Итак, я был спасен и начинал новую жизнь. Первый свой вечер в казарме я не запомнил, ноги гудели, тело ломало, а в глазах памороки стояли, так что единственное, на что меня хватило, скинуть с себя полушубок и забраться под грубое одеяло на деревянном топчане, который ничем не отличался от моего прежнего, оставшегося в доме Никиты Демидова.

Служба началась на следующее утро, когда в комнату вошел раздетый по пояс чернявый крепыш, лет двадцати пяти, по виду, натуральный адыг, похожий на тех людей, которые у нашего старосты иногда мясо закупали, и прокричал:

— Подъем!

Вскочив, я оглянулся, и не сразу осознал, где же я нахожусь. Протер глаза, вспомнил вчерашний день, и последовал вслед за другими людьми, которые спали на соседних топчанах. Нас было немного, семь человек всего, мы вышли в небольшой внутренний дворик казармы, и началась моя первая в жизни физзарядка. В какой-то древней полуистлевшей книжке, без обложки, и естественно без названия, читал про суровые армейские будни, и вот, то, что я тогда прочитал, в общих чертах совпадало с действительностью. Значит, не полностью мы скатились в варварство, остается что-то неизменное в жизни общества, та же самая утренняя зарядка, например. Уже хорошо.

Пробежавшись несколько кругов по небольшому плацу, размялись, отжались, посетили турник, и уложились минут в двадцать. В общем-то, крепыш с адыгейской внешностью, гонял не сильно, а так, чисто для отметки, и меня это устроило. Все же вчерашние нагрузки для организма даром не прошли, да и не ел я ничего целые сутки, какие уж тут зарядки, когда в животе требовательно урчит зверек, а мысли все больше на пропитание скатываются.

Наконец, зарядка была окончена, сержант нас выстроил в шеренгу и заговорил:

— Для тех, кто появился вчера, — он посмотрел на меня и косматого небритого мужика, рядом со мной, — меня зовут сержант Ахмедов, я ваш временный командир, и вне строя можете обращаться ко мне просто, Исмаил-ага. Распорядок дня таков, полчаса вам на помывку и бритье, затем завтрак, и в казарму, обед, казарма, ужин, казарма и отбой. Вопросы?

— Когда уже в часть отправимся? — спросил косматый.

— Торопишься покинуть это гостеприимное место, рекрут? — ухмыльнулся Ахмедов.

— Угу, — оскалился тот, обнажив ряд подгнивших зубов, — климат здесь для моего здоровья вредный.

— Завтра отправляемся, а пока отдыхайте, в батальоне будете бегать без остановок, с утра и до самой поздней ночи, — сержант указал на высокого парня, стоящего с правого края шеренги и сказал: — Ты старший, все как вчера, я в город, а вы сидите тихо. Если появится майор, скажешь, что ко мне земляк зашел. Понятно?

— Так точно, товарищ сержант, — вытянулся высокий в струнку.

— Лизоблюд, — еле слышно пробурчал косматый.

— Разойдись! — отдал команду Ахмедов и мы направились обратно в казарму.

С гигиеной было не очень, зубной щетки нет, порошка чистящего нет, полотенца нет, мыла нет, а есть только ряды умывальников с холодной водой на первом этаже. Вздохнув, поплескал на лицо водицей, обтерся внутренней подкладкой полушубка и направился в столовую, располагавшуюся совсем рядом. Завтрак еще готов не был, и пока ждали команды от поваров, стояли в коридорчике и вели разговор, кто, откуда, что, да как, и каковы причины, по которым в армию попал.

— Меня Домовым называйте, — сказал косматый мужик, что стоял в строю возле меня. — Кого и как зовут?

— Саня, — представился я.

— Костя Свиридов, — подал голос невысокий щуплый паренек, который подслеповато щурился и смотрел на мир с неким удивлением.

— Стас, — это был высокий, которого сержант назначил старшим.

— Кир и Кор, — за двоих, ответил наголо стриженный хлопец, с чубом на голове, какой раньше украинские казаки носили и, кивнув на второго такого же парня, который был его точной копией, добавил: — мы братья.

Седьмой наш товарищ, пожилой мужчина в рваном пальто и руками, в которые въелась черная машинная смазка, снял с головы побитую молью продолговатую шляпу и отрекомендовал себя так:

— Механик Шварц, — он на мгновение замялся и произнес: — Иосиф Самуилович.

— Вот и опознались, кто есть кто, — вновь оскалился Домовой. — Какими судьбами сюда попали?

— А тебе зачем? — спросил его Стас.

— Чисто для интереса, — косматый встряхнул своими грязными патлами и слегка ударил себя в грудь, — лично я, решил новую жизнь начать, а то на меня глава местной Народной Стражи, товарищ Тимофеев, за что-то зло затаил. Он почему-то считает, что я криминальный элемент, а я честный бродяга, никому в жизни зла не делал.

— Ладно, — Стас оперся на стенку, — это не секрет. Мне податься некуда, подумал, почему бы и нет, армия это не самый плохой вариант.

— А мы беженцы с побережья, — опять за двоих ответил хлопец, хм, или это его брат был, непонятно.

Следующим откликнулся Свиридов:

— Говорят, что тем, кто контракт честно отслужит, образование в столичном университете бесплатное. Для меня это шанс.

— А я из Лесного, — сказал я, — со старостой поселковым не поладил, ушел.

— А ты? — спросил Домовой механика Шварца.

Тот помялся, но ответил:

— Сам-то я из Туапсинской Республики, и так сложилось, что я всегда был подле техники. Сначала чинил машины, движки перебирал, а затем освоил автомобиль и стал водителем при одном из торговых караванов. Проработал несколько лет, вошел в долю с караванщиками, взял кредиты у серьезных людей, а несколько дней назад, когда мы из Туапсе на Краснодар шли, на Гойтхском перевале нас горцы ограбили. Вот и получается теперь, что домой мне дороги нет, а у вас, конфедератов, вся техника у армейцев. Так что один у меня путь остался — армия.

— Люди, — задал я важный вопрос, которым, не озаботился вчера, — а где мы служить-то будем? Понял только, что в какой-то гвардии, а что к чему, толком не знаю.

Засмеялись все, и для меня это было несколько обидно.

— Ха, тупица, — больше всех заходился в неприятном смехе Домовой.

— Спокойно, — утихомирил всех Стас, и спросил: — Ты чего, контракт не читал?

— Да, как-то не до того было.

— В Конфедерации, армия состоит из трех частей. Первая, это региональные войска, которые подчиняются непосредственно городским властям тех территорий, на которых они служат. Вторая, войска быстрого реагирования, находятся непосредственно в подчинении столицы и место их постоянной дислокации Краснодар. А мы будем служить в Четвертом гвардейском батальоне. Гвардейских батальонов всего четыре, по сути, это остатки регулярных воинских частей, уцелевших после развала России и переживших Эпоху Хаоса.

Оглянувшись на остальных, увидел, что рассказом Стаса заинтересовался не только я. Видимо, никто из присутствующих этого не знал.

— А почему они гвардия?

— Ну, сам посуди, у них есть тяжелое вооружение, оставшееся от старых времен, есть традиции, опыт, старые знамена, в конце концов, так что самая, что ни есть гвардия. Правда, в правительстве их не очень любят, и элитой считают свои войска быстрого реагирования.

В это время в коридор выглянула румяная ряшка повара и позвала нас на завтрак, так что интересный разговор прервался.

Надо сказать, что кормили в армии хреново, в чем-чем, а в этом наши поселковые мужики были правы и не врали ничуть. Я смотрел на жиденькую кашку из какого-то толокна, сваренную на воде без добавок какого-либо масла, прозрачный кипяток, обозванный чаем, и два тоненьких кусочка серого хлеба, и недоумевал, неужели так будет теперь всегда. Приплыли. У старосты, помнится, мясо на столе всегда присутствовало, а здесь, видимо, подобное угощение не практиковалось в принципе, по крайней мере, для рядовых. Тогда, у меня впервые мелькнула мысль, а не променял ли я шило на мыло, но, прикинув, что к чему, все же решил, что был прав в своем стремлении покинуть поселок.

Тем не менее, есть хотелось и, тоскливо вздохнув, приступил к трапезе. Завтрак исчез в моем молодом желудке за пару минут, я по-прежнему был голоден, но до обеда должен был протянуть и не откинуть ноги от голода. Заметив, как я вел себя за столом, уже в казарме, ко мне привязался Домовой:

— Что, деревня, привык там у себя в лесах сало за обе щеки трескать, а теперь, нос от еды воротишь? В обед, отдашь свою пайку мне.

— Взял бы, да пошел в леса, — резко ответил ему, — там рабочие руки нужны, глядишь, тоже сало будешь кушать. Что, работать западло? А насчет пайки, перетопчешься, фуфломет.

— Ты за базаром следи, щенок, — мужик угрожающе навис надо мной и попытался задавить базаром.

Ничего, шутки эти мне знакомы, каторжник Шкаф в нашем поселке два года уже живет, многое успел рассказать про жизнь городскую, в том числе и про то, как надо на такие наезды отвечать. При таких раскладах закон один — бей первым. Подавшись телом вперед, я резко двинул Домового в горло сжатыми костяшками левой руки, не сильно, но неприятно. Не ожидавший от меня подобного, он пошатнулся, потерялся, а я двинул его с правой в челюсть. Здоровый мужик, от одного моего удара рухнул на пол и потерял сознание. К нему тут же подскочил Стас и проверил пульс на шее.

— Живой, — успокоил он меня и спросил: — Где так драться наловчился?

— Само как-то выходит, — пожал я плечами. — Меня староста поселковый в рабочий день постоянно ставил у быков в хлеву уборку делать, а быки это сила, только удары понимают. Палкой их бить не разрешали, приходилось руками и ногами работать.

— И долго ты быков бил?

— Пять лет подряд изо дня в день.

— Силен, — уважительно произнес Стас и присел на свой топчан, который оказался рядом с моим.

— Стас, — спросил я его, — возле столовки мы не договорили, когда ты про гвардию рассказывал. Почему гвардейцев в правительстве не любят?

— Это с самого начала так пошло. Когда все развалилось, то уцелевшие воинские части выживали за счет сельских общин, крышевали их и от набегов бандитских защищали, а те в ответ им продукты поставляли и новобранцев. В общем, они независимо жили, и кое-кто Эпоху Хаоса пережил благополучно, а когда республики решили в Конфедерацию объединиться, то использовали их уже как наемников, дабы территории от банд очистить. Как только столицу края освободили, так между вояками и правительством новым, был подписан договор, согласно которому, армейцы переходят в подчинение президента как его личные гвардейские части. По договору, они снабжались всем необходимым в первую очередь и платили им вдвое больше, чем территориальным войскам. Пока они были нужны, правительство им в рот заглядывало, а как Конфедерация окрепла, так многим чиновникам не по нраву их обособленность и привилегии пришлись.

— Интересно рассказываешь. А откуда ты все это знаешь?

— У меня дядька в Четвертом гвардейском батальоне долгое время служил, пока ему во время рейда на Приморо-Ахтарск ногу не оторвало. Когда дядька жив еще был, многое от него узнал, чего большинство граждан и знать не знает.

— Слушай, так куда мы завтра направимся?

— База нашего батальона находится в станице Павловская, на границе с землями «беспределов». У нас работа такая будет, бродить по лесам и кончать всяких уродов, которые в Конфедерацию лезут.

— И почему именно мы этим занимаемся?

— Э-э-э, — протянул Стас, — видать, что ты из лесов своих выбирался нечасто. Ладно, слушай. Каждый гвардейский батальон имеет свою особую специализацию, а получилось так, опять же с Эпохи Хаоса. Первый батальон возник из Седьмой воздушно-десантной дивизии, которая в Новороссийске базировалась, они штурмовики. Второй появился на основе артбригады и некоторого количества мотострелков из Майкопа. Они занимаются обороной и стерегут покой столицы. Третий, это сборная солянка из моряков Черноморского флота. Сам понимаешь, вся охрана нашего побережья на них висит. Это подразделение иногда еще и флотилией называют, хотя у них только пара небольших судов на ходу, а основа личного состава морские пехотинцы. Наконец, наш Четвертый батальон, это все, что осталось от Десятой бригады спецназа ГРУ, которая в Молькино квартировала.

— Никогда про такой населенный пункт не слышал, где это?

— Это там, где сейчас Саратовские болота. Слыхал про такие?

— Кто же из местных, про них не знает? Знаю, бывал там. Мы со старостой туда за лекарственными травами ездили, скупали их у болотников.

— Вот, в самом центре этих болот, и был военный городок нашего батальона. Когда пришел Хаос, ирригационные системы сдохли, а вода из Краснодарского водохранилища, те места и подтопила. Тогдашний комбриг Еременко-старший, поднял людей, заправил всю технику остатками горючего, загрузил боеприпасов, сколько смог увезти, да и покинул часть. С тех пор, у Четвертого гвардейского, постоянного пункта дислокации нет, где работа, там и дом.

— Стас, так я не пойму, мы батальон или бригада?

— Батальон, но очень большой. Все зависит от того, что себе комбат может позволить. Это конечно тайна, — он понизил голос, — но небольшая. Батальон это только название, на деле, как дядя говорил, в нашей части около тысячи только солдат, не считая иждивенцев.

— Много, во всем Горячем Ключе сейчас не больше пятнадцати тысяч человек проживает, и это районный центр.

— Да, многовато, — согласился Стас, — поэтому чиновники и не хотят усиления нашего подразделения. Наш «покупатель», Еременко-младший, здесь уже пятый день сидит, а только нас семерых и набрал, хотя имеет предписание на пятьдесят человек. По городу заранее прошлись народные стражники и всех семейных предупредили, чтоб никто в военный комиссариат не вздумал придти. Вот поэтому, только такие как мы, которым деваться некуда или терять нечего, и подписали контракт.

— Ну, самые настоящие интриги.

— Ха, а ты думал? Конечно, большая часть моих измышлений, ими и останется, но глаза есть, а соображалка работает, так что выводы надо делать из всего, мало ли, что и где пригодится.

Пока мы вели разговор, очнулся Домовой, который нелепо, как лягушка, захлопал ладонями по полу, и открыл глаза. Я приподнялся и слегка толкнул его ногой в бок.

— Ты как?

— Нормально, — ответил он, встряхивая головой.

— Проблема исчерпана?

— Да, все путем, — голос Домового был спокоен, но глаза его полыхнули такой затаенной злобой, что мне было ясно одно, проблема никуда не делась.

Вор отправился смыть с лица слюну, а Стас кивнул ему вслед:

— Сейчас он на тебя не рыпнется, ему из города свалить надо, но в будущем будь настороже.

— Непременно.

День прошел, обед и ужин ничем не отличались от завтрака, и спать, я ложился с таким же пустым желудком, с каким встал поутру. Однако, мой новый товарищ, я говорю про Стаса, фамилия которого, кстати, была Сергеев, заверил меня, что в части с продовольствием будет получше и, успокоенный его уверениями, с надеждой на светлое будущее, я лег спать. Завтра меня ожидала первая поездка на поезде, и к такому знаменательному событию необходимо было подготовиться основательно, то есть, выспаться.