д., а затем начнём ускоряться в своём развитии, повышать темпы роста и т. д. В общем, индустриализацию придётся отложить до «греческих календ», о наступлении которых знаменитый рак оповестит известным способом. Весь мир учился и решал имеющиеся проблемы одновременно, обеспечивая этим рост производства и развитие экономики. Но они действовали не по науке «от Бухарина». Очевидно поэтому их опыт он считал неприменимым в СССР.

Хватит! Наиндустриализовывались! Так можно сформулировать суть позиции Бухарина.

Но «отстояв» таким образом интересы сельского хозяйства и частнособственнического крестьянства, Н. И. Бухарин не смог предложить реальной программы их развития до уровня, способного обеспечить хотя бы своё собственное развитие и создать стартовый капитал для начала индустриализации.

Заявленная им программа развития сельского хозяйства формально предполагала подъём индивидуального крестьянского хозяйства, ограничение кулацкого хозяйства, строительство совхозов и колхозов, проведение правильной политики цен, кооперирование масс крестьянства, а также ряд других, не конкретизированных в статье положений (с. 357).

Однако все свои усилия Бухарин сосредоточил на доказательстве необходимости поддержки индивидуального крестьянского хозяйства, усматривая в нём не только источник наращивания производства сельскохозяйственных продуктов, но и базу для создания колхозов, поскольку проблема коллективизации «должна решаться на подъёме индивидуальных хозяйств». Именно так, по его мнению, ставил вопрос Ленин (с. 357). Попытка опереться на авторитет Ленина ничем не подкрепляется. Что же касается надежд Н. И. Бухарина на связь роста колхозного движения с ростом экономической мощи мелких частных крестьянских хозяйства, то опыт 1920-х годов свидетельствует против них.

В отношении развития колхозов у Н. И. Бухарина просматривается та же постановка вопроса, что и с соотношением роста промышленности и сельского хозяйства – промышленность должна расти следуя за сельского хозяйства, не отбирая у него средства для развития, используя только то, что оказывается ему не нужным. Колхозы должны появляться так же, как и современная промышленность – как побочный эффект развития, в данном случае, единоличного хозяйства крестьян: они должны возникать на базе крепнущих единоличных крестьянских хозяйств, не обгоняя их, не отнимая у них никаких, необходимых им, средства развития, используя то, что оказывается им не нужным.

Очевидно, такое совпадение не случайно, оно указывает на принципиальную установку, которой руководствовался Н. И. Бухарин – ничем и никак не вызывать никакого недовольства в среде крестьянства. Иначе – неизбежна гибель Советской власти. В результате Бухарин систематически и целенаправленно развивал аргументацию в пользу такой экономической политики, которая обрекала СССР на экономическую отсталость, ставя крест не только на индустриализации страны, но и на проведении технической реконструкции сельского хозяйства, а следовательно, и социалистическом преобразовании деревни. И на успехе социалистической революции.

Нельзя не поставить вопрос: а если желаемого подъёма индивидуальных хозяйств нет и его нечем обеспечить? Что тогда? Отказ от коллективизации, которая являлась тогда в СССР единственным реальным средством повышения производительности крестьянского хозяйства? Ведь отказ от использования этого пути повышения производительности труда примерно 96 % крестьян в условиях проведения линии на их ограничение кулацких хозяйств, означал курс на деградацию имевшегося в СССР сельского хозяйства, а также и самой деревни. Низкая товарность не только бедняцких, но и середняцких крестьянских хозяйств не позволяла (даже с помощью «торгашеской» кооперации) осуществлять накопление средств для его технического переоснащения. Как обеспечить развитие мелкотоварного единоличного крестьянского хозяйства в условиях, когда они не могли ни приобрести современную высокопроизводительную технику (трактор, машины, комбайн), ни использовать её? Возможно поэтому, все рассуждения Н. И. Бухарина на этот счёт чрезвычайно общи, не внятны. Учитывая всё написанное им в этой статье, приходится признать, что к началу осуществления программы индустриализации и коллективизации сельского хозяйства он не смог предложить достойной им альтернативы.

Ссылки Н. И. Бухарина на авторитет В. И. Ленина, к которому он прибегал, обосновывая свой план построения социализма «отсталого типа», часто были беспредметны, на что указывалось выше. Своего рода приговором бухаринскому плану звучат слова самого В. И. Ленина, из заключительной части его последней статьи «Лучше меньше, да лучше». «Если мы сохраним за рабочим классом руководство крестьянством, то мы получим возможность ценой величайшей и величайшей экономии хозяйства в нашем государстве добиться того, чтобы всякое малейшее сбережение сохранить для развития нашей крупной машинной индустрии, для развития электрификации, гидроторфа, для достройки Волховстроя и прочее.

В этом и только в этом будет наша надежда. Только тогда мы в состоянии будем пересесть, выражаясь фигурально, с одной лошади на другую, именно, с лошади крестьянской, мужицкой, обнищалой, с лошади экономии, рассчитанных на разоренную крестьянскую страну, – на лошадь, которую ищет и не может не искать для себя пролетариат, на лошадь крупной машинной индустрии, электрификации, Волховстроя и т. д.» Этот курс, по мысли Ленина, мог обеспечить возможность «удержаться не на уровне мелкокрестьянской страны, не на уровне этой всеобщей ограниченности, а на уровне, поднимающемся неуклонно вперёд и вперёд к крупной машинной индустрии» (выделено авт. -B.C.)52.

Бухарин, как умел, выступал против этого, намеченного В. И. Лениным, стратегического курса развития СССР.

Имеющиеся попытки представить его, Бухарина, как человека, верно воспринявшего ленинские идеи об условиях и процессе построении социализма в СССР и творчески развившего их в правильном, «истинно ленинском» направлении, как видно, обречены на провал. Сам Ленин «отказывается» от такого теоретического и политического ученика и наследника.

Примечания

1 Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888–1938. – М.: Прогресс, 1988.-С. 172–184.

2 Среди его авторов и пропагандистов был Н. И. Бухарин.

3 Бухарин Н. И. О новой экономической политике и наших задачах / Бухарин Н. И. Избранные произведения. – М., 1988. С. 127–128.

4 С письмом К. Маркса Вере Засулич и четырьмя вариантами его черновиков Бухарин был знаком с 1913 г. (См.: Рязанов Д. В. Засулич К. Маркс. Предисловие редактора // Архив К. Маркса и Ф. Энгельса. – М., 1924. С. 268).

5 Бухарин Н. И. Политическое завещание Ленина / Бухарин Н. И. Избранные произведения. – М., 1988. С. 421–422.

6 Бухарин Н. И. О новой экономической политике и наших задачах. С. 140.

7 Там же.-С. 140–141.

8 Там же. – С. 141–145. В отличие от взглядов Троцкого, который во главу угла своей программы действий ставил темпы развития, Бухарин центральным пунктом своего плана построения социализма считал «торгашескую» кооперацию. Троцкий отводил ей подсобную роль, зато не отказывался от коллективизации крестьянства.

9 Там же.-С. 135–140.

10 Там же.-С. 131–132.

11 Бухарин Н. И. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз / Бухарин Н. И. Избранные произведения. – М., 1988. С. 174.

12 Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 41. С. 205–245.

13 В. И. Ленин не писал, а диктовал. И не статью, а два варианта записок, о предназначении которых можно только строить предположения. Н. И. Бухарин либо ошибся (что труднообъяснимо), либо слукавил, чтобы полнее использовать авторитет В. И. Ленина в интересах своей концепции социалистического преобразования советского общества. Последнее, по нашему мнению, более вероятно.

14 Бухарин Н. И. О новой экономической политике и наших задачах. С. 129–130.

15 Там же.-С. 130–131.

16 Там же.-С. 131–132.

17 При капитализме «кредитная» и «сбыто-закупочная» кооперация укрепляет капитализм. Иное дело у нас, писал он: «при нашей диктатуре, при соотношениях нашей государственной власти с сельскохозяйственными учреждениями, в условиях национализации земли, чего нет ни в одной стране мира», крестьянин «может постепенно врастать в систему социалистических отношений через кооперацию» (Там же. – С. 142).

18 Там же. – Фактически этот упрек Бухарина относится и К. Марксу.

19 Там же.-С. 142–143.

20 Там же.-С. 143.

21 Там же. – С. 144.

22 См.: Там же.-С. 144–145.

23 Бухарин Н. И. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз. С. 225–228.

24 Там же. – С. 228.

25 Это благое пожелание было далеко от реалий того времени. Тогда на просьбы бедноты о помощи они слышали в ответ предложение объединяться для оказания взаимопомощи.

26 Там же.-С. 183.

27 Там же. – С. 183–184. «Более коллективная форма хозяйствования» – очевидно, имеется в виду колхоз.

28 Характеризуя происходящие в деревне процессы, В. М. Молотов в докладе «О работе в деревне» на XV съезде ВКП(б), в частности, отметил: «в последние годы процесс расслоения в деревне усилился», и процесс выделения крайних полюсов (кулачества и сельскохозяйственного пролетариата) наметился более резко, чем это было в первые годы революции». Процесс «усиления середняцкой части и некоторого сокращения бедняцкой части абсолютно ясно выражен в жизни деревни». Рост сельхозпролетариата «за последние годы несомненен» (примерно на 20 % за три года), но только половина из его занята в кулацких хозяйствах, остальные в совхозах и других советских организациях. «Рост капиталистических элементов в деревне пока ещё выражен в совершенно незначительной величине», но «за последние годы процесс роста этих элементов идёт заметно ускоренным темпом» (Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стенограф, отчет. – М., 1962.-Т. П. С. 1179, 1181, 1182, 1184).

29 Бухарин Н. И. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз. С. 183–184. Следовательно, кулацкие кооперативы приравнивались им к предприятиям госкапиталистическим, что противоречит взглядам В. И. Ленина, за авторитет которого Бухарин постоянно «прятался».

30 Там же.-С. 184.

31 Данное положение – о спасении от реставрации капитализма в СССР в опережающих темпах роста промышленности по сравнению с наиболее быстро растущим в сельском хозяйстве кулацким хозяйством, поддерживаемым кредитной кооперацией, чрезвычайно важно для понимания рокового для Бухарина внутреннего противоречия его концепции построения социализма в СССР. К нему мы обратимся несколько позднее.

32 Там же.

33 Вот как! Государство будет поднимать примерно 96 % крестьянских хозяйств? А как же быть с всё побеждающими и ставящими социалистическое государство «на своё место» частноиндивидуалистическим стимулом и частной инициативой?

34 И Бухарин, оказывается, выступает за «раскрестьянивание».

35 Бухарин Н. И. О новой экономической политике и наших задачах. С. 145.

36 Бухарин Н. И. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз. С. 226–230.

37 Там же. – С. 230.

38 Там же. – С. 228.

39 Бухарин Н. И. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз. С. 175.

40 В научный оборот он был введен и проанализирован В. И. Кузьминым. См: Кузьмин В. И. Исторический опыт советской индустриализации. – М., 1969. С. 28–29. Он сохранился в двух вариантах – рукописном и машинописном, который полностью соответствует рукописному варианту с учётом имеющейся в нём редакционной правки, изъятий и дополнений. Первоначальный текст выполнен чёрными чернилами, правка карандашом (незначительная), позднее произведена обильная правка красными чернилами.

41 Возможно, Бухарин и не ставил перед собой такой задачи, поскольку считал, что она уже определена как всемерное развитие «торгашеской» кооперации.

42 XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). Стенограф, отчет. – М.; Л., 1926. С. 135.

43 См., например: «Доклад на XXIII чрезвычайной Ленинградской губернской конференции ВКП(б) 10–11 февраля 1926 г.»; «О характере нашей революции и о возможности победоносного социалистического строительства в СССР»; «Партия и оппозиция на пороге XV партсъезда. Доклад на собрании актива Ленинградской организации ВКП(б). 26 октября 1927 г.» (см.: Бухарин Н. И. Избранные произведения. – М., 1988. С. 231–367.)

44 См.: Бухарин Н. И. Заметки экономиста / Бухарин Н. И. Путь к социализму. Новосибирск: «Наука». Сибирское отделение, 1990. С. 337–344.

45 Здесь и далее в тексте в скобках указаны страницы по книге: Бухарин Н. И. Путь к социализму. – Новосибирск, 1990. Тезис о «подвижном экономическом равновесии» тождественен тезису Троцкого о «динамическом равновесии» в народном хозяйстве и подчёркивает стремление Бухарина не ломать, а сохранять существующую структуру и пропорции народного хозяйства, промышленности, сельского хозяйства.

46 По поводу этих мыслей Н. И. Бухарина необходимо сказать, что в его рассуждении много неясностей, затрудняющих и понимание Бухарина, и анализ его позиции. Например, что значит «наивысший длительно темп»? Каков он и как долго он должен удерживаться? И нужно ли поддерживать его в разных отраслях промышленности на одном уровне? Нужно ли стремиться к нему, отказываясь от маневрирования темпом в разных отраслях народного хозяйства?

47 Бухарин Н. И. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз. С.184.

48 В США ежегодный прирост валовой продукции сельского хозяйства в 1890–1900 гг. в среднем равнялся 9,3 %, в 1900–1910 гг. этот показатель снизился до 3,1 %, а в 1910–1920 гг. – до 1,4 %. Темпы роста её промышленности были значительно выше. В России ежегодный прирост сельскохозяйственной продукции по десятилетию 1900–1911 гг. колебался в пределах 3,2–3,5 % (См.: Сталин И. В. -Соч. Т. 10. С. 302–303).

49 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9– е изд. – Т. 4. – М., 1984. С. 277.

50 Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стенограф, отчет. – М., 1962. Т. П. С. 1195.

51 После завершения восстановления промышленности и сельского хозяйства иначе и быть не могло. Более высокая товарность автоматически обеспечивалась в промышленности стопроцентной ориентировкой на рынок, несравненно более крупными масштабами производства, использованием в ней, хотя и устаревших, но все-таки более современных, чем в единоличном сельском хозяйстве, техники, технологии, источников энергии, более рациональной организации производства.

52 Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т.45. С. 405–406.

 

4.3. Сталинская альтернатива (уч т опыта социалистической революции в России и «подсказки» К. Маркса)

В 1922–1924 гг. в центре забот И. В. Сталина как Генерального секретаря ЦК РКП(б) находились разные вопросы внешней и внутренней политики, в т. ч. и экономической. К концу 1924 г., в связи с приближением к завершению восстановления народного хозяйства, активизировалось обсуждение вопросов о перспективах развития экономики СССР. Они оказалось органично вплетёнными в острую внутрипартийную дискуссию по широкому комплексу вопросов теории и истории социалистической революции, характера возникшей в ходе неё социально-экономической системы, о возможностях её развития к социализму, о политике, способной обеспечить победу социализма в условиях капиталистического окружения и задержки в развитии мировой пролетарской революции.

И. В. Сталин сразу же стал играть в этой дискуссии важную роль, поскольку, развивая ленинские мысли и оценки, он не просто более определённо сформулировал положительный ответ на вопрос о возможности победы социализма в СССР в условиях капиталистического окружения, но и обосновал возможность превращения его из страны, ожидающей помощи со стороны мировой пролетарской революции, в страну, являющуюся оплотом её развития, международной силой, повышающей её шансы на победу, а значит, и укрепление собственных позиций в мире. Этот вывод имел для РКП(б) важное как политическое, так и морально-психологическое значение. Вызванная им дискуссия серьёзно изменила «фронты» внутрипартийной дискуссии: в центре её оказался вопрос о «возможности» или «невозможности» построения социализма в СССР, и именно в органичной связи с этим вопросом теперь рассматривались и решались все основные проблемы экономической политики на предстоящий (реконструктивный) период хозяйственного строительства.

Выше говорилось, что, судя по всему, изменение позиции И. В. Сталина в ряде важнейших вопросов развития социалистической революции в СССР произошло в результате учёта им ряда оценок и советов К. Маркса, относительно своеобразия исторического пути развития России и присущего её крестьянству социалистического потенциала. Отныне все практические вопросы строительства социализма в СССР И. В. Сталин рассматривал с учётом тех выводов, которые следовали из этой «подсказки» К. Маркса, творчески применяя их к тем новым историческим и социально-экономической условиям, в которых в России свершилась и начала развиваться социалистическая революция, о которых Маркс, более чем за 40 лет до её начала, знать не мог. В середине 1925 г. И. В. Сталин в ряде выступлений1 впервые в развёрнутом виде представил широким кругам общественности свои взгляды относительно стратегии социально-экономического развития страны на предстоящий период.

Завершение восстановительного периода актуализировало задачу выработки плана дальнейшего развития промышленности и сельского хозяйства, что ставило в центр внимания вопросы соотношения темпов их развития и их отдельных отраслей, роста объёмов их производства, способы и возможности накоплений и распределений средств, необходимых для их развития. Недостаточная развитость и техническая отсталость советской промышленности, неспособность её обеспечивать техническое перевооружение сельского хозяйства и обороноспособность страны выдвинули на первый план задачу технической реконструкции промышленности и индустриализации страны, в т. ч. и сельского хозяйства.

3 июля 1925 г. в Секретариат ЦК РКП(б) на имя Л. З. Мехлиса для И. В. Сталина были присланы 10 вопросов слушателей Свердловского университета. Направляя их адресату, Л. З. Мехлис писал: «Препровождаю тов. Сталину вопросы, которые необходимо осветить в беседах тов. Сталина с выпускниками Свердловцами»2. 9 июня Сталин, выступая в Свердловском университете с ответами на поставленные ему вопросы, затронул ряд актуальных проблем, решение которых открывало перспективы успеха в деле социалистического преобразования советского общества.

Отвечая на вопрос об условиях укрепления смычки рабочего класса с крестьянством в СССР при сохранении капиталистического окружения в течение последующих 10–15 лет, И. В. Сталин сказал, что условием является правильная политика в отношении крестьянства. «Она (правильная политика. -B.C.) может состоять лишь из ряда мероприятий по линии хозяйственной, административно-политической и культурно-просветительной, обеспечивающих укрепление смычки». В части, касающейся хозяйственной области, он отметил: «Необходима, прежде всего, ликвидация пережитков военного коммунизма в деревне. Необходима, далее, правильная политика цен на фабрикаты и сельскохозяйственные продукты, обеспечивающая быстрый рост промышленности и сельского хозяйства и ликвидацию «ножниц». Необходимо, кроме того, сокращение общей суммы сельскохозяйственного налога и постепенный перевод его с рельс общегосударственного бюджета на рельсы бюджета местного. Необходимо кооперирование миллионных масс крестьянства, прежде всего по линии сельскохозяйственной и кредитной кооперации, как средство включения крестьянского хозяйства в общую систему социалистического строительства. Необходимо максимальное снабжение деревни тракторами как средство технического революционизирования сельского хозяйства и как путь создания культурно-технических очагов в деревне. Необходимо, наконец, проведение плана электрификации как средство сближения деревни с городом и уничтожения противоположности между ними.

Таков тот путь, по которому должна пойти партия, если она хочет обеспечить смычку города с деревней по линии хозяйственной»3 (выделено авт. -B.C.).

Отвечая на вопрос о том, «возможно ли развитие крупной советской промышленности в условиях капиталистического окружения без кредитов извне», И. В. Сталин дал развёрнутый, обстоятельный ответ и, в частности, сказал: «Да, возможно. Дело это будет сопряжено с большими трудностями, придётся при этом пережить тяжёлые испытания, но индустриализацию нашей страны без кредитов извне мы всё же можем провести, несмотря на все эти затруднения»4. «Что же остаётся делать Советскому государству, если старые пути индустриализации страны являются для него неприемлемыми, а приток новых капиталов не на кабальных условиях всё ещё остаётся исключённым? – развивал он свою мысль. – Остаётся новый путь развития, путь, не изведанный ещё полностью другими странами, путь развития крупной промышленности без кредитов извне, путь индустриализации страны без обязательного притока иностранного капитала, – путь, намеченный Лениным в статье «Лучше меньше, да лучше»». На этот путь, указанный Лениным, СССР уже встал и должен пройти его «для того, чтобы развить свою крупную промышленность и развиться в мощное индустриальное государство пролетариата» (выделено авт. – B.C.)5.

Хотя этот путь «не изведан буржуазными государствами», продолжал И. В. Сталин, но это ещё «не значит, что он невозможен для пролетарского государства», поскольку оно «имеет в этом отношении такие преимущества, которых не имеют и, пожалуй, не могут иметь буржуазные государства. Национализированная земля, национализированная промышленность, национализированные транспорт и кредит, монополизированная внешняя торговля, регулируемая государством внутренняя торговля, – всё это такие новые источники "добавочных капиталов", могущих быть использованными для развития индустрии нашей страны, которых не имело ещё ни одно буржуазное государство. Вы знаете, что эти и подобные им новые источники уже используются пролетарской властью для развития нашей промышленности. Вы знаете, что мы имеем уже на этом пути некоторые немаловажные успехи.

Вот почему путь развития, невозможный для буржуазных государств, вполне возможен для пролетарского государства, несмотря на все его трудности и испытания» (выделено авт. – B.C.). Кроме того, Сталин высказывал надежды на то, что тот небольшой приток капитала извне в СССР «будет усиливаться по мере роста и укрепления нашего народного хозяйства»6.

Как видно, И. В. Сталин вполне определенно обозначил необходимость решения комплекса важнейших хозяйственных задач – индустриализации страны, а также тракторизации сельского хозяйства. В полном соответствии с теми задачами, которые были поставлены в своё время Лениным.

В 1925 г. наиболее актуальной была задача выбора курса развития промышленности, от которого зависел и характер индустриализации СССР. История дискуссии об индустриализации хорошо изучена, поэтому в рамках данного раздела целесообразно остановиться только на тех вопросах, которые связаны с принципиальными решениями, предложенными И. В. Сталиным и принятыми XIV съездом ВКП(б) в декабре 1925 г. Его активное участие в обсуждении проблем индустриализации СССР, как правило, относят к 1925 г. Это ошибочное представление, объясняемое слабой изученностью огромного массива его архивных документов. Позиция Сталина относительно характера индустриализации определилась гораздо раньше этого времени. В РГАСПИ в фонде И. В. Сталина хранится рукописная записка Сталина «О внешнем положении, состоянии народного хозяйства, о бюджете и по другим вопросам» датируемая (по содержанию) последними месяцами 1922 г. (в ней имеется указание на план 1923 г.). Это, насколько известно автору, первый документ, в котором он зафиксировал свои мысли не только о необходимости индустриализации, но и о её характере, об источниках и способах финансирования тяжёлой промышленности, предполагавших использование отнюдь не только рыночных механизмов:

«1) Дальнейший рост лёгкой индустрии7.

2) Приближающийся кризис тяжёлой индустрии.

3) Триллионы и хлеб, отложенные для тяжёлой индустрии, недостаточны для подъёма последней, нужно фактически получить в распоряжение государства излишки лёгкой индустрии и перераспределить их в пользу тяжёлой, тем более, что больших внешних займов, обычно питающих тяжёлую индустрию в промышленном отношении малоразвитых стран, нам не получить.

4) Нужно, кроме того, учесть строжайшим образом доходы НКВТ по вывозу, по таможням, по специальным торговым обществам и изъять их в пользу тяжёлой индустрии»8.

Без проведения дополнительного исследования нельзя сказать, был ли этот документ создан до или после выступления В. И. Ленина с докладом «Пять лет российской революции и перспективы мировой революции» на IV конгрессе Коминтерна 13 ноября 1922 г., в котором он говорил о развитии тяжёлой индустрии, как о жизненно важном условии не только победы революции, но и выживании страны9. В любом случае, мысли Сталина не только вполне созвучны, но и идентичны ленинским. Кроме того, этот документ относится ко времени, предшествующем выступлению Троцкого на XII съезде РКП(б) по вопросам развития промышленности, которое иногда считают чуть ли не первым призывом к индустриализации, а его самого – основным идеологом и пропагандистом индустриализации СССР. Как видно, подобные утверждения не имеют под собой никакого основания.

В более развернутом и конкретизированном виде свое видение решения задач индустриализации И. В. Сталин представил в своём варианте проекта резолюции ЦК РКП(б) по отчетным докладам ЦК XIV съезду партии (см. Приложения № 3), подготовленном Н. И. Бухариным. Сталинская правка бухаринского варианта проекта резолюции позволяет лучше понять как схожесть их позиций, так и существовавшие уже в это время разногласия, которые через несколько лет обозначили фронт борьбы Сталина и его сторонников с Бухариным и его сторонниками в ЦК ВКП(б) по вопросам индустриализации и коллективизации10.

В части основных положений, которыми съезд поручал ЦК руководствоваться «в своей политике», И. В. Сталин принял без изменений пункты «а» и «б» бухаринского варианта проекта резолюции. Пункт «г» подвергся правке, имевшей уточняющий характер, а в пункт «д» было внесено дополнение, указывающее на способ достижения поставленной цели.

В пункт «в» Сталин внёс принципиально важное дополнение, шедшее вразрез с представлениями об индустриализации, которые развивал Бухарин. Приведём текст бухаринского варианта проекта резолюции, выделив в нем жирным курсивом дополнение, внесённое И. В. Сталиным: «в) вести экономическое строительство под таким углом зрения, чтобы СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование, чтобы таким образом СССР в обстановке капиталистического окружения отнюдь не мог превратиться в экономический придаток капиталистического мирового хозяйства, а представлял бы из себя самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по-социалистически и способную, благодаря своему экономическому росту, служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетённых народов колоний и полуколоний».

Как видно, суть сталинского дополнения состоит в указании на обстоятельства, при которых СССР не превратится в экономический придаток мирового капиталистического хозяйства, а смог бы действительно стать экономически способным обеспечить как строительство социализма, так и оказание помощи развитию мировой социалистической революции. Кроме того, это дополнение устанавливало определённые рамки для интерпретации индустриализации, что было чрезвычайно важно в условиях непрекращающейся борьбы по вопросу – как индустриализацию следует понимать и какая именно индустриализация нужна. Указание на машиностроение здесь совершенно не случайно, так как именно оно позволяло увязать разные отрасли промышленности в единый организм, а значит, обеспечить и экономическую самостоятельность страны, и её обороноспособность. В результате произведённой правки получился текст, который можно назвать сталинской формулой индустриализации.

Данное положение получило развитие и конкретизацию в другой части резолюции, посвященной основным положениям, которыми съезд поручал ЦК руководствоваться «в области экономической политики». Эта часть поручений съезда подверглась значительно более серьёзной переработке, что отразилось в появлении новых пунктов, серьёзной переработке содержания некоторых, отказе от одного из них (п. «ж» о кредите), а также во внесении уточняющей правки и существенных дополнений в пп. «а», «б» и «в» (соответственно пп. «в», «г» и «д» сталинского варианта проекта резолюции). Так, например, в п. «в» сталинского проекта, в связи с упоминанием решений XIV партконференции, введён новый тезис о «всемерном способствовании росту производства» (наряду с упоминанием о росте товарооборота в стране). Лишь п. «г» бухаринского проекта был принят Сталиным без изменения (в сталинском варианте п. «е»).

Первый пункт в сталинском варианте проекта резолюции был новым и сводился к требованию: «а) во главу угла поставить задачу всемерного обеспечения победы социалистических хозяйственных форм над частным капиталом, укрепление монополии внешней торговли, рост социалистической госпромышленности и вовлечение, под её руководством и при помощи кооперации, всё большей массы крестьянских хозяйств в русло социалистического строительства» (выделено авт. -B.C.)11. Здесь И. В. Сталин фиксирует задачу обеспечения победы социализма над капитализмом во всех отраслях народного хозяйства. Бухарин так задачу не ставил.

Второй пункт в сталинском проекте также был новым и гласил: «б) обеспечить за СССР экономическую самостоятельность, оберегающую СССР от превращения его в придаток капиталистического мирового хозяйства, для чего держать курс на индустриализацию страны, развитие производства средств производства и образование резервов для экономического маневрирования» (выделено авт. – B.C.). Как видно, здесь Сталин определённо связал задачу превращения СССР в сильную экономическую державу с помощью такой индустриализации страны, которая позволила бы производить средства производства и создавать экономические резервы, необходимые для развития экономики страны. В проекте Бухарина эти проблемы не получили отражения совершенно.

В пункте «ж» сталинского проекта, возможно, был глубоко переработан п. «д» бухаринского проекта. В нём говорилось: «ж) поддерживать и толкать вперёд развитие сельского хозяйства по линии повышения земледельческой культуры, развития технических культур, повышения техники земледелия (тракторизация), индустриализации сельского хозяйства, упорядочения дела землеустройства и всемерной поддержки разнообразных форм коллективизации сельского хозяйства» (выделено авт. -B.C.). Здесь И. В. Сталин изменил предложенную Н. И. Бухариным (в п. «д») формулировку задачи, перенеся акцент из сферы оценки социального состава деревни в сферу сельскохозяйственного производства, из сферы крестьянского хозяйства в сферу производства сельхоз-товаров, необходимых для осуществления индустриализации страны. Сталин добавил также, как одну из важнейших, задачу технического перевооружение сельского хозяйства (тракторизация), а также его индустриализации. Но самое главное, здесь И. В. Сталин впервые и предельно определённо заявил о необходимости «всемерной поддержки» коллективизации сельского хозяйства, как о задаче, которую он считал важнейшей и неотложной. Ничего подобного в бухаринском проекте не было.

Принятие XIV съездом ВКП(б) курса на индустриализацию в её сталинском варианте предопределило подготовку соответствующего решения вопроса относительно коллективизации сельского хозяйства. Прежде считалось, что колхозы могут привлечь бедняцкую часть деревни (полупролетарскую, поэтому способную воспринять идеи социализма). Это серьёзно ограничивало их потенциальное влияние на развитие сельскохозяйственного производства. В свете «подсказки» К. Маркса обозначилась возможность вступления в них также и крестьян – середняков, обладавших (как и беднота) определённым социалистическим потенциалам и издавна использовавших такую форму организации коллективного труда, как артель. Включение всей массы трудящихся крестьян в колхозы позволяло надеяться на радикальное и быстрое решение аграрно-крестьянской проблемы социалистической революции. Открывались возможности, которыми И. В. Сталин предлагал воспользоваться – если крестьянство обладает определённым социалистическим потенциалом, то следует смелее вести линию на коллективизацию, ускоряя её материально-техническую подготовку и усиливая необходимую разъяснительную работу.

Основная трудность, как считалось, заключалась в финансовом и материально-техническом обеспечении развития производственной кооперации крестьян, которую рассчитывали решить за счёт экспорта сельхозпродукции, системы кредитов, увеличения объемов выпуска сельхозинвентаря и развёртывания производства сложной сельскохозяйственной техники (трактора и др.). Однако реальность оказалась гораздо суровее, чем думали. И деньги получить оказалось сложнее. Производство тракторов и другой сельскохозяйственной техники требовало развития отраслей тяжёлой промышленности. А всё это требовало дополнительных средств и времени. Да и наличную технику «продвинуть» в деревню оказалось совсем не просто, поскольку деревня, остро нуждающаяся в ней, по бедности своей пока что не могла принять её.

Отмеченная выше проблема нерентабельности использования лошадей и сложной сельскохозяйственной техники в бедняцко-середняцких хозяйствах (гл. 4, раздел 4.2) являлась лишь оборотной стороной их низкой товарности. Следовательно, предоставление крестьянам кредитов на их приобретение не могло обеспечить технического перевооружения земледелия. Требовалась более глубокая перестройка всей организации, технического обеспечения и повышения агрокультуры сельского хозяйства. Сделать это в рамках единоличного бедняцко-середняцкого хозяйства было невозможно12. А без этого невозможно было серьёзно поднять производительность труда в сельском хозяйстве.

Об этой реальности говорил И. В. Сталин, отвечая на вопросы после своего доклада «О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии» на активе ленинградской организации ВКП(б) 13 апреля 1926 г. В частности, в ответе на вопрос о причинах снижения сельхозналога и влияния этого фактора на уменьшение экспорта, он признал, что можно было бы взять налогом немного больше (не 235, а 300 млн руб.), увеличился бы и экспорт. Но взамен мы получили бы большее недовольство крестьян, т. е. политический проигрыш. Так уже было в начале 1925 г., напомнил он. Тогда «у нас было брожение среди крестьянства», «кое-где наших предвик'ов13 мужики подкалывали. Зато и предвик'и в долгу не оставались, из-за каких-нибудь десятка рублей крыши снимали, да амбары разбирали. Ну, статочное ли это дело для нас в политическом отношении…»14. «Идя мужику навстречу, мы», говорил Сталин, «несколько» снизили сельхозналог, что позволило создать «обстановку возможности строительной работы в деревне»15. Преодоление «брожения» в деревне позволяло снять угрозу срыва всего нашего строительства, говорил он: «Плохой товарооборот, значит, кооперация хромает на обе ноги, значит, сбыт товара нашей промышленности сокращается или прекращается, значит, промышленность начинает хромать, а это значит срыв нашей строительной работы вообще»16.

И. В. Сталин напомнил, что 1925/26 г. был первым годом, когда хлебозаготовки проводились без специальных методов административного нажима, когда наши органы и «мужик»17 стояли лицом к лицу «на равных». «Опыт хлебозаготовок с мужиком, которого не зажимают административно, которому дают свободно маневрировать своими запасами, был впервые применён в этом году и показал, что мы оказались в этой борьбе, – ибо хлебозаготовки тоже борьба, – менее опытны, чем мужик»18. В процессе хлебозаготовительной кампании стало ясно, что «не только мы, руководящие люди, умеем отличать запасы ценные от запасов не ценных, но и мужик умеет это отличать, и так как урожай был более или менее сносным и в деньгах он не нуждался, то он предпочёл лучшие сорта своих хлебов, валютные сорта, отложить, а выкинуть на рынок овёс, ячмень, картошку, капусту, мелкий скот и пр. и пр.»19. Он решил подождать, посмотреть. «Он по-своёму прав»20. Сталин выступал за гибкое маневрирование в отношениях с крестьянством. В 1925 г. сумму налога снизили до 235 млн руб., а в 1926 г. – подняли до 300 млн р., поскольку крестьянские хозяйства выросли. При этом процент налога остался примерно тот же – примерно 10 % от сельхозпродукции21. Он сказал, что «у нас были дурачки», предлагавшие увеличить сельхозналог до 400 млн руб., увеличить его в 2 и, даже, 3 раза22.

Возможно, что И. В. Сталин, обращая внимание слушателей на попытки крестьянства «регулировать» экономическую политику Советской власти, хотел подвести их к мысли об определённой ограниченности использования «торгашеской» кооперации в деле построения социализма, о том, что задача коллективизации, прежде имевшей характер теоретико-политической установки, начала приобретать характер настоятельной потребности для выживания советской власти и спасения трудящихся, в т. ч. и трудовой части крестьянства (бедняки, середняки).

Фактически, И. В. Сталин заявил, что крестьянство пытается, как говорили тогда, «регульнуть» политику Советской власти.

Стало ясно, что попытки взять у крестьян средства для индустриализации через рынок, вызывают у них соответствующий хозяйственный манёвр за счёт менее ценных товаров, сокращение посева и т. д. И взять нельзя, и не брать нельзя!!! Рассчитывать на «сознательность» не приходилось – экономический интерес заставлял их так поступать. И даже «торгашеская» кооперация не помогала!!! Пока в вопросах хозяйствования крестьяне руководствовались исключительно частнособственническими интересами, интересы общественные для них мало что значили. Значит, надо было менять подход к этой проблеме: создавать условия для того, чтобы крестьянин стал чувствителен и к общественному интересу. Но для этого он сам должен был втянуться в общественное производство, а не только быть приобщён к нему через «торгашескую» кооперацию. Иначе своим «естественным» (т. е. традиционным – мелкобуржуазным, частнокапиталистическим) поведением крестьянство неизбежно обрекало страну на экономическую и социальную деградацию. В этом случае основная масса крестьянства никаких перспектив, кроме как возврата к капитализму, в котором массу её ожидало обнищание и разорение, для себя не оставляла. Естественно, за исключением незначительной части, которой удалось бы «пробиться» в кулаки.

Полагаю, что в словах И. В. Сталина о стремлении крестьянства «регульнуть» политику советской власти, нет отрицания социалистического потенциала, на который указывал К. Маркс. В нём есть указание на трудности, с которыми сопряжено его проявление, его активизация в условиях нэпа, на первых стадиях построения социализма. Стихийно крестьянин выбирал движение по тому пути, по которому он уже давно двигался, трудному, но привычному – по капиталистическому пути. Это соответствовало его социальной природе. Но и иной путь был для него «не заказан». Помочь перейти ему на этот путь могло и должно было советское государство. Объективно Сталин подводил членов ЦК к этому решению как к назревшему.

И. В. Сталин также затронул проблему, которая «разводила» его с Бухариным – о соотношении темпов роста промышленности и сельского хозяйства, продолжая полемику с ним, начавшуюся раньше. Он разъяснил, что его тезис, сформулированный в отчётном докладе на XIV съезде ВКП(б) и в резолюции по нему, о том, что промышленность не должна забегать вперёд23, не означает, что она должна «плестись в хвосте за сельским хозяйством». Это невозможно, даже если захотеть, так как город и промышленность ведут за собой деревню и сельское хозяйства. «Нет, – продолжал он, – я говорил, и я это могу повторить, если угодно, что промышленность есть у нас та сила, которая руководит не только сельским хозяйством, но и всем народным хозяйством в целом»24. «Командующая роль социалистической промышленности – вот основа того, что мужик, если он даже частный собственник и частный хозяин, обязательно – хочет он этого или не хочет, – обязательно через кооперацию должен пойти, как баржа за пароходом, за социалистической промышленностью и войти в социализм»25. Сталин фактически указывал на то, что только при этом условии могут реализоваться те надежды, которые Бухарин возлагал на «торгашескую» кооперацию, как средство «врастания» их в социализм.

«Я имел в виду, – пояснял Сталин, – чтобы промышленность не отрывалась от базы, а база наше – сельское хозяйство», поскольку наша промышленность строится на внутреннем рынке. «Сила нашей промышленности в том именно и состоит, причина возможностей социалистического строительства в том именно и состоит, что наша промышленность обеими ногами стоит на почве сельского хозяйства, как на основном рынке. Не отрываться от рынка – вот о чём я говорил»26. Этот отрыв, считал И. В. Сталин, может проявляться в составлении завышенных планов для промышленности27.

Нужда деревни в промтоварах личного и хозяйственного потребления была необъятна, но имеющихся в ней средств для его покрытия катастрофически не хватало. Поэтому остро вставал вопрос о том, как превратить потенциально существующий спрос деревни на промтовары, не только личного, но и хозяйственного назначения – в реальный, платежеспособный спрос, что создало бы условия для ускорения роста промышленности, для индустриализации страны. Ответа на этот вопрос пока что не было. А это был главный вопрос! И он обострялся.

Проводившаяся в соответствие с ленинским кооперативным планом политика развития «торгашеской» кооперации позволяла «подводить» крестьянство к социализму, встраивать его хозяйство в систему социалистического сектора экономики28. Но она не решала главной проблемы в деле технического перевооружения сельского хозяйства – его тракторизации. И, кроме того, она не решала важнейшей социально-политической проблемы – полной интеграции основной массы крестьян (середняков) в социалистическое общество, а не просто приобщения к его экономической организации.

Значительный интерес представляет оценка Сталиным способности «торгашеской» кооперации интегрировать крестьян-единоличников и их хозяйства в социализм: «Среднее крестьянство, если оно вовлечено в кооперативную работу, ведёт своё накопление по той линии, которая льёт воду на мельницу социализма. Это средний крестьянин не понимает, и, пожалуй, не поверит, если это ему скажут, но это так»29. Не только суть, но ограниченные рамки этой политики Сталин хорошо выразил следующим образом: «Вот такая штука тут происходит – мужик накопляет, чтобы идти в кулаки, а излишки идут на пользу индустрии; это бывает»30. Думает пройти в кулаки, преследуя собственные интересы, работает, как будто, на капитализм, но на самом деле помогает растущему социализму победить капитализм как систему. Шёл в комнату, попал в другую… Вот, оказия!

То есть крестьяне, движимые частнособственническим инстинктом, благодаря проводимой социалистическим государством политике, фактически увлекались к социализму. И это движение к нему если и совершалось с пониманием происходящего, то всё равно не было результатом их выбора, было попутным результатом их стремления к иной цели – к обогащению. До принятия социализма как общества, соответствующего его природе и его жизненно важным интересам, в сознательном строительстве которого он заинтересованно может и должен участвовать, было ещё далеко. Стимул, который давала «торгашеская» кооперация (обогащение), не способствовал, а мешал принятию социализма и его ценностей, пониманию связи своих интересов и социалистической организации общества. Как могло повести себя крестьянство, осознав однажды, что оно жестоко обманулось? Этого сказать никто не мог.

Правда, в условиях диктатуры пролетариата стремление к наживе губило в крестьянстве его капиталистический потенциал и создавало предпосылки для высвобождения социалистического потенциала. Важно было стимулировать его активизацию, что являлось уже заботой и одной из важнейших задач государства диктатуры пролетариата. В этом заключалась надежда и в этом состояла задача в области решения аграрно-крестьянской проблемы в это время.

Вопросы будущего советской деревни, её социалистической реконструкции, развития сельского хозяйства и его технической реконструкции стали активней обсуждаться после XIV съезда ВКП(б), когда развернулась работа по подготовке проектов пятилетнего плана развития народного хозяйства. При этом вырисовывалась неутешительная перспектива медленного развития сельскохозяйственного производства на базе мелкого крестьянского хозяйства, отсталой технической базы и низкой агрокультуры, а также связанная с этим угроза тяжёлых социальных и политических проблем. Причин было много. Не хватало металла, тяжёлая промышленность (добыча руды, металлургия, машиностроение) держала сельское хозяйство на «голодном пайке». Из-за старой технической базы, низкой производительности труда и высокой себестоимости, её товары были слишком дороги для бедной деревни. В ней шёл процесс дробления крестьянских хозяйств, по мере подрастания детей в крестьянских семьях и необходимости выделять их из отцовского хозяйства. В деревне назревал социальный кризис. В бедняцко-середняцких слоях нарастало озлобление против всех: против кулаков, против власти, против нэпа…

Ситуацию в деревне и сельскохозяйственном производстве могло бы изменить к лучшему поступление тракторов, машин, средств механизации. Для их приобретения единоличные крестьянские хозяйства не имели средств. Да и использовать, обслуживать, ремонтировать их они не могли. Тракторы могли купить и эксплуатировать только кулацкие хозяйства, что привело бы к определённому увеличению производства сельхозпродуктов в них, но не к желаемому хозяйственному и экономическому эффекту ввиду их малочисленности, а также экономической слабости многих из них. Социальный эффект был бы нежелательным, ввиду нарастания имущественной и социальной дифференциации в деревне. А допустить обнищание и разорение массы крестьянства Советская власть не могла. Нэп был призван обеспечить подъём и развитие их хозяйства, а не его добивание. Совхозов и колхозов, способных использовать современную сложную высокопроизводительную новую технику, было мало, и не они определяли объёмы производства сельскохозяйственных продуктов в стране.

Проблемы технического перевооружения сельскохозяйственного производства могли получить решение только в результате, во-первых, индустриализации страны по сталинскому варианту и, во-вторых, в глубокой перестройке всей системы организации сельскохозяйственного производства. Узость деревенского рынка сдерживала рост производства современной сельхозтехники. Деревня ждала помощи со стороны промышленности, а промышленность – расширения деревенского рынка. Складывалась тупиковая ситуация. В. В. Куйбышев осенью 1929 г. в выступлениях на Президиуме ВСНХ СССР (14 сентября) и на Пленуме ВСНХ СССР (10 октября), при обсуждении вопроса о развитии тракторостроения и сельхозмашиностроения вспоминал об этом времени, когда с трудом приходилось «пристраивать» произведённые тракторы. В частности, на Пленуме ВСНХ СССР он говорил: «Я помню совсем недавно, года три назад… при посещении мною Харьковского паровозостроительного завода, где было только что поставлено тракторостроение, я столкнулся с таким фактом, что 13 тракторов, произведённых этим паровозостроительным заводом, стояли на дворе и в продолжение целого ряда месяцев не могли быть никому проданы. Оказывается, никто не хотел их покупать, не потому, что они плохие, не потому, что они дороги (они, правда, были дорогие), а потому, что в них не было потребности (выделено авт. – B.C.). Мне пришлось тогда приехать сюда в Москву, самому расписывать каждый трактор и обязать наши хозяйственные органы их брать. Я помню какой-то рыбный трест был изнасилован, в принудительном порядке должен был приобрести эти трактора, лесной трест, тоже под большим давлением выдал деньги, чтобы приобрести этот ненужный для него трактор, и, наконец, часть пошла туда, по договоренности с каким-то колхозом». Теперь ситуация измелилась. Тракторы стали товаром, «голод на который крайне ощутителен для всего сельского хозяйства»31.

Невозможность начать техническое перевооружение сельского хозяйства срывало все планы, связанные с развитием деревни, ростом объёмов, повышением товарности сельскохозяйственного производства и его способностью материально и финансово обеспечивать индустриализацию страны. Она также превращалось в фактор, тормозящий даже существующее производство сельскохозяйственной техники и связанных с ним производств. Всё это вело к обострению социальных проблем и в рабочей среде (несвоевременная выплата зарплаты, вынужденные простои, забастовки) способствовало росту безработицы, которая отвлекала на себя всё больше средств, так необходимых для развития промышленности и городского хозяйства. В попытках решения этих проблем прошёл 1926 год, страна вступила в год 1927-й. Расширялись финансовые и технические возможности проведения реконструкции сельского хозяйства.

При всём различии мнений как относительно протекавших в советском сельском хозяйстве процессов, так и способов их решения, всё более отчетливо вырисовывалось понимание необходимости развития отечественной индустрии для обеспечения технического перевооружения сельского хозяйства, а также неизбежных глубоких социальных преобразований в деревне для этого. Если не стремление к этому, то понимание необходимости радикальных перемен в сельском хозяйстве обнаруживалось и в среде крупных специалистов-аграрников того времени. Их мнение представляет значительный интерес для нашей темы.

В октябре 1927 г., накануне XV съезда ВКП(б), Н. Д. Кондратьев, П. П. Маслов и А. В. Чаянов, предоставили по просьбе секретаря ЦК ВКП(б) В. М. Молотова обширные справки о проблемах сельского хозяйства в СССР, способах их преодоления и перспективах его развития32. Отнюдь не являясь сторонниками социалистического преобразования деревни и сельского хозяйства и делая ставку на развитие индивидуального крестьянского хозяйства, они, вместе с тем, представили такой материал, который приводил к выводу о необходимости ускоренными темпами развивать тяжёлую промышленность, как условие развития сельского хозяйства.

А. В. Чаянов, например, отмечал, что быстрое перерождение «докапиталистических семейных форм крестьянского хозяйства в хозяйства фермерского типа» может привести к ослаблению социалистических форм сельского хозяйства. Надежды на развитие сельского хозяйства он связывал с развитием «торгашеской» кооперации и допускал, что в дальнейшем на их базе возникнут колхозы. В вопросе о темпах развития промышленности и сельского хозяйства он придерживался мнения, что: «процесс индустриализирования страны, несомненно, должен начаться с промышленности, и именно сюда в первые годы работы должны быть инвестированы наибольшие материальные средства. Некоторое время быстро развивающаяся обрабатывающая промышленность, транспорт и силовые установки, несомненно, могут существовать на старом сельскохозяйственном базисе, но столь же несомненно, что через несколько лет неизбежно должен будет наступить известный разрыв между уже перестроившейся индустрией, с одной стороны, и корреспондирующей ей сельскохозяйственной базой, – с другой. Тогда, а надо думать, что это "тогда" наступит даже, быть может, в пределах ближайшего пятилетия, нам придётся, быть может, большую часть усилий и средств употребить на организацию того сельскохозяйственного сектора индустриализированного хозяйства, который должен обеспечить прочное существование и развитие индустриальных элементов»33.

Н. Д. Кондратьев, отмечая, что налоговое обложение крестьянства теперь менее обременительное, чем было до Октябрьской революции 1917 г. (!!!), доказывал, что в деревне идёт «процесс расслоения», а темп развития сельского хозяйства в СССР снижается34. Он также фиксировал факт распыления крестьянских хозяйств в результате семейных разделов, выросший по сравнению с предвоенным временем примерно в 1, 5 раза (с менее чем 2 % до 2,5–3,0 %, что было в 5 – 10 раз выше чем, например, в США и Германии соответственно)35. Оценивая перспективы темпов развития сельского хозяйства в СССР, он писал, что они «будут, несомненно, низке, чем он был в истекшие годы», а его повышение зависело «от размеров снабжения сельского хозяйства орудиями и средствами производства, в особенности машинами, и соответственно – от технической реконструкции этого хозяйства», а также от увеличения «сельскохозяйственного экспорта» и «повышения товарности сельского хозяйства» (жирный курсив авт. -B.C.)36.

Перевод их на базу новой техники, по мнению Кондратьева, «требует необходимого развития внутреннего производства сельскохозяйственных орудий и машин, импорта недостающих машин, удешевления орудий и средств сельскохозяйственного производства и усиления кредитования сельского хозяйства на предмет покупки этих орудий и средств производства». Если эти задачи будут решаться «с достаточным напряжением», то удастся «поддержать общий повышенный темп роста сельского хозяйства», что позволило бы положить конец процессу социального расслоения деревни и обеспечить подъем бедняцких слоев её37. Правда, этот технический и социальный прогресс виделся ему в рамках сохранения единоличного крестьянского хозяйства, вовлеченного в «торгашескую» кооперацию. Возможность развития колхозов и совхозов он видел в отдалённой перспективе, по причине невозможности быстрого перевода сельского хозяйства на базу современной техники38. Тем не менее, верно и важно его замечание, что «уровень роста коллективизации сельского хозяйства… находится в самой тесной зависимости от развития индустрии и снабжения сельского хозяйства усовершенствованными машинами» (выделено авт. -B.C.)39.

П. П. Маслов считал, что «для развития сельского хозяйства необходимо, чтобы наибольшая часть его дохода шла на дальнейшее его развитие, то есть на производительное потребление, на средства производства», и поэтому высказался за развитие переработки сельхозпродуктов в деревне и за индустриализацию сельского хозяйства, что, по его мнению, «позволяет повысить покупательную способность крестьянства». Он отмечал и ещё одну важную для нас грань проблемы: индустриализация сельского хозяйства и её интенсификация являются средством смягчения т. н. «аграрного перенаселения», которое вело к наплыву «лишнего» населения из деревни в город, где оно пополняло армию безработных40.

Хотели или нет, эти специалисты-аграрники, но, объективно они представили в ЦК ВКП(б) накануне XV съезда ВКП(б) серьёзные аргументы в пользу безотлагательного технического переоснащения сельского хозяйства и указывали на неизбежность развития глубокого социально-экономического кризиса, если этого не произойдёт. Однако из их записок оставалось не ясным, как провести технику в деревню. Они всё сводили к развитию «торгашеской» кооперации и расширению кредита крестьянских хозяйств. В условиях отсутствия необходимых финансовых средств у крестьян и государства, а также неспособности единоличных крестьянских хозяйств принять и эксплуатировать тракторы и другую сложную технику так, чтобы их использование было рентабельным, их предложения не давали решения проблемы, которую они сами считали назревшей и безотлогательной.

Её решение подсказала сама жизнь, вернее её трудности и поиски способов их преодоления. И. В. Сталин в политическом отчете ЦК ВКП(б) XV съезду большевистской партии обратил внимание делегатов на один из примеров, который, по его мнению, мог бы помочь начать массовое движение в крестьянской среде за создание колхозов. Сталин говорил: «Я думаю, что прокатные пункты при органах наркомземов и сельскохозяйственной кооперации должны сыграть в этом деле крупнейшую роль.

Вот один из примеров того, как совхозы помогают иногда крестьянам перейти на коллективную обработку земли к громадной выгоде для крестьян. Я имею в виду помощь Объединения украинских совхозов тракторами крестьянам Одесского района и напечатанное недавно в "Известиях" письмо этих крестьян в благодарность за оказанную помощь»41. Затем он зачитал письмо крестьян-переселенцев хуторов им. Шевченко, Красина, Калинина, «Червона зирка» и «Восходящее солнце».

Они писали: «Приносим нашу глубочайшую благодарность советской власти за ту огромную помощь, которая была нам оказана в деле восстановления нашего хозяйства. Большинство из нас – беднота, без лошадей, без инвентаря, не могли обработать отведённую нам землю и вынуждены были сдавать её в аренду старожилам-кулакам за часть урожая. Урожай получался скверный, так как известно, что арендатор не станет чужую землю хорошо обрабатывать. Те небольшие кредиты, какие получались от государства, проедались нами, и с каждым годом мы больше беднели.

В этом году к нам приехал представитель Объединения украинских совхозов и предложил нам вместо денежных кредитов обработать тракторами наши земли. Все переселенцы, кроме отдельных кулачков, дали своё согласие, хотя мало верили, что работа будет сделана по-хозяйски. На великую нашу радость и на зло кулакам, тракторы вспахали всю целину и перелоги под пар, 5–6 раз перепахивали и боронили для очистки от сорняков и, наконец, засеяли чистосортной пшеницей всё поле. Теперь уже кулаки над работой тракторного отряда не смеются. В этом году в нашем районе крестьяне вследствие отсутствия дождей почти не засеяли озимых, а на тех землях, где и засеяно, нет ещё всходов. А на наших, переселенческих, полях зеленеют сотни десятин прекрасной пшеницы на парах, какой нет в самых богатых немецких колониях.

Кроме посева озимой пшеницы, тракторы подняли на зябь всю площадь под яровые. Теперь у нас нет ни одной десятины земли, не поднятой или сданной в аренду. У нас нет ни одного бедняка, который не имел бы несколько десятин озимой пшеницы по пару.

После той работы тракторов, какую мы видели, не хотим больше вести бедняцкое мелкое хозяйство, а решили организовать обобществленное тракторное хозяйство, в котором не будет отдельных крестьянских клочков посевов. Организацию для нас тракторного хозяйства взял уже на себя совхоз им. Тараса Шевченко, с которым мы заключили договор» (курсив авт. – B.C.)42.

Прочитав это письмо, И. В. Сталин сказал: «Побольше бы таких примеров, товарищи, и тогда можно было бы продвинуть дело коллективизации деревни далеко вперёд»43.

Выступая с политическим отчётом ЦК ВКП(б) на XV съезде партии, И. В. Сталин так охарактеризовал динамику и перспективы развития кооперации, её взаимодействия с государственными органами, а также достижения и проблемы развития сельскохозяйственного производства. Стараясь ограничить развитие кулачества и обеспечить развитие социалистических элементов в деревне, предпринимались меры по осуществлению ленинского кооперативного плана, что позволяло распространять плановое воздействие государства на деревню – как по линии снабженческо-сбытовой, так и по линии производственной кооперации. Эти мероприятия, считал Сталин, являются «решающими, но всё же подготовительными для перевода сельского хозяйства на рельсы коллективизма» (выделено авт. – B.C.). В результате в 1926/27 г. охват сельского хозяйства, «так сказать, извне», как «по линии снабжения сельского хозяйства необходимыми изделиями», так и «по линии сбыта сельскохозяйственных продуктов» достиг «около одной трети всех крестьянских дворов», а снабжение деревни через потребительскую кооперацию – 50,8 %. Кооперативные и государственные органы, вместе взятые, довели охват сбыта сельскохозяйственной продукции до 63 %. Охват сельского хозяйства, «так сказать изнутри, по линии сельскохозяйственного производства», говорил Сталин, наоборот, был очень мал: «колхозы и совхозы дают в настоящее время всего 2 процента с лишним всей сельскохозяйственной продукции и 7 проц. с лишним товарной продукции» (выделено авт. – B.C.). Причин этому было много как объективных (недостаточное внимание к колхозному строительству, неумелый подход к делу «наших работников», «консерватизм и отсталость крестьян»), так и субъективных (недостаток финансовых средств для перевода крестьян на общественную обработку земли и т. д.)44.

После окончания восстановления сельского хозяйства, говорил И. В. Сталин, с 1925/26 г. по 1927/28 г. объёмы сельскохозяйственного производства возрастали, но при этом снижались темпы прироста валовой продукции (в довоенных ценах): соответственно 19,2 %, 4,1 и 3,2 %. На следующее пятилетие (1926/27 – 1931/32 гг.) прирост сельхозпродукции планировался в размере 24 %, т. е. по 4,8 % в год. По оценке Сталина, это был бы «более или менее сносный ежегодный прирост сельскохозяйственной продукции», выше, чем в дореволюционной России, но более низкий по сравнению с капиталистическими странами и недостаточный для того, чтобы «сохранить в будущем необходимое равновесие между сельским хозяйством и нашей национализированной промышленностью» (курсив авт. – B.C.)45, валовую продукцию которой планировалось увеличить в 1931/32 г. в 2 раза по сравнению с 1913 г., а продукцию сельского хозяйства – только на 28–30 %. «Ввиду этого темп развития нашего сельского хозяйства нельзя признать достаточно удовлетворительным», – делал вывод И. В. Сталин46.

Причины этого отставания он видел в «чрезмерной отсталости» используемой сельскохозяйственной техники, «слишком низком уровне культурного состояния деревни», и особенно в тем, что «наше распылённое» сельскохозяйственное производство не имеет тех преимуществ, которыми обладает наша крупная объединённая национализированная промышленность»: «ведётся не в плановом порядке», подвержено эксплуатации крестьян кулаками47. Сталин приходил к выводу, что «без объединения распылённых крестьянских хозяйств, без перевода их на общественную обработку земли нет возможности двинуть дальше серьёзно ни интенсификацию, ни машинизацию сельского хозяйства, нет возможности поставить дело так, чтобы наше сельское хозяйство могло догнать в темпе своего развития капиталистические страны, вроде, например, Канады»48.

И. В. Сталин отрицал возможность обеспечить ускорение развития сельского хозяйства за счёт замедления темпа развития промышленности вообще, государственной промышленности, в частности. «Национализированная промышленность должна и будет развиваться ускоренным темпом. В этом гарантия нашего продвижения к социализму, – говорил он. – В этом гарантия того, что будет, наконец, индустриализировано само сельское хозяйство». Решение проблемы он видел «в переходе мелких и распылённых крестьянских хозяйств в крупные и объединённые хозяйства на основе общественной обработки земли, в переходе на коллективную обработку земли на базе новой, высшей техники». Этот процесс, по его мнению, должен был протекать так: «Постепенно, но неуклонно, не в порядке нажима, а в порядке показа и убеждения объединять в крупные хозяйства на основе общественной, товарищеской, коллективной обработки земли, с применением сельскохозяйственных машин и тракторов, с применением научных приёмов интенсификации земледелия». «Других выходов нет», – заключал И. В. Сталин49.

Пришло, по его мнению, время решать задачу, необходимость которой была известна давно. Этому способствовала и изменившаяся за последние годы хозяйственная ситуация. Сталин, напомнив слова Ленина, сказанные на X съезде РКП(б), о том, что «у нас нет ещё фондов, необходимых для подчинения сельского хозяйства государственному или коллективному началу», заявил: «Я думаю, что теперь эти фонды у нас будут, и они должны возрастать с течением времени»50. И сформулировал задачу: «Расширять охват крестьянского хозяйства кооперацией и государственными органами по линии сбыта и снабжения и поставить очередной практической задачей нашего строительства в деревне постепенный перевод распылённых крестьянских хозяйств на рельсы объединённых, крупных хозяйств, на общественную, коллективную обработку земли на основе интенсификации и машинизации земледелия в расчёте, что такой путь развития является важнейшим средством ускорения темпа развития сельского хозяйства и преодоления капиталистических элементов в деревне»51.

Инициатива совхоза им. Тараса Шевченко в деле создания тракторной колонны и обслуживание ею на договорной основе крестьянских хозяйств положили начало работе колоссальной важности, без которой дело коллективизации не смогло бы развиться столь стремительно и получить такого размаха, которое оно приобрело. В 1927 г. имелась одна тракторная колонна, в следующем году число их начало быстро расти, а в ноябре 1928 г. была создана первая машинотракторная станция (МТС).

С развитием системы МТС сразу же радикально изменился спрос деревни на трактора, что являлось мощным стимулом для развития ряда отраслей тяжёлой промышленности (металлургия, машиностроение, нефтедобыча, нефтепереработка и др.). Председатель ВСНХ СССР В. В. Куйбышев на заседании Президиума ВСНХ СССР 14 сентября 1929 г. говорил, что «сейчас ощущается нужда в тракторах и требование на трактора страшно остро. Всякий, кто бывал на заседаниях Правительства при обсуждении какого-либо вопроса, касающегося с[ельского] х[озяйства], видел» это. «Острота эта обнаруживается с каждым годом всё больше и больше»52. Стремительное нарастание численности МТС в последующие годы позволило произвести социальную и техническую революцию в деревне. МТС позволили сделать главное – обеспечить продвижение тракторов и автомашин в деревню, не имевшую не только денег на её приобретение, но и возможностей для её эксплуатации. В деревне, наряду с авторитетом и значением кооперативной лавочки и продавца, начали быстро расти авторитет и значение трактора, машины, механизатора… Кооперативная лавочка во многом определяла повседневную жизнь крестьян, а новая техника и люди новых профессий – их жизненную перспективу! В этих условиях социалистический потенциал пробуждался и креп быстрее, проще осознавался в качестве фактора, определяющего их намерения и поступки.

Деревня в этом случае, несмотря на недостаток в ней денежных средств, получала возможность во всё возрастающем объёме использовать на договорных началах современную сельскохозяйственную технику и обслуживающих её механизаторов. В ней создавались предпосылки для начала значительного увеличения производства сельскохозяйственных продуктов.

МТС позволили крестьянским хозяйствам начать постепенное сокращение расходов на своё хозяйство за счёт расходов на содержание и наращивание собственных «производственных мощностей» (лошади, упряжь, плуги, бороны, фуражное зерно и пр. и пр.). Это позволяло производить дополнительные и всё возрастающие изъятия из деревни сельхозпродуктов для нужд индустриализации страны и тракторизации сельского хозяйства. В результате государство получало возможность разрешить проблему накоплений, что позволило наращивать темпы индустриализации страны, а также технического переоснащении сельского хозяйства.

Развитие отношений между государством (в частности, по линии МТС) и колхозами, позволяло активизировать обмен города и деревни продуктами промышленности и сельского хозяйства в условиях острого недостатка денежных средств (вариации на тему «бартера») и создать мощный стимул для развития всего народного хозяйства СССР. Иначе говоря, предложенный И. В. Сталиным план построения социализма позволил с минимальными денежными средствами запустить «на полные обороты» экономику СССР, обеспечить высокие темпы её развития. То есть сделать то, чего желал и к чему стремился В. И. Ленин, то, о чём в то же время Троцкий даже не думал, что считал невозможным сделать Бухарин.

Создание системы государственных МТС для оказания помощи крестьянским хозяйствам в проведении ряда наиболее трудоёмких сельскохозяйственных работ создало совершенно новую ситуацию в вопросе о распределении полученных продуктов. Когда используют цифры, характеризующие увеличение в руках государства объемов этих продуктов, как показатель усиления эксплуатации крестьянства Советской властью, читателя вводят в заблуждение. Достигается это тем, что обходится молчанием тот простой факт, что государство в этом случае, во-первых, участвует на договорных началах с крестьянами или их объединениями (колхозами) в производстве сельскохозяйственных продуктов и, следовательно, во-вторых, имеет право на соответствующую часть продукции, полученной в крестьянском хозяйстве или в колхозе в результате совместного труда крестьян и рабочих МТС. Значительное увеличение сельскохозяйственных продуктов в руках советского государства с началом массовой коллективизации сельского хозяйства объясняется именно этим – участием государственных хозяйственных организаций (МТС) в производстве сельхозпродукции и, соответственно, правом на получение своей доли в ней.

В это, совместно ведущееся производство сельскохозяйственных продуктов, крестьяне или колхозники вносили свой труд (с учётом затрат на обеспечение жизни и поддержание работоспособности, на организацию коллективной работы), а также труд рабочего скота (с учётом затрат на его приобретение и содержание), свой рабочий инвентарь (с учётом затрат на его приобретение и содержание). Вклад государства выражался также в конкретных и весьма значительных средствах: в затратах на тракторы и машины (включая все произведённые затраты на их приобретение и содержание, перемещение к месту работы и т. д.), на кадры механизаторов, шофёров, слесарей-ремонтников, работников аппарата (включая затраты на их подготовку, содержание и т. д.), на горючесмазочные вещества (ГСМ) для тракторов и машин (включая затраты на добычу и переработку сырья, транспортировку и т. д.). Это был очень значительный и со временем всё более возрастающий вклад государства в производство сельскохозяйственных продуктов. Этот аспект коллективизации в исторической науке всё ещё слабо изученный, ждёт всестороннего исследования.

Необходимо учесть и то, что часть продуктов, оставшихся в распоряжении крестьян и колхозов, поступала на рынок, чтобы получить деньги для уплаты налогов, для удовлетворения потребностей крестьян и их хозяйств в товарах, предназначенных для личного и хозяйственного потребления. Естественно, что часть этих продуктов, со временем всё возрастающая в размерах, закупалась государственными органами. Эту массу сельхозпродуктов, оказывающуюся в руках государства, тоже нельзя считать свидетельством нарастания эксплуатации крестьянства советским государством.

Уровень налогов и цен несколько менялся, но не его изменения определяли нарастание объёмов сельскохозяйственных продуктов, произведённых в колхозах, в руках государства в период осуществления коллективизации сельского хозяйства (1929–1937). Его определяли успехи в деле перевода сельскохозяйственного производства в колхозах на базу новой техники (увеличение численности МТС и разнообразной сельскохозяйственной техники), возможности, которые открывали крупное хозяйство в деле манёвра рабочей силой и техникой, повышения агрокультуры, решения ряда социальных проблем, позволяющих повышать эффективность использования рабочей силы в колхозах (детские ясли, сады, общепит на полевых станах и т. д.), и пр. и пр.53

Автор не ставит под сомнение крупные размеры изъятия продуктов из деревни в первые годы коллективизации. Что можно в них отнести к эксплуатации деревни? Это вопрос, требующий специального научного исследования, проведённого без политической предвзятости и с учётом, с одной стороны, всех прямых и косвенных изъятий из деревни и сельского хозяйства, а с другой – всех прямых и косвенных вложений государством и государственными хозяйственными организациями в деревню и сельское хозяйство, в проблемы, порождаемые их состоянием.

Необходимо, например, обязательно учесть сложнейшие политические и социально-экономические проблемы, порождавшиеся т. н. аграрным перенаселением. Аграрное перенаселение досталось СССР от дореволюционной России. Оно нарастало в течение всех 1920-х гг. и стало главным фактором увеличения количества безработных в городах. Жертвами её становились, в основном, представители молодого поколения – дети горожан и крестьян. Часть того поколения, на которое революционеры возлагали надежды как на социальную силу, которая завершит создание общества социальной справедливости. Наплыв в города из деревни «лишних» там молодых людей, крайне затруднял проблему трудоустройства детей рабочих и служащих. Установление для них квот на рабочие места лишь частично снимало проблему их трудоустройства. Семьи рабочих, служащих, жившие «от зарплаты до зарплаты», по мере подрастания детей оказывались во всё более тяжёлом положении, усугубляемым частыми случаями задержки зарплаты, а потом и введением карточек на продукты питания.

Но крестьянские дети, пришедшие в город, оказывались в ещё более тяжёлом положении. Часть их, благодаря системе квот, устраивалась на работу, другая после регистрации на бирже труда, должна была жить на мизерное пособие по безработице. Начинал «работать» страшный конвейер. Неустроенность, затягивающаяся безработица, неопределённость жизненных перспектив, масса свободного времени. И как следствие – пьянство, карты, драки, проституция, воровство, бандитизм и пр. и пр. В результате – суд, тюрьма… Крестьянские дети, с малых лет приученные к труду, приходят в город, чтобы обеспечить своё существование… но многие из них попадают в уголовный мир, из которого трудно выбраться. Не о такой доле для поколения своих детей думали не только их родители, но и революционеры.

Возникает вопрос: должны ли были родители, братья и сестры тех крестьянских детей, которых они «отпустили» из родного дома в город «на вольные хлеба», принять участие (материальное, финансовое) в их трудоустройстве в городе, коль скоро их уход из дома несколько облегчил существование семьи, избавившейся не только от лишних (не нужных в маленьком низкопродуктивном хозяйстве) рабочих рук, но и лишних «ртов» («едоков»)! Или содержание их должны были принять на себя исключительно работающие горожане и их семьи? Насколько социально справедливо такое перекладывание своих проблем на чужие плечи? В чём повинны горожане? Разве они должны отвечать за многодетность крестьянских семей, освобождая от ответственности тех, кто «регулировал» (или не регулировал) их численность? Царское правительство не брало ответственности за их судьбы. Советское государство, при всём желании, не было способно сделать это в тех условиях, не мобилизуя для этого материальных и финансовых усилий самого крестьянства.

И оно делало это, мобилизуя для этого ресурсы как города, так и деревни. Делало, сначала вводя квоты на рабочие места для молодёжи, затем – расширяя существующее производство, наконец, развёртывая новое промышленное строительство, создавая этим рабочие места для безработных, трудоустраивая их на стройках, на заводах и фабриках, в шахтах, рудниках и т. д. и т. п. Иначе говоря, проводя индустриализацию СССР по её сталинскому варианту – развёртывая современную тяжёлую промышленность и создавая рынок для сбыта её продукции в процессе развёртывания массовой коллективизации и развёртывания системы совхозов, МТС, осуществляя социалистическую реконструкцию деревни. Но для этого родители, братья и сестры «вольноотпущенных» из деревни, изменившие их уклад жизни, должны были пойти на изменение своего уклада жизни и способа ведения хозяйства, на увеличение своих отчислений в пользу государства, начавшего проводить индустриализацию страны.

Город в этом случае получал средства для развития промышленности, частично шедшие на обеспечение работой и жильём крестьянских же сыновей и дочерей, которых родная деревня и семья «выдавили» в город. Крестьянские дети в этом случае избегали участи двигаться без конца по кругу: свобода – тюрьма – свобода – тюрьма… Они получали возможность не перебиваться кое-как на мизерные пособия по безработице, а получить работу, зарплату, жильё, создать семьи, наладить свою жизнь. В этом случае они оказались включёнными не только в процесс индустриализации страны, но и в процесс технического переоснащения сельскохозяйственного производства, возвращая своим трудом долг города деревне, а также свой долг отцам и матерям, облегчая тракторами и сельхозмашинами их труд, а заодно повышая его эффективность.

От деревни требовался шаг, который может быть оценён и как жертва, и как целесообразное действие в собственных интересах, и как проявление исторической закономерности. Жертва, но ради своих детей, вполне справедливая в социальном и моральном отношении. Расчётливый шаг – но в интересах изменения собственной жизни в лучшую сторону. Проявление исторической закономерности – развитие в соответствии с особенностями своей социальной природы.

Сказанного, думаю, достаточно, чтобы не упрощать ни представление о коллективизации, ни роли И. В. Сталина в ней. Перед нами закономерное развитие, а не результат политического недомыслия или интриг, ужасных черт характера Сталина или подобных им причин.

Всё сказанное относится к выяснению возможностей массовой коллективизации, к разработке плана её проведения, его аргументации, к тем экономическим и социальным проблемам, которые требовали её проведения независимо от доктринальных и политических соображений. Осуществление коллективизации – другая проблема, выходящая за рамки данного исследования.

Известно, что первоначально коллективизацию не намеревались форсировать, на что указывают контрольные цифры коллективизации, намеченные 1-м пятилетним планом. Отметим лишь то, что форсирование индустриализации и коллективизации началось с начала 1930 г. Для более правильной оценки условий, в которых принимались решения, направленные на ускорение индустриализации и коллективизации, необходимо иметь в виду внешние условия, в которых в это время развивался СССР. Начался мировой экономический кризис, который, с одной стороны, открыл возможности для получения кредитов и массовой закупки современной техники, технологий, целых заводов. Такой возможности прежде не было, ею следовало воспользоваться. Под закупку оборудования СССР получал кредиты, по которым необходимо было платить, чтобы не сорвать поставки техники и не обесценить произведённые на неё затраты валюты. Чтобы не спровоцировать агрессии, наконец, в которой не были заинтересованы ни рабочие, ни служащие, ни, конечно, крестьяне. Между тем, кризис увеличил опасность войны, на которую могли пойти капиталистические страны не только для его преодоления, но и для уничтожения СССР как потенциально притягательного для трудящихся капиталистических стран примера альтернативного капитализму варианта организации общества54.

Ситуация с получением валюты осложнялась тем, что одновременно с мировым экономическим кризисом протекал аграрный кризис, приведший к очень сильному понижению цен на зерно на мировом рынке. Все аграрные страны оказались в тяжёлом положении. В этих условиях руководству СССР пришлось пойти на значительное увеличение вывоза зерна, чтобы получить необходимые валютные средства для погашения кредитов55.

Можно говорить о каких-то просчётах, ошибках, допущенных при закупках техники, согласования условий по кредитам и т. д. И нужно изучать этот вопрос. Но и речи не может быть о преднамеренном и целенаправленном создании для советского крестьянства условий, ставящих его на грань социальной катастрофы (тезис о «раскрестьянивании», о геноциде и пр.).

Необходимо учесть и то, что массовая коллективизация крестьян (и связанная с ним политика ликвидации кулачества, как класса), несмотря на все трудности и недостатки, ошибки, «перегибы», а порой и преступные действия представителей власти и её органов, неоправданные человеческие жертвы, стала мирной альтернативой «последнему и решительному бою» с «капитализмом», растущим из «мелкого крестьянского хозяйства», который прежде считался неизбежным. Между тем, в старой деревне путь к лучшей жизни лежал только через подъём на более высокий социальный уровень: бедняк – середняк – зажиточный – кулак. Проводимая в условиях нэпа, как принцип, политика ограничения эксплуататорских тенденций кулака, не только тормозила рост кулацких хозяйств, но и ограничивала в глазах крестьян, хотя бы маловероятную, но единственную возможность достижения желаемого уровня жизни. Ситуация, в которой оказывалась советская власть, была весьма трудной, не выигрышной, поскольку она противопоставляла себя основной массе крестьянства в этом важном для неё вопросе. В этих условиях «последний и решительный бой» с капитализмом, вырастающем «из мелкого крестьянского хозяйства» из борьбы с кулачеством, оборачивался для массы крестьян лишением их надежды на перспективу серьёзного улучшения жизни. Чем лучше будешь жить, тем больше будет проблем с государством. Зачем крестьянину нужно такое государство, которое закрывает перед ним понятный ему путь к лучшей жизни?! Ленин был прав, в этой ситуации новая гражданская война с кулаками и теми слоями, которые поддержат их, была бы неизбежной. И крестьяне не могли бы остаться безучастными в ней.

Борьба советского государства (диктатуры пролетариата) с сельской буржуазией без развития массовой коллективизации неизбежно настроила бы против неё середняцкие слои деревни, сплотила бы их с сельской буржуазией в борьбе против советской власти. Исчерпание политического доверия советской власти и предъявление ей крестьянством «векселя» к уплате, об опасности чего предупреждал Ленин, стало бы реальностью. Как следствие – неизбежный срыв нэпа, перспектива возвращения к политике нейтрализации середняка и новая кровавая гражданская война с труднопредсказуемыми результатами и очевидными тяжелейшими последствиями как для борющихся сторон, так и для дела социалистической революции.

В случае поражения советской власти… новый процесс социальной дифференциации деревни, «раскрестьянивание» массы крестьян в ходе, например, «второго издания» столыпинской реформы. Урок её в советской деревни 1920-х гг. хорошо помнили. И этот факт тоже в какой-то мере «работал» на сталинский план коллективизации деревне. Что она даст – никто точно не знал, но все знали, что принесёт с собой возврат к политике времён Столыпина. Все знали! И мало кого устраивала перспектива повторения пройденного опыта (опыт «столыпинщины», помноженный на опыт «деникинщины»).

В этой ситуации коллективизация открыла крестьянину-единоличнику новую перспективу улучшения своего экономического и социального положения. Сомнения, конечно, обуревали крестьян, особенно крестьян-середняков. Иначе и быть не могло. Но это не отменяет того факта, что уже в середине 1929 г. не только бедняки, но и часть середняков потянулись в колхозы без какого то ни было принуждения со стороны власти. Нельзя переоценивать этого первого движения. Но и недооценивать его тоже невозможно. Оно обозначило долгожданный и важный перелом в настроении значительной части крестьян-единоличников, в результате которого в короткое время количество крестьянских хозяйств, объединившихся в колхозы, увеличилось с 1 млн летом 1929 г. до 2 млн к началу октября и до 4,3 млн к концу 1929 г.56

Интересно, как сам И. В. Сталин оценивал свой вклад в развитие плана построения социализма в СССР. Редактируя, в процессе подготовки второго издания своей биографии, текст первого её издания, он вписал следующие слова, выделенные курсивом. Об индустриализации: «Опираясь на указания Ленина, Сталин разработал положения 57 о социалистической индустриализации нашей страны»58. Свой вклад в решение проблемы социалистического переустройства деревни он оценил несравненно выше: «Сталин разработал и претворил (жирным шрифтом выделено нами. – B.C.) в жизнь практически теорию коллективизации сельского хозяйства» 59. Разработка теории. И претворение её в жизнь. Как видно, свой вклад в решение проблем социалистического преобразования сельского хозяйства он ставил несравненно выше своей роли в решении проблем индустриализации СССР. Думается, что И. В. Сталин прав в этой оценке своего вклада в разработку этой сложнейшей теоретической и политической проблемы социалистической революции.

В чём причина такой оценки, ведь не Сталин впервые предложил коллективизацию сельского хозяйства как способ социалистического преобразования и сельского хозяйства, и самого крестьянства. Причина, думается, в соединении всего, что наработал в этом вопросе В. И. Ленин, с «подсказкой» К. Маркса. Это соединение нельзя представлять в виде механического акта. Для этого требовался творческий подход к проблеме и «привязка» теоретически обоснованного варианта развития социалистической революции в России к реальным условиям её развития в СССР в 1920-е гг. ради обеспечения её развития в условиях враждебного капиталистического окружения в течение неопределённо долгого времени.

В сталинском варианте плана построения социализма в СССР, были органично соединены ленинские идеи о развитии социалистической революции в России с идеями К. Маркса об использовании социалистического потенциала российского крестьянства. В этом главное отличие предложенной им концепции строительства социализма от ленинской. А от предложений К. Маркса сталинская концепция отличается фактическим соединением первой и второй схемы социалистической революции, разработанных Марксом для разных стран. Это соединение выразилось в использовании вывода о наличии социалистического потенциала в российском крестьянстве и использовании колхозов как формы, способной обеспечить реализацию этого потенциала, в интересах осуществления пролетарской революции в специфических условиях СССР, сформировавшихся в ходе исторического развития России.

Здесь лежал пласт теоретических и политических проблем, в решении которых ни Маркс, ни Ленин участия не принимали. Сталинский план социалистического преобразования советского общества формировался в процессе осмысления и решения этих проблем. Поэтому представления о том, что идеи, сформулированные Лениным в последних письмах, записках и статьях, каждая в отдельности и в своём комплексе, едва ли не исчерпали собой план построения социализма в СССР, не совсем верно отражают исторические реалии. Точнее будет сказать, что они легли в основу сталинского варианта этого плана, вошли в него в уточнённом, более развитом, а иногда в основательно переработанном виде. В таком виде они нашли своё отражение в решении проблемы накоплений, в сталинском плане индустриализации.

Но в сталинском плане построения социализма в СССР в условиях капиталистического окружения, в основе которого лежит комплекс известных теоретических и политических положений В. И. Ленина, просматривается также влияние идее К. Маркса относительно особой предрасположенности к социализму основной массы населения СССР – крестьянства, предававшей дополнительные возможности и внутреннюю прочность российской социалистической революции. Здесь ленинская идея, а также оценки и предложения К. Маркса были творчески использованы в ходе самостоятельного анализа существовавших проблем и поиска способов их решения. Тоже можно сказать и о развитии И. В. Сталиным ленинского кооперативного плана и смене его планом коллективизации сельского хозяйства СССР. В результате именно И. В. Сталин предложил наиболее проработанный вариант комплексного решения острых социально-экономических проблем, перед которыми стоял СССР и без решения которых было невозможно осуществить социалистическое переустройство советского общества.

Этот сталинский план, которому К. Маркс и В. И. Ленин являются фактически вдохновителями и соавторами Сталину, осуществлялся и был осуществлен в СССР. Благодаря сталинскому плану появилась реальная возможность обеспечить столь высокие темпы экономического развития СССР, которые прежде казались невозможными. Оказалось возможным ставить и решать задачу преодоления 50-100-летнего отставания страны в области техники от развитых капиталистических стран за 10 лет. Не ради рекордов, конечно, чтобы, отстоять своё существование среди враждебных государств, упрочить позиции социализма в мире, чтобы служить базой развития социалистической революции в мире и выполнить роль «ударной бригады социализма».

Начиналось новое время. И в городе, и в деревне, и в экономике, и в быту, и в культуре, и в политике. Начиналось время, которое воспринималось основной массой советских людей и мировой общественностью, как «сталинские пятилетки», «сталинская эпоха».

Примечания

1 Например: «К итогам работ XIV конференции РКП(б) (Доклад активу московской организации РКП(б) 9 мая 1925 г.», «Ответы на вопросы. Речь в Свердловском университете 9 июня 1925 г.» (см.: Сталин И.В. Сочинения. Т. 7. С. 109–132; С. 156–187, 195–205).

2 РГАСПИ. Ф. 558, Он. 1, Д. 2720. Д. 1.

3 Сталин И.В. Соч. – Т. 7. С. 157.

4 Там же.-С. 195–196.

5 Там же.-С. 197–198.

6 Там же.-С. 198–199.

7 Подчёркивание сделано И. В. Сталиным. Текст, выделенный курсивом, – вставка в ранее написанный текст.

8 РГАСПИ. Ф. 558. Он. 11. Д. 25. Л. 13–13 об.

9 См. Ленин В.К Полн. собр. соч. – Т. 45. С. 286–288.

10 Впервые на бухаринский и сталинский варианты этой резолюции и на выводы, которые следуют из сопоставления, обратил внимание В. И. Кузьмин. См.: Кузьмин В. К. Исторический опыт советской индустриализации. – М., 1969. С. 28–29.

11 Возможно, Сталин, формулируя это положение, использовал п. «е» бухаринского проекта, в котором говорилось о роли кооперации в решении проблем развития советской деревни.

12 Душевой доход в 1927 г. батрака составил 81 руб., бедняка – 78 руб., середняка – 92 руб. Годовой душевой доход крестьян, использовавших наёмную рабочую силу (кулаки, а также, возможно, зажиточные крестьяне), составлял 166 руб. (Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стенограф, отчет. – М., 1962. -Т. П. С. 1223).

13 Предвик'а – председатель Волостного исполнительного комитета (ВИК).

14 РГАСПИ. Ф. 558. Он. 1. Д. 2772. Л. 63.

15 Там же. Л. 64.

16 Там же.

17 Негативного оттенка в слове «мужик» в контексте выступления И. В. Сталина не больше, чем в слове «рабочий», т. е. он отсутствует.

18 Там же. Л. 62.

19 Там же.

20 Там же. Л. 63.

21 Там же. Л. 65.

22 Там же.

23 Там же. Л. 67.

24 Там же.

25 Там же. Л. 68.

26 Там же.

27 Там же. Л. 68–69.

28 См.: Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стенограф, отчет. – М., 1962. Т. П. С. 1196–1203.

29 РГАСПИ. Ф. 558. Он. 1. Д. 2772. Л. 71.

30 Там же. Л. 72.

31 Там же. Ф. 79. ОП. 1. Д. 515. Л. 8–9.

32 Известия ЦК КПСС. 1989. № 6. С. 210–219; № 7. С. 186–210; № 10. С. 191–219.

33 Там же. – № 6. С. 218–219.

34 Там же. – № 7. С. 200, 203–207.

35 Там же. – С. 207.

36 Там же. – С. 209.

37 Там же. – С. 209–210.

38 Там же. – С. 210.

39 Там же. – С. 207.

40 Там же. № 10. С. 198, 218–219.

41 Сталин И.В.Соч. – Т. 10. С. 307–308.

42 Известия. – 1927 г., 22 нояб.

43 Сталин И.В. Соч. – Т. 10. С. 309.

44 Там же. – С. 306–307.

45 Там же. – С. 303–304.

46 Там же. – С. 304.

47 Там же. – С. 304–305.

48 Там же. – С. 307.

49 Там же. – С. 305–306.

50 Там же. – С. 307.

51 Там же. – С. 309.

52 РГАСПИ. Ф. 79. Он. 1. Д. 506. Л. 93.

53 Интересные наблюдения и выводы о состоянии и перспективах развития колхозов, только что завершивших процесс своего становления, содержатся в документе Бюро сельскохозяйственной экономики Департамента сельского хозяйства США (март 1935 г.) «Доклад об общих впечатлениях и сторонних наблюдениях в Союзе Советских Социалистических Республик – особенно в сельском хозяйстве – на основании посещения СССР в сентябре – октябре 1934 г.» (см.: Над Н. (Н. Добрюха). Как убивали Сталина. – М., 2007. С. 112–139).

54 В июле 1934 г. в СССР приехал Г. Уэллс, чтобы выяснить, что можно заимствовать в социалистической стране для создания нового мира вместо рушащегося капиталистического. 23 июля 1934 г. он встретился и беседовал с И. В. Сталиным. В начале беседы он, в частности, сказал: «Моя поездка в Соединённые Штаты произвела на меня потрясающее впечатление. Рушится старый финансовый мир, перестраивается по-новому экономическая жизнь страны. Ленин в своё время сказал, что надо „учиться торговать“, учиться этому у капиталистов. Ныне капиталисты должны учиться у вас постигать дух социализма». (Сталин И. В. Вопросы ленинизма. – Изд. 10-е. – М., 1938. С. 600). Такие настроения интеллектуальной элиты, а именно их выражал Г. Уэллс, не могли не тревожить хозяев капиталистических государств и не могли не вызывать желание уничтожить опасный для них образец более справедливой организации жизни общества. Известно, что такие настроения и желания были, они росли и крепли. С ними приходилось считаться.

55 В результате мирового аграрного кризиса, на который «наложился» мировой экономический кризис 1929–1932 гг., произошло более сильное падение цен на сельхозтовары, чем на промтовары. Индекс оптовых цен (1913 г. – 100 %) с 1928 по 1932 г. на промтовары снизился со 138 до 101,3, а на сельхозтовары более чем в 2 раза. Особенно сильно подешевел хлеб – главная статья сельхозэкспорта из СССР. Экспорт хлеба из СССР в 1929 г. составил 260,1 тыс. т, в 1930 г. – 4631,3 тыс. т, в 1931 г. – 5177,9 тыс. т, в 1932 г. – сократился до 1808,1 тыс. т. При увеличении экспорта хлеба с 1929 по 1931 г. в 20 раз, выручка от его продажи из-за аграрного кризиса выросла менее, чем в 7 раз – с 22,5 млн руб. в 1929 г. до 156,5 млн руб. в 1931 г. (см.: Кузьмин В. И. Указ. соч., С. 69, 71–72).

56 От капитализма к социализму: Основные проблемы переходного периода в СССР. 1917–1937 гг. – Т. 2. – М., 1981. С. 133.

57 Данное слово вписано им вместо слова «учение».

58 Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 118.

59 Там же.-С. 118.