В кабинете висела напряженная тишина. Трое собеседников молча глядели друг на друга.

— Очевидно, вас беспокоит гонорар? — нарушил, наконец, молчание мирза Давуд.

Шнейдер смутился, помедлил с ответом. Потом, отрицательно покачав головой, перевел взгляд на сидевшего против него Фахруллу.

— Ну, а что же в таком случае вас удерживает?

— Трудности операции. Шансов на благоприятный исход очень мало…

— Вас трудно узнать, профессор Шнейдер!

— Господин Фахрулла, терапевтам легче считать хирурга богом…

Фахрулла промолчал.

Мирза Давуд взял со стола снимок и начал рассматривать. Торопливо поднявшись с кресла, к нему подошел Шнейдер.

— Виноват, — сказал он и кончиком карандаша показал на темное пятно. — Видите эту тень? Попробуйте-ка троньте! Сейчас глаза больной имеют вид красиво отливающего стекла, любому жениху приятно посмотреть. Это неестественное сияние делает ее даже пикантной. Рука хирурга может разрушить эту красоту…

Мирза Давуд молчал.

— Хочу сказать — верней, предупредить вас — еще и вот о чем… — продолжал наступать Шнейдер. — Глаза, как вы знаете, форпост головного мозга. А что, если хирургическое вмешательство повредит его? — Он помолчал несколько мгновений. — Я понимаю вас, профессор. Вам, человеку гуманному, хочется оказать помощь этой девушке. Но при таких обстоятельствах будет самым человечным вернуть ее в Лагман.

— Вы предлагаете невероятное, доктор Шнейдер! — резко оборвал его Фахрулла.

— Почему? — удивился Шнейдер.

— Вы сами прекрасно понимаете, — ответил Фахрулла.

— Гм… Поймите: я не могу рисковать судьбой девушки… и своим именем. Слава клиники во многом зависит от успеха моей работы. Так зачем же идти на риск из-за филантропии?

Мирза Давуд поднялся с кресла. Профессор Фахрулла насторожился.

— Возможно, вы и правы! — произнес, наконец, мирза Давуд.

— Для Амаль это, конечно, трагедия, — развел руками Шнейдер.

— Пока что да!

«Почему пока что? — беспокойно застучало в голове Шнейдера. — По-моему, она уже сыграна до последнего акта. Дочь садовника должна уехать обратно!»

— Я готов сбрить бороду и принять на свою голову позор, лишь бы Саадат-ханум оказалась сейчас в Кабуле! — тихо произнес Фахрулла.

Мирза Давуд поднял на него глаза. Потом снял трубку, позвонил в посольство Советского Союза и попросил доктора Скрипкина.

Разговор с доктором Скрипкиным был коротким.

— Слушаю, профессор! Чем могу быть полезен?

— Извините, что я потревожил вас. Мне хотелось знать, собирается ли Саадат-ханум заглянуть в Кабул?

— А что, соскучились?.. — шутливо заметил Скрипкин. — Ничего определенного сказать не могу. Месяц тому назад она писала мне о своей занятости в Индии и с тех пор молчит.

— Жаль… — вздохнул мирза Давуд. — Мне она очень нужна.

— Я так и понял.

— Ну что ж, извините за беспокойство.

— Будьте здоровы! — ответил доктор Скрипкин и положил трубку.

Раздался стук в дверь.

— Войдите! — сказал мирза Давуд.

Однако дверь по-прежнему оставалась закрытой. Очевидно, человек не решался войти. Тогда Фахрулла подошел и открыл ее. Перед ним стоял возбужденный и чем-то глубоко расстроенный Надир.

— Надир? — удивился Фахрулла. — Что случилось, сынок?

— Я хочу поговорить с Давуд-саибом.

— Хорошо, входи.

Надир вошел в кабинет и, завидев Шнейдера, задрожал.

— Доктор-саиб, — заговорил он заплетающимся языком, обращаясь к мирзе Давуду. — Я не хочу, чтобы этот чужеземец, — он кивком головы показал на Шнейдера, — оперировал Амаль… Он злой, нехороший человек. Очень прошу вас, не допускайте его до Амаль… Он — Гитлер…

Не сводя брезгливого взгляда с юного кочевника, Шнейдер настороженно слушал. Хотя он и плохо знал язык фарси, но понял, о чем говорил Надир. «Можно себе представить, как со мной поступит этот дикарь, если исход операции окажется неудачным!» — подумал он и с раздражением закурил. Наступила пауза.

— Тебя не обижают на кухне? — спросил мирза Давуд.

— Нет, саиб. Я работаю, как велит совесть, и меня кормят досыта.

— Иди спокойно к своей работе. Амаль мы не дадим в обиду.

— Да, я знаю… Но… — юноша запнулся.

— Все твои тревоги пока напрасны, сынок, вмешался Фахрулла. — Мы еще точно не знаем, можно ли ей делать операцию. Возможно, ей придется вернуться в Лагман слепой.

— Обратно? В Лагман? Но ведь Давуд-саиб обещал… — заволновался еще больше Надир.

— Терпение, мальчик мой! Такие дела быстро не делаются… — Глаза мирзы Давуда вдруг повлажнели.

— Не огорчайся, Надир, смотри-ка, к нам голуби прилетели… — сказал Фахрулла, указывая на окно, на которое сели два сизых голубя. — Это хорошая примета… Будет и у нас равшанаи, отступит тьма и в твоей судьбе…

— Простите меня. — Прижав руку к сердцу, Надир вышел.

Мирза Давуд, задумчиво подняв брови, смотрел на Шнейдера.

— Ну что же, придется перевести больную в терапевтическое отделение, — и, повернувшись к доктору Фахрулле, добавил: — Прошу вас, профессор, подкрепите ее здоровье. А там обдумаем, как поступить дальше. Вас же, профессор Шнейдер, попрошу свой отказ пока не разглашать.

В знак согласия Шнейдер поклонился и вышел. Он спустился в вестибюль и взглянул на свои золотые часы.

«Время обеда, — подумал он. — Хорошо бы позвонить миссис Мелби и пообедать вместе».

Мелби ответила ему, и они быстро договорились.

Размахивая желтым массивным портфелем, Шнейдер не спеша покинул клинику и направился в отель «Кабул».

Миссис Мелби появилась, когда Шнейдер и доктор Казыми уже осушили по нескольку рюмок коньяка.

— О’кэй! Я вижу, вы не скучаете! — весело сказала миссис Мелби.

— А вы, как всегда, опаздываете! — игриво заметил Шнейдер и предложил ей стул.

Миссис Мелби посмотрела на доктора Казыми.

— Я вас, кажется, видела в клинике профессора мирзы Давуда, не так ли? — спросила она, садясь.

— Вы не ошиблись, миссис! — ответил тот, продолжая стоять.

— О, вы так хорошо говорите по-английски!

— Еще бы! Он десять лет пил виски в Нью-Йорке, — раскатисто засмеялся Шнейдер. — Садитесь, друг мой…

— Нет, профессор, не могу. У меня с четырех часов дежурство. — И, пожимая ему руку, добавил: — Вы поступили совершенно правильно. Отказ ваш вполне логичен…

— Ну-с, моя дорогая, что вы будете пить? Коньяк? Шампанское? — спросил Шнейдер после ухода Казыми.

— Налейте коньяку.

— На обед?

— Баклажаны. Здесь их очень аппетитно готовят.

Шнейдер заказал.

— Это все? — спросил молодой официант.

— Пачку сигарет «Стамбул» и спички… только не русские.

— Слушаю, сэр! — вежливо ответил официант, а про себя подумал: «Странно! Русские спички самые лучшие, горят быстро, ярко и без запаха».

— Что это вам вздумалось перенести наше свидание на обед?

— Хотелось увидеть вас на несколько часов раньше.

Шнейдер наполнил рюмки коньяком, а фужеры — лимонной водой.

Миссис Мелби посмотрела на Шнейдера.

— Вы, друг, милый, безбожно лукавите!

Шнейдер молчал. Он радовался, что все обошлось по-хорошему и без тревог! Жизнь без них выглядит куда как приятнее. Зачем браться за такое скандальное дело? Что принесет ему эта операция? Гонорар в пятьсот афгани? К черту! Он заработает гораздо больше.

— Как себя чувствует ваша Джульетта?

— Какая?

— Амаль!

— О, вы запомнили ее имя! Она продолжает занимать дорогую койку…

— Надеюсь, вы пригласите меня на операцию?

— Я отказался от нее. Мне, как иностранцу, не следует влезать в эту драку.

— Какую драку? Не понимаю… — Мелби поднесла к губам рюмку.

Шнейдер рассказал о своей беседе с Казыми.

— Значит, бедная девушка должна стать жертвой грязных интриг?

— Они все бедные, и вся их страна нищая. Какое нам до этого дело?

— Но вы ошибаетесь, друг мой. Вы ошибаетесь!

— Успокойтесь, дорогая, — Шнейдер хотел взять ее руку, но она отдернула ее. — Забудем эту нищую девушку, забудем обо всем, что я сказал. Я не хочу, чтобы вы думали о ней.

— А я не могу! — губы ее задрожали. — Я врач, и к тому же женщина.

— Ну и что же?

— Мне бы хотелось видеть в вас тоже врача и человека. Долг для вас должен быть выше всяких интриг.

— Это не интриги — это война!..

— А вы встаньте выше и делайте доброе дело… Неужели вы не были молоды? Вспомните юношеские чувства, любовь…

Синий табачный дым кружился над столиком. Официант заполнил стол красиво гарнированными блюдами, поставил бутылку шампанского на льду и ушел.

— Все помню. И все же не хочу думать об этой девчонке, — ответил Шнейдер, потянувшись за рюмкой, добавил: — И вас прошу, забудьте о ней и не портите мне настроение.

Мелби покраснела.

— Вы не любите свою работу! — сказала она, глядя на него.

— Миссис Мелби!..

Она от волнения тяжело дышала и не сводила с него глаз. Шнейдер в конце концов заметил ее настроение, посмотрел на нее с удивлением и, выпив рюмку коньяку, сказал:

— Продолжим наш разговор потом, а сейчас прошу быть только со мной…

Миссис Мелби готова была расплакаться. Она молча встала и, опустив голову, торопливо направилась к выходу.

Кровь прихлынула к вискам Шнейдера. Удержать ее, не пустить? Но он побоялся привлечь к себе внимание посетителей ресторана, среди которых было много иностранцев, знающих его. Нет, он не может компрометировать себя. «Экстравагантная душа, как и все ее сородичи, — думал он. — Стоило омрачать обед из-за какой-то афганской нищенки! Ничего, остынет и вернется».

Профессор Фахрулла собирался уезжать из клиники, но был вызван главным врачом.

— Только что звонила ханум Мелби, — сказал ему мирза Давуд. — Она взволнована отказом Шнейдера.

— Не удержался, разболтал!..

— Этого надо было ожидать. Она его близкий друг. Но дело не только в этом. Ханум Мелби сказала мне, что в отказе какую-то роль играет наш Казыми.

— Казыми? — воскликнул Фахрулла.

— Да!

— Он здесь, у него дежурство.

Мирза Давуд вызвал сестру.

— Зульфия, разыщите доктора Казыми и пригласите ко мне.

Зульфия побежала в терапевтическое отделение. Доктора Казыми там не видели. Она заглянула в рентгеновский кабинет. Не оказалось его и там. Сестра нашла его в вестибюле. Доктор Казыми нежно разговаривал с богато разодетой девушкой. С его лица не сходила улыбка.

— Доктор-саиб, вас срочно просит главный… — прервала его беседу Зульфия.

— Что такое? — удивился Казыми. — Меня? Срочно?

— Да, саиб. Я вас ищу по всем кабинетам и палатам…

Казыми насторожился.

— Хорошо, Зульфия! Займи на несколько минут Гюльшан-ханум, она из Лагмана, а я сейчас вернусь. — Он сделал шаг, чтобы уйти, но вдруг повернулся: — А лучше всего проводи-ка ханум в шестую палату, к Амаль. Я приду туда.

— Хорошо, саиб! — кивнула сестра.

Длинное ожерелье из настоящих жемчугов заворожило взгляд Зульфии. «Какая прелесть!» — подумала она. Гюльшан заметила ее завистливый взгляд…

Мирза Давуд встретил Казыми спокойным пристальным взглядом.

— Это правда, доктор Казыми? — спросил он.

— Что, саиб?

— Что вы уговорили Шнейдера воздержаться от операции больной Амаль? — Он говорил медленно, не глядя на собеседника.

Казыми замялся с ответом.

— Саиб, — начал он наконец, — побывав в Лагмане, вы согласились бы с профессором Шнейдером.

Подняв на него удивленные глаза, мирза Давуд вышел из-за стола.

— Вы так думаете?

— Да, саиб.

Мирза Давуд прошелся взад-вперед по кабинету, что-то обдумывая, а потом остановился перед профессором Фахруллой.

— Слава аллаху, что не все рассуждают подобным образом! Иначе наша отсталость длилась бы еще десятилетия, а может быть, и целый век…

— Операцией слепой дочери садовника, саиб, вы не сделаете шага к прогрессу.

— Не болтай чепуху, сын мой! — не выдержал Фахрулла. — И не думай, что ты вернулся из-за океана гениальным человеком.

— Я не думаю, но согласен с профессором Шнейдером, что мы еще больше углубим трагедию этой девушки.

— Доктор Шнейдер решил окончательно? — спросил мирза Давуд.

— Да, саиб. Он считает, что иностранцу не стоит вмешиваться в эту грязную интригу.

— Грязная интрига?! — вскипел Давуд. — Субъекты, как мулла Башир, — враги Афганистана. Это они виноваты в нашей отсталости и в том, что мы вынуждены прибегать к помощи специалистов подобных Шнейдеру.

Раздался телефонный звонок. Казыми поднял трубку.

— Алло!.. Алло!.. — донесся хриплый голос телефониста. — С вами будет говорить Лагман.

Мирза Давуд подошел к проводу.

— Кто это говорит? А, Гулам-саиб!.. Здравствуйте, друг мой, как вы себя чувствуете?

— Хорошо, благодарю.

— Чем могу быть полезен?

— С господином Азиз-ханом очень плохо. Почему профессор Фахрулла задерживается?

— Его никто не вызывал в Лагман!

— Как? Дочь хана уехала за ним еще с утра!

— Дочери Азиз-хана я не видел.

Казыми жестом руки остановил Давуда.

— Саиб, она здесь… в клинике…

— В клинике? — заволновался вдруг Фахрулла.

«Уж не пробралась ли она к Амаль? От нее всего можно ожидать», — подумал он.

— Она в сопровождении сестры пошла к Амаль, саиб.

— Ну это уж слишком! — возмутился Фахрулла и поспешно вышел из кабинета.

Казыми недоуменно пожал плечами.

— Алло, Гулам-саиб, дочь хана здесь, у нас. Не волнуйтесь, пошлем врачей!

Гулам спросил об Амаль, передал привет от Наджиб-саиба и попрощался.

Положив трубку, мирза Давуд несколько секунд смотрел на доктора Казыми.

— Брат мой, вам тридцать лет, а мне шестой десяток. Женщинам нравятся красивые мужчины, а мы любим красивых женщин. Запомните: вы отвечаете головой, если с дочерью садовника случится что-нибудь недоброе. Вы поняли меня?..

Казыми вспыхнул и виновато опустил голову.

— Я понимаю, — продолжал мирза Давуд спокойно. — Истоки вашего заблуждения — это заокеанское влияние. Мы — афганцы и вдобавок врачи… Люди, на которых наш народ смотрит с верой и надеждой. Мы будем негодяями, если обманем надежды наших отцов и матерей, продадим честь и совесть Желтому дьяволу. Мы должны презирать таких, как Шнейдер. И я верю, вы докажете свою любовь к народу и своей добросовестной работой смоете с себя это пятно.

— Я все понял, саиб! — И Казыми, словно побитый, вышел из кабинета.

Вернувшийся из палаты Фахрулла сообщил, что застал Амаль в слезах. Оказывается, дочь Азиз-хана уже успела рассказать ей, что врачи отказываются делать операцию. А кто мог сказать об этом Гюльшан, кроме Казыми?

Мирза Давуд и Фахрулла решили терпеливо ждать. Не исключено, что Шнейдер изменит свое решение и рискнет…

Шла уже третья неделя жизни Амаль в Кабуле. Мирза Давуд не впадал в отчаяние, он хотел во что бы то ни стало вернуть Амаль в Лагман зрячей. «Неужели в отказе Шнейдера имеется зерно благоразумия? — думал он. — Или же только хитрость и алчность?»

Август уже подходил к концу. Возвращаясь после утреннего обхода больных в кабинет, мирза Давуд увидел на круглом маленьком столе сверток. По упаковке не трудно было догадаться, что посылка прибыла из богатого магазина. Он взял лежащий на свертке конверт и разорвал его.

«Дорогой мой сэр! Не судите меня за сентиментальность, и пусть ваша национальная гордость не омрачится этими подарками для Амаль!

Сама не понимаю почему, но я полюбила эту несчастную девушку. Ее судьба беспокоит меня… Думаю, она будет рада этим мелочам, хотя и не сможет их видеть. Только прошу не говорить ей, от кого они.

Для вас посылаю американский журнал, в котором описываются подвиги русского хирурга-окулиста в Индии. Вот какие чудеса творит человеческая рука, если она делает все во имя гуманизма и счастья людей! Хашимова достойна восхищения. Горжусь тем, что она женщина…

Когда прочтете, убедитесь, каким жалким кажется заявление автора статьи, что красный доктор Хашимова искусно и виртуозно проводит коммунистическое влияние, кочуя из города в город, из селения в селение.

Да благословит вас удача!

Мелби».

Внизу, после подписи, притаилась небольшая приписка: «Не кажется ли вам странным, что люди из Лагмана слишком поспешили вознаградить мистера Шнейдера дорогим персидским ковром в тысячу долларов? Не дай бог, чтобы и другие ваши коллеги последовали его неблаговидному примеру!»

Давуд долго смотрел на расплывающееся перед его глазами письмо. «Ковер… тысяча долларов… неблаговидный пример… Что все это значит?»

В кабинет вошел профессор Фахрулла. Мирза Давуд протянул ему письмо, а сам раскрыл посылку. Там вместе с журналом оказались дамские чулки, платье, женское белье, флакончик одеколона, замысловатая расческа и сто афгани денег.

— Я этого ожидал… — сказал Фахрулла, возвращая письмо коллеге.

— М-да… — мирза Давуд раскрыл журнал и вызвал сестру.

— Не знаете, где доктор Шнейдер, Зульфия?

— Пойду разыщу.

Шнейдер не заставил себя ждать. Войдя в кабинет, он, как обычно, вежливо поздоровался. Мирза Давуд не ответил на его приветствие.

— Сестра, подождите минуточку.

Зульфия замерла у двери.

— Профессор, у вас в Лагмане есть приятели?

Вопрос Давуда был настолько неожиданным, что Шнейдер вздрогнул.

— Позвольте спросить, почему это вас интересует?

— Потому, что вы оттуда получаете подарки.

— Подарки?.. Какие, например?

— Например, ширазский ковер…

— Я не знал, что каждый мой шаг контролируют!

— Профессор, вы отлично знаете, что это не так! — возмутился Фахрулла.

— Вы, господин Шнейдер, конечно, знаете, за что вас наградили?..

Шнейдер стоял бледный, не двигаясь.

Мирза Давуд подошел к столу и, взяв коробку миссис Мелби, показал Шнейдеру.

— Вот это тоже подарки. Но их прислали с иным чувством. Подарки присланы дочери садовника одной иностранкой… Как видите, посторонний человек волнуется за судьбу больной и несчастной афганской девушки, а вы…

Фахрулла заметил, как губы у Зульфии опустились и на глазах появились слезы.

— И вы, профессор, верите в искренность этого жеста?

— Безусловно!

— Напрасно! Держу пари — это очередная проделка красных.

— С каких это пор вы причисляете миссис Мелби к их разряду?

Шнейдер остолбенел.

— Миссис Мелби больше похожа на искусную миссионерку, чем на… — беспомощно залепетал он.

— Сестра, отнесите это Амаль, — сказал, не слушая его, мирза Давуд. — И не говорите, от кого.

— Ну, как же вы решаете? — обратился он к Шнейдеру, когда Зульфия вышла. — Готовы ли вы дать исчерпывающее объяснение и принести извинения?

Шнейдер вскочил.

— Я вам, господин профессор, не школьник! В таком случае… В таком случае я готов подать в отставку. — «Посмотрим, как вы затанцуете без меня», — злорадствовал он про себя, уверенный, что мирза Давуд не рискнет остаться без окулиста.

— Как вам будет угодно! — холодно произнес мирза Давуд и протянул руку к трубке звонившего телефона. — Слушаю!

— Профессор Давуд-хан?

— Да.

— Вас беспокоит доктор Скрипкин. Мир и здоровье вам…

— Вам тоже, дорогой коллега. Чем хотите обрадовать?

— О, вы даже и не подозреваете… Рядом со мной стоит доктор Хашимова.

— Саадат-ханум?! — вскрикнул мирза Давуд. — Умоляю вас, передайте ей трубку.

— Аллах, ты милостив к нам! — поднял глаза к небу Фахрулла.

Шнейдер метнул на него злой взгляд.

— Ханум, я счастлив слышать ваш голос… Мы так жаждем вас видеть! Скажите, доктор Скрипкин рассказывал вам об Амаль?

— Да, но, к сожалению, я не могу помочь… Жду самолета из Ташкента.

— Ханум, мы закроем небо Кабула!

— Даже та-ак?..

— Да, ханум. Все небесные силы встанут на сторону несчастной. Мы вызовем на помощь и дождь, и бурю, и ветер…

— И вам не жаль меня?..

— Боже мой! Но кто же поможет нашей несчастной Амаль!.. Ханум, прошу вас, примите обездоленную дочь садовника за свою. Осмотрите хотя бы ее… Я еду за вами!

Мирза Давуд бросил трубку и выбежал из кабинета.

Шнейдер наградил профессора Фахруллу злорадной улыбкой.