неужели мне вот так придется уйти, оставив чашки и ложки, оставив на сухом подоконнике сутулую рыжую кошку? бросить плавится город под ржавым фонарным солнцем. И растворить последний телефонный звонок на вязких запястьях/прокуренных легких. уйти, опрокинув душный асфальт, и, разлив закат на полу прихожей. мне не верится, что когда я приду, ты будешь меня по-прежнему ждать, что будешь обо мне все еще помнить. я вернусь немного другой – осенней, с простуженным горлом и с замершими пальцами рук под растянутой вязанной кофтой. я вернусь с сигаретным вкусом духов и с новой придуманной ролью. я буду, как детский дневник, позабытый тобой на полке, полный разноцветной мечты, яркий и где-то картонный. неужели мне вот так придется уйти? оставив вылизанные солнцем лица, оставив весну в антикварном шкафу до лучшей поры. и билет на немое кино, на последний разваленный ряд, для нас, абсолютно чужих и таких ромашково-робких.

тебе кажется – перестал я тебя уважать: целовать в горизонтик лобик, засыпать у предплечья в транспорте, идущего по путям, и готовить палящий кофе. тебе кажется – перестал я тебя любить: замыкать на запястье свои ладони, не писать темной ночью *спи без забот*, напевая alai oli тебе кажется – перестал я тебя ценить: говорить без устали то самое слово, открывать по утрам нараспашку окно, чтоб увидеть залитый город. тебе кажется я совсем не то: не берегу тебя ни в сентябре, ни в апреле, а я путаю даже понятия слов — ценю. люблю. уважаю. и верю. ты, наверно, сегодня опять домой по изрезанной болью дороге — пить чай разбавляя его коньяком, и курить откровенно свой вог с ментолом.

я не хочу, чтобы всё прекращалось, не хочу по разные стороны баррикад, и головы в пропасть. мой язык все ещё с привкусом трав. «тысячаслов меня» не встревожат воздух, что уж там говорить про тебя. это просто субтильность уселась в лёгких, я не в силах оставаться опять у руля. раздвоение личности может быть в моде, но мы за руки и это контраст. не вспоминать про потолок, белый от боли, это дороже всех привилегий сбербанковских касс. мне бы 5 сигарет с тобой пополам, чтоб одну на двоих, и на выдохе фраза: – среди сотен лет я ждала лишь тебя. а на вдохе – боль костного экостаза.

как приятно чувствовать у рта прикосновение твоих рук. знать, что завтрашним днем на казнь нас не поведут. что своровав у кого-то из карманов табак, мы можем залечь на мосту, закосив под английских бродяг. перед сном дети чистят зубы. как жаль что ты уже не пишешь стихов что под руку не адмирал советский ведет а растерзанной жизнью мальчик. что телеграмма тебе не дойдет обогнув ось земли и упав кометой в почтовый ящик. как странно любить невпопад, проводя на ладони ряд геометрических линий и боевой снаряд хранить под расколом груди – застывший иней покрывает меня не хуже бронзы, погибших солдат. все политические карты мира весят на моих стенах приходи выбирай любую, мы взорвем ее, бросив стулом а потом пожалуемся на соседских ребят и минералкой за копеек 5 утолим жажду влекущих прелюдий. как же хочется собой совладать, прикупить себе новых юбок, чтобы формой колен показать сходство наших, излюбленных судеб.

полюбились рыжие волосы, как зима цепляется за осень снежинками. хранить холодную веру, маршируя немыми ботинками. Рейкьявик в полный рост не выше моего тотального, первомайского одиночества. загибаться с сигареткой посередине кухни — не мое уже свыше пророчество. косность слов, непредвиденные обстоятельства — не отнимут ее у меня. она страницами, полосами газет шуршит в издательствах, и берегут ее у правого, самого отважного, своего плеча.

эта серия твоих фотографий не оставит меня равнодушным, эфемерные сновидения растекаются по подушке. эта серия твоих фотографий не оставит меня равнодушным, яркий свет на клетчатку, неизвестно, что такое хромогенные отпечатки. Но эта серия твоих фотографий говорит мне о главном. «i'm cut» – трещат динамики, лед трогается с айсбергов и других континетов в Африку. но серия твоих фотографий остается для меня самой главной, обрыв гудков и других промежных – в ссадинах. это серия твоих фотографий останется для меня самой главной, канатные петли и прочие споставление с межгалактическими правилами не дают такого эффекта, как серия твоих фотографий…

как жаль что ямб не пишется в строчку. я бы тебе написал, рифмуя высокопарно, глотая воздух, длинною в транссибирскую магистраль. и на площади Сан-Марко в Венеции сухим языком воротил бы едва, втянув шею в сутулые плечи, щурясь на светских дам. знаешь, воздух как чист в Гетеборге я тебя бы туда увез – вазы там расставлены в ровный ряд. как пряди твоих волос. все же жаль что ямб не пишется в строчку что нельзя вот так дерзко – тебя за рукав крикнув на улице в полный голос: «эта девочка только моя» *рвется крысиный рот в баре Мюнхена где-то на old street и трясет телефон неотвеченными от выпитого в тот вечер провинциального мескали.

острая необходимость в тебе. и рвется и просится – не устоять. бросаясь под поезда – захлебываться. тем чувством, прошедшего дня. отчаянье бьется презрением. к самой же себе – навзрыд. мне только бы прикосновения ладоней. и чашек разбитых мотив. переклеить обои в прихожей, заменить голоса дверей. чтобы судорожно не беспокоили полуночные мысли во мне. запиши все признания в столбик, подели на сумбурность дней. собери меня из осколков и повесь над кроватью своей. я не требую возвращения, но нуждаюсь в твоем тепле. ты с другими уже у Есенина целуешься где-то во сне. моем. были выполнены все обещания. может зря. ты просила сама. и теперь я не знаю, как далее забирать Тебя у Себя.

реактивный вертикальный на счет 3 редактирование фотографий и саблезубые мечты. что могли знать мы, когда на распашку – не смелые ягодные, воровали друг у друга в садах цветы, но я знал, ждал – и оторопь брала, когда расширялись твои зрачки. голова – шея – вопросительный знак. твоя ладонь, как измена – всегда раскрыта на 5 суеверия стартовали, как выцвевшая блондинка, под которой двоится МХАТ. руки накрест на точке с пересечением лба — эти квадратные сантиметры – делят пространство на 2 ты любила джаз и спать по ночам, а теперь эти стрелки, кожаная и «объективный взгляд» — мягкий, как дождевая вода. из карманов впадает 2 смятых листа на одном твое имя на втором несмелое слово но перманентным, чтобы уже навсегда.

я возможно не лучшее из поэзии  — до Танка не дотягиваю прописью , но я ранее пробуждение  — проседью проявляюсь в осени .

девочка упала в апреле  — разбила она колени . варенье в ладонях , варенье : плачет она в воскресенье . слизывает его в перемешку с землей , а то что колени в варенье  — ей все равно .

горела в кармане Каренина  — горело мое пальто . бездомные кошки Карелии  — горели все заодно . горело мое терпение . горел на груди алкоголь , но солнце упало на дерево  — апрель оказался за мной .

кланяется верба в клавесин , клавиши бьются о дно . деревянные малыши смотря в мое окно . речью ты их полечи  — минус только в одном . не смогут ругаться они без причин , так и будут смотреть в окно .