Поход на Сардинию начинался хорошо, погода радовала, море не штормило, а боевой дух личного состава, не смотря на недавний расстрел двух наркоманов, был на высоте. Оба БДК и «Ветрогон» покинули базу в Поццалло ранним утром 26-го ноября, и спустя сутки неспешного движения наша маленькая эскадра легла в дрейф на траверзе ВМБ Кальяри.
Перед выходом в море и во время похода всем офицерам соединения, и мне в том числе, грезились огромные трофеи, которые только и ждут, когда мы их возьмем и начнем использовать, но жесткая реальность нас обломала. Видимость была до шести миль, а берег находился от нас в пяти. В бинокли, пеленгаторы и оптические дальномеры мы рассматривали последнюю стоянку итальянских ВМС и оттого, что видели, впадали в уныние. Надо сказать, что было отчего, так как зрелище, в самом деле, было очень угнетающим.
Вся вершина господствующей над широкой гаванью высоты покрыта необитаемыми развалинами. Древние строения густо заросли кустарником и молодым подлеском, и зелень расползлась настолько сильно, что немалый по своим размерам город был покрыт растительностью от самых окраин до исторического центра. И это в конце осени, когда нет цветения, и на Средиземноморье все замирает. Что здесь творится весной и летом можно только догадываться. Наверняка, джунгли в миниатюре.
Еще раз всматриваюсь в покинутый людьми город. Ни дорог, ни тропинок, ни птиц, ни животных. Ничего. Полный ноль, никакого движения и полнейшее запустение. Окуляры опускаются прямо, нацеливаются на гавань, и вместо военно-морской базы или хотя бы ее остатков, открывается великолепный вид на огромное кладбище кораблей, которые не просто сгнили, а были целенаправленно уничтожены. Несколько сотен оставшихся над поверхностью разбитых и искалеченных корпусов, которые зависли на береговых отмелях или оказались выброшены штормами на берег, вот и все, что осталось от итальянского флота. При этом можно было разглядеть следы пожаров на надстройках, отметины тяжелых артиллерийских снарядов, попятнавших борта, и вывороченные наружу куски брони, как если бы взрывы происходили внутри самих кораблей.
Что здесь случилось в далеком 2013-м году, или позже, мы, естественно, не знали. Могли строить догадки, но и только. Может быть, местное начальство пыталось не допустить зараженные экипажи на берег, и некий важный чин приказал открыть огонь? Вряд ли, моряки бы ответили в любом случае, а на лике города следов артобстрела не видно, и Кальяри уничтожили не люди, а время и ветхость. Тогда, в чем причина гибели множества военных и гражданских плавсредств? Ответа нет.
В мощный бинокль я рассматривал морское кладбище и пытался на глаз определить тип того или иного судна. Вот, резкие обводы, светло-шаровая краска на борту, и боевой трехзначный номер на баке, не иначе как фрегат класса «Маэстрале». Чуть дальше, темная масса, которая краешком выглядывает из воды, дизельная подводная лодка, одной только рубкой, обозначающая свое присутствие. Нависнув над ней, на взорванном причале лежит контейнеровоз, а за ним, подпирая его перевернутым днищем, огромный пассажирский лайнер. Взгляд чуть вправо, вплотную один к одному, на отмели притулились три небольших ржавых остова, наверное, патрульные катера, и так они тянулись вдоль всего берега: плавбазы, сторожевики, эсминцы, тральщики, минзаги, плавдоки, вертолетоносцы, десантные транспорты, морские буксиры и великое множество гражданских судов. Зрелище не для слабонервных, поскольку ржавые останки древних кораблей на фоне береговой зелени, белизны чистых пляжей и прозрачной светло-голубой морской воды, создавали своим сюрреалистическим видом такой душевный дискомфорт, что расслабиться было сложно. Для себя это состояние, я определил как предчувствие беды и огромного горя.
В этот момент рядом остановился Скоков, наклонился к уху и произнес только одно слово, которое лично меня заставило вздрогнуть:
— Радиация.
— В смысле? — обрезиненными окулярами бинокль осторожно опускается на планширь, и я поворачиваюсь к майору.
— Мы в пяти милях от берега, а радиационный фон уже пятьдесят семь микрорентген. Нам повезло, что ветер в сторону берега, так что за полчаса серьезную дозу мы выхватить не успели.
— Сваливаем отсюда, Максим Сергеич, и чем быстрее, тем лучше.
Насчет нового курса мы не задумывались, слишком велика была наша растерянность. Штурмана действовали по наитию, стремились как можно скорее покинуть опасное место, и эскадра повернула против ветра, на юг. Корабли отошли от Кальяри на дистанцию в двадцать пять миль, дозиметристы проверили радиационный фон, и он оказался стандартным, всего двенадцать микрорентген в час.
Люди успокоились, суда снова легли в дрейф, и командиры отряда собрались на ходовом мостике «Ветрогона». Капитаны десантных кораблей, вчерашние матросы, и командиры вспомогательных служб и подразделений эскадры право голоса не имели, Тимошин остался на хозяйстве в Поццало, и на совете присутствовали только те, кто мог сказать свое веское слово: Скоков, Игнач, Лида, Крепыш, Кум и Джузеппе Патти.
Оглядев сотоварищей, я сказал:
— Итак, наша первоочередная цель оказалась недоступной. Мы не знаем, по какой причине на ВМБ города Кальяри настолько высокий радиационный фон и не понимаем, что излучает радиацию. Возможно, это реактор одного из военных кораблей, а может быть ядерный боеприпас, или одна из АЭС на самом острове. Сейчас это не важно, мы с вами не ликвидаторы Чернобыля и Фукусимы, а живущие от добычи приватиры Кубанской Конфедерации, так что если смотреть по факту, то на Сардинии нам делать нечего. На берегах Италии и на Корсике тоже, поскольку я посмотрел по лоциям информацию о местных ветрах и получается, что остров постоянно продувается воздушными потоками из Северной Африки и все осадки летят на север. Как бы там ни было, а пользоваться зараженными радиацией вещами мы не сможем и нашему походу нужна новая цель. Жду ваших предложений товарищи офицеры. У кого имеются дельные мысли?
Первым отозвался Джузеппе Патти, молодой и крепкий парень двадцати трех лет, с еле заметным косым шрамом на шее. Он с прищуром посмотрел на меня и повторил идею своего деда:
— Поход на Палермо. Нас там по-прежнему ждут. Мы высадимся, захватим порт и заберем все богатства этого города.
— Три баркаса, два морских буксира и одну самоходную баржу? — усмехнулась на его слова Лида. — Для нас это слишком ничтожная добыча.
Патти хотел вспылить, видимо, не привык к тому, что женщина имеет право голоса, но только сжал кулаки, сдержался и привел серьезный довод:
— В Палермо и помимо кораблей много добра. Есть золото, драгоценности и вооружение. Гарантирую, что в накладе вы не останетесь.
— Какие еще будут предложения? — выслушав сицилийца, снова спросил я.
— Давайте на Тулон сходим или на Балеарские острова, — предложил Скоков. — С пустыми руками возвращаться не хочется, а в Палермо можем и на обратном пути заглянуть.
Больше предложений не было, и я высказал свою точку зрения:
— Считаю, что надо пройти вдоль берегов Северной Африки: Мерс-эль-Кибир, Алжир, Бон, Бужи, Бизерта и Тунис. Места там глухие, поисковые эскадры Альянса в тех краях пока не бывали, а мы пройдемся и посмотрим, что там и как. Если ничем не разживемся, тогда на обратном пути атакуем Палермо и прочешем окрестности порта Трапани. Коль удача будет с нами, то всем хорошо станется, и нам, и воинам провинции Рагуза. Голосуем.
Мое предложение устроило всех, и даже молодой Патти с ним согласился. Эскадра продолжила свой путь, повернула на юго-запад, и к полудню следующего дня вышла к побережью Северной Африки.
Первых местных жителей мы встретили еще в море. До порта Алжир оставалось около пятнадцати миль, когда раздался громкий возглас впередсмотрящего:
— Слева двадцать, вижу парус! Дистанция от четырех до пяти миль!
Скоков бросает быстрый взгляд на экран радара, убеждается в том, что он чист и смотрит в бинокль:
— Видимо, деревянное суденышко, — говорю я ему.
— Скорее всего, — соглашается он, — хотя пластик тоже возможен. Как поступим?
— Берем этих мореплавателей в плен. Действуем без грубости и жестокости, узнаем, что творится на берегу и, уже отталкиваясь от этого, будем думать о наших дальнейших движениях. Ты согласен?
— Да.
— Тогда, руководи перехватом.
Фрегат двинулся за парусником и спустя всего десять минут, остановился и навис над деревянным плавсредством своим серым стальным бортом. Судно алжирцев оказалось обычной рыболовецкой шхуной, метров сорок пять в длину и десять по ширине, один косой парус, восемь человек экипажа, кормовая лебедка и сеть. Рыбаки, смуглые мужчины в чалмах и утепленных куртках, боязливо смотрели наверх, удрать не пытались, сигналов никаких не подавали, излишне не суетились и терпеливо ожидали решения своей судьбы.
Спустившись на палубу, я оперся на леера, и наши доморощенные переводчики приступили к установлению первого контакта. Для начала английский язык. Рыбаки его не понимают. Турецкий. Тоже нет. Итальянский. Полное неприятие. Вслушиваемся в их речь. Половина говорит на французском языке, который никто из нас не знает. Другая половина на каком-то восточном наречении. В их словах есть что-то знакомое, ранее уже где-то слышанное, но все равно непонятное.
— Командир, — ко мне подходит один из трабзонских наемников, воин доктора Талата, — я знаю этот язык. Они по-арабски говорят, только диалект тяжелый, и от того, который я учил, он сильно отличается.
— Ну, общаться-то с ними можешь?
— Что рыбаки говорят, все разберу, да и они меня должны понимать.
— Отлично. До тех пор, пока мы не покинем этих мест, назначаешься на должность переводчика с полуторным окладом.
— Есть! — козырнул наемник.
Посмотрев вниз, я спросил рыбаков:
— Кто из вас старший?
— Я, — ответил один из них и взмахнул ладонью.
— Поднимайся наверх.
Матросы палубной команды закрепили шторм-трап, рыбацкая шхуна или как она здесь называлась фелюга, подошла вплотную к борту и назвавшийся старшим алжирец сноровисто вскарабкался на борт «Ветрогона». Вскоре он оказался передо мной, и самое первое впечатление о жителе местных берегов было противоречивым. С виду, совершенно обычный человек слегка за тридцать, среднего роста, черноволосый, несколько крючковатый нос, внимательный взгляд и морщинистые руки трудяги. Вроде бы ничего необычного, с подобными людьми я и ранее общался. Однако было одно «но», от араба шел настолько необычный и терпкий мускусный запах, что вынести его с непривычки было тяжеловато. Густой и тяжелый аромат из смеси пота, незнакомых мне специй и сырой козлиной шерсти. Примерно таким был этот запах и подобного ему я до сих пор нигде не встречал. Впрочем, это только личные впечатления, и пообщаться с рыбаком они мне не помешали.
— Кто вы? — оглядев стоящих на палубе моряков и десантников, спросил алжирец.
— Здесь вопросы задаю я. Ты понял?
— Да-да, — закивал алжирец.
Дальше между нами состоялся двухчасовой разговор, во время которого выяснилось, что старшего рыбака зовут Али Нумани, и он ловит рыбу не абы для кого, а для самого султана Фархада Абуталеба, который является властителем пустыни Сахара, городов Бискра, Константина, Джельфа, Бужи и Алжир. Из рассказа рыбака я узнал, что этот султан является потомком берберов, которые в Черное Трехлетие сохранили численный состав своего народа и спасли свои жизни в бескрайних песках Сахары и горах Атлас. Лет двадцать пять назад жители пустыни из племен кабилов и туарегов объединились, вышли к побережью, покорили всех немногочисленных арабов, которые уцелели в государстве Алжир, и теперь пытаются построить свою маленькую империю.
Пока у берберов это получается неплохо: города расчищаются от развалин, восстаний против их власти нет, а между племенами царит мир. Так, никуда не торопясь и понимая, что время работает на них, они расширяют свою территорию, и восстанавливают технический потенциал. Походов за море коренные жители Северной Африки еще не предпринимали, но сухопутную моторизованную разведку в сторону Марокко и Туниса, ведут постоянно. Благо, техника в пустыне сохраняется неплохо, черного золота у них хватает, а переработка сырой нефти в бензин и дизельное топливо отлажена очень хорошо.
Выводы из разговора с арабом я сделал следующие. Во-первых, нападать на Алжир не следует, у местных жителей нет серьезного флота, но есть неплохая армия, броневики, пушки и минометы. Во вторых, у берберов имеется нефть, сохранился кое-какой технический потенциал, и они стремятся приподняться на более высокую технологическую ступень, чем та, на которой они находятся сейчас. Значит, с ними можно торговать. В третьих, если с ними наладить добрые отношения, то есть возможность в их лице обрести реального союзника, который может помочь нам в борьбе с Альянсом. Разумеется, если султан Фархад Абуталеб не дурак, и поймет всю опасность от сил Игнасио Каннингема и его адмиралов. По словам рыбака, султан мужик башковитый и продуманный, так что мы должны с ним договориться.
Быстро прикинув местные расклады, я приказал отпустить рыбаков. Через Али Нумани передал султану мое почтение, и известил его о том, что завтра «Ветрогон» войдет в порт Алжир. Мы идем с миром и желаем провести дружественные переговоры с властителем Фархадом. Перспективы сотрудничества казались мне настолько заманчивыми, что я решил рискнуть, первым сойти на берег и лично пообщаться с местной властью. Как ни подумай, а арабы наши корабли рассмотрели хорошо, и если подробно расскажут обо всем, что они видели, то берберы должны осознать нашу мощь. Значит, сразу стрелять не станут.
Вечер и ночь мы дрейфовали вдоль темных и пустынных берегов Северной Африки, а утром, заурчали движки, вспенилась под винтами вода, а на мачтах и флагштоках взвились флаги Кубанской Конфедерации. Два часа хода и эскадра делится. Десантные транспорты остаются на рейде и занимают наиболее удобную якорную стоянку, а фрегат сбавляет ход до среднего и, в сопровождении трех вооруженных деревянных шхун водоизмещение под семьсот тонн каждая, входит в порт. Скоков оглядывает местную инфраструктуру, почти все причалы порушены временем и морской волной, но пара центральных пирсов, подходит под нашу швартовку, и именно к ним он направляет «Ветрогона».
Корабль подошел к стенке на расстояние в полсотни метров и развернулся к ней правым бортом. Сразу же появились местные швартовые команды. Полетели первые выброски, легости ударили в бетон, портовые рабочие сноровисто подхватили их и в ручную потянули наши швартовые концы на крепкие кнехты. Проходит всего пятнадцать минут, с борта фрегата опускается трап, и к нам навстречу спешат представители местной власти, два солидных пожилых мужичка в белых бурнусах. Все мирно и несколько обыденно, но то, что в окрестных домах мелькает оптика, а на крышах близлежащих зданий видны плохо замаскированные минометы и станковые пулеметы, мы замечаем.
На берег, помимо переводчика, вместе со мной отправляется только Крепыш, у него лицо представительное, он спокойный как танк, а на востоке сдержанность всегда в цене. Все остальные командиры остаются на борту: Лида — женщина, Скоков — капитан корабля, Кум на связи, Игнач обеспечивает артиллерию, а Патти прикомандированный балласт, и еще в море был отправлен на 49-й БДК к своим воинам.
Первая встреча происходит сухо и по-деловому. Мы сошли на причал, советники султана, два суровых аксакала, встретили нас легкими поклонами и усадили в большую расписную коляску на конной тяге, которая в сопровождении двух десятков всадников на чистокровных арабских скакунах, неспешно проследовала к находившейся за городом резиденции султана. Пока ехали по центральным улицам, нам показали силу и мощь местной власти. Это уж как в любом нормальном обществе водится, встречающая сторона демонстрирует свои достижения и прячет недостатки. Впрочем, надо признать, посмотреть было на что.
Город Алжир покрыт руинами, и это ситуация понятная, людей нет, следить за постройками некому, отсюда и ветхость строений. Однако где-то развалины остаются, как есть и, на мой взгляд, это признак слабости местной власти, а здесь мы видели новостройки и реставрацию мечетей, и одно это уже говорит о многом. Раз власть находит в себе силы строить что-то новое, это признак того, что она готова двигаться вперед.
Едем дальше. По улицам ходят люди, не сказать, что много, но несколько тысяч гражданских мимо нас прошло. Вид у горожан спокойный и достаточно уверенный, хотя на конных берберов, многие смотрели с опаской, а пару взглядов, иначе как враждебными, не назовешь. Это султану тоже в плюс, полиции не видно, нищих нет, а что арабы косятся, так это нормально.
Пока мы ехали, все время ожидали, когда же нам продемонстрируют мощь местных вооруженных сил, и это случилось через полчаса после того, как мы выехали с территории порта. На одном из самых обычных перекрестков коляска резко остановилась, всадники замерли, советники, сидящие в седлах по обе стороны от нашего передвижного средства, переглянулись, и перед нами прошла большая моторизованная колонна. Вроде как случайно.
Впереди три разведывательных джипа с пулеметами на турелях, за ними полтора десятка БТРов, как наших, советских образцов, так и несколько натовских. Следом около сорока грузовиков с пехотой, снова джипы, за ними мотоциклы, в конце десять танков Т-72 и, как апофеоз, четыре РСЗО БМ-24. Не хватало только тяжелой артиллерии, но и то, что мы увидели, по мнению местных постановщиков парадов должно было нас впечатлить.
Конечно, мы с Крепышом такую военную мощь давненько не наблюдали, могли бы и удивиться, но понимали, что перед нами устраивают показуху, и потому держали марку, были спокойны и невозмутимы, а пару раз даже позволили себе легкую пренебрежительную улыбку. Понятно же, что ракеты на БМ-24 не рабочие, срок годности истек еще лет двадцать назад, и теперь на направляющих только пустые корпуса. Ясно, что Т-72 убиты в хлам, мы видели, с каким трудом они мимо нас прошли и слышали, как за углом заглохло сразу несколько моторов.
Ну, улыбки улыбками, мол, для нас алжирская техника всего лишь древние раритеты. Однако то, как бодро держались местные аскеры, одетые в однообразную светло-оливковую униформу, мы оценили, да и ухоженность оружия подметили сразу. Не знаю, какими бойцами были местные арабы, но то, что с берберами драться не стоит, это точно. Прямым ударом в лоб их не взять, слишком большие потери будут, так что мир и торговля, именно такие приоритеты станут основными во время моих переговоров с султаном.
Так, за просмотром окрестных достопримечательностей, сразу после «случайного» парада, мы выехали за пределы города. Коляска и конвой быстро промчались по окраинным развалинам, и вскоре очутились перед древним дворцом, которому было около тысячи лет, как минимум. Мощное и монументальное здание, высокие серые стены, округлые башни и пара минаретов. Как полагается, вокруг фруктовый сад, несколько фонтанов и выложенные ровными плитами дороги. Красиво и внушает уважение.
Нами ожидалось, что таких бравых и важных парней как мы, незамедлительно проведут к самому султану, но советники испарились, а к нам подошел старый дедушка, божий одуван, в богато расшитом халате. Этот человек, оказавшийся местным дворецким, провел нас по всему первому этажу, рассказал историю древней твердыни грозных средиземноморских пиратов Барбароссы, в которой мы находились и, судя по всему, попросту тянул время. Видимо, господин Фархад Абуталеб совещался со своими близкими товарищами, просчитывал наши реакции во время поездки по городу и решал, как с нами лучше общаться.
Время шло, экскурсовод, то есть дворецкий, болтал без остановки, и так продолжалось до тех пор, пока ему не скомандовали отбой. После этого мы вышли в сад. В его центре был раскинут большой и просторный бедуинский шатер и, как оказалось, именно в нем проживал султан Алжира.
Время полдень. Мы внутри шатра и сверху падает мягкий солнечный свет. По центру сидит поджарый пожилой мужчина с сильным и проницательным взглядом. Справа и слева его советники, те самые, которые встречали нас на причале. Вдоль полотняных стен шесть телохранителей, огнестрельного оружия на них не видно, но при каждом кривая сабля и пара кинжалов за кушаком. Если бы еще, и мы без пистолетов в кобурах были, то можно было представить, что действие происходит в далеком средневековье. Ха, забавно.
Фархад молча указывает правой рукой на подушки перед собой, мы присаживаемся напротив султана и его близких людей, а переводчик занимает позицию чуть в стороне и готов донести нам с Крепышом каждое слово местной власти.
Я хочу произнести приветствие, и с этого начать разговор, но неожиданно, султан начинает первым, улыбается и на почти чистом русском языке говорит:
— Здравствуйте, товарищи.