Болотная революция

Сахнин Алексей Викторович

Одни из главных участников революции 2012 года, координатор движения «Левый фронт» А. Сахнин рассказал полную версию событий на Болотной площади. Когда в 2011 году стало известно, что основным кандидатом на пост президента РФ будет В. В. Путин, в Интернете закипели баталии, но на улицах было тихо. Очень тихо. Хотя уже тогда протестное движение в России приобрело массовый характер, а вскоре вся страна узнала о том, что у нее есть оппозиция. Вскоре она узнала и о том, какая судьба уготована революционеру в России…

Вся история оппозиционного движения 2011–2012 годов рассказана в книге А. Сахнина «Болотная революция»

 

Предисловие Ястребиный взгляд

Искренний, спешащий высказаться, при этом интеллектуал — цепкий четкий ум, отлаженная логика. Энергичный, подвижный, с ястребиным взглядом… Таким я вижу Алексея Сахнина.

Он — левый. Он, выражаясь старинным языком, народник. Из тех, кто переживает за обычных безвестных и беззащитных, многажды обманутых и униженных людей. У них нет нормального жилья, нормальных доходов, нет достойной жизни.

Сахнин с его образованием и способностями мог бы пополнить городскую «продвинутую среду», сделать карьеру успешного журналиста и разглагольствовать на эфемерные темы, попивая винцо в полубогемном кафе. Но ему есть дело до большой России, и, наверное, поэтому он был вынужден бежать.

Он выходил к заводским проходным — защищать рабочих, он выходил к общежитию — не давал выселить многодетных, он сражался с наемными верзилами, вырубающими парки и сносящими старинные здания.

Он всегда презирал фальшь «двойных стандартов», готовый быть вне всех ложных контекстов нашего времени. Он одновременно боролся с пыточным укладом тюрем и автозаков, который кто-то выдает за «государственничество», и тошным олигархическим устройством, которое кто-то выдает за «прогрессивность». Понятное дело, такому парню очень трудно.

Сахнин — нонконформист. Яркий и яростный элемент. Без таких жизнь теряет энергию. Если переведутся самостоятельные люди, которых лично оскорбляет несправедливость, будут всюду нераздельные пошлость и подлость.

Интересно, что в этой книге, выражая понятную симпатию единомышленникам-левакам, автор вводит экзистенциальный план.

Всех судьбы ждут разные. Что будет с Россией? С каждым из нас? Вопросы.

Перед нами серьезная, тщательно скроенная аналитическая работа, за которой чувствуется жар переживания.

В этой книге есть то же, что и вее авторе — холодная ясность и горячая искренность.

У всех разные оценки уличных протестов, начавшихся в декабре 2010-го: неровных и неоднородных. Кто-то разочарован, кто-то надеется, кто-то заранее не верил. Было всякое: ораторы и обычные граждане, у кого-то риск, боль, сломанная судьба, у кого-то безопасное позерство. Но все осталось в истории.

Что бы вы сейчас ни думали, как бы ни стали думать в дальнейшем, эта книга — пособие по важнейшей части новейшей истории нашей страны.

Сергей Шаргунов

 

От автора

Большая часть моей сознательной жизни прошла в эпоху тишины. Это называлось ненавистным словом «стабильность». Не то, чтобы время стояло на месте и ничего интересного не случалось вообще. Нет, иногда новости были захватывающие и волнующие. Где-то начинались войны. Политики непрестанно встречались на высшем уровне и что-то обсуждали. Заключались какие-то соглашения. Внутри страны тоже все, как тогда говорили, «динамично развивалось». Без перерыва шли «реформы». Что-то приватизировали, что-то, наоборот, отнимали у частников и передавали под контроль государства. Некоторых олигархов сажали в тюрьмы, у других было все хорошо. Мы видели по телевизору: одних — за решеткой и в кандалах, других — в Куршевеле и с девушками модельной внешности. В общем, жизнь кипела.

Было только одно но: в этом празднике жизни никак нельзя было поучаствовать. Т. е. опять не точно. Можно было сделать карьеру. Правда, с каждым годом это становилось все сложнее, но кое-кто преуспевал. Был даже шанс прорваться в политике. Для желающих существовали прокремлевские молодежные организации, которые, предполагалось, станут социальными лифтами для лояльной молодежи. Правда, подняли эти лифты немногих. Большинство осталось внизу. Но, как бы то ни было, кто искал — тот находил. Пристроиться было реально. А вот участвовать с правом голоса было невозможно. Приспособиться — да, поменять — нет.

Это было главное правило эпохи «стабильности»: никто не смеет соваться в политику без высочайшего приглашения. Режим и олигархия, на которую он опирался, шаг за шагом отстраняли общество от любой формы участия в определении своей судьбы. Собственно, и во времена Ельцина демократия использовалась только как камуфляж для борьбы элитных кланов, но при Путине ее решили резко сузить, чтобы даже случайно никто не смог прорваться. Суды поставили в прямую зависимость от исполнительной власти. Кремлевская администрация взяла в свои руки нити управления основными эфирными и печатными СМИ. Было «зачищено» партийно-политическое пространство. В конце концов, из сотен существовавших на рубеже веков партий, к середине 2000-х осталось только семь. Да и те были партиями только по имени, по существу представляя собой переговорные комнаты между бизнесом и администрацией президента. Право митинговать, демонстрировать и вообще «бузить» на улицах тоже скоро свели к минимуму. Несогласных ждали репрессии. Чаще — мягкие. Штраф или несколько суток административного ареста. Реже — реальные. Мальчики и девочки из НБП, например, получали вполне себе взрослые сроки.

Во всем этом была своя логика. Реформы, которые проводились в эпоху Путина, все как на подбор, были непопулярными. Волшебная нефтяная конъюнктура позволяла смягчать их социальный эффект. Но допустить свободу дискуссии в этих условиях все-таки было нельзя. Раздутая медиа-популярность президента быстро сошла бы на нет, если бы все кому не лень принялись бы критиковать. Разыгрывать спектакль социального популизма режим мог только на сцене, полностью зачищенной от любых критиков.

Но логика логикой, а активным людям, да еще позволявшим себе такую роскошь как убеждения, жить было душно. За любую попытку как-то повлиять на будущее страны, города, да хоть жителей своего дома — тут же били по рукам. Разумеется, во имя «стабильности». Поэтому нас крепко научили ненавидеть этот идеологический штамп.

Сочетание активности и убеждений было почти стопроцентной гарантией попадания в крохотное гетто российского общества эпохи стабильности — в активистские движения.

На практике это выглядело так. Пару раз в месяц каждая группа организует какую-то акцию. На нее приходят несколько десятков (иногда сотен) человек. Почти всех вы знаете по именам или, как минимум, в лицо. Еще пару раз вы ходите «в гости» на акции других групп. Там такая же картина. Есть пара сайтов, которые отслеживают происходящее в гетто. Остальные медиа это не интересует. В море российской политики мы — крохотная щепка, которую болтает без особого смысла в разные стороны. Так было много лет.

Но на протяжении этих лет мы все, обитатели гетто, выживали, благодаря надежде на то, что вот-вот путинская стабильность кончится и главным героем российской истории станет, наконец, российский народ. Когда в 2005 г. на улицы городов вышли миллионы стариков и студентов, у которых правительство отняло данные когда-то советской властью льготы, наши надежды достигли стадии экзальтации. Движение быстро схлынуло, но мы еще какое-то время ждали «новой волны» народного гнева. Потом было несколько лет надежды на социальные движения. Они стали возникать повсюду как грибы. Локальные, умеренные, неполитизированные, но нам казалось, что это только первая стадия роста. Но подъем скоро кончился. Когда в декабре 2007 г. на заводе «Форд» во Всеволжске прошла громкая и успешная забастовка, организованная независимым профсоюзом во главе с Алексеем Этмановым, нас охватила новая надежда. Казалось, вот он, старый добрый рабочий класс. Восстает из праха постсоветского социального хаоса, осознает свои классовые интересы и уже недалек тот день, когда «Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах»… В общем, канонические слова Петра Алексеева наполнялись новым, актуальным смыслом. Но к 2010 г. стало ясно, что подъем рабочего движения носит ограниченный характер. Он затрагивает несколько специфических отраслей промышленности в некоторых регионах страны. Потом была надежда на «городские восстания». В 2009–2010 гг. в нескольких регионах произошли неожиданно массовые выступления протеста, быстро приобретшие ярко антиправительственный характер. Особенно мощными были выступления в Калининграде и Владивостоке. Активисты социальных движений и политических групп тогда мечтали, что это лишь пролог к грядущему подъему массового движения. В общем-то, они были правы, но ясно это стало не сразу.

К середине 2011 г. динамика общественной активности была невысока. Большие всплески остались позади. Даже экономический кризис не пошатнул правительственного контроля за всеми областями общественной жизни. Впереди были парламентские выборы, но никаких признаков того, что они будут чем-то отличаться от предшествующих, не было. Наоборот, в сентябре 2011 г. политическая активность в российской столице зримо отставала от показателей сентября 2007 г., когда страна готовилась к предыдущим выборам.

Я помню, как в сентябре 2011 г., кажется, в 20-х числах, мы разговаривали с Сергеем Удальцовым. Только что на съезде «Единой России» в торжественной обстановке объявили о том, что кандидатом от власти на будущих президентских выборах станет Путин Владимир Владимирович. В интернете закипели бурные баталии, но улицах было тихо. Очень тихо.

Настроение у нас обоих было угнетенным. На уровне рационального анализа мы понимали, что конструкция «управляемой демократии», выстроенная путинскими политтехнологами, поизносилась и вот-вот должна дать трещину. Что противоречия в обществе нарастают и рано или поздно должны выйти на поверхность, реализовавшись в виде острого социально-политического кризиса. Но при всем понимании того, что «стабильность» на исходе, эмоционально в это как-то не очень верилось. Слишком тихо было вокруг. Все предыдущие вспышки протестов были подавлены. Активистские сообщества переживали заметный упадок. И, когда мы говорили о приближающемся взрыве, мы сами себя чувствовали начетчиками, из раза в раз произносящими ритуальные фразы о скорой революции. Забавно, что, когда это ощущение достигло своего предела, до большой протестной волны оставалось всего два месяца.

Я помню, как мы сидели на лавочке в Новопушкинском сквере, курили, и Удальцов меланхолично перечислял наши неудачи. Он вспоминал, что в 2007 г., накануне предыдущих думских выборов, когда политическая борьба проходила гораздо острее, даже не участвовавшие в выборах активистские группы испытывали некоторый подъем в связи с общим ростом интереса и внимания общества к политике. Но сейчас, в 2011, все было слишком уныло. «Левый фронт», созданию и развитию которого мы отдали несколько лет, переживал если не упадок, то застой. Никакой очевидной перспективы в обозримые сроки не просматривалось («если вдруг не случится революция»- добавляли мы каждый раз). Мы, разумеется, собирались по-прежнему инициировать и проводить кампании социального протеста, участвовать в акциях против ущемления демократических прав и свобод и т. д. Но ни одна из них не казалась в тот момент потенциально прорывной. А общий кризис, который вроде бы назревает… Черт его знает, разразится ли он вообще? Или, может, рассосется сам собой?

Нас тогда — точно так же, как и теперь, — очень беспокоила угроза того, что накопившийся потенциал протеста будет спущен через безопасный для власти погромный клапан. В декабре 2010 г. довольно крупные выступления под националистическими лозунгами произошли на Манежной площади. Многим в тот момент (как и сейчас, после Бирюлево) казалось, что массовый взрыв неизбежно приобретет коричневый полуфашистский окрас. Практика показала затем, что во время подъема национализм отступает. Но тогда этого опыта у нас еще не было.

В тот раз, несмотря на хорошую погоду, разговор у нас получался невеселый. К тому же мы прощались. Мне предстояла двухмесячная командировка в Сибирь.

4 декабря, в день выборов, я прочел в новостях, что мои товарищи устроили небольшую акцию на Красной площади. Мне тогда показалось, что этим все и закончится.

Но через пару дней я вернулся в Москву. Мир уже перевернулся с ног на голову. В метро пассажиры говорили только о политике. Незнакомые люди подходили, заговорщицки подмигивая, и пожимали руки — «вы ведь тоже из оппозиции?». Энергия массового протеста буквально волнами перекатывалась по Москве и пульсировала на улицах.

Даже для тех, кто оставался в Москве, — а события, которым посвящен этот текст, проходили преимущественно в столице, — оказались к этому совершенно не готовы. А издалека вообще было трудно даже вообразить масштабы перемен.

Массовое протестное движение 2011–2012 гг. не было, конечно, революцией. Оно почти не вылилось за пределы столиц и нескольких крупных мегаполисов (о немногих важных исключениях речь пойдет отдельно). Оно не вовлекло в себя большинство народа. Оно не поставило на повестку дня многие важнейшие вопросы национальной жизни. У него вообще была масса слабых мест и недостатков. Но на фоне унылой российской политики, в которой полтора десятилетия почти безраздельно властвовала элита, это движение, безусловно, было эпохальным сдвигом. Впервые за долгие годы активисты гражданских движений и рядовые граждане выступили в качестве сколько-нибудь организованной силы и превратились в ключевой фактор внутренней эволюции страны.

Так случилось, что протестное движение с самого начала было связано с Болотной площадью в Москве. Именно там прошли три важнейшие акции в его истории — митинги и демонстрации 10 декабря 2011, 4 февраля и 6 мая 2012 г. Поэтому в прессе и исторической памяти оно останется как «Болотное движение». Противники называли его «болотом». Многие участники (и я в их числе) считали, что остров между Москвой-рекой и Обводным каналом, на котором расположена Болотная площадь, стал символом внутренней слабости, ограниченности этого движения, его будущей неудачи. Но история сложилась так, как сложилась. Сегодня всем сторонникам перемен в России стоит внимательно изучать историю болотного движения, потому что в ней содержатся многие ответы на наши вопросы о будущем. В том числе и о том, какую стратегию должны избирать активисты гражданских движений, сторонники оппозиции и просто неравнодушные граждане в следующий раз, когда судьба страны будет решаться на улицах и площадях. А в том, что такой момент настанет, я лично нисколько не сомневаюсь.

* * *

Когда-то, в 2007 г., выступая на форуме своих сторонников, Владимир Путин неодобрительно высказался о склонности сотрудников НКО «шакалить у иностранных посольств». Подразумевалось, что именно в этих учреждениях активисты гражданского общества и их лидеры пропитываются антироссийским духом и получают инструкции по развалу России. Однако путинская критика «шакалящих» отразилась не только на экологах и правозащитниках, традиционно получавших гранты на свою работу у международных организаций. В числе пострадавших оказались и многие исследователи.

По мере реализации «реформ» система отечественной науки все сильнее погружалась в кризис. Ограниченные ресурсы традиционных научных учреждений, академических и университетских организаций были недостаточны для обеспечения реализации многих исследовательских программ. Поэтому часть исследователей пыталась выживать, получая на свои изыскания гранты от разных иностранных фондов. Зачастую формой организации подобных проектов служили некоммерческие организации. Негласный запрет «шакалить» очень многих такой возможности лишил.

Чтобы предотвратить или, по крайней мере, снизить недовольство со стороны пострадавших, российские власти создали несколько программ для финансирования исследовательских проектов, реализуемых в третьем секторе. В первую очередь это касалось социологии и других гуманитарных дисциплин. Ряд лояльных Кремлю организаций превратились в дистрибьюторов бюджетных денег, выделяемых ученым и активистам на их исследования. Не берусь судить, насколько эффективной оказалась эта система. Но в той части, в которой я с нею сталкивался, могу сказать, что коррупция и цензура не были в ее рамках тотальными.

Разумеется, была коррупционная составляющая. Некоторые исследовательские заявки были заранее обречены на успех, вне зависимости от их качества, поскольку их подавали близкие к властям организации. С другой стороны, часть денег распределялась между реальными независимыми исследовательскими коллективами. Так же и с цензурой. Если среди авторов заявки были какие-то уж слишком известные своей оппозиционностью люди, с громким именем (но без протекции наверху), их проект могли отклонить, не глядя на его эпистемологическую ценность. С другой стороны, были примеры, когда исследователи с оппозиционными взглядами получали грант на предложенный ими проект.

Так или иначе, однажды я оказался среди счастливчиков, получивших грант на социологическое исследование активистских сообществ. Случилось это осенью 2011 г. Собственно, исходная задача была сравнительно скромной. Мы планировали собрать несколько десятков интервью у активистов разных движений, чтобы определить основные параметры доминирующих типов организационной культуры, распространенных в активистских сообществах. Нас интересовала также механика воспроизводства этой культуры, роль личного примера авторитетных в активистской среде деятелей, историческая память разных секторов гражданского общества и т. п. По итогам анализа «полевого материала» предполагалось написать некий академический текст и на его основе сделать несколько журнальных публикаций.

Пока мы с моими коллегами получили этот грант, пока были урегулированы все формальности, перечислены деньги и подошло время брать интервью, на улицах Москвы уже во всю бушевала «болотная революция» (в которой я и мои товарищи по Левому фронту принимали самое живое участие в качестве активистов). Эти события наложили очень большой отпечаток на собранный нами материал. Многие гипотезы, из которых мы исходили при подготовке заявки, оказались абсолютно не актуальными. И полевой материал зачастую диктовал совершенно непредвиденную проблематику.

Книга, которую вы сейчас держите в руках, в значительной степени восходит к этому проекту. В нем осталось много следов нашего социологического исследования, пришедшегося на весну и осень 2012 г. Но не меньшую роль в его создании сыграл опыт личного участия в описываемых событиях. Работая над текстом, я сознательно отказался от «социологического» подхода в пользу «исторического». Получилась своего рода история массового протестного движения 2011–2012 гг. Но, надеюсь, эта история сможет послужить материалом для некоторых выводов относительно закономерностей развития гражданского общества в сегодняшней России и России будущего.

 

Предыстория: Эволюция гражданского общества в 1990-е и в начале 2000-х гг

 

Конец перестроечной волны

Каждому этапу в истории общественного движения, каждому его подъему и спаду соответствует свой идейный и эмоциональный климат, свой набор социально-психологических типажей, своя общественно-политическая культура, свои этические нормы.

Каждый подъем общественного движения формирует свое поколение активистов с их специфической повесткой дня и стратегиями решения стоящих перед ними задач.

Самое большое поколение гражданских активистов в новейшей истории России обязано своим происхождением бурным событиям эпохи Перестройки, проходившим в 1985–1991 гг. Люди, пришедшие в общественное движение в те времена, были главными действующими лицами в истории российского общества на протяжении многих лет. Они задавали саму систему координат, в которой развивалось гражданское общество. Доминирующие ценности, организационные модели, стратегии из перестроечного багажа оказывали решающее влияние на социальную эволюцию вплоть до недавнего времени.

Впрочем, это воспроизводство социального опыта не было механическим. Активистские сообщества эволюционировали вместе со страной, хотя и сохраняли в своем ядре «перестроечные модели»

Когда на смену острому социально-политическому кризису (вернее, череде кризисов) 1987–1993 гг. пришла чуть более спокойная (хотя все-таки очень динамичная) эпоха, гражданские движения стали испытывать постепенный спад численности. Начиная с 1994 г., этот процесс был виден невооруженным взглядом и лишь нарастал до конца десятилетия.

Самым значительным трендом этого периода стал массовый выход из сферы негосударственной и некоммерческой активности тех, кто ходил на уличные акции, участвовал в профсоюзных, правозащитных, экологических инициативах периода Перестройки. Некоторые впоследствии вернулись. Оставшиеся в «третьем секторе» кадры профессионализировались, превратились в команды профессиональных экологов, правозащитников, журналистов и т. д.

Среди сегодняшних активистов немало тех, в чьей судьбе отразился этот спад середины 1990-х. Можно описать несколько типичных ситуаций, в которых происходила трансформация активистских фреймов в обывательские или профессиональные, политические и т. п.

1. «Все цели достигнуты, все задачи решены»

Многие активисты той эпохи воспринимали Перестройку как демократическую революцию. Особенно это касается тех, кто участвовал в оппозиционном коммунистическому режиму политизированном протесте. Для них общим местом стало представление о том, что целью общественного движения является свержение этого режима. Последующая эволюция виделась многим как развертывание некоего демократического процесса, не встречающего на своем пути никаких серьезных преград. Постоянное участие в общественной жизни не рассматривалось как самодовлеющая ценность. Следовательно, после падения власти КПСС стимулов для постоянного активистского участия у таких людей не осталось. Вот типичное высказывание в одном из интервью:

«В 91 — м году казалось, что все задачи решены, бодаться и бороться, чтобы куда-то прорваться, усилий я не предпринимал… И долго достаточно не занимался общественной деятельностью, поскольку это не было востребовано никаким образом».

2. «Появилось много новых возможностей»

Вторым фактором стало то, что многие активисты столкнулись с необходимостью искать источники дохода в резко изменившихся условиях. Советская система, обеспечивавшая людям огромный объем досуга и гарантированный заработок, сменилась «шоковой терапией», которая вынудила многих отказаться от любой активистской деятельности в пользу поиска хлеба насущного. Впрочем, немало было и тех, перед кем открылись карьерные или бизнес-перспективы, что также отвлекало от общественной деятельности.

«Появилось много новых возможностей. Бросился, как все, деньги зарабатывать. Не до митингов стало…»

Пожалуй, модель «возвращения» от активистского к обывательскому фрейму[5]См. об этом Клеман К., Демидов А., Мирясова О. От обывателей к активистам. М., 2012. С. 32.
стала наиболее массовой.

3. Профессионализация активизма

Особняком стоит процесс профессионализации активизма. Когда волна массового участия схлынула, а административное давление во многих отношениях стало гораздо слабее, целый ряд активистов и инициатив стали превращаться в профессионалов, действующих в рамках принципиально иной логики, нежели общественные активисты. В наибольшей степени этот процесс затронул неполитизированные секторы гражданского общества. Проиллюстрировать его можно на примере истории экологического движения. Социально-экологический союз эволюционировал из гражданской инициативы в организацию, существующую на гранты и выполняющую определенную информационную и экспертную работу в области природозащиты, профессионально организующую общественное лоббирование.

Профессионализация затронула и политизированное крыло гражданского движения, особенно «демократов», сторонников Ельцина, Гайдара, Собчака и других либеральных лидеров.

 

Гражданские активисты 1990-х — начала 2000-х гг.

Массовый спад митинговой (а шире — гражданской) активности после 1993 г. не означал исчезновения автономного пространства гражданской жизни. Но новые поколения активистов приходили в движение в совершенно иных условиях. Ключевым фактором была сравнительно широкая свобода, отсутствие авторитарного контроля со стороны государства. Были и другие факторы: влияние бизнеса и криминала, острые социальные проблемы и противостояние внутри общества. Однако комплекс этих факторов коренным образом отличался от условий предыдущей и, во многом, последующей эпох. Поэтому структура гражданского общества того периода, его проблематика и внутренняя общественно-политическая культура отличались значительным своеобразием.

Изучение истории активистских движений и проектов «промежуточной» эпохи 1990-х — начала 2000-х не входит в задачу этой книги. Но следует указать на ту часть ее наследия, которая продолжает сказываться на эволюции общества на современном этапе.

Возможно, главным явлением в этом ряду следует назвать становление нового левого движения. Этот процесс начался еще в годы Перестройки. Но в 90-е гг. произошел приток в оппозицию людей коммунистических взглядов. Они заняли более значительное место в ряду гражданских движений. На улицы вышли те, кто оставался лояльным власти наблюдателем на рубеже 80-х и 90-х. Начался процесс становления политических движений левого толка, апеллировавших к разным идейным традициям: советской, большевистской, антиавторитарной левой и т. д. Значительная часть активистов оказалась связана с левыми партиями (КПРФ, РКРП), другие создавали независимые от них организации и инициативы («Социалистическое сопротивление», «Российский коммунистический союз молодежи» и др.). Третьи действовали в рамках социальных движений (профсоюз «Студенческая Защита», экологическое движение «Хранители радуги» и т. д.).

В 1994 г. появилась Национал-большевистская партия (НБП) во главе с Эдуардом Лимоновым, прямые наследники которой и сегодня сохраняют определенное влияние во внесистемной оппозиции в России. НБП выступала с эклектической идеологией, в которой сочетались ультралевые и ультраправые идеи, ценности и символы. Собственно, подразумевалось, что главное — это противопоставить официальной умеренной либерально-демократической риторике — риторику крайне агрессивную, радикальную и даже эпатажную. В некотором смысле НБП стала формой «богемного» и молодежного бунта против конформистских основ общества потребления. Недаром в ее становлении на разных этапах приняли участие яркие деятели современной (контр)культуры: философ Александр Дугин, музыканты и рок-певцы Сергей Курехин и Егор Летов, писатели Эдуард Лимонов и Захар Прилепин. Отчасти это впоследствии сыграло на ослабление организации. Когда НБП пошла на коалицию с либеральными силами, часть радикальной молодежи отвернулась от нее. Каждый прагматический шаг отталкивал ту часть актива, которая была мотивирована эпатажным имиджем партии. Но на 1990-е пришелся период подъема НБП.

Наоборот, либеральная часть гражданского движения в середине 1990-х гг. резко сократилась. Не только за счет дискредитации и падения популярности либеральных идей, но и за счет профессионализации этого движения. Многие активисты превратились в партийных функционеров, чиновников, ушли в бизнес, разного рода фонды и т. д. В частности, Карин Клеман в 1994 г. проводила интервьюирование «:уличных демократов», участвовавших в демонстрациях и протестных кампаниях 1987–1994 гг. Она обнаружила, что «половина из них ушла в профессиональную политику или сделала околополитическую карьеру, а большая часть из оставшейся половины вовсе перестала принимать активное политическое участие в общественной жизни (они либо стали заниматься своими делами, либо ушли в бизнес). Те, кто остался, проявляли активность в оппозиции „демократам“, которые „эксплуатируют народ под видимостью демократии“, или „аферистам и буржуям, которые управляют от имени народа“[6]Клеман К., Демидов А., Мирясова О. От обывателей к активистам. С. 86.

Кризис испытало национал-патриотическое движение. Активистские структуры пережили череду расколов. Часть актива ушла в госструктуры и статусные партии. Радикальные националисты группировались вокруг изолированных экстремистских сект, практически не воспринимавшихся обществом. Только в 2000-е гг. наметился тренд возрождения националистического движения.

Своего дна спад гражданской активности достиг во время первого президентского срока Владимира Путина (2000–2004 гг.). Исследователи истории социальных движений резюмируют итоги этого периода:

«С приходом Путина во власть активность угасла. Резко упали все индикаторы общественной или политической активности, причем во всех сферах одновременно. Во многом это объясняется стабилизацией: экономической, социальной и политической. Производство восстанавливается, начинается экономический рост, зарплаты выплачиваются вовремя, — все это снижает уровень недовольства людей своим положением. Объявлена „борьба с бедностью “, демонстративно арестованы или нейтрализованы некоторые олигархи, восстановлен государственный контроль над ключевыми секторами экономики, провозглашена „диктатура закона“ и взят курс на укрепление государства. Добавим сюда теракты и вторую чеченскую войну, вокруг которых власть развернула мощную риторику о необходимости сплочения всех против „угрозы терроризма “, а также возврат к старым напевам о сверхдержавности и шаги, демонстрирующие способность российской власти противостоять США. Соединив вместе все эти ингредиенты, мы получим рецепт, обеспечивший путинской власти массовую, если не поддержку, то по крайней мере лояльность» [7]Клеман К., Демидов А., Мирясова О. От обывателей к активистам. С. 97.

 

«Возвращенцы»

Среди наших респондентов было довольно много тех, кто, получив опыт коллективного участия в гражданских движениях эпохи Перестройки, на долгие годы вернулся в обывательскую стихию в 1990-х, но впоследствии вновь пришел к активной общественной деятельности. Большинство из них говорили, что продолжали интересоваться общественной жизнью, даже не будучи ее участниками:

«На самом деле еще в 89-м, во время перестройки, мы ходили на митинги, произошло все хорошо, все хорошо закончилось в 91-м году, ГКЧП рухнул, можно было расслабиться, заняться личными делами. Всуете тоже как-то участвовал, потом как-то начал заниматься своими делами, а потом, когда появился Путин, стало очень стремно. И просто стало понятно, что страна сильно повернула не в ту сторону. И я уже участвовал в редких митингах правозащитников… Я тоже туда приходил, а потом уже… а потом у меня появилось чуть больше свободного времени».

О чем это говорит? Об относительной устойчивости опыта коллективной борьбы и участия. Но в этом феномене «возвращения» есть и более важное содержание. Он стал одним из каналов трансляции исторического опыта движений перестроечной эпохи и начала 1990-х. Ведь уже в путинскую эпоху в гражданское движение вернулись носители практически «чистого» перестроечного опыта с их специфическими поведенческими фреймами и стереотипами отношения к власти, идеологическими клише и т. д.

Таким образом, некоторая часть исторического опыта перестроечной эпохи была законсервирована и ждала своего часа, пока созреют необходимые условия и она снова войдет в употребление.

Собственно, главным условием, вернувшим в повестку дня актуальность перестроечных моделей, стал поворот страны к авторитаризму и усиление контроля государства за общественной самодеятельностью. На это накладывались и другие факторы, в первую очередь, социально-экономическая политика режима и ее следствия. Все это привело к тому, что приблизительно с середины 2000-х годов начинается новый этап в истории гражданского общества в стране. Причем он приобретает типологические черты, характерные для общественных движений рубежа 80-х и 90-х гг. Это повторение перестроечных моделей осуществлялось с разной степенью само-рефлексии. Иногда участники событий сознательно стремились воспроизвести опыт, казавшийся им удачным. Например, в декабре 2011 г. либеральный правозащитник Лев Пономарев, участвовавший в создании широкой гражданской коалиции, с удовлетворением отметил: «Ну вот, мы снова создали Московский народный фронт, следующая задача — „Демократическая Россия“». В других ситуациях, в которых никто сознательно не стремился копировать перестроечные формы, у ветеранов движения возникал эффект дежавю.

Современный этап общественного движения начался в 2005 г., когда страну потрясли массовые выступления против осуществленной правительством реформы по монетизации льгот. Именно на волне этих протестов зарождаются новые социальные движения, и происходит становление многих политических активистских инициатив, которые до сих пор определяют динамику гражданского общества в России.

 

Гражданские движения в 2005–2011 гг

Что собой представляло гражданское движение накануне начала массового подъема 2011 г.?

Исходным рубежом в его истории можно считать 2005 г. Тогда с 1 января в силу вступил 122-й Федеральный Закон о монетизации льгот. Неожиданно для всех — для властей, экспертного сообщества и даже для большинства активистов — он вызвал не просто негодование широких слоев населения, но и массовые уличные выступления. В Санкт-Петербурге, Ижевске, Барнауле, Перми, во многих городах Подмосковья на улицы вышли тысячи недовольных. Движение было стихийным. Ни одна политическая сила не выступила организатором протестного движения. Но именно поэтому в его рядах начались интенсивные процессы самоорганизации.

Многие выступления в 2005 г., особенно радикальные, включавшие перекрытие дорог или, например, блокирование административных зданий, заканчивались тем, что по итогам митингов создавались общественные структуры («Комитеты спасения», «Комитеты защиты», общественные и координационные «Советы» и т. п.) для контроля за выполнением выдвинутых протестующими требований. В марте 2005 года состоялось первое собрание таких комитетов, созданных в различных городах Московской области (с тех пор такие подмосковные совещания на протяжении долгого времени проводились ежемесячно). Создавались подобные структуры самоорганизации граждан и в других регионах России.

В апреле 2005 г. в Москве прошел Первый российский Социальный форум, собравший как общественников с большим стажем, так и активистов движений, выдвинувшихся за последние несколько месяцев протестов. В ходе Форума возникла инициатива о создании межрегиональной социальной коалиции. Поначалу к ней присоединились лишь шесть региональных групп. Но уже к лету таких региональных объединений, которые стремились к тому, чтобы выйти на федеральный уровень за счет межрегиональной координации, стало значительно больше. В результате этого стремления к объединению усилий в июне 2005 г. в Перми состоялась учредительная конференция Союза Координационных Советов (СКС). Эта коалиция стала крупнейшим объединением социальных движений. Именно она на протяжении нескольких лет организовывала большинство ключевых социальных и ряд оппозиционно-политических кампаний в России.

В декларациях СКС формулировались его основные принципы, цели и задачи. Он добивался создания механизмов гражданского контроля за действиями власти (активисты уже успели столкнуться с нарастающими авторитарными тенденциями), защиты социальных и гражданских прав, а также поддерживал низовые гражданские инициативы (многие из них впоследствии присоединятся к СКС). Активисты СКС видели свою задачу в том, чтобы, координируя действия друг с другом, проводить такие кампании, которые бы оказывали реальное влияние на принятие решений федерального уровня, способствовали бы укреплению солидарности между регионами и разными активистскими сообществами.

На первом этапе для большинства городских и региональных структур, входивших в СКС, наиболее актуальной была борьба за восстановление нарушенных 122-м Федеральным законом социальных прав. Но со временем проблематика, связанная с монетизацией льгот, отошла на второй план. При этом коалиция не развалилась, а объединенные ею активистские сообщества продолжали развиваться. На первый план поочередно выходили разные проблемы: градостроительная политика (особенно так называемая «точечная застройка», когда строительные компании с благословения властей строили новые жилые дома в старых кварталах, при этом ни копейки не вкладывая в развитие городской инфраструктуры), борьба за капитальный ремонт ветхого жилья и вообще за жилищные права, трудовые конфликты, пенсионная реформа и т. д. На протяжении 2005–2009 гг. СКС оставался одним из основных организаторов социальных движений и координирующей структурой кампанией в защиту социальных прав. Хотя целый ряд влиятельных и относительно массовых движений так и не вошли в состав коалиции. Автономно от СКС развивались движения автомобилистов, жертв афер с долевым строительством жилья, многие организации защитников природы и архитектурного наследия.

После неожиданного всплеска 2005 г. гражданское движение развивалось инерционно. Небольшие подъемы сменялись спадами. Наиболее массовыми оставались именно социальные движения, политизированные группы на их фоне выглядели крохотными структурами. Самыми заметными и способными к мобилизации среди социальщиков оказались движения льготников (пик активности пришелся на 2004–2005 гг., потом, во многом в связи с тем, что власть пошла на уступки и часть требований движения была удовлетворена, движение льготников пошло на спад), жилищное движение (наивысшая точка была достигнута в большинстве регионов страны между 2006 и 2008 гг.) и профсоюзно-рабочее движение (2007–2010 гг., началом его подъема можно считать громкую и победоносную забастовку рабочих всеволжского «Форда» в конце 2007 г.). Относительно заметным и массовым было также экологическое движение. Большой резонанс получили кампании против прокладки нефтепровода по берегу озера Байкал в 2005–2006 гг. и против олимпийских строек в Сочи (2006–2008 гг.).

Однако к 2010–2011 гг. стало понятно, что прорыва в развитии социальных движений (в который верили многие активисты и аналитики) не произошло. Крупные межрегиональные активистские сети стали приходить в упадок и заметно поредели, другие испытывали стагнацию. Этот спад активности социальных движений отчасти объяснялся эффектом экономического кризиса 2008–2009 гг.

Политические движения и организации в эпоху зрелого путинизма (2005–2011 гг.) оказались отрезанными от значимых социальных ресурсов (включая финансовые и медийные), и в условиях социально-политической стабильности существовали на периферии общественного пространства. Лишь изредка им удавалось вырываться из гетто и попадать в сферу внимания СМИ и внимания широкой аудитории. В этих условиях, политические активисты стремились преодолеть свою изоляцию от общества за счет построения широких коалиций. И либералы, и националисты, и, в особенности, левые стремились интегрироваться в растущие социальные движения, обрести в их среде аудиторию и поддержку своих идей. Другой устойчивой тенденцией было сложение широких коалиций между разными по взглядам и политическим задачам движениями и организациями. Наиболее известными из них стали коалиция «Другая Россия» (2006–2010 гг.) и выросший из нее проект «Национальная Ассамблея» (2008–2011 гг.).

В каждом из политических лагерей сложилась своя сложная конфигурация организаций и движений.

В левом политическом пространстве соприкасались активисты Коммунистической партии Российской Федерации — крупнейшей оппозиционной структуры в стране — и сторонники небольших активистских групп и движений. Активисты внутри КПРФ оказывались зачастую в двусмысленном положении: партийное руководство, включенное в политические и аппаратные интриги «наверху», зачастую противодействовало их деятельности в протестном движении. В некоторых регионах молодежная организация партии — комсомол — становилась фактически открытой оппозицией партийному руководству. В конце концов, это привело к ряду расколов, когда из партии были исключены целые региональные организации — петербуржская, московская, красноярская и т. д. Формальные поводы отличались, но главной причиной служило недовольство партийного начальства чрезмерной и не всегда подконтрольной активностью низов.

Продолжала функционировать альтернативная компартия — Российская коммунистическая рабочая партия — Российская партия коммунистов (РКРП-РПК). Однако ее масштаб и влияние были несоизмеримо меньше КПРФ, а активность ее членов в большинстве регионов была невысокой. Хотя в партии также было молодежное крыло — Российский коммунистический союз молодежи (большевиков) — РКСМ(б).

В 2005 г. было провозглашено создание «Левого фронта»- объединения нескольких леворадикальных групп, отдельных активистов и интеллектуалов, стремящихся к становлению в России политического субъекта левее КПРФ. Второе дыхание «Левый фронт» получил после присоединения к нему Авангарда Красной Молодежи во главе с Сергеем Удальцовым в 2007 г. «Левый фронт» по своей идеологии и, отчасти, структуре был аналогом Федерации Социалистических Общественных Клубов, существовавшей в 1987–1988 гг., но просуществовал гораздо дольше. В создании организации приняли участие некоторые из ветеранов левого движения, такие как Борис Кагарлицкий, Александр Шубин и Алексей Пригарин. Таким образом, в преимущественно молодежной организации были влиятельные носители «исторических традиций».

В 1990-х и 2000-х гг. также действовали небольшие троцкистские группы — «Социалистическое сопротивление», движение «Вперед», Революционная рабочая партия. В некоторых регионах функционировали автономные группы, не входившие в общероссийские структуры — Движение Сопротивления имени Петра Алексеева (Санкт-Петрбург), «Красная гвардия Спартака» (Мурманск), «Социалисты Томска».

Особое место занимали анархисты. Наиболее крупной организацией анархистов стало «Автономное действие». Но большинство молодых людей, участвовавших в анархистском движении, формально ни в какие организации не входило. Они ограничивались приверженностью соответствующему образу жизни, любовью к специфическим музыкальным направлениям (хип-хоп и др.) и прочими атрибутами субкультуры. Весьма популярным и относительно массовым стало движение субкультурной молодежи, участвующей в уличном насилии против ультраправых активистов — «антифа». Активисты и неформальные лидеры молодых антифашистов (такие как Алексей Гаскаров и Денис Солопов) принимали также участие в кампаниях за социальные права.

На либеральном фланге крупнейшей активистской структурой стала «Солидарность». Она была создана после того, как потерпевший поражение на выборах 2007 г. Союз Правых Сил, вошел в состав откровенно прокремлевского «Правого дела». Среди его членов оказались такие известные политики как Владимир Буковский, Борис Немцов, лидер Объединенного гражданского фронта Гарри Каспаров и (позднее) Илья Яшин. В отличие от некоторых других либеральных проектов, «Солидарность» не была собранием «генералов без армии». В ее рядах были, как минимум, сотни активистов, которые активно проводили уличные акции, агитационные кампании (раздача докладов «Путин. Итоги», «Путин. Коррупция» и т. д.) и другие мероприятия.

Помимо «Солидарности» на либеральном фланге сохранялось присутствие активистов партии «Яблоко», которые участвовали в правозащитных акциях и кампаниях защиты гражданских и социальных прав. В 2009–2010 гг. был создан «Демократический выбор» Владимира Милова, стоявший на значительно более правых, по сравнению с «Солидарностью», позициях. Продолжал действовать карликовый «Демократический союз» Валерии Новодворской.

Самым большим разнообразием партий и движений могли похвастать националисты. Здесь место под солнцем делили лояльные Кремлю «евразийцы» Александра Дугина, национал-консерваторы из Национал-державной партии Александра Севастьянова, борцы против нелегальной иммиграции из ДПНИ, национал-социалисты из «Славянского Союза» Дмитрия Демушкина и огромное количество других организаций. В 2007 г. известный в этой среде политик Андрей Савельев попробовал создать легальную националистическую партию «Великая Россия», оппозиционную действующей власти и опиравшуюся на часть актива бывшей партии «Родина». Но власти эту партию не зарегистрировали. Делались попытки строить и радикально-националистические организации с опорой на ресурсы власти, как это было, например, с движением «Русский образ» Ильи Горячева.

Особое место на правом фланге занимали православные активисты, большая часть которых придерживалась провластных взглядов в политике. «Союз православных граждан» и «Союз православных хоругвеносцев» защищали интересы Русской православной церкви каждый своими методами. Для первых главным делом стала издательская деятельность и вообще «интеллектуальный фронт». Вторые практиковали молитвенные стояния, крестные ходы и тому подобные мероприятия, посвященные актуальным для религиозной публики общественным проблемам: взаимодействию с сексуальными меньшинствами, светской наукой и искусством и т. д. Зачастую участники молитвенных стояний переходили к кулачному бою с оппонентами.

Практика большинства активистских сообществ строилась вокруг уличных кампаний (чаще всего протестных), основанных на периодически повторяющихся акциях. Традиционным стал формат небольшого митинга с участием нескольких десятков, в лучшем случае — сотен (в больших городах) человек. Причем, большинство участников уличных кампаний были знакомы друг с другом, составляя ядро актива. О массовом участии граждан в их кампаниях организаторам приходилось пока только мечтать.

Некоторые движения и группы практиковали также радикальные «акции прямого действия». В некоторых случаях активисты приковывали себя к дверям ведомств, против действий которых они протестовали; захватывали помещения (например, сторонники НБП оккупировали приемную Администрации Президента РФ, здание Минздрава), совершали акты «сладкого» или «мокрого» терроризма, обливая водой или закидывая пирожными (помидорами, яйцами и прочими припасами) казавшихся им одиозными представителей власти, официального искусства или бизнеса. Но чаще акции прямого действия подразумевали просто несанкционированный пикет или театрализованное выступление с использованием пиротехники, элементами художественной акции и т. п.

Самыми известными кампаниями второй половины нулевых стали «Марши несогласных», организованные коалицией «Другая Россия» и ее союзниками (2006–2008 гг.). Причем в ряде случаев уличные шествия «несогласных» были сопряжены со столкновениями протестующих и сил полиции. Иногда демонстранты прорывали полицейское оцепление, как это случилось в Санкт-Петербурге 3 марта 2007 г.

Другим примером длительной кампании можно считать «Дни гнева», которые проводились левыми силами и социальными активистами (включая структуры СКС, например, ее московское подразделение — Московский Совет) во многих регионах России (2009–2011 гг.). Особенно большую роль сыграли в этой кампании Левый фронт, социалистическое движение «Вперед», Автономное действие и ряд других левых организаций.

С середины 2009 г. началась новая политизированная кампания в рамках так называемой «Стратегии-31»: каждое 31-е число на улицы российских городов выходили активисты, требовавшие свободы собраний, шествий и демонстраций, гарантированных 31-й статьей российской конституции. Кампания была инициирована активистами «Другой России», «Левого фронта» и правозащитниками, но в ней активно участвовали и представители других политических движений, и часть социальных активистов. В большинстве случаев власти отказывали оппозиционерам в согласовании уличной акции (особенно в Москве), и она превращалась в операцию по силовому разгону протестующих. Максимальная численность митингов Стратегии-31 в Москве составляла по разным оценкам 2000–2500 человек.

«Стратегия-31» стала самой резонансной кампанией протеста в 2009–2010 гг. Но в октябре 2010 г. движение раскололось. Руководитель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, которая с августа 2009 года была (вместе с Эдуардом Лимоновым («Другая Россия») и деятелем Левого фронта Константином Косякиным («Левый Фронт») постоянным организатором и заявителем акций «Стратегии-31» на Триумфальной площади в Москве, единолично договорилась с властями о проведении легального митинга. Мэрия разрешила правозащитникам провести митинг с участием 800 активистов и 200 журналистов. Алексеева пошла на этот «сепаратный мир» с властями после встречи с Владиславом Сурковым (в то время — заместителем главы администрации Президента РФ, отвечавшим за внутреннюю политику). Другие организаторы Стратегии-31 выступили категорически против этой сделки. Эдуард Лимонов назвал поступок Алексеевой предательством: по его мнению, целью Стратегии-31 является свобода любых собраний, в том числе несанкционированных, а не получение от властей «подачек» и разрешения митинговать в «резервации». Его поддержал и второй заявитель акции, Косякин. Однако мнение Лимонова и Косякина было проигнорировано как правозащитниками, так и мэрией. Лимонов заявил, что правозащитники, пойдя на сделку с властями, совершили «рейдерский захват Стратегии-31», в результате чего на свет появился «полицейско-правозащитный урод».

Преодолеть раскол так и не удалось. В дальнейшем по 31 числам в Москве проводились одновременно две акции. Одна, санкционированная, организовывалась правозащитниками и частью либеральных лидеров, другая, несанкционированная и более радикальная, — «Другой Россией», участниками Левого фронта, и некоторыми активистами либерального движения «Солидарность». Акции «Стратегии-31» проходят во многих городах России до сих пор, хотя после раскола достичь прежней массовости и резонанса организаторам кампании уже не удавалось.

Как мы видим, причиной раскола «Стратегии-31» стал вопрос о взаимоотношениях с властью. Радикалы настаивали на полном выполнении требований протестующих. Умеренная часть стремилась к компромиссу с властью и демонстрировала готовность идти на уступки. Как мы увидим в дальнейшем, эта ситуация окажется модельной для развития движения. Именно вокруг этого вопроса будут возникать конфликты в гражданских движениях и в год массового подъема в 2011–2012 гг.

Почему разные активистские сообщества с такой настойчивостью стремились выстроить свою тактику вокруг повторяющихся акций с единым названием, формой, местом? Возможно, они интуитивно или отчасти рационально старались заложить основы политической традиции, которая бы питала их в дальнейшем. Чувствуя исторический разрыв с предыдущей эпохой в истории гражданских движений, активистские сообщества пытались преодолеть свой комплекс «безотцовщины», создавая традиции из своих часто случайных успехов, превращая разовые акции в циклически повторявшееся «священнодействие».

Социальные активисты и региональные коалиции, не отличавшиеся слишком большой устойчивостью, иногда проводили разовые мобилизации, приуроченные к той или иной социальной проблеме или, например, региональным выборам. Наиболее масштабными были протестные выступления в Ижевске (2005–2012), Барнауле (2008) Калининграде (2008–2010) и Владивостоке (2008–2010). Остановимся на них чуть подробнее.

После попытки региональных властей Алтайского края в 2008 г. отменить транспортные льготы в краевом центре Барнауле начались серьезные волнения. В конце октября 2008 г. несколько тысяч льготников на три дня фактически парализовали движение в центральной части города и взяли в осаду дом краевого правительства. Администрация вынуждена была сесть за стол переговоров с протестующими и дать обещание отменить непопулярное решение о замене социального проездного небольшой денежной компенсацией. Ни одна из «больших» политических партий не поддержала этих выступлений. Из политических активистов в нем активно участвовали лишь члены Левого фронта и близкие к ним участники Комсомола КПРФ (без поддержки со стороны партии).

В Ижевске с 2005 г. продолжались протесты льготников и пенсионеров. В республике Удмуртия, в отличие от большинства других регионов, власти практически не пошли на уступки протестующим в отношении отмены или коррекции проведенной в 2005 г. монетизации льгот. В результате конфликт приобрел затяжной и ожесточенный характер. В столице республики возник Общественный Совет пенсионеров г. Ижевска, вокруг которого сложилась широкая социальная коалиция. Ее лидеры стали одновременно руководителями республиканского отделения партии «Патриоты России». Поэтому движение протеста в Ижевске сочетало технологии уличного протеста (на митинги, организованные ими, приходили до 2–3 тысяч человек) и участие в выборах на муниципальном и региональном уровнях. Один из лидеров Общественного совета пенсионеров Ижевска — Андрей Коновал — стал депутатом городской Думы республиканской столицы.

Летом 2010 г. социальный конфликт вокруг вырубки леса в подмосковных Химках вылился в открытое противостояние. Власти дали разрешение на строительство новой автомобильной дороги, в соответствии с которым предполагалось вырубить часть леса в черте г. Химки. Это решение не пользовалось популярностью у местных жителей, которые создали движение в защиту леса. В этой кампании приняли участие сотни активистов из Москвы и других городов. Но вырубка все-таки началась. Она сопровождалась постоянными столкновениями активистов с полицией и неизвестными людьми в масках, нанятыми для охраны территории вырубки. 28 июля 2010 г. от 100 до 200 активистов, близких к анархистскому движению и антифашистам, подвергли разгрому здание Химкинской городской администрации. Этот случай привлек к событиям в Химках огромное общественное внимание и заставил власти на некоторое время заморозить строительство трассы.

По факту произошедшего было возбуждено уголовное дело по статье «хулиганство». По нему были арестованы анархисты Алексей Гаскаров и Максим Солопов. Их товарищи организовали довольно яркую кампанию в их защиту. После нескольких месяцев, проведенных в СИЗО, Гаскаров был оправдан, а Солопов приговорен к двум годам лишения свободы условно. Еще нескольким активистам пришлось бежать из России под угрозой уголовного преследования. История в Химках показала, что противостояние власти и гражданского общества накаляется.

Но самыми резонансными социальными выступлениями в российских регионах накануне общественного подъема 2011–2012 гг. стали волнения во Владивостоке и в Калининграде. В обоих случаях катализатором недовольства стало решение правительства ввести заградительные пошлины для ввоза в Россию подержанных иномарок. Дело в том, что значительная часть населения этих регионов была занята в сфере импорта и перепродажи подержанных машин.

В столице Приморья ядром организации кампании протеста стало движение ТИГР («Товарищество инициативных граждан России»). Собственно, его появление стало результатом самоорганизации ядра протестного движения в регионе. В ТИГР входили, главным образом, автомобилисты и люди, занятые в сфере перепродажи импортных иномарок, а также активисты с опытом участия в гражданских инициативах. Социальщиков поддержали политические активисты во главе с местным отделением КПРФ. Участники и лидеры движения сочетали несанкционированные акции прямого действия (перекрытие транспортных развязок, шествия) с массовыми митингами, согласованными с властями города. В организованных ТИГРом совместно с КПРФ и другими политическими организациями акциях принимали участие несколько тысяч человек.

За год своего существования ТИГР политизировался настолько, что его лидеры стали принимать участие в таких отчетливо политизированных кампаниях как «Стратегия-31». Но эта политизация шла параллельно с некоторым спадом массовости движения.

В Калининграде ядро актива, организовавшего в 2009–2010 гг. серию массовых митингов (в результате которых губернатор области Георгий Боос не был переназначен на следующий срок), стало формироваться задолго до начала этих протестов.

В середине 1990-х в городе возникла дееспособная профсоюзная организация докеров торгового порта. Возглавил ее Михаил Чесалин. За полтора десятка лет профсоюзные активисты прошли через долгую череду успехов и поражений. К середине 2000-х вокруг докеров сложилась социальная коалиция, в которую вошли группы, боровшиеся против закрытия в области больниц, жилищные активисты и представители других движений. Эта коалиция стала региональной структурой Союза координационных Советов. В 2006 г. Михаил Чесалин сумел выиграть выборы и стать депутатом регионального Законодательного собрания (от партии «Патриоты России»).

Другой центр общественного движения в регионе сформировался вокруг Константина Дорошока. Его биография крайне любопытна для исследования превращения фрейма обывательского в активистский. Дорошок вплоть до 2006 г. мало интересовался политикой и тем более — общественным движением. Он занимался — как и тысячи его земляков — перегоном подержанных иномарок. Но в 2006 г. таможенные органы предъявили ему (как и сотням других калининградцев) дополнительные счета по растаможиванию ввезенных в Россию автомобилей. Дорошоку задним числом насчитали 31 миллион рублей недоимки по налогам (в результате судебных тяжб сумма уменьшилась до 18,5 миллионов рублей). Это заставило будущего лидера заняться общественной активностью.

Вот его собственный рассказ о своем активистском становлении: «розовые очки» слетели, разбившись вдребезги о жесткие реалии жизни, в которую нас бросила партия власти — коррупция, лоббизм и беззаконие, отсутствие прав и свобод гражданина, многое другое, что ассоциируется теперь с партией «Единая Россия», которую в регионе представляет свора продажных, жадных, безвольных и бездарных чиновников и депутатов. И тогда «мы вместе со знакомыми, неравнодушными и порядочными людьми решили создать общественную организацию „Справедливость“. В итоге, Дорошок фактически стал организатором и лидером движения автомобилистов, которое объединяло людей, пострадавших как от таможенных органов, так и от налоговых нововведений правительства. Наряду с этим Дорошок вступил в либеральную „Солидарность“.»

В Калининградской области также действовали активисты политических организаций: «Левого фронта», «Солидарности», «Другой России», анархисты и т. д. Размах гражданских движений превосходил среднероссийские мерки. В этих условиях и на фоне экономических потрясений разразился кризис 2009–2010 гг.

Так же как и во Владивостоке, в Калининграде протестные настроения резко возросли после объявления о введении заградительных таможенных барьеров на подержанные иномарки. В связанной с этим сфере были заняты тысячи жителей. Драматизм ситуации придавал начавшийся в регионе, по словам многих экспертов, раскол элиты: назначенный из Москвы губернатор-варяг Георгий Боос вызывал недовольство не только у простых жителей российского анклава, но и у глав муниципалитетов, а также у некоторых представителей регионального бизнеса.

Совпадение всех этих факторов — наличие сильных активистских движений, непопулярные решения власти и раскол элит — привели к тому, что уличные протесты в самом западном городе России превзошли все ожидания. Если в конце октября 2009 года, накануне рокового голосования областных депутатов за новые пошлины, на улицы вышли около 500 недовольных, то в декабре, после принятия непопулярного закона, их было уже около 5000 человек, а в январе 2010 — более 10000 человек. Причем требования митингующих быстро политизировались, а их действия приобрели радикальный характер.

Например, 12 декабря 2009 г. тысячи митингующих на 40 минут перекрыли центральную магистраль города. Они требовали не только отмены новых тарифов и технических регламентов, но и отставки губернатора и депутатов от «Единой России», возвращения губернаторских выборов, а в январе громко зазвучали антиправительственные лозунги и требование отставки Владимира Путина. Январский митинг 2010 г. в Калининграде стал одним из крупнейших протестных мероприятий в России за десять лет.

С этим митингом связана очень характерная для гражданского движения 2005–2010 гг. история. Дело в том, что на калининградском митинге выступили известные либеральные оппозиционеры Борис Немцов и Илья Яшин, приглашенные некоторыми представителями оргкомитета. После этого в либерально-оппозиционных СМИ стала тиражироваться версия, согласно которой все мероприятие с самого начало было организовано либералами из «Солидарности». Это глубоко возмутило большинство реальных организаторов митинга, движущей силой которого были социальные движения, а идеологической платформой — широкая коалиция самых разных идеологических групп от радикально левых до национал-патриотических. Возмущение было так велико, что Константин Дорошок заявил о том, что выходит из «Солидарности», членом которой являлся несколько лет.

В дальнейшем движение раскололось. Одна часть его лидеров (во главе с Дорошоком) согласилась отменить следующее протестное мероприятие, намеченное на 20 марта, в обмен на ряд частных уступок со стороны власти, а также на согласие включить лидеров оппозиции в созданные областной администрацией рабочие группы. Более радикальная часть лидеров и активистов во главе с Михаилом Чесалиным была настроена на продолжение борьбы вплоть до отставки Г. Бооса, которого они считали виновником ухудшения ситуации в регионе.

Испытав шок после неожиданного «взрыва» в Калининграде, власть попыталась исправить ошибки. Непопулярный губернатор Боос через полгода был заменен на нового. Вызывавшие недовольство решения смягчены или даже отменены. Несистемная оппозиция оказалась расколотой. Если Чесалин продолжил заниматься строительством сетей социальных активистов, то Дорошок предпочел уйти в высокую политику (впрочем, не совсем успешно: его эксперимент с вступлением в «Правое дело» Михаила Прохорова оказался неудачным в силу не зависящих от него обстоятельств).

Калининградская история воспринималась тогда многими как модель дальнейшего развития событий. Эксперты и журналисты писали, что в стране назревает социальный протест, который в условиях складывающегося авторитарного режима неизбежно перерастет в политический кризис. Однако история пошла не совсем тем путем, который предрекали ей эксперты.

 

Предпосылки подъема: рокировка, крушение надежд на либерализацию сверху, кризис…

В 2008–2011 гг. главной российской политической интригой, без преувеличения, был вопрос о том, начнет ли президент Дмитрий Медведев новый политический курс. У этого вопроса было множество формулировок и подвопросов. Начнется ли конфликт между Владимиром Путиным и его преемником? Кто из участников тандема станет баллотироваться на следующих президентских выборах? Чем новый курс должен отличаться от старого?

Власти, да и сам Дмитрий Анатольевич Медведев как будто с удовольствием играли в эту игру. Третий президент России делал двусмысленные заявления, которые при желании можно было трактовать как знак приближающейся то ли оттепели, то ли либерализации, то ли демократизации. Либеральные эксперты с удовольствием обсуждали эти туманные намеки так, словно речь шла о конкретных реформаторских проектах. Однако главная интрига заключалась именно в том, что относительно содержательной стороны «демократизации» политической системы и общественного пространства никакой дискуссии не велось.

В любом случае ожидания постепенной демократизации общественного устройства сверху постоянно нарастали. Трудно сказать, насколько это сказывалось на динамике общественного движения. Но в его политизированной части шла дискуссия относительно того, возможен ли и необходим ли союз «общественников» с либеральным крылом власти. Особенно значимым этот сюжет представлялся активистам и лидерам либеральной оппозиции. По всей видимости, надежда на возможное сотрудничество с властью или с ее «прогрессивным крылом» сдерживала радикализм части либеральной оппозиции, а также способствовала сохранению пассивности в обществе в целом.

Влиятельные эксперты, такие как Елеб Павловский или Евгений Минченко, публично говорили о том, что поддержка Дмитрия Медведева и той альтернативы, которую он якобы представляет, растет день ото дня. В то, что Медведев выдвинет свою кандидатуру, верили очень многие. Например, тогдашний министр финансов Алексей Кудрин впоследствии вспоминал: «Я на себе в полной мере испытывал, что он (президент Медведев — A. C.) хочет снова выдвигаться. Он это подчеркивал, по сути, на каждом совещании. Мне тогда это не казалось притворным» . Вероятно, эти оценки и ожидания отчасти соответствовали действительности. Часть правящего (или как было принято говорить «политического») класса всерьез переориентировалась на Медведева. Появился потенциал для создания блока или союза между либеральной частью правящей элиты и либеральной оппозицией Владимиру Путину. Однако вопрос о программе этого союза оставался без ответа.

Разные версии ответа на него пытались в слегка завуалированной форме дать интеллектуалы, связанные с разными группами истеблишмента. В июле 2010 г. «5 канал» запустил телевизионное шоу «Суд времени», получившее значительную аудиторию и влияние. По форме оно было похоже на судебное заседание, но вместо уголовных дел рассматривались важнейшие исторические события. Роль судьи — отнюдь не беспристрастного, — играл Николай Сванидзе. Роли адвоката и прокурора поочередно делили Леонид Млечин, отстаивавший либеральные ценности, и Сергей Кургинян, выступавший с советско-патриотических позиций. С начала 2011 г. шоу в слегка измененном формате под именем «Исторический процесс» переехало на гораздо более влиятельный канал «Россия-1». Теперь исторические события уже напрямую рассматривались в контексте актуальной политики. Сюжеты обеих программ были посвящены таким проблемам, как: историческая роль реформы и революции в русской истории, демократия и авторитаризм и т. д. Почти во всех случаях симпатии аудитории оказывались на стороне Сергея Кургиняна.

Авторы и участники программы не отрицали, что обсуждаемые ими проблемы имеют отношение к историческим альтернативам, стоящим перед Россией сегодня. А многие эксперты и журналисты напрямую увязывали телевизионную дуэль между Млечиным и Сванидзе, с одной стороны, и Кургиняном, с другой, с выбором между «реформаторской» стратегией Дмитрия Медведева и «консервативной» Владимира Путина. Предполагалось, что телевизионное шоу является формой общественной дискуссии, в которой народу предлагалось выбрать между «либерализмом» и «государственничеством». Сергея Кургиняна напрямую

упрекали в поддержке Владимира Путина . Он, впрочем, неизменно отрицал это, хотя открыто и горячо выступал против первых оппозиционных акций зимы 2011–2012 гг. Но, по удивительному совпадению, сразу после мартовских президентских выборов 2012 г. он объявил, что уходит из телевизионного проекта.

Итак, общественная дискуссия во многом строилась вокруг оппозиции Путин — Медведев вне зависимости от того, существовало ли такое противостояние в действительности, или от того, были ли за ним реальные разногласия по социально-политическим вопросам. Некоторые эксперты указывали на иллюзорность этого противопоставления. Они полагали, что власть симулирует разногласия, чтобы замаскировать противостояние между авторитарным режимом, в целом (или даже шире — элитой), и обществом.

Своего пика спекуляции относительно того, кто будет кандидатом от власти на следующий президентский срок (увеличенный при Медведеве до шести лет), достигли весной — летом 2011 года. Но 24 сентября того же года им был положен конец: на съезде правящей партии «Единая Россия» Дмитрий Медведев предложил поддержать кандидатуру Владимира Путина на президентских выборах в марте 2012 г. Многие надежды оказались обманутыми, а ожидания — напрасными.

Среди активистов, участвовавших в нашем исследовании, оказалось немало тех, для кого именно «рокировка» в тандеме 24 сентября 2011 г. стала переломным моментом, после которого они решили принять участие в протестном движении.

Например, одна из участниц движения «Белая лента» (символ которого стал общим «паролем» движения 2011–2012 гг.), стоявшаяу его истоков, рассказывала, что у нее уже давно появились претензии к власти. Но до осени 2011 г. она надеялась, что проблемы будут решены сверху, даже писала письма Медведеву:

«Скажем так, были до этого еще вещи, например, когда часовые пояса поменялись и время. Я даже в том момент пыталась написать Медведеву письмо какое-то о том, что, наверное, ему просто не сказали, и он случайно сделал такую глупость».

Но «рокировка» стала последней каплей, превратившей ее из обывателя в активиста. Пусть и с очень умеренными взглядами:

«Событие <подтолкнувшее к активизму> — был съезд „Единой России“, после которого стало понятно, что Путин нам светит. Очень захотелось что-то изменить».

Весьма значительная часть общества, до сих пор рассчитывавшая на либерализацию сверху и увязывавшая свои надежды с фигурой Дмитрия Медведева, была разочарована. «Рокировка» подтолкнула часть общества, в первую очередь, в столицах, к протесту, на который они прежде не решались. Это касалось людей наиболее умеренных или неопределенных взглядов, а также части околовластной элиты. Характерно, что на протестно настроенных участников выступлений в Ижевске, Калининграде и Владивостоке рокировка особого впечатления не произвела.

Недовольными оказались не только следившие за политическими новостями жители крупных городов. Напряжение чувствовалось и в верхах общества. Резко активизировалась критика власти в оппозиционных и даже прежде формально нейтральных СМИ. В блогах в социальных сетях началась массированная кампания, направленная не просто на критику режима (этого хватало и раньше), но и на подготовку к уличным мобилизациям и прочим протестным действиям.

Например, через два дня после съезда «Единой России», 26 сентября 2011 г. известный блогер Алексей Навальный, «Живой журнал» которого читали десятки тысяч человек, написал пост под названием: «Власть сменится не в результате выборов». В тексте говорилось:

«У меня будут запасы коньяка такие, что можно гуталиновую фабрику и коньячную лавку открывать. Многие сторонники „Медведе-президентства“ очень любили поспорить… 24 сентября было публично объявлено о желании гр. Путина В.

В. быть пожизненным руководителем нашей страны. Это именно так и не надо себя больше обманывать. Медведев и остальные выступают в роли маленьких помощников Санты (правда с очень большими зарплатами)… Но, Кремлежулики предполагают, а Бог располагает. Я уверен, что события будут развиваться в духе другой популярной истории, заканчивающейся „Царь велел себя раздеть, три раза перекрестился, бух в котел — и там сварился… Состоявшийся де-юре переход в Медведева в Партию Жуликов и Воров — это лучшее из того, что произошло. Наконец-то жулики, позиционирующиеся себя как „либерально мыслящие политики с прагматичным подходом“ не смогут находить оправдание для своей надоевшей за последнее время политической проституции, единственная цель которой — просто урвать деньжонок… Мою цитату „власть в России сменится не в результате выборов“ из интервью Нью Таймз обожают использовать всякие нашисты: вот! призыв к революции! свержение власти! Нет, это призыв к прекращению бардака и восстановлению конституционного порядка“»

Далее на протяжении двух месяцев до парламентских выборов блогер почти ежедневно публиковал посты, направленные против партии власти, лично Владимира Путина и Дмитрия Медведева. Он также проводил конкурсы на создание агитационных плакатов, видеороликов и песен, посвященных «партии жуликов и воров». В этом отношении в публицистике Навального появилось новое качество: прежде большинство материалов были посвящены разоблачению конкретных фактов коррупции, а теперь он перешел к политической кампании. Все размещенные материалы интенсивно обсуждались в сети и приобрели высокую популярность (о чем свидетельствуют высокие цифры просмотров).

Аналогичные по содержанию и очень эмоционально окрашенные посты писали и другие известные блогеры. В прокремлевских публикациях муссировался вопрос о скоординированности этой кампании. Вне зависимости от того, так это или нет, нельзя не признать, что в своих содержательных аспектах она оказалась релевантной массовым настроениям интернет-аудитории и вызвала живую реакцию.

Это видно на примере успеха проводимой Алексеем Навальным и рядом других блогеров и журналистов предвыборной тактики, которая сводилась к призыву голосовать на предстоящих выборах за любую партию, кроме «Единой России». Этот успех был вызван не только крахом надежд на «медведевскую альтернативу», но и общей усталостью от режима в целом.

Остро критичной по отношению к правящему режиму оставалась позиция СМИ, входивших в неформальный «либерально-оппозиционный» пул: радио «Эхо Москвы», «Новой газеты», «Lenta.ru» и т. д. В этом факте нет ничего удивительного. Но изменился и настрой многих изданий, занимавших прежде нейтральную позицию. «Коммерсантъ», «РБК», «Ведомости» и т. п. весьма статусные СМИ увеличили число критических публикаций, а также экспертных аналитических материалов, в которых говорилось об «объективном снижении» популярности Владимира Путина и тех проблемах, с которыми режим столкнется в результате «рокировки». Один из таких материалов — доклад «Стареющий бренд Путин», опубликованный «Ведомостями» 9 ноября 2011 г. (авторы — Михаил Дмитриев и Сергей Белановский, соответственно президент и директор по социальным и экономическим исследованиям влиятельного Центра стратегических разработок).

«Судя по всему, — говорилось в этом докладе — совокупный политический бренд „тандем „в результате рокировки понес невосполнимые потери… Бренд Путина пострадал в результате рокировки значительно меньше, но оказался один на один с проблемами своего политического старения и невозможностью одновременно апеллировать к обоим общественным полюсам.

Рокировка тандема ослабила перспективы самоизменения власти и возможности налаживания диалога с обществом“. В этом и подобных материалах фиксировался новый для массового сознания факт: казавшаяся прежде почти неуязвимой власть серьезно ослаблена, а ее действия откровенно враждебны „прогрессивной части общества“. При этом исподволь и напрямую говорилось о том, что возможности компромисса между властью и обществом исчерпаны.“»

Признаки нарастания недовольства были видны и внутри самой власти. В стране шла предвыборная кампания. Она была связана с массовыми нарушениями, с фактами административного давления, неравного доступа партий в СМИ и т. д. Само по себе это вряд ли можно назвать чем-то особенным для России. Новым было другое: факты нарушений становились предметом живого обсуждения в интернете и, отчасти, в СМИ. Но даже на этом фоне неожиданным было крайне эмоциональное и остро критическое выступление в Думе депутата от «Справедливой России» ГеннадияГудкова 18 ноября 2011 г. Жестко раскритиковав единороссов и исполнительную власть за подготовку массовых фальсификаций на предстоящих выборах, Гудков подытожил:

«Я что сказатъ-то хотел, дорогие товарищи! Даже заяц, загнанный в угол, становится зверем. А вы, дорогие товарищи, загоняете в угол не только оппозицию, но и всю страну И если у народа нет возможности цивилизованно на выборах побеждать, то народ будет выходить на улицы. Вы что, выгоняете нас на улицы?

Мы пойдем на улицы, если это будет единственный способ… — (голос из зала:

Попробуйте..) — …. и попробуем, и посмотрите. И не надо меня перебивать.

Поэтому, дорогие товарищи, еще есть время остановить это безумие. И мы предупреждаем, что если у нас будут такие „выборы “, если будет фальсификация и грубейшие нарушения, то выход остается один, и вы его знаете. Мы этого не хотим, но вы сами загоняете нас в эту ситуацию»

Прежде вполне лояльная Кремлю оппозиция открыто угрожала уличными протестами.

Но недовольными были и те, кто не претендовал на роль публичных политиков. Настоящий гром среди ясного неба разразился, когда Алексей Кудрин, заместитель председателя правительства, человек, который в течение более чем 11 лет возглавлял ключевое финансовое ведомство, в Вашингтоне публично сделал заявление о том, что он не станет участвовать в работе будущего правительства Дмитрия Медведева, с которым у него, как выяснилось, «существенные разногласия». Это произошло 25 сентября 2011 г., на следующий день после того, как стало известно о «рокировке» в тандеме. Кудрин сказал, что разногласия с президентом касаются «неоправданно высоких» расходов, заложенных в бюджете на военные и социальные цели. «А бюджетные риски, связанные прежде всего с завышенными обязательствами в оборонном секторе и социальной сфере, неминуемо распространились бы на всю национальную экономику»- сказал он. На следующий день Дмитрий Медведев отправил Кудрина в отставку. Стало понятно, что глубокие разногласия внутри правящей элиты имеют место даже на самом верху. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, что его уход связан с «рокировкой», Кудрин написал у себя в блоге: «24 сентября определилась структура власти в нашей стране на длительную перспективу. Определился и я, объяснив свою позицию. Эмоции здесь абсолютно не при чем».

Возвращение Владимира Путина на президентский пост, о котором стало известно в конце сентября 2011 г., стало спусковым крючком, запустившим процесс изменения массового сознания и реального расклада общественных сил в стране. К недовольным сложившейся в стране общественно-политической ситуацией гражданам добавилась новая, большая и влиятельная группа, разочарованных рокировкой. В конце концов это привело к консолидации недовольных на всех уровнях социальной лестницы, поскольку недовольство охватило, по меньшей мере, часть российских верхов. Таким образом, общество раскололось сверху донизу. Этот процесс сопровождался интенсивной кампанией, направленной против партии власти. Дополнительным важным фактором этой стремительной эволюции стал уровень развития интернета и социальных сетей, которые позволяли очень быстро транслировать информацию внутри расширившейся протестной субкультуры. В стране сложились предпосылки для рождения уличного протеста.

 

Декабрьский «взрыв» 2011 г

Протестующие и их лидеры. Рождение движения. Первые требования

В день парламентских выборов, 4 декабря, Левый фронт и обманутые дольщики провели на Красной площади в Москве акцию «активного бойкота» выборов. В ней участвовали от одной до двух сотен человек, многие из которых были задержаны полицией. Один из организаторов акции, лидер Левого фронта Сергей Удальцов, был еще утром этого дня задержан сотрудниками полиции в штатском прямо на улице. Ему вменили в вину, что он перешел улицу в неправильном месте. За эти пешеходные прегрешения Удальцов получил 5 суток административного ареста.

Вечером того же дня несанкционированную акцию против «выборов без выбора» провели националисты. В ней приняли участие две-три сотни активистов. Но результат был примерно такой же, как и у левых: аресты. В полиции оказались, в числе прочих, лидеры националистов: Александр Белов, Дмитрий Демушкин и Даниил Константинов. По данным полиции, всего в Москве в этот день были задержаны 258 человек.

На следующий после выборов день, 5 декабря, движение «Солидарность» готовило митинг протеста против итогов заведомо нечестных (по мнению оппозиционеров) выборов. Митинг был заранее согласован с мэрией. В социальной сети «Facebook» к вечеру 5 декабря о своем участии в мероприятии написали 2700 человек. Особых ожиданий, однако, у организаторов не было. Предполагалось, что реальная численность протестующих будет традиционно низкой: в пределах нескольких сотен активистов. Эти ожидания, казалось бы, получили подтверждение, когда на аналогичный митинг КПРФ против итогов подсчета голосов днем 5 декабря пришли лишь 400 человек.

Когда Алексей Навальный написал одному из организаторов митинга «Солидарности» Илье Яшину об этом смс, Яшин ответил: «Ну, есть риск, что у нас будет 800». Но эти буднично-пессимистичные ожидания не оправдались. Вот как о событиях 5 декабря вспоминает сам Алексей Навальный:

«Вышел из метро: не понимаю куда попал.

Народу море, все молодые. Очень сильно это отличалось от митингов, которые я видел раньше. Люди все какие-то тоже злые и растерянные. Явно 85 % никогда в жизни на митингах не были. В этот раз тоже из принципа пришли, это было сразу заметно. Никого вообще не знаю и в лицо не узнаю, что очень нехарактерно для традиционного „митинга оппозиции “, где все участники мне уже какродные» .

Примерно такие же эмоции испытывали и рядовые участники этого митинга, большинство из которых действительно впервые вышли на улицу, чтобы протестовать. Вот рассказ одного из наших респондентов:

«Я тоже из тех людей, для которых 5 декабря стало переломным моментом. Потому что, когда я пришла на митинг на Чистых прудах, опоздав минут на 30, я думала, там будет кучка народу, 300 человек. Когда я вышла из метро и поняла, сколько народу, я шла и счастливо улыбалась. У меня появилось ощущение: „О, Боже мой, оказывается, не у меня одной такаяреакция “».

Всего на Чистопрудном бульваре собрались, по разным оценкам, от 5 до 10 тысяч человек. Такого не ожидал никто. Организаторы были в растерянности. Со сцены выступили деятели культуры и либеральные политики: Артемий Троицкий, Алексей Навальный, Виктор Шендерович, Евгения Чирикова, Илья Яшин, Борис Немцов, Владимир Рыжков, Дмитрий Быков. Более половины пришедших не попали на отведенную для митинга площадку, так как полиция не пропускала «лишних людей» за ограждения.

К 20:30 митинг подошел к концу. Однако у многих не было настроения расходиться. Илья Яшин призвал идти к зданию Центризбиркома на Лубянке (сказалась школа Маршей несогласных!). Его поддержал Навальный. Значительная часть толпы пыталась двинуться по Мясницкой улице, но была остановлена ОМОНом. Части активистов удалось прорвать оцепление и дойти до Лубянки, а единицам даже до Красной площади. Но около 300 человек, включая Яшина и Навального, были задержаны . Суд приговорил их к 15 суткам административного ареста, вместе с еще примерно сотней активистов.

Стало понятно, что ситуация в стране резко изменилась. Протестное движение за один вечер превратилось в ключевой фактор внутриполитического развития.

Днем 6 декабря в Москву были введены внутренние войска. «В связи с проведением разрешенных массовых акций и для пресечения попыток возможных несанкционированных акций общее число мобильных резервов увеличено, в том числе за счет внутренних войск», - сообщали новостные агентства . Несмотря на это, в городе вновь произошли несанкционированные акции протеста: на Тверской улице возле метро Пушкинская и на Триумфальной площади. Опять не обошлось без сотен задержанных.

Власть пыталась противостоять разраставшейся на глазах оппозиции, организуя контр-митинги с помощью лояльных молодежных движений и структур «Единой России». Но из этого ничего, кроме конфуза, не вышло. Объективы фото- и телекамер фиксировали то согнанных на проправительственные митинги дворников-мигрантов, то свезенных из провинции юношей и девушек, которые даже не понимали, в чем им пришлось участвовать. Одна из участниц проправительственного митинга, приехавшая в Москву из провинции, дала интервью журналисту. Она говорила не очень уверенно и неудачно формулировала доводы в защиту действующей власти. «Единая Россия, — говорила девушка, представившаяся Светой из Иваново, — очень много сделала достижений. мы стали более лучше одеваться и не было того, что сейчас. Это очень большие достижения! В сельском хозяйстве очень хорошо. С жильем никаких проблем. Людям помогают очень хорошо.». Выложенное в интернет видео стало невероятно популярным. В глазах недовольных Света из Иваново стала символом самой власти и ее пропаганды — нелепой, смешной, неубедительной.

Стало понятно, что реального актива — не проплаченных или административно собранных людей — а именно активистов в распоряжении прокремлевских сил почти нет. В резко накалившейся обстановке это лишь подливало масла в огонь.

В блогосфере и социальных сетях царила атмосфера эйфории. Показательно, как изменился тон высказываний на «стене» в фейсбучной группе, в которой шла запись людей на митинг 5 декабря. До митинга там появлялись записи в «обывательском» или в «конспирологическом» стиле. Их авторы высказывались в том духе, что уличные мероприятия, митинги — это бессмысленная трата времени, которая ни к чему не приведет. Другие пугали репрессиями против митингующих. Третьи утверждали, что достойный человек должен «быть выше всей этой грязи». Многие отказывались приходить, поскольку считали, что «это будет жалкое зрелище». Приведем несколько цитат:

«Хотите расскажу что будет? придет 200 человек, 100 из них будут делать вид, что они просто так гуляют, будут зыритъ и снимать издалека это собрание, потом приедет милиция, много, и по мегафону предложат разойтись и прекратить незаконный митинг, в этот момент к группе митингующих присоединятся 8-10 бабушек из соседних домов, которым нравится орать, митингующие будут кричать Далой, Пазор и прочее, ментов станет больше, вас окружат, с большой долей вероятности какой- нибудь идиот, или засланный казачок кинет в оцепление предмет (бутылку, снежок) и вас начнут вязать, и бить, потом будет ночь в обезьяннике, у самых активныхмитингующий при задержании НАЙДУТ: (наркотики, оружие, тротил, детское порно в телефоне) или что то еще. и никого не будет е… тъ, что у них карманы были пустые, рассказать что будет дальше? ничего».

«Думаю, со стороны это будет жалкое зрелище. Всегда предпочитал митингам протеста перфомансы и флэшмобы».

Но уже с позднего вечера 5 декабря подобные высказывания практически исчезли. Немногочисленные комментарии противников оппозиции (которых другие пользователи чаще всего обвиняют в оплачиваемой провокатуре) тонут в гигабайтах восторженных отзывов и победных реляций.

Прямо с акции 5 декабря пользователь Varvara Turova пишет: «Весь бульвар забит людьми, вокруг толпы, люди еще подходят. Беспорядков и драк не видела. Менты спокойные.

Оч. оч. оч. круто. Приходите!!!!!». Некто Sandy Kirti делится своим выводом: «Спасибо всем, кто пришел, несмотря на дождь, слякоть, ОМОН и проч. Чувствовалось общее единение. Мы не сдаемся, мы вместе, и это очень здорово! Основной месседж, который я услышал — политика делается не в твиторах, а на улицах и площадях. И я рад, что пришло ТАК много народа»

Перелом в общественных настроениях закрепляется. Уличный протест превращается в легитимную и гипотетически эффективную технологию в глазах широкой аудитории. По всей видимости, понимают это и власти. Они пытаются остановить нарастание протеста репрессиями. Пока весьма мягкими.

Еще в ноябре активисты Сергей и Анастасия Удальцовы из Левого фронта и Надежда Митюшкина из Солидарности подали заявку на митинг численностью 300 человек на 10 декабря на площади Революции в столице. После событий 5–6 декабря внимание к этой акции резко повышается. В ночь с 6-е на 7-е журналист Илья Клишин создал страницу митинга на Facebook. К утру о своем решении прийти на площадь Революции на ней заявили уже 10 тыс. человек (8 декабря их стало уже 25000). «Меня разбудили иностранные журналисты с вопросом: не я ли организовываю революцию в России?» — рассказывал Клишин в интервью The New Times.

Славный организатор митинга Сергей Удальцов, как уже говорилось, в этот момент отбывал 5 суток административного ареста за «переход улицы в неположенном месте». В знак протеста против произвола он объявил сухую голодовку. В результате 8 декабря он был госпитализирован в Боткинскую больницу, где и узнал последние новости. А они были удивительными.

То, что скромный митинг левых превратится в грандиозную демонстрацию протеста, осознали и власти, и оппозиция, и те, кто находился между ними. Площадь Революции была по периметру закрыта металлическими ограждениями с табличками «Мосводоканала»: городские службы утверждали, что произошел неожиданный прорыв подземных вод. Власти искали предлог для отмены митинга. В этот момент подключились «трезвые головы».

Славный редактор журнала «Вокруг света» Сергей Пархоменко, в будущем — член Оргкомитета оппозиционных митингов, рассказывал: «Когдамы поняли, что намитинг придут больше 50 тыс. человек, которых через два металлоискателя будут пропускать на площадь Революции, нам стало ясно — это обернется Ходынкой. И меня это пугало гораздо больше, чем любой спецназ». Исходя из этих соображений, Пархоменко предложил свои услуги мэрии Москвы:

«И мы вступили в отношения с мэрией, совершенно, надо сказать, неформальные, потому что, хочу напомнить, заявка на 10-е число была подана не нами, она была подана группой, я бы сказал, технических сотрудников, СолидарностиНадя Митюшкина, Давидис, жена Сергея Удальцова — Настя. Поэтому формально мы не могли вести с мэрией никакие разговоры. Однако мы воспользовались некоторыми неформальными возможностями, некоторыми знакомствами и подали в мэрию сигнал: тут есть группа людей, не тех, которые являются заявителями, а тех, у которых есть мозги. Они считают, что нужно это переносить, и они считают, что это ваша проблема. Что это вам надо будет справляться вот с таким количеством людей. Мы прогнозируем, что людей придет вот столько. И вам надо что-то такое сделать, чтобы там не произошло ничего плохого. Если хотите — мы вам в этом посодействуем. Если хотите выглядеть идиотами — продолжайте выглядеть»

Видимо, благодаря «наличию мозгов», Пархоменко и его коллеги Владимир Рыжков и Борис Немцов нашли общий язык с чиновниками. Они договорились о переносе митинга с просторной, но близкой к Кремлю площади Революции на во всех отношениях менее удобную Болотную площадь. В переговорах с ними участвовали не только представители столичной мэрии, но и заместитель главы Администрации президента РФ Алексей Громов, что говорит о том, какое значение предстоящему митингу придавала власть.

Впрочем, сами заявители митинга об этих переговорах узнали из новостей поздним вечером 8-го декабря. Большую часть этого дня Анастасия Удальцова (которая, разумеется, никогда не была «техническим сотрудником» «Солидарности», а представляла «Левый фронт») и Надежда Митюшкина провели на переговорах в здании московского правительства на Новом Арбате (люди «с мозгами» вели переговоры на Тверской, 13). Они официально отказались от предложения о переносе мероприятия. Их попытка отстоять свое, как официальных заявителей, право принимать решения ничем не кончилась.

Когда известие о переносе митинга дошло до офиса «Солидарности», в котором в тот момент проходило совещание активистов организации с участием самой Митюшкиной, там его встретили взрывом возмущения. Очевидцы рассказывали, что «активист „Солидарности“ Янкаускас бегал по офису и кричал: „Давайтеуже, наконец, отпи… им Немцова!“».

Автор этих строк вечером того же дня виделся с Сергеем Удальцовым, которого из-за ухудшения состояния здоровья в результате сухой голодовки перевели из спецприемника в больницу. Узнав о происходящем, Удальцов тоже попытался воспрепятствовать «рейдерскому захвату» митинга «людьми с мозгами». Он продиктовал по телефону заявление о том, что выйдя из спецприемника, он пойдет на площадь Революции. После этого он стал дозваниваться в эфир основных оппозиционных радиостанций, чтобы сообщить о своей позиции. Примечательно, что обычно очень внимательные к его словам оппозиционные журналисты в ряде случаев отказывались ставить в эфир его слова протеста против действий группы Пархоменко-Рыжкова-Немцова.

Жена Удальцова позже сообщила, что «поздно вечером 8 декабря врачи насильно перевели его в реанимационное отделение и пытаются изъять телефон». 9 декабря в 13.45 у Удальцова истек срок ареста на пять суток. Однако его не только не отпустили, но палату, в которой он находился, взяли под плотную охрану около 15 полицейских. 10 декабря Удальцов был задержан прямо в Боткинской больнице за два часа до начала митинга. Он был вывезен в судебный участок № 99 Зюзинского района, где судья Белолипецкая А. Ю. присудила ему 15 суток ареста по статье 20.25 (оставление места наказания) КоАП РФ за события двухмесячной давности.

По всей видимости, власти сочли Удальцова способным сорвать план с переводом митинга на Болотную площадь и решили подержать его в спецприемнике подольше. В то же время, по свидетельству Сергея Пархоменко, чиновники мэрии гарантировали, что разрешат активистам, которые все же придут на площадь Революции, мирно перейти на Болотную, а также пообещали не трогать тех, кто останется митинговать там. Под этими последними подразумевались сторонники Эдуарда Лимонова.

Новый арест Удальцова (как показалось большинству протестующих, откровенно незаконный) лишь добавил масла в огонь. Авторитет лидера «Левого фронта» вырос. Его имя стало превращаться в один из символов протеста.

В середине дня 10 декабря в Москве люди стали собираться одновременно в двух местах — на Болотной площади и на площади Революции. Популярное в столице радио «Эхо Москвы» и большинство других СМИ настойчиво повторяли лишь про митинг на Болотной. Это сыграло свою роль: на Болотной людей оказалось намного больше. Но и напротив Большого театра образовалась толпа в 2–3 тысячи человек. В отличие от Болотной, здесь была намного выше концентрация активистов самых разных движений — от леворадикальных до националистических и либеральных.

О том, сколько человек в итоге пришли на Болотную площадь 10 декабря 2011 г., до сих пор спорят. ЕУВД сначала оценило объем протеста в 7000 человек, затем повысило оценку до 25000. С трибуны митинга на Болотной площади звучали цифры в 100 и даже в 150 тысяч человек. Большинство журналистов оценивают число собравшихся в диапазоне от 50 до 85 тысяч человек.

От 3000 до 7000 вышли на митинг протеста в Новосибирске и примерно столько же в Екатеринбурге. Порядка 10 000 человек — в Санкт-Петербурге. В десятках других городов также прошли акции, собравшие от нескольких десятков до 1–2 тысяч участников. В некоторых местах акции были несанкционированными с властями, и их разогнала полиция.

Хотя в Москве люди собирались сразу на двух площадях — Манежной и Болотной, большого раскола не произошло. Около 14.00 на площадь Революции явился Борис Немцов. В мегафон он обрисовал свое видение ситуации и призвал двигаться в сторону Болотной площади. За ним двинулись примерно 1000 активистов. Следующую колонну образовали активисты левых организаций. Примерно 1000 активистов и присоединившихся к ним граждан также отправились на Болотную, сформировав колонну с развернутыми знаменами. Это была первая с середины 1990-х гг. полноценная демонстрация левых мимо Кремля.

За ними с небольшим интервалом последовали националисты. На площади Революции остался только Эдуард Лимонов и его сторонники (300–400 человек). Несмотря на их радикальные лозунги, полиция их так и не тронула, сдержав обещание, данное московскими чиновниками «людям с мозгами». Но пример «другороссов» ясно показал: радикальные действия абсолютному большинству новых участников протестного движения чужды. Во всяком случае, пока.

Это проявилось и в том дружном неприятии большинством митинговавших в этот день как политических радикалов самих по себе, так и их попыток перейти к более решительным по форме действиям и даже лозунгам.

Еще накануне митинга в интернете распространились призывы дистанцироваться от «крайних» и в той или иной форме выражать им свое неприятие. Так и произошло. Когда колонна Левого фронта пришла с Площади Революции на Болотную, скандируя «Ре-во-лю-ция!», люди вокруг расступались, кричали «нет» или «фуу». Несколько попыток крайне правых и крайне левых активистов зажечь сигнальные факелы («файеры»), пресекались простыми участниками митинга. Люди начинали кричать «Провокаторы!» и свистеть.

Состав ораторов на трибуне митинга на Болотной оказался показательным. Из трех категорий людей, попавших на трибуну, представители активистских сообществ оказались в самом невыгодном положении.

Больше всего было среди выступавших известных «деятелей культуры»: журналистов, писателей, актеров. Среди них были Леонид Парфенов, Дмитрий Быков, Борис Акунин, Татьяна Лазарева, Иван Алексеев (Noize MC) Евгения Альбац, Сергей Пархоменко, Олег Кашин, Сергей Шаргунов. За редкими исключениями, почти все они были людьми либеральных и очень умеренных взглядов. В общественной жизни они участвовали лишь как медийные персоны, в активистских движениях почти никто не состоял.

Вторую категорию выступавших составляли либеральные политики (многие в прошлом — высокопоставленные чиновники) и представители так называемой системной оппозиции (т. е. партий, участвовавших в выборах): Владимир Рыжков (ведущий митинга), Еригорий Явлинский, Сергей Алексашенко, Сергей Митрохин, Михаил Касьянов, Борис Немцов, а также Оксана Дмитриева, Ееннадий Еудков и Илья Пономарев из «Справедливой России», и Андрей Клычков из КПРФ.

Те или иные активистские сообщества представляли лишь Евгения Чирикова (Движение в защиту Химкинского леса), Анастасия Удальцова (Левый фронт), Константин Крылов (Русское общественное движение), Петр Шкуматов (движение против транспортных привилегий чиновников «Синие ведерки»), правозащитники Олег Орлов (правозащитный центр «Мемориал») и Елена Панфилова (Transparency International).

Большинство выступавших говорили о фальсификациях и вбросах на выборах, требовали организовать перевыборы (в чем митингующие их поддерживали громкими криками). Важным требованием стало освобождение политзаключенных. Раздавались также голоса в пользу простого пересчета голосов — эта идея получала в толпе не меньше поддержки, чем более радикальное требование повторных выборов. Некоторые ораторы призывали готовиться к дальнейшим уличным протестам, а также к президентским выборам в марте 2012 г.

Состав ораторов отражал расклад сил в складывавшейся группе руководителей движения. Преобладали в ней либеральные политики и либеральные же журналисты.

Конфликт вокруг захвата митингов группой граждан «с мозгами» его организаторы старались замять. В очень мягкой форме о нем все-таки упомянула Анастасия Удальцова, но больше никто из ораторов эту тему не затронул.

Над площадью реяли флаги десятков политических объединений, социальных движений и инициативных групп. Меньшую часть собравшихся составляли активисты, уже обладающие опытом коллективного участия, а большую — те, для кого этот митинг оказался первым в жизни (или, по меньшей мере, за долгие годы). Но опытные участники были намного активнее. Они демонстрировали символику, плакаты и баннеры с лозунгами и требованиями, раздавали агитационную продукцию — от листовок до газет и даже книг. Собственно, начался процесс, который и является предметом нашего исследования: воздействие активистских сообществ на широкое общественное движение.

Обыватели, возмущенные бросавшимися в глаза нарушениями и вышедшие на митинг протеста, столкнулись с большим разнообразием идеологий и связанных с ними стратегий развития гражданского движения. Первое соприкосновение этих сред показало, что симпатии большинства — на стороне умеренных, что радикализм их отталкивает. Но процесс только начался.

Около ближайшей станции метро, а также прямо у турникетов при входе на Болотную площадь всем желающим раздавали белые ленты. Это делали активисты возникшей в интернете одноименной инициативы («Белая Лента»). Они видели свою задачу в том, чтобы объединить на символическом уровне всех, кто недоволен итогами голосования, но боится выходить на улицу. Белой ленте было суждено стать символом всего массового движения, которое на протяжении года сотрясало страну. Это была одна из первых общественных инициатив, порожденных начавшейся волной подъема. Представляется, что образ мыслей и система целеполагания, характерная для активистов «Белой ленты» первого призыва, вполне релевантны господствовавшим в тот день настроениям на Болотной площади в целом.

Одна из основательниц движения «Белая лента», рассказала о тех целях, которые она и ее товарищи преследовали:

«Понятно было, что людей, которые способны выйти на улицы, совсем чуть-чуть. Я к таким тогда не принадлежала вообще. Родилась идея, что можно без всяких митингов и выходов на улицу увидеть, насколько вокруг нас много людей, кто, надев белую ленту, мог бы показать, что мы против того, что происходит, ну и таким образом мы бы увидели, насколько нас много. И там наверху тоже бы увидели, насколько нас много, сразу быстренько испугались бы и стали все делать хорошо»

Выходя из состояния обывателей, люди все еще рассчитывали на то, что основную работу по изменению общества и страны за них выполнит власть. Именно на нее они возлагали свои надежды. Нужно было лишь «показать, насколько нас много».

Идея объединить сразу всех, причем объединить на самом поверхностном уровне, без всякой идеологии, быстро обрела популярность:

«А потом, как раз после думских выборов… Я-то планировала, что там еще до думских выборов все увидят, сколько нас с белыми ленточками, и все побоятся фальсифицировать. Тогда я не смогла этого ничего запустить. А после думских выборов, благодаря Ревазову, благодаря Васильеву эта идея раз — и нашла сторонников. Практически за неделю набралось какое-то бешеное количество народу в группах и на сайте».

Начавшаяся мобилизация сразу нащупала свою символику — белую и нейтральную. И именно этот нейтралитет, идеологическая неопределенность, стали главной особенностью первого периода в истории протестного движения. Со временем начнутся поляризация и внутренняя структуризация протеста, которые сразу выйдут за пределы белоленточного формата. Активисты будут стремиться к более глубокому участию, выбирая идеологию и более последовательные формы политического действия. Причем происходить это будет под влиянием более опытных участников общественного движения:

«[Мы встретили неприятие со стороны] больше всего как раз тех людей, которые уже давно были в протесте, были в каких-то политических движениях, партиях. Я, собственно говоря, у них пыталась найти поддержку в тот момент, когда идея появилась, но либо кто-то отвечал, что это несерьезно, что это за ленточки себе повязывать, либо наоборот, уже когда идея набрала силу, начиналось, что надо там партию строить, движение какое-то там делать, организацию, региональные филиалы. В общем, в какой-то момент на обе стороны приходилось обороняться. И, к сожалению, те активисты, которые действительно какую-то активную роль, принимали участие, тоже считали, что да, на пикете отстоять — это серьезно, абелую ленточку носить… Особенно молодые люди».

Но на первой Болотной всего этого еще не было. Отсутствие внутренних границ и эффект единения всех со всеми рождали эйфорию. Показательно, что в отличие от следующих больших митингов, 10 декабря демонстранты не освистывали практически никого из выступавших со сцены ораторов. Единственным исключением стал демарш относительно небольшой (в масштабах громадного митинга) колонны националистов. Они пытались пробиться к трибуне, скандируя: «Слово — русским!» Их лидерам, Александру Белову (Поткину) и Дмитрию Демушкину, слова так и не дали, но выступил Константин Крылов, имевший имидж умеренного националиста. Но по большому счету собравшаяся толпа была настроена «позитивно» и никого не освистывала.

В этом поверхностном единстве была и сила, и слабость родившегося движения.

Общий итог митинга 10 декабря 2011 г. был подведен резолюцией, зачитанной с трибуны и не вызвавшей протестов. В этом документе были зафиксированы пять требований: признание итогов выборов 4 декабря недействительными; проведение повторного голосования; отставка председателя Центральной избирательной комиссии Владимира Чурова; расследование нарушений, имевших место во время голосования 4 декабря; изменение законодательства о выборах и регистрация незарегистрированных партий. Со сцены также было заявлено, что участники протеста дают власти двухнедельный срок на выполнение своих требований. В случае, если этого сделано не будет, 24 декабря планировалось организовать новый митинг протеста в Москве и регионах.

Таким образом, на сцене оформилась группа лидеров, взявшая на себя координацию протестной кампании. Они явочным порядком стали планировать новые акции, вырабатывать требования и резолюции и т. д. Так определился третий субъект протестного движения (наряду с активистами и вчерашними обывателями, которых журналисты стали называть «рассерженными горожанами»): «вожди», группа лидеров.

 

Начало размежевания. «Оргкомитет» и «гражданский совет»

Митинг кончился, но движение протеста только начиналось. У прежде слабых и разрозненных гражданских инициатив неожиданно появились огромная аудитория и вес во внутренней политике страны. То же самое приобрели и профессиональные политики, для которых начавшееся движение стало ресурсом, переоценить который невозможно. Разумеется, точки зрения на цели протестного движения, его тактику и стратегию у них различались. И борьба между ними была неизбежна.

11 декабря 2011 г. состоялось совещание членов исполкома «Левого фронта» и ряда близких к организации деятелей, посвященное выбору стратегии левых сил по отношению к возникшему протестному движению. В нем участвовали: Илья Пономарев, Алексей Сахнин, Анатолий Баранов, Алексей Пригарин, Леонид Развозжаев, Дмитрий Галкин. Собравшиеся опасались, что руководство новорожденным движением окончательно приватизируют либеральные политики. Поэтому было решено создать открытую площадку, на которой самый широкий круг участников мог бы открыто вести дискуссии по стратегии и тактике движения. Новый орган должен был по задумке играть роль штаба протестной кампании. Техническую подготовку первого заседания и оповещение СМИ и потенциальных участников поручили Илье Пономареву, а само собрание наметили на вторник, 13 декабря.

Идея создания штаба протеста лежала на поверхности. Пришли к ней и те деятели, которые контролировали сцену митинга 10 декабря. Однако формат, который они разработали, отличался самым радикальным образом от того, который предложили левые. В тот же самый вторник, 13 декабря, но утром, состоялось первое заседание Оргкомитета митинга (24 декабря превратившегося в Оргкомитет и последующих митингов). В отличие от широкого собрания, созванного левыми на вечер, заседание этого Оргкомитета готовилось кулуарно, без широкого оповещения общественности. Его состав определялся постепенно, но с самого начала он задумывался как узкое собрание лидеров и статусных политиков и журналистов.

В первом заседании Оргкомитета приняли участие Сергей Пархоменко, Борис Немцов, Владимир Рыжков, Геннадий Гудков, Леонид Парфенов, Борис Акунин, Илья Пономарев, Анастасия Удальцова. Кроме того были приглашены, но не сумели принять в нем участие журналист Юрий Сапрыкин, член Общественной палаты и ЦК КПРФ, а также адвокат Михаила Ходорковского Елена Лукьянова. Свободный стул был демонстративно оставлен для Алексея Навального, отбывавшего свои 15 суток за акцию 5 декабря. Такой специфический и очень узкий состав, по словам Пархоменко, открывшего заседание, «был определен вчера путем переписки, перезвона и взаимных согласований». Кто с кем созванивался и переписывался, Пархоменко не уточнил, но это было и без того видно по именам присутствовавших.

Всякие попытки расширить этот состав безжалостно пресекались. Например, когда активист «Солидарности» Денис Билунов вошел в помещение и попытался присоединиться к дискуссии, Сергей Пархоменко потребовал, чтобы он встал из-за стола и присоединился к зрителям и журналистам («если вы хотите обязательно здесь присутствовать»), снимавшим происходящее, и не занимал «стул Навального». «Можно вас попросить, пожалуйста, — с чувством обратился он к Билунову — сесть среди журналистов, отодвинувшись от стола, для того чтобы вы не выглядели как участник этого Оргкомитета». Пархоменко специально напомнил, что Оргкомитет — «небольшой, компактный орган» и не предназначен для широкого круга участников. Заинтересованным активистам было предложено участвовать в Исполнительном комитете, который должен был заниматься воплощением принятых Оргкомитетом решений в жизнь.

Леонид Парфенов призвал перейти к созданию Ассоциации московских избирателей, которая бы вступила в переговоры с думской оппозицией и через нее добивалась бы выполнения своих требований. По его мнению, в текущем электоральном цикле делать что-либо уже поздно, нужно думать про подготовку к следующим думским и президентским выборам (через 5 и 6 лет, соответственно). Геннадий Гудков предложил создавать постояннодействующий «Форум объединенной оппозиции», чтобы вести кампанию в защиту требований митинга 10 декабря. Николай Рыжков и Борис Немцов предложили вести кампанию под лозунгом «Ни одного голоса Владимиру Путину», чтобы путем давления в самую слабую точку заставить режим выполнить требования об изменении выборного законодательства и отмене итогов подсчета голосов 4 декабря.

Илья Пономарев поставил вопрос о том, почему в Оргкомитет вошли именно те, кто вошел, каковы его легитимность и полномочия. Но этот вопрос был проигнорирован. Пономарев вернулся к нему, ссылаясь на то, что его задают многие пользователи сети: «Я считаю — и это позиция консолидирована с Левым фронтом — что эти наши собрания. <раз> мы взяли на себя процесс принятие решений каких-то, организационных, технических, тем более идеологических. я считаю, что подобные собрания должны быть открытыми с точки зрения участия. Вот сегодня собирается такая стихийная тусовка в 7 часов вечера в Домжуре, на которую уже более 100 человек собираются прийти.». Пономарев предложил в основу оргработы внутри движения положить принципы Хартии Социальных форумов — документа, выработанного социальными движениями во всем мире и основанного на открытости и отказе от кулуарных форм принятия решений. Пономарев предостерег собравшихся от того, чтобы принимать решения за спиной участников движения. Но ведущий заседания Пархоменко прервал его: «Так, понятно, давайте не будем затягивать» и передал слово Немцову.

Немцов заявил, что на митинге 10 декабря, по его оценке, лишь 10 % были активистами организаций. Остальные — просто «рассерженные граждане». Следовательно, передавать бразды правления активистам не следует. Наоборот, в Оргкомитет должны войти люди, «внесшие вклад» в подготовку митинга 10 декабря. По его словам, обеспечено наилучшее представительство из всех возможных: один представитель «Левого фронта», по одному от «Солидарности» и либеральной «Партии народной свободы», один от «Справедливой России» и трое от «беспартийных граждан» — Акунии, Парфенов и Пархоменко. Этот ответ большинством собравшихся был сочтен исчерпывающим, и они перешли к обсуждению прочих вопросов: — организация регистрации участников следующего митинга, мобилизационная кампания по его подготовке в Москве и регионах, создание Ассоциации избирателей. Анонсированному Ильей Пономаревым собранию в Домжуре отвели роль рабочей группы, в которой люди могли бы обсуждать, «чем они могут помочь движению».

Если большинству членов Оргкомитета было все ясно относительно своих полномочий по определению судьбы демократического движения, то вне движения возникли существенные разногласия. Полномочия «демократов» руководить борьбой за демократию ставились под сомнение не только в социальных сетях, ноив самых разных активистских сообществах.

Вечером того же дня, 13 декабря, в Доме журналистов на Никитском бульваре произошла попытка создать альтернативный Оргкомитету штаб протестного движения. На инициированную левыми активистами встречу пришли более сотни человек самых разных взглядов и социального опыта. Началось все с забавного и показательного эпизода. Несмотря на предварительную договоренность, Мраморный зал Домжура оказался закрытым, и в здании не было никого, у кого были бы от него ключи. Поговаривали, что руководству Дома журналистов кто-то позвонил и попросил «не раскачивать лодку». Но после получасовых переговоров активистам все же выделили небольшое помещение.

Надо сказать, что либеральные лидеры Оргкомитета всерьез опасались, что активисты под руководством Ильи Пономарева создадут альтернативный оргкомитет митинга и сумеют перехватить у них контроль за движением. Об этом прямо говорил Борис Немцов в телефонных разговорах с Александром Рыклиным и Михаилом Шнейдером, записанных (вероятно, спецслужбами) и выложенных в интернет.

«В Домжуре это не Оргкомитет, это какая-то х… ня, которую Пономарев делает по указанию Кремля, чтобы расколоть наше движение. У них задача расколоть Оргкомитет, понимаешь, и Пономарев сегодня все заседание пытался это сделать, у него ни х. не вышло, но он пытался это сделать», — делится своими опасениями Немцов. Он просит своих коллег по либеральной оппозиции настаивать на том, чтобы собравшиеся в Домжуре активисты признали «большой Оргкомитет» как орган, состоящий из людей, организовавших «успешный митинг».

В отличие от утреннего оргкомитета, в Домжуре были представлены практически все активистские сообщества, группы и движения, а также большое число активистов, не принадлежащих ни к каким общественным объединениям. Собравшиеся выбрали ведущей Евгению Чирикову как политически «нейтральную» активистку, не связанную напрямую ни с левыми, ни с правыми, ни с либералами.

На собрании обсуждались два главных блока вопросов: собственно статус самого собрания и его отношение к узкому Оргкомитету, а также тактика протестного движения, набор главных требований и список ораторов на следующем митинге. После прений было решено обозначить статус собрания как «Инициативная группа протестных действий».

Присутствовавшие на заседании либералы, такие как главный редактор «Ежедневного журнала» Александр Рыклин, Михаил Шнейдер и другие, настаивали на том, чтобы «Инициативная группа» ни в коем случае не входила в конфликт с Оргкомитетом. «Любая конфронтационная позиция по отношению к этому Оргкомитету — это то, о чем только может мечтать Кремль»- заявил Рыклин. Но многие активисты говорили о том, что со стороны либеральных политиков произошла попытка узурпировать движение. Об этом, например, сказал националист Илья Константинов. Зал его поддержал.

На единстве настаивали также активисты «Белой ленты». Они признавались, что превратились в активистов лишь в последние дни, но требовали от остальных следовать в русле их тактики, поскольку они — «представители большинства». Не должно быть места партийным разногласиям — единодушно заявляли они.

Даже традиционные критики либеральных политиков, такие как националист Петр Милосердов, признавали, что «чем меньше оргкомитетов, тем лучше митинг». Денис Билунов из «Солидарности» в весьма ироническом ключе пересказал свои утренние приключения на утреннем Оргкомитете (эпизод со стулом); он не скрывал своего неприязненного отношения к методам своих коллег по либеральному лагерю. «Мы все понимаем эти проблемы, — резюмировал Билунов, — с другой стороны, я думаю, совершенно неправильно говорить о том, что мы сейчас будем альтернативный оргкомитет делать, потому что это абсолютно будет на руку тем, с кем мы боремся. Значит, мы должны просто поставить деятельность этих людей под четкий контроль». В итоге к открытому расколу с группой Немцова-Пархоменко большинство оказалось явно не готово.

Президент Института Современного Развития Игорь Юргенс, считавшийся одним из ведущих идеологов президента Медведева и явившийся на заседание, предложил провести голосование по кандидатурам в единый Оргкомитет прямо на митинге. С ним не согласились, мол, на митинге отключат интернет и вообще не до того, но идея осталась витать в воздухе.

В итоге нащупали компромисс. Было принято решение не противопоставлять себя узкому Оргкомитету, но потребовать, чтобы он был подотчетен активистам в своих действиях. Правда, механизм и гарантии подотчетности никто не обсуждал. Инициативная группа также оставила за собой право утверждать окончательный список ораторов на митинге после рейтингового голосования в интернете и после консультаций с Оргкомитетом.

Следующим решением стало согласие с тем, что заявку на следующий митинг подала группа, уполномоченная Оргкомитетом. B ee состав входили Сергей Давидис и Надежда Митюшкина («Солидарность»), Анастасия Удальцова («Левый фронт») и Сергей Пархоменко. Для подготовки к митингу были созданы 12 рабочих групп, которым было поручено организовать соответствующие направления деятельности: агитационные материалы, безопасность, привлечение волонтеров, межрегиональное взаимодействие, пресс-служба и т. д. Координаторами групп стали известные активисты разных движений и общественных организаций.

Узнав о том, что Инициативная группа фактически признала Оргкомитет и не стала выступать против него, Немцов испытал большое облегчение. Александр Рыклин отчитывался перед ним: «A-а, ну еще левые какие-то там, не знаю, типа Сахнина там, такие вот. они начали говорить про легитимность того оргкомитета, но вот после того, как я выступил, все согласились с тем, что мы это не обсуждаем даже, то после этого начали: тогда нужно установить с ними контакт. Ну это уже вообще пиз. ц, понимаешь? Ну, отлично! Контакт! Конечно, надо.». На что Немцов с удовлетворением отвечает: «Ну ладно. Не, я доволен. Я думал, что хуже будет».

Итак, 13 декабря протестное движение подошло к первой развилке в своей истории. В противостоянии между Оргкомитетом и Инициативной группой проявился очень характерный для демократического движения 2011–2012 гг. конфликт между активистской и лидерской моделями движения. В первом случае воспроизводилась бы популистская общественная культура, победившая в эпоху Перестройки, во втором — собственно активистская, у которой также были исторические носители времен Перестройки и которая развивалась в рамках активистских сообществ «эпохи стабильности».

Статусные и относительно ресурсные политики быстрее сориентировались. Они использовали свои связи и неформальные возможности для того, чтобы договориться с властями о переносе митинга 10 декабря. Затем они попытались целиком подчинить протестное движение решениям узкой и закрытой для всех остальных группы — Оргкомитета. Но из среды гражданских движений вырос противовес этой структуре — Инициативная группа. Однако она не смогла сразу напрямую заявить свои права на то, чтобы стать единственным штабом протестного движения. Во многом эта нерешительность была связана с настроениями, привнесенными в гражданские движения массой новых участников, которые были захвачены эйфорией всеобщего единства.

В интервью с активистами мы то и дело сталкивались с темой противостояния рядовых участников и лидеров. Причем, далеко не все активисты выступали сторонниками горизонтальной и демократической структуры движения. Некоторые из них сознательно стремились к усилению роли лидеров (оставим в стороне вопрос о степени тщеславности их мотивов):

«А активистам надо учиться побольше уважать друг друга и понимать, что среди них есть люди более эффективные, менее эффективные, учиться поддерживать лидеров… Мы не умеем понимать положительные стороны друг друга, мы не умеем выделять лидера и начинать доверять ему. Это, действительно, физически безумная проблема. Мимо меня же прошло энное количество сообществ, „Белая лента“, она вроде как всех объединяла, и я вижу, как там люди ив „Солидарности “ общаются, и так далее. Это везде одна и та же проблема: как только человек вдруг начинает какие-то лидерские качества проявлять, его тут же сообщество начинает гнобитъ».

Нельзя механически отождествить границы активистских сообществ с областью распространения активистской общественной культуры. Как часть общества, многие активисты являются носителями распространенных в нем идей, практик и элементов организационной культуры. С другой стороны, общественные деятели, превратившиеся в публичных лидеров демократического движения или его составных частей, не обречены становиться злокозненными носителями популистской модели. Борьба между этими типами общественно-политических культур происходит как в рядах движения, так и в его штабах.

Но история возникновения Оргкомитета и его противостояния с большинством активистских сообществ наглядно демонстрирует, что в своей массе активисты выступили против интриг либеральных политиков.

Возникшее «двоевластие» отражало фундаментальную дилемму, от решения которой зависел и вектор развития, и цели, и шансы на успех всего демократического движения.

Будет ли оно выстраиваться вокруг тех или иных представителей истеблишмента (т. е. «вертикально»), или, наоборот, оно начнет самостоятельно формулировать свою повестку, не связанную с борьбой элитных групп и политическими интригами в верхах общества, искать пути к самоорганизации и вообще задействует арсенал «горизонтальных» социальных инструментов?

Конечно, ответы на эти вопросы зависели от целого ряда факторов: какие слои станут ядром протестного движения; какие политические и общественные группы проявят в нем больше инициативы и умения увлечь за собой словом или примером; сохранится ли раскол элит, или верхи сумеют договориться друг с другом против участников уличных протестов.

 

На пути к митингу 24 декабря: взаимодействие центров движения

На следующий день после первых заседаний Оргкомитета и Инициативной группы стало известно, что несколько националистических организаций подали альтернативные заявки на проведение следующего митинга. Так же как и заявители Оргкомитета, они подали заявки на 24 декабря и на те же самые площади Москвы. Сделано это было в порядке давления на Оргкомитет.

«Действительно, русские национальные организации (Русское Общественное Движение, Русский Гражданский Союз, Этно-политическое объединение „Русские“) подали несколько заявок на митинги 24 декабря, на все центральные площади. Сделали мы это отнюдь не по указке Кремля, а для того, чтобы еще раз донести до „либеральной“ части организаторов — им не удастся „приватизировать“ общегражданский протест», — написал в своем блоге националист Матвей Дзен, — «Представители националистов приглашены 14 декабря в мэрию для обсуждения вопросов, связанных с митингом в 13.00, часом позже туда же приглашены и представители от „Солидарности“. Русские националисты открыты для диалога и призывают к нему все политические силы». Все больше групп и движений включались в борьбу с той моделью, которую избрал Оргкомитет. Впрочем, все они выбирали свои инструменты борьбы.

Тем временем массовый подъем продолжался. Вопреки сомнениям многих, число людей, записывавшихся в мобилизационные группы митингов в социальных сетях, росло очень быстро. Накануне самого мероприятия оно побило все рекорды и только в Фейсбуке составило более 54 000 человек.

В этих условиях продолжалась подготовка митинга. Мэрия Москвы согласовала проведение мероприятия на проспекте Сахарова. Националисты после некоторых дебатов отказались от своих альтернативных заявок. 19-го декабря снова прошли заседания Оргкомитета и Инициативной группы.

На этот раз оба заседания носили в большей степени технический характер. Обсуждались промежуточные итоги проведенной работы по подготовке митинга, заслушивались доклады рабочих групп, уточнялись решения по концепции митинга (включать ли в него элементы концерта и т. д.). Но определенное политическое значение оба заседания все же имели.

Так, Оргкомитет зафиксировал решение, что вести митинг должны три человека, представляющие как «политическую», так и «неполитизированную» часть протеста. В качестве кандидатов были намечены журналисты Ольга Романова, Леонид Парфенов (впоследствии его заменят на спортивного комментатора Василия Уткина) — оба люди либеральных взглядов — и сопредседатель либеральной «Партии Народной Свободы» Владимир Рыжков. Политическое доминирование статусных либералов сохранялось.

На собрание Инициативной группы вечером того же дня все-таки пришли представители Оргкомитета — Борис Немцов и его коллега по «Солидарности» Гарри Каспаров. Казалось, решение о «контроле» активистов за Оргкомитетом обретает конкретные черты. Немцов рассказал о решениях Оргкомитета в весьма лояльном ключе, подчеркнув, что они могут быть откорректированы решениями Инициативной группы.

Однако когда один из активистов вновь поднял вопрос о легитимности узкого Оргкомитета и о его правах и полномочиях, Немцов дал резкую отповедь: «Я категорически против того, чтобы создавать параллельный Оргкомитет. люди, которые за это призывают — они не хотят, чтобы прошел митинг. Этот Оргкомитет поддержан заявителями митинга. Этот Оргкомитет активно работает. Если вы хотите это сломать, у вас ничего не выйдет. Дальше: голосовать будете после 24-го, а до 24-го, конкретно по составу Оргкомитета, будем делать то, что делаем».

В этот момент принципиальных различий по ключевым вопросам между Инициативной группой и Оргкомитетом, в общем-то, не было. По главным лозунгам царило единодушие: требования отмены итогов голосования 4-го декабря и проведения новых, «честных», выборов, а также антипутинская риторика, — объединяли всех. По списку ораторов оба собрания договорились исходить из результатов рейтингового голосования пользователей социальных сетей. Лишь в день митинга члены Оргкомитета по своей инициативе внесут существенные коррективы в список выступающих на трибуне. И для абсолютного большинства активистов, принимавших участие в работе Инициативной группы, это станет сюрпризом.

На Инициативной группе было затронуто еще два важных вопроса. Во-первых, активист Левого фронта Александр Шубин предложил составить регламент работы Инициативной группы, чтобы можно было упорядочить его работу и процедуру принятия решений. Но это предложение пока не нашло поддержки и было забаллотировано. Оно будет принято впоследствии с большим опозданием. Во-вторых, впервые возник вопрос, который в будущем вызовет немало горячих схваток: как быть с участием в гражданском движении националистов? Давать ли им слово?

Илья Пономарев доложил, что 85 % участников устроенного в интернете опроса высказались за то, чтобы дать слово ораторам от националистов наряду с остальными, и он считает, что вопрос должен таким образом быть снят. Но раздались голоса протестующих, которые требовали дискриминации националистов в демократическом движении. Впрочем, главные дебаты на эту тему были еще впереди.

События развивались стремительно. 21 декабря из спецприемника на Симферопольском бульваре в Москве, где содержались административно арестованные, вышли Алексей Навальный, Илья Яшин и остальные задержанные за акцию 5 декабря. В этот момент Навальный был, пожалуй, самым известным и популярным деятелем протестного движения. От его позиции зависело многое, и он сам это прекрасно понимал.

Давая интервью журналу The New Times, Навальный рассуждал о либеральных партиях и движениях — «Яблоке» и «Партии народной свободы»: «Они, без всякого сомнения, являются моими союзниками, но здесь нельзя путать две вещи. В этих движениях и партиях есть активисты, сторонники, а есть, так сказать, генералитет, который достался нам из 90-х: люди, которые были частью власти или при власти, большая часть политической жизни которых прошла в служебных автомобилях. На них лежит груз ответственности — поразным причинам: за то, что не получилось, или за какие-то их действия. От них есть усталость — это может случиться с любым политиком и со мной в том числе. И поэтому они не слишком популярны даже в либеральной среде» Понимая проблему противостояния между активистской Инициативной группой и Оргкомитетом вождей, Навальный делал свой выбор.

22 декабря он пришел на заседание Инициативной группы, где его встретили громкими аплодисментами и тут же без единого возражения избрали ведущим заседания. Правда, этот выбор был не окончательным. «Я прошу заранее меня извинить, потому что я в каком-то смысле такой неофит, и я не был на предыдущих заседаниях оргкомитета. И я на самом деле до конца не разобрался в соотношении между оргкомитетами» — заявил Навальный.

Несмотря на колебания, его выбор склонялся не в пользу «генералитета».

На этот раз Инициативная группа начала с обсуждения резолюции предстоящего митинга 24 декабря. Проект резолюции разработала рабочая группа, координатором которой был известный правозащитник Лев Пономарев, но в которую входили активисты многих групп и движений. В этом проекте, помимо слов о поддержке требований Болотной площади, говорилось о создании в Москве и регионах сети комитетов и ассоциаций избирателей, которые задумывались как непартийные структурные ячейки возникшего движения. Но резолюция вызвала жаркие споры. В результате Навальный предложил не принимать ее, а отправить на доработку. Это предложение было принято, и свято место для резолюции митинга осталось пустым.

Но главные прения вызвал вопрос о списке ораторов на митинге. Денис Билунов, отвечавший за проведение рейтингового голосования в интернете, доложил, что им были обнаружены серьезные фальсификации. Часть анкет для голосования была заполнена за несколько секунд, что свидетельствует о том, что их заполняли роботы, а не живые люди. Анализ итогов голосования показал, что «бракованные голоса» подавались в основном за представителей радикальных движений, в первую очередь — за националистов. Больше всех, по словам Билунова, «роботы» поддержали Сергея Удальцова (который и без них вошел в число победителей), представителя финансовой пирамиды МММ Семена Транковского и одиозного национал-социалиста Максима Марцинкевича (Тесака).

Националисты возмутились предложением отсеять их лидеров, чья поддержка оказалась под сомнением. «Это отсечение националистов», — заявил националист Иван Миронов. От имени формальных заявителей митинга Сергей Давидис из «Солидарности» предложил использовать результаты голосования в интернете лишь справочно, а окончательный список ораторов поручить составить Оргкомитету. Это вызвало возмущение в зале. Тогда Давидис рассказал, что в частных разговорах с ним Пархоменко и Немцов жестко заявили, что ни в коем случае не признают результатов голосования в интернете. «Только что г-н Давидис поставил собравшимся здесь ультиматум. — взял слово националист Владимир Тор. — Он говорит: „что вы не решите по списку, завтрашний Оргкомитет переголосует“. А господин Немцов подтверждает: „да, мы все сами решим“. Это чуровщина чистой воды».

В итоге Навальный предложил компромисс. Его поддержали от националистов Александр Белов (Поткин) и от левых Алексей Сахнин. Список ораторов должен быть составлен Инициативной группой. Он должен состоять на 2/3 из победителей голосования в интернете (в той части, которая не подлежит сомнению) и на 1/3 из представителей идеологических квот — националистов и левых.

В конце заседания Владимир Тор, выполнявший роль координатора неформальной фракции националистов, предложил создать единый координационный комитет, который заменит собой Инициативную группу и Оргкомитет. Его поддержал лидер движения автомобилистов Сергей Канаев, председатель Исламского комитета Еейдар Джемаль и Алексей Сахнин из «Левого фронта». Сахнин предложил также создать рабочую группу по регламенту, которая к следующему заседанию разработает проект документа, определяющего процедуру работы и принятия решений будущего единого штаба протестного движения.

«В первую очередь нам нужно сделать так, чтобы не было этого адского бардака впредь, — резюмировал Навальный. — У нас два оргкомитета, два голосования и происходит какое-то полнейшее безумие. Перед следующим митингом мы принимаем решение, что этого безумия не будет. Будет создан единый координационный центр, который, видимо, кто-то возглавит. Может быть, я, может кто-то другой — прогопосуем. Честно говоря, у меня нет огромного желания этого делать: когда я здесь не участвую, меня все любят, а когда я сижу в президиуме, меня уже половина народа ненавидит… Это решение, которое внесено сейчас мы прорабатываем, мы все делаем для того, чтобы у нас в следующий раз был единый центр, чтобы не было такого даже и близко, когда я звоню в один оргкомитет и мне говорят „мы не признаем тот “, а тот оргкомитет не признает этот. Это неприемлемо. Все согласились с этим?» Зал громогласно поддержал идею. Казалось, компромисс достигнут: поддержка Навального, пользующегося огромным авторитетом в глазах участников протеста, почти гарантировала, что сопротивление узкого Оргкомитета будет преодолено, несмотря на острые разногласия в активистской среде.

 

Митинг 24 декабря и внутренние пружины «Снежной революции»

Пока активисты ломали копья в борьбе друг с другом и с теми, кого они винили в «узурпации» протеста, в стране произошли важные политические события.

15 декабря 2011 г. премьер-министр Владимир Путин провел прямую телевизионную линию, четыре с половиной часа отвечая на вопросы журналистов. Одной из важнейших тем его выступления стали многотысячные протесты. Оценки Путина были двойственными. С одной стороны, он похвалил митингующих за их активную гражданскую позицию. «Меня это радует, и если это результат „путинского режима “, то это хорошо, ничего здесь такого я не вижу запредельного», — заявил он. С другой стороны, он указал на опасность «:цветных революций», организуемых, по его мнению, из-за рубежа: «… все ясно — это наработанная схема по дестабилизации общества, которая родилась не сама по себе. И это недопустимо», — сказал он. Премьер предположил, что многие участники протестного митинга на Болотной площади, особенно студенты, пришли туда за деньги («Ну ничего, пусть хоть ребята немножко подзаработают»). Наконец, Путин отпустил шутку про белые ленточки, ставшие символом движения протеста: «Я решил, что это пропаганда борьбы со СПИДом… контрацептивы, пардон»

Хотя премьер заявил, что готов обсуждать важные политические реформы (которых давно требовала оппозиция), такие какупрощение регистрации партий и возвращение к прямым губернаторским выборам, значительная часть аудитории заметила лишь критические и, как показалось многим, оскорбительные обороты путинской речи. Особенно часто в социальных сетях и в оппозиционных СМИ цитировали фразу, сказанную Путиным об отношениях с «несистемной оппозицией»: «Есть, конечно, люди, которые имеют паспорт гражданина РФ, но действуют в интересах иностранного государства и на иностранные деньги. С ними тоже будем стараться наладить контакт, хотя часто это бесполезно или невозможно», — сказал Путин. — «Что можно сказать в этом случае? Можно сказать в конце: идите ко мне, бандерлоги! С детства люблю Киплинга» Реакция на выступление Путина в целом была крайне острой, в сети царило возмущение. Большинство активистов рассматривали это как дополнительное свидетельство того, что движение не пойдет на спад, а предстоящий митинг 24 декабря станет еще более массовым.

22 декабря 2011 г. с ежегодным президентским посланием Федеральному собранию выступил уходящий президент Дмитрий Медведев. Он предложил публике тезисы, которые еще совсем недавно считались бы сенсационными. Но сейчас они выглядели лишь вынужденной уступкой протестующим.

«Я слышу тех, кто говорит о необходимости перемен, и понимаю их», — сказал Медведев и анонсировал политическую реформу. Он пообещал уже в следующем году принять следующие реформы: вернуть прямые губернаторские выборы; радикально упростить процедуру регистрации политических партий (в том числе резко снизить порог их численности с 50000 до 500 человек!); вернуть смешанную систему выборов депутатов Госдумы, включая выборы по одномандатным округам; изменить порядок формирования избирательных комиссий; создать в России общественное телевидение, доступ к которому будет гарантирован для оппозиции; постепенно перераспределить финансовые ресурсы в пользу муниципалитетов . По существу эти реформы соответствовали главным требованиям оппозиции, в первую очередь, либеральной и тех представителей истеблишмента, которые позволяли себе критику сложившейся в стране ситуации. Было очевидно, что власть идет на уступки в расчете снять напряжение в обществе перед предстоящими президентскими выборами. Если бы реформы Медведева были озвучены раньше, возможно, они бы разрядили обстановку, но сейчас было уже поздно.

Митинг 24 декабря 2011 г. на проспекте Сахарова в Москве стал самым массовым за долгие годы, превзойдя, по мнению большинства наблюдателей, акцию 10 декабря. По официальному заявлению полиции пиковая численность митингующих составила 29000 человек (на 4000 больше, чем 10 декабря). Организаторы заявили с трибуны о 120–130 тысячах участников. В десятках других городов тоже прошли акции протеста, но многотысячными они стали лишь в Санкт-Петербурге, Новосибирске и нескольких других городах.

С самого утра (митинг начинался в 14:00) на проспекте Сахарова стали собираться активисты разных движений. Они устанавливали стенды с фотографиями и материалами, посвященными их борьбе или их требованиям, растягивали баннеры с лозунгами, разворачивали агитационные материалы. Активистские движения искали пути к неожиданно появившейся массовой аудитории, пытались вовлечь в свои ряды потенциальных сторонников. И многим это удалось. Среди наших респондентов были несколько людей, присоединившихся к той или иной инициативе, организации или движению именно на митинге на проспекте Сахарова.

С половины второго начали собираться простые участники митинга. Многие из них приняли участие в организованном «Левада-центром» социологическом опросе. Его результаты были вскоре опубликованы и являются весьма ценным материалом для изучения истории и социологии протестного движения 2011–2012 гг..

Всего был опрошен 791 респондент, что, согласно расчетам центра, дает погрешность не более 4,8 %. Аналогичный опрос с очень близкими результатами провел ВЦИОМ. Исходя из необходимости сравнивать социологические замеры, сделанные одним инструментарием, мы будем опираться в первую очередь, на опрос «Левада-центра», поскольку именно эта организация проводила аналогичные исследования и на последующих акциях протестного движения.

Мужчин на митинге было на первый взгляд больше, чем женщин, что и было отражено выборкой социологов: 60 % против 40 %. Около 70 % участников имели высшее образование (а иногда даже не одно). Более половины составляли люди моложе 40 лет (в среднем по Москве их около 40 %). По сравнению со средними показателями России и даже Москвы, на проспекте Сахарова была существенно выше доля богатых и обеспеченных граждан. Выбирая вариант ответа на вопрос об уровне жизни в анкете интервьюера, 5 % респондентов заявили, что «могут себе ни в чем не отказывать» (в стране таких исчезающе мало, а в Москве — 1 % населения), а 27 % признались, что хотя и не все могут себе позволить, но автомобиль для них — не проблема (такой вариант в России в среднем дают 2 %, а в столице — 6 % респондентов). Впрочем, небогатые тоже среди митингующих были: 3 % признались, что им не хватает денег на еду (в Москве таких всего 1 %), а еще 4 %, что они ограничены в возможности покупать одежду (общемосковский показатель — 8 %). Доля людей со средним доходом оказалась сопоставима с общегородскими показателями. Вариант «не можем купить себе автомобиль» выбрали 40 % митингующих и 44 % москвичей. Но если покупка более дорогих вещей, чем еда и одежда вызывает проблемы у 40 % жителей столицы, то на митинге таких оказалось лишь 21 %. Таким образом, в среднем среди участников митинга на проспекте Сахарова была относительно высока доля высокообеспеченных людей.

По основному роду занятий 8 % респондентов «Левады» оказались собственниками бизнеса, а 17 % — руководителями предприятий или подразделений. Практически половина опрошенных идентифицировали себя как специалистов (46 %), еще 8 % оказались офисными служащими, 12 % студентами и по 4 % рабочими или сотрудниками торговли и сферы услуг. Подтвердились оценки о том, что ядро протестующих — это относительно преуспевающие слои горожан. Однако доля представителей «низших классов» (малоресурсных социальных групп) все же была заметной. А основная масса пряталась за нейтральным обозначением «специалисты».

Весьма интересно распределение ответов респондентов на вопрос об их политических взглядах и ценностях. Больше всего оказалось тех, кто назвал себя «демократом» — 38 %. На втором месте оказалась либеральная политическая идентичность — 31 %. Третье и четвертые места делили сторонники левых взглядов — коммунисты (13 %) и социалисты (10 %). 8 % отнесли себя к «зеленым» (т. е. к экологам). Национал-патриотов оказалось всего 6 %, консерваторов — 3 %. По 2–3 % назвали себя новыми левыми, сторонниками движения антифа (т. е. носителями леворадикальных антиавторитарных ценностей) и анархистами. В сумме левых и либералов было практически одинаковое количество. Демократы и зеленые составляли своеобразный политический центр движения. Националисты и близкие к ним — незначительное правое крыло.

На прошедших выборах относительное большинство участников протеста поддержало «Яблоко» (38 %, по данным ВЦИОМа — 27 %), КПРФ (19 %) и «Справедливую Россию» (12 %). В случае проведения новых выборов с большим количеством участников 19 % готовы были бы проголосовать за партию Алексея Навального, 10 %- за либеральную «Партию народной свободы», 8 % — за новую партию миллиардера Михаила Прохорова.

Наиболее популярными оппозиционными лидерами для участников протестов были Навальный (за него на президентских выборах проголосовали бы 22 % опрошенных), Григорий Явлинский (21 %) и Михаил Прохоров (15 %). Еще 11–12 % отдали бы свои голоса Леониду Парфенову или Борису Акунину. За кандидатуру Сергея Удальцова проголосовали бы лишь 2 % респондентов.

На вопрос о мотивах, приведших их на проспект Сахарова, респонденты чаще всего отвечали, что они хотят выразить свое возмущение фальсификацией выборов, а также давно накопившееся недовольство ситуацией в стране и политикой властей (по 73 % ответов). 52 % чувствовали, что власть не считается с ними, 42 % были разочарованы в политике модернизации, объявленной когда-то президентом Медведевым. Лишь 13–15 % опрошенных заявили, что симпатизируют организаторам митинга или поддерживают движения и организации, принявшие участие в его подготовке. Эти 13–15 % можно считать приблизительной долей активистских сообществ в массовом движении протеста.

По ходу митинга произошел ряд сюрпризов. Во-первых, согласованный Инициативной группой и представителями Оргкомитета список ораторов был нарушен. Эти нарушения не носили тотального характера, но были весьма важными и показательными. Большинство деятелей, получивших поддержку в ходе организованного в интернете рейтингового голосования, выступили со сцены, также как и представители левой и националистической квот. Но к ним деятели Оргкомитета добавили бывшего премьера Михаила Касьянова, телезвезду Ксению Собчак, ветерана умеренной оппозиции Григория Явлинского и Алексея Кудрина, много лет служившего министром финансов в правительствах Владимира Путина. Подходил к сцене и Михаил Прохоров, но выступать не стал.

Выступление Кудрина было само по себе очень резким шагом. Оно фактически означало попытку начать диалог с властью. Об этом свидетельствовали и слова, произнесенные бывшим финансистом режима. Он предложил создать группу, «которая сможет сформулировать требования по политической реформе». По его словам, необходим диалог с властью: «Иначе — революция. Иначе мы потеряем тот шанс, который перед нами сегодня есть — мирной трансформации и доверия». Кудрин поддержал идею досрочных выборов, поскольку «только тогда мы сможем получить необходимую власть», - заявил он.

Звезда телеэкрана и дочь бывшего шефа Владимира Путина, Ксения Собчак, поделилась своим видением задач движения: «Самое главное — влиять на власть — сказала она, — а не бороться за власть». Она посетовала, что не хватает людей, за которыми она бы могла пойти. Это должны быть «не те люди, которые будут звать нас захватывать Кремль, не те люди, которые будут призывать нас к революции, не те люди, которые будут хотеть гражданской войны». И тут случился второй сюрприз.

Толпа освистала звезду «Дома-2». Этого никто не ожидал, но тысячи людей скандировали «У-хо-ди!» и свистели. Звучали и менее литературные предложения в адрес путинской крестницы. Обструкцию устроили также Борису Немцову, Михаилу Касьянову и Алексею Кудрину. Статусные либеральные политики были для части митингующих фигурами неприемлемыми.

Конечно, инициативу в деле освистания ораторов проявили активисты радикальных движений — как левых, так и националистических. Их представители на сцене не скрывали своей антипатии к представителям элиты. Например, Владимир Тор начал свою речь с таких слов: «Простите меня, люди русские! Простите, что я выступаю с этой трибуны после министра финансов путинского правительства Кудрина. Еще раз, простите меня!» Прошелся Тор и по Чубайсу, Прохорову и другим, близким к власти олигархам. И толпа его в этом поддержала.

Но, судя по реакции собравшихся, Кудрина, Собчак и других известных персон освистывали не только радикальные активисты, но также значительная часть рядовых участников митинга. Причем, обструкции подверглись именно те деятели, которые были близки к власти в прошлом. Стремление части элиты использовать протестное движение натолкнулось на антиэлитные настроения снизу. Свистом толпа встречала и дефилировавшего по проспекту в окружении охранников, корреспондентов и сторонников Михаила Прохорова.

Наконец, третий сюрприз произошел на следующий день, 25 декабря. Судья Тверского судебного участка Ольга Боровикова приговорила Сергея Удальцова к третьему подряд сроку административного ареста, на этот раз за якобы имевший два месяца назад эпизод, когда Удальцов «сопротивлялся законным требованиям сотрудников полиции». В суд Удальцова привезли из 64-й городской больницы, куда он попал в результате сухой голодовки, которую держал с 4 декабря (когда был арестован в первый раз). Прямо с заседания суда его вновь увезли в больницу, поскольку ему стало плохо. Арест был продлен до 4 января.

До этого момента Удальцов и вообще левые были заметной, но далеко не центральной частью протестного движения. Но систематические репрессии против Удальцова, навязчивое и почти не скрываемое стремление власти изолировать его от митингов протеста и мужественное поведение самого Сергея быстро превратили его в героя в глазах очень многих активистов и участников протестов. Харизма, жертвенность и мужество, вкупе с радикальным имиджем уличного вожака вошли в резонанс с меняющимися настроениями улицы. Обструкция статусным политикам из либерального лагеря была обратной стороной того процесса, который постепенно превратил Сергея Удальцова в одного из общепризнанных лидеров протестного движения. Протест против всевластия элиты перекинулся и на само движение: люди не хотели подчиняться оппозиционным экс-министрам и шоу-дивам.

Появление на проспекте Сахарова Алексея Кудрина и его выступление на митинге было понято большинством экспертов, журналистов и наблюдателей как знак того, что процесс переговоров между протестующими и верховной властью фактически начался. «Эксперты полагают, что элита ищет выхода из патовой ситуации, в которой она оказалась после выборов 4 декабря», — писала одна из самых влиятельных в России газет 26 декабря. Журналисты напоминали, что во время недавней прямой линии, Владимир Путин назвал Кудрина своим другом.

«Фактически Алексей Кудрин вызвался стать посредником в диалоге между действующей властью и теми, кто вышел на митинги несистемной оппозиции, — заявил „Ъ “ глава правления Института современного развития Игорь Юргенс. — Отвергая революцию, господин Кудрин подталкивает „несистемщиков “ к идее эволюционных изменений. Отдельным пунктом в продвижении таких изменений должна стать „работа с теми во власти, кто является прогрессивным прагматиком “, — считает господин Юргенс. К ним он относит ту часть элиты, которая настроена на модернизацию и потому до сентября 2011 года рассчитывала на второй президентский срок Дмитрия Медведева», — делал вывод «Коммерсантъ».

За два дня до Нового года, 30 декабря состоялась встреча Бориса Немцова, Сергея Пархоменко и Алексея Кудрина, на которой обсуждался формат переговоров с властью. Инициатором выступил сам Кудрин. «Появилась идея сверить подходы о возможности и форматах диалога представителей протестного движения и власти» , - написал он об этом впоследствии.

Борис Немцов позднее утверждал, что убедился в том, что Кудрин действует самостоятельно, а не по мандату от Путина: «Я его на Сахарова в лоб спросил: „Леш, можешь мне честно сказать, тебя прислали сюда или ты сам?“ Он мне ответил: „Клянусь, я сам“. Потом выяснилось: сущая правда» . Как это выяснилось и хорошо ли это, он, правда, не уточнил.

«Мы договаривались, что как только получим согласие от власти на какой-то вариант диалога, — писал Кудрин журналистам The New Times, — представители оппозиции проведут формирование группы представителей протестного движения». В тотже день бывший министр, по его словам, позвонил Владимиру Путину и пересказал свою идею. «Путин выслушал и предложил перенести разговор об этом на время после Нового года. Но ближе к середине января сказал, что необходимости в таком формате нет» . Не исключено, однако, что участие премьера Путина в этих переговорах было неоднократным и несколько более объемным, чем получается в пересказе Кудрина. Во всяком случае, о переговорах с представителями оппозиции Кудрин говорил Путину еще накануне митинга. А еще более вероятно, что в похожих разговорах участвовали и некоторые другие влиятельные лица, оказывавшие реальное влияние на формирование внутриполитического курса.

Во всяком случае, после митинга 24 декабря и примерно до середины января происходят интенсивная перегруппировка сил. Ведутся консультации, достигаются негласные договоренности.

27 декабря Илья Пономарев заявил, что оппозиции следует создать узкую группу для переговоров с властью. Он предложил модель, согласно которой в нее должны войти представители всех политических флангов протестного движения. В качестве кандидатов на

роль переговорщиков он назвал Навального, Рыжкова и самого себя. Это предложение вызвало довольно бурную реакцию среди товарищей депутата и его оппонентов. В частных разговорах Пономарев намекал, что вопрос о переговорах и компромиссе с властью практически решен и важно не допустить, чтобы этот процесс «замкнули на себя» либеральные политики. Но очень многие расценили его демарш исключительно как свидетельство неумеренных амбиций.

По всей видимости, некие консультации в тот момент действительно шли. Тот же Пономарев намекал на это: «При этом, насколько я понимаю, целый ряд деятелей оппозиции находится в периодических контактах с лояльными власти чиновниками» .

Борис Немцов на новогодней вечеринке встречался с Михаилом Прохоровым и обсуждал с ним ситуацию в стране в свете предстоящих президентских выборов. Консультировался они с Анатолием Чубайсом.

4 января Немцов организовал встречу, в которой участвовали помимо него самого Владимир Рыжков, пресс-секретарь «Солидарности» Ольга Шорина, а также представители «Левого фронта» Алексей Сахнин и Анастасия Удальцова. Обсуждалась тактика протестного движения и его координирующие структуры. Немцов зондировал почву на предмет того, готовы ли левые согласиться с тем, что Оргкомитет поддержит Михаила Прохорова в качестве единого кандидата от оппозиции на президентских выборах. Те категорически отказывались, ссылаясь на то, что их товарищи этого не поймут. По вопросу о признании узкого Оргкомитета единственным координационным органом оппозиции договориться также не удалось. Вполне возможно, что аналогичные встречи проводились либеральными политиками и с другими участниками протестного движения. Во всяком случае, в январе-феврале соотношение сил несколько изменилось.

Вероятно, факт начала переговоров с властью (ее представителями) или иллюзия того, что переговоры начались или вот-вот начнутся, стали в этот момент важным фактором, подтолкнувшим многих публичных лидеров к тому, чтобы переориентироваться с активистского сообщества на кулуарные формы политических консультаций с влиятельными людьми как внутри оппозиции, так и вне ее. В борьбе за то, чтобы стать площадкой переговоров с властью у Оргкомитета и либерального «генералитета» в целом, было огромное преимущество перед активистской Инициативной группой.

В результате в январе-феврале инициатива в организации протестного движения возвращается к статусным политикам из Оргкомитета. Правда, в число избранных входит целый ряд новых людей, в том числе и тех, кто представлял реальные активистские сообщества. Но популистский, ориентированный на вертикальные модели тип организационно-политической культуры вновь начинает доминировать.

 

Перед мартовскими выборами: «Ледяной поход» 4 февраля и «Белое кольцо»

Январь и февраль в истории протестного движения были сложным периодом. Процесс развивался одновременно на трех уровнях. Где-то в верхах продолжались консультации и переговоры между представителями власти и теми, кого можно назвать «элитной фрондой». Либеральные оппозиционные политики пытались выстроить такую модель движения, в которой энергия уличного протеста открыла бы им возможности участия в партийно-политической и государственной аппаратной политике. Одним из сценариев в этом контексте был план заключения более или менее формализованного союза с Михаилом Прохоровым, выдвинувшим свою кандидатуру на президентских выборах. Наконец, широкие круги активистов, участвовавших в организации и проведении крупных митингов протеста, были заняты попытками структуризации развернувшегося движения. А часть активистских организаций делала попытки (разной степени успешности) воспользоваться инструментарием традиционной парламентской политики.

В частности, «Левый фронт» сделал предложение о тактическом союзе в адрес кандидатов в президенты от КПРФ и «Справедливой России». 9 января это предложение обсуждал федеральный Совет организации (в соответствии с организационными принципами — высший политический орган движения после съезда). Активисты колебались. С одной стороны, мало кто испытывал иллюзии по поводу реальной готовности лидеров официальной Компартии и тем более справороссов вести уличную борьбу и всерьез отстаивать свои интересы перед лицом Кремля. Велики были и имиджевые издержки: даже в левом движении многие воспринимали любую попытку сближения с официальными коммунистами как предательство идеалов и принципов.

С другой стороны, были важные аргументы в пользу заключения союза. Во-первых, была велика опасность, что либеральные лидеры попытаются от имени всей оппозиции сделать заявление в поддержку Михаила Прохорова. Это превратило бы все протестное движение в часть его предвыборной кампании (надо сказать, что среди участников протестных митингов было немало тех, кто возлагал на миллиардера большие надежды). Левые не сомневались, что Прохоров проиграет выборы Путину и обязательно признает свое поражение. А это демотивирует не только его идейных сторонников, но и всех участников движения. Такой оборот событий неизбежно привел бы к закономерному спаду протеста и разочарованию его участников. Разменивать протестный потенциал на политический бенефис Прохорова и его либеральных друзей фронтовики не хотели.

Во-вторых, лидеры «Левого фронта» отдавали себе отчет в том, что коалиция, сложившаяся вокруг организации протестной кампании, весьма хрупка. И что внутри нее у них почти нет надежных и последовательных союзников. Либеральные вожди в декабре уже доказали, что готовы сделать все возможное, чтобы оттеснить от гражданского протеста «радикалов» и самим занять их место. А политическая изоляция в условиях острого дефицита ресурсов (как и большинство активистских организаций, «Левый фронт» не имел ни одного оплачиваемого активиста и даже помещений в Москве и большинстве регионов), означала бы для леваков скатывание на маргинальную периферию протестного движения, как это случилось в декабре с лимоновцами. Поэтому наличие новых союзников, даже не идеальных, было необходимо как воздух.

В этих условиях Совет ЛФ принял решение все-таки сделать официальное предложение штабам Зюганова и Миронова. Откликнулся на него только штаб КПРФ. В результате 17 декабря в агентстве «Росбалт» было подписано соглашение о совместных действиях «Левого фронта» и общественного совета в поддержку Геннадия Зюганова. «Левый фронт» обещал официальным коммунистам помощь на выборах президента, а Зюганов в ответ брал на себя ряд обязательств. Эти обязательства были увязаны с требованиями митингов декабря 2011 г. Вот их перечень:

— немедленное освобождение политических заключенных;

— отставка главы Центральной избирательной комиссии России Владимира Чурова и изменение принципов формирования избирательных комиссий на основе равного представительства политических партий и общественных организаций;

— коренное изменение законодательства о выборах и политических партиях;

— отмена цензуры и восстановление свободы слова в средствах массовой информации;

— изменение Конституции РФ в сторону сокращения полномочий президента России с передачей их парламенту;

— проведение свободных выборов депутатов Государственной думы Федерального Собрания Российской Федерации не позднее декабря 2012 года на основе нового законодательства;

— изменение порядка формирования Совета Федерации и проведение прямых выборов членов верхней палаты парламента не позднее 2013 года;

— сокращение сроков президентских полномочий и проведение досрочных президентских выборов по новому законодательству;

— возвращение прямых выборов глав регионов;

— восстановление гарантий соблюдения конституционных прав граждан России на референдум;

— формирование правительства народного доверия, состоящего из представителей различных политических и общественных сил

Это соглашение имело очень большой резонанс в СМИ и влекло за собой важные политические последствия. Во-первых, стало фактом, что протестное движение и составляющие его активистские движения превратились в фактор внутренней политики первой величины. Во-вторых, заключение левым флангом протеста соглашения с Геннадием Зюгановым делало невозможным сценарий «единого кандидата» от оппозиции, на роль которого многие продвигали Михаила Прохорова. Увязки протестного движения с политическими амбициями скандального олигарха не произошло. Расплачивался по счетам, в основном, Удальцов: он стал доверенным лицом Зюганова, участвовал в его агитационных мероприятиях, снимался в роликах и т. д.

С другой стороны, несистемные левые организации сделали шаг в сторону интеграции друг с другом. 29 января в гостинице «Измайлово» состоялся Первый Форум левых сил. В нем участвовали представители большинства существующих левых организаций от анархистов до отколовшегося от КПРФ «альтернативного горкома». Хотя мероприятие получилось формальным, был принят ряд важных решений. В частности, был создан Координационный совет Форума левых сил, который должен был стать площадкой для координации усилий разных левых организаций. Это позволило в дальнейшем на массовых акциях оппозиции организовывать довольно массовую левую колонну, где представители разных движений шли бок о бок друг с другом.

На других флангах политического спектра происходили аналогичные процессы. Попытки выйти в сферу «высокой политики» делали, например, националисты. Правда, в этом случае такой классической комбинации, как у левых с КПРФ, не получилось. Но переговоры шли в иной плоскости.

Так 4 февраля (в день очередного массового митинга оппозиции в Москве) состоялась конференция русских националистических организаций, в которой принял участие вице-премьер российского правительства Дмитрий Рогозин. Дело в том, что среди русских националистов оставалось меньшинство, не примкнувшее к протестному движению, а сохранявшее лояльность Кремлю. Хотя наиболее массовые активистские организации националистов (этнополитическое движение «Русские», «Русское общественное движение», «Великая Россия» и др.) участвовали в демократическом движении, «лоялистское» крыло пользовалось в их среде определенным влиянием. Особую роль играл и сам Рогозин, давний участник национал-патриотического движения и его самый ресурсный представитель.

Выступая на конференции, Рогозин утверждал, что националистическое движение сегодня слишком слабо для того, чтобы всерьез влиять на власть, что ему не удалось преодолеть маргинального гетто и «найти общий язык с русским народом». По словам Рогозина, целевая аудитория националистов — это военные и сотрудники ВПК, но эти люди «сейчас не воспринимают лидеров националистов как своих». С другой стороны, Рогозин заявил, что власть осознает кризис и возникший политический вакуум. Но заполняться он будет «теми, кто на это настроен», и «если русским националистам больше нравится кричать на оппозиционных митингах, значит во власть придет кто-то другой». В заключение вице-премьер напомнил, что иллюзия считать, будто принципиальные решения принимаются толпой на улице, и призвал не вступать ни в какие союзы с «откровенными врагами». Подразумевались, видимо, либеральные политики.

Лидеры националистов, принимавшие участие в протестом движении, также участвовали в этом мероприятии. По свидетельству очевидцев, они «на удивление единодушно и горячо выразили поддержку Рогозину: „Дмитрий Олегович, мы с вами!“, не отрекаясь при этом от своей оппозиционности. Тор, к примеру, произносил словосочетание „Дмитрий Олегович“ чаще, чем все выступавшие до него вместе взятые» .

На крайне правом фланге гражданского общества шла борьба между стратегией, ориентированной на лояльность власти и попытку встраивания в нее, и противостоящей ей линией за участие в широком гражданском движении протеста. Лидеры националистов, судя по всему, колебались. Но власть (в том числе в лице Рогозина) не предложила им того, что «Левый фронт» предложил КПРФ («Того, чего хотел добиться друг моего детства Коля Остен-Бакен от подруги моего же детства, польской красавицы Инги Зайонц» — взаимности) - непосредственного политического союза. Власть лишь требовала лояльности, давая в обмен только туманные обещания сотрудничества в будущем.

Гражданские активисты, не вовлеченные в политизированные движения, тоже не теряли времени даром. В Москве шла бурная общественная жизнь, какой столица уже давно не знала.

Одной из самых массовых отраслей гражданской активности стало движение наблюдателей. Сама идея создания непартийного движения наблюдателей за выборами появилась довольно давно. Много лет существовала ассоциация «Голос», занимавшаяся мониторингом выборов. Гражданская активистка Инна Куртюкова выступила с идеей создания волонтерского движения наблюдателей в конце 2010 г. Тогда же фактически из этой инициативы родился проект «Гражданин Наблюдатель». Но до осени 2011-го волонтеров было немного. В октябре 2011 г. об инициативе Куртюковой написал в своем Живом Журнале Алексей Навальный. В результате к выборам 4 декабря «Гражданин Наблюдатель» подготовил немногим менее тысячи волонтеров. Они приняли участие в контроле за выборами на общественных началах, бесплатно. Активисты были наблюдателями от самых разных партий. Уже на первых декабрьских митингах многие из них, столкнувшись с нарушениями на своих участках, составили ядро протестующих. Но по-настоящему массовым движение наблюдателей стало в январе-феврале 2012 г. Через него прошли тысячи волонтеров. Около 10000 человек (и далеко не только в Москве) выступили наблюдателями от разных кандидатов на президентских выборах в марте 2012 г.

Аналогичную работу проводила и ассоциация «Голос». Через выстроенную «Голосом» систему семинаров и тренингов также прошли более 10 тысяч человек.

В январе-феврале «Гражданин Наблюдатель» и «Голос» организовали десятки встреч, лекций и семинаров, на которых желающим рассказывали о том, в чем заключается миссия проекта, какими правами наделены наблюдатели по российским законам, с какими нарушениями приходится сталкиваться чаще всего и т. д.

Другой площадкой, на которой разворачивалась деятельность гражданских активистов, стала «Мастерская протеста». Инициатива ее создания принадлежала журналистке Марии Гессен. Гще в декабре она организовала через социальные сети встречу в клубе «Мастерская». Формат стихийно приобрел черты мозгового штурма. Каждый желающий выходил на импровизированную сцену и предлагал свою идею — изготовление какого-то плаката или баннера, проведения агитационных пикетов, флешмобов, каких-то кампаний в интернете. В январе «Мастерской» пришлось переехать: правоохранительные органы оказали давление на приютивший их клуб. Но нашлось другое помещение — клуб «Завтра» на Сретенке. Встречи стали регулярными. Сформировался активистский костяк. «Мастерская протеста» стала одним из самых ярких активистских проектов, действующих, кстати сказать, на протяжении более чем года. Принципиально важным было отсутствие политической дискуссии. Активисты обсуждали лишь конкретные дела, акции, не затрагивая их политического значения. Гдиномышленники находили друг друга, несогласные отворачивались.

В интервью социологам «Левада-Центра» Гессен рассказывала о том, как рождалась «Мастерская протеста»:

«Сразу стало понятно, что смысл заключается не в том, чтобы людям там сидеть и не в том, чтобы о чем-то ни было дискутировать. Это прямо на месте превратилось в такую биржу Есть предложение акции, есть ли желающие участвовать. И первые же люди, которые вышли на сцену начали говорить, толкать какую-то речь. В том смысле, что… до 5-го числа я не думала, что буду как-то вовлечена в политику, а потом со мной произошло. И мы как-то сказали: „нет, это с нами со всеми произошло, поэтому речей мы толкать не будем, а будем говорить исключительно о конкретике. В общем, тогда же впервые сформировались правила Мастерской, которые мы теперь оглашаем перед каждым собранием. Они заключаются в том, что это встречи только для предложения конкретных акций или отчета о них. Мы не голосуем, мы не критикуем выдвинутые предложения, мы не толкаем речей. Если акция не заслуживает поддержки, она ее просто не найдет.

Если вы пришли и получили то, что вам надо, можете уходить. Это не место для того, чтобы сидеть и долго дискутировать. Можно перейти в соседний зал. Мастерская не место для дискуссий. Периодически эту фразу тоже произносим. Но самое главное, что это не место для критики. Это мы создали такое смешное место всеобщей любви, что было очень созвучно ощущению эйфории декабрьскому. Дальше мы начали встречать каждую неделю…"»

С течением времени в работе «Мастерской» появился новый элемент — делегирование. В одном из интервью Маша Гессен рассказывала: «в Facebook сформировано уже много разных групп — они все не приходят, присылают своих представителей» .

Одной из таких групп стало «Сопротивление», изначально существовавшее как сообщество в Фейсбуке. Гго создал активист, пришедший в движение на волне декабрьских митингов, Николай Беляев. Группа специализировалась на создании образов и выпуске агитации и символики протестного движения: значков, ленточек, футболок и т. д. Полученные от их реализации деньги, как минимум частично, шли на разные проекты, связанные с протестным активизмом.

«Мы не привязаны к конкретному митингу или шествию. Наша задача — разбудить тех граждан, которые еще спят, и заставить выйти на улицы тех, кто уже проснулся, но боится», — рассказывал Николай Беляев. Активисты «Сопротивления», например, получили разрешение на использование образа Чебурашки у его автора — писателя Эдуарда Успенского. Значки с героем советских книг и мультфильмов разошлись среди участников митингов многотысячным тиражом.

В январе-феврале возникли и успешно развивались десятки других аналогичных инициатив, хотя большинство из них и не достигли такой степени формализации, медийного успеха и внутренней структуризации, как «Сопротивление».

В новых активистских сообществах протекали интересные процессы, зачастую отсылающие нас к историческому опыту Перестройки и напоминающие о том, что в сходных исторических условиях рождаются похожие социальные формы. Самым показательным является опыт «Белой ленты». Это сообщество, как уже говорилось, возникло на основе самых поверхностных, символических аспектов. Объединяло людей лишь желание на уровне знаков продемонстрировать свое несогласие с фальсификацией выборов и шире — с происходящим в стране.

Вскоре оказалось, что «Белая лента» существует одновременно в двух ипостасях. В интернете (в первую очередь, в социальных сетях) как аморфное и очень широкое сообщество. В соответствующие группы в Фейсбуке и Вконтакте записались более 100 тысяч человек. Однако это огромное число людей вовсе не превратилось в активистское движение. Максимум, на что можно было рассчитывать — это на их сочувствие. С другой стороны, в Москве сформировалась небольшая — несколько десятков активистов — группа, выступавшая от имени этого широкого непартийного движения. Ее представители были активны на большинстве встреч, оргкомитетов, в «Мастерской протеста», в Инициативной группе по организации митингов и т. д. Они выступали на митингах, организовывали акции, делали заявления.

Активисты, вошедшие в ядро неформального белоленточного движения — Елена Тихонова, Игорь Бакиров, Аниса Миловидова и другие — очень скоро стали обнаруживать различия в своем понимании задач движения и его формата. Одни заговорили о необходимости строительства и даже формальной регистрации общественного движения или даже партии; другие склонялись к поддержке уже существующих политических проектов (тоже разных); третьи настаивали, что Белая лента должна оставаться всего лишь символом, и что попытки формулировать какую-то программу или строить организационную структуру приведут в тупик.

В группе шли острые споры о том, надо ли активистам «партию строить, движение какое-то там делать, организацию, региональные филиалы». Определенная структуризация началась: в начале января был создан Совет активистов «Белой ленты», в который вошли наиболее активные участники инициативы, взявшие на себя полномочия координаторов.

Появились и чисто идеологические разногласия. Некоторые неформальные лидеры исповедовали крайне умеренные взгляды и на личном уровне поддерживали кандидатуру Михаила Прохорова, считая, что вокруг него сможет сплотиться вся оппозиция. Другие оценивали Прохорова критически и тяготели к сотрудничеству с радикальными активистскими движениями, такими, как «Левый фронт». Шли споры и о лозунгах. Игорь Бакиров, например, на собраниях Инициативной группы поддержал требование немедленной отставки правительства и президента России, а в рассылке группы дискутировался вопрос о необходимости созыва Учредительного собрания. В то же время Елена Тихонова (автор идеи создания движения и его символики) считала, что необходимо ограничиваться лишь самыми общими требованиями, с которыми «согласны все»: отмена итогов выборов 4 декабря или пересчет голосов. В результате активисты «Белой ленты» стали постепенно ориентироваться на новый формат активности. Многие из них вступили в другие, более идеологизированные и структурированные движения.

В середине января, наконец, была создана «Лига избирателей», которую Оргкомитету месяц назад предложили Леонид Парфенов и Борис Акунии. Правда, в окончательной редакции эта структура выглядела немного по-другому. Учредителями Лиги стали: писатели — Дмитрий Быков, Борис Акунии и Людмила Улицкая, блогеры — Рустем Адагамов, Илья Варламов, Дмитрий Иванов, журналисты — Леонид Парфенов, Сергей Пархоменко и Ольга Романова, музыкант Юрий Шевчук, политолог Дмитрий Орешкин, врач Елизавета Елинка (она же — известный блогер Доктор Лиза), инициатор движения «Белая лента» Елена Тихонова, продюсер Ееоргий Васильев, гражданский активист Петр Шкуматов.

Славным принципом создания Лиги в январе 2012 г. стало, по словам одного из ее учредителей — координатора движения «Синие ведерки» Петра Шкуматова, отсутствие политической ангажированности:

«При образовании Лиги, когда мы только собирались, базовый посыл был — отсутствие политики и политиков в наших рядах, а также отсутствие личных амбиций для реализации каких-то своих политических или иных целей. Так вот, основная задача — сохранить эту чистоту. Именно поэтому белый цвет, белый круг и является нашим символом… Я думаю, что мы постараемся объединить людей здравомыслящих, социально активных. И уже дальше, как Дмитрий Быков правильно сказал, эти люди сами решат, что делать, с кем сотрудничать и как быть»

Журналисты, активисты и деятели культуры, участвовавшие в создании Лиги, испытывали чуть ли не фобию перед политикой (во всяком случае, представленной «несистемной оппозицией») и всячески стремились от нее дистанцироваться. Вместе с тем они претендовали на преемственность по отношению к протестному движению, родившемуся в декабре 2011 г. Декларация «Лиги избирателей» гласила:

«Мы собрались вместе, чтобы создать Лигу избирателей. Лига — это продолжение массовых митингов протеста против фальсификации думских выборов.

Мы не ставим политических целей и не собираемся оказывать поддержку отдельным партиям или кандидатам в президенты. Мы хотим жить в честной стране. Мы за честные суды, за честные СМИ, за честную полицию, за честные отношения между государством и гражданином. Мы за честные выборы — от местных до президентских. Мы будем бороться за это всеми доступными законными методами.

Мы призываем всех, кто разделяет наши взгляды, присоединяться к Лиге и активно участвоватъ в борьбе за честные выборы»

Политизированные активисты не очень верили в искренность «мастеров культуры». Они опасались, что Лига станет новым центром принятия решений в протестном движении, который будет проводить собственную политическую линию, хотя ее контуры пока и не очевидны. Эти подозрения подпитывались тем, что подготовка к созданию этой новой структуры велась кулуарно.

Активисты, участвовавшие в работе Инициативной группы митингов, узнали о предстоящем создании Лиги 5 января. Сообщила об этом Елена Тихонова, сотрудничающая с обеими структурами. Эта информация вызвала едва скрываемое раздражение. После непростых споров была создана специальная переговорная группа для того, чтобы попытаться найти общий язык с создателями Лиги и договориться об организации «единого центра». В группу вошли Игорь Бакиров из «Белой ленты», Алексей Навальный, Илья Пономарев и вышедший из спецприемника для административно арестованных Сергей Удальцов.

Когда делегация Инициативной группы в сопровождении нескольких других активистов явилась в офис Георгия Васильева, это стало сюрпризом для заседавших там «отцов-основателей» Лиги. В ходе переговоров они заверяли, что не имеют планов вступать в соперничество с «политиками», но включить в свой состав представителей Инициативной группы отказались. По их словам, после официального учреждения работа Лиги станет прозрачной и открытой.

Как минимум, часть создателей Лиги относилась к «несистемной оппозиции» с неприязнью и недоверием. Петр Шкуматов прямо заявил журналистам, что его структура не будет сотрудничать с уличной оппозицией: «Я не думаю, что у этого сотрудничества (с внесистемной оппозицией — Интерфакс) есть перспективы. В данной организации это, я думаю, невозможно»

18 января прошла итоговая пресс-конференция, на которой было, наконец, официально объявлено о создании «Лиги избирателей». Вскоре была анонсирована ее первая акция -

«Белый круг», автопробег за честные выборы. Она собрала от 2 до 5 тысяч автолюбителей на внутренней стороне Садового кольца в Москве 29 января. Во второй половине февраля Лига также участвовала в организации и проведении «Большого белого круга» — еще одного общеоппозиционного флешмоба, на этот раз пешеходного. Соперничества между этой структурой и другими центрами гражданского протеста не случилось. Лига стала центром притяжения для наименее политизированной и наиболее умеренной части гражданских активистов, большинство из которых стали участвовать в общественной жизни только после парламентских выборов.

Если «Лига избирателей» была создана группой знаменитостей, то главной площадкой для рядовых активистов, особенно для «ветеранов» гражданских движений, оставалась

Инициативная группа. Здесь продолжалась организационная работа по подготовке следующих акций протеста (митинг 24 декабря был фактически подготовлен рабочими группами ИГ), усиливалась политическая дискуссия между представителями разных лагерей, и делались попытки укрепить и структурировать самое себя.

На заседании Инициативной группы 5 января было окончательно решено создать регламент движения исходя из того, что Инициативная группа является его наиболее легитимным, открытым и прозрачным центром. Было подтверждено создание регламентной группы, координатором которой был назначен Алексей Сахнин из «Левого фронта». Целый ряд выступавших подчеркивали, что без регламента и необходимой структуризации движения и его органов, оно неизбежно будет подвергаться рейдерским атакам со стороны медийных звезд и циничных политиков. Например, Александр Шубин выразил возмущение тем фактом, что на сцену митинга 24 декабря в нарушение решений Инициативной группы в последний момент допустили Ксению Собчак и Алексея Кудрина. Зал поддержал его выступление аплодисментами.

На заседании выступил вышедший накануне Сергей Удальцов. Он предложил остановить «переговорный зуд», который охватил политиков, жаждущих дорваться до возможности сесть за круглый стол с представителями власти. По словам координатора «Левого фронта», ведение кулуарных переговоров без прямой санкции легитимного органа движения (который предполагалось создать на основе самой Инициативной группы) неизбежно закончится поражением демократического движения.

Удальцов также предложил выработать блок социальных требований, которые надо предложить людям на следующем большом митинге. Это вызвало среди собравшихся большие споры. Причем противоречия заключались не в разном отношении к тем или иным требованиям, а в том, нужно ли расширять повестку протеста или нет. Вообще, недоверие разных флангов протестного движения давало о себе знать: например, Александр Бузгалин из движения «Альтернативы» предложил отмежеваться от сидевших рядом националистов.

Впрочем, часть активистов искали пути к сотрудничеству. В частности, представители левых организаций (Алексей Сахнин, Илья Пономарев) встретились с лидерами националистов (Константин Крылов, Наталья Холмогорова, Владимир Тор) и договорились вместе бороться против попыток деятелей Оргкомитета узурпировать влияние в движении. Важнейшей частью этих договоренностей стала выработка принципов регламента Инициативной группы.

17 января Инициативная группа изменила свой статус. Она переименовала себя в Гражданский Совет, имея в виду, что в нем представлено все протестное движение. Наконец, после многочасовых дискуссий за основу был принят регламент (с рядом поправок). В соответствии с ним, Гражданский Совет должен был состоять из четырех курий: по 10 человек, представляющих националистические, либеральные и левые организации (в соответствии с их собственными договоренностями) и 30 человек от социальных и общегражданских (не политизированных) организаций и движений. Фракциям была дана неделя на то, чтобы сформировать свое представительство. «Договор гражданского согласия», в котором излагались принципы движения, был принят почти без прений — после предыдущих раундов споров все острые места оттуда были удалены.

Но этап становления движения затянулся. Вся вторая половина января ушла на выборы фракций. Если левые и националисты кое-как согласовали внутри своих сообществ схему и персональный состав представителей их направлений в Гражданском Совете, то у либералов это получилось сделать далеко не сразу. Разные либеральные группы и организации не могли согласовать между собой нормы и принципы представительства.

Еще сложнее обстояло дело с самой большой фракцией Совета — социально-гражданской.

Она избиралась в два тура. В воскресенье 22 января в книжном магазине «Циолковский» прошло собрание Общегражданской курии, на котором избраны рейтинговым голосованием 15 представителей курии в ГС. В голосовании принимали участие организации, а не персоны. Вторая половина избиралась путем голосования в интернете, которое длилось до 31 января. Интерес к этим выборам и ажиотаж были весьма велики (хотя и не сопоставимы с эффектом предстоящих осенних выборов в КС оппозиции).

Наконец, к началу февраля 2012 г. Гражданский Совет был сформирован. Но и теперь не обошлось без скандала. Левая и либеральная курии попытались (неудачно) наложить вето на представителей движений «Правая экология» и активистского информационного агентства «Национальная служба новостей». Правда, из этой затеи ничего, кроме скандала, не вышло. Но ситуация продемонстрировала: активисты не доверяют друг другу. Звучали упреки в подтасовках при голосовании и необъективности. На фоне царившей в протестном движении эйфории всеобщего единства в Гражданском Совете возникла атмосфера склоки. Многих активистов это отталкивало. Воспользовавшись затягиванием формирования Гражданского Совета и противоречиями в среде активистов, Оргкомитет стал игнорировать работу Инициативной группы и, впоследствии, самого ГС. Работа по подготовке демонстрации сосредоточилась вокруг заявителей и Оргкомитета. Гражданский совет не смог противопоставить консолидированную позицию претензиям Оргкомитета на руководство манифестацией.

Организационная работа Гражданского Совета ослабла. Все силы уходили на борьбу групп друг с другом за влияние в предполагаемом штабе протеста. Часть активистов, занятых непосредственной подготовкой следующей большой акции (назначенной на 4 февраля), ушла работать в структуры, созданные Оргкомитетом, другие нашли себя в «Мастерской протеста» и на других площадках. В результате всего за месяц Гражданский Совет утратил инициативу в организации ключевых протестных мероприятий и лишь принимал к сведению информацию о том, какие шаги предпринял Оргкомитет.

В этих условиях, когда напряжение между разными составляющими гражданского движения стало видно невооруженным взглядом, Алексей Кудрин заявил СМИ, что его переговоры с представителями оппозиции и власти кончились неудачей. Важнейшей причиной провала он назвал отсутствие понятного для власти субъекта переговоров со стороны протестующих. «Политический пинг-понг пока получается: оппозиция ждет от власти конкретных мер и предложений, а власть не видит, с кем вести переговоры», — заявил он «Ведомостям». По словам экс-министра, он пока не получил от оргкомитета протестных акций решений о порядке формирования представительской группы. Но Кудрин не унывал. Он верил, что переговоры все-таки востребованы: «Я сам буду продолжать переговоры и приветствую подключение других политиков». При этом Кудрин намекнул, что проблема заключается в наличии у протестного движения радикального крыла, не готового к диалогу: «Часть протестующих стремится радикализировать ситуацию, выдвигая требование немедленно и окончательно удалить Владимира Путина с политического ландшафта России. Любые попытки диалога этой частью отвергаются как проявление „соглашательской позиции“». Соответственно, бывший финансист режима выдвинул предложение из двух пунктов: «во-первых, институционализация протестного движения (как минимум — до уровня появления субъекта для диалога); и, во-вторых, — ограничение пропасти (повестки дня для этого диалога) до ширины, которую можно преодолеть в один прыжок»[82]http://www.vedomosti.ru/politics/news/1477059/mezhdu_putinym_i_mitingom;http://pn14.info/?p=95971
. Его предложение для очень многих выглядело слишком соблазнительно.

Вероятно, доступ к подобным переговорам, суливший счастливчикам огромный политический выигрыш, был важнейшим аргументом, заставившим Алексея Навального, Евгению Чирикову и ряд других публично известных, «раскрученных» лидеров в январе-феврале отойти от Гражданского Совета и присоединиться к Оргкомитету. Этот орган существенно расширился, но все же недостаточно. Он оставался узкой коллегией, в которой преобладали либеральные политики, журналисты и общественные деятели. Этот фактор тормозил углубление и расширение повестки протестного движения.

Во всяком случае, со второй половины января Навальный (вернувшийся из Мексики, где он справлял Новый год) и Чирикова перестали посещать заседания Гражданского Совета. Вместе с внутренней борьбой в Гражданском Совете это привело к тому, что на его работу обратили внимание средства массовой информации, блогеры, существенная часть активистов.

В начале февраля еще казалось, что ситуацию можно отыграть назад. Но уже после следующей крупной акции протеста, состоявшейся 4 февраля, стало ясно, что механизм организации протестной кампании отработан, и место его штаба прочно занял Оргкомитет, который пополнился рядом участников бывшей Инициативной группы. К тому же стало ясно, что до выборов новых уличных шествий больше не будет. С таким трудом созданный Гражданский Совет потерял всякую перспективу. Мотивация участвовать в его работе резко снизилась. К весне он превратился во второстепенное образование, которое больше не оказывало на развитие процесса существенного влияния.

В феврале 2012 г. в Москве прошли две крупные акции протеста. 4 февраля в двадцатиградусный мороз состоялось шествие от Калужской до Болотной площади. Несмотря на холод, явка оказалась довольно высокой. На этот раз в соответствии с договоренностью, которая была заключена на Оргкомитете и одобрена Гражданским Советом. Активисты шли четырьмя колоннами (по числу фракций Гражданского Совета): левые, либералы, националисты, общегражданская колонна. Это само по себе свидетельствовало о политизации движения. Для многих стало сюрпризом, что из политических колонн левая не уступала либеральной.

Число участников было сопоставимо с декабрьским, в то время как число записавшихся в соответствующие группы в социальных сетях заметно упало: 28000 вместо 54000 24 декабря. Менялась природа мобилизации, а отчасти и состав протестующих.

Об этом свидетельствуют данные социологов, проводивших среди участников шествия очередное полевое исследование. Изменения не были радикальными, но не заметить их было тоже нельзя. Во-первых, социально-демографические характеристики протестующих немного сдвинулись в сторону средних по России показателей. Немного снизилась доля молодежи (число людей моложе 24 лет сократилось с 25 до 21 %, моложе 40 лет упало с 64 % до 58 %). Сократился процент богатых и обеспеченных граждан в общей массе участников митинга. Доля тех, кто «ни в чем себе не отказывает» упала почти вдвое (с 5 до 3 %), на 4 % сократилось число тех, кто может позволить себе автомобиль (с 28 до 24 %). Немного увеличилась доля мужчин — с 60 до 65 %. Немного снизилось среди участников акций число руководителей предприятий и подразделений: с 17 до 14 %. Зато выросла доля рабочих — с 4 до 7 %. Заметно сократилось число специалистов — с 44 до 36 %, но выросла доля пенсионеров, безработных и служащих низшего звена. Неизменным остался только очень высокий уровень образования митингующих.

Еще сильнее изменились идеологические пристрастия участников протеста. Число сторонников либерализма сократилось с 31 до 27 %. Еще значительнее сократилась доля тех, кто обозначил свои взгляды просто «демократическими»: их стало на 8 % меньше (30 %). Существенно выросла доля приверженцев радикальных взглядов — как левых, так и правых. Если в декабре лишь 6 % митингующих отнесли себя к национал-патриотам, то теперь их стало 14 %. Аналогичным образом выросла доля сторонников левых взглядов. В общей сложности их процент вырос с 30 % до 38 %. Больше всех прибавили коммунисты (с 13 до 18 %) и «новые левые» (с 2 до 4 %).

Большинство опрошенных (55 %) в той или иной степени одобрили решение организаторов идти четырьмя колоннами. Против этого выступили лишь 30 % участников опроса. О чем это свидетельствует? Вероятно о том, что большинство протестующих уже отдавало себе отчет в неизбежности идейно-политического размежевания в гражданском движении. Но все же оставалась весьма значительная прослойка тех, кто боялся, что это разрушит идиллию всеобщего единства.

Наконец, остается сказать, что удельный вес «постоянно практикующих» активистов снова вырос. Лишь 21 % пришедших признались, что участвуют в подобной акции впервые. Остальные принимали участие в предшествующих акциях протеста. Общий объем активистских сообществ, без сомнения, расширялся параллельно с процессом интенсивного идейного поиска и размежевания. Один из аналитиков совершенно справедливо констатировал:

«Социологи отмечали раздробленность данного меньшинства (не говоря уж о распыленности большинства), говорили о неясности целей, идей, символов, лидерских фигур, которые могли бы его объединить и увлечь, ожидали либо, напротив, уже не ждали накопления „критической массы “. И вот неопределенное положение начало меняться. Концентрация людей перешла в кристаллизацию групп»

Наблюдатели обратили внимание и на тенденции в динамике идейных и ценностных предпочтений протестующих. Журналист портала KM. RU Сергей Черняховский констатировал, что «если бы этот фиксируемый и заслуживающий внимания „момент изменения “ превратился в тенденцию, и продолжился с той же скоростью — 5 % ежемесячного „полевения“ состава митингующих, то к октябрю нынешнего года неимущие составили бы порядка 80 % вышедших на митинг, а белые шары и александрийские триколоры потерялись бы в море красных знамен» .

«Новая газета», по заказу которой было выполнено исследование «Левада-центра», констатировала, что за полтора месяца политизация активистов зашла очень далеко, а их требования стали более радикальными. Это выразилось, по мнению аналитиков издания в том, что «Две трети пришедших твердо уверены, что будут участвовать в новых демонстрациях и протестных движениях, еще четверть „скорее всего “ примет в них участие. В сумме это дает опятъ-таки свыше 90 % собравшихся». «Кажется, весна обещает быть жаркой», — заключал автор.

Но к горячей весне готовились не все. В «Лиге избирателей» и в Оргкомитете было немало тех, кто был заинтересован не в повышении общественной температуры, а в том, чтобы конвертировать ее во что-то более определенное. Для этого нужно было показать свою способность к мобилизации без участия радикалов.

Так родилась идея акции «Большой белый круг». По существу это был флешмоб. 26 февраля, за неделю до выборов несколько тысяч москвичей без лозунгов и транспорантов выстроились в живую цепь внутри Садового кольца. Из всей символики у них были лишь белые ленты, футболки (поверх пальто) и значки. Логика акции была в том, чтобы еще раз продемонстрировать, что недовольных много и они хотят, чтобы их услышали. Неизвестно, стало ли это для кого-то дополнительным аргументом в какой-то дискуссии. Других крупных акций в феврале, несмотря на приближение дня выборов, не было. Протестное движение переживало затишье. Оргкомитет не принял стратегии нарастающего давления на власть.

Хотя то, что в верхах российского общества это движение вызывало самые серьезные дискуссии, сомневаться не приходилось. Во всяком случае, в ход шли самые разные инструменты обратного воздействия на общество и оппозицию: от кнута до пряника.

На каждый митинг оппозиции, начиная с 24 декабря 2011 г., власть отвечала контр-митингом. 24 декабря небольшой (от 1,5 до 5 тысяч по разным оценкам) митинг противников «оранжевого сценария» прошел на Воробьевых горах. Организовало его движение Сергея Кургиняна «Суть времени» и его союзники. К 4 февраля это направление внутренней политики, видимо, было признано правильным, и кургиняновцы были усилены за счет административного ресурса. В организованном на Поклонной горе грандиозном митинге приняли участие по официальным данным около 138 тысяч человек (оппозиционные СМИ оценивали скромнее: 80-100 тысяч). Без сомнения, среди митингующих были активисты. Большинство из них, вероятно, были все-таки люди, мобилизованные начальством. В одном из репортажей с митинга пересказывается следующий замечательный эпизод:

«В троллейбусе, где было хотя бы не холодно, люди активно делились впечатлениями. Сдержанно, почти без ругани, но в совершенно однозначном ключе.

— Как бараны ходим. И зачем ходим? ОНИ-то свою власть, свое имущество защищают, а мы зачем ходим?

— Ну прийти-то велели, попробуй не приди, а голосовать-то можно и не за НИХ!

— А ведь и голосуем за НИХ! Всю жизнь голосуем за НИХ! Потому у нас все ТАК и происходит!

— А власти-то при чем, ведь это же не они организовали, мы ведь сами пришли, — робко вставила низенькая, совсем бедно одетая старушка и сделала это совершенно зря, поскольку на нее, такую же униженную, замерзшую и усталую, обрушилось раздражение троллейбуса „сторонников В. В. Путина“.

— А зачем вы, женщина, провоцируете! Вас кто вообще просит провоцировать!

— Да она специально подосланная, чтоб говорить, будто бы все добровольно вышли!

— Как вам не стыдно! Вы же знаете, что врете! Нашли где и кому врать!

— Я просто хотела…

— Хватит, женщина, хватит! Вы всех только раздражаете. Идите лучше пешком, если вы хотите и дальше всех тутраздражатъ»

Повторился «путинг» (как называли проправительственные митинги журналисты) и 23 февраля в Лужниках. На этот раз туда даже пришел сам кандидат в президенты Владимир Путин и почитал стихи. «Умремте ж под Москвой, как наши деды умирали», — призвал он.

Во второй половине февраля выяснилось, что у власти есть и более изощренное средство для взаимодействия с оппозицией. Представителей 10 незарегистрированных партий пригласили в Кремль на встречу с (пока еще) президентом Медведевым. Встреча прошла 23 февраля, в один день с «путингом», составив ему информационную конкуренцию. До этого подобных прецедентов не было.

Во встрече участвовали Константин Бабкин, Сергей Бабурин, Борис Немцов, Владимир Рыжков, Геннадий Селезнев, Сергей Удальцов и другие. К протестному движению какое-то отношение имели лишь Немцов, Рыжков, Удальцов и отчасти Бабурин. Собственно активистские движения представлял в полной мере один Удальцов, отчасти еще и Немцов (за спиной которого все-таки стояла «Солидарность»). Остальные были нужны, видимо, для соблюдения «политеса».

Оппозиционеры излагали все еще президенту разные политические предложения, напоминали требования митингов. Удальцов даже предложил Медведеву продлить свои собственные полномочия, отсрочив выборы вплоть до момента, когда удастся их провести честно, с равным доступом для всех желающих. Президент давал общие ответы, обещал подумать над рядом идей, заверял, что анонсированные им в декабре реформы будут приняты еще до конца его полномочий. Хотя конкретных результатов не было, но было решено создать рабочую группу для обсуждения самых болезненных вопросов во главе с новым заместителем главы кремлевской администрации Вячеславом Володиным, и оппозиционеры испытывали некоторое воодушевление. «Без прорывов и никакой конкретики, но все же лучше, чем ничего, и даже полезно», — резюмировали они свои выводы перед журналистами.

2 апреля состоялась еще одна подобная встреча (с другим кругом участников) и несколько заседаний рабочей группы. Но конкретных результатов так и не было получено.

Эксперты разошлись в оценках этого сенсационного мероприятия, которое еще недавно было даже невозможно себе представить. Одни расценивали его, как согласие власти на реальный компромисс и расширение тем для политического диалога. Другие — как «политическую клоунаду», призванную успокоить и умиротворить протестующих накануне президентских выборов.

Многие наблюдатели писали, что эти встречи Медведева с представителями протестного движения и есть те переговоры, о которых столько говорилось, начиная с декабря. На самом деле, это было не так.

Еще в конце января Алексей Кудрин рассказал прессе об итогах очередного раунда своих переговоров с Путиным и о причинах провала его предложения о переговорах власти и оппозиции. Путин, по словам его друга, по-прежнему не видит субъекта переговоров. «Понимаете, есть большое недоверие к той группе, которая пытается себя предстать выражателями интересов митингующих», — объяснил Кудрин. Вместе с тем влиятельный политик заверил, что верит в способность будущего президента выиграть выборы честно и после них проводить новый курс, превратившись в проект «Путин 2:0». После этого, вплоть до мартовских выборов, Кудрин громких заявлений не делал. А в марте он сообщил, что создает свой фонд для поддержки либеральных законодательных и институциональных реформ, который будет сотрудничать с Михаилом Прохоровым и его партией. Участие в протестном движении у Кудрина сменилось на работу внутри элиты и лоббистские проекты.

В начале февраля президент Медведев прокомментировал усилия Кудрина стать посредникам в диалоге власти и оппозиции. «Образ непримиримого борца за либеральные ценности, мне кажется, не вполне соответствует тому, что было, — сказал Медведев. — Сейчас возник некий миф, который довольно активно поддерживается самим Кудриным, что он был каким-то оппозиционером, который сидел внутри правительства на протяжении 12 лет, с ним там не считались, а он всячески продвигал правые ценности, либеральные ценности, был оплотом стабильного макроэкономического состояния». Президент напомнил, что Кудрин «несет полную ответственность за все, что происходило в стране наряду с другими членами правительства» [93]http://lenta.ru/news/2012/02/06/kudrin/
.

Итак, Алексей Кудрин вел переговоры с Владимиром Путиным. В ходе этих переговоров, Путин так или иначе убедил своего визави в том, что он а) может «честно» (что бы это ни значило) выиграть выборы; б) изменить после этого курс внутренней политики в соответствии с неким возникшим между ними общим пониманием; в) что формат публичных переговоров с лидерами уличных протестов не нужен, ибо «группа выражателей» не заслуживает доверия. После этого Медведев критикует Кудрина как лже-оппозиционера и сомневается в его моральном праве быть посредником между властью и протестным движением. И, наконец, сам президент организует несколько публичных встреч с оппозиционными деятелями (т. е. именно тот формат, от которого Путин в ходе переговоров с Кудриным, в конце концов, устранился).

Возникает впечатление, что между Путиным и Кудриным (или теми силами, которые за ним стояли — «элитной фрондой») были достигнуты некие неформальные договоренности. Президент Медведев был этим недоволен (ведь элитная фронда — это в прошлом его основная референтная аудитория, т. е. Кудрин занимал именно его функциональную нишу во внутренней политике) и пытался симулировать аналогичный переговорный процесс с участием публичных лидеров протестного движения.

Как бы то ни было, перед президентскими выборами, как это ни парадоксально, случилось некоторое затишье на фронтах уличных выступлений. А часть политиков и представителей элиты, участвовавших в митингах до этого, переориентировались на участие в переговорах с властью и заметно снизили интенсивность своей работы в активистской среде.

 

После 4 марта. Несостоявшийся спад

Президентские выборы 4 марта 2012 г. никаких сенсаций не принесли. В первом туре победил Владимир Владимирович Путин, получивший (по данным центральной избирательной комиссии) почти 64 % голосов избирателей.

Лига избирателей выпустила по этому поводу меморандум, в котором говорилось, что выборы нельзя признать равными, честными и справедливыми, а «подведение итогов сопровождались систематическими фальсификациями, существенно исказившими результат волеизъявления избирателей… На фоне этих широкомасштабных нарушений Лига считает для себя невозможным признать итоги президентских выборов в России 2012 года» О нарушениях и фальсификациях говорили также ассоциация «Голос», «Гражданин наблюдатель», проект Алексея Навального «Росвыборы», международные наблюдатели и зарубежные политики.

Однако все экзит-поллы, проведенные разными социологическими службами, свидетельствовали, что Владимир Путин действительно победил в первом туре. По подсчетам ФОМ, он получил 59,3 %, ВЦИОМ давал премьеру 58,3 %. Даже многие оппозиционеры признавали, что прямых нарушений на участках (особенно в Москве и большинстве других крупных городов) было меньше, чем на парламентских выборах в декабре, или они стали менее очевидными. Руководитель аналитического отдела ассоциации «Голос», известный политический аналитик Александр Кынев заявил, что «Нарушения стали носить более точечный, труднее фиксируемый характер» . «В целом по стране было выявлено гораздо меньше нарушений, чем во время кампании по выборам в Государственную думу 2011 года», — констатировали авторы доклада «Выборы 4 марта 2012 г. и состояние политической системы России» (в целом, довольно критического). Имевшие место нарушения, конечно, возмутили участников зимних протестов, но практически не расширили аудиторию протестного движения. Все, кто был готов реагировать на «чуровский» объем фальсификаций, уже среагировали.

На следующий после выборов день, 5 марта, в Москве Оргкомитетом кампании «За честные выборы» заранее была подана заявка на акцию протеста на Пушкинской площади. Причем на этот раз у организаторов появились новые конкуренты. В интернете появилась инициатива проводить новые акции протеста без санкции городских властей. В группу Facebook «Время согласований закончилось» вступили почти 1000 человек. Они активно агитировали в интернете проводить 5 марта несанкционированную акцию на Лубянской площади в Москве. Мотором этой инициативы стали радикальные активисты, участвовавшие ранее в «Стратегии-31». Многие из них были активистами «Другой России», «Левого фронта» и других организаций.

Впрочем, на Лубянку в итоге пришли лишь несколько сотен радикально настроенных активистов, большинство из которых были задержаны. А вот акция на Пушкинской площади оказалась относительно массовой. Полиция говорила о 14000 участников, организаторы называли цифры от 20000 до 40000. По форме и содержанию эта акция поначалу ничем не отличалась от предыдущих аналогичных мероприятий. «Протест топчется на месте, оппозиция не может ничего, кроме „Путина в отставку“, предложить, что дальше, куда дальше — полный туман», — написал тогда один из авторов журнала «The New Times».

В конце митинга все изменилось. Сергей Удальцов призвал людей не расходиться после завершения мероприятия, а остаться, несмотря на холод, на площади. «Да, они сегодня весь центр наводнили войсками, — сказал Удальцов про власти, — они ждут, что кто-то будет куда-то прорываться. Нет, я считаю, самый правильный способ, и я сделаю именно так, а уж вы поддержите или нет, решайте сами, — я сегодня с этой площади не уйду Вот я не уйду Я никого ни к чему не призываю. Буду стоять, пока не уйдет Путин. И давайте не уйдем, пока не уйдет Путин» К Удальцову присоединились 1,5–2 тысячи активистов. Но большинство участников митинга прислушались к совету депутата Геннадия Гудкова и все-таки покинули площадь.

За переход к несанкционированным формам протеста уже накануне высказывался целый ряд членов Оргкомитета. Вопрос был в том, что выбрать — шествие или «майдан». Большинством сошлись на том, что шествие — формат неподходящий. Но и прямого решения призвать митингующих остаться на площади Оргкомитет не принял. Поэтому неопределенность оставалась до самого конца. В то время, как Удальцов призывал своих сторонников остаться на площади, залез в большой гранитный фонтан, который находится посередине Пушкинской площади, взгромоздился там на возвышении, Яшин искал добровольцев для организации перекрытия Тверской улицы. Лишь позже он присоединился к импровизированному «майдану». Навальный тоже залез в фонтан далеко не сразу. Он, очевидно, колебался — стоит ли ему участвовать в такого рода акции. В фонтан залезли также другие лидеры и активисты «Левого фронта» — Илья Пономарев, Алексей Сахнин.

Около 22:00 начались задержания. ОМОН действовал довольно жестко. Людей хватали, валили на снег, волочили по земле. Всего были задержаны около 250 человек, считая Удальцова, Навального и Яшина. Активистов развезли по разным отделениям полиции для составления протоколов. Той же ночью всех отпустили.

Жесткое противостояние с полицией было единственным новым элементом в протестной эпопее с декабря. Но к нему пока было готово лишь незначительное меньшинство протестующих. С другой стороны, это меньшинство завладело инициативой и громко заявило о себе.

Следующая акция протеста была запланирована на субботу, 10 марта. Мэрия согласовала ее на Новом Арбате. Оппозиционеры рассчитывали, что численность митинга будет, как минимум, не меньше, чем на трех крупнейших зимних акциях. Относительно невысокая явка на Пушкинскую объяснялась тем, что многие активисты устали от работы на выборах, и что 5 марта было рабочим днем. Но и в субботний день публики собралось не намного больше. Хотя некоторые из организаторов, например, Сергей Пархоменко, обещали участникам «креатив». Говорилось, что митинг будет «особым» и «тематическим». В реальности все свелось к тому, что большинство выступавших были наблюдателями, победителями муниципальных выборов и вообще малоизвестными людьми. Хотя, очевидно, доля активистов на трибуне резко выросла. Это сказалось и на содержании выступлений. Например, Елена Ткач выступила с призывом переориентировать движение на решение социальных задач.

Полиция насчитала 10000 участников. Организаторы говорили о 25–30 тысячах. По сравнению с митингами 10 и 24 декабря и шествием 4 февраля численность в любом случае снизилась. Многие участники были разочарованы.

Во время акции на Новом Арбате впервые произошел акт раскола. Часть националистов, явившихся на митинг общей колонной, посередине мероприятия демонстративно удалилась. Лидер ушедших, Дмитрий Демушкин, заявил, что увел своих сторонников с санкционированного митинга, когда окончательно понял то, что «либералы слили протест»[102]http://www.forbes.ru/news/79952-miting-oppozitsii-na-novom-arbate-sobral-10-tysyach-chelovek
. В остальном митинг завершился без происшествий.

Выступая с трибуны, Сергей Удальцов призвал готовиться к следующей акции оппозиции в начале мая, в канун инаугурации Владимира Путина. Тогда, по его словам, ситуацию можно будет переломить в пользу оппозиции, если она сумеет мобилизовать на улицы миллион сторонников. Удальцов предложил назвать будущую грандиозную акцию «маршем миллионов». Для подготовки этого шествия он призвал активистов собираться каждые выходные на Пушкинской площади на «народный оргкомитет». После завершения митинга он вместе со сторонниками сделал попытку пешком отправиться на Пушкинскую. Но по дороге остановился, чтобы выступить перед окружившими его активистами и журналистами. Когда Удальцов забрался на стоявшую на улице тумбу, чтобы его было лучше слышно, он был задержан сотрудниками полиции и доставлен в отделение внутренних дел. Другие лидеры мирно разъехались по домам. В отличие от них, Удальцов демонстрировал готовность к тому, чтобы перевести противостояние с властью на более конфронтационный уровень. С этого момента вокруг него начинает консолидироваться наиболее радикальная часть активистов протестного движения.

После 10 марта на протяжении почти двух месяцев больших акций оппозиция не проводила. Интенсивность политических интриг и закулисных переговоров, насколько можно было судить, резко снизилась. Оппозиционные кандидаты в президенты, на которых существенная часть протестующих возлагала надежды, признали свое поражение и практически исчезли из публичного пространства. Их лояльность Кремлю оттолкнула от них многих сторонников.

Медийное сопровождение протестного движения сократилось. С одной стороны, просто не происходило таких крупных митингов и демонстраций как зимой и, соответственно, не было аналогичных информационных поводов. С другой стороны, поскольку выборы миновали, у многих возникло ощущение, что протестная кампания ушла в прошлое вместе с большим электоральным циклом. Поэтому даже пул оппозиционных СМИ стал посвящать теме протестного движения гораздо меньше материалов. В СМИ стали настойчиво говорить о том, что протест пошел на спад. Снижение численности митингов оппозиции, ставшее заметным в начале марта, казалось, подтверждает этот тезис.

Первыми версию о начале спада озвучили прокремлевские эксперты. В опубликованном позднее докладе Фонда развития гражданского общества под управлением бывшего главы Управления внутренней политики администрации президента Константина Костина утверждалось, что «Спад протестной активности начался в марте», благодаря «стабилизации ситуации после выборов, преодолению кризиса легитимности и доверия к власти», реформе политической системы и другим факторам. По мнению авторов доклада, свою роль в спаде протестных настроений сыграло то, что тема выборов устарела, а большинство протестующих надеется на позитивные перемены и не хочет «новой революции»

Финансируемый властями Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) опубликовал в конце марта результаты исследования, согласно которым протестные настроения в Москве и других регионах падают. По данным опроса получалось, что сократился процент недовольных, и у россиян существенно снизилась готовность к активным формам протеста. Гендиректор ВЦИОМа Валерий Федоров объяснил изменение настроений тем, что «потенциальный повод» для митингов оказался исчерпан. «Организаторы митингов на своих знаменах написали „За честные выборы“, и на эту повестку власть отреагировала установкой веб-камер и привлечением наблюдателей, — заявил он. — Вторая причина — в отличие от невнятного результата „Единой России“, результат Владимира Путина не подвергается сомнению, а его победа не вызывает удивления и отторжения у большинства». По словам господина Федорова, сами митинги к марту «превратились в рутину». Это исследование широко обсуждалось в СМИ.

Социальные сети заполнились едкими комментариями относительно анонсированного Сергеем Удальцовым «Марша миллионов». Гго называли «маршем миллиардов» и всеми другими способами высмеивали эту акцию, казалось бы, обреченную на провал. Известный блоггер и прокремлевский политолог Павел Данилин давал комментарии в этом же духе: «Удальцов сам по себе не способен вывести на улицы больше двухсот человек. А остальные, те, кто присоединится к нему — Яшин и прочие, каждый со своими сторонниками — не смогут набрать достаточного числа людей. Оппозиционная протестная волна давно спала, и благодарить за это нужно убедительную победу Владимира Путина»

Даже в оппозиционных движениях мнение о том, что протестное движение находится при смерти, имела достаточно много сторонников. Например, по этому поводу спорили активисты «Российского социалистического движения» в рассылке своей организации. В частности, один из ее участников писал: «А вот участие в марше миллионов московской организации факт сомнительной необходимости. Мы уже много говорили, что движение стухло, и нате, поддерживаем гниющий труп». Некоторые его поддерживали: «шабаши с КПРФ или же с либералами обычно равноценно убоги». Другие решительно спорили, настаивая, что участие в демократическом движении необходимо организации, если она не хочет оказаться в полной изоляции от масс. Эта позиция была связана с верой в потенциал демократического протестного движения: «Во-первых, если марш станет „более-менее массовым мероприятием “, в котором мы кстати участвуем, мы не можем говорить его участникам, что он лишен всякого смысла. В том, что они вышли на улицы (а так поступит завтра наиболее активная ирадикалъно настроенная часть протестного движения), есть смысл и мы этот выходрешителъно поддерживаем» .

Среди опрошенных нами активистов разных гражданских движений не менее половины признались, что в марте-апреле тоже испытывали ощущение, что движение пошло на спад, и будущая акция оппозиции будет менее массовой. Впрочем, немало было и тех, кто не разделял господствующего настроения, хотя и знали о его существовании.

По свидетельству Сергея Удальцова, с марта многие деятели, прежде активно боровшиеся за влияние в протестном движении, самоустранились от него. На Оргкомитет, который еще совсем недавно был закрытой кулуарной группой, вместо Сергея Пархоменко, Бориса Акунина, Леонида Парфенова и других «звезд» стали приходить простые активисты, такие как Кармен Эрнандес, Алиса Образцова, Леонид Развозжаев, Алексей Сахнин и другие. В той или иной мере в работе продолжали участвовать Борис Немцов и Алексей Навальный, однако их активность также снизилась.

Кармен Эрнандес рассказывает: «Я стала ходить на Оргкомитет где-то с весны, когда загнулось СОТВ. Там познакомилась лично с Удалъцовым. Он меня и сманил в Левый фронт». Похожая ситуация, кстати, была описана в целом ряде интервью. Например, Екатерина М., бывшая сторонница Михаила Прохорова и участница движения «Белая лента», рассказывала о том, как она неожиданно для самой себя попала в «Левый фронт» как раз тогда, когда СМИ стали говорить о спаде протеста: «Я пришла в Левый фронт прямо с Пушкинской площади (5 марта там был митинг оппозиции,). Просто за Сергеем было невозможно не пойти».

Эти свидетельства говорят о том, что в весенние месяцы 2012 г. шли два встречных процесса: от протестного движения отходили лидеры и часть актива, ориентированные на компромиссы с действующим истеблишментом, но в то же время началась стремительная консолидация радикально настроенных активистов. Оказавшись без опеки Оргкомитета, который до этого определял направление движения протестной кампании, они стали искать пути выражения своей гражданской позиции сами.

Некоторые движения испытали прилив свежих активистских сил. В очень большой степени это коснулось, например, «Левого фронта». В январе — апреле в этой организации практиковались еженедельные встречи с новичками, активистами, которые хотели присоединиться к движению. На каждом из них присутствовало от 10–15 до 30–40 новичков. По воспоминаниям активистов Российского социалистического движения Изабель Магкоевой и Ильи Будрайтскиса, в их организации тоже наблюдалсяприток новых товарищей, хотя и не такой мощный. У них настоящий подъем начался после майских событий. А другой активист РСД в интервью рассказывал, что приток в организацию начался еще зимой («Достаточно серьезным был проспект Сахарова, на мой взгляд, мы тогда сделали свой воркшоп, поставили палатки отдельные, организовали свое пространство, сделали живой микрофон, распространили огромнейшее количество литературы… какое-то количество людей пришло в РСД»).

В националистических и либеральных движениях приток активистов, по словам наших респондентов, весной не вырос, но и не сошел на нет.

Продолжались процессы самоорганизации и за пределами политизированных движений. Например, в Москве каждые выходные на Пушкинской площади проходили «народные оргкомитеты» предстоящего «марша миллионов». Никаких заявок на эти мероприятия не подавалось, но явка была довольно высокой. Например, 17 марта на площадь пришли около полутора тысяч человек. Из лидеров на нем присутствовали Сергей Удальцов, который стал главным героем мероприятия, Борис Немцов и Дмитрий Еудков [107]http://leitfront.ru/48E5438F90F59/4F651B37193B0.html
. На последующих аналогичных встречах людей было меньше, но все же собирались по несколько сотен человек.

Еражданская активность больше не была ограничена инициативой публичных лидеров. Например, 18 марта состоялась стихийная акция протеста против правительственного телеканала НТВ, продемонстрировавшего 15 марта в своем эфире фильм «Анатомия протеста», направленный на дискредитацию оппозиции, ее лидеров и активистов. Несмотря на отсутствие согласования с властями, в акции приняли участие около 500 человек. Возмущенные граждане кричали НТВшникам «Позор» и «Хватит врать»[108]http://leftfront.ru/48E5438F90F59/4F662D6D9BB69.html
. Примечательно, что теперь уже «лидерам движения», таким как Сергей Удальцов, Дмитрий Гудков и Борис Немцов, приходилось бегать за стихийными скоплениями протестующих активистов. В противном случае они рисковали остаться «за бортом».

Если зимой большинство гражданских движений и активистов были сосредоточены на участии в больших митингах в рамках кампании «За честные выборы», то после мартовских митингов активность разбилась на множество «ручейков». Такой переход от политических кампаний к конструктивной работе был в свое время характерен и для периода Перестройки.

В начале марта стартовало громкое дело трех участниц «панк-молебна» в храме Христа Спасителя из феминистской группы «Pussy Riot». Сама акция прошла 21 февраля. Участницы зашли на солею храма и стали выкрикивать слова «Богородица, Путина прогони» и танцевать. Сначала активисток просто вывели из церкви, но 26 февраля девушек объявили в розыск, а 3 марта были арестованы Мария Алехина и Надежда Толоконникова. 16 марта к ним присоединили Екатерину Самуцевич. После ареста девушек началась общественная кампания в их защиту. Международная правозащитная организация «Amnesty Internationale» признала арестованных узницами совести. Гражданские активисты устраивали пикеты и митинги, а также несогласованные акции протеста, проводили благотворительные концерты в поддержку арестованных. Дело приобрело невиданный общественный резонанс.

Яркие всплески гражданской активности были связаны и с социальными проблемами. Одной из самых успешных и массовых кампаний стала борьба с уничтожением городского леса в подмосковном городе Жуковский. Там, в соответствии с решением городских властей, 21 марта началась вырубка соснового бора, примыкавшего к Центральному Аэрогидродинамическому институту (ЦАГИ, Цаговский лес). Вырубка осуществлялась в рамках реализации крайне спорного проекта строительства новой дороги. Эта проблема взволновала жителей города, абсолютное большинство которых (согласно опросам общественного мнения) выступало против вырубки леса и проекта строительства.

Уже в конце марта в Жуковском прошли первые акции протеста. 7 апреля в городе состоялся массовый митинг, в котором участвовали до 2000 человек (на город со 100-тысячным населением). Его организаторами выступили местные активисты. Среди них большую роль играли журналистка Наталья Знаменская и антифашист Алексей Гаскаров, в прошлом арестант по делу о нападении на администрацию г. Химки в 2010 г.

В митинге приняли участие многие активисты из Москвы, Химок и других городов. Поддержали протестующих Евгения Чирикова от имени движения в защиту Химкинского леса, Алексей Сахнин из «Левого фронта», депутаты от «Справедливой России» и КПРФ. Из Москвы приехали и несколько десятков антифашистов, для которых Еаскаров был неформальным лидером. В конце митинга протестующие прошли на место вырубки и основали там лагерь защитников леса. Ежедневно в нем бывали от 20–30 до 100–150 активистов.

Акции в защиту леса проходили почти каждую неделю. Кампания получила большой резонанс в московских и федеральных СМИ. При этом, по мере вовлечения в кампанию против уничтожения Цаговского леса радикального крыла активистов протестного движения, настроение митингующих эволюционировало в сторону более жесткого противостояния властям. 21 апреля от 200 до 300 активистов, среди которых было много сторонников анархистов и «Левого фронта», приехавших из Москвы, устроили беспорядки: сломали забор, который огораживал территорию вырубки, снесли колючую проволоку и перекрыли дорогу.

Сотрудники частного охранного предприятия «Витязь», охранявшие стройку, напали на активистов и спровоцировали массовую драку. После этого городская полиция задержала несколько десятков активистов — как жуковчан, так и приезжих.

Показательно, что когда некоторые задержанные объявили голодовку и потребовали обеспечить им медицинский осмотр, врачи городской больницы не стали скрывать своей симпатии к защитникам леса. В свидетельстве об осмотре активистов они написали: «К содержанию в изоляторе не пригоден». Полицейские вынуждены были отпустить задержанных.

Экологические и социальные кампании проходили и в других городах Подмосковья. С февраля в Лыткарино жители и активисты из Москвы и других городов защищали от застройки, санкционированной местными властями, «Французскую горку» — мемориальный курган, в котором были захоронены французские солдаты, погибшие во время войны 1812 г.. В Балашихе защищали от вырубки березовую рощу. В Воскресенске активисты участвовали в наблюдении за выборами главы города. Все эти кампании способствовали укреплению связей между активистами, привлекали к движению новых участников, озабоченных социальными проблемами.

Социальные протесты происходили и в самой Москве. Здесь развернулась кампания против строительства вопреки желанию жителей новых церквей и свечных заводов близ жилых домов, в парках и скверах.

Продолжались акции протеста среди общежитий московских предприятий (завод «Салют», Трехгорная мануфактура), т. к. сотрудников выселяли из их квартир новые владельцы предприятий. В конце апреля собственник попытался выселить людей из нескольких общежитий Трехгорки. Но жители, поддержанные левыми активистами из «Революционной рабочей партии», «альтернативного» горкома КПРФ, «Левого фронта», «Российского социалистического движения» и анархистами, ворвались к префекту административного округа, в котором располагались общежития, и заставили его дать гарантии, что жителей выселять не будут. В апреле-июне акции движения общежитий и левых активистов против произвола собственников бывших заводских общежитий продолжались постоянно. В Выхино в апреле прошли акции протеста жителей против точечной застройки, в которых приняли участие активисты «Левого фронта» во главе с Сергеем Удальцовым.

Предпринимались попытки аккумулировать социальный протест и в дополненном виде включить его в общегражданскую кампанию. Об этом, в частности, говорилось, на конференции Московского Совета социальных движений, прошедшей в Москве 2 апреля. В работе Конференции приняли участие более 150 человек — независимые муниципальные депутаты (избранные 4 марта 2012 года), представители различных инициативных групп (Южное Бутово, Пушкинская площадь, поселок «Речник», район Черемушки, Таганка, Арбат, Северное Измайлово и другие), движения «Однодольщики», «Белая лента», «Жилищная солидарность», Комитета защиты прав граждан (КЗПГ), Движения в защиту Химкинского леса, Федерации автовладельцев России, Совета рабочих Москвы, а также политических организаций. Итогом Конференции стало принятие решения о том, что основной целью на 2012 год является формирование на основе Московского Совета гражданской альтернативы нелегитимной, коррумпированной и антидемократической власти.

Другой попыткой создать координационную структуру московских активистов стал Гражданский форум, подготовленный участниками Гражданского Совета, некоторыми активистами «Белой ленты» и правозащитниками во главе с Львом Пономаревым. Он несколько раз переносился и состоялся только 2 июня, но работа по его подготовке началась в апреле 2012 г.

Московские активисты начали на практике осуществлять «экспорт революции» в провинцию. Впрочем, там они сталкивались с местными активистскими сообществами, с их спецификой. В марте-апреле было несколько громких региональных кампаний, напрямую связанных с массовым протестным движением.

В марте-апреле 2012 г. состоялись выборы мэра Ярославля. Выборы прошли в два тура. Главными соперниками стали кандидат власти Яков Якушев и самовыдвиженец Евгений Урлашов, поддержанный во втором туре всеми оппозиционными силами. В Ярославле партия власти получила на парламентских выборах один из самых низких результатов, в городе были сильны протестные настроения. Урлашов сделал на это ставку, проведя свою кампанию под лозунгами «Верну город людям!», «Власть должна быть открытой!», «Против жуликов и воров!», близких или идентичных лозунгам кампании «За честные выборы». Это привлекло к нему симпатии и поддержку не только ярославцев. В город приехали сотни волонтеров, прошедших подготовку на семинарах ассоциации «Голос» и в движении «Гражданин Наблюдатель». Среди них были активисты «Солидарности», «Сопротивления», завсегдатаи «Мастерской протеста» и участники Гражданского Совета. Впрочем, часть наблюдателей-волонтеров приехала из других городов — Твери, Рязани, Смоленска. В результате в городе оказались «закрыты» все до единого участки для голосования. Многие попытки вбросов бюллетеней и фальсификации итогов голосования были пресечены волонтерами-наблюдателями. Евгений Урлашов победил с огромным отрывом и 11 апреля официально стал мэром Ярославля.

В апреле началась кампания по выборам мэра другого крупного города, Омска. В городе возник проект «Гражданин мэр», в рамках которого 13–16 апреля 2012 г. состоялись праймериз. В них приняли участие 10 общественных активистов, общественных деятелей и предпринимателей. Лидером стал известный блогер, участник протестных митингов в Москве, Илья Варламов. Всего в ходе праймериз было подано более 4700 голосов . Хотя впоследствии Варламов отказался от ведения кампании, и выборы в июне (на фоне очень низкой явки избирателей) выиграл представитель «Единой России», опыт «Гражданина мэра» оказался в центре внимания тысяч активистов по всей стране. Дебаты о его значении и о причинах поражения велись многие месяцы и привлекали внимание общественности.

Но самую большую роль в истории протеста сыграли акции, последовавшие за выборами мэра Астрахани в марте 2012 г. Досрочные выборы были назначены в связи с прекращением полномочий Сергея Боженова, назначенного губернатором соседней Волгоградской области. Выборы главы города состоялись 4 марта 2012 года одновременно с выборами Президента России, в связи с чем процесс подсчета голосов записывался на видеокамеры, установленные в помещения для голосования. По официальным результатам подсчета голосов избирателей было объявлено о том, что представитель партии «Единая Россия» Михаил Столяров получил около 60 процентов голосов и избран на должность мэра, а представитель партии «Справедливая Россия» Олег Шейн получил около 30 процентов голосов.

Олег Шейн не признал результаты выборов и заявил о многочисленных нарушениях при подсчете голосов, зафиксированных наблюдателями. Кроме того, Шейн отметил, что на большинстве участков, оборудованных комплексами обработки избирательных бюллетеней (КОИБ), он опередил Столярова. Его победу подтверждали также и данные экзит-поллов. Для того чтобы добиться отмены результатов выборов, Шейну следовало обратиться в суд и доказать нарушения более чем на 51 избирательном участке, однако, по его мнению, обращение в суд не имело перспективы без записей с видеокамер. Результаты предыдущих выборов в 2009 году, в которых Шейн тоже принимал участие, были, по его мнению, также сфальсифицированы, однако обращение в суд не привело к результату. Помимо фальсификации результатов выборов Шейн заявлял о высокой криминализированности города и должностных лиц городской администрации.

16 марта бывший кандидат на пост мэра Олег Шейн и группа его сторонников объявили бессрочную голодовку с требованием о проведении повторных выборов. Еолодовка продлилась более месяца, до 24 апреля. Хотя она и не принесла желаемого результата — выборы отменены не были — она стала осью довольно мощной и резонансной кампании общественного протеста. Акции солидарности проводились активистами протестного движения по всей стране. В Москве на пикеты солидарности к представительству Астраханской области собирались по нескольку сотен человек. В самой Астрахани прошла серия митингов и демонстраций протеста, достаточно массовых для полумиллионного города.

Еолодовка Олега Шейна и местных активистов (на протяжении месяца голодали около 20 человек, еще 10, включая Сергея Удальцова, присоединились к голодовке дистанционно, в Москве), а также акции протеста получили огромный резонанс в СМИ. Астраханцев поддержали лидеры московских митингов: Алексей Навальный, Илья Пономарев, Дмитрий Еудков, Сергей Удальцов. Многие из них лично приезжали в Астрахань. Но самое удивительное, что голодовка и акции протеста сопровождались в Астрахани забастовкой водителей маршрутных такси и автобусов. Олег Шейн на протяжении многих лет был одним из самых активных участников рабочего движения, выступал представителем и одним из лидеров независимых профсоюзов. Забастовка стала новым элементом в истории протестного движения, обозначив одну из его вершин.

«Московский десант», в ходе которого в Астрахань прибыли сотни активистов во главе со знаменитыми оппозиционерами, накалил ситуацию в городе до предела. «В городе оживление. Постоянно прибывают новые делегации. Поскольку билетов на самолет и поезд нет уже давно, многие, скоординировавшись через интернет, арендуют газели в складчину и едут в Астрахань. Вновь прибывшие оперативно определяются на ночлег и тут же включаются в работу. Медийные лица (К. Собчак и др.) едут по вузам приглашать молодежь на завтрашний митинг. Испуганное руководство не нашло ничего лучшего как… запереть студентов в корпусах, тем самым обозлив их до крайности», — описывал обстановку в Астрахани корреспондент ИКД. Пик движения пришелся на 14 апреля, когда на улицы Астрахани вышли более 5000 протестующих.

Один из наших респондентов вспоминал про свою поездку в Астрахань:

«В Астрахани это было колоссально, наш московский десант, подготовка мероприятия, агитация по городу, организация лагеря, — это было первым опытом, который дал результаты общения с людьми. Забастовка маршруточников, попытки им что-то посоветовать. Полученный опыт дал возможность оценить, что я делал и что я могу. Кампания по доставке людей в Астрахань… когда Астрахань остро нуждалась в людях, которые имеют опыт активистской деятельности.»

Хотя взрыв недовольства в Астрахани был вызван фальсификацией выборов, как это было и в Москве, ситуация в городе сильно отличалась не только от «средней по стране», но и от столичной. Специфической особенностью стало мощное участие социальных движений — профсоюзов, жилищных активистов, жителей общежитий, работников рынка и т. д. Их участие показало, что потенциал протестного движения в масштабах страны может на порядок вырасти, если в него включатся социальщики. «То, что сейчас там происходит, воплощает в жизнь мои прошлые надежды — наконец-то прорвалась на авансцену публичного пространства реальная — низовая, трудящаяся, не гламурная Россия, но борющаяся несмотря ни на что. Россия, восставшая против беспредела и унижения, — писала социолог и аналитик Карин Клеман, — в Астрахани влились в одно движение несколько потоков гражданских, политических и социальных движений, соединились борьба за социальную справедливость и борьба за свободу, за честные выборы. Таким образом, в Астрахани рождается реальный шанс осуществить прорыв в сторону глубоких преобразований социальных отношений в обществе» .

Заслуживает внимания и еще одна кампания, развернувшаяся весной 2012 г. и повлиявшая на информационное поле в стране и эволюцию гражданских движений. Это кампания против создания «базы НАТО» в Ульяновске. В феврале российское правительство договорилось со своими партнерами в НАТО о создании в Ульяновске перевалочного пункта для транзита гражданского и военного имущества натовских войск из Афганистана. Оппозиционеры и общественники обвинили власти в сдаче национальных интересов России. Пикантность ситуации была в том, что правительственная пропаганда намекала, да и прямо обвиняла оппозицию в «работе на Вашингтон». Теперь обвиняемый и обвинитель поменялись местами.

Хотя правительство, вице-премьер Дмитрий Рогозин и лично Владимир Путин категорически отрицали, что перевалочный пункт в Ульяновске является военной базой НАТО, скандал предотвратить не удалось[119]http://naganoff.livejournal.com/52053.html; http://kprf.ru/international/104313.html
. Более того, он перерос в общественную кампанию протеста. Ее спецификой было то, что локомотивом кампании стала системная оппозиция, в первую очередь, КПРФ. Партия организовала ряд акций протеста в самом Ульяновске, в Пензе, в Москве и других городах. Но в акциях участвовали и активисты других движений. В частности, на крупный митинг протеста в Ульяновске был приглашен Сергей Удальцов.

21 апреля Удальцов прибыл в Ульяновск и принял участие в массовом митинге, на котором он призвал жителей Ульяновска приехать в Москву на «Марш миллионов», поскольку только так можно было, по его словам, переломить ситуацию в стране.

В ходе этой акции Удальцов стал жертвой провокации. Активистка проправительственной молодежной организации, Анна Позднякова, преследовала его, задавая провокационные вопросы. В какой-то момент она вскрикнула, а впоследствии заявила в полицию, что Удальцов ее ударил. Несмотря на появившееся в сети видео, на котором было видно как «пострадавшая» радостно рассказывает своим друзьям о случившемся, и на массу свидетельств в пользу Удальцова, он был задержан, и в отношении него было заведено уголовное дело. Впоследствии он будет признан виновным и приговорен сначала к общественным работам, а потом и к крупному штрафу. Эта история стала дополнительным фактором в процессе формирования того общественного климата, который вылился в события мая 2012 г. в Москве.

Если зимой 2011–2012 гг. протестное движение было сконцентрировано на крупных массовых акциях в Москве (и, в меньшей степени, в регионах), то после президентских выборов оно децентрализовалось, распалось на множество самостоятельных потоков. Появившаяся автономия способствовала росту самоорганизации активистов. А отсутствие диалога с властью и разочарование в системных оппозиционных политиках подхлестнули радикализацию настроений. Дополнительным фактором стало то, что умеренные политики и медийные звезды во многом сами дистанцировались от протестного движения. Снижение медиа-сопровождения и отсутствие массовых акций наряду с соответствующей пропагандой официальных СМИ создавали ощущение спада протеста. Но основная масса активистов никуда не делась. Люди участвовали в самых разных гражданских и социальных инициативах, вступали в существующие или создавали новые движения. Активистские сообщества (а не публичные политики и медиа-звезды) превратились в главный мотор общественных кампаний, а их общее настроение сильно сдвинулось в сторону радикализма и нонконформизма по отношению к власти. На этой почве резко вырос авторитет и влияние тех сил и лидеров, которые в массовом сознании ассоциировались именно с радикальным крылом протестного движения. Особенно ярко это выразилось в росте популярности Сергея Удальцова, наиболее медийного из радикальных активистов и лидеров. Соприкосновение московских активистов с местными движениями в провинции принесло свои плоды. На майские акции оппозиции в Москве приедут тысячи активистов из регионов.

За два весенних месяца из протестного движения ушли наиболее умеренные и пассивные — те, кто связывал свои надежды с политиками вроде Михаила Прохорова или Григория Явлинского. Но на их место пришли те, кто сталкивался с работой возникших активистских сетей. Мобилизация через медиа постепенно уступала место мобилизации через общегражданские акции. Вместе с тем наметился разрыв между радикализировавшимся активистским ядром движения и его более нейтральной периферией.

 

6 мая и Оккупай Абай

1 мая в Москве и других городах прошли традиционные демонстрации, приуроченные ко Дню труда. Наряду с массовыми демонстрациями, организованными официальными профсоюзами и партией власти, состоялись акции левых сил. Сюрпризом стало шествие, организованное движениями и партиями, входящими в Форум левых сил. Из года в год «несистемные» левые собирали лишь несколько сотен участников. Но на этот раз на Цветном бульваре собрались от 2 до 3 тысяч активистов. Это свидетельствовало о подъеме в левом сегменте гражданского общества, но реальные масштабы роста оценить было трудно.

К началу месяца стало известно, что церемония инаугурации президента пройдет в Кремле 7 мая. Соответственно, оппозиционеры определились с датой предстоящей акции протеста: 6 мая. Ближе к этому числу Оргкомитет протестных акций стал собираться более или менее регулярно. Но он утратил былую закрытость. Теперь на его заседания, проходившие в офисе движения «Солидарность», стало приходить больше активистов. Зато часть деятелей, активно участвовавших в движении зимой, таких как Сергей Пархоменко, Борис Акунии, Леонид Парфенов и другие, в работе участвовать перестали.

Заявка на массовое шествие протеста была подана в мэрию 23 апреля. Заявители (их состав опять претерпел небольшие изменения: теперь документ подписали Сергей Удальцов, Сергей Давидис и Надежда Митишкина из «Солидарности», Игорь Бакиров из «Белой ленты» и Елена Лукьянова из КПРФ) просили разрешить им шествие от Триумфальной до Манежной площади. В заявке значилось приблизительное число участников — 10 тысяч человек (впоследствии цифра сократилась до 5 тысяч). Отчасти такая небольшая численность была продиктована попыткой облегчить мэрии согласование акции. Но в гораздо большей степени она отражала расчеты организаторов. Большинство из них были уверены: добиться прежних показателей явки на протестные акции не удастся. Этот пессимизм опирался и на данные о регистрации пользователей в мобилизационной группе в Facebook. К 6 мая в нее вступили чуть больше 8000 человек[121]http://www.facebook.com/events/351086588262714/
.

Московские власти долго не давали никакого ответа. Потом, наконец, отказали в проведении шествия по назначенному маршруту и предложили организаторам на выбор несколько маршрутов на периферии столицы, заведомо для них неприемлемых. Начались долгие переговоры. В итоге, за три дня до акции, в нарушение закона, мэрия так и не утвердила оппозиции маршрут.

В этих условиях в Оргкомитете начались споры о том, какую тактику следует выбрать. Левые (Сергей Удальцов, Алексей Сахнин, Леонид Развозжаев) настаивали на том, чтобы продолжать переговоры о согласовании любого приемлемого маршрута. Борис Немцов, Еарри Каспаров и Алексей Навальный считали, что следует воспользоваться неуступчивостью мэрии и отказаться от согласования. В таком случае акция должна была пройти в несогласованном формате. Полиция наверняка бы разогнала ее в самом начале. Но это бы сняло с организаторов ответственность за казавшийся очень вероятным провал мобилизации. Была достигнута договоренность, что, если ответа от властей по маршруту не будет до 12:00, 3 мая представители Оргкомитета сделают заявление для прессы о том, что они снимают с себя ответственность за последствия и призовут сторонников выходить на несогласованный митинг.

Мэрия продолжала тянуть время, уже напрямую нарушая этим закон. В этих условиях, опасаясь, что союзники выполнят свою угрозу, Сергей Удальцов заявил журналистам, что получил от представителей мэрии «добро». Хотя руководитель департамента региональной безопасности Москвы Алексей Майоров пытался осторожно опровергнуть слова Удальцова, демарша со стороны Оргкомитета удалось избежать. Власти не стали признаваться в том, что нарушили установленные законом сроки и, в конце концов, разрешили оппозиции провести шествие по Якиманке с митингом на Болотной площади (точь в точь, как 4 февраля).

Однако после этого споры в Оргкомитете возобновились. Левые предложили призвать граждан остаться на Болотной после митинга и не уходить домой, во всяком случае, не уходить добровольно. Предполагалось, что в случае успеха это может перерасти в «майдан», т. е. в формат протестов, похожий на тот, который практиковали украинские оппозиционеры в 2004 г. Но с этим согласились далеко не все.

Параллельно в интернете и на многочисленных оффлайновых площадках велись аналогичные дискуссии. Немало было радикалов, которые считали предложенный Оргкомитетом вариант протестной тактики неудачным. Сторонники «Другой России» и некоторые другие активисты агитировали за то, чтобы без санкционирования выходить на Манежную или Лубянскую площади — ближе к Кремлю. Эту тактику открыто пропагандировал Эдуард Лимонов: «Мы ни на какую Болотную не пойдем. Это было бы предательством наших собственных принципов… Это самый бездарный кусок территории, где можно проводить протестные акции. Это остров, он изолирован от всего… Пусть они обанкротятся в глазах людей», — пожелал он организаторам. Похожую (хотя и менее агрессивную) позицию занял и координатор проекта «Росагит» Вадим Коровин. Он пообещал разбить на Манежной площади палаточный городок. «А я, пожалуй, 6 мая прогуляюсь в 19:00 на Манежку или на Площадь Революции (выберем туда, куда проще будет дойти). Я никого за собой не зову. Нет больше вождей. Каждый сам для себя должен решить, куда и с кем ему идти», — написал Коровин в своем ЖЖ. Наоборот, умеренная часть активистов обсуждала проведение 7 мая флеш-моба «Белый город» (по образцу февральского «Белого круга»), который должен был заключаться во «встрече» кортежа президента по дороге на инаугурацию соответствующей символикой, свистками и т. п. знаками недоверия.

Как бы то ни было, 6 мая основная часть протестующих все-таки пришла на Калужскую площадь, откуда начиналось согласованное с властями шествие. Активисты стали приходить на место сбора за час до формального начала мероприятия. Около выхода из метро Октябрьская их встречали члены движения «Наши», раздававшие листовки с предложением помочь уйти на пенсию Удальцову и Навальному. К 16:00 народу скопилось от 10 до 20 тысяч человек. Но люди все прибывали. Слева по ходу движения стояла колонна левых сил. К ней присоединялось все больше людей.

За рамками металлоискателей выстроились очереди. Люди, уже прошедшие контроль, вынуждены были то и дело проходить вперед, чтобы освободить место новым участникам. Среди протестующих на этот раз было беспрецедентно много людей из регионов. Отдельные колонны образовали активисты из Петербурга, Астрахани, Жуковского. Поднятые над головой самодельные плакаты свидетельствовали о присутствии активистов из Мурманска, Нижнего Новгорода, Омска, Самары, Барнаула, даже из Петропавловска-Камчатского.

Среди организаторов левой колонны началась эйфория. Напряжение последних дней, мрачные предчувствия и пессимистические прогнозы сменились ощущением громадного успеха. С задних рядов звонили товарищи и сообщали: людской поток не прекращается. В половине пятого собрались (по оценкам помощника депутата Ильи Пономарева Данилы Линделе, симпатизирующего протесту, не менее 50000 человек). Было решено отложить начало шествия, чтобы дать собраться всем желающим.

Многие участники демонстрации тронулись вперед, не дожидаясь начала движения колонн. Именно они впоследствии успели дойти до Болотной площади и занять ее. Когда колонны левых, либералов, националистов и экологов тронулись, стало ясно, что на этот раз на улице доминируют красные цвета. Не менее половины пришедших присоединились к колонне левых сил. Это сделали и большинство социальных активистов — от «Инициативной группы МГУ» до движения соинвесторов и обманутых дольщиков. Слева также шла колонна защитников группы «Pussy Riot» Журналисты отмечали, что среди скандируемых собравшимися кричалок, преобладают откровенно левацкие: «Вперед, вперед, вперед, рабочий класс!».

Триумф левых сил (вокруг которых организовалось большинство наиболее радикально настроенных гражданских активистов) серьезно напугал многих политиков либеральных взглядов. В частности, Владимир Милов, лидер «Демократического выбора», опубликовал в середине мая статью, в которой писал, что «События б мая показали, что зимний конгломерат разных сил, сошедшихся в „оргкомитете протестных действий“, предсказуемо заканчивается выдавливанием ярких, но менее организованных сил более организованными, и нетто-победителем ситуации, очевидно, выглядят Сергей Удальцов и люди из „Левого фронта “». Оппозиция, «которая марширует против Путина, теперь уже преимущественно под красными флагами», отпугивала Милова сильнее, чем власть во главе с Владимиром Путиным, который (несмотря на все свои недостатки) все же планирует «приватизировать все компании несыръевого сектора до 2016 года, обещает уже в июне принять закон о ратификации вступления России в ВТО, оказывает помощь НАТО в операции против радикальных исламистов в Афганистане» . Аналогичные выводы делала и Валерия Новодворская: «Только-только правая интеллигенция типа Бориса Акунина, Ксении Собчак и Леонида Парфенова стала отклеиваться от красно-коричневых товарищей по цеху, а Саша Подрабинек не сотрудничать с „не нашими “ — как Путин снова всех склеил и стал создавать Новое Братство Кольца… Путин ведет к власти левых так точно и эффективно, как будто он на зарплате у Коминтерна. Где здесь Левый фронт, где Правый? Кто увешал всю Москву красными флагами с серпами и молотками? Ведь не Удальцов же, у него таких возможностей еще нет. Значит, Путин и Собянин…» О красной угрозе написал и публицист Александр Подрабинек.

Но явное полевение протеста стало не единственным и не главным итогом шествия 6 мая. Настоящая сенсация ждала в конце. Когда демонстранты подошли к Болотной площади, уже заполненной народом, они увидели тройную цепь полиции, ОМОНа и внутренних войск, перекрывших дорогу на Малый каменный мост и большую часть периметра самой площади. «Это они нас так боятся?» — переговаривались в толпе. Проблема заключалась в том, что в нарушение договоренностей, достигнутых заявителями акции и мэрией, власти оставили открытым лишь узкий вход на площадь по Болотной набережной. В отличие от шествия 4 февраля второй вход слева от сквера был оцеплен ОМОНом и закрыт для митингующих. Таким образом, власти в нарушение закона перекрыли часть согласованного маршрута. Толпа оказалась перед «бутылочным горлышком». Возникла опасность давки. Во всяком случае, об этом позже заявляли организаторы шествия.

Навальный, Немцов, Яшин, Удальцов, Чирикова и некоторые другие публичные лидеры, шедшие во главе колонн, стали призывать своих сторонников сесть на асфальт, не заходя на площадь. Это стало реакцией на действия полиции и властей. В первых рядах нарастало раздражение. Данила Линдэле написал в Twitter, что слышал, как стоящие перед оцеплением активисты обсуждали прорыв полицейского оцепления. По толпе распространялись слухи. Одни говорили, что вот-вот начнутся задержания. Другие боялись давки. Третьи были недовольны решением лидеров объявить сидение на асфальте. Несколько десятков активистов скандировали сидящим: «Вставай! Вставай!». Но большинство подхватывали другие лозунги: «Мы не уйдем! Мы не уйдем!» Напряжение нарастало. Согласия и определенности не было и в помине.

Сергей Удальцов обратился к журналистам: «Мы не уйдем отсюда, пока не получим прямой эфир на телевидении». Он потребовал от властей также отменить инаугурацию и начать переговоры с оппозицией. Присутствовавшие журналисты отметили активизацию провокаторов. «Группа провокаторов — две группы по 15–20 человек — от метро Третьяковская двинулась в сторону Болотной. По дороге спросили у билъд-редактора „Новой“: близко ли колонна левых и сколько их? Дойдя до колонны ЛГБТ, провокаторы закрыли лица и пытались отнять флаги у активистов гей-движения. Не получилось. Тогда стали кричать: „Русские, вперед!“ и провоцировать драку», — писал корреспондент «Новой газеты».

Часть людей с Болотной площади вернулись на проезжую часть перед кинотеатром «Ударник». Перед полицейским оцеплением народу стало так много, что трудно было дышать. И в этот момент (около 18:00) начался прорыв оцепления.

Толпа в несколько сотен человек после нескольких неудачных попыток прорвала первую цепь полиции и оказалась в «кармане» между двумя рядами полицейских и ограждениями, препятствовавшими входу на площадь. В ответ начались задержания. «ОМОН начал проводить задержания. Оттаскивают всех, кто стоял на проезжей части у кинотеатра „Ударник “. Полиция ведет себя беспрецедентно жестоко. Людей прессуют, скручивают и вытесняют с моста. ОМОНовцы вклиниваются в толпу и выборочно, по одному, проводят задержания», — стенографировал журналист «Новой». В ответ в полицию полетели камни, куски асфальта, бутылки и дымовые шашки.

До сих пор ведутся споры о том, какова была механика беспорядков. Полиция и впоследствии Следственный Комитет утверждали, что прорыв и столкновения с силами правопорядка были изначально организованы и координировались организаторами акций. В самой активистской среде преобладали версии о том, что столкновения были начаты либо провокаторами, внедренными в толпу, либо небольшой частью оказавшихся в давке людей в ответ на действия полиции. Дискутируется и вопрос о том, в какой степени сами активисты несут ответственность за начавшееся насилие.

Активист Данила Линделе провел собственное расследование, установив целый ряд лиц, состоящих в пропутинских молодежных движениях, принявших участие в беспорядках 6 мая. Некоторые журналисты и активисты указывали на то, что первые акты насилия были совершены не участниками протеста, а внедренными провокаторами, которых полиция почему-то не задерживала. Вместе с тем часть реальных активистов оппозиции, видимо, действительно включилась в силовое противодействие полиции. Впрочем, в нервной обстановке иногда было трудно отделить зерна от плевел и понять, кто — провокатор, а кто — излишне возбужденный сторонник «прямого действия». Один из наших респондентов рассказывает: «Когда все сидели на асфальте, полиция начала слегка наступать на нас, поддавливать. К первым рядам, где я находилась, подошла группа людей в балаклавах. Они явно были организованы. Я слышала, как один из них говорит своему товарищу „Начинаем!“. Они стали кричать на сидевших, что „успеете посидеть дома“, и стали их поднимать за руки. Другие из этой группы стали толкать людей на полицию с криками „Вперед, на Кремль!“. С этого началась вся движуха». Кем бы ни были эти люди, скоро среди дерущихся с полицией оказались анархисты, участники разных левых движений, националисты и много просто гражданских активистов.

Когда столкновения и задержания стали масштабными, Сергей Удальцов, Алексей Навальный и Борис Немцов отправились на Болотную площадь. Многие активисты отправились за ними. Удальцов вышел на трибуну и успел сказать в два мегафона, которые он держал в руках: «Мы начинаем бессрочную акцию протеста. Согласны? Мы отсюда не уйдем, пока не освободят наших товарищей. Пока не будет отменена инаугурация. И пока нам не дадут эфир на центральных телеканалах. Согласны?» — «Да!», — отвечала толпа. В этот момент на сцену поднялись полицейские, и Удальцов был задержан. Немцова тоже схватили — на вышке для телеоператора, с которой он пытался выступить перед толпой. Алексею Навальному выступить не дали. Его жестоко задержали прямо на ступеньках сцены: «Одной ступеньки не хватило. Чуть руку не сломали, пока вели. На видео будет очень смешно видно, как я ору», — написал он в Твиттере из автозака.

Насилие продолжалось несколько часов. Его уровень и размах выросли. Сотрудники ОМОНа действовали жестко. Участников демонстрации стали избивать. Это вызвало взрыв возмущения. Теперь, когда полицейские врезались в толпу, чтобы кого-то задержать, им нередко оказывали отпор. Среди полицейских появились избитые. В Водоотводном канале плавали омоновские шлемы. Но силы были неравны. ОМОН отступал, перестраивал ряды, получал подкрепления и с новыми силами врезался в толпу. Полиция применяла спецсредства в том числе и к тем, кто никакого насилия к сотрудникам органов правопорядка не применял. Были случаи, когда люди теряли сознание от побоев. Число задержанных измерялось уже сотнями. В ход пошел слезоточивый газ (правда, полиция потом утверждала, что применили его сами митингующие).

В восьмом часу на Болотной активисты попытались установить пронесенные туда палатки. ОМОН разогнал их и поломал палатки. Некоторые активисты пытались сооружать баррикады из туалетных кабинок. Но к 21:00 сопротивление было подавлено. Более 600 человек были задержаны. Несколько сотен человек получили травмы разной степени тяжести.

Как минимум, 6 человек были госпитализированы. Локальные вспышки протеста — и задержания — происходили до середины ночи в разных местах города. Сотни активистов отправились к отделениям полиции по всей Москве встречать своих задержанных товарищей. Власти сохранили контроль за столицей, но обстановка накалилась до предела.

В результате столкновений 6 мая стало ясно, что «ничего не кончилось». Слишком большим шоком оказался опыт прямого столкновения с полицией для тысяч людей. Слишком бросались в глаза произвол и жестокость властей.

На следующий день утром тысячи москвичей и активистов из провинции отправились поучаствовать в акции «Белый город», чтобы продемонстрировать едущему на инаугурацию Владимиру Путину свое отношение к его режиму. Но мало кому удалось даже увидеть кортеж. Город был блокирован силами полиции и внутренних войск. ОМОН вытеснял всех прохожих с тротуаров улиц, по которым проезжал кортеж избранного президента. Вместе с активистами страдали простые прохожие и местные жители.

Даже на кадрах, снятых для государственного телевидения, бросается в глаза, что кортеж президента следует по абсолютно, неестественно пустым улицам. Город словно вымер. В это время в переулках, ведущих к улицам, по которым ехал Путин, цепи полиции едва сдерживали возмущенных активистов, выкрикивавших антиправительственные лозунги. Мертвенная тишина, сопровождавшая кортеж Путина, своей оборотной стороной имела рев возмущенных толп и крики очередных задержанных.

В Кремле уже началась церемония инаугурации, а тысячи активистов оппозиции и примкнувшие к ним граждане не собирались расходиться по домам. Накопившаяся энергия протеста требовала выхода наружу. В Москве начались стихийные «гуляния» протеста. Люди скапливались то здесь, то там по несколько сотен или тысяч человек. Координация происходила через Твиттер, Фейсбук и от активиста к активисту.

Задержания снова приобрели массовый характер. На Никитском бульваре было задержано, по данным полиции, 120 человек. Гще несколько десятков были арестованы на углу Тверской и Охотного ряда. Задержания происходили на Пушкинской площади, в арбатских переулках, на Цветном бульваре и на Чистых прудах. Полицейские входили в кафе и закусочные, и начинали допрашивать посетителей — что они здесь делают в это время? ОМОН ворвался в кафе «Жан Жак» и стал задерживать оппозиционных лидеров (Борис Немцов), журналистов (Лев Рубинштейн, Владимир Корсунский), рядовых активистов и просто посетителей заведения. Это прославило кафе, его посещаемость в следующие месяцы выросла на 15–20 % . Некоторые активисты оказывались в полиции, выходили оттуда через несколько часов и вновь отправлялись протестовать. И снова попадались. Страх перед полицией был преодолен.

Число «гуляющих» не падало. Поздним вечером 7 мая многие протестующие собрались на Китай-городе возле памятника героям Плевны. Их было около тысячи. У них были гитары, пенки, картонки, примусы, термосы и другие атрибуты «Майдана». На Китай-город приехали Алексей Навальный и Сергей Удальцов. В три часа ночи собравшихся разогнали с помощью поливальных машин со словами «вы мешаете проезду поливальной машины» и ОМОНа.

Однако протестующие не разошлись, а колонной двинулись к Чистым прудам. По дороге они звали своих знакомых и просто граждан присоединиться к ним. В Твиттере появились хэштеги «#ЧистыеПруды» и «#Китайгород». В какой-то момент люди подошли к памятнику Абая Кунанбаева на Чистопрудном бульваре. Но и оттуда активистов разогнали. До утра они кочевали по Москве: Цветной бульвар, Арбат, Кудринская площадь, Патриаршие пруды. На Патриарших вновь арестовали Удальцова и Навального. Когда они вышли из отделения, большинство протестующих вновь собрались на Чистых прудах. «Нас с Удальцовым выпустили, едем на #чистыепруды к памятнику непонятному казаху», — написал Навальный в Твиттере.

Чистопрудный бульвар идеально подходил для продолжения «гуляний». Активистка РСД Изабель Магкоева вспоминала: «Там был концерт ветеранов, а от памятника героям Плевны людей быстро выдавили. Мне показалось, что на Чистых прудах, где гуляют старики и дети, нас никто не тронет» . Кочевка кончилась. Возле памятника Абаю Кунанбаеву 7 мая возник стихийный лагерь протеста, а хэштег ЮккупайАбай взлетел на первую строчку по популярности в русскоязычном сегменте социальной сети twitter.com.

Действительно, целых восемь дней активистов по большому счету никто не трогал. Власти постарались лишь изолировать лидеров — Навальный и Удальцов 9 мая были арестованы на 15 суток. Но это лишь прибавило им популярности. Мобилизация от нейтрализации «вождей» не снизилась.

В мае 2012 г. гражданское общество в России существовало на Чистопрудном бульваре Москвы и вокруг него. ОккупайАбай стал площадкой, на которой подводились итоги эволюции предшествующего периода, и создавалось новое качество гражданского движения.

Даже опытных активистов поразил уровень самоорганизации, достигнутой в лагере ОккупайАбай. Уже в первый день участники организовали там сбор денег, ими был создан информационный центр, который аккумулировал и распространял информацию о протестных акциях, судьбе задержанных, а также обо всем, что происходило в самом лагере. На собранные средства были арендованы туалеты. Активисты организовали кухню, которая готовила и бесплатно раздавала еду и чай. В лагере работал бесплатный wi-fi. Порядок поддерживала созданная его участниками дружина. Очень скоро начала развиваться культурная жизнь лагеря: каждый день проходило 5-10 и более семинаров, выступали барды и музыканты, был поставлен спектакль Театра. док. Лекции на ОккупайАбай читали: историк Ярослав Леонтьев, профсоюзный активист Андрей Демидов, политолог Станислав Белковский, создатель книжного магазина «Фаланстер» Борис Куприянов, заслуженный учитель России Тамара Эйдельман, философ Борис Гройс и другие. 11 мая вышел первый номер периодического бюллетеня «ОккупайАбай», в интернете были созданы сообщества в Живом Журнале, в Facebook, Vkontakte и т. д..

Вечерами в лагере и вокруг него ежедневно собирались от 1500–2000 до 5000 человек. Ночью оставались несколько десятков активистов, которые спали на пенках в спальниках. Уезжавшие домой возвращались с едой, книгами, газетами. Некоторые приглашали к себе в гости иногородних активистов — помыться и отдохнуть от борьбы.

В лагере царила атмосфера доброжелательности и всеобщего единства. Многим казалось, что у памятника казахскому поэту образовалась новая страна, так не похожая на скучные будни путинской России. Один из участников лагеря написал в своем Живом Журнале: «я хочу рассказать, как встречал праздник Девятого Мая за границей Эрефии. Чтобы попасть в это государство не нужно делать себе загранпаспорт, потому что здесь нет удостоверений личности, а есть живые и добрые человеческие лица. Сюда не надо получать визу, надо лишь чуть-чуть смелости, что бы выйти за флажки и оказаться в кругу друзей. Все просто, Чистые пруды — чистые лица и белые ленты! Никаких других документов тут не требуется, потому что привычной армии чиновников здесь нет. Они здесь просто не нужны. Эта страна появилась накануне Дня Победы и надеюсь, не исчезнет никогда. Она будет менять местоположение и размеры, но в сердцах ее граждан не исчезнет никогда. В нее легко войти, но иногда очень трудно выйти потому, что ее всегда окружает целая армия. Это армия — ОМОН, армия другой страны, страны, которая очень боится граждан с белыми лентами и поэтому готова отправить в заключение любого из обитателей республики Чистые пруды» .

По воспоминаниям участников, любая информация, возможность подискутировать или послушать аргументы оппонентов оказывалась более чем востребованной. Люди с удовольствием включались в семинары, покупали газеты и литературу, делали пожертвования и обменивались контактами. Менее опытные участники гражданского движения открывали для себя много нового:

«На том же Оккупае, на Абае, подходит человек в пиджаке солидном, дорогом, кидает тебе пожертвование на газету „Социалист “ 5 тысяч и нагребает целую кипу литературы, все, что есть, со словами: „Б**, вот это левые!“ — и уходит. Потом приходит и говорит: „Классно! Я не знал, что есть левые, а не КПРФ “.»

Жизнь лагеря регулировалась на общем собрании его участников — Ассамблее. Инициаторами ассамблеи стали левые активисты — Артем Темиров, Максим Санников, Изабель Магкоева, Марина Попова и другие. Их вдохновляли образцы всемирного движения Occupy. Ассамблея представляла собой общее собрание, на котором с отчетами и предложениями выступали представители рабочих групп. Их доклады обсуждались — высказаться мог любой желающий. По ним принимались решения. Когда людей собиралось слишком много, использовалась технология «живого микрофона», когда стоящие вокруг оратора повторяют вслух сказанное им, чтобы слышали задние ряды.

Изабель Магкоева вспоминала, как рождалась первая Ассамблея:

«Когда начиналась ассамблея, я была совершенно одна, меня никто не поддерживал. В принципе, это я придумала. Ну, не придумала, запрос-то висел в воздухе, но я знала, что есть такой инструмент, и, может быть, он сработает. И когда на меня начали набрасываться Яшины и Митюшкины, мне было очень плохо и одиноко, товарищей рядом не было. Все через травмы».

В целом, Ассамблея довольно успешно справлялась с организационной работой. Именно ее рабочими группами в лагере собирались деньги (хотя был эпизод, когда некоторая сумма пропала), проводились культурные и дискуссионные мероприятия, издавалась агитационная продукция, функционировала кухня, wi-fi, отряд самообороны, информационный центр и т. д. Делались попытки принимать на Ассамблее и решения по тактике и стратегии протеста: как реагировать, если полиция приступит к разгону лагеря? Какие требования выдвигать? Планировать ли дополнительные акции протеста за пределами лагеря? Следует ли запретить/допускать в лагере националистическую риторику?

Вообще, особую роль в лагере играли активисты левых организаций и шире — люди левых взглядов. Многие из них были ориентированы на культ разных форм самоорганизации и самоуправления. Леваки были носителями международного опыта, в том числе опыта кампаний Occupy Wall Street и других аналогичных кампаний во всем мире, многие из них участвовали в европейских и мировых социальных форумах, и были знакомы с теорией и практикой разных форм политического участия.

Помимо собственно Ассамблеи, левые активисты создали Информационный центр (преимущественно анархисты, некоторые активисты Российского социалистического движения и Комитета за рабочий интернационал); активисты «Левого фронта» создали группу самообороны, из которой выросла дружина лагеря; кухню создали близкие к анархистам активисты из волонтерского проекта «Food Not Bombs» и левофронтовцы. В издательской и агитационной работе, в организации и проведении семинаров были люди самых разных взглядов, но левых среди них было непропорционально много. Они делали семинары про рабочее движение и независимые профсоюзы, про современное искусство и марксистскую философию, про западные антибуржуазные массовые движения и т. д. Сам формат самоорганизующегося демократического движения оказался оптимальным для подъема левых движений. Их активисты чувствовали себя как рыба в воде.

Не забывали активисты и про агитацию более узкого «партийного типа». Члены «Левого фронта» собрали несколько тысяч подписей под открытым письмом Сергею Удальцову с просьбой прекратить вновь объявленную им в тюрьме сухую голодовку. Также они сделали стенды, рассказывающие про других политических заключенных организации, про свою работу в социальных движениях. В лагере распространялись листовки с призывом вступать в «Левый фронт».

Не менее, а может и более активную агитацию и вербовку вели другие левые. Активисты Комитета за Рабочий Интернационал раздали громадные тиражи своих листовок и газет. Члены их организации приходили с «партийной» символикой. Российское социалистическое движение также распространяло свои материалы, но упор делало на пропаганду через «нейтральные» издания, выходящие не под шапкой их организации. Например, один из лидеров РСД, Илья Будрайтскис, фактически организовал выпуск бюллетеня лагеря.

Левые организации пытались координировать свои действия между собой. Были выпущены и распространялись в лагере две листовки, подписанные большинством активных групп и движений.

Эта агитация не прошла бесследно. Большинство левых организаций ощутило сильный приток новых активистов. Да и настроение в протестном движении в целом сильно изменилось. Сдвиг влево на ОккупайАбай бросался в глаза. Заметила его и Изабель Магкоева: «Сейчас это люди, которые не были левыми до Оккупая, но они стремительно полевели», — резюмировала она свои наблюдения в интервью, собранном в ходе данного исследования.

Из других политических групп столь активной и всесторонней работы в лагере больше никто не проводил. Хотя отдельные семинары были организованы активистами «Солидарности». В последние дни существования лагеря некие иногородние люди очень странного и неопрятного вида, утверждавшие, что они представляют националистические организации (в основном, этнополитическое движение «Русские») взяли на себя охрану лагеря, повязав повязки дружинников (что вызывало многочисленные протесты со стороны других активистов). Но в целом, преобладание левых сил оставалось вне сомнения.

Чем это можно объяснить? С одной стороны, невооруженным взглядом был виден сдвиг влево всего протестного движения. С другой стороны, левые в отличие от своих политических оппонентов в собственной теоретической традиции обнаружили образцы, позволившие им гораздо больше повлиять на жизнь лагеря и его обитателей, чем более именитым людям из либерального лагеря. Вот, например, показательные слова одного из наших респондентов (активист РСД):

«Я был одним из инициаторов создания инфоцентра. Если бы не было инфоцентра, я считаю, то не было бы и Абая. Потому что была каша с лекциями. Старые представления… Это еще было сминских событий, минского майдана, когда люди ночью оборонялись в лагере, днем отсыпались, туда просто приходили студенты и тусовались, просто стояли на месте, кричалки кричали. Здесь же понимание ситуации, что это неправильно, что у лагеря должна быть жизнь, а не просто прийти пожрать и организовать вывоз туалетов, — Яшин это делал и очень гордился, — а организовать внутреннюю жизнь лагеря. И этим занимался инфоцентр… А далее — творческая часть людей приходили, видели расписание, спрашивали, а можно ли прочитать лекцию. Так вот это все работало, и в итоге превратилось в свой генератор, стол с компьютерами, расписанием, распланированным на недели вперед, лекторов, выступлений, организацию реального досуга и жизни лагеря».

Известный историк и журналист Григорий Ревзин, человек либеральных взглядов, стал свидетелем и отчасти участником кампании «ОккупайАбай» в мае 2012 г. Он обобщил свои наблюдения и размышления в большой статье в «Коммерсанте». При всей ее публицистичности, она основана на «полевых исследованиях» и фиксирует серьезнейший поворот в политической эволюции современного гражданского общества: мощный сдвиг настроений и ценностей влево. Причем речь идет именно об активной части общества и о доминирующих, по мнению Г. Ревзина, тенденциях.

Анализируя «Оккупай», либеральный журналист пишет с глубоким сожалением:

«И вот тут для меня какая-то загадка. Советская интеллигенция, в общем-то, смогла воспроизвестись с какой-то обескураживающей полнотой, со всеми своими достоинствами и недостаточками — кроме одного качества. Мы не смогли сохранить правые взгляды. А ведь это были настолько правые взгляды, что их можно было бы не обсуждать, они были просто интуитивно правые, и отвратительность любой левизны была так же очевидна, как необходимость уступать пожилому человеку место в метро. Это был просто признак порядочного человека. От этого ничего не осталось. Люди классических либеральных убеждений, люди, признающие не только право человека на равенство, но и право на первенство, не то чтобы перевелись, но фактически превратились в начетчиков, повторяющих прописные истины, которые никто не слушает, да и им самим, кажется, противно это произносить — что есть право на богатство, на хорошее образование для детей, на платную медицину, на качественные машины, — потому что если мы этих прав не признаем, то люди не хотят зарабатывать деньги, а образование, медицина и автопром перестают развиваться вовсе. Все люди с живым мышлением стали левыми».

Фактически, говоря об интеллигенции, Г. Ревзин имеет в виду гражданское общество, активистскую среду. Он, конечно, преувеличивает и драматизирует. Но в главном он все же прав. В момент наивысшего подъема гражданского движения очевидным стал громадный поворот общества к левым ценностям, а активистских сообществ, и к левым организационным моделям.

Чувствуя, что общественный подъем возобновился, но уже вне их контроля, активизировались и «звезды». 13 мая лагерь активистов у памятника Абаю Кунанбаеву стал финальной точкой «Контрольной прогулки» — акции, организованной московскими писателями и представителями интеллигенции. От 10 до 20 тысяч москвичей присоединились к Дмитрию Быкову, Людмиле Улицкой, Борису Акунину, Льву Рубинштейну, Андрею Макаревичу и другим мастерам пера. Если в лагере ОккупайАбай принимали участие, преимущественно, наиболее вовлеченные активисты, ядро гражданских движений (просто их число в Москве выросло за прошедшие месяцы в разы), то «гулять» вышли рядовые участники протестных акций.

Прогулка писателей не согласовывалась с московскими властями. Наоборот, было объявлено, что ее главная цель, установить «можно ли все-таки москвичам свободно гулять по собственному городу или нужно получать какой-то специальный пропуск?». Спикер Мосгордумы Владимир Платонов из «Единой России» накануне акции призывал москвичей не участвовать в ней, во избежание «массовых беспорядков с неопределенными последствиями для всех». Но писатели и их читатели не вняли советам народного избранника, и пошли гулять по московским бульварам. Люди шли сплошным потоком по проезжей части Бульварного кольца, и полиция не препятствовала им.

Финальным пунктом прогулки был, разумеется, памятник Абаю. Здесь был организован сбор денег на нужды лагеря, активисты раздавали желающим агитационные и информационные материалы лагеря и представленных в нем организаций. Люди делились друг с другом мнениями о дальнейшем развитии протестного движения, дискутировали, обменивались контактами. Было очевидно, что лагерь превратился в неформальный, но абсолютно реальный штаб протестного движения. Причем на этот раз в нем заседала не узкая группа политиков, а сотни и даже тысячи активистов демократического протеста.

Еще 11 мая пресс-секретарь нового президента Владимира Путина Дмитрий Песков в интервью журналисту Олегу Кашину заявил, что лагерь активистов у памятника Абаю Кунанбаеву незаконен, и должен быть ликвидирован полицией. Песков в этот момент превратился в крайне одиозного для протестующих персонажа. Депутат Илья Пономарев предал гласности свой частный разговор с пресс-секретарем президента, в котором тот заявил, что за сопротивление полиции «печень митингующих должна быть размазана по асфальту». Поэтому на его воинственные обещания не обратили особого внимания. Но 14 мая жители одного из домов по Чистопрудному бульвару подали в суд коллективный иск с требованием разогнать шумный и несанкционированный лагерь, который «мешает им жить». До этого обитатели лагеря несколько раз общались с местными жителями и обнаружили среди них немало сторонников лагеря. Но иск его противников был удовлетворен. Суд принял решение разогнать активистов.

15 мая на Ассамблее обсуждался план действий. Было решено не подчиняться решению суда самим и оставаться у памятника до того момента, пока полиция не начнет силовой разгон лагеря. После чего уступить силе. Однако на всякий случай часть лагерного реквизита была эвакуирована и потом долго хранилась в помещениях «Солидарности» и «Левого фронта». Ранним утром 16 мая ОМОН разогнал активистов. Чистопрудный бульвар был оцеплен полицией, в течение нескольких дней туда никого не пускали (включая жителей окрестных домов, даже тех, кто был недоволен гайд-парком под своими окнами). Власти заявили, что активисты вытоптали газоны на бульваре и повредили деревья, нанеся городу ущерб на миллион рублей.

Впрочем, история московского «Оккупая» на этом не закончилась. Разогнанные с Чистых прудов активисты днем того же дня собрались на Кудринской площади. Там полиция с самого начала вела себя намного агрессивнее. Попытки установить баннеры, информационные стенды, организовать выставку, кухню, сбор пожертвований и т. д. безжалостно пресекались. Некоторых активистов задерживали. Вечером произошла попытка разгона акции. Впрочем, активистам удалось удержать площадь за собой до 19 мая, когда новый лагерь был вновь разогнан.

На Кудринской площади продолжала действовать Ассамблея, но появилась небольшая группа активистов, которые не просто не участвовали в ее работе, но демонстративно отказывались подчиняться общим решениям и вели активную пропаганду против Ассамблеи как института. Среди них была группа националистов и несколько активистов «Стратегии-31».

Дело в том, что левые активисты, преобладавшие среди организаторов Ассамблеи (среди активных деятелей Организационной группы Ассамблеи можно назвать Изабель Магкоеву, Артема Темирова, Максима Санникова, Аслана Мамедова, Женю Отто, Веру Ройтер, Алексея Сахнина и др.) время от времени проводили через Ассамблею решения, направленные против националистов. Это касалось, например, запрета на пропаганду ксенофобии в лагере. Но еще больше противоречий вызывала денежная политика левацкого ядра Ассамблеи. Националисты, вошедшие в состав дружины лагеря и постепенно выдавившие оттуда большинство других активистов, требовали выдавать дружинникам деньги из кассы. Это требование мотивировалось тем, что большинство из них — не москвичи и им нужно время от времени снимать комнаты, чтобы отдохнуть и помыться. Орггруппа Ассамблеи и ее бюджетный комитет отказывались оплачивать «труд» правых активистов, утверждая, что все в лагере делается на волонтерских основаниях.

В условиях полицейского прессинга лагерь существовал в экстремальных условиях, и противоречия привели к появлению трещины в рядах активистов. Когда после разгона лагеря на Кудринской площади активисты вновь собрались на Старом Арбате около памятника Окуджаве, раскол усилился.

Общее число участников лагеря сократилось. Культурная программа, семинары и дискуссии были свернуты из-за постоянной угрозы разгона. Многие не выдержали жизни наперегонки с полицией. В общем, в уменьшившемся численно лагере обе фракции — правые охранники и сторонники Ассамблеи — оказались сопоставимы. Сторонники Ассамблеи требовали найти такое место, где будут возможны прежние практики — семинары, дискуссии Ассамблеи — даже если для этого потребуется отказаться от круглосуточного формата существования лагеря. Их оппоненты говорили, что все это — ерунда и развлечение, главное мужественно стоять на одном месте. Этого, де, власти и боятся. В результате лагерь распался. На Арбате, где возможности проводить постоянные мероприятия не было, остались лишь националисты и те активисты, которые разделяли предложенную ими тактику. Зрелище получилось довольно мрачное: несколько десятков неблагополучных, не выспавшихся и не очень дружащих с гигиеной людей сидели на земле или прогуливались возле памятника Окуджаве. Они сливались с традиционными завсегдатаями Арбата — представителями молодежных субкультур. Сторонники Ассамблеи еще какое-то время продолжали встречаться и даже проводили «малые Ассамблеи» (на большие явно не хватало народу) на Чистых прудах и в других местах столицы. Но к началу июня движение фактически сошло на нет.

24 мая Удальцов и Навальный вышли из спецприемника, где они отбывали свои 15 суток. Их встречали восторженные толпы активистов. Каждый из них еще успел побывать на пепелище активистского лагеря, который в это время базировался на Арбате (Ассамблея проходила на Чистых прудах). Но особого впечатления лагерь уже не производил. Хотя они успели столкнуться с интересным феноменом, получившим за короткую историю столичных оккупаев определенное развитие: с движением против «лидеров».

Фобия по поводу того, что любые медийные лидеры, публичные персоны, депутаты и вообще те, кого на активистском сленге называли «ВИПами», узурпируют протест и станут использовать его в своих интересах, получила среди обитателей лагеря довольно большое распространение. Ее носителями были, в первую очередь, анархисты (для политической культуры которых крайний эгалитаризм вообще характерен) и часть левых активистов из других групп.

Неприятие лидерского типа организации движения было осознанной позицией для многих из организаторов Ассамблей:

«Я думаю, этот опыт прямой демократии был для нас очень важен. И, думаю, я сыграла большую роль в том, что у нас появились ассамблеи и так далее. Это была настоящая политизация людей. Что было до этого? До этого власть нас довела до такой ситуации, что мы могли протестовать только своим телом, только присутствуя где-то в каком-то месте, без политической агенды, без лозунгов, без акций, просто телом. И люди даже не решали, где это тело должно находиться, потому что за них решали какие-нибудь Маши Бароновы. А тут люди вдруг поняли, что они хотятрешатъ сами, что они хотят построить какое-то микросообщество, в котором тоже хотят что-то решать сами».

Однако порой борьба с угрозой «вождизма» приобретала гротескные формы. Взрывы недовольства случались, когда кто-то из медийных персонажей давал интервью или выступал в СМИ от лица активистов. Однажды под удар гнева попал депутат Дмитрий Гудков. На одной из Ассамблей его уполномочили вести переговоры с полицией об освобождении очередных задержанных и об условиях прекращения арестов. О своих переговорах Гудков рассказал журналистам. Но кто-то распустил слух, что Гудков назвал себя лидером и чуть ли не комендантом лагеря (как выяснилось позже, это не соответствовало действительности). Несколько сот человек окружили Гудкова с криками «уходи!» и другими гораздо менее литературными претензиями. Депутат вступил в полемику. Ситуация накалилась. Выйти из нее без потерь удалось только благодаря вмешательству людей из организационной группы Ассамблеи.

Впрочем, нельзя не признать, что цели и задачи большинства активистов, с одной стороны, и многих из тех политиков, которые поддерживали протест, с другой, — действительно расходились. Например, тот же Дмитрий Гудков изложил свое видение задач оппозиции в опубликованной в «Ведомостях» статье «Чего хотят революционеры». В ней он вместе со своими соавторами описал оптимальную, на его взгляд, стратегию. «Оппозиции придется сделать так, — писал Гудков и его коллеги, — чтобы ее требования начали восприниматься элитой как заманчивые предложения».

Для этого авторы предлагали отказаться от обсуждения социальных и экономических проблем, которые лишь раскололи бы оппозицию. Кроме того, по их мнению, следовало дать правящей элите убедительные гарантии личной безопасности и неприкосновенности ее собственности. «Сегодня крупные собственники консолидированы вокруг режима во многом потому, что опасаются пост революционного передела собственности и массовых расследований сомнительных экономических практик предшествовавшего периода. Значительная часть бюрократии высшего и среднего звена, которая, может быть, внутренне готова поддержать политические изменения, также поддерживает режим из опасения масштабных антикоррупционных расследований. Если снять подобные опасения, многие из этих людей смогут открыто поддержать оппозицию или, по крайней мере, саботировать выполнение неправомочных указаний в случае развития политического кризиса», — писали они и делали вывод: «В связи с этим ради бескровной эволюционной трансформации политической системы оппозиция должна открыто признать необходимость широкого набора недемократических гарантий действующей элите».

Гудков и его коллеги понимали, что «осуществление подобной амнистии будет весьма непопулярно, особенно в кругах радикальной оппозиции». Поэтому в своей статье, адресованной тем самым представителям элиты, про которых и шла речь, они прямо писали: «Представляется, что общественный договор о новых правилах политической жизни должен достигаться между умеренными представителями власти и умеренными представителями оппозиции». Среди прочего в статье вновь называлось имя Алексей Кудрина как идеального посредника в переговорах между сторонами[149]http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/283140/chego_hotyat_revolyucionery
.

Для контраста приведем цитату из одного из наших интервью с активистами Оккупай Абая, в котором речь шла о возможности сотрудничества гражданских движений с властью: «На Оккупае для меня было неожиданно, что и люди сами не хотят сотрудничать. Я ожидала, что люди захотят что-то требовать законными методами, договариваться тайно. А они вообще шли в отказ». Эта цитата вполне релевантна тем настроениям, которые господствовали в майских лагерях оппозиции и в активистских сообществах вообще в том виде, в котором они оказались зафиксированы в собранной нами базе интервью и в других доступных источниках.

Стихийное недоверие активистов к публичным политикам и «ВИПам» возникло не на пустом месте.

Демонстрация 6 мая, столкновения и последовавшая за ними эпопея «оккупаев» стали высшей точкой в истории протестного движения 2011–2012 гг. Это был момент наибольшего подъема гражданских инициатив, который продемонстрировал очень большой потенциал самоорганизации гражданского общества и выявил тенденции его политической и организационной эволюции. Однако реализоваться этот потенциал не успел: полицейское давление на активистов вернуло инициативу в руки политиков, выступавших как на стороне власти, так и бывших ее умеренными оппонентами.

 

«За нашу и вашу свободу»: репрессии и реакция активистов

27 мая прямо на улице была арестована левая активистка, анархистка Александра Духанина. Ей предъявили обвинения в сопротивлении полиции в ходе событий 6 мая. По версии следствия она являлась участником беспорядков и бросала куски асфальта в бойцов ОМОН, которые прибыли на место для урегулирования конфликта. Через несколько дней суд выбрал для нее меру пресечения — домашний арест.

На следующий день, 28 мая, были задержаны и 30 мая арестованы судом другие участники «Марша миллионов»: Андрей Барабанов и Максим Лузянин. В первой декаде июня к ним присоединились активисты Степан Зимин, Михаил Косенко, Ярослав Белоусов, Денис Луцкевич, Владимир Акименков, Федор Бахов, Александр Каменский, Рихард Соболев, Артем Савелов. Из них двое были националистами (Рихард Соболев и Ярослав Белоусов), двое левыми активистами (Степан Зимин, Владимир Акименков), Олег Архипенков был сторонником «Другой России». Позже будут арестованы другие участники Марша миллионов (Леонид Ковязин, Сергей Кривов и левые активисты Николай Кавказский и Алексей Полихович). Аресты продолжались целый год, и к концу апреля 2013 г. по делу проходили уже 28 обвиняемых.

В то же время власть демонстрировала, что никаких мер в отношении ОМОНовцев, применявших явно непропорциональное насилие против протестующих, применено не будет. Наоборот, 31 мая московское правительство заявило, что оно выделит полицейским и омоновцам, участвовавшим в разгоне шествия 6 мая, квартиры в столице. Трудно было неправильно понять этот жест.

В сфере большой парламентской политики тоже появилась новая интрига, связанная с массовым протестным движением. Уже 11 мая депутат от фракции «Единая Россия» Александр Сидякин предложил принять поправки в закон о митингах и демонстрациях, в соответствии с которыми штрафы за любые нарушения в ходе массовых акций должны были быть увеличены в сотни и даже тысячи раз — до 1,5 млн рублей. С необычайной оперативностью эти поправки были приняты в первом и (с некоторыми изменениями) во втором чтениях. Несмотря на протесты парламентской оппозиции, правозащитников и даже советника президента по правам человека, принятие нового одиозного закона было запланировано на начало июня — перед очередным «Маршем миллионов» 12 июня. Тогда фракция «Справедливая Россия» объявила о проведении «итальянской забастовки», направленной на саботаж обсуждения законопроекта (поскольку у ЕР было парламентское большинство, оппозиция просто не могла провалить ее законопроект). 5 июня, когда законопроект был принят голосами партии власти, справедливороссы и коммунисты попробовали сорвать его окончательное утверждение сотнями мелких, порой абсурдных поправок (например, штрафы предлагалось исчислять исходя из среднерыночной стоимости полицейской каски). Всего они вынесли на отдельное обсуждение 359 поправок. Но депутаты от «Единой России» наловчились отвергать поправки буквально за 10 секунд и таким образом отвергли все предложения оппозиции. Елубокой ночью законопроект был все-таки принят. На следующий день его проштамповал Совет Федерации, а 8 июня закон был подписан Путиным и вступил в силу. В знак протеста против принятия закона из президентского Совета по правам человека вышли девять общественных деятелей и правозащитников.

Появились данные о том, что следственные органы оказывают давление на арестованных активистов, принуждая их давать показания против публичных лидеров протестного движения — Сергея Удальцова и Алексея Навального. Например, адвокат Артема Савелова, Фарид Муртазин, заявил, что его подзащитного принуждали дать показания, что 6 мая он выполнял распоряжения Навального, аналогичное заявление сделал и адвокат Дениса Луцкевича, Сергей Леонов. Становилось ясно, что готовится громкий политический процесс против активистов и лидеров протестного движения.

11 июня, накануне согласованного с властями очередного марша протеста, были проведены обыски у тех, кого власти сочли лидерами оппозиции. Ранним утром следователи и ОМОН наведались в гости к Алексею Навальному, Сергею Удальцову, Борису Немцову, Илье Яшину и Ксении Собчак, Алексею Сахнину, Марии Бароновой, Михаилу Маглову. Все жертвы обысков проходили свидетелями по делу 6 мая, но следствие подозревало их в организации беспорядков. Им всем выдали повестки о необходимости на следующий день явиться в Следственный комитет для дачи показаний. Обыски у оппозиционных активистов взволновали общество и стали темой номер один в СМИ накануне нового «Марша миллионов» 12 июня.

Вектор поведения власти определился вполне. Она пошла по пути силового давления на активистов протестного движения, репрессий и ужесточения законодательства.

Активистские сообщества отреагировали на репрессивную кампанию сразу. Уже в день задержания Александры Духаниной на Петровке, 38 (куда ее привезли) собрались 150–200 активистов, требовавших освободить ее. Эта акция получила название «ОккупайМУР». Впоследствии она повторялась неоднократно. Проводились и другие аналогичные акции.

Постоянный характер приобрела кампания «ОккупайСК», в ходе которой сотни гражданских активистов регулярно приходили к зданию Следственного комитета, чтобы выражать свой протест против политических репрессий и антимитингового законодательства. В российских регионах в мае-июне прошли сотни небольших акций солидарности с политзаключенными. Некоторые из этих акций проводились в форме художественных перфомансов и получали большой общественный резонанс. Например, нижегородские активисты «Левого фронта» 21 июня провели акцию, которая заключалась в подаче заявки на массовую акцию «Шествие в магазин за батоном». В заявке им было отказано, но симпатии горожан и активистов во многих городах осталось за ними.

Протестная кампания переживала очередной поворот своей истории. На рубеже мая и июня вновь оживился Оргкомитет, работа которого прервалась из-за майских событий и ареста Навального и Удальцова. На его заседаниях левые пытались развить свой успех и настаивали на расширении повестки протеста за счет социальных требований. Только включение в программу движения насущных для миллионов людей социальных вопросов — об остановке коммерциализации образования и здравоохранения, о моратории на тарифы ЖКХ и естественных монополий, о гарантиях трудовых прав, о повышении реальных заработных плат, об остановке новой волны приватизации и т. д. — способны привлечь к демократическому движению симпатии миллионов пока не участвующих в нем граждан, — утверждали они. Но Борис Немцов, Александр Рыклин, Иван Тютрин и другие участники Оргкомитета выступали категорически против подобного подхода. В узких организационных коллегиях рост влияния левых сил отставал от того, что происходило на улицах в мае-июне 2012 г.

Когда в конце мая лидеры «Солидарности» предложили принять «Манифст свободной России», который бы стал программой объединенной оппозиции, левые настаивали, чтобы их требования в него попали. Александр Рыклин, Андрей Пионтковский и Алексей Сахнин подготовили проекты этого документа. Вокруг них шли долгие и острые споры. В результате появился текст, в котором политические требования протестующих увязывались с решением социальных проблем.

В нем говорилось: «Защита политических свобод неразрывно связана с борьбой за социальные и экономические права.

Ведь фальсификации на выборах нужны путинской диктатуре, чтобы проводить политику, направленную против интересов большинства. Поэтому мы стремимся к переменам на всех уровнях — политическом, культурном, социальном, экономическом — переменам в интересах всех граждан». Но конкретные социальные требования названы не были. Документ адресовался трудящемуся большинству страны: «Мы, сотни тысяч, выходящих на площади, обращаемся к вам, миллионы тех, кто пока еще молчит. Мы — один народ, мы 99 % — против 1 процента, узурпировавшего власть и собственность. Мы сможем изменить нашу жизнь только вместе».

Однако остальные предложения левых были отклонены. «Манифест» исходил из необходимости диалога с «наиболее ответственной частью правящего класса» и предлагал довольно умеренную программу трансформаций: отставка президента Владимира Путина; принятие действующим парламентом (легитимность которого протестанты, вроде бы, не признавали) нового законодательства о выборах; новые выборы; принятие проекта новой Конституции страны демократически избранным парламентом. Представители левых движений — Сергей Удальцов, Анастасия Удальцова, Илья Пономарев, Алексей Сахнин и Леонид Развозжаев — поставили под этим документом свои подписи, за что их впоследствии жестко критиковали товарищи по левому движению.

Еще перед 6 мая Совет «Левого фронта» обязал своих представителей в Оргкомитете провозгласить социальную программу с трибуны митинга. Теперь, когда либералы отказались поддержать социальные требования, левые сочли, что у них развязаны руки. Они решили настаивать перед лицом протестного движения на более жесткой и конкретной социальной программе, которую решено было озвучить (и легитимировать голосованием) на «Марше миллионов» 12 июня.

Когда начались обыски у активистов и лидеров оппозиции, и стало понятно, что многие из них могут не попасть на трибуну митинга 12 июня, была достигнута устная договоренность о том, что пропорции представительства разных флангов протеста на трибуне будет сохранена. В частности, вместо Алексея Сахнина выступать должен был Илья Будрайтскис из Российского социалистического движения. Пресс-секретарь «Солидарности» Ольга Шорина заверила, что, учитывая форс-мажорные обстоятельства, она обеспечит выполнение этой договоренности. В реальности 12 июня никто из левых, кроме Удальцова, на трибуну допущен не был. Вместо них выступали умеренные либералы.

И все же Сергей Удальцов с трибуны озвучил социальные требования левых движений. «Вот наша повестка дня, и пусть никто не говорит, что у нас нет конкретной программы, — провозгласил он, — … я убежден, мы должны говорить и о насущных социальных проблемах, которые сегодня заботят миллионы простых граждан. Мы должны доказывать, что выходим не только для того, чтобы сменить Путина на кого-то другого, а чтобы создать в России климат реальной социальной справедливости! Вы за?» Толпа с восторгом ответила: «Да!». Удальцов обратился к жителям регионов. Он потребовал поставить доходы от «наших нефти, газа, золота» на службу всему народу. Он призвал бороться за реальное повышение зарплат и пенсий (вместо «жалких подачек, которые мы видим сегодня»); против «безудержной коммерциализации» бюджетной сферы; «мы будем добиваться реального права на свободную профсоюзную деятельность и права на забастовку», — пообещал он. «Вы за?» — спрашивал он после каждого требования. И митингующие единодушно поддерживали его.

С этого момента, «социальный пакет» вошел в повестку гражданского протестного движения. «Марш миллионов» 12 июня формально зафиксировал сдвиг протеста влево.

В целом акция 12 июня, несмотря на начало лета — традиционно «мертвого сезона» для общественно-политической активности, собрала не меньше людей, чем 6 мая. Важнейшей темой митинга стали, конечно, политические репрессии, аресты активистов и обыски у лидеров оппозиции. Большинство из них на митинг не пришли, поскольку были на допросе в Следственном комитете. Нарушил это правило лишь Сергей Удальцов, который проигнорировал повестку и пошел на шествие и митинг оппозиции.

После марша главным сюжетом для гражданских движений вновь стала правозащитная деятельность, кампании солидарности с арестованными после 6 мая активистами. Большим этапом в этой борьбе стало создание 29 июня «Комитета 6 мая», в который вошли гражданские активисты разных взглядов: Сергей Давидис, Игорь Гуковский («Солидарность»), Алексей Сахнин, Мария Доброхотова («Левый фронт»), Изабель Магкоева, Александр Иванов (Российское социалистическое движение), Марина Попова, Антон Быков («Автономное действие»), Руслан Садчиков («Гражданин Наблюдатель»), Елена Тихонова («Белая Лента»), а также «беспартийные» активисты — Вадим Мощалков, Андрей Кедров и другие.

«Комитет 6 мая» в качестве своих задач провозгласил необходимость:

— обеспечивать агрегацию информации о задержанных, и предоставление ее общественности;

— организовывать публичные акции в защиту задержанных, и участвовать в акциях, организованных другими объединениями;

— содействовать координации юридической и финансовой помощи задержанным;

— взаимодействовать с «группой риска» — людьми, задержанными б мая по административным статьям;

— содействовать независимым расследованиям, мировой огласке — всему, что может помочь прекращению уголовных дел, освобождению и реабилитации обвиняемых

Фактически речь шла не только о правозащитной работе и помощи самим арестованным, но и о широкой общественной кампании солидарности с ними. Ее пиком стал День единых действий в защиту политзаключенных, который прошел 26 июля. В Москве, несмотря на летний сезон отпусков и узкую тематику, на митинг пришли около 3000 человек. Аналогичные акции (хотя и гораздо более скромные по масштабам) прошли в Санкт-Петербурге, Воронеже, Пензе, Магнитогорске (Челябинская обл.), Красноярске, Волгограде, Иваново, Таганроге, а также в Лондоне и ряде других городов.

Продолжались акции в духе «оккупай что-нибудь». Обычно активисты выбирали какое-нибудь силовое или репрессивное ведомство: ФСБ, прокуратуру, Следственный комитет, — и пикетировали ее, либо «оккупировали тротуар» возле входа. Параллельно с этим в интернете собирались подписи под многочисленными петициями, воззваниями и письмами в поддержку арестованных. Начался сбор денег на помощь политзаключенным. Его вели одновременно проект Алексея Навального, Росузник, и Комитет 6 мая. Совместными усилиями они обеспечили всех арестованных адвокатами, организовали сбор вещей и отправку передач, газет и писем узникам. Так или иначе, в подобных кампаниях приняли участие несколько тысяч человек.

Но помимо правозащитных кампаний, вышедших на первый план летом 2012 г., активисты протестного движения приняли активное участие в волонтерских проектах помощи жителям города Крымска, где 6–7 июля произошло трагическое наводнение, унесшие жизни десятков людей. Когда в Москве стало известно о трагедии, несколько активистов начали призывать в Твиттере собираться на Воробьевых горах, чтобы организовать сбор гуманитарной помощи пострадавшим. Один из них, Митя Олешковский, рассказывал журналистам «Новой газеты»: «Утром приехали — и обалдели от того, сколько людей захотело помочь! У меня пять тонн воды, тонны макарон — и я не знаю, что с этим делать» . За несколько дней в кампании сбора пожертвований и гуманитарных грузов приняли участие несколько тысяч человек. Были собраны десятки и сотни тонн грузов. Активисты договорились, чтобы транспортные кампании бесплатно помогли перевезти собранные вещи в Крымск. Интрига была в том, что костяк организаторов этого волонтерского проекта был представлен теми же героями, которых можно было встретить на Оккупай Абае и других акциях протестной кампании. Практика самоорганизации во время протестных акции принесла свои плоды: «Нам и государство уже не нужно», — говорили активисты, прошедшие через опыт прямого контакта с российской государственной машиной 6 мая и после него.

Сотни волонтеров из Москвы и других регионов сами отправились в Крымск. Они разгребали завалы, искали погибших, помогали раненым. В числе прочих туда отправились активисты «Солидарности», «Сопротивления», «Левого фронта», экологические активисты. В Крымск ездили Илья Пономарев, Алена Попова и другие медийные деятели протестного движения.

В самом Крымске возникли два лагеря добровольцев. Первый был организован, в основном, сторонниками прокремлевских движений. Его координатором выступал депутат от «Единой России» Роберт Шлегель. Второй, «добрый лагерь», создали преимущественно активисты протестного движения. Впрочем, надо признать, что по свидетельству большинства участников обитатели обоих лагерей сотрудничали и вместе помогали МЧС, армии и полиции приводить город в порядок после трагедии. Были случаи, когда активисты движения «Наши», участвовавшие вместе с оппозиционерами в раздаче гуманитарной помощи пострадавшим, отрывали наклейки «Единой России» от собранных волонтерами ящиков с гуманитарной помощью, на въезде в зону бедствия наклеенными их начальством.

Правда, 18 июня власти все-таки восстановили привычную планку отношений с «общественниками»: они разогнали лагерь добровольцев (из числа оппозиционеров и других неравнодушных граждан) в центре города, заставив волонтеров перебраться на окраину. Если бы не предыдущий опыт общения с отечественными чиновниками, активисты были бы вне себя от ярости. Сейчас же это воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Подумаешь, «избавляются от свидетелей» и «не сказали даже спасибо». Точно также в активистских сообществах восприняли и традиционную практику партии власти использовать очередное стихийное бедствие для рекламы своей партии, расклеивая повсюду ее символику. Для большинства активистов оппозиции было с самого начала ясно: в трагедии виновата власть, и ждать от нее сколько-нибудь адекватной реакции не приходится.

Все лето продолжалась кампания в защиту «Pussy Riot». Ее пик наступил 17 августа, когда был объявлен приговор трем участницам акции в храме Христа Спасителя. Девушки получили по два года колонии общего режима (Екатерине Самуцевич впоследствии приговор заменили на условный). Вокруг здания суда собрались сотни сторонников панк-группы, начался стихийный митинг. Полицейские выдергивали людей из толпы подростков в цветных балаклавах, старух с плакатами, видных оппозиционеров — и закидывали их в автозаки. В числе прочих были задержаны Сергей Удальцов и Еарри Каспаров. Но толпа все равно продолжала скандировать: «Позор!», «Свободу Pussy Riot!», «Люстрацию!», «Богородица, Путина прогони» и т. д.. Кампания приобрела международный размах. Акции в поддержку активисток проходили в Киеве, Париже, Нью-Йорке и других городах по всему миру. В их защиту выступили звезды эстрады мировой величины, такие как Мадонна, Стинг, Элтон Джон и другие.

В июле-августе 2012 г. было сделано немало попыток продолжить «экспорт революции» из Москвы в регионы. 22 июля в городе Касимове состоялись громкие выборы городской думы. Собственно, громкими их сделали два обстоятельства. Во-первых, выборы были внеочередными, для их проведения специально была распущена прежняя Дума города.

Причиной этому послужило то обстоятельство, что в выборах решил принять участие один из идеологов «Единой России» Алексей Чеснаков, который рассматривал городскую думу в качестве трамплина к посту сенатора. Во-вторых, вся кампания, а особенно день голосования, сопровождалась скандалами. В центре скандалов были наблюдатели от трех оппозиционных партий, в большинстве своем москвичи и рязанцы, прошедшие школу «Колоса» и «Еражданина Наблюдателя». Для неподготовленных провинциальных чиновников толпы московских наблюдателей оказались сюрпризом, и значительную часть вбросов осуществить не удалось. «Единая Россия» все-таки выиграла выборы (49,6 %), но совсем не так триумфально, как рассчитывала. Около полутора сотен активистов участвовали в «наблюдательном десанте» в Касимове.

Другим направлением экспорта московского опыта стали активистские лагеря и автопробеги, организованные столичными оппозиционерами и их товарищами в регионах.

Летом многие общественные организации традиционно проводили лагеря для своих активистов. На этот раз было организовано еще несколько общегражданских лагерей — под Воронежем, около Новосибирска, под Питером и под Москвой. Правда, мотором вновь стали левые активисты, у которых был опыт организации таких лагерей в прошлом. Но в сами лагеря приехало большое число гражданских активистов самых разных взглядов. В лагерях шли дискуссии, туда приглашались лекторы, которые рассказывали о перспективах протестного движения и его составных частей (например, о будущем либерального движения под Воронежем рассказывал Сергей Давидис), а также о том, как издать газету, как провести протестную кампанию, как защитить свои права.

В августе-сентябре 2012 г. по инициативе Ильи Пономарева были организованы два автопробега, оба под названием «Белый поток». Один стартовал в Москве и финишировал на юге страны в Астрахани, другой пересекал страну с востока на запад, из Красноярска до столицы. В автопробеге участвовали почти все оппозиционные лидеры и многие известные активисты из Москвы: Илья Пономарев, Сергей Удальцов, Алексей Навальный, Евгения Чирикова, Борис Немцов и другие.

В каждом городе по пути следования участники автопробега останавливались и принимали участие в уличных акциях протеста и/или во встречах с местными активистами в помещениях. Москвичи делились опытом, а заодно звали провинциалов в Москву на следующий «Марш миллионов», намеченный на 15 сентября.

К середине сентября была проделана большая техническая работа. В ней приняли участие сотни и даже тысячи активистов. Казалось, можно ожидать, что провинция активнее включится в демократическое движение. Была только одна проблема: выборы остались далеко позади, власть продемонстрировала, что сумеет устоять перед натиском уличного протеста, а новых идей по стратегии развития движения оппозиция предложить пока не могла.

Тем не менее, 15 сентября в Москве вновь прошло массовое шествие противников правящего режима. По численности оно было приблизительно равно июньскому маршу или немногим меньше. Но настроение было не таким боевым, как в начале лета: новых причин для возмущения пока не было (произошедшее в начале сентября лишение мандата депутата Ееннадия Гудкова такой роли в полной мере не сыграло), а старые казались уже привычными и нерешаемыми проблемами.

По данным социологов «Левада-центра», 49 % участников сентябрьского марша считали главной проблемой протестного движения — отсутствие четкой программы действий. Каждый четвертый указал на разногласия между лидерами и организаторами протестной кампании (25 %), а еще 16 % отметили разобщенность между лидерами вообще и основной массой протестующих[164]http://www.levada.ru/17-09-2012/opros-na-marshe-millionov-v-moskve-15-sentyabrya
.

Идейная эволюция оставалась в пределах прежнего тренда. Сдвиг влево продолжался, хотя в массе протестующих он был заметен не так сильно, как в активистском ядре. Тем не менее, людей левых взглядов оказалось уже 41 % (в декабре 2011-го было лишь 30 %). Больше всех выросла доля тех, кто причислил себя к «новым левым»- той политической силе, которая заявила о себе в лагере «Оккупай Абай» — с декабря она выросла почти вчетверо, до 7 %. Помимо левых, увеличился также процент «зеленых». Их теперь было 10 % от протестующих. Доля «демократов» и либералов продолжала сокращаться, хотя все еще оставалась сравнительно высокой — 29 % и 23 % соответственно.

Самым популярным из лидеров протеста остался Алексей Навальный. Ему доверял 31 % участников опроса. Вторым (если не считать отошедшего от протестов писателя Бориса Акунина с его 25 % доверия) по уровню доверия стал Сергей Удальцов (22 %). Затем шли Илья Яшин, Ееннадий Еудков, Еарри Каспаров (19–21 %). Среди проблем, наиболее болезненных с точки зрения митингующих, лидировали разложение власти и коррупция (39 %), а также беззаконие и произвол в стране (35 %). Но на этот раз социальные проблемы, такие, как расслоение на богатых и бедных, поднялись на третью строчку с 30 %.

Аналогичным образом, участники митинга ранжировали и цели движения, как они им виделись. На первом месте шел честный суд (его указали 44 % опрошенных), на втором — свободные и честные выборы (35 %). Но уже на третьем вновь были социальные вопросы, необходимость обеспечения социальной справедливости (33 %).

Сдвиг в настроениях отражала и резолюция митинга 15 сентября, которую на заседании Оргкомитета неожиданно предложил Борис Немцов. Текст резолюции перекликался с теми требованиями, на которых левые так настаивали весной и в начале лета, встречая отпор со стороны своих либеральных коллег. Но после июньского марша стало «совершенно понятно», что избежать обсуждения социальных проблем все равно не удастся. В предложенной им и согласованной большинством резолюции говорилось о необходимости прекратить антисоциальную политику правительства, «несовместимую с жизнью нашей страны». Провозглашалась необходимость следующих первостепенных мер: «заморозить тарифы ЖКХ до проведения независимой проверки их обоснованности во всех регионах. Прекратить развал образования, здравоохранения, науки и резко увеличить расходы на эти цели, прекратив и чрезмерные траты на чиновный аппарат, утехи кремлевских олигархов и репрессивные органы.

И, наконец, гарантировать свободу профсоюзной деятельности и право на забастовку» .

Если опытный политик Борис Немцов сориентировался, то многие его коллеги по либеральному движению пребывали в шоке и были недовольны: протестное движение стремительно розовеет! Немцову пришлось оправдываться. «Ряд моих коллег по либеральному лагерю, прочитав проект резолюции, пришли в ужас от ее левизны», — признавался он перед тем, как начать объяснять, что все эти требования можно примирить с либеральными взглядами.

В целом, за лето 2012 г. ядро гражданского актива сдвинулось в сторону правозащитной деятельности и волонтерских проектов. Но с началом нового общественно-политического сезона и проведением очередного «Марша миллионов» в сентябре 2012 г. произошедший в мае-июне сдвиг гражданских активистов влево вновь дал себя знать. Он был закреплен на уровне резолюций, но на организационном уровне никак не отразился: левые по-прежнему оставались в руководстве движения в незначительном меньшинстве. Стратегия и тактика протеста вновь оказались в руках Оргкомитета, который главной своей задачей провозгласил организацию выборов в Координационный совет оппозиции, по своему замыслу, — орган достаточно легитимный, чтобы активисты не пытались оспаривать его полномочия.

 

Осень протеста: Выборы Координационного Совета оппозиции

Идея избрать КС оппозиции впервые появилась в июне, когда инициатива в организации и проведении протестной кампании вернулась в Оргкомитет. Ситуация была специфическая. Майские и июньские оккупаи показали, что активистское сообщество сильно не доверяет вождям зимних протестов. Причем, если Навальный и Удальцов все-таки пользовались авторитетом лидеров, то остальных членов Оргкомитета никто в таком качестве не воспринимал.

Вместе с тем после силового подавления активистских лагерей в Москве никаких координационных структур, помимо Оргкомитета, у протестного движения не осталось. В этих условиях он вновь выдвинулся на первый план. Но одновременно столкнулся с «кризисом легитимности». Осознано это было не сразу. Так, Сергей Удальцов рассказывал, что еще в мае он обсуждал идею создания координирующего органа с Алексеем Навальным. Дело было в автозаке, по дороге из изолятора временного содержания, в котором они оба содержались с 9 мая, в Следственный комитет.

Саму идею подбросил Илья Пономарев, который, пользуясь привилегиями депутата, посетил арестованных в изоляторе и предложил свой план создания демократической «хунты». По плану Пономарева никаких выборов не требовалось. Надо было лишь провозгласить со сцены следующего массового митинга создание узкого штаба, берущего на себя координацию борьбы с режимом. Включить в него предполагалось 7–9 наиболее медийных лидеров движения: Навального, Удальцова, самого Пономарева, возможно Чирикову, Шейна, Немцова, Алену Попову.

И Навальному, и Удальцову план Пономарева показался неприемлемым (так же, как и многим из тех, с кем он им делился). Они обсудили возможность более «демократичного» формирования аналогичной структуры. Но пришли к выводу, что на данном этапе оно невозможно: слишком велик риск раскола в демократическом движении, да и есть все основания сомневаться в возможности привлечь достаточное количество избирателей.

В то же время делались попытки включить в Оргкомитет представителей Ассамблеи и вообще лагеря «ОккупайАбай». Но здесь были очевидные трудности: Ассамблея и тем более весь лагерь никого на это не уполномочивали. Однако Изабель Магкоева, Александр Иванов и некоторые другие активисты «Оккупая» в июне-июле стали посещать заседания Оргкомитета. Они потребовали предоставить слово Изабель Магкоевой как представителю активистского лагеря на июньском митинге. Однако им было отказано: «Да кто вы такие?»[168]http://www.newtimes.ru/articles/detail/61731
. Тем не менее, 12 июня от имени «ОккупайАбая» выступила либеральная активистка Алиса Образцова (которая могла выступать представителем лагеря в меньшей степени, чем активисты, создавшие Ассамблею). Левые увидели в этом результат политических интриг, направленных против них.

Напряжение между активистскими сообществами росло прямо пропорционально числу претензий к Оргкомитету. Активисты раз за разом ставили его членам тот же самый вопрос: «Да кто вы такие?». Именно в этот момент, накануне «Марша миллионов» 12 июня, тема выборов координационного центра протестного движения вновь попадает в центр внимания лидеров оппозиции. Она мельком упоминается в «Манифесте свободной России», на принятии которого настояло либеральное большинство Оргкомитета: «Ответственность за подготовку и проведение протестных акций возьмет на себя Координационный совет, состоящий из представителей различных политических сил и гражданского общества и избираемый по прозрачной процедуре, путем открытого голосования» А со второй половины июня начинается более конкретное обсуждение этого сюжета.

Алексей Навальный и Борис Немцов выступили активными сторонниками этого проекта. С ними были согласны большинство членов Оргкомитета, который остро нуждался в легитимации. Эта идея была предложена целой группой влиятельных политиков в уже вполне зрелом и «консенсусном» виде в конце июня.

Предполагалось организовать выборы в интернете на базе созданной екатеринбургским депутатом и либеральным политиком Леонидом Волковым площадке «Демократия-2». Алексей Навальный, тесно связанный с Волковым на личном и политическом уровнях, гарантировал, что с точки зрения защиты от прямых фальсификаций и хакерских атак эта система близка к совершенству. Предполагалось сначала на протяжении 2–3 месяцев вести кампанию по регистрации избирателей из числа активистов протестного движения. А уже после этого следовало провести процедуру выдвижения кандидатов в Координационный совет оппозиции (это рабочее название впоследствии прочно закрепилось). Возникла также идея финансировать проведение выборов за счет взносов кандидатов.

Это проект вызвал серьезные возражения со стороны левых активистов, а также Владимира Рыжкова, который заявил, что подобные выборы могут расколоть сложившуюся протестную коалицию. От имени левых Алексей Сахнин выдвинул два тезиса. Во-первых, выборы должны проводиться не столько в интернете, сколько на улице, прямо на одном из протестных митингов. Иначе получившийся орган будет выступать представительством политизированной части блогеров и пользователей социальных сетей, а не активистов протестного движения, реально принимавших участие в уличных кампаниях. Ведь, несмотря на большие пересечения между этими множествами, они далеко не тождественны. Во-вторых, по мнению левых, выборы должны проводиться по модели «партийных списков», когда избиратели голосовали бы за близкие им ценности или концепции развития протестного движения, а не просто за громкие имена, раскрученные зачастую подконтрольными режиму СМИ.

Эти предложения вызвали очень острые разногласия. Идею офф-лайнового голосования не поддержал Илья Пономарев. По его мнению, это отсекло бы от оппозиции пассивную, но дружественную и очень широкую интернет-аудиторию. К его мнению присоединились Алексей Навальный и Борис Немцов. С другой стороны, левых поддержали некоторые активисты «Солидарности», такие как Михаил Шнейдер и Денис Билунов. А вот идея партийных списков была встречена в штыки почти всеми участниками Оргкомитета. Внутри левой фракции тоже были разногласия. Одни (Алексей Сахнин) считали необходимым жестко настаивать на выполнении своих требований, вплоть до отказа от участия в выборах, в случае их неприятия, другие (Сергей Удальцов, Леонид Развозжаев) считали возможным пойти на уступки либеральному большинству по вопросам о технологии выборов.

В результате прошел первоначальный вариант проекта организации выборов с некоторыми поправками. Так, основной упор делался на выборах в интернете, но предполагалось создать возможность для офф-лайновой регистрации избирателей и голосования. Далее, между членами Оргкомитета была достигнута договоренность, что выборы будут осуществляться по 4 куриям: общегражданской (где баллотироваться смогут все желающие), а также по трем идеологическим — левой, либеральной и националистической. Таким образом, предполагалось в некоторой степени компенсировать активистским сообществам неравные условия конкуренции с медийными звездами. Всего в будущий орган предполагалось избрать 45 человек. Из них 30 — по общегражданскому списку и по 5 — по трем идеологическим куриям. Курии были уполномочены самостоятельно определять принадлежность того или иного кандидата к их идеологическому спектру. Был создан Центральный выборный комитет во главе с Леонидом Волковым, который должен был обеспечить процедуру голосования и регистрации избирателей. В его состав вошли представители каждой из идеологических курий, специалисты из ассоциации «Голос» и от «Гражданина Наблюдателя», а также ряд экспертов, таких как Ольга Фейгина, Антон Носик и Максим Осовский[170]http://www.cvk2012.org/cvk/sostav/
.

В июле, августе и сентябре реальная организационная работа над подготовкой выборов в КС оппозиции сосредоточилась в руках Центрального Выборного Комитета (ЦВК) во главе с Леонидом Волковым. Был создан сайт этого органа, началась регистрация кандидатов и избирателей. Публичные лидеры много сил отдавали пропаганде идеи выборов легитимного штаба протестного движения. В частности, об этом много говорили с трибуны митинга 15 сентября.

В какой-то момент у идеологических курий возникли сложности с регистрацией кандидатов. Поскольку существовал денежный фильтр — каждый желающий должен был заплатить от 5 (в случае курий) до 10 тысяч рублей, а ЦБК принял решение, что список кандидатов курий не может включать менее 10 претендентов (чтобы был конкурс), был потенциальный риск, что необходимого числа желающих не наберется, особенно после отказа от участия в этих выборах многих представителей левых организаций. Поэтому курии сквозь пальцы смотрели на тех, кто желал выставить свою кандидатуру.

Отношение к этим выборам в политизированных сообществах было крайне неоднозначным. И среди левых, и среди националистов было немало тех, кто считал участие в этих выборах ошибкой и призывал к бойкоту. Одни опасались, что процедура выборов окажется недостаточно прозрачной, другие говорили о том, что эти выборы станут бенефисом для медийных звезд, а у реальных, но не достаточно известных активистов практически не будет шансов на победу. Третьи вообще считали ошибкой вступать в формальную коалицию с либеральными политиками. Проект выборов критиковали даже некоторые либералы.

8 сентября в Москве состоялся второй Форум Левых Сил (коалиция левых организаций, созданная в январе 2012 г.). Одним из важнейших вопросов, который обсуждался на его пленарном заседании, стало отношение левых организаций к приближавшимся выборам в КС оппозиции. Выяснилось, что сторонников участия в них среди левых меньше, чем противников. Хотя Сергей Удальцов, Илья Будрайтскис, а также другие видные активисты и лидеры левых призывали принять участие в выборах, чтобы не оказаться в стороне от массового движения, большинство активистов которого, по словам сторонников участия в выборах, продолжают верить в необходимость «честных выборов». Но большинство выступивших с трибуны ораторов высказались против такого шага. Среди них были Борис Кагарлицкий, Эдуард Лимонов, Александр Шубин, Сергей Биец и другие. Даже внутри Левого фронта и Российского социалистического движения (организаций, которые наиболее глубоко участвовали в общегражданском движении) не было единства по этому вопросу. Часть активистов этих организаций выступали за немедленный разрыв с «идейными противниками» (либералами и националистами) и за линию политической конфронтации с ними.

В итоговой резолюции Форума отмечалось, что «Пока протест не имеет единого проекта будущего и не носит организованного характера. Более того, многие лидеры либерального и националистического толка либо ограничивают свои претензии к власти требованиями косметических изменений, либо предлагают совершенно неприемлемые модели общественного развития вроде усиления диктатуры капитала или построения этнически однородного государства». Признавая «возможными отдельные выступления против этой опасности с представителями буржуазных организаций, стоящих на общедемократических позициях и готовых к сопротивлению», Форум, тем не менее, констатировал, что «сложившийся тактический союз с самыми разными политическими силами не может быть долговременным». Собравшиеся решили продолжить «участие в общедемократических акциях протеста, при этом добиваться, чтобы на этих акциях левые идеи становились доминирующими».

По вопросу о выборах в Координационный совет оппозиции Форум левых сил принял компромиссное решение. В нем говорилось, что «Либерально-популистские лидеры формируют авторитарную модель оппозиции, систематически отвергают попытки установить действительно демократический контроль над ними со стороны актива массового движения» и что предстоящие выборы в КС будут фиксацией такого антидемократического контроля за массовым движением, поскольку «были приняты популистские правила выборов, при которых голосование происходит не по спискам организаций с явно выраженной программой, а за отдельных лиц». «При таком голосовании явное преимущество получают персоны, раскрученные средствами массовой информации, начиная с тех времен, когда нынешние оппозиционеры были частью Системы, против которой мы сегодня боремся», — утверждалось в постановлении. На этом основании ФЛС рекомендовал участникам левых организаций бойкотировать эти выборы. При этом постановление допускало такое участие в выборах в частном порядке: «Если левые активисты будут избраны в КС, они будут нашими наблюдателями, но не представителями в этом органе»

Решения Форума левых сил получили довольно большой резонанс и стали полной неожиданностью для других участников протестного движения. В других активистских средах таких громких демаршей против выборов КС сделано не было, хотя некоторые активисты и выступали в интернете с острой критикой этих выборов. Под сомнение амбиции организаторов выборов поставила видная активистка «Солидарности» Татьяна Черникова, «пустышкой» назвал саму концепцию проведения этих выборов Ирек Муртазин , а профессор Европейского университета Еригорий Колосов, симпатизирующий протестному движению, обвинил Леонида Волкова в тенденциозности и даже «чуровщине».

Немало возмущенных было среди активистов разных взглядов. Особенной критике ЦВК, лично Леонида Волкова и вообще организаторов выборов, подвергали люди, возмущенные снятием («за несогласие с базовыми принципами протестного движения») с выборов нескольких зарегистрированных кандидатов (ультралиберала Бориса Стомахина и откровенного нациста Максима Марцинкевича). В интернете развернулась даже кампания за бойкот выборов в Координационный Совет оппозиции, в которой активно участвовали как активисты, симпатизирующие левым или националистическим взглядам, так и некоторые либералы. Позднее свои кандидатуры с выборов сняли Олег Лурье и Илья Пономарев. Они сделали это в знак протеста против тенденциозности организаторов выборов.

У большинства критиков была одна главная претензия. Они утверждали, что выборы в КС с самого начала готовятся как инструмент узурпации контроля за протестным движением со стороны Алексея Навального и его союзников. Причем, в рамках этой концепции, техническую подготовку сознательно поручили Леониду Волкову, который в то же самое время готовил учреждение «партии Навального» (она была создана в декабре под именем «Гражданский альянс»). Многие отмечали непрозрачность подготовленной Волковым технологии. Так, журналист и общественный деятель Олег Лурье писал: «Никто не может проконтролировать то, как происходит голосование, как считаются голоса, т. к. все происходит в электронном виде. Наблюдатели в принципе не могут ни за чем наблюдать. Решает все только тот, у кого имеется код программы, и он может проставить любые результаты, и это будет непроверяемо. Программа по выборам и их результатам находится в распоряжении председателя ЦБК Волкова, который назначен на эту должность Навальным и является его давним другом и политическим партнером, в том числе по „Народному Альянсу “ и другим проектам… Я призываю всех кандидатов, не состоящих в „списке Навального-Волкова“, также отказаться от участия в этом спектакле и не позориться. Не дайте авантюристам пройти по вашим головам к формальной легализации. Всеуже давно предопределено, решено и расписано. Голосуй — не голосуй, все равно получишь… Навального и его Комиссаров» . Лурье также опубликовал «список Навального» из 30 человек, из которых 28 впоследствии прошли в состав КС оппозиции. Действительно, на этих выборах использовалась технология, при которой проконтролировать волеизъявление граждан было практически невозможно.

Сам Леонид Волков не скрывал своих пристрастий в политике. Дело не ограничивалось его ролью фактического создателя «партии Навального». У председателя ЦВК были более широкие взгляды на пути развития оппозиционного движения. В своем интервью документалистам, снимавшим фильм «Срок», он излагал свое видение сложившейся в России общественно-политической ситуации:

«Есть адекватные люди из бизнеса, которые понимают, что им надо сохранять активы, передавать их по наследству… Безумные православные силовики составляют в российской элите все же меньшинство, а более или менее liberal mind бизнесмены и политики составляют, конечно, большинство. Раскол элит вдоль этой линии виден невооруженным взглядом. Его надо усиливать. Как?. Гипотетическая ситуация прихода к власти оппозиции для бизнеса является абсолютно непонятной и непрозрачной. Они реально боятся условно говоря Удальцова, условно говоря левых, условно говоря идеи русского бунта, бессмысленного и беспощадного, идеи все отнять и поделить, экспроприации, нарушения режима частной собственности и т. д. um. д… Для любого бизнеса, для крупного бизнеса, плохой сценарий лучше, чем неопределенный… От нас зависит вторая часть этого уравнения. Если мы покажем, что, грубо говоря, революционный сценарий тоже понятен, предсказуем, и он лучше, чем путинский сценарий, то мы тем самым сформулируем эту самую публичную оферту для либерально настроенной части крупного бизнеса, что спровоцирует раскол элит и ситуация закончится очень быстро дворцовым переворотом в стиле Павла I… Важнейшая часть всей этой истории — это выборы в Координационный совет оппозиции, которыми мы сейчас и занимаемся» [179]http://www.youtube.com/watch?v=83j5vwlPKUw

Таким образом, глава Центральной выборной комиссии свою главную задачу видел в том, чтобы продемонстрировать крупному бизнесу и либерально настроенной части российской элиты способность умеренных и «договороспообных» сил не допустить победы «условно Удальцова» и «условно левых». Таким образом, политические оценки, данные выборам Форумом левых сил и другими критиками, в целом соответствовали действительности.

Внимание общественности накануне выборов в КС, назначенных на 21–22 октября, было привлечено еще к одному интересному явлению. Еще в августе Сергей Мавроди, создатель знаменитых финансовых пирамид «МММ», призвал участников его финансовой сети в массовом порядке участвовать в выборах КС оппозиции, чтобы «получить весь совет». Впоследствии он объяснил и свою мотивацию: «А сейчас мы им <властям> покажем, что мы полезны даже для них можем быть. Оппозицию развалим. Что нас можно — использовать. (Т. е. это они так думают. И пусть. А у нас свое мнение. На этот счет. Кто тут кого использует.: — )) Т. е. нас не гнобитъ, а наоборот — хранить и лелеять надо! Мы вообще для них находка!», — написал он на своем сайте.

Всю осень ЦВК и его председатель Леонид Волков боролись с угрозой вмешательства МММщиков. Зарегистрированные участники этой сети снимались с выборов, причем деньги им не возвращались. В результате своих кандидатов у Мавроди в общегражданском списке не осталось. Тогда он опубликовал список тех из числа зарегистрированных кандидатов, за кого он призывал проголосовать своих сторонников (а ведь многие люди напрямую зависели от создателя пирамиды в финансовом отношении!). Мавроди честно признался, что часть этого списка — это кандидаты, попросившие его о поддержке, а другие — «случайные. Просто кто мне понравился».

В списке были 30 человек из общегражданского списка, 3 человека из националистического и 5 из левого. В результаты голосования по либеральной курии Сергей Пентелеевич решил не вмешиваться: «Пофиг. Голосуйте, за кого хотите. Не могу выбрать! Один другого лучше» .

В итоге на выборах проголосовали чуть более 81000 избирателей. По признанию Леонида Волкова 22 % из них (18000) были идентифицированы в качестве участников пирамиды МММ (сам Мавроди утверждал, что эта цифра гораздо больше). ЦБК принял странное решение аннулировать половину голосов идентифицированных МММщиков — тех, чьи личные кабинеты были заблокированы Сергеем Мавроди (что интерпретировалось как «давление на избирателя») и кто в то же время проголосовал в точном соответствии с предложенным Мавроди списком.

В результате на итогах выборов в КС по общегражданскому списку участие МММщиков почти не сказалось. В топ-30 общегражданского списка оказался только один кандидат из списка МММ — Гельфанд, который, впрочем, вполне проходил в тридцатку и без учета адептов Мавроди. Другие 29 кандидатов от МММ расположились рядом друг с другом и заняли с 31 по 73 места.

Первое место занял, конечно, Алексей Навальный (без малого 44000 голосов). Более 30000 голосов получили Дмитрий Быков, Гарри Каспаров, Ксения Собчак, Илья Яшин, Михаил Гельфанд, Евгения Чирикова и актер Михаил Шац. Среди остальных преобладали либеральные политики и журналисты. Были среди них и Сергей Пархоменко, и Максим Кац, и даже малоизвестный активистам Александр Винокуров, совладелец телеканала «Дождь», на котором проходили дебаты кандидатов. Сергей Удальцов занял лишь 20-е место с 22,5 тысячами голосов.

Либеральная курия счастливо избежала вмешательства «великого комбинатора». Зато по националистической и левой куриям кандидаты, поддержанные Мавроди, прошли почти в полном составе. У националистов все три кандидата, рекомендованных Мавроди, прошли в КС. А в левой курии прошли четверо из 5.

Большинство из них (во всяком случае, с левыми) отличалось тем, что не были представителями каких бы то ни было активистских сообществ. Аким Палчаев, Екатерина Айтова и Александр Николаев, прошедшие в КС по левой курии, были практически неизвестны в левом движении. Про Айтову вскоре появилась даже информация, что она являлась одним из организаторов проправительственных молодежных лагерей на Селигере.

Получалось, что оказанная Мавроди «услуга» российской власти заключается ни больше ни меньше в том, чтобы отсечь реальных представителей левых организаций от координирующего центра протестного движения. И эта услуга была принята Центральным выборным комитетом и его председателем Леонидом Волковым, который видел свою задачу ровно в том же самом — в отсечении «условных левых» от оппозиции. Бойкот выборов со стороны многих организаций, входящих в Форум левых сил, стал дополнительным фактором, облегчившим эту задачу.

В остальном, вне зависимости от того, стали ли итоги голосования результатом того, что интернет-аудитория осталась гораздо менее радикальной, чем активистское ядро протестного движения, или на них сказались какие-то манипуляции (проверить итоги было фактическиневозможно), политический итог выборов в КС оказался однозначным. В руководство протестом оказались возвращены все те, кого отсеял майский подъем. Те, кто сознательно дистанцировался от уличной оппозиции после мартовских выборов Путина, — Собчак, Пархоменко, Кац и другие, — оказались теперь в звездной палате. Наоборот, левые силы, с которыми были связаны майские успехи, — радикализация и подъем движения - очутились вне Совета.

Разочарование итогами голосования захватило многих. Даже весьма далекие от левых симпатий люди, такие как представитель «Белой ленты» Алексей Блиндул, были разочарованы итогами выборов, проведенных Леонидом Волковым: «Я не собираюсь делать оценку Л. Волкову и его манипуляциям, но вывод у меня напрашивается один — обеспечивать выборный процесс впредь должны абсолютно независимые лица под тщательным контролем со стороны различных политических сил», — написал Блиндул в своем блоге на «Эхо Москвы».

В интернете даже делались попытки создать «народный КС» в противовес созданному Волковым, не получившие, впрочем, большой поддержки. Даже Денис Билунов, один из авторов самого проекта выборов КС оппозиции, сказал автору этих строк вечером после подведения итогов голосования: «Да, состав тяжелый…». А известный журналист Олег Кашин, также прошедший в состав Координационного совета, написал в своем Твиттере: «А нормальных парней и мужиков, которые и ассоциируются с протестом, и которые и должны были там оказаться, послали но...». Чуть позже он написал об итогах этих выборов большую статью под названием «Команда чьей-то мечты»:

«Эксперимент точно состоялся, но в глубине души участники понимают, что произошло что-то не то или не совсем то. Я, например, по итогам голосования набрал на тысячу голосов больше, чем Сергей Удальцов. Я, конечно, рад этому, но подозреваю, что соотношение проголосовавших за меня и за Удальцова никак не связано с реальным соотношением моего и его политического веса. Точно также я не уверен, что националист Бондарик, прошедший в КС, имеет больше сторонников среди националистов, чем не прошедший в КС Александр Белов-Поткин. И совсем сомнительна версия, согласно которой Ксения Собчак и ее команда мечты, оккупировавшая верхние строчки итоговой таблицы (Дмитрий Быков — второй после Навального), — это и есть те люди, которым больше всего доверяют граждане, „разделяющие ценности протестного движения “. В декабре прошлого года Ксения Собчак с ее „Я Ксения Собчак, мне есть что терять“ была освистана митингующими на проспекте Сахарова. Сегодня она по итогам голосования четвертая по популярности. Так ли это в действительности — а черт его знает, но документальных доказательств того, что это не так, видимо, просто не существует» [191]http://www. openspace.ru/article/523
.

Впрочем, многим активистам осенью 2012 г. было чем заняться и помимо выборов в КС оппозиции. В октябре резко активизировались репрессивные органы. 5 октября проправительственный телеканал НТВ продемонстрировал в своем эфире фильм «Анатомия протеста-2». В этом фильме были показаны отрывки якобы оперативной съемки встречи левых активистов Сергея Удальцова, Леонида Развозжаева и Константина Лебедева с человеком, которого диктор НТВ называл «грузинским политиком Гиви Таргамадзе». Авторы фильма обвиняли Удальцова и его товарищей в национальной измене, в том, что он на деньги грузинских спецслужб готовил массовые беспорядки в разных регионах России. На следующий день депутаты Госдумы от «Единой России» потребовали возбудить по материалам фильма уголовное дело. Долго упрашивать не пришлось.

Вскоре начались аресты. Следователи пришли с обыском и ордером на арест к Константину Лебедеву и Леониду Развозжаеву. Первый был арестован, второго не оказалось дома. Но через несколько дней Развозжаев был похищен неизвестными в Киеве прямо у офиса управления ООН по делам беженцев, куда он явился, чтобы просить статус политического беженца (и даже успел заполнить анкету). Через два дня он оказался в наручниках в Москве, где суд арестовал его на три месяца. Официально было объявлено, что Развозжаев явился «сам», в порыве охватившего его «раскаяния». Однако Леонид успел крикнуть журналистам, караулившим у здания суда, что его пытали сотрудники спецслужб, требовавшие от него подписать явку с повинной, в которой он оговаривал своих товарищей и многих других активистов, признавая, все выдвинутые против него обвинения. Когда к нему допустили адвокатов, Леонид от явки с повинной отказался, пояснив, что она получена под давлением. Сергею Удальцову также были предъявлены обвинения, но его оставили на свободе под подпиской о невыезде. Адвокаты назвали этот шаг попыткой внести раскол в активистскую среду и дискредитировать Удальцова. Вскоре было объявлено и о том, что Прокуратура начала проверку «Левого фронта» на экстремизм.

Таким образом, репрессивные органы, также как и Леонид Волков, видели своего главного противника в левом фланге гражданского протестного движения. Именно по ним и был нанесен удар.

Основные силы сторонников левых организаций, да и многих других гражданских активистов теперь шли на проведение новой кампании против политических репрессий. Они ходили на суды к фигурантам «Болотного дела» и дела по «Анатомии протеста». Каждый четверг проводились регулярные акции «ОккупайСК». 30 октября «Комитет 6 мая» и правозащитники провели на Пушкинской площади митинг солидарности с политзаключенными. В тот же день аналогичные акции прошли в 15 странах мира ив 20 регионах России. Кампания солидарности была организована левыми активистами из Российского социалистического движения, «Автономного действия» и «Левого фронта», а также Комитет 6 мая. А вот Алексей Навальный не поддержал этой акции. Вместо этого он объявил о проведении некоего флешмоба за два дня до нее. Это лишь ослабило мобилизацию. В дальнейшем политик также уделял защите узников достаточно мало внимания, за что его упрекали многие гражданские активисты.

На националистическом фланге усилия оказались сосредоточены на проведении 4 ноября традиционного «русского марша». В Москве он впервые за многие годы прошел в центре города и собрал, по оценкам организаторов, около 10000 человек. Это была успешная акция, но без очевидного триумфа: националистам и прежде удавалось собирать 4 ноября под свои знамена сопоставимое число активистов. Некоторая часть националистов участвовала также в кампаниях в поддержку политзаключенных, хотя многие из них и предпочитали держаться в ней особняком (защищая лишь арестованных националистов). Хотя, например, Илья Константинов (отец находившегося под арестом Даниила Константинова) выступал на митинге, организованном 30 ноября «Комитетом 6 мая» в Москве.

Однако борьба активистов, проходившая в столь драматических условиях, демонстрировала, что протестная волна все-таки идет на спад. Акции становились все менее многочисленными. Централизация гражданских инициатив и выборы в КС оппозиции привели не к новому подъему, а к заметному спаду движения. Во всяком случае, не замедлили его.

Падению активности способствовал и ритм работы, избранный Координационным советом, и ставшие вскоре известными разногласия среди его членов. После первого заседания этого долгожданного органа, прошедшего 27 октября, следующего ждать пришлось почти месяц — до 24 ноября.

Первый серьезный конфликт возник сразу, на первом заседании, посвященном, в основном, принятию регламента. «Друзья! — говорил на нем Сергей Удальцов, — от нас ждут не только решения по регламенту (его, я думаю, ждут в последнюю очередь), а конкретных решений по конкретным мероприятиям… Вопрос, который нам надо решить, я считаю, надо решить сегодня, определиться и начать готовиться. Т. е. в конце года необходимо провести новый марш оппозиции… это будет лучшая защита наших политузников… Если мы будем только регламентами заниматься, то, извините, тут половина членов КС уйдет скоро отсюда». Однако Илья Яшин выступил против проведения новой акции — «народ устал», а Максим Кац потребовал вообще снять этот вопрос «за отсутствием на него времени». «Да вы саботажники здесь и болтуны!» — взорвался с места Удальцов. Однако его гневный порыв был проигнорирован большинством, и в итоге решения про дату акции принято так и не было. А следующее заседание было назначено на конец ноября.

Стало ясно, что люди, прошедшие в КС оппозиции, ставят перед собой очень разные цели. Немногочисленные представители активистских сообществ стремились продолжать и расширять протестную кампанию. А телеведущие и либеральные политики готовы были взять в этом деле паузу на неопределенное время.

В конце октября 2012 г. исполком «Левого фронта» принял решение взять на себя инициативу проведения следующего «Марша миллионов», поскольку опасность, что КС оппозиции в своем нынешнем составе, будет его саботировать, казалась активистам более чем реальной. Призывы принять участие в новом «Марше миллионов» 8 декабря, приуроченном к годовщине первых массовых акций протеста, появились на сайте организации ЛФ и на ее страницах в социальных сетях. Сергей Удальцов сделал ряд соответствующих заявлений в СМИ. Были напечатаны листовки и стикеры для проведения соответствующей агитационной кампании. B ee проведении помогали гражданские активисты из других организаций.

Однако у некоторых членов КС самодеятельность левых вызвала сильное раздражение. Они решили, что пора положить ей предел. 21 ноября было опубликовано «Обращение группы граждан». Его опубликовал журналист Сергей Пархоменко, который, видимо, решил напомнить о той роли в истории протестного движения, которую он сыграл ровно за год до этого.

«К сожалению, на настоящий момент некоторыми членами КС уже были обнародованы ОТ СОБСТВЕННОГО ИМЕНИ различные заявления и призывы по поводу этой акции. Хочу еще раз напомнить, что КС на своем первом заседании ОТВЕРГ предложение назначить акцию на 8 декабря. Поэтому все несогласованные заявления на этот счет, сделанные до сих пор, представляются дезориентирующими и дезорганизующими потенциальных участников протестных акций», — писал Пархоменко.

Но, кроме попытки перехватить (в очередной раз) инициативу у Удальцова и левых активистов, Пархоменко и его коллеги по «Группе граждан» (обращение подписали Рустем Адагамов, Дмитрий Быков, Михаил Гельфанд, Филипп Дзядко, Татьяна Лазарева, Владимир Мирзоев, Ксения Собчак и Михаил Шац), выдвинули целую программу развития протестного движения. Она подразумевала отказ от наиболее радикальных требований. В первую очередь от пакета социальных требований, зафиксированных в резолюции митинга 15 сентября, а также от требований роспуска Государственной Думы и отставки президента Путина. Вместо этого «граждане» предлагали сосредоточиться на диалоге с властями, в рамках которого предлагалось добиваться гораздо менее амбициозных задач. Эти задачи были сформулированы в виде пяти пунктов:

• «ДОЛОЙ „ПОДРЯД“! Отмена положения о „двух сроках “ в ст. 81 Конституции РФ.

• НЕЧЕГО ТУТ ЗАСИЖИВАТЬСЯ! Возвращение 4-летних сроков пребывания у власти Президента РФ и Государственной Думы РФ.

• ВЕРНИТЕ НАМ РЕФЕРЕНДУМ! Отмена положений ст.5 Федерального закона „О референдуме “, запрещающих ставить на голосование любые политически значимые вопросы.

• КОНТРОЛЬ ЗА ВЫБОРАМИ — ИЗБИРАТЕЛЯМ! Обеспечение гарантий доступа граждан, выдвинутых общественными собраниями, в состав избирательных комиссий всех уровней (без нынешнего административного „фильтра“, позволяющего отвергнуть любую кандидатуру).

• „ПОВЕРХ“ ВСЕХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ТРЕБОВАНИЙ оппозиционной программы должно идти единое и неизменное требование освобождения политических заключенных, ПРЕКРАЩЕНИЯ РЕПРЕССИЙ, в частности, по сфальсифицированному „Делу б мая“. Плакаты и транспаранты, портреты репрессированных, требования честного и независимого расследования истинных событий б мая должны появиться ВО ГЛАВЕ ШЕСТВИЯ, открывать его собою…»

Чтобы отстаивать эту программу, «группа граждан» предлагала провести массовую акцию 9 декабря под брендом «Юрьев день» в форме шествия без митинга со сбором подписей в поддержку изложенных требований. Главный смысл мероприятия «граждане» видели в том, что «сбор 100 000 голосов реальных, живых людей в поддержку набора простых и понятных политических требований. Это — та самая ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИНИЦИАТИВА 100 000 ГРАЖДАН, которая, пословам Путина, должна рассматриватъся Думой как законодательная инициатива» .

Говорят, история развивается циклично. На этот раз цикличность действительно была видна невооруженным взглядом. Ровно через год после начала массовых протестов инициативу и контроль над протестным движением вернули себе те же самые герои, с явления которых все началось. Они вернулись на общественную авансцену посредством «выборных технологий» после того, как развитие движения, казалось, оставило их за бортом. Зато вернулись ровно с той же программой, которая была у них год назад: программой переговоров с властью «от имени» протестующих. Программой, исключающей демонтаж этой власти. Предполагающей лишь «ремонт» системы руками правящих элит. Как говорила со сцены митинга почти за год до этого сама Ксения Собчак: «Самое главное — влиять на власть, а не бороться за власть».

Суть конфликта в КС оппозиции не ускользнула ни от кого. Откликнулись на него, в числе прочих, и либеральные активисты, и журналисты. Яркий представитель либерального движения Андрей Пионтковский обрушился на «граждан»:

«Весь политический гарнир, предлагаемый Пархоменко (в качестве основных лозунгов протестной акции. — Ред.), так же неуместен сегодня, как и судебный гарнир Собчак… В сегодняшней постразвозжаевской российской реальности эти призывы — предложение пораженной сифилисом власти припудриться и до следующих выборов (через 5-6лет) лечиться арбидолом… Оппозиции же оба гарнира нанесут серьезный психологический и политический ущерб. Мы требовали честных выборов. Выборы были вызывающе бесчестны. Тогда мы заявили, что власть нелегитимна, и потребовали досрочных выборов. Власть обрушилась на нас с точечными репрессиями и готовится к более массовым и жестоким. И что же теперь предлагает нам группа граждан? Пойти на попятную. Демонстративно отказаться от нашей моральной и политической позиции непризнания нелегитимной власти и стараться влиять на эту власть своим конструктивным лепетом об уликах в 2018 году и мировых судьях… Моральная капитуляция оппозиции символично закрепляется в концепции Собчак-Пархоменко конгениальным брендом „Юрьев День “. Какая замечательная проговорка по Фрейду. Умрите, Ксения и Сергей, лучше не скажете! „Юрьев День“ — шествие группы крепостных граждан в поисках доброго барина»

«Новая газета» опубликовала большую аналитическую статью историка и социолога Лилии Шевцовой про «Конфликт революционеров и адаптантов». Рассуждая об исторической роли стратегии «адаптантов» (к которым автор причислял «группу граждан») в российской политике последних 20 лет, Шевцова пришла к выводу, что именно ей российский либерализм обязан своей дискредитацией в глазах народа. «Но вовлечение адаптантов в сферу поддержки самодержавия привело к вполне определенным последствиям — дискредитации реформаторской идеи и, прежде всего, либерального „пакета“, коль скоро наиболее влиятельные адаптанты взяли на себя представительство либеральных идей. Адаптанты, а не сама власть, стали основным гробовщиком системной альтернативы в России», — писала она. Лилия Шевцова, оставаясь человеком абсолютно либеральных взглядов, признавала, что для расширения социальной базы демократического движения, ему необходимо найти оптимальное «сочетание политических и социально-экономических требований» .

Острейшая полемика по оси «революционеры против адаптантов» составила главное содержание дискуссий в КС оппозиции и вокруг него в ноябре — начале декабря 2012 г. Сама по себе она деморализовала и дезориентировала многих активистов протестного движения. Общим местом стало клише о «сливе протеста», адресованное то группе граждан, то КС в целом.

Однако в итоге в конце ноября удалось найти компромисс. КС решил проводить акцию не 8-го (как призывали левые) и не 9-го (как хотела «группа граждан»), а 15 декабря. Она должна была состояться в форме шествия без митинга и пройти под названием «Марш свободы». После тяжелых дискуссий было также решено оставить в силе требования, принятые на массовых митингах в июне и сентябре, включая социальный блок.

Но следующее препятствие выставила власть. Вопреки сложившейся практике, на этот раз заявителям не удалось согласовать с московской мэрией маршрут шествия протеста. В условиях становившегося очевидным спада «Марш свободы» оказался несанкционированным. КС призвал своих сторонников приходить в 15:00 на Лубянскую площадь в Москве, к Соловецкому камню, невзирая на опасность быть задержанными полицией.

Несогласованная акция 15 декабря 2012 г. стала символическим завершением эпопеи массового гражданского протеста 2011–2012 гг. Стоял ясный солнечный и морозный день. Улицы столицы традиционно были заполнены полицейскими, ОМОНовцами и военнослужащими внутренних войск. Однако они вели себя относительно спокойно. К Соловецкому камню людей пускали. Задерживали только тех, кто начинал скандировать, а также публичных лидеров движения — Удальцова, Навального, Яшина и т. д. После акции начались традиционные споры о ее численности. Власти оценивали ее в 700 человек. Организаторы в 5000. В самом сквере у Соловецкого камня одновременно такого количества активистов не было. На пике численности присутствовали 1500–2000 человек, но учитывая, что люди сменяли друг друга (было холодно, и подолгу мало кто оставался), думается, что общая численность акции колебалась в диапазоне от 3000 до 5000 человек[201]http://www.nemtsov.ru/?id=718653&;PHPSESSID=d0ac6728709ce495ff5683a8ce0d67cf
.

Эта цифра говорила о том, что ядро протестного актива в столице выросло. Но также это говорило и о том, что движение объективно переживало спад. Отсутствие внятной стратегии, внутренние противоречия, устойчивость правящего режима — все эти факторы привели к тому, что начавшаяся за год до этого кампания фактически подошла к концу. Вопрос о том, последует ли за этим новый подъем гражданской активности (и каким он будет), или российское общество надолго вернется к привычной пассивности, оставался открытым.

 

Реакция

К 2013 г. стало ясно, что в России началась эпоха политической реакции. Протестное движение ослабло. А власти в свою очередь перешли в наступление. Еще в 2012 г. Еосударственная Дума приняла целый ряд одиозных законов, существенно ухудшивших условия существования гражданского общества.

Почти сразу после событий 6 мая 2012 г. парламент принял поправки к закону о митингах и шествиях, в соответствии с которыми возможность проведения любых уличных акций еще сильнее ограничивалась. А их организаторы становились ответственными за любую провокацию, совершенную в ходе проведения акции. Штрафы и репрессивные санкции за любое, даже мельчайшее нарушение были многократно увеличены.

В июле 2012 г. Еосдума приняла новый закон «О некоммерческих организациях», ставший известным под именем «закона об иностранных агентах». В соответствии с ним российские некоммерческие организации, которые получали иностранное финансирование (например, компенсацию затрат за поездку на конференцию) и при этом «занимались политической деятельностью» должны были регистрироваться в Минюсте в качестве «иностранных агентов». Туманность формулировок оставляла право решать, что такое «политическая деятельность» российским чиновникам и судьям. В течение следующих нескольких месяцев прокуратура направила требования о признании себя иностранными агентами таким «политизированным» НКО, как общество «Помощи больным муковисцидозом» (под давлением общественности предписание через неделю было отозвано), историческому обществу «Мемориал», «Муравьевскому парку устойчивого природопользования», занимающемуся охраной даурских и японских журавлей, а также дальневосточных аистов в заказнике «Журавлиная родина» и т. д. Разумеется, коснулся закон и тех НКО, которые были связаны с протестным движением. Например, в апреле 2013 г. Минюст уличил в агентурной деятельности ассоциацию «Голос». Гй вменили в вину тот факт, что ее сотрудники составили проект нового избирательного кодекса (а следовательно, покушались на изменение российских законов, т. е. «занимались политикой»), и еще получили престижную норвежскую «Сахаровскую премию», которую сочли иностранным финансированием.

Довольно комичная история произошла с законом «О клевете». Многие годы он критиковался журналистами и правозащитниками как инструмент, который используется властями для преследования независимых журналистов. В декабре 2011 г. удаление этого одиозного закона из Уголовного кодекса вошло в пакет реформ, предложенных Дмитрием Медведевым. Это тогда расценивалось как уступка гражданскому обществу. Но уже в июле 2012 г. этот закон (в несколько отредактированном виде) вновь был возвращен в российский УК. Правоприменительная практика, направленная против независимых от властей журналистов, не заставила себя ждать

Определенный резонанс получил принятый в апреле 2013 г. закон «О защите прав верующих». Общественники и журналисты критиковали его как проявление клерикализации общества и фактический запрет на публичную критику церкви. Более или менее всем также была ясна связь этого закона со скандальным процессом по делу группы Pussy Riot.

В декабре 2012 г. Конгресс США принял так называемый «закон Магнитского». В соответствии с ним против ряда российских чиновников и сотрудников правоохранительных органов вводились персональные санкции (запрет на въезд в США, арест счетов и недвижимости и т. п.) в связи с их ответственностью за нарушение прав человека на Родине. С точки зрения российских властей этим американские законодатели стремились шантажировать российскую элиту, привыкшую хранить свои накопления и покупать недвижимость на Западе. Теперь, когда возникла угроза попасть в список лиц, против которых введены персональные санкции, многие представители бизнеса и бюрократии могли отказаться от прежней лояльности Кремлю.

Администрация президента разработала ответный шаг: в декабре того же года был принят скандальный «закон Димы Яковлева». Названный по имени российского ребенка, доведенного до смерти своими приемными американскими родителями, этот закон стал поводом для большого международного скандала. Но он сыграл большую, хотя и не вполне прозрачную, роль и во внутренней политике. Кремлевская администрация оказала большой нажим на депутатский корпус, вынудив большинство парламентариев проголосовать за введение санкций против американских политиков, ответственных за смерть российских приемных детей в США.

Трудно сказать, сильно ли расстроились американские сенаторы и чиновники, что им запретили въезд в РФ, но лояльность депутатов Госдумы была скреплена своего рода круговой порукой.

В июне 2013 г. Государственная Дума приняла закон, устанавливающий ответственность за «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних». Закон оставлял большую свободу для интерпретации того, что считать «пропагандой». Этот акт был воспринят значительной частью гражданского общества, а также — ив гораздо большей степени — на Западе как одиозный, идущий вразрез с принципами прав человека. Но в этом отношении важен не правозащитный, а политический аспект «гомофобного закона». Российское общество и до того было сравнительно консервативным по отношению к гомосексуалистам, но эта тема никогда не входила в шорт-лист актуальных общественных проблем. Тот факт, что законодатели неожиданно взяли ее на вооружение, свидетельствовал не столько об обострении противоречий между сексуальным большинством и меньшинствами, сколько о том, что элита стремится поменять повестку дня. Апелляция к традиционной гомофобной морали была призвана мобилизовать поддержку населением господствующих политических сил.

Аналогичную роль во многом выполняет ксенофобия. В 2013 г. подконтрольные властям СМИ стали гораздо больше внимания уделять межнациональным проблемам, в особенности трудовой иммиграции. При этом повысилась также и жесткость риторики в отношении приезжих. Медиа стали доброжелательно комментировать борьбу с мигрантами. Например, летом 2013 г. даже большие государственные каналы уделяли большое внимание деятельности националистической инициативы «Щит Москвы», активисты которой устраивали рейды по общежитиям рабочих из стран Средней Азии, кончавшиеся порой драками и насилием. Параллельно выходили сюжеты про аналогичные предприятия полиции. И без того довольно острая проблема ассимиляции иммигрантов непропорционально сильно муссировалась СМИ.

В ходе кампании по выборам мэра Москвы, ставшей одним из самых ярких событий 2013 г., сложилась ситуация, при которой и действующий мэр Сергей Собянин, и его главный оппонент, один из оппозиционных лидеров Алексей Навальный, практически в равной степени апеллировали к ксенофобским настроениям и использовали националистическую риторику.

Национал-патриотическая, консервативная, клерикальная риторика все больше оформлялась в виде концепции российского «традиционализма». «Традиционные ценности» были взяты на вооружение правящей администрацией в качестве полуофициальной идеологии. В ходе ежегодного общения с журналистами 19 декабря 2013 г. Владимир Путин, рассуждая о роли идеологии в обществе и о «западных ценностях», заявил: «Без традиционных ценностей общество деградирует, и мы должны к ним вернуться и на базе этих ценностей двигаться вперед». Он также признал, что речь идет о консервативной социально-политической доктрине.

Апофеозом нагнетания националистических настроений стали события в московском районе Бирюлево в октябре 2013 г. 10 октября там произошла трагедия: был убит местный житель Егор Щербаков. Это вызвало большой резонанс в районе, в котором находилась крупнейшая овощная база в столице. Она служила одновременно центром трудоустройства для огромного числа приезжих и источником криминала (как в силу теневого характера торговли, так и из-за коррумпированности местной полиции). Вскоре стало известно, что власти подозревают в убийстве азербайджанца Орхана Зейналова. Федеральные ТВ-каналы обсуждали случившееся в контексте национального вопроса.

Полиция спокойно отнеслась к попыткам националистических организаций проводить в Бирюлево агитацию за митинг протеста. Когда же он состоялся, группа радикально настроенных националистов спровоцировала настоящие беспорядки. Они разгромили овощную базу и избили несколько человек неславянской внешности. Полиция долгое время оставалась практически безучастной. Апофеозом истории в Бирюлево стал арест Охрана Зейналова, показанный всеми государственными телеканалами и превращенный в настоящее красочное шоу.

Телевизионные кадры демонстрировали, как десантники в масках валят на землю растерянного человека, вяжут его и, как мешок с картошкой, швыряют в вертолет, который улетает и приземляется прямо на Петровке, 38. Там обвиняемого с заломанными руками вводят в кабинет к министру внутренних дел Владимиру Колокольцеву, который отдает распоряжения относительно его судьбы и благодарит сотрудников спецподразделения, арестовавших Зейналова. Общее послание телевизионного сюжета было понятно: только мощные силовые структуры могут защитить граждан от криминала, иммиграции и других угроз. Но для этого им нужны соответствующие полномочия. Подспудно пропаганда оправдывала возросший уровень насилия и репрессивности в обществе.

Интересно, что, хотя в ответ на усиление националистических мотивов в государственной пропаганде общество откликнулось ростом ксенофобских настроений , численность ежегодного «Русского марша» 2013 г., организуемого радикальными националистами, оказалась сравнительно небольшой (меньше, чем в 2012 г. и существенно меньше тех показателей, которые прогнозировались). Механика национальной розни укрепляла режим и его репрессивные органы, а не активистские праворадикальные организации.

 

Политические репрессии

Самым явным признаком наступившей реакции стали политические репрессии. В первую очередь речь идет о громком политическом процессе, ставшем печально знаменитым под именем «Болотное дело». Оно было возбуждено по факту «массовых беспорядков» на Болотной площади в Москве 6 мая 2012 г. Первые аресты начались уже в мае-июне 2012 г. и продолжались до апреля 2013 г. Всего по делу проходят (по состоянию на декабрь 2013 г.) 29 активистов. Большая часть из них находится в СИЗО и тюрьмах, несколько человек под домашним арестом или под подпиской о невыезде. В том числе на скамье подсудимых оказались активисты, которых вообще не было на Болотной площади 6 мая 2012 г. В рамках «Болотного дела» были допущены вопиющие факты нарушения прав человека. Арестованным не предоставлялось необходимая медицинская помощь. Некоторые из них сталкивались с насилием со стороны тюремной администрации или сотрудников следственных органов, и почти все — с давлением и угрозами. Следственные органы и суды взяли откровенный обвинительный тон.

Особого внимания заслуживают некоторые наиболее одиозные проявления репрессивности. Так, например, Леонид Развозжаев был в октябре 2012 г. похищен сотрудниками российских спецслужб в Киеве, прямо от здания Управления ООН по делам беженцев. После этого он подвергался пыткам со стороны представителей правоохранительных органов. Другой фигурант по «Болотному делу», Михаил Косенко, был признан судом невменяемым (несмотря на протесты независимых экспертов в области психиатрии) и приговорен к бессрочному принудительному лечению в психиатрической больнице тюремного типа. Это заставило правозащитников заговорить о возрождении практики репрессивной психиатрии в России. Подобные примеры можно приводить долго.

В 2012–2013 гг. помимо «Болотного дела» шел еще целый ряд политических процессов. Самым скандальным из них стало дело Pussy Riot. Две участницы панк-группы получили в августе 2012 г. двухлетний тюремный срок, который почти полностью отбыли в местах лишения свободы. Когда в конце декабря 2013 г. их выпустили по амнистии, это выглядело почти как издевательство: до конца срока им оставалось около двух месяцев.

Почти на два года растянулся процесс против одного из лидеров русских националистов Даниила Константинова. Его специфическим отличием стало то, что активиста обвиняли в убийстве. В ходе следствия было допущено множество процессуальных нарушений. Несмотря на то, что у Константинова было алиби, суд механически продлевал для него меру пресечения и вообще следствие велось с явным обвинительным уклоном. Сам подсудимый заявил, что уголовное дело против него является местью сотрудников политической полиции — Центра «Э» — за его отказ от сотрудничества с ними. Хотя взгляды Константинова разделяют далеко не все активисты гражданского общества, его уголовное преследование практически единогласно расценивается ими как акт политических репрессий.

Большой резонанс получило уголовное преследование одного из лидеров протестного движения Алексея Навального. На него был заведен целый букет уголовных дел. По одному из них в июле 2013 г. Навальный получил приговор: 5 лет колонии общего режима. Это вызвало взрыв негодования и довольно крупную несанкционированную акцию протеста в Москве. Приговор был обжалован прокуратурой (впервые в истории), а впоследствии заменен на условный срок.

Политические репрессии коснулись и ряда активистов антифашистского движения. Троих из них — Алексея Сутугу, Алексея Олесинова и Бабкена Гукасяна — обвиняли в нападении на охранников клуба «Воздух» в Москве в декабре 2011 г. Дело тянулось два года, большую часть этого времени активисты провели в СИЗО.

Наконец, 3 июля 2013 г. был арестован оппозиционный мэр Ярославля Евгений Урлашов, который выиграл выборы за год до этого, опираясь на протестные настроения и помощь активистов демократического движения. Урлашова обвинили в коррупции, но значительная часть общественности усмотрела в этом лишь расправу над оппозицией и месть со стороны федеральный властей и партии «Единая Россия».

Большой проблемой в 2012–2013 гг. стали внесудебные репрессии. Во многих регионах страны сотрудники центра «Э» и Следственного Комитета проводили обыски, задерживали и допрашивали активистов. Многим из них угрожали выдвижением обвинений по «Болотному делу» или по другим статьям. Были случаи избиений. Особенным вниманием репрессивных органов пользовались активисты, участвовавшие в мероприятиях оппозиции в 2012 г., в частности во встречах с Сергеем Удальцовым во время его поездок по регионам.

Из-за угрозы ареста из России уехали от нескольких десятков до нескольких сотен активистов демократического движения, включая довольно известных, таких как: Гарри Каспаров, Анастасия Рыбаченко, Алексей Сахнин. Некоторые из уехавших получили статус политического эмигранта в странах ЕС.

Дело не только в числе арестованных и в их персональных судьбах. Механика репрессий оказалась исключительной. Они превратились в инструмент управления обществом не только в вопросе подавления инакомыслия, гражданской активности и политической оппозиции, но стали важнейшим элементом массовой пропаганды. Подконтрольные властям СМИ стали публиковать материалы, напрямую обвиняющие лидеров протестного движения в национальной измене и нагнетающие в обществе атмосферу шпиономании и поиска внутренних врагов. Особенно на этом поприще отличился ставший одиозным телеканал НТВ, который выпустил ряд «документальных» фильмов подобного содержания.

Репрессии против участников протестного движения служили также средством борьбы за политическое влияние. Так, 21 мая 2012 г. министром внутренних дел России стал Владимир Колокольцев, занимавший до этого пост начальника московской милиции. Именно он отдал приказ о разгоне демонстрации 6 мая. Власть будто бы давала сигнал: в награду за борьбу с оппозицией можно получить министерский портфель.

Главным героем трагедии, развернувшейся вокруг «Болотного дела», стал глава Следственного комитета РФ Александр Бастрыкин. Этот чиновник, ставший инициатором репрессивной кампании, быстро превратился в одного из самых влиятельных функционеров путинского режима. Следственный комитет стал играть ключевую роль в аппаратной борьбе. Осенью 2012 г. это ведомство возбудило уголовное дело о хищениях и коррупции в министерстве обороны, которое стоило кресла министру Анатолию Сердюкву. Позднее, весной 2013 г., разыгралась публичная перепалка между Владиславом Сурковым, долгие годы выступавшим в роли всесильного серого кардинала Кремля и отвечавшим за всю внутреннюю политику, и пресс-секретарем Следственного Комитета Владимиром Маркиным. Эта история весьма показательна.

СК возбудил дело против оппозиционного депутата Ильи Пономарева, который якобы был замешан в коррупции при реализации одного из проектов наукограда Сколково. Поначалу пресса связывала эту историю со стремлением властей наказать одного из лидеров протестного движения. Но потом стало ясно, что косвенно пострадать могут гораздо более высокопоставленные люди, включая премьер-министра Дмитрия Медведева, который выступал покровителем Сколковского проекта. В этот момент Сурков раскритиковал действия следователей. В ответ Владимир Маркин опубликовал в «Известиях» крайне резкую статью, направленную против бывшего куратора внешней политики режима. Совпадение это или нет, но через несколько дней Владислав Сурков был уволен из Кремля.

Осенью 2013 г. в Государственную Думу был внесен законопроект, направленный на радикальное расширение полномочий правоохранительных органов и, в первую очередь, Следственного Комитета при возбуждении уголовных дел по налоговым преступлениям. Это право означало бы возможность контролировать громадные денежные потоки и фактически вручило бы в руки Бастрыкина и его ведомства реальный рычаг контроля за любым бизнесом. Против этого выступили влиятельные представители «либерального истеблишмента», например, Алексей Кудрин. Хотя в конце концов был достигнут некий компромисс, полномочия СК очевидно выросли. Наблюдатели расценили это как радикальное усиление позиций «силовиков» во главе с Бастрыкиным в российском руководстве.

Таким образом, политические репрессии стали фундаментом роста политического влияния для группы высокопоставленных чиновников и руководителей силовых ведомств, которые стали стремительно завоевывать все новые позиции в политической и экономической жизни страны. В области пропаганды и внутренней политики эта группа использует национализм и прочие «традиционные ценности» для идеологического обоснования своей политической тактики. Они системно заинтересованы в эскалации политических репрессий и усилении авторитарных тенденций, которые рассматриваются ими как гарантия сохранения своего влияния. Именно этот механизм и обеспечивает развертывание реакции в России в 2012–2013 гг.

Правда, в результате давления со стороны общества в конце 2013 г. режим пошел на объявление «широкой амнистии». Но власти постарались до предела выхолостить ее содержание. Из 700 тысяч российских заключенных из тюрем и лагерей выйдут только 2000 человек, в отношении еще 6000 будут прекращены уголовные дела. Приблизительно с 17000 человек будут сняты наказания, не связанные с лишением свободы. Таким образом, тюремное население России почти не уменьшится. Из политзаключенных на свободу вышли лишь немногие. Например, из 29 фигурантов «Болотного дела» амнистия коснулась лишь пятерых.

Также Путин своим указом помиловал Михаила Ходорковского, считавшегося многими политзаключенным № 1. Но этот шаг вовсе не обязательно свидетельствует о наступлении «оттепели». Скорее это попытка заключить союз с либеральным истеблишментом, крупным бизнесом и западными политиками, сохранив репрессивный внутриполитический курс. И амнистия, и помилование Ходорковского призваны сыграть роль алиби для авторитарного режима.

 

Социологические закономерности массового движения

История «Болотного движения» обнажила несколько фундаментальных закономерностей и столь же фундаментальных альтернатив, между которыми шла довольно напряженная борьба. Подводя итоги, о них нельзя не сказать.

Три модели движения

Можно говорить про сравнительно конфликтное сосуществование внутри гражданского общества трех моделей: диссидентской, популистской и активистской.

Для диссидентской субкультуры характерно крайнее отчуждение как от власти и ее институтов, так и от «конформистского» большинства общества. Такой подход во многом характерен, например, для «Другой России» и для части либералов. Он воспроизводится участниками кампаний, проходящих под их влиянием (например, участниками «Стратегии-31»). Культ жертвенности и митинговые конфронтационные акции сплачивают субкультуру радикалов и снимают для большинства из них вопрос о конструктивной программе движения и других целях борьбы. Как только у активиста появляются подобные вопросы, начинается его отход от такого движения. Важнейшей проблемой для активистских групп с таким типом организационной и политической культуры — практическая невозможность завоевать влияние в широких массовых движениях, которые ими третируются как «оппортунистические», «конформистские» и т. п. Классическим примером такого конфликта стала тактика сторонников Эдуарда Лимонова 10 декабря 2011 г. ив дальнейшем.

Другой устойчивой формой организационно-политической культуры гражданского общества можно считать «демократический популизм» медийно раскрученных «звезд» и элитарных «людей с мозгами». Они готовы руководить толпой, послушно слушающей распоряжения статусных «демократов» на трибунах. Значительная часть участников Болотного движения отдавали себе отчет в проблематичности этой формы, отрефлексированной, например, в многочисленных иронических комментариях о взаимодействии «вождей» и «хомячков». Эта форма стихийно воспроизводится в разных активистских средах, но в истории протестов 2011–2012 гг. ее основными носителями стали либеральные политики от Алексея Навального до Бориса Немцова, захватившие руководство движением на первом и на последнем этапах его эволюции. К преимуществам этой модели относится ее относительная практическая эффективность в вопросах реализации принятых решений, а также легкость мобилизации сторонников. Однако популистская модель ведет к выхолащиванию демократического потенциала движения, в котором, кроме лозунгов (предельно абстрактных) не остается ничего отличного от той системы, на борьбу с которой оно направлено.

Наконец, «Болотное движение» продемонстрировало потенциал самоорганизации, который можно соотнести с «активистской» моделью политической культуры. Эта форма предполагает коллективные формы принятия решений, относительный эгалитаризм и преобладание горизонтальных связей, открытую дискуссию, слабую артикулированность, «прописанность» формальных отношений. Ориентированная на участие активистская модель весьма практична. Она строится на взаимодействии в рамках конкретных социальных проектов. При этом она наиболее предрасположена к идеологическим конфликтам и разногласиям. Эта активистская культура ярко проявилась в мае 2012 г. во время эпопеи «оккупаев».

Для характеристики взаимодействия между разными формами организационно-политической культуры движения показательна также история «борьбы за трибуну», которая развернулась между Инициативной группой, созданной активом, и «звездным» Оргкомитетом протестных митингов в декабре 2011 — феврале 2012 гг. Возникшее «двоевластие» отражало фундаментальную дилемму, от решения которой зависел вектор развития всего демократического движения. Станет ли оно выстраиваться вокруг тех или иных представителей истеблишмента (т. е. «вертикально»), или, наоборот, оно начнет самостоятельно формулировать свою повестку? Будет ли оно связано с борьбой элитных групп и политическими интригами в верхах общества или начнет искать пути к самоорганизации и задействует арсенал «горизонтальных» социальных инструментов?

Окончательный выбор между двумя этим моделями так и не был сделан.

Активисты: штрихи к портрету

Наконец, хотелось бы сказать несколько слов о самих активистах. В ходе исследования, ставшего основой этого текста, мы собрали коллекцию интервью, которые позволяют сделать несколько штрихов к коллективному портрету участников демократического движения.

Вопреки утверждениям проправительственных СМИ о корыстной мотивации участников митингов, среднестатистический активист стремится переделать мир к лучшему. Целиком или частично. Практически никто из респондентов не говорил об эгоистических мотивах своей деятельности, таких как карьера, материальный достаток и т. д. Наоборот, доминируют «альтруистические» дискурсы. Зачастую это даже превращается в самодовлеющую ценность, в элемент идеологии, помогающий человеку определить свое место в мире. Многие активисты ссылаются на примеры жертвенности и общественного служения, почерпнутые в отечественной и мировой литературе.

Для большинства из них первоначальная идейная позиция формируется на эмоциональном, иногда — эстетическом уровне (например — «симпатичен Прохоров», или «нравится флаг Левого фронта»). Затем происходит уточнение позиций в соответствии с идеологическим спектром, основы которого человек находит уже готовыми. Опираясь на субъективные впечатления от личного знакомства с активистами разных взглядов, с их этическим и эстетическим образом, «неофит» в считанные месяцы может пересечь идеологический спектр из края в край.

Однако в этом выборе, на какие бы ненадежные обстоятельства он ни опирался, все же есть политическое измерение. Чаще всего за «этическими» или «эстетическими» суждениями скрываются оценки выбранной тем или иным лидером или активистским сообществом стратегии и тактики. Т. е. политический выбор опирается не на рациональные, а «этические» мотивировки, но от этого он не перестает быть по сути политическим. В качестве примера можно указать на описанную в этой книге эволюцию протестного движения влево (в декабре 2011 — мае 2012 гг.). Мы просили респондентов, проделавших свой путь по этой траектории, объяснить, что подтолкнуло их к смене идеологических симпатий. Выяснилось, что в каждом случае эта трансформация совпадала с одной из важных развилок, которые проходило все движение в целом. Так, мощный приток активистов в левые движения совпал с моментом, когда между мартом и маем 2012 г. именно они стали главным мотором массовой протестной мобилизации в рамках подготовки «Марша миллионов». А затем последовала волна, связанная с их ролью во время «оккупаев».

Большинство респондентов, идеологическое самоопределение которых произошло уже после вовлечения в гражданское движение, были привлечены не программой той или иной организации или аргументами теоретического свойства. Почти всех из них очаровали разные аспекты практики.

Отсюда следует вывод о том, что чисто агитационный путь вербовки новых активистов является не слишком эффективным. Более того, признаки крайней индоктринации (идеологическая «упоротость», как говорили некоторые наши респонденты) могут отпугивать новичков. Зато общая практика оказывается весьма эффективным способом втягивать гражданских активистов в политизированные структуры, как это видно на примере многих наших интервью.

Очевидно, что в случае нового социально-политического кризиса протестная среда, сформировавшаяся во время демократического подъема 2011–2012 гг., станет готовой формой политической организации сопротивления. Активистская субкультура испытала в 2012 году огромный приток новых людей, в ней произошла смена поколений, она получила новый опыт. Если активистским организациям удастся справиться с этим притоком, грамотно выстроить распределение кадров, усилить координацию своей активности, они смогут в дальнейшем эффективнее вести свою социально-политическую работу и противостоять популистскому перерождению гражданского движения.

Дилеммы «единого фронта оппозиции» Какой должна быть публичная дискуссия?

В 2011–2012 гг. шла острая борьба между либеральными лидерами Оргкомитета и их левыми оппонентами относительно включения в повестку дня митингов протеста социальных требований. С точки зрения либералов, это могло расколоть фронт оппозиции. Левые же считали, что без социальных изменений оппозиционное движение не несет конкретной пользы широким массам и потому не представляет для них интереса. Либералы согласились на принятие социальных требований только после того, как левые поставили их перед фактом, провозгласив эти требования с трибуны митинга 12 июня 2012 г. Но время было упущено.

Однако проблема здесь глубже. «Единый фронт оппозиции» требовал не только пожертвовать радикальными требованиями. Он подталкивал к отказу от содержательной дискуссии, постольку-поскольку она могла «всех перессорить». Сложившаяся довольно примитивная дискурсивная система воспроизводилась далее по инерции.

В протестном движении доминировала персоналистская риторика, сводившая все проблемы к личности Владимира Путина. Институциональные основы сложившейся системы критиковали лишь радикальные фланги. Это стало одной из причин, не позволившей протестному движению включить в свой состав новые социальные группы, для которых Путин не успел стать раздражителем, но которые переживали другие проблемы, связанные с несовершенством российского государства.

Однако уровень публичной дискуссии сознательно удерживался многими лидерами протестного движения на уровне общих благопожеланий. Ведь это оставляло вождям максимальный простор для маневра в их контактах с представителями элиты. Брать на себя ответственность за «популистские» требования масс, заведомо неприемлемые для истеблишмента, никто не хотел.

В ходе предвыборной кампании в Координационный Совет оппозиции на телеканале «Дождь» были организованы дебаты кандидатов, на которых им предлагалось сформулировать свое credo за 30 секунд. Разумеется, концептуальность политических высказываний немного хромала. Один из самых популярных оппозиционных политиков Илья Яшин, например, вышел из положения следующим образом. «Мы ставим перед собой задачу обновления, — объяснил он, — масштабной перезагрузки протестного движения и российской политики в целом. Хотим просто открыть форточку и проветрить страну». Программа «проветривания» оставалась неясной, но никто не собирался вдаваться в подробности.

Справедливости ради надо сказать, что за историю «Болотного движения» неоднократно предпринимались попытки проблематизировать дискуссию между активистами, поставить перед ними широкий спектр сложных задач, вскрыть противоречивую позицию лидеров движения. Например, поиск нового дискурса интенсивно шел во время майских «оккупаев», когда были организованы десятки семинаров и лекций, в которых приняли участие тысячи активистов. На них обсуждались самые разные вопросы: политические и социальные реформы, культурные проблемы общества, взаимодействие между активистами и политиками, пути развития демократического движения. Однако этих попыток оказалось недостаточно, чтобы изменить облик протеста, его программу.

Набор общих, почти лишенных конкретного содержания лозунгов, повторявшихся ораторами с трибуны, был одним из самых серьезных ограничителей, сдерживавших расширение движения и приведших, в конце концов, к его угасанию. «Мы здесь власть!» — рефреном звучало на митингах и демонстрациях. Но их участники чувствовали, что эта магическая формула не дает исчерпывающих ответов на вопросы о том, как быть дальше, что нужно предпринять, чтобы страна изменилась. Проблема языка и смыслов стала одной из важнейших в эпопее 2011–2012 гг. Она с неизбежностью вновь встанет перед любым массовым демократическим движением, которое будет искать свою программу, ценности, средства описания реальности. И преодоление банального популизма, навязываемого частью политиков, опять будет краеугольной задачей активистов гражданского общества.

Формы протестных действий (радикализм или умеренность)

Вопрос о формах протестных действий стоял довольно остро в ходе протестов 2011–2012 гг. Уже к концу зимы 2012 г. стало очевидно, что режим справился с первым испугом и не собирается уступать протестному движению. Какой аргумент могут использовать протестующие, чтобы заставить власть к себе прислушиваться? В демократическом движении царил практически полный консенсус о ненасильственном сопротивлении авторитаризму. Однако радикальные активистские группы все время ставили вопрос о необходимости наращивания давления на власть. Сергей Удальцов и другие левые, например, все время говорили о необходимости подготовки к забастовкам[215]http://www.youtube.com/watch?v=vS-Rsr638qA
.

В более практической плоскости обсуждались такие форматы уличных протестов, которые бы выходили за пределы согласования с властями, но при этом прямо не противоречили бы закону. Главным инструментом из этого арсенала был формат «майдана» — перманентного протестного лагеря, оккупирующего городское пространство. Неоднократно делались попытки остаться на площадях после формального завершения митингов, установить там палатки и т. д. Предполагалось, что такие действия приведут к эскалации движения и станут более эффективным средством давления на власти и воздействия на само общество.

Наоборот, умеренная часть демократической коалиции критиковала стремление радикалов к эскалации уличного протеста. Ее поиски сосредотачивались в направлении организации флешмобов, автопробегов и т. п. акций.

Фактически речь шла о поиске соответствия между радикализмом (или, наоборот, умеренностью) формы и содержания протестного движения. «Радикальные форматы» коррелировали со стратегией демократических перемен снизу, осуществляемых путем свержения авторитарного режима. Напротив, сторонники перемен сверху, реализуемых действующим истеблишментом, который должен лишь кооптировать в свой состав умеренную часть оппозиции, стремились к предельно нейтральным и символическим формам организации протестной кампании.

Выбор между партийным и общедемократическим форматом движения. Конкуренция между проектами партийного типа с определенной идеологией и общедемократическим форматом движения, которое объединяет людей разных взглядов, вскрывает одно важное противоречие, которое так и не было решено в рамках движения 2011–2012 гг. Идеологизированные группы стремились использовать массовое движение для расширения своей членской базы и для отстаивания собственных ценностей и задач. Это раздражало часть активистов и участников движения, которые противопоставляли этому демонстративно деполитизированные формы организации (например, «Лига избирателей»).

Недоверие активистов разных идеологических направлений друг к другу, их конфликты ослабляли движение в целом. Здесь показательным стало самоубийство инициативной группы протестного движения, которая потеряла влияние во многом из-за взаимной нетерпимости левых и националистов.

Однако представляется, что творческое сосуществование разных идеологий в рамках общего демократического движения также было возможно при условии выработки форм открытой дискуссии и механизмов принятия решений. Одним из удачных примеров разрешения этой проблемы можно считать Ассамблею, возникшую во время майских «оккупаев». Да и Инициативная группа успела сыграть определенную роль в истории протестного движения 2011–2012 гг. К сожалению, ее участники не смогли договориться об общих «правилах игры» и процедурах принятия решений. И Инициативная группа, и Ассамблея нуждались в дальнейшем совершенствовании и в защите от попыток узурпировать власть внутри демократического движения под маркой «сохранения его единства» ценой отказа от любой содержательной дискуссии. В том виде, в котором они существовали, они сильно уступали в эффективности координационным структурам, созданным профессиональными политиками.

Радикализация протестного движения

Разумеется, «Болотное движение» нельзя всерьез считать революцией. Для этого ему не хватало ни масштаба, ни глубины поставленных вопросов. Но некоторые типологические черты революций ему, до известного предела, все-таки были свойственны. Демократическое движение 2011–2012 гг. было формой реакции широких общественных слоев на кризис политической и социальной модели, выстроенной правящими классами в России. Неудача всех попыток превратить его в инструмент внутриэлитной борьбы была связана со слабостью элитной фронды, с дискредитацией многих оппозиционных политиков. На протяжении всей своей истории оно сохраняло значительную автономию от всех группировок элиты. И это позволяло ему развиваться, реализуя свой демократический потенциал.

По мере того как протестующие разочаровывались в возможности компромиссов с властью, они все сильнее симпатизировали более глубоким и радикальным преобразованиям в обществе и тем силам, с которыми ассоциировалась возможность таких перемен.

Опыт 2011–2012 гг. продемонстрировал, что в условиях противостояния власти и общества, и хотя бы относительной автономии массовое движение развивается в логике постоянной радикализации своих требований и самих форм протеста. Попытки умеренных лидеров компенсировать это с помощью политтехнологических приемов ведут только к спаду общественной активности.

 

Заключение

Наверное, главным итогом «Болотной революции» стало ее поражение. По всем формальным критериям это именно так. Люди вышли на улицы, возмущенные фальсификацией результатов выборов, но эти результаты так и не были пересмотрены. Ни одно из требований демонстрантов не было выполнено. Правда, власть пошла на реформу законодательства о выборах и о партиях, подразумевавшую упрощение процедуры их регистрации. В декабре 2011 г., когда было объявлено об этих шагах, многие сочли это пусть недостаточной, но все-таки уступкой. Однако дальнейшие события показали, что для правящей верхушки эти меры были только техническим средством для сохранения контроля над политическим ландшафтом.

В 2012–2013 гг. были зарегистрированы десятки «политтехнологических» партий, за которыми не стояло не только никакой идеологии, но и никакой команды политиков. Умельцы сегодня изготавливают их «под ключ» и продают для пользования заинтересованным коммерсантам или представителям региональных администраций. Вместе с тем большинству реальных активистских движений с развитыми сетями сторонников, с более или менее прописанной программой и идеологией, власти отказали в партийной регистрации. Эта судьба постигла, например, левую партию «Ротфронт», либералов из «Партии 5 декабря» и партию сторонников Алексея Навального «Народный альянс».

К концу 2012 г. стало очевидно, что массовые выступления пошли на спад. В январе, мае и июне 2013 г. вМоскве еще прошли сравнительно крупные демонстрации оппозиции, но они заметно уступали прежним: и по численности, и, главное, по своей энергетике. Многих активистов самых разных убеждений охватило разочарование. Пессимистические настроения и ощущение, что «протест слили», распространились практически во всех протестных группах.

Начался отток активистов, пришедших на волне общественного подъема. Даже некоторые ветераны стали меньше участвовать в протестных кампаниях. Участились случаи расколов и внутренних конфликтов в активистских группах.

Была ли в принципе возможна победа протестного движения? И в чем она должна была выражаться?

Эпоха путинской «стабильности» привела к тотальной деградации политической жизни. В публичном пространстве существовали лишь политические симулякры. Почти все серьезные партии и политики находились под непосредственным контролем исполнительной власти. Следовательно, у протестного движения просто не было никакой готовой политической инфраструктуры.

Несмотря на свою массовость, «Болотное движение» осталось сравнительно изолированным. В географическом смысле оно развивалось, преимущественно, в Москве. Правительственная пропаганда использовала это для того, чтобы изолировать его и в социальном смысле. Правительственное телевидение описывало протестующих как представителей привилегированных групп московского upper middle class. К сожалению, часть либеральных лидеров этого движения и поддерживавших его влиятельных журналистов только укрепляли этот имидж. Например, Юлия Латынина сравнивала сторонников Путина с «анчоусами», а журналист Михаил Берг прямо связывал «пролетарскую, провинциальную, бюджетную Россию» с пропутинскими «сборищами быдла или анчоусов, митингами рабов»[216]http://www.kp.ru/daily/25830/2805532/; http://grani.rU/people/1241/
. В результате «Болотное движение» так и не смогло втянуть в себя большинство народа.

Да и сами участники массовых выступлений не были объединены никаким общим видением будущего. Среди них были сторонники всех политических сил, от ультралевых до ультраправых. «Болотное движение» не смогло сформулировать и предложить некую целостную программу преобразований в обществе, а сами попытки начать дискуссии на эту тему блокировались частью лидеров и видных участников этого движения.

Содержательная бедность движения, усиленная демонстративным отказом большинства его лидеров от формулировки позитивной повестки преобразований, была одним из факторов, систематически ослаблявших это движение и способствовавших его изоляции.

Большинству участников движения не была ясна и тактика. Некоторое время казалось, что сами по себе впечатляющие митинги протеста каким-то волшебным образом все поменяют. Но когда стало ясно, что власть справилась с первым испугом и не собирается ни капитулировать, ни идти на уступки, у протестующих граждан наступила растерянность.

Наконец, важным фактором поражения была и оторванность многих лидеров от активистов. Зачастую они ориентировались на традиционные российские формы политической деятельности: на переговоры и компромиссы с представителями режима, бизнесом, другими политиками. Участников массовых митингов воспринимали только как аргумент в своей переговорной деятельности. Это не укрепляло доверия между теми, кто стоял на трибунах и теми, кто слушал их выступления снизу.

Суммируя, можно сказать, что ни российское общество в целом, ни его протестная часть, ни даже активистские сообщества не были в 2011–2012 гг. в достаточной мере готовы к испытанию демократической политикой.

Итак, «Болотное движение» потерпело поражение. Массовый подъем сменился спадом и социальной депрессией. Надежды на демократизацию общества оказались обманутыми. Наоборот, страна погрузилась в реакцию, а политический режим стал гораздо более жестким. Но означает ли это, что у протестного движения 2011–2012 гг. не было реальных позитивных достижений? Прошло ли оно бесследно или оставило отпечаток в эволюции российского общества?

Думаю, что, даже потерпев поражение, демократическое движение 2011–2012 гг. внесло существенный вклад в российскую историю. Оно завершило эпоху «стабильности». Оно стало рубежом, с которого началось время высокой турбулентности, время больших перемен. Когда-то Александр Герцен мечтал о колоколе, который бы разбудил спящую под гнетом царей Россию. В сегодняшних условиях этим колоколом стали московские протесты 2011–2012 гг.

Раз и навсегда был рассеян миф о монолитном единстве и пассивности российского общества. Стало очевидно, что правящим кругам противостоят не только изолированные и маргинальные активистские группы, у которых нет никакой социальной базы. «Болотное движение» вернуло на повестку дня массовую демократическую политику как открытую альтернативу манипуляциям и политтехнологиям элиты.

Массовые протесты 2011–2012 гг. привлекли к себе исключительное внимание СМИ. Сама власть продемонстрировала, что она крайне серьезно относится к уличным протестным мобилизациям. В долгосрочной перспективе это стало убедительным свидетельством мощи и эффективности технологий уличного протеста. Несмотря на поражение «Болотного движения», социологи уже летом 2013 г. фиксировали устойчивый рост протестных настроений в обществе и реабилитацию уличных выступлений в качестве приемлемого средства борьбы за свои права. Причем, эта тенденция захватила теперь и российскую глубинку.

Осознание потенциала уличных мобилизаций провоцирует углубление раскола внутри правящего класса. Впервые за многие годы разные группировки истеблишмента пытаются делать ставку или заключать коалиции с внесистемными политиками, черпающими свою популярность в энергии протеста. Очевидно, осознавая угрозу конфликта элит, путинская администрация идет на символические уступки, такие как помилование Михаила Ходорковского в конце декабря 2013 г. Однако никто не может поручиться, что это спасет единство элиты перед лицом наступающего экономического и социально-политического кризиса. Наоборот, это может спровоцировать быстрый коллапс выстроенной при Путине «вертикали власти» и системы взаимодействия разных групп влияния.

«Болотное движение» оказало большое влияние и на эволюцию самого гражданского общества. Тысячи людей приобрели навыки самоорганизации. Многие из них теперь на опыте знают, что необходимые перемены нужно осуществлять своими руками, а не ждать подарков от политиков. Протесты 2011–2012 гг. обнажили некоторые важнейшие вопросы, стоящие перед страной и обществом и требующие ответа. Это спровоцировало острую дискуссию внутри активистских сообществ, а отчасти и в обществе в целом.

Сегодня, несмотря на спад общественной активности и усиление репрессивных проявлений, давление на власти снизу гораздо сильнее, чем это было на протяжении первого путинского десятилетия. В частности, это выражается в кампании в защиту политзаключенных, игнорировать которую режим не может. Более того, социологические опросы свидетельствуют, что несмотря на правительственную пропаганду относительное большинство респондентов полагают, что в стране есть политические репрессии, и сочувствуют узникам. Именно возросшее давление со стороны общества вынудило власть пойти на объявление амнистии.

Навыки самоорганизации и политического участия, полученные гражданскими активистами за год общественного подъема, сказались также в беспрецедентных масштабах их участия в предвыборной кампании Алексея Навального в июле-августе 2013 г. ив высоких показателях протестного голосования.

Наконец, часть общества стала понимать, что недостаточно несколько раз выйти на улицу, чтобы добиться перемен в стране, что без самоорганизации, активного участия и ответственности демократия так и останется недостижимой мечтой. Несомненно, что этот опыт скажется на эволюции гражданского общества в будущем.

Опыт протестов стал лекарством от иллюзий, заставлявших активистов искать неравноправного союза с представителями истеблишмента. Этот опыт продемонстрировал, что даже практически лишенные ресурсов группы могут превратиться в политическую силу национального масштаба, если будут последовательны и принципиальны.

Несмотря на глубокий спад и торжество реакции, совершенно очевидно, что Россия не вернулась назад, к эпохе «тишины». Появился целый слой людей, обладающих опытом коллективных действий. Опираясь на полученный в 2011–2012 гг. опыт, они, без сомнения, станут героями новой эпохи. Ведь именно им предстоит определить вектор развития России в ходе следующего неизбежного подъема. А он, как и любая революция, начнется не с нуля, а с уровня, которого достигла предыдущая демократическая волна.

Ссылки

[1] Например, в самом начале января 2011 г. яопубликовал статью «Диспозиция 2011». В ней анализировалось происходящее в стране и перспективы развития общественного движения. В основных чертах я правильно описал главные конфликты российского общества и сделал вывод, что парламентские выборы с большой вероятностью спровоцируют социально-политический взрыв. См.: http://newsland.com/news/detail/id/610022/ . Статья была опубликована на сайте Левого фронта, но старая версия сайта на сегодня не доступна. Когда я искал ссылку, обнаружил, что одним из первых эту статью в своем блоге перепечатал Леня Развозжаев, которому через полтора года предстояло стать жертвой похищения и пыток со стороны российских спецслужб (http://lokomotiv.livejoumal.com/437177. html).

[2] Подробнее об этом см. Шубин А. В., Сахнин А. В. Исторический опыт Перестройки и российское гражданское общество // Аналитический отчет по исследовательскому гранту.

[3] В литературе третьим сектором называют гражданское общество. Т. е. зону некоммерческой и негосударственной гражданской активности.

[4] Американский социолог Ирвинг Гофман выдвинул теорию фреймов, ограниченное использование которой в данном исследовании нам кажется оправданным. По Гофману фреймы — это совокупность привычных практик, латентных смыслов действий и взаимодействий в определенной ситуации, которые воспринимаются как должное участниками взаимодействия. См. Гофман И. Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта. М., 2004.

[5] См. об этом Клеман К., Демидов А., Мирясова О. От обывателей к активистам. М., 2012. С. 32.

[6] Клеман К., Демидов А., Мирясова О. От обывателей к активистам. С. 86.

[7] Клеман К., Демидов А., Мирясова О. От обывателей к активистам. С. 97.

[8] См. об этом Клеман К., Демидов А., Мирясова О. От обывателей к активистам. С. 100.

[9] См. об этом Клеман К., Демидов А., Мирясова О. От обывателей к активистам. С. 636–637.

[10] Там же.

[11] http://limonov-eduard.livejoumal.com/88340.html

[12] Термин предложил Александр Шубин. Он использует его для анализа типологических черт гражданских

[12] движений, характерных для эпохи Перестройки и для 2011–2012 гг. Термин «модельность» и связанный с ним методологический подход мне представляются весьма плодотворными.

[13] http://www.ikd.ru/node/3060

[14] Там же; http://rugrad.eu/news/387490/

[15] См.,напр. http://rusinfotoday.com/news/pavlovskij-protiv-putina-no-za-medvedeva.php/ ;

[15] http://www.ng.ru/politics/2010-11-29/1_pavlovskii.html и др.

[16] http://www.reporter-smi.rU/11391.html

[17] http://www.newsru.eom/russia/13mar2012/kurginyan.html

[18] http://www.navalny.ru/blog/420/

[19] http://www.vedomosti.ru/opinion/news/1415581/peremena_mest_slagaemyh

[20] http://www.youtube.com/watch?v=j2yePxKjNJ0.

[21] http://www.newsru.com/russia/25sep2011/koudrin.html ; http://www.kommersant.ru/doc/1782943 ;

[22] http://analitika-forex.ru/news/stati_foreks_pochemu_zhe_ushel_kudrin/2011-09-28-8389 ;

[23] http://www.ikd.ru/node/17652

[24] http://navalny.livejournal.com/2012/12/05/

[25] http://navalny.livejoumal.com/2012/12/05/

[26] http://ria.ru/incidents/20111205/507566861.html ; http://www.kommersant.ru/doc/1831691

[27] http://www.rbcdaily.ru/2011/12/06/focus/562949982225251

[28] http://www.youtube.com/watch?v=ZrpE14_ipus

[29] Все цитаты со страницы митинга в сети Фейсбук: http://www.facebook.com/events/145460675559251/

[30] http://newtimes.ru/articles/detail/60591

[31] http://newtimes.ru/articles/detail/60591

[32] Интервью С. Пархоменко порталу Lenta.ru http://lenta.ru/articles/2012/04/09/parkhomenko/

[33] Декабрь 2011-го. http://newtimes.ru/articles/detail/60591

[34] Судьба Сергея Удальцова или как украсть

[34] http://leftpenza.ru/news/sudba_sergeja_udalcova_ili_kak_ukrast_miting/2011-12-15-660

[35] http://newtimes.ru/articles/detail/60591

[36] http://ru.wikipedia.org/

[37] http://www.topnews.ru/news_id_46953.html ; автор этих строк также находился в этот момент на Болотной и своими глазами наблюдал неприятие, с которым люди относились «ко всему радикальному».

[38] http://www.youtube.com/watch?v=AiXg-an-1kQ

[39] Там же. Когда пришла Анастасия Удальцова, Пархоменко предложил на выбор — кто будет участвовать в работе Оргкомитета — она или Илья Пономарев. Борис Немцов великодушно предложил Анастасии сесть, но Пархоменко жестко заявил, что в соответствии с предварительными договоренностями это невозможно, и потребовал, чтобы она села среди журналистов, «на полу, хотя это немножко неудобно».

[40] Там же. Примерно 32 минута записи.

[41] http://www.kp.ru/daily/25807/2787588 . Разговор с Михаилом Шнейдером.

[42] http://www.youtube.com/watch?v=RXn6bFop3A4 . Вторая минута записи.

[43] http://www.youtube.com/watch?v=RXn6bFop3A4.Время записи 5 минут и далее.

[44] http://flb.ru/?path=3&;info_id=49831&;text_version=19. Разговор с Александром Рыклиным.

[45] Лидерская модель основана на популистском типе общественной культуры, а ее ключевая технология-подчинение участников движения решениям его руководителей. Активистская модель связана с участием самых широких слоев активистов в процессе обсуждения и выработки решений, а ее оргструктура не мыслима без самоорганизации. Мы также будем называть лидерскую и активистскую модель синонимичными, на наш взгляд, терминами, — соответственно «популистская» и «демократическая».

[46] http://grani.ru/Politics/Russia/activism/rn.194047.html

[47] Эти сомнения были распространены, прежде всего, в рядах организаторов протестов. Например, Леонид Парфенов на заседании Оргкомитета 13 декабря говорил: «Меня пугает победительный оптимизм, который царит в этой комнате. Я боюсь, что 10 декабря — это первая и самая яркая вспышка. Я призываю всех, кто обсуждает эти события в Сети, сохранять в себе этот настрой. У меня есть опасения, что этого самосознания, понимания, что ты — избиратель, хватит ненадолго». См. http://focus.kg/news/misc/4087.html

[48] http://www.facebook.com/events/231653370237319/

[49] http://www.rusotv.org/news/sobranie-orgkomiteta-mitinga-24-dekabrya . Времязаписи: 27:30

[50] http://korrossia.ru/russia/2284-aleksey-navalnyy-veryu-v-pobedu-dobra.html

[51] http://www.rusotv.org/news/pryamoy-efir-3

[52] http://www.rusotv.org/news/pryamoy-efir-3 Время 2:01

[53] Там же. Время 2:04:50

[54] Там же. Время 2:53:00

[55] http://news2.ru/story/333738/ ; http://www.newsru.com/russia/15dec2011/linelO.html

[56] http://www.newsru.com/russia/15dec2011/Iine10.html

[57] http://npe3i/ifleHT.pcj)/news/14088

[58] http://www.levada.ru/26-12-201l/opros-na-prospekte-sakharova-24-dekabrya

[59] http://www.youtube.com/watch?v=dpY8-fq3gnQ .

[60] http://www.youtube.com/watch?v=dpY8-fq3gnQ

[61] http://www.youtube.com/watch?v=EoaQQ12NkrO

[62] http://www.kommersant.ru/doc/1846078/print

[63] http://www.kommersant.ru/doc/1846078/print

[64] http://newtimes.ru/articles/detail/60591

[65] Там же.

[66] Там же.

[67] http://www.rosbalt.ru/main/2011/12/27/929000.html

[68] http://ilya-ponomarev.livej ournal.com/453376. html

[69] Там же.

[70] http://moskprf.ru/obzor-smi/kprf-i-levyy-front-podpisali-soglashenie.html

[71] Встреча проходила без журналистов и посторонних, но в нашем распоряжении есть подробный отчет о конференции на сайте «Русского образа»: http://www.rus-obraz.net/activity/258

[72] Там же.

[73] Протестное движение в России в конце 2011–2012 гг. Аналитический отчет Левада-центра. С. 15. http://ru.scribd.com/doc/

[74] http://the-newtimes.livejournal.com/18322. html

[75] Там же.

[76] http://www.g.c.facebook.com/notes/

[77] http://grani.ru/blogs/free/entries/194637.html

[78] http://ria.ru/politics/20120116/540699336.html

[79] http://www.ligaizbirateley.ru/pages/declaration.html

[80] http://www.ligaizbirateley.ru/news/17.html

[81] http://vestiregion.ru/2012/01/18/v-rossii-sozdana-liga-izbiratelej-protiv-falsifikacij/

[82] http://www.vedomosti.ru/politics/news/1477059/mezhdu_putinym_i_mitingom;http://pn14.info/?p=95971

[83] https://www.facebook.com/events/212286018856867/

[84] http://www.levada.ru/13-02-2012/opros-na-mitinge-4-fevralya

[85] http://www.levada.ru/10-02-2012/yakimanka-i-bolotnaya-20-teper-my-znaem-kto-vse-eti-lyudi

[87] http://www.novayagazeta.ru/society/51016.html

[88] «Сто тысяч избирателей, которых потерял Путин» // http://anticapitalist.

[89] «Сто тысяч избирателей, которых потерял Путин»

[90] http://anticapitalist.ru/analiz/sergej_kozlovski_sto_tyisyach_izbi ratelej_kotoryix_poteryal_putin.html#.UN2sr6yWy_l

[91] http://www.kommersant.rU/doc/1856438http://www.vedomosti.ru/politics/news/1463871/aleksej_kudrin_on_putin_ne_boi

[91] tsya_vyborov_4_marta

[92] http://www.rbcdaily.ru/2012/03/23/focus/562949983339529

[93] http://lenta.ru/news/2012/02/06/kudrin/

[94] http://ligaizbirateley.ru/hot/16.html

[95] http://rusvybor.blogspot.ru/2012/03/blog-post_2185.html

[96] http://www.svoboda.org/content/article/24506046 . html

[97] http://www.chest-vibor.ru/reports/2856/

[98] http://www.facebook.com/events/291639164232487

[99] http://www.kp.rU/online/news/1098753 ; http://www.kasparov.ru/material . php?id=4F54FAC5074A1

[100] http://newtimes.ru/articles/detail/60591

[101] http://realybigday.ru/miting-05-marta-na-pushkinskoj -12/

[102] http://www.forbes.ru/news/79952-miting-oppozitsii-na-novom-arbate-sobral-10-tysyach-chelovek

[103] http://civiliund.ru/article/550

[104] http://www.kommersant.rU/doc/1897943 ; http://www.utro.ru/articles/2012/03/22/1035966.shtml

[105] http://actualcomment.ru/news/41420/

[106] Личный архив автора

[107] http://leitfront.ru/48E5438F90F59/4F651B37193B0.html

[108] http://leftfront.ru/48E5438F90F59/4F662D6D9BB69.html

[109] http://olimkasa.livejournal.com/62700.html?thread=406508

[110] http://leitfront.ru/48E5438F90F59/4F7A24451D9EE.html

[111] http://www.gazeta.ru/politics/2012/04/02_a_4117605.shtml

[112] http://politomsk.ru/publ/26-1-0-894

[113] http://metromsk.com/Ulan-Debator/2012/08/13/grazhdanin-mer-proval-ili-proryv.html

[114] http://www.ikd.ru/node/18168

[115] http://www.ikd.ru/node/18168

[116] http://www.ikd.ru/node/18167

[117] http://www.ikd.ru/node/18168

[118] http://www.ikd.ru/node/18194

[119] http://naganoff.livejournal.com/52053.html; http://kprf.ru/international/104313.html

[120] http://leftfront.ru/48E5438F90F59/4F9335C74BB8D.html ;

[120] http://www.news-ru.com/russia/19nov2012/udaltsov.html

[121] http://www.facebook.com/events/351086588262714/

[122] http://www.interfax.ru/society/txt.asp?id=244047

[123] http://pjatak777.livejournal.com/4276.html

[124] http://www.novayagazeta.ru/politics/52457.html

[125] Милов В. Протест ради протеста не имеет смысла // http://www.gazeta.ru/column/milov/4582633.shtml

[126] Новодворская В. Сбывается мечта идиотов // http://grani.ru/opinion/novodvorskaya/m.197671.html

[127] Подрабинек А. Угроза в начале мая // http://grani.ru/opinion/podrabinek/m.197488.html

[128] http://drugoi.livejournal.com/3726914.html

[129] http://www.novayagazeta.ru/politics/52457.html

[130] http://www.novayagazeta.ru/politics/52457.html

[131] http://www.novayagazeta.ru/politics/52457.html

[132] http://d-lindele.livejournal.eom/134479. html

[133] http://www.gazeta.ru/column/latynina/4695797.shtml ; http://lifenews.ru/-news/91199

[133] http://davidis.livejournal.com/292293.html

[134] http://walkoutman.ru/video/demonstratsii/vistuplenie-sergeja-udaltsova-na-mitinge-6-maja-2012.html http://rutube.ru/video/f2db739a4d974ff0f691f4b1f6f88297/#.UOV4vayWy_l

[135] 6 мая. Хроника событий // http://www.novayagazeta.ru/politics/52457.html

[136] http://www.wintube.ru/video/XKz04uuC0ug/putin-edet-po-strane-inauguraciya-2012-i-mertvaya-moskva/

[137] http://grani.ru/tags/police/rn.197559.html

[138] http://realty.rbc.ru/news/06/12/2012/562949985275102.shtml

[139] http://ru-nsn.livejoumal.eom/1328312.html

[140] http://www.newtimes.ru/articles/detail/61731

[141] http://www.bbc.co.uk/russian/russia/2012/05/120509_navalny_udaltsov_arrest.shtml

[142] http://oKynafta6aft^/;http://oKKynafta6aft^/?cat=155;http://www.facebook.com/occupyAbayRussia;http://www.newtim

[142] es.ru/articles/detail/61731 http://rus.azattyq.org/content/okkupaiabai_abai_abay_navalny_protest_putin/24576896 .

[142] htmlhttp://lenta.ru/articles/2012/05/10/street/;http://wadappen.livejournal.com/69285.html;http://vk.com/occupyabay;http://

[142] www.facebook.com/white-abayart;http://www.facebook.com/events/261530497278335/;http://occupyabay.livejournal.com

[142] /; http://ru.wikipedia.org/

[143] http://occupy-abay.livejournal.eom/1732.html?mode=reply#add_comment

[144] http://www.kommersant.ru/doc/2052158

[145] http://lenta.ru/news/2012/05/11/promenade/;http://lenta.ru/news/2012/05/13/walk/

[146] http://ria.ru/society/20120511/646848212-print.html ? ria=qdt06u5a4oa62pb423cgddsop3n8tacr

[147] http://ilya-ponomarev.livej ournal.com/482999. html

[148] http://lenta.ru/news/2012/05/14/million/

[149] http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/283140/chego_hotyat_revolyucionery

[150] http://newspick.ru/news/read/policemen_chase_rally_gave_apartment.html

[151] http://www.newsru.com/russia/05jun2012/2_3readings.html;http://lenta.ru/news/2012/06/08/putin/

[152] http://lenta.ru/news/2012/06/20/complain/

[153] http://www.novayagazeta.ru/politics/53156.html

[154] http://leftfront.ru/48E5438F90F59/4FE5D8376B3B2.html

[155] http://rupolitika.ru/obschestvo/manifest-svobodnoy-rossii/

[156] http://www.youtube.com/watch?v=6BfFdVHAPtE

[157] http://grani.ru/blogs/free/entries/198720.html;https://6may.org

[158] http://avtonom.org/news/miting-v-zashchitu-uznikov-6-maya-moskva

[159] http://www.novayagazeta.ru/society/53464.html

[160] Там же

[161] http://viktorlevanov.livejournal.com/48788.html ; http://www.inomnenie.ru/debate/10620/

[162] http://www.informacia.ru/main/2757-1848.html ; http://nr2.com.ua/incidents/395705.html ;

[162] http://www.online812.ru/2012/07/18/002/pda.html

[163] http://www.newsru.eom/russia/17aug2012/pr_kham.html ; http://liva.com.ua/protest-chronicle.html

[164] http://www.levada.ru/17-09-2012/opros-na-marshe-millionov-v-moskve-15-sentyabrya

[165] Там же.

[166] http://slon.ru/russia/rezolyutsiya_marsha_millionov_15_sentyabrya-829181.xhtml

[167] http://www.echo.msk.ru/blog/nemtsov_boris/929726-echo/

[168] http://www.newtimes.ru/articles/detail/61731

[169] http://grani.ru/Politics/Russia/activism/m.198289.html#manifest

[170] http://www.cvk2012.org/cvk/sostav/

[171] http://raykom.ru/index.php

[172] http://c-tanya.livejournal.com/598962.html

[173] http://irek-murtazin.livejournal.com/768095.html

[174] http://slon.ru/russia/ne_byt_churovym-818815 . xhtml

[175] 1/5 http://grani.ru/blogs/free/entries/206735.html ; http://viking-nord.livejournal.com/9930427.html ;

[175] http://propheto.livejournal.com/38343.html

[176] http://lenta.ru/news/2012/10/18/ponomarev/ ; http://oleglurie-new.livejournal.com/58439.html

[177] http://oleglurie-new.livejournal.com/58439. html

[178] http://oleglurie-new.livejournal.com/58724. html

[179] http://www.youtube.com/watch?v=83j5vwlPKUw

[180] http://www.infox.ru/authority/mans/2012/10/16/Syergyey_Mavrodi__U_.phtml ; http://lenta.ru/articles/2012/10/17/wecandoit/

[181] http://sergey-mavrodi.com/news/view_9787.html

[182] http://rus-mmm.com/news/spisok-za-kogo-golosovat.html

[183] Там же

[184] http://www.echo.msk.ru/blog/ablinclul/943898-echo/

[185] http://cvk2012.org/news/rezultaty_golosovaniya/

[186] http://anticapitalist.ru/analiz/kto_predstavlyaet_levyix_v_ks_oppoziczii.html#.UOs096yWy_l

[187] http://svpressa.ru/all/article/60632/

[188] http://www.echo.msk.ru/blog/ablindul/943898-echo/

[189] http://svetsila.ru/2012/10/narodnyiy-ks/

[190] http://a-korchevskaya . livejournal.com/535578.html

[191] http://www. openspace.ru/article/523

[192] http://www.politzk-ru.org/dni-edinyix-dejstvij-za-rubezhom.html ; http://anticapitalist.ru/dejstvie/vyirvem_zalozhnikov_u_pravyashhego_klassa.html

[193] http://www.newsru.com/russia/04nov2012/rusmarsh.html

[194] http://video.mail.ru/mail/andrzhar/4734/7826.html;http://video.yandex.ru/

[195] http://www.onlinetv.ru/video/428/

[196] http://www.novayagazeta.ru/blogs/156/55504.html

[197] http://www.novayagazeta.ru/blogs/156/55504.html

[198] Там же.

[199] http://grani.ru/Politics/Russia/President/rn.208874.html

[200] http://www.novayagazeta.ru/politics/55506.html

[201] http://www.nemtsov.ru/?id=718653&;PHPSESSID=d0ac6728709ce495ff5683a8ce0d67cf

[202] http://www.gazeta-nedeli.ru/article.php?id=4451 ; http://www.rosbalt.ru/main/2013/12/14/1211355.html

[203] http://www.gazeta.ru/politics/2013/04/09_a_5249277.shtml

[204] http://www.bbc.co.uk/russian/russia/2013/03/130218_defamation_khakasia . shtml

[205] http://www.rg.ru/2013/04/09/chuvstva-anons.html

[206] http://svpressa.ru/politic/article/65606/

[207] См., напр., http://www.ntv.ru/novosti/626441

[208] http://www.newsru.eom/russia/19dec2013/pressputin13.html#9 ; http://www.kommersant.ru/doc/2372037

[209] По данным Левада-центра, уровень поддержки «русского марша» в Москве выросла с 14 % в 2006 г. до 40 % в 2013 г. http://www.levada.ru/01-11-2013/russkii-marsh-poluchil-odobrenie

[210] http://newtimes.ru/articles/detail/58712

[211] http://www.gazeta.ru/politics/news/2013/10/22/n_3271685.shtml

[212] См., напр., http://www.gazeta.ru/comments/2013/05/07_e_5315297.shtml

[213] http://itar-tass.com/ekonomika/788865 ; http://www.interfax.ru/business/news/343301

[214] http://yashin.livejournal.eom/1121220.html

[215] http://www.youtube.com/watch?v=vS-Rsr638qA

[216] http://www.kp.ru/daily/25830/2805532/; http://grani.rU/people/1241/

Содержание