Глава 1. Гибралтар – Балтийское море. 09-24.03.2065.

– Смирно! Равнение на флаг! – подает команду новый комендант ВМБ «Гибралтар», капитан первого ранга Семенов А.А., к слову сказать, старший сын Семенова А.В., основного акционера КОФ. Флаг Конфедерации неспешно взбирается на высокий флагшток, замирает на месте, и каперанг подает следующую команду: – Вольно!

Морские пехотинцы из Третьей гвардейской бригады занимаются своими делами: кто-то заступает в караул, а кто-то собирается в поиск по окрестным городкам и весям, по сути своей на мародерку. У нас же свое расписание.

Рабочие бригады из подростков, строителей, мастеров и бывших рабов, которые со вчерашнего дня переподчинены Семенову, во главе со своим начальником Тимошиным, отправляются в порт. Моряки гражданских судов и БДК, около сорока человек, двигаются за ними следом. Они тоже уже вне моей юрисдикции, и на плацу остается только сто человек из экипажа «Ветрогона» и сто сорок бойцов десантной партии. Не густо, однако это самые лучшие воины, которые готовы пойти за мной почти в любое пекло. Казаки, гвардейцы, молодые одесситы, наемники, турки, итальянцы, сицилийцы и еще не пойми кто. У всех свои взгляды на жизнь, разный язык, обычаи и вера, но сейчас они все заодно, единый боевой механизм и основа вольного отряда приписанного к Отделу Дальней Разведки при ГБ Кубанской Конфедерации.

Четыре четких шага вперед. Я выхожу из строя. Резкий поворот кругом, и передо мной две ровные коробки.

Левая, в синих робах, моряки с фрегата. Во главе их строя стоят Скоков, Кум и Игнач. Пару дней назад капитан «Ветрогона» был повышен в чине с майора до капитана второго ранга, и теперь нет-нет, а бросает взгляды себе на плечи и любуется новенькими погонами.

Правая коробка, десантура в темно-коричневых горках, и на их правом фланге стоят Лида, Крепыш и, повышенный за удачный рейд на Кипр с сержанта до лейтенанта, Серый.

– Ну, что браточки, – обратился я к отряду, – за ночь никто не передумал в поход идти?

– Никак нет, товарищ капитан, – после непродолжительного затишья в рядах бойцов, за всех ответил Крепыш.

– Это хорошо, но до вечера время подумать еще есть, и если кто-то все же решит остаться на базе, упрекать не стану. В поход идут только добровольцы, и каждый из вас должен понимать, что мы делаем шаг в неизвестность. Никто не может сказать, что нас ожидает в пути, и какова доля риска. Впрочем, мы дальняя разведка и к подобному положению дел нам не привыкать. Правильно говорю, воины?

Одобрительное гудение в строю, было мне ответом, и я продолжил:

– Экипажу «Ветрогона» еще раз проверить и провернуть все судовые механизмы. Воинам десантной партии подготовить оружие и снаряжение, а после этого заниматься погрузкой сухпайков и боезапаса. Командирам подразделений развести личный состав на работы и занятия!

Офицеры занялись делом, одна за другой посыпались короткие и четкие команды, а я, направился на другой конец плаца, к новому командиру ВМБ, который хотел со мной переговорить тет-а-тет, и сейчас наблюдал за нашим построением от флагштока.

– Товарищ капитан первого ранга…

Я вскинул ладонь к камуфляжной армейской кепке, но Семенов, массивный тридцатилетний брюнет в черном военно-морском кителе нашего флота, остановил мой доклад взмахом ладони:

– Давай без официоза, Александр. Личный состав разошелся, так что тянуться не будем, и лишний раз козырять друг другу не станем. Ты не против?

– Нет, тезка, не против.

– Пойдем, по базе пройдемся?

– Переговорить хочешь?

– Да, – Семенов кивнул головой.

– Пошли, – согласился я.

От плаца, который находился рядом с городским арсеналом, по разбитой автомобильной дороге мы двинулись на вершину скалы. Вокруг нас своим чередом идут работы, расчистка развалин и разбор обветшавших зданий. Стучат отбойные молотки, жужжат перфораторы, шумят компрессоры, и этот день ничем не отличается от вчерашнего.

– Не жалеешь, что базу и корабли государству отдал? – искоса посмотрев на меня, на ходу спросил каперанг.

На секунду я задумался, и пролистнул в голове события минувших дней. Прибытие двух грузо-пассажирских судов с родины, консультации с Еременко и передачу базы вместе с кораблями новому коменданту ВМБ.

– Честно тебе скажу, тезка. Ни капли не жалею. Со мной обошлись по справедливости и финансово все компенсировали. А к чему это спрашиваешь?

– Мало ли, вдруг зло на меня затаил.

– За то, что ты мои труды унаследовал? – усмехнулся я.

– Ну, да…

– Нет, между нами все ровно. Мой бизнес дома, и я не могу разорваться на две половинки.

– Понимаю тебя, капитан.

– А я тебя нет, товарищ капитан первого ранга.

– С чего бы это? – Семенов остановился и в недоумении посмотрел на меня.

– Ты ведь из сильного клана, мог бы выбрать себе любое назначение, а оказался здесь, на самом дальнем форпосте Конфедерации, который в случае очередного конфликта с Альянсом подвергнется стопроцентному нападению.

– А-а-а, вот ты про что, – протянул комендант, и продолжил свой путь на вершину. – Ты хочешь знать, почему я оказался в этом месте?

– Да.

– На романтику потянуло, и славы первопроходца захотелось.

– Но тебе-то это зачем?

– Ха, если бы я сам знал. Ты ведь с моим отцом знаком?

– Разговаривали один раз и на официальных мероприятиях в столице пересекались. Только он здесь при чем?

– Говорят, что я весь в него, а что он делал, до того как финансами семьи занялся, ты, наверное, знаешь.

– Слышал, что он в пограничье воевал и много путешествовал.

– Вот и я такой же, только отец по сухопутью бродил, а моя судьба на море. Удовлетворен ответом?

– Вполне.

Мы вышли на дорогу, которая шла вдоль бетонной взлетно-посадочной полосы и, остановившись, с высоты посмотрели на городок и бухту под нами. Некоторое время помолчали, и Семенов выдохнул:

– Красота!

– Это точно, – присев на огромный валун, подтвердил я. – Ласковое и теплое море, синее небо над головой, удобная гавань и отличнейшие места для поиска оставшегося от Золотого Века добра. Ты, кстати, после того как Альхесирас очистишь, куда собираешься корабли направить?

– В Лионский залив, – присаживаясь рядом, сказал он, – а уже из него двинусь вдоль испанского берега обратно к проливу.

– Барселона, Валенсия, Картахена и Альмерия?

– Ага, именно в таком порядке. А ты как на Балтику пойдешь?

– Тоже вдоль побережья. На берега высаживаться не стану, а рыбаков или моряков, обязательно встречу и уже от них получу информацию.

– Отложить поход не хочешь?

– А смысл время тянуть?

– Мне поможешь, в поисках поучаствуешь, и с алжирцами сотрудничество укрепим. Оставайся еще на месяц.

– Нет. Домой тороплюсь.

– Как знаешь. А что с фрегатом своим делать будешь, если все же решишь пешим ходом к Дону идти?

– Мы с капитаном «Ветрогона» вступили в долевое владение кораблем. Как акционерное предприятие, знаешь ведь, что это такое?

– Конечно, знаю, я ведь Семенов.

– Вот. Тридцать процентов всего, что принесет «Ветрогон», теперь в доле Скокова, и за это он продолжает командовать фрегатом.

– А семьдесят процентов, значит, тебе станет отстегивать?

– Только пятьдесят, еще двадцать на экипаж раскинули. Впрочем, что это мы все о делах? Насколько я понимаю, ты о чем-то другом хотел поговорить?

Каперанг посмотрел вокруг, никого постороннего не обнаружил, достал из кармана брюк пачку фильтрованных сигарет «Элита», которые с недавних пор стали выпускать в Конфедерации, угостил меня, мы прикурили от одной спички, и он спросил:

– Действительно, о другом поговорить хотел, – я промолчал, затянулся дымком, и он продолжил: – Скажи, что это за пес все время рядом с тобой крутится?

– Мой домашний питомец, хорошо дрессированный волкодав.

– Давай без этого, – поморщился Семенов.

– Без чего, без этого? – я изобразил непонимание.

– Не надо вранья.

– А что ты хочешь знать, и почему тебя так интересует какая-то собака?

Каперанг помедлил, сделал глубокую затяжку и продолжил:

– Этим летом Симаков и некоторые близкие к нему господа-товарищи завели себе точно таких же псов. Поначалу, все думали, что это какая-то причуда, однако особо наблюдательные люди, в том числе и из госбезопасности, заметили, что собачки слишком уж умные. Мне бы тоже хотелось такого четвероногого друга рядом с собой заиметь.

– Это не ко мне, тезка. У меня самец, и я щенками не торгую.

– Значит, не хочешь сказать, где такие умные псы водятся… Или, может быть, ты подписку о неразглашении давал?

– Правильно все понимаешь, на некоторые вопросы я ответить просто не могу.

– А кто может?

– Хм, Симаков или кто-то из тех, кто в столице большой начальник.

– Например, твой патрон генерал-майор Еременко?

– Да, только сразу тебе скажу, это тайна невеликая, так что рано или поздно она все равно станет достоянием общественности. Потерпи, и все узнаешь.

– Ладно, не можешь на эту тему говорить, значит, замнем ее и будем считать, что я тебя ни о чем не спрашивал.

– Договорились.

Семенов встал, я следом и мы расстались. Расстроенный тем, что не смог узнать что-то о разумных псах, комендант базы отправился к восстанавливаемой береговой РЛС, возле которой суетились бригады техников, а я спустился вниз, вскоре был на «Ветрогоне» и до самого позднего вечера вместе со Скоковым провозился с морскими картами европейского побережья.

Следующим утром построение личного состава базы происходило не на плацу, а на причале. Нас провожали с душой, не было оркестра и торжественных речей никто не толкал, но достаточно было взглянуть в лица людей, чтобы понять одну простую истину – нам здесь будут рады в любом случае, и если сейчас я отдам команду остаться в «Гибралтаре» еще на месяц, никто против не будет.

Разумеется, отменять или переносить дату выступления в поход я не стал и, под бодрые крики остающихся на берегу, «Ветрогон» отчалил, развернулся и на среднем ходу покинул свою очередную гавань.

Одинокий корабль прошел пролив, выскочил в Атлантический океан и, держась ввиду береговой черты, начал свое путешествие к Балтийскому морю. День шел за днем, мы прошли Кадис, мыс Сан-Висенти, Назаре, Порту и Ла-Корунью. Ни одной рыбацкой лодки и полнейшее запустение. Кругом, заросшие лесом развалины некогда огромных городов и одичание. На берег мы не сходили, но и того, что видели в оптику, хватало с избытком. В этих местах царил регресс. Люди стремительно дичали, и как мне тогда казалось, вся Испания и Португалия стали одним огромным полигоном по воспроизводству дикарей вроде российских «беспределов», с которыми мне в свое время довелось повоевать.

Четвертый день похода. «Ветрогон» вошел в Бискайский залив, мы со Скоковым приняли решение не идти вдоль французских берегов, а немного срезать наш путь. Так, от городка Хихон, фрегат прямым курсом направился к Ла-Маншу и влетел в сильнейший шторм.

Рваные облака мчались по небу с огромной скоростью. Бешено завывал ветер, и через палубу перекатывалась крутая волна. Казалось, что природная стихия противится нам и не хочет пропускать вперед. Будь мы послабее духом, то, несомненно, отвернули бы в сторону, легли на обратный курс и вернулись на базу. Однако фрегат выдержал очередное испытание с честью, а моряки экипажа и десантники не сломались, и насчет того, чтобы вернуться, ни один не заикнулся.

Восьмой день похода, Вошли в Ла-Манш, берега не видно, окрестности накрыты густым туманом, и фрегат движется со скоростью всего в десять узлов. БЧ-4 ведет постоянное сканирование радиочастот, и ничего, полный ноль, и только проходя Па-де-Кале, удалось выхватить переговоры некоей Армии Рединга с Герцогом Бирмингемским Магомедом. Что это за армия и кто такой этот герцог с мусульманским именем, было не ясно, связь была плохая, шла на средних частотах, а язык представлял из себя смесь арабского, английского и какого-то ближневосточного диалекта. Тедди Аргайл, который пытался перевести всю эту мешанину, понимал только одно слово из трех, нервничал и просил разрешения попробовать наладить общение с городом Рединг, который был наиболее близкой к нам точкой радиовещания. Разрешения он не получил, все понял правильно, и сделал свою работу как мог.

Десятый день похода. Ночь. Фрегат находится на траверзе военно-морской базы германских ВМС Вильгельмсхафен. С берега нам подают световые сигналы. Однако это не морзянка и не МСС – Международные Морские Сигналы, и разобраться в том, что нам хотят сказать, мы не можем. Вызываем берег на открытых радиочастотах, отбиваем светом, кто мы такие есть, а вместо ответа, по нам открывают артиллерийско-минометный огонь, да такой плотный, что только благодаря темноте, скорости и маневренности корабля, нам удалось уйти без особых повреждений.

День четырнадцатый. Ровно две недели минуло с того дня, как «Ветрогон» покинул «Гибралтар». Проходим Зундский пролив, радио молчит, однако на берегу видны рыбацкие поселки и попадается множество свидетельств того, что здесь имеется какая-то цивилизация. Мы попытались остановить одиночную рыбацкую шхуну и переговорить с обитателями этого края, но не тут-то было. Местные люди настороже и о нашем появлении предупреждают друг друга дымовыми сигналами.

«Черт с вами, – наблюдая за очередной деревянной лодкой, которая скрывается в узкой скалистой гавани, думаю я, – еще встретимся, а гоняться по берегу за языком, пока не стоит».

Пятнадцатый день похода. Раннее утро. Траверз города Мальме. Снова опускается густой туман. Ни видно, ни зги и, временно, фрегат ложится в дрейф. Проходит какое-то время, не более часа, и ко мне подходит Лихой, он беспокоится, чует рядом чужих людей и слышит плеск весел. Я доверяю псу, у которого органы обоняния и слух развиты гораздо лучше, чем у любого человека, и даю команду приготовиться к возможному бою. Скоков предлагает наплевать на почти нулевую видимость и продолжить движение, но мы не в открытом океане и не в Средиземке, так что понапрасну рисковать кораблем не стоило. К тому же, была необходимость взять пленника, и раз так, то надо готовиться к встрече с местными пиратами. Комендоры занимают свои боевые посты, а десант ждет в гости абордажиров.

Капитан остается на ходовом мостике, а я в сопровождении Лиды и Лихого выхожу на радарную площадку и оглядываюсь. Серым холодным молоком туман накрывает все вокруг. Тишина, ни всплеска, ни шепота, ничего. Так проходит около десяти минут, и вот, начинается движение.

Не менее сотни металлических кошек падает на палубу в районе вертолетной площадки. Резкие рывки, крючья скребут по металлу палубы, цепляются за леера, канаты подрагивают, и на борту появляются самые настоящие викинги: множество бородатых дядьков в кольчугах, кожаных жилетах, рогатых шлемах, при щитах и с топорами в руках. Полная идентичность с картинками из старых книг, и о том, что скандинавы не перебросились во времени, а являются жителями нашей эпохи, говорят только несколько огнестрельных стволов за спинами некоторых бойцов.

– А-а-а-а! – грозно и яростно разносится над палубой «Ветрогона» и балтийские пираты кидаются к надстройке.

– Огонь! – крикам пиратов вторили команды наших сержантов, и десант начинает отстрел незванных гостей.

Как таковой, бой длится недолго. Огонь автоматов, калибра 5.45, это значит, чтобы палубу не портить, вымел передние ряды атакующих вчистую, а кто из викингов успел сообразить, что к чему, тот выбросился за борт. В общем-то, шансов у скандинавов не было, все двери в надстройку заперты изнутри, а сверху на ней почти вся наша десантная партия сидит.

– Мечник вызывает мостик! – произнес я в рацию.

– На связи! – мне ответил Скоков.

– Что радар показывает?

– Ничего кроме камней и скал вокруг нашего местоположения. Видимо, у местных жителей лодки из дерева.

– Скорее всего. Запускай движки, руль лево на борт, и на месте погоняй. Циркуляция у нас небольшая, всего только миля, так что в скалы не врежемся, а пиратские лодки корпусом раскидаем и покрошим.

– Понял!

В машинном отделении взревели турбины. Скоков начал маневры, а я спустился на вертолетную площадку, туда, где десант добивал раненых викингов и искал, с кем бы можно было пообщаться. Двоих более или менее вменяемых пленников, оттянули в сторону, а трупы мертвых пиратов раздевали и выкидывали в воду. Оглядевшись вокруг, я наклонился к одному из павших и с усилием выдернул из его оцепеневших рук старую потертую винтовку, неизвестной мне модели. Передернул затвор, и в кровь упала позеленевшая от времени продолговатая стреляная гильза. Вновь передергиваю затвор, пуля, еще раз, и пустой щелчок. Прикольно! Обойма пятизарядная, а патронов у дикаря было только два. Это говорит о многом.

Отбросив винтовку, я подобрал хороший и видно, что недавно выкованный однолезвийный топор. В руке сидит как влитой, по весу килограмма три с половиной вместе с топорищем, и пару раз взмахнув им слева направо перед собой, я убедился в том, что оружие это очень неплохое и изначально делалось для войны. Еще одна засечка в память, и позже, необходимо собрать командиров отряда, и обсудить с ними сегодняшнее событие.

– Мечник, берегись! – услышал я голос стоящего метров за пять от меня Крепыша.

Голова не думает, и тренированное тело все делает само. Пригибаюсь, перекатом ухожу вперед, и над головой свистит что-то чрезвычайно острое и смертельно опасное. Рывком я поднимаюсь с палубы и прямо перед собой вижу одного из викингов, здоровенного и чем-то напоминающего дикого лесного зубра мужика, который залит кровью с ног до головы и держит в руке ровный меч сантиметров восьмидесяти в длину. Он что-то выкрикивает, видимо, обзывает меня и воинов отряда нехорошими словами, но ни я, ни мои люди, местного языка не понимаем и его оскорбления пролетают мимо нас.

Викинг бросается на меня. Он очень быстрый и ловкий, это сразу заметно. Достать пистолет не успеваю, мои парни за спиной и своим телом я закрываю нападающего. Приходится встречать противника тем, что есть, то есть, топором. Пусть, я ни разу не фехтовальщик и не средневековый рыцарь, но что такое рукопашный бой, в том числе и против человека с холодным оружием, я понимаю очень хорошо.

Имитация броска влево, викинг ведется на мою хитрость, подается всем телом навстречу, рубит воздух, а я уворачиваюсь от его клинка и ухожу вправо. Противник быстро оборачивается, на миг замирает, и попадает на прицел автоматчиков. Сейчас я могу дать команду бойцам, и скандинаву прострелят его лихую головушку, но на меня накатывает какая-то веселая бесшабашность и уверенность в том, что я опытней, сильней и хитрей своего противника.

– Не стрелять! – подняв вверх левую ладонь, выкрикнул я. – Сам его сделаю!

Пиратский недобиток прислушивается к моим словам и мне кажется, что он понимает меня. На последних моих словах, он ухмыляется и теперь сомнений в том, что он знает русский язык, не остается.

Вновь выкрикнув что-то непонятное, викинг снова прыгает на меня, а я не отступаю и, даже наоборот, делаю короткий и резкий шаг вперед, и встречаю меч обухом. Мощный удар сотрясает все мое тело, но топорище выдерживает, и я смог устоять на ногах.

Новый замах меча. О чем думает противник, и чему он учился, я не знаю, но все его приемы кажутся мне смешными. Бросок топором, окованная пятка врезается в голову здоровяка, и он падает на спину. Викинг беспомощен, его можно добить, а можно и повязать. Однако, подобрав топор, который отскочил от очень крепкой головы пиратского воина обратно к моим ногам, я взмахнул им в сторону скандинава, мол, вставай, и добавил:

– Подъем, воин! Даю тебе еще один шанс.

Местный вояка встал, встряхнул головой, провел по ней ладонью, сплюнул на палубу тугой сгусток из слюны и крови, подобрал свое оружие и начал осторожно приближаться ко мне. Небольшой взмах вверх и вниз. Подобно птице меч перелетает из правой ладони в левую. Опять взмах и оружие возвращается в правую руку. Очень похоже действуют некоторые бойцы в наемных отрядах, перебрасывают кинжалы из одной руки в другую и так путают своего противника. Действенный метод, вот только при этом смотреть надо не на клинок, а в глаза соперника. Руки и движения хорошо тренированного бойца могут запутать тебя, а вот глаза не соврут, и всегда скажут, что задумал враг.

Шажок. Второй. Третий. Между нами только полтора метра залитой кровью палубы. Скандинав делает рывок. Ему кажется, что если я неподвижен, то блеском своей стали, он заворожил меня, но он ошибается. Меч сталкивается с топором и вышибает несколько еле заметных искр. Викинг хочет провести какой-то прием, выкручивает мечом топорище из моих ладоней и я ему не препятствую, отпускаю оружие и делаю шаг на него. Он хочет податься назад и уклониться, но против меня, несмотря на всю свою ловкость, силу и быстроту, он как дворовый тузик против матерого волка.

Сжатыми костяшками пальцев, я несильно ударяю по его горлу. Местный пират теряется, задыхается, ловит ртом воздух и падает на колени. Ногой бью по мечу, железяка снова отлетает в сторону, и я киваю на своего противника десантникам:

– Связать и посадить в карцер!

Бойцы вяжут викинга, а я оглядываюсь на море. Туман начал рассеиваться, видимость около полумили, фрегат продолжает свое движение по кругу, а на воде плавает множество разбитых досок и несколько пока еще живых людей.

«Да, – думаю я, – неласково нас Балтика встречает. Только вошли, и сразу же схватка. Что оно дальше будет, и куда судьба повернет, непонятно, но мы снова победили и потерь не понесли, а значит, путешествие к дому продолжается».

 

Глава 2.

Балтийское море. 24.03.2065.

После боя вблизи Мальме, на месте сражения мы задерживаться не стали и «Ветрогон» продолжил свое движение. Проходя через место гибели пиратской лодочной эскадры, в дополнение к уже имеющимся трем пленникам, бойцы на ходу выловили из воды еще четверых, и фрегат помчался на юго-восток.

К полудню наш корабль вышел из пролива между Данией и Швецией, и я приказал снова лечь в дрейф. Матросам предстояло навести порядок на палубе и осмотреть легкие повреждения, которые остались от столкновения со скандинавскими лодками. Пока шла эта работа, командиры отряда занялись допросом пленных. Шестеро, самые обычные рядовые бойцы, которые не понимают нас, а мы не понимаем их, а вот седьмой, тот самый здоровяк, которого я в рукопашной схватке уработал, был полусотником из личной дружины местного князя. Звали его Эрик Тролль. Он, и в самом деле, знал русский язык, имени своего не скрывал и, как только оклемался, сразу представился караульному бойцу полным именем и сказал, что готов к сотрудничеству.

Скандинава привели в офицерскую кают-компанию, и Эрик, уже отмытый от крови и перевязанный бинтами, смотрел на окружающую его чистоту и порядок, как на нечто чудесное и волшебное. Он постоянно оглядывался, принюхивался к вкусным запахам, которые доносились с камбуза, посматривал на офицеров, полукругом сидящих вокруг длинного обеденного стола, и в этот момент, напоминал самого настоящего дикаря из какого-нибудь далекого Чуркестана.

«Вот тебе и „просвещенная Европа“, – разглядывая скандинава, подумал я, – африканские берберы на танках катаются, а наследники викингов впали в средневековье. Строят простейшие драккары, куют мечи с топорами, и пытаются взять на абордаж, переделанный на современный лад фрегат УРО. Впрочем, возможно, все не настолько плохо, как оно мне кажется. Для начала следует узнать, что творится на берегах омываемых водами Балтийского моря, а только тогда уже судить и рядить людей со своей колокольни».

– Поговорим? – спросил я у викинга.

Шмыгнув носом и не спрашивая разрешения, скандинав присел напротив меня, и ответил:

– Давай. Вот только… Мне бы выпить чего-нибудь, а то в горле пересохло.

– Вестовой, – я повернулся к камбузу.

– Да, командир? – В дверях появился смуглый паренек лет двадцати, бывший личный повар адмирала Папастратоса, киприот Джордано, для всех нас просто Жора, который после того, как фрегат стал нашим, остался на своем посту и продолжал обслуживать корабельных офицеров.

– Жора, принеси графин воды.

– Да, какая вода, – усмехнулся скандинав. – Мне бы чего покрепче для внутреннего обогрева и чтобы разговор хорошо пошел.

Вестовой вопросительно посмотрел на меня, и я согласно качнул подбородком:

– Бутылку водки из кубанских запасов, закуску и одну стопку.

Заказ появился перед пленником в считанные секунды, как если бы Жора знал, что может понадобиться, и приготовил все заранее. Эрик уважительно посмотрел на граненую бутылку емкостью в 0.7 литра, открутил жестяную пробочку и, не пользуясь рюмкой, сразу приложился к горлышку. Одним махом этот бородатый здоровяк, выпил треть бутылки, поставил ее на стол, одобрительно крякнул и вслух прочитал надпись на этикетке:

– «Георгиевская», производитель Туапсинский завод вино-водочных изделий семьи Ильских.

– Ты еще и читать умеешь? – удивился я.

– А то, и читать и писать на трех языках умею, – Эрик расплылся в широкой улыбке и обнажил свои крупные желтые зубы. – Думаешь, раз нет у нас техники и мало огнестрельного оружия, так с варваром общаешься?

– Именно так и думаю, – своего мнения я скрывать не стал. – Где русский язык выучил?

– Мой ярл, Ульф из Кристианстада, по поручению шведского короля Никласа три года возглавлял посольство в Сестрорецкой Рабочей Республике, а потом пять лет по Прибалтике путешествовал. Куда мой ярл, туда и я с ним. У меня с детства к языкам талант, на лету любое наречение разбираю, вот и был вместо переводчика.

– Зачем мы тебя в живых оставили, понимаешь?

– Конечно. Вам сведения нужны о том, что здесь после «чернушки» творилось, – он еще раз посмотрел на каждого из присутствующих, весело подмигнул Лиде, и продолжил: – Жить хочется, поэтому ничего скрывать не стану и расскажу все, как есть и без всякой утайки, но хотелось бы знать, с кем я говорю и зачем вы в наши края пожаловали.

– Мы с Черного моря, Кубанская Конфедерация, отдельный отряд дальней разведки. Я командир отряда, капитан госбезопасности Александр Мечников.

Эрик обдумал информацию, еще раз приложился к бутылке, снова не закусил, резко выдохнул и сказал:

– Задавай свои вопросы, капитан. Что знаю, постараюсь рассказать. С чего начать?

– С вашего короля, его сил, средств и технического потенциала. Затем, про соседей ваших расскажи, про балтийское побережье и про то, что сейчас на территории России творится.

– Это весь день можно говорить.

– А мы пока никуда не торопимся и время свободное имеем.

Викинг покосился на бутылку и кивнул на нее:

– А еще выпить дашь?

– Любишь крепкие напитки?

– Под градусом жизнь веселей и родину продавать легче.

– Мне выпивки не жаль, – я пожал плечами. – Посмотрим, как разговор пойдет, и в каком ты состоянии будешь, так что если будет за что налить, проставлюсь по полной программе и жизнь оставлю.

В этот момент мне показалось странным то обстоятельство, что скандинав слишком легко идет на контакт. Не так он прост, как хочет казаться и, скорее всего, в посольстве на русскую землю, этот воин выполнял функции не только переводчика, но шпиона. Впрочем, выбирать особо не из кого, кто попался в плен, с того и будем получать сведения.

Тем временем, тяжко вздохнув, Эрик Тролль начал свой рассказ, и болтал он без остановки, четыре часа без малого. За это время, он в одно рыло выпил полтора литра водки, пьяным не выглядел, и был готов делиться информацией дальше, но все самое основное о положении дел на Балтике, мы уже уяснили, а частности могли подождать до более удобного случая.

По моей команде пленника отвели обратно в карцер. Офицеры разошлись по своим подразделениям и боевым частям, а я закурил, и под большую кружку свежезаваренного чая, с родных плантаций, начал раскидывать новые данные на составляющие.

Итак, что же мы имеем?

Первым делом, Скандинавия. Насколько я понял Эрика, сразу же после чумы, здесь появилось государство, главной направляющей силой и стержнем которого стало языческое общество «Асатру». Сторонники древних языческих традиций смогли сформировать первое правительство, достаточно быстро объединить всю Скандинавию и навести порядок. Казалось бы, на фоне всеобщего развала и хаоса, будущее местных жителей, имеющих над собой крепкую и амбициозную власть, обеспечено. Но, судьба не улыбнулась потомкам викингов. На пятый год после чумы, как ее здесь называли «чернушка», началась гражданская война и, как итог, неокрепшее федеративное объединение скандинавских народов развалилось на части.

Сейчас в этих местах четыре крупных королевства на уровне позднего средневековья и около полутора десятков мелких феодальных владений отстаивающих свою самостийность и незалежность. Сам Эрик, служит ярлу Ульфу из Кристианстада, а тот, в свою очередь, номинально подчиняется шведскому королю Никласу как верный вассал. Из всех теперешних скандинавских государств, Шведское королевство самое мощное, а потому, можно рассмотреть только его, а все остальные, постольку поскольку.

Королевство Швеция. Система правления – монархия. Население – точные цифры неизвестны, но по самым скромным и приблизительным прикидкам, никак не меньше двухсот пятидесяти тысяч человек. Столица – Стокгольм. Территория – три четверти Швеции до прихода чумы. Административное деление – черт его знает. В провинциях правят военные вожди, по-местному самоназванию ярлы. Они частенько воюют между собой, отбирают друг у друга деревеньки и кроят территории, как только пожелают, так что можно сказать, что раз есть сорок три ярла, значит, имеется такое же количество регионов и большой королевский феод. Промышленность – кустарное производство и маленький заводик по обработке металла в столице. Все остальное похерено, разграблено и уничтожено во время гражданской войны. Нефти нет, уцелевшие корабли и техника ржавеют, а в столице строится первый пароход и король Никлас мечтает о технической революции. Пока же, его мечты неосуществимы, ярлы живут своим умом, ходят в военные походы за море, дерутся с соседями и примучивают своих аграриев.

Повторюсь, в Скандинавии это самое мощное государство, а что творится в более захудалых Дании, Норвегии и Великом Княжестве Альта, расположенном на севере, можно только предполагать.

Теперь, что касаемо нас и обстоятельств пиратского нападения шведских воинов на «Ветрогон». Оказывается, о проходе через Зунд боевого корабля без опознавательных знаков, в Мальве сообщили сигнальными дымами и огнями еще за сутки до нашего подхода. Местные ярлы, а их в городе было трое, собрали своих охламонов в древних доспехах и несколькими винтовками, и решили, что раз мы не бесчинствуем и не стреляем из пушек во все, что движется, значит, мы слабаки. Раз так, то фрегат сразу записали в потенциальные жертвы и решили его захватить.

Туман опустился на море, как нельзя, кстати, места для воинов из Мальве здесь знакомые, где мы легли в дрейф они засекли, и сходу попробовали захватить знатный трофей. Однако викинги обломались. В результате боя и маневров фрегата они потеряли больше двухсот своих воинов и около двадцати лодок, так что теперь, когда мы показали зубы, с ними всегда можно пообщаться на равных. Жаль, времени на общение с ярлами и их королем нет, а то можно было бы примерно и показательно наказать местных властителей за разбой и самим трофеями разжиться.

Откинувшись на спинку стула, я посмотрел в бортовой иллюминатор, сделал пару глотков бодрящего напитка, и переключился на другие объединения людей в пределах Балтики.

Германия: По словам Эрика, на территории этого государства с древней историей, кочуют дикие племена. Хм, если уж он, человек средневековья, считает тамошних людей дикарями, скорее всего, так оно и есть. Хотя полностью на его слова полагаться тоже нельзя, ведь кто-то же обстрелял наш фрегат в районе Вильгельмсхафена. Значит, цивилизация и там имеется, а скандинавы пока путешествуют только в пределах Балтийского моря, в океан не выходят, и о том, что творится на побережье Западной Германии, могут попросту не знать. Надо будет этот вопрос уточнить и расспросить пленника более подробно.

Далее, остальные страны Балтийского региона.

Финляндия: какие-то поселения имеются в глубине материка, а тех людей, кто на побережье жил, давно уже в рабство угнали. Польша: большое по нынешним временам количество сельских поселений, но опять же, в прибрежной зоне никого. Латвия, Эстония, Литва и Калининград: Эпоха Хаоса там длится до сих пор. Потомки местных жителей, русских и прибалтов, имеют какую-то промышленность и пару пароходов, могли бы развиваться, но заняты только тем, что режутся против отрядов польской конницы, которые каждый год приходят откуда-то с запада.

Перехожу к основному пласту полученных от Эрика сведений. Ленинградская область: Три государственных образования, которые помогают друг другу и имеют договор о взаимопомощи и экономическом сотрудничестве. Примерная численность населения во всех анклавах, более трехсот пятидесяти тысяч человек.

Самое мощное государство из трех, это протянувшаяся от Выборга до Парголово Сестрорецкая Рабочая Республика. Имеется переведенная на уголь промышленность в виде нескольких заводов, рыболовецкие артели, несколько пароходов, а по железной дороге катаются паровозы. На взгляд Эрика, который прожил в республике долгое время, это рай земной. Посмотрим.

Второй русский анклав, находящийся под контролем поисковиков и всякого прочего вольного люда, полузатопленный город Питер. Долгое время, пока бушевала чума, и после нее, когда народ боролся за жизнь, следить за городом было некому, а когда кинулись, исправить ситуацию и отвести воду от города было уже некому. Мастеров практически не осталось, техники нет, топлива нет, ну и, разумеется, огромных человеческих ресурсов, как при Петре Первом, тоже. Жители Северную Пальмиру покинули, но все же там было многое из того, что могло понадобиться людям в будущем, и группы отчаянных добытчиков, готовых вести поиск чего-нибудь стоящего и ценных механизмов, устремились в этот приморский мегаполис. Шли годы, поисковики объединялись, свыкались со своим житьем и на данный момент стали самым настоящим племенем, которое живет по своим суровым законам, никому не кланяется и имеет собственную выборную власть. Насколько слышал Эрик, рабочие из Сестрорецкой республики посылали в город своих бойцов, хотели взять под контроль вольный люд, но у них ничего не вышло, и с тех пор, посторонние в Питер не лезут, себе дороже станет.

Третий анклав уцелевших и сохранивших хоть какую-то организацию людей, раскинулся неровным треугольником от Гатчины до Ораниенбаума и реки Луга. Эта община была самой малочисленной, но в то же самое время, наиболее боеспособной и обеспеченной, поскольку основали ее моряки Балтийского флота и армейцы, которые во время всеобщего хаоса смогли взять под контроль большинство военных складов в Ленинградской области и на побережье. Жили они тихо, никого не напрягали и, по непонятной для меня причине, власти не искали, а контролировали сельское хозяйство в районах и торговали боеприпасами да амуницией со своих складов. В общем, что-то вроде торгово-феодального графства или княжества, где есть элита, и работное сословие. Называлось это государственное образование просто и незатейливо: Гатчинский Военный Округ.

Такое вот положение дел на Балтике. Конечно, информация неточная, самая общая, и информатор всего лишь полусотник княжеской дружины, по крайней мере, он называет себя таковым, но и это уже немало.

Что дальше? Конечно же, продолжаем свое путешествие к российским берегам, поскольку топлива в танках фрегата остается не так уж и много, чуть больше половины от того объема, что был взят на базе «Гибралтар». Именно поэтому мы не можем отвлекаться на разборки со шведами и, чего уж скрывать, грабеж окрестных территорий, если таковым заниматься всерьез, откладывается на неопределенное время.

Допив чай, я встал и направился наверх. Два пролета по внутреннему трапу, вхожу на ходовой мостик и неизменный голос вахтенного матроса:

– Командир на мостике!

Прокладывающий по карте новый курс, Скоков, приподнял голову, посмотрел на меня и вопросительно кивнул:

– Что решил?

– Средним ходом идем к Питеру.

– Понял. Сейчас прокладку закончу, и начнем движение.

Он вернулся к своей работе, а я спросил:

– Что боцманская команда доложила?

– Все в порядке, – не поднимая головы, ответил капитан «Ветрогона». – На внешних бортах пара вмятин, но ничего серьезного, винты чистые, и вертолетная площадка обстрел из АКСов выдержала.

– Хорошо.

Вскоре прокладка нового курса была окончена, рулевой занял свое место, посыпались команды Скокова, движки фрегата снова заработали и мы продолжили свой путь. Мое присутствие на мостике не требовалось. Не следует лишний раз напрягать вахтенных матросов и отвлекать капитана от руководства судном, и я направился в обход по кораблю.

Всюду порядок. Матросы занимаются своим повседневным трудом. Десант чистит после боя оружие и перебирает трофеи. Кто-то сидит в курилке, а кто-то в одном из помещений отведенных под спортзал штангу тягает. В общем, все как обычно, очередная схватка позади, нервы никого не бьют, и пьянства не замечено.

Вспомнил за алкоголь, и ноги сами принесли меня к карцеру, в котором томился Эрик Тролль. Переделанное из кладовки для лакокрасочного материала в одиночную камеру для особо важных пленников, небольшое глухое помещение на основной палубе, три с половиной на три метра, раковина, топчан и табуретка.

Сидящий на стуле рядом с дверью молодой боец из одесситов вскакивает, и я киваю на навесной замок:

– Открывай.

Дверь распахивается и, чуть пригнувшись, я вхожу внутрь. Пленный викинг, закинув широкие ладони за голову, лежит на топчане, смотрит на меня и спрашивает:

– Что, капитан, еще что-то хочешь узнать?

– Да, так, – присаживаясь на табуретку у самого входа, ответил я, – захотелось с новым человеком пообщаться.

– Интересно с варваром поговорить, покуражиться и почувствовать себя цивилизованным человеком? – Эрик сел и пристально посмотрел на меня.

– Не в этом дело. Есть и более отсталые граждане, чем вы, которые человечинку едят и кровосмешением не брезгуют. Вот это да, там я цивилизатор, а у вас все шансы имеются, чтобы быстро с колен подняться и возродить хоть что-то из того, что до Черного Трехлетия было.

– Странный ты, – викинг усмехнулся. – В Сестрорецке меня частенько нашей технической отсталостью и откатом к дикости попрекали, а ты все это только как факт воспринимаешь. Неужели неинтересно, как мы всего былого величия лишились?

– Зачем? Это я и так знаю. Ты сказал, что началась гражданская война, и этого достаточно. Наверняка, на начальном этапе воевали все и против всех. Затем войска выдохлись, а лидеры стали новые силы собирать, и уничтожать все вражеские предприятия и лучших мастеров. Пять-шесть лет такой кровавой мясорубки и не остается практически ничего, а что еще имеется, то обслуживать некому. Правильно?

– Ну, примерно так все и было. Только ты это как понял?

Усмехнувшись, я ответил:

– Так, дела почти на всей планете обстоят, и государств, которые смогли сохранить в порядке техническое наследие прошлого, совсем немного.

– Ясно. Что ты еще хочешь узнать, капитан Мечников?

– Скажи, ты ведь в Сестрорецкой республике не только посольские обязанности выполнял?

– С чего ты так решил?

– Больно ты грамотный и шустрый, а такие люди всегда интересуют разведку своего государства, и если они не дураки, то работают на нее.

– Так мы же варвары? – Эрик хитро прищурился.

– Это не отменяет того, что у вас нет разведки.

Викинг помедлил и согласился:

– Было дело, выполнял пару заданий по поручению одного из королевских сановников.

– Значит, в Сестрорецке у вас имеется агентурная сеть?

– Я никого не сдам! – нервно воскликнул пленник.

– А мне этого и не надо.

– Тогда зачем спрашиваешь?

– По прибытии в Сестрорецкую республику я тебя отпущу, все, как и обещал. Дальше сам определяйся, куда ты пойдешь и чем займешься, но перед этим, навестишь ваших шпионов и через них передашь письмо вашему королю. Если так случится, мое послание дойдет до адресата лично в руки?

– Должно дойти, там люди верные.

– Вот и славно.

– А что ты ему написать хочешь?

– Объясню Никласу про то, как видится бой под Мальме с моей стороны, и предостерегу от поспешных выводов. Если все пойдет так, как я предполагаю, то в будущем, года через два или три, корабли Конфедерации будут частыми гостями в Зундском проливе, и твой король должен навести в тех краях порядок, а иначе его наведем мы. Понятно излагаю?

– Куда уж понятней.

– Отлично. Теперь скажи мне, Эрик Тролль. Что ты знаешь о других людских анклавах, которые имеются на территории России?

– Это помимо Питера и окрестностей? – уточнил он.

– Да.

– Мало что известно… – Эрик замялся.

– Говори, как есть, невзирая на секретность или еще что-то. В любом случае, по прибытии в Сестрорецк, я все узнаю, и если ты утаишь от меня информацию, я это пойму и могу пересмотреть наш уговор относительно твоей свободы.

– Ладно, – через силу кивнул скандинав, – не угрожай, пуганые мы…

– А это и не угроза, а констатация факта.

– Что тебя конкретно интересует?

– Москва. В первую очередь меня интересует, имеет ли Прибалтика с ней связь и, если да, то, как это происходит?

– В точку бьешь, капитан, – Эрик уважительно посмотрел на меня и хмыкнул. – Насчет Питера и Гатчины не скажу, мы с моим ярлом в тех краях только проездом были и не задерживались, а Сестрорецк, действительно, контакты с Москвой поддерживает. Местное начальство это в секрете хранил, но у нас получилось про кое-что узнать. Связь Сестрорецка с Москвой осуществляется по радио, и два анклава хотят наладить между собой постоянную торговлю.

– Как, ведь большинство железных дорог к использованию давно уже непригодны?

– Водный путь. Через Ладожское озеро мимо Волхова и Тихвина по реке сохранился выход в Рыбинское водохранилище, а там по Волге и до самой Москвы добраться можно. Однако ты учти, это все несколько лет назад было, а как сейчас у них дела обстоят, я просто не знаю.

Вот это уже, в самом деле, информация была очень важная и, уточнив пару деталей, я оставил дальнейшие расспросы на завтрашний день, а сам отправился в свою каюту, ворошить старые атласы и карты России. Наконец-то, появились первые задумки на то, как нашему отряду поскорее добраться в родные края и это согревало душу даже больше, чем утренняя победа над викингами.

 

Глава 3.

Балтийское море. 28.03.2065.

Встречу с братьями по разуму, крови и языку из Сестрорецкой Рабочей Республики я представлял себе в самых радужных красках.

Предполагалось, что когда мы войдем в Финский залив, то на открытых международных радиочастотах, сразу же вызовем на связь местные власти. Обозначим себя, они укажут нам курс к уцелевшим пирсам, а возможно, что даже вышлют нам навстречу лоцманское судно. Дальше, фрегат причаливает к берегу, и нас с радостью встречают. Я веду переговоры с республиканскими начальниками, объясняю нашу ситуацию, и делюсь с ними информацией о том, что творится в мире. После всего этого, наш отряд делится на две части. Фрегат под командованием Скокова и двадцать десантников возвращаются на ВМБ «Гибралтар» и помогают Семенову в его трудах, а я вместе с остальными воинами, при содействии и поддержке властей Сестрорецкой республики, начинаю свой поход на ридну Кубань.

Однако я ошибался, а все из-за того, что изначально опирался на недостоверную и неполную информацию, полученную от Эрика Тролля. Скандинав так ярко и красочно расписывал счастливое и добропорядочное общество всеобщего равенства и братства, которое царило в СРР, что иные прибалтийские анклавы, ни мной, ни командирами отряда, как возможные будущие партнеры, просто не рассматривались.

Впрочем, Эрик ввел меня в заблуждение не специально и зла за поражение своих братьев-викингов под Мальме на нас не держал. Он давно уже не был в этих краях, и о том, что творилось на территории Ленинградской области и Прибалтики последние пару лет, знал чрезвычайно мало. Оттого, все происходящее с нами в этот день, мы воспринимали не так, как могли бы, если владели более полными сведениями об изменениях в жизни Сестрорецка за минувшие полгода.

Итак, сегодня «Ветрогон» вошел в Финский залив. День начинался просто замечательно. Солнечное раннее утро и спокойное море. Мы со Скоковым стоим на ходовом мостике и разговариваем о какой-то ерунде. Радиосвязь работает, через час-другой мы собираемся вызывать на связь Сестрорецкий радиоцентр, и тут на открытой частоте раздается истошный женский крик:

– Помогите!!! Спасите!!! Убивают!!! Кто-нибудь, на помощь!!! Умоляем!!!

Кроме этих слов более ничего, треск динамика и все смолкает. На несколько секунд мы с кавторангом замираем в ступоре. В крике было столько страдания и боли, а на заднем фоне еще и маленький ребенок плакал, что долетевший к нам через радиоэфир крик о помощи, по нервам ударил очень сильно.

– Что это было? – задал я Скокову риторический вопрос.

Капитан фрегата пожал плечами:

– Хрен его знает.

Взяв в руки укэвэшку, я вызвал корабельную радиорубку:

– Кум, это Мечник. На связь!

– На связи! – командир БЧ-4 с ответом не замедлил.

– Крики слышал?

– Да.

– Можешь определить, далеко это от нас и какой пеленг?

– Сигнал был четкий, так что, скорее всего, недалеко, а пеленг мы не засекали, но если сигнал пойдет вновь, то сразу определим.

– Понятно. Отбой связи!

Пока я разговаривал с радиорубкой, Скоков колдовал вокруг экрана радара, включал разные режимы работы, отсекал помехи, запускал одному ему известные программы и, провозившись пару минут, сказал:

– Четырнадцать миль практически прямо по курсу, есть одиночная цель. Скорость шесть с половиной узлов, траверз городка Локса. Если со среднего хода перейдем на полный, то за тридцать пять минут домчим.

Скоков посмотрел на меня и, быстро приняв решение, я согласился с его предложением:

– Полный ход и играй боевую тревогу. Непонятно, что там за судно, но крики настолько душераздирающие, что людей требуется спасать. Мало ли что. Может быть, тонут, а возможно что-то иное…

Недослушав, капитан сразу начал отдавать команды:

– Машинное отделение, полный ход! Команде фрегата и десанту боевая тревога! Боцманской команде аврал, приготовиться к проведению спасательной операции!

Стремительно увеличив скорость с семнадцати узлов экономного хода до тридцати узлов полного и, рассекая узким стальным корпусом серые балтийские волны, фрегат устремился вперед, а через двадцать семь минут мы увидели тех, кто нуждался в спасении и молил о помощи. Прямо по нашему курсу, всего в трех милях, на воде горела большая парусная шхуна, которую обстреливал из мелкокалиберных орудий и пулеметов двухтрубный винтовой пароход, водоизмещением от восьмисот до девятисот тонн.

– Сергеич, – обратился я к капитану фрегата, – заходи между пароходом и парусником. Остановим бой, разберемся, кто здесь и кого уничтожает, а уже после этого и определимся, кто нам друг, а кто просто так, мимо проходил.

– Понял.

Фрегат заложил крутой поворот и, не сбавляя скорости, обошел развалившуюся на части и горящую шхуну по левому борту, а я взял трубку радиотелефона и на открытой волне вызвал пароход:

– Говорит капитан Александр Мечников! Неизвестный пароход, немедленно прекратить стрельбу, лечь в дрейф и выйти на связь! Всякая попытка оказать сопротивление будет пресекаться в зародыше! Жду вашего ответа!

Мне никто не ответил, хотя антенны радиосвязи на пароходе были видны, и вместо того чтобы сбавить скорость и прекратить стрельбу, пароход только усилил обстрел обломков парусника. Не менее трех пулеметов крошили в капусту барахтающихся в воде многочисленных людей, а пара пушек калибра 45-50 мм разбивали каждую целую доску, за которую могли бы зацепиться эти бедолаги, среди которых было немало женщин и детей.

– Мечник, – на связь вышел Кум, – пароход пытается вызвать берег, но передатчик у них слабенький и мы его сигнал забили.

– Хорошая работа, связь. Продолжайте следить за эфиром.

– Есть!

– Игнач, – посмотрев на безжалостную расправу над гражданскими людьми, я вызвал командира артиллеристов, – на связь!

– БЧ-2 на связи!

– Подави огневые точки парохода и ударь ему под винты, но аккуратно, чтобы судно осталось на плаву.

– Сделаем все красиво и с ювелирной точностью!

Проходит всего несколько секунд, и начинают работать наши АК-630. Шестиствольные орудия артиллерийского артавтомата раскрутились, каждая из двух установок «Ветрогона» выплюнула несколько коротких, не больше чем по сорок тридцатимиллиметровых снарядов, очередей, и все смолкло. С дистанции в девятьсот метров, пусть даже и на ходу, наши опытные комендоры заставили замолчать пушки парохода, подавили пулеметные огневые точки и разбили ему винты.

– Крепыш, поведешь абордажную партию на борт парохода! – отдал я следующую команду.

– Есть! Ты с нами?

– Да, – подтвердил я и, повернувшись к Скокову, сказал: – Сергеич, сейчас десант высадится на пароход, нас не жди, а сразу же двигайся спасать людей.

– Угу.

Скоков согласно кивнул головой, а я, подхватив находящийся в штурманской рубке АКС и разгрузку с боезапасам, помчался на основную палубу. Пока я на ходу экипировался и спускался вниз, фрегат уже притерся вплотную к борту парохода и на него, с криками: «Всем лежать, работает десант!», перескочили два взвода абордажиров. Мне оставалось только последовать за ними, фрегат отвалился от захваченного нами парохода, а я прошел туда, где была наибольшая суета, то есть на корму.

Разоруженная команда парохода сноровисто тушила небольшой пожар, а несколько наших воинов следили за их работой. Чуть в стороне, подле надстройки, замерли Крепыш и еще трое бойцов отряда, а напротив них стояли двое мужиков. Первый, приземистый и полноватый человек в военно-морском бушлате черного цвета без погон и знаков различия, молчаливый и угрюмый. Второй, смуглый и похож на азиата, пожилой и сухопарый, а одет в новенький полевой камуфляж. На его погонах три большие полковничьи звезды, и в отличии от моряка, он нервничает, потрясает в воздухе кулаками и что-то выкрикивает. Судя по всему, Крепыш общается с главными командирами на борту, и именно они мне сейчас и нужны.

Я подошел вплотную и остановился за спиной Крепыша, который настороженно оглядывался вокруг себя, и держал руки на перекинутом поперек груди автомате. Не встревая в разговор, вслушался в эмоциональную речь азиата:

– Повторяю, перед вами полковник Всероссийской армии Идрис Закая и я выполняю приказание вышестоящего командования об уничтожении мятежников из руководства бывшей Сестрорецкой Рабочей Республики. Ваши действия оцениваются мной как пиратство, и о вашем нападении на находящееся под моим командованием судно будет немедленно доложено в Москву. Учтите, так просто это вам с рук не сойдет, и Калининград ответит за свои действия.

Полковник брызгал слюной, выкрикивал множество разных слов, и из того, что он наговорил, я понял следующее. Торговый водный маршрут между Сестрорецкой республикой и Московским диктатом, который с недавних пор стал называться Всероссийским, вроде как с претензией на объединение всех территорий бывшей России, существует уже как минимум пару лет. С Прибалтики на Москву отправлялись наемники, дары моря, некоторые ресурсы и кое-что на меновую торговлю, а из столицы РФ обратно поступали боеприпасы, немного горюче-смазочных материалов и самые примитивные радиостанции.

Обе стороны были довольны своими отношениями, и так продолжалось до тех пор, пока Московский правитель Иван Магомедович Степанов не решил прибрать Прибалтику к своим рукам. Шесть месяцев назад в Сестрорецкой Рабочей Республике, которая строила коммунизм и базировалась на основах учения марксизма-ленинизма, появились столичное спецвойско, по сути своей элитный охранно-карательный батальон. В Сестрорецке к их приезду уже все было готово. Местные ренегаты и шпионы диктатора провели бескровный переворот, а после этого объявили Сестрорецк и весь Карельский перешеек Прибалтийским районом Всероссийского диктата. Немногочисленные вооруженные силы СРР были взяты под контроль солдатами спецвойска, а флот, целых три парохода, несколько парусных шхун и восстанавливаемый корвет Балтийского флота проекта 20380 «Стерегущий», сменили своих командиров.

Простой народ, как всегда, побурчал, поспорил, немного повозмущался, но сопротивления войскам московского диктатора не оказал. Жизнь продолжалась, люди работали и отдыхали, рождались дети, хоронили стариков и, поначалу, в Сестрорецке и прилегающих к нему территориях ничего не изменялось. Однако, московская власть, оглядевшись и закрепившись на новом месте, переждала зиму и начала устанавливать свои порядки. Среди граждан провели политинформацию, и объяснили, что Москва уже больше десяти лет находится в окружении орд дикарей-каннибалов, и ведет войну во имя всего разумного, доброго и светлого. Раз так, то и Сестрорецк переводится на военное положение. Выдаваемые на руки рабочим и их семьям продовольственные пайки урезались на сорок процентов, а жители бывшей СРР, должны были незамедлительно готовиться к тому, чтобы сформировать боевые дружины ополченцев и отправляться на фронт.

Что было дальше, мне виделось вполне ясно. Граждане новообразованного Прибалтийского района воевать не хотели. Многие рванули на ПМЖ к своим соседям, питерским поисковикам и военным в Гатчину, кто-то ушел партизанить в леса, а бывшие лидеры коммунистической рабочей республики, погрузились вместе с семьями на самую быструю парусную шхуну и направились еще дальше, в Калининград. Видя такое дело, командиры столичного спецвойска, стали местных граждан ловить. В каждом поселке и городке брались заложники, а в погоню за беглыми лидерами был послан полковник Закая. Так бы их и изничтожили без всякой жалости и перетопили в студеных весенних водах Балтийского моря, но они успели выкрикнуть по радио мольбу о помощи, и вот мы здесь. Как итог: пароход разбит, часть беглецов будет жить, а полковник Закая считает нас калининградцами, которые пришли на помощь беглецам и помешали ему выполнить приказ.

В свете того, как произошла наша первая встреча с местными жителями и войсками Москвы, возникает закономерный вопрос, как мне и отряду поступить дальше. Пока это не совсем понятно. Есть несколько вариантов развития событий и, чтобы выбрать наилучший, нам необходима более полная информация о том, что же сейчас происходит на берегу. Послушали одну сторону, а теперь придется выслушать другую.

– Задолбал ты, полковник! – невозмутимый Крепыш слушал выкрики московского офицера долго, но и он устал. – Захлопни пасть и жди решения своей судьбы!

– Да я… – попытался ответить ему полковник, но короткий и резкий удар по печени заставил его согнуться пополам и он откатился к переборке.

Крепыш повернулся ко мне и виновато сказал:

– Мечник, ну, честное слово, достал уже, гав-гав, гав-гав. Как собака какая-то…

– Нормально, – ответил я.

– Что с ним делать?

– Покарауль пока, а как фрегат всех людей из воды выловит и вернется, тогда и решим.

– Будет сделано.

Я огляделся. Пожар на борту был потушен, весь экипаж согнали в кучу, и всего на пароходе оказалось около семидесяти человек. Пара десятков пленных, как и полковник Закая, в камуфляже, видимо, солдаты спецвойска, а остальные, одеты в робы и штормовки, наверняка моряки из Сестрорецка.

– Скажите, а что с нами будет? – подал голос, до сих пор молчавший человек в бушлате.

– А ты кто?

– Капитан парохода «Выборг» Сомов. Вместе с экипажем был мобилизован на службу Всероссийскому правительству в деле поимки мятежников и дезертиров.

– И что, не жалко было топить женщин и детей?

Сомов поник головой, и еле слышно ответил:

– Жаль, конечно, но у нас дома семьи и если бы мы пароход в погоню за шхуной не повели, они бы ответили.

– Понятно, методы нового правительства стары как мир и оригинальностью не отличаются. Что с вами делать, разберемся, а пока скажи мне, кто из ваших бывших правителей, которые на шхуне удирали, самый авторитетный?

– Так, понятно кто, Генеральный Секретарь партийной ячейки товарищ Белов.

– А еще кто?

Моряк опасливо покосился на полковника Закаю, который начал приходить в себя, и быстро ответил:

– Главный Идеолог товарищ Зубровкин и Верховный Комиссар товарищ Плетнев.

– Что за люди? Договориться с ними возможно?

– Сейчас, да. Раньше они интриговали много и за власть между собой боролись, а теперь им делить нечего, все руководство под москвичами и их ставленниками, так что на сотрудничество пойдут.

Пока суть, да дело, к борту парохода вновь прижался «Ветрогон», я вернулся на фрегат, и принял рапорт Лиды, которая со своим взводом помогала боцманской команде проводить спасательную операцию и вела учет вытащенных из воды людей:

– Спасено тридцать два человека. Из них семь мужчин, двенадцать женщин и тринадцать детей. Все размещены в третьем матросском кубрике и медотсеке.

– Проведи по фамильный опрос, и узнай, уцелели ли такие граждане как Зубровкин, Белов и Плетнев. Если таковые имеются, накачайте их обезболивающими и стимуляторами, а после этого на ходовой мостик. Сделай это срочно.

– Сделаю.

Боевая подруга коротко кивнула головой и умчалась в надстройку, а я поднялся на ходовой мостик, и Скоков, который слушал радиопереговоры абордажной партии, и успевший разобраться в том, что здесь происходило, спросил:

– Что теперь делать будем?

– В смысле?

– Ну, мы же с москвичами столкнулись, и теперь получается, что через столицу России не пройти, а обходить Московскую область кругалями, дело хлопотное.

– Чепуха это все, Максим Сергеич, – я присел в штурманское кресло. – Про то, что мы пароход остановили и бывшую сестрорецкую власть от смерти спасли, на берегу не знают, и если всех свидетелей пустить на дно, то никаких следов не останется.

– Значит, – Скоков провел перед собой ладонью, – топим пароход?

– Пока нет. Людей губить ума много не надо, а судно неплохое, и его можно кому-нибудь из приморских жителей продать. Например, тем же самым калининградцам или прибалтам. Они экипаж и московских солдат месяц-другой придержат, а нам больше и не надо. Это как один из возможных вариантов.

– Логично, хотя опасность того, что в Сестрорецке про это узнают, имеется.

– А-а-а, нам не привыкать, выкрутимся если что.

Прерывая наш разговор, на мостике появились Лида, а за ней следом пожилой мужчина далеко за пятьдесят. Худой, глаза ввалились, и вид очень изможденный, однако глазки внимательные, обшаривают все вокруг, и голова находится в постоянном движении, поворот вправо, поворот влево.

– Разрешите? – спросила Лида.

– Да, проходи и гостя представь, – сказал я.

Мужчина подошел вплотную, остановился напротив моего кресла и, чуть кивнув подбородком, представился сам:

– Бывший комиссар Сестрорецкой Рабочей Республики Яков Алексеевич Плетнев.

– Вы забыли добавить к слову «комиссар» приставку Верховный, Яков Алексеевич.

– Откуда… – было, начал Плетнев, но посмотрел на захваченный пароход «Выборг», и сам себе сказал: – Конечно же, предварительный допрос команды и московских солдат.

– Да, – подтвердил я и спросил: – Кто мы вы уже в курсе?

– Ваши матросы объяснили.

– Яков Алексеевич, так получилось, что спасли мы вас случайно, и с московскими властями нам вступать в конфликт пока нежелательно. Если мы отпустим вас и отбуксируем «Выборг» в некое тихое место, вы сможете там пересидеть пару месяцев?

Бывший Верховный Комиссар над ответом долго не раздумывал и, звонко щелкнув пальцами правой руки, радостно сказал:

– Такое место имеется. В Калининграде нашу шхуну ждут верные люди. Московской агентуры в тех краях пока нет, и пару месяцев мы сможем тихо пересидеть в одной из приморских деревушек. Только вот, своим ходом пароход до пункта назначения не дойдет…

– Это понятно, и с проведением буксировочных операций мы вам поможем.

– И что, ничего за это не возьмете?

– А что, у вас имеются ценности?

– Нет. Мы люди идеи, нам золото и прочие богатства в личное владение не требуются. В чем были, в том на шхуну и грузились, а когда пароход стал нас нагонять, из пулеметов отстреливались, вот и поплатились за это жизнями близких людей.

– Хочу вам сказать, что вас изначально не собирались в плен брать.

– Даже так, – еле слышно прошептал Плетнев, – всех коммунаров решили под корень вырубить… Ну, гады, дождетесь, поднимется рабочий класс, и все кровью захлебнетесь…

Плетнев шептал еще что-то, но я его остановил и спросил:

– Итак, Яков Алексеевич, мы с вами договорились?

– Конечно, вот только позвольте дать вам совет.

– Говорите.

– Вам не стоит отправляться в Сестрорецк на своем корабле.

– Отчего же?

– У вас, его постараются реквизировать в пользу законного правительства России, попросту отберут и фамилии не спросят. И получится так, что хочется вам того или нет, а вы все же вступите в конфликт с московским спецвойском, у которого найдется, чем вас встретить.

Задумавшись, я прикинул возможные варианты нашей первой встречи с новой сестрорецкой властью и пришел к выводу, что в чем-то Плетнев прав. Если тот же полковник Закая, невеликая шишка в спецвойске, ведет себя так, как если бы его слово закон для всех и вся, то, как на появление в гавани отличнейшего корабля отреагируют его начальники? Конфликт, действительно возможен.

– И у вас есть идеи, как этого избежать? – спросил я комиссара.

– Думаю, что да.

– Излагайте.

– Вам необходимо выйти на связь с гатчинскими военными. У вас с ними много общего и точки соприкосновения вы найдете быстро, а уже после этого, можете вести разговор с генералом Шариповым, который сейчас командует спецвойском и представляет в наших краях Всероссийский диктат.

– Мы подумаем над вашими словами, Яков Алексеевич. Пока можете отдыхать, но вечером жду вас для более обстоятельного разговора, при котором вы укажете точные координаты того места, куда следует отбуксировать «Выборг».

Сопровождаемый Лидой комиссар Плетнев покинул ходовой мостик. Мы со Скоковым переглянулись, и кавторанг с недоумением произнес:

– Забавный дядечка, только-только из студеной воды вылез и на борт поднялся, а уже на ходу подметки рвет и в интригу влезает.

– А что ты хотел, Сергеич? В СРР Верховный Комиссар это то же самое, что у нас начальник ГБ. Конечно, масштабы здесь не те, что в Конфедерации, но суть человека неизменна.

– Тогда его поведение становится понятным, и как бы нам не пожалеть, что мы на помощь беглецам поспешили.

– Что сделано, того назад не воротить и, лично я, считаю, что мы поступили и поступаем правильно. Отдадим пароход вместе с солдатами и экипажем Плетневу, а уж он сам разберется, как с ними поступить. Мы в этих краях люди прохожие, и всерьез встревать во все местные разборки не стоит.

– Это верно, – Скоков встал, подошел к планширю и, посмотрев через иллюминатор на наш очередной плавучий трофей, спросил: – Когда начинать буксировку?

– А прямо сейчас и начинай. Курс на Калининград!

 

Глава 4.

Гатчинский Военный Округ. 01-04.04.2065.

«Ветрогон» взял на буксир захваченный нами пароход и направился в сторону Калиниграда, древнего Кенигсберга, но побывать в этом анклаве нам не довелось. Следующим утром, где-то вблизи города Таллина, в проливе между береговой чертой и небольшим островком с труднопроизносимым названием, которое я не запомнил, нас встретили два вооруженных парохода, которые калининградцы выслали навстречу беглецам из Сестрорецка. Не знаю, какие у них были отношения с бывшим правительством СРР, но видимо, достаточно теплые, раз за ними вышла половина тамошнего военно-морского флота.

На пароходах Калининградского анклава имелась радиосвязь и после того, как вызванный на ходовой мостик Плетнев, пообщался с капитанами этих судов, дело уладилось само собой. «Выборг» был передан встречающей стороне. Все спасенные нами люди и пленники были собраны на его борту и, пожелав беглецам, которые рассказали нам много интересного о положении дел в бывшей Ленинградской области, всего самого наилучшего, мы направились в гости к гатчинским военным. Курс на городок Систа-Палкино, где, по словам бывшего Верховного Комиссара СРР сохранились подходящие для нас причалы.

Минули сутки и к полудню 1-го апреля, «Ветрогон» подошел к этому населенному рыбаками городку под контролем войск ГВО, и первыми на связь вышла, так сказать, принимающая сторона. Мы находились от порта в шести милях, когда на мостике заработали динамики радиоприемника и мы со Скоковым услышали молодой, но, тем не менее, уверенный в себе голос:

– Неизвестный фрегат УРО типа «Оливер Хазард Перри», с вами говорит береговой пост номер семь, Гатчинского Военного Округа. Назовите свою государственную принадлежность и цель вашего визита в территориальные воды ГВО.

– Ты смотри-ка, – услышав это, с уважительными интонациями произнес Скоков, – даже тип фрегата по силуэту определили. Красавцы!

– А то, видать давненько за нами присматривают. Наверное, с самого утра от поста к посту информацию по рациям перекидывают. Организация, однако!

– Кто с ними пообщается?

– Да, я и переговорю, – подойдя к трубке радиотелефона, я нажал на клавишу передачи сигнала, и сказал:

– Говорит капитан Отдела Дальней Разведки при ГБ Кубанской Конфедерации Александр Мечников. Нахожусь на борту фрегата «Ветрогон». Иду в порт Систа-Палкино для установления дипломатических отношений между ККФ и ГВО.

Молчание. Береговой пост принимает решение, скорее всего, консультируется с вышестоящим командованием, и откликается только через несколько минут:

– «Ветрогон», понял вас. Вам разрешен проход к причалам порта Систа-Палкино. Вам требуется лоцман?

– Если гавань чистая и старые карты верны, то нет. Просим обозначить назначенный нам под швартовку причал сигнальными флагами или ракетами. В порту будем через пятнадцать минут.

– Старые карты верны, отмелей и затопленных кораблей можете не опасаться. Ждем вас.

Связь прервалась и, повернувшись к Скокову, я спросил:

– Сами с заходом в порт управимся?

– Да, осадка у нас небольшая, глубины здесь для фрегата подходящие, так что покажем себя во всей красе и не осрамимся.

– Точно?

– Да.

– Эх, хорошо бы, кабы так.

– Что-то ты нервничаешь, Мечник.

– Ну, еще бы, очередной шаг в неизвестность, и впереди контакт с самым настоящим человеком из Золотого Века.

– Это ты про лидера гатчинцев Маркова?

– Про него самого. Это надо же, человек пережил чуму, развал страны, хаос, варварство, дикость, еще не пойми что, и дотянул до наших дней. Да не просто дожил, а смог организовать какую-то устойчивую структуру, которая хоть и не является гегемоном региона, но может дать отпор любому, кто на нее наедет. Плетнев, когда Маркова поминал, так про него рассказывал, что заочно проникаешься к нему уважением. Вот, например ты, Сергеич, многих людей знаешь из тех, кто Черное Трехлетие пережил, будучи уже взрослым и состоявшимся человеком?

– В живых никого, а когда был молодым, таких всего с десяток встречал.

– Вот, в живых никого не осталось, и я таких не очень много встречал, а этот живет, и не просто так, а вполне неплохо себя чувствует.

– Плетнев не говорил, сколько ему лет?

– В этом году юбилей был, ровно восемьдесят.

– Солидно, – протянул Скоков.

За разговором, фрегат вошел в порт, и с одного из причалов, в небо взлетела ярко-красная сигнальная ракета. Скоков приступил к руководству швартовой операцией, а я, пройдясь по боевым корабельным постам, выстроил на палубе взвод десантников и, дождавшись, когда фрегат прижмется к причальной стенке, в сопровождении Лиды, Крепыша и Лихого, спустился на берег.

Обстановка вокруг стандартная для наших времен, изрядно побитый причал, местами раскрошившийся бетон и ржавые грузовые краны на изломанных стальных рельсах. Запустение, но, тем не менее, видно, что люди, проживающие в этом поселении и контролирующие его, стараются навести порядок, и за исправностью уцелевших портовых сооружений следят. Заметны цементные заплатки, закрывающие выбоины на дорогах из порта, некоторые здания побелены серой известкой, а чуть дальше, за причалами, возвышается крашеная свежей шаровой краской стальная опора радиомачты. Нормальный ход и, как мне кажется, мы попали в те края, где нас встретят с пониманием и без агрессии.

А вот и представители встречающей стороны. По причалу ко мне направлялись три человека, один военный и двое гражданских. Армеец, молодой статный брюнет в светло-синем камке, фуражке с зеленым верхом, и автоматом за спиной. Двое других, пожилые, лет за сорок, в линялых черных пиджачных парах и стоптанных ботинках. Видимо, к встрече с нами, местные жители готовились впопыхах и одевали все самое лучшее, что у них имелось в сундуках.

Делегация приблизилась и первым, резко козырнув, представился военный:

– Лейтенант Стрельцов, командир наблюдательного берегового поста номер семь. Со мной староста рыбацкого поселения Систа-Палкино Черемушкин и бригадир рыбацкой артели Большов.

– Капитан Мечников, – ответно отдав воинское приветствие, сказал я, и кивнул за спину: – Лейтенанты Белая и Талый.

– Хотелось бы уточнить цель вашего визита, – явно, чувствуя себя несколько неуверенно и непривычно, произнес Стрельцов

– Наша цель – установление дипломатических отношений с вашим анклавом. Понимаю, что у вас нет полномочий, чтобы вести с нами переговоры, и нам придется подождать кого-то, кто имеет больший опыт в этих делах, чем вы. Неприятностей от нас не ожидайте, мы пришли с миром.

Молодой лейтенант коротко кивнул:

– Представители Старика прибудут через несколько часов и, пока они в пути, прошу вас не покидать территории причала.

– Без проблем.

Уточнив еще некоторые мелочи, относительно нашего пребывания в порту, и перекинувшись с лейтенантом несколькими ничего не значащими нейтральными фразами, мы разошлись. Лейтенант и гражданские вернулись в поселок, а мы вернулись на фрегат и стали ждать представителей Старика, как здесь называли главу местного общества Ивана Ивановича Маркова.

Ожидание было тягостным, ведь правильно говорит древняя мудрость, что ждать и догонять, всегда тяжело. Однако все проходит, и дипломаты ГВО появились уже к вечеру. Оттягивать встречу, они не стали. На борт «Ветрогона» поднялись два похожих друг на друга как братья суровых, каких-то обезличенных и совершенно не запоминающихся человека в звании майора. От обоих заметно попахивало конским потом, видимо они навестили нас сразу с дороги, и были эти офицеры очень немногословны.

Для себя этих представителей Старика я определил как контрразведчиков. Судя по всему, с дипломатами у военного режима серьезный напряг, и свой анклав представляли именно они. Разговор между нами как-то сразу не заладился. Майоры вели себя вполне дружелюбно, но складывалось впечатление, что они хотят только получить информацию, а никак уж ею не делиться. Мне это не понравилось, да и вряд ли бы это кому-то другому пришлось по душе. Сплошные вопросы и просьбы пройти по всему кораблю с осмотром, а на мои расспросы только самые общие фразы, из которых можно было почерпнуть, что они нам рады, но и только. Что с них взять? Контрики, они контрики и есть.

В общем, с майорами я проваландался целые сутки. Ничего в наших с ними отношениях не переменилось, и я вежливо выставил их обратно на причал, куда прибыло около роты местных солдат. На прощание, я объяснил майорам, что, раз у нас дела на лад не идут, первый контакт будет налаживаться с представителями Москвы. Контрразведчики поняли меня правильно, быстренько связались с вышестоящим начальством, которое находилось в населенном пункте Сяськелево, и пригласили меня совершить путешествие по землям ГВО, дабы лично пообщаться со Стариком. Меня это устраивало полностью, подставы я не опасался, и в сопровождении одного из офицеров, отправился в двухдневное путешествие от Систа-Палкино к месту постоянной дислокации штаба гатчинских военных.

Какие указания получил сопровождающий меня на встречу с местным лидером майор, я не знал, но по дороге от меня ничего не скрывали. Мы ехали по разбитым дорогам из щебня, которые остались от древних автострад, останавливались на ночевку и привалы в деревушках, где люди жили своей самой обычной жизнью, и никто не пытался пустить мне пыль в глаза. Вот как есть оно все, так и смотри. Коль умный, выводы сделаешь правильные, а дурак, так все одно ничего не поймешь. Гением я себя не считал, но кое-что в этой жизни уже видел, и думаю, что все понял правильно.

Да, Гатчинский Военный Округ не самое мощное государственное образование из тех, какие я видел, и для этого есть ряд причин: отсутствие нефти, малочисленность местного народонаселения, много заболоченных земель вокруг и так далее. Однако тот же самый Плетнев, с которым мы много беседовали о ГВО, говорил, что гатчинские вояки крепко стоят на ногах, и с этим я не мог не согласиться. Конечно, дороги плохие, но они есть. Людей не очень много, может быть, что и ста тысяч на всю подконтрольную территорию не набиралось, но это не дармоеды и не угнетенное сословие, как можно было подумать, взглянув со стороны. У половины мужчин, которых я встречал в пути, имелось огнестрельное оружие, а это о многом говорит. В частности о том, что с вооружениями и боеприпасами у местных проблем нет, а так же о том, что власть доверяет своему народу, который в случае любой агрессии, может в своих лесах так встретить любого захватчика, что тот офигеет в атаке и тысячу раз пожалеет о том, что сюда приперся.

В общем, пока мы с майором добрались к Сяськелево, я был твердо уверен в том, что для нашей Конфедерации, если она будет искать союзника на Балтике, а это неизбежно, ГВО самый наилучший друг, партнер и товарищ. Значит, первый же отчет о походе, который будет отправлен в Краснодар, по прибытии «Ветрогона» в «Гибралтар», должен быть написан так, чтобы у Еременко, а вместе с ним и у Симаковых, о ГВО и Старике сложилось самое хорошее впечатление. Впрочем, я забегаю вперед, надо с самим местным лидером встретиться, и только после этого окончательно определяться в своем решении относительно отчета в центр.

В Сяськелево мы въехали в полдень 4-го апреля. Майор испарился в неизвестном направлении, а меня передал под опеку местного начальника интендантской службы и тот определил гостя на отдых в один из небольших аккуратных домиков, которых на территории ставки местного командования было не менее трех сотен. О том, что представляло из себя это поселение до прихода чумы, у меня никакой информации не имелось. Скорее всего, раньше это был поселок городского типа, обычное крупное поселение районного масштаба. Теперь же, это что-то вроде полевой крепости со всеми сопутствующими такому месту укреплениями по периметру: капонирами, блиндажами, минными полями вдоль дорог и подземными галереями.

В центре всего, как я уже сказал, одинаковые кирпичные домики на три-четыре комнаты, и вокруг каждого небольшая рощица из плодовых деревьев. Чуть в стороне, очень похожие на казармы для солдат, восемь длинных одноэтажных зданий из серого камня. Это все жилые строения, которые соединяется одно с другим выложенными на земле дорожками из бетонных плит. Вокруг зданий суетятся люди, слышны голоса женщин и детей, а из домов доносятся ностальгические и такие родные домашние запахи. Неплохо гатчинские вояки устроились, и этот базовый лагерь выглядит гораздо лучше, чем ППД Четвертой гвардейской бригады во времена моей службы.

Приведя себя с дороги в порядок, побрившись, помывшись и сменив камуфляж, я был готов к приему у Старика, и ближе к вечеру, в первых сумерках, за мной пришли. Все тот же обезличенный майор из контрразведки, проводил меня в один из ничем не выделяющихся домиков и, войдя внутрь, в большой просторной комнате, при свете нескольких ярких свечей, я увидел лидера ГВО.

Иван Иваныч Марков, он же Старик, был абсолютно седым человеком, высокого роста с лицом испещренным множеством морщин. Он сидел подле широкого и красивого резного стола, и что было для меня странным, он находился в инвалидном кресле. Про то, что Марков не имеет возможности самостоятельно передвигаться никто из тех, с кем я разговаривал, ни разу не упоминал. Хотя, позже, сам, пообщавшись с этим человеком, я понял, почему люди не воспринимали его как инвалида. Он был настолько силен внутренне, что полученная много лет назад травма не мешала ему жить полноценной жизнью и на это попросту не обращали внимания. Как сказал на следующий день один из его советников: «Даже сидя в инвалидном кресле Марков все равно наголову выше тех людей, кто стоит рядом с ним».

– Доброго вам вечера, капитан. Проходите, – Марков взмахнул рукой и указал на небольшой диванчик напротив себя.

Сопровождающий меня майор вышел, а я сел на диван, устроился поудобней и, пристально посмотрев в бледные старческие глаза лидера ГВО, ответно поприветствовал его:

– И вам доброго вечера, Иван Иваныч.

Чему-то, сам себе, улыбнувшись, Старик покивал головой и спросил:

– Значит, Кубань все же устояла после чумы и развала?

– Да, не без потерь, конечно, но на плаву мы удержались, в гражданскую войну не скатились, внешних врагов отбили, и теперь понемногу восстанавливаем то, что было утрачено в годы хаоса и развала.

– Это хорошо, что родина живет.

– В смысле, родина? – Марков явно говорил не про Россию, и о том, что Конфедерация для него родина, я не знал.

– Ха, – усмехнулся он, – я же сам краснодарский. После училища был распределен на Балтийский флот, здесь служба пошла неудачно, хотел на Черное море перевестись, но не успел.

– Понятно. Так раз такое дело, может быть, попробовать поискать ваших родственников?

– Не стоит. Все кто был, наверняка, уже умерли, а если кто остался, так они мне чужие люди. Не надо теребить прошлое, – Марков на мгновение прервался, о чем-то задумался и, кивнув на стол, где лежала стопка бумаг, видимо, отчеты майоров контрразведки о том, что я им рассказывал, спросил: – Это правда?

– Что именно?

– То, что ты говорил о положении дел в мире: Кавказ, Халифат, Трабзон, Караимский имамат, «беспределы», Внуки Зари, Алжир и Средиземноморский Альянс. Неужели все настолько плохо?

Теперь уже я задумался. С одной стороны, с точки зрения человека, который помнил Золотой Век, положение дел в мире, хуже некуда. С другой стороны, то есть с моей, обстановка вполне нормальная, могло быть и гораздо хуже. При желании, можно было с Марковым на эту тему переговорить более подробно, но при первой встрече всегда есть что-то более важное, что стоит решить сразу, а поэтому, я ответил коротко:

– Да, Иван Иваныч. Я ничего не приукрашивал и не придумывал. Все именно так.

– Хреново… – протянул Старик, прокашлялся и сказал: – Однако давай к делу, капитан. Насколько я понимаю, ваша Конфедерация недавно воевала со средиземноморцами. Кубань разошлась с ними краями, и теперь имеет базу в проливе Гибралтар. Правильно говорю?

– Именно так.

– Ты, капитан дальней разведки при ГБ, и послан на своем собственном, захваченном в бою фрегате для того, чтобы посмотреть на творящиеся в Балтийском регионе дела.

– Все правильно, и ваши офицеры ничего не напутали.

– И вот, пробежался ты по Балтике, посмотрел, что к чему. А дальше что? Постараетесь и здесь закрепиться?

– Конечно.

– Торговать будете или воевать?

– Держать здесь крупные военные силы мы не сможем, да и стратегия у нас иная. Легче и выгодней торговать, так что пока рассматривается только этот вариант.

– И что вы можете предложить?

Я понимал, к чему клонит Старик, знал, какого слова он ждет, и произнес его:

– Топливо.

Марков удовлетворенно кивнул и огладил свой гладко выбритый подбородок:

– А взамен что?

– Техника, механизмы, старые корабли, приборы и драгоценные металлы. Про размен пока ничего не могу сказать, для начала, нужно узнать мнение нашего диктатора, который в Краснодаре сидит, а уже как он скажет, так все и будет. Мой фрегат вскоре покинет Балтику, и если у вас есть интерес вести с нами дела, вы можете выслать на нем пару своих представителей. Кружным путем, вокруг Европы, через Средиземное и Черное моря, месяца через три-четыре они доберутся в Конфедерацию, смогут лично посмотреть на нашу жизнь, и следующей весной, когда в эти воды пойдет новая экспедиция, вернутся домой.

– Заинтересованы, говоришь? Сам ведь понимаешь, что мы не просто заинтересованы, а должны просто пищать от радости при слове нефть, – Старик горько усмехнулся. – У нас есть техника, и ее много. Она стоит на складах, готова к тому, чтобы ее использовать, но нет топлива. Мы имеем дизель-генераторы, а сидим без электричества. В последние годы мы укрепились на одном месте, смогли наладить свой быт, люди не голодают и живут по человеческим законам, но, на мой взгляд, это тупик. Мы не развиваемся, молодежь не умеет обращаться с техникой и наш анклав, превращается в лесовиков, охотников, рыболовов и фермеров. Так что ваше прибытие в наши края я расцениваю как божий промысел.

– Однако я слышал, что Москва тоже предлагает топливо. Вы могли бы договориться с ними.

– Откуда про это знаешь?

– В море встретил беглецов из Сестрорецка и Верховный Комиссар Плетнев вам привет передавал.

– Значит, коммунары все же удрали?

– Не все.

– Ладно, про это, позже поговорим, а пока вернемся к топливному вопросу. Было такое, посещали меня представители Москвы, да вот только, их предложения меня не устроили. Они мне давали топливо, которое еще надо по обмелевшим рекам и через перекаты с помощью бурлацких бригад из рабов, до Питера дотянуть, а взамен, предлагали нам перейти под их руку.

– И много они давали?

Старик скривился:

– Двести тонн ежегодно.

– Не густо. Мы в первую же поставку можем поставить три тысячи тонн. Однако, откуда у Москвы топливо? Ни Плетнев, ни другие коммунары из Сестрорецка, про это ничего не говорили.

– Топливо синтетическое, переработка нефтехимических предприятий, поэтому его и немного.

– Производство синтетического топлива требует больших энергетических затрат, и получается, что уж с чем, а с электричеством у них полный порядок?

– Сразу видно разведчика, – Марков расплылся в улыбке. – Да, в Москве сохранились Каширская и Шатурская ГРЭС, а помимо них Дзержинская ТЭЦ и еще что-то.

– Интересно получается, – я тоже улыбнулся, – Сестрорецк о своих союзниках почти ничего не знал, а вы говорите то, что, наверняка, не каждый московский житель знает.

– Ну, мы ведь военные, и потому, коммунары свою республику прозевали и сбежали, а мы за счет беженцев с их территорий укрепились.

– Значит, вы в Москву свою разведку посылали?

– Да, – от ответа Старик уходить не стал, – и москвичи об этом знают. Одну из групп повязали, еще одна под удар дикарей попала, а одна поставленную задачу выполнила и вернулась домой.

– Тогда у меня к вам просьба.

– Говори.

– Если есть такая возможность, мне бы хотелось почитать отчеты ваших разведчиков о положении дел на территории Всероссийского диктата.

Марков хмыкнул и спросил:

– А тебе это зачем? Для общего развития или что-то серьезное против них задумал?

– Мы дальняя разведка, и начальство поставило перед нами задачу не только по морям и океану пройтись, а попробовать сухопутным маршрутом от Питера до Кубани добраться. При этом желательно, собрать все возможные сведения о государствах и анклавах Центральной России. Сам бы я, другим маршрутом пошел. Однако начальство у меня суровое, и придется хотя бы попробовать выполнить приказ вышестоящих командиров.

– И ты хочешь пойти через Москву?

– Это наилучший вариант. По рекам и уже отлаженным дорогам время пути сэкономлю, а заодно и на столицу России посмотрю.

– Лихие вы парни. Чтоб на такое путешествие решиться, надо совсем обезбашенным быть. От Балтики до Черного моря, через дикарей и всяких местечковых царьков пройти, сильная тема.

– Нормальная, Иван Иваныч. За плечами слишком многое, и подобное путешествие мой отряд сможет потянуть. От вас двинусь на Сестрорецк, пообщаюсь с новым местным начальством, по рекам пройду на Москву, а там видно будет. Получится дальше продвинуться, пойду, а нет, постараюсь обойти московские земли.

Старик выслушал меня, и согласно кивнул:

– Хорошо, будут тебе отчеты моей разведки, и при общении с генералом Шариповым, который сейчас в Сестрорецке всеми движениями рулит, тебе помогу. У меня с ним некоторые контакты набиты, так что в Москву ты со своими людьми попадешь, а дальше все в твоих руках.

После этого, разговор как-то сам собой вернулся в чисто деловое русло и пошло обсуждение перспектив будущего экономического сотрудничества, которое могло принести обеим сторонам, то есть ГВО и ККФ такие дивиденды, что у меня даже мелькнула мысль, а не остаться ли в этих краях на годик-другой. В самом деле, ведь такой бизнес можно сделать, что в золоте купаться буду, и схему никакую придумывать не надо, все на поверхности. Покупка нефтепродуктов в Алжире, транспортировка на Балтику и обмен на что-то ценное в наших краях. Благо, здесь было что взять, и тот же Старик, сразу сказал, что за дизтопливо и масла он может в первую же сделку отдать практически все имущество и вооружение 9-й гвардейской артиллерийской бригады, которая до Черного Трехлетия базировалась в городе Луга. Вот так вот, ни больше и ни меньше, а целой бригады. При этом он ничего не говорил про корабли Балтийского флота, которые у такого старого и много повидавшего на своем веку человека, наверняка, имелись, а также про имущество и склады Ленинградского Военного Округа, находящиеся под его контролем.

Так мы проговорили несколько часов подряд, и расходились уже глубоко за полночь. Первыми встречами с местной властью, я был полностью удовлетворен и считал, что поработал результативно. Наверняка, и высокое краснодарское начальство, которое ждет от нас вестей, когда получит их, тоже оценит мои труды по достоинству и останется довольно. Вернусь домой, отсыпят мне орденов с медалями мешок, дадут привилегий за храбрость и дальний поход, отдохну, а тогда уже и стану думать, на какое новое направление свои силы кинуть. Впрочем, до дома еще надо добраться.

 

Глава 5.

Гатчинский Военный Округ – Прибалтийский район. 06-13.04.2065.

Сегодня я вернулся из Прибалтийского района, куда ездил на встречу с представителем Всероссийского диктата генералом Шариповым, и на душе было как-то неспокойно. Наверное, это оттого, что пару дней назад, в Сестрорецке, мне довелось увидеть, что такое диктатура в условиях более жестких, чем те, какие после чумы и хаоса возникли у нас на Кубани.

Наш диктатор, Симаков, это что, самый мягкий вариант диктатуры. Дела свои делает жестко и линию свою гнет до окончательного решения того или иного вопроса. Однако противников устраняет аккуратно, без шума и пыли, каждый шаг просчитывает и постоянно оглядывается на общественное мнение. Московский правитель, Степанов, он иной, ему изначально пришлось стартовать с самых низин общества, с рядового «быка» Солнцевской преступной группировки, контролировавшей часть столицы после катаклизма. Он не оглядывался на людей, шел вперед, сметая все преграды, силой оружия объединял анклавы Москвы и Московской области, вырезал людей пачками и проливал реки крови. Жестокостью и полным презрением к человеческой жизни, он смог задавить анархию, истребить преступность, и за тридцать лет создать самое мощное государство региона. Чья система лучше? Кто прав, а кто виноват? Что превыше, выживание общины и закон или жизнь одного отдельно взятого человека с его внутренними убеждениями и представлениями о справедливости? Вечные вопросы, на которые у меня ответа нет.

Итак, расскажу о путешествии в Сестрорецк, ныне центр Прибалтийского района в составе Всероссийского диктата.

Начиналось все вполне неплохо. После двухдневных переговоров и консультаций с Иваном Ивановичем Марковым, я окончательно определился со своими дальнейшими планами и, по военным картам, которые мне предоставили гатчинские вояки, накидал предварительную схему дальнейшего продвижения отряда.

За это время Марков связался с Сестрорецком, и объявил генералу Шарипову о том, что у него в гостях находится разведывательный отряд Кубанской Конфедерации, который желает навестить Москву, и испросить аудиенции у диктатора Степанова. Шарипов нашему появлению не обрадовался и, как говорил Иван Иванович, при известии о том, что у нас имеется отличнейший фрегат, даже зубами заскрипел. Видимо, командиру московского спецвойска конкуренция была не нужна. Однако, переборов себя и не допуская резких слов, генерал согласился принять меня в Сестрорецке и, несомненно, сразу же связался со своим центром, куда доложил о появлении на Балтике бойцов с далекого юга.

Разрешение на посещение Сестрорецка было получено, и через земли поисковиков, огибая разграбленный людьми и заболоченный Петербург по дуге, в сопровождении двух офицеров из Гатчины, я отправился в новообразованный Прибалтийский район. Двигались мы зигзагами, по дорогам и широким тропам, которые некогда были автомагистралями, и которые соединяли разные населенные пункты, находящиеся под контролем вольного люда. Горелово, Металлострой, Павлово, Красная Горка и Новое Девяткино. Все эти места были под властью поисковиков, везде правила какая-то своя группировка, и законы в каждом таком поселении были свои. Чем-то это напоминало казачью вольницу четырнадцатого века, много до зубов вооруженного народа, выборная власть, элементы анархии и, в то же самое время, жесткая дисциплина в каждом отряде.

Мне у поисковиков понравилось, и сразу же навеяло воспоминания о поднаеме вольных бойцов в Невиномысске. Настроение было хорошее, народ вокруг улыбчивый, дорога пролетела незаметно и весело, попутчики были не угрюмые товарищи из контрразведки, а бойцы гатчинского спецназа, родственные души, так что все было нормально. До тех пор, пока наши лошади не въехали на окраину городка Парголово, где на перекрывающем дорогу мощном блокпосте нас встретили московские солдаты.

Перемены, как говорится, на лицо. В Гатчинском Военном Округе полнейшее спокойствие и некая уверенность в себе и своих силах. У поисковиков суета, веселье и кипучая энергия. Здесь же, нас ожидали настороженные лица солдат, угрюмые местные жители и пять виселиц невдалеке от дороги. Судя по всему, новая власть давила любую местную оппозицию без всякой жалости, и если смотреть на происходящее глазами постороннего человека, то происходит самый обычный исторический процесс. Сильная держава аннексировала более слабую, и теперь устанавливает на подконтрольной территории свои порядки.

Вот только, когда о таких событиях читаешь в книжках или смотришь кинофильм из старых времен, про завоевание какого-либо края, то, в основе всегда идет мысль о том, что это закономерность. В итоге, те люди, которые шарятся по лесам и горам с оружием в руках, большинством зрителей и читателей воспринимаются как террористы, сепаратисты и мятежники. Другое дело, когда это видишь в реальности, а трупы на виселицах отнюдь не киношные и не рисованные, не имеют бандитских рож и выглядят как самые обычные сельские работяги. Тут уже ассоциации иные, и «лесные братья» зачастую становятся похожи на борцов за свободу, повстанцев или отстаивающих свою родину партизан.

Впрочем, я человек прохожий, пришел, увидел, запомнил, обмозговал сложившееся положение дел, и дальше пошел, а местные войнушки и разборки меня интересуют только с профессиональной точки зрения.

В Парголово к нам присоединилась пара солдат из спецвойска, вроде бы как дополнительная охрана от нападения сепаратистов, не желающих воссоединения со столицей России городом-героем Москва. Мы тронулись в путь, ехали не спеша и через несколько часов оказались в Сестрорецке.

Здесь картинка такая же, как и в Парголово. Местные граждане ходят озабоченные и напуганные. Вокруг поселения, выросшего на останках старого города, блокпосты с пулеметами. На одной из площадей перед городской управой стоят не пустые виселицы, а по кривым и узким улочкам передвигаются патрули из коренных жителей с нарукавными белыми повязками, на которых только одна надпись: «Полиция». Я увидел, что горожане косятся на пособников новой власти с нескрываемой злостью, а те, отвечают им тем же, оружие держат наготове, и передвигаются только тройками.

Увидев новоявленных полицаев, мне вспомнилась одна песня, которую я слышал всего пару раз и которую, как мне думалось, давным-давно забыл. Песня была смешная, пела ее группа «Красная Плесень» и мотив насвистался сам собой:

За такими наблюдениями и невеселыми думками, мы с гатчинцами подъехали к штабу московского спецвойска, двухэтажному каменному строению невдалеке от виселиц. Нас встретил порученец генерала Шарипова, очень похожий на полковника Закаю, молодой и чрезвычайно вежливый парень лет двадцати в гражданском костюме. Самого генерала на месте не оказалось, он вспоминал молодость и где-то невдалеке от поселка Вартемяги гонял по развалинам партизан. Пришлось его ожидать, появился он уже только ночью, принять меня не смог, а может быть, попросту не захотел. Нас определили на ночевку в каком-то бараке неподалеку от штаба, и встреча с начальником Прибалтийского района произошла только на следующий день.

Раннее утро, городок поливает мелкий и противный дождик, в комнате сыро и неуютно. За мной и гатчинскими офицерами приходит порученец Шарипова и говорит, что генерал чрезвычайно занят, ведет допрос коммунаров, захваченных во время вчерашней облавы в районе Вартемяги. У нас есть выбор, или переговорить с Шариповым прямо сейчас, не отрывая его от основного дела, то есть топать в просторный пыточный подвал под штабом, который недобрым словом поминают горожане, или ждать еще сутки, пока генерал не освободится. Терять понапрасну время не хотелось, нам пришлось последовать вслед за генеральским порученцем, и разговор с высоким местным начальством, произошел совсем не в той комфортной обстановке, какая могла бы быть.

По крутым ступеням нас ведут в подвал. Мы оказываемся внизу, пахнет плесенью, человеческими испражнениями и свежей кровью. Через открытые окошки вниз проникает свет, слышны чьи-то стоны, крики, сопение и характерные звуки ударов по человеческому телу. Глаза быстро привыкают к легкому полусумраку, и к нам подходит сам генерал Шарипов, скуластый брюнет лет около сорока, крепкий мужчина с изможденным серым лицом, в этот момент похожий то ли на вампира, то ли еще на какую-то нечисть. Он не говорит приветственных речей, резкими движениями оправляет измятый китель, откатывает рукава испачканной белой рубахи, за ним рукава униформы, и задает вопрос:

– Кто из вас командир разведчиков с Кубани?

Голос генерала звучит глухо и устало, я делаю полшага к нему навстречу и представляюсь:

– Капитан госбезопасности Кубанской Конфедерации Александр Мечников.

Я ожидаю, что будут какие-то расспросы относительно моих целей и положения дел в мире, но видимо, Шарипова это нисколько не интересует, и он задает новый вопрос:

– Вы хотите попасть в Москву и получить возможность переговорить с нашим диктатором?

– Так точно.

– Сколько с тобой людей?

– Одна рота, сто двадцать бойцов.

Генерал что-то пробормотал себе под нос, оглянулся на стенку, подле которой его бойцы избивали нескольких коммунаров, вновь обратил свое внимание на меня и, почему-то развеселившись, сказал:

– Через неделю твой отряд должен быть на въезде в Парголово. Так и быть, отправлю вас с первым же караваном на столицу, а там все в ваших руках. Мне вами заниматься не интересно, других, более важных дел выше крыши.

– Понятно. Через неделю мой отряд будет в Парголово.

Шарипов чуть кивнул головой и направился в другой угол подвала, а мы остались на месте. Непонятная ситуация, ни здравствуйте, ни до свидания, ни как дела. Три вопроса и одно решение. Складывается впечатление, что я попал в какую-то психоневрологическую клинику, где явно нездоровые на всю голову люди, живут по каким своим, только им одним известным законам. Остается надеяться, что в Москве все будет иначе, и там нас встретят нормальные граждане, а не мясники вроде этого непонятного генерала.

Нас никто не отпускал, и о том, что аудиенция окончена, не извещали. Осталось только стоять на месте, ждать дальнейшего развития событий и наблюдать за работой доморощенных палачей из спецвойска, которые чем придется, избивали своих пленников и задавали им одни и те же вопросы. Где ваш лагерь? В ответ бульканье. Лежащий на бетонном полу человек, пожилой мужичок, может быть, и был бы рад ответить, но у него это не получается. Новые удары, мужичка бьют палками и ногами, разбивают ему все жизненно важные внутренние органы и всего за минуту превращают в кусок мяса. Где ваши схроны? Сколько вас? Кто вам помогает? Ответа нет. Пленник попросту умер.

Гатчинцы смотрят на меня, а я на них. Для чего к пленным коммунарам применяются такие жесткие меры, мне и офицерам, просто непонятно. Мы разведчики, и тоже умеем быть жестокими ради того, чтобы быстро получить ценные сведения, но то, что мы видим, это просто, бессмысленное месилово, которое не приносит москвичам ничего кроме страха горожан и ненависти тех, у кого хватило силы воли на поступок и уход в лес. При такой политике генерала Шарипова, скоро здесь полыхнет так, что спецвойско, столкнется с дубиной народной войны и, скорее всего, оно потерпит поражение.

– Извините, – к нам подскочил порученец, – генерал задержал. Пройдемте наверх.

По все тем же крутым ступеням выходим наружу, вдыхаем полной грудью свежий воздух, идем к бараку, где мы жили, и где остались наши лошади, и я спрашиваю порученца:

– Тебя как зовут, парень?

– Миша Закая, – ответил он. – А что?

– Надо знать, с кем говоришь, вот и спросил. Скажи мне, Миша, для чего пленников так тупо бьют и на горожан виселицами ужас наводят?

– Что, думаете, мы безмозглые садисты? – усмехается порученец.

– Мелькала такая думка.

– Мы не моральные уроды, товарищ капитан, и то, что делается, это стандартная практика, опробованная годами еще с тех времен, когда наш лидер Степанов, Московскую область в кулак собирал. Сначала ломается старый режим, уничтожается вся местная политическая элита, а народ лишают практически всего: урезают пайки, угнетают и загоняют под пресс. Граждане нас ненавидят, а спецвойско жестко давит любое сопротивление или даже намек на него. Наши солдаты на показ вешают, калечат, бьют, и занимается всякой грязной работой. Затем, как раз перед тем, как начнется реальный мятеж всего местного населения, а мы этот процесс отслеживаем, из центра появляется добрый начальник. Этот высокопоставленный и солидный чин с кучей званий и регалий, принимает жалобы населения. Генерала понижают в звании, и отзывают из этого района куда подальше. Двух-трех солдат и десяток местных полицаев при большом скоплении народа расстреляют, местной элите и специалистам, которые уцелеют, вернут часть привилегий, и все, после этого территория окончательно под нами. Наверху есть спаситель и заступник, который станет главой района, под ним все остальные, готовые исполнять его приказания, а отряд спецвойска, проклинаемый всеми жителями возвращается на свою базу

– Это получается как игра в доброго царя и злых военных, которые бесчинствуют по собственной тупости?

– Она самая. Как там у Некрасова: «Вот приедет барин, он нас и рассудит».

– Хм, мотив ваших поступков ясен. Благодарю за разъяснения.

– Не за что. Вы генералу понравились, так что можно и приоткрыть этот маленький секрет нашего рода войск, тем более что гатчинский Старик про наши методы давно знает.

– Странно, мы с ним разговаривали, и он об этом ничего не говорил.

– Хм, – Миша усмехнулся, – наверное, вам и помимо этого было о чем поговорить. Кстати, товарищ капитан, а у вас разве нет карательных войск?

– Нет. Госбезопасность все недовольство и сепаратизм в зародыше давит, а в тех анклавах, которые к нам присоединяются, войскам Конфедерации почти всегда рады.

– Хорошо вам, а у нас, как видите, все несколько иначе. Нет времени на создание положительного имиджа и культурно-экономическое проникновение на территорию близлежащих государственных образований, вот и приходится действовать быстро, кроваво и жестко.

«Да уж, – подумал я в тот момент, – диктатуры они разные бывают, и когда наши олигархи шипят о том, что в Конфедерации попираются права человека, они не понимают того, что все может быть гораздо хуже. Вот бы их сюда, в Сестрорецк на перевоспитание, наверняка, если бы выжили хотя бы пару недель в местных условиях, потом бы всю жизнь на Симакова-старшего как на святого с христианской иконы молились».

Мимо нас по дороге прошел взвод солдат из спецвойск, и я обратил внимание на то, что ранее мне казалось простой случайностью. В частях спецвойска не было людей со славянской внешностью. Я посмотрел на молодого Закаю, который, видимо, все же был каким-то родственником полковника с парохода «Выборг», и спросил его:

– Миша, я смотрю, что в вашем подразделении сплошь азиаты и потомки кавказцев. Это случайность или как-то связано с политикой вашего правительства?

– А вы не нацист случайно? – улыбнулся он.

– С утра им не был, а теперь смотрю на вас и ваши методы, и начинаю подумывать о вступлении в их ряды, – я тоже улыбнулся в ответ.

– Это не случайность, товарищ капитан. На территории Москвы и области после чумы сложилось порядка семидесяти разных анклавов, и среди них больше половины по национальному признаку. Когда Степановым и его близкими соратниками разрабатывалась тактика карательных спецвойск, было решено сразу делить отряды по расовому типу. Русские бойцы давили поселения китайцев, кавказцев и потомков азиатских гастарбайтеров, которых в Москве до чумы было слишком много, а мы, кто не похож на славян, прессуем преимущественно русское население. Сами понимаете, как нас называют и какова ненависть людей к нашему роду войск.

– Жестокая придумка.

– Зато эффективная, и то, над чем другая организация билась бы десятилетие, мы делаем всего за один неполный год. Говорю же, все отработано в иных местах, и здесь идет самая обычная работа. Грязная, конечно, и кровавая. Но наш диктатор считает, что лучше сразу три-четыре сотни смутьянов передавить, чем потом с местным сепаратизмом бороться и ждать удара в спину. Слишком много проблем висит над нами, и очень уж сильно наступают неоварвары, поэтому приходится идти практически на любые крайности, чтобы обычные граждане нашего государства смогли выжить и как-то пережить этот Темный Век ножа и топора.

– Миша, еще вопрос, а почему все вокруг в военной униформе, а ты в гражданском платье?

Тот помедлил, на ходу почесал подбородок, и ответил:

– А я не военный, мне здоровье в людей стрелять не позволяет. В этом отряде мой дядя служит, и он меня сюда пристроил на должность штатного психолога. Пока, второй год в порученцах у генерала числюсь, пишу диссертацию на тему: «Поведение бойцов в стрессовых ситуациях». Через полгода обратно в столицу вернусь, а сейчас сочиняю свои труды и веду исследования.

Проводив нас к бараку, где в сухой конюшне стояли наши лошади, Миша Закая покинул нас, и вернулся в штаб, а мы, не желая торчать в таком мрачном месте, в какое превратился город Сестрорецк, собрали свои походные вьюки и, как можно скорее, направились обратно в Сяськелево.

Настроение было не самым наилучшим, а по приезду в ставку Старика, пока мне меняли лошадей, дабы я мог продолжить свой путь к месту стоянки «Ветрогона», я на полчаса зашел к Маркову. Лидер ГВО принял меня безотлагательно, и после всех положенных приветствий, спросил:

– И как тебе Шарипов?

– Странный, немногословный и производит впечатление полного отморозка с пулей в башке.

– Он такой и есть. Не хотел тебе про него всего рассказывать, чтобы ты не портил первое впечатление от встречи с таким человеком. Теперь вижу, что теперь-то ты его надолго запомнишь.

– Это да, такие экземпляры рода человеческого, в память на всю оставшуюся жизнь врезаются.

– Ладно, – Старик прихлопнул по подлокотнику своего кресла. – Решения продолжить свой путь не изменил?

– Нет. Через шесть дней мне с отрядом необходимо находиться на блокпосте в Парголово, так что следует поторопиться. Сейчас лошадей поменяют, и я направлюсь к морю, отдам последние указания командиру фрегата и начну выдвижение к границе Прибалтийского района.

– Хорошо. Мои дипломаты уже в Систа-Палкино, три человека, как мы с тобой и уговорились. При них верительные грамоты для вашего правительства и предложения по взаимовыгодному сотрудничеству в торговой и военной сфере.

– А документы по Москве и области? – напомнил я Старику.

Марков ловко, как если бы не был на вид дряхлой развалиной, нагнулся, вытащил из-под стола небольшую сумку и перекинул мне:

– Держи, здесь все.

– Благодарю, Иван Иваныч.

– Сочтемся. Взамен этой услуги, с тобой пара моих ребят пойдет.

– Кто и зачем?

– Виролайнен и Снегирев, те офицеры, которые тебя в Сестрорецк сопровождали. Где-то в Московской области на лагерной стройке моя разведывательная группа находится, которая к москвичам в плен попала, и они постараются вызволить наших парней. Пока ты в тех краях будешь, они ничего не предпримут, и тебя не подставят, а как уйдешь, так за дело и примутся. Ты не против такого расклада?

– В общем-то, нет.

– Значит договорились. Когда от моря пойдешь, на одну из ночевок здесь со своими воинами остановишься, так что время переговорить на некоторые интересные темы у нас еще будет, – Марков протянул вперед жилистую руку с ясно видимыми канатами-реками кровеносных вен и добавил: – Бывай, капитан, через три дня встретимся.

– Обязательно, – пожав руку местного лидера, ответил я, и покинул его жилище.

Снова дорога, и если от моря в Сяськелево я добирался неспешно, и путь занял два световых весенних дня, то на обратную дорогу было затрачено всего шестнадцать часов. В населенных пунктах вдоль старой автострады, нас, то есть меня и все того же обезличенного майора из контрразведки, который вместо Виролайнена и Снегирева, снова временно приставлен ко мне, ждали сменные лошади, так что домчали быстро.

Устали мы с майором в дороге как ездовые собаки. Контрразведчик остался в порту, а я без промедления поднялся на борт фрегата, принял доклад Скокова и командиров подразделений, а после этого на полчасика упал в своей каюте отдохнуть. Спать хотелось неимоверно, но надо дотянуть до вечера, и не просто потянуть время, а полностью разобраться с самыми неотложными делами, которых, ой как немало.

Во-первых, необходимо отдать более точные указания и команды Скокову, который завтра покидает Балтику и возвращается на ВМБ «Гибралтар». Во вторых, стоит переговорить с посланцами Старика и посмотреть, что хоть за люди на Кубань отправлены. В третьих, провести собрание лейтенантов и отдать команду на утреннее выдвижение отряда к ставке Гатчинского Военного Округа. В четвертых, письмо Никласу Шведскому так и не написано, а Эрик Тролль до сих пор сидит в карцере. А есть еще в-пятых, в шестых, и так далее. Хочешь или нет, но впереди полноценный рабочий день.

 

Глава 6.

Всероссийский диктат. Дмитров. 06.05.2065.

– С чего начнем сегодняшний разговор, Александр Сергеевич, – старший следователь Рудь, как он сам представился при нашей первой встрече, сорокалетний мужчина с несколько вытянутым лицом и бородкой как у Дзержинского, разложил на столе чистые листы бумаги и шариковые ручки, включил диктофон и выжидательно посмотрел на меня.

– Без разницы, Василий Петрович, – удобней расположившись напротив него, ответил я.

– Давайте поговорим про промышленный потенциал Кубанской Конфедерации?

– Не против, да только вы знаете, что я к этой стороне жизни нашего государства никакого отношения не имею, так что вряд ли могу вам что-то рассказать.

– Так и запишем.

Рудь записывал свой вопрос и мой ответ на бумагу и, глядя на то, как он трудится, мне вспомнились почти все события минувшего месяца.

К землям Всероссийского диктата мой отряд добирался с постоянными остановками, пересадками и совсем не так, как нам это представлялось изначально.

В Парголово мы оказались в срок, нас встретил порученец генерала Шарипова Миша Закая, и под контролем полуроты солдат спецвойска, сопроводил к берегу Ладожского озера. Здесь, в крохотной рыбацкой деревушке без всякой особой инфраструктуры, если не считать таковой три деревянных причала и один обширный амбар на берегу, мы погрузились на гребное судно, по виду напоминающее самую обычную русскую расшиву века эдак тринадцатого-четырнадцатого. Это речное парусно-гребное судно, в команде которого были коренные местные жители, через озеро доставило нас к форпосту номер 27, находившемуся на другом берегу невдалеке от обветшавшего города Волхов. И, первая остановка.

В районе форпоста, где несли службу два десятка пожилых солдат из строевых армейских частей Москвы, отряд пробыл пять дней. Мы ждали баржи, на которых могли бы продолжить свое путешествие, и когда эти транспортные средства, влекомые по берегу бригадами бурлаков из пленных дикарей, появились, по реке Тихвинке двинулись дальше. Самому баржу тянуть не надо, это хорошо, и путешествие продолжилось. Нас везли и немного охраняли, окрестные пейзажи неспешно проплывали перед глазами, и так, мимо форпоста номер 26, стоящего в районе Тихвина, баржи вышли к Рыбинскому водохранилищу. Новая остановка, опять ожидание транспорта, и пересадка на гребные суда. Переход к Рыбинску, Волга и, без захода в Калязин, ныне форпост номер 25, приход на конечную станцию, город Дмитров.

Дальше этого города нас не пустили, и уже всерьез взяли в оборот. Разоружать мой отряд не стали, все же мы не враги. За достаточно плотно заселенным городом нам отвели место под полевой лагерь. Рядом расположилась рота кадровых бойцов, по повадкам спецназ или что-то подобное, а после этого появились самые обычные офицеры местных спецслужб в ранге не выше капитана, которые и начали трусить нас на информацию. Причем действовали эти контрразведчики и разведчики с умом. Их не устраивали рассказы и байки о тех местах, где мы побывали. Они работали профессионально и хотели получить не нечто обобщенное, а конкретные сведения: факты, цифры и подробное описание того или иного объекта. Напирали сильно, общение с ними зачастую напоминало работу наших дознавателей госбезопасности, но до крайностей никогда не доходило и разницу между опросом и допросом они понимали очень четко. Порой им это мешало, ведь народ у нас в отряде неразговорчивый и необщительный. Только офицерам разрешалось высказываться без обиняков, а рядовые бойцы и сержанты, корчили тупые морды лица и говорили, что ничего не знают. Местные офицеры злились, но видимо, имели четкие инструкции свыше, что можно делать, а чего нельзя и, правила приличия соблюдались все время нашего пребывания в лагере возле Дмитрова.

Прошла неделя, часть московских офицеров, а всего их было девять человек, вернулась в столицу. Позавчера им на смену появились другие, все пошло по новому кругу, и распорядок дня был неизменен. Подъем, зарядка и завтрак, беседы с дознавателями и обед, снова беседы, ужин, свободное время и отбой. Вроде бы все тихо и спокойно, но такое положение дел меня и воинов не устраивало.

Когда мы продвигались к Москве, то считали, что получим аудиенцию у диктатора или на худой конец у кого-то, кто будет иметь ранг министра. Вместо этого, мы сидим на одном месте и с утра до вечера занимаемся говорильней, которая не приносит нам ничего, ни материального прибытка, ни дополнительной информации о Всероссийском диктате. Единственный источник информации это прослушивание местных радиопередач. Однако по радио идут только сводки с самыми общими сведениями о положении дел в диктате, да агитационные речи: «взвейтесь, развейтесь, враг не пройдет, наше дело правое и дикари будут разбиты». Пропаганда дело нужное, но она не несет никакой конкретной информации, а значит, для нас это всего лишь чужая идеология, которой лишний раз загружаться не стоит.

Сегодняшний день начинался, как и все предыдущие после нашего прибытия в эти края. Шли разговоры за жизнь с москвичами, которые хотели знать как можно больше о вооруженных силах Конфедерации, и ее промышленном потенциале. В ответ, наши недоуменные лица, мол, дома давно не были, что знали, все забыли, а вот про Средиземноморский Альянс или про Сицилию с Испанией можем рассказать очень много.

Капитан Рудь, который может быть совсем и не капитан, поскольку в этом государственном образовании офицерские звания использовались только как антураж, декорация и прикрытие, о чем-то спрашивает, а я ему на автомате отвечаю. Это настолько привычно, что пока дознаватель ведет запись на бумагу, хотя у него при этом и диктофон работает, я спокойно размышляю о своем.

Вопрос – ответ. Вопрос – ответ. Так проходит около часа, по рации капитана вызывают за территорию нашего лагеря, он оставляет меня одного, и выходит. Мысли текут плавно, равномерно, спокойно и без всяких резких скачков. Выхожу из просторной палатки, где шла беседа, присаживаюсь на лавочку возле входа и ко мне подбегает Лихой, который постоянно шныряет вокруг и доносит обо всем, что он видит или слышит. Этот незаменимый разведчик взглядом передает мне, что все спокойно и исчезает. Откидываюсь назад, спина ложится на жесткий и тугой брезент палатки, тело расслабляется, и я в который уже раз за последнее время размышляю о местном государственном образовании и его лидере.

Что я знаю про современную Москву, Московскую область и Всероссийский диктат, возникший на их развалинах? Учитывая переданные мне Марковым отчеты его разведки, а так же информацию полученную из радио и от разговорчивых солдат и моряков, которых мы встретили по пути к Дмитрову, очень даже немало. Но на общем фоне, никаких особо важных и стратегических данных у нас нет.

После того как человечество за три года было выкошено вирусом черной оспы и, в среднем, выжил только один человек из пятидесяти, столица России и область погрузились в хаос. Кто-то пытался возродить промышленность и старался сберечь технические достижения, кто-то просто жил, а были и такие, кто все разрушал, сжигал, убивал мирных жителей и был озабочен только сегодняшним днем. В разных местах по всему миру Эпоха Хаоса длилась по-разному. У нас, на Кубани, двадцать лет без малого, в Трабзоне пятнадцать, в Ростове примерно столько же, на Сицилии и на большей части Европы хаос правит бал до сих пор, а в Москве восстановление крепкой государственности началось чуть больше тридцати лет назад.

Иван Магомедович Степанов, будучи совсем молодым человеком, в свое время был самым обычным боевиком Солнцевской криминальной группировки, которая после катаклизма контролировала часть столицы. В меру ловок, силен, хитер и агрессивен. От старых понятий и воровских законов, в этом сообществе ничего кроме названия не оставалось, это была совершенно новая формация, что-то вроде феодальной структуры из замшелого средневековья. Ваня Степанов вел себя точно так же, как и все, кто был вокруг него, но однажды, с ним что-то произошло, все переменилось, и никто не знает, как и из-за чего, в одну ночь, из веселого и бесшабашного парня, двадцати одного года отроду, он превратился в замкнутого и угрюмого человека. Со своими вчерашними друзьями общего языка Степанов не находил. Как следствие, почувствовав себя чужим среди своих, он собрал котомку с припасами, прихватил пару стволов из оружейной комнаты родного сообщества и ушел в разросшиеся вокруг Москвы дремучие леса.

Про него забыли. Никому не была интересна судьба дезертира и в одночасье ставшего чужим для братвы парня. Но, прошел год, и он вернулся, да не один, а с отрядом лесовиков в тридцать человек. Позже, именно эти люди стали его опорой во всех делах, советниками, военачальниками и верховными чиновниками будущего Всероссийского диктата. Откуда они пришли, и где пропадал Ваня Степанов целый год, опять таки, широкой общественности, а значит и мне, до сих пор неизвестно. Как говорится: «И улики все покрыты полумраком», хотя есть у меня мыслишка, что лесовики это потомки бойцов спецназа из какого-нибудь учебного центра ГРУ или ФСБ, которых по Московской области было всяко не меньше десятка.

Однако продолжаю отслеживать путь будущего диктатора, который первым делом по возвращении в Москву, навестил некогда родную для себя группировку. Он смог взбаламутить молодых бойцов, которые жаждали великих свершений, самых красивых женщин и все те блага, которыми обладали старшие товарищи, но не имели они. После этого, «солнцевские» разделились на три части: одни пошли за Степановым, другие встали за незыблемость устоявшегося положения дел, а третьи, не принимая участия в смертельной схватке, которая закипела между двумя первыми группами, ушла под крышу других объединений.

Резня за главенство в группировке продолжалась около полугода, молодые и более дерзкие победили, но на лаврах почивать не стали, а набрав бойцов, развязали войну против соседних кланов. Снова победа, снова набор стрелков и опять война.

Воины Степанова как бешеные псы бились против всех и каждого, до кого могли дотянуться: военные, криминал, полиция, социалисты, анархисты и национальные группировки. Разницы не было, они давили всех подряд. Степанов заключал союзы и тут же ударял в спину вчерашним друзьям. Он отдавал в знак гарантии безопасности чужих лидеров заложников из близких себе людей и уничтожал приехавших на переговоры вождей других общин. Давал слово чести и клялся на крови, что мир не будет нарушен, но при первом же удобном случае наносил смертельные удары в наиболее уязвимые точки в структуре нейтральных кланов.

После того, как Иван Степанов вышел из лесных дебрей, прошло три года. Москва оказалась под его полным контролем. Он объявил себя диктатором, и началось восстановление промышленности, которая еще уцелела в городе после всех актов вандализма и мародерки. Сведений относительно этого периода, который длился всего пару лет, очень мало. Наверное, даже меньше, чем про начало карьеры диктатора и его восхождение к вершинам власти. Однако известно, что, не смотря на отсутствие электричества, топлива и ресурсов, были восстановлены несколько заводов, проведена ревизия всего имеющегося в столице добра, а отряды бойцов усилились, перевооружились и приобрели вид регулярных воинских частей.

Новая армия была разделена на рода войск. Спецвойско – карательные части, как они работают, и в чем их предназначение, я уже видел, и представление о методах этих элитных подразделений имел. Егеря – диверсанты и войска быстрого реагирования, вроде тех суровых хлопцев, которые возле нашего лагеря стоят и за нами присматривают. Гренадеры – штурмовики, вобравшие в себя практически всю артиллерию, бронемашины, танки и прочую военную технику. КМО – Корпус Московской Обороны, примерно то же самое, что наши территориальные войска, полиция и линейная пехота без частей усиления в одном лице. ВВС как отдельная структура отсутствует, но парочку вертолетов, которые ходили над Волгой, я видел.

Итак, Степанов завладел столицей России и провел полную реорганизацию всей своей структуры. Война закончена – да здравствует война! Москва выплеснула из себя свои грозные воинские части, и началось покорение области. Переговорами диктатор себя не утруждал, а шел по пути достижения скорейшего положительно результата, не взирая ни на что. На захват и покорение всех анклавов Московской области у него ушло несколько лет. Необходимо было переварить, то, что было захвачено, снова произвести ревизию промышленности, окончательно подмять под себя некогда вольные анклавы и восстановить то, что возможно. На подчиненные Степанову территории пришел мир и покой, как говорится: «тишь, гладь, да божья благодать».

Начался процесс восстановления государства Российского, именно так считал диктатор, а значит, и весь подчиненный ему народ, которого даже после чумы и всей той крови, что пролилась в войнах и смутах минувших лет, уцелело не меньше полумиллиона душ. Шли годы, народилось новое поколение людей, получилось восстановить многое из того, что осталось после катаклизма, авторитет диктатора рос, армия крепла, а народ стремительно увеличивался в числе. Конечно, проблем хватало, но они решались, и не бросались на самотек.

Одна из основных трудностей в деле восстановление промышленного потенциала, нехватка ресурсов, ведь в столице и Московской области множество предприятий, да вот только работали они, в большинстве своем, за счет привозного сырья. Пришлось искать замену очень многому. Как пример, та же самая нефть. Ее нет, но имеется возможность получить синтетический заменитель из древесных опилок, угля, газа и сланцев, а помимо этого наладить производство этанола, метанола, диметилового эфира и бутилового спирта. Процессы затратные, но на самые важные нужды топлива вполне хватало, а где его не было, обходились силой пара, электричеством, лошадьми и мускулами человека.

Так было в каждом конкретном случае. Есть проблема, но имеются научные разработки и технические решения Золотого Века. Диктатор говорит – надо, помощники берут на себя ответственность за какое-то важное направление, напрягаются сами, напрягают людей и проблема решается. Ясно, что не все и всегда было гладко, и не все шло именно так, как бы этого хотелось местной власти, но, в общем, и целом, Московский диктат, ставший Всероссийским, выжил и крепко встал на ноги.

Степанов готовился к дальнейшей экспансии за пределы области, но с востока началась миграция дикарей, которых я знал под прозвищем «беспределы», и которых в Москве назвали «зверьки». К нам, на Кубань, они пришли десять лет назад, в 2055-м году, но за пару лет нашим войскам удалось их остановить, разгромить и отогнать от границ Конфедерации. Это время я помню очень хорошо, все же первая моя военная кампания в составе гвардейского спецназа.

Здесь же все было гораздо сложней. Неоварваров идущих на Москву было, как минимум в десять раз больше, чем их двигалось на нас. Дикари шли сразу по нескольким направлениям, армия Степанова смогла их сдержать, но уничтожить и разгромить орды превратившихся в животных людей у нее не получилось. Слишком много лесов вокруг и очень уж большую территорию армейцам приходилось оборонять.

С того момента как произошла первая битва между дикарями и москвичами, минуло почти двенадцать лет. Обходя Московскую область с юга, «зверьки» почти окружили владения Всероссийского диктата, и взяли их в полукольцо, которое постоянно сжималось. Про расширение территорий и про экспансию Степанову пришлось забыть. Единственный свободный путь, которым можно было выбраться из его земель это Волга, и все что за прошедшее десятилетие у него получилось, помимо удержания «зверьков» по границам, это присоединить к своему государству несколько поселений вокруг Рыбинского водохранилища, Череповец, Тихвин, Волхов, а совсем недавно, территорию СРР. Эти владения мало, что ему давали, не было надежной транспортной магистрали, но и убыточными не считались, поскольку посылали в Москву небольшие партии особо ценных ресурсов и людей для ведения боевых действий против дикарей. Такие вот невеселые для местных властей дела и не самые радужные перспективы на будущее.

Мой собеседник капитан Рудь отсутствовал уже минут тридцать. Странно. Захотелось закурить, но снова появился Лихой, который в несколько длинных прыжков перескочил площадку перед палаткой, остановился, передними лапами оперся на мои колени и посмотрел мне в прямо глаза.

Соединение двух разумов происходит мгновенно и без всяких трудностей, сказывается привычка общаться с потомком Лидера подобным образом. В голову поступают образы, и я вижу, как к лагерю московских егерей, расположенному за лесным пригорком метрах в трехстах от нас, подъезжают два легкобронированных автомобиля, по виду напоминающие «Гусары», выпускаемые российским автопромом до чумы.

Машины выглядят как новенькие, и из них выходят несколько человек. Почти все приезжие люди бойцы. Видимо охрана, взгляды внимательные и настороженные, и они постоянно оглядывают окрестности в поисках опасности. Это понятно, телохранители всегда одинаковы, но они мне не интересны. Мое внимание привлекают люди, которых они охраняют. Один, пожилой и несколько сгорбленный офицер с инкрустированной палочкой из черного дерева, в армейской полевой униформе и погонами полковника. Второй важный гость, статная женщина лет за тридцать с еле заметной сединой в волосах, которая одета в строгий серый костюм: белоснежная сорочка, жакет и длинная юбка.

Капитан Рудь, которого вызвали из нашего лагеря для встречи важных персон, подбегает к гостям, рапортует им о том, что происшествий не случилось и работа по сбору сведений относительно расположенных за границами диктата анклавов продолжается. Что происходит дальше, посмотреть не удается, Лихого замечают охранники. Один из них хватается за оружие, а пес при этом его движении улавливает сильную эмоциональную реакцию бойца: «собака – дикари – враг». Разумный пес понимает, что, скорее всего, этот телохранитель воевал с дикарями, которые используют в войне дрессированных боевых псов, и дабы не доводить дело до стрельбы, сразу же прячется в ближайших зарослях, ползком покидает опасное место и мчится ко мне на доклад.

Передача мыслеобразов прерывается. Я треплю Лихого по лобастой умной голове, и добавляю словами то, что он уже и так знает:

– Молодец, друг. Хорошо поработал.

Пес убирает с моих колен мощные лапы, и я подмечаю, что за месяцы наших скитаний по морям и чужим землям, он сильно подрос, и сейчас весит не менее ста килограмм.

Лихой к чему-то прислушивается, он чует, что к нам направляются гости, передает это мне, трется боком о штанину и неспешно уходит за палатку.

Судя по тому, что наблюдал, мой четвероногий товарищ, мы дождались того, чтобы на нас обратили внимание люди из высшего эшелона власти, те самые, которые в местной иерархии входят в первую десятку по силе и влиятельности. Знаем мы немного, но в окружении Степанова есть только один человек с черной тростью, это Яков Семерня, единственный кто уцелел из всей «солнцевской» группировки, и только одна женщина, тридцатисемилетняя Валентина Мартынова, негласно отвечающая за решение вопросов внешней политики. Такие люди просто так не катаются, ибо ценят свое время, и если они появились здесь, значит, состоится серьезный разговор, от которого будет зависеть очень многое, по крайней мере, для меня, точно.

Встав, осмотрел себя. Выгляжу вполне неплохо, камуфляж чистый, ботинки новые, на боку кобура с пистолетом, армейская кепка в руках, а на погонах капитанские звездочки зеленого цвета. Достойный представитель Кубанской Конфедерации на московской земле.

Я направился к КПП, которое перекрывало тропинку, ведущую из нашего лагеря к стоянке егерей и недалекой дороге. Только подошел, а тут и машины подкатили. Появилась охрана и капитан Рудь, а вслед за ними, высокие гости.

«Ну, вот и начинается какое-то движение», – подумал я, и направился навстречу соратникам московского диктатора.

 

Глава 7.

Всероссийский диктат. Дмитров. 06.05.2065.

Разговор между мной и двумя московскими «министрами», называю их так, как сам для себя определил, происходил в той же самой палатке, где шли мои беседы с дознавателями.

После всех положенных приветствий, оставив охрану на КПП, Яков Семерня и Валентина Мартынова проследовали за мной. Высокопоставленные гости расположились за столом капитана, а я занял свое кресло, и постарался принять вид совершенно спокойного человека, который уверен в своих силах и не ждет ни от кого беды.

Ближайшие соратники Степанова огляделись, условиями вокруг себя остались, вполне довольны, аристократов из себя не изображали, и первым разговор начал Семерня. Он достал из кармана камуфляжа тонкий серебряный портсигар и обратился к своей спутнице:

– Валентина, ты не против, если я закурю?

Женщина, поправила аккуратную строгую прическу на голове и согласно кивнула:

– Дыми.

– Угу, – старик прикурил, с удовольствием заядлого курильщика затянулся, выпустил в воздух ровное колечко, внимательно посмотрел на меня и спросил: – Что, молодой человек, шпионить в наши края прибыли?

– Нет. С чего вы так решили?

– Ну, а зачем же ты тогда так нехорошо себя ведешь? Тебя и твоих людей спрашивают о чем-то, а вы отнекиваетесь. На контакт не идете, а попросту морочите голову нашим офицерам. Опять же название вашей конторы, которое вы не скрыли, звучит многозначительно: Отдел Дальней Разведки при ГБ.

– Так ведь отдел разведки, а не шпионажа, – мой голос звучал ровно и смысл такого легкого прессинга со стороны Семерни я понимал. Он проверял меня на крепость характера, но для чего последний из «солнцевских» братков, который пережил всех своих друзей юности, это делал, было не понятно. Ясно ведь, что не просто так они с Мартыновой приехали, и если бы хотели на нас действительно надавить, то ни в коем случае не пошли бы без охраны на территорию моего лагеря, а скорее всего, так и вообще бы к нему не приблизились, а натравили на отряд своих егерей с тяжелой техникой и ждали исхода всего дела.

– А у вас и отдел шпионажа есть? – Яков приподнял бровь.

– У нас как в Греции, господин Семерня, все есть.

– Ну-ну, – стряхивая на покрытый ровными досками пол папиросный пепел, протянул старик и посмотрел на Мартынову: – Что про этого капитана скажешь, подруга? Поверим в его честные намерения или, может быть, в другом месте с ним поговорим?

Подобно Семерне, Мартынова смерила меня пристальным взглядом, чуть прищурилась, и произнесла:

– Кончай, Яков, парень не дурак и сам все понимает.

– Пожалуй, – согласился он, и снова обратился ко мне: – Зачем мы здесь, понимаешь?

– Наверное, через меня вы хотите сделать правительству Кубанской Конфедерации некие предложения о сотрудничестве?

– Нет, – Семерня на миг замолчал, еще раз окинул меня оценивающим взглядом, и сказал то, чего я никак не ожидал: – Нам интересен ты, капитан Мечников. Мы имеем предложение, но не к правительству Конфедерации, а лично к тебе и твоему отряду.

– Предложение, от которого мне невозможно отказаться. Не так ли? – от таких слов Семерни, я несколько растерялся, но держался крепко и внутреннего волнения, не показывал.

– Так, капитан Мечников. Все именно так.

Семерня вновь взял паузу, и на мой вопросительный взгляд, ответила Мартынова:

– Мечников, мы хотим предложить тебе перейти на службу в войска Всероссийского диктата. Насколько мы понимаем твою ситуацию, в вашем государстве ты сам себе хозяин, а в разведывательной структуре Конфедерации вольнонаемный работник. У тебя есть свой корабль, отряд и обширные связи. Во время конфликта между Кубанской Конфедерацией и Средиземноморским Альянсом ты совершил такой поход по морским коммуникациям противника, что слава о твоих делах даже до нас докатилась, а краснодарские власти тебя не ценят, по добыче обделили, да и по званию ты всего лишь капитан.

Ожидая развития темы, я промолчал. Министры переглянулись и одновременно усмехнулись. Мартынова разрешающе кивнула головой, и слово снова взял Семерня. Он чуть подался вперед и сказал:

– Ты не думай, что раз мы в осаде сидим, так ничего о внешнем мире не знаем. От старых времен у нас многое сохранилось, и мы частенько ваши радиопереговоры перехватываем. Поэтому, наши спецслужбы в курсе, кто ты есть такой, кто у тебя в родственниках, что ты делал в Харькове и Дебальцево, какие задачи выполнял для своего правительства, и сколько золота за твою голову обещал Первый Лорд-Маршал Игнасио Каннингем.

В голове пронеслось множество мыслей. Действительно, о том, что Москва имеет мощные радиопередатчики, в Конфедерации как-то не задумывались. Ведь сами представители Всероссийского диктата на связь с Краснодаром не выходили, а в Конфедерацию долетали лишь отголоски их радиосообщений. Вот и решили наши умные головы, что это оттого, что у москвичей слабый технический потенциал, а здесь расклад иной, и выходит, что Москва не выходит с нами на связь сознательно.

Как это обстоятельство повлияет на судьбу моего отряда и лично меня? Пока не понятно, хотя ход мыслей Семерни и Мартыновой я начинаю улавливать.

Что могут знать обо мне из перехваченных незашифрованных радиосообщений местные спецслужбы? Достаточно много, но не все, а только то, что известно большинству граждан Конфедерации. Допустим, они прослушивали открытые переговоры между Дебальцево и Краснодаром. Было дело, мой тесть сидел на Украине и руководил наемниками, которые дрались против Внуков Зари. Это время я помню хорошо, не всегда сообщения удавалось закодировать, связь только отлаживалась, но разговоры между мной и Карой шли строго по существу, хотя пару раз Буров звал меня к себе, и при этом поругивал наше правительство. Это раз. Есть открытое радиообращение к своим войскам от Игнасио Каннингема. Судя по всему, Москва его тоже услышала. Это два. И в оконцовке, после заключения мира между Альянсом и Конфедерацией, на дальних волнах в Краснодаре стала вещать радиостанция «Весь мир». В основном там музыка, несколько общеобразовательных передач и новости, в которых я и мой отряд неоднократно упоминались. Это три.

Видимо, в Москве имеется служба радиоперехвата и аналитический отдел, который сортирует информацию и раскладывает ее по полочкам. Как с их стороны выгляжу я и судьба моего отряда? Имеется такой человек Александр Мечников, некогда сержант гвардии, в настоящее время вольный наемник, купец и волею случая, в связи с военными действиями против Альянса, капитан госбезопасности. Ни к какому клану не принадлежит, сам по себе как перст в чистом поле, плюс родня из неблагонадежных, бывший враг государства наемный командир Буров по прозвищу Кара. Воевал на Средиземном море, был удачлив, кое-что поимел на каперских операциях, но практически все, что он добыл, Конфедерация забрала себе. Да, со стороны москвичей, мое положение не самое наилучшее, и создается образ честного вояки, который со своими людьми рисковал жизнью, а ему дали чин капитана, наградили парой жестянок на грудь, и по великой милости оставили один из кораблей. В общем-то, все логично, и если бы так было на самом деле, то шанс уговорить меня остаться на службе московского правительства, министры имели.

Однако они ошибаются, а все потому, что не знают всех аспектов моей жизни и истинной подоплеки всех событий. В реальности все совсем не так, как может показаться со стороны, но они об этом не знают, и знать не должны. Мне это на руку, можно принять их игру и, не доводя дело до конфликта, который может случиться, посомневаться и согласиться с ними, а потом, поскорее слинять из этих мест и постараться никогда не попадать в поле деятельности московских спецслужб, которые, наверняка, затаят на меня зло. Эх, где наша не пропадала.

– В чем-то, вы правы, господа, – обдумав предложение москвичей, произнес я. – У меня имеется некая обида на руководство Конфедерации, которая не оценила моих трудов по достоинству. Но я капитан госбезопасности. Это совсем не то же самое, что капитан пехоты, и у меня есть перспективы для карьерного роста.

– Ну, и что? В вашем олигархическом обществе, вне какого-то клана, тебе не достичь тех высот, на которые ты можешь взлететь у нас. Там ты никто, и на Кубани тебя ничто не ждет.

– Вы ошибаетесь. На родине у меня семья, дом, небольшой бизнес, друзья и, как я уже сказал, неплохие перспективы на будущее. А здесь я, действительно, пока никто и, скорее всего, буду жить до тех пор, пока нужен вам. Нет, ваше предложение мне не подходит, но все же, было бы интересно узнать, что бы вы, не пожалели, если бы я остался.

– Не торопись, Мечников, подумай. Мы можем дать очень много. Звание полковника получишь сразу. В СРР выделим тебе земли, дадим людей, а про золото и всякие цацки, и речи нет, этого добра будет столько, сколько ты за всю свою жизнь не видел.

– А семья? А мой бизнес? – после непродолжительного раздумья, я изобразил первое сомнение и некоторое колебание.

– Семью и свое дело к нам перетянешь, а что материально потеряешь, мы все компенсируем. Диктатор в том слово дал. Понимаешь, кто в твоей судьбе участие принимает?

– Понимаю, но такие дела с кондачка не решаются.

– Ты подумай, капитан, и прежде чем отказывать Степанову, а как ты уже понял, предложение исходит от него, подумай еще раз. Наш вождь отказов не любит.

– Допустим, – я взмахнул раскрытой ладонью, – останемся мы с парнями у вас и перейдем на вашу службу. Как нам перетянуть сюда близких людей, и какие задачи поставит перед нами ваш правитель?

Лицо Семерни приняло самое добродушное выражение лица, он расплылся в масленой улыбке, и начал вещать:

– Вызовешь родственников на ВМБ «Гибралтар», сам ведь говорил, что транспортное сообщение между Черным и Средиземным морем налажено, а там, перевезете их судами на Балтику. Что касаемо задач, то они будут те же самые, что и сейчас, то есть, дальняя разведка. Станешь рыскать по Балтийскому морю, добывать информацию и трофеи. При этом половину всего добытого за собой оставишь. Это тебе говорю я, Яков Семерня. Устраивает?

– По задачам все понятно, иного и не ожидал, а вот с семьями тяжко. Сами по себе близкие не покинут насиженных мест, и вопрос придется решать по-другому.

– Как ты видишь решение этой проблемы? – речь пошла о семье и совершенно естественно, что в разговор снова вступила женщина.

– Я не скрывал, что из Конфедерации получен приказ на пеший поход от Балтики до Кубани, и про причины такого маршрута тоже объяснял. Мы продолжаем путешествие, приходим на родину, распродаем недвижимое имущество и транспортными судами отправляем семьи в «Гибралтар». Обоснование этого поступка, желание закрепиться на новых землях. После этого возвращаемся в Москву, и тогда уже начинается наша служба на вашего лидера.

– Сколько времени это займет?

– К Новому Году отряд снова будет на вашей территории. Однако это только в том случае, если мы примем ваши условия, которые должны быть изложены на бумаге как полноценный договор, за подписью Степанова. Слова словами, а бумажку с серьезной печатью и автографом диктатора, как это положено, дайте.

– А если ты не вернешься к нам?

– Это вы делаете предложение, господа, а не я к вам на службу набиваюсь. У меня вся жизнь впереди и мой отряд даже помимо Кубани, всегда сможет найти себе серьезного нанимателя. Да, мы наемники, каперы, приватиры и вольные стрелки на контракте. В настоящий момент, мы работает на Кубанскую Конфедерацию, но контракт истекает через три месяца, и только тогда я буду свободен. У нас так, единожды слово нарушил, и серьезные люди начинают задумываться, а иметь ли с тобой дело в следующий раз. Пока, за мной такого не было, я чист, а вот ваш правитель замарался.

– Да, как ты смеешь, сопляк! – вспылил Семерня и чуть было из-за стола не выскочил.

– Спокойно, Яков, – удержала его Мартынова, которая из них двоих имела наиболее веское слово. – Капитан наслушался всяких поганых слухов и просто не знает, на что нам приходилось идти, чтобы создать наше государство и сберечь человеческие жизни. Он сомневается, и имеет на это полное право, ведь за ним его товарищи и семья, за которых он отвечает. Мы делаем предложение, которое выгодно ему и его воинам с материальной точки зрения, но чтобы его принять, им придется многое менять в своем устоявшемся жизненном укладе.

Семерня успокоился, закурил новую папиросу, и все началось сначала. Министры Степанова давят меня вдвоем, сулят золотые горы, обещают чины, земли и льготы, а я сомневаюсь и делаю упор на то, что пока семьи воинов отряда находятся вдалеке от нас, и пока не истек старый контракт, на новый я подписаться не могу. Так продолжалось три часа. Дело было уже к вечеру, когда в итоге, мы все же пришли к некоему общему знаменателю. Я должен подписать предварительный контракт на пять лет. Согласно договоренности по истечении старого контракта с ОДР при ГБ (в реальности такого документа не существовало) наш отряд перебазировался в район города Выборг, устраивался на новом месте и начинал выполнять задачи по разведке. За это мы получали очень крупные суммы в золоте, полное обеспечение всех своих потребностей и «крышу», именно так выразился Семерня, в лице московских властей.

Вроде бы, все складывалось неплохо, но москвичи верить мне на слово не собирались, люди они продуманные и на обещания не велись. Они потребовали, чтобы не менее взвода бойцов из отряда, а главное, моя любовница Лида Белая, остались на их территории. Местные дознаватели работали у нас не зря, и про мои отношения с боевой подругой, конечно же, знали, а министры посчитали, что если она и часть воинов останутся под их опекой, то я вернусь в любом случае. Это можно определить как шантаж, а можно определить как гарантию и жест доброй воли. Думай, как хочешь, но если не примешь условия, то территорию Всероссийского диктата не покинешь, а попробуешь сбежать, за тобой в погоню кинутся все самые лучшие местные войска. Такая мысль была основной в речах представителей Степанова, и пропустить эту скрытую угрозу, которая в любой момент могла стать явной, я не мог.

Деваться было некуда, для вида поколебавшись и посомневавшись, я согласился с условиями Семерни и Мартыновой, а когда они покинули наш лагерь, и отбыли готовить договор, незамедлительно собрал всех своих офицеров и разведчиков Старика на совет. Расположились все в той же палатке. Чужих ушей рядом нет, охрана свое дело знает хорошо и, глядя в заинтересованные лица командиров, которые тоже понимали, кто был у нас в гостях, ничего не скрывая, я дал полный расклад о предложениях Москвы в лице ее министров.

Новости огорошили боевых товарищей, а Виролайнен и Снегирев насторожились и просто не знали, как на это реагировать. От всего, что сегодня произошло, я испытывал некоторую усталость, скорее психологическую, чем физическую, облокотился на стол, и стал наблюдать за тем, как офицеры заспорили между собой.

– Да, зачем мы им!? – горячо спрашивал Серый. – У москвичей, вон какая сила в руках, есть танки, вертолеты и еще черт знает что, а нас всего-то одна рота, пусть и профессионалов, но это не так уж и много.

– Как ты не понимаешь, – ему ответил Крепыш. – Воины это так, пришли и ушли, а есть еще фрегат, который мы им так не показали, а также опыт и связи Мечника, которого удача не оставляет. Вот это уже серьезно и дорогого стоит.

– Но зачем тогда они так грубо действуют?

– Считаю, что они иначе не умеют, вот и прут буром. Хочешь, прими предложение, а нет, окружат нас со всех сторон и танками задавят. Они на своей территории, а мы у них в гостях. Эти министры ничего не теряют, получилось договориться, хорошо, а нет, так нет. У нас же на кону жизнь и собственное благополучие. Знали бы эти делегаты Степанова изначально, сколько за нами дел, чем мы с госбезопасностью повязаны и насколько нас ценят, по-другому бы разговор шел, а скорей всего, его и вовсе не было. Нас прикопали бы где-нибудь в дебрях, и нет проблем.

– Как же так, прикопали, мы ведь не враги? С миром в эти края пришли, как к братьям, – не унимался Серый. – Да и наши, могут при следующем контакте с москвичами спросить, куда это мы подевались.

– Наши спросили бы, это само собой, да вот только ответ был бы простой: не знаем, не видели, не в курсе, ваши бравые парни плыли через озеро, попали в ненастье, да и утопли. А насчет понятий «друг» или «враг», это как посмотреть. С одной стороны, мы возможные союзники, а с другой-то, самые настоящие конкуренты, ведь не зря местный диктат называется Всероссийским.

– Так, когда это еще мы с ними границами сомкнемся… До конкуренции далеко…

– Это да, – согласился Крепыш, – наши земли разделены тысячью километров диких земель, варварами и вольными анклавами, а они на этот счет уже сейчас думают и планы на перспективу составляют.

– Получается, что нам придется принять их предложение? – голос свежеиспеченного лейтенанта ГБ был совсем не весел.

– Не думаю, – Крепыш посмотрел на меня и спросил: – Мечник, что решил?

Размяв затекшую шею, я посмотрел на своих друзей, которые и без моих подсказок все понимали правильно, подмигнул Виролайнену со Снегиревым, мол, все в порядке, и по-доброму улыбнулся посмурневшей подруге:

– Сделаем так, камрады. Ведем себя естественно, и дознавателей, которые завтра с утра снова к нам пожалуют, принимаем как самых лучших друзей. Рядовые бойцы и сержанты по-прежнему молчат или ссылаются на языковой барьер, а вы начинайте сливать всю информацию, которую они только захотят узнать. Говорите, что знаете, все равно за то время, что мы на родине не были, все кардинально переменилось, а иначе после войны с Альянсом и быть не может. Наши сведения устарели, и толку с них не очень много, но промышленность и личности конкретных людей старайтесь обходить стороной. Через пару дней вернутся министры, они привезут договор, и я его подпишу. На месте остается Лида и с ней тридцать самых лучших воинов, а остальной отряд движется к линии фронта, если таковой здесь имеется, переходит на территорию дикарей, и уходит к Туле.

– Значит, бросаешь нас? – тихо спросила боевая подруга.

– Дослушай сначала, а потом говори. Как только мы идем на прорыв, твой отряд получает сигнал по радио. Думаю, наших радиостанций на это хватит, и ты, обходя Москву, двигаешься за нами вслед. Вряд ли к тому времени вас будут охранять, сил у москвичей не так уж и много, как кажется на первый взгляд, так что прорветесь. О месте встречи договоримся, соединим силы и продолжим путешествие к дому. Пока, я думаю так, а как это лучше сделать, мы с вами еще подумаем.

– А как же договор? – спросил Игнач.

– Плевать на него, а если вас интересует, не нарушу ли я тем самым свое слово, то нет. Все продумано. Как один из пунктов предварительного контракта с Москвой, будет записано, что местные чиновники и командование не станут посягать на жизнь, честь и достоинство воинов отряда, а так же разрешат им свободный выход в город Дмитров. Неужели наши парни и красивая беззащитная женщина, – я посмотрел на Лиду, – выбравшиеся в город на отдых, не спровоцируют несколько драк и пару конфликтов с солдатами городского гарнизона? Вот вам не соблюдение пунктов договора по факту, и как следствие, контракт будет считаться недействительным. Разрыв всяческих отношений в одностороннем порядке и прощайте господа министры.

– Степанов и его товарищи после этого на нас зуб заточат, и в будущем возможны проблемы.

– Пусть в очередь за Внуками Зари и Игнасио Каннингемом встанут. Кто «за»?

Голосовали все, включая разведчиков из Гатчины. Воздержавшихся не было, и меня поддержали полностью. Дело оставалось за сущей чепухой, претворить задуманную схему в жизнь и без потерь покинуть владения Всероссийского диктатора Степанова.

У местных граждан своя жизнь, а у нас своя. Посмотрели, как в этих краях люди живут, теперь пойдем в другие места, а то некрасиво получается, мы к ним с самыми благими намерениями, а в ответ скрытые угрозы и давление. Мне это не нравится, я всегда за то, что проще договориться по хорошему, а давить можно только на того, кто тебе враждебен. Здесь же, люди, получившие практически безграничную власть, и не опирающиеся ни на какую идеологию, слишком привыкли полагаться на грубую силу, и идут по самому легкому пути. Скорее всего, со своей точки зрения, подминая всех под себя ради укрепления и расширения государства, они правы, но когда-нибудь, московскому диктатору и его сторонникам это может выйти боком. Впрочем, это не мои проблемы, наша работа разведка в интересах своей родины, и то, что мы увидели и узнали, уже само по себе немало.

Офицеры отряда расходились в полнейшей темноте. Ночь опустилась на поляну, где находится наша временная стоянка. В животе заурчало, и я вспомнил, что с самого утра ничего не ел, и даже чаю попить было некогда. Пересекая лагерь, направился на кухню, которая находилась в одной из палаток, и в этот момент, из темноты, резко и неожиданно возникла стремительная тень. Это оказался Лихой, который принес очередную порцию интересной информации, добытой у наших соседей, могущих в скором времени превратиться во врагов.

Оказывается, Семерня и Мартынова не сразу покинули лагерь егерей, а еще некоторое время общались с дознавателями. Пользуясь сумерками, Лихой смог подобраться к ним вплотную, многое услышал, и то, что он передал, еще раз убедило меня в том, что, обманывая министров диктатора, я поступаю верно. Инструкции, которые они давали своим подчиненным были просты: выжать всю возможную информацию, приглядывать, присматривать и контролировать каждый шаг. Дальше второй этап: дождаться возвращения основных сил отряда Мечникова, полностью подчинить его себе, а вооружение и корабль прибрать в собственность государственной казны.

– Вот тебе и честность в отношениях, – пробормотал я сам себе, после того, как разумный пес закончил передачу мыслеобразов и снова скрылся в кустарнике. Затем, сплюнул на траву, посмотрел во тьму, туда, где шла дорога, по которой совсем недавно уехали важные гости, и помянул недобрым словом мелочных людишек, думающих только о сегодняшнем дне.

 

Глава 8.

Всероссийский диктат. Каширский район. 13.05.2065.

– И все же, капитан, для перехода контролируемых «зверьками» земель, предлагаю вам выбрать иной участок фронта.

Я опустил бинокль, с трудом развернулся в узком проходе, который представлял из себя две вкопанные в землю бетонные плиты, и посмотрел на своего сопровождающего.

Майор Красин, и внешне и внутренне очень противоречивая личность. Ему сорок один год. Крупное лицо с сильно выступающим вперед подбородком, неоднократно сломанный и оттого сплющенный нос, выразительные голубые глаза и редкие черные волосы. Одет в темно-зеленый маскировочный костюм, какой носят местные профессионалы лесной войны. За спиной потертый АКС, а разгрузка, плотно облегающая тело, как и у меня, до отказа забита автоматными рожками и гранатами.

Это что касаемо внешности, а если говорить про характер и повадки, то за пять дней нашего с ним знакомства, так в этом окончательно и не определился, хотя считаю, что в людях разбираюсь неплохо. Вроде бы, Красин, свойский человек. Наш брат, настоящий вояка и ветеран всех войн, какие только вел Московский, а затем и Всероссийский диктат за последние двадцать пять лет. В меру жесток, имеет хорошее чутье, разговаривает ровно и на неврастеника не похож. Однако проскальзывает в нем порой что-то отталкивающее и неприятное, заставляющее смотреть на майора с каким-то необъяснимым омерзением. Так этим заинтересовался, что даже Лихого к нему подсылал. Однако, что странно, разумный пес ничего в его эмоциях и чувствах прочесть не смог, хотя два часа рядом со мной сидел, пока я с майором обсуждал, каким маршрутом моему отряду легче пройти через орды дикарей, огибающих Московскую область по дуге и упрямо идущих на запад.

Посмотрев на Красина, я спросил у него:

– Да, нормальная позиция, майор. Не переживай. Сегодня в ночь очередная орда от Ожерелья до Иваньково пройдет, а завтра с утра, мы выйдем и спокойно проскочим до Мордвеса. Местное командование считает, что это реально и проблем в пути не возникнет.

– Много они понимают, – пробурчал Красин и отвернулся.

– Не скажи. Офицеры здесь опытные, полгода на одном участке фронта сидят, и помимо множества стычек, пять больших штурмов отбили.

– Да, каких больших, каждая орда в тысячу, максимум, в полторы тысячи голов, из которых больше половины дикарей смогли обратно в лес отступить. Знаю я таких вояк. Со страху стреляют во все, что шевелится, а когда приходит время за боеприпасы отчитываться, начинают приписками баловаться. Я им говорю, что надо к бою готовиться, а они мне сказки рассказывают, что ничего не будет. Глупцы! Считают, что я хочу за их счет себе какие-то дивиденды поиметь.

– Это ваши дела, сами разбирайтесь. Ты объясни понятно и доступно, чем тебе этот участок не нравится?

– Сейчас от Ожерелья идет не просто еще одна толпа переселенцев, а состоящая сплошь из воинов боевая орда. «Зверьки», конечно дикари. Ты капитан, с ними воевал, а значит, представление об этом имеешь, но в боевой орде всегда имеется вождь, который руководит всеми действиями воинов, и когда такое случается, варвары мимо не ходят, а стремятся уничтожить некий важный объект на нашей территории или разгромить отдельное подразделение. В этих местах единственная достойная для них цель, Каширская ГРЭС и, скорее всего, уже завтра к утру именно на этом направлении они перейдут в наступление.

– Необходимо подумать.

Вновь развернувшись в сторону поля, которое раскинулось перед оборонительными позициями одного из линейных батальонов Корпуса Московской Обороны, я снова принялся изучать местность. Справа и слева бетонированные окопы, бронеколпаки и пара десятков серьезных дотов с артиллерией и тяжелыми пулеметами. Впереди изрытое рытвинами полутора километровое минное поле, а за ним густой лес, который в скором времени может выплеснуть из себя несколько тысяч дикарей.

Мысли перескочили чуть назад, на события недельной давности. После первой моей встречи с московскими министрами прошло два дня. Наш лагерь под Дмитровом жил своей жизнью и воины ждали, когда же они смогут продолжить свой путь. Наконец, Семерня и Мартынова появились вновь. Они привезли предварительный договор о том, что вскоре отряд Александра Мечникова перейдет на службу Всероссийскому диктату. Все как положено: несколько листов формата А4 в двух экземплярах, несколько солидных печатей и размашистая роспись диктатора Степанова. Внимательно прочитав этот документ, рядом с подписью местного властителя я поставил свою, и был познакомлен с майором Красиным, который в дальнейшем должен был заниматься нашими делами.

Московские министры покинули нас, все же люди важные и занятые, а мы с майором, пожав один другому руки, начали думать над тем, как отряду пройти через дикарей и выйти к владениям Тульского Патриархата. Красин о многом мне рассказал, делился информацией, ничего не скрывая, и предоставил подробные карты Москвы и северных районов бывшей Тульской области. В плане ценных сведений, всего за день, из разговоров с майором, я узнал о Всероссийском диктате больше, чем за все то время, что мы в нем находились. Ранее, о том, как ведутся боевые действия против «зверьков», я имел только самое общее представление, а после общения с майором, картина всего происходящего на фронтах Всероссийского диктата, стала вполне ясна.

Дикари пришли с востока, вывалились немалыми ордами из лесов, и поначалу, московская разведка на них внимания не обратила. Подумаешь, дикари. Для того чтобы их отбить, достаточно одного батальона. Но не тут-то было. Первым под удар неоварваров попал городок Черусти. Незваных пришельцев было пять тысяч, включая самок и подростков, а против них выступило пара сотен местных ополченцев, взвод огневой поддержки из гренадерских войск и две роты стрелков из КМО. Бой продолжался два часа, москвичи потерпели сокрушительное поражение, потери в бойцах достигли девяноста процентов, а город Черусти, из которого так и не эвакуировали мирное население, был захвачен.

Диктатор отреагировал настолько быстро, насколько смог. Навстречу неоварварам вышли самые лучшие его части и, как мне намекнул майор, дело было не в том, чтобы спасти людей, а в желании Степанова прикрыть Шатурское направление и находящуюся там ГРЭС. Пока сборы и суета, да пока воинские контингенты с частями усиления и техникой перебазировались к Черусти, к дикарям подошли подкрепления, они оприходовали добычу и двинулись дальше. Войска Степанова встретили их на подготовленных позициях и в ходе крупного сражения, где с одной стороны находились пятнадцать тысяч «зверьков», а с другой регулярные соединения Москвы, победа осталась за москвичами. Дикари были уничтожены без всякой жалости, и именно с этого момента, а не с даты нападения на Черусти, местные власти ведут отсчет войны, которую цивилизация вела против варварства.

Орды с востока шли одна за другой без остановок. Все они были разными по численности и составу. В одних были преимущественно женщины и дети, и такие уничтожались с легкостью. Другие, являлись самыми настоящими армиями во главе с генералами – военными вождями, вроде той, которая сейчас идет от потерянного четыре с половиной года назад городка Ожерелье, и если Красин прав, а учитывая его опыт, он, скорее всего, прав, утром на оборонительном участке прикрывающем Каширскую ГРЭС, начнется сражение.

Основные силы моего отряда, доставленные прошлой ночью в это место автотранспортом, готовы к выдвижению на пути миграции дикарей, но здесь неспокойно, грядет бой, и принимать в нем участие нам не стоит. Еще в полдень, не зная о том, что движется боевая орда, я связался с Лидой, которая оставалась возле Дмитрова, и дал ей команду погулять сегодня вечером в городе и спровоцировать несколько конфликтов. Затем, через Яхрому – Зеленоград – Истру – Звенигород – Голицыно и Наро-Фоминск, обходя Москву, прорываться к линии фронта. Там группа Белой должна ее перейти и, тихой сапой, минуя Боровск и Малоярославец, прошмыгнуть к Калуге, которая удерживалась местным вольным народом. Там-то мы и должны встретиться, хотя москвичам я говорю о том, что собираюсь идти на Тулу.

Дороги назад нет, выходить на связь с группой Лиды не получается, они уже начали работу, а Красин предлагает или отложить выход, или же перейти на иной участок фронта, например, направиться к Чехову. По-хорошему, к его словам стоило бы прислушаться, но время поджимает. Утром Москва узнает о том, что Белая с бойцами покинули временную стоянку у Дмитрова, и высокое начальство скомандует своим войскам задержать нас. Не хочется лить кровь честных воинов, которые дерутся за свою родину, а значит, в ночь, не взирая ни на какие преграды, надо уходить.

– Ну, и что решил? – прервал мои размышления Красин.

– Выходим в первых сумерках. Через пару часов ваши егеря вернутся, начнет темнеть, и мы пойдем.

– Дело твое, но я считаю, что ты рискуешь.

Не дожидаясь моего ответа, майор резко развернулся, и по проходу направился в сторону батальонного командного пункта. Видимо, пошел мариновать мозг командиру оборонительного участка.

Посмотрев ему вслед, я развернулся в противоположную сторону, прошел с десяток метров, повернул вглубь позиции, разминулся с солдатами, которые тянули на позицию АГС, и оказался в самом центре периметра. Именно здесь находились склады, батальонный штаб и жилые бункера, куда нас определили на временный постой. Где-то, совсем рядом, играет гитара, слышен голос одного из наших парней, напевающего новую песню, и веселый гомон московских солдат. Все здесь, как и в любой иной воинской части, такие же люди, как и мы, ничем не похожие на своих политиков, желающих нажиться на оказавшемся на их территории вольном отряде из другого государства.

Спустившись по ступенькам вниз, я оказался в просторном жилом отсеке, пятнадцать на двадцать метров, в котором остановились офицеры и сержанты моего отряда. Боевые соратники занимаются своими делами: отдыхают, перепаковывают рюкзаки, чистят оружие, прошивают дратвой ботинки и латают перед дальней дорогой одежду.

– Когда? – сразу же спросил Игнач, поднявший голову от стола, на котором лежала предоставленная Красиным карта Каширского района.

– Егеря скоро вернутся. На разговор с ними отвожу двадцать минут, и выступаем. Готовьтесь.

Сержанты, знающие, что необходимо делать, покинули подземелье, а офицеры продолжали заниматься своими делами. Вместе с Крепышом мы подсели к Игначу и, совместно, еще раз прикинули наш маршрут. Не тот, про который знали московские министры и Красин, а другой, настоящий. Выходим в ночь, двигаемся в сторону Мордвеса, но, не доходя до него, поворачиваем на запад и идем параллельно развалин населенных пунктов Иваньково – Заокский – Таруса. Вроде бы, все верно, места стоянок отмечены, местность московскими лесовиками изучена неплохо, так что наша задумка вполне осуществима.

Единственная проблема, которая меня озаботила, это как нас встретят в Калуге. Насчет Тульского Патриархата понятно, Москва с теократическим режимом, который правит в бывшей Тульской области, контачит, но не дружит. Там нас могут выдать, особенно если высокое московское начальство попросит, а заодно чего-нибудь патриарху и митрополитам отсыплет щедрой рукой. А вот Калуга дело другое. Тамошние вольные люди диктатора Степанова ненавидят лютой ненавистью, и всех, кто приходит из Москвы, очень хорошо проверяют. Как бы, чего доброго, нас за шпионов не приняли. Впрочем, время покажет, какова там обстановка на сегодняшний день. Мы люди тертые, жизнь видели с самых разных ракурсов, и со свободными людьми общий язык найдем.

– О чем задумался, Мечник? – после окончательного решения по предстоящему выходу в ночь, заметив, что я по-прежнему сижу у стола, спросил меня Крепыш. – За Лиду переживаешь?

– Все вместе, братан. И за Лиду, и за парней наших, которые с ней остались, и за путь-дорогу дальнюю.

– Нормально все будет, – вновь всматриваясь в карту, сказал он. – Лида, баба такая, что где угодно пройдет, профессионал, да и наши бойцы, после всего, что с нами было, до Калуги, в любом случае дотянут.

– И то верно.

Крепыш сделал на карте пару пометок и, сменив тему, произнес:

– До сих пор не понимаю, как москвичи такую большую территорию держат и почему дикари их до сих пор не задавили. Будь у меня такие силы под рукой, при желании, я бы здесь камня на камне не оставил.

– Да, ты агрессор, – усмехнулся я.

– Причем тут агрессор. Просто реально не понимаю, как такая ситуация сложилась. Ты с московскими офицерами много общался, может быть, разъяснишь, что тут и как?

– Постараюсь, – тоже сосредоточившись на карте, я взял в руки карандашик, и стал им водить по покрытой пленкой бумаге: – Смотри. Дикари действует на наш взгляд странно, это факт, но на то они и «зверьки», почти позабывшие, что некогда, их дедушки и бабушки были людьми. Они подобно животным, бредут по земле в поисках пропитания для себя. Размножились, территория, на которой они проживают, всех прокормить не может, они выселяю молодежь и особо буйных мужичков из своей среды, а те уже сколачиваются в орду, и кочуют на запад.

– А на восток?

– Мы там не были, и двигаются ли они в том направлении, не знаем. Значит, говорим только про запад.

– Понятно.

– Раз понятно, то продолжаю. Владения дикарей простираются от Нижнего Новгорода до самого Урала. Это не государство и не какое-то постоянное племенное объединение. Пришла пора отселить лишних едоков, они выделяются из своего клана или рода, соединяются с такими же, как и они, добровольными изгнанниками-переселенцами, образуют малую или большую орду, и начинают свой путь. Проходит год или два, орда упирается в некий крупный анклав или государственное объединение. В данном случае, это Всероссийский диктат. Дикари не обучены войне, все чужаки воспринимаются как добыча и двуногие животные, годные в пищу, и они тыкаются в оборону до тех пор, пока не огребут. После этого, выжившие в первых боях воины присоединяются к тем, кто идет за ними следом, делятся опытом, становятся инструкторами будущих бойцов и попытка прорвать оборону Москвы продолжается. Снова поражение, но имеется новый опыт. Теперь вперед идут боевые орды, а женщины и подростки той орды, которая потерпела крах, используются для разведки, двигаются вдоль границы и выявляют оборонительные участки. Война эволюционирует, и то, что войска Степанова пока держат оборону, это не показатель того, что так будет всегда. Территория диктата сжимается, москвичи цепляются за удобные в обороне места и прикрывают важные стратегические объекты, но понемногу отступают к столице, и это даже несмотря на свое подавляющее техническое преимущество.

– Как пример этот оборонительный участок?

– Да. Этот участок прикрывает переправу через Оку и Каширскую ГРЭС. Это единственный укрепрайон по правому берегу реки, а остальные уже потеряны. С левого фланга оборона организована в Озерах, а по правому вообще уступ получается: Пущино – Серпухов – Чехов. Как следствие, дикари идут по проторенным путям, упираются в оборону, понимают, что на этом участке имеется что-то важное, и реагируют на это, как бык на тореадора, который его дразнит. Потому они будут давить на этот оборонительный участок самыми разными способами, и так, до тех пор, пока не прорвут периметр и не выбьют окопавшийся здесь батальон на левый берег.

– Значит, они давят туда, где крепкая оборона? – удивился Крепыш.

– Думаю, что да. Основные силы боевых орд всегда идут напролом и встречаются на подготовленных укрепленных позициях, а мелкие разведывательные группы, которые совершают фланговые обходы, уничтожаются подвижными моторизованными колоннами и егерями.

– Но это же глупо. Варвары могли бы использовать свои силы гораздо эффективней.

– А то, что целая толпа народа от страха перед чумой забилась в леса и за двадцать пять – тридцать лет деградировала, разве не глупость? А то, что человечество, уже полвека летающее в космос, перемерло от чумы, нормально? Или в порядке вещей, что самка «зверька» каждый год рожает двойню, а подросток, как только у него случается первая поллюция, становится воином? Нет братка, все это не есть норма. Весь мир сошел с ума, и на любое наше хитроумное технологическое достижение, природа может ответить такой простотой, что никто не уцелеет.

Крепыш помолчал, почесал мочку правого уха и произнес:

– Почему-то, никогда не думал над этими вопросами, хотя стоило бы.

– Ты человек действия, такой же, как и все мы.

– Но ты ведь над этим размышлял?

– Я книжек в детстве много прочел, и умных людей на своем жизненном пути встречал, вот и посещают меня, порой, думки на нелегкие темы, которые хлеба насущного никак не касаются.

В этот момент в бункер заглянул один из наших воинов:

– Товарищ капитан, егеря вернулись.

– Ну, вот и все, сомневайся или нет, а пора за дело браться.

Посмотрев на стоящий у выхода родной рюкзак с походной поклажей и боекомплектом, встал, снял с гвоздика на стене разгрузку, которую скинул по приходу и, на ходу одевая ее на себя, вышел наружу.

Смеркается, через полчаса ночь вступит в свои законные права, и мы покинем земли московского диктатора, но перед этим, надо узнать, что же нас впереди ожидает. Егеря, три рослых и поджарых парня в маскхалатах, потные и разгоряченные, видно, только что пришли в расположение и сразу же направились к штабу батальона, который напротив нашего бункера. Они стоят и ждут своих командиров. Спрашивать их сейчас, пока они не получили разрешения от непосредственного начальника, бесполезно, будут молчать, и мне приходится еще пять минут ждать местного комбата, которого поторапливает идущий за ним вслед майор Красин. Пока они идут, наш сопровождающий что-то говорит полковнику, а тот, отмахивается от него как от назойливой мухи, и с недовольным выражением лица, подходит к егерям.

– Ну, что там? – с покровительственными нотками в голосе, спрашивает полковник у разведчиков.

При этом двойной подбородок комбата забавно перекатывается. Он говорит так, как если бы перед ним были его личные холопы, а не прикомандированные из другого рода войск бойцы, которые должны быть его глазами и ушами на прикрываемом им направлении. Сейчас, этот полноватый человек, который еще днем, производил довольно неплохое впечатление, в своем желании показать Красину, что именно он на этом оборонительном участке царь и бог, кажется мне смешным.

Один из егерей, делает четкий шаг вперед, и докладывает:

– Товарищ полковник, орда поворачивает на Каширу. Мы перехватили вражеских шпионов, которые неподалеку крутились и расспросили их с пристрастием. По-русски они почти не говорили, все больше на своем тарабарском наречии изъяснялись, но кое-что мы поняли. Месяц назад в районе населенного пункта Спас-Клепики состоялся большой племенной съезд. На нем было решено нанести несколько одновременных ударов по нашим оборонительным участкам. Цель этой боевой орды, которую ведет некто вождь Намба, разрушить Каширскую ГРЭС и отвлечь на себя внимание наших подвижных резервов и авиации.

Полковник как-то сразу сник, барственность из его вида исчезла, и он задал следующий вопрос:

– Сколько дикарей против нас наступает?

– Мы видели только голову орды. В ней не менее двух тысяч бойцов и множество боевых собак. Пройти дальше не могли, это потеря времени, а на рации батареи сдохли. Пришлось возвращаться.

– А пленные дикари, что насчет числа вражеских воинов сказали?

– Они считать не умеют. Это привилегия вождей и обязанность колдунов. Все, что они знают, это то, что у Намбы воины из пяти обычных больших орд.

«Большая орда это в среднем десять тысяч человек, – быстро прикинул я. – В каждой орде не менее тысячи готовых к походу воинов, которые могут оставить свое племя на молодежь и стариков, плюс полтысячи собак. Итого, получается, пять тысяч бойцов и больше двух тысяч четвероногих. Против одного батальона КМО это очень много, и учитывая, что это отвлекающий удар, на который Москва вышлет подкрепления по остаточному принципу, комбату и его солдатам завтра предстоит трудный день».

Судя по лицам полковника и майора Красина, они тоже произвели нехитрые подсчеты, оба нахмурились, и посмотрели на меня. Чего бы хотел комбат, понятно. Мои девять десятков воинов могли бы усилить его оборонительные порядки. У Красина на лице другая мысль. Он недоволен тем, что я не принял его предложения относительно другого места для перехода через линию фронта. Оба московских офицера молчат, вопросов не задают, а я, избегая такой неловкой ситуации, поворачиваюсь к стоящему неподалеку Крепышу и командую:

– Строй людей! Проводи осмотр, и выступаем!

Полковник сразу же потерял ко мне всякий интерес и умчался по своим делам, а Красин только спросил:

– От меня какая-либо помощь требуется?

– Нет.

– Тогда, удачи. Коль она с тобой, то еще встретимся, а нет, значит, нет.

Майор коротко и резко кивнул и ушел вслед за комбатом, а я прошелся чуть дальше, туда, где построился мой отряд. Девяносто человек и четыре офицера. Две длинные шеренги. Рюкзаки стоят у ног, а оружие готово к бою. Прошелся вдоль одной шеренги, все воины спокойны, и только глаза выдают некоторый мандраж. Нормально. Очередь за второй шеренгой, то же самое спокойствие и готовность побегать по лесам. Все готово к выходу, и оттягивать его, смысла нет.

– Рюкзаки на плечи! Группа Серого идет головным дозором! Всем смотреть под ноги! Через минное поле нас проведут местные саперы! Они говорят, что проход широкий, но на бога надейся, а сам не плошай! Вперед!

Шуршание и сопение. Воины взваливают тяжелые рюкзаки на натруженные плечи. Ко мне подходит молодой сицилиец Лука Бастико, нештатный ординарец. Он принес мое заплечное богатство и «Абакан». Последовав примеру бойцов, я кидаю на себя рюкзак, а автомат вешаю на грудь.

Чуть попрыгал, ничего не тарахтит и не гремит, а все металлические части «Абакана», какие могут звякать при ударе об металл, обмотаны изолентой. Проходит головной дозор. За ним центр, радисты и Кум. Я пристраиваюсь рядом, приноравливаюсь к шагу впереди идущего бойца, кажется, это был Арсен, а рядом появляется Лихой, который как всегда, настороже.

 

Глава 9.

Тульская область. 15-17.05.2065.

Вышли хорошо. Двигались бодро, и даже не смотря на ночь, по тропам и проселочным дорогам, которые были подробно обозначены на картах москвичей, километра три с половиной в час, проходили. И так, без больших остановок и привалов, отряд топал до трех часов утра, пока Лихой не почуял двигающихся нам навстречу дикарей.

Воины быстро и четко заняли оборону, все честь по чести, схемы отработаны не раз и заминок нет. Отряд закрепился метрах в двухстах от бывшей автострады, которая сейчас была самой обычной широкой тропой из щебня и утрамбованной грязи.

Сидим. Ждем. Наблюдаем за дорогой, и вот, минут через десять появились первые дикарские дозоры, несколько десятков охламонов в звериных шкурах, в сопровождении собак. Мы шли не по основным путям перемещения дикарей, обходили их стороной, а потому, рассчитывали на то, что мимо нас проследует лишь какая-то часть боевой орды вождя Намбы, и после этого отряд продолжит свой путь. Расчет оказался верен, за разведкой пошли воины, по прикидкам, около полутора тысяч мужчин и около семи сотен собак, которые шныряли вокруг походных колонн, и вынюхивали опасность. Такой расклад был предусмотрен, наши следы заранее щедро засыпаны смесью перца, табака и химикатами, дорога от нас далече, лес густой, луна светит неярко, так что обнаружения мы не опасаемся, хотя возможные пути отхода на всякий случай прикидываем.

Боевая орда потоком движется на север, и я наблюдаю за «зверьками» в прибор ночного видения. Эти дикари похожи на тех, которых я видел во время боев за Батайск, или же во время рейда нашей гвардейской роты по бывшему Кагальницкому району Ростовской области. Те же самые, не отягощенные раздумьями, тупые бородатые морды. На голове свалявшиеся колтуны, стоящие торчком, а лица никогда не знали, не то что бритвы, но даже ножниц. Одежда незамысловатая: грубые кожаные и шерстяные штаны, на груди что-то вроде безрукавок из плохо выделанных шкур, на ногах хлипкие сапоги или лапти из липовой коры, и только некоторые одеты в трофейную одежонку, которая в любом случае, более удобная и лучшего качества, чем племенные поделки. Вооружение тоже незамысловатое и самое простейшее, тут тебе и самодельные копья, и выточенные из рессор ножи с мечами, и луки, и несколько огнестрельных стрелковых образцов, включая пару ручных пулеметов. В общем, полнейшая мешанина, и на первый взгляд, «зверьки» похожи на «беспределов» как родные братья.

Однако пока они идут, имеется возможность разглядеть их более подробно, и чем больше я за ними наблюдаю, тем больше замечаю различий. Пришедшие на Кубань и на Дон неоварвары были полнейшим сбродом и, не смотря на наличие вождей, на марше двигались неорганизованными толпами, с разведкой и дозорами, но все же без всякого плана и стройности в рядах. Эти же, были разбиты на отряды. Примерно по тридцать, пятьдесят и сто воинов, а собаки бегали не сами по себе, при своих хозяевах, которых знали с самого рождения, а под контролем специальных людей, у которых имелся некий отличительный от всех остальных знак, продолговатая меховая шапка на голове. Да и с оружием, тоже, не все так просто, как кажется на первый взгляд, некоторые формирования имеют явное разделение на стрелков и обычную пехоту. Видимо, я прав. Военное искусство дикарей эволюционирует и, учитывая скорость их наступления на цивилизованные анклавы и высокую рождаемость, в будущем они доставят нам немало хлопот. Есть над чем подумать самому, и чем высокое столичное начальство озаботить.

Мы дожидаемся, пока нас минуют тылы этого войска, еще некоторое время ждем, и двигаемся дальше. До утра еще далеко и расслабляться не стоит. Чем больше между нами и войском дикарей расстояние, тем лучше, а значит, встали, попрыгали и дальше поперли.

Идем час, второй и третий. Начинает светать, отряд уже полностью на подконтрольной дикарям территории. Где-то неподалеку стоят их походные шатры, сильно похожие на индейские вигмамы. Рядом с этими переносными жилищами всегда находятся самки и молодняк «зверьков», отсюда воины могут получить подкрепления и, скорее всего, поблизости находятся усиленные патрули. За минувшие десять лет, московские егеря неоднократно налетали на подобные передвижные стойбища и уничтожали их без всякой жалости, и дикари, конечно же, боролись с этими лихими парнями, как только могли. Надо остерегаться, и мы бережемся. Не смотря на рассвет и хорошую видимость, не торопимся, высылаем вокруг основных сил дозоры из лучших следопытов-лесовиков, да и Лихой не расслабляется. Пес находится в постоянном движении, идет впереди и тем, что у нас имеется такой отличный помощник, пусть даже не человек, все воины и офицеры очень довольны.

В полдень останавливаемся на дневку. Справа слегка холмистое поле, а за ним узкая извилистая речушка. Дальше, на другом берегу, очередное дикарское поселение, рассчитанное на проживание трех-четырех сотен «зверьков», третье, которое было встречено нами за этот день. Впереди и позади лесная чащоба. Слева заросли осоки и каких-то извивающихся молодых побегов, а дальше большое болото, густое, ядовито-зеленое, вечно ждущее добычу и чрезвычайно вонючее. Если вдруг нас заметят, и нам придется отходить, то в эту гнилостную топь, мы полезем только в самом крайнем случае.

Связисты Кума вызывают группу Белой, которая должна доложиться о своем положении. Лида опасается радиопеленгации и, обменявшись несколькими предложениями, связь прерываем. Присев на свой рюкзак и смахнул с грязного лба пот, я посмотрел на молодого сицилийца Бастико, крутившегося рядом, и окликнул его:

– Лука.

– Си, сеньор, – мгновенно откликнулся паренек, который за все то время, что пробыл с нами, стал неплохо понимать русскую речь и немного на ней изъясняться, но откликался по-прежнему на родном языке.

– Всех лейтенантов сюда.

Лука кивнул и побежал по группам собирать моих офицеров. Проходит пара минут и все в сборе. Лейтенанты рассаживаются вокруг, и я ввожу их в курс дела:

– У Лиды и ее бойцов полный порядок. Парни немного подпили, и в Дмитрове подрались с полицейскими, так мало того, местный мэр толком не знал, кто они такие, и про гарантии от московских министров ничего не слышал. В итоге, принял их за обычных наемников, решил действовать грубо, кинул на них солдат, но тех разоружили, а дальше все покатило по плану. Наши ребята обезвредили шпиков, приставленных к ним, угнали два грузовика из дмитровского гарнизона, и через Яхрому и Зеленоград, добрались до Истры. Там автомобили пришлось бросить, и они идут к границе Всероссийского диктата. Сейчас они в лесах и погони за собой не наблюдают.

– Отлично, – за всех собравшихся сказал Игнач.

– Да, – подтвердил я и спросил: – За колонной дикарей, которая рядом с нами ночью прошла, все наблюдали? – Лейтенанты согласно покивали головами, мол, да, наблюдали. – И как вам эти вояки?

– Самые обычные варвары, – откликнулся Серый.

– Мясо, – самоуверенно и с пренебрежением протянул Кум. – Москвичи эту толпу остановят, расколошматят и обратно в лесные дебри загонят.

– Темно было, а мой ПН-93, не самый лучший прибор, чтобы подробности рассматривать, – ответил Игнач.

Последним высказался Крепыш, за минувший год, поднаторевший в тактике и ставший из хорошего сержанта отличным офицером:

– Организованные черти, покруче тех, с кем мы на Дону воевали, будут.

– Вот именно, – я одобрительно кивнул на слова Крепыша, организованные. Именно поэтому, доведите до каждого нашего бойца, чтоб ушки держали на макушке и не думали, что они на прогулке.

– Это понятно, – Кум посмотрел на своих связистов, пакующих рации.

– Ничего, еще раз все повторите. До вечера всем отдыхать. Чуть начнет темнеть, продолжим движение. Свободны.

Офицеры разошлись, и только Крепыш задержался. Он кивнул на раскинувшееся за речкой стойбище и произнес:

– Не понимаю, местность открытая, а у москвичей есть вертушки. Почему они эти кочевья с воздуха не уничтожают, а ограничиваются только работой егерей?

– Наверное, не так уж и много у них этих вертолетов, да и дорогое это по нынешним временам удовольствие, полеты. Разведчики и диверсанты, которые корректируют наводку тяжелой артиллерии или сами вырезают стойбища, обходятся гораздо дешевле.

– Да, скорее всего, так оно и есть. Стойбищ больших нет, а небольшие, вроде этого, с воздуха выбивать нерентабельно. Ладно, пойду отдыхать, через несколько часов снова в путь, а ночной марш через дебри дело нелегкое.

– Давай, я тоже передохну.

Пока проходил совет, Лука Бастико приготовил обед, нарезал сушеное мясо, достал галеты и флягу с водой. Такая вот нехитрая походная еда. Перекусили, я отстегнул от рюкзака пропиленовый коврик, раскатал его под развесистым деревом, под голову, положил рюкзак, прилег и намеревался проспать до самого вечера. Однако подремал всего пару часов.

– Командир, – меня потрепали за плечо.

– Что случилось? – открыв глаза, я увидел над собой встревоженное лицо одного из бойцов.

– У дикарей в стойбище суета. «Зверьки» бегают как оглашенные, и пару раз кто-то стрелял.

Окончательно проснувшись, я направился к опушке леса, где находились наши наблюдательные посты и, спрятавшись в кустарнике, в бинокль стал наблюдать за стойбищем, в котором, действительно, происходило что-то необычное. Немногочисленные, оставшиеся на хозяйстве воины метались между серыми треугольниками своих походных жилищ. Рядом с ними бегали собаки, а женщины и молодняк быстро сбивались в кучки и оттягивались в небольшую рощу рядом с кочевьем. Раздался еле слышный выстрел, по звуку не разберешь, что это такое, но, скорее всего, стреляли из винтовки или карабина. Странно это все и под сердцем поселяется неосознанное беспокойство.

Наблюдение продолжается уже минут десять. Все то же самое, в стойбище дикарей необъяснимая суета, самки и детеныши в полном составе покинули походный лагерь и под охраной двух десятков псов расположились за его пределами. Вновь раздаются выстрелы и на примыкающей к речке окраине, возле крайних вигвамов, я вижу трех мужчин и двух женщин, которые бегут к воде. На «зверьков» эти люди не похожи, мужчины одеты в камуфляж, лица чистые и бород не наблюдается, а в руках у них огнестрельное оружие. Что касаемо женщин, то так сразу, издалека, и не определишь, кто они, одеты в рванину, подобно той, что иногда варварские самки носят, но бегут вместе с вооруженными мужиками добровольно, так что, скорее всего, не дикарки.

Беглецы сходу бросаются в реку, а один из них, приземистый крепыш с автоматом в руках, остается на месте и пытается прикрыть остальных. Дикари и около десятка боевых псов бросаются вслед за ними. В одиночного бойца летят стрелы, собаки обходят человека с оружием по флангам, а он, встал на колено и бьет в преследователей короткими злыми очередями. Стреляет этот храбрый, оставшийся один, человек, метко, ничего не скажешь, несколько «зверьков» и пара собак падают наземь. Однако у него заканчиваются патроны. Перезарядить оружие он не пытается, бежать тоже и, вытащив из рюкзачка за спиной, что-то вроде металлической цепи, остается на месте. На храбреца кидаются псы, он отмахивается от них, но силы неравны и подбежавшие дикари, бьют его копьями.

Оставшемуся в заслоне мужичку пришел конец, это понятно, и я вновь наблюдаю за беглецами, которые уже выбрались на наш берег, и бегут по полю. Причем несет их нелегкая не куда-то, а прямо на нас. Дикари входят в воду, и продолжают преследование, и здесь даже не профессионал поймет, что беглецам не уйти. Женщины слишком медлительны, явно, никогда не бегали, а мужчины, которые их не бросают, хоть и выглядят как хорошие бойцы, «зверьков» и собак не удержат.

– Снайперов сюда! – бросил я за спину.

Пятерка наших лучших стрелков с СВД и СВДС появилась на зов сразу же. Весь отряд проснулся, воины понимали, что нас обнаружили, паковали рюкзаки и готовились к бою. Повернувшись к стрелкам, я кивнул на поле и на беглецов, которые находились от нас уже метрах в трехстах:

– Прикройте людей!

Стрелки молча заняли удобные позиции, а мне остается только продолжать наблюдение. Женщины, симпатичные и молодые, мордашки которых уже можно разглядеть вполне отчетливо, выдыхались на глазах. Одна из них чуть не упала, но слегка полноватый парень, с красным от натуги лицом, вовремя подхватил ее, закинул руку обессилевшей беглянки на плечо и продолжил свой бег. Дикари, видя, что вот-вот настигнут добычу, заверещали что-то неразборчивое, и погоня стала расходиться веером. Вперед вырвался здоровенный космач, с покатым лбом, матерый хищник, знающий свою силу, не иначе, как знатный воин или вождь. Одет неплохо, в чудом дотянувший до наших времен спортивный светло-синий костюм из синтетики, а в руках держит метровую дубинку, которая на солнце отблескивала всеми цветами радуги. Знакомая фишка, что-то среднее между гетманской булавой и палицей, оголовье покрывается цветным стеклом, и подобное оружие рядовые члены племени не носят.

Сухой щелчок. Первый выстрел наших снайперов, и передовой воин, роняя свое красивое и грозное оружие, которое он уже был готов кинуть в спину одного из беглецов, на миг застыл на месте, и рухнул в невысокую траву. Остальные стрелки поддержали товарища. Дикари и боевые псы начали погибать один за другим. Кто-то из оставшихся в живых варваров, выкрикнул команду, и все как один, «зверьки» и животные, затаились в траве и ползком стали откатываться обратно к реке.

Тем временем, беглецы вбежали на опушку. Мужчины выставили перед собой стволы своего оружия, на первый взгляд, самодельные винтовки, а женщины, прижались к стволу дерева и спрятались за их спинами. Я подошел к ним, и осмотрел этих людей поближе. Женщины, точнее сказать, молоденькие девчушки, лет по семнадцати, может быть сестры, сильно похожи одна на другую, симпатичные шатеночки. Одеты как дикарки, тела прикрыты какими-то грязными лохмотьями, а на ногах простые обмотки из собачьей шкуры. Их защитники, тоже сильно не отличаются, один брюнет, второй лысый, черты лица округлые, небольшая склонность к полноте, но держатся бодро, видимо физическая подготовка имеется, на вид каждому лет по двадцать, хотя сейчас этого точно не определишь.

– Кто вы? – обратился ко мне брюнет, тот самый, который тянул с собой обессилившую девушку. – Московские егеря?

– Нет, не егеря, – я кивнул на винтовку в руках парня: – Опусти оружие, а то выстрелит ненароком, и некрасиво получится, мы вас спасли, а вы в своих благодетелей стреляете.

– А никто вас об этом не просил, – огрызнулся парень, но винтовку при этом опустил и, видимо по привычке, приставил ее к ноге. Его напарник, сделал то же самое, и беглец, снова спросил: – Кто вы?

– Дальняя разведка Кубанской Конфедерации, капитан Мечников. Теперь, когда я представился, того же самого ожидаю и от вас. Пока дикари очухиваются, и пока вы приходите в себя, у вас имеется десять минут, за которые ты должен рассказать мне кто вы такие и как здесь оказались. Если не дурак, то поймешь, что от этого твоя жизнь зависит, так что не тяни резину и излагай все коротко и по существу. Понял?

– Ну, да, – парень кивнул, оглянулся себе за спину, ободряюще улыбнулся девушкам, и снова повернулся ко мне: – Мы из Захаровского поселения. Меня Илья зовут, моего друга, Виктор, а того, кто наш отход прикрывал, Михаилом звали. Мы служим в дружине Захаровского Старейшины Андрея, верного вассала Тульского патриарха. Пару месяцев назад на нас дикари налетели, треть поселения выжгли, много людей убили, а еще больше в полон увели, в том числе и дочерей старейшины, – парень снова оглянулся на девушек.

– И где находится это Захаровское поселение?

– Рязанская область, до чумы городок Захарово.

– Ясно. Что после набега было?

– Дружинники и ополченцы кинулись людей выручать, некоторых отбили, а дочерей старосты не получилось, их себе один из вождей забрал. Мы с друзьями продолжили погоню, нашли стойбище этого дикаря, дождались, когда его воины в поход уйдут, и отбили девушек. Да только просчитались, слишком много у них сил оказалось, ночью дополнительно десятка три воинов пришли, опоздали на сбор основных сил, и своих догоняли. Так бы мы и загинули здесь, но вы нас выручили. В общем-то, это все.

– Как уходить собирались?

– Через болото. Давно здесь сидим. Пока за дикарями следили, надежный путь нашли.

– Если мы вас сейчас отпустим, сами к дому доберетесь?

– Конечно, – окончательно понявший, что зла ему не желают, парень широко улыбнулся.

– Тогда, – я улыбнулся в ответ, – у вас есть еще пять минут на отдых, после этого мы уходим и вы сами по себе.

Собравшись покинуть спасшихся от, казалось бы, неминуемой гибели людей, направился вглубь рощи, но Илья задержал меня:

– Капитан, идите с нами через болото. Впереди еще одна сильная орда на Москву идет, а те, кто обратно в стойбище отступил, наверняка тамошних вождей о нас и о вас предупредят.

– Думаешь, нас начнут специально выискивать и лес прочесывать?

– Да. Мы в этих местах уже давненько, и видели, как недавно два отряда москвичей загоняли. Хорошие бойцы были, умелые, и оружия при них много доброго имелось, а все же их нашли, окружили и всех перебили. Вы нас выручили, ради этого себя обнаружили и влиятельного вождя завалили, так что искать вас будут всерьез, но мы вам поможем. От чистого сердца помощь предлагаем, поверьте нам, и мы вас выведем.

– Как далеко болото простирается?

– Двенадцать километров по прямой. К следующему полудню выберемся на сушу, а там, обойдете дикарские пути, и сможете за Мордвес выйти, где дозоры Тульского патриарха за «зверьками» наблюдают.

Посчитав, что дружинник Илья прав, я с ним согласился. Отпустил Лихого, который с нами пройти не мог, на волю, с наказом ждать нас на другом берегу, отдал команду на выдвижение, и спустя пятнадцать минут, наши передовые воины, которых вел захаровец, вступили в болото.

Поначалу, идти было не сложно. Вода по колено и вязкий грунт под ногой, но чем дальше мы углублялись в топи, тем трудней становилось двигаться. Гатей нет, хороших меток нет, держишься за крепкую палку в руках, одну ногу из грязи вытаскиваешь, и переставляешь вперед, а вторая в это время вязнет. Кругом квакают лягушки, а безжалостные комары, сволочь такая, пьют нашу кровь. Пока было светло, еще ничего, а вот когда наступила ночь, и мышцы от холода и сырости стало сводить судорога, вот здесь-то мы и затосковали, и я не раз пожалел, что принял предложение малознакомого мне и совершенно чужого человека. Однако поворачивать назад было поздно, где-то за спиной забили барабаны дикарей, передающие новости от одного стойбища к другому и, продираясь по километру в час через бездонные болота, мы дотянули сначала до рассвета, а затем, около одиннадцати часов утра, выбрались на более или менее твердую поверхность.

Опасности рядом не было, появился просочившийся через очередное дикарское войско Лихой и, пообщавшись с ним, я получил подтверждение того, что Илья меня не обманул. В самом деле, после гибели вождя, который, видимо, имел немалый авторитет в своей племенной среде, нас искали очень хорошо, прочесывая леса, через которые мы должны были продвигаться вперед, силами тысячи воинов и нескольких сотен боевых псов. Но, отряд в очередной раз избежал опасности, обошел врагов, и немного передохнув, мы расстались с захаровцами и разошлись в разные стороны. У них свой путь, на восток, а нам, наоборот, на запад.

Снова извилистые лесные тропинки. За вечер и добрый кусок ночи мы проходим еще около двадцати пяти километров. До границы дикарских земель, полосой огибающих владения Всероссийского Диктата, остается всего ничего, километров десять. Отряд останавливается на отдых невдалеке от окраин бывшего населенного пункта Иваньково, и судьба подкидывает нам очередное испытание, встречу с крупным отрядом «зверьков», который идет в стороне от места нашего привала. Однако, по какой-то причине, делает резкий поворот, рассыпается на десятки и пытается нас окружить.

Среди деревьев мелькают сутулые фигуры пригибающихся к земле дикарей. Они осторожно крадутся по направлению к нам, и их никак не меньше полутысячи. Учитывая наше огневое превосходство, можно подумать, что это немного, и мы с легкостью одержим над ними победу. Но лес есть лес, это не чистое поле, где можно рубить вооруженных примитивным оружием неоварваров от бедра и, учитывая сложный переход через болото и последующий марш по лесам, в бой вступать, не хотелось. Жаль, не все зависит от нас, я ждал до последнего момента, что дикари нас не заметят и отойдут, но когда они оказались в десяти метрах от наших передовых дозоров, пришлось отдать команду на открытие огня:

– Бей! – по молодому подлеску, где затаился отряд, пронесся мой крик, и началось смертоубийство.

Передовых вражеских воинов смели походя, сломанными куклами они падали наземь один за другим, а вот дальше, нам пришлось худо. Обнаружившие отряд «зверьки» грамотно рассредоточились и обошли нас по флангам. Бой стал приобретать характер затяжного сражения, где мы находимся на враждебной для нас территории и, превозмогая усталость, мне пришлось скомандовать отход.

 

Глава 10.

Тульская область. 19.05.2065.

В себя я приходил с огромным трудом. Кто я? Где нахожусь? Что со мной? Ничего не понятно, память, подводит, а мысли, как будто бы вязнут одна в другой, путаются и сплетаются в непостижимый клубок без начала и конца. Голова просто раскалывается от дикой и нестерпимой боли, и пошевелить ею практически невозможно. В ушах стоит ровный шум, а во рту скопилась противная и отдающая соленым привкусом горечь. Глаза ничего не видят, я нахожусь в полной тьме, а забитый какой-то засохшей коркой нос, не улавливает ни одного запаха. Так погано, что хочется сдохнуть, и этим прекратить все свои мучения.

С огромным трудом, перебарывая слабость тела и превозмогая головную боль, пытаюсь проверить себя на сохранность. Однако на полу это делать неудобно. Надо найти какую-то точку опору помимо холодного земляного пола, на котором лежу, и определиться точнее, где же я нахожусь и что со мной.

Я пополз вперед, куда вперед не знаю, главное сейчас, это упереться в что-то, на что можно опереться спиной. Рывок. Еще один. И еще. Руки шарят по воздуху и раз за разом натыкаются на пустоту. Мне становится страшно, кажется, что я уже умер и попал в некое чистилище, или еще какое хреновое местечко, где мне не рады.

Но вот, ладонь с размаху шлепает по чему-то твердому. Рецепторы пальцев передают ощущения в мозг, и тот, нехотя обработав поступившую информацию, выдает знание о том, что передо мной деревянная стенка. Очередной рывок по покрытому мокрой травой, костями, мусором и непонятной слизью земляному полу. Вслед за руками, в стену упирается голова и, напрягшись, я смог облокотиться на нее, развернуться и опереться спиной на доброе дерево, которое еле слышно пахнет сосновой смолой.

Все эти труды не пропали даром и, посидев некоторое время без движения, я снова попробовал разобраться со своим многострадальным телом. Руки свободны и не сломаны, но работают с трудом. Пальцы ног шевелятся, значит и здесь никаких серьезных травм. Тело ломит так, как если бы меня сильно избивали. Скорее всего, так оно и было. Голова по-прежнему болит и плохо соображает. На затылке несколько крупных шишек. Пара зубов во рту шатается. Язык прикушен и распух. Напрягая мышцы лица и проведя по нему грязными руками, удостоверился в том, что нос не сломан, но сильно разбит. Губы похожи на две лепешки. Под глазами огромные фингалы, а веки глаз не открываются по той причине, что с рассеченного лба на них натекла кровь и, застыв, образовала над ними твердую корку.

«Вот это ты погулял, Саша», – подумал я, и в этот момент вспомнил свое имя, которое, из-за временно помутившейся головы, забыл.

Итак, что имеется в чистом остатке? Я Александр Мечников. Вне всяких сомнений, меня зовут именно так. Вроде бы офицер чего-то и кого-то. Шел со своими людьми. Куда именно? Пока не вспомнил. Нас догоняли злые уродцы. Вместо четких лиц память выдала несуразные серые маски. Мы с ними дрались, и отогнали их, но они не отступали, и продолжали нас преследовать. Все шло неплохо, пока не подранили паренька, который бежал в самом конце строя. Мы, то есть я, пятеро бойцов и собака, вернулись за ним. Какая собака? Причем здесь собака? Туман. Листаю книгу памяти дальше.

У паренька, которому стрела попала в бедро, шансов на выживание не было. На него насели дикари, он хотел подорвать себя гранатой, но не успел. Ему скрутили руки, и отобрали смертоносное металлическое яйцо. Пока его крутили, налетели мы. Четверо бойцов и собака, остались против нескольких сотен врагов. Помню, что дрались мы жестоко, и помню, что отдал приказ отходить, а воины меня не слушали, и стояли рядом до конца. Подоспели наши основные силы, которые вернулись назад. Была стрельба, много крови, и жестокая рукопашная схватка в каком-то овраге. Мы победили, дикари опять отошли, а дальше, еще один провал. Снова бег, группы рассыпаются по лесу, и уже ночью получается так, что я остаюсь совершенно один, и только верный пес, имени которого я никак не могу вспомнить, по-прежнему рядом со мной.

Разумный пес и человек бредут по лесу, и движутся к городу. Что за город? Серая муть. Под утро, на нас налетели «зверьки», настолько хитрые и опытные разведчики, что их даже пес не почуял. Снова прореха в воспоминаниях, но есть кусочек, где раненый Лихой (оказывается, пса зовут именно так, а никак иначе) скулит и, припадая на разбитые лапы, пытается скрыться в лесу, а меня волокут по земле, и постоянно избивают. После этого долгая тьма, ощущения, как если бы меня несли на себе и везли на тележке. И вот, я очнулся.

Чем дольше я сидел у стены и перебирал воспоминания, тем больше всплывало мелких деталей и подробностей. Из них, подобно мозаике, складывалась картина произошедшего между нашим отрядом и дикарями боя. Трупов мы наваляли не меряно, боезапаса извели по половине боекомплекта, а дикари не отступали и шли за нами по пятам. Вечер и ночь прошли в движении. Под утро ранили Луку Бастико, и он, сопляк такой, решил поиграть в героя, про свое ранение промолчал и остался на месте. Отсутствие паренька заметили, отбили его и «зверьки» снова умылись кровью. Однако к ним подошла помощь, все же стойбищ рядом немало, и преследование продолжилось. Отряд миновал Заокский городок, когда снова случился бой и некоторые группы наших воинов оказались отрезаны от основных сил. Своих братьев по оружию удалось деблокировать, но при этом отряд распался на несколько частей. Так, мы с Лихим оказались сам друг посреди незнакомого леса.

Стрельба затихла где-то вдали и, судя по шуму, мои парни снова оторвались от противника. Оставалось только пробираться к Калуге, но мы с разумным псом не прошли и трех километров, как напоролись на засаду. Одним из последних воспоминаний, проявилось, как меня обезоружил какой-то неказистый малыш, ловко прыгнувший на мои плечи с дерева, а я всем своим телом, с разворота, сломал его хрупкое тельце об крупный и сучковатый осиновый ствол. Лихой и я, сдаваться не собирались, а дикари, по непонятной мне пока причине, пытались взять меня живым. Глупцы! Они поплатились за это как минимум тремя своими воинами, которых я убил в рукопашном бою, плюс еще двоих порвал разумный пес. Хотя, чему я рад, сам не понимаю, ведь в итоге-то, схватку проиграл, меня вырубили, а Лихого, верного друга и товарища, так и вообще, убили.

За свою, такую недолгую, жизнь, я второй раз попадаю в плен. В принципе это паршивая ситуация, и если в первом случае, в далеком Крыму, были варианты на удачный исход, и фортуна послала мне помощника из местных жителей, то в этот раз, вырваться из плена, шансы совсем невелики. Однако раскисать не стоит. Надо продолжать бороться за свою жизнь и беречь здоровье. Пусть, скорее всего, я вскоре умру, но я человек, а значит, и умирать должен не по скотским понятиям, а по-человечески, с высоко поднятой головой и жаром в сердце. Представится возможность сбежать или как-то выкрутиться, ухвачусь за нее, а пока необходимо попробовать привести себя в порядок и попытаться разобраться, где же я нахожусь.

Память более или менее восстановилась и тело проверено. Передвигаться могу, хоть и с трудом, преодолевая боли, но и это немало. Осторожными движениями я оторвал запекшуюся корку с век, попробовал их приоткрыть, дабы оглядеться, но это вышло только с одним левым глазом, которым я не увидел ничего, кроме все той же самой тьмы. Непонятно, то ли ночь, то ли я где-то под землей, в глубоком подвале, то ли ослеп. Второй глаз затянут гематомой, отгибаю пальцами набухшую кожу, и приподнимаю второе веко. Непроглядная тьма. Вроде бы не ослеп, глаза что-то различают, не свет, а его отражение, которое проникает в мое узилище. Скорее всего, сейчас ночь, со зрением норма, синяки пройдут, и все восстановится.

Перехожу на инвентаризацию одежды. На мне моя родная горка и берцы. Это очень странно, и не похоже на дикарей, которые обирают своих пленников сразу же, как только те попадают к ним в руки. Карманы вывернуты, отсутствует портупея, и на обуви нет шнурков. Еще раз, в надежде обнаружить хоть что-то полезное, не спеша, охлопал одежду. Пусто. Гребаные дикари изъяли все, до последнего клочка бумаги.

Заняться больше нечем, и остается только ожидать дальнейшего развития событий. Самый лучший вариант, поспать. В подвале сыро и температура далеко не самая комфортная, но сейчас я настолько разбит и ослаблен, что как только закрыл очищенные от кровавой корки веки, так сразу же провалился в сон. Сколько я находился во власти Морфея, не знаю, а разбудил меня скрип давно несмазанных дверных петель и яркий солнечный свет, потоком льющийся в темницу снаружи.

Глаза еле открылись, фингалы стали еще больше, чем были, и сквозь узенькие щелочки, я смог разглядеть, где же нахожусь. Это полуподвал с небольшими кирпичными ступеньками, ведущими наверх. Стены обшиты пожелтевшими от времени ровными досками, а на полу множество обглоданных костей, в основном звериных, но есть и человеческие, и склизкая зеленоватая плесень. Не самое лучшее место, в каком мне доводилось бывать, но выбирать не приходится.

Продолжить осмотр не получилось, в открытом дверном проеме появился странный сгорбленный человек. Первая моя мысль, что это горбун, но, приглядевшись, заметил, что на нем висит тяжелая дубовая колодка, которая пригибает его к земле. Позади него вырастает еще один человек, среднего роста дикарь, в какой-то шерстяной юбке, похожей на шотландский килт. Голой ногой, он сильно бьет человека в спину и тот, кубарем летит вниз и падает в кучу мусора. Как он не сломал себе ничего, не понимаю, видимо, имеет опыт подобных приземлений, а может быть, ему просто повезло.

Человек с колодкой быстро вскакивает на ноги и отбегает в дальний угол. Надо сказать, сделал он это очень вовремя, потому что сразу же вслед за ним, по ступеням покатились еще люди. Правда, без всяких пут и колодок, по виду, обычные сельские жители самых разных возрастов. В общей сложности, в подвале оказалось двадцать пять человек. Дверь закрылась, сквозь небольшую щель под ней, проникает неяркая полоса света и в помещении воцаряется мягкий полусумрак. Подвал относительно небольшой, а людей в нем битком набито. Дышать сразу же становится тяжело, пленники рассаживаются на пол, кто-то перешептывается, а кто-то даже плачет.

Мне хочется спросить своих сокамерников, где мы находимся, но распухший язык и разбитые губы, которые трескаются при малейшем движении, не дают мне этого сделать, и вместо внятных слов, пересохшее горло выталкивает только неразборчивые хрипы. Наконец, получается выдать нечто осмысленное:

– Люди, где мы?

Селяне обращают на меня внимание, но молчат как партизаны и только глупо лупают глазами. Зато человек с колодкой на шее, услышав мой вопрос, подобно скотине, расталкивая ногами сидящих на полу людей, быстро протиснулся ко мне. По рваным остаткам его одежды, я могу судить, что это бывший солдат, скорее всего, сержант, на одном уцелевшем наплечном погончике камуфляжа, видны дырки под металлические лычки. Колодка, которая держит руки этого человека в раскоряку, его не стесняет, он носит ее привычно и без всякого видимого напряжения. Сколько ему лет, не понятно, лицо и открытые части тела, покрыты грязью, машинным маслом и старой кровью, а голос подобен старческому дребезжанью. Пленник присаживается рядом и спрашивает:

– Ты откуда, братан?

Не знаю почему, я решил, что моя откровенность сейчас никому не нужна. Было такое в моей практике, что я сидел в тюрьме, и про понятие «наседка», знаю неплохо. В ГБ объяснили, кто это такие, и в чем функция подобных людей. Дикари, конечно, самые настоящие животные, но местные вожди, патриархи и служители первобытных культов, обладают природной сметливостью и, порой, соображают очень даже неплохо. Вполне могли подставу организовать.

– Не помню, – я осторожно покачал головой. – Дикари по башке так били, что мало чего помню. Понимаю, что они враги, знаю, что был бой, и я кого-то убил, а как сюда попал, и кто я такой, напрочь отшибло.

– Ну, ты даешь, кого-то убил, – усмехнулся колодник. – Ты одного из лучших племенных воинов убил, Кусаку. Такой зверь, что ему место великого военного вождя прочили, а ты, раз, одним ударом кулака ему переносицу сломал, да так, что кости в мозг проникли.

– Не помню, – в самом деле, я плохо помнил последнюю рукопашную схватку.

– А дикари это запомнили, и теперь, жить тебе осталось три дня, до тех пор, пока от Каширы не прибудут воины боевой орды. Говорят, они нашим нехило наваляли, и теперь возвращаются с победой.

– А наши, это кто?

– Да-а-а, видать сильно тебя по голове били. Наши, это войска Москвы. Как тебя хоть зовут, помнишь?

– Нет, а тебя?

– Родион Никитин, егерь, попал в плен месяц назад. Думал, что сразу меня прикончат или схарчат, но пока я все еще жив, чищу этим тупорезам трофейное огнестрельное оружие и обучаю местную молодежь им правильно пользоваться. Два раза бежал, и неудачно. За это на меня навесили колодку, а снимают ее теперь только на время занятий.

– Родион, ты не знаешь, когда нам дадут напиться?

– Скоро, потерпи чуток. Всех на поверхность выведут, там и напьешься, а вот, насчет покушать, тут никак. Дикари сами пожрать не дураки, лопают все, что только под руку попадается, включая сладенькую человечину. За день они могут недельную норму съесть, а потом неделю голодать. При таких раскладах, получается, что пленникам ничего не достается, питайся, как знаешь, а ослабнешь, тобой будут питаться.

– Мне сейчас не до еды, нутро может не принять. Слушай, ты говорил, что мне жить три дня осталось. С чего ты так решил?

Егерь шмыгнул носом, почесал под одеждой бок, видимо, его донимали насекомые, и ответил:

– Кусака был знатный воин, и чем больше мужчин на его похоронах будет, тем это для него почетней. Сейчас он в леднике лежит, а как войско вернется, так его и закопают.

– А я здесь при чем?

– Хм, тебя вместе с ним закопают. Для большего почета, так сказать.

– Хреново.

– Почетно, братан. Тебя бы сразу грохнули и съели, а так, сам видишь. Ты живой, насмерть тебя не забили и не покалечили, и даже, одежду и обувь на теле оставили. Это показатель того, что тебя тоже уважают, так что день прожил, и радуйся этому от всей своей души.

– Ты меня прямо взбодрил.

– Надейся на лучшее, и думай о будущем, а иначе здесь никак. Однако, мой тебе совет, когда поведут тебя к могиле Кусаки, кидайся на ближайшего воина и умри сразу.

– Что так?

– Ну, кого вместе с вождем или великим воином хоронят, перед этим мучают сильно, так что лучше в бою сдохнуть, а то, знаешь, я тут уже такого насмотрелся, что просто оторопь берет. Недавно дикари поймали одного из наших егерей, и приговорили его в захоронение положить. Бойца связали, вскрыли ему живот, достали из внутренностей желчь, и ее один из молодых воинов выпил. Прикинь, егерь еще живой и без всякого наркоза, а на его глазах, его желчь пьют.

– Омерзительно.

– Это что, так, разминка…

– Родион, а где мы находимся?

– Какая-то заброшенная деревенька невдалеке от Иваньково.

Говорливый егерь рассказывал о многом, а я изредка задавал вопросы и обдумывал сложившуюся ситуацию, и так продолжалось до тех пор, пока не отворилась дверь подвала, и на пороге не появился все тот же дикарь в забавной юбке. Был бы я норме, посмеялся над этим, а сейчас, даже улыбнуться не могу. В подвал вновь потоком ворвался солнечный свет и свежий воздух, и «зверек» выкрикнул что-то гортанное, видимо, дал команду на выход. Никитин встал и помог подняться мне.

– Вставай, братан, а то без воды останешься.

Первыми на поверхность вывалились селяне. Мы с Никитиным следом, и как только вышли наружу, меня перехватил стоящий подле двери дикарь, не тот, что открывал дверь подвала, а другой, не взирая на теплую погоду, с головы до пят, завернутый в огромную медвежью шкуру, пожилой бородатый мужик. Он что-то сказал, языка я не понял, ахинея какая-то, язык вроде бы родной, и фраза прозвучала знакомо, но смысла не уловил.

– Чего он хочет? – спросил я егеря.

– Говорит, чтобы ты за ним шел.

– Куда меня, не знаешь?

Никитин хотел ответить, но покосился на дикаря, который посмотрел на него с угрозой и, покачав головой, быстро отошел в сторону, туда, где возле небольшого ручья, стояли бочки с водой.

Все, что мне оставалось, это последовать за «зверьком» в шкуре. Передвигался я с трудом, и шел не спеша, но что необычно, дикарь меня не подгонял и не поторапливал. Мы прошли метров сто пятьдесят, добрели до очередного подвала, вокруг которого в беспорядке стояли походные жилища неоварваров и, по команде сопровождающего, в дополнение, указавшего направление рукой, на которой красовались длинные желтоватые ногти, я спустился вниз.

Крутые ступеньки, осыпающийся под ногами цемент и пара кусков ржавой арматуры. Дикарь легко подталкивает меня вперед, по инерции я делаю несколько шагов и оказываюсь в центре жилого подвала. Здесь горит обложенный кирпичами костерок, а дым утекает в пролом, неровной кляксой, раскинувшийся на потолке. Над костром стоит сваренная из гнутых металлических прутьев, железная тренога, и совершенно лысый безбородый старикашка в линялой серой шкуре, бегает вокруг и прилаживает на нее котелок с водой.

Сопровождающий что-то произнес, старик подвесил котелок, обернулся, и что-то ответил. Дикарь молча кивнул, отошел к стене и замер без всякого движения, а хозяин подвала, кивнул мне на груду самой разной одежды, которая была свалена в угол и на нормальном русском языке, сказал:

– Садись, капитан, поговорим с тобой как цивилизованные люди.

С трудом, примостившись на побитую молью шубу, я стал ждать, что же будет дальше. Старикашка, кряхтя, поставил передо мной раскладной стул, сел напротив и, вытащив из-под шубы пластиковую литровую фляжку, кинул ее мне под ноги. От питья я отказываться не стал, отвинтил пробку, принюхался к содержимому, удостоверился, что это вода, а не какая-нибудь гадость, и одним залпом, выпил половину фляжки. После чего, отставив ее в сторону, посмотрел на старика, который, судя по его возрасту, пережил чуму, и спросил:

– Ты кто, дедушка, и с чего решил, что я офицер?

Местный патриарх, судя по всему, я столкнулся с одним из тех, про кого в Конфедерации и в Диктате много слышали, но ни разу не видели, хитро усмехнулся, покивал сам себе головой, и ответил:

– Я твой судья, капитан. Твой спаситель и палач в одном лице. Говорить с тобой будем, и от того, как ты себя поведешь, зависит твое дальнейшее будущее.

– Ну, давай поговорим, дедушка, – улыбка расползлась по моему лицу, раны на губах лопнули, и из них потекла сукровица.

Патриарх щелкнул пальцами, дикарь у стены на время ожил, и принес ему толстый целлофановый пакет, из которого тот, вытрусил себе под ноги все, что было при мне на момент моего пленения. Несколько золотых монет, пяток «конфов» и пара кипрских фунтов, бумажные спички, бронзовый медальон, с выгравированной на поверхности крепостной стеной, и цифрой четыре на обороте, несколько различных бумаг, удостоверяющих мою личность, как капитана Мечникова, и подробная карта местности из планшетки. Старик покрутил в руках «конф», сравнил его с фунтом, хмыкнул и взялся за бумаги, раскрыл одну из них, кажется, это была копия моего предварительного договора с московскими министрами, прочитал, бросил ее в общую кучку на полу, и посмотрел на меня. Пару минут, не меньше, патриарх дикарей буравил меня пронзительным взглядом и, наконец, задал вопрос, которого я ожидал с того самого момента, когда оказался в этом помещении:

– Жить хочешь?

Понятно, перед тем как пытать, со мной решили попробовать по-доброму поговорить. Ситуация вполне ясная, сам не раз подобным образом с пленниками общался, а теперь на их месте оказался. Да, уж, жизнь играет нами, как хочет, и мы, всего лишь пешки на огромнейшей шахматной доске. Вариантов ответа было немного, и я согласно мотнул головой:

– Конечно, хочу.

 

Глава 11.

Тульская область. 20.05.2065.

В Конфедерации считали, что патриарх у дикарей, это родоначальник какого-то клана или даже целого племенного сообщества. На деле же, это не совсем так. Патриархом считался человек переживший чуму, и дотянувший до наших дней. Сами дикари, называли таких людей, первоначально непонятным для меня словосочетанием Токтовидс, при позднейшей расшифровке: Тот Кто Видел Смерть.

Некогда, в среде «зверьков» таковых людей было немало, и в диком лесном обществе, всего за десять-пятнадцать лет скатившемся к первобытно-общинному строю, они имели серьезный вес. Хотя, это как посмотреть. Вожди дикарей совещались с ними по некоторым вопросам и прислушивались к их мнению, но поступали всегда по-своему.

Если советы Токтовидса были полезны племени, патриарха уважали, давали хорошую еду, одежду, отдельную пещеру или хижину, а коль была потребность, то и женщину выделяли. Однако, в случае если кто-то из Токтовидсов, пытался противопоставить себя и свое видение мира, морально-этическим нормам племени, про такого говорили, что он заболел и находится при смерти. Как следствие, вскоре ему облегчали страдания. На общем собрании всего племени, его ритуально убивали, мясо варили в общинном котле и съедали на всю толпу.

Токдовидс, с которым меня свела судьба, дедушка в подвале, представился как Сурик. Временно, до возвращения в племя самых авторитетных воинов, он возглавлял что-то вроде разведывательно-информационного агентства работающего сразу на несколько дикарских общин. Он собирал среди пленников, участь которых в конечном итоге, всегда была незавидна, сведения и знания об окружающем мире, а затем, делал из них краткую выжимку и с молодыми воинами, устно, рассылал информацию по всем окрестным племенам.

Мне, за информацию и сотрудничество, он пообещал жизнь и неприкосновенность. Но уже через пару часов нашего общения, когда пришло понимание того, что за человек сидит передо мной, я понял, что на мою судьбу он влияет только косвенно и совсем незначительно. Не смотря на слова старикашки, что он может отсрочить мою гибель, я четко осознал, что Сурик мне ничем не поможет. Самое большее, что Токтовидс может сделать, это посоветовать вождю перенести мою казнь на несколько дней. На этом все. В родном племени Сурик, как и любой иной патриарх, реальной власти не имел, и вождь Намба, к словам своего старого советника, прислушивался с каждым годом, все меньше и меньше.

Слава Суриков, на данный момент Токтовидс Сурик, на момент прихода чумы, был самым обычным заключенным одной из мордовских колоний для несовершеннолетних, знаний о мире имел немного, и вопросы задавал самые простейшие. Однако разговаривать с ним было интересно, ведь говорил не только я, но и сам патриарх, который о многом мне поведал. Видимо, нормального общения у человека давно ни с кем не было. Поэтому, разговорившись, местный Токтовидс столько мне рассказал о дикарях и их обществе, что, наверное, все наши ученые вместе взятые, столько не знали. Сурик говорил и говорил, прерывался, вскакивал с места и помешивал вонючую смесь, которую варил в котелке над огнем, быстро возвращался на свой стул, опять задавал вопросы касающиеся положения дел в Москве и на Кубани, и снова говорил.

Так продолжалось до самого позднего вечера, и так прошел первый день моего пребывания среди дикарей.

На ночь меня вернули в общий подвал, и снова я оказался один, ни поселян, ни егеря Никитина, в подземелье не было, и они появились только следующим утром. Я проснулся от тех же самых звуков, что и минувшим днем. Со скрипом открылась дверь в подвал. По ступенькам быстро сбежал Никитин, а за ним вслед, вниз покатились селяне, которых молодые дикари подгоняли сильными пинками в спину.

Егерь сразу же направился ко мне, молча присел рядом, и когда дверь закрылась, спросил:

– Ну, что братан, вспомнил свое имя?

– Да, Александром меня зовут.

– Вчера у Токтовидса был?

– У него самого, – подтвердил я.

– Не верь ему, он тебя выручить не сможет.

– Это я уже понял, но лучше у него в подвале сидеть, чем здесь, среди костей и плесени весь день гнить.

– Тоже верно, – согласился он. – О чем Сурик спрашивал?

– Общая информация: сколько людей в государстве, есть ли танки и самолеты, и каков технический потенциал. По-моему, он полнейший дилетант, сам не знает, что хочет в итоге получить, и все вопросы задает по какому-то дурацкому шаблону.

– Ты тоже заметил?

– Конечно, – оглядев понурых крестьян, я спросил егеря: – А ты чем вчера занимался?

– Рыбу в местной речушке ловил, вместе с этими, – он кивнул на селян. – Ночевали на берегу, а сейчас нас опять в стойбище вернули.

– И зачем?

– Наверное, в стойбище что-то надо сделать…

На какой-то момент мы замолчали. В подвальной тишине было слышно только сопение других пленников, эти звуки навевали тоску, и дабы отвлечься от них, я спросил у егеря:

– Что насчет нового побега думаешь?

Никитин понизил голос до шепота, наклонился к моему уху и сказал:

– Есть план. Думаю, если сегодня к вечеру нас снова на реку поведут, с меня колодку снимут. Отоварю охранника, брошусь в воду и на тот берег переплыву. Шансы на спасение небольшие, но они есть.

– А мне с вами на реку, никак нельзя попасть?

– Нет, – егерь помотал головой. – За тобой особый присмотр, ты ритуальная жертва, так что будешь с Суриком говорить, а из стойбища тебя не выпустят. Да и слаб ты, чтобы через реку перебраться.

– Ничего, мне бы хоть попробовать.

– Не получится.

– Родион, а если Сурика в заложники захватить и так попробовать из стойбища выбраться?

– Чушь, «зверьки» этого не пойму. Сурика грохнут, а тебя вырубят и на цепь посадят.

– Меня-то понятно, а патриарха за что убивать?

Бывший сержант ухмыльнулся:

– За слабость и ротозейство. Таким людям здесь сразу смерть, потому что они бесполезны, и даже более того, опасны для всего племени.

Егерь замолчал, подтянул под себя ноги, и о чем-то задумался. Я тоже погрузился в свои мысли. Мое тело начало приходить в норму. Хотелось есть, и это верный признак того, что организм пошел на поправку и ему требуются калории. Сегодняшний распорядок дня, скорее всего, будет походить на вчерашний и, возможно, получится перекусить у Сурика. Хорошего плана, как бы мне сбежать из стойбища, пока нет. Жить мне осталось два дня, и куда ни кинь, всюду клин.

Что делать? Как спасти себя? Где мои люди? Что с ними? Удалось ли им вырваться с враждебной территории и добраться до Калуги? Полная неизвестность и знание о том, что смерть с каждым часом все ближе ко мне. Получится, погибну в бою, а не улыбнется удача, буду долго мучаться. Вот же, блин. Сам не заметил, как быструю смерть стал считать великой удачей.

«Э-хе-хе-хе, встрял ты Саша», – подумалось мне в этот момент, я оглядел покорных селян, которые, видимо, уже смирились со своей участью, и мысли перекинулись на обработку информации, полученной вчера от желающего выговориться Сурика.

Для нас, для считающих себя цивилизованными, людей, дикари действуют подобно животным, без всякой системы и планирования, и в этом есть доля правды. Они идут на поводу своих инстинктов, интуиции и обстоятельств, не пытаются обойти препятствия на своем пути, а уничтожают их. «Зверьки» не желают выбираться из той ямы, в которой оказались, а просто живут и убивают всех, кто не похож на них. Тот же Сурик и подобные ему люди, исключение, которое подтверждает правило. Одичавшие люди, заменили слова сокращениями, которых чем дальше, тем становится все меньше. Сколько слов в словаре среднего «зверька»? Тысяча, максимум, и не больше. Про книги или умение писать, можно не говорить, вымирающие патриархи, шаманы и некоторые, особо продвинутые старые вожди, еще понимают, что такое буквы, а рядовой член племени, плевать на все это хотел. В повседневной жизни ему это не требуется, и он озабочен более простыми и приземленными вещами.

Однако при всем при этом, при отсталости и дикости, общество дикарей имеет некие внутренние законы и ритуалы, и они совсем не так примитивны, как считают в цивилизованном обществе. На мой непрофессиональный взгляд, каждое племя дикарей держится на двух точках опоры.

Первая такая опора – это право сильного. Чем круче и яростней в бою воин, и чем больше вражеских черепов в его подвале или вигваме, тем больше ему уважения, самок и почета, и тем выше его авторитет. Общество подмечает его успехи, вокруг него образуется круг из поддерживающих его товарищей, и они толкают его на вершину власти, на место вождя. Приходит время, и воин бросает вызов правителю, тот его принимает, и между ними идет схватка до смерти. Если победит более молодой боец, то он и становится новым вождем, а все самки и богатства прежнего хозяина племени достаются ему. Ну, а если выигрывает вождь, то этим он подтверждает свой статус и поднимает собственную репутацию на еще одну ступеньку.

Вторая точка, как это ни странно, семья, в которой царит жесткая дисциплина. Отец семейства – подчиняет всех близких своей воле. Он высшая власть над самками и подростками, и любой случай непослушания карается очень и очень жестоко. Сам же он при всем при этом, обязан трепетать перед главой рода, который руководит объединением в несколько семей, а тот, подчиняется вождю своего племени. По местным законам именно глава рода полностью отвечает за всех своих близких, которые могут оступиться и совершить некий проступок, за который лично они не несут никакой ответственности. В данном случае, наказание полностью ложится на главу нескольких семей, а тот уже может перекинуть ее на весь род или изгнать провинившееся семейство. И продолжается все это до тех пор, пока не сменится самец, который может погибнуть в бою, и его близких заберет себе другой воин, или же пока молодежь не разбежится, девушки уйдут в новые семьи, а парни, начиная с тринадцати-четырнадцати лет, направятся в войско. Все вместе, это цементирует общество «зверьков», заставляет их держаться в племени и брать пример для подражания со своих старших.

Кроме основного костяка племени, самых обычных дикарей, как я уже и говорил, существуют некоторые граждане вне общества. Конечно же, это патриархи, своего рода распространители информации, хранители знаний, и просто опытные люди, а помимо них, служители культа, немного шаманы и колдуны, но в большей степени самые обычные шарлатаны с хорошими актерскими задатками, передающие свои умения и должность по наследству. Хотя, насчет шарлатанов, скорее всего, я погорячился. Тот самый отряд, который вышел на место нашей стоянки, вел как раз такой шаман. Следов он не видел, ветер дул на нас, собаки воинов не чуяли, и замаскировались мы мастерски. Однако он точно указал место, где мы прячемся, и что это, объяснить пока нельзя. Может быть чутье, а возможно, что некие экстрасенсорные способности. Ладно, ломать над этим голову пока не стану.

Что касается самого племени и его судьбы, то в данном вопросе, я ничего для себя нового не открыл. Имеется племя, оно кормится охотой и собирательством, про скотоводство и землепашество «зверьки» забыли. Размножаются дикари очень быстро, и даже не смотря на высокую детскую смертность, численность их увеличивается небывалыми темпами. Племя держит за собой какой-то участок земли, которого ему хватает на прокорм, и как только, эти владения не в состоянии прокормить имеющееся в сообществе количество ртов, начинается отселение молодежи и самых буйных воинов, опасных для вождя. Этот процесс происходит вполне спокойно и без конфликтов. Молодые воины и самки, и те из стариков, кто желает их сопровождать, покидают родные для себя места, объединяются с такими же группами, и образуют походную орду. Дальше, все понятно, начинается борьба за место под солнцем. Дикари выбирают из самых сильных и удачливых воинов военного вождя, идут в одном им известном направлении, и ведут погромы всего, что им чуждо.

Чем эти знания, могут мне помочь? И так думал, и эдак, и пришел к выводу, что никак. Сейчас необходимо действие, а его нет. В моем теперешнем состоянии сбежать трудно, вокруг стойбище, не меньше полусотни воинов, больше тысячи самок и подростков, а помимо них еще и боевые псы. Остается только дожидаться дальнейшего развития событий и готовиться к похоронам Кусаки.

За размышлениями, прошло около часа, и повторилась вчерашняя процедура. Появился дикарь в «шотландской» юбке, селяне ломанулись на выход, а мы с Никитиным следом. На выходе меня уже ждал, откликающийся на кличку Ки, помощник Сурика, и я вновь оказался в подвале патриарха, который к моему приходу расстелил на полу свою верхнюю одежду, линялую шкуру, сидел на ней и сосредоточенно жевал сухое мясо. Он молча указал мне на ту же самую кучу одежды в углу, я сел и попросил:

– Сурик, дай покушать чего-нибудь.

– Тебе еда без надобности, – вытирая сальные руки об шкуру, развязно ответил патриарх, и по голосу я понял, что он находится в легком подпитии.

– А кто-то говорил, что мне еще жить да жить, – оглянувшись на сопровождающего, застывшего за моей спиной, я все же сел на указанное мне место.

– Ты ничего ценного не сказал.

– Как спросили, так и ответил. Да и вообще, мне кажется, что вам совсем не нужны мои знания о внешнем мире.

Почему-то нахмурившись, Сурик сделал глоток из своей фляги, в которой сегодня находилась отнюдь не вода, крякнул, кинул в рот очередной пластик мяса, и набитым ртом пробурчал:

– Это ты правильно заметил, нам ваши новости, особо и не требуется. Только старики, вроде меня, еще хотят их знать, но с каждым годом таких становится все меньше. Да, и не мое это дело решать, кому жить, а кому умереть.

– Тогда зачем жизнь предлагал, если ты никто и зовут тебя никак, и такие вопросы не в твоей компетенции?

– Но-но, – старикашка погрозил мне указательным пальцем. – Ты, капитан, говори, да не заговаривайся. Вчера я еще не все про тебя знал. Думал, что на пару с шаманом, прикрою тебя на некоторое время, но, Кося на тебя посмотрел, когда ты от меня выходил, и сказал, что подобных тебе людей надо сразу уничтожать. Слишком вы опасные. И спасибо скажи, что ты еще дышишь, а то он предлагал тебя еще ночью придавить.

– Спасибо, – я не спорил, и решил действовать так же, как и при прошлой нашей встрече, то есть поддакивать и со всем соглашаться.

Старик прищурился, довольно усмехнулся и, закинув в рот новый кусочек мяса, продолжил свои разглагольствования:

– Знаешь, как Кося хотел тебя прикончить?

– Нет.

– А хочешь знать?

– Тоже нет.

– А я тебе все равно скажу. Вчера шаман великое камланье проводил, колдовал насчет гибели врагов, и победы наших воинов. Для ритуала ему нужны были пять человек. Их опоили хитрыми травками, чтобы, значит, боли не чуяли, а затем живьем содрали кожу, и только на ногах оставили. Потом, загнали их в загон, возле шатра, где Кося живет, и отпустили. Действие травки закончилось, пленники осознали, что с ними сделали и начали бегать как угорелые по кругу, и так до тех пор, пока не померли один за другим. Кто последним на ногах остается, тот наделен самой большой жизненной силой, и именно над ним проводилось все действо. Из милости, его добили, из мяса приготовили различные блюда, и этим кормили молодежь, вроде как для того, чтобы были сильными. Затем из шкуры сделают одежду для колдовских действий, а на сердце такого человека, проводилось гадание и заговор составлялся. Осознаешь, от чего я тебя вчера спас?

– Да, уважаемый Сурик. Спасибо вам.

Токтовидс прекратил жевать, посмотрел на застывшего у стены дикаря и кивнул ему наверх:

– Ки, выйди. Посмотри, что к чему.

Закутанный в шкуру «зверек», без вопросов покинул подвал. Мы остались вдвоем и, при желании, я мог бы убить Сурика голыми руками, но это не дало бы мне ничего, и оставалось ожидать дальнейших действий старика, который бросил мне солидный шмат покрытого шерстинками мяса. По виду, это была баранина, да и на вкус, тоже.

Сплевывая шерстинки, попадающие на израненный язык, не спеша, я пережевывал мясо, и наблюдал за Токтовидсом. Он тяжело встал, пошатываясь, зашел в самый темный угол подвала, что-то там поискал, и вскоре вернулся на свою шкуру. В его руках была небольшая старая книга, обтянутая потрепанной синей обложкой.

– Что это? – прикончив завтрак, поинтересовался я.

– Один из дневников профессора Шульгина, которые он вел в период с декабря 13-го года по февраль 20-го. Мой учитель и воспитатель. Великий человек, случайно оказавшийся не в том месте и не в то время, и за это пострадавший. Представь себе, капитан. Человек с мировым именем, бросил безопасное место в бункере под Москвой, отправился бороться с чумой в одном из лагерей невдалеке от Казани, потерял всех своих друзей, и был непосредственным свидетелем того, как люди превращались в тех, кого вы зовете «зверьки» и «беспределы».

– И зачем вы мне их показываете? Помирать скоро, так что эти бумаги мне без всякой надобности?

Сурик, в каком-то недоумении, посмотрел на дневник Шульгина, на его глазах выступили старческие пьяные слезы, он машинально вытер их, и произнес:

– Не знаю. Думаю, что скоро отдам богу душу, и ищу того, кто бы эти бумаги к людям вынес. Я профессору обещал их в цивилизованный анклав отправить. Сорок пять лет с той поры минуло, все долги отдал, а этот не смог, – он воровато оглянулся по сторонам, мелкими и быстрыми шажками подскочил ко мне, опустился рядом и быстро затараторил: – Бежать тебе надо, капитан. Понимаешь, к чему я веду?

Мне хотелось поверить в добрые намерения решившего сделать добрый поступок патриарха, но я не повелся. Ясно, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, но завтра Сурик протрезвеет и скажет, что пошутил. Ведь как тут ни смотри и ни думай, а если бы он хотел отправить бумаги Шульгина к людям, то давно мог бы это сделать. За примером далеко ходить не надо, уже месяц в стойбище обретается пленный егерь Родион Никитин, которому он мог самую малость помочь и тот, добежал бы до московских войск за двое суток. Впрочем, искренен патриарх или нет, непонятно, а я ничего не теряю, и могу продолжать ему подыгрывать.

– Неужели мне побег устроишь? – поинтересовался я у Сурика.

– Да-а-а! – на одном дыхании протянул старик.

– А что взамен?

– Мне ничего не надо, только поклянись, что дневники профессора будут переданы куда надо.

– Клянусь!

– Хорошо, верю тебе. Завтра Ки тебя ко мне приведет. Ты его шкуру оденешь, выйдешь в лес, и беги во все ноги. Где патрулей не будет, то я тебе точно скажу, так что фору часов в пять-шесть получишь.

– А собаки лагерные?

– Завтра все на московскую дорогу выйдут, будут готовиться к встрече нашего славного боевого вождя, угробившего половину войска ради того, чтобы один несчастный линейный батальон под Каширой разгромить. Не уничтожить даже, а только разгромить. В общем, уйдешь чисто.

Сказав это, Сурик вернулся на свою шкуру, сделал из фляги один за другим несколько глотков своего алкогольного напитка, попытался затянуть какую-то песню, но вскоре замолчал, и вырубился.

Патриарх лежит на шкуре, по подвалу распространяется запах мочи, видимо, перебрал старичок крепко и не контролирует себя, а я, пока не появился Ки, прошелся по помещению. Ничего интересного не нашел. Моих вещей здесь нет, оружия тоже не обнаружил. Зато наелся от пуза и обнаружил флягу с чистой водой. Так бы я и сидел здесь себе спокойно до наступления ночи, но появился мой сопровождающий, который проверил Сурика, удостоверился, что он жив, и потянул меня на выход.

Снова я в темнице. После сытного обеда клонит в сон, но только я закрыл глаза, как почуял какие-то изменения внутри себя. Что это такое, сразу и не понял, а когда осознал, то от радости, несмотря на свое не самое здоровое состояние, чуть до потолка не подпрыгнул.

Где-то совсем рядом находился Лихой, присутствие которого на близких расстояниях я мог почувствовать. Разумный пес был недалеко, максимум метров за сто от меня. По волосам пробежали мурашки, Лихой послал свой зов, его эмоции излучали спокойствие и удовлетворение тем, что я жив, и сам посыл говорил о том, что меня не бросили и про меня не забыли.

Выжил четвероногий друг, ушел от погони и благодаря своей повышенной регенеративной способности, смог быстро восстановиться. Возможно, он привел бойцов отряда, а может быть, и в одиночку пришел, но и это немало. Теперь-то поборемся за жизнь, и шанс на спасение из эфемерного, стал вполне реальным.

Лихой пытался мне что-то передать, но у него ничего не вышло, а вскоре заворчали боевые псы стойбища, которые, наверное, почуяли чужака. Ощущение присутствия разумного пса исчезло, и вскоре мои глаза закрылись сами собой. Я провалился в крепкий и спокойный сон. Завтра будет новый день, и если не случится чего-то неожиданного, то я смогу попробовать осуществить побег, но для этого мне понадобятся все мои силы, и значит, необходимо выспаться.

 

Глава 12.

Тульская область. 23.05.2065.

Теплый весенний вечер. Огромная лесная поляна, и на ней, превеликое количество «зверьков». Помимо всего дикарского племени, в котором я оказался пленником, здесь собрались вернувшиеся из похода на Каширу воины военного вождя Намбы. В общей численности, в этом месте сейчас как минимум три тысячи двуногих животных. Ярко и высоко пылают костры, в рваном ритме гремят большие барабаны, и над поляной разносятся крики доведенной до экстаза и обдолбанной наркотиками, толпы:

– Хей-я! Хей-яя! Хей-я! Хей-яя!

В самом центре поляны, на расчищенной рабами площадке, четыре длинные шеренги. В двух из них, сплошь молодые мужчины, имеющие из одежды только грязные набедренные повязки. Напротив них, в других двух шеренгах, молоденькие дикарки, подобно воинам, в этот праздничный вечер, одетые по самому минимуму, голый торс, раскрашенные красной краской грудки торчком, а бедра прикрыты только цветными полосками, сшитыми из разноцветного тряпья, какой-то травы и кусочков шкур.

Подчиняясь ритму барабанов, мужчины и девушки, одновременно притопывают ногами по земле, что-то напевают, раскачиваются влево и вправо, медленно сближаются, хватают друг друга за интимные места, возбуждаются и расходятся. И так происходит много раз подряд. Кажется, что вот-вот, начнется всеобщая вакханалия, групповуха со многими участниками. Однако это произойдет позже, в самом конце праздничного мероприятия, а пока, это всего лишь прелюдия.

После того, как неподалеку от стойбища появился Лихой, а случилось это позавчера вечером, я воспрял духом, и был готов к побегу уже на следующий день. Но не сложилось, и виной тому послужил мой нечаянный знакомец и собрат по несчастью, Родион Никитин. Этот храбрый парень, воспользовался моментом, когда на реке ему сняли колодку, голыми руками убил одного из своих охранников, бросился в воду и, вплавь, перебрался на другой берег. Затем, видимо почувствовав себя, в относительной безопасности, он помахал всполошившимся дикарям из охраны ручкой и бросился бежать. Это была его третья попытка и, к сожалению, как и предыдущие две, она закончилась неудачей. Его догнали через несколько часов. В руки «зверьков» он не дался. Егерь дрался до последнего и, потехи ради, его затравили собаками, так что, когда утром меня вывели из темницы, то первое, что я увидел, это голову Никитина, которая торчала посреди стойбища на длинном осиновом шесте.

Кажется, а причем здесь я? Как оказалось, при всем. Дикари решили усилить меры безопасности, заметили, что я оклемался после жестоких побоев и, на всякий случай, одели на меня такую же колодку, которая ранее висела на плечах пленного московского егеря. Теперь, снять ее мне должны были только во время праздника, на котором я в данный момент и нахожусь. Положение не завидное, тем более что как я и предполагал, протрезвевший патриарх Сурик, от своих слов, что он поможет мне бежать, отказался в самой категорической форме. Так мало того, еще и посмеялся надо мной. Скотина!

Впрочем, это было ожидаемо. Я не расстроился, и решил ждать благоприятного момента. Вчерашний день прошел как в тумане. Дикари таскали меня подобно игрушке с места на место, то вновь кидали в подвал, то выдергивали на поверхность, водили по стойбищу, и здесь я «познакомился» с шаманом Косей, очень худым человеком с тонкими чертами лица, лет около тридцати. По виду, ну, натуральный сельский учитель, вроде Антона Палыча Чехова, только очков не хватает. Однако это по виду, а на деле Кося зверюга, каких еще поискать надо, хитрый, умный и чрезвычайно коварный тип, с полутораметровым резным посохов в руках, который подошел ко мне вплотную, посмотрел прямо в глаза, и прошипел:

– Я тебя насквозь вижу, и ты не сбежишь. Твоя судьба, быть рабом Кусаки на том свете и проводником для его души в царство мертвых. Ты умрешь мучительной смертью!

Он много говорил, по большей части угрожал и ругал меня нехорошими словами, а мне оставалось только молчать, и изображать покорность. Кося на это, не повелся, отвесил мне десяток хлестких пощечин, разбил подзажившие губы, плюнул в лицо, и приказал охране не спускать с меня глаз. Дикари наказ шамана выполнили со всем своим старанием, наблюдали за мной постоянно, и даже ночью, в подвал, где я находился не один, а в компании все тех же затурканных жизнью и обстоятельствами селян, пару раз заглядывали.

И вот, наступило утро, так и хочется сказать: «стрелецкой казни», хотя меня должны убить только вечером, а ощущения весь день были такими, что казалось, это произойдет всего через несколько минут. Дикари в стойбище готовились к празднику и погребению своих павших воинов. Селян забрали на работы, а меня вывели из подвала только после полудня. Вокруг моей шеи обвязали толстую и покрытую жиром веревку, а затем, подобно скотине привязали к деревянному столбу, глубоко вкопанному в землю и служившему опорой для чего-то, что напоминало коновязь. Колодка на шее держит мои плечи в одном положении, не разогнуться и толком не пошевелиться, мышцы затекли, я жду своей участи и морально настраиваюсь на скорый бой.

Ближе к вечеру, прибыло войска Намбы. Радостные вскрики «зверьков», встречающих своих близких, разнеслись по всем окрестностям, и не смолкали около получаса, а когда они, наконец-то, стихли, рядом со мной появилось еще пятеро пленников, с такими же дубовыми колодками, что и на мне.

Людей привязали к ближним столбам. Я внимательно всмотрелся в их избитые и покрытые смесью из пота, грязи и крови лица. Это солдаты из разгромленного линейного батальона КМО, который прикрывал Каширу, и никого из них я, конечно же, не знаю, но одно лицо мне было знакомо. Майор Красин, собственной персоной, тот самый московский офицер, который контролировал переход моего отряда на территорию дикарей. Красин был сильно истомлен, на ногах, которые заметно вздрагивали, стоять не мог, и вместе с остальными пленниками упал в пыль. Он лежал на земле, и пустыми невидящими глазами смотрел на синее небо, раскинувшееся над нашими головами. Так, ни слова, не говоря, пытаясь придти в себя, он пролежал около получаса, а когда майор оклемался и начал оглядываться, я окликнул его:

– Майор, вы слышите меня?

Красин привстал, сел, всмотрелся в меня, нахмурился и безразлично мотнул головой:

– А-а-а, и ты здесь, Мечников… Говорил я тебе, на другом участке надо было переход совершать. Не послушал, теперь на привязи сидишь…

– Да, – согласился я и спросил: – Как у вас и солдат состояние? Если представится возможность бежать, передвигаться сможете?

– Видать, что ты не в себе, капитан. Какой побег, вокруг нас «зверьков», как блох на паршивой собаке, да и физически мы измученны. Сейчас, меня любой местный ребенок прибьет, и я ему никакого сопротивления оказать не смогу.

– И все же, если нам окажут помощь из вне, бежать сможете?

– Попробуем. Нас били сильно, но не калечили, а кто совсем слабый был, тот по дороге помер. Остались только самые крепкие парни, так что попробуем еще подергаться. А что, твой отряд уцелел и ты надеешься на помощь?

– Есть такое дело, надеюсь.

– Ну, и зря, – обречено взмахнул разбитой и расцарапанной ладонью Красин.

– Майор, а как вас угораздило в плен попасть?

– Полковник, тварь! Бросил нас и без предупреждения к Каширской ГРЭС отступил, а мы в доте остались, и до последнего патрона бились. Что дальше было, и так ясно, окружили нас, укрытие хворостом обложили и подожгли. В общем, выкурили как крыс, и теперь мы здесь.

О многом еще хотелось расспросить майора, но за нами пришли. Дикари, совсем молоденькие парни, лет по четырнадцать, отвязали нас от столбов, и поволокли на поле за стойбищем. В этот момент, я снова почувствовал присутствие Лихого. Разумный пес был спокоен, это его состояние передалось мне и, резко обернувшись, я увидел в зелени кустарника, плотной стеной обступавшего село, в котором сейчас находилась стоянка дикарей, всего на секунду промелькнувшие белое пятнышко.

Нас, то есть пленников, предназначенных для захоронения в могилы самых знатных местных воинов и героев, поставили чуть в стороне от скопившихся на поле дикарей, неподалеку от высокого холма, на котором расположился сам военный вождь Намба. Вождя особо не разглядеть, хотя мы от него всего метрах в семидесяти. Видно, что это совершенно голый и намазанный синей краской мощный мужчина, а лицо его скрыто расписной продолговатой ритуальной маской. Он сидит на куче из трофеев, преимущественно, это одежда, оружие и продовольственные пайки, а под его ногами копошатся самки, около десятка обнаженных женщин самых разных возрастов. Покой вождя и всех людей племени, охраняет более полусотни самых сильных воинов и множество собак, расположившихся цепями вокруг холма.

Я переключил свое внимание на поле, и сразу же столкнулся с пронзительным и недобрым взглядом шамана Коси, который стоял возле большого железного котла и черпаком разливал из него непонятное кипящее варево в кружки и емкости, с которыми к нему подходили «зверьки» из стойбища и воины Намбы. Видимо, это пойло, только что сваренное им, среди дикарей было чрезвычайно популярно. К шаману выстроилась очередь не менее чем в сотню голов, и она не убавлялась. Одному наливают, и он с глупой счастливой улыбкой во все лицо, отходит в сторону, а ему на смену, сразу же пристраивается другой.

Раздача пойла продолжалась минут двадцать, мы застали окончание этого процесса. Наконец, все члены племени и воины получили свою пайку, и началось основное действие. Ударили барабаны, и их звуки окутывали все пространство вокруг нас. Подчиняясь барабанам и их рваному ритму, дикари стали притопывать ногами и дружно бить в ладоши. Как по команде на поле вышли мои бывшие сокамерники, пленные сельские жители, в количестве десяти человек, которые несли на себе закутанные в шкуры диких зверей тела убитых в бою знатных воинов, не самых крутых бойцов, а так сказать, крепких середнячков. Толпа расступилась, и позади нее, мы смогли увидеть десять глубоких могил, вырытых совсем недавно.

Испуганные и психологически подавленные пленники, поднесли трупы к ямам, и на заранее приготовленных веревках, опустили их вниз. После этого к могилам подошли самки, которые начали бросать на тела покойных некоторое их имущество, какие-то горшки, одежду и домашнюю утварь. Затем, появились воины, и они кидали вниз оружие: луки, стрелы, ножи, и даже пару огнестрельных стволов. Воины отошли, и настала очередь пленных селян, все так же покорно стоящих рядом и ожидающих своей участи. К каждому из пленников подскочили дюжие дикари, которые завернули им за спину руки и сноровисто их связали.

После этого, барабаны смолкли и дикари заткнулись, а приговоренных к смерти людей, растянули на земле, и появились помощники шамана Коси, те же самые воины, но с какими-то привилегиями и посвящениями в таинства колдовских ритуалов. На оголенных крепких плечах они несли тяжелые камни и, подойдя вплотную к жертвам, стали бросать их на беззащитные тела. Удар! Камень бьет пленника по ногам, и мне кажется, что в густой тишине, на время воцарившейся на поляне, я слышу хруст костей. Человек кричит, и ему вторят крики его товарищей по несчастью. Окровавленные угловатые камни вновь поднимаются. Снова бросок. Удары и еще более громкие крики, и так до тех пор, пока не умирает последняя жертва.

Изломанные тела зверски замученных людей, вложили в большие кожаные мешки, которые еще раз утрамбовали ударами камней. После чего, то, что получилось, скинули под ноги мертвых воинов, появилась команда копачей из местных подростков, и руками, не пользуясь лопатами, подобно зверям, загребая ладонями под себя землю, они зарыли могилы.

Снова подали свой гулкий зов барабаны, и начались танцы, которые я сейчас вижу перед собой. Дикари пляшут прямо на могилах, заравнивают их, и так будет продолжаться до тех пор, пока не останется никаких следов.

После того, как барабаны снова смолкнут, придет наш черед. Мне, Красину и солдатам, придется взвалить на свои плечи покойных местных героев, и потянуть их к новым могилам, которые, несмотря на вечерний сумрак, ясно видны чуть в стороне от танцующих в «танце жизни» дикарей и их самок. До этого момента остается всего ничего, минут пять, не более. Я не чувствую Лихого, наверное, он слишком далеко от меня, ведь рядом так много боевых псов, могущих почуять чужака. От этого я нервничаю, да и вся царящая на поле обстановка, совсем не располагает к веселью, по крайней мере, нам, пленникам, приговоренным к мучительной смерти, не до радостей земных.

– Где же твои люди, капитан? – вторя моим мыслям, пробурчал стоящий со мной плечом к плечу Красин.

– Не знаю, но надеюсь, что они успеют вовремя. В любом случае, гнить в мешке под ногами какого-то ублюдка рода человеческого, я не хочу. Буду драться.

– Это по любому.

Красин замолчал, и одновременно с этим, смолкли барабаны. Находящаяся под воздействием наркоты толпа, остановила свой танец. Дикари отхлынули от центра поля, а воины и боевые псы, призванные охранять спокойствие своих сородичей по племени, стали более внимательно оглядывать темный лес.

Ярче запылали костры, сумерки сменились ночной темнотой, и к нам подошли шаман и его подручные. С нас сняли колодки, и шаман кивнул на трупы в шкурах:

– Берите и несите на поле.

Мы с Красиным переглянулись, и первыми направились к мертвецам. Солдаты последовали за нами. С трудом, мы взвалили покойных дикарей на плечи и потянули их к ямам, до которых было не более ста метров. Вокруг нас воины с копьями и дубинами в руках, контролируют каждое наше движение, так что не рыпнешься. Не спеша, все вместе, держась кучкой, мы дошли до ям, остановились напротив них и, решив, что более тянуть нельзя, я сбросил труп Кусаки в могилу и выкрикнул:

– Мочи дикарей!

Резкий поворот, тело подчиняется мне, хоть и с трудом, но все же слушается своего хозяина. Передо мной «зверек», который еще не осознал, что церемония пошла не так, как она должна идти, и на какой-то миг растерялся. Большой шаг вперед, и резкий хук с правой. Враг падает, роняет копье, и я перехватываю древко. Вокруг уже идет схватка. Московские солдаты и майор желают забрать с собой на тот свет хотя бы по одному врагу, и сейчас выкладываются на полную катушку, через не могу, через боль, отчаяние и упадок сил, они бьют охранников и пытаются захватить их примитивное оружие.

Следующая моя цель, низкорослый и косоглазый малыш, то ли потомок какого-то китайца, то ли просто молодой воин с глазной болезнью. Он сам прыгает мне навстречу, ловко перевернувшись в воздухе, падает наземь и бьет меня по ноге толстой палкой. Удар малыша силен, но ему не хватило массы тела, чтобы свалить меня и, направив острие копья вниз, остатками сил, помноженных на ненависть и злость, я вонзаю его в живот противника, наваливаюсь на древко и с хрустом выворачиваю обратно.

И снова вокруг враги и опомниться некогда. На меня наваливаются сразу двое, которые колотят меня дубинами по спине. Один из ударов приходится по еще не зажившей ране. На мгновение, от сильнейшей боли, в глазах только серая пелена и полная потеря зрения. Инициатива упущена и меня добивают. Дикари бьют без остановок, я отмахиваюсь от них копьем, но все же валюсь сначала на колени, а затем, поджав под себя ноги и, закрыв ладонями голову, сжимаюсь в позе эмбриона.

Мне кажется, что все напрасно. Не получилось у меня умереть в бою. Жаль. Однако неожиданно, до нас с Красиным, которого тоже свалили, и он валяется рядом, доносятся звуки одиночных выстрелов, а нависшие над нашими многострадальными телами дикари, вскинув руки, с предсмертными хрипами падают наземь.

– Мои парни пришли, – еле слышно шепчу я майору и пытаюсь улыбнуться.

Красин меня расслышал, лицо его искривилось гримасой, наверное, он тоже улыбается и, становясь на колени, он указывает пальцем на холм позади нас. Не с первого раза у меня получилось встать, но все же я поднялся, первым делом взял копье убитого дикаря и только тогда уже посмотрел на место, указанное майором.

Ослепительные в ночи яркие огненные вспышки, разрывы гранат из подствольников, накрыли толпу дикарей, и результат превзошел все ожидания. Подогретая наркотиками масса дикарского народа, после взрывов, просто обезумела, запаниковала и побежала в сторону своего стойбища. Бежали «зверьки» кратчайшим путем, то есть через холм, который причесывали сразу три пулемета и не менее двадцати автоматов. И это стадо, а иначе его никак не назовешь, которому во взрывах померещилось что-то жутко страшное, стоптало своего вождя, его жен и большую часть охраны. Собаки, ошалевшие от такого поведения своих хозяев, носились вокруг, не получали команд, впадали в бешенство, и порой, даже кусали дикарей.

Весь холм, сейчас представлял из себя самый настоящий муравейник, где мураши это «зверьки», которые лезут по головам своих сородичей и пытаются спрятаться от губительного и смертельного огня. Они не видели ничего перед собой, сметали и стаптывали все подряд и стремились как можно скорее покинуть место, так и не доведенного до кульминационного момента праздника. Кто-то, кажется шаман Кося и пара авторитетных воинов, которые следили за порядком, попытались остановить своих собратьев. Однако новые гранаты и пулеметные очереди, подстегнули дикарей, добавили ужаса и паники в их поведение, и обезумевшая толпа продолжила свой безумный бег.

– Ты смотри-ка, как их на «измену» высадило, – произнес Красин, который встал рядом со мной, подобрал дубину, оперся на нее, и добавил: – Да, с наркотой надо быть осторожней, а за безопасностью проведения праздничных мероприятий, следить необходимо лучше. Как ты думаешь, капитан, я прав?

– Прав, но готовься к бою, майор.

Я заметил, как, отделившись от толпы дикарей, к нам устремился шаман и несколько воинов из его приближенных. Рядом с нами встали два уцелевших солдата, и мы приготовились к новой схватке. Однако от леса нас поддержали две снайперские винтовки, один из сохранивших рассудок «зверьков» споткнулся на ровном месте и упал как подкошенный, а другие, плюнув на призывы шамана, резко отвернули в сторону и, петляя как зайцы, помчались к противоположной окраине поляны. Шаману, этой хитрой морде, ничего иного не оставалось, как последовать примеру воинов.

Поддерживая один другого, все вместе, солдаты, Красин и я, направились к холму, на вершине которого появились мои воины, бьющие короткими очередями вслед дикарям. Сотню метров, отделяющие нас от холма, мы преодолели, и к нам навстречу выбежал Лихой, мягко сбивший меня на траву и бросившийся на мою грудь. Майор и солдаты от такой неожиданности, чуть было, не стали отбиваться от него копьями, видать, приняли разумного пса за боевого зверя дикарей. Но вслед за Лихим появились Крепыш, Серый и Игнач, остановившие их порыв и разъяснившие, что не все собаки враги.

Облизав мое лицо, пес отошел в сторону, а я снова встал, и обнялся с друзьями, которых, уже и не чаял увидеть. Однако радоваться было особо некогда, и как сказал кто-то из древних: «надо ковать железо, пока оно горячо». В нашем случае, необходимо было воспользоваться благоприятным моментом, и изничтожить как можно больше вражеских воинов, которые могли броситься по нашим следам. Кроме того, следовало забрать мои вещи и документы, а заодно прибрать к рукам дневники профессора Шульгина, про которые я, не смотря ни на что, все же не забыл.

Единственная проблема, маловато нас. Отряд так и не собрался в полном составе, часть групп ушла на Калугу самостоятельно, да еще какое-то число бойцов было оставлено с ранеными. В общем, расклад не самый наилучший, но до той поры пока дикарей отпустит наркотическое опьянение, у нас имеется пара часов, и полсотни стволов моего отряда, должны израсходовать это время с пользой для дела.

Воины получили цели, и началась работа, а мы с Красиным, солдаты и пара легкораненых парней из группы Серого, остались на холме. Перед тем, как снова оказаться в лесу, стоило привести себя в порядок, мы умывались, меняли одежду и, вскрыв несколько сухпайков, которые валялись подле раскрашенного в синий цвет, насмерть затоптанного толпой вождя Намбы, пытались поесть.

– Майор, – позвал я Красина, который из-под тела военного вождя вытаскивал АКС.

– Чего? – отозвался он.

– Ты с нами?

– А вы куда идете?

– На Калугу.

Красин задумался, почесал шишку на затылке, и согласно кивнул головой:

– До Калуги можно, согласен. Только уговор, местным вольняшкам скажешь, что мы из твоего отряда, а то не любят нас в тех краях.

– Договорились.

Из стойбища, куда ушли мои воины, доносились выстрелы, громкий предсмертный вой собак и крики людей, а если привстать, то можно заметить, что многие шатры и вигмамы горят. Кто из дикарей доживет до завтрашнего утра, тот эту ночь надолго запомнит.

 

Глава 13.

Калужская область. Новград на Оке. 04.06.2065.

После моего счастливого спасения из плена и разгрома дикарского стойбища, отряд без всяких петель и маневров, сразу же направился в сторону Калужской области. Шли мы не быстро, так как среди нас было около десятка раненых и ослабевших. Имелась опасность того, что нас будут преследовать «зверьки» из других поселений, которые пожелали бы принести нас в жертву или совершить над нами какое-нибудь иное непотребство, но все обошлось. Никто по нашим следам не шел, а пара мелких дозорных групп неоварваров, встреченных в пути, отскочила в сторону и ограничилась только наблюдением.

Минуло пять дней, мы прошли Тарусу, в которой никто не проживал, и которая считалась ничейной территорией, и в тридцати пяти километрах от Калуги, на одной из лесных троп, встретили первый отряд местных жителей. Четыре десятка крепких парней и пара бывалых лесных бродяг во главе всей группы. Вооружены эти воины были, кто и чем придется, от длинных ножей и самодельных пищалей, до автоматов, держались независимо и настороженно, но страха не выказывали, и вступать с нами в бой не собирались.

Старший в этой группе лихих людей, идущих в сторону Протвино, с намерением пограбить «зверьков», кряжистый тридцатилетний мужик, с умным и проницательным лицом, представился Анастасом Добряком, и предложил переговорить один на один. Я согласился и, вскоре, мы с ним сошлись на нейтралке, в центре небольшой прогалины, через которую шла натоптанная диким зверьем тропинка. С одной стороны, мои бойцы, которые ждут дальнейшего развития событий, а с другой, соответственно, мечтающая о добыче и славе калужская молодежь.

Анастас мужиком оказался неглупым и продуманным, вольный искатель приключений, который бродит по миру, наемничает, воюет, а порой не брезгует и самым обычным грабежом. Я выдал ему нашу легенду, которую со всеми своими людьми обговорил, еще находясь в Дмитрове. Мол, так и так, мы наемники из Питера, служили в Москве, но не сошлись по деньгам с тамошней властью и решили погулять на воле. Объяснение подозрений или каких либо дополнительных вопросов не вызвало. Выяснилось, что группа Лиды Белой и сорок воинов из основных сил отряда во главе с Кумом, уже добрались до точки сбора, и мои лейтенанты сразу же поставили всех местных лидеров в известность о том, кто они такие. Не сказать, чтобы моих людей в Новграде встретили с радостью, они все же чужаки, но враждебности тоже не было.

В ходе получасового разговора мы с Анастасом обменялись информацией. Я поделился сведениями относительно расположения дикарских стойбищ и, по доброте душевной, дал ему один комплект карт местности. Взамен, получил краткий рассказ о том, что происходит на землях бывшей Калужской области, с некоторыми подробностями, которые при первичном сборе сведений, от меня ускользнули.

Как оказалось, во время чумы, правительство Москвы и Московской области попыталось осуществить программу отселения всех людей, которые не могли быть полезны обществу, так сказать, очистить столицу от люмпенов, бомжей, преступников и прочего неблагонадежного контингента. Естественно, при всеобщем развале и хаосе из этого почти ничего не вышло, но все же, в Калугу было перенаправлено около четырехсот тысяч таких граждан, многие из которых уже были больны, и умерли по дороге. Железнодорожные составы приходили на городские вокзалы один за другим и выплескивали из себя толпы голодных и злых на весь белый свет людей, которые объединялись в банды, грабили местных жителей и захватывали продовольственные склады. Это продолжалось недолго, чума уравняла всех. Однако за месяц-полтора, пока власть в городе принадлежала отбросам общества, имеющим при себе большое количество оружия и из злобы поджигающих любое, не приглянувшееся им здание, от Калуги мало что осталось.

Город обезлюдел. Кто был поумней и посообразительней, свалил в леса или сидел по подвалам, а когда черная смерть отступила и люди стали возвращаться назад, то жить в заваленной мусором и костями разрушенной Калуге, желающих было немного. Как итог, спонтанно, на основе одной из пригородных деревень на берегу Оки возник новый городок, который сначала назывался Выселки, а затем, сам собой переименовался в Новград.

Народ зажил свой жизнью и пытался наладить свой быт в условиях разрушенного мира. Что-то у калужан получалось лучше, чем в иных анклавах, что-то хуже, но в целом, они обошлись без катаклизмов, революций и большой крови. Сложились новые общины и кланы, получилось восстановить пару мелких заводиков, но основная часть предприятий, конечно же, окончательно пришла в упадок, обветшала и разрушилась. Люди выжили, и это главное. Они смогли обрести новые цели в жизни и не скатиться в дикость, осознавали себя людьми, и начали установление контактов с анклавами в других областях Российской Федерации. Насчет Тулы я уже говорил, там правит Всероссийский Патриарх Константин, как он себя объявлял, Наместник Бога на Земле и Великий Крестоносец. С Москвой тоже понятно, диктатор Степанов, опять же Всероссийский, с верной братвой, мечтающий всех подмять под себя и создать великую империю. С других сторон, Новград окружали подобные ему вольные анклавы. Самый ближний из них это Перемышль, а от него по полукругу: Орел, Брянск, Смоленск и Вязьма.

В общем, народ жил своей, уже успевшей за пятьдесят лет после чумы стать привычной, жизнью, и не горевал. И даже дикари, осадившие Всероссийский диктат, как-то не сильно беспокоили местных жителей. Общество здесь было спокойное и в Новграде на Оке, людей встречали без агрессии. Для того чтобы отлежаться и привести отряд в порядок, перед тем, как продолжить свой путь на юг, городок подходил нам как нельзя лучше, и вскоре, расставшись с Анастасом и его людьми, мы продолжили движение.

Сутки хода по тропам и дорогам, встречи с патрульными отрядами городского ополчения, и вот, мы у стен Новграда.

Первые впечатления неплохие. По периметру высокие стены, которые сложены из бетонных блоков. Широкие ворота из стальных плит. Вдоль дороги, заросшие бурьяном поля и таблички с надписью: «Осторожно мины!» Бойцы городского ополчения вооружены огнестрельным оружием, что немаловажно и является показателем уровня их технологического развития, а перед самыми воротами два мощных бетонных дота с 76-мм пушками и парой станковых пулеметов. Видно, что, не смотря на вольницу, и практически полную свободу, в Новграде на Оке имеется серьезная структура безопасности и крепкая власть, озабоченная проблемами обороны и выживания всей общины. Это хорошо, и подобное положение дел мне нравится.

В городе нас уже ждали. Наверняка, патрули известили ответственных лиц о нашем появлении вблизи Новграда. Только мы прошли через ворота, как нам навстречу бросились Лида Белая и Кум. Поцелуи, крепкие рукопожатия и радость встречи, а после этого, ко мне подошел подтянутый и ловкий в движениях юноша лет семнадцати, в серой линялой горке и автоматом за плечами.

– Командир городского гарнизона Кириллл Сумароков, – представился он.

– Командир вольного отряда Александр Мечников, – ответил я.

– Как долго вы и ваши люди будете находиться в Новграде?

– Неделю, возможно чуть больше или меньше. За услуги могу расплатиться, воины у меня дисциплинированные, и камня за пазухой мы не держим. Обещаю, что постараемся не доставлять вам неприятностей. Передохнем и дальше двинемся, счастья искать.

– Очень хорошо, что вы все понимаете правильно, – кивнул парень. – Пока, от ваших воинов неприятностей не было, надеюсь, что так оно будет и в дальнейшем. Боевое расписание вам пришлют на постоялый двор.

– Расписание? – не сразу поняв, о чем идет речь, спросил я.

– Конечно. Каждый вольный отряд, который останавливается в городе, в случае нападения на Новград, обязан участвовать в его обороне. Вас это смущает?

– Нисколько, просто ваш город первый, кто подошел к этому вопросу с умом.

– В таком случае, желаю вам приятного отдыха, командир Мечников. Понимаю, что сегодня вы будете отдыхать, а завтра, городской голова просит вас пожаловать к нему в управу.

– А вам легкой и необременительной службы, командир Сумароков. Завтра, ближе к полудню, навещу вашего начальника. Кстати, как его зовут?

Парень несколько смутился, но всего на миг. Его подчиненные, ополченцы, стоящие с оружием наготове за спиной командира гарнизона, этого не заметили, и он ответил:

– Кирьян Анатольевич Сумароков.

«Понятно, – подумал я, – ситуация знакомая и называется семейный подряд как он есть. Кто чем занимается, тот с того дела и кормится. Скорее всего, старший в семействе руководит городом, насколько я знаю, должность эта выборная, а все его близкие родичи и друзья, ему в этом помогают. Примерно так я себе все и представлял».

Мы с комендантом раскланялись и расстались. Он отправился в штаб городского гарнизона, который, как ему и положено, расположен в самом центре городка рядом с управой местных властей. Нам же, далеко идти не пришлось. Постоялый двор находился невдалеке от городских ворот, и здесь воинам были предоставлены все радости земные. После нелегкого пути, в первую очередь это горячая вода, чистая одежда, вкусная и сытная пища, выпивка и доступные женщины, за пару патронов или небольшой кусочек золота, готовые скрасить бравым молодцам досуг.

Дальше, все пошло по наезженной колее, и после всех наших приключений и моего плена, наконец-то, я смог привести себя в порядок. Праздник на постоялом дворе, который изначально строился для вольного люда и лесовиков, который назывался «Приют странника», удался на славу. Все мы погудели очень неплохо, много пили, разговаривали и пели песни, а ночь прошла в любовных играх с милой сердцу женщиной, которая за меня искренне переживала и, как говорил Кум, только узнав о том, что я пропал в лесах, намеревалась в одиночку отправиться на мои поиски. Такое отношение дорого стоит, и его следует ценить.

Следующий день прошел в городской управе, где я познакомился с местными властями и обговорил некоторые промежуточные вопросы, относительно пребывания отряда в городе, а после этого, как-то резко, на меня напала непонятная апатия, и трое суток я ничем не занимался. Просто лежал на диване, смотрел в потолок, курил, пил чай, листал дневники профессора Шульгина, добытые моими бойцами с тела убитого Сурика, и думал за жизнь. В общем, хандрил тихой грустью и отдыхал душой и телом.

Сегодняшний день был точно таким же, как и предыдущие три. Однако в светлую комнатушку, на втором этаже постоялого двора, где мы жили с подругой, влетела Лида, одетая сегодня очень женственно, в легкую летнюю юбку до колен и блузку, из под которой выпирала ее высокая и аппетитная грудь. Любовница присела рядом, взъерошила мои короткие волосы и спросила:

– Все думаешь?

– Ага, – меланхолично ответил я.

– О дневниках профессора? – она кивнула на лежащие рядом с изголовьем дивана толстые синие журналы.

– Да, о них самых. Сильное чтиво, концентрированная боль человека, излитая на бумагу. Шульгин был неплохим психологом и организатором, консультировал самых больших московских начальников, и мог бы во время чумы в бункере отсидеться, но собрал группу из медиков и специалистов МЧС и помчался людям помогать. Народ в группе Шульгина почти весь помер, а его и еще пару человек судьба в треугольник Нижний Новгород – Симбирск – Казань забросила. За те годы, что он вел наблюдение за спрятавшимися в лесах и укромных местах людьми, профессор видел, как они превращаются в «зверьков». Всю цепочку размотал и на составляющие фрагменты разложил, хотел свои исследования в какой-нибудь анклав вынести, но не успел, в голодную зиму Шульгина прибили и съели. Специалист нужен, который бы помог разобраться с его записями, а то многое мне попросту непонятно. Фрустрация, стрессовое напряжение, моральный надлом, психофизическая перегрузка организма, регрессивное мышление и массовая примитивизация. Множество терминов, общий смысл которых понятен, но надо глубже копать.

Лида чмокнула меня в щеку, тепло улыбнулась и беззаботно сказала:

– Хватит голову себе морочить. Погода на улице отличная стоит. Пойдем по городу прогуляемся.

– Да, знаю я, этот город. Одна площадь в центре, одиннадцать улиц, мастерские, пять постоялых дворов, казармы ополченцев, три трактира, покосившаяся церквушка, пять купеческих лавок, которые принадлежат городскому голове и двое ворот. Вот и весь Новград на Оке. Подобное, я видел не раз. Скучно, и остается только лежать и ожидать, пока организм окрепнет.

– И все же, пойдем. Тебе двигаться больше надо и развеяться не помешает.

– Как скажешь, золотце ты мое.

Улыбнувшись, я резко вскочил с дивана, крепко обнял подругу и прижал ее к себе. Принимая любовную игру, она игриво взвизгнула и, в итоге, в город мы отправились только через час.

Прогулка как прогулка, ходим по улицам, заглядываем в лавки и прицениваемся к различным товарам, пообедали в трактире, и так проходит около двух часов. Собрались вернуться на постоялый двор, но, проходя через городскую площадь, обнаружили нечто необычное. На помосте в центре площади, с которого к своим землякам с объявлениями обращался городской голова, стоял высокий и мощный мужчина одетый в черную длинную сутану, какую носят православные священники. Вокруг него собирался местный народ, уже человек пятьсот набежало, а он, поднимая перед собой большой золотой крест, висящей на толстой шее, целовал его, потрясал им в воздухе и что-то объяснял горожанам.

– Подойдем? – спросила подруга.

– Давай, – согласился я.

Расталкивая толчею, мы пробились к самому помосту и прислушались к тому, о чем здесь идет речь.

– Отец Ювеналий, – выкрикнул из толпы несколько истеричный мужской голос, – не томи, прочитай послание патриарха! Всем миром просим!

Священник оглядел людей, которые спокойно стояли вокруг и не о чем его не просили, отпустил свой крест и из-за пазухи достал внушительный свиток с красной сургучной печатью. Не торопясь и держась очень важно, он раскатал его, втянул в себя воздух и начал читать:

«Вольному люду города Новграда и всех окрестных земель.

Братья и сестры! Все кто верит в Господа Бога нашего Иисуса Христа! Взываю к вам о помощи в великом деянии и зову вас на подвиг!

От верных людей, пришедших с далекой Кубани, Святой матери церкви стало известно, что в городе Харькове и областях, окружающих этот некогда славный град, появились и размножились богомерзкие еретики, верующих в то, что проклятый Князь Тьмы Люцифер есть истинный Бог и Господин людей. Они утверждают, что именно он наслал на заблудшие народы, погрязшие во грехе, чуму, которая изничтожила большую часть всех разумных человеков. Они вершат богомерзкие обряды, бессчетно губят людей, глумятся над святынями и плюют на веру в Спасителя. Святая матерь церковь и лично я, Патриарх Всероссийский Константин, скорбим о погибших и заявляем, что не можем терпеть подобного объединения людей, верующих в Князя Тьмы и помогающих ему вернуться из глубин ада на нашу грешную и многострадальную землю.

К оружию, братья и сестры! Встанем же все как один! Отложим в сторону мирный труд и возьмемся за труд ратный. К Великому Походу и Битве за Веру призывает вас церковь, православные люди русской земли. Обретите мужество, возьмите щит веры и шлем спасения, и укрепленные примером Господа нашего, положившего за нас грешных самое дорогое, что было у него, собственную жизнь, идите в город Тула, где собирается против проклятых сатанистов Войско Христово во главе с нашим пастырем и духовным поводырем патриархом Всероссийским Константином.

Если Господь претерпел смерть для человека, будет ли человек медлить с принятием смерти за Господа? Нет, мы непоколебимы в нашей вере и докажем это делом! Вступайте в могучее и непобедимое Христово Войско, и вы обретете место в раю, где каждого истинного христианина ждут нетленные богатства и спасение души. Полагаясь на силу Господа, патриарх Константин обещает каждому вставшему на путь Рыцаря Христова, полное прощение всех его грехов, в которых он раскается устами и сердцем, а также увеличение надежды на вечное спасение в качестве воздаяния. Не опасайтесь злословия неверующих и язычников, во множестве живущих на исконных православных землях. Не страшитесь препятствий на своем пути. Отряхните всякую суету души своей и ступайте в Тулу.

Мы ждем вас братья и сестры! Встаньте за святое дело и, идя по пути истинной веры, ничего не страшитесь, ибо с нами Бог, который дарует нам успех! Верьте, в победу, ибо ангелы небесные возьмут каждого воина под свою опеку, и это будет тем самым шагом, с которого и начнется Возрождение Золотых Веков!

Писано 15 мая 2065 года от Рождества Спасителя нашего Иисуса Христа. Город Тула, Всехсвятский кафедральный собор».

Священник замолчал, а я негромко сам себе удивился:

– Надо же, видать дошел отец Евстафий до Тулы.

– А кто это такой, Евстафий? – спросила Лида.

– Священник один из Краснодара. В Тулу пешим походом пошел, патриарха стремился увидеть. Вот и дошел, а заодно и о том, что на пути встретил, Константину поведал. Будет интересно, вечером расскажу.

– Хорошо.

Тем временем, отец Ювеналий скатал свиток и снова спрятал его за пазуху, а тот же голос из толпы, с надрывом выкрикнул:

– Защитим веру православную! Встанем всем миром, пойдем к Туле, а от нее к Харькову! И даже если погибнем, то в раю окажемся!

Однако горожане на войну не рвались и по-прежнему хранили полнейшее молчание, а многие, услышав, ради чего собирался народ, начали расходиться. Видя такое дело, снова заговорил священник, который нарочито басистым голосом громко произнес:

– Встаньте люди! Отзовитесь на зов патриарха и всей Русской Православной Церкви!

– И будет вам счастье, – хохотнул чей-то голос.

– А далеко этот Харьков? – следом спросил священника молодой парень, в кожаной безрукавке распахнутой на мускулистой груди, не иначе, наемник.

– Верст шестьсот, я так думаю, – ответил Ювеналий.

– А сколько и чем патриарх платить станет?

– Крестовый поход против сатанистов и еретиков дело святое и он не оплачивается.

– Тогда на хрена он нам нужен, этот самый поход? Тут дикари под боком ордами бродят и работы непочатый край, а ты говоришь поход. Нет уж, Ювеналий, дураков в другом месте поищи. Нам с тобой и твоим патриархом, который не так давно на нас войной собирался, не по пути.

– А я пойду, – к самому помосту выбрался хлипкий мужичонка в рваной рубахе, по голосу, тот самый, который поддерживал местного священника.

– Иди, кто же тебе не дает, – отозвался парень, и легко толкнул мужичка в бок. – У тебя ни кола, ни двора, ни оружия, ни бабы справной. Иди, Санька, может быть, чему путному в дороге научишься, а нам недосуг.

Люди еще о чем-то спорили, и священник сыпал призывами, а мы с подругой вернулись на постоялый двор, и я собрал своих офицеров на совет.

Сначала основной вопрос. Стоит ли в связи с начинающимся Крестовым походом против харьковских сектантов нашему отряду присоединиться к тульскому войску? Совещались недолго и постановили, что нет, делать этого не надо. Про то, какие порядки в армии патриарха Константина мы были наслышаны от нашего товарища повольника Сени Бойко, и они нас не устраивали. Опять же, неизвестно когда войско тронется в путь, каким путем пойдет и с какой скоростью. Мы торопимся, а значит, пусть крестоносцы идут своим маршрутом, а мы пойдем своим.

Раз уж собрались все вместе, то обсудили дальнейшие планы. Решили, на отдых в Новграде выделить еще три дня, а затем двигаться к следующему анклаву, городу Перемышль.

Офицеры продолжили отдых, а я вызвал майора Красина, который завтра собирался уходить на Москву, и при нем, написал записку московским министрам, в которой уведомлял их, что, знал об их планах относительно моего отряда, и наш договор считаю недействительным. Майор записку прочитал, ни слова не сказал, но подмигнул мне как старому приятелю и чему-то злорадно усмехнулся. В этот момент мне снова подумалось, что Красин совсем не такой простак, как может показаться на первый взгляд, и моя записка, скорее всего, попадет не к министрам, а куда повыше.

 

Глава 14.

Калужская область. Новград на Оке. 06.06.2065.

Жаркий летний полдень. На улицах приютившего нас доброго городка Новграда тишина. До вечера в пределах городских стен все замерло. Молодежь на речке купается и в недалеком лесу грибы да ягоды собирает, мастеровые люди, ополченцы и торговцы сидят в прохладе домов, а фермеры и рыбаки находятся в поле или на Оке. Все заняты своим делом, и мои бойцы, понимающие, что завтра с утра снова в путь, не исключение.

Временно, до вечера, все развлечения, женщины и выпивка по боку. Расположившись в большом обеденном зале постоялого двора, воины пакуют рюкзаки, а сержанты и офицеры контролируют этот процесс, и заодно проводят ревизию боеприпасов и имущества.

Благо, в стойбище дикарей патронами неплохо затарились, да и трофеев, немножко получилось отжать. Со стороны может показаться, что у дикарей и взять-то нечего, но это не так. Конечно, в основном, у них в цене барахло из древних времен, бусы и цветные тряпочки. Однако были и полезные вещи, например некоторое количество золотых монет и украшений, оружие и запакованные в мешки маскхалаты и новые армейские ботинки со склада разгромленного под Каширой линейного батальона КМО. Понятно, что большую часть ценного имущества наши парни бросили в пылающем стойбище, на себе многое по лесам и дебрям не утянешь, а что все же дотянули до Новграда, по большей части сменяли на любовь веселых женщин и выпивку. Но кое-что в рюкзаках все же осталось, и теперь офицеры определяли ценность того или иного трофея и решали, что выкинуть за ненадобностью, что продать местным жителям, а к чему стоит приглядеться повнимательней.

Я сижу за крепким дубовым столом под навесом, построенным в тени деревьев во дворе нашего временного пристанища. Через открытые настежь двустворчатые двери наблюдаю за всеми происходящими в обеденном зале процессами и маленькими глотками попиваю холодное местное пиво, только что поднятое местным хозяином из ледника. Как говорится, и жизнь хороша, и жить хорошо. Никто не тревожит, никакой особой суеты вокруг нет, враги где-то далеко, а до выхода в поход еще целых восемнадцать часов. Масса свободного времени, которое можно потратить на отдых.

Только про это подумал, как спокойствие и тишину разорвал донесшийся из обеденного зала гневный крик Игнача:

– Это что за хрень, боец? Ты чего, совсем от жадности голову потерял, что эту гадость в рюкзаке держишь?

Следом, практически неслышный голос кого-то из молодых парней, который оправдывается и что-то объясняет лейтенанту. Кажется, это один из одесситов, некогда освобожденных нами в Средиземном море, а затем, после учебки на Сицилии, частично влившихся в отряд. Мне стало любопытно, в чем собственно дело и, повысив голос, я позвал командира пластунов:

– Игнач.

– Чего? – из открытых дверей появилась сутулая и несколько долговязая фигура.

– Это я хочу спросить, чего. В чем боец провинился?

– Сейчас покажу.

На несколько секунд казак скрылся в здании, снова появился во дворе, быстро пересек его, сел напротив меня и положил на стол длинный и широкий узорчатый пояс, сплетенный из окрашенных в серый цвет тонких кожаных ремней и золотой проволоки.

– Красивый пояс, нормальный трофей. Чего на парня зря кричать? – мельком взглянув на этот предмет, произнес я.

– А ты повнимательней к этой вещице присмотрись.

Отставив в сторону толстую стеклянную кружку с пивом, я посмотрел на пояс, и мне, чуть было не поплохело. Все бы ничего, прекрасная поделка ручной работы. Вот только кожа в плетении была человеческая, а помимо нее, в прослойках ремней, россыпью были раскиданы вкрапления неких темно-коричневых капель, и в то, что это краска, мне как-то не верилось. В дневниках профессора Шульгина, в самом конце, было несколько записей о подобных поясах, которые он называл странным словом «инката». Правда, я считал, что покойный психолог, когда в подробностях описывал «инкату» и ее предназначение, от перенесенных испытаний и нервного истощения уже был не в своем уме, и зачастую принимал фантазию за реальность. Однако с момента его гибели минуло более сорока лет, а передо мной лежит точная копия того предмета, который он описывал. Раз так, значит, скорее всего, и назначение этой самой «инкаты» не изменилось.

– Да уж, вещица своеобразная и не стандартная, – откинувшись на спину, и прижавшись к дереву за моей спиной, я взял свое пиво и сделал солидный глоток. – Где боец ее добыл?

– Говорит, что возле котла с наркотическим пойлом лежала. Видимо, шаман ее забыл, когда драпал.

– Парень понимал, что кожа на ремне человеческая?

– Да.

– И зачем он тогда ее взял?

– Проволока золотая. Говорит, что хотел ее вынуть, а пояс сжечь, – лейтенант посмотрел по сторонам и добавил: – Мне кажется, что это не просто так, куски человеческой шкуры сплетенные воедино, а нечто большее. Больно уж эта штука мне по нервам ударила. Как увидел, так сразу в холодный пот бросило. Мечник, ты с дикарями общался, может быть, знаешь про нее что-нибудь?

– Кое-что знаю, Игнач. «Зверьки» о таких поясах ничего не говорили, по крайней мере, я такого не слышал, а вот в дневниках профессора Шульгина некоторая информация имеется. Помнишь, я про ритуальные убийства говорил и про содранные с людей шкуры?

– Помню.

– Ты знаешь, в колдовство и магию я не очень верю, а про ритуалы «зверьков» рассказывал, чтобы их серость и дикость бойцам, кто с ними в первый раз столкнулся, без всяких прикрас показать. А сейчас я тебе вот что скажу. Эта мерзость, – я кивнул на пояс, – называется «инката» и она реально опасная вещь. Дикари ее на самом деле считают великой ценностью, и если бы я знал, что она с нами и понимал, что это такое, то приказал ее в стойбище оставить. Слишком сильно Шульгин этого предмета боялся. Вроде бы крепкий и умный человек был, а как речь о нем заходила, так создается ощущение, что записи вел мистик или пересмотревший фильмов ужасов неврастеник с суицидальными наклонностями. Удивлен, как дикари нас так легко после разгрома стойбища со своих территорий выпустили. Везунчики мы, но пока пояс с нами, это гарантия того, что «зверьки» нас в покое не оставят. По идее, за этот предмет они должны были до самого конца биться, и сейчас они могут попытаться вернуть его любой ценой. Если «инката» будет уничтожена или окончательно потеряна, все племя должно пойти на верную смерть, так что они попытаются ее отбить. Я в этом уверен почти на сто процентов, так что когда покинем город надо смотреть в оба. Шаман, падла, уцелел, и собрать воинов ему ничего не стоит, на это авторитета Косе хватит.

– Раз ты так говоришь, значит, так оно и есть. Будем остерегаться.

Игнач замолчал, однако в его глазах был немой вопрос, и я спросил:

– Хочешь знать, что это такое?

– Конечно.

– Шульгин писал, что в древности, тысячи лет назад, люди верили, будто бы у каждого племени или народа может появиться предмет, который даст ему превосходство над врагами, оградит его от неприятностей и бед, и будет помогать в повседневной жизни.

– Артефакт что ли?

– Примерно так, но профессор в своих дневниках использовал название «инката». У кого-то это камень, икона, статуя, идол, меч, копье, щит или иное какое оружие. У других, предметы одежды и символы власти: корона, скипетр, жезл, перстень, драгоценный камень или заговорная руна. Получаются эти «инкаты» из побед племени, из его крови, великих желаний, чаяний или жажды жизни. Знающие жрецы, шаманы, монахи или ведуны могут собирать энергетику народа, накопленную в этих артефактах, и использовать ее во благо или во зло.

– Это вроде намоленых икон? – спросил казак.

– Да, но в случае с дикарями использовался иной способ создания сильного артефакта. «Зверьки» племя молодое, огромных жертвоприношений себе позволить не могли, и подвигов, когда народ, перебарывая и не жалея себя, достигает великой цели, за ними тоже нет. Они пошли по другому пути, и стали собирать всю силу и удачливость своего племени в одном предмете постепенно, капля за каплей.

– А разве это возможно?

– Они считали и видимо до сих пор считают, что да. Сначала из тела убитого в особый день по ритуалу человека берут кусок кожи и делают из него ремень. Затем к нему добавляют второй. Оба ремня переплетают между собой, а самые лучшие воины племени, шаманы и сильнейшие вожди, дают колдуну волосы, ногти, жир, кровь, сперму и грязь с тела. Чародей все это смешивает с особыми снадобьями, варит, выпаривает, и в конце получает выжимку. Видишь, коричневые точки на коже?

– Заметил уже.

– Вот это она и есть, выжимка, обработанная клеем и намертво приклеенная между ремнями. Год от года ремней и темных точек становится все больше, пояс постоянно переплетается и могущество его растет. В общем, для общества «зверьков» это штука чрезвычайно важная.

Игнач пристально посмотрел на меня, признаков сумасшествия или психического расстройства не заметил, осознал, что я не шучу, и спросил:

– Ты это серьезно?

– Более чем.

– И, что нам с этой мерзостью теперь делать?

– Необходимо как можно скорее, спалить ее, и проследить, чтобы ни кусочка не уцелело. Верим мы в колдовство или нет, а подобную кровавую дрянь необходимо уничтожать.

– Сжечь не проблема. Вот только почему мы подобных вещей не находили при разгроме «беспределов», ведь они с местными «зверьками» одного поля ягода?

Подумав, я ответил:

– Черт его знает, братка. Мы и шаманов раньше не встречали, и патриархов не видели, а только слышали о них. Если что-то и было, то кто же нам, обычным рядовым солдатам и сержантам гвардии будет об этом рассказывать. Наверняка, госбезопасность что-то от пленных «беспределов» узнала, там специалисты такие, что и бревно разговорят, а не то, что дикаря. Однако генерал Терехов информацией делиться не любит, и попусту никогда не болтал.

– Понятно. Раз так, то я пойду палить эту самую «инкату»?

– Действуй.

Командир пластунов забрал пояс и направился на задний двор постоялого двора. Но не успел Игнач сделать и трех шагов, как с улицы вошел Сумароков-младший, начальник городского гарнизона и племянник городского головы. Он сел на место, где только что сидел казак, утер со лба пот, посмотрел на Игнача за своей спиной, затем на меня и, без всякого приветствия, сразу перешел к делу:

– Вы, когда уходите?

– Завтра рано утром.

– Помощь ваша нужна. Рядом с Новградом дикари объявились. Засели километрах в десяти от города, в лесу возле реки, и чего-то ждут. Надо их сегодня ближе к вечеру окружить и уничтожить, а у меня под рукой только два десятка нормальных бойцов. Ополченцев в лес не пошлешь, потеряются, а профессионалов не хватит. Непонятное что-то творится. Обычно, дикари дальше Тарусы не ходят, все больше на Москву наседают, а тут, вплотную к Новграду пробрались.

– Сколько дикарей?

– Полсотни бойцов и один шаман. Собак нет. Тоже странность.

Мы с Игначом, который так и не успел уйти, переглянулись. Казак нахмурился и как на ядовитую змею, посмотрел на «инкату» в своих руках, а я задал коменданту новый вопрос:

– Как дикарей обнаружили?

– В каждом патруле по одному опытному следопыту, который вокруг города каждый кустик знает. Он то их и засек, проследил, где они на дневку остановились, и смог без шума уйти.

– А точно среди дикарей шаман?

– Да. Худой такой человек с небольшим посохом в руках и ритуальными ножами на перевязи поверх шкуры. Наш следопыт человек опытный, не раз к дикарям за добычей ходил, так что понимает, кто есть кто. – Семнадцатилетний начальник гарнизона, не смотря на годы, уже успевший повоевать, но, тем не менее, не утративший присущего правильно воспитанной молодежи идеализма, посмотрел мне прямо в глаза и спросил: – Что скажете, командир Мечников? Вы поможете нам? Если за оплату переживаете, то все решено, вам компенсируют весь расход боеприпасов, а работа будет оплачена по самой высокой ставке.

Парень ждал ответа, и я с ним не промедлил:

– Поможем вам. Насчет боеприпасов, понятно, от компенсации не откажемся, а оплату не возьмем. В том, что дикари возле города обосновались, есть доля нашей вины. Видимо, они пришли по следам отряда и теперь нас караулят, так что это с меня причитается, а не с вас. Как работать будем?

– Ополченцы перекрывают все пути отхода. Я со своими ребятами иду с одной стороны, а вы давите с другой.

– Устраивает, но я ваших следопытов своими людьми усилю. Нормально?

Сумароков-младший кивнул головой и, сказав, что сбор воинов через два часа возле восточных ворот, умчался собирать своих самых лучших вояк. Игнач, который по-прежнему стоял рядом, вопросительно посмотрел на «инкату», и я принял решение не торопиться с ее уничтожением.

– С собой этот пояс возьмем, мало ли как дела пойдут, – сказал я казаку. – Может быть, эта дрянь нам еще пригодится. Собирай лесовиков, через час шестьдесят человек должны быть наготове. Все делаем стандартно: осмотр, постановка задач по группам, выход в лес с местными проводниками-следопытами, Лихой проведет разведку и начинаем работу. Действуем жестко, одного-двух дикарей и шамана берем в плен, а остальных в расход.

– Понял, – ответил Игнач.

Спустя шесть часов, ближе к вечеру мы вышли на исходную позицию. На густой и дремучий лес постепенно и неспешно опускались теплые и душные сумерки. Яркие природные краски блекли, а шатер из больших ветвей и зеленых листьев над нашими головами наливался глубокой и мягкой серостью.

На мгновение мне показалось, что лес живой, что он насторожился и понимает, для чего мы находимся на звериной тропе возле небольшого заболоченного ручья. За этой узкой водной ленточкой, петляющей по низине, метрах в ста пятидесяти от нас, расположился первый дозор «зверьков», который наблюдает за дорогой, ведущей из Новграда на Москву. За ними, на укромной полянке, основные силы дикарей, чуть больше сорока воинов и Кося. Еще десяток вражеских бойцов днем обошел город и теперь наблюдает за западными воротами, но этими «зверьками» займутся ополченцы. Еще час и наступит ночь, а нашу работу необходимо закончить засветло. Думаю, что за отведенное нам время мы уничтожим дикарей.

Надо мной и лучшими воинами отряда, которые готовятся к атаке, громко защелкала неизвестная птица. С соседнего дерева ей откликнулась еще одна, а чуть дальше, их поддержали сразу две. Лесные пичуги ведут себя тревожно, они обозначают наше местоположение и дикари могут забеспокоиться. Ко мне подходят лейтенанты, их головы склоняются к моей и шепотом я спрашиваю:

– Готовы?

– Да, – таким же еле-еле слышным шепотом дружно отвечают командиры отряда.

– Начинаем. Шамана брать живьем.

Воины поднимаются и мягкими бесшумными шагами, подобно барсам, движутся в сторону противника. По большому поваленному стволу дерева, пересекаем водную преграду, поднимаемся на другой берег ручья и отлаженными тройками рассыпаемся влево и вправо. Наша, состоящая из пятидесяти испытанных воинов цепь, обходит дозор «зверьков», которые уже почуяли нас. Воины ускоряют движение, и вместе Арсеном и Лидой, которые в сегодняшнем деле прикрывают мою спину, и Лихим, который постоянно крутится неподалеку, мы выходим на небольшой взгорок. Именно с него дикари вели наблюдение за дорогой. Впереди, по ходу нашего движения, шуршат кусты. Видимо, вражеские дозорные предусмотрительно отступили и спешат известить своих товарищей о надвигающейся опасности. Соблюдать тишину необходимости уже не было и, продвинувшись по следам дикарей, я выкрикнул:

– Ату их! Гоните «зверьков» на засаду! Не давайте им опомниться!

Усилившийся шум справа и слева, известил меня о том, что воины услышали мой голос, и прибавили хода. Азарт погони захлестывает меня и бойцов, мы торопимся навстречу нашим врагам, хрустят под подошвами ботинок сучки, и за моими плечами дыхание подруги и телохранителя. Мы готовы к бою, но все равно, как это зачастую случается в лесах, схватка начинается совершенно неожиданно. Вроде бы бежали между деревьями и проламывали телами кустарник, а тут, раз, выскочили на открытое пространство и перед нами вся вражья сила в полном составе, которая убегать не торопится, и даже наоборот, готовится к битве.

Сумароков-младший был прав, дикарей действительно, около пятидесяти, столько же, сколько и нас. Численно силы равны, но против наших автоматов и пулеметов у дикарей луки и всего с десяток огнестрельных стволов. Единственный их шанс, это ближний бой, и Кося, юркую фигурку которого я вижу среди суетящихся вражеских воинов, понимает это не хуже меня. Подобно сумасшедшему зайцу, он подпрыгивает на одном месте, указывает своим посохом в мою сторону и выкрикивает что-то на своем родном диалекте.

Подобно быкам, дикари опускают головы к земле, выставляют перед собой холодное оружие, и устремляются на нас троих. Зрелище впечатляющее и страшное, но мы и не такое видели.

Как на полигоне, вся наша тройка опускаемся на правое колено. Приклад прижимается к плечу, палец плавно жмет спусковой крючок, и ствол начинает выплескивать из себя маленькие язычки пламени. Стальные пули крошат тела грязных тварей, пять, а может быть и больше «зверьков» катится по свежей и согретой солнцем траве, и их товарищи, имеющие огнестрелы, начинают вести ответный огонь. Приходится перекатом уйти назад в кустарник, наши три ствола против десяти как-то не очень играют. Но подходят наши приотставшие воины. Дикари, идущие на нас, вламываются в кустарник, и начинается рукопашный бой.

Стрельба сама собой прекращается, видимость не очень, а тут еще и свалка из человеческих тел, да такая, что в своего друга попасть так же легко, как и во врага. Передо мной возник противник, здоровый воин в обмотанной на теле волчьей шкуре. В его руке неплохой меч, сантиметров около восьмидесяти по длине. Одним прыжком, этот кабан, который на полголовы выше меня и пошире в плечах, перемахивает через помятый кустарник и хватает мой «Абакан» за ствол, который после стрельбы все еще горячий. Однако по виду дикаря не заметно, что для него это проблема. Он скалится и обнажает в мерзкой ухмылке неровные и сильно искривленные зубы. Я жму на курок, но ничего не происходит. Рожок автомата пуст, и мне остается только оставить «Абакан» в руках дикаря и быстро отскочить в сторону.

Вражина следует за мной по пятам и, на ходу выхватив свой родной клинок, тот самый, с которым не расстаюсь еще с Кавказа, я встречаю его. Меч против ножа, расклад не самый хороший, но, используя инерцию движения противника, у меня получилось перехватить его правую руку своей левой, пройти под смертельным острием и воткнуть мое оружие «зверьку» в бок. Клинок пробивает толстую шкуру и мягко входит в тело. Дикарь хрипит, ревет подобно разъяренному медведю и мощным ударом кулака отбрасывает меня в сторону. При этом мелькает мысль, что для боя я все еще слабоват и после плена так до конца и не восстановился.

Схватка продолжается, выхватить пистолет я не успеваю, «зверек» бежит на меня и меч в его руке сулит мне гибель, но его встречает Арсен, тоже неплохой знаток боевого фехтования и большой любитель холодного оружия. Звенит сталь, сыпятся ясно видимые в полутьме искры, и после короткого и яростного размена ударами, воспитанник турецких кочевников, одним ловким ударом рассекает врагу грудь.

Рядом со мной появляется раскрасневшаяся Лида. Видно, что подруга тоже взяла сегодня первую кровь, и на пару, не отвлекая Арсена, добивающего хрипящего и пытающегося встать дикаря, мы направляемся на поляну. По дороге, я подхватываю свой автомат, перезаряжаю его и, сделав несколько шагов, мы снова оказываемся на поляне.

С виду здесь царит полнейшая неразбериха. И наши и вражеские воины рубятся до победного конца. Свалка! Рев! Крики боли и ярости. Боевые кличи! Трещат кости, и их хруст, ясно слышен не взирая на весь тот шум, который бьет по моим ушам! Однако помимо всего этого, в этом хаосе слышны короткие команды моих лейтенантов и, беспрекословно подчиняясь им, воины дробят дикарей на части, давят одиночек группами и уничтожают их без всякой жалости.

В этом бою наше с Лидой участие не требуется. Мы подоспели к самой концовке и все, что нам остается, это высматривать шамана Косю. Он, кстати, не прячется, и бежать не пробует, перемещается между своих соплеменников, что-то выкрикивает и своими ножиками пытается попятнать кого-то из наших воинов. Один раз это у него даже получилось. Он рассек одному из парней ногу, хотел отскочить, но боец, действуя автоматически, ударил его в лоб прикладом автомата, и шаман, подобно птице раскинув свои руки, в беспамятстве упал под его ноги.

Пока я наблюдал за этой схваткой, битва окончилась. Воины, одолели дикарей, и при этом, не понесли никаких серьезных потерь. Конечно, раненые имеются, их около десятка, но в целом, тяжелых ни одного, и это маленькое чудо, а может быть, наоборот, закономерность и показатель нашего превосходства над дикарями.

Где-то дальше в лесу, там, куда отступили немногочисленные уцелевшие «зверьки», слышны крики и выстрелы. Следопыты Новграда не дают варварам разбежаться. Они должны справиться самостоятельно, и наши парни приступают к обыску дикарей и сбору трофеев.

Пока бойцы заняты этим чрезвычайно важным делом, я направляюсь к шаману, которого уже приводят в чувство. Вода из фляжки Крепыша тоненькой струйкой льется на лицо Коси, а нога лейтенанта легонько пинает его в бок. При этом он приговаривает:

– Подъем боец, война пришла. Вставай дядя, здесь тебе не курорт.

Мы с Лидой и появившемся из кустарника Арсеном останавливаемся рядом. Как на заказ, хлопая ресницами, шаман открывает глаза. Он молчит, отплевывается от попавшей в рот воды, садится на пятую точку и в каком-то недоумении осматривается вокруг.

Присев на корточки рядом с ним, я похлопал его по щеке и спросил:

– Ты узнаешь меня, Кося?

– Да, – прошипел он.

– Зачем ты погнался за нами?

Шаман промолчал и его яростный и злой взгляд исподлобья обдал меня таким презрением и ненавистью, что стало понятно, разговаривать и правдиво отвечать на мои вопросы он не станет.

– Командир, – Арсен схватил Косю за грязные волосы и достал из ножен на бедре отличную финку, – может быть, по-другому с ним поговорить?

– Отставить! Собери сушняк и разведи костер.

Телохранитель лишних вопросов не задавал. Отпустил пленника и послушно начал собирать топливо. Прошла всего пара минут, рядом с нами выросла кучка древесины и фрагменты промасленной дикарской одежды. Чиркнула длинная спичка, и вскоре прожорливое пламя моментально охватило весь этот горючий материал и подняло вверх свои алые языки.

Кося, молчал и, не отрываясь, смотрел на меня. Я достал из РД за плечами «инкату», эту мерзкую вещицу, подошел вплотную к огню, разгонявшему ночную тьму, окончательно завладевшую лесом и, держа пояс над пламенем, задал шаману еще один вопрос:

– Как думаешь, мне кинуть ее в огонь или пока не надо?

– Не-е-е-ет! – тьму разорвал громкий крик колдуна. – Остановись!

– Ты будешь говорить?

– Я сделаю все, что ты хочешь и расскажу тебе обо всем, что знаю! Только не уничтожай наше Сердце!

– Отлично! – на время «инката» вернулась в рюкзак, а я приказал подтянуть поближе к огню хорошее бревнышко. После чего присел на него и приготовился к очень длинному и серьезному разговору, настолько длинному, что короткой летней ночи на него могло и не хватить.

 

Глава 15.

Калужская область. 08-13.06.2065.

Новград на Оке наш отряд покинул через двое суток после разгрома дикарей шамана Коси. Ни один из «зверьков» не сбежал, все остались лежать в лесах. Сам шаман, который был захвачен в плен и психологически сломлен, отвечал без утайки на любой вопрос, о многом рассказал, и половину из того, что он поведал, я отбросил как мусор.

Какие, нах, демоны, злые духи или безымянные твари бездны? Не верю я в это, и все тут. Поэтому, полнейшую чушь, старался особо не запоминать, хотя на диктофон записывал каждое слово ценного пленника, вдруг, то что наговорил Кося будет важным для вышестоящего начальства. Меня же интересовала более конкретная информация. Сколько войск у дикарей вокруг Московской области? Каково вооружение «зверьков»? Какую тактику они применяют? Кто самые лучшие вожди? Имеются ли у них какие либо цели и планы? И если да, то, какие?

В общем, вопросов к шаману было много. Однако часам к шести утра, я полностью иссяк и кивнул Арсену, который постоянно находился рядом, мол, работай. Тот, без всякой суеты, вновь достал свою финку, тихо подошел к Косе со спины и одним движением перехватил ему горло. За шаманом было много крови и мерзостей, но пытать его или издеваться над ним, желания не было никакого. В тот момент, этот надломленный человечек, постоянно напоминающий мне великого русского писателя Антона Павловича Чехова, был не опасен, и умер он легко. Кося, в недоумении посмотрел солнце, выползающее из-за деревьев, несколько раз всхлипнул вскрытой гортанью, подрыгал ногами, да и затих.

Что же касается ненужной теперь «инкаты», после смерти шамана, этот поганый артефакт, разумеется, сожгли. Я лично кинул ее в костер, и пояс полыхнул так, как будто он был сделан не из кожи, а из магния. Ярчайшая вспышка, на миг ослепила всех, кто в это время смотрел на огонь, а по лесу пронесся еле слышный одновременный скрип множества деревьев, причину которого объяснить было нечем. Ветра нет, людей кроме нас вблизи не наблюдалось, а лес как будто застонал. Плевать. Сердце Племени, как его называл покойный Кося, или «инката», как обозначал этот предмет культа Шульгин, была уничтожена. Собрав немногочисленные трофеи, воины выбросили из головы необычные странности, которые при буйной фантазии можно истолковать как нечто сверхъестественное, и покинули лесную поляну.

Наш отряд с победой вернулся в городок. Новградцы устроили нам праздник и, отгуляв положенный срок, мы снова упаковали свои вещи и продолжили путь к дому. Было дело, семья Сумароковых, в лице городского головы и начальника гарнизона, предлагала нам остаться в Новграде, но по понятным причинам, предложение поработать на горожан, интереса не вызвало.

Следующий анклав, к которому мы должны были выйти, это Перемышль. От Калуги до него километров тридцать по прямой, а от Новграда на Оке, чуть более сорока. Расстояние небольшое, если идти по дорогам, но они как таковые отсутствуют, поскольку за минувшие годы разрушились, заросли молодым подлеском и густым кустарником. Только отдельные куски древних автострад, редкие грунтовые дороги между небольшими поселениями людей, затерявшимися в лесах, да звериные тропы, все еще могут быть использованы для продвижения на юг. Правда, есть река, а у новградцев имеются лодки, которые регулярно совершают торговые рейсы к Перемышлю. Однако мы решили двигаться по суше, так более привычно, да и спокойней, а то, как представлю, что с берега за нами может кто-то наблюдать, а мы его не сможем увидеть, так передергивает всего.

Итак, взяв проводника, бывалого наемника из Мещовского поселения, несколько раз бывавшего в Перемышле, отряд взвалил на себя рюкзаки, походное снаряжение и оружие, и вышел за городские ворота.

Первый день пути прошел без проблем. Лето, в лесах не сильно жарко, идем без надрыва и до вечера сделали пару часовых остановок. Ни дать и ни взять, туристический поход с хорошей нагрузкой. На ночь остановились в небольшой деревушке на берегу чистого и уютного озера. Воины устроили рыбалку, наварили ухи, хорошо отдохнули, а поутру, снова в дорогу.

Согласно предварительных расчетов, к вечеру мы должны были оказаться в Орешке, форпосте Перемышля на правом берегу Оки. Дальше, на пароме надо было переправиться на левый берег, посмотреть на житье-бытье местных граждан, и снова определяться с маршрутом движения. Однако, находясь километрах в пяти от Орешка, мы услышали шум боя. По пулеметным и автоматным очередям, хлопкам гранат и взрывам минометных снарядов, складывалось впечатление, что в районе форпоста сражается как минимум тысяча человек.

Возник вопрос. С кем воюет вольный народ древнего городка Перемышль? Наш проводник Коля Федотов, на этот вопрос ответить не мог, но голова человеку не токмо шапку носить, и я быстро прикинул расклад сил в близлежащих землях. Дикарей рядом нет. До иных населенных анклавов путь не близкий. Гражданская война вполне возможна, в Перемышле сосуществует несколько разных полубандитских общин, крышующих поселения вокруг городка, но в этот случае, скорее всего, бой шел в городе на другом берегу реки, а не возле форпоста. Получается, что сражение идет с христианами из Тулы, поскольку они единственные серьезные и явные враги местного анклава. От Сени Бойко и новградцев я знал, что несколько лет назад патриарх Константин уже воевал с этим поселением, но тогда его войска потерпели поражение, и с тех пор на границе Тульской и Калужской областей царил мир. И вот мы здесь, но вместо спокойствия застаем самую настоящую войну.

Отряд расположился на дневку. Воины готовятся к возможному бою, а я вызвал Серого, и приказал его группе выдвинуться к Орешку и посмотреть, что к чему. Группа отсутствовала два с половиной часа, бегом к форпосту и обратно, добыли двух языков, и вернулись.

Первый пленник, местный житель, стройная девушка лет шестнадцати с миловидным личиком. Густые рыжие волосы на голове спутались и облеплены грязью, а умные карие глазенки, испуганно и, в то же самое время, очень внимательно осматривают все вокруг. Одета девчонка в камуфляж, на ногах ладные кожаные сапожки, и при себе она имела огнестрел, потертый и видавший всякие виды автомат АК-74 при двух снаряженных рожках в стандартном армейском подсумке. Второй язык из туляков. Мощный бородатый мужик лет около сорока. Все лицо в мелких оспинах, держится спокойно, и мое личное мнение, что это кадровый вояка, в чине сержанта или прапорщика. На нем черная горка, кепка с христианским крестиком вместо звездочки, из снаряжения на туляке черный бронежилет и разгрузка, набитая рожками и гранатами, а вооружен крестоносец новеньким автоматом АН-94 «Абакан», таким же стволом, какой и у меня.

Пленников пока оставили в покое, и для начала, я решил выслушать командира разведывательной группы. Присев на пенек возле дерева, под которым собрались все командиры отряда, Серый начал доклад:

– В районе форпоста месиво страшное. Орешек место для обороны хорошее, там и стены имеются, и колючая проволока, и доты, и дзоты и подземные укрепления, но христиане его все же взяли. Девчонку из местных жителей на берегу нашли. После минометного обстрела брела к парому, а ее тульский воин догонял. Взяли обоих.

– А может быть, не стоило пленников брать? – произнес Кум. – Как бы неприятностей не было.

– Нормально все будет, – губы Серого искривила недобрая усмешка. – Мы тихо пришли и тихо ушли, никто нас не видел. Пока от Орешка двигались, спасенная девчонка мне рассказала, как христиане с людьми, кто к ним в плен попадает, обращаются, да и сам кое-что в бинокль разглядел. Я так скажу, по поведению со своими врагами, между крестоносцами, «зверьками» или сектантами, на мой взгляд, никакой разницы. Жизнь человеческую они ни во что не ставят.

– Ладно, – прервал я разошедшегося лейтенанта, – давай дальше говори, что видел. Сколько там христовых солдат и какое у них вооружение?

Серый кивнул и продолжил:

– Воинов патриарха около полутора тысяч, и к ним в помощь около полутысячи носильщиков, по виду добровольцы, имеют холодное оружие и двигаются без охраны. У бойцов однообразное обмундирование, черные горки, кепки и бронежилеты. Вооружены всерьез. Много автоматического оружия, видел ручные одноразовые гранатометы, АГСы, четыре батареи крупнокалиберных минометов и три полевых орудия в конной упряжке. Автомашин замечено не было. Отряды разбиты на сотни, дисциплина хорошая, офицеры грамотные и настроение личного состава бодрое. В общем, хорошая армия, и с такой воевать сложно.

– Хорошо сходил, Серый. Позже все подробней обскажешь, а пока позови сюда девчонку.

– Угу.

Лейтенант коротко кивнул, встал с пенька и спустя минуту, на его месте сидела спасенная им девушка, которая с опаской покосилась на нас, но, заметив Лиду, которая мягко и по-доброму улыбнулась ей, немного успокоилась.

– Ты нас не бойся, зла тебе не сделаем и вреда не причиним, – заметив, что она все еще зажимается, сказал я. – Мы люди прохожие, наемники. Идем из Новграда на юг. Глядим, у вас тут война, вот и интересно стало, из-за чего такой кровавый кавардак с применением артиллерии. Как тебя зовут?

– Наталья Светлова.

– Что у вас здесь происходит?

Девчушка шмыгнула носом, еще раз оглядела командиров отряда, молча наблюдавших за нашим разговором, и ответила:

– Рыцари Христовы опять с огнем и мечом пришли. Две недели назад появились их послы, и начали что-то про сектантов возле какого-то Харькова говорить. Стали наших мужиков в свое войско звать. Но у нас за ними никто не пошел, да и христиан в городе почти нет. Они покрутились пару дней, и ушли, а сегодня с утра, родственник мой, Тиша Северянин в набат ударил. Люди на круг сбежались, думали пожар или еще чего, а оказалось, что Воины Христовы уже к Орешку подходят. Всем миром, кто только оружие в руках мог держать, на защиту форпоста кинулись. Через реку переправились, а в крепости уже ворота открыты, и гарнизон почти весь перебит. Видимо за стенами предатели сыскались. Авторитеты наши, кто общинами городскими руководит, приказали отступать, а наш отряд последним шел и должен был паромную переправу прикрыть. Мы в лесах вдоль берега затаились, а тут минометный обстрел и атака. Меня немного контузило и землей чуток присыпало. Глаза открыла и к переправе, а за мной враги. Думала, что все, не уйти, а тут ваши, спасли меня, так что если что, то с меня причитается.

– Э-э-э-х, пичуга, – посмотрев в глаза девчонки, вздохнул я, – чего с тебя возьмешь? Сама мала, боец не очень, а родители, если еще живы, наверняка люди не богатые.

– Зато меня народ знает и уважает. Ты не смотри, что я одета неказисто, и из оружия только «калаш». Я читать и писать умею, книги старые читала, а батя мой покойный, треть города держал и с двух деревенек неподалеку дань собирал. Многие про это не забыли, и если вам в наших краях будет нужна поддержка, то я могу поспособствовать.

– Ладно, благодарности сейчас не самое важное. Ты мне вот что скажи. Как думаешь, что у вас здесь дальше будет? Удержат ваши воины город?

Наталья задумалась, всхлипнула, как мне показалось, несколько наигранно нахмурилась, и отрицательно помотала головой:

– Нет, не удержат. Нам бы еще часов двенадцать в запасе, и подойдет помощь из лесных деревень. Но времени нет, а христиан больше, вооружены они лучше, и наши предатели им всю схему обороны сдали. На этом берегу много лодок осталось, в ночь туляки к Перемышлю переправятся, так что с утра город падет, и жителей на костры потянут.

– Неужели, сразу на костры?

– Ну, да, у них это первым делом, а у нас так вообще, случай особый. Мы первые, кто Константиновой власти не покорился и войско его кровью умыл, так что они нас ненавидят люто. Если получится, наши женщины и дети успеют в леса спрятаться, а мужикам одна забота, драться за свои дома до самого конца.

– Хорошо, Наташа. Пока поешь и отдохни.

Девушка встала, молча ушла к одному из маленьких бездымных костерков неподалеку, а ей на смену, на все тот же самый пенек посадили туляка.

– Имя, фамилия, звание, должность? – строгим и не терпящим возражений голосом спросил я, и тут же добавил: – Молчание и обман будут наказаны.

В своих догадках я оказался прав, туляк, действительно, был кадровым военным. Он выпрямил спину, и ответил:

– Исаак Протасов, десятник 5-й сотни Рыцарей Христовых приписанных к Успенскому собору.

– Что здесь происходит. Почему патриарх свое слово о мире нарушил?

– Готовится Великий Крестовый поход, необходимо обезопасить тылы, а слово, данное еретикам, отлученным от святой нашей матери церкви, ничего не значит. У нас в Перемышле верные люди были, и когда святым отцам, пришедшим в городок с посланием патриарха, отказали в помощи, настал черед войск.

Вопросы – ответы. Воин Христова Войска ничего не скрывает, и сохранить какую либо военную тайну не пытается. Через полчаса Протасова уводят, а я, оглядев своих офицеров, спросил:

– У кого и какие предложения?

Первым высказался Игнач:

– Смеркается. В ночь надо обойти поле боя, и до утра оказаться подальше от этих мест. После этого переправимся на другой берег Оки и продолжим свой путь.

– Поддерживаю, – вторым был Кум.

– Я не против, – свое слово сказал Крепыш.

На мгновение тишина и голос Лиды:

– Уходим. Это не наша война. Игнач прав.

Последним свое мнение высказал Серый, перед этим посмотревший назад, на спасенную им девчонку, которая, судя по его поведению, приглянулась ему:

– Согласен, но есть дополнительное предложение.

– Какое? – спросил я.

– Мы уйдем, но перед этим, предлагаю по тылам воинов патриарха пройтись. В войну ввязываться не надо, а пошуметь, чего-нибудь поджечь и важного языка из высшего комсостава для допроса взять, было бы полезно.

– Хочешь армию от Перемышля отвлечь?

– Да. Жалко местных граждан. Нам-то что, сделаем все красиво и уйдем, а им выигрыш по времени и возможность из лесов помощь получить.

– Нет, Серый.

– Но почему?

– Во-первых, у христиан регулярное войско, а не ополчение, и просто так, совершив лихой налет, спокойно уйти, нам не дадут. Во вторых, ты исходишь в своем предложении из того, что туляки «плохие», а люди из Перемышля «хорошие». Но это, дружище, не совсем правильно. Ты знаешь, чем живет местный анклав?

– Не знаю.

– А я в курсе. В большинстве своем, они бандиты и мародеры. Вольные художники, которые пригибают под себя окрестных жителей и собирают с них дань. В свое время отцы и деды горожан не одно селище в радиусе двухсот километров от своего городка дотла за непокорность выжгли. Местные люди ничуть не лучше христианских карателей, так что здесь нам никто не друг и не враг.

– А как же мирные жители, женщины и дети, которые могут пострадать? – поморщившись, спросил Серый. – Надо помочь им эвакуироваться.

Сообразив, откуда такие мысли в голове лейтенанта, я ухмыльнулся и сказал:

– То, что девчонка говорит, дели на три. У гражданских людей, для того чтобы в леса отступить весь световой день в запасе был. Соображаешь?

– Понял. Она умная, а я дурак. Девчонка меня на жалость разводила, а я чуть было не повелся.

– Правильно. Поэтому, уходим тихо, и не привлекая к себе внимания. Все ясно?

Офицеры меня поняли правильно.

Как только стемнело, в сопровождении нашего проводника, отпустив на волю симпатичную и продуманную девушку Наташу и, вернув ей автомат, мы двинулись дальше. По широкой дуге отряд спокойно обогнул боевые порядки тульских крестоносцев, которые начали переправу на левый берег. После этого отпустили Протасова. Тот, поклонился пояс, пробурчал слова благодарности, вскинул свое оружие на грудь и, немного отойдя от нас, сначала прибавил шагу, а затем и побежал. Видимо, десятник до последнего момента думал, что его убьют.

Прошагав всю ночь, к следующему утру, мы уже были в двадцати километрах выше по реке. Здесь мы обнаружили небольшую рыбацкую деревушку, с тихими и незлобливыми жителями. При их помощи, отряд переправился на левый берег, передохнул и, держась как ориентира реки Жиздра, снова пустился в путь дорогу.

Идем день и второй, а на третий, отряд прошел окраину покинутого людьми Козельска, и километрах в восьми от него, случилось очередное дорожное происшествие.

Вокруг нас все те же самые леса, попадаются засеянные пшеницей и овсом небольшие возделанные поля, по левую руку река и пара впопыхах брошенных лодок. Перед нами ничем не примечательная и огороженная кирпичными стенами деревушка, человек на триста жителей. Местные люди нас боятся. Они заметили передовой дозор, который ни от кого не скрывался, и над окрестностями прокатился тревожный звук металлического била. Деревянные ворота поселения захлопнулись, а на стенах появились вооруженные огнестрельным и холодным оружием мужчины.

Мы решили не нервировать мирных аграриев и, не вступая с ними в контакт, пройти мимо. Припасы у нас имеются, люди не устали и отдых нам пока не требуется.

Удобная для продвижения дорога пролегала метрах в четырехстах от стены. Обходить поселение по дебрям, это потеря времени, тяжелого оружия в поселке не замечено, так что, разбившись на группы, и вытянувшись в длинные походные шеренги, отряд мирно идет мимо деревушки и никого не трогает.

И вот, когда стены остались в нашем тылу, и даже конченый дебил должен был понять, что от нас беды ждать не стоит, от поселения прозвучал одинокий выстрел. Пуля местного снайпера, стрелявшего непонятно из чего, с расстояния в пятьсот метров насмерть уложила идущего крайним в тыловом дозоре наемника, который пристал к нашему отряду еще в Турции и, скорее всего, был шпионом трабзонского разведчика доктора Галима Талата. Турок был хорошим бойцом, многое с нами прошел, и вот, смерть все же нашла его

Воины рассыпались по лесу, на опушку которого мы уже вышли, и на скором военном совете, было решено, ситуацию на самотек не бросать. Гибель одного из наших людей, должна быть отомщена. Для нас это неписаный закон и руководство к действию.

Дождавшись темноты, через картофельные поля мы подошли к поселку, в котором никто не спал. За стенами были слышны приглушенные голоса местных жителей, лаяли дворовые псы и где-то плакали дети. Напряжение, царящее за стенами, чувствовалось всеми, и эту смесь страха и волнения, можно было почувствовать даже без помощи Лихого. Один выстрел, одна смерть и наказание для всего поселения.

Группы вышли на исходные позиции. Оставалось только отдать команду на штурм, и начнется работа: снайпера выбьют людей на стене, автоматчики обстреляют из ГП-25 деревянные ворота, и пока местные жители сосредоточат все свое внимание на защите пролома, пластуны перелезут через стену и атакуют их с тыла. Я взял в руки рацию, и приготовился вызвать на связь лейтенантов, но настороженную ночную тишину разорвал сильный и уверенный голос из-за стены:

– Эй, воины, вы здесь?

На стене, не таясь и держа в руке факел, появился человек, лицо которого разглядеть нельзя, а силуэт был идеальной мишенью для наших стрелков.

– Да, мы здесь, – отозвался я сельскому жителю.

Переговорщик или кто он там, прокашлялся и сказал:

– Мы не знаем, кто вы, и знать не хотим. Смерть вашего человека случайность, у молодого охотника палец на спусковом крючке дрогнул. Мы приносим свои извинения.

– С полукилометра и палец дрогнул? Эту хрень кому другому объясняй. Не верю тебя. А что касается ваших извинений, то засуньте их себе в задний проход. Погиб наш товарищ, и вы за это ответите.

– У нас есть, чем вас встретить, – голос мужика еле заметно дрогнул.

– Начхать! Сейчас вас гранатами закидаем, а стену вашу взорвем. Готовьтесь к смерти.

Парламентер помедлил, и снова заговорил:

– А если жизнь на жизнь обменяем?

Вариант был приемлемый, и я ответил не раздумывая:

– Нормально. Через двадцать минут вы спускаете со стены своего снайпера и его винтовку. Только учтите, если обманете, и левого гражданина нам подсунете, мы вернемся и спалим вашу деревню дотла. Виру вашу примем, это дело святое, но если что, то за обман ответите.

– Не будет обмана, воин, – голос мужика сорвался, но он справился с собой и продолжил: – Сына своего тебе отдаю, и об одном только прошу, если будешь его убивать, то не мучай парня.

– Если он, в самом деле, такой хороший стрелок, каким себя сегодня показал, то в отряд его возьму. Боец убит, а место его пустует, так что твой сын в строю за него встанет, а там уж как судьба распорядится.

Молодого и растерянного парня, стрелка с древней винтовкой Мосина, непонятно как дожившей до наших дней, спустили со стены ровно через семнадцать минут. Наши воины подхватили его под руки, дали парочку крепких пинков, чтобы двигался быстрей, и вскоре, вновь выстроившийся в походную колонну отряд, продолжил свое движение на юг.

 

Глава 16.

Орел. 27.06.2065.

От Козельска до самого Болхова, еще одного вольного анклава, наш отряд двигался пешком. Не скажу, что это было так уж изнурительно, люди у нас ко всякому привычные, но идти по звериным тропам и разбитым автомагистралям, удовольствия тоже немного. Тяжелый рюкзак на плечи, и вперед, и изо дня в день одно и тоже. Летняя жара, форсирование рек и ручьев, пот, грязь, пыль, небольшие болота, редкие поселения с угрюмыми крестьянами, ожидающими от нас зла, и множество назойливых насекомых. В общем, обычный день путешественника или разведчика.

Так мы добрались к Болхову, и от этого городка до Орла, некогда областного центра Российской Федерации, шла вполне приличная грунтовая дорога. Здесь же, по сходной цене, у горожан удалось прикупить неплохих лошадок, так что дальше движение пошло веселей.

И вот, сегодня, с утра пораньше, отряд вошел в вольный город Орел. Точнее сказать, в один из его пригородов, в районе речки Орлик, впадающей в Оку.

В дороге мы неоднократно встречались с людьми, в большинстве своем торговцами, ведущими бизнес в Орле и, благодаря им, пока отряд продвигался к этому городу, я собрал некоторую информацию о местной власти, которая в этом поселении принадлежала группировке называющей себя «Медведи». Как и по всей планете, после чумы, в Орловской области каждый выживал, как мог. Было все в самом распространенном наборе: анархия, хаос, техногенные катастрофы, бандиты, мародеры, разбойники, насильники, маньяки и убийцы. Так продолжалось до тех пор, пока лет двадцать назад, самый крутой местный бандит Папа Миша, не выбил из города всех своих конкурентов и не объявил Орел территорией мира.

Князем, герцогом или императором Папа Миша себя объявлять не стал, а представлялся всегда скромно – смотрящий за городом. Никто с ним не спорил, и то, что в областном центре появилась крепкая власть, так или иначе, устраивало все районные анклавы и группировки. Лихой народ повеселился в свое удовольствие, и осознал, что с мирных граждан гораздо выгодней брать дань, чем грабить их каждый год, и так в Орловскую область пришел неофеодализм на его начальной стадии.

Впрочем, область меня не интересует. Наш маршрут пролегает через город, а потому, вернусь к нему и порядкам, установленным в нем местным лидером. Укрепив свою власть в областном центре, орловский смотрящий установил неписаные правила поведения на своей земле, и для себя я эти законы раскидал по пунктам. Первый: все люди в Орле гости, и только «медведи» в нем хозяева. Второе: если хочешь пострелять или вырезать своему врагу сердце, иди за город. Третье: мордобой разрешен, однако, в разумных пределах и без смертоубийства. Четвертое: питейные заведения, бордели и мастерские, собственность «медведей», и всякое посягательство на них, а так же неуплата за предоставленные услуги, заранее оговоренной цены, влечет за собой кару, которая почти всегда одна – смерть. Такими были основные неписаные законы города Орел, а все остальное мелочи, особого внимания и упоминания недостойные.

Стен вокруг владений «медведей» не было, дома старой постройки изрядно обветшали, но они все еще стоят и мастеровые люди, постоянно ведут в них какой-то мелкий ремонт. На основной дороге от Болхова стоит блокпост, и на нем полтора десятка плечистых амбалов в неплохо пошитой кожаной одежде, с парой автоматов АКСУ, ручным пулеметом РПКС и неизвестными мне самозарядными винтовками под патрон калибра 7.62 мм. Это все понятно, ситуация знакомая. Однако была небольшая мелочь, которая поразила меня до глубины души. Над блокпостом развевался флаг, на красном полотнище орел сидящий на крепостной стене. Как правило, флаги имеют серьезные государства или крупные анклавы, которые могут позволить себе содержать регулярную армию или постоянную дружину, а тут, городок, тысяч на тридцать пять граждан, и флаг. Круто!

Старший на этом охранном пункте, смуглый низкорослый и очень подвижный мужичок, обшарил взглядом наше вооружение, завистливо хмыкнул, прошелся вдоль лошадей, которых воины держали в поводу, и представился дежурным по КПП номер 3. Он проинструктировал нас насчет городских порядков, выдал на каждого человека гостевой жетон, переписал количество стволов, и после всех этих действий мы уплатили ему пошлину за въезд. Отдав десять рожков «семерки» и десять «пятерки», отряд получил возможность три дня жить и делать закупки на территории поселения. Все достаточно стандартно, по-деловому и без конфликтов, «медведи» получают оплату и гарантируют нам неприкосновенность. Хотя, конечно, в случае проблем, мой отряд смог бы и сам себя защитить. По нашим прикидкам, в городской общине Папы Мишы бойцов сотни три, максимум четыре. При этом серьезных оборонительных сооружений в городке нет, и только несколько домов старой постройки, в которых обосновались вожаки со своими приближенными, могут служить шверпунктами. Как довесок к этому, в поселении постоянно находится до тысячи наемников и повольников с оружием в руках, но они нам не соперники. Однако, мы здесь люди проезжие, нам бы закупить продовольствия, лошадок перековать, информацию собрать, да поскорее двигаться дальше, так что конфликты нам не нужны.

По совету и рекомендации дежурного по КПП, который выделил нам проводника из своих бойцов, наверняка, шпиона, который должен присматривать за нами, на постой мы остановились невдалеке от блокпоста, сразу в двух гостевых дворах, находящихся один напротив другого через дорогу.

Заплатив за постой и назначив караулы, в сопровождении проводника, двух боевых троек и Лиды, при оружии, я отправился бродить по городу, про который попутные торговцы отзывались как о месте, где можно купить и продать все, что только возможно. Я им не верил, поскольку не ожидал от этого анклава чего-то особенного. Однако когда мы прошли несколько грязных улочек и обошли пару алконавтов, подобно свиньям валяющихся в пыли, то попали в место, сильно напомнившее всем нам восточные базары.

На расчищенной площадке, примерно два на три километра, в самом центре поселения, стояли четкие и ровные ряды складов, прилавков и навесов. Не менее двух тысяч человек ходили между ними. Кругом суета, вечный праздник, споры, и суровая охрана из «медведей», следящая за порядком. Заметно, что местная власть, в отличии от городских окраин, своему рынку внимание уделяет постоянное и особое. Кругом чистота и суетятся работяги, подбирающие каждый клочок мусора, упавший на утрамбованный кирпич и щебень. Охрана ведет себя корректно, постоянные продавцы из горожан улыбчивы и приветливы, а выбор предлагаемых на продажу товаров удивлял даже меня.

Воин с блокпоста, по-прежнему сопровождающий нас, заметив мою реакцию, горделиво выпятил грудь, а я его спросил:

– И давно у вас в городе такой рынок?

– Давненько. Как Папа Миша самым главным в городе стал, и твердые законы ввел, так с тех пор рынок только расширяется. К нам из Тулы караваны приходят, с Ельца, с Брянска, с Курска, а пару дней назад даже из Воронежа гости пожаловали.

– Серьезно, – уважительно протянул я, и подумал о том, что с торговцами из Воронежа надо встретиться в обязательном порядке. В этом городе про Внуков Зари уже знают и, в одном из двухмесячной давности сообщений для отряда, мой начальник генерал-майор Еременко упоминал о том, что устойчивая связь с этим анклавом уже установлена и в ближайшее время планируется отправить в его пределы дипломатическую миссию.

В идеальном для нас варианте, было бы хорошо, дойти до Воронежа, и тихой сапой, через северные районы Донского Царства, добраться домой. Ну, ладно, это все позже, а пока, прогулка по рынку, а то за разведкой, о том, что я не только воин, но и торговец, совсем забывать стал.

Мы прогуливаемся по рынку и прицениваемся к товарам. Впечатлений масса. Заметил, что с продовольствием проблем нет, хотя сахар, чай и очищенные спиртные напитки присутствуют по самому минимуму, а цена на эти товары просто несусветная. Продается немного дизтоплива, привезенного непонятно откуда и неизвестно кем, литровая банка стоит пять патронов калибра 7.62 или семь 5.45. Это не просто дорого, а охренительно дорого. Много дешевой кожаной одежды и обуви хорошего качества. В продаже боеприпасы и самое разное огнестрельное оружие. Сплошь советские и российские образцы, чье производство, продавцы не говорят, но на гильзах патронов крестик и дата выпуска 2063-й год. Видимо, тульская поставка. Рабов не продают, запрет Папы Мишы. Однако купцы намекнули, что за городом живой товар продается и покупается. Машин, компьютеров и прочего высокотехнологичного товара нет. Зато имеется табак нескольких сортов и папиросы, а помимо этого конопля, по запаху не дичка, а серьезная трава. С лекарствами не густо, в основном дары природы и самые простейшие порошки. В общем, рынок большой, а по местным меркам, так и огромный.

После всех наших передвижений от одного прилавка к другому, мы нагуляли такой аппетит, что требовалось срочно перекусить, тем более что время полдень. Перебирать не стали, вышли с рынка, и зашли в первое же попавшееся на нашем пути заведение, из которого доносились ароматные запахи жареного мяса.

В трактире, который назывался «Вкуснейшие окорока», гуляли наемники и не просто кушали и выпивали, а производили набор бойцов в свои ряды. Большое помещение задымлено клубами табачного дыма с примесью конопли, над сдвинутыми столами стоит рев молодых мужских и женских голосов, распевающих свои песни, а в углу что-то неразборчивое наяривает гармонист. Было дело, подумал выйти наружу и поискать иную харчевню. Мало ли что, конфликтные ситуации в подобных местах случаются постоянно. Однако я заметил, что пара наемников посмотрели на меня и моих товарищей с некоторым вызовом и превосходством и, решив не отступать, мы прошли за широкий стол и, удобно расположившись, заказали чего посвежей и повкусней.

Спустя всего пару минут, нам подали настоящий борщ, аппетитный копченый окорок, жареного гуся и свеженьких пельменей. Как достойное добавление ко всему этому изобилию: салаты, сметана, аджика, лучок, чесночок, напиток из лесных ягод и большой кувшин холодного пива. Очень хороший и щедрый стол получился и, навалившись на него все вместе, мы отвалились от него только тогда, когда наши животы заявили, что им необходим отдых.

Мы расплатились за угощение. Сидим, попиваем пиво и невольно, вслушиваемся в разговоры веселых наемников, которые хоть и кидают на нас самые разные взгляды, видимо, им приглянулось наше оружие и снаряжение, но не наезжают и ведут себя в рамках дозволенного.

– Сопляк! – один из бывалых наемников, крупный полноватый мужик лет около пятидесяти, как и все вокруг в серой кожанке без рукавов, расстегнутой на волосатой груди, хлопнул по плечу молодого щуплого и тощего паренька-недокормыша, который грезил славой и подвигами, и мечтал стать воином. – Ты ничего не знаешь о том, кто такой настоящий солдат удачи!

Паренек угодливо улыбнулся. Наверное, по привычке, чуть поклонился, и робко сказал:

– Так расскажите, дяденька.

– Мужик засмеялся, его собутыльники этот смех поддержали и, налив себе в глубокую деревянную кружку хмельной браги, он произнес:

– Раз уж ты решил войти в наш славный отряд, который существует уже пятнадцать лет, и исходил все пространство от Тулы и Смоленска на севере до Гомеля на востоке, мы тебя спросим. Если наш командир, славный и удачливый Кир Одноухий, прикажет тебе перерезать горло родной матери или кастрировать отца, ты сделаешь это?

Новобранец заметно побледнел, и на его лбу моментально выступила испарина. Он весь как-то сразу сжался в комочек и ответил:

– Нет, конечно. Это невозможно.

– Тогда зачем ты к нам пришел, если не готов выполнить приказ командира, который обеспечивает тебя работой и платит деньги?

– У нас в селе в этом году неурожай. Голодно было, и меня в город на заработки послали. Здесь работы хорошей нет, а ремесла никакого я не знаю. Вот и решил…

– И решил ты, парень, податься в наемники. Так?

– Да.

Мужик одним залпом выпил брагу, одобрительно крякнул, оглядел своих сотоварищей, которые шумели вокруг него, нахмурился и, ударив по столу кружкой, проревел:

– Тихо! Говорить буду! – шум стих, а мужик махнул рукой в сторону столика, стоящего в темном углу, где сгрудились еще человек семь новобранцев: – Сюда подойдите. Не хочу по два раза одно и тоже повторять.

Будущие наемники, такие же тощие парни, как и тот, что уже стоял возле наемников, мгновенно подскочили к нему, и испуганной кучкой застыли в ожидании слов бывалого солдата удачи. Тот, помолчал, собрался с мыслями и начал:

– Если вы думаете, что будете получать деньги за то, что станете рисковать своей шкурой, то вы ошибаетесь. Если вы считаете, что быть наемником, это романтика, так это полная чушь. Нам платят за то, что мы убиваем других людей, и подумайте сейчас вот о чем. Когда-нибудь, когда вы выживите в десятке схваток, судьба может распорядиться так, что вы вернетесь в свою деревню как захватчики. Вам будет приказано уничтожить село, потому что оно приносит некоторый доход врагу нашего нанимателя, и вы не сможете отказаться. У нас нет ничего: ни веры, ни совести, ни законов, но мы всегда выполняем приказ. Для нас нет слов: терпимость и гуманность. Мы действуем без всяких сомнений и колебаний, и убиваем людей, которые не сделали нам ничего плохого, и это только потому, что нам за это платят. Про нас говорят, что мы боевое братство, и это так, но только до тех пор, пока тот, кто рядом с нами, сможет выполнять свою работу, а когда он становится обузой, его добивают, – мужик замолчал, зло посмотрел на сельских парней и почти выкрикнул: – В последний раз спрашиваю, вы готовы быть наемниками!?

Из восьми новобранцев, четверо понурились и молча покинули помещение трактира, а четверо других остались, были приняты за стол с ветеранами, накормлены, напоены и взбодрены словами, что не все так страшно, как говорит Зубочек, оказалось, так звали мужика, толкавшего речь.

Тем временем, мы почти допили свои напитки и готовились снова отправиться в город, но тут, у соседей случился интересный разговор, и я немного задержал своих товарищей. Один из новобранцев спросил сидящего рядом с ним наемника:

– Дядь, а куда мы отправимся?

– В смысле? – донесся до меня голос подвыпившего солдата удачи. – Ты хочешь знать, с кем у нас заключен следующий контракт?

– Ну, да…

– Вообще-то, это тебе знать не положено, но я тебе как брату скажу. Тульский патриарх собирается в крестовый поход на юг, и мы готовимся пристать к его войску.

– Так ведь, они не берут наемников… – удивился парень.

– Обычно, нет. Но тут случай особый. Далеко от своих земель идти никто не желает, а регулярного войска у Константина мало. Поэтому, нам немножко заплатят и разрешат грабить все поселения, какие только попадутся на нашем пути. За счет этого и будем жить, так что скажу тебе как человек опытный, будет все: золотишко, добыча, бабы в самом соку, а не шлюхи из борделей, много выпивки и другие кайфовые вещи. Понял?

– Да-а-а! – завороженный видениями из грядущего похода, выдохнул парень.

Наемники продолжали веселиться и обсуждать грядущий крестовый поход, который по их словам, должен был начаться через пару недель, а мы, запомнив все, что услышали, покинули «Вкуснейшие окорока». Итак, мы подкрепились и отправились искать воронежских купцов, которые, по неизвестной мне причине, свой товар на рынке не выставляли.

Благодаря помощи проводника, искомых людей нашли достаточно быстро, и выяснилось, что зашли мы очень вовремя. Как оказалось, весь товар из Воронежа, а привозили купцы охряную краску и мел, по оптовой цене скупил сам Папа Миша. Купцы, семь здоровых и крепких мужчин, лет около тридцати, не иначе солдаты или дружинники, этим обстоятельством были очень довольны. Сегодня они закупили боеприпасы и оружие, а на завтра наметили покинуть Орел, дабы поскорее доставить ценный груз в родной город, на который постоянно накатывались отряды сектантов из кланов Золотых, Голубых и Серых Кругов.

Представившись, как положено, капитаном ОДР при ГБ Мечниковым, я вкратце объяснил торговым гостям нашу ситуацию и предложил сопроводить их груз и самих купцов до места назначения. Про то, что Кубань тоже воюет против Внуков Зари, купцы, на самом деле, как я предполагал, оказавшиеся военными людьми, знали, так что от помощи не отказались.

Однако было одно «но», помимо самого обоза с закупленным в Орле товаром, с ними в Воронеж следовали и святые отцы из РПЦ, которые в каждом населенном пункте, на предполагаемом пути следования крестового похода, готовили для него почву и выясняли местные внутриполитические расклады. Конечно, основной маршрут для крестоносцев Тула – Орел – Курск – Харьков. Но помимо этого, военными стратегами от православия планировалось послать небольшие подразделения на Воронеж.

Для меня присутствие православных священников не было препятствием и никак меня не задевало, так что воспринял я это известие вполне спокойно и без напряжения. Всего лишь еще одни попутчики, да и только.

Купцов мы покинули уже затемно. Воины отряда отдыхали перед очередным этапом на пути к дому, а у меня и офицеров впереди была бессонная ночь, которую предстояло посвятить хозяйственным заботам.

 

Глава 17.

Липецкая область. Березовка. 05-06.07.2065.

Обоз воронежских купцов, из трех десятков поставленных в круг повозок на резиновом ходу, расположился на лесной поляне, которая находится в семи километрах от Дона. Невдалеке безымянный, давным-давно покинутый людьми и разрушенный временем поселок. Горят костры, всхрапывают жующие овес кони, и в воздухе витают запахи нехитрой походной стряпни, которую готовят в котлах обозные кашевары. Все как всегда, за исключением одного, молодого и сильного голоса, который разносится над этим ничем не примечательным глухим местом, выбранным нами для остановки на ночлег:

Стихи читал высокий и стройный юноша восемнадцати лет, одетый в строгую черную сутану, перепоясанную толстой веревкой, с вышитыми на спине и на груди красными крестами. Это был один из трех воинствующих монахов-крестоносцев из Тулы, которые направлялись в Воронеж, отец Серапион. Как шептались слуги монахов, которые сопровождали их в путешествии, он являлся одним из многочисленных внебрачных детей самого патриарха Константина и, само собой, благодаря этому, входил в элиту тульского общества. Меня это особо не волнует, а общаемся мы с юным отцом Серапионом исключительно на литературные темы. С самых малых лет, он увлекался книгами, и как только научился читать, получил доступ в книжные запасники всех церковных библиотек города Тулы. Кроме того, парень имел отличнейшую память, и сейчас мог наизусть цитировать большие объемы текстов. Правда, круг его интересов был достаточно узок: Жития Святых, Библия, Ветхий и Новый Завет, история церкви или описания деяний великих подвижников и крестоносцев древности. Вот и сейчас, находясь на отдыхе, он пересказывает некоторые кусочки из поэмы древнего испанского поэта Лопе де Веги «Фуэнте овехуна»:

Отец Серапион замолчал, левой ладонью ухватился за простой деревянный крестик на своей груди, и глаза его смотрели только в темные небеса. В этот момент, в его взгляде был такой фанатичный блеск, что понять, о чем же мечтает молодой священник, не составляло труда. Наверняка, он уже представлял себя победителем злых еретиков и мерзких сатанистов, и видел себя в будущем самым настоящим героем и Ниспровергателем Злокозненного Сатаны.

«Ну-ну, – сама собой, промелькнула во мне не лишенная ехидства мысль, – давайте, топайте на юг, Воины Христовы. Сектанты вам таких люлей наваляют, что до самой Тулы будете без остановки драпать. Впрочем, время покажет, что будет дальше и чем закончится великий крестовый поход за веру».

– Серапион, – прерывая мечты молодого священника, спросил я, – так что там дальше в этой поэме было?

– Магистра крестоносцев убивают неблагодарные крестьяне. Король желает их покарать за смерть своего сподвижника, который помог ему взобраться на трон, но милует их и признает, что магистр не всегда и не во всем был прав, особенно в плане общения с противоположным полом.

– Очень поучительная история. По возвращении домой, обязательно поищу книги этого замечательного поэта.

– А давайте я вам житие святого Серафима Саровского перескажу. Вы не против?

Юный крестоносец приготовился к рассказу, но я приподнял перед собой раскрытые ладони и, улыбнувшись, произнес:

– Нет уж, лучше не надо. За минувшие дни, про ваших святых я узнал столько, что мне, пожалуй, хватит.

– Как скажете, капитан…

Серапион сел на бревно, которое лежало возле костра напротив меня, а я посмотрел на сидящих рядом с ним более опытных священников. Первый, так, ни рыба, ни мясо, полностью управляемая личность, отец Питирим, сгорбленный мужчина двадцати пяти лет, по внешнему виду, семидесятилетний старик. Хороший исполнитель, но сам по себе, полнейший овощ, в свое время наслушавшийся проповедей и решивший самоистязанием добиться прощения своих грехов. Видать, Питирим получил, чего желал, но при этом превратил себя в полнейшую развалину. Второй, глава направленной в Воронеж миссии, отец Герман, невысокий толстячок с простецким и добродушным лицом, мозг которого работает как часики и фиксирует каждую мелочь, которую он видит вокруг. Очень опасный и хитрый человек, не иначе, как профессиональный шпион и, возможно, убийца. Когда ему кажется, что за ним никто не наблюдает, он двигается мягко и очень плавно, так, как будто в любую минуту готов вступить в рукопашную схватку, а на людях, подобно поросенку, много суетится, повизгивает и бегает без всякого толка.

– Отец Герман, – обратился я к толстячку.

– Да? – расплылся тот в доброй и обаятельной улыбке.

– Мы с вами вчера не договорили. Как там отец Евстафий поживает, который все же смог от Кубани к вам в Тулу добраться?

Герман перекрестился, прошептал что-то неразборчивое, и ответил:

– Плох отец Евстафий. Многое этот святой человек претерпел в трудном пути, потерял всех своих воспитанников, кто шел с ним, и исстрадался душой, но все же дошел к Цитадели Света, благословенному граду Туле, и имел встречу с самим патриархом. Теперь же он болеет, но мы все ежевечерне молимся за его выздоровление и надеемся на то, что вскоре он поправится, и сможет вернуться в Краснодар.

– Понятно, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнес я, и задал следующий вопрос: – И что, отец Герман, вы, в самом деле, надеетесь одолеть Внуков Зари?

– Вне всякого сомнения, капитан. С нами Бог и истинная вера, а значит, победа нам обеспечена. Конечно, поход будет труден, и многие воины падут, но их жертвы будут не напрасны. Да, мы многое потеряем, но церковь одержит очередную победу над Воинством Сатаны и, кроме того, власть святой матери церкви распространится на одичавшие земли. Вместе с крестоносным войском пойдут отцы-наставники, которые будут возвращать заблудших овец на путь Христов. И это будет двойная победа. Кстати, капитан, не желаете ли принять святое крещение? Завтра мы будем переходить Дон, и я могу провести обряд. Заодно и ваших людей окрестим.

– Нет. Желания такого не имею, да и люди мои, от своих верований и взглядов, какие бы они ни были, отрекаться не собираются.

– Очень жаль. А ведь имя у вас христианское, и не один православный святой, с честью носил его.

– Имя, положим, греческое, и образовавшееся задолго до Рождества Христова. А что касается святых, то не Александра ли Невского вы имеете ввиду?

– Да, – Герман согласно кивнул головой. – Именно его, защитника православия и всей земли русской от монголо-татарских захватчиков.

– Все относительно, отец Герман. Для вас Александр Невский святой, а для меня отличный воин и превосходный политик. И если размышлять над его личностью всерьез, то я сильно сомневаюсь, что он был настоящим христианином.

– Вы можете привести примеры?

– Хорошо. Вы в курсе того, что Александр Невский имел золотую пайцзу на управление Русью, полученную им в Каракоруме? Причем, точно такую же, какая была у хана Батыя, то есть, равнозначную ей по силе и власти. – Герман отрицательно помотал головой и я продолжил: – А вы знаете, что этот князь был побратимом старшего Батыева сына Сартака? – снова отрицание и следующий вопрос: – Тогда, может быть, вы знаете о том, что когда его родной брат Андрей Боголюбский поднялся против монголов, Александр не пришел ему на помощь? А даже наоборот, отозвал всех своих воинов из его дружин, хотя мог бы просто выехать перед ордой, показать пайцзу и остановить разгром восставших? Или, как пример, участие русской пехоты в походах золотоордынцев на Грузию. И там и здесь, по идее, православные люди, вот только наши воины церкви сметали и сжигали в самую первую очередь, и грузины, просили у монголов мир на любых условиях, только бы те отозвали злых северян. А что вы знаете про тумен «Урусов Славный Верностью», укомплектованный из славян, который постоянно находился в Каракоруме и составлял гвардию хана Хубилая?

– Нет, я всего этого не знал.

– А я знаю, потому что ищу знаний, а не веры. И сложив только лишь эти хорошо известные факты из жизни Александра Ярославича Невского воедино, можно задаться вопросом, а правдива ли официальная история, которую писала православная церковь и династия Романовых, и такими уж христианами были те, кого за подвиги, ум и силу, помнит, уважает и любит русский народ? Вы ставите над собой веру, а я полагаю, что превыше всего разум. Для меня слепая вера, хуже яда, и я считаю, что каждый разумный человек, должен критически воспринимать любую информацию и из всего делать свои выводы.

– То есть, – монах прищурился, – вы отрицаете любую веру и религию?

– Неправильно. Я отрицаю слепую веру, которая от незнания истоков религии и своих корней, превращается в мракобесие, и делает из Гомо Сапиенса даже не обезьяну, а натурального барана, которого всегда можно отбить от стада и кинуть на жертвенный алтарь.

Герман не ответил, продолжать дискуссию не захотел, и после недолгого молчания, разговор сам собой перетек на иные темы, которые мне были совершенно не интересны. Священники что-то рассказывали подошедшим к ним возницам. Купцы, они же дружинники пограничной стражи Воронежского анклава, спорили с моими бойцами о достоинствах и недостатках того или иного оружия, а я, покинув место у костра, отправился прогуляться по лагерю.

Рядом пристроился Лихой и пес был спокоен. Значит, в окрестностях, по которым он уже пробежался, врагов не наблюдается.

Обход много времени не занял, боевые дозоры службу несут справно, воины сыты, кони почищены и стреножены, и только чуть в стороне, возле рации колдовали связисты и Кум. До меня донеслись их тихие смешки, и я подошел ближе.

Кум заметил меня почти сразу, шикнул на своих подчиненных и, встав с плащ-палатки, раскинутой на траве, предупреждая мой вопрос, причину суеты объяснил сам:

– Хотели наших дипломатов в Воронеже вызвать, но пока тихо. Зато поймали Тамбов. Сигнал четкий, слышимость хорошая и помех почти нет.

– И что там, в Тамбове?

Начальник связистов криво ухмыльнулся, протянул мне наушники и ответил коротко:

– Непонятно. Сам послушай.

Одев наушники на голову, я вслушался в молодой и развязный женский голос:

– Итак, с вами снова я, Девушка-Луна, ваш ди-джей, и самый информированный человек в радиусе ста километров. Вы желаете знать новости, и я вам их предоставлю. Если коротко, то все хреново, дорогие вы мои радиослушатели. Сегодня утром убили лидера «Северных» Якута, и что будет дальше, понятно всем. Уже вечером в центре города шли бои, и трупов было очень много. Если кому-то из горожан нужен мой совет, то скажу просто: срочно валите в область или в другой анклав, где есть хотя бы тень законности и порядка.

Голос прервался, прокашлялся, и продолжил:

– Теперь информация для тех, кто не воюет, и бежать не собирается. В город вернулся Худой Гусман, у него потери, но и добычи он приволок немало. Этот лихой командир зовет к себе в отряд всех смелых парней, кто готов повоевать с дикарями. В остальном же, без особых изменений, мир находится в полной жопе, и все люди редкостные твари, готовые прикончить своего соседа за пачку курева или мешок муки. Следующие новости, после музыкальной паузы.

Ди-джей поставила что-то из тяжелого металла, одновременно забористое и громкое, и в то же самое время, очень печальное. Я снял наушники и вернул их Куму.

– И как тебе передача?

– Нормально. Люди выжили, что-то делают, суету наводят, воюют, дерутся, торгуют и путешествуют. В общем, все не так уж и плохо, как могло бы быть.

– Приказания будут?

– Только одно. Вырубай свою шарманку и береги аккумуляторы. До Воронежа путь не близкий, да и удастся ли там подзарядиться, неизвестно. Пограничники говорят, что у них ветряки имеются, да и на реке гидроэлектростанцию самодельную ставят. Но это все слова, так что экономь энергоресурс…

– Ясно.

Следующим утром, снова в путь. Обоз выстроился на грунтовке, и пошло движение. В центре, как и положено, повозки с ценным грузом, с боеприпасами и оружием для Воронежского анклава. Впереди дозорная группа и Лихой, по флангам прикрытие, и позади, отставая на два километра, тыловой отряд. Так продолжается до берегов реки Дон. Слева виднеется разрушенный мост, а дорога упирается в добротные деревянные причалы, у которых находится паром.

В этом месте, под охраной небольшого отряда елецких ополченцев, ведут бизнес две большие семьи. Одна постоянно находится на левом берегу, другая живет на правом. Никто их не трогает, и за проезд, люди платят исправно. Так уж здесь повелось, что паромщиков никто не обижает, данью не обкладывает, и не пытается на них давить. Неплохо пристроились люди, тут тебе и охрана, и спокойствие, и постоянный прибыток.

Переправа всего обоза заняла несколько часов. Мы отставали от графика, составленного главным воронежским погранцом Володей Липатовым, и он постоянно поторапливал возниц:

– Живее! Погоняй! До вечера надо в Березовке оказаться!

– Что за Березовка, Володя? – я подъехал к телеге, на которой он сидел.

– Отличная большая деревня, – улыбнулся он. – Ты такой еще не видел. Мы там, в прошлый раз останавливались, и лучше места, я до сих пор не встречал. Доброжелательные люди, хорошие и справные хозяева, податливые симпатичные девушки, и никаких конфликтов. Выйду в отставку, перееду в эту деревушку на постоянное место жительство и женюсь на местной девушке.

– Посмотрим, что это за Березовка такая, а то ты так говоришь, что можно подумать, в самом деле, краше места на свете и нет.

– Может быть, и есть, – Липатов кивнул головой, – но я такого пока не встречал.

– А много людей в Березовке?

– Вместе с детьми и стариками с полтысячи душ.

– Солидно.

– А то, – Володя снова расплылся в улыбке.

В Березовку въехали часом к восьми вечера. Липатов оказался прав, и первые мои впечатления от увиденного в этом поселении были самые наилучшие. Большое село на левом берегу Дона. Кругом, куда ни посмотри, картофельные, кукурузные и ячменные поля. На реке рыбные ловли, а на выпасах пасется большое стадо коров. В роще неподалеку пасека, а за ней ухоженные аккуратные огороды.

Что удивительно и странно, Березовка от мира не огораживается. Не то что стены или завалящего частокола не имеется, а даже между крепкими деревянными домами заборов нет. Такое ощущение, что мы все оказались где-то в прошлом, в том самом благословенном времени, когда чума еще не пришла в наш мир. Чем больше смотрел на эту счастливую деревушку, тем больше расслаблялся. Крестьяне, все как на подбор, крепкие как дубочки, румянец во всю щеку, и одеты в чистые белые рубахи из ситца. Их дочери и жены, симпатичные девушки и ядреные бабенки, в праздничных цветастых сарафанах, встречали нас радушно и по-доброму. Хлеб-соль да квас, дорогим гостям с дороги. Воинов и обозников приглашают покушать и стать на постой. Телеги с товаром определяют рядками на площадке в центре села, а лошадей обихаживают как своих. Благодать, а иначе и не скажешь.

Была и еще одна странность, ни у кого из местных жителей не было оружия. От такого, поневоле расслабляешься, а у меня, наоборот, под сердцем, как твердый комок образовался. Ну, не понимаю я, как так может быть, что вокруг дикость и откат в средневековье, а здесь, нате вам, пожалуйста, прямо сельская пастораль и полнейшая идиллия с картин русских живописцев восемнадцатого века. Конечно, вполне возможно, что жителям Березовки несказанно везет, и беды обходят их деревню стороной, но я подобное наблюдаю впервые. Поэтому, согнав с себя все очарование и спокойствие этого места, я стал наблюдать за поведением аграриев более пристально. Смотрю, и ничего плохого не вижу. Однако, что-то все же не так. Что? В чем проблема? Где несоответствие тому, что рассказывал Володя Липатов?

– Господин командир, – рядом с моей лошадью остановилась молоденькая и миловидная брюнеточка, с шикарными косами до пояса, и кувшином светлого, судя по капелькам на боках сосуда, холодного кваса. – Спускайтесь, выпейте кваску свежего с дорожки.

К моим командирам и телохранителям, которые, следуя моему примеру, по-прежнему сидели в седлах, тоже подбежали местные красавицы. Все посмотрели на меня и, еще раз осмотревшись и убедившись в том, что опасности не наблюдается, скрипя сердцем, я взмахнул рукой и скомандовал:

– Всем отдыхать!

Спрыгнув с седла, я смахнул со лба грязный дорожный пот, взял в руки прохладный кувшинчик и поднес его ко рту.

В этот момент, меня потряс сильный удар в бок. Я устоял, но кувшин с квасом улетел в траву возле забора. Рядом со мной стоял Лихой. Наши взгляды скрестились, и разумный пес передал:

– Питье отравлено. Жители желают Старшему и всем людям в обозе, только одного – зла. Берегись!

Все это происходит в течении одной-двух секунд. Контакт между мной и псом разорван, и теперь я понимаю, что же меня так беспокоило. Надо признать, сам бы, я так и не догадался, в чем дело, и попал бы в ловушку, но Лихой в очередной раз спас меня и отряд.

– К бою! – выкрикнул я. – Ничего не пить и не есть! Отрава! Полный захват поселения! Серый, идешь по левой улице! Лида, за тобой правая! Игнач и Кум, огневая поддержка! Крепыш и Патти, за мной, контроль площади и обоза! Давить любую попытку сопротивления!

Удивленные такой командой лейтенанты, тем не менее, сориентировались быстро. Посыпались команды для групп. Бойцы, не успевшие еще рассыпаться по селу, начали действовать и, в этот момент, как по команде, в руках у поселян появилось оружие, которого я не видел при въезде. Из-под крыш и из укромных местечек появились автоматы, винтовки и даже пара ручных пулеметов, а те девушки и бабы, которые всего минуту назад приветливо улыбались нам, хватали стоящие у домов тяпки, вилы и косы, и с этим инструментом атаковали нас.

Раздались первые выстрелы. Понявшие, что их планы провалились, крестьяне наступали на моих бойцов яростно, но неумело, и вскоре, понеся первые потери, откатились по своим домам и заняли оборону. На что они надеялись, непонятно, и какой дурак ими руководил, было не ясно. Местного старосту или кого-то еще, кто бы руководил всеми их действиями, я не видел, и уже на площади, убедившись в том, что груз в безопасности и не разграблен, я начал отдавать новые команды:

– Возницы, выводите обоз в поля! Патти, прикрываешь телеги! Крепыш, найди пограничников и монахов! Остальным группам, откуда стреляют, те дома сжигайте без всякой жалости!

– Фьюить! Фьюить! – Над головой просвистели пули, и перекатом уйдя с линии огня, к стене одного из домов, я начал высматривать вражеского стрелка, но там, где он должен был находиться, я увидел выглядывающую из-за соседнего угла окровавленную голову Володи Липатова.

«Да, уж, вот тебе и благословенное местечко, где хорошим людям всегда рады, – подумалось мне. – Мать их так и разэдак, этих крестьян».

Рванувшись к телу Володи, в два броска я пересек небольшой палисадник, прополз за небольшим сараем, и подбежал к воронежскому пограничнику. Липатов был жив, хотя и без сознания. Ему крепко засветили тяпкой по голове, но удар был только один. Само окровавленное орудие труда валялось рядом, а АКМа, который был у Володи, нигде не наблюдалось. Видать, кто вырубил Володю, тот его оружие и забрал, попытался пристрелить меня, но не попал. Мазила!

Взгляд влево. Взгляд вправо. Никого. Стрельба все усиливается, и заметно потянуло дымком. Рядом появились Лихой и Арсен, и под их прикрытием, взвалив тело пограничника на плечи, я отволок его к покидающему село обозу и закинул его в крайнюю телегу.

Спустя пару минут, под прикрытием сицилийцев Джузеппе Патти, обоз покинул Березовку. На село опускалась тьма, и начинался настоящий ночной бой. Против отряда больше трехсот местных жителей, а нас, тех, кто не успел попробовать местной отравы, оказавшейся сильнодействующим снотворным зельем, всего шестьдесят человек. Один к пяти, расклад неплохой.

 

Глава 18.

Липецкая область. Березовка. 07.07.2065.

Сказать нечего, все мы, идущие в караване люди, чуть было, не погибли. Однако, благодаря разумному псу Лихому, мы все же выкрутились из поганой ситуации с минимальными потерями. Могли бы все в Березовке полечь, а потеряли в общей сложности девятнадцать человека убитыми не считая многочисленных раненых. Из них, на мой отряд пришлось пятеро погибших, а остальные, это трое воронежских пограничников, маскирующихся под купцов, возницы, слуги монахов и отец Питирим. Кроме того, были пропавшие без вести, два человека. Один, отец Серапион, будущий крестоносец и победитель всего мирового зла, а другой, молодой боец Фомка-снайпер, тот самый парень, которого нам отдали в деревушке за Козельском, как возмещение за убитого турка.

К утру, все те, кто был опоен сонным зельем, более или менее, но пришли в себя. Люди подтягивались из полей, где под охраной сицилийцев Патти находились повозки, в выжженную дотла Березовку. Воины не жалели никого. Из домов велся постоянный огонь, сдаваться березовцы не желали и, подчиняясь последним командам своих сбежавших вожаков, держались до последнего. Раз так, то получай в окно гранату, а если жалко такого ценного припаса, то под стену дома подтаскивалась солома, и подпускался «красный петух».

Мы настолько разошлись, и такова была горячка боя, что за малым последнее уцелевшее в деревне здание, общинный дом, не сожгли. Однако вовремя опомнились, пришли в себя и остановились. Дождались рассвета, и решили, что нам все же необходимо взять пленных. Слишком много к местным жителям имеется вопросов. Почему они напали на нас? Что это, простая человеческая корысть, или же диверсионная акция? Где наш снайпер и Серапион? Что крестьяне подмешивали в питье и еду, и не скажется ли это на здоровье людей, проспавших всю ночь в обозе?

Перед тем, как приступить к ликвидации последнего очага сопротивления в Березовке, командиры подразделений, очнувшийся Володя Липатов и отец Герман, оба, как браты-акробаты, с перевязанными головами, собрались на совет. Вокруг чад и дым, гарь, копоть и тошнотворные запахи паленой человеческой плоти. Многие дома еще горят, но мы встали с подветренной стороны, и все это нам не мешало.

Первым, тяжкое молчание прерываю я, смотрю на Володю и спрашиваю:

– Что же ты, погранец, такой подставы не заметил?

– Не знаю, – сквозь зубы выталкивает Липатов. – Не понимаю, как я мог опростоволоситься. Из-за меня братки погибли, и такого, я себе вовек не прощу.

– Ладно, не казнись. Твои камрады, тоже не мальчики-побегайчики, а такие же профессионалы, как и ты, и тоже беды не почуяли и на гостеприимство повелись, – оглядев окружающих меня людей, я спросил: – Что дальше делать будем?

– Надо попробовать договориться, – пробухтел Герман. – Думаю, что Серапион у них, или они знают, где он. Пообещаем крестьянам пропуск в леса, если они парней отдадут, а когда свое получим, догоним их всех, и перебьем.

– Нет, – покачал головой пограничник, – пленные не в общинном доме. Я следы смотрел, их в лес волокли, так что придется ближайшие окрестности прочесывать. А что касается местных жителей, то надо их всех спалить. Нечего таких сволочей жалеть.

Мои офицеры молчали. Видимо, полностью полагались на меня, и были готовы выполнить любой приказ. Обдумав ситуацию, я решил:

– Пробуем договориться. Если не получится, делаем задымление этого осиного гнезда и, как только окопавшиеся в здании стрелки начнут задыхаться, атакуем.

– Зачем так сложно? – спросил священник. – Можно сразу здание подпалить.

– Отец Герман, общинный дом, это что-то вроде сельского клуба и детского сада одновременно. Там сейчас больше ста пятидесяти человек, и из них, около сотни детей. Скажу, как есть, мне их жалко. Конечно, жизнь и здоровье одного своего воина я ценю дороже, чем все их жизни вместе взятые, но по возможности, детей необходимо вытащить. Они нам не враги. Опять же пленники, для допроса не помешают.

– А кто на переговоры пойдет? – спросила Лида, и тут же, глядя мне в глаза, добавила: – Учти, ты точно не пойдешь.

– Хм, – ухмыльнулся я, и сам для себя подметил, что боевая подруга начинает вести себя как самая настоящая жена. – Пойдет тот, кто идею подал. Отец Герман, вы не против на время стать парламентером?

Пухлый священник, который в ночном бою, так лихо воевал, что из трофейного АКСа накрошил с десяток несостоявшихся разбойников, кивнул подбородком:

– Согласен.

– Отлично, – повернувшись к лейтенантам, я скомандовал: – Воинам занять исходные позиции для атаки здания! Приготовить материал для дымовых костров! Операцию начинаем через десять минут!

Общинный дом, длинное приземистое одноэтажное здание с многочисленными окнами, находилось на самой окраине Березовки со стороны реки. Рядом фруктовый сад, детская площадка и неплохой цветник. Прекрасное место для воспитания будущего поколения, которое вскоре будет уничтожено.

Воины готовятся к штурму и, глядя на движения вокруг, у меня складывается впечатление, что судьба детей местных жителей, кроме меня никого особо не заботит. Мелькнула мысль, а не становлюсь ли я слишком сентиментальным? Вроде бы нет, все как обычно, а то, что пытаюсь сохранить жизни ни в чем не повинных детей, так это от воспитания, полученного в раннем детстве. В самом деле, людей на Земле не так уж и много осталось, дикари не в счет, и уничтожать молодежь, которая не виновата в том, что их родители сволочи, как-то мелко и глупо. Жестокость нужна ради скорейшего достижения какой либо конкретной цели, а убийство без необходимости, это не мое.

Ладно, прочь лишние думы. Для атаки все готово, собран хворост и сырая солома, которые навалены в кучи в районе сада. Ветерок с реки, и если горючий материал поджечь, то весь дым устремится прямо на общинный дом, в котором большая часть окон выбита взрывами гранат и пулями.

– Отец Герман, – обратился я к священнику, – пора.

Крестоносец, оправил свою порванную черную рясу, размашисто перекрестился, одними губами неслышно прошептал какую-то короткую молитву, взяв у наших воинов белое полотенце, и твердым широким шагом направился к зданию. В него не стреляли, но когда до входа оставалось метров десять, изнутри раздался громкий крик:

– Стой! Дальше ни шагу!

Священник послушно остановился, и так же громко, произнес:

– Я парламентер, не стреляйте!

– Чего ты хочешь? – спросили его из общинного дома.

– У вас в плену два наших человека. Отдайте их нам или подскажите, где они находятся, и вас выпустят из поселения.

– Нет!

– Но почему?

– Ты все врешь, и мы это знаем.

– Я могу поклясться на кресте, что говорю правду.

– Нет! Мы все умрем, и пропадите вы все пропадом!

– С вами дети… – было, начал Герман, но в это время из ближайшего окна показался ствол автомата и, не долго думая, священник зигзагами быстро метнулся назад. Сделал он это очень вовремя, поскольку автоматчик выпустил ему вслед несколько длинных очередей, но, к счастью для крестоносца, не попал, хотя, как позже выяснилось, несколько пуль прошили длинный подол рясы всего в сантиметре от бедра священника.

Повернувшись в сторону воинов, затаившихся в саду, я взмахнул рукой и выкрикнул:

– Поджигай!

Политые растительным маслом, кучи соломы и прочего горючего материала, вспыхнули моментально. Свежий речной ветерок подхватил тяжелые серые клубы дыма и поволок их на здание. Прошло всего две-три минуты, и оно скрылось из виду. Только грязная дымная пелена на месте общинного дома, да еле заметные контуры углов этого здания, вот и все, что можно разглядеть.

Пожалуй, с осажденных хватит, решил я, снова взмахнув рукой, и дал следующую команду:

– Гаси огонь!

На костры опрокидываются бочки с водой, стоящие в саду для поливки саженцев. Последние клочки дыма улетают в направлении Березовки, и пришла пора начинать штурм. Бойцы стягиваются в тройки. Они готовы к бою, и как только дымное облако немного отступает от последнего опорного пункта березовцев, беру в руки автомат и машу им в сторону здания:

– Вперед!

Быстро приблизившись к объекту, прикрывая друг друга, воины выбивают хлипкие двери и вламываются внутрь. Вместе со мной следуют Арсен и Володя Липатов, разумного пса Лихого рядом нет, он в лесу, ищет Серапиона и Фомку-снайпера. По всему зданию, внутри которого все еще стоит дым, идет возня, слышны крики, кашель, детский плач и характерные звуки борьбы.

Воронежский пограничник, держа наизготовку одолженный ему АК-74, вырывается вперед. Всю ночь с ранением он валялся в обозе, основной бой пропустил, и сейчас Липатов имеет огромное желание поквитаться с убийцами своих товарищей. Мы с Арсеном прикрываем Володю, в бой не вмешиваемся, и только наблюдаем за его работой.

Из узкого тупика, может быть подсобного помещения, появляется первый местный житель, как и все мужики в Березовке, крупный и упитанный работяга, в руке которого пистолет «макарова». Липатов с ним не церемонится и бросается вперед. Всей массой своего крупного тела, он отталкивает его обратно в тупик и, пока крестьянин порывается снова выбраться из него, как на тренировке, насмерть, бьет его прикладом в голову. Следом, из тупичка появляется несколько полноватая женщина лет около тридцати, вылитая матрешка, только грязненькая и с автоматом АКМ в руке.

Я думал, что пограничник ее скрутит, но тот только злорадно и мстительно выдохнул что-то вроде: «Стерва!», и от бедра выстрелил ей в живот. Суровый парень. Хотя, как позже выяснилось, именно эта баба вырубила его ударом тяпки по голове, и АКМ в ее руках, ранее принадлежал Липатову.

– Мечник, – ко мне подскочил Серый, – все чисто! Здание за нами, а кто оказал сопротивление, уничтожены.

– Пленных и детей выводите в сад. Оружие собрать, здание проверить на предмет потайных схронов и лазов!

– Понял.

Спустя десять минут, я находился в саду общинного дома, где Володя пытал местных мужиков, которых было захвачено сразу четыре человека. Работал воронежский пограничник быстро и жестко, и березовцев колол так, как привык это делать в полевых условиях. Сам этот кровавый процесс описывать, нужды нет. Скажу только, что результаты были получены после первых же физических воздействий на тела пленников. Информация полилась из крестьян потоком, только успевай слушать и делать из нее выводы.

Как выяснилось, деревня Березовка была основана мародерами и разбойниками, пришедшими в эти места из Москвы, тридцать три года назад. С собой бродяги имели некоторое количество припасов, немного оружия без боеприпасов и женщин. В общем-то, ситуация самая обычная. Бандиты устали бродить по земле. Под властью набиравшего силу Ивана Степанова жить не захотели, а потому мигрировали в глухие места, пришли сюда и решили зажить тихой мирной жизнью. Обосновались на месте, и первым делом перебили в округе всех немногочисленных жителей, прятавшихся по лесам. Затем, наступила пора созидания и честного крестьянского труда. Они работали в поле, ловили рыбу, охотились и завели большие стада крупного рогатого скота.

Так, они жили и не тужили, до тех самых пор, пока к ним в село, не зашли наемники, которые стали бесчинствовать, грабить и насиловать женщин. Крестьяне, они же бывшие разбойники, вспомнили свое ремесло. Темной ночью березовцы вырезали солдат удачи без всякой жалости, разжились оружием и, собрав сход, решили, что необходимо убивать всех, кто придет к ним в деревню.

С тех самых пор, а прошло с этого схода двадцать лет, и начался новый этап в жизни Березовки. Основной торговый путь шел от Ельца на Грязи и Тамбов, а они находились в стороне, так что навещали их редко, да и то, в основном заблудившиеся обозы и отряды вольных людей. Своим радушием, хлебосольством и гостеприимством жители разбойничьей деревни усыпляли бдительность путешественников, опаивали их сонным зельем, и после этого, убивали своих гостей. Со временем, из защитной реакции это стало образом жизни и постоянным приработком, приносящим справному сельскому хозяйству дополнительный доход.

И вот, в село зашли воронежские купцы, но сразу их не убили. Как выяснилось, один из пограничников много болтал, и рассказал крестьянам о цели своего путешествия. Березовцы подумали и решили, что золото из обоза и краска с мелом, вещи хорошие, но оружие и боеприпасы, еще лучше. Поэтому караван отпустили и сделали все возможное, чтобы на обратном пути купцы завернули небольшой крюк, и на ночь снова остановились в Березовке.

Такой вот получается невеселый расклад, при котором нас заметили еще за двенадцать километров от села и стали готовиться к встрече. Сонное зелье из трав, которое в селе умела делать любая девчонка, работало безотказно, двадцать минут после употребления, и восемь часов спокойного беспробудного сна клиенту гарантированны. Но отлаженная и проверенная годами схема дала сбой, и теперь можно видеть, что из всего этого получилось. Население Березовки уменьшилось на три четверти, а сама справная деревня сгорела и только общинный дом, несколько амбаров, да подвалы, еще стоят. Отец Герман бросил фразу: «Аз возмездие возздам!», может быть, он и прав, нас привела в это поселение судьба или суровый рок.

Допрос продолжался. Володя хотел узнать, что случилось с Серапионом и Фомкой. Однако пленники только лупали глазами и заявляли, что парней в самом начале боя за село, уволокли в лесные схроны братья Молины, местные вожаки, которые отвечали за сокрытие всей добычи, полученной от разбоя. Где находятся тайники братьев, крестьяне не знали. Врут они или нет, непонятно, но больше ничего полезного, не смотря на все методы физического воздействия, применяемые Липатовым, из них выжать, не удалось.

Окончательная зачистка Березовки и допросы пленников продолжались до одиннадцати часов. Всех местных жителей, а таких в итоге набралось около двухсот человек, согнали в один из амбаров. Начали решать их судьбу, но появился Лихой. Пес нашел место, где прятались братья Молины со своими близкими друзьями и родственниками. А самое главное, сообщил, что молодой священник и наш снайпер все еще живы, сильно избиты и связаны, но в сознании.

Собрались быстро, три десятка воинов, Крепыш и отец Герман. Вооружились полегче, попрыгали, и вперед, бегом по лесу. Семь километров по тропинкам, отмахали и не заметили. Обошли два десятка капканов и одну волчью яму, и сходу вломились в поросший осинами и березами глубокий сырой овраг. Здесь нас не ждали, но остерегались, костров нет, кругом стоят шалашики, а человек двадцать вооруженных березовцев, преимущественно мужиков, стоят по центру.

Братья Молины, три детины под два метра каждый, и их товарищи, в это время думали, а что же им, собственно, делать дальше, после того, как была потеряна деревня. Они выбрали самый наилучший вариант, пленников прибить, и подобно отцам и дедам, искать место под новое поселение. Только с этим определились, а тут и мы.

Разбойники заметили нас поздно, попробовали оказать сопротивление, но куда там. Каждый из наших бойцов знал, что необходимо делать, держись своей тройки и сбивай наземь каждую сволочь, которая только попробует рыпнуться. Удары прикладами и ногами быстро лишили противников всякой воли и, теряя зубы, последние оставшиеся на свободе березовцы, с криками, воем, плачем и мольбами, уткнулись мордами в траву.

Наш снайпер Фомка и Серапион были освобождены. И удостоверившись, что с ними все в порядке, я решил заняться тем, ради чего и бегал по лесу. Настал черед переговорить с деревенскими вожаками, которые бросили свою деревню, а сами скрылись в лесах. Меня не интересовали подробности их жизни и быта, и что они за люди, я уже понимал очень хорошо. Вопрос, который я хотел им задать, был только один, и когда ко мне подтянули старшего из братьев, я его озвучил:

– Где, то, что вы награбили?

– Нашальник, – сплюнув в сторону кровавую слюну и зуб, произнес здоровяк, – ничего нет. Простите нас. Бес попутал, случайно вас опоить решили. Мамой клянусь, что не желали вашей смерти, а только от нужды великой, на разбой решились. Нет у нас ничего.

– От нужды говоришь… – Мне вспомнилось сельские пасеки, засеянные поля, стада и рыбные ловли, и такая меня злость на эту гниду взяла, что я кивнул в сторону и бросил: – Арсен, разберись!

Шорох вынимаемого меча, свист стали, и предсмертный хрип. Первый труп в овраге, и я, как можно злей, посмотрев на хмурых побитых березовцев, исподлобья наблюдавших за мной, спросил:

– Кто следующий!?

Следующим оказался средний Молин, который после скорой гибели старшего брата, не ломался, а прямиком повел нас в соседний овраг, где в глине была вырыта и оборудована по всем правилам инженерного искусства, просторная пещера, набитая самым разным барахлом. Насколько я понял, березовцы сбывали добычу в городке Грязи. Один раз в два года собирали зимний санный обоз и ехали в этот анклав. То, что досталось нам, было добычей за полтора года, и чего в пещере только не было. Одного только огнестрельного оружия, под сотню стволов, а помимо него, килограмм четыреста выплавленного из снарядов тротила, и куча колюще-режущих предметов: мечи, сабли, неплохие арбалеты и много кинжалов. Ценных металлов, к сожалению, не было. Как сказал Молин, золото и серебро хранились в деревне, и теперь, они наверняка расплавились и жидкой лужицей остывают под развалинами его дома. В остальном же, имелись ткани и одежда, обувь и рюкзаки, большие куски брезента и спиртные напитки. В довесок, некоторое количество сухих круп, пара автомобильных аккумуляторов, электродвигателя, инструменты, запчасти от автомобилей и много других вещей, которые оказались в этом месте после смерти своих последних владельцев.

Такого мы увидеть не ожидали. Крепыш присвистнул и произнес:

– Вот это мы удачно зашли. Прямо пещера Али-Бабы.

– Ага, – подтвердил я, схватил за грудки Молина, прижал его к обшитой деревянными досками стене пещеры, и прошипел: – Слышь, хмырь, сколько же вы людей за последние восемнадцать месяцев загубили?

Средний из братьев Молиных заметно перетрусил. Он побледнел, постарался сжаться в комок и дрожащим голосом ответил:

– Два каравана: один из Усмани, второй из Мордово. Оба на Елец шли, а мы их к себе в гости пригласили. Потом небольшой отряд наемников был, и три поисковых группы повольников. А помимо них еще и одиночки заходили. Всех не упомнишь, но если вы хотите точно знать, то в дальнем углу сундучок, и в нем книга с записями, кто был, что при себе имел, и сколько мы за его добро получили.

– И зачем вы эти записи вели?

– Чтобы перед общиной отчитываться, дабы никто не думал, что мы что-то утаили и для своего личного пользования прибрали.

– Скотина!

Отшвырнув сельского вожака к выходу, где его подхватили под руки воины, я вновь посмотрел на добычу березовцев, которая теперь, по праву победителя, принадлежит нам. Бросать вещи и оружие нельзя, все просто и понятно. Однако это дополнительная головная боль, ведь надо провести инвентаризацию, добыть повозки и лошадей, которые у местных жителей, наверняка, имеются, а после этого, дотянуть хотя бы самое ценное в один из анклавов, где это все можно сбыть. Не было печали, вот тебе забота. А помимо этого, необходимо определиться с судьбой уцелевших после боя жителей, которые ожидают решения своей участи, сидя под замком в деревенском амбаре и на дне соседнего оврага.

Вспомнились слова генерал-майора Еременко, когда он давал мне инструкции на поход от Питера до Ростова: «Пройдешь тихо и незаметно. В неприятности не встревай, а только посмотри, что и где творится. Ни во что не вмешивайся, и все будет нормально».

Невольно усмехнувшись, сам себе произнес:

– Вот тебе, Саня, и тихо, и незаметно, и все будет нормально.

– Что говоришь? – спросил меня Крепыш, в этот момент, развернувший большой брезент, в котором лежали несколько стволов огнестрельного оружия.

– Говорю, что надо выставить здесь караул и в деревню возвращаться. Будем думать, что дальше делать.

– А-а-а, понятно, – протянул лейтенант, запахнул брезент обратно, и мы двинулись на выход из рукотворной пещеры.

 

Глава 19.

Воронеж. 19.07.2065.

Два великих писателя прошлого века Ильф и Петров некогда писали: «В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми». Перефразируя их строки, про меня, можно сказать следующее. В половине одиннадцатого, с северо-востока, со стороны деревни Чертовицы, во главе небольшого каравана с добычей, в Воронеж въехал молодой человек двадцати пяти лет.

Это был я, собственной персоной, капитан ОДР при ГБ Кубанской Конфедерации Александр Мечников. После всех наших приключений, оставив Володю Липатова и его караван с оружием в Чертовицах, где находилась одна из военных баз Воронежской республики, мой отряд, наконец-то, добрался к городу, от которого до границ родного государства, можно сказать, подать рукой. Осталось всего ничего, пересечь большую часть Воронежской области, северные районы Донского Царства, и мы дома. Ура! Ура! Ура!

От самых радужных мыслей, на моем лице гуляла легкая улыбка, и настроение, так же как и погода, было самым наилучшим. Однако его умудрился испортить отец Герман, который двигался бок о бок со мной, погонял своего невысокого саврасого жеребчика, и с любопытством рассматривал незаселенные городские окраины. Скорее всего, увиденное его не заинтересовало, подобное на своем веку он видел неоднократно и, пристроившись рядом, священник вновь поднял тему нашего спора недельной давности:

– Нет, капитан. Все же вы изрядно сглупили, оставив жителям Березовки жизнь.

– Опять вы за свое, отец Герман, – спорить с православным священником-крестоносцем желания не было никакого, но и промолчать я не мог.

– Если оно так и есть, то я говорю по факту, – не унимался Герман. – Мужиков постреляли, все верно. За разбой на дороге и лживое гостеприимство наказание всегда одно. А вот баб и подростков с мелюзгой пожалели, и это есть слабость. Молодежь вырастет, и молодые березовцы запомнят, кто их отцов под корень вырубил. Рано или поздно, они вам отомстят, я эту подлую породу хорошо знаю.

– Вырастут и ладно. У меня враги и покруче имеются, чем потомки разбойников с большой дороги. Ни я, ни мои воины, особо никого и никогда не боялись, и впредь будет то же самое. Тем более на переправе через Дон, елецкие воины знают о том, что происходило в окрестностях Березовки, мы их предупредили. И если командир у них не тупица, а он мне таковым не показался, то быстро поймет, что богатую деревеньку, в которой не осталось мужиков, можно под себя забрать. Дальше, все просто, подростков в поля, баб в койку, и Березовская община, в том виде, в каком мы ее застали, уже не возродится.

– Как знаете… – Отец Герман снова посмотрел на окружающий нас невеселый пейзаж из обветшавших домов и развалин, и спросил: – Что скажете, капитан. Как вам город?

– Самый обычный.

– А правительство местное?

– Пока не знаю. Посмотрю, как люди живут, и государственная система работает, тогда и скажу. Сами-то, что думаете?

– Я лицо духовное и надеюсь только на Господа Бога нашего и милость Его, – священник вновь начал изображать из себя недалекого умом простака. – Не мне, священнику, делать выводы о светской власти.

– Конспиратор хренов, – пробурчал я, ударил ногами по бокам своего жеребчика и, в сопровождении телохранителей, вырвался вперед.

В том, что отец Герман, наверняка, профессиональный диверсант и шпион, я был уверен на все сто процентов. Его простецкая внешность обманчива, и с ним ухо надо держать востро, а иначе, в одно прекрасное утро можно оказаться в кандалах или вообще не проснуться. Кто его знает, что у этих крестоносцев в голове творится, фанатики же. Впрочем, вскоре пути-дорожки нашего отряда и священников-крестоносцев разойдутся. Они останутся в городе, а мы продолжим свое путешествие.

Итак, мы в Воронеже. Надо признать, это не самое лучшее место, какое встречалось мне за годы походов и странствий по миру, но и не самое плохое. Перед чумой этот город был крупным индустриальным центром с большим количеством предприятий и заводов, которые производили самолеты, вагоны, оборудование, металлоконструкции, шины, керамику, стекло, химию, алюминиевые изделия и экскаваторы. За все надо платить и за индустриализацию Воронеж платил загрязнением воздуха, земли и воды. В дополнение к плохой экологической обстановке, был еще один нехороший фактор. Сползание почвы Окско-Донской равнины и, как следствие, микросейсмическая активность, превышающая норму в несколько раз.

Пришла чума, город вымер, а когда люди стали в него возвращаться, то розливы нефти, выбросы химических соединений, пожары и огромные стаи отожравшихся на мертвечине одичавших собак, сделали его практически непригодным для жизни. Но люди не сдавались, постарались привести в порядок хоть что-то, и имели в этом деле некоторый успех. Они перебили собак, очистили пару городских районов от развалин и были готовы запустить пару заводов. Однако по ресурсам Воронежская область далеко не самый богатый регион Российской Федерации, да и с электричеством им не повезло, и в итоге, сохранившиеся станки и оборудование стояли мертвым грузом и ржавели.

Кроме того, власть в анклаве принадлежит не диктатору и не феодалу, а выборному демократическому правительству из трех человек, Триумвират, так сказать. Поэтому, анклав мог существовать и выживать, но практически не развивался. Как показала история, демократический строй не в состоянии заставить людей совершить сверхусилие для достижения какой либо великой цели. И если бы не постоянные угрозы в лице бандитских группировок, бродивших по области, Донского Царства, на начальном этапе своего становления, агрессивного государства, и сектантов, наступающих с юго-западного направления, Воронежская республика давно бы уже развалилась, а ее граждане разошлись из города в другие поселения. Пока же, сложившаяся сорок лет назад государственная система, хоть и со скрипом, но работала.

Во главе Триумвирата стоит Президент, который решает общие вопросы и координирует работу всех структур общества. Слева и справа, два его товарища. Первый, Министр Промышленности и Сельского Хозяйства, отвечающий за все немногочисленное производство, ресурсы и продовольствие. Второй, Министр Обороны, командующий ополчением, милицией и регулярными соединениями пограничной стражи. Более никого, трех человек, избираемых каждые четыре года, хватает с избытком.

Теперь, что касается населения. Если считать только Воронеж с пригородными поселками, то получается, что в анклаве около пятидесяти тысяч человек. Но, помимо этого, власть Республики, зачастую номинально, признают треть поселений в области, а это еще двести пятьдесят тысяч граждан. В общем-то, для суровых реалий сегодняшнего дня, вполне неплохо.

За такими размышлениями время пути пролетело совершенно незаметно. Караван и отряд прибыли в Гостиный двор, некогда центральный железнодорожный вокзал. Площадь, как водится, используется для стоянки телег и повозок, а гости города, в данном случае мы и священники из Тулы, располагаемся в переделанном под гостиницу здании вокзале. Не сказать, что здесь так уж уютно, но имеются отдельные комнаты, включаемое по часам электричество, спальные места, хоть и потрепанное, но чистое постельное белье, и горячая вода. Нормально.

На то, чтобы привести себя в порядок, мне понадобилось полчаса. После этого собирался пройтись по городу, посмотреть на местный рынок и свести знакомство с городскими купцами, которым я по оптовой цене мог бы сбыть добычу из Березовки. Однако это все пришлось отложить, и причина для этого была очень хорошая. Меня навестили наши старые знакомцы, дипломаты ККФ в Воронежской республике, майор Андрей Татаринцев и капитан Максим Миронов, которых я знал как офицеров дипмиссии при дворе Донского царя Ивана Седьмого. С тех пор немало воды утекло, но дипломаты не изменились ничуть. Они по-прежнему вместе, и работают в паре. Два широкоплечих мужика с мощной челюстью, кадровые офицеры, которые всегда настороже и готовы к бою.

Первым делом, конечно же, расспросы за дорогу и жизнь, и краткие воспоминания о прошлых делах и первом нашем походе в Дебальцево. На это ушло около пятнадцати минут и, вскоре, расположившись втроем в комнате, где я остановился на постой, под горячий свежезаваренный чай, раскинув на столе карту Воронежской области, мы перешли к делам сегодняшнего дня.

– Как вы добрались, мужчины? – спросил я наших дипломатов.

– Пешком, – нахмурился Татаринцев.

– А что так? – удивился я. – Ведь есть путь по Дону, которым еще лет восемь назад купцы из Ростова пользовались, да и самолет могли бы до Воронежа сгонять.

– Река на замке. Сектанты вдоль берегов сидят и расстреливают все, что по Дону идет. Наши промышленники сейчас бронекатера и канонерские лодки строят, но в боевой поход они выйдут еще не скоро. Дай боги, к осени только первый монитор к Воронежу попробует прорваться. А насчет самолетов, то с этим тоже не все так гладко и красиво, как может издалека показаться. Они есть, и помимо АН-2 в Ейске новые типы самолетов начали выпускать. В газетах писали, что почти точные копии пассажирского ЛИ-2 и бомбардировщика СБ. Вот только, падают они слишком часто и, честное слово, по земле ходить спокойней и надежней.

– Понятно. А здесь, в Воронеже, чем заниматься будете? Ведь вы не вдвоем прибыли, насколько я понимаю?

– Конечно, не вдвоем, – майор усмехнулся. – Нас здесь сорок человек. Основная задача, помимо общих дипломатических функций и разведки, работа с местными войсками, милицией и ополченцами.

– Военные советники, что ли?

– Они самые.

– И как вам местные вояки? Сдержат Внуков Зари?

На этот вопрос ответил Миронов, который поморщился, как от резкой зубной боли, и сказал:

– Если сектанты всерьез надавят, то нет, не сдержат. Пограничники, самый боеспособный элемент и местность по области хорошо знают, но их мало. Они взводами раскиданы по всем анклавам, и даже если их в кулак собрать, то это максимум двести пятьдесят человек. За ними, следующими по боеспособности, стоят милиционные части, в общей численности сотен пять наберется, оружия нет, боеприпасов нет, а холодное оружие не освоили. Ну, а что касается ополчения, так это полный атас. Мужички живут, и знать ни про какую войну ничего не хотят. Считают, что все обойдется, а на самый крайний случай они с семьями всегда смогут в лесах отсидеться.

– А правительство местное куда смотрит?

– Оно смотрит на север, куда в случае серьезной опасности сбежать сможет. Единственный, на кого можно положиться, это Качалин.

– Кто таков?

– Министр Обороны и Внутренних Дел в одном лице. Физически слабый человек, возраст преклонный и болеет много, но стерженек внутри имеется, и такой сдаваться не станет.

– Хоть это хорошо, – выпив чая, я посмотрел в пыльное окно, где на площади перед вокзалом чистили лошадей наши воины, и вновь повернувшись к дипломатам, продолжил задавать интересующие меня вопросы: – Пока с Дона к Воронежу шли, сектантов много встретили?

– Нашим путем хочешь домой вернуться? – переспросил Татаринцев.

– Да, тороплюсь, а то запарился на чужбине.

– Сектантов ходит много, и за ними вся территория от Павловска до Миллерово. Считай, почти сто пятьдесят километров по прямой. Что удивительно, мы прошли спокойно. Два раза сатанисты на нас выходили, но пропускали, и преследовать не пытались.

– Действительно странно.

– Очень. Мы крупные отряды встречали, по три и четыре сотни бойцов, но они куда-то на северо-восток перли. При желании, могли бы всех нас в блин раскатать и в лесах положить.

– А что Триумвират говорит?

– Видимо, что-то знают, но отмалчиваются. Мы попытались, навести справки, однако, результат нулевой.

– Ладно, разберемся. Что со связью?

– С Краснодаром, через мощные ретрансляторы в Шахтах и Ростове, каждый день в 20.00 общаемся. О том, что ты уже на подходе, еще вчера сообщили, так что вечером добро пожаловать к нам в гости, сможешь со своим начальством пообщаться и ЦУ получить, а потом посидим, выпьем и былое вспомним.

– Договорились, только адрес скажите.

– Мы на соседней улице остановились, а дорогу к нам тебе любой патрульный укажет.

– Обязательно буду.

На этом разговор сам собой притух, у Татаринцева и Миронова было много дел, и они покинули нас. Дипломаты ушли, а я отправился посмотреть, как устроились воины и где лейтенанты выставили караулы. Удостоверившись, что все в порядке, и настроение личного состава бодрое, вернулся в комнату и занялся тем, до чего в дороге никак руки не доходили.

От покойных братьев Молиных мне достался «сундучок со сказками», как я его сам для себя определил, а если конкретно, то вся их поганая бухгалтерия, где березовцы отмечали каждую свою жертву и добычу, которую с нее сняли. Презабавное чтиво. Мерзкое, конечно, но информативное, хотя занимало меня вовсе не описание злодеяний, а самые разные документы, добытые с мертвецов. Бережливые разбойники не сжигали их, а хранили вместе со своей амбарной ведомостью. В основном здесь были рекомендательные письма от одних деловых людей к другим, и торговая переписка, но помимо этого имелось кое-что и посерьезней. Например, мандат на имя товарища Кривошеина, датированный ноябрем 2062 года:

Мандат.

«Член Совета Народных Комиссаров Гомельской Советской Социалистической Республики, народный комиссар Павел Анатольевич Кривошеин, назначается Советом Народных Комиссаров общим руководителем всего повстанческого движения на территории Липецкой области Союза Советских Социалистических Республик.

Кривошеин П.А. облечен чрезвычайными правами. Всем местным и областным подпольным ячейкам, командирам повстанческих отрядов, комиссарам и сочувствующим гражданам, ратующим за возрождение Великой России в границах 1985 года, предписывается неукоснительно исполнять распоряжения товарища Кривошеина.

Генеральный секретарь Совета народных комиссаров ГССР

Тарасюк В.Н.».

Про Гомельские Советы я кое-что слышал, но питаться слухами это одно, а держать в руках явственное подтверждение тому, что такое государственное образование существует, совершенно другое. А помимо этого мандата, была переписка двух повольников, Вадика Туманова и Валеры Иноземцева. В своих письмах два авторитетных человека, один из Ельца, другой из Усмани, рассуждали о том, как бы им совершить поход в сторону Урала. При этом они приводили много полезных сведений о том, что же их ожидает в пути, и из этой переписки становилось понятно, что связь с Уралом кто-то поддерживает, а разведка Всероссийского диктатора Степанова, не так давно ходила походом до самого Екатеринбурга. К несчастью для Туманова и Иноземцева они со своими небольшими группами повольников сошлись на встречу в Березовке, и там их всех прибили, а переписка, которая не была уничтожена, досталась мне.

С бумагами я провозился часов до шести вечера. Может быть, и дальше бы в них копался, но появился Володя Липатов, который уже успел сдать свой обоз, побывать у себя дома, получить от своего начальника Качалина разнос, а затем благодарность, и новую задачу.

Пограничник в мою комнату почти вбежал, схватил чайник с теплой водой, стоящий у двери, порывисто выхлебал половину, обтер рукавом губы и, серьезно посмотрев на меня, выдохнул:

– Саня, ты меня уважаешь?

Что на это можно было ответить? Только одно:

– Конечно. А чем суть такого вопроса?

– Продай оружие, которое в Березовке добыл. Мне Качалин мозг выел, что я чуть было обоз не угробил и людей потерял. Теперь требует, чтобы я раньше наших купцов у тебя стволы и прочее полезное имущество выкупил.

– Запросто, но учти, возьму только золото или драгоценные камни. Серебро не котируется, объем большой.

– Само собой.

Спустя полчаса, все было улажено. Счастливый Володя Липатов, став обладателем более чем ста семидесяти единиц огнестрельного оружия и некоторого количества боеприпасов, отправился принимать груз. А я, счастливо избавившись от стволов и имущества, которое не мог тянуть с собой на родину, получил восемь килограмм драгоценного металла в юбилейных и коллекционных монетах российской чеканки. Конечно, добычу отдал в полцены, но зато оптом и без всякой волокиты. Переведя выручку на наши «конфы», потер руки, мысленно посетовал о том, что золотой запас братьев Молиных так и не был найден под обгоревшими останками их дома, и подумал о том, как же счастливо я заживу, когда доберусь домой. Это будет что-то, решил я, не жизнь, а малиновый звон.

Впрочем, загадывать плохая примета, и вскоре, прибыв в ППД нашего дипломатического корпуса на территории Воронежской республики, я в этом убедился.

Добротное двухэтажное здание, обнесенное бетонным забором. Меня и сопровождающих воинов встречают наши земляки, все офицеры и сержанты гвардии и госбезопасности. Воины остаются во дворе и обсуждают с нашими «дипломатами» новости из дома, а я прохожу внутрь здания и оказываюсь в радиорубке, где помимо радиста, находится ожидающий связи с «большой землей» Татаринцев.

Мы с майором молча киваем один другому. Время ровно 20.00, и начинается сеанс связи. Первым с Краснодаром общается глава дипломатической миссии, все же он здесь хозяин, а я в это время тихонечко курю в сторонке и стараюсь никому не мешать. Докурил папироску, посмотрел на озадаченного и хмурого майора, который ничего не сказав, выскочил из комнаты как ошпаренный и, надев наушники, приготовился выслушать указания моего начальства.

Как ни странно, на связи оказался не глава ОДР при ГБ генерал-майор Еременко, а его брат Денис, в нашей структуре отвечающий за контрразведку и шпионаж. Голос младшего Еременко, был усталым и глухим:

– Воронеж на связь!

– На связи, у аппарата Мечник!

– Привет Саня!

– Здорово Денис! Где Иваныч?

– Начальник сейчас в пыточных подвалах ГБ.

– Случилось чего?

– Нет, все путем. Он ведет допрос одного фрукта из сектантов. Очень важная птица, которую позавчера гвардейцы из рейда притянули, и теперь он поет, как соловей, только записывать успевай. Что у тебя?

– Дошел до Воронежа, несколько человек в отряде выбыло как «двухсотые», но в целом, все неплохо. Побывал в Ленинградской области, на территории Всероссийского диктата, в Калуге и Орле. Имею много важной и интересной информации. Завтрашний день отдыхаю, а послезавтра выхожу в сторону Дона. Думаю, что пройду без особых проблем.

– Не торопись, Мечник. Для тебя есть работа.

После таких слов Дениса Еременко, захотелось выдать в радиоэфир порцию отборного русского мата, но вместо этого, вобрав в себя воздух, сосчитал до пятнадцати, постарался успокоиться и спросил:

– Денис, у вас совесть есть?

– Имеется, но она где-то потерялась, и мы ее никак найти не можем, – невесело усмехнулся он. – Понимаю, что ты и твои ребята желаете поскорее домой попасть, но есть приказ свыше, и мы его ослушаться не можем. Нужны воины, а в Воронежской области только ты и отряд Татаринцева. Мечник, время поджимает, и сам понимаешь, если бы не обстоятельства, то тебя бы и не трогали.

– Что за работа? – до хруста пальцев, я сжал микрофон.

Денис чуть помедлил, глубоко выдохнул, как если бы он сейчас закурил, и сказал:

– Захваченный в плен сатанист рассказал, что Звездный клан Внуков Зари решил завладеть ядерным оружием. Сейчас, более трех тысяч воинов из разных кланов идут в Борисоглебский район Воронежской области. Задача этих отрядов захватить военный городок Воронеж-45, в котором до чумы находилась центральная база хранения ядерных боеприпасов, так называемый объект «С». Зимой сектанты провели в тех местах разведку, обнаружили Воронеж-45 и попытались завладеть боезарядами. Местный анклав, потомки военных и жителей этого городка, нападение отбил, и в этом году, Внуки Зари решили, не дожидаясь холодов, надавить на них более серьезными силами. Мы не знаем, что сохранилось на объекте и каковы силы обороняющихся, но если хотя бы один специальный артиллерийский выстрел будет захвачен сатанистами, то они смогут разобраться, как его взорвать, и ты понимаешь, куда они его потянут.

– Понимаю. Какова моя задача?

– Завтра же, совместно с тридцатью бойцами Татаринцева, выдвигаешься в Борисоглебский район, поселок Грибановский. До Борисоглебска дойдешь за пять дней. Проведешь разведку, и выйдешь на связь с Шахтами. Доложишь обстановку и, в случае, если местным жителям придется туго, окажешь им поддержку. Продержись неделю, максимум девять дней, и не дай сектантам завладеть ядерными боезарядами. Сегодня в ночь вам на помощь выдвинется гвардейский спецназ. Черепанов обещал уложиться в сроки и проломиться через все вражеские заслоны.

– А если мне не удастся удержать сатанистов?

Еременко-младший снова помедлил, и выдохнул как приговор:

– Сбросишь точные координаты базы. С Ростовского аэродрома поднимется в воздух вся наша хлипкая авиация и постарается раздолбать Воронеж-45 к чертовой бабушке.

– Ясно.

– Тогда удачи тебе, Мечник. Еще один сеанс связи в семь часов утра, получишь более точные инструкции от самого генерала. Отбой!

Голос моего собеседника пропал, а я стянул с головы наушники, положил их вместе с микрофоном на столик перед собой, помянул по маме всех сектантов и прочую шваль, не желающую спокойно жить, и отправился готовить свой отряд к предстоящим боям. Что про Внуков Зари не говори, а вояки они хорошие. На горло их не возьмешь, а значит, драться придется всерьез и с полным напряжением всех сил. Впрочем, как всегда.

 

Глава 20.

Воронежская область. Архангельское 24.07.2065.

Отряд торопился на восток. Каждый воин, включая диковатых сицилийцев Джузеппе Патти понимал, что будет, если Внуки Зари завладеют ядерным оружием. Мы спешили и продвигались по землям Воронежской области настолько быстро, насколько это только возможно.

День первый. По древним автомагистралям прошли от столицы Воронежской республики до Рогачевского анклава.

День второй. Перешли на грунтовые дороги. Форсировали несколько речушек и, почти загнав девять лошадей, глубокой ночью добрались к поселению Анна. Быстрый торг с местным старостой, покупка лошадей, наем проводника, короткий отдых и опять в дорогу.

День третий. Широкая грунтовка сменяется узкими лесными дорогами, пара небольших сел, снова реки и тяжелая переправа. Заночевали в чистом поле.

И вот, день четвертый. Сегодня с утра встали, позавтракали, сели на отдохнувших лошадей и снова тронулись в путь. К полудню достигли Архангельского анклава, последнего поселения на нашем пути, которое подчинялось законам Воронежской республики, и застали здесь полнейший разгром. Поселение, в котором по последней переписи населения устроенной Триумвиратом проживало более двух с половиной тысяч человек, было вырезано под корень, да так, что нам не удалось найти ни одного уцелевшего. Работали сатанисты, по трупам и отметкам на стенах домов, становилось понятно, что это были Фиолетовые Ромбы, с которыми моему отряду уже доводилось встречаться во время обороны Дебальцево.

Вот уже пятнадцать минут половина моих бойцов, особо не скрываясь, осторожно продвигается по развалинам поселка Архангельский. Вторая половина отряда, разумный пес Лихой и воины Татаринцева, взвод под командованием Миронова, обходят поселение с флангов.

Солнечный и жаркий полдень. Двигаюсь под самой стеной. Металл автомата немного холодит потные ладони и, осторожно ступая по битым кирпичам и мусору, устилавшим все пространство небольших улочек, так же, как и мои воины, я высматриваю врага. Никого. Тишина и только наши осторожные шаги, нарушают ее. Можно подумать, что мы здесь одни, и только мертвые глаза мирных граждан, вчера вечером перебитых в своих домах, наблюдают за нами. Но это не так. Лихой чует врагов, сатанистов не менее сотни, да и мы, люди опытные, подмечаем, что к чему. На соседней улочке ворона взлетела, а чуть дальше камушек из дома вывалился. Внуки Зари здесь, они не ожидали нашего появления, и уйти из городка не успели. Те, кто против нас, наверняка, арьергард, который прикрывает тылы более крупного подразделения, утром отправившегося из уничтоженного поселения на восток.

Мы прошли треть городка, углубились в него, и вот-вот выйдем на площадь перед местной управой. Именно там должен состояться бой. С окраинного двухэтажного дома я смотрел вперед, прикидывал, где бы на месте сектантов сделал засаду, и пришел к выводу, что площадь практически идеальный вариант. На ней уцелело три здания из старых времен и имеется пара неплохих деревянных сооружений, сильно похожих на наблюдательные вышки. Подходов всего два, по улицам, с севера и востока, и если противник будет вести обстрел открытого пространства из луков и огнестрелов, которые, наверняка, у него имеются, сектанты должны нас задавить. Врагам кажется, что отряд идет в ловушку, но это совсем так.

Сработала УКВ-радиостанция на моей портупее, и голосом Лиды доложила:

– Мечник, мы на позициях. Восточный выход из поселка перекрыт. Начинаем закрепляться на окраине, и идем вперед. В центре будем через двадцать минут. Лихой пробежался по лесу, все спокойно.

– Понял, – ответил я. – Работайте по плану. Ни одна сволочь уйти не должна.

Прижимаясь к стенам заборов, узкими змейками, группы шли вдоль центральной улицы. Воины входили в дома, осматривали их и вновь появлялись на улице. Отряд готов к бою, и чем ближе мы к центру поселения, тем сильнее напряжение. Не торопясь и не спеша, мы подходим к засаде, которую нам организовал противник, и вот, остался всего один обшарпанный и битый временем трехэтажный дом. За ним площадь перед городской управой.

Ко мне подходит Игнач и докладывает:

– Чисто! В тылу никого, разведка противника отошла и теперь все сектанты в центре!

– Хорошо! – отвечаю я. – Обходите площадь по кругу. Сейчас Лида и Миронов со своими воинами подойдут и начнем. ВОГи еще есть, так что закидаем здания, где упырки закрепились, и атакуем. Начнем с управы, а затем и жилые дома возьмем. Думаю, до вечера управимся.

– Боеприпасов жалко.

– Людей еще больше жаль.

– А может, ну их этих тварей, что здесь засели? Пройдем мимо и уже в лесах с ними разделаемся?

– Забыл, кто такие Внуки Зари и как они в лесах дерутся? Если их в тылу оставить, в загривок вцепятся и не отпустят.

Игнач пнул ногой обломок кирпича и хмыкнул:

– Да, пожалуй, что и подзабыл.

– Вот то-то же. Начинаем. Ты со своими парнями влево иди. Серый справа зайдет, а Крепыш и Патти пока со мной.

Время тянулось очень медленно. Сектанты по прежнему ждали нашего появления на площади, а мы поступали по своему разумению и в ловушку не торопились. Все спокойно и тишина продолжает давить на психику. В окрестных домах, на вторых и третьих этажах пару раз бликнула оптика. Отлично. Наши снайпера уже на позициях. Пользуясь развалинами и зарослями, отряд скрытно завершает окружение противника. И в этот момент, вражеские наблюдатели на крыше местной управы замечают, что группы Лиды Белой и Миронова обходят их позицию с тыла и перекрывают сектантам единственный путь к отступлению.

Вражеский командир, кто бы он ни был, сориентировался быстро. Он понял, что раз его окружают, значит, у нас есть что-то способное выбить его из здания управы и жилых домов напротив, и решил пойти на прорыв. В принципе, для нас это даже лучший вариант, чем штурм. Сектанты толпой начали выбегать из своих укрытий с явным намерением прорваться через восточную улочку, но их встретили настолько плотным огнем, что в первые же минуты боя они потеряли около сорока человек и стали отступать обратно. Однако было поздно, я уже отдал команду на контратаку, и так получилось, что в городскую управу мы вломились одновременно, сатанисты с одного входа, а мы с другого.

Мои воины врываются в здание. Двери выбиваются, занимаются удобные для боя позиции и, в сопровождении Арсена и молодого снайпера Фомки, я иду за ними следом. Столкновение с сатанистами происходит неожиданно. Вот, только что в полутемном коридоре перед нами никого и, как-то резко, из-за угла появляются сразу три размалеванные морды.

Не думая и действуя исключительно на вбитых в меня рефлексах, вскидываю автомат и короткой очередью в три патрона, валю передового противника, косматого мужика с озверевшим лицом лет тридцати с обрезом гладкоствольного ружья в руке. Тот падает и, уже умирая, делает один-единственный выстрел. Крупная картечь, наверняка, рубленый свинец, с такой мощью бьет в старый потолок, что из него выпадает несколько кусков бетона и штукатурки. К счастью, нас не задевает, и бетонные куски, с грохотом падают нам под ноги. Двух других сектантов длинной очередью валит Арсен, а Фомка, со своей винтовкой, зацепился за стену и отреагировать не успел.

Схватка за нами, мы продвигаемся дальше по зданию и выходим в холл на первом этаже управы. С одной стороны десяток сатанистов, отстреливаясь из луков и двух автоматов, держат узкий проход в левое крыло здания, а с другой парни из группы Серого, вперед не торопятся и чего-то ждут.

– Серый! – прячась за большим разбитым дубовым столом, выкрикиваю я в пыльное пространство помещения.

– Здесь! – его голос доносится из комнатки напротив.

– Почему остановились?

– Ждем, пока пластуны сектантов снаружи обойдут.

– Не давать противнику опомниться! Пару гранат и вперед!

– Понял! – отвечает лейтенант, и спустя пару секунд доносится его крик: – Берегись, гранаты!

Две гранаты РГД-5, в пыльном облаке холла проносятся через простреливаемое пространство и падают среди сектантов. Все зажимают уши и прячутся в укрытиях, но в закрытом помещении взрывы все равно слышны очень хорошо, а часть осколков проносятся над нашими головами. Трясет пол, сверху снова летит штукатурка и отсыревший бетон. Воины Серого кидаются в проход, прорываются в левое крыло управы, и вскоре здание очищено.

После зачистки и доклада Серого о том, что все в порядке, вместе с Фомкой мы поднимаемся на второй этаж. Паренек пристраивается возле узкого сквозного проема в стене, не торопясь, готовится к стрельбе и, уложив ствол древней винтовки Мосина на кусок арматуры, не оборачиваясь, говорит:

– К стрельбе готов!

Мне давно хотелось посмотреть, как этот молодой охотник из Козельска будет действовать в бою и, достав из футляра бинокль, я отхожу вглубь комнаты, становлюсь напротив окна, и высматриваю для него цель.

– Крыша дома напротив. Стрелок с АКМом, который за печной трубой прячется, видишь его? – спрашиваю парня.

– Да, – отвечает он.

– Работай!

Практически сразу следует один выстрел, и вражеский автоматчик, раскинув руки, летит наземь.

– Второй этаж, левое угловое окно, боец с луком, – замечаю я новую цель для парня. – Вали его!

Еще один выстрел, лучника отбрасывает от окна, а Фомка поворачивается ко мне и спрашивает:

– Ну, как?

– Молодец! Остаешься на месте и выбиваешь всех, кто не наш.

– Сделаю, командир!

Спустившись вниз, вместе с группами Серого и Игнача спешу на усиление офицеров Миронова. Пока мы с боем, с лихого наскока, брали городскую управу, в жилых домах все шло не так гладко. Судя по тому, как правильно в них организована оборона, там был командир, который не потерял голову, и стремится продержаться до темноты, чтобы прорваться в лес. Ворваться в здания на плечах сектантов у наших групп не вышло, и теперь, приходилось напрягаться. Крепыш с Патти в помощи не нуждались, бойцы Лиды держали периметр и проверяли подвалы, в которых могли затаиться недобитки, а вот Миронову для штурма сил не хватало.

Наше усиление успевает как раз вовремя. Один из бойцов, связав вместе три гранаты, подбирается к подъезду, из которого ведется интенсивный огонь. На одной из гранат он выдергивает чеку, ловко изогнувшись, кидает всю вязанку внутрь и отскакивает в сторону.

Взрывная волна выносит разбитые двери и пару оконных рам, наиболее близких к месту взрыва. Затишье, и снова, тот же самый ловкий боец из дипломатической миссии, одну за другой, отправляет в подъезд еще две гранаты. Снова взрывы, а после них пришел черед штурмовых групп, которые ворвались внутрь.

Проходит пара минут, и поступают доклады:

– Первый этаж за нами!

– Второй наш!

– Третий, проблемы, имею одного раненого, лестница обвалена, наверх пройти не могу!

Взяв рацию в руки, я скомандовал!

– На третий этаж не лезть! Оставить заслон и приготовить материал для костров! Будем выкуривать гадов!

– Понял! – отвечает незнакомый офицер.

Только рация замолчала, как откликнулся Крепыш:

– Второй дом взяли, в потерях трое раненых!

– Собирайте трофеи и боеприпасы. Всем отдыхать, а мы пока последних сектантов выжигать будем.

Стрельба затихла. Сатанисты не стреляют, да и нам зазря боезапас изводить, смысла нет. Офицеры Максимова отрывают в жилых комнатах паркет и тянут его к лестнице на третий этаж. Туда же летит вся обнаруженная в жилищах местных жителей одежда и домашняя мебель. Пожар будет славный, такой, что ни один вражина не уцелеет.

Проходит несколько минут, и с третьего этажа выкидывают белый флаг, грязную простынь на швабре. Это что-то новенькое, и такого, чтобы Внуки Зари использовали знак перемирия, я до сего момента никогда не видел.

– Эй, не стреляйте! – сверху донесся смутно знакомый мне голос.

– А чего хотел? – встав в не простреливаемой сверху зоне и подняв голову, спросил я.

– Говорить хочу. Кто самый главный?

Голос вновь показался мне знакомым и, переворошив память, я вспомнил, где встречался с тем человеком, который сейчас сидел наверху. Это был Ига Косец, военный вождь Фиолетовых Ромбов. Некогда, в Дебальцево, этот сектант со своими воинами захватил в заложники рабочих местной металлообрабатывающей мастерской, и тогда, в обмен за жизни мирных граждан, я выпустил его из городка. Теперь же, расклады совершенно иные, и в душе я почувствовал моральное удовлетворение оттого, что такая сволочь как Косец попался в капкан.

– Ига Косец, это ты? – окликнул я вождя Фиолетовых Ромбов.

– Да, так меня зовут. А ты кто?

– Александр Мечников. Помнишь такого?

Некоторое замешательство и ответ:

– Да, я помню тебя, Мечник. Ты родственник Мясника, и ты сорвал нам захват Дебальцево.

– Зачем белый флаг выкинул, Ига? Заложников при тебе нет, а договариваться с тобой не интересно.

– Хочу в бою погибнуть, а не в огне сгореть. Мой топор против любого холодного оружия. Схватка один на один.

– А смысл, Ига? Мне бойцами рисковать просто так не хочется.

– Информацию о нашем войске дам.

Во время разговора ко мне подтянулись офицеры и, посмотрев на них, я спросил:

– Что думаете?

За всех ответил Игнач:

– Пусть говорит, мы все равно ничего не теряем. А желает схватки, так без проблем. У нас Мустафа Рыжий с собой парные клинки постоянно таскает. Разделает этого дикого сатаниста как барашка, тот и сделать ничего не успеет. Конечно, можно и Арсена выставить, но Мустафа лучше.

Признав слова казака верными, я вновь поднял голову, и продолжил общение с Игой:

– Будет тебе схватка. Спускайся.

– Слово дай.

– Клянусь, что если информация Иги Косца будет для меня важной и интересной, он умрет с оружием в руках во время честного поединка.

Вскоре Ига Косец, перекинув деревянную сходню с третьего этажа на огромную кучу горючего материала, лежащего на лестничном пролете, спустился вниз. Бойцы Максимова рванулись наверх, думали, может быть, кто-то еще уцелел, но застали там только трупы пятерых рядовых сектантов покончивших жизнь самоубийством.

Вождь Фиолетовых Ромбов широкоплечий длиннорукий мужчина с татуировками на обеих щеках, одетый в серые брезентовые штаны и грубую рубаху, с мощным обоюдоострым топором в кожаном чехле за спиной, спустился вниз, вышел из дома и сразу же подошел ко мне и офицерам.

– Где мой противник? – почему-то, глядя в небо, спросил он.

– Посмотри, – я кивнул на Мустафу, который неподалеку готовил к бою два кривых меча, с которыми никогда не расставался.

Ига смерил оценивающим взглядом высокого мускулистого парня, и удовлетворенно кивнув, произнес:

– Хороший боец, жаль только, вскоре я его убью.

– Посмотрим, а пока, расскажи мне о том, куда направляется ваше войско?

Я ожидал, что сектант будет лгать, и выкручиваться, но на мое удивление, он ответил правдиво:

– Наша цель городок Воронеж-45 в Борисоглебском районе Воронежской области. Скажу сразу, я не знаю, что там может быть. С нами были люди из Звездного клана, они руководили действиями всех отрядов и о своих целях нам не говорили. Все что мне известно, это то, что Звездные хотят добыть оружие невиданной мощи, способное переломить ход всей войны. Это что-то из прошлой эпохи.

– Сколько воинов в войске?

– По двести пятьдесят бойцов от каждого клана и двести Звездных. Вместе с нами было три тысячи двести бойцов.

– Что с вооружением?

– От кланов пошли лучшие воины, и при них самое лучшее оружие. Фиолетовые Ромбы бедные, у нас мало огнестрельного вооружения, поэтому вы нас так легко и победили, да и я виноват, принял вас за местных пограничников, которые еще не пуганые, а знал бы, что против моих воинов твой отряд, сразу бы в лес отошел.

– Не об этом сейчас речь, – оборвал я его и задал следующий вопрос: – Почему против небольшого городка Звездные отдельное войско кинули? Неужели Круги не справились бы? Ведь это их направление.

– Без понятия, хотя могу предположить, что Звездные опасаются интриганов из клановой верхушки, которые могли бы древнее оружие себе забрать.

– Сколько бойцов в Воронеже-45?

– Зимой наш разведывательный отряд встретили четыреста воинов, среди которых пятая часть женщины. Вооружение неплохое, сплошь автоматы и пулеметы, но с боеприпасами проблема, было заметно, что их экономили.

– Какие планы у Звездных?

– Как обычно. Рассыпаться по окрестным лесам. Малыми силами провести разведку боем, показать свою слабость, выманить из укреплений часть сил обороняющейся стороны и разгромить их. Затем, допрос пленных с пристрастием, попытка шантажа и, если она не увенчается успехом, общий штурм.

– А это поселение, зачем уничтожили?

– Попалось на пути, вот и решили на всякий случай подчистить, – вождь прервался, посмотрел на Мустафу, который уже вышел в центр небольшой площадки перед домом, и сказал: – Еще один вопрос, и на этом все.

Спрашивать Игу можно было до бесконечности, но я задал вопрос личного характера:

– Скажи, Косец, а зачем ты хочешь в бою погибнуть, а не совершил ритуальное самоубийство?

– Сам не знаю. Чувствую, что так правильно, вот и все.

Резко развернувшись ко мне спиной, он вытащил топор, и решительным шагом направился к своему противнику. Когда расстояние между ним и обоеруким воином сократилось до трех метров, он остановился, чуть кивнул, и приподнял свое оружие на уровень груди.

– Готовы? – находясь в стороне, спросил я бойцов.

– Да! – одновременный ответ от обоих.

– Начали!

Первым в атаку перешел Ига Косец. Он резко и неожиданно шагнул вперед, и его топор, со свистом, пролетел над головой Мустафы, который успел пригнуться, и отскочить в сторону. С радостной улыбкой, военный вождь Фиолетовых Ромбов наступал на нашего воина, а тот, не нанося ни одного ответного удара, собранный и сосредоточенный, прикрываясь своими клинками, только уклонялся от его стремительного и смертельноопасного оружия. Так продолжалось не менее минуты. Все мы, бойцы отряда и офицеры, наблюдающие за схваткой, которая при любом исходе будет стоить жизни одному из поединщиков, не понимали, почему же Мустафа медлит и не переходит в контратаку. Но вот, наш боец активизировался. Он провел серию из нескольких ударов по верхнему уровню и, поймав Игу на том, что тот был вынужден защищать свою голову, подобно гадюке, которая жалит неожиданно, извернулся, полоснул по его ногам клинками и снова отскочил.

Мустафа хорошо все сделал, просек противнику левое бедро до самой кости, и алая кровь потоком хлынула из вен сектанта. Однако адреналин все еще переполнял Игу и, казалось, что он не замечает тяжелой раны. Не обращая внимания на то, что прихрамывает, сатанист кинулся вперед. Видимо, он надеялся на еще один-два удара, но воспитанник турецких кочевников, встретил его игрой своих клинков, отвел очередной взмах топора в сторону, и сектант на секунду остановился. Мустафа, на это и рассчитывал. Красиво и грациозно, как будто это игра, а не бой, он прыгнул на Игу, и оказался с его левого бока. Блеск стали, косой удар сверху вниз, еле слышный свист клинка, и отрубленные руки Иги Косца, сжимающие топор, падают в пыль.

Вождь по-прежнему не кричит, а только смотрит на Мустафу. В его глазах боль и немая просьба, и воин, поняв, чего желает его враг, наносит последний завершающий удар. Выпад вперед, и изогнутое лезвие вонзается под подбородок. Сталь проникает в мозг Иги Косца и, уже не мучаясь, он валится на свое грозное оружие.

Наш воин стряхивает с клинков кровь, склоняется в легком поклоне над телом военного вождя, как это велит делать обычай воспитавшего его племени, и в полной тишине, готовой вот-вот взорваться приветственными криками, говорит:

– Достойный противник был.

– А-а-а! – радуются наши воины, подхватывают Мустафу на руки и несколько раз подкидывают его вверх.

Были бы мы сейчас где-то в спокойном месте, устроили бы по поводу славной победы пиршество и отдохнули от всей души, но время поджимает. До темноты еще три часа, и за эти сто восемьдесят минут надо успеть преодолеть хотя бы десяток километров.

Боеприпасы с трупов сектантов и добыча собраны, лошадей привели в городок и, оставив в Архангельском проводника из Анны, нескольких молодых бойцов, Луку Бастико и шестерых наших раненых, которые все вместе должны завтра отправиться в сторону Воронежа, мы снова начинаем движение. Скоро, скорее всего, уже следующим вечером, отряд достигнет Борисоглебска и Грибановского поселения, а там уже основные силы врага и новый бой.

– По коням! – звучат команды сержантов.

– Дозорная группа вперед!

– Не спать, воины!

Отряд уже в седлах, вспрыгиваю на лошадь, становлюсь в центре походного строя, и даю отмашку рукой: «Пошли!».

 

Глава 21.

Воронежская область. Борисоглебский район. 25-26.07.2065.

Свежий зеленый цвет окрестных лесов радует глаз. Ласковое солнышко висит над головой, а толстый мохнатый шмель невозмутимо перебирается с рукава моей горки на примятую траву. Красотища! Сейчас бы прилечь в рощице на берегу какой-нибудь тихой речушки, оборудовать стоянку, поставить сеть, а самому поваляться с Лидой в обнимку в укромном тенистом месте. Но это только мечты, которые проскочили в голове светлой полоской и были вытеснены суровой реальностью.

Я стою под сенью раскидистого молодого дубка, и наблюдаю за тем, что происходит километрах в трех с половиной от моей позиции. Там, на развалинах нескольких зданий, вблизи небольшого железнодорожного разъезда, обозначенного на моей карте как 667 километр, идет жестокий бой, расклад которого мне ясен и понятен. Судя по всему, Внуки Зари все же смогли выманить часть сил защитников Воронежа-45 за пределы их укреплений. Сектанты отступали от ракетно-артиллерийской базы в сторону находящегося между станциями Грибановка и Борисоглебск разъезда, до чумы обслуживающего объект «С». И когда, увлеченные погоней местные воины оторвались от своих основных сил, сатанисты зажали солдат на развалинах и теперь, планомерно и никуда не торопясь, их уничтожают.

На развалинах двух зданий закрепилось человек двадцать пять, при автоматическом оружии и пяти ручных пулеметах, если судить по звукам выстрелов, самых обычных ПКМ. Против них более тысячи Внуков Зари, рассыпавшихся по молодому подлеску вокруг разъезда. Сколько времени люди смогут продержаться против сатанистов? Двадцать минут, при удаче, может быть даже полчаса. Немного. Чем мы можем им помочь? И так прикидывал, и эдак, и вывод всегда один – ничем. Мой отряд не в состоянии разомкнуть кольцо окружения вокруг местных воинов. Слишком незначительны наши силы, и открытого боя нам не вытянуть, а у сатанистов много огнестрельного оружия, на порядок больше, чем у Фиолетовых Ромбов, позавчера уничтоженных нами в Архангельском анклаве.

На мгновение, я отвлекся, опустил бинокль и посмотрел назад, на готовых к бою воинов отряда, засевших по опушке. Напряженные потные лица, грязная одежда и хорошо смазанное оружие. Все эти люди, за исключением офицеров и сержантов дипломатической миссии во главе с капитаном Мироновым, идут за мной на добровольных началах. Кто-то в отряде из-за денег, кто-то из-за идеи, а кому-то просто некуда было деться, а кроме как воевать он ничего больше не умеет. Мы все разные, но есть у нас и много общего, и среди всего прочего, самое основное – никто из нас не хочет умирать. Нет, я не могу послать своих воинов в самоубийственную атаку, а потому, простите меня солдаты Воронежа-45, но помощи вам не будет.

Определившись с тем, что пока мы ограничиваемся наблюдением, я поднял бинокль и снова посмотрел на поле. В этот момент, стоящий на одном колене рядом со мной Крепыш, полушепотом, как если бы враг был рядом, произнес:

– Мечник, по центру смотри. Геройские парни, уважаю таких.

Посмотреть было на что. Осажденные солдаты, все как один, одетые в униформу российской армии образца 2009-го года, пятнистый камуфляж, перешли в контратаку. Из зданий высыпало около пятнадцати человек и, поливая огнем все пространство вокруг себя из автоматов и пулеметов, они рванулись на сатанистов. Из-за слишком большого расстояния, лиц этих идущих на смерть людей было не разглядеть, а шум боя доносился в виде стрекотанья швейных машинок и хлопков взрывающихся гранат. Видимо, у попавших в ловушку бойцов заканчивались боеприпасы, и они решили не ждать рукопашной схватки.

«Вот и все», – подумал я, глядя на гибель солдат, которых по одному уничтожали снайпера и лучники сатанистов, и меня снова окликнул Крепыш:

– Смотри влево, там, где кустарник.

Я перевел бинокль на густые заросли колючего терновника, полукругом обхватывающих развалины зданий. Поначалу ничего не заметил, а присмотрелся и уловил шевеление кустов. Вокруг ни ветерка, ни даже намека на него, а пара высоких колючек чуть наклонилась и дрогнула. Конечно, может быть это мелкая пичужка, которую в бинокль просто не разглядишь, но, скорее всего, это человек, сумевший забраться в заросли и теперь пытающийся пересидеть бой.

– Думаешь, что это кто-то из солдат? – спросил я Крепыша.

– Скорее всего.

– Будет возможность, проверим.

Пока мы наблюдали за кустарником, бой окончился. Сатанисты одержали полную победу, захватили пятерых пленных, начали зачистку развалин, произвели сбор трофеев и занялись отрезанием ушей у убитых солдат. Часа два они оставались на разъезде. Однако в кустарник никто не полез, и была надежда на то, что спрятавшийся там человек, выживет.

Наконец, Внуки Зари покинули поле боя. Посланный вперед Лихой и две группы наших лучших разведчиков прошли по их следам и доложили, что сектанты стягиваются к поселку Грибановский в шести километрах от нас. Наверняка, на завтрашний день Звездные готовят наступление на Воронеж-45.

Раз так, значит этой ночью, нашему отряду придется действовать. Батальон гвардейского спецназа, который должен нам помочь, уже в пути. По рации Черепанов сообщил, что уже сегодня его роты перейдут на левый берег Дона в районе покинутой станицы Вешенской, а уже завтра минуют Шумилинскую и, через Старую Криушу направятся к Калачу. Зная, с какой скоростью продвигается батальон спецназа с небольшим конным обозом, до подхода гвардейцев нам было необходимо продержаться около десяти дней. При этом не просто просидеть в лесах, а сделать все возможное, чтобы ракетно-артиллерийская база Воронеж-45 устояла и не потеряла ни одного изделия из своих подземных бункеров.

После того как сектанты ушли к Грибановскому, мы вышли к разъезду. Начали прочесывать местность и, из кустов колючего терновника, вытащили трех раненых молодых солдат из гарнизона Воронежа-45. Двое были без сознания, слишком много крови они потеряли, а третий, несмотря на изувеченную пулями левую ногу и сломанные ребра, держался бодрячком и даже, хотел подорваться на гранате. Но ему доступно объяснили, что мы не сектанты и не враги, а совсем наоборот, друзья. Солдат самоубийцей не был, хотел жить и поверил нам. После того как у него отобрали гранату, мы с ними переговорили. Однако про свою родную базу он ничего рассказывать не хотел, ссылался на присягу и хранил военную тайну. Пытать его не стали, все же не враг, и все что у него получилось узнать, это то, что он военнослужащий в/ч 14254 ефрейтор Сидоров.

В итоге, ближе к вечеру, оказав раненым первую медицинскую помощь, мы отправили солдат за Борисоглебск, где в укромном месте, оставались наши лошади, излишки боеприпасов и десяток воинов. Сами же, собрались на военный совет. Надо было определиться с нашими дальнейшими действиями, и откладывать это дело в долгий ящик было нельзя. Хоть ефрейтор ничего и не сказал, но нам и так понятно, что уже к утру его база, на которой он, скорее всего, родился и вырос, будет атакована и падет.

– Ну, что, господа офицеры, у кого и какие идеи? – посмотрев на своих лейтенантов и капитана Миронова, расположившихся под дубком, откуда днем велось наблюдение за сражением, спросил я. – У сектантов три тысячи бойцов, из которых половина с огнестрельным оружием, а у нас, не считая раненых и лошадников во временном лагере, сто двадцать человек, грубо говоря, одна стрелковая рота.

– Надо атаковать противника, – сказал Миронов.

Все мои лейтенанты, на эти его слова только улыбнулись. Капитан предлагал самое очевидное без всякой конкретики. То, что сектантов надо атаковать, это и ежику понятно. Смысл вопроса в другом, как это сделать так, чтобы и самим уцелеть и Внуков Зари от Воронежа-45 отвлечь.

Вытащив из планшетки, которая лежала в моем рюкзаке, карту восточной части Воронежской области, самую подробную из тех, какую мы смогли найти, я раскинул ее на плащ-палатке между офицерами, и повторил свой вопрос относительно идей.

Предложения посыпались одно за другим:

– Пока оцепление вокруг Воронежа-45 еще слабое, надо прорваться к базе, соединиться с местными вооруженными формированиями и драться против сатанистов всем вместе, – предложил Игнач.

– Так, первая идея, – я мотнул головой. – Только вот, вряд ли местные жители ждут помощи и, скорее всего, они встретят нас как переодетых Внуков Зари, то есть подпустят поближе и расстреляют из всех имеющихся у них стволов.

– Ну, будем договариваться. Парламентеров пошлем и ефрейтора, которого сегодня спасли, – казак продолжал отстаивать свою точку зрения.

– Это время, Игнач. Не успеем сговориться, нас раздавят.

Следующим высказался Крепыш:

– Удар-отскок. Иного варианта не вижу. Сегодня в ночь пощипаем основные силы сатанистов, и отойдем. Они за нами, а их уже засада ждет, – лейтенант наклонился к карте, указал направление удара и путь для отхода: – Атакуем по Юго-Восточной железной дороге. В темноте она нам как ориентир послужит. В наглую, прорываемся через вражеский лагерь за Грибановским и, двигаясь на северо-запад, уходим на Жердевку. Мы с ними на равных, так что потаскаем сатанистов по лесам и долам, и на несколько дней от базы оттянем.

– Нормальная схема, сам об этом думал. Правда, есть минус. Если они отправят за нами три-четыре сотни бойцов, то нам придется возвращаться и обходить противника по дуге. В таком случае, не мы их сковываем, а они нас. Будем думать дальше.

На мгновение повисла тишина, и только сверчки, чувствующие приближение вечерней прохлады, завели свою монотонную нескладную песенку у лесного ручья неподалеку.

– Есть идея, – нарушив общее молчание, высказался Серый.

– Излагай, – я посмотрел на самого молодого из моих лейтенантов.

Серый, статный парень двадцати четырех лет, снял с бритой головы зеленую бандану, вытер ее шею, чуть прищурил глаза, еще мгновение, собираясь с мыслями, помолчал, и начал говорить:

– Все мы, за исключением капитана Миронова, знаем, что Лихой, – он кивнул в сторону разумного пса, отдыхающего неподалеку, – необычное животное, и он незаменимый разведчик.

– К чему это ты клонишь?

– К тому, что надо идти в ночной налет и уходить в сторону Жердевки, все как Крепыш предлагает. Но при этом, удар по сатанистам должен наноситься не наобум: наскочили, постреляли, разозлили врага и отошли. Надо бить в голову, в командиров, которые руководят всем войском. Лихой их почует, наведет на этих тварей основную штурмовую группу, мы их хватаем за шкирку и тянем за собой, а «крашеные морды», по любому должны за нами погнаться, и не отдельным отрядом, а всей толпой. Иерархи Звездного клана для них как папа римский для католиков, честь, совесть и воля ада в одном лице. Вы же помните, как мы Балана в Харьковской области взяли, так здесь ситуация такая же.

– А если не получится взять Звездных? – спросила Лида.

– Ну, и что с того? Уничтожить их в любом случае сможем, а обычные командиры не знают конечной цели всего похода, и будут ждать указаний сверху. Главное, отыграть время, а там братушки-гвардейцы подойдут и нас выручат.

Я посмотрел на Лихого, который слышал все, что, сказал Серый, и по его эмоциям понял, что разумный пес согласен с предложением лейтенанта и готов побыть наводчиком штурмовой группы в предстоящем ночном налете. Это было хорошо, значит, поступим именно так, как предлагает лейтенант.

План Серого, конечно же, рискованный, но он приковывал Внуков Зари к нам, а не к Воронежу-45. Ясно, что без потерь в таком деле не обойдется. Одно дело проскочить через лагерь и со стрельбой умчаться во тьму, а совсем другое, всерьез с сатанистами зарубиться и прорваться в самый центр их лагеря. Однако, бывают такие моменты, когда, не рискнув, можно потерять все, и сейчас именно такой момент.

– Согласен, – я озвучил свое окончательное решение.

Офицеры идею Серого поддержали и, в течении получаса, до наступления темноты, мы составили план атаки на лагерь Внуков Зари.

После этого ужин и трехчасовой сон, подъем, проверка оружия, сборы и доклад Лихого, который уже побывал в лагере сатанистов и обнаружил Звездных.

Отряд поделен на три группы.

Первая, бойцы Лиды Белой, двадцать испытанных наемников, которые с запада обойдут расположившихся в чистом поле за Грибановским сектантов и организуют прикрытие для Миронова и его воинов. Этот сегмент отряда выступает на час раньше остальных.

Вторая группа, это бойцы Миронова. Они прорвутся прямиком через сектантов, пройдут с шумом и не жалея боеприпасов, то есть, отвлекут на себя внимание противника. После чего, отрываются от погони, и соединяются с первой группой, которая встретит преследователей огнем на удобной для обороны позиции.

Третья группа, она же штурмовая, само собой, состоит из всех остальных воинов отряда. Семьдесят человек, сняв часовых, должны до последнего момента притворяться одним из подразделений харьковского войска, и идти по лагерю прямиков к стоянке Звездных. Мы захватим или уничтожим вражеских «генералов», прорвемся в лес, а затем будем продвигаться в сторону Жердевки. Рации есть в каждой группе, так что мы всегда сможем скоординировать свои действия с остальными частями отряда.

Время. Отряд Лиды Белой выступает первым. Боевая подруга подходит ко мне, на мгновение прижимается вплотную и шепчет на ухо:

– Я люблю тебя. Не вздумай погибнуть, а иначе мне тоже не жить.

– И я тебя люблю, – поцеловав ее в чуть солоноватые полные губы, ответил я, и добавил: – Ты тоже будь осторожна, а за меня не переживай. Все будет хорошо.

Лида отходит к своим воинам, отдает короткие команды, и бывалые наемники, беспрекословно подчиняясь женщине, уходят вдоль железнодорожного полотна на север. Постаравшись сосредоточиться только на предстоящем деле, я еще раз изучаю карту местности, и так проходит час.

Пора. Все оставшиеся воины выдвигаются в сторону Грибановского. Скорый марш, и на окраинах этого опустевшего и разрушенного поселения мы расстаемся с Мироновым и бойцами дипломатической миссии.

Штурмовая группа, которую ведет Лихой, обходит лагерь сектантов с востока, собирается в ударный кулак, и приходит черед пятерки наших лучших воинов, которые должны снять вражеских часовых. Подобно теням, они растворяются в ночном подлеске. Нам остается только ждать от них сигнала, и спустя десять минут, ровно в 3.00, в рации три коротких щелчка, пропуск и еще три щелчка. Все в порядке, часовых сняли, и я вызываю Миронова:

– Максим, это Мечник! Начинай!

Ответ приходит без промедления:

– Понял! Через три минуты начинаем там-тара-рам! Удачи!

– И вам того же! – вернув УКВ-радиостанцию на портупею, я машу в сторону вражеского лагеря и командую своим лейтенантам: – Вперед!

Воины поднимаются из травы, и начинается движение. Проходим убитых часовых, входим на территорию лагеря, расположившегося на большой и холмистой поляне, и слева от нас вспыхивает бой. Бойцы Миронова долбят из всех стволов, взрываются гранаты, а трассера очередями проносятся в темном небе. Из крайних палаток, к которым мы уже подошли вплотную, выбегают встревоженные сектанты. Увидев нас, один из них, может быть военный вождь, спросил:

– Вы, из какого клана?

Лихой передавал, что с этого края стояли Голубые Круги, и я уверенно ответил:

– Фиолетовые Ромбы, отряд Иги Косца, возвращаемся из Архангельского.

– А это кто стреляет? Нападение?

– Не знаю.

– А-а-а, – командир сектантов машет рукой, и командует своим воинам спешить к месту боя и проверить посты.

Наш отряд смешался с противником, факелов никто не зажигает, и в ночной тьме, пока мы не начали действовать, если не присматриваться к нам специально, мы от сектантов ничем не отличаемся. Бой в районе железнодорожного полотна все усиливается, противник отвечает Миронову и, судя по крикам вождей, пытается его контратаковать. Еще минута и вторая группа должна пойти на прорыв. Так же как и все вокруг мы торопимся к месту боя, но все время забираем немного вправо, и вскоре оказываемся в центре лагеря.

Здесь, на небольшом пологом пригорке, где остановились Звездные и их прикрытие, двести самых лучших бойцов, суеты не наблюдается. Вражеские бойцы, еще днем отрывшие несколько полутораметровых стрелковых ячеек, занимают оборону и на подходе нас окликают:

– Стоять! Кто такие?

– Посыльные от Иги Косца с важными известиями, – откликаются наши передовые воины, сближаясь с врагом.

Секундное молчание и встревоженный вскрик:

– А остальные зачем идут? Стоя…

Договорить часовой не успевает, тяжелый метательный нож одного из пластунов вонзается в его силуэт и, понимая, что теперь уже таиться смысла нет, над нашим отрядом разносятся крики лейтенантов:

– Начали!

– Бей сектантов!

– Мочи козлов!

– Никого не щадить!

Перепрыгнув через труп первого бойца Звездных и, следуя за Лихим, который вел нас к месту ночевки вражеских командиров, вместе с группой Серого и своими телохранителями, я рванулся вперед. Остальные воины, стреляя из автоматов и пулеметов в каждого встречного противника, устремились следом.

Я говорил, говорю и, наверное, буду говорить в будущем, что Внуки Зари отличные воины. Но при этом, я всегда добавляю, что мы все же лучше. И сегодня ночью, мои слова в очередной раз подтверждались. Воины Звездного клана, все без татуировок на щеках, дрались храбро и отчаянно. Однако мы расшвыривали врагов в стороны, уничтожали их без всякой жалости и пробивались к палатке лидеров.

Но нет идеала. До места, указанного Лихим, оставалось метров тридцать, когда нас встретили огнем из трех ручных пулеметов. Вражеские стрелки били длинными очередями, и им было плевать, что среди нас много их товарищей. Сбитые пулями люди падали наземь один за другим, и наша атака захлебнулась.

Драгоценное время уходило как песок сквозь пальцы, его становилось все меньше, вскоре подтянутся остальные вражеские отряды, и нам придется туго. Что делать? Справа и слева стрелки с автоматами и винтовками. Впереди пулеметы и десяток стрелков. Кажется, что я думал минут пять, а на деле же, от момента, когда я вжался в землю, до следующей моей команды, пролетела всего секунда.

– Закидать пулеметы гранатами! – выкрикнул я и, вытащив из разгрузки Ф-1 с уже вкрученным запалом, как на учениях, вытащил чеку, чуть привстал из-за кочки, где лежал, и метнул гранату в направлении пулемета.

Моему примеру последовало еще два десятка воинов. Взрывы накрывают холм, с которого били пулеметы. Вражеские огневые точки уничтожены, и мы снова рвемся вперед. Проскакиваем открытое место и, наконец, вламываемся в заветную палатку вражеского командования, которая посечена осколками наших гранат. Здесь в самом уголке, под перевернутым крестом, горит лампада, и я могу разглядеть, что же здесь происходит. Обстановка простая, полотняный полог, четыре раскладных кровати и столик по центру. На дощатом настиле четыре человека. Двое мертвы, рядовые бойцы в маскхалатах, видимо телохранители. Еще один, легко ранен в руку, молодой и крепкий на вид мужик, одетый в новенький синий камуфляж, важная птица, лицо волевое и сильное. Помимо него, четвертый постоялец палатки, пожилой усатый дяденька лет сорока, в черном балахоне иерарха с большими золотыми звездами во всю спину, выбирается из-под трупов бодигардов.

Воины хватают пленников за руки, и выволакивают их наружу, а я оборачиваюсь к Арсену и киваю на трупы:

– Отруби одному из них голову.

Невозмутимый Арсен, достает из-за спины свой клинок и выполняет приказ, а я, взяв за окровавленные волосы башку погибшего сектанта, выхожу из палатки и останавливаюсь у окопа, из которого нас встречали пулеметами.

– Эй, Внуки Зари! – во все горло, перекрывая шум боя, кричу я в сторону вражеских стрелков, готовых вот-вот перейти в атаку, и швыряю в их направлении голову, которая пропадает в темноте и падает где-то среди сектантов. – Ловите подарочек! Попробуете нас догнать, мы вам еще два таких же подкинем!

Бой немного стихает и, пользуясь тем, что воины Звездного клана думают, что же им делать дальше, я командую отход на север.

Разгромленный лагерь сатанистов остается позади. Там же остаются шестеро наших павших товарищей, которые так и не дошли до родного дома и трое тяжелораненых воинов, которые понимают, что с такой обузой как они, нам не оторваться. Сейчас, наверняка, они сидят в окопах и готовят к бою трофейные пулеметы. Сколько-то минут камрады продержатся и отыграют для нас драгоценное время. Жаль парней, но так распорядилась судьба. Вспоминать о них мы будем потом, а пока, бег по еле освещенным лесным тропинкам и думка о том, как бы не сломать себе в этих чащобах руки и ноги.

 

Глава 22.

Тамбовская область. Жердевка. 27.07.2065.

С иерархами Внуков Зари из центрального Звездного Клана, мне уже приходилось встречаться, и помнится, Балан, так звали того сатаниста, который некогда был моим пленником, являлся весьма слабым человеком, обычным подлым садистом, который не выносил вида своей крови. Эти же пленники, которых мы захватили во время ночного налета, были людьми совершенно иной породы, крепкие и упертые фанатики, которые с тех пор, как оказались в наших руках, не проронили ни единого слова. Может быть, если бы у нас было время, для того чтобы заняться ими всерьез, они и раскололись, но сектанты шли за нами по пятам и постоянно пытались окружить отряд. И только во время коротких привалов, я мог сосредоточиться на этом вопросе.

Вот и сейчас, после того как мы перешли речку Корочан, и находимся в пяти километрах к востоку от Жердевки, я думал об этом. Кто таковы наши пленники, которые со связанными руками сидят неподалеку от меня? Со слов Балана и других пленников из сатанистов я кое-что знал о структуре управленческого аппарата Звездного клана. Всего, в этом клане имеется десять иерархов. Разумеется, Первый и Второй в походе участвовать не будут, слишком это важные шишки, которые руководят не только своим кланом, но и определяют политику остальных. Третий и Четвертый иерархи? Разведка и контрразведка. Нет, вряд ли. Может быть Пятый и Шестой? Точно, нет. Один занимается всеми тренировочными лагерями, а другой хозяйственник. Седьмой и Восьмой? Скорее всего, так оно и есть. Для похода за ядерным оружием полководец и ученый достойная пара. Насчет Девятого и Десятого, тоже не все понятно. Могут быть и они, поскольку являются своего рода «пожарной командой», которая решает все проблемы в обществе Внуков Зари. Однако это только догадки, которые не подтверждены ни одним фактом. Как только оторвемся от противника, обязательно займусь пленными вплотную. Однако это будет не скоро.

Чуть отдышавшись после ночного и утреннего забегов, я повернул голову набок, прислонился спиной к шершавой коре старой осины позади меня и, отыскав взглядом Кума, который сидел вместе со своими связистами, окликнул его:

– Кум, что слышно?

Тот обернулся, снял с головы наушники, и ответил:

– Все путем, Мечник. Лида и Максимов от погони оторвались. Как только сектанты узнали, что мы Звездных выкрали, они их бросили, и все за нами помчались. Сейчас «дипломаты» и наемники за Жердевкой. Жителей в городке нет, а мост через реку все еще стоит. Говорят, что там развалины хорошие и место для обороны удобное. Они нам прикрытие обеспечат и противника отсекут.

– Что у них с потерями?

– У Максимова трое наповал и два легкораненых, а у Лиды все на ногах и даже не зацепило никого.

– Отлично. Волну гвардейцев ловил?

– Да. Батальон переправился на левый берег, разгромил два дозорных отряда сатанистов и уже сегодня будет у Мигулинской.

– Больше ничего?

– Нет, – Кум устало помотал головой.

Командир связистов вернулся к рации, а у меня сработала укэвэшка и голосом Крепыша доложила:

– Тыловой дозор командиру: появился противник. В передовой группе не менее трех сотен стволов, Звездные и Круги, идут цепью, прочесывают местность. У нас будут через пятнадцать минут.

– В бой не вступать, беречь боезапас! Отходите! – приказал я им.

– Командир, – снова старший в тыловом дозоре, – Лихой из разведки вернулся, побежал к тебе.

– Понял. Отбой связи!

Разумный пес Лихой появился через пару минут. Вчерашний день, сегодняшняя ночь и утро, как и нам, дались ему тяжело: весь грязный, белая в рыжих подпалинах шерсть свалялась, между ушами повис колючий репейник, а большой красный язык свешен набок. На нем часть нашей разведки. Сектанты уже поняли, что он не обычное животное и несколько раз пытались его уничтожить, но пули и стрелы не задевали Лихого, так что пока разумному псу везет. Сейчас он вернулся из очередного разведывательного рейда, смотрел за врагами и подслушивал их разговоры.

Мощное стокилограммовое животное передними лапами оперлось на мой рюкзак, лежащий рядом, и наши глаза оказались на одном уровне. Смычка разумов и мыслеобразы, которые можно перевести на язык человека.

– Младший обошел врага, – доложил Лихой. – В лагере не осталось никого. Большая часть раскрашенных врагов движется за нами, еще около полутысячи остается вокруг базы, и два отряда по две сотни человек совершают фланговый обход по большому кругу. Младший устал, и сегодня уже не сможет пойти в разведку. Ты отпустишь меня?

– Конечно. Мы будем на другом берегу реки, – предупредил его я.

– Младший знает, ведь он видел мысли Старшего. Уже ночью я буду с вами.

– Ты хорошо поработал. Отдыхай, брат.

Связь прервалась, и Лихой скрылся в лесной чащобе, где он найдет себе еду, лежку и отдохнет. Теперь он появится только ночью.

Оглядев небольшую полянку, я тяжело поднялся, размял ладонями затекшие икры ног, и сказал так, чтобы меня услышали все:

– Подъем, воины! Бока отлежите! Двигаться пора! Побежали!

Побежали, это я, конечно же, для красного словца сказал, дабы воинов поднять. Можно и побежать, мы хоть и ухайдакались, но силенки пока еще имеются. Однако долго ли этот бег продлится? Минут десять, не больше. С рюкзаками за спиной, да оружием в руках, далеко не убежишь, так что воины вставали, взваливали на себя свое имущество, и снова начинается морока, то есть, движение по лесным дебрям.

Выстроившиеся в походный порядок люди, идут по старой и, почему-то, позаброшенной животными, звериной тропе. Мимо нас, в такт шагам, медленно плывут деревья, а под ногами пружинит перепрелая прошлогодняя листва, сквозь которую пробивается молодая зеленая трава. Так, быстро втянувшись в ритм движения, и двигаясь со скоростью четыре километра в час, мы проходим лес, а затем и заросшую густым кустарником Жердевку, ранее небольшой городок Тамбовской области.

Покинутые развалины остаются позади и, вскоре отряд оказывается на берегу реки Савала. Перед нами древний и почти завалившийся мост, на котором идет работа. Радиоминеры из наемников Лиды Белой, под чутким руководством моей боевой подруги, закладывают под его опору тротил, запасы которого у нас еще имелись, а стрелки, разбирая завалы на другом берегу, готовили оборонительную позицию. Все правильно, так и задумывалось изначально, и единственное, что меня беспокоило, во время составления плана, не осталось ли здесь людей, на которых сектанты могут отыграться за то, что мы от них оторвались. Однако Жердевка покинута людьми давным-давно, хотя следы недавней мародерки были замечены. Наверное, повольники проводили поиск чего-то ценного. Ну, эти ребята лихие и рисковые, и даже если они где-то неподалеку, то нам за них волноваться не стоит.

По мосту отряд переходит на правый берег Савалы. Наемники и воины Максимова приветствуют нас как победителей и улыбаются. Снова мы все вместе. Вроде бы и расстались только вчера, а все же, когда отряд в кулаке, мы как будто вдвое сильней.

Не останавливаясь, топаем дальше. Сектанты, которые в отличии от нас, идут налегке, отстают от штурмовой группы всего на километр, и с каждым часом это расстояние сокращается. Конечно, тыловой дозор во главе с Крепышом оставляет им сюрпризы, притормаживающие противника, то одну из немногочисленных мин ОЗМ прикопает, то растяжку поставит, то просто острый колышек в траву острием вверх воткнут. Но этого мало, и противник все ближе. Теперь мы три-четыре часа передохнем, а бойцы из групп Лиды Белой и Максимова, изображая слабый заслон смертников, сначала остановят сектантов на мосту, и тем самым потянут время, а позже, когда вражины начнут наглеть и лезть за нами вслед напролом, взорвут переправу. Речка Савала преграда для сатанистов слабая, неглубокая и не очень широкая, но чтобы перебраться через нее в спокойном месте, Внуки Зари потратят не один час. Это хорошо, так как наша основная задача потянуть время до подхода гвардейского спецназа.

Отряд останавливается. Пропотевшие со спины и грязные с внешней стороны рюкзаки, с шумом падают наземь. Дозорные тройки рассыпаются по периметру, а воины садятся на свою поклажу, достают воду, кружки и таганки. Пользуясь удобным моментом, надо отдохнуть, и каждая спокойная минута должна быть, направлена именно на это дело.

– На отдых четыре часа! – присаживаясь на рюкзак, выкрикиваю я, и мой голос разносится по всей небольшой роще возле развалин каких-то строений, то ли птицефермы, то ли мастерской, то ли складов.

– Понятно! – отвечает кто-то из лейтенантов и дублирует мои слова дальше, для тех, кто находится с края нашей стоянки.

Развернув карту, я прикинул дальнейший маршрут. Мы на правом берегу Савалы. Назад пути нет, и остается три направления.

Во-первых, можно пойти на юг. Двигаться вдоль берега Савалы до самого Троицкого, где мы уже были пару дней назад, когда направлялись к Борисоглебску. Там неплохая переправа и можно выйти к своей базовой стоянке, но сатанисты это просекут сразу же и не позволят нам беспрепятственно проскочить обратно. Где-то дальше по реке фланговый отряд в двести воинов и обойти его не так уж просто.

Второе направление, это на север, вглубь Тамбовской области. Оно нам надо? Правильно, нечего нам там делать, хотя если свернуть на северо-запад, то можно выйти к анклаву в городке Мордово. Нет, такой вариант только в самом крайнем случае.

Направление номер три, на запад. Двигаться в сторону Воронежа и дойти до городка Эртиль, на который распространяется власть Воронежской Республики. В анклаве почти четыре тысячи жителей, и как ППД он используется одним из взводов погранстражи. В этом варианте имеются плюсы и минусы. Начнем с хорошего. До анклава дойдем достаточно быстро и, опираясь на городок, с помощью местных жителей, милиции и пограничников сможем организовать оборону. Теперь плохая сторона, сектантов слишком много, анклав укреплен слабо, и горожан могут вынудить выгнать нас за стены. Взвешиваю все то, что в итоге получается, и прихожу к выводу, что и третий вариант выбора пути не интересен.

Минут пятнадцать разбирался с этим вопросом. Наконец, определился и подозвал к себе офицеров. Лейтенанты подошли сразу же, и я начал:

– Вот что я решил. Отходим от берега на два километра, и идем по притоку Салавы, речке Елань. Затем, резкий поворот и бросок к Троицкому. Двигаемся быстро, и думаю, что так мы двое суток пробегаем. После этого снова переходим на левый берег Салавы, делаем большой привал, дожидаемся преследователей, по возможности, устраиваем им бойню, и направляемся к Борисоглебску. У сатанистов раций нет, и они не сразу прочухаются, что к чему, поэтому, мы должны успеть к своей временной стоянке раньше, чем они. Там пополняем боекомплект и, по обстановке, решаем, что делать дальше.

– Получается, мы сделаем круг? – глядя на карту, спросил Крепыш.

– Да, – подтвердил я, и спросил: – Возражения есть?

Таковых не оказалось, командиры отряда мой маршрут одобрили, и только мы закончили совет, как от реки пришел шум боя. Пара автоматов и один ручной пулемет ударили короткими очередями, наверное, так наемники встречали передовой дозор сатанистов, и Игнач заметил:

– Хорошо мужчины начали, без суеты и аккуратно, и силу свою не показывают, но и спуску не дают.

– Ну, да, – ни к кому конкретно не обращаясь, согласился я, убрал карту в планшетку и спросил офицеров: – Что скажете, пока время есть, может быть, иерархов допросим?

– Я бы лучше выспался… – пробурчал Серый.

Посмотрев на остальных офицеров и, увидев, что лейтенанты поддерживают его, я кивнул головой и сказал:

– Всем отдыхать, с иерархами сам разберусь.

– Да, я же не про то… – было, попробовал оправдаться Серый.

– Без претензий. Все равно сатанисты, скорее всего, будут молчать, а я с ними проведу предварительную работу. Отдыхайте.

Снова вокруг меня никого. Я глотнул воды из фляжки, покатал теплую влагу в горле, смочил пересохшую гортань и приказал сицилийцам, которые охраняли пленников, следующих отдельно один от другого, притащить ко мне молодого сатаниста. Проходит секунд двадцать, рядом появляется Арсен и, одновременно с этим, на колени передо мной бросают связанного крупного мужчину лет тридцати, того, кто был ранен в руку.

Иерарх перевязан, осколок гранаты прошел вскользь и пленник вполне способен быстро передвигаться и отвечать на вопросы. Предыдущий допрос, который проходил ночью, не смотря на то, что пленника пару раз чувствительно приложили по лицу, ничем не окончился, сектант молчал. Теперь попробую с ним по-доброму поговорить и на психику надавить. При этой методике результат будет в любом случае, хотя и не сразу.

Пора начинать беседу:

– Вы в курсе, кто я?

Тот поднял на меня глаза, покосился за спину и поморщился, тем самым показал, что хотел бы иметь развязанные руки. Нет уж, таким экземплярам рода человеческого, руки развязывать не стоит. Этот сатанист фанатик, по взгляду заметно, и что он выкинет, не ясно. Пусть связанный сидит, поблажек он пока не заработал.

– Так вот, – разглядывая иерарха, продолжил я, – меня зовут Александр Мечников. Ты слышал обо мне?

Снова молчание и каменное лицо без всяких эмоций.

– Командир, только прикажи, и я заставлю его говорить, – ко мне наклонился Арсен.

– Пока не надо, – кивнул я своему охраннику. – Ведь не надо… господин командующий?

По глазам иерарха, которые полыхнули дикой злобой, я понял, что угадал и передо мной на коленях стоит самый основной генерал Звездного клана.

– Не хочешь говорить, командующий, и черт с тобой, – я усмехнулся и спросил: – Интересно, у вас выражение «черт с тобой», значит то же самое, что у христиан «с нами бог»?

И опять молчание. Снова мои вопросы, и никаких слов в ответ, и только иногда, по некоторым реакциям пленника, можно было понять, попал ли я в цель, или же наоборот, ошибаюсь. Так я «развлекался» минут десять, и когда я решил, что допрос можно окончить, то напоследок, поддел командующего Звездных, последней фразой:

– Пьетро, – обратился к сицилийцу, за спиной пленного, – этого в сторонку и следить, чтобы не сбежал. А ко мне второго тащите. Ученый, наверняка, будет более сговорчив.

Сицилиец половину моих слов не понял, но это и не важно. Главное, что пленник дернулся всем телом, уж он-то услышал все, что необходимо.

«Горячий у сатанистов генерал, – подумал я при этом его движении. – Наверное, привык в штабе сидеть, указания отдавать и считать себя самым умным, а тут выбрался в поле, попал в плен и немую скалу из себя изображает. Ну-ну, давай-давай, фраер. Посмотрим, как ты дальше запоешь, когда через сорок-пятьдесят километров от непрестанного бега по лесам и недоедания у тебя психика надломится. По маленькому хочу, по большому хочу, а руки никто развязывать не будет, и в туалет не выведут. Побегаешь, завоняешь, ноги и ягодицы до крови натрешь и запоешь как молодой петушок на солнышко, конечно, если язык себе не откусишь. Но ты этого не сделаешь. Почему? По той простой причине, что ты надеешься на спасение, ведь шум боя у моста через Савалу слышен очень хорошо».

Главкома вражеского войска уволокли, а ему на смену притянули пожилого усача в черном балахоне, который был расшит звездами. С этим обращались осторожно и бережно, а командир сектантов сидел метрах в ста от нас, и сквозь кусты мог наблюдать за тем, что же здесь происходит. При этом своего сотоварища по вере и несчастью, он видел только со спины, а меня с лица. Пусть нервы себе потреплет, это полезно, скорее сломается, и совсем не обязательно отрезать ему пальцы рук или выкалывать глаз.

Посмотрев на интеллигентное и умное лицо второго сектанта, я спросил его:

– Как вы думаете, чума еще вернется?

Такого отвлеченного от реальности вопроса усатый дядя никак не ожидал и, не подумав, сказал:

– Нет, вряд ли…

– Я тоже так думаю.

Однако на остальные вопросы иерарх, отвечающий за науку, не отвечал. Он молчал, но я, после каждого своего вопроса, краем глаза видя, что генерал за нами наблюдает, делал паузу и согласно кивал головой, как если бы что-то выслушивал. Ученый этого не понял и, скорее всего, принял меня за контуженного, которого бьет нервный тик. Плевать, это чепуха. Для меня более интересно и важно военного руководителя раскрутить и, поэтому, все что делается, в первую очередь направленно именно на него.

Наконец, после пятнадцатиминутного опроса, я отпустил и второго пленника. Продолжение завтра, а пока, надо посмотреть, что творится у Лиды и Максимова. Я взял свой автомат, подтянув ремешки разгрузки, и кивнул Арсену в сторону реки:

– Пойдем прогуляемся.

Телохранитель, молчаливой тенью пристроился рядом, и через десять минут мы упали в неглубокий, но просторный окопчик, на холме, метрах в ста пятидесяти от моста, где по-прежнему шел бой. Здесь, замаскированные кустарником, скрывались основные силы первой и второй групп нашего отряда.

– Здравствуй, Саша, – рядом со мной сразу же появилась Лида.

– Привет, Мечник, – следом из кустарника выполз Максимов.

– Салют, товарищи офицеры. Что у вас?

– Все в порядке, – ответила подруга и протянула мне бинокль. – Сам посмотри.

Сквозь кустарник мост был виден неплохо, и пространство старого и побитого настила было прямо таки устлано трупами сектантов. На левом берегу перемещались вражеские воины и в сторону развалин на нашем берегу, велся плотный и постоянный огонь. Наши воины, напротив, огрызались только тогда, когда сектанты выходили на открытое пространство.

– С полсотни трупов наваляли, – быстро прикинув количество тел на мосту, и вернув бинокль подруге, удовлетворенно заметил я.

– Это только те, кто через проемы в полотне моста вниз не упал, а так, – Лида посмотрела на маленькие золотые часики на своей руке, – за сорок восемь минут боя, больше семи десятков положили. Сначала Звездные пошли, пятерка разведчиков. Этих сразу срезали, а за ними только Круги из разных кланов. Теперь ждем, когда они силы подтянут и в настоящий прорыв пойдут, тогда и мост взорвем.

– Вас не заметили?

– Нет, они уверены, что мост держат один пулеметчик и два автоматчика.

– Взрывчатку замаскировали?

– Да. Если со стороны смотреть, то на опорах можно увидеть только два куска грязи с водорослями, налипшими во время половодья.

– Нормально, – сказал я. – Побуду с вами, до основной атаки.

– Лучше бы поспал. Всю ночь идти придется.

– Ничего, после подрыва какое-то время будет, пока сектанты удобное и не заболоченное место для переправы станут искать. Вот тогда и высплюсь.

– Как знаешь…

На холмике я просидел около часа. Все ждал, когда же сатанисты в решительную атаку пойдут и, наконец-то, дождался. Сначала, пришла тишина, и сектанты прекратили стрельбу, явный признак того, что намечается не простая разведка, а прорыв на наш берег. Затем, резко и неожиданно, из развалин Жердевки на мост выскочило не менее двухсот вражеских бойцов, если судить по татуировкам на щеках, Синие Углы и Черные Квадраты. Два автоматчика и пулеметчик ударили им навстречу, но такую толпу врагов они сдержать были не в состоянии, а сатанисты назад не поворачивали.

– Подрыв! – выкрикнула Лида.

Минер, которого я не видел, нажал на кнопочку, радиовзрыватель получил сигнал, инициировал тротил и две основные опоры моста разлетелись от мощных взрывов. Пламя вырвалось из бетона. На секунду, мост подбросило в воздух, он застыл на одном месте и градом обломков камня, арматуры и железных уголков, увлекая за собой тела живых и мертвых сектантов, рухнул в воду. Большой столб воды, поднявшийся ввысь и, не понимающие, что же произошло, воины сектантов на другом берегу. Стоп-кадр, запомнившийся мне надолго.

– Бей! – следующую команду подал уже Максимов.

Покрытый кустарником и развалинами правый берег, полыхнул огнем. Огонь не менее сорока автоматов и пяти ручных пулеметов, смел противника с берега и мало кто из вражеских воинов, неосторожно решивших рвануться следом за передовой группой прорыва, смог выжить.

Я в этом деле участия не принимал, а только наблюдал, и когда вражеские бойцы откатились обратно в Жердевку, направился обратно на временную стоянку. До той поры, пока противник найдет удобное для форсирования реки место, есть пара часов. Еще час сатанисты потратят на разведку и какое-то время на перегруппировку сил. Для того чтобы спокойно поспать, в запасе имеется сто двадцать минут, а дальше, снова рюкзаки на плечи и по вечерней прохладе, под рев пикирующих от реки комаров, марш-бросок вдоль Елани и возвращение к Борисоглебску.

 

Глава 23.

Воронежская область. Борисоглебский район. 03-04.08.2065.

– Мечник! Сзади! Берегись! – рядом раздается крик Игнача.

Резкий поворот назад и быстрая тень, которая спрыгивает на меня с дерева. Встречаю противника на выставленный перед собой автомат. Вражеский боец отлетает в сторону, а я, хоть и с трудом, но смог устоять на ногах. Делаю шаг вперед, и прикладом, как дубиной, не думая о сохранности оружия, бью сатаниста в голову.

Сектант мертв, и я оглядываюсь вокруг. Кругом свалка из человеческих тел! Дикий рев здоровых мужиков, схватившихся в рукопашной схватке на небольшой лесной прогалине! Хруст костей и треск сучьев под ногами!

Кажется, что это не кончится никогда, и мы все попали в маленький филиал Пекла, выпавший из иной реальности. Однако схватка продолжается пару минут. Только что шел бой, но врагов было всего два десятка, небольшой отряд, и его уничтожают очень быстро.

Снова наступает относительная тишина. Стонут раненые и слышно, как кто-то кроет матом Люцифера и всех его внуков.

Нам осталось пробегать по лесам всего одни сутки. Завтра к нам на помощь должен прорваться гвардейский спецназ, который уже соприкоснулся с основными силами сектантов и вступил с ними в бой. Сейчас гвардейцы километрах в двадцати от нашего отряда, где-то между Новохоперском и Поворино. Мы двигаемся к ним навстречу, но за нами, как и положено, погоня, а помимо этого еще множество мелких вражеских отрядов на нашем пути. Вот с одним из таких подразделений, которое атаковало наш головной дозор и центр, и произошла очередная стычка. Был бы с нами Лихой, он бы почуял засаду, но я сам, как это делаю каждый день, до наступления темноты отпустил разумного пса на отдых, и его с нами нет.

– Что с пленными!? – окликаю я сицилийцев, которые шли в центре нашего строя, отвечали за сохранность иерархов Звездного клана, и сейчас появились на прогалине.

– Хорошо, – с акцентом, но вполне понятно, говорит вождь сицилийцев Джузеппе Патти. – Враги хотели их спасти, но у них ничего не получилось. Потом, они попытались убить пленников, но мы их прикрыли и Пьетро метательным диском три пальца на левой руке отхватило.

– Глаз с иерархов не спускать!

– Си, команданте, – Патти кивнул головой и махнул рукой своим воинам, ведущим на веревках связанных пленников, которые понуро и послушно бредут за ними следом.

Очередная схватка снова за нами, пара человек ранено и двое убиты. Вроде бы и победа, но размен двадцать сатанистов на двух своих воинов, меня и командиров отряда никак не устраивает.

– Лейтенанты! – выкрикнул я. – Всем сюда!

Офицеры стягиваются ко мне, я оглядываю их серые усталые лица, и говорю:

– На соединение к гвардейцам не проломимся, сил не хватит. В трех километрах от нас Лихой развалины небольшого дачного поселка обнаружил. Садимся в оборону и ждем подхода спецназа. За Воронеж-45 думать уже не надо, сатанисты все силы на нас и на гвардию бросили, так что свою задачу мы уже выполнили, и все, что теперь от нас требуется, это продержаться одни сутки и выжить. Возражений нет?

– Нормально, – кивок Крепыша.

– Согласен, – произнес Игнач.

Лида и Кум промолчали, и только Серый сказал:

– Как бы сатанисты наш конный обоз не догнали…

– Вряд ли за ним кто-то погонится, – ответил я ему. – Внукам Зари не до наших лошадок, их цель остановить спецназ и пленных иерархов уничтожить, так что обоз сейчас спокойно выйдет на Губари, и будет там сидеть, пока здесь война не окончится. Резоны мои ясны?

– Да, – ответил Серый.

– Тогда вперед. До развалин недалеко. Однако до темноты надо не только дойти, но и успеть закрепиться. Пошли!

Снова марш. Отряд проламывается через кустарник, где-то неподалеку шныряют дозорные и разведывательные группы сатанистов, а позади все те орелики, которые Воронеж-45 в осаде держали. Они всю эту неделю не напрягались, отдыхали и только изредка обстреливали полевые укрепления ракетно-артиллерийской базы из пулеметов. Теперь же, когда их товарищи облажались и упустили нас, они жаждут поквитаться с отрядом, и очень быстро идут за нами следом.

Час хода, и мы на заросших молодым подлеском руинах, которые некогда были дачным поселком, со всеми положенными сельскохозяйственными постройками и ржавой водонапорной башней. Разбираться, что это за поселение нам некогда, и без всякого отдыха начинается работа. Из камней и кирпичей на остовах построек создается небольшой укрепрайон. Лейтенанты руководят работами, размечают сектора для ведения огня и назначают воинам их оборонительную позицию. У меня же, задача иная, найти безопасное место для пленных иерархов из Звездного клана.

Вскоре, такое место было найдено. Большая пустая бочка, тонны на три с половиной, с обрезанным верхом, которая стоит в окружении четырех завалившихся стен на мощной печке. Мелькает мысль, что, скорее всего, ранее, в этом месте была общественная баня, а емкость служила для горячей воды. Неважно. Главное, что стенки у бочки толстые, и металл даже из автомата не сразу прошьешь. Здесь-то и будут сидеть драгоценные пленники, про которых уже знают в Краснодаре, и за которых мое высокое начальство, переживает даже сильнее чем за меня и воинов. Все правильно, капитанов ГБ много, а иерархи твари редкие.

До подхода противника есть как минимум час. Сектанты не дураки, будут ждать сумерек, наиболее удобного для атаки времени, а это еще час. Итого, некоторое время в запасе есть и, оглядевшись, я решил, что развалины с бочкой, будут моим штабом. Это здание как раз в центре поселка, вокруг небольшой открытый пятачок-полянка, а от леса оно прикрыто другими постройками. Наши воины закрепляются в развалинах вокруг него, и штаб будет под защитой. Очень хорошо.

Подвинув к бочке, возле которой сидели пленники, пару крупных плоских камней, некогда привезенных в это место любителями пива, воблы и пара, я уселся на один и закинул ноги на другой. Скоро бой, нужен небольшой отдых и свежая голова. Необходимо отвлечься и я решаю переговорить с иерархами. Смотрю на генерала и ученого. Оба пленника выглядят плохо, и дело здесь не во внешнем виде, хотя в оборванных одеждах, с грязными волосами на голове и щетиной на лицах, они смахивают на опустившихся бездомных бродяг. Основное, на что стоит обратить внимание, это глаза, тусклые и бессмысленные стекляшки безжизненных кукол. Мне все же удалось сломить их дух, заставить иерархов сомневаться в себе, а затем, давая им поблажки, обеспечивая питанием и водой, я стал получать нужную нам информацию. Дальше, больше. За первым словом второе, третье, имена, важные сведения, и полный контроль над всеми действиями пленников. Думаю, что прикажи я сейчас иерархам драться против своих вчерашних подчиненных, они бы сделали это. Впрочем, над этим можно размышлять на досуге, а сейчас ближе к делу.

– Гагтунгр, – обратился я к генералу, – ты готов отвечать на мои вопросы?

– Да, – еле слышно ответил тот, глядя в стенку напротив себя.

– Почему ваши воины хотели убить вас?

Короткое молчание, осмысление вопроса и ответ:

– Они получили приказ от другого иерарха Звездного Клана.

– Кто он?

– Девятый, специалист по особым вопросам, его зовут Белиал.

– Он здесь?

– Скорее всего, где-то неподалеку. Девятый организовывал наступление Кругов на Воронеж, которое должно начаться осенью. Поэтому он мог быстро выйти на связь с моим войском.

– Кто стоял в оцеплении вокруг Воронежа-45?

– Белые и Коричневые Углы, два отряда по двести пятьдесят бойцов.

– Кто командиры и как они могут действовать при ночной атаке?

– Командиры Стайра Штырь и Барам Кертак, инициативы нет, окружат развалины и атакуют одновременно со всех сторон. Если панике не поддадитесь, то устоите.

– Мы устоим, – усмехнулся я и задал следующий вопрос: – Ты будешь сотрудничать с моим начальством, когда тебя доставят в Краснодар?

Гагтунгр сжался в клубок, задумался и замкнулся в себе. Молчание длилось не менее минуты и, прервав его, генерал сказал:

– Буду, но перед тем как давать показания, я поставлю пару условий…

– Какие?

– Особая охрана, отпущение грехов от православной церкви и келья на освященной земле…

– Ты веришь в существование Бога и Дьявола?

– Верю. Нет христианства, значит, нет веры в Люцифера. Мы одно целое, но разные стороны медали, и раз уж у меня не получилось сохранить верность одному богу, я хочу, чтобы меня прикрыл другой.

– Договорились. Мое начальство выполнит твои условия.

Седьмой иерарх кивнул головой, замолчал и снова замкнулся в себе. Видя, что толку с него сейчас немного, я обратился к Восьмому иерарху, тому, кто в Звездном клане отвечал за науку:

– Даниель, как ты себя чувствуешь?

– Плохо, – закашлялся ученый, – знобит всего как при простуде, и тело ломает. Наверное, когда вчера вечером реку переходили, и я в воду упал, тогда и застудился. Мне бы таблеточку какую?

– Будет тебе таблеточка, но потом… Расскажи, что вы надеялись захватить в Воронеже-45?

– Но вы ведь меня уже спрашивали…

– Да, а ты еще раз ответь.

– По показаниям захваченных пленных на ракетно-артиллерийской базе имеются боевые части тактических и оперативно-тактических ракет, около двадцати боезарядов. Кроме того, специальные артиллерийские выстрелы и минометные мины. Примерное количество снарядов около пятидесяти штук. Более ничего, ни авиабомб, ни боевых частей стратегических ракет, ни переносных инженерных мин.

– Что вы планировали делать с трофеями?

– Мы не знаем. Дело Гагтунгра захват базы, а моя задача разобраться с транспортировкой атомных боеприпасов в Харьков.

– Даниель, мне повторить вопрос?

– Не надо, – ученый снова закашлялся, чихнул и продолжил: – Первый и Второй иерархи планировали один из боезарядов взорвать в столице Кубанской Конфедерации, а остальные придержать для шантажа других непокорных государств.

– Ты будешь на нас работать?

– Буду. Мне плевать на сатанистов, и на вас плевать. Я хочу жить и заниматься изучением знаний, оставшихся от прошлой цивилизации.

Иерархи вели себя хоть и с надрывом, но ровно. Они понимали, что назад дороги нет, а это меняло все. Конечно, развязывать их никто не станет, и друзьями, эти сволочи, которые приказали уничтожить Архангельский анклав, мне никогда не станут, но и допустить их гибели, по понятным причинам, я не мог.

– Медика сюда! – выкрикнул я во двор.

– Да, командир? – в проломе появился один из бывших гвардейцев, ранее окончивших курсы по оказанию первой медицинской помощи, и имеющий большую практику по штопке ран и лечению некоторых болезней.

– Док, посмотри больного, – кивок в сторону Даниеля.

Воин присел рядом с иерархом, осмотрел его, опросил, и подвел итог:

– Насморк, кашель, головная боль, чиханье, воспаленное горло, разбитость организма, ломота костей и боль в глазных яблоках. Острая респираторная вирусная инфекция, сильная простуда.

– Это серьезно? – было, забеспокоился я.

– Нет, – не оборачиваясь, медик отрицательно покачал головой. – От бега по лесам и сильного переутомления организм ослаб, от этого и простуда. Еще день-два и пациент мог бы дать дуба, а так, нормально. Сейчас накачаю его витаминами, сниму воспалительные процессы и дам пару таблеток парацетомола. Поспит и будет в норме.

Проходит какое-то время, пленников опускают в бочку, и на развалины дачного поселка опускаются сначала сумерки, а затем и ночная тьма. Наши воины не спят, сатанисты вот-вот полезут в атаку, и надо быть начеку. Минуты тянутся очень медленно, время растягивается, а невидимый в темноте сицилиец из охраны иерархов, засевший неподалеку, нервничает, и резко передергивает затвор автомата.

Как будто вторя этому резкому механическому звуку, из развалин справа, доносится громкий окрик Крепыша:

– Внимание! Противник наступает!

Я присел у пролома в стене, выглянул в брешь и взял свой автомат на изготовку. Необходимо продержаться до завтрашнего полудня, и мы продержимся, а иначе, нам конец.

Бой начался с того, что где-то слева заработал пулемет, бивший короткими очередями в сторону леса. Пулеметчика никто не поддержал и никто ему не ответил. Сектанты шли молча, а наши воины ждали пока один из лейтенантов отдаст четкую команду или того момента, когда враги подойдут поближе. Выпустив «сотку», пулемет замолчал. Проходит секунда, вторая, третья и, с шипением, в ночное небо взлетает желтая осветительная ракета. Призрачный свет разогнал тьму, и наши воины смогли разглядеть пригибающихся к земле сатанистов, ползущих к развалинам домов. Раздались команды лейтенантов, и шквал огня пронесся от руин до кромки леса.

Сатанисты шли волнами, по какой-то причине, не стреляли, пытались подойти поближе, и прежде, чем они начали отвечать, многие из врагов умерли. Осветительные ракеты взлетали одна за другой, а трассирующие пули чертили упирающиеся в тела людей огненные цепочки. Наконец, противник не выдержал и открыл ответный огонь. Очередь из вражеского пулемета прошлась по кирпичу постройки, в которой я держал оборону. Вражеские стрелки прекрасно понимали, где находятся их бывшие иерархи, и начали целенаправленно причесывать огнем развалины центрального здания.

«Правильно все же я поступил, что спрятал пленников за толстым слоем железа, – такая мысль мелькнула в моей голове. – Пусть им в бочке душно и со связанными руками сидеть в ней неудобно, но зато они будут целы и невредимы. Однако, впереди еще вся ночь, врагов пятеро против одного нашего, и надо сосредоточиться на обороне, а не на том, что какой же я все же продуманный по жизни человек».

Бой принимал все более ожесточенный характер. Внуки Зари лезли вперед не жалея себя. У них имелось много автоматического оружия и боеприпасы, а что особенно для нас плохо, это то, что у сатанистов было некоторое количество ручных гранат. Ранее, применения «карманной артиллерии» за ними замечено не было, наши воины расслабились, и к левому зданию подпустили парочку гранатометчиков, которые кинулись на амбразуры и, прежде чем их уничтожили, смогли перекинуть пару РГД-5 за стену. Как итог, семь человек ранено и трое убито, и это помимо тех, кто словил пулю в тело.

После полуночи, на некоторое время все затихло. Видимо, у сектантов, после всех понесенных ими потерь, пропал боевой задор. Конечно, они фанатики, но чувство самосохранения и у них имеется.

Часам к двум ночи, у меня в здании появился Лихой, который принес новую порцию разведывательной информации, и в это же самое время на связь вышел Черепанов. Гвардейцы смогли разбить сектантов, разметали их по лесам, и теперь шли к нам на выручку. Не подкачали братки, не подвели, одолели упырей-сатанистов, и все складывается вполне неплохо, только надо выдержать очередной натиск.

Внуки Зари перегруппировались, сконцентрировались на одном направлении, и снова пошли в атаку. Сколько их оставалось, особо не определишь, но никак не менее трехсот стволов, и в этот раз, не задерживаясь на опорных пунктах, окружающих штаб, они попытались сразу же пробиться к пленным иерархам. Получилось это у немногих, но человек сорок, все же смогли добраться к зданию моего штаба.

Первый рожок в тридцать патронов я выпустил в четыре длинные очереди. Меня поддержали Мустафа и Арсен, и два сицилийца, метнувшие навстречу врагам ручные гранаты. Все вместе, мы смогли на некоторое время задержать противника, но не остановить. «Крашеные морды» делают рывок и вламываются внутрь помещения. Думать было особо некогда и длинными очередями я полосую пролом, в который лезут враги. Щелчок. Очередной рожок пуст. Автомат прислоняется к стене, а пистолет, старый и верный ТТ-33, который я давно хотел поменять на более удобный, надежный и дорогой ствол, оказывается в моей руке.

Действуя практически бессознательно, я встал на одно колено, и направил ТТ на пролом. Выстрел! Выстрел! Выстрел! Пистолет работает безотказно. Сильная отдача привычно бьет по ладоням и отдается по всему телу, а тяжелые пули отбрасывают сатанистов на старые стены. Несколько секунд и обойма пуста. Времени на перезарядку ни у меня, ни у остальных воинов в штабе, попросту нет, и в свете очередной осветительной ракеты, повисшей прямо над нашим зданием, я вижу, как новые враги лезут в пролом.

«Эх, мне бы хоть немного времени», – проносится в голове и, как бы вторя моим мыслям, в самую гущу врагов, с мечами в руках прыгают Арсен и Мустафа, которые тоже понимают, что нас сейчас сомнут. Стальные клинки воинов работают как механические косы. Взмах! И вражеская головешка, с татуировкой угла на щеках, отлетает в сторону. Еще один взмах! И рука, сжимающая винтовку, падает на битый кирпич и пробивающуюся сквозь него травку.

Телохранители выручают нас. Снова в моих руках «Абакан», и я кричу:

– Назад!

Наши лучшие фехтовальщики отпрыгивают в стороны от пролома, и автомат, выплевывая из своего ствола стальных шмелей, задергался в моих руках. Вскоре «Абакан» замолчал, ему на смену заработали АКСы сицилийцев, а затем к нам на помощь подоспела группа Серого, которая и уничтожила прорвавшихся в центр вражеских воинов.

На этом, ночной бой, как таковой, был окончен. Немногочисленные уцелевшие сатанисты, так и не достигшие своей конечной цели, отступили в лес, а наши воины проводили их огнем, срезали самых неосторожных, и продолжили закрепляться в развалинах зданий.

Остаток ночи и следующий день прошли спокойно. Утром очередной сеанс связи с гвардейцами, а в полдень встреча с их передовой разведывательной группой под командованием старшины Инокова, моего старого товарища. Основные силы батальона спецназа подошли в дачный поселок уже ближе к вечеру. Отряды Внуков Зари все еще бродили по окрестным лесам, но нападения мы не опасались, и сидя возле костра, разведенного за стенами одного из зданий, я разговаривал с полковником Черепановым, которого не видел три с половиной года.

Мне о многом хотелось расспросить своего бывшего командира. Например, про поход батальона от Кавказа к Средиземному морю, и про старых товарищей, и про службу, но дело, прежде всего. Враг разбит, но не уничтожен, Внуки Зари могут подтянуть в Борисоглебский район подкрепления и где-то неподалеку шарится Девятый иерарх Звездного Клана Белиал, а нам необходимо как можно скорее решить вопрос Воронежа-45.

Подкинув в костерок пару сухих палок, я посмотрел на полковника, стройного брюнета в маскхалате, даже после длительного марша по лесам и боев, выглядевшего как идеальный солдат с патриотического плаката, и спросил его:

– Сколько людей у тебя в батальоне?

– После всего, что было, в строю двести пятьдесят воинов, плюс три минометные батареи и десять АГСов, – ответил комбат, и сам спросил: – А у тебя?

– Семьдесят моих и пятнадцать «дипломатов». Немного, но все профессионалы.

– Это понятно… – согласился Черепанов.

– Что дальше делать будем?

– А тебе что приказали?

– Еременко сбросил приказ, до прибытия на родину находиться в твоем подчинении, и на этом как бы все.

– Раз так, тогда будем работать по моим планам. Идем к Воронежу-45, и начинаем подготовку к эвакуации этого анклава на территорию ККФ. Разумеется, вместе со всем ценным добром, что у местных вояк в хранилищах лежит.

– С ними еще договориться надо…

– Уже договорились, – полковник усмехнулся.

– Когда это?

– Три дня назад над базой один из наших самолетов пролетал, чуть не гробанулся, но все же сбросил на Воронеж-45 некий груз. Там радиостанция, батареи, инструкции по применению, частоты для выхода на связь с Краснодаром и все расклады по той ситуации, в которой оказался подконтрольный местным воякам объект. Наследный командир в/ч 14254 со своими сотоварищами все взвесил, прикинул, что к чему, и вышел на связь с Симаковыми. После непродолжительных переговоров, он решил стать гражданином ККФ с выделением ему некоторых денежных сумм за то, что сумел сохранить вверенное его деду имущество и атомные боезаряды, так что в Воронеже-45 нас уже ждут.

– Довести к Дону караван людей с имуществом целой ракетно-артиллерийской базы проблема еще та. Справимся ли? – с сомнением в голосе спросил я. – Нам на это может просто сил не хватить.

– Чепуха, – полковник махнул рукой. – К нам на помощь еще два гвардейских батальона идут, один разведка, второй штурмовой. Мы быстрее, потому и впереди, а за нами все остальные. Пока караван подготовим, и план движения составим, подкрепления и подойдут. Единственная серьезная проблема была, это не дать сектантам нас опередить. Ты с этим справился, а все остальное уже просто.

– Значит, завтра идем к Воронежу-45, а от него прямиком домой? – уточнил я.

– Да, – подтвердил комбат.

– Вот и хорошо, дорогу мы уже знаем, так что дойдем быстро, – порывшись в рюкзаке, который лежал рядом с костром, я вынул из него литровую жестяную фляжку с отличнейшим коньяком из запасов адмирала Средиземноморского Альянса Папастратоса и, чуть взболтнув содержимое, спросил полковника: – Если основные вопросы решены, то предлагаю отметить нашу встречу. Ты как, комбат, не против?

Полковник согласно кивнул, и вскоре, мы разговаривали на темы, которые не касались нашей боевой задачи. Благо, нам было что вспомнить и о чем поговорить.

 

Глава 24.

Кубанская Конфедерация. Краснодар. 31.08.2065.

Про последний этап пути к дому, вспомнить особо и нечего. Все прошло как-то ровно и без значимых событий: сборы, дорога, лес, пыль, переправы через реки и редкие нападения сектантов.

Знаменитые и ужасные ядерные боезаряды, увидеть мне так и не удалось, хотя на ракетно-артиллерийской базе Воронеж-45 я побывал. Надо сказать, ничем не примечательное место. До чумы это была самая обычная воинская часть с бетонными заборами, колючей проволокой поверху, вышками, окопами, латаными дорогами, постройками общежитий и складов на территории. После катаклизма добавились доты, минные поля, дополнительные проволочные заграждения, стены и хозпостройки рядом с казармами. Народу на базе проживало около трех тысяч человек, оружия немного, продовольствия по минимуму, и все что потомкам местных вояк оставалось, это ждать у моря погоды. Дождались. Сначала появились сектанты, а затем и мы подтянулись. Местным воинам и их семьям предстояло выбрать один из двух вариантов. Первый, пойти под власть сектантов и быть рабами, а второй, принять власть диктатора Симакова.

Разумеется, личный состав в/ч 14254 выбрал переселение в ККФ.

Сбор каравана, который должен был из Борисоглебского района отправиться в сторону Дона, длился неделю, и когда нам в подкрепление, подошли два гвардейских батальона, три тысячи местных жителей, и воины Кубанской Конфедерации двинулись на юг. Как я уже и сказал, никаких особых происшествий в пути не случилось. Конечно, сектанты пакостили, нападали на дозорные подразделения гвардейцев и пытались притормозить нас, но это было совсем не то, что ожидалось. Погруженные на телеги ядерные боезаряды в зеленых освинцованных ящиках не фонили, радиационный фон был почти в норме, а переселенцы и новые граждане ККФ, шли достаточно быстро.

Две недели пути пролетели совершенно незаметно. Караван вошел на подконтрольные царю Ивану Седьмому земли и сделал большой привал. Здесь ядерные боезаряды, пленные иерархи Звездного Клана и мои подробные отчеты были переданы под охрану спецназа ГБ, и мы получили возможность свободно передвигаться туда куда захотим. Наш отряд с переселенцами не остался, и отдыхать не стал. До родных краев оставалось всего ничего и, распрощавшись с гвардейцами, мы продолжили свое путешествие.

Земли Донского Царства отряд пересек за восемьдесят часов, еще тридцать пять часов ушло на передвижение от Шахт к Ростову, а уж здесь-то, отряд ждали. Встретили нас как долгожданных гостей, выделили отряду персональный паровоз и два пассажирских вагона. Продав в Ростове лошадей и погрузившись в поезд, по недавно восстановленному железнодорожному мосту, мы пересекли Дон, и спустя одни сутки, достигли столицы Кубанской Конфедерации.

По возвращении в Краснодар я всякого ожидал. Однако серьезной торжественной встречи, когда на перроне трам-пам-пам-пам духовой оркестр наяривает, и юные симаковцы, современные пионеры, в светло-синей летней униформе, с государственными флагами рядами стоят, предполагать не мог.

Несколько ошарашенные таким приемом воины моего отряда высадились из вагонов. Нас осыпали цветами, и здесь я был вынужден вспомнить, что помимо всего прочего, Александр Мечников еще и капитан госбезопасности. Я построил свой отряд и, поминая нехорошими словами генерал-майора Еременко, который не предупредил меня о том, что планируется торжество, повел своих бойцов к трибуне, установленной на привокзальной площади, где нас уже ожидали для проведения праздничного митинга.

Мероприятие прошло в лучших традициях нашего государства. Флаги. Ликующий народ, воочию увидевший знаменитого корсара и его верных соратников, которые топили корабли средиземноморцев. Короткая, но торжественная речь начальника ГБ генерал-лейтенанта Терехова, которому мы вроде бы как официально подчинялись, а затем небольшой салют. Хлопушки, фантики, ракеты, фейерверки, разноцветные надувные шары, летящие по небу, оркестр продолжает наяривать марши, и на этом все. Нас засветили перед гражданами ККФ и показали народу лица неизвестных героев минувшей войны. После этого нас по-тихому вывели с площади и дали возможность отдохнуть.

Лейтенантов и рядовых бойцов на грузовых автомашинах компании «Мечников и сын» направили на базу отряда в поселок Гвардейский. Лихой самостоятельно умчался домой, а меня усадили в черный президентский лимузин, напоминающий древнюю «Чайку», и отвезли в резиденцию нашего правителя Николая Симакова.

Замок нашего диктатора, его жилище, куда допускались только особо приближенные люди, располагался на месте парка имени 30-летия Победы, и я, был в нем второй раз в жизни. Прежде, вместе со своим начальником, тогда еще полковником, Еременко, я навещал в замке Илью Симакова, куратора Отдела Дальней Разведки при ГБ, который ставил моему отряду задачу на устранение одного из влиятельных людей Кубанской Конфедерации. Чего ждать сейчас, я попросту не знал. Конечно, если следовать логике того, что сегодня я герой и был удостоен торжественной встречи, то, вне всякого сомнения, меня ждут награды. Однако в мире не все логично, а диктатор и его наследник Илья, такие люди, что могут действовать нестандартно и не по шаблонам.

Личный автотранспорт диктатора промчался по Кубанской набережной, свернул к замку, без досмотра проехал через блокпосты и въехал непосредственно в сам замок. С прошлого раза, когда я здесь был, в жилище Симаковых ничего не изменилось, хотя около двух лет назад он был обстрелян из минометов. Те же самые высокие донжоны с флагами Конфедерации. Кованные железные ворота и охрана в черной броне. Монументальное четырехэтажное здание из серого горного камня за крепостными стенами и невысокого роста пожилой человек в шитой золотом ливрее, ожидающий гостя, в данном случае меня.

– Капитан госбезопасности Мечников? – сухо уточняет дворецкий, ну или кто он здесь, хотя наверняка ведь знает, что водитель и два бойца из службы безопасности семьи Симаковых, левого человека не привезут.

– Да, капитан Мечников, – подтверждаю я.

– Следуйте за мной.

Встречающий поворачивается ко мне спиной, и направляется в замок. Мне остается только последовать за ним. Мы входим внутрь, идем по коридорам замка и минуем пару больших залов. В одном из помещений я останавливаюсь возле красивого ростового зеркала и осматриваю себя. Хорошо еще, что в поезде привел себя в порядок. Чистый темно-зеленый ношеный камуфляж с черными капитанскими погонами ГБ. Чуть запыленные черные армейские ботинки с высоким берцем. Молодое и несколько суровое загорелое лицо и выцветшие на солнце соломенные волосы. Нормально, сразу видно, что не гражданская штафирка, а боевой офицер идет.

– Прошу вас, не останавливайтесь, – поторопил меня сопровождающий.

Мы снова движемся по замку. Коридор и зал, лестница на второй этаж, еще один коридор, и неприметная дубовая дверь. Дворецкий отворяет ее, пропускает меня вперед и я оказываюсь на балконе второго этажа.

Большой балкон выходит во внутренний замковый сад. В центре его стоит квадратный лакированный стол, а за ним сидят три человека. Каждого из присутствующих я знаю и, хотя к встрече внутренне был готов, невольно вытянулся в струну, а скулы на лице затвердили и стали как будто каменные.

Первый из мужчин за столом, седой шестидесятилетний человек в легком светлом костюме. Неизменная бородка клинышком и очки в тонкой оправе на носу. Рядом инкрустированная деревянная трость. Это диктатор Кубанской Конфедерации Николай Симаков, человек подмявший под себя всех и вся в пределах нашего государства. Второй, мой ровесник, стройный русоволосый парень с курчавой бородой. Держит в руках бокал с апельсиновым соком. Конечно же, это Илья Симаков, наследник правителя. Третий, широкоплечий и несколько сутуловатый генерал в новеньком светло-зеленом камке с такими же, как и у меня, черными погонами. Генерал-майор Еременко собственной персоной, мой непосредственный начальник, которого я не видел больше года.

«Вся гоп-компания, от которой зависит моя жизнь, в сборе», – подумал я, а тело, тем временем, заученно сделало три четких шага вперед, встало по стойке «смирно» и вскинуло правую ладонь к потертой армейской кепке.

– Господин Верховный Главнокомандующий… – начал я доклад, но был прервал щелчком пальцев диктатора и замолчал.

– Садись, капитан, – улыбнувшись, старчески проскрипел диктатор и указал на свободный стул между ним и Еременко.

Что тут скажешь? Слово правителя равнозначно приказу и, видя такое к себе отношения со стороны диктатора, я почувствовал себя свободнее, снял кепку, присел на указанное мне место и посмотрел на Еременко. Генерал выставил под столом свою израненную на Кавказе ногу, всем своим мощным телом откинулся на спинку стула, так же как и Симаков-старший, доброжелательно улыбнулся мне и подмигнул, мол, не дрейфь Мечник, прорвемся. Перевожу взгляд на Илью, а тот, видимо, думает о чем-то своем и смотрит в сад. Я постарался расслабиться, и снова сосредоточился на правителе Конфедерации.

– Что же нам с тобой делать, капитан? – спросил правитель и вопросительно кивнул Еременко: – Что скажешь, генерал? Твой ведь подчиненный.

– Мой, – несколько самодовольно подтвердил начальник ОДР и сказал: – Предлагаю повысить капитана Мечникова в звании, сохранить для компании «Мечников и сын» некоторые торговые привилегии и ввести его в первую сотню тех, кто будет удостоен дворянского титула.

– А не жирно ли, дворянство ему давать? – прищурился Симаков-старший.

– Думаю, что это нормально. Как только Дума примет законопроект о дворянстве, будет много негодующих криков, и потому, первая сотня новой аристократии должна состоять из самых популярных и прозрачных представителей нашего общества.

– Подумаем… – протянул диктатор и обратился к Илье: – Что скажешь, сын? Достоин Мечник дворянства?

– Да, – согласился младший Симаков и посмотрел на меня: – Александр человек не глупый, государству и нашей семье верен и голову на плечах имеет.

Диктатор сам себе покивал подбородком, и обратился ко мне:

– К чему этот разговор, капитан, понимаешь?

– Решили империю строить? – осторожно переспросил я.

– Молодец! – Симаков-старший моргнул, снова улыбнулся, и официальным тоном сказал: – Значит так, подвигов за тобой капитан много, и по совокупности заслуг перед Конфедерацией, помимо орденов, медалей и знаков отличия, ты получишь пятьдесят тысяч «конфов», звание майора госбезопасности и дворянство. Как твой титул будет звучать, определимся позже, а что касается привилегий, то скажу, нет. Ты на ноги уже крепко встал, так что это лишнее. Доволен?

– Да! – коротко ответил я, и ноги сами подняли меня со стула.

– Хорошо! – бросил правитель ККФ и добавил: – Садись! Тянуться не надо, мы не на официальном приеме, и ты не пешка, а офицер нашего государства.

Я снова опустился на стул, и стал ожидать того, что же будет происходить дальше. За столом воцарилось молчание, появился слуга, который принес чай, и после того, как горячий напиток, между прочим, с моей плантации, был разлит по чашкам, диктатор снова заговорил:

– Твои отчеты о дальних землях я читал. Работа проделана неплохая, и в плане разведки, и в плане налаживания контактов с другими анклавами на территории Средиземноморья и России. Что ты можешь сказать о Гатчинском Военном Округе?

– А что вас конкретно интересует?

– Какими партнерами будут гатчинцы? С ними можно иметь дело?

– Без сомнений, из всех государственных образований, в которых я побывал, ГВО наиболее вероятный наш союзник и деловой партнер. Поэтому, именно Гатчинскому анклаву я уделил особое внимание в своих отчетах.

– Серьезное заявление, капитан.

– Это только мое мнение, а решать, конечно же, вам.

Симаков-старший сделал большой глоток чая, посмотрел на зелень сада, раскинувшегося под балконом и продолжил:

– Допустим, мы наладим торговые и дипломатические отношения с ГВО, тем более что посольство Старика уже завтра прибудет в Новороссийск. Что мы можем получить с гатчинцев и какая нам выгода в том, чтобы поддерживать их?

Прежде чем ответить на этот, кажущийся простым вопрос, я задумался, еще раз вспомнил правителя ГВО Старика, взвесил все «за» и «против», и сказал:

– Поддерживая Гатчинский Военный Округ, мы ничего не теряем, а приобретаем очень многое. Алжирская нефть пойдет на Балтику, по крайней мере, будет поступать туда до тех пор, пока гатчинцы или калининградцы не восстановят добычу своего сырья и не наладят переработку. Это произойдет не сразу, займет два-три года, и за это время из них можно вытянуть пару боевых кораблей, которые могут быть использованы против Средиземноморского Альянса. Это раз. Во вторых, для ВМБ «Гибралтар» нужна артиллерия, а у гатчинцев она имеется. В третьих, люди, которых можно сманить к себе. В четвертых, ГВО противовес Всероссийскому диктату, который никогда не даст Москве встать на Балтике двумя ногами.

– Далеко смотришь, Мечник, – заметил правитель ККФ. – Ты считаешь, что Москва может быть нам опасна?

– Сейчас, опасен может быть кто угодно, и то, как Внуки Зари вцепились в Воронеж-45, яркое подтверждение моим словам. А что касается Москвы, то для построения сильного государства у них есть все, что только необходимо. Оружие, технологии, люди, идеология, промышленность, электричество, топливо, армия, учебные заведения, а самое главное, лидер, который знает, чего он хочет добиться. Пока диктатор Степанов скован дикарями, но, не смотря на то, что его войска отступают, Москва может нанести по «зверькам» такой удар, от которого они долго не оправятся. После этого Всероссийский диктат всерьез займется окрестными землями, которые начнет собирать, так что рано или поздно, наши интересы столкнутся.

Внимательно слушающий меня Симаков, прищурился, цыкнул зубом и спросил:

– А гатчинцы разве не такие?

– Они не ставят своей конечной целью собрать Россию в единое целое любой ценой, а Старик и его окружение имеют некоторое понятие о том, что такое честь. Понимаю, что в политике это не котируется и в расчет не берется, но гатчинцы не идут по трупам, и хотят только одного, спокойно жить и развиваться.

– Подумаем над твоими словами капитан, крепко подумаем. Позже я тебя еще не раз буду вызывать для разговора, так что будь готов. Вспоминай все, что видел и слышал, записывай на бумагу и передавай своему начальнику, – кивок в сторону Еременко. – Сейчас, отдыхай.

Аудиенция была окончена. Я встал, следом за мной начальник ОДР и, в сопровождении все того же дворецкого, мы направились на выход. Все то время, пока шли по замку, мы молчали. Вышли во двор, сели в машину Еременко, которая стояла у входа и покинули жилище Симаковых.

Мой особняк находился неподалеку, и через пять минут я мог бы быть дома, но на полпути Еременко остановил свой «джип», и предложил прогуляться по Кубанской набережной. Мы вышли из автомашины и двинулись вдоль новенького металлического ограждения у реки. Кругом веселый народ гуляет, мамаши с детьми на лавках сидят, любители рыбной ловли пытаются выудить хорошую рыбешку, погода радует, и свежий речной воздух приносит приятную прохладу. От такого невольно начинаешь расслабляться и не ждешь беды или неприятностей.

– Ну, что Саня, – спросил меня Еременко, – ты рад, что домой вернулся?

– Я этого еще до конца не осознал, Иваныч. Мысли все время на дорогу перескакивают, за воинов думают, и за маршрут. Пройдет неделя, может быть две, приду в себя, и только тогда почувствую себя свободней. Пока, напряжение еще не отпускает.

– Ко мне какие либо претензии имеются?

Подумав, я ответил:

– Нет. Все в полном порядке. Ты делал то, что был должен делать, а я подчинялся твоим приказам. Конечно, была вероятность того, что отряд сгинет в пути, но мы выжили, так что жалоб, претензий и заявлений не имею.

– Прежде чем домой отправишься, неотложные вопросы есть?

– Вопросов много, но если неотложных, то таких только четыре.

– Ого! – рассмеялся генерал. – Четыре это много, могу и запутаться. Давай по порядку.

– Первое, Симаков действительно желает объявить себя императором?

Еременко оглянулся по сторонам, остановился на месте и ответил:

– Старый Симаков императором не станет, а вот его сын и наследник, лет через пять будет коронован. Сначала будет закон о дворянстве, и мы с тобой войдем в первую сотню новой аристократии. Народ привыкнет к сложившемуся положению дел, диктатор окончательно уйдет в тень, а император Илья Первый сменит его у руля власти.

– Ничего так задумка…

– Неплохая.

Генерал снова начал неспешное движение по набережной, и я задал следующий вопрос:

– Иваныч, до меня дошли слухи, что в столице появились разумные псы. Это правда?

– Верно, так и есть. Представители диктатора договорились с Лидером, и тот выделил пятнадцать своих потомков для охраны высших чинов государства и приближенных к Симакову людей. Что наш правитель дал Лидеру, можешь не спрашивать. Этого я не знаю, и знать не хочу. Не моя зона ответственности. Однако пользы от разумных псов оказалось столько, что на первых порах все были в шоке. За неполный год вскрыто три заговора, обнаружены четыре диверсионные группы сатанистов и уничтожена шпионская сеть Халифата.

– И где сейчас разумные псы, а то ни одного не видел?

– Временно всех из города убрали. Народ волноваться стал, дикие слухи гулять пошли, а наши доморощенные олигархи, у кого рыло в пушку, начали стремительно покидать столицу и разъезжаться в свои вотчины.

– Ясно. Тогда вопрос номер три. Как так получилось, что меня и отряд засветили? Почему, вдруг, совершенно неожиданно для нас, отряд встречают цветами, и кто мы такие знает каждый второй гражданин в Конфедерации?

Еременко почесал затылок, хмыкнул и произнес:

– Так уж получилось, Саня. Когда на нас Средиземноморский альянс напал, не смотря на то, что мы заранее готовились к этому военному конфликту, нам было очень тяжело. Народ устал от войны, а тут, как назло, ни одного светлого пятна, и ни одной победы в боях с Босфорской эскадрой. Полный ноль. Были нужны реальные герои, и пришлось выставить тебя. Так ты стал знаменит, а дальше, журналисты и репортеры уже сами все раскопали.

– Все? – удивился я.

– В рамках разумного. Что должно быть тайным, таковым и останется, а вот про Кавказ, службу в гвардии, бизнес и твои подвиги на Средиземном море, широкой общественности известно очень много. Поначалу, никакой торжественной встречи для вас не планировалось, но как только вы в Ростове появились, в столице такая суета началась, что пришлось это дело брать под контроль госбезопасности. Как говорится, если не хочешь или не можешь остановить движение, возглавь его.

Мы развернулись и направились обратно к автомашине генерала. Кое-что для меня прояснилось, и я задал последний свой вопрос:

– Что планируется относительно меня и отряда на ближайшие месяцы?

– Для начала, вами займутся средства массовой информации. Завтра с самого раннего утра проинструктируешь своих воинов, и начнется морока: посещение официальных мероприятий, награждение личного состава орденами и медалями, торжественные речи и рассказы про ваши славные подвиги. Так вас будут напрягать около недели, а затем отстанут и вы будете предоставлены сами себе. В тайных операциях нашего отдела на территории государства вам теперь участие принимать не придется, этим занимаются Астахов и Денис, так что отдыхайте.

– И долго нам позволят отдыхать?

– Минимум три месяца, а там видно будет. Никуда не торопись, разбирайся в своих делах и живи, как тебе заблагорассудится.

– А потом?

– В самых отдаленных планах вернуть твой отряд на Средиземное море, а из тебя сделать феодала-колонизатора на европейских берегах.

– Типа Лорд Сицилии или Протектор Восточной Испании?

Я хотел пошутить, но Еременко мои слова воспринял без усмешек, задумался и кивнул головой:

– Вроде того.

– Это серьезно?

– Куда уж серьезней, Мечник. Следующей весной соберешь отряд, обогнешь по сухопутью владения Средиземноморского Альянса, который уже знает, что тебя возле их границ нет, пройдешь к ВМБ «Гибралтар», присмотришь себе место под имперский форпост, и станешь настоящим графом. Впрочем, это предварительно, как один из вариантов. Согласишься на него, хорошо, а нет, так тебе и дома работы хватит. На Урал надо сходить, в Киев, в Польшу, на Ближний Восток и в Среднюю Азию. Весь мир перед нами.

– Ну, да, – согласился я с начальником.

– Тогда, поехали. Передам тебя с рук на руки верной супруге, и разбегаемся.

«Джип» резво сорвался с места, и через несколько минут мы подъехали к моему особняку. Ворота настежь, во дворе полнейший порядок, охрана из верных бойцов, оставшихся дома, несет службу, а у крыльца меня ждут Марьяна, пятилетний сын и полуторагодовалая дочь. Видимо, домочадцы знали, когда меня ожидать и, пожав руку Еременко, я направился навстречу своим близким, по которым тосковал и скучал.

Радостная и счастливая жена бросается ко мне на грудь, дети жмутся к ногам, и в этот момент, когда мне подступил к горлу тяжелый комок, я думаю о том, что как же мало надо человеку, чтобы быть счастливым.

Конечно, забот впереди много. Необходимо проверить все мое хозяйство, за которым полтора года следили верные товарищи-компаньоны и надо готовить отряд к новым походам. Предстоит ввести в мою семью вторую жену, разобраться с финансовыми вопросами и пенсиями для семей погибших в боях воинов. Однако это все будет занимать меня только завтра, а пока, я вернулся домой и счастлив, и желаю запомнить этот день именно таким, каков он есть сейчас. Очередной дальний поход по руинам цивилизации окончен, мой дом островок мира и спокойствия, так пусть же он таковым и останется.

Конец Четвертой Книги.

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

14.06.2011