Теплый весенний вечер. Огромная лесная поляна, и на ней, превеликое количество «зверьков». Помимо всего дикарского племени, в котором я оказался пленником, здесь собрались вернувшиеся из похода на Каширу воины военного вождя Намбы. В общей численности, в этом месте сейчас как минимум три тысячи двуногих животных. Ярко и высоко пылают костры, в рваном ритме гремят большие барабаны, и над поляной разносятся крики доведенной до экстаза и обдолбанной наркотиками, толпы:

– Хей-я! Хей-яя! Хей-я! Хей-яя!

В самом центре поляны, на расчищенной рабами площадке, четыре длинные шеренги. В двух из них, сплошь молодые мужчины, имеющие из одежды только грязные набедренные повязки. Напротив них, в других двух шеренгах, молоденькие дикарки, подобно воинам, в этот праздничный вечер, одетые по самому минимуму, голый торс, раскрашенные красной краской грудки торчком, а бедра прикрыты только цветными полосками, сшитыми из разноцветного тряпья, какой-то травы и кусочков шкур.

Подчиняясь ритму барабанов, мужчины и девушки, одновременно притопывают ногами по земле, что-то напевают, раскачиваются влево и вправо, медленно сближаются, хватают друг друга за интимные места, возбуждаются и расходятся. И так происходит много раз подряд. Кажется, что вот-вот, начнется всеобщая вакханалия, групповуха со многими участниками. Однако это произойдет позже, в самом конце праздничного мероприятия, а пока, это всего лишь прелюдия.

После того, как неподалеку от стойбища появился Лихой, а случилось это позавчера вечером, я воспрял духом, и был готов к побегу уже на следующий день. Но не сложилось, и виной тому послужил мой нечаянный знакомец и собрат по несчастью, Родион Никитин. Этот храбрый парень, воспользовался моментом, когда на реке ему сняли колодку, голыми руками убил одного из своих охранников, бросился в воду и, вплавь, перебрался на другой берег. Затем, видимо почувствовав себя, в относительной безопасности, он помахал всполошившимся дикарям из охраны ручкой и бросился бежать. Это была его третья попытка и, к сожалению, как и предыдущие две, она закончилась неудачей. Его догнали через несколько часов. В руки «зверьков» он не дался. Егерь дрался до последнего и, потехи ради, его затравили собаками, так что, когда утром меня вывели из темницы, то первое, что я увидел, это голову Никитина, которая торчала посреди стойбища на длинном осиновом шесте.

Кажется, а причем здесь я? Как оказалось, при всем. Дикари решили усилить меры безопасности, заметили, что я оклемался после жестоких побоев и, на всякий случай, одели на меня такую же колодку, которая ранее висела на плечах пленного московского егеря. Теперь, снять ее мне должны были только во время праздника, на котором я в данный момент и нахожусь. Положение не завидное, тем более что как я и предполагал, протрезвевший патриарх Сурик, от своих слов, что он поможет мне бежать, отказался в самой категорической форме. Так мало того, еще и посмеялся надо мной. Скотина!

Впрочем, это было ожидаемо. Я не расстроился, и решил ждать благоприятного момента. Вчерашний день прошел как в тумане. Дикари таскали меня подобно игрушке с места на место, то вновь кидали в подвал, то выдергивали на поверхность, водили по стойбищу, и здесь я «познакомился» с шаманом Косей, очень худым человеком с тонкими чертами лица, лет около тридцати. По виду, ну, натуральный сельский учитель, вроде Антона Палыча Чехова, только очков не хватает. Однако это по виду, а на деле Кося зверюга, каких еще поискать надо, хитрый, умный и чрезвычайно коварный тип, с полутораметровым резным посохов в руках, который подошел ко мне вплотную, посмотрел прямо в глаза, и прошипел:

– Я тебя насквозь вижу, и ты не сбежишь. Твоя судьба, быть рабом Кусаки на том свете и проводником для его души в царство мертвых. Ты умрешь мучительной смертью!

Он много говорил, по большей части угрожал и ругал меня нехорошими словами, а мне оставалось только молчать, и изображать покорность. Кося на это, не повелся, отвесил мне десяток хлестких пощечин, разбил подзажившие губы, плюнул в лицо, и приказал охране не спускать с меня глаз. Дикари наказ шамана выполнили со всем своим старанием, наблюдали за мной постоянно, и даже ночью, в подвал, где я находился не один, а в компании все тех же затурканных жизнью и обстоятельствами селян, пару раз заглядывали.

И вот, наступило утро, так и хочется сказать: «стрелецкой казни», хотя меня должны убить только вечером, а ощущения весь день были такими, что казалось, это произойдет всего через несколько минут. Дикари в стойбище готовились к празднику и погребению своих павших воинов. Селян забрали на работы, а меня вывели из подвала только после полудня. Вокруг моей шеи обвязали толстую и покрытую жиром веревку, а затем, подобно скотине привязали к деревянному столбу, глубоко вкопанному в землю и служившему опорой для чего-то, что напоминало коновязь. Колодка на шее держит мои плечи в одном положении, не разогнуться и толком не пошевелиться, мышцы затекли, я жду своей участи и морально настраиваюсь на скорый бой.

Ближе к вечеру, прибыло войска Намбы. Радостные вскрики «зверьков», встречающих своих близких, разнеслись по всем окрестностям, и не смолкали около получаса, а когда они, наконец-то, стихли, рядом со мной появилось еще пятеро пленников, с такими же дубовыми колодками, что и на мне.

Людей привязали к ближним столбам. Я внимательно всмотрелся в их избитые и покрытые смесью из пота, грязи и крови лица. Это солдаты из разгромленного линейного батальона КМО, который прикрывал Каширу, и никого из них я, конечно же, не знаю, но одно лицо мне было знакомо. Майор Красин, собственной персоной, тот самый московский офицер, который контролировал переход моего отряда на территорию дикарей. Красин был сильно истомлен, на ногах, которые заметно вздрагивали, стоять не мог, и вместе с остальными пленниками упал в пыль. Он лежал на земле, и пустыми невидящими глазами смотрел на синее небо, раскинувшееся над нашими головами. Так, ни слова, не говоря, пытаясь придти в себя, он пролежал около получаса, а когда майор оклемался и начал оглядываться, я окликнул его:

– Майор, вы слышите меня?

Красин привстал, сел, всмотрелся в меня, нахмурился и безразлично мотнул головой:

– А-а-а, и ты здесь, Мечников… Говорил я тебе, на другом участке надо было переход совершать. Не послушал, теперь на привязи сидишь…

– Да, – согласился я и спросил: – Как у вас и солдат состояние? Если представится возможность бежать, передвигаться сможете?

– Видать, что ты не в себе, капитан. Какой побег, вокруг нас «зверьков», как блох на паршивой собаке, да и физически мы измученны. Сейчас, меня любой местный ребенок прибьет, и я ему никакого сопротивления оказать не смогу.

– И все же, если нам окажут помощь из вне, бежать сможете?

– Попробуем. Нас били сильно, но не калечили, а кто совсем слабый был, тот по дороге помер. Остались только самые крепкие парни, так что попробуем еще подергаться. А что, твой отряд уцелел и ты надеешься на помощь?

– Есть такое дело, надеюсь.

– Ну, и зря, – обречено взмахнул разбитой и расцарапанной ладонью Красин.

– Майор, а как вас угораздило в плен попасть?

– Полковник, тварь! Бросил нас и без предупреждения к Каширской ГРЭС отступил, а мы в доте остались, и до последнего патрона бились. Что дальше было, и так ясно, окружили нас, укрытие хворостом обложили и подожгли. В общем, выкурили как крыс, и теперь мы здесь.

О многом еще хотелось расспросить майора, но за нами пришли. Дикари, совсем молоденькие парни, лет по четырнадцать, отвязали нас от столбов, и поволокли на поле за стойбищем. В этот момент, я снова почувствовал присутствие Лихого. Разумный пес был спокоен, это его состояние передалось мне и, резко обернувшись, я увидел в зелени кустарника, плотной стеной обступавшего село, в котором сейчас находилась стоянка дикарей, всего на секунду промелькнувшие белое пятнышко.

Нас, то есть пленников, предназначенных для захоронения в могилы самых знатных местных воинов и героев, поставили чуть в стороне от скопившихся на поле дикарей, неподалеку от высокого холма, на котором расположился сам военный вождь Намба. Вождя особо не разглядеть, хотя мы от него всего метрах в семидесяти. Видно, что это совершенно голый и намазанный синей краской мощный мужчина, а лицо его скрыто расписной продолговатой ритуальной маской. Он сидит на куче из трофеев, преимущественно, это одежда, оружие и продовольственные пайки, а под его ногами копошатся самки, около десятка обнаженных женщин самых разных возрастов. Покой вождя и всех людей племени, охраняет более полусотни самых сильных воинов и множество собак, расположившихся цепями вокруг холма.

Я переключил свое внимание на поле, и сразу же столкнулся с пронзительным и недобрым взглядом шамана Коси, который стоял возле большого железного котла и черпаком разливал из него непонятное кипящее варево в кружки и емкости, с которыми к нему подходили «зверьки» из стойбища и воины Намбы. Видимо, это пойло, только что сваренное им, среди дикарей было чрезвычайно популярно. К шаману выстроилась очередь не менее чем в сотню голов, и она не убавлялась. Одному наливают, и он с глупой счастливой улыбкой во все лицо, отходит в сторону, а ему на смену, сразу же пристраивается другой.

Раздача пойла продолжалась минут двадцать, мы застали окончание этого процесса. Наконец, все члены племени и воины получили свою пайку, и началось основное действие. Ударили барабаны, и их звуки окутывали все пространство вокруг нас. Подчиняясь барабанам и их рваному ритму, дикари стали притопывать ногами и дружно бить в ладоши. Как по команде на поле вышли мои бывшие сокамерники, пленные сельские жители, в количестве десяти человек, которые несли на себе закутанные в шкуры диких зверей тела убитых в бою знатных воинов, не самых крутых бойцов, а так сказать, крепких середнячков. Толпа расступилась, и позади нее, мы смогли увидеть десять глубоких могил, вырытых совсем недавно.

Испуганные и психологически подавленные пленники, поднесли трупы к ямам, и на заранее приготовленных веревках, опустили их вниз. После этого к могилам подошли самки, которые начали бросать на тела покойных некоторое их имущество, какие-то горшки, одежду и домашнюю утварь. Затем, появились воины, и они кидали вниз оружие: луки, стрелы, ножи, и даже пару огнестрельных стволов. Воины отошли, и настала очередь пленных селян, все так же покорно стоящих рядом и ожидающих своей участи. К каждому из пленников подскочили дюжие дикари, которые завернули им за спину руки и сноровисто их связали.

После этого, барабаны смолкли и дикари заткнулись, а приговоренных к смерти людей, растянули на земле, и появились помощники шамана Коси, те же самые воины, но с какими-то привилегиями и посвящениями в таинства колдовских ритуалов. На оголенных крепких плечах они несли тяжелые камни и, подойдя вплотную к жертвам, стали бросать их на беззащитные тела. Удар! Камень бьет пленника по ногам, и мне кажется, что в густой тишине, на время воцарившейся на поляне, я слышу хруст костей. Человек кричит, и ему вторят крики его товарищей по несчастью. Окровавленные угловатые камни вновь поднимаются. Снова бросок. Удары и еще более громкие крики, и так до тех пор, пока не умирает последняя жертва.

Изломанные тела зверски замученных людей, вложили в большие кожаные мешки, которые еще раз утрамбовали ударами камней. После чего, то, что получилось, скинули под ноги мертвых воинов, появилась команда копачей из местных подростков, и руками, не пользуясь лопатами, подобно зверям, загребая ладонями под себя землю, они зарыли могилы.

Снова подали свой гулкий зов барабаны, и начались танцы, которые я сейчас вижу перед собой. Дикари пляшут прямо на могилах, заравнивают их, и так будет продолжаться до тех пор, пока не останется никаких следов.

После того, как барабаны снова смолкнут, придет наш черед. Мне, Красину и солдатам, придется взвалить на свои плечи покойных местных героев, и потянуть их к новым могилам, которые, несмотря на вечерний сумрак, ясно видны чуть в стороне от танцующих в «танце жизни» дикарей и их самок. До этого момента остается всего ничего, минут пять, не более. Я не чувствую Лихого, наверное, он слишком далеко от меня, ведь рядом так много боевых псов, могущих почуять чужака. От этого я нервничаю, да и вся царящая на поле обстановка, совсем не располагает к веселью, по крайней мере, нам, пленникам, приговоренным к мучительной смерти, не до радостей земных.

– Где же твои люди, капитан? – вторя моим мыслям, пробурчал стоящий со мной плечом к плечу Красин.

– Не знаю, но надеюсь, что они успеют вовремя. В любом случае, гнить в мешке под ногами какого-то ублюдка рода человеческого, я не хочу. Буду драться.

– Это по любому.

Красин замолчал, и одновременно с этим, смолкли барабаны. Находящаяся под воздействием наркоты толпа, остановила свой танец. Дикари отхлынули от центра поля, а воины и боевые псы, призванные охранять спокойствие своих сородичей по племени, стали более внимательно оглядывать темный лес.

Ярче запылали костры, сумерки сменились ночной темнотой, и к нам подошли шаман и его подручные. С нас сняли колодки, и шаман кивнул на трупы в шкурах:

– Берите и несите на поле.

Мы с Красиным переглянулись, и первыми направились к мертвецам. Солдаты последовали за нами. С трудом, мы взвалили покойных дикарей на плечи и потянули их к ямам, до которых было не более ста метров. Вокруг нас воины с копьями и дубинами в руках, контролируют каждое наше движение, так что не рыпнешься. Не спеша, все вместе, держась кучкой, мы дошли до ям, остановились напротив них и, решив, что более тянуть нельзя, я сбросил труп Кусаки в могилу и выкрикнул:

– Мочи дикарей!

Резкий поворот, тело подчиняется мне, хоть и с трудом, но все же слушается своего хозяина. Передо мной «зверек», который еще не осознал, что церемония пошла не так, как она должна идти, и на какой-то миг растерялся. Большой шаг вперед, и резкий хук с правой. Враг падает, роняет копье, и я перехватываю древко. Вокруг уже идет схватка. Московские солдаты и майор желают забрать с собой на тот свет хотя бы по одному врагу, и сейчас выкладываются на полную катушку, через не могу, через боль, отчаяние и упадок сил, они бьют охранников и пытаются захватить их примитивное оружие.

Следующая моя цель, низкорослый и косоглазый малыш, то ли потомок какого-то китайца, то ли просто молодой воин с глазной болезнью. Он сам прыгает мне навстречу, ловко перевернувшись в воздухе, падает наземь и бьет меня по ноге толстой палкой. Удар малыша силен, но ему не хватило массы тела, чтобы свалить меня и, направив острие копья вниз, остатками сил, помноженных на ненависть и злость, я вонзаю его в живот противника, наваливаюсь на древко и с хрустом выворачиваю обратно.

И снова вокруг враги и опомниться некогда. На меня наваливаются сразу двое, которые колотят меня дубинами по спине. Один из ударов приходится по еще не зажившей ране. На мгновение, от сильнейшей боли, в глазах только серая пелена и полная потеря зрения. Инициатива упущена и меня добивают. Дикари бьют без остановок, я отмахиваюсь от них копьем, но все же валюсь сначала на колени, а затем, поджав под себя ноги и, закрыв ладонями голову, сжимаюсь в позе эмбриона.

Мне кажется, что все напрасно. Не получилось у меня умереть в бою. Жаль. Однако неожиданно, до нас с Красиным, которого тоже свалили, и он валяется рядом, доносятся звуки одиночных выстрелов, а нависшие над нашими многострадальными телами дикари, вскинув руки, с предсмертными хрипами падают наземь.

– Мои парни пришли, – еле слышно шепчу я майору и пытаюсь улыбнуться.

Красин меня расслышал, лицо его искривилось гримасой, наверное, он тоже улыбается и, становясь на колени, он указывает пальцем на холм позади нас. Не с первого раза у меня получилось встать, но все же я поднялся, первым делом взял копье убитого дикаря и только тогда уже посмотрел на место, указанное майором.

Ослепительные в ночи яркие огненные вспышки, разрывы гранат из подствольников, накрыли толпу дикарей, и результат превзошел все ожидания. Подогретая наркотиками масса дикарского народа, после взрывов, просто обезумела, запаниковала и побежала в сторону своего стойбища. Бежали «зверьки» кратчайшим путем, то есть через холм, который причесывали сразу три пулемета и не менее двадцати автоматов. И это стадо, а иначе его никак не назовешь, которому во взрывах померещилось что-то жутко страшное, стоптало своего вождя, его жен и большую часть охраны. Собаки, ошалевшие от такого поведения своих хозяев, носились вокруг, не получали команд, впадали в бешенство, и порой, даже кусали дикарей.

Весь холм, сейчас представлял из себя самый настоящий муравейник, где мураши это «зверьки», которые лезут по головам своих сородичей и пытаются спрятаться от губительного и смертельного огня. Они не видели ничего перед собой, сметали и стаптывали все подряд и стремились как можно скорее покинуть место, так и не доведенного до кульминационного момента праздника. Кто-то, кажется шаман Кося и пара авторитетных воинов, которые следили за порядком, попытались остановить своих собратьев. Однако новые гранаты и пулеметные очереди, подстегнули дикарей, добавили ужаса и паники в их поведение, и обезумевшая толпа продолжила свой безумный бег.

– Ты смотри-ка, как их на «измену» высадило, – произнес Красин, который встал рядом со мной, подобрал дубину, оперся на нее, и добавил: – Да, с наркотой надо быть осторожней, а за безопасностью проведения праздничных мероприятий, следить необходимо лучше. Как ты думаешь, капитан, я прав?

– Прав, но готовься к бою, майор.

Я заметил, как, отделившись от толпы дикарей, к нам устремился шаман и несколько воинов из его приближенных. Рядом с нами встали два уцелевших солдата, и мы приготовились к новой схватке. Однако от леса нас поддержали две снайперские винтовки, один из сохранивших рассудок «зверьков» споткнулся на ровном месте и упал как подкошенный, а другие, плюнув на призывы шамана, резко отвернули в сторону и, петляя как зайцы, помчались к противоположной окраине поляны. Шаману, этой хитрой морде, ничего иного не оставалось, как последовать примеру воинов.

Поддерживая один другого, все вместе, солдаты, Красин и я, направились к холму, на вершине которого появились мои воины, бьющие короткими очередями вслед дикарям. Сотню метров, отделяющие нас от холма, мы преодолели, и к нам навстречу выбежал Лихой, мягко сбивший меня на траву и бросившийся на мою грудь. Майор и солдаты от такой неожиданности, чуть было, не стали отбиваться от него копьями, видать, приняли разумного пса за боевого зверя дикарей. Но вслед за Лихим появились Крепыш, Серый и Игнач, остановившие их порыв и разъяснившие, что не все собаки враги.

Облизав мое лицо, пес отошел в сторону, а я снова встал, и обнялся с друзьями, которых, уже и не чаял увидеть. Однако радоваться было особо некогда, и как сказал кто-то из древних: «надо ковать железо, пока оно горячо». В нашем случае, необходимо было воспользоваться благоприятным моментом, и изничтожить как можно больше вражеских воинов, которые могли броситься по нашим следам. Кроме того, следовало забрать мои вещи и документы, а заодно прибрать к рукам дневники профессора Шульгина, про которые я, не смотря ни на что, все же не забыл.

Единственная проблема, маловато нас. Отряд так и не собрался в полном составе, часть групп ушла на Калугу самостоятельно, да еще какое-то число бойцов было оставлено с ранеными. В общем, расклад не самый наилучший, но до той поры пока дикарей отпустит наркотическое опьянение, у нас имеется пара часов, и полсотни стволов моего отряда, должны израсходовать это время с пользой для дела.

Воины получили цели, и началась работа, а мы с Красиным, солдаты и пара легкораненых парней из группы Серого, остались на холме. Перед тем, как снова оказаться в лесу, стоило привести себя в порядок, мы умывались, меняли одежду и, вскрыв несколько сухпайков, которые валялись подле раскрашенного в синий цвет, насмерть затоптанного толпой вождя Намбы, пытались поесть.

– Майор, – позвал я Красина, который из-под тела военного вождя вытаскивал АКС.

– Чего? – отозвался он.

– Ты с нами?

– А вы куда идете?

– На Калугу.

Красин задумался, почесал шишку на затылке, и согласно кивнул головой:

– До Калуги можно, согласен. Только уговор, местным вольняшкам скажешь, что мы из твоего отряда, а то не любят нас в тех краях.

– Договорились.

Из стойбища, куда ушли мои воины, доносились выстрелы, громкий предсмертный вой собак и крики людей, а если привстать, то можно заметить, что многие шатры и вигмамы горят. Кто из дикарей доживет до завтрашнего утра, тот эту ночь надолго запомнит.