Кромешная тьма и тишина вокруг. Где-то раздается плач шакалов. Ветер изредка залетает в хибарку, поднимает густую пыль с черных, закопченных стен и, понатешившись с горящей лампой, опять через отверстие в крыше улетает в ночной простор. Посреди лачуги на мангале ярко пылает древесный уголь. У огня, на мягком маленьком матрасике, скрестив ноги, сидит старуха с худым лицом и черными блестящими зубами. Она слушает Биби, время от времени отрывает взгляд от огня и задумчиво смотрит на Надира. Губы ее что-то беспрерывно шепчут.

Терпеливо выслушав Биби, колдунья недовольно пробубнила:

— Все вы равны, что бедные, что богатые. Только в беде и находите ко мне тропинку. — И, воздев руки кверху, проговорила: — Аллах, ты милостив ко мне! — повернулась к Биби, заговорила с укором: — Зачем ты привела своего сына насильно? Он не верит в силу моего духа?

Биби страдальчески взглянула на Надира.

— О раба божья, — заторопилась она, — он еще ребенок. С детства вырос без страха перед дивами. Не боится ни ночи, ни могильных камней. Да я и сама не думала, что когда-нибудь постучусь в вашу дверь.

— В том-то и несчастье, что твой парень не знает страха ни перед дивами, ни перед ангелом смерти, — с раздражением заскрипела колдунья и поднесла костлявую с длинными ногтями руку прямо к лицу Надира. — А знаешь ли ты, храбрый заяц, что дочь хана помышляет задушить тебя в своих объятьях? — Биби встрепенулась. Заметив это, колдунья еще больше подбавила страху. — Она щедро вознаградила меня за то, чтобы я приворожила тебя.

По лицу Надира скользнула еле уловимая улыбка.

— Чему улыбаешься? — начала выходить из себя колдунья. — Рад, что приворот не действует? Плакать тебе надо, за твоей спиной тень смерти… — и, чуточку смягчив голос, указала на Биби. — Взгляни на свою мать, разве ты ослеп и не видишь, как она терзается?!

Надир смущенно опустил голову. Он молчал, но в душе у него все кипело. «И зачем это мать привела меня сюда?!» — думал он.

— С твоих губ, о раба божья, сыплются слова истины, — поспешно заговорила Биби. — Откуда ему знать, что Гюльшан не дает мне проходу?.. То обливает слезами мне руки и обещает золотые горы, а то угрожает. Недавно она сказала мне: «Или твой сын будет моим мужем, или падет от ножа моей ненависти!..»

— Да, дочь хана без ума от твоего парня, — подтвердила колдунья. — И она свяжет его цепями моих талисманов, если…

Старуха остановилась и снова начала сверлить Надира своим злым, обжигающим взглядом. Надир готов был броситься к выходу и стремглав унестись прочь от хижины.

Наступила недолгая, но угнетающая пауза. Женщина с черными зубами, взяв стоящий рядом с нею чилим, протянула его Биби.

— Мать своего сына, я вижу, ты не куришь, а я без табака, как рыба без воды. Ради аллаха, зажги этот чилим, дай мне жизнь.

Биби с готовностью исполнила ее просьбу. Положив в набитую табаком головку чилима горящий уголек, она протянула его хозяйке. Затянувшись горьким табачным дымом, колдунья продолжала:

— Напрасно ты, юноша, не веришь в силу моего волшебства. Оно может потягаться с самим дьяволом. Отныне дочь хана начнет презирать тебя, — и, повернувшись к Биби, добавила: — А ты, мать, не беспокойся, я заставлю врага отступить, она уйдет с его пути, я спасу его и от ненависти и от любви Гюльшан… — Биби схватила ее темную руку и прижала к своим губам. Та отдернула ее назад. — Глупая женщина, я не святая, и незачем целовать мне руку, лучше как следует отблагодари. А сейчас подай-ка мне вон тот сундучок, — она указала на нишу.

Надир хотел было сделать это за мать, но колдунья зашипела на него:

— Ты… ты сиди смирно!

Она наклонилась к огню, потом подняла глаза на Надира.

— О тебе идет славная молва, мальчик мой… — и снова приникла к огню. — О… что только творится вокруг тебя! Вот Гюльшан — она беснуется… — Брови ее нахмурились, и она продолжала: — Видел бы ты, с каким факелом она бежит за тобой!..

Испуганно глядя в огонь, Биби поставила сундучок возле колдуньи.

— Ну-ка, парень, наклонись ко мне!

Не поднимаясь с места, Надир наклонил голову. Достав из сундука большие ножницы, колдунья трясущимися руками отрезала у него небольшой пучок волос. Потом, что-то нашептывая, подула на них и положила рядом с собой.

— Красивый ты малый, — заговорила она вдруг громко и весело, — жаль, что прошли мои годы и время согнуло меня… А то я сама тебе проходу не дала бы. Или поженила бы на дочери самого султана Кашмира…

— На… — колдунья протянула ножницы Биби. — Остриги ногти с его левой ноги.

Когда ногти были острижены, старуха велела Биби разделить их на две части. Биби покорно исполнила приказание.

Одобрительно кивнув головой, колдунья протянула Биби красный лоскутик, потом щепотку волос Надира, его ногти и небольшой тонкий листок, исписанный крючковатыми арабскими буквами.

— Возьми это, мать своего сына, и зашей вместе…

Вскоре талисман был готов.

— Незаметно спрячь его под порогом комнаты дочери хана, — продолжала колдунья, — и он освободит душу твоего парня от сетей его врага… Дочь хана потеряет свою власть над ним!

Облегченно вздохнув, Биби протянула руку за талисманом.

— Еще не все… — остановила ее колдунья. — Юноша, смотри на огонь…

Надир повернул голову к огню, и в глазах его задрожали отблески. Колдунья опять зашевелила губами, взяла из сундучка маленький мешочек, достала из него щепотку порошка из высохшей травы, смешала с остатком волос Надира и бросила в огонь.

Удушливый запах вместе с запахом паленой шерсти распространился по хижине. Старуха подняла руки кверху, опять что-то быстро-быстро забормотала и принялась дуть на Надира, отгоняя от него злых духов Гюльшан.

— Выйдемте наружу! — Колдунья взяла палку и, опираясь на нее, вышла из хибарки.

На черном небе ярко лучились звезды. Колдунья подняла голову к небу и несколько мгновений блуждала глазами по созвездиям.

— Вот она! — воскликнула колдунья. — Нашла, наконец, звезду счастья твоего сына! — Схватив за руку Биби, она потянула ее к себе. — Видишь вон ту одинокую звездочку? — ткнула она своей сучковатой палкой куда-то между созвездиями Близнецов, Большой Медведицы и Льва.

От волнения Биби не видела ничего, кроме тысяч рассеянных звезд.

— Смотри внимательно, мать своего сына, — строгим тоном приказала старуха. — Гляди на кончик моей палки, вон та одинокая лучистая звезда!

Биби с напряженным вниманием глядела на небо.

— Вижу! Вижу! — обрадовалась Биби. — Вижу одинокую звезду.

— То-то, тебе сорок два года, а мне семьдесят, не сравнить твои глаза с моими. Так вот запомни: чтобы навсегда расколдовать твоего парня от любви и ненависти дочери хана, отыскивай каждую ночь эту звезду и гляди на нее до самого рассвета. Десять ночей подряд смотри на эту звезду! Поняла?

— Да, раба божья, поняла.

— Найди белого петуха с черным пером на хвосте. Сумеешь?

— Постараюсь…

— Не так-то легко найти такого петуха, — посмотрев на Надира, медленно проговорила колдунья. — Пусть сын твой поможет тебе. Когда найдешь, разведи костер, зажарь живым на огне и еще горячим подай сыну, пусть он съест его. Кости зарой на кладбище, да так, чтобы ни одна живая душа этого не видела.

«И зачем только мать позволяет себя так одурачивать?» — думал между тем Надир, морщаясь от досады.

— Вот и все! — закончила колдунья и уже деловым тоном сказала: — За чародейство не торгуются, отнеси твои дары в жилье и положи под матрас, на котором я сидела.

Биби вошла в хибарку, развязала узелок платка, достала свое обручальное золотое кольцо и вместе с пятью афгани поспешно сунула под матрас.

— Мир вам! — попрощалась колдунья. — Можете идти… Смотрите, чтобы никто не видел вас на моей тропинке, блюдите тайну. А когда все уладится, надеюсь — не забудете еще раз отблагодарить меня.

Никем не замеченные Биби с сыном под покровом ночи вернулись в Лагман.

И уже на следующий день Биби, уловив удобную минуту, пробралась в спальню Гюльшан и спрятала талисман под ковром у порога.

— Талисман лежит на месте, — сказала она сыну. — Он непременно поможет нам. А завтра примусь за поиски белого петуха…

Надир обнял мать за плечи и, с нежностью глядя ей в глаза, сказал:

— Мама, лучше бы ты не напоминала мне об этой чернозубой старухе, не обманывала бы себя ее фокусами. Ничему не помогут ни ее талисманы… ни петухи, ни даже звезда моего счастья. Иди-ка лучше спи.

«Может быть, мальчик мой, ты и прав, — думала Биби, вглядываясь в ласковые глаза сына, — но у меня ты один. И я не могу спокойно относиться к твоей судьбе!»

— И все же, сынок, — ответила она, — ты должен смириться, вести себя разумно и унять свой пыл… Дочь хана, наверно, оставит теперь нас в покое.

— Успокойся, мама, я не буду больше огорчать тебя.

И Надир ушел, как всегда, оберегать черные розы и обширный сад хана. Биби прошла к лачуге Саида и поднялась на крышу, где в теплое время года она спала вместе с Амаль.

— Ой, тетя Биби? Как я вас жду!.. — обрадовалась девушка, заслышав шаги Биби.

— А что случилось?

— Ничего не случилось, просто так, соскучилась.

Амали очень хотелось рассказать, как Гюльшан ходила к чернозубой чародейке. Но, вспомнив о данном священном слове никому об этом не говорить, она решила молчать.

Девушка всегда радовалась приходу Биби. Улегшись рядышком, они только перед сном могли пошептаться обо всем, что их тревожило и волновало. Биби взяла руку Амаль и, не отпуская ее, глядела на небо, ни о чем не спрашивая, ничего не рассказывая.

— Биби?

Ответа не последовало.

— Неужели вы уже заснули? — И опять не услышав ответа, Амаль сочувственно проговорила: — Бедняжка, устала очень…

Мать Надира не спала. Она отыскивала ту самую звезду, которую ей показала колдунья. Но не так-то легко среди бесчисленных небесных светил найти эту одинокую «звезду счастья»!

Занятая созерцанием звездного неба, Биби погрузилась в горестные думы о сыне. Веря и не веря, что спасение Надира находится далеко от земли, Биби боялась сомкнуть глаза. «Отныне дочь хана будет презирать твоего сына, она разлюбит его и уйдет с его дороги», — звучали в ее ушах слова чернозубой старухи. А что, если любовь Гюльшан перейдет в ненависть, и она подобно кровным врагам начнет преследовать его, станет мстить? Если у самой рука дрогнет, так найдет убийц за деньги. Разве богачи знают цену человеческой жизни?»

Горькие думы овладели Биби, и она забыла о звезде и молитве, которую должна шептать, глядя в темное небо.

Амаль, думая, что Биби уснула, осторожно высвободила свою руку из ее руки и тихо отодвинулась.

Амаль думала о Надире. «Неужели колдунья и в самом деле обладает такой силой, что может заставить его жениться на дочери хана? — спрашивала она себя. — Нет, не может этого быть! Ведь Надир не любит ее! Мой отец ходил по святым местам, к магам и чародейкам, и никто, никто не помог моим глазам. Нет! Ни Биби, ни Надир не должны верить талисманам. Не должны!»

Вскоре сон взял свое, и Амаль уснула. Утром, когда отец разбудил ее для утреннего намаза, Биби уже не было. Она топила тонир, чтобы повара испекли свежие лепешки на завтрак хану.

Время текло незаметным ручейком. Большие часы в зале Азиз-хана показывали девять утра, когда семья собралась за утренней трапезой. Скрестив ноги, все чинно расселись вокруг огромной шелковой скатерти, растянутой на ковре посредине комнаты. За завтраком всегда стояла тишина. Только хан время от времени задавал какой-нибудь вопрос, и ему отвечали робко, не поднимая головы.

Стоя у порога, молодая служанка принимала все, что приносили с кухни, и ставила на скатерть, а мать Гюльшан передавала еду мужу.

Завтрак подходил к концу, когда Амаль, выполняя свою обязанность, принесла букет роз, собранный отцом.

Все заметили, как встрепенулся Азиз-хан, увидев дочь садовника. Гюльшан лукаво из-под бровей посмотрела на отца и опустила глаза.

— Ханум, прошу! — сказала Амаль, протягивая поднос.

— Амаль, милая, садись-ка с нами! — воскликнул Азиз-хан дрогнувшим голосом. — Ну-ка, Гюль, посади подругу рядом с собой.

Гюльшан проворно вскочила на ноги и, взяв с подноса розы, хотела подвести Амаль к скатерти, но та повернулась и со словами:

— Нет, нет, спасибо, я уже пила чай… — исчезла из комнаты.

— Амаль!.. Амаль!.. — попытался остановить ее хан.

Но Амаль будто ничего не слышала. Хан бросил салфетку, отодвинул стакан с недопитым чаем и поднялся.

Все поняли, почему испортилось настроение их повелителя, но никто не осмелился произнести ни слова. Мать Гюльшан больше всех волновалась; она знала все и не хотела, чтобы хан взял себе Амаль. Чем бы только не пожертвовала она, лишь бы Надир вместе с ней покинул Лагман! Но она ничего не могла сделать и молчала, видя, как Азиз-хан унижался перед Амаль.

«Надо самой поговорить с Надиром, — думала она. — А что, если кто-нибудь увидит меня с ним и слух дойдет до хана? Он обвинит меня в связи с посторонним мужчиной и по закону шариата убьет своими руками!» Не один раз она пыталась уговорить дочь оставить мысль о Надире. Но что слова матери для Гюльшан!

Заметив ее состояние, Гюльшан вышла из дому и долго бродила по саду. Она знала, что мать готова любой ценой женить Надира на Амаль и тем лишить ее надежды стать женой кочевника. Это лишь подбавляло масла в огонь, и Гюльшан усилила свою охоту за Надиром. Почти каждый день она находила его в саду, но он не слушал ее. И теперь, после заклинаний колдуньи, дочь хана еще с большей настойчивостью стремилась к достижению своей заветной цели.

Она нашла его у бассейна. Надир любовался золотыми рыбками и белыми лебедями. Она тихонько подошла и окликнула его:

— Надир!

Юноша оглянулся. Не шевелясь, как приготовившаяся к атаке змея, Гюльшан глядела на него огненным взором. Ему показалось, что она вот-вот бросится на него.

— Надир, прошу тебя…

Он не ответил. Помня предостережения матери, Надир решил и на этот раз уйти, не вступая в разговор.

Гюльшан схватила его за руку. Саид, работавший с дочерью неподалеку, увидев это, пришел в ужас. «О боже, да она совсем сошла с ума!»

— Уйди! — Надир отбросил от себя руку девушки. — Я пожалуюсь хану-саибу…

— А я не боюсь его! — расхохоталась Гюльшан. — Он ненавидит тебя за Амаль и прогонит, как только я скажу ему одно слово!

— Я сам уйду от вас!

— А как же Амаль? — ехидно спросила Гюльшан.

— Молчи! — со злостью бросил Надир и пошел по дорожке.

— Что ты за мужчина, если отказываешься от девичьей любви? — полетело ему вдогонку. — Уж лучше надень чадру да и ходи в ней!

Надир обернулся, задержав шаг. Дочь хана заметила, что он изменился в лице.

— Надир, милый, любимый, — заговорила Гюльшан, пытаясь ослабить его ярость, — отец осчастливит нас, поможет во всем. Он даст большое состояние, землю, людей. Ты станешь ханом, сделаешься богатым купцом. И мать твоя не будет гнуть спину под солнцем от зари до темноты. Взгляни на меня! — она сбросила с головы чадру, открыла ему свое красивое, пламенеющее лицо. В ушах сверкнули дорогие серьги. — За кем ты гонишься? Или не знаешь, что…

— Не надо мне твоего! — оборвал ее Надир. — Не хочу я ни твоей любви, ни твоего богатства. Уйди с моего пути. Я люблю только Амаль!

— Одержимый, ты ничего не понимаешь!

— Пусть будет так!

— Глупый ты парень, дикарь… Что ты нашел в слепой девушке? Если луна с тобой, зачем тебе думать о звездах?

Глядя на свою преследовательницу глазами разъяренного тигра, Надир готов был ударить ее. Он повернулся, она снова удержала его.

Саид, наблюдавший эту сцену, встрепенулся. «О господи, она погубит его!» И, желая хоть чем-нибудь отпугнуть дочь хана, громко воскликнул:

— Лахавле!

Гюльшан будто не слышала и продолжала еще настойчивее:

— Ты будешь только моим!

— Никогда!

— Ах, вот как?! — взбешенно крикнула она и ударила его по щеке.

Надир опешил. Он уже поднял было кулак, чтобы проучить ее, как грозный, испуганный крик садовника остановил его:

— Надир, не смей!

Рука юноши повисла в воздухе. Закрыв лицо руками, Гюльшан бросилась бежать, истерически хохоча и взвизгивая.

— В чем дело, отец? — заволновалась Амаль.

— Ничего, дочь моя, иди-ка домой.

Амаль покорилась. «Почему отец так закричал на него?! — тревожно думала она дорогой. — И как помочь ему? Чем облегчить его горькую долю?»

Отослав дочь, Саид подошел к Надиру.

— Сын мой, как ты напугал меня! За что она ударила тебя?

Надир, взволнованный и смущенный, молчал.

— Больше спокойствия и благоразумия, сын мой, — обняв его за плечи, продолжал Саид, успокаивая его. — Слава аллаху, что ты не ударил ее!.. Остерегайся ее, от нее можно всего ждать. Однажды она так излупила своего жениха Шарифа, что он от позора не мог на улицу показаться. Ты добр к нам, аллах, ты милостив! Ты сжалился над нами! — заключил он, патетически воздев руки к небу.

Надир продолжал молчать. «Вот тебе цена твоего талисмана, мать, — пронеслось у него в голове. — И зачем только она потянула меня к этой старой ведьме?»

— Вот видишь, сынок, — продолжал Саид, успокоившись, — небо видит твои муки и послало тебе Гюльшан взамен Амаль. Может быть, это и к лучшему? Она сделает тебя зятем богатого человека. Караваны его машин развозят товар по всему Афганистану.

— Пусть развозят, мне не надо ни их богатства, ни ее любви. Я хочу только Амаль.

— Наладил как попугай: Амаль да Амаль! — рассердился Саид. — Когда, наконец, ты выбросишь ее из головы?

Надир посмотрел на садовника долгим, глубоким взглядом.

— Скорей я лишусь жизни, чем… — не докончив фразы, он бросился прочь от Саида.

Глядя ему вслед, Саид вспомнил свою молодость. Что там греха таить, ему была приятна преданность юноши его дочери. Ведь он сам так любил свою жену, мать Амаль! «Что мне делать с тобою, Надир? День за днем ты все больше и больше проникаешь в мою душу. Да и как можно тебя не любить, не уважать за такую пылкую любовь! Да и Амаль молчит, что-то скрывает, уж не без ума ли и она от тебя? О аллах, помоги направить на верный путь мою бедную дочь!»

Несчастный отец метался между двух огней. Как найти выход из такого, как ему казалось, безвыходного положения?