В столицу я добрался уже глубокой ночью. С неба лил дождь, кругом сырость, с реки задувает промозглый ветер, и настроение препаршивое. С одной стороны, я жив и здоров, и после долгого отсутствия возвращаюсь домой, должен радоваться, но как ни посмотри, наш поход за море прибытка не принес, а траты на обеспечение экспедиции были солидными. Как-то привык я к тому, что все и всегда у меня получается, а тут такая оплеуха. Неприятно, однако. Впрочем, деньги пыль, заработаю еще, и главное, что есть место, где мне всегда искренне рады и где меня всегда ждут близкие люди.

О том, что мы с Астаховым пролетели, наше начальство уже в курсе, и Еременко велел пару дней не суетиться и отдыхать. Разборы полетов, то есть морских приключений, будут производиться позже, а потому, на некоторое время все дела и проблемы можно отставить в сторону и пожить спокойной мирной жизнью, так что прочь уныние, и здравствуй дом — милый дом.

Машина остановилась перед воротами особняка, и сигнал автомобильного клаксона перекрывает шум дождя. Створки ворот расходятся в стороны, и «джип» въезжает во двор. Я выхожу наружу, зябко ежусь и плотней запахиваю черный плащ-штормовку, по случаю приобретенный в Новороссийске. Ко мне сразу же подходит Лист, бывший гвардейский пулеметчик, который как-то незаметно, возглавил охрану моего жилища. Мы проходим под навес возле освещенного крыльца, я жму ему руку и спрашиваю:

— Как тут у вас?

— Порядок.

— Что нового?

— Новостей много, — говорит он, — но если основное, то у нас гости.

— Кто?

— Кара с женами. Сегодня утром он с неофициальным визитом прибыл в столицу, и остановился у нас. Я возражать не решился, все же Марьяна Николаевна ему дочь, а ты командир, зять.

Лист вопросительно посмотрел на меня, и я его действия одобрил:

— Правильно поступил. Что еще?

— Лихой и Умный уже два дня нервничают. С нами общаться они не желают, и ты это знаешь. Что происходит, мы не понимаем, но охрану я усилил и бойцы настороже.

— Есть основания для беспокойства?

— Явных признаков нет, но мы перестраховываемся.

— Как щенки?

— Да, чего им сделается. Растут как на дрожжах, так что по весу и росту, скоро как нормальные телята будут.

— О том, что псы имеют разум, кто-нибудь уже догадался?

— Нет, домашние изначально про это не знают, а у нас рот на замке. Понимаем, что к чему.

— Отлично.

— Ну, как службу тянуть, нас учить не надо, — бывший пулеметчик пожал плечами.

— Больше ничего?

— По дому да, и все по-прежнему. Как только ты во двор въехал, служанки хозяйку разбудили, так что, наверняка ждет. Есть несколько городских новостей, но это не срочно.

— Да, это не к спеху. Спокойной ночи, Лист.

Я направился в дом, а мне вослед донеслось дружелюбное пожелание начальника охраны:

— И тебе того же, Мечник.

Войдя внутрь особняка, я скинул плащ, прошел в гостиную комнату, и здесь меня уже ждала женушка, которая за то время, что я, ее не видел, довольно заметно округлилась. Все же пятый месяц беременности заметен. Она подошла вплотную, прижалась к моей груди и сказала:

— Здравствуй, любимый.

— Здравствуй, милая. Как ты?

— Да, все хорошо. Ты сильно с дороги устал или может быть, поужинаешь?

— Перекусить не помешает, а то весь день на ногах.

— На стол уже накрывают, мой руки и проходи к столу, тем более что у нас отец гостит, и он хотел бы с тобой переговорить. Ты ведь не против, что он у нас остановился?

— Нет, конечно, не против, — как можно мягче и теплее улыбнулся я ей.

Поцеловав свою женщину, и разомкнув объятья, я привел себя в порядок, переоделся в чистую одежду, и направился в столовую. Здесь уже сидел мой тесть, знаменитый наемник по кличке Кара, он же Николай Буров. Старый воин расположился под неяркой лампой, просматривал одну из столичных газет, и как только я вошел, поднял на меня свой взгляд. С тестем мы не виделись всего только полгода, и внешне, Кара изменился очень сильно. Надо сказать, что не в лучшую сторону. Раньше, это был живчик, с горящими глазами и шальными идеями в голове. Теперь же, передо мной сидел самый настоящий старик. Голова его стала абсолютно седой, на лице прибавилось морщин, а самое основное, что сразу бросилось в глаза, это пустой рукав левой руки.

«Вот так-так, — мелькнула у меня мысль, — всего только шесть месяцев минуло, с той поры как мы расстались, а у одного из самых серьезных и воинственных наемников на всем исследованном нами пространстве, руки как не бывало и видок далеко не самый лучший. Наверное, это лето наемнику дорого обошлось».

— Привет, дядя Коля, — я обратился к нему так, как обращался в старые времена, будучи одним из его приближенных бойцов.

— Салют, Саня, — голос Кары, так же как и внешность, претерпел серьезные изменения, стал сухим и, можно сказать, каким-то надломленным.

Присев напротив него и, глядя в глаза человека, которого узнавал с большим трудом, я спросил:

— Что, родственник, худо было?

— Понимаю, по внешнему виду, судишь… — невесело ухмыльнулся он.

— Ну, да, для меня это один из признаков того, что дела у тебя плохи и Лордом-Протектором всея Украинские территории ты не стал.

— Это точно, не стал и теперь уже никогда не стану.

— Гляжу, дядя Коля, что из ярого оптимиста, ты превратился в полнейшего пессимиста.

— Плевать. Устал я от кочевой жизни. Пора на покой, — поморщился наемник и, давая мне спокойно перекусить, снова уткнулся в газету.

Ел я, не спеша и никуда не торопясь, дела делами, война войной, а домашнюю стряпню следует ценить и уважать. Для начала осилил первое блюдо, наваристую ушицу из толстолобика. На второе жареная картошечка с мясом и, как достойное завершение позднего ужина, большая кружка чая, между прочим, с родной плантации, а к нему, как дополнение, кусок пирога с фруктами. Эх, и жизнь хороша, и жить хорошо. Настроение мое определенно улучшилось, и теперь можно было переговорить с родственником более подробно.

Откинувшись на спинку кресла и мелкими глотками попивая горячий чай, я вновь сосредоточился на своем госте, и спросил его:

— Так что у тебя случилось, дядя Коля?

— А ты разве не знаешь, Саня?

— В командировке был, а потому, все что слышал, это радионовости, где сказали, что на Украине идут ожесточенные бои. На этом все.

— Если так, то ты не в курсе последних событий в моей армии.

— Расскажешь, буду в курсе, а нет, так и сам все узнаю.

— Разбили меня Саня. В пух и прах моих бойцов разгромили, да так, что я еле ноги унес. Видишь, — он приподнял обрубок левой руки, — до того довоевался, что в калеку превратился.

— Кара, давай по порядку.

— Можно, — тесть помедлил, и спросил: — Ты ведь помнишь, что ко мне должны были подойти отряды наемников из Одессы, Николаева и Туретчины?

— Да, помню этот разговор, и про то, что ты все же выступил летним походом на Харьков, я знаю.

— Все правильно, помощь ко мне подошла, и я собрал пять с половиной тысяч бойцов, самых лучших, какие только есть, и такой наемной армии, даже против вас не собиралось. В конце весны мы выступили на Артемовск, впереди разведка и лучшие следопыты, а за ними все остальные бойцы. Настроение было бодрое, народ подобрался боевой, боеприпасов полно, и с вооружением норма: минометы, огнеметы и даже химические боеприпасы. Подготовились очень хорошо, и целью всего похода ставилось, нанести сектантам как можно больший урон и договориться с ними о перемирии на пять лет. За это время смогли бы создать свое вольное государство, и стал бы я самым настоящим лордом. Однако…

— Однако, — я продолжил за него, — победителями оказались они, а не вы.

— Именно, — согласился Кара. — Сатанисты встретили меня в районе Славенска, и не только теми кланами, что на Дебальцево должны были наступать, но и теми, кто против Днепропетровска с Доном работали. Трое сектантов на одного моего бойца, да еще и в лесах, так что нам не помогли ни минометы, ни химбоеприпасы, ни огненная смесь. Наши отряды на развалинах города зажали и блокировали. Три раза я на прорыв шел, и каждый раз мои воины несли потери и снова возвращались на исходные позиции. Дошло до того, что я, Кара, гроза всего Черноморского побережья, сам мира запросил, а в ответ только полное презрение. Полтора месяца на руинах Славенска сидел, и уже от отчаяния, пошел на прорыв не к Дебальцево, а на Изюм. Со мной девятьсот головорезов, три десятка вьючных лошадок, пяток минометов и все оставшиеся боеприпасы. Мы проломились сквозь их оборону, вышли к Изюму, да так удачно, что целый клан накрыли. Сам понимаешь, жалеть я никого не стал, и такую резню там устроил, что они ее надолго запомнят. Курвы…

Кара замолчал, а я поинтересовался:

— Что за клан?

— Зеленые Ромбы, те самые которые должны были Луганск задавить.

— И что дальше?

— Ха, — Кара усмехнулся, — я этим фанатикам такие бега по их территории устроил, какие никогда и нигде не устраивал. Представь себе, зигзагами и все ближе к Харькову. От Изюма к Петровскому, поворот и к Северскому Донцу. Одним броском форсировал реку и на Савинцы, от них на Балаклею, а там, снова, переход через реку и на Первомайский. Эти твари перепугались, что я смогу к Харькову выйти и все что можно, туда перебросили, а я посмотрел на это дело, повернул на юг и в конце августа смог в Дебальцево пробиться.

— Сколько у тебя людей уцелело?

— Двести девяносто три человека из пяти тысяч, которых я в поход повел, и почти пятьсот бойцов в Дебальцево.

— Не много.

— Да уж, кровью мои наемники умылись, но и сектантов наваляли прилично. Кстати, они мне прозвище придумали — Мясник.

— А с рукой что, — я кивнул на его культю. — Как потерял?

— Метательный диск. Чирк, и по самый локоть как бритвой срезало. Что самое обидное, это во время последнего прорыва произошло.

— А здесь, в Конфедерации, что делаешь, и вообще, какие планы на будущее?

— Хочу в Одессу уехать. Денег немножко есть, на старость хватит, а воевать больше не интересно, был Кара боец, да весь вышел. Сюда приехал с Симаковым повидаться и попросить его, чтобы он остаткам моих отрядов материально помог и оружия подкинул. Ты ведь Остапа-одессита помнишь?

— Помощника твоего? Помню.

— Вот, он решил за Дебальцево до последнего патрона сражаться. Надеется, что сможет его удержать и думает, что после тех потерь, что сектанты зимой и летом понесли, на какое-то время они свой натиск ослабят, а ему удастся привлечь новых бойцов и снова сделать из отряда мощную силу.

— Ну, дай ему боги удачи.

— Да, удача Остапу сейчас не помешает.

Еще какое-то время, пообщавшись с тестем, который после летней военной кампании на Украине почувствовал, что его молодость и зрелость уже прошли, а старость, наоборот, подступила вплотную, мы разошлись. Кара направился в одну из гостевых комнат, где он остановился со своими супругами, а я, как только встал, почуял на себе внимание одного из моих песиков. Это как если бы резкое дуновение холодного ветерка по волосам на затылке. Одно мгновение, и все проходит. Находясь вдалеке, Умный и Лихой общаться со мной не могут, тут контакт глаза в глаза необходим, но сигнал подать они в состоянии. Думаю, что потомки Лидера, уже прижившиеся у меня дома, желают что-то сообщить, а коль так, значит, встреча до утра не подождет.

Хочу сказать сразу, я не собачатник и не кошатник. К домашним животным отношусь вполне неплохо, но и только. Были бы у меня на попечении обычные волкодавы, посадил бы их на цепь во дворе, но потомки Лидера, новый разумный вид, а потому, и отношение к ним соответствующее. С самого начала их проживания под крышей моего особняка, Умному и Лихому отвели небольшую комнату на первом этаже, убрали из нее все лишнее и пробили свободный выход во двор.

Поначалу, домашние, то есть слуги, Марьяна и ее сестры, восприняли это как мою причуду, а потом привыкли, и ничего, теперь даже не удивляются тому, что два молодых волкодава свободно бродят, где захотят, тем более что грязи от них нет, песики не чудят и мебель не портят. Под это дело, даже сами себе объяснение придумали, что мол, собаки хорошо выдрессированы, да и только. Это нормально, так и должно быть, и про то, что псы, при желании, могут выхватывать кусочки их мыслей, им знать не надо, и только мой малолетний сын, почему-то очень быстро разобрался, что с собаками не так, и вполне сносно с ними общается. Думаю, это оттого, что он ребенок и многое воспринимает совершенно иначе, чем взрослые. Впрочем, пока это не суть важно, и более интересно, во что выльется его регулярное общение с разумными псами, когда он подрастет.

Я вошел в комнату, где проживают мои четвероногие подопечные. На месте только один из них. Короткошерстый и черный Умный, который больше похож на кавказскую овчарку, чем на анатолийскую. Ему всего три с половиной месяца, а он уже весит, как минимум сорок пять килограмм и в холке достигает сорока сантиметров. Второго пса на месте нет. Присаживаюсь на чистый диванчик, который стоит подле самой двери. Умный встает с коврика, где он лежал, и подходит ко мне.

Пес задирает голову, и я всматриваюсь в его желтоватые глаза. Все происходит как обычно, легкая потеря ориентации, которая длится секунду или две, головокружение, и идет подстройка наших разумов один к другому. Теперь я могу видеть то, что хочет передать мне Умный, а он выхватывает мои мысли, и как бы сканирует мозг. Прочесть все, что я знаю, и видел, он не в состоянии. Однако основное пес понимает четко и ясно, точно так же как и я, и при нашем контакте происходит размен образами, которые при желании можно перевести в разговорную речь.

— Старший вернулся, — в мыслеобразе Умного удовлетворение и констатация факта.

— Что ты хочешь мне сказать, Младший? — задаю я, ему вопрос.

— Беда стоит у твоего порога, вожак. Лихой сейчас за пределами особняка и следит за теми, кто хочет принести тебе смерть и зло. Я могу перекинуть часть его мыслей на тебя, и ты сам увидишь своих врагов.

«Надо же, — удивляюсь я, — оказывается, помимо всего прочего, они могут быть еще и ретрансляторами один от другого».

— Давай, соединяйся с Лихим, — с моей стороны полное согласие.

Картинка того, что я вижу, резко меняется, и я становлюсь частью Лихого, второго моего подопечного. Он-я затаился в развалинах многоэтажного дома, который находится в еще не восстановленной части города, по-моему, это улица Карасунская, но я могу и ошибаться. С неба льет холодный дождь, шерсть пса намокает и сырость ему неприятна, однако он-я терпеливо наблюдает за группой из десяти человек, которые одеты как самые обычные горожане. На них длиннополые кожаные куртки с капюшонами, и если бы не автоматы «калашникова», которые они держат в руках, то их запросто можно было принять за рабочих какого-нибудь столичного завода. Он-я сканирует эмоции этих людей, но они совершенно спокойны и сильных чувств, не выражает ни один. Для пса это необычно, поскольку таких людей он видел нечасто, а мне это говорит о том, что люди с оружием профессионалы и волнение перед боем для них давным-давно пройденный этап.

Проходит минута, две, три, и к группе бойцов, которые по утверждению псов, готовятся к нападению на мой дом, подходит еще восемь человек. Люди молчат, и только обмениваются кивками, но двое отходят в сторону и между ними происходит короткий разговор, который он-я может разборчиво слышать. При этом моей половинке личности в он-я становится понятно, кто же такие эти воины, одетые как ничем не примечательные горожане.

— Когда начинаем? — первым он-я слышит басистый голос.

Ему отвечает второй, несколько писклявый и явно простуженный:

— В пять утра, как только основной отряд будет готов.

— Сколько в доме людей?

— Мясник, Мечник, семь бойцов и десять гражданских.

— А точно Мясник здесь остановился? Ошибки быть не может?

— Это стопроцентно.

— Ты уверен?

— Да, этот гад, уничтоживший почти всех Зеленых Ромбов, мой личный кровник, и я его ни с кем не перепутаю. Сам знаешь, если бы не он, то Мечника пока и не тронули, есть цели и поинтересней.

— Понимаю. Каков план?

— Атака с трех сторон. Моя группа проникает с тыльной стороны дома и атакует через хоздвор. Твои бойцы идут через гараж, там за забором проулок и тупичок, так что сможете сосредоточиться без всякой боязни. Третья группа сейчас на «Нефтемаше» грузовик угоняет. Они начинят его тротилом, и в ворота направят. Вот как только они это сделают, так мы и работаем.

— А если с грузовиком не получится?

— Все равно, ровно в пять утра, наносим удар. С грузовиком все же лучше, но и так, мы сможем всем нашим врагам головешки отрезать, а после этого оторваться и в городе раствориться.

— План меня устраивает, — закончил басистый голос. — На проведение атаки я согласен и моя группа примет участие в этом деле.

Сектанты, а это были именно они, отошли к своими бойцам, а я мысленно окликнул Лихого:

— Младший, ты слышишь меня?

— Да, Старший.

— Наблюдай за ними. Когда будет бой, держись в стороне и не вмешивайся. Если нападения не будет, проследи за тем, у кого простуженный голос.

— Я все сделаю, как ты говоришь, Старший.

С усилием я разорвал контакт сначала с Лихим, а затем и с его братом Умным. Пес отвернулся, а я потрепал его по умной морде и сказал только одно:

— Благодарю.

Все, что псы хотели мне сказать и показать, я узнал, а значит, пришла пора действовать. Кара, получивший новое прозвище Мясник, приволок по своему следу врагов, и если бы не сыновья Лидера, то поутру и мне, и всем моим близким отрезали головы. Факты именно таковы, и все могло произойти именно так. Однако у меня есть возможность все переиграть и незванных гостей я встречу со всем своим радушием и во всеоружии.

Покинув комнату, посмотрел на наручные часы. Время половина третьего ночи, и до нападения есть еще два с половиной часа. Очень хорошо. Первым делом, я направился к телефону и уже через пару минут, накричав на не желающего будить хозяина дворецкого в доме Еременко, общался с полковником.

— Саня, имей совесть и дай мне выспаться, — услышал я в телефонной трубке недовольное ворчание своего начальника.

— Иваныч, дело на мильен, так что не злись, а соберись и выслушай меня подробно.

— Бр-р-р-р! — на мои слова последовала встряска полковника, и следом вопрос: — Что случилось?

— Есть возможность уничтожить боевые группы сектантов, которые у нас окопались, а при нормальном раскладе, так и несколько языков можно взять.

— Ну-ка, давай излагай, — Еременко заинтересовался сразу и его сонливость, как ветром унесло.

Кратко изложив суть всего дела, я спросил его:

— Так что, Иваныч, сами сработаем, или ГБ привлечем?

— Хотелось бы самим, Саня, но дело может выйти сильно резонансным, а потому надо генерала Терехова привлекать и его спецназ, а то сам пойми, начнутся расспросы, что да как, да откуда информация, а почему у вас боевая группа имеется, и так далее. В общем, держи оборону на дому, и как только сектанты начнут операцию, так сразу же спецназ ГБ вмешается.

— А с грузовиком что?

— Думаю, парни из госбезопасности придумают как его без лишних хлопот и подозрений остановить.

— Тогда отбой?

— Да, держись там и удачи тебе.

— Хорошо бы, — сам себе пробурчал я и пошел готовить всех находящихся в доме людей к нападению. Женщин и ребенка, конечно же, сразу в подвал, а мужчин на огневые позиции, на крышу дома, на гараж, и в хозпостройки, благо, сектора стрельбы размечены четко и бойцов с оружием в доме хватает.

К пяти часам утра дождь прекратился, и ему на смену от реки пришел густой туман. Моя охрана, телохранители Кары, и мы с тестем, который уверенно держал в неповрежденной правой руке «стечкин», заняли оборону. Оставалось только дождаться первого шага Внуков Зари, и вскоре они его сделали. Через высокий забор перемахнула быстрая и ловкая тень. Все произошло в полнейшей тишине и ничто не звякнуло. Первый вражеский боец проник на нашу территорию и на корточках замер на месте. Тихий и еле слышный свист, ему в ответ такой же, и вслед за разведчиком, последовала основная ударная группа боевиков.

«Два, пять, семь, восемь, девять, десять», — про себя я подсчитывал сектантов, оказывающихся на территории хоздвора. Наконец, решив, что хватит, я вскинул свой «Абакан» и выкрикнул:

— Долби тварей!

Моего сигнала ждали, и бойцы не зевали. Одновременный огонь семи автоматов, пулемета и одного пистолета, в полной темноте ударившие огненными плетьми по стене, от которой разбегались вражеские боевики, это нечто, это красиво и смертельно опасно. Пули терзали тела сектантов, рвали их в клочья, и спустя полминуты, выпустив весь рожок в тридцать патронов и, увидев, что стрелять больше не в кого, я вылез из-за котельной, где была моя позиция, и отдал следующую команду:

— Прекратить стрельбу! Всем быть наготове и ушами не хлопать, не все враги перебиты!

Огонь прекратился, заклацали затворы автоматов, и на первый взгляд, из тех, кто атаковал мой дом в первой волне, не уцелел никто. Шмыгнув носом, я подумал о том, что, наверное, надо было взять хотя бы одного пленного. Хотя, в проулке за стеной, уже идет бой, и это, работает спецназ генерала Терехова. Моя задача оборона, а насчет пленников, пусть они думают.

Я направился к убитым сектантам, автомат держу на изготовку, и в этот момент, с кромки стены, на меня бросился незамеченный нами вражеский боец. Все что я тогда краем глаза увидел, это темное пятно падающее на меня. Удар. Успеваю подставить ствол автомата, и мы с сектантом катимся по грязной и мокрой земле. Происходит все это очень быстро, и мои парни не успевают ко мне на помощь. Жесткие и костлявые пальцы врага стискивают мою шею. Дышать становится нечем. Вижу жуткую гримасу человека, который желает моей смерти, и чую его поганый запах. Мой мозг растерян, а руки действуют сами собой. Левая ладонь с силой толкает противника в грудь, а правая выхватывает висящий на бедре кинжал и без замаха бьет сектанта в бок.

С хрипами сатанист отваливается от меня, и его сразу же крутят ремнями. Я смотрю на зажатый в руке кинжал, который обагрен вражеской кровью. Привалившись к стене забора, понимаю, что колени мои еле заметно подрагивают. Надо же, оказывается, рисковать собой вдали от дома гораздо проще и легче, чем на своей территории. Опять я разминулся со смертью, и такого нервного напряжения как во время этой скоротечной схватки, у меня не было давно.

— Хух! — с облегчением выдыхаю я, и прислушиваюсь к тому, что происходит вокруг.

Снова приходит тишина. Бой окончен, и судя по всему, спецназ ГБ одолел тех боевиков, которые должны были штурмовать дом со стороны проулка, по крайней мере, оттуда на нас напасть никто не пытался. Наши с Карой воины собирают вражеское оружие, и только подраненный мной в рукопашном бою вражеский боец, ругает нас почем зря и клянет всех до седьмого колена:

— Еретики! Ненавижу вас! Вы все умрете! Вы будете гореть в огненных ямах! Смерть вам! Мои братья спляшут на ваших костях! А-а-а, не-на-ви-жу! Будьте вы все прокляты!

Раздаются два хлестких и звучных удара. Сектант успокоился, и покончить жизнь самоубийством ему не дадут. Пленника волокут к воротам, возле которых остановились машины с надписью «Госбезопасность», а я, уже совершенно спокойно и без всяких нервов, направляюсь в особняк и думаю о том, что как же все-таки хорошо, когда ты возвращаешься домой, и не просто так, а вовремя