— Бойцы, — выкрикнул идущий по обочине дороги Черепанов, — пьянство зло!

— Пьянство зло! — поддерживаем мы нашего командира роты и топаем по пыльной грунтовке дальше.

Было дело, неделю назад в Новороссийске отдыхали, законная увольнительная случилась, однако. Отдохнули по полной программе, пляж, девушки в бикини, виноградное вино, холодное пиво и раки. Все как полагается летом на море. Будет, что вспомнить в старости, но перебрали, что было, то было, и молодое коварное винцо из Абрау-Дюрсо сделало свое дело. Кому-то пришла в голову шикарная мысль, что неплохо бы было покатать девушек по морю. Есть мысль, есть молодые крепкие мужики, есть запасы спиртного, а значит, пошла потеха. Что интересно, и лодка, в конце концов, нашлась. Так сложилось, что мы угнали рыбачий баркас генерала Крапивина, того самого, который руководил походом в Донское Царство, а сейчас командовал Приморским Военным Округом.

Покатались красиво, выжимали из древнего суденышка, которое генерал просто обожал, все, что только возможно и, в итоге, при швартовке к причалу, проломили ему борт и баркас утоп. У нас никто не пострадал, и даже девчонки, ради которых все это и затевалось, не получили ни одного ушиба. Все остались довольны, кроме генерала Крапивина, разумеется, который лишился своей любимой игрушки.

Утром, во время построения на подъем флага, комбат, которому в штабе округа полночи мотали нервы, злой и не выспавшийся, очень подробно объяснил всему личному составу нашей роты, кто мы такие есть по жизни. Ораторствовал он с полчаса, а закончил свою эмоциональную речь следующим:

— Что, расслабились? Волю почуяли? А хрен вы угадали! Черепанов!

— Я! — отозвался наш ротный.

— Марш-бросок в полной выкладке через горы к Крымску, а затем обратно. Через неделю жду вас обратно. Продовольствие не брать! Выполнять!

Прошли отпущенные комбатом десять минут, и все четыре группы нашей второй роты уже шагали по горным тропам на север. Бег и шаг, шаг и бег, добыча пропитания, и отметка в контрольных точках, координаты которых нам сбрасывали по рации. Так пролетела неделя и вот, злые, уставшие и голодные, мы возвращались обратно.

— Пьянство зло! — вновь раздался голос капитана.

— Зло-о-о! — уже в десятысячный раз за семь дней согласились мы, и рота вошла в лагерь батальона.

Мы выстроились перед флагом, и из здания пансионата появился комбат. Он неспешно прошелся вдоль строя, оглядел нас, ухмыльнулся и спросил:

— Что, бойцы, урок усвоили?

— Так точно! — дружно ответили мы ему.

— Буду надеяться, что так оно и есть. Вольно! Разойдись!

Вскинув на плечи рюкзак, направился в палатку, но снова прозвучал голос Еременко:

— Череп, Мечник, Исмаил, на месте.

Рюкзак вновь упал на камни плаца, рота ушла на помывку и обед, и остались только четверо, командир роты, Еременко, и мы с Исмаилом. Комбат подошел вплотную, огляделся, нет ли кого рядом, и сказал:

— Дело есть, и послать могу только вас, остальные все в разгоне.

— Что за дело? — вопрос задал Черепанов.

— В Гвардейское надо смотаться, у Филина проблемы.

— Когда ехать?

— Сегодня караван торговый из Новороссийска на столицу идет, надо с ним. На все про все, вам три часа.

— А что у Филина?

— Да, там какой-то рэкет объявился, мзду с него требуют. Он было, в администрацию районную сунулся, но там ни «да», ни «нет», мутные люди. Видимо, хотят посмотреть, кто за ним стоит и сможет ли он свое добро защитить. Можно было бы и в столицу обратиться, но это чревато, конфликт у него с местными жителями, а в сельской местности никогда не знаешь, кто и чей родственник, и кто тебе за своего кума «красного петуха» подпустит. Подробностей не знаю, сами понимаете, что в радиоэфире особо не покалякаешь на темы щекотливые.

— Так ведь там, вроде как, все жители из гвардейцев бывших или потомки их? — удивился я.

— Это в Гвардейском, а здесь конфликт не поселения касается, а Филина лично и завода, который на него записан и где мы акционеры. В общем, поезжайте, узнайте в чем дело и, по возможности, разберитесь. Не хотелось бы в это дело впутывать посторонних, и тем более, столичные власти или СБ, а то начнут глубоко копать, вопросы задавать, и спросят, откуда у сержанта гвардии такая куча золотых «конфов», на которые он завод ставит, оборудование закупает и специалистов нанимает.

Собраться нам недолго, переоделись в гражданку, с собой рюкзаки, в этом странности нет, денежки, личное оружие и армейскую рацию. До Новороссийска нас довез командирский «уазик» и к отбытию торгового каравана, везущего в столицу соленую рыбу в бочках, вино и пиво, мы успели вовремя. С местами проблем не возникло, они были забронированы заранее, и через сутки наш маленький карательный отряд уже был в Краснодаре. От столицы до Гвардейского недалеко, час езды. Наняли машину, и к вечеру были в гостях у нашего боевого товарища.

Егор Черносвит, вольный предприниматель, отличался от сержанта Филина очень сильно. Вроде бы, и года еще не прошло, как видел его в последний раз, но перемены заметны сразу. Сержант, был крепкий парень плотного телосложения, резкий в жизни, и не менее резкий в движениях, а предприниматель, который нас встречал во дворе своего добротного каменного дома, солидный и сдержанный мужчина в дорогой шелковой рубахе, мало, чем на него походил. Только глаза остались прежними, чуть с прищуром, умные и внимательные, раскладывающие каждого человека на составляющие.

Прошли в дом и молодая жена нашего товарища, красивая стройная девушка в нарядном цветастом платье, быстренько накрыла нам на стол и удалилась в гости к своим родителям. Порядок здесь такой, оказывается, мужчины говорят, женщин рядом быть не должно. Надо сказать, задумка правильная, и мужикам спокойней, и в случае буйства какого, слабый пол под удар не попадает, а то всякое случается, ибо народ здесь живет, как правило, весьма суровый.

Остограмившись домашней наливкой, закусили колбаской местного производства, и перешли к делу.

Разговор начал Черепанов:

— Докладывай, сержант, что за проблемы?

Крякнув, Филин порылся в сундучке, что стоял под столом, и положил перед капитаном лист бумаги, исчерканный линиями, кружками и надписями рядом с ними. Он стал водить по линиям пальцем и объяснять нам местные расклады:

— Ситуация здесь путаная, и даже я, хоть и местный житель, а не сразу разобрался, что и как. Смотрите, — он показал на кружок вверху и надпись рядом, — главный здесь человек, потомственный глава районной администрации Зайцев. Он здесь полновластный хозяин и имеет все, что только пожелает. Под ним весь район и кроме официальных налогов, есть другой, идущий ему лично в карман. Живет в станице Динской, при нем три сына и два зятя. Это шесть стволов, к этому же управа Народной Стражи рядом. В районе пять крупных поселений и в каждом около двух тысяч человек. В поселках у него управляющие поставлены, и каждый, ему или сват, или брат, или кум, или еще кто-то. Кроме них еще около сорока хуторов, сколько точно, никто не знает, но это еще как минимум пятнадцать тысяч жителей. Раньше он в Гвардейское не совался, а тут, деньгами хорошими запахло, вот и решил рискнуть.

— Так, а чего сразу про местные дела комбату не доложил?

— Докладывал, когда еще все только планировалось, но я тогда знал не все. Опять же, поначалу, отношения были хорошими, и эти самые Зайцевы, мне даже помогали. Со строительством заводских корпусов проблем не было, стройматериалами обеспечили, и денег за них лишних не брали. Транспорт дали и электричество из города подвели, за наши деньги, разумеется, но все в пределах разумного. Проблемы совсем недавно начались, когда на завод уже оборудование привезли и установили. Дело осталось за малым, начать работу и, вот здесь, появились бычары из леса, бандосы местные, десятка три рыл. Потребовали отстегивать им процент, а не то, спалят наш заводик и как не было его никогда. Сунулся к Зайцеву, и все на свои места встало.

— Он прямо заявил, что это его люди?

— Нет, намеками, но настолько прозрачными, что и тугодум любой бы все понял. Обращаться выше смысла нет, официально, перед законом глава района чист и прозрачен, и даже если банду перебить, проблема не исчезнет, а только усугубится. У нас ведь как, живешь себе тихо, а потом раз, и спалили тебя вместе со всей твоей семьей.

— В общем, сколько у него стволов, у феодала этого местного?

— Под полсотни активных бойцов наберется, в том числе и Народная Стража, десять человек. Они хоть и относятся к МВД, но слушают больше Зайцева, чем свое начальство в столице.

— Понятно, — вздохнул Черепанов, — до бога высоко, а до царя далеко. Вроде и столица рядом, а и тут порядка нет. Какие-то слабости у районного главы есть?

— Как и у всех, — пожал плечами Филин, — семья, дети, внуки. Он со своих близких, чуть ли не пылинки сдувает, и сказать могу одно, примерный семьянин. В остальном же, сволочь редкостная и ничем особо не дорожит.

— Сколько они тебе времени на раздумье дали?

— Пять дней, четыре уже прошли. Остались одни сутки и послезавтра надо бандосов снова в гости ждать.

— Что думаешь, если с Зайцевым сразу переговорить, поймет, что мы люди серьезные и не надо нас тревожить?

— Нет, доказательства нужны, и ему плевать, кто мы такие, гвардия или территориалы, местные жители это не очень хорошо понимают.

Черепанов посмотрел на лист бумаги, подумал, и решил:

— Будем их давить. Нас всего трое, но если все сделать быстро и тихо, то мы опередим их. Для начала разбираемся с быками, затем разговор с Зайцевым, и если он по-хорошему не поймет, то убеждаем его по-плохому. Филин, где его быки кучкуются?

— Наше поселение на месте Красносельского стоит, между нами и Динской федеральная трасса, — пояснил Филин, — и хутор, на котором быки Зайцева сидят, как раз между нами, на реке Кочетъ. Вы его могли видеть, когда к нам ехали.

— Есть такое место, справа от дороги возле реки какие-то постройки видел, — медленно кивнув головой, сказал Ибрагим.

— Вот, оно самое есть.

— Сколько их там? — Черепанов продолжал задавать вопросы.

— Постоянно, человек пятнадцать, они ведь не профессиональная армия, а вроде как холопы Зайцева и его семьи. Днем могут в поле или на реке работать, а в ночь, на большую дорогу за добычей выходить.

— Если с ними что-то случится, их искать будут?

— Нет, все они одиночки, а кое-кто и в розыске, за воровство и бандитизм. Они потому и держатся Зайцева, что им податься некогда.

— Проводник нужен, у тебя есть верный человек?

— И не один, — усмехнулся мой бывший комод, — все же я местный, и если надо, человек десять смогу поднять.

— Десять не надо, а нужен один, чтоб не болтливый, местность знал хорошо и соображал быстро.

— Будет проводник.

Той же ночью, уже после полуночи мы сидели на опушке густой березовой рощи, и перед нами был хуторок, где мы должны были показательно уничтожить полтора десятка человек. Рядом с нами еле слышно зашуршала трава, и появился Ильюшка, младший брат Филина, крепкий тринадцатилетний паренек, который знал все окрестности как свои пять пальцев, и на этом хуторе как-то рыбу воровал.

— Все спят, — прошептал он и махнул рукой в сторону хутора, — вон в том длинном домике, где лампа светит.

— Охрана?

— Нет, они здесь хозяева, а залетных банд у нас не бывает, столица недалеко.

— Дальше сами, — прошептал ему наш капитан, — возвращайся домой.

— Понял, — видимо, что такое дисциплина паренек знал, и спорить не стал. Вновь зашуршала трава, и он исчез.

Капитан посмотрел на луну, еле выглядывающую из-за туч, встал, и кивнул на хутор:

— Пошли.

Бояться нам было нечего, только что собак, может быть, но они все на цепи. Плана тоже не составляли, и действовать решили просто. Войти на территорию хутора, где все его обитатели, тринадцать крепких мужиков, самой разбойной наружности, скопились в одном строении, и всех перестрелять. Дать знать, местному корольку, что и на его местную крутость, может найтись управа.

На территорию хутора зашли с подветренной стороны, перебрались через плетень, и собаки почуяли нас только тогда, когда до спального барака оставалось метров пятьдесят. Три злых и лохматых волкодава, сразу же подняли лай, но было поздно, мы заскочили на крыльцо, и я прихватил масляную самодельную лампаду, сделанную из глины и оставленную в прихожке. Наверное, лампада оставалась для тех, кто ночами любит по отхожим местам шляться.

— А ну, заткнитесь, твари! — в узком окошке мелькнула тень человека, разбуженного собачьим лаем.

Бух! — Черепанов с ноги открывает массивную дверь в помещение, где спят разбойнички, а я, из-за его плеча кидаю лампаду на проход между нарами. Глина трескается, масло разливается и тут же от фитиля вспыхивает.

Что!? Где!? — кричат люди, только миг назад мирно посапывающие в обе дырочки. — Атас! Горим! — добавляются голоса тех, на кого масло попало.

Капитан и Исмаил расходятся влево и вправо от двери, и начинают стрелять в ошалевших и не понимающих, что же происходит людей, а я становлюсь на колено, верный ТТ уже в руке, и одного за другим, сшибаю троих бандосов.

— Контроль? — спрашивает капитана Исмаил-ага, прикрываясь от разгорающегося пламени ладонью.

— Отход, огонь все сожрет, — отвечает Черепанов, и мы покидаем барак.

Однако сразу не уходим и еще какое-то время, стоим в тени густой и высокой яблони, растущей неподалеку. Проходит минут пять и кажется, что все здание уже в огне, и все кто находится в нем погибли, но это не так. Раздался треск выламываемой доски, и появилась залитая кровью голова одного из разбойников, который выставил перед собой ствол обреза, и пытался выкарабкаться туда, где его огонь не достанет. Он не видит нас, лезет наружу, и Исмаил-ага, с пятидесяти метров, все же стрелок он хороший, делает из своего «стечкина» только один выстрел и голова бандита вновь исчезает в горящем бараке. Больше на территории не было никого, два склада под речную рыбу, которую тут же и разводили, еще один полупустой, с каким-то тряпьем полусгнившим, а более, ничего ценного.

Большую часть дня отдыхали у Филина дома, отоспались, пообедали, и на машине, которую наш товарищ прикупил для заводских нужд, вместе с самим хозяином этого странного транспортного средства, помеси «уаза» и «хаммера», отправились в Динскую. Путь недалек, менее чем через час были на месте и сразу же подъехали к дому местного главы района Семена Корнеевича Зайцева. Надо сказать, что жил местный царек очень даже неплохо и, думается мне, что многие небедные люди, живущие до прихода Черного Трехлетия в России, ему бы позавидовали. Дом Зайцева был обнесен мощной стеной из красного кирпича в два слоя, ворота железные и кованные, с узорами красивыми, а сам дом, пятиэтажный особняк под старину. Вот так вот, в большинстве земель нашего государства сплошная разруха, до сих пор кое-где голод случается, а тут, нате вам, живет человек как в старые добрые времена и в ус свой не дует. Красота.

Нас провели в кабинет хозяина, и первое слово, которое приходило на ум, при виде рабочего места местного начальства, было слово «роскошь». Все в этом месте, на что только ни посмотри, не говорило, а кричало о том, что здесь обитает очень успешный человек, с дурным вкусом, конечно, но богатый. Впрочем, не думаю, что кто-то мог посмеяться над Зайцевым-старшим. По крайней мере, в Динском районе такие граждане вряд ли бы нашлись. Опять же, где в наше время найти таких людей, которые вкус имеют и понимают, что громадный лакированный стол, новенькие дорогие ковры из бывшей Турции, хрустальная люстра, позолоченные обои и неработающий компьютер, сочетаются плохо. Таких людей сейчас очень немного.

Встречал нас сам хозяин, пожилой болезненно-бледный мужик лет около пятидесяти в шелковом халате, сидящий за столом в резном кресле. Рядом с ним стояли его сыновья и зятья, которые были самыми натуральными антиподами. Сыновья, вылитые папаша, бледные и болезненные, одеты в какие-то бархатные костюмчики, чем-то похожие на сюртуки, как на картинках про эпоху Александра Второго, и зятья, здоровенные бугаи в синтетических майках-борцовках, и плечами исколотыми криминальными татуировками. Блин, не дом главы района, а какая-то бандитская хавира.

— Ты чего, Черносвит, по-хорошему не понимаешь? — сходу начал кричать Зайцев-старший, у которого, не смотря на его доходной вид был очень сильный голос. — Да, тебе теперь не жить, и никто тебе не поможет.

От нашей компании разговор повел капитан, который сделал один длинный шаг вперед, оказался перед столом, и ударил раскрытой ладонью по голове главы района, при крике сильно подавшегося вперед. Голова Семена Корнеевича с треском ударилась об лакированную поверхность стола, и на некоторое время от всего происходящего отключилась, а мы втроем, Исмаил, и мы с Филином, бросились на его родственников, которые уже схватились за оружие. Уработали мы их быстро, вязать не стали, а только отобрали стволы, между прочим, какие-то понтовитые иностранные модели под натовские калибры, что для наших краев очень большая редкость.

Черепанов открыл стоящую в баре бутылку вина, воды нигде поблизости не оказалось, и окропил голову местного начальства красненьким полусухим. Семен Корнеевич закашлялся, захлопал глазками и пришел в себя.

— Прочухался? — спросил его капитан.

— Ты кто? — Семен Корнеевич, видимо не осознал еще своего положения и вновь попытался взять нас на крик, за что сразу же получил удар в ухо.

— Не надо кричать, — Черепанов присел напротив, — а то разговора не получится, и придется вас убить.

— А не боитесь? — голос Зайцева стал спокойным и только по бегающим глазкам, можно было понять, что он сильно волнуется. Особенно часто, его обеспокоенный взгляд останавливался на сыновьях, лежащих в углу без сознания.

— Нет, не боимся.

— Чего вы хотите?

— Первое, ты оставляешь в покое Гвардейское и ни при каких обстоятельствах не вмешиваешься в то, что там происходит. Второе, за наезд на нашего товарища, — капитан кивнул на Филина, — ты нам торчишь пятихатку золотом. Третье, еще раз ты перейдешь нам дорогу, и вся твоя семья, без разницы, кто, что и как, отправится на кладбище. Ну, и четвертое, не вздумай жаловаться.

— Да, кто вы такие? Госбезопасность? Администрация президента? Кто?

— Мы гвардия. Итак, ты принимаешь наши условия?

— Да пошли вы, солдафоны поганые. Хер я на вас ложил, и ничего вы мне не сделаете, я здесь власть. Так всегда здесь было, и так всегда будет.

— Мечник, — кивок в сторону пленников.

Нормально, приказ есть. Я подошел к одному из сыновей Зайцева и ударом ноги, обутой в тяжелый армейский ботинок, сломал ему кадык. Парень захрипел и обмяк.

Семен Корнеевич выпучил глаза, а наш капитан спросил:

— Ты принимаешь наши условия или второго твоего сынулю прибить?

— П-п-ри-нимаю, — выдохнул морально и психологически сломленный Семен Корнеевич.

— Хорошо, так тому и быть. Чисто по доброте душевной, я тебе поверю. Деньги привезешь лично, и время тебе до завтрашнего утра. Попробуешь нам навредить, мы вернемся, и исполним свое обещание.

Дом мы покинули беспрепятственно, забрали свое оружие у охранников, все так же спокойно шагающих по двору, и укатили обратно в Гвардейское. Честно сказать, логики своего командира я не понимал, и в первую очередь, почему мы оставили Зайцева-старшего жить. Все можно было сделать гораздо проще, перебить всех, кто мог бы придти по душу Филина, да и всех делов.

Однако, как показали дальнейшие события, Черепанов все рассчитал правильно. Поутру, получив свои пятьсот монет, мы отправились обратно в расположение батальона, а на наш заводик и жизнь Филина никто более не покушался. Никаких претензий за смерть одного из сыновей Зайцева-старшего не было. Тишина и покой. А когда через год, совершенно случайно, я услышал по радио сообщение, что глава Динского района Семен Корнеевич Зайцев в рамках операции по борьбе с бандитизмом был расстрелян, а его семья депортирована обживать дикие пустоши, то успокоился окончательно и про эту историю, вспоминал нечасто.