Летом 1722 года, оставив позади село Троицкое, пылила потихоньку карета. За ней тянулся обоз с мастерами и инструментом. В карете Геннин и Татищев коротали время за вином и дорожными шахматами. Геннин налил вино в бокалы и продолжал:
— …В 1716 году на нашу свадьбу сам государь Петр Алексеевич пожаловал. Супруге моей от избытка чувств аж дурно стало. А когда он подарил нам тысячу восемьсот рублей, так она и вовсе сомлела. Сказать честно, то и я от радости слезу пустил. Сам государь император на мою свадьбу приехал! Видели бы это мои саксонские родственники. Что судьба с человеком делает!
— Государь-то за просто так не жалует. Значит, по достоинству вы в фаворе у него были. Да и сейчас, вижу, очень он вам благоволит.
— Сказать честно, до моего приезда на олонецкие заводы каждая четвертая пушка, сделанная там, разрывалась при испытаниях. После реконструкции, проведенной мною, негодными назывались уже только три пушки из тысячи!
— Вот и ответ. Лучше службы государю и не сослужишь.
— Да, любит Петр Алексеевич рвение в делах государственных. Да и о личных делах своих подданных не забывает. Великий человек! За все, чего я в жизни добился, только его могу благодарить. Слава ему!
Геннин немного помолчал и спросил:
— А ты что, семью-то свою думаешь на Урал перевозить? Не скучаешь один?
— Да некогда скучать, Виллим Иванович. Здесь дел столько, что жизни не хватит. А по детям скучаю, конечно. Дочь Евпраксия да сын Евграф у меня. Малые еще. Пусть живут пока с матерью в моем родовом имении в Болдино.
— Только по детям?
— Служба государева многих разъездов требует. Супруга моя, Авдотья Васильевна, сразу отказалась за мной следовать. Ей дома удобнее. Вот так и смотрим по сию пору в разные стороны.
— Да, может, еще и обойдется все.
— Уже нет. Все порушено между нами… И вообще, давайте больше к этой истории никогда не возвращаться, Виллим Иванович.
— Хорошо, как скажешь. А характер-то у тебя, Татищев! Характер-то есть!
Татищев сделал ход.
— Вам мат, Виллим Иванович!
— О да, сдаюсь! Хороший ты игрок, Василий Никитич. А я никак не могу научиться, прилично играть. Веду прямую атаку, а о флангах забываю. Вижу только главную фигуру нападения. Нет. Я слишком прям…
Послышался приближающийся стук копыт. Татищев выглянул в окно. Карета остановилась. Геннин открыл дверь. Перед ним на коне возвышался курьер.
— Господин генерал! Вам депеша от государя!
И тотчас развернулся и поскакал назад. Карета тронулась. Генин, прочитав письмо, передал его Татищеву. Василий Никитич стал читать вслух: «Капитану Татищеву быть в Сибири при розыске с Демидовым у генерал-майора Геннина, а у горного начальства ему до окончания того дела быть не надлежит».
— А вот и мне мат, — выдавил он растерянно.
Геннин подумал и произнес:
— Я думаю, Василий Никитич, это пока только шах.
— А чем же мне теперь заниматься? Я вроде как и никто теперь стал.
— Кто за тебя сейчас там остался?
— Берг-коллегия прислала Михаэлиса.
— Будешь при мне помощником по горнозаводским делам. Кто же лучше тебя дело знает!
Геннинский обоз добрался наконец до Кунгура. Встречать их вышли чиновники во главе с Михаэлисом.
— Здравствуйте, ваше превосходительство! — льстиво заворковал Михаэлис. — Не изволите проехать отдохнуть с дороги?
— Отдыхать нет времени. Веди в контору.
Геннин и Татищев поздоровались с Блюэром и Патрушевым и прошли в здание горнозаводского управления. Войдя в кабинет, Геннин пригласил остальных рассаживаться. Михаэлис подошел к Геннину и положил перед ним на стол саквояж.
— Примите, господин генерал, от ваших подчиненных наш скромный подарок в честь вашего приезда!
Геннин раскрыл саквояж. Тот был набит деньгами. Геннин разъярился мгновенно.
— Что это?!
— Подарок… по старой доброй традиции… — залопотал удивленный Михаэлис.
— Забрать немедленно и раздать назад. Лично проверю! Еще раз повторится — под суд отдам! Писаря!
Вбежал испуганный писарь.
— Пиши первый указ! «Ежели кто учнет неуказные излишние сборы раскладывать и сбирать, будто бы мне, генерал-майору, в поднос, называя в почесть, то по таким запросам ничего не давать. Понеже те собранные с миру деньги и протчее не токмо мне не потребны, но и другим, при мне обретающимся, под великим страхом брать запрещено».
Геннин подошел, поставил подпись.
— Разослать и объявить во всех слободах и заводах под барабанный бой. А сейчас едем на Мулянские рудники. Потом в Уктус.
Геннин показал рукой на выход. Все стали переглядываться. Михаэлис втянул голову в плечи. Татищев улыбнулся…
До этого берг-советник Михаэлис распорядился, несмотря на возражения Блюэра, прекратить работы на Мулянке якобы по причине бедности месторождений. Геннин, осмотрев рудники, приказал возобновить работы. Вскоре Михаэлис был переведен Геннином в Соль-Камскую, на Пыскорский медеплавильный завод.