Зима в этом году выдалась на удивление мягкой и совсем не снежной, по крайней мере, в горах Северного Кавказа, она была именно такой. Впрочем, мягкой она была для нас, а для войск Халифата непривычно жесткой, так как к нашему климату южане приспособлены были плохо. Для нас температура в -12 градусов по Цельсию, вполне так ничего себе, а для них, ай-вэй, ухи мерзнуть и попа к камням примерзает. Опять же, снаряжение и одежда у халифатцев плохие, а про питание и говорить нечего, с ним у захватчиков очень туго.

После занятия столицы Горского Содружества Третья Северная Группа Войск остановилась на месте, и только две другие вражеские группировки, еще некоторое время пытались наступать, но вскоре, и они окопались в занятых населенных пунктах и стали ждать весны. По-другому поступил Кара, который сильно разругался с командирами Халифата. Наемник, поняв, что с южанами серьезных дел не сделаешь и что вояки они никудышные, вернулся на побережье, восполнил свои потери за счет подкреплений из Трабзона, и стал готовиться к наступлению на Туапсе. Таким было положение Южных фронтов на начало и конец зимы.

В других местах, где воевали войска Конфедерации, все обстояло намного лучше, чем у нас. В Крыму, как говорили по радио, караимам в очередной раз вломили по первое число, а на Дону, как только там появилась наша родная Четвертая гвардейская бригада, война моментально окончилась. Царь Иван сразу же замирился с Симаковым и, даже, был такой слушок, просил принять его вместе со всем своим царством в Конфедерацию. Хм, лично я, думаю, что это всего лишь пропагандистская утка, направленная на граждан, все еще населявших Донское Царство.

Теперь, что касаемо нас. В Нарткале, в которую мы добрались через сутки после ухода из Нальчика, остатки нашего батальона не задержались, и нас перебросили на пополнение и отдых в поселок Майский. Три месяца пролетели быстро, на линии фронта все замерло, и нас не дергали. Прибывали обозы из Конфедерации, и с ними батальон получал новых бойцов, подготовленных Черепановым и Еременко-четвертым в бригадном лагере под станицей Павловской. К началу февраля у нас уже было сто семьдесят бойцов и, в большинстве своем, все они были ребята опытные и хваткие. Та хрень, которая творилась в Нальчике, не то чтоб совсем забылась, но отступила на второй план, воины отъелись, отдохнули, настроение у нас было бодрое, и батальон был готов вновь принимать участие в боевых операциях.

И тут, как гадалка подгадала, нашлось дело по нашей специфике. СБ получило информацию, что на реке Черек в районе моста возле аула Нижний Черек, остановился лагерем сам главнокомандующий всеми силами «Басидж» Мохаммед Палави. Что он там делает, наша госбезопасность не знала, но то, что при нем всего только триста солдат, было известно точно. Пленить такую фигуру как Палави, это идея очень заманчивая, а для нашего комкора Геннадия Симакова еще и для престижа необходимая. Нашему комбату дали задачу, он, в свою очередь, озадачил всех нас, и уже через трое суток, пройдя лесами и горами сквозь боевые порядки войск Халифата в районе Кахума, мы вышли к вражескому лагерю, который расположился на берегу Черека.

За базой халифатцев, находящейся на правом берегу реки, мы наблюдали двое суток, и выяснили, что каждый день Мохаммед Палави на чистокровном арабском скакуне, и в сопровождении конной охраны, отправляется по дороге в Озрек, а в семи километрах от Старого Черека, останавливается на бывшей лесной пасеке. Что он там делает, вот первый вопрос, которым заинтересовался Еременко, и ответа на него не получил. Палави приезжал в небольшую избушку, оставшуюся от пасечников и весь день, никуда не отлучаясь, сидел на месте. Единственное, что можно было предположить, это то, что главком «Басидж» кого-то ждет.

Комбат решил организовать ночной налет на пасеку и уже там встретить Палави и его полусотню охранников. Идти на захват объекта, одиноко стоящего на лесной поляне дома, выпало нашей Второй группе, хотя сейчас она не Вторая, а пожалуй, что сводная. Из лагеря, оборудованного нашим батальоном в лесных чащобах, вышли около полуночи, и в это же самое время пошел густой снег. Командир группы, Гера, через пару километров марша, на подходе к пасеке, на некоторое время потерял ориентировку, но вскоре определился, где мы находимся, и наша группа, укомплектованная ветеранами из остатков других подразделений, снова топает вперед. Все верно, Гера не ошибся и вот, перед нами ограда и контуры хижины.

При вчерашнем наблюдении за пасекой мы выяснили, что здесь постоянно расквартировано не менее десяти бойцов из охранной роты генерала Палави. Вокруг тишина и порядок, все как всегда. Один часовой шагает у крыльца, и в снежном покрове, он чем-то напоминает призрака. Второй рядом, поддерживает костерок и кутается в огромную кавказскую бурку, которая им как тулуп у наших караульных, несущих службу на территории Конфедерации. Остальные южане сидят в сарае возле печки, и еще один, предположительно ординарец или адъютант главкома «Басидж», находится в самом домике, поддерживает тепло и постоянно наводит чистоту.

Ко мне подползает Гера, хлопает меня по плечу и спрашивает на ухо:

— Что, Мечник, сделаешь часового?

— Без проблем. Кто со мной на второго?

— Исмаил-ага.

— Норма, сработаем чисто, — отвечаю прапорщику, и уже через полминуты, на пару с адыгом, который, так же как и я выжил во всех передрягах, накрывавших наш батальон, ползем вперед.

Часовые, что один, что второй, полные дурики, не в темноту смотрят, а на огонь. Так расслабляться нельзя, робяты, это может стоить жизни. Вынимаю нож, сделанный по моему персональному заказу у кизлярских мастеров «Взмах», и через дыру в заборе, переступив растяжку, обнаруженную нами загодя, проникаю во двор пасеки. Исмаил-ага следом. Дальше, все было как на занятиях. Вдоль стены бревенчатого дома подобрался вплотную к часовому, который закутал свою голову в башлык так, что ничего не слышит, зажимаю ему рот и режу глотку. Второго, сидящего у костра, валит мой напарник.

Караульщики мертвы и наша группа входит во двор. Теперь враги в ловушке. Идеальный вариант сейчас, это закидать их гранатами, но нужна тишина и порядок, и генерал Палави, который появится здесь завтра, должен попасть в наши сети без шума и пыли. Опять же нужны пленники, которые могли бы объяснить, чего ожидает здесь глава «Басидж». Работаем дальше. Ординарцем генерала, который нужен живым и невредимым, занимается Гера, а нам, работенка попроще, охранников вырезать.

Стоим возле сарая, в котором раньше пасечники хранили оборудование и запасные улья. Прислушиваюсь, тишина, хотя спят не все, сквозь щели сарая виден свет внутри, а на двери крючок изнутри накинут. Легонечко, чтоб и не звякнуло, ножом снимаю крючок, и мы входим в сени. Нас еще не чуют, и не знают, что опасность совсем рядом.

А вот и жилая комната, бывший склад. В углу на столике лампа керосиновая, освещает все пространство помещения, в центре печка, а вокруг нее накиданы рваные матрасы, на которых отдыхают восемь охранников. Все оружие, пять автоматов, винтовка и два ПКМа, стоят в самодельной пирамиде возле стены. Один из южан на звук шагов открывает глаза, замечает нас и пытается вскрикнуть, но я падаю коленом ему на грудь, слышу треск костей, и по привычке зажимаю ему рот. Впрочем, можно было этого и не делать. Наши парни наваливаются на врагов и режут их полусонных как баранов каких-то.

Через полчаса подошли еще две группы наших воинов, с ними комбат и переводчик Азат, с которым мы сталкивались еще в Нальчике, при допросе духовного лидера из штрафбата. Остальные группы рассыпаются по лесу вдоль дороги, и поддерживают между собой связь. Мы ждем в гости генерала.

При допросе ординарца, который находился в доме, я все же поприсутствовал. Вошел в наглую и присел возле теплой печки. Выгонит комбат, уйду, а нет, так услышу что-то для себя интересное, так я решил. Еременко, только покосился на меня, ничего не сказал, и начал вытряхивать из худого высокого южанина с огромными черными глазами, взятого в плен моим командиром группы, все, что тот только знал или о чем только догадывался.

Южанин сильно трусил, постоянно сжимался в клубок и пытался залезть под койку на которой спал. Однако Азат его быстро успокоил и объяснил, что если он будет сотрудничать, то в любом случае, останется жить. Вроде как, нам лишней крови не надо. Обнадеженный такими речами, ординарец генерала все же смог взять себя в руки, успокоился и вскоре стал отвечать на вопросы Еременко.

Ахмад, так звали пленника, знал не очень много, но и то, что он рассказал, было очень важной информацией. Как мы и предполагали, Мохаммед Палави катался в эту глушь не зря. Он ждал людей из правительства Горского Содружества, а точнее, некоего Исмаила Алиева, старейшину Буйнакска, небольшого поселения, в этом году попавшего под оккупацию Халифата. О чем должен был пойти разговор, Ахмад, конечно же, не знал, но зато знали мы, так как уже неоднократно слышали от «индейцев», потерявших свои дома и родные аулы, что пора замиряться с Халифатом, а нам, надо покинуть их горы. Такие разговоры местными командирами сразу же пресекались, но всем рот не заткнешь, а южане обещали тем, кто перебежит к ним, милость, прощение и равные с собой права. Вот, видать, что и не только рядовые воины от войны устали, но и среди старейшин миротворец нашелся.

Полученную от Ахмада информацию, Еременко сразу же передал в штаб корпуса, но там ей попросту не поверили. Правда, безопасники всполошились, но «великий стратег» Гена Симаков, приказал не паниковать и успокоиться, а Еременко пришел приказ продолжать операцию, любой ценой захватить Мохаммеда Палави и доставить его в штаб. Комбат только обматерил нашего комкора, и подтвердил слова штабного генерала. Понятно, что генерала брать надо, но и информации от ординарца полученной, оснований не верить, попросту нет, и чем быстрей наши начальники начнут по этой теме работать, тем лучше. Ладно, СБ в курсе, а это уже хорошо, черт с ним, с комкором нашим, тупорезом и фанфароном, главное, что госбезопасность начнет копать среди горцев.

Время в засаде тянулось бесконечно медленно и долго. По дороге от Озрека до Нижнего Черека прошли два обоза с продовольствием для зимующих в Нальчике войск, и слава всем богам, что никто из возниц не додумался до того, чтобы подъехать к стоящей невдалеке пасеке. Мы были напряжены и ожидали вражеского генерала, но он, скотина такая, почему-то медлил. Наконец, наши дозоры доложили, что пошло движение, и по дороге от лагеря у реки, в нашу сторону двинулись всадники. Все как обычно, пяток конников впереди, а за ними сам Палави с охраной.

Спустя сорок минут, передовая пятерка южан въехала на пасеку. Без промедления всадников посбивали наземь выстрелами из ВСС, а к приезду самого генерала, уже успели убрать со двора трупы, притрусить снежком кровь, а лошадей поставить туда, где им и положено быть, то есть к коновязи.

Кавалькада конных южан скопилась во дворе, и Мохаммед Палави, дородный черноусый мужик в новеньком полушубке и мохнатой папахе, оглядев подворье и не обнаружив даже часовых, что-то гневно прокричал. Его люди занервничали, но не настолько, чтобы хвататься за оружие.

— Огонь! — выкрикнул комбат, наблюдавший за всем происходящим из дома, и мы, повинуясь команде нашего полковника, начали поливать двор огнем.

Через полминуты стрельба прекратилась, и из всех вражеских воинов, в живых остался только сам генерал, упавший со своего арабского скакуна прямо в окровавленный снег. Палави живо спеленали, экспресс-допросов устраивать не стали, а взвалив на плечи, начали незамедлительный отход. Время, конечно, было, до вражеского лагеря восемь километров, как я уже говорил, но таков закон разведки, что взял кого-то важного, так сразу волоки его в чащобу, а уже там с ним и разбирайся. Надо сказать, что поступил комбат верно, так как возле пасеки, совершенно неожиданно для нас, просочившись через боевое охранение, нарисовались «индейцы», немного, пятеро всего, но вооружены с головы до ног, и настоящие воины. Встреча с нами была для них полной неожиданностью, и получилось так, что мы идем в лес, а они из его глубины на опушку только выдвигаются.

Со стороны горцев сразу же забил ПКМ, снег перед нами вздыбился, а над головой засвистели пули. Как мы тогда ни одного из своих бойцов не потеряли, до сих пор не понимаю. Лично у меня сомнений не было, перед нами враги и, скорее всего, это сам Алиев со своими бойцами. Положение не очень, спору нет, но их только пятеро, а нас, три группы, и что в таких ситуациях делать, мы знали очень даже хорошо, фланговый обход, окружение и подавить противника огнем. Ничего нового, но зато просто, надежно и по делу. Спустя десять минут, я стоял над трупами четырех «индейцев», здоровых широкоплечих бородачей, которые до конца прикрывали пятого, самого Буйнакского старейшину, который смазал пятки салом, и так ломанул по заснеженному лесу, что наши бойцы, молодые и крепкие парни, так и не смогли его догнать.

В общем, упустили мы Алиева, и это было нашим основным промахом, который и омрачил всю радость недавней бескровной победы над южанами. Двинулись дальше и через несколько километров марша, вышли к своему лагерю, и уже здесь остановились на привал. Другие наши группы, перекрывшие дорогу на Озрек, без всяких напрягов сдерживали направившихся на подмогу своему генералу «басиджей», а еще одна пыталась догнать быстроногого старейшину, знавшего в этом лесу большинство троп.

При том, как в полевых условиях кололи Мохаммеда Палави, меня не было, но то, что он полностью подтвердил слова своего ординарца, и рассказал много интересного, ни для кого секретом не было. В частности, стало известно, что глава Буйнакска, поддерживает контакты не только с ним, но и с другими генералами уже давненько переговоры ведет. Такие вот дела.

Спустя еще час, группы, которые держали оборону на дороге, заметили приближение крупных сил противника со стороны Нальчика и, уводя за собой хвосты, направились вверх по течению реки в сторону Старого Черека. Другая группа, гнавшая по лесу Алиева, повернула на северо-восток и двинулась вниз по Тереку. Нам же, основным силам батальона, предстояло вернуться в расположение корпуса прежним путем, форсируя Черек, через Кахум, выйти на Нарткалу. Шли мы бодро, удача сопутствовала нам, боестолкновений не было и спустя полтора суток, батальон вышел на линию обороны наших территориалов.

Начальство занималось своими, глобальными вопросами, допрашивало главкома «Басидж», связывалось с советом горских старейшин, строило планы на весеннюю кампанию, а меня в лагере ждала неожиданная встреча.

Войдя в палатку, где мы жили, разделся и вдохнул ароматы, идущие от наших распаренных тел. Бр-р-р! Только подумал о том, что сейчас пойду в уже натопленную баню и буду, никуда не торопясь, отмокать и сдирать с себя грязь, как к нам влетел растрепанный дежурный по батальону, невысокий и юркий прапорщик Угрюмов.

Нацелившись на меня взглядом, прапор сказал:

— Мечник, аллюр три креста, — любимая присказка Угрюмова, — живо к комбату.

— Чего случилось-то, — удивился я, — дайте хоть в баню сходить.

— Все у Еременко узнаешь, быстрей давай.

Вновь одевшись, пробурчал:

— Ни сна, ни отдыха, геройскому сержанту. Бли-и-и-н!

Войдя в палатку комбата, обнаружил в ней Еременко, который расстелил на столе карту и, тыкая в нее пальцем, что-то доказывал непонятно как оказавшемуся в расположении нашего батальона Иману Гойгову. Старик, ни капли, ни изменившийся с нашей последней встречи на побережье, внимательно слушал полковника и молча, видимо соглашаясь с ним, кивал головой.

— Разрешите? — обратился я к комбату.

— Давай, — он указал на лавку и продолжил свои терки со старейшиной.

Ну, не на работу позвали, это понятно, а посидеть спокойно в тепле и без беготни, такому я завсегда рад. Опять же, разговор командира с Гойговым послушать можно.

— Старейшина, — Еременко грязным ногтем провел по карте линию, — смотрите сами. Сейчас мы удерживаем фронт по линии Баксан-Нарткала-Арик-Нижний Курп. Все бы ничего, но у нас в тылу перегруппировываются подразделения, подчиняющиеся непосредственно Алиеву, и когда они ударят нам в спину, весь фронт посыпется.

— А вы уверены, что Алиев предатель?

— Мы его видели, когда он на встречу с Палави шел, и бой с его воинами приняли. Правда, так и не смогли поймать его самого, сильный ходок оказался.

— Это да, — в задумчивости, алим погладил свою белоснежную бороду, — Исмаил по молодости лихим абреком был, и сейчас, не смотря на годы, в хорошей физической форме. Ладно, чего конкретно вы хотите от меня, полковник?

— Наш комкор Геннадий Симаков витает в плену иллюзий, не видит никакой опасности от Алиева и его людей, а я просто нутром чую, что дела наши плохи, тем более что южане стали подтягиваться к нашей линии обороны. Я прошу вас с вашим отрядом удержать дороги на Алтуд и Карагач. Если они будут заблокированы, то весь наш корпус женским половым органом здесь гавкнется, а я хочу уцелеть, и не просто выжить и своих парней спасти, но и территориалов, и других наших солдат вытянуть. Нам то что, мы спецназ, лесами и горами сможем в любой момент уйти, а они нет, все здесь останутся и будут, как телки неразумные, на эти дороги для отступления тыкаться.

Алим задумался, почему-то взглянул на меня и, снова повернувшись к комбату, сказал:

— Мои волчата две дороги не удержат, молоды они еще и мало их, всего пятьдесят воинов, а у Исмаила почти четыре сотни, и все они родом из оккупированных территорий. Я постараюсь подтянуть людей из своего клана, но они подойдут нескоро, а Алиев, если и нанесет свой удар, то одновременно с халифатцами, и будет это очень скоро. Все что могу обещать, это то, что я удержу развалины Алтуда.

— Благодарю вас, старейшина, — комбат немного склонил голову. — Если я или мои люди сможем вам когда-нибудь чем-то помочь, обращайтесь.

— Думаю, что мы в расчете, полковник, — он кивнул на меня. — Все ваши долги выкуплены Мечниковым, который двух моих кровников сделал. В общем-то, я у вас случайно оказался, так как заехал с Александром пообщаться.

— Раз так, — Еременко направился на выход, — переговорите.

Полковник вышел, а старейшина присел на стул рядом со мной, устало вздохнул и произнес:

— Здравствуй, Александр.

— Здравствуйте, алим.

— Как это было?

Я понял, про что он хочет узнать, разумеется, про то, как погиб его бывший воспитанник Олег-наемник. Мне было не трудно, рассказал ему все, про Нальчик, про последнее сражение на окраинах города, и сам бой с Олегом расписал. Он слушал внимательно, и когда я закончил, похлопал меня по плечу:

— Мой клан, уже дважды обязан тебя, молодой воин, и даже то, что мы поможем вашему корпусу оторваться от противника и занять новый оборонительный рубеж, не отменяет этого. Скажи, может быть, тебе что-то нужно?

— Нет, алим. Наверное, я счастливый человек, и ни в чем не нуждаюсь.

— Ну, смотри сам, парень, и помни, если что, то ты всегда сможешь рассчитывать на нашу поддержку, и даже если нас останется совсем мало, то и тогда мы не откажем тебе в трудный час. Ты понимаешь, про что я говорю?

— Да, старейшина, очень хорошо понимаю, и удивлен вашими словами. Неужели Олег, Кара и Ильяс, вам так сильно навредили?

— Ты этого даже представить себе не можешь, Саша, и лучше тебе про это не знать, — он встал. — Пора мне.

Распрощавшись с горским старейшиной, дождался комбата, вернувшегося в палатку и, наконец-то, смог отправиться в баню и отмыться. Что там будет завтра, посмотрим, а сегодня, я вернулся с боевого выхода, и хотел просто быть чистым, сытым, лежать на своем спальнике и слушать по радио красивый голос Марины Алексеевой, которая так и не доехала до нашего батальона.