Наступил «день Х» и собранные в ударный кулак части гвардии и войска быстрого реагирования, более трех тысяч бойцов при поддержке бронетехники, придерживаясь автомагистрали М-29 Ростов-Баку, двинулись на север, зачищать территорию бывшего Донского Царства от «беспределов». Как там говорил по радио президент Симаков: «Вперед, мои воины! Пробейте дорогу к городу, где находятся в блокаде десятки тысяч мирных граждан, желающих присоединиться к нашей Конфедерации, оплоту цивилизации в мире хаоса! Смерть „беспределам“! Пленных не брать!» Красиво сказал, интересно, правильно и по существу, сразу видно, что наш человек. В общем, команда дадена, время засекено, поехали. Хотя, поехали, это я загнул, конечно, в основном все же пешкодралом пошли, а вот стройбригады, прокладывающие дорогу сразу за нами, под охраной территориалов, те, да, на машинах и по железнодорожной ветке передвигались, но не быстро.

От станицы Кущевской, нашего крайнего пограничного форпоста, до самого Батайска, шла нейтральная и никем не заселенная земля, и день сменялся днем, а мы, как на учениях, продвигались по разрушенной и заросшей кустарником автостраде. Все было спокойно, но мы не расслаблялись, поскольку первая рота, бродившая по пограничным территориям этой зимой, неоднократно наблюдала массовые миграции кочевников в сторону Дона, так что рано или поздно, а нам придется с ними переведаться.

Надо бы объяснить, кто же такие кочевники-«беспределы», против которых, собственно, и велась военная кампания, в которой я принял непосредственное участие. После того как минуло Черное Трехлетие, да будь проклят тот мудак, который распылил вирус черной оспы, многие люди, уходя от кровавого хаоса царившего в городах, скрылись в заволжских лесах. Рыли землянки, норы, выживали как могли, и это у них получилось. Буквально за два-три поколения, они размножились, но при этом и деградировали сильно, превратились в животных, повинующихся инстинктам и похерившим здравый рассудок. Какая там письменность, образование, мораль, закон или еще что-то, главным для них стало выживание. Охота, собирательство, мародерка, а в голодные годы и каннибализм, вот основные их занятия, которыми они жили сорок лет подряд.

Однако в 53-м году, по неизвестной причине, их одичавшие первобытные племена вывалились из Заволжья и двинулись в нашу сторону. Первоначально, пройдя по Сальским степям и обогнув озеро Маныч, они вышли на наше пограничье, но под Белой Глиной, куда срочно был переброшен Первый гвардейский батальон, передовую орду разнесли в пух и прах, а идущие за ними вслед, почувствовав слабину Ивана Седьмого и его армии, развернулись на Ростов. И вот, прошел всего год, и от Донского Царства остались лишь ошметки, которые наш президент решил к себе поближе подгрести, а три орды, с центрами в Батайске, Зернограде и Сальске, нависали над нашими северными границами.

Как-то слушал по радио выступление одного умника из столицы, который долго разглагольствовал о «беспределах». Времени на это угробил час, и вывод для себя сделал только один, ни черта этот чувак, называющий себя ученым, не знает, а первобытные племена кочевников, прозванных за жестокость и цинизм «беспределами», никакие не люди, а самые настоящие хищники на двух ногах. Причем нормальное хищное животное, никогда не берет больше чем ему нужно, а эти, меры не знают и без всякой пощады истребляют не только животный мир, но и всех людей, которых встретят на своем пути. Каннибалы, елки-палки, кормовую базу истребили, покочевали дальше.

Никто не мог понять их феномена, как, всего за сорок с лишним лет, люди смогли так измениться, а я, тем более. Сам для себя, я спокойно отнес их в разряд бешеных зверей, которые подлежат немедленной ликвидации, тем более что моя задача проста, пойти вперед, и поубивать всех, на кого мне командир укажет. Война начинается, и у меня есть в ней четко обозначенная роль солдата Кубанской Конфедерации, который должен поменьше думать, а побольше стрелять.

К городу Батайску, который прикрывает Ростов-папу с юга, мы вышли через десять дней после начала нашего победоносного наступления. Вот здесь-то, и зарубилась кровавая каша, причем первыми, бой начали не мы, а сами кочевники. Уже на подходе, километрах в десяти от поселка Пятихатки, навстречу нашей роте, которая была авангардом боевой гвардейской группы, вывалилась начавшая миграцию орда, небольшая, чуть больше тысячи человек, и в большинстве своем мужчины.

Как начался бой, толком я не помню, и могу сказать честно, что если бы не было рядом со мной ветеранов, переживших не одну мясорубку, может быть, что растерялся и побежал. Рассыпавшись тройками, как в поиске, наша третья группа двигалась вперед, слева нас прикрывала первая, справа вторая. В какой-то момент, где-то впереди затрещал кустарник, послышались звуки множества шагов бегущих по болотным лужам людей, но я этому внимания как-то не придал, подумал, что это стадо диких кабанов бродит в поисках сочной весенней осоки с места на место.

— К бою! — первым, как ему и полагается, сориентировался Черепанов.

Громкий голос капитана вывел нас из ступора, и мы заняли оборону. Слаженно, буквально за двадцать секунд, боковые дозоры подтянулись к центру, развернулись по флангам, головной его прикрыл, а тыловой составил резерв. Перед нами была небольшая полянка, а за ней заросли какой-то зеленой и дурно пахнущей хрени, которая в один миг была подмята сотнями ног, и показались они, те самые беспощадные и жестокие «беспределы», некогда люди, ставшие жить как животные.

— Огонь! — выкрикнул командир.

Вся группа ударила по противнику, и шквал огня пронесся по полянке, сметая всех, кто под него попадал. Плотность огня у нас была не слабая, а небольшую поляну обойти было трудно. Местность вокруг нас, куда ни взгляни, болотистая, особо не побегаешь, а на тропинках слева и справа, другие группы нашей роты, но дикарей было много, а на потери им было плевать. Каждый из нас, действовал так, как его учили, ловишь в прицел человека, короткая очередь, не смотришь на падающего противника, перекат и стреляешь в другого. Перезарядка, все по новой, и снова позицию меняешь, у «беспределов» огнестрелов немного, но они есть, а стрелять они умеют неплохо, наверное, по той простой причине, что стрелковое вооружение имеют только лучшие воины племени.

В какой-то момент, дикари замялись, как если бы были готовы отступить, запаниковали, но позади них разнесся протяжный нудный звук, потом я узнал, что это сигнальный рог, и они вновь побежали на нас. Кто-то, кажется Филин, выкрикнул:

— Внимание, собаки!

Это да, здоровенные волкодавы, натасканные рвать людей, один из основных приемов кочевников, странно только, что они их сразу впереди себя в бой не пустили. Как назло, у меня, да и у большинства из наших бойцов, кто автоматами был вооружен, закончились снаряженные рожки. Сам не заметил, как в горячке боя, все восемь штук, что в разгрузке были, извел. За спиной, в РД, еще триста штук патриков россыпью, а хрена от них толку, если их сначала в рожки забить надо, а тут как раз, обогнав кочевников, и псы появились, десятка три лохматых чудовищ, каждый из которых ростом с теленка.

При виде оскаленных пастей и обнаженных клыков, в голове появилась только одна мысль: «Что делать?» Мысль паническая, и к добру не приводящая, но не даром меня по полям и лесам гоняли, до рефлекса вбивали нужные моим командирам реакции. Тело, в отличии от головы, никакой паники не проявило, действовало как обычно. Руки выхватили готовый к работе ТТ, глаз намечал цели и, стоя на одном колене, как на стрельбище, одного за другим, с одной обоймы я привалил трех псов. Что интересно, ни одной пули мимо не положил, каждая в цель, и каждая результативно, боекомплект с экспансивными пулями оказался идеальным боеприпасом для уничтожения боевых собак. Спасибо тебе добрый человек, продавец из оружейного магазина, за такой замечательный и так необходимый мне спецбоекомплект.

Пистолет сухо щелкнул, обойма пуста, а пять волкодавов или человекодавов, кому и как лучше звучит, вломились в наши боевые порядки. Одна из тварей бросилась на меня, мы покатились по грязной траве, и я оказался под тяжелой вонючей тушей. Все на что меня хватало, это удерживать обеими руками пса за шею. Животное ярилось, пыталось дорваться до моей обнаженной шеи, а из его пасти на мое лицо капала мерзкого вида тягучая слюна. Мы боролись, пес был силен, но я его не отпускал, и сложилась патовая ситуация, когда псина не может меня загрызть, а я не могу даже до ножа дотянуться.

Выручил меня Як, прыгнувший на нас двоих, меня и псину, сверху, и саперной лопаткой, рассекший животине черепок. Кровь и мозги, полились на меня сверху, тяжесть двух туш я не выдержал, хоть и крепкий парень, но все же не Геракл, руки разжались и меня вдавило в грязь. Благо, сразу же и полегчало. Волкодава откинули в сторону, и я смог встать, но не надолго.

Следом за боевыми животными последовали «беспределы», выжившие под нашим огнем, и понеслась рукопашка. Мне прилетело сразу. Какой-то мелкий уродец, на кривых ножках и с ожерельем из человеческих зубов на шее, ткнул меня дубинкой в живот. Разгрузка, куртка и камуфляж, удар смягчили, не без этого, но больно было так, что меня всего скрутило, и я вновь упал в грязь. Правда, сразу же откатился в сторону, и тем сберег свою бедовую голову от соприкосновения все с той же самой дубиной. С полминуты, не меньше, катался я в грязи под ногами сошедшихся в смертельном бою людей, а кривоногий дикарь, пытался меня укокошить. Хрен ему! Мне все же удалось оклематься и вскочить на ноги. Дальше дело техники, перехватил дубинку левой рукой и, коротким ударом справа в челюсть, вырубил кривоногого «беспредела».

Радоваться победе было некогда, надо было своим помочь, и все что я смог, это схватить оружие дикаря, упавшего мордой в грязь и, орудуя дубиналом, изобразить из себя былинного богатыря. Надо сказать, что это у меня получилось неплохо, двоих противников я уложил, а там, мы их все же задавили.

Бой как-то сам собой затих. С десяток дикарей откатились от нашей позиции, им вслед метнули пяток гранат, и стало очень тихо. Мы сразу же подготовили свое оружие к бою, перезарядились, и уже после этого подсчитали потери. Троих наших бойцов дикари все же убили, остальные, все изранены, хорошо еще, что легко, в основном ссадины и ушибы, без переломов и отрубленных конечностей. Правда, пропал Игорян-пулеметчик, боец из моей тройки, видимо, его уволокли отступающие дикари. Жаль парня, привык к нему, а тут, такой случай, что вариантов получить его назад живым, не было никаких. Дикари, они на то и дикари, что обмен пленных не практикуют.

Впрочем, учитывая, что против нас было сотни три «беспределов» и собаки, отбились мы легко. После этого боя, нападений больше не было, а «беспределы» отступили и вернулись в развалины Батайска, где растеклись по подземным коммуникациям и подвалам, которые имелись на территории городка в большом количестве. Пойти на прорыв они не пытались, а как ни в чем не бывало, не реагируя на наши разведывательные группы, обходящие город со всех сторон, жили своей обычной жизнью. Одно слово — животные, некогда бывшие людьми. Есть непосредственная опасность — дерутся, нет — сидят на попе ровно, мяско пережевывают.

Батайск, Красные Сады, Пятихатки и Койсуг, некогда составлявшие единый жилой массив, наши части, несмотря на большую заболоченность окрестностей, окружили быстро, всего за три дня. Передовые мотострелковые дозоры, подошли к древнему Ворошиловскому автомагистральному мосту через Дон, который находился под контролем ополченцев Демократического Фронта и установили с ними связь. Почти победа, и оставался сущий пустяк, войти в Батайск, где по самым скромным прикидкам было три больших орды, общей численностью до двадцати пяти тысяч рыл, и покрошить их в капусту. Делов всего ничего, решили в нашем штабе, и отдали команду на штурм городка.

На позиции выдвинулись все четыре бригадные САУ «Мста-С», десяток гаубиц Д-30, и полсотни 120-мм минометов. Вокруг города заняли позиции все имеющиеся в распоряжении нашего, уже комбрига, полковника Игнатьева, гвардейские части, а полторы тысячи солдат из частей быстрого реагирования, в это же самое время готовились наступать с юго-запада. Все готово, люди ждут, а приказа нет. Проходит час, другой, и появляется некий высокий чин из столицы, лично приехавший посмотреть на войнуху. Его машина, какой-то приземистый вездеход черного цвета, стоит недалеко от нас, метрах в трехстах, рядом охраны, не меньше полсотни бойцов, вооруженных с ног до головы, и наш полкан, что-то увлеченно рассказывающий ему и размахивающий руками. Стратеги, етить их всех в бога и душу.

Швирхх! — от расположения отцов-командиров взвилась ввысь красная ракета, а значит, у нас есть еще минут двадцать.

Где-то вдали гулко забахали орудия и ударили минометы. Это по разведанным скоплениям «беспределов» лупцуют наши «боги войны». Мы готовимся, затягиваем ремни разгрузок, вкручиваем запалы в гранаты, и еще раз слушаем наставления нашего командира роты, выстроившего все группы на узком расчищенном участке земли возле дороги:

— Парни, всем быть предельно внимательными. Сейчас артиллерия отработает, и пойдем вперед, но дикари все по подвалам, многие уцелеют, так что схватка будет жаркой. Кроме того, есть их собаки, которые очень опасны. Стрелять во всякую псину, обнаруженную в пределах видимости. Гранат не жалеть, если будет мало, их еще притянут. На рожон не лезть, геройство здесь не пройдет, и мы не у себя дома. Не щадить никого! Убивать всех! Заложников или пленников в городе нет, за жизнь мирных граждан можно не переживать, — он на мгновение запнулся, и продолжил: — Вчера, на окраине Красных Садов, Игоря нашли, пулеметчика из третьей группы. От парня осталась только голова и костяк. Его живьем скормили собакам, видимо, на наш запах натаскивали. Отомстим за нашего товарища! Спецназ, вперед!

— Вперед! — мы отвечаем слаженно и дружно, и после этого, выдвигаемся на исходные позиции.

Артподготовка окончена, все смолкает. САУ и гаубицы откатываются назад, в тыл, а минометы, наоборот, подтягиваются поближе к городку, будут оказывать нам поддержку. Ни слова, ни говоря, Черепанов пальцем указывает на развалины Пятихаток перед нами и идет по полю. Мы рассыпаемся по подгруппам и, прикрывая друг друга, следуем за ним. Наша тройка, в которую, кстати, добавили нового бойца, того самого дезертира, выбранного мной в лагере беженцев, и получившего позывной Глаз, идет левым боковым дозором, все как всегда.

Окраины Пятихаток позади. В поселке никого, хотя на других боевых участках полным ходом уже идет бой, слышна заполошная стрельба, взрывы гранат, а мы шагаем, как ни в чем не бывало, и ни одного «беспредела» не наблюдаем. Наша рота в центре наступления, вокруг нас, наши же гвардейские части, позади БТРы с мотострелковым десантом на броне, а за ними грузовики с минометами. За несколько часов, никуда не торопясь, осторожно, на мягких лапах, мы проходим через развалины поселка Пятихатки, и выходим на отрезок настоящей асфальтовой дороги, которая непонятно как, но сохранилась до наших дней в относительном порядке. В паре километров от нас, сам Батайск, но дело к вечеру, и наша сводная гвардейская группа, останавливается и занимает оборону. На сегодня, мы свою задачу выполнили.

Вечерком, сидя у костра, подозвал к нашему огоньку прикомандированного радиста, Костю Свиридова, землячка моего из Горячего Ключа. Вопрос к нему один, что и как вокруг нас? Разговорились и узнал, что наша гвардейская боевая группа свою задачу выполнила полностью, все что планировалось, было сделано, и только в районе Красных Садов, нашим разведчикам пришлось провозиться до самого вечера. У другой боевой группы, полностью состоящей из войск быстрого реагирования, напротив, случился полный облом. Они должны были взять Койсуг, но так отгребли, что даже за окраины зацепиться не смогли. Еще на подходе их атаковали несколько сотен боевых псов, а следом, пара тысяч озверевших дикарей. Пока суть да дело и столичные бойцы оклемались, потеряли почти сотню своих воинов, которые неоднократно заявляли, что именно они лучшие солдаты во всей Конфедерации, а не какая-то там гвардия. После таких потерь, какое уж тут наступление, им бы раны зализать. Нехорошо злорадствовать над людьми, которые делают с тобой одно дело, но как сказал наш капитан насчет столичных войск, воевать это не по улице Красной, парадным маршем пройтись. Спору нет, в этом он прав.

Ночь прошла спокойно, и только пару раз, увидев стайку собак, круживших вокруг, дозорные поднимали стрельбу. День начался с новой артподготовки. Минометы долбили по квадратам, и пока артиллеристы работали, мы перекусили и подготовились к серьезному бою, который, в любом случае, нам сегодня предстоял. Батайск это не Пятихатки, там, на шару не прокатишь, и это понимал каждый.

Через час, достигнув окраин городка, мы понесли первые потери. Одиночный дикарь, сука такая, из голимого обреза двухстволки, картечью вынес одному из наших парней половину живота. Его пристрелили, но нашего парня уже не вернешь, а размен один на один, для нас полная хрень. Заказали минометный обстрел, и артиллерия отработала красиво. Развалины по маршруту нашего движения покрылись сеткой вспухающих взрывов, десять минут отдых, и снова топаем вперед.

Какое-то время продвигаемся без помех, рывок, перекат, движение только вдоль стен и контроль местности.

— Собаки! — крик нашего снайпера, в ПСО спалившего передвижение боевых псов впереди.

Занимаем оборону, собак немного, всего полтора десятка, кончаем их быстро, и двигаемся дальше. Подвал, там кто-то есть, внизу слышим шуршание и чьи-то осторожные шаги.

— Гранаты! — негромко говорит Черепанов, который находится рядом с нашей тройкой.

Мы его слышим и, одновременно, как на учениях в Кисляковской, не показываясь на свет и, держась стен, сдернув кольца, кидаем вниз старые и надежные Ф-1, произведенные нашими столичными оружейниками. Взрывы. Внутри стонут люди, а мы добавляем еще по гранате, теперь уже РГД. После того, как они отработали, спускаемся вниз. У самого входа лежат мужчины, человек восемь-девять, в изломанной груде мяса и костей, точно не скажешь сколько, а рядом два пса, которые еще живут и скребут по бетону покалеченными лапами, но мы добиваем их одиночными выстрелами в голову.

Проходим дальше, подвал большой, просторный, и всех его жителей мы завалить не могли. Картинка, которая нам открывается, не очень. Десятка три женщин и детей, по виду, лет до двенадцати, не старше. Жмутся в угол и что-то бормочут на своем тарабарском межплеменном наречии. Выхватываю только русский мат, который неизменен, а более, ни одного знакомого слова.

Вот и спрашивается, что делать? Приказ один, кончать всех без разбору, но дети же. Стоим всей тройкой, переминаемся, я старший, целый младший сержант, а как поступить с этой грязной зачуханой толпой, не знаю.

Из-за моей спины появляются два автоматных ствола, изрыгают огонь, и пули в упор крошат самок и детенышей. Поворачиваюсь, мой комод, Филин, свой АКМ перезаряжает.

— Что, сдрейфили? — он сплевывает на покрытый экскрементами и кровью грязный пол.

— Как-то не по себе, — пожимаю я плечами.

— Ладно, на первый раз прощается, но еще раз замешкаетесь, пеняйте на себя, лично пристрелю, и не посмотрю, что ты, Мечник, командирский любимчик и нормальный боец. Пошли, — он потянул меня куда-то в угол, и я последовал за ним. — Бля, где же, она?

— Что ищем-то? — спросил комода.

— Да, кладовку, где эти твари хавчик хранят. В каждом подвале такая должна быть и где бы они ни останавливались, то первым делом ее оборудуют. Вот, нашел! — почти обрадовано вскрикнул сержант, и приподнял крышку, которой раньше канализационные люки на дорогах накрывали.

Мы увидели выдолбленную в бетоне яму. Глазу и Яку сразу же стало плохо, и они отскочили в сторону, а я стоял и смотрел на засоленные руки, ноги и головы людей, которых «беспределы» на еду порубали. Это у них вроде как НЗ и деликатес к праздникам.

— Я все понял, Филин, — кивнул я комоду, — никакой жалости и никакой пощады.

— Нормально, — сержант хлопнул меня по плечу, — работаем, Мечник.

После того, что мы видели в подвале, пошла самая настоящая работа. Подвал, гранаты, взрывы. Входим, снова катятся гранаты, взрывы, добиваем выживших дикарей. Все легко, и дикари действуют по шаблону. Есть силы, выбегают наружу, и мы давим их огнем, а если у них мало бойцов, тогда ждут нас на входе в свое жилище. За день прошли три десятка подземных убежищ, самых разных. В некоторых было от пяти до десяти животин на двух ногах, одна семья, а в других настоящее племя, в котором было до сотни особей.

Такая кровавая работа продолжалась до вечера, пока у нас БК не закончился. На ночь закрепились в одном разваленном трехэтажном доме, но спать никому не хотелось, и до утра мы толком глаз не сомкнули, так, полудрема какая-то. Наконец, только развиднелось, нам подвезли гранаты и боезапас, мы пополнились, и кровавый наш труд возобновился.

Время от времени «беспределы» пытались атаковать, но все городские высоты уже были под нашим контролем, на них сидели корректировщики с радиостанциями, и мы встречали их вовремя. Были и собачки, эти милые существа, откормленные на человечине, каждая весом кило под семьдесят-восемьдесят, но одиночки, никогда не больше, чем три-пять штук, так что справлялись с ними быстро.

К вечеру, вся «правая» сторона города Батайска, разделенного на две части автомагистралью, была под нами, а «левая» под столичными войсками. Завтра мы выдвигаемся на Ростов, а на наше место придут территориалы, еще не по одному разу проверят все отнорки и уничтожат недобитков, которые наверняка, имеются. Мы же, свои обязательства перед нашим государством выполнили полностью, и значит, делать нам здесь больше нечего.

Победа! Красивое слово, мощное, радостное, но мне было как-то тоскливо, и удовлетворения оттого, что я делал эти пару дней, я не испытывал никакого. Нет, сожалений или каких-либо рефлексий я не испытывал, все в порядке, чисто служба, без всяких эмоций, но и интереса от полученного результата тоже не было.

Пришел, увидел, победил! Кажется, именно такие слова сказал один древний вояка, который забыл добавить, что надо еще и потери подсчитать. Кстати, про потери. За три дня проведения операции по зачистке города, из строя роты выбыло пять человек, трое убитых, навсегда, и двое тяжелораненых, возможно, что и временно.

Позже, спустя несколько дней, умная голова неизвестного мне штабного офицера произвела подсчет, и оказалось, что мы самое результативное подразделение во всей армии. Меньше потерь, чем у нас, не было ни у кого, а трупаков наваляли побольше, чем целый столичный батальон. Эта информация широко разошлась по всем СМИ, то есть в радио и газеты, и думается мне, что именно тогда за нами стала закрепляться слава самых кровавых и жестоких гадов во всей Конфедерации, которые на досуге играют в футбол отрубленными головами врагов. Прикольно!