Завершая эту книгу, я хочу еще раз сделать акцент на двух моментах, которые стали для меня самого главными открытиями, сделанными в ходе работы над этой темой.

Во-первых, практически любой источник об истории РСДРП(б), а тем более весь громадный корпус этих источников в своей совокупности, свидетельствуют о том, что большевизм революционной эпохи и близко не был тем монолитом, которым его зачастую изображают. Внутри партии постоянно происходили очень острые дискуссии, а разногласия вовсе не носили случайного или тактического характера. Они уходили корнями вглубь политической культуры революционного движения и объяснялись глубокими противоречиями в понимании ключевых вопросов революционной политики. Несмотря на эти противоречия, а может быть и благодаря им, партия сохраняла эластичность, способность быстро реагировать на меняющуюся обстановку, искать и находить ответы на сложнейшие вызовы времени. И эти ответы вовсе не всегда диктовались одним или несколькими вождями, а были результатом сложной и открытой дискуссии (и ситуация начнет меняться — и то постепенно — только в условиях нарастающей Гражданской войны в 1918 г.). Я вовсе не претендую на роль первооткрывателя в этом отношении, но учитывая что и в академической сфере, и в особенности в публицистике, отношение к большевизму, как некой целостной, тоталитарной и монолитной силе продолжает преобладать, я считаю важным еще раз подчеркнуть этот вывод.

Во-вторых, я считаю, что ключом к невероятному успеху РСДРП(б) в 1917 г. стала самая демократическая политическая стратегия из всех, что предлагались в то время. И этот демократизм заключался вовсе не в безответственном популизме и заигрываниях с порывами толпы, в которых революционеров упрекали их оппоненты из правого лагеря. Наоборот, политический демократизм большевиков заключался не столько в пунктах их программы, сколько в конкретной ставке на Советы, как главный институциональный итог революции, как на самую массовую организацию в стране. Именно эта ставка и последовательная реализация этой советской стратегии (несмотря на отдельные сбои и бурные споры внутри партии) и дала большевикам ту громадную и быстро растущую поддержку со стороны организованного в Советы народа. Да, даже на момент взятия власти Вторым съездом Советов, эти органы оставались органами меньшинства, хотя и очень значительного (30–40 % населения были организованы в Советы). Но именно это организованное меньшинство и было главным субъектом революционной политики. И именно этого не поняли другие партии, включая большинство представителей «революционной демократии», которые все время искали выход из нарастающего кризиса на путях сделок между партиями, группами политиков и влиятельных предпринимателей и т. п. На коалицию с организованным народом решились только большевики и левое крыло эсеров.

Последовательный демократизм это вообще рискованная стратегия. В спокойные эпохи его роль редко выходит за пределы популистской риторики, за которой кроются авторитарные или иерархические структуры: крупные медиа, лоббистские организации, привилегированные классы, бюрократические партии, репрессивные органы и т. д. и т. п. Но на волне революции, когда общество переживает всеобъемлющий кризис своей социально-политической конструкции, а большинство институтов выходит из строя, именно последовательный демократизм может стать наиболее эффективной политической стратегией. То что на языке той эпохи называлось «революционным творчеством масс» дает такую невиданную энергию, которая позволяет совершить невероятные перемены и изменить течение мировой истории.

Вполне возможно, что нынешним поколениям тоже предстоит пережить подобную эпоху. И мне хочется верить, что тогда найдутся силы, готовые сделать такую отчаянно смелую и полную рисков ставку, потому что новое общество может быть построено только снизу, только силой и энергией миллионов угнетенных, которые в течение долгих десятилетий были лишены голоса в великой исторической драме.