Перевод с английского Валентина Хитрово-Шмырова

Действующие лица (по мере появления на сцене)

Клемма Диггинс.

Бёрт Хайнс.

Джози Хайнс.

Кен Норманн.

Рей Доленз.

Энни Роббинс.

Вини Бавази.

Саммиай.

Льюис Барнет.

 

Действие первое

Картина первая

Перед нами очаровательный скромный загородный дом в «Поконо Маинтинс», штат Пенсильвания. Он деревянный и старый. Крыша у него тоже деревянная. Дом двухэтажный, с верандой и балконом. На веранде кресло-качалка и диванчик-качалка на двоих. На веранду ведут две ступеньки. Перед домом большой пень, отполированный и используемый как стол. По бокам его два плетеных кресла. Дом утопает в зелени. Она разрастается так быстро, что привести в порядок двор стало делом практически бессмысленным. В левой части сцены открытая площадка, от которой начинается тропинка. Вход в дом с обратной стороны. Мы слышим шум подъезжающих машин, но не видим их. Дом можно пройти насквозь, а можно обойти и по тропинке с левой стороны. Конец августа, и уже час как солнце зашло. Веранда и оба этажа освещены.

КЛЕММА ДИГГИНС, американка африканского происхождения, появляется слева и идет по тропинке к открытой площадке. Ей лет сорок пять. На ней легкое ситцевое платье и свободная шерстяная кофта на пуговицах. В данный момент она расстегнута. В волосах у нее ленточка, на ногах тапочки. Смотрит в дом и как будто видит его впервые. Начинает говорить, но как бы сама с собой.

Клемма. …Август, последние денечки лета. Холод уже до костей пробирает, а лето сделает нам ручкой и поминай, как звали. Каждый год выходу в эти дни вечером и стою перед домом. Смотрю на него и думаю: «Он это или не он?». …Если это он, то за двадцать два лета, которые я провела в нем, он почти не изменился. Одна вещь меня всегда удивляла. Сколько на свете птиц? Двадцать, тридцать миллиардов?.. Всяких-всяких. Каждую минуту они появляются на свет и каждую минуту умирают… Как же так получается, что эта лужайка не завалена мертвыми птичками? Ведь жизнь у них короче, чем у людей. Наверное, думаешь, надо зонтик с собой брать, когда утром из дома выходишь. А то как посыпятся на голову мертвые птички… Когда я работала на господина Бёрта Хайнса и его семью, мы часто готовили барбекю по вечерам. И чтобы хоть одна мертвая птичка угодила в мой соус… Не было такого ни разу. Зато когда люди умирают, сами знаете, что творится. Раздирающие душу крики на всю округу разносятся. Бывает, и по ночам кричат. Волей-неволей в курсе будешь… А знаете, когда настал мой час, я легла в постель, уснула и во сне отдала Богу душу… Завидная смерть, многие бы отдали большие деньги, чтобы так легко оказаться на небесах… Смущает только одно: момент самой смерти не чувствуешь… Упускаешь его… Хочешь проснуться утром, да не тут-то было… Когда я покинула этот мир, мне шел девяносто второй год. Но сейчас мне всего сорок пять, а в семье, на которую я работала, все были молоды. Больше всего я ухаживала за господином Хайнсом, а было ему тогда всего пятьдесят пять. Он был тяжело болен, только плевать он хотел на свою болезнь.

БЁРТ ХАЙНС, мужчина пятидесяти пяти лет, выходит из дома, смотрит на небо и оглядывается по сторонам: нет ли кого поблизости. Подходит к плетеному креслу и усаживается в него.

Вот и он сам. Понаблюдайте за ним.

БЁРТ достает из кармана рубашки сигарету и готовится закурить.

Поняли, к чему я клоню? Все равно, что дуло ружья ко рту приставлять.

БЁРТ достает зажигалку и закуривает.

…Конечно, одна сигарета это не то что пуля, медленнее убивает …Только он никуда не торопится. У него на земле еще кое-какие дела остались перед тем, как душа его улетит на небо, а тело будет опущено в могилу. А могила уже вырыта, работа оплачена… И все, что происходит сейчас, возвращает меня к временам сорокалетней, пятидесятилетней давности… Сколько лет минуло, столько минуло… Мир в те времена был другим… в чем-то лучше, в чем-то хуже… В те времена я была негритянкой… А, может, и «цветной» называли… Не помню точно. Только вот не знаю, как бы меня называли сейчас… Только именно в этот момент, в эту самую минуту, в этот самый вечер я такая, какой была в те времена. Работящей женщиной с горячо любимым человеком на руках. Туго мне с ним приходилось, чтоб он в лучший мир раньше времени не отправился. (Медленно подходит к БЁРТУ. Тот курит. Топает со всей силой ногой.) А, попался!!. Так и знала. Не зря в кустах пряталась, все выжидала. Знала, что застукаю вас с сигаретой во рту.

Бёрт (хватается за грудь). Господи, Клемма. Напугала меня до смерти.

Клемма. Что вам доктор насчет баловства с сигаретами сказал? Мало было вам сердечных приступов в этом году? «Ваша жизнь в ваших руках», разве доктор не это сказал?

Бёрт. Нет. Он сказал, что человек, который на тебя из-за угла выскакивает, вреднее сигареты… Я думал, ты уже спать улеглась.

Клемма. Это я для отвода глаз сказала, что спать пошла, а на самом деле в кустах вас поджидала. (Протягивает руку.) Дайте-ка сюда.

Бёрт. Последняя затяжка.

Клемма (качает головой). Так я и знала. Вечная история… И что вы так на тот свет торопитесь, ума не приложу. Там же везде предупреждения «Не курить».

БЁРТ делает еще одну затяжку

Ладно. Это уж точно последняя. Давайте сюда.

Бёрт. Хватит приказывать.

Клемма. Как знаете. Только учтите, что я вам сказала. Еще один сердечный приступ, и я ухожу. Мне тридцать семь и у меня есть занятия намного приятнее, чем ходить за заядлым курильщиком. Только и делает, что за грудь хватается да брыкается.

Бёрт. Тридцать семь тебе было десять лет назад.

Клемма. Это верно. Десять лет назад. Но лицо-то у меня не стареет. (Протягивает руку снова.) Предупреждаю в последний раз, а то пойду вещи собирать.

БЁРТ отдает ей сигарету. КЛЕММА направляется к крыльцу, усаживается на ступеньки и делает затяжку.

Даже без фильтра. Знаете, как на тот свет побыстрей отправиться.

Бёрт. Так и знал, что затянешься. Ты же заядлая, хуже, чем я.

Клемма (отрицательно качает головой). Вы меня с собой не сравнивайте. Я только балуюсь «бычками». А от вас «бычок»-то и остается — и не кашлянешь ни разу.

Бёрт. Да? А кто это в твоей комнате кашляет?

КЛЕММА тушит сигарету о подошву и кладет ее в карман кофты.

Клемма. Насчет моего кашля не переживайте, эта девушка свои девяносто два проживет.

Бёрт. Здорово. Вот мы в один год и помрем.

Клемма. Вы на это только надеетесь. А у меня гарантия есть. Цыганка нагадала по руке. (Протягивает руку ладонью вверх). Видите? У меня линия жизни проходит через всю руку до самой ноги.

Бёрт. Мне тоже по руке гадали. Цыганка сказала, что мне крупно повезет в шоу бизнесе.

Клемма. Ну так все сошлось? Разве нет?

Бёрт. Торговать в розницу телевизорам, не велика карьера.

Клемма. Во всем вы видите только плохое. Все евреи одинаковые… И все потому, что Бога плохо молите.

Бёрт. Что верно, то верно. Ленюсь. А может, сходим как-нибудь в церковь на воскресную службу? Утром.

Клемма. Ну да, ну да. Нет уж, уважаемый. Моему Богу это не понравится. Чтобы еврей пришел в мою церковь и уселся там… Я люблю евреев… Молитвы у них правильные, но вот кухня отвратительная.

Бёрт (подходит к КЛЕММЕ. Обнимает ее). Люблю я тебя, Клемма, всей душой. И всегда любил. Надеюсь, мои слова не действуют тебе на нервы.

Клемма. Не действуют, не действуют. Главное, что вы еще держитесь.

Бёрт. Дай срок, мы еще на свадьбе Джози потанцуем… вместе с тобой.

Клемма. Если она вообще состоится.

Бёрт. То есть как это? У тебя есть основания полагать, что Кенни и Джози не поженятся?

Клемма. Не моего это ума дело.

Бёрт. Твоего, еще как твоего. Единственно, кому Джози доверяет, так это тебе, не госпоже Хайнс.

Клемма. Кому-кому?

Бёрт. Извини, оговорился. Госпоже Роббинс. Уже три года как развелись, а все оговариваюсь.

Клемма. Все ваши беды от этой женщины. Как развелись, то и дело грудь у вас схватывает.

Бёрт. Так что насчет замужества моей дочери? Ты мне так и не сказала.

Клемма. Не собирается она за него замуж.

Бёрт. Но они же помолвлены. Она что, сама тебе об этом сказала?

Клемма. Это необязательно. Я ее нянчила с того дня, как она на свет появилась. Я вижу, как она смотрит на него.

Бёрт. И как же?

Клемма. Нет в ее глаза любви… Что-то холодает. Пойду-ка я в дом. И вам советую, если добра себе желаете.

Бёрт. На мне теплый свитер.

Клемма. Дело ваше, только в гробу он вас не согреет.

КЛЕММА входит в дом. Появляется запыхавшаяся ДЖОЗИ ХАЙНС. Ей двадцать три года. На ней шорты, теннисные туфли на босу ногу и отцовская рубашка. Сложения она атлетического, вся так и пышет здоровьем. Она симпатичная, в глазах ум и решительность. В руках у нее длинная палка.

Джози. …И о чем вы тут с Клеммой болтали?

Бёрт. О свадьбе.

Джози (кивает головой). Вы что, оба решили сбежать из дома и пожениться?

Бёрт. Да нет… О вашей. Она состоится?

Джози (отводит взгляд). …Вряд ли.

Бёрт. А сам-то он где?

Джози. Там, в лесу. Сейчас придет.

Бёрт. Что случилось, Джози?

Джози. Если бы я расторгла с ним помолвку, это был бы ужасный поступок с моей стороны, да?

БЁРТ поворачивается и смотрит на дверь, за которой скрылась КЛЕММА, потом на ДЖОЗИ.

Бёрт. Нет. Но меня бы это удивило… Что стряслось?

Джози. А прямо сейчас готов удивиться?

Бёрт. Так ты ее расторгла? (ДЖОЗИ кивает.) Прямо сейчас? (Она кивает.) В лесу? (Она снова кивает.) Ну, извини.

Джози. Боже мой, папочка. На душе так больно.

Бёрт. Высказать такое, дело серьезное.

Джози. Видел бы ты его лицо. Как обухом по голове.

Бёрт. Могу себе представить.

Джози. Сама себе противна. Погорячилась. Как подумаю, чьи гены я унаследовала, так страшно становится.

Бёрт. Но ты наследуешь гены не одного родителя. Если бы я унаследовал только материнские, я был бы двухметрового роста и на аппетит не жаловался. (Ищет глазами КЕННИ.) …Кенни как, ничего? Держится?

Джози. Не уверена… Может, поговоришь с ним?

Бёрт. И что я ему скажу?

Джози. Что я его недостойна.

Бёрт. Да у меня язык не повернется.

Джози. И как только мамочка смогла бросить тебя. Ужасно глупо.

Бёрт. Глупый я, что допустил такое.

Из леса выходит КЕН НОРМАН. На нем нет лица. Ему лет двадцать пять, наружность у него привлекательная.

Кенни (удивленно смотрит на БЁРТА). А, привет, господин Хайнс.

Бёрт. А, Кенни, привет… привет. О господи, что-то меня начало знобить. …А тебя не знобит?

Кенни. Нет.

Бёрт. Джози, а тебя?

Джози. И меня нет.

Бёрт. А, МОЛОДЫМ ВСЕ НИПОЧЕМ. Точно тебе, Кенни, говорю… Ладно, пошел в дом. Холодает. Доброй ночи. (БЁРТ входит в дом).

Джози (КЕННИ). Ну, ты как, держишься?

Кенни. Я-то?.. Да, да… Держусь… В лучшем виде. Хотя нет… Не в лучшем… Но буду… Когда-нибудь.

Джози (кивает, не зная что сказать). …Кенни, знаешь что?

Кенни. Что?

Джози. …Хочешь пива?

Кенни. Вместо свадьбы? Нет…

Джози. А, по-моему, это то, что надо в данный момент.

ДЖОЗИ смотрит на него, намереваясь что-то сказать. Передумав, поворачивается и идет в дом. КЕННИ поднимает палку, смотрит на нее, машет ею пару раз. Затем в приступе ярости ломает ее о колено, половинки ломает тоже и выбрасывает все в лес. ДЖОЗИ выходит с бутылкой пива. Пьет прямо из горлышка.

Джози. Господи, как я люблю пиво. Когда-нибудь меня от него разнесет.

Кенни. Это точно.

Джози. Правда, правда. Бедра будут «во» какие. Будет у меня тройной подбородок, маленькие свинячьи глазки и узловатые колени. Так что придется до конца дней в широченных халатах ходить. Как на Гавайях.

Кенни. Это ты меня так утешаешь? Что тебя разнесет и будешь тянуть на целый центнер?.. Меня этим не проймешь. Давай поженимся, и я куплю мебель покрупнее.

Джози (не реагируя на его слова, оглядывается). А где моя палка? Ты ее видел?

Кенни. Нет.

Джози. Правду говоришь? Только сейчас здесь была.

Кенни. Я ее сломал.

Джози. Сломал?.. Но зачем?

Кенни. Потому что для меня настал момент что-нибудь поломать.

Джози. Что поделаешь. Ты меня ненавидишь, но я тебя за это не виню.

Кенни. Ненавижу? Я люблю тебя. С первого взгляда полюбил.

Джози. Просто ты имеешь право на такое чувство, я ведь расторгла помолвку.

Кенни. Дело уже не столько в тебе… я ненавижу жизнь. И весь мир. И все человечество. Я ненавижу все, что ползает и летает, и все же я люблю тебя.

ДЖОЗИ протягивает руку и гладит его ладонь.

Джози. Единственно, что я могу обещать, что мы навсегда останемся –

Кенни. ТОЛЬКО НЕ ЭТО! Не говори «друзьями»… Это исключено.

Джози. Ну, извини.

Кенни. Одного не могу понять, если ты решила порвать со мной, почему ты тянула так долго?

Джози. Ничего подобного. Еще два месяца назад я написала тебе письмо. Мы еще тогда в школе были.

Кенни. Это было не письмо, а настоящая поэма. Только слов «расторгнуть помолвку» я в ней не обнаружил.

Джози. Я выразила это поэтическими средствами. Метафорически. Иносказательно. Ты прочел ее?

Кенни. Да. «Бронзовые идолы, стальные уста. Застывшие улыбки, сомкнутые уста…» Так порывают с Шелли или Китсом. А я просто студент-юрист.

Джози. Я несколько писем написала, но не отправила. Подумала: «ну и трусиха же я». Нужно взять и выложить все начистоту. При личной встрече. Глядя прямо в глаза.

Кенни. Вот только в глаза ты мне и не смотрела. Стояла у меня за спиной и тыкала в меня своей дурацкой палкой. «Кен, ты не будешь так уж очень против, если мы не поженимся?» Тык, тык палкой… «Не буду ж я очень против?»… Где тут элементарная вежливость и уважение? Неужели мать тебя этому учила в свое время: «Когда расторгаешь помолвку, стой позади молодого человека, тычь легонько палкой и приговаривай: 'Ты не будешь так уж очень против?..'» Тычок, еще тычок.

Джози. Ну, извини. Так уж получилось.

Кенни. Да ладно уж. Только ты все палку в лесу искала. Для чего?

Джози. Чтобы завладеть твоим вниманием.

Кенни. Чтобы высказать такое, палка абсолютно ни к чему… (КЕННИ потирает шею.)

Джози. С дуру.

Кенни. И почему именно сегодня. Не могла сказать раньше?

Джози. Сама не знаю. Наверное, ждала момента, когда станет абсолютно очевидно, что наш брак — огромная ошибка. …Боже мой, Кенни, как же мне тяжело. Я ведь неравнодушна к тебе и питаю самые искренние чувства.

Кенни. Почему ты согласилась, ума не приложу. Если ты сказала себе «нет», почему мне сказала «да»?

Джози. В тот момент я была искренна. Ты замечательный парень. Правда. И интересный. Во все вникаешь. В политику, в судебные процессы. Во все. А какие у тебя замечательные родители… Какая у тебя мама, потрясающий человек. Она мне ближе, чем родная мать. У меня просто голова кружилась… И когда ты вдруг сделал мне предложение на танцах после съезда демократов и сказал «давай поженимся», я подумала про себя: «А что? Парень хоть куда…» О самом браке я в тот момент серьезно не думала.

Кенни. А о чем ты думала? О танцах без конца?

Джози. Мне было хорошо с тобой. И вдруг меня как осенило. Мне нравилось жить твоей жизнью. Я стала забывать, что у меня есть и своя.

Кенни. Так забудь про мою. Что в ней такого. Могу жить своей жизнью в свободное время.

Джози. …Когда мать бросила моего отца, жизнь для него потеряла смысл. Он любил ее. И любит до сих пор. Я понимаю, что это другой случай, все-таки они прожили вместе двадцать один год… И тем не менее, он понял, что время лечит. Что жизнь продолжается. И он это осознал.

Кенни. Ого, эта история вселяет в меня оптимизм. Теперь я знаю, к чему мне готовиться… Ты передумаешь.

Джози. Нет. А готовиться ты будешь к тому, чтобы прожить свою собственную жизнь.

Кенни. А что если ты отложишь свое решение до конца лета?

Джози. Это ничего не изменит.

Кенни. Жаль, что я не твой родной брат.

Джози. Почему?

Кенни. Я бы был все время рядом с тобой… но если бы ты полюбила меня любовью, о которой я мечтаю, это было бы ужасно… ладно, забудем.

Джози. Я ведь люблю тебя. Правда. Но по-своему..

ДЖОЗИ обнимает КЕННИ.

Кенни. Если бы желания сбывались, я загадал бы только одно-единственное… (Чуть не плача, отходит в сторону.) …Пока держусь. Наплачусь по дороге домой.

Джози. Тебя подвезти?

Кенни. Ну вот. Последнее унижение. Высади меня напротив мамочки. Она как раз свадебные приглашения пишет.

Джози. Что ты ей скажешь?

Кенни. А этим пусть отец займется. Все равно она его никогда не слушает. (Смотрит на нее.) Буду любить тебя еще пару месяцев… и поставлю точку. (Собирается уходить.)

Джози. Подожди. (КЕННИ поворачивается и смотрит на нее.) Хочу вернуть тебе обручальное кольцо. (Пытается снять его.)

Кенни. Нет! Ни за что! Только не в моем присутствии.

ДЖОЗИ с расстроенным видом усаживается в кресло-качалку. Появляется БЁРТ в пижаме, халате и в тапочках.

Бёрт. Мне стыдно за свою дочь.

Джози. О, господи. Ты все слышал?

Бёрт. Пытался не слушать… Не получилось. (Садится рядом с ДЖОЗИ.)

Джози. Я все правильно сделала?

Бёрт. Можно было обойтись без палки.

Джози. А что ты чувствовал, когда мама бросила тебя?

Бёрт. Как будто меня поезд переехал… а потом еще и еще раз.

Джози. Представляю себе картину. Мамочка — машинист. Мчится по рельсам со страшной скоростью и гудит и гудит, высунувшись из окна.

Бёрт. Ты ее строго не суди. Она потрясающая женщина, хоть и бросила меня.

Джози. И совсем-совсем на нее не обижаешься?

Бёрт. Ни капельки. Даже кровать не поменял, на которой она спала… Сам на ней сплю… В одиночестве. Завтра не исключение, хотя она и собирается приехать.

Джози (удивленно смотрит на него). Я думала, она в Париже… Только не говори, что не звонил ей.

Бёрт. Молчу как рыба.

Джози. Что-то будет. Раз ты ее вызвал, значит, дело серьезное… Может, выложишь все начистоту?

Бёрт. И не собираюсь. С какой стати?

Джози. Я от тебя секретов не держу.

Бёрт. А это неважно. Я все равно все подслушиваю.

Джози. Боже, точно знаю, как она будет выглядеть и во что будет одета.

Бёрт. И во что же?

Джози. В твое любимое платье, в твоих украшениях и надушенная твоими любимыми духами. Все предусмотрено. Все рассчитано. Любит пыль в глаза пустить и лишний раз влюбить в себя.

Бёрт. А зачем? Она очень счастлива со своим Уолтером.

Джози. Чтобы почувствовать свою власть над тобой. И я хочу, чтобы Кенни любил меня, несмотря ни на что. Ужасные слова, да?

Бёрт. Нет. Просто очень искренние. Все хотят быть любимыми. Причем навсегда. (Быстро встает. Потирает руки.) Так, готовь удочки. Пойдем рыбу удить.

Джози. Сейчас? Ночью? Да Клемма убьет меня, если узнает.

Бёрт. Не узнает. Она там курит втихаря. Ты берешь удочки, а я все остальное.

Джози. Ну, ты даешь.

БЁРТ огибает дом. ДЖОЗИ достает удочки. Из дома появляется КЛЕММА.

Клемма. Что тут творится? (ДЖОЗИ моментально прячет удочки.) Что-то не то. Чую я.

Джози. Да все в порядке.

Клемма. Кому ты говоришь. Было бы все нормально, я бы не проснулась. Где папочка?

Джози. По-моему, пошел спать.

Клемма. Что-то неприятное уже случилось. Или должно случиться. Я знаю что говорю, девочка моя.

Джози. Я расторгла помолвку с Кенни.

Клемма. Нет, тут другое.

Джози. …А завтра мама приезжает.

Клемма. ОНО САМОЕ!.. Вот что завтра произойдет. Он звонил ей?

Джози. Да. А ты откуда знаешь?

Клемма. По глазам его видела… Ой. Тебе кто-то звонил, пока ты с Кенни разбиралась.

Джози. Кто звонил?

Клемма. Какой-то парень. Сказал, что познакомились в Майами. Один раз вместе танцевали. А мамочке твоей он ужасно не понравился.

Джози. О, господи. Винни Бавази? И что он хотел?

Клемма. А это он тебе сам скажет. Прикатит завтра.

Джози. Сюда? И ты ему разрешила и меня не спросила?

Клемма. А он разрешения и не спрашивал. Тип еще тот… Голос грубый-грубый. Плебей какой-то… Нашла, с кем шашни заводить… Чего ради?

Джози. Да не заводила я с ним никаких шашней. Ну станцевала с ним разок, мамочку позлить.

Клемма. А вот это зря. Если она невзлюбила его в Майами, то здесь она его просто возненавидит. Так что иди в дом, а то папочка проснется. Ему сон ой как нужен.

КЛЕММА входит в дом. БЁРТ показывается из-за угла.

Бёрт (шепотом). Что будем делать с этим самым Бавази?

Джози (тоже шепотом). Боже мой, все подслушал.

ДЖОЗИ дает БЁРТУ коробку с рыболовными принадлежностями. Достает удочки.

Бёрт. А помешать ему никак нельзя?

Джози. Это Вини-то? Только если блок-пост установить… Слушай, если Клемма застукает нас, я здесь ни причем.

Бёрт. Не переживай. Как в кровать завалится, тут же храпеть начинает как извозчик.

БЁРТ и ДЖОЗИ уходят.

Клемма (из дома). Я все слышала! Я не сплю. (БЁРТ и ДЖОЗИ убегают. КЛЕММА с фонариком в руках выходит из дома. Светит по сторонам. Кричит.) Эй, милая моя! А ну вернись!.. Тащишь больного человека на озеро, порвала с Кенни, да еще какого-то гангстера на шею повесила. (Громче.) Мало тебе? Для одного дня?

Свет на сцене гаснет. Звучит музыка.

Картина вторая

Утро следующего дня, примерно половина десятого. Ярко светит солнце.

ДЖОЗИ в забрызганной и в пятнах рубашке работает над установленным на подставке глиняным бюстом. Он еще не готов. Ни пола не возраста портрета определить нельзя. Выходит КЛЕММА. На ней яркое ситцевое платье, в руках хозяйственная сумка. Она явно не в себе. Кладет напротив ДЖОЗИ лист бумаги и ручку.

Клемма (глядя в сторону). Запиши, что купить для ленча. Я с тобой разговариваю.

Джози. Что я такого сделала?

Клемма. Расчихался, дальше некуда. Все поймал, только не рыбу.

Джози. Зато время здорово провел. Он был счастлив, пойми ты.

Клемма. Он счастлив потому. Что мамочка приезжает.

Джози. Кому это надо.

Продолжает работать над бюстом.

Клемма. Надежда есть надежда, девочка моя. А откуда она берется, мне все равно.

Джози. Господи! Винни Бавази и мамочка в один день! Грета Гарбо встречается в «Человеком со шрамом».

Клемма. «Человеком со шрамом»?

Джози. Его семья — мафия. У них у всех голоса хриплые-хриплые, даже у его матери.

Клемма (глядя на бюст). Ну и страшная же голова. Чья она будет?

Джози. Сама пока не знаю.

Клемма. Может, мамочкина? Вот папочка рад будет. Настоящий подарок.

Джози. Моей матери? Глины на серьги не хватит…

Клемма. Твое счастье, что ты не моя дочь, поговорила бы ты со мной таким тоном.

Джози. Будь я твоей дочерью, я бы и не стала…

Клемма. То-то и оно. Так как насчет ленча? Я насчитала четверых гостей, включая «человека со шрамом».

Джози. Меня можешь не считать. Я буду целый день рыбу удить.

Клемма. Вот и забирай всю компанию на озеро. Не ко мне же они приезжают.

Джози. А. ну да. Четверо гостей. И купи папочкино самое любимое.

Клемма. Ясно, фасоль с красным перцем. Которую мамочка терпеть не может.

Джози. Ну да? (=Да ну?) А я и не знала.

Клемма. Так я тебе и поверила. Кому-нибудь другому заливать будешь.

Джози. Ну, прости, но я не знаю, как всем угодить.

Клемма (кладет записку в карман). Все, Джози, при тебе, как и полагается девушке твоего возраста. Ты умная, ты симпатичная и душа у тебя добрая. Одного в тебе нет.

Джози. Чего же?

Клемма. Изюминки.

Джози. А причем здесь киш-миш?

Клемма. Ну и невежественный же ты ребенок. Киш-миш — это виноград сушеный. А я говорю об «изюминке», о состоянии души. Когда в ладу сама с собой. О душевной гармонии. Когда она у тебя есть, то и окружающим она предается. Частенько тебе душевности не хватает, вот что я тебе скажу.

Джози. А зато у тебя с ней все в порядке.

Клемма. Я для тебя не пример. Я столько в жизни ошибок натворила, на троих хватит… Я — это я, а ты — это ты. Ладно, пошла по магазинам.

КЛЕММА поворачивается и собирается уходить. Останавливается, неожиданно хватается за грудь и тихонько постанывает.

Джози (заметив это). КЛЕММА! Тебе плохо? (Подбегает к ней. КЛЕММА медленно садится на пень.)

Клемма. Сердце колотится.

Джози. Сейчас воды принесу.

Неожиданно КЛЕММА хватает ее за запястье и не отпускает.

Клемма. Не надо воды. После коньяка нельзя.

Джози. Коньяк, с утра?

Клемма. Не ты одна гостей поджидаешь… Утром звонил Льюис.

Джози. Льюис? Твой бывший муж?

Клемма. И вовсе не бывший. Просто он пропал на целых семь лет… Как голос его услышала, так сразу к коньячку и приложилась. К папочкиной бутылке… Глаза бы мои его не видели, а он вот «раз» и приезжает. И тоже сегодня.

Джози. Сегодня?? С моей матерью и Винни Бавази?

Клемма. Нет, сам по себе.

В доме звонит телефон.

Джози. Думаешь, задумал вернуться?

Клемма. Вернуться? Деньги ему мои нужны и больше ничего. Что успела накопить за эти годы.

Джози. С чего ты это взяла?

Клемма. Хоть я и не пугало, но все-таки постарела. На целых семь лет.

БЁРТ открывает центральную дверь и высовывается.

Бёрт. Джози! Кенни звонит.

Джози. Черт. Скажи, что перезвоню.

Бёрт. Лучше бы ты взяла трубку. Голос у него ужасный.

Джози. А он у него всегда такой. Клемме нехорошо. Побудь с ней.

ДЖОЗИ вбегает в дом.

Бёрт. Жара просто удушающая, да, Клем? А почему бы не обзвонить магазины? Пусть все доставят на дом.

Клемма. Я каждый продукт должна осмотреть, понюхать или ощупать. (Встает и собирается в дорогу. Останавливается.) Вот что. Глотнула я разок твоего коньячку с утречка.

Бёрт. Вот как? Ну и правильно сделала.

Клемма. Ну, тогда два раза глотнула.

На сцене появляется молодой человек. Его зовут РЕЙ ДОЛЕНЗ. Ему лет двадцать пять. Он широкоплечий, симпатичный и жизнерадостный. Чувствуется, что ему тоже жарко.

Рей. А, Клемма, привет. (КЛЕММА останавливается и смотрит на него.) Меня зовут Рей. Я из гольф-клуба.

Клемма. Знаю, знаю… Тоже на ленч пожаловали?

Рей. Я? Нет. Меня никто не приглашал.

Клемма. А тут все без приглашения. (КЛЕММА уходит. БЁРТ поднимает с земли клюшку для гольфа и держит ее в руках.)

Бёрт. Привет, Рей. Какими судьбами?

Рей. Да вот решил вернуться в клубе подработать. С деньгами туго. А Джози дома?

Бёрт (поигрывая клюшкой). По телефону говорит.

Рей. Слышал я, вы в этом году в гольф не играете, да?

Бёрт. Нет, играю. Только не с мячом… Как дела с твоей книгой? Джози сказала, что издательство «Рендом Хаус» заинтересовалось ею.

Рей. Ну да. Только нужно кое-какие вопросы уладить.

Бёрт (кивает). Угу.

Рей. Редактировать придется все, кроме названия… Это межгород?

Бёрт. Нет, это Кенни звонит… Ты его сегодня видел?

Рей. Только что от него.

Бёрт. Значит, ты в курсе насчет –

Рей. Само собой. Вся округа знает.

ДЖОЗИ выходит из дома.

Джози. Пап, отец Кенни хочет поговорить с тобой.

Бёрт. Вот как? С чего бы это? (Поднимается на крыльцо.) Рей вернулся.

БЁРТ входит в дом.

Джози. Привет, Рей. Слышала твой голос.

Рей (небрежно). Привет.

Джози. Кенни сказал мне, что ты вернулся. Клуб без тебя, как без рук. Профессионалы в нем такие, что даже я их обыгрываю. Дай мне фору четыре лунки, и мы с тобой как-нибудь сыграем.

Рей. Нет уж, уволь. Себя не уважать.

Джози. Сильно сказано. Настоящий профессионал, злой-презлой. На большой приработок не рассчитывай.

ДЖОЗИ подходит к своему скульптурному портрету, берет в руки кусок глины.

Рей (достает из заднего кармана письмо). Представляешь что это, хоть самую малость?

Джози (накладывает глину на бюст). Извинение за твои грубые слова?

Рей. Это предсмертная записка Кенни. Черт бы ее побрал.

Джози (прекращает работу). Вот как?.. И он попросил тебя передать ее? Он что: собирается покончить собой во время ленча, на который сам напросился?

Рей. Дело не в том, покончит он собой или нет. А в том, что он находится в ужасном состоянии, раз решился ее написать.

Джози (очищает руки от глины). Можно взглянуть?

Рей (отводит руку). Чтоб я унизил своего лучшего друга?

Джози. Но тебе-то он ее показал.

Рей. Я вытащил ее из пишущей машинки еще недопечатанной.

Джози. Все это мало трогает, Рей. Один пишет предсмертную записку, а его лучший друг через плечо ее читает.

Рей. Я был в гольф-клубе. И тут звонок от него: «Срочно приезжай». Я вхожу, он печатает… Я сел рядом, и он попросил меня подобрать синоним слову «вечность».

Джози. …Так ты помогал ему писать это письмо?

Рей. Что с тобой? Почему такой развязный тон?

Джози. Развязный?.. НУ И СЛОВЕЧКО ТЫ ПОДОБРАЛ, МОЛОДЕЦ, РЕЙ. Нет. Не развязный. Сострадательный. Я очень переживаю за Кенни и чувствую себя виноватой. Нанесла душевную рану человеку, который мне очень дорог… А что у тебя там в голове по этому поводу, мне абсолютно безразлично, «сказала она развязным тоном».

Рей (злобно усмехается). И что я с тобой разболтался? Решиться на самоубийство из-за тебя? Я бы ради тебя с дивана не встал.

Джози. Но все-таки встал.

Рей. Может, не будем отвлекаться, а поговорим о Кенни? И только о нем?

Джози. Ну конечно. Не будем отвлекаться. (ДЖОЗИ продолжает работу.)

Рей (пытается взять себя в руки). …Кенни Норманн второй в своей группе на юридическом в Гарварде. А ты обращаешься с ним как с последним ничтожеством. А мог бы запросто быть первым, но прослыть «умником» ему страшно претит. Он душа-человек. Но не только. Он в общественной жизни и в политике разбирается так, что тебе и не снилось. Он один из самых достойных людей, каких я только встречал в жизни. Придет время, и он станет большим человеком. И ему нужна такая же чуткая, душевная и отзывчивая женщина, как и он сам… И какого черта ты ни с того, ни с сего взяла и порвала с ним?

Джози. Вместо того чтобы меня пропесочивать, взял бы выходной да поискал себе такую вот чуткую, душевную и отзывчивую. Не то что я. А я буду давать уроки гольфа.

Рей. Ну, тогда клубу конец. Мне там будет делать нечего.

Джози. И это в записке есть?

Рей. И еще кое-что… Он пишет, что «ей все как об стенку горох».

Джози. Он тебя сюда подослал? Или ты с горя сам вернулся? Ты же эту работу тренера ненавидишь, что я, не знаю?

Рей. Он меня подослал?.. Ты его действительно плохо знаешь, это точно. Я намного-намного лучше. Его родители практически вырастили меня. Кенни предоставил мне эту работу. Его отец помог мне поступить в университет. Мы с Кенни кровные братья. Когда два года назад я попал в аварию, он отдал мне свою кровь… Понятно тебе?

Джози. Может, он и грудью тебя кормил, какое мне дело. Не собираюсь ни в чем перед тобой оправдываться. (ДЖОЗИ направляется к дому.)

Рей. Может, все-таки передумаешь?

Джози (останавливается). Интересная штука получается… Прошлым летом я задала этот же вопрос одному человеку, когда он сообщил мне, что все кончено.

Рей (удивленно). …Может, не станем отвлекаться?

Джози. Извини. Так уж получилось. Нет. Я своего решения не изменю, ни за что. А тебе-то что до этого?

Рей. Такого потрясающего парня упускаешь.

Джози. И у меня такое же ощущение. Точь-в-точь.

Рей. Да хватит тебе.

Джози. Почему ты не рассказал ему о наших отношениях? Он ведь ничего не знал, так ведь? Он бы сразу потерял ко мне всякий интерес.

Рей. А что было рассказывать? Ну, пофлиртовали летом в свое удовольствие и все.

Джози. Только с той разницей, что я точно знаю причину нашего разрыва с Кенни. А с тобой нет. Все оборвалось на самом интересном месте. Все шло так хорошо.

Рей. Хорошо до определенного предела. Все кончилось потому, что за этим не было будущего.

Джози. А я о будущем и не заикалась. Я была счастлива в настоящем.

Рей. Я был занят книгой.

Джози. Было бы у нас все хорошо, было бы все хорошо и с книгой.

Рей. Тебе плевать на мою книгу. Ладно, пустые все это разговоры. Я на тренировку опаздываю.

Джози. Ты сбагрил меня Кенни, скажешь, нет?

Рей. Ладно, перестань.

Джози. Я была платой за твое поступление в университет, разве нет?

Рей. Ну бросил я тебя, что теперь поделаешь?

Джози. Дурак ты набитый. Останься ты со мной, Кенни обручился бы с какой-нибудь студенточкой-юристкой, а твоя книга выдержала бы пятое издание.

Рей. Жизнь заново не перепишешь… Не все получается, как хочется, и имеет счастливый конец. С людьми сложно.

Джози. А кто сказал, что в жизни все должно быть хорошо? Нужно быть готовым и к плохому, к ударам судьбы.

Рей. А если это душевно ранит?

Джози. Удары всех ранят. Люблю, когда мне подыгрывают.

Рей. А я люблю, когда играют честно.

Джози. А если мы оба правы?

Рей. Только не сегодня. Сегодня прав Кенни.

Джози. Ладно. Заезжай завтра.

Рей. Не получится. Это мой последний визит… И я встал с дивана, потому что я не лежебока. (Поворачивается, собирается уходить.) «Сказал он угрюмым тоном».

С улыбкой во все лицо уходит. ДЖОЗИ стоит в растерянности. БЁРТ высовывается из окна второго этажа.

Бёрт. Я не подслушивал… но можно скажу пару слов?

Джози. Нет.

Бёрт. Советовать ничего не собираюсь.

Джози. А я в этом и не нуждаюсь.

Бёрт. А мне Рей нравится… Даже очень.

Джози. Прекрасно. Так позвони ему, он свободен. (ДЖОЗИ входит в дом.)

Бёрт (выкрикивает). А у нас тут все свободны.

Картина третья

БЁРТ сидит в сторонке, подставив лицо солнцу. Входит нагруженная сумками КЛЕММА.

Клемма. Чую я запах, это не лицо ваше дымится?

Бёрт. Хочу сегодня выглядеть все «сто».

Клемма. И что это, кого ни возьми, каждый своим видом озабочен. (Паясничая.) «Ой, что-то я неважно выгляжу»… «А ты выглядишь прекрасно. М-м»… «Молодеешь с каждым днем»… Врем друг другу и чего ради?

Бёрт. А тебе самой разве неприятно такое услышать?

Клемма. Мне не комплимент делают, а правду говорят… Морозильник в магазине сломался вчера. До пяти часов ни мяса, ни цыплят не будет, так что на ленч будет тунец в самом лучшем виде.

Бёрт. А у тебя все вкусно получается.

Клемма. Для ваших гостей и тунец сойдет, а моему мясо подавай.

Бёрт. И ты гостя ждешь? Вот это новость.

Клемма. А разве Джози вам не говорила?

Бёрт (встает). Она никогда ничего не рассказывает. Узнаю только то, что через окно услышу. И кто твой гость?

Клемма. Льюис.

Бёрт. Твой Льюис? Рад буду его видеть. Он мне всегда нравился.

Клемма. Потому что вам хватило ума не выскочить за него замуж.

Бёрт. Нервничаешь?

Клемма. А вы нет? Ведь миссис Роббинс приезжает.

Смотрят друг на друга и смеются.

Клемма. Пошли прикончим бутылку с коньяком.

Дважды раздается сигнал автомобиля.

Клемма. Это она. Два сигнала. На загар у вас остается двадцать секунд.

Выбегает ДЖОЗИ.

Джози. Это ее машина. Слышно, как сережки позвякивают.

Клемма. Не расстраивай ее, будь умницей. Все-таки она твоя мама.

КЛЕММА входит в дом.

Энни (за сценой). Привет. Бёрт, Джози, вы здесь? Мама приехала.

Джози. И так ясно. Духи все те же.

БЁРТ (Джози). Джози, ради Бога, не груби ей.

Джози. А зубами скрипеть можно?

Появляется ЭННИ РОББИНС. Ей около сорока семи лет, миловидная. Прекрасно сшитый костюм подчеркивает стройность фигуры. На ней бриллианты, но они не смотрятся.

Энни. А, вы все в сборе. Боже мой, ну и жарища. Сейчас же август, совсем из головы вылетело. Бёрт, ты как в такую погоду?

Бёрт. Лучше всех. Вот и свежий ветерок подул.

Энни. Ты просто душка. (Целует его.) Хорошо быть свежим ветерком. Мне нравится. А как моя Джози?

Джози (сидя около бюста). Прекрасно, появилась мамочка в виде свежего ветерка… Как там Париж, мам?

Энни. Он прекрасен, только жара стоит. А кондиционер у них какой! Открыл окошко, и дело с концом.

Бёрт. В наш медовый месяц жара тебя мало волновала.

Энни. А ее и не было, целыми днями лило как из ведра.

Бёрт. Вот как? А я и не заметил.

Клемма. ГОСПОДИН ХАЙНС! ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ!

Бёрт. Я сейчас. Только лекарство приму… И насколько я помню, ты дождя тоже не замечала. (Входит в дом.)

Энни. Да, подвело его. (Раскрывает объятия.) Ну, иди ко мне. Вытри руки и обними меня как следует.

ДЖОЗИ подходит к ней и они обнимаются.

Джози (поднимая руки). Ну как? Ни пятнышка на тебе.

Энни. Нет-нет. Я пробыла в Европе целых полтора месяца. С меня поцелуй. (Обнимает ее и целует в щеку. ДЖОЗИ отходит.) Постой! Помада осталась.

Джози. Нет, мам, это помада еще с прошлого года.

Клемма. А теперь мы с вами обнимемся. (Обнимаются.) Рада видеть вас, госпожа Роббинс.

Энни. Ах, Клемма. Всю дорогу мечтала о твоем лимонаде. Наверняка он уже готов. Как ты?

Клемма. А, в лучшем виде. А вы выглядите замечательно. Правда, правда. М-м. Правда, Джози? Молодеет с каждым днем.

Энни (Клемме). Да ладно тебе. Целый килограмм в Париже набрала.

Джози (занятая работой). Мы в курсе. В «Нью-Йорк Таймс» заметка была.

КЛЕММА подталкивает ее локтем.

Энни. Да не подталкивай ты ее. Она же так, любя.

Клемма. Не обращайте на это внимание. Это она от перевозбуждения. Столько не виделись. (Ест глазами ДЖОЗИ.) Ну что ж, восемь банок с тунцом ждут моего вдохновения. (Направляется в дом.) Вот еще что. Вы видите, что она там лепит? Это будет ваш бюст. Работает, как проклятая. (Еще раз смотрит на ДЖОЗИ и входит в дом.)

Энни. Приятный сюрприз. Ну-ка, дай-ка я на тебя посмотрю. Все хорошо, моя девочка, а? С Кенни у тебя полный порядок. По глазам вижу.

Джози. Насквозь меня видишь, просто потрясающе.

Энни. И всегда так было, правда ведь? (Щурится.) Солнце прямо в глаза, отойдем в сторонку? Что прикажешь делать с этими «гусиными лапками» под глазами?

Джози. Купишь для них тапочки.

Энни. Не груби мне, Джози. Твоя мамочка стареет.

Джози. Ах, мамочка. У тебя кожа как у девушки… Ты выглядишь просто блеск. (Накрывает бюст мокрыми тряпками.)

Энни. Правда? Спасибо. Думаешь, и папочка того же мнения?

Джози. Считаешь, что это так уж важно для него?

Энни (смотрит на нее). …Не знаю, что и ответить. Так, с языка слетело… Ладно, давай сменим тему. Ну и когда наступит этот великий день?

Джози. Уже наступил. Вчера.

Энни. Вчера? Вы поженились вчера?

Джози. Не совсем так. Мы вчера расстались.

Энни. Расстались? Ты расторгла помолвку?

Джози. Чтобы не совершить огромной ошибки.

Энни. Ах, Джози. Как ты меня расстроила. Буду теперь за вас переживать. И за его семью… Его родители в курсе?

Джози. Ну. Его отец позвонил его лучшему другу, чтоб тот передал предсмертную записку.

Энни. Его лучший друг решил покончить собой?

Джози. Да нет. Кенни ее написал.

Энни. Джози, ты в своем уме?

Джози. Конечно… Только на душе кошки скребут. Но я о своем поступке не жалею.

Энни. Могла бы со мной сначала посоветоваться.

Джози. Ничего бы не изменилось.

Энни. Сказать такое — это просто ужасно.

Джози. Да… тебе это тоже хорошо известно.

Энни (не давая волю чувствам). Да, знаю. Спасибо за напоминание.

ЭННИ отходит в сторону.

Джози. Извини. Слишком рано для подобных разговоров. Еще не вечер.

Энни. Ничего, ничего. Я уже привыкла.

Джози. Извини за глупость и высокомерие. Уж слишком болезненную тему мы затронули… Как будто я обвиняю тебя в своих собственных грехах.

Энни. А ты не думай о грехах, тогда разговор и наладится. (Отворачивается.) Господи, сигаретку бы сейчас.

Клемма. Джози, он опять звонит.

Джози. Кенни?

Клемма. Нет, этот бандюга из Майами. Он уже рядом, спрашивает, как подъехать.

Джози. Ну и объяснила бы ему.

Клемма. Я сама тут путаюсь. Выезжаю отсюда на машине только раз в год в «День Труда», да и то на заднем сиденье… Что с меня взять.

Энни. Скажи ему: третий поворот после перекрестка.

Клемма. А я и не знала. Вот смехотвора. (Возвращается в дом.)

Энни (Джози). Кто там прибывает из Майами?

Джози. Винни Бавази… Ну я еще с ним разок станцевала, когда мы там отдыхали. (ЭННИ передергивает плечами. Не может вспомнить.) Черные остроносые туфли, желтая спортивная майка. Он подошел к нашему столику и пригласил меня на танец. Ты как посмотрела на него, так сразу за свои сережки схватилась.

Энни (подносит руку ко рту с ужасом). О, господи. Ты еще с ним встречаешься?

Джози. Не встречалась ни разу. Один танец и все… Он сам напросился. Я уж думала, что его давно пристрелили.

Энни. Хорошо бы Кенни ничего не знать об этом.

Джози. Возможно и узнает. Он на ленче тоже будет.

Энни. На ленче?? После того как написал предсмертную записку?

Джози (кивает). Да. А, может, и Рей заскочит.

Энни. Рей? С которым ты в прошлом году?.. (ДЖОЗИ кивает.) Я думала, ты с ним порвала.

Джози. Порвала. И он тоже. Только вдруг появился, обозвал меня дерьмом собачьим и неожиданно начал проявлять что-то вроде нежных чувств.

Энни. Отец в курсе всего этого?

Джози. Да. Он через окошко все-все обо мне знает.

Энни. Он как-нибудь отреагировал?

Джози. Да. Он сказал: «Только окно не закрывай».

Энни. Не слишком ли это для него большая нагрузка? В его состоянии?

Джози. Состоянии?

Энни. Ты знаешь, о чем я. О его здоровье.

Джози. Ах да, здоровья у него нет, а вот состояние прекрасное. Все лето живет в свое удовольствие. В прошлые годы он был получше, но он немного рыбачит. Мы с ним гуляем, а уж смех у него какой заразительный. Ему хорошо в семье. Со мной и Клеммой.

ЭННИ отворачивается, отходит в сторону.

Энни. Если хочешь причинить мне боль, давай встретимся в городе и облегчишь душу. Но не здесь. И не сегодня. Подарим твоему отцу эти выходные, ладно?

Джози. Я дарю ему все выходные… Но ты права, эти дни особенные. Потому что здесь ты. Он все еще любит тебя, сама ведь знаешь. Знаешь, знаешь… И до завтра ты будешь рядом с ним. А потом улетишь в Париж. Или в Рим. Или еще бог весть куда к своему муженьку. Так что ты понимаешь, как меня расстраивают разговоры о его состоянии.

Энни. Я все прекрасно понимаю. И чего мне стоил наш разрыв, знаю только я. Я расплачиваюсь за него каждым днем своей жизни. И особенно дорого в те, когда разговариваю с тобой. Такое вот мое состояние. И я с ним справляюсь. Научилась. Что меня волнует, так это наши отношения. Я все еще член вашей семьи. И понятию не имею, как почувствовать себя по-настоящему среди родных. Мне нужна твоя помощь. Ты готова помочь?

Джози. Нет.

Энни. Значит, поворачиваешься ко мне спиной?

ДЖОЗИ. Да нет же. Я с тобой абсолютно искренна. У нас с тобой ужасные отношения. Но что можно сделать, ума не приложу.

Энни. Ладно, что-нибудь придумаем, а? Я иду в дом. Надо смыть с себя семнадцать часов полета. (ЭННИ поворачивается к дому.)

Джози. Мам, послушай. Найди минутку, поговори с Клеммой. У нее было тяжелое утро. Льюис приезжает.

Энни. Льюис? После всех этих лет он заявляется, да еще сегодня? …А, может, сегодня какой-то национальный праздник, а я подзабыла?

Джози. Ну, пожалуйста. Она тебя так уважает.

Энни. Ну, конечно… Как все сплелось сегодня. Только диву даешься. Надо было с утра в гороскоп заглянуть.

ЭННИ направляется в дом. Неожиданно появляется РЕЙ.

Рей. Я здесь в силу крайней необходимости.

Джози. Как всегда. И какой же?

Рей. Хочу предупредить тебя. Кенни узнал, что какой-то мафиози вот-вот нагрянет. Обещал отделать его под орех.

Джози. Отделать? Винни? Надо его отговорить. У Винни мамаша такая, что Кенни уделает.

Рей. А отменить ленч ты можешь?

Джози. Нет. Никак не могу. Вот революцию в России я бы еще остановить смогла, но отменить ленч, нет, это невозможно. Мать приехала, слова мне не сказала. Винни сам напросился. Кенни тоже. Клемме придется разбираться с мужем. И тоже сегодня. Сплошные сюрпризы… Ты так говоришь просто из чувства благодарности к отцу Кенни, он ведь тебя в университет устроил… НЕТ! ОТМЕНИТЬ ВСТРЕЧУ НЕВОЗМОЖНО!

Рей (передернув плечами). Ну, ладно… Нельзя так нельзя. Все ясно. Извини за беспокойство. (РЕЙ собирается уходить.)

Джози (направляется к нему). Почему ты убегаешь всякий раз, когда между нами возникают сложности?

Рей (веселым голосом). А они между нами вечно возникают… Так, насчет Кенни я тебя предупредил. На Винни я чихать хотел. Передай пламенный привет отцу, а Клемме пожелай удачи. Рей удаляется, так что будь здорова.

РЕЙ поворачивается и делает несколько шагов. ДЖОЗИ следует за ним.

Джози. …Кто она?

Рей (поворачивается к ней). Я что, кого-нибудь пропустил? Кого ты имеешь в виду?

Джози. Девушку, с которой ты в Нью-Йорке встречаешься.

Рей (весело). От кого узнала?

Джози. От Кенни. Он считает, что ты с ней зря связался.

Рей (возвращаясь). Вот как? Надо же, советчик нашелся.

Джози. Но говорит, что симпатичная. Очень?

Рей. Очень. Она само совершенство, почти божественное.

Джози. Напыщенно выражаешься. Как ее зовут?

Рей. Саммиай.

Джози. Саммиай? Одно «м»?

Рей. Два.

Джози. Самми-ай… Ай-ай-ай. Наверное, манекенщица. Скучно тебе с ней.

Рей. Это точно. Каждое утро просыпаться и лицезреть личико, которое украшает обложки почти десятка журналов. Ужасно скучно.

Джози. Вы живете вместе?

Рей. Я бы так не сказал. У нас свободные отношения. Никаких обязательств. Надеюсь, это слово не очень тебя обидит.

Джози. Говорят, ты пообщаться с ней можешь не больше пяти минут — в год. В смысле просто поговорить.

Рей. Я чего-то не понимаю. В прошлом году я относился к тебе не очень-то хорошо, да и в этом тоже. Откуда такой интерес к моей персоне?

Джози. С расчетом на будущий год. Взаимная неприязнь уляжется, и мы сможем нормально общаться. (Слегка касается его. Тот на шаг отступает.)

Рей. Ты что, опять заигрываешь со мной?

Джози. Да перестань. С заигрываниями мы сыты по горло еще с прошлого года. Злые мы были друг на друга, как собаки. Ужас какой-то… Что было, то прошло. Сейчас все по-другому. Не знаю почему, но я в твоем присутствии начинаю нервничать.

Рей. Ты? Нервничать? Вот это да. Я тебя не узнаю.

Джози. И я тебя тоже. Глаза прячешь все время.

Рей. Просто ты моргаешь так часто, что заглянуть тебе в глаза дело бесполезное.

Джози. Ты уже дважды возвращаешься сегодня. Так?

Рей. Не дважды, а один раз. В первый раз я пришел… чтобы выложить тебе все новости, если бы я даже захотел побыть с тобой…

Джози (подходит к нему ближе). Помедленней. Начинается самое интересное.

Рей. Да ничего не начинается.

Джози. Ну извини. Но ведь ты сказал: «Если бы я даже захотел побыть с тобой…»

Рей. Сказал. Но не получится. Через час приедет Саммиай. На автобусе.

Джози. Сегодня? Господи, к такому торжественному случаю нужно шоссе расширить, на одну полосу как минимум.

Рей. И если честно, лучше бы она не приезжала.

Джози. Но почему?

Рей. Сам не знаю.

Джози. На твоем лице смущение.

Рей. Знаю. Не надо было дважды возвращаться.

Джози. А «дважды» не было. Первый раз ты пришел, чтобы просто –

Рей. Ну, хватит. Я действительно не в себе. Ладно, пошел встречать Джози. (Собирается идти.)

Джози. Саммиай.

Рей. Я и сказал Саммиай.

Джози. Нет, ты сказал –

Рей. Я сказал «Джози», а имел в виду Саммиай. (Оглядывается.) Как отсюда выбраться? (Быстро уходит.)

Джози (поворачивается в тот момент, когда из дома выходит БЁРТ.) Ты все слышал, да, пап?

ДЖОЗИ проходит в дом. БЁРТ замечает ЭННИ, та появляется из-за угла дома с сигаретой в руке.

Бёрт. Слышал, что ты курить бросила.

Энни. А я как ты свой нос в чужие дела суешь.

Бёрт. Да, некоторые привычки на всю жизнь… Как и некоторые люди…

Энни (смотрит на него сочувствующе). …Надо избавиться от этих всех засохших деревьев и кустов. Кто-нибудь за садом следит?

Бёрт. Ни кто не следит. С тех пор как ты уехала.

Энни. Поэтому ты звонил мне в Париж? Ночью? Насчет срочной прополки? Боже, напугал меня до смерти.

Бёрт. Это был всего лишь предлог. Просто очень хотелось пообщаться с тобой, вдруг бы ты этим летом не приехала.

Энни. Я приехала исключительно ради Джози. Я ведь замужняя женщина.

Бёрт. Замужем за Уолтем… Как там старина Уолт?

Энни. Во-первых, он не старый, а во-вторых, терпеть не может фамильярности.

Бёрт. А, ясно. Не передавай ему моих слов. Не хватало мне забот с молодым Уолли.

Энни. Твоя дочь только что расторгла помолвку, а тебе хоть бы хны.

Бёрт. Я очень это переживаю… Но если б она выскочила за Кенни, чтоб выполнить обещание, я бы переживал еще больше.

Энни. Я очень расстроилась. Вечно она бросается во все сломя голову.

Бёрт (кивает). Вроде нас. Мы были знакомы до свадьбы всего три недели.

Энни. Девятнадцать лет вместе… это не то что в омут головой… Все от меня скрывает. Как ты ее находишь?

Бёрт. В лучшем виде. Такого лета у нас с ней еще никогда не было.

Энни. Да их и было-то — кот наплакал.

Бёрт. Это верно. Но такое потрясающее лето я пережил первый раз. За двадцать три года. И в этом исключительно ее заслуга. Она подарила мне счастье.

Энни. Она привязана к тебе, хоть эти двадцать три года ты ее не очень баловал. Дочь с отцом всегда лучше ладит. Матерям с дочерьми не так везет.

Бёрт. Да ладно тебе, мы оба дров наломали. Тебе достался развод, а мне выходные в раскаленном «Бьюике» на целых двадцать три года. Я был слишком занят, чтобы осознать, чего лишаюсь.

Энни. Будто я этого всего не знаю.

Бёрт. Знаешь, конечно. Просто тебе напоминаю. Мое отношение к семье стоило мне брака.

Энни. Стоило тебе брака? Всего-то? А мне половину жизни. А теперь еще и половину семьи. Ты был словно одержимый. Стоило тебе открыть один магазин, ты тут же без передышки собирался открыть следующий. Почему ты не мог остановиться? Два, три магазина — это уже более чем достаточно. Денег нам хватало. Зачем тебе понадобилось целых восемь магазинов?

Бёрт. Потому что у меня это хорошо получалось. Если Бейб Рут имел шестьдесят домов, почему он не остановился на пятнадцати?.. деньги меня никогда не интересовали. И к тому же: чем мне еще было заняться? Никаких особых талантов у меня не было, не то что у нынешних молодых. Моим единственным талантом было заполнять время работой… И шел я на это не ради себя. Ради нас.

Энни. Ради нас? Лучше бы побольше времени дарил семье, нам. Я ведь никогда ни о чем у тебя не просила. Потребности мои были очень скромные. (Смотрит на дом.) Единственное исключение, вот этот дом. О нем я действительно мечтала. Не ахти какое богатство, видит Бог, но я любила его… Но годы шли, а будущее выглядело все более и более в мрачном свете. Всю жизнь ждать тебя к обеду — вот какая судьба ждала меня. Что здесь, что в Нью-Йорке ты требовал от меня одного: ждать тебя к обеду, а по пять, шесть дней в неделю Джози ела на кухне одна… Так в один прекрасный момент я потеряла дочь. И матерью ей стала Клемма.

Бёрт. Господи, если все было так плохо, почему ты раньше не развелась?

Энни. Смелости не хватало. Если бы я развелась раньше и забрала Джози, это было бы слишком сильным ударом для нее, она ведь так тебя любила… Так что я решила терпеть, пока она не поступит в колледж… Но лучше мне от этого не стало.

Бёрт. Ну что ж, если это все, ты свой брак заслужила.

Энни. Вот как? А какой брак ты имеешь в виду?

Бёрт. Нынешний. Я был абсолютно уверен, что ты в нем счастлива.

Энни. Да, счастлива. Нам с Уолтером хорошо. И он всегда рядом со мной. Всегда.

Бёрт. Если вместе хорошо, то это равнозначно любви?

Энни. Нет. Да, когда я ушла от тебя, часть моей души все равно принадлежала тебе. Все равно я любила тебя… Но с возрастом острота чувств притупляется… Моей ошибкой было то, что я не родила второго ребенка. Тебя и Джози казалось мне тогда достаточным… (Задумывается, спохватывается.) Сильно нагнетаю на тебя? Так же, как и на себя?

Бёрт. Совсем нет. Ты только что призналась, что полюбила меня на всю жизнь.

Энни. Ну сказала, что в этом особенного. Суть в том, что останься я тогда, ничего бы не изменилось. Ты делал все, чтобы нажить инфаркт, как бы судьба ни повернулась. Но случилось то, чего я больше всего боялась. Что Джози обвинит во всем меня.

Бёрт. Мы развелись задолго до инфаркта.

Энни. Попытайся ей это втолковать.

Бёрт. Уже пытался. Она в курсе. Она изменит свое отношение к тебе.

Энни. Но когда? Когда это произойдет?

Бёрт. Возможно в эти выходные. Поэтому я и вызвал тебя. Если со мной что-нибудь вдруг случится до вашего примирения, тогда помириться будет сложнее.

Энни. Примирение? Я что, виновата больше, чем ты? Что ты на меня всех собак вешаешь?

Бёрт. Потому что… если это произойдет… если я умру… ее отношение к тебе уже не изменится.

Энни. Что ты несешь? Ужас какой-то. Выбрось все из головы.

Бёрт. Я готов на все, чтобы помочь тебе. Говори, я все сделаю.

Энни. ЖИВИ!! Живи еще тридцать лет, и все у нас с ней уладится.

Бёрт. Я постараюсь.

Энни. Старайся, как следует.

Выходит КЛЕММА.

Клемма. Простите, кто-то спрашивает Джози.

Бёрт. Кто там, Клемм?

Клемма. Похоже, господин Майами. Хоть на нем и белый костюм, как мороженое, что-то у меня на душе не сладко.

Бёрт. Ладно, пусти его.

Клемма. Пустить, точно?

Бёрт. Прошу тебя.

Клемма. Что толку спрашивать, все равно он войдет.

Энни. Молю господа о помощи, и вот он посылает Винни Бавази.

На центре сцены появляется ВИННИ. На нем темная спортивная майка, золотая цепочка, голубые с белым туфли и белый костюм.

Винни. Привет! Я Винни Бавази. Из Майами. Друг вашей дочки-красавицы.

Бёрт. Да. А я —

Винни. Ее отец, угадал? (Крепко пожимает ему руку.) Огромная честь. Преогромная.

Бёрт. НУ ДА, конечно. А это –

Винни (Энни). Мы знакомы. Очень рад снова увидеться. (Пожимает ей руку, смотрит на ее бриллиантовое ожерелье, прикасается к нему и улыбается. Энни прикрывает ожерелье рукой.) …Можно от вас позвонить? Похоже, я сбил оленя.

Энни. О, господи.

Винни. Может, это была большая собака, потому что, по-моему, олени лаять не умеют… В общем, он свалился в деревья. Позвоню ветеринару.

Бёрт. Ну конечно, конечно.

Клемма. Телефон вон там.

Винни. Спасибо. Рад видеть вас, госпожа Роббинс (скользит по ней взглядом). Здорово выглядите. (ВИННИ улыбается и подмигивает ей. Так, чисто по-дружески. Входит в дом.)

Клемма. Не знает разницы между оленем и собакой. Слава богу, я на прогулку не собралась.

ДЖОЗИ выбегает из дома.

Джози. О, господи. Приехал все-таки? Кому он названивает?

Бёрт. Ветеринару.

Джози. Зачем?

Клемма. Он сбил не то собаку, не то оленя.

Джози. Машиной?

Энни. А может, и кулаком. (ЭННИ передергивает плечами и отворачивается.)

Джози. Так и знала. Надо было из дома уйти на целый день.

ДЖОЗИ смотрит на КЛЕММУ. На тропинке появляется КЕННИ.

Кенни. Вот, решил прийти. Привет, госпожа Роббинс. Рад видеть вас.

Энни (тепло). Привет, Кенни, дорогой мой…Как мама?

Кенни. Не знаю. Целый день сидит в своей комнате… Ну, Джози, дружок твой появился? Не терпится с ним познакомиться.

Джози. Ни к чему совсем.

ВИННИ выходит из дома.

Винни. Порядок. Они его подберут… Джози, привет. Что молчишь? (Приподнимает ее и опускает на землю.) Ни привета, ни улыбки, ничего абсолютно. Ну, мамочка, и девчонка у тебя. С ума сойти можно.

Энни (БЁРТУ негромко). Он назвал меня «мамочкой».

Винни (КЕННИ). Ой, извини. Не заметил тебя (Протягивает руку.) Винни Бавази, «Норт Майами Бич», Флорида.

Кенни (руки не протягивает, подходит к Джози). Только вчера расторгла нашу помолвку и уже успела пригласить на сегодня этого парня. Как это понимать?

Винни (ДЖОЗИ). Ты бросила этого парня? (Хихикает, смотрит на КЕННИ.) И у тебя хватило нервов прийти на ленч? (КЕННИ смотрит на него как на сумасшедшего, отходит от него. ВИННИ обводит взглядом дом и палисадник.) Ну что ж, вид живописненький… Много зелени… Люблю живую зелень.

Клемма (пытаясь разрядить обстановку). Коньяк в доме, приглашаю всех желающих.

Затемнение

 

Действие второе

Картина первая

Прошло около часа. На лужайку вынесен стол и дополнительные складные стулья. Судя по тарелкам, стаканам и остаткам еды, трапеза подошла к концу. Атмосфера за столом накалена и похоже будет накаляться и дальше. Все сидят за столом, ВИННИ в середине его, а КЕННИ в конце.

Кенни. …Так, минуточку. И вы утверждаете, что застрелили ее?

Винни. Ну да. Взял и застрелил. Я застрелил огромную, как «Кадиллак», акулу. А пасть у нее была, как открытый багажник у этого «Кадиллака». И было мне всего двенадцать лет. Дядя Джорджио и я были в лодке вдвоем. Он всучил мне винтовку и говорит: «У тебя один патрон. Посмотрим, какой из тебя стрелок, пижон».

Кенни. Пижон?

Винни. Угу. Любил я принарядиться.

Кенни. Модные костюмы в двенадцать лет?

Винни. Ну да. После смерти дядюшки Джино остались костюмы. Он был очень маленького роста, так что они мне подошли… В общем, акула то выскакивает из воды, то уходит под воду прямо рядом с ложкой, трехметровой волной меня окатило…

Кенни. Рядом с лодкой? А почему она не уплыла?

Винни. Потому что дядя Джорджио держал ее на тросе. Толстом таком.

Кенни. На тросе?.. Тащили ее на тросе и убили?

Винни. Простите, по вы в этом спорте не очень разбираетесь.

Кенни. Это все равно, что в аквариуме ее пристрелить.

Винни. Ей ничего не стоило отхватить полкормы у лодки, проглотить дядю Джорджио, его жену Терезу, ее сестру Марию и трех ее племянников… Так что когда дядя Джорджио крикнул «стреляй!!!», речь шла о спасении семьи.

Кенни. А то, что у акулы тоже есть семья, вам в голову не приходило?

Винни (улыбается, оглядывается, КЕННИ). Вы что, поборник прав всех и каждого?

Кенни. Всех и каждого?

Винни. Ну да. Есть такие люди, которые считают всех равными. Чушь. Кто-то всегда имеет avantage.

Кенни. Avantage?

Винни. Ну да. Как, например, в нашем разговоре: у кого avantage, тот и есть хозяин положения.

Кенни. В данном случае вы. Вы хозяин положения.

Винни. А почему?

Кенни. Потому что говорите на непонятном мне языке.

Винни (указывает на него пальцем). Точно! Тот же случай, что у меня с акулой. Как бы я ни старался, по-акульи говорить я не научусь.

Все переглядываются.

Кенни. А что акула говорит?

Винни. Не что, а чем. Она говорит своим весом в полтонны и пастью, полной ножевых изделий.

Кенни. Ножевых изделий?

Винни. Ножей. Полная пасть острых ножей. Я использую специальный термин для усиления эффекта.

Бёрт. Ну да. Метафору.

Винни (БЁРТУ). Нет. Ножевые изделия.

Джози. Всем все ясно, Винни.

Винни. Ну и хорошо. Так что она хозяйка положения, у нее avantage. У меня всего лишь одна винтовка с одним патроном. И мне всего двенадцать лет.

Кенни. И на вас костюм дяди Джино.

Винни (смотри на него). Причем тут костюм?

Кенни. Ну, мальчишка в мужском костюме мог смутить акулу… и дать вам преимущество, то есть avantage.

Воцаряется тишина. Все смотрят на Винни, ожидая его реакции.

Винни. …Нет! Она не разбирается в мужской моде. В винтовках да, потому что видела раньше.

Кенни. Всякий раз, когда ваше семейство выходило в море рыбу ловить?

Винни. Верно. Во-первых, это более по-человечьи.

Кенни. Человечьи?

Джози. Кенни, перестань.

Винни. Слушайте, если ее не пристрелить, то придется тащить шесть-десять часов от Майами до Форта Лодердейл… Так что я делаю один выстрел «пиф-паф», иона уже представляет себя лежащей на блюде в окружении печеной картошки, сметаны и нарезанного лука.

ДЖОЗИ с отвращением отворачивается.

Кенни (поворачивается к ДЖОЗИ). И какое у тебя обо всем этом мнение?

Джози. Никакого. Я вегетарианка. (Отходит в сторону).

Кенни. Ну, а может, Винни настреляет тебе овощей.

ЭННИ (встает). Кто-нибудь поможет мне убрать тарелки?

Кенни. Конечно. Я. Буду бросать их в воздух для Винни. (КЕННИ делает вид, что стреляет в воздух).

Джози. Кенни, перестань.

Винни. Помою тарелки с огромным удовольствием. Только сначала покурю, если вы не возражаете. (Достает длинную сигару.) Господин Хайнс? Как насчет настоящей габанской?

Бёрт. Габанской?

Винни. Угу. Так на Кубе говорят. Это значит «гаванской».

Бёрт. Вот как? Как avantage?

Винни. Нет. Avantage — это по-английски.

Кенни. Вот и нет. Поспорим?

ДЖОЗИ всплескивает руками.

Кенни. Ну что ж, Винни, у вас есть интересные мысли и о смерти, и о доблести… Только, по-моему, мы принадлежим к разным школам философской мысли.

Винни (закуривая сигару). Верно. К гарвардской школе я не принадлежу, это точно.

Кенни. Вы не представляете, как по этому поводу расстроятся в Кембридже.

Джози. Кто-нибудь поможет прекратить этот дурацкий разговор?

Винни (улыбается). Ну что ты, что ты, все в порядке. (Улыбается.) Видишь ли, Кенни считает, что я одет несколько пестроватенько, говорю немного вычурно, значит, я кто? (Смотрит на КЕННИ.) Невежда? Да, Кенни?

Кенни. Вовсе нет. Вы просто сверх-уникальненьки…

Винни (встает). Ладно. Нет такого слова «сверх-уникальненьки». Я знаю, когда говорю правильно, а когда коверкаю слова. Я делаю это сознательно. …Чтобы мои слова запали всем в душу. И все кто меня слышал, будут потом говорить: «А вот этот парень, Винни Бавази, знаете, что сказал?» Вот это и называется стилем. Стиль — это и одежда, и речь, и образ жизни. И я живу — стилистично. (Еще раз прикуривает сигару.)

Бёрт. Что ж, с этим нельзя не согласиться, Кенни. Всем нам.

Винни. Между прочим, Кен, ваш покорный слуга закончил колледж.

Энни. Правда?.. Простите. Нехорошо получилось… И какой же?

Винни. Ну, вы вряд ли о нем слышали.

Кенни. Тем более интересно.

Винни. Небольшая школа около Пенсаколы, штат Флорида, и называется она «Чокпо Комьюнити Колледж».

Кенни (ВИННИ). Вот как? И кто его основал?

Винни. Не я, я его нашел.

Кенни. И что это за колледж? Гуманитарный, технический, по охоте на фламинго? Что-нибудь в этом роде?

Бёрт. Джози, узнай у Клеммы, тунец еще остался?

Джози. Пап, кроме тунца еще еда была всякая.

Винни. Что ни говори, а блюдо из тунца было — пальчики оближешь.

Кенни (вскакивает). Боже! Сколько можно сидеть и слушать эту галиматью?.. Этот парень достал всех.

Винни (указывает пальцем на КЕННИ). Ладно, Кенни. Кто кого достал, это еще вопрос. Так что лучше заткнись.

Бёрт (быстро встает). Ладно, мальчики. Хватит препираться. Вини, ты бейсбол любишь? Как раз по телеку показывают.

Винни. Приглашение принято… Надеюсь, дамы извинят меня?

Энни. Ну, разумеется. А мы с Джози посуду помоем. Моментом, то есть мигом… А вы идите.

Винни. Как скажете. (Встает.) Э-э-э, Джози, мы сможем поговорить с тобой наедине? Чуть позже?

Джози. Э-э-э, ну, конечно. Почему бы и нет?

Винни. Дело сугубо личное. Где угодно. Разговор доверительный.

ВИННИ улыбается, подмигивает КЕННИ, наставляет на него палец пистолетом и проходит в дом вслед за БЁРТОМ.

Кенни (ДЖОЗИ). Прокатилась бы с ним в его смертомобиле. Оленя он уже сбил, может, в этот раз он папочку Бемби уделает.

Джози. Надеюсь, он выскажется и уберется восвояси. Я сохраняю вежливый тон. Это ты его заводишь.

Энни (негромко). Спокойнее, спокойнее. А Джози права. Ты, Кенни, заходишь слишком далеко. (Начинает заниматься посудой. ДЖОЗИ.) …Джози, нам тоже надо поговорить наедине. Попозже. (Проходит на кухню.)

Кенни. Ты сегодня нарасхват. К ночи освободишься?

Джози. Ладно, Кенни, нервы и так на пределе. Не ленч, а «Тайная вечеря» какая-то. Я совсем выдохлась.

Кенни. Скажи, что он для тебя никто, и я отстану.

Джози. Он для меня никто.

Кенни. Тогда зачем он здесь?

Джози. Я же тебе говорила. Я его не приглашала. Он сам напросился.

Кенни. Тогда почему ты не попросишь его удалиться?

Джози. Сам попроси.

Кенни. Я? С удовольствием. Теперь у меня будет avantage. (КЕННИ направляется к дому.)

Джози. КЕННИ! (Он останавливается. Тихим голосом.) Послушай. Народу полный дом. И все на взводе. Давай отложим наши дела хоть на пять минут, ладно?

Кенни. …Извини. Ты права. Это не ревность, клянусь. Я понимаю, почему ты порвала со мной. Я личность не творческая. Не достаточно артистичен. Жаль, что я не художник и не скульптор. И не писатель. Хоть немного. Я завидую Рею.

Джози. Рею?

Кенни. Вот он тебе подходит, это точно.

Джози. Именно он?

Кенни. Нет! Не в прямом смысле. В смысле человек с его талантами.

Джози. Что ты так себя принижаешь? У тебя талантов не меньше, чем у Рея.

Кенни. Вот как? Хорошо. Почему тогда не я? (ДЖОЗИ отворачивается.) Я пошутил. Подшутил над собой. Чтоб тоску разогнать… Кто знает, что со мной станет после сегодняшнего ленча?

Джози. Кенни, ну хватит! Мне нужно поговорить с Винни, нужно поговорить с мамой. Успокоить Клемму. Позвонить ветеринару. ХВАТИТ БОЛТАТЬ, ПОНЯЛ?

Вбегает в дом, хлопая дверью. КЕННИ стоит, проклиная себя.

Кенни. Ты полный ИДИОТ! Заткнись, понял? Заткнись ты, эгоист, ревнивец, параноик недоделанный!

В бешенстве поднимает с земли увесистый камень и запускает им в кусты. Из кустов доносится крик девушки и голос какого-то мужчины.

Мужчина. Эй! Ты что, спятил? Какого черта? (Это РЕЙ. Он выбегает из кустов.) Так это ты? Решил кого-то прикончить?

Кенни. Извини. Я не знал, что там кто-то есть. В тебя не попал?

Рей. Нет, только вот Саммиай чуть голову не размозжил.

Из леса появляется САММИАЙ. Ей года двадцать три, красивая, на вид манекенщица. Вид у нее очень расстроенный.

Саммиай (чуть не плача). Ох, Рей. Это было ужасно.

Кенни. Прошу прощения. Виноват, дальше некуда.

Рей. Тебя не задело?

Саммиай. Нет. В птичку попал. Мгновенная смерть… От ее головки мокрое место осталось.

Кенни. Ну и дурной же я.

Рей. Он нечаянно.

Саммиай. Такая красивая маленькая голубая птичка с желтой грудкой… Зачем ты бросил в нее камень?

Кенни. Да не бросал я в птиц. Я его бросал в мир. А ее угораздило в этом мире жить.

Саммиай. Но там, кроме птиц, ничего нет. И слепой не промахнется.

Кенни. Что ж за дела такие?

Рей (оглядывается). А где все?

Кенни. Женщины в доме. Папаша Джози смотрит бейсбол с убийцей акул по имени Винни Бавази.

Саммиай. Может, мы ее похороним?

Кенни. Я похороню, лично. Обещаю. Подготовлю все к похоронам. Этот Винни сделал меня чокнутым.

Саммиай. Птичка была обречена. Сидела на ветке и пела. Может, своим птенчикам.

Кенни. Да не метился я в нее. Ничего против птиц не имею. (РЕЮ.) Этот парень довел меня.

Рей. Которого она пригласила?

Кенни. То-то и оно, что не приглашала. Взял и свалился на голову. Сбил машиной собаку, а ту сразу к ветеринару на операционный стол.

Саммиай. О, Господи! Что вы тут за люди такие?

Рей. Это был несчастный случай, и только.

Кенни. И этот идиот выдает словечки вроде «живописненький»… Закончил колледж в Чокпо… А на английском отделении училась вся банда Аль Капоне.

Саммиай. Чокпо? Нормальный колледж. Моя самая лучшая подруга Бацци Бандо закончила его в свое время. Очень хороший колледж.

Кенни. Да, знаю. Я даже познакомился с его основателем (РЕЮ.) Через день после отмены моей помолвки.

Рей (КЕННИ). Вообще-то, похоже, он не в ее вкусе.

Кенни. Я был помолвлен и был в ее вкусе… Но, честно говоря, ты в ее вкусе.

Рей. Это она сама так сказала?

Кенни. Нет, это я так говорю.

Саммиай. Ты? Чтобы мой парень путался с девчонкой, с которой ты был помолвлен? Швырнул бы лучше камень в нее, чем в безобидную птичку.

Кенни (САММИАЙ). А ты откуда знаешь?.. Может, весь лес ее ненавидел… Может, я большую услугу всей округе оказал.

Все поворачиваются к КЕННИ.

Саммиай. Чудной ты какой-то, даже слишком.

Кенни. Зато у вас с Джози полный порядок.

ДЖОЗИ выходит из дома.

Джози. У кого со мной полный порядок? (Замечает РЕЯ.) А, Рей, привет.

Рей (ДЖОЗИ). Джози, это моя подруга Саммиай. Саммиай, это Джози.

Джози. Привет.

Саммиай. Рей, знаешь что? Вернусь-ка я в свою комнату. А то эта птичка так перед глазами и стоит.

Джози. Да? Какая птичка?

Саммиай. Там, в лесу. Угодил в нее камнем.

Джози. И кто же это натворил? (КЕННИ отворачивается, РЕЙ опускает глаза.) …Винни?

Кенни. Да.

Рей. ДА???

Кенни. В некотором роде. Довел меня до бешенства, ну я и швырнул камень.

Джози. И угодил в птичку.

Кенни. Не нарочно. Заранее не планировал.

Джози. А ты уверена, что она погибла?

Саммиай. Так ее головку по дереву размазало.

Джози. Пошли поглядим. Иногда птички проявляют невероятную живучесть.

Саммиай. Может, она и оживет, если ей новую голову приставить… Я покажу это место.

САММИАЙ направляется в лес.

Кенни (следует за ней). Я все улажу. Возьму и куплю новую птичку. И пущу ее в лес.

Саммиай (с изумлением). НЕУЖЕЛИ ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО ДРУГИЕ ПТИЧКИ НЕ ЗАМЕТЯТ ПОДМЕНЫ? Боже мой!

САММИАЙ и КЕННИ уходят.

Джози. Вот она какая, Саммиай… Я ее себе другой представляла.

Клемма. ДЖОЗИ! Мама хочет тебя видеть.

Джози. Я скоро вернусь. На похороны собираюсь. (ДЖОЗИ уходит.)

Клемма. В лес? А кто умер?

Рей. Птичка. Вы ее не знаете. (РЕЙ уходит.)

Клемма. Птичка, говоришь? (Усаживается на пороге, смотрит в зал.) А помните мои слова? Падают, падают с неба мертвыми, и конца этому нет. А кто-нибудь видел хоть раз мертвую птичку? Вот лично вы?.. Ладно, ленч прошел хорошо, но, по правде говоря, я так и не разобралась, кто был с кем и зачем, кого приглашали, кого нет, кто остался в семейной хронике, а о ком позабыли… Да разве по порядку все расскажешь, ведь пятьдесят лет прошло с тех пор, и я уже три года как в могиле… Но одно я помню отчетливо. Что-то угнетающее «висело» в воздухе, как перед грозой… Только гроза — это гром и молнии, а здесь что-то «висело» над душой у хозяев дома и гостей. Что-то тяжелое и тревожное… (КЛЕММА встает. Начинает складывать скатерть. В это время на сцене появляется МУЖЧИНА афро-американского происхождения, лет пятидесяти с небольшим. Волосы к него с проседью, в руке старый чемодан. КЛЕММА стоит к нему спиной. Подходит к ней и останавливается. КЛЕММА. Не оборачиваясь.) И давно, Льюис, ты там стоишь?

Льюис. Похоже, лет шесть.

Клемма. Семь.

Льюис. Я тайком действовать никогда не умел.

Клемма. И увиливать тоже. (Оборачивается, смотрит на него.) …Только посмей заикнуться, что я постарела.

Льюис. А в этом и надобности никакой нет… По мне, ты выглядишь лучше некуда, моя сладкая.

Клемма. Сладкая? Ты мне зубы не заговаривай. Когда ты меня бросил, весь сахар в сахарнице оставался.

Льюис. Похоже, ты права.

Клемма. Никаких «похоже». Я сказала «я права» и точка. …Ты что, меньше ростом стал?

Льюис. Согнуло меня малость. Столько лет детишкам волосы подстригать, согнешься, хочешь — не хочешь… Ты выглядишь лучше некуда. Это я от чистого сердца говорю.

Клемма. А могла бы выглядеть еще лучше. Но я к встрече не готовилась и наряжаться не собиралась… Ну и как жилось все эти годы?

Льюис. Как-то прожил их, но мог и лучше.

Клемма. Хм… Голодный?

Льюис. Если стряпня твоя, то вечно голодный.

Клемма. Кусок пирога с пеканами остался. Джози пекла. Собиралась я его выбросить. Но Джози говорит: «Это для Льюиса».

Льюис. Можно я присяду? (КЛЕММА передергивает плечами. Он садится. Вид у него усталый.) Семь лет назад она вот такой была… По-прежнему ухаживаешь за всей семьей?

Клемма. От семьи мало что осталось. Госпожа Хайнс развелась. Она теперь госпожа Роббинс. А сам господин Хайнс уже совсем не тот. Бизнес забросил. После тяжелого инфаркта.

Льюис. Вот как. Извини. Я не знал.

Клемма. А откуда ж тебе знать? Ты адресов не оставляешь.

Льюис (кивает). Несколько раз пытался позвонить тебе.

Клемма. Как следует пытался? Никто мне ничего не предавал.

Льюис. На самом деле, я только номер набирал. Нервы не выдерживали… А вдруг ты не захотела бы со мной разговаривать.

Клемма. Это уж точно. Думаешь, я и сейчас хочу тебя слушать?

Льюис. Вдруг бы ты сказала, что у тебя кто-то есть.

Клемма. Ха. Вы, мужчины, странный народ. Думаешь, я сидела все семь лет на одном месте и тебя поджидала? У меня много друзей, Льюис. И я с ними не скучала… Но чтобы с кем-то всерьез, нет, такого послушного мужчину я больше никогда не встречу. Все о своем брате выслушает. В основном не честного.

Льюис. Ты, Клем, не постарела, но душой зачерствела, это точно.

Клемма. Да нет. Просто давно не виделись. А почему ты смотришь как-то искоса? У тебя что, артрит?

Льюис. Нет. Не вижу одним глазом. Уже года четыре как ослеп на него.

Клемма. Правда? Извини. Зла я тебе никогда не желала.

Льюис. Да ты здесь ни при чем. Катаракта у меня. Доктор сказал.

Клемма. А я все гадаю, почему ты не заметил, как я постарела. (Секундная пауза.) Желала я тебе зла, только про себя. Вслух ничего не говорила, чтобы Господь бог не услышал… Ладно, сиди здесь, наслаждайся видом, а я насчет пирога похлопочу.

Идет на кухню. На крыльцо выходит ВИННИ. Оглядывается и замечает ЛЬЮИСА.

Винни. Привет, Винни Бавази.

Льюис. А, привет. Льюис Барнет.

Обмениваются рукопожатием.

Винни. Вы здесь по работе или приглашены на ленч с тунцом?

Льюис (смеется). Я-то? Да нет. Приехал с Клеммой повидаться.

Винни. Понимаю. А я с Джози. Вы ее видели?

Льюис. Ой, нет. Семь лет как не видел.

Винни (задумывается). …Да нет, я имею ввиду сегодня. Я ищу ее.

Клемма (выкрикивает из кухни). Она в лес на птичьих похоронах. Вон там.

Винни. Вот спасибо. (ЛЬЮИСУ.) Рад был с вами познакомиться. До встречи. (КЛЕММЕ.) А тунец был выше всяких похвал, доложу я вам. Пальчики оближешь.

ВИННИ подмигивает ЛЬЮИСУ и уходит.

Льюис (себе под нос). …Пальчики оближешь?

КЛЕММА выходит с куском пирога и чашкой кофе.

Клемма. Сливок вот добавила.

Льюис. Может, сначала выскажусь и потом поем.

Клемма (останавливается). Раньше надо было, уже сливок налила. (Ставит еду на стол.) Ну ладно, давай, выкладывай. Я слушаю.

Льюис. Ну, перво-наперво, должен сознаться, что жил неправильно.

Клемма. А я уже созналась.

Льюис. Если уж собралась слушать, так наберись терпения… Я из тех, кто не может долго жить на одном месте. Бродяжничество — это у меня в крови… Жил я с одной женщиной в Чикаго. О том, что был женат, ни слова. В Сент-Луисе жил еще с одной, родила она от меня. Ей было все равно, женат я или нет. Ребенка я содержал, пока не потерял работу, а когда лишился глаза, то и женщину потерял… Как говорится, пришла беда, отворяй ворота… (Смотрит на нее. Она на него.) А насчет Питтсбурга распространяться, пожалуй, не стоит.

Клемма. Не стоит. И так уши вянут. Сижу и думаю: какая я все же бессердечная, и глаза нет, и весь больной, а у меня ни капли жалости к тебе… Я же верующая, и мстительности во мне нет, но, Господи, будь я на твоем месте, я бы пошла на все, лишь бы сохранить второй глаз. (КЛЕММА отворачивается.)

Льюис. Да, натворил я дел, и ничего уже не исправишь.

Клемма. Угу.

Льюис. И годы потерянные не воротишь.

Клемма. Угу.

Льюис. И если ты меня сейчас прогонишь с глаз долой, я и слова не скажу.

Клемма. Угу.

Льюис. Черт, все «угу» да «угу», извиниться толком не даешь.

Клемма. Извинений я что-то не слышу. Слышу только: «прошлого не вернуть», «исправить ничего нельзя»… Зачем ты вообще заявился? Я не нужна тебе, ты не нужен мне… Найти еще одну бабенку тебе раз плюнуть… Просто прикроешь слепой глаз, решит, что ты ей подмигиваешь…

Льюис. Клемма… Кроме тебя, мне не нужен никто.

Клемма. С каких это пор? Что во мне такого особенного, чтобы навещать раз в семь лет?

Льюис. Все гадаешь, почему я ушел от тебя? …Последнее время постоянно об этом думаю.

Клемма. Если только последнее, слушать тебя уже неинтересно.

Льюис. Но дай же мне высказаться, в конце концов… ты всегда оставляла за собой последнее слово, разве нет? Мужчинам это не по душе. И мне тоже.

Клемма. Ладно… Валяй дальше… Что у тебя там на душе накопилось? (КЛЕММА садится напротив ЛЬЮИСА.)

Льюис. …Я знаю, что такое ребенок для женщины. И когда доктор сказал, что своих детей у тебя никогда не будет, я решил, что это моя вина. И все эта драка на лестнице. После нее все и началось. Что-то я повредил тебе по женской части, и здорово. Ни о каких детях и речи не могло быть. А ты посмотрела на доктора и сказала: «Ну что ж, со мной мой Льюис и мой Бог… Они меня любят…» (ЛЬЮИС смотрит на КЛЕММУ. Та отворачивается, вспомнив прошлое.) Таким виноватым только раз в жизни себя чувствовал. И эта вина сделала из меня бродягу. Не достоин я был любви такой женщины, как ты.

Клемма. Это верно. Не достоин… Но есть одна вещь, которую я от тебя утаила… Еще задолго до того падения с лестницы я знала, что у меня никогда не будет детей. И я тебе ничего не сказала об этом после того несчастного случая. Думала: раз он чувствует себя виноватым, то никогда не бросит меня… Так что мы оба хороши, а?

Льюис. Да… Столько лет держала это в секрете, почему решила признаться?

Клемма. Чтоб душу облегчить. Уж больно тяжело такой груз носить и столько лет. Если уж ты грешник, то и я не святая.

Льюис. Ну, ты себя строго-то не суди.

Клемма. Не могу иначе. Никак простить тебя не могу… По правде говоря, не вина потянула тебя бродяжничать, а твой характер. Бабник ты, скажешь нет?.. А Бог он все видит.

Льюис. Это верно.

Клемма (качает головой). …Ну и дураки же мы оба были, да к тому же и лживые.

Льюис. Что правда, то правда.

Клемма. Может, Господу богу было так угодно. Может, мне было суждено потерять тебя и обрести Джози, чтобы заполнить душевную пустоту.

Льюис. А может, это не все, что ему угодно.

Клемма. Ты это о чем?

Льюис. Джози теперь самостоятельная. У нее своя жизнь. Так, может, Всевышнему угодно мое возвращение.

Клемма. Чтобы я заботилась теперь о тебе? Я не бюро по трудоустройству. Бог меня на это не наставлял.

Льюис. Я найду работу. Я всю жизнь работал.

Клемма. Парикмахером устроишься?

Льюис. Нет. Парикмахером не смогу. Вот из-за этого. (Протягивает левую руку. Пальцы на ней скрючены и потеряли чувствительность.) Как-то утром проснулся и не могу пальцами пошевелить. Отнялись. Какой уж из меня парикмахер. Учусь вот одной рукой шнурки завязывать.

Клемма. Ну, Льюис, ты даешь. Если у тебя еще что-нибудь отсохло, говори прямо.

Льюис. Это все. В остальном я здоров, как бык.

Клемма. Может быть, только такому «быку» работу найти будет трудновато… (Отходит от стола.) Нет, слишком поздно. Слишком поздно переживать такие удары судьбы.

Льюис. Но ведь я начал новую жизнь. Я стал другим человеком. Старое никогда не повторится.

Клемма (кивает). Вижу, прекрасно вижу.

Льюис. Ладно, ты думай. Я у друга пока поживу. У него автозаправка тут неподалеку.

Клемма. Вернулся бы ты здоровым, то смотрел бы на меня больше как на женщину, чем на «мамочку».

Льюис. Я знаю, чего хочу, и сил хватит, чтобы мы оба были в полном порядке. Даже с одной рукой и с одним глазом… Так что, Клемма, думай. О большем я не прошу. (Расстроенный, ЛЬЮИС встает, надевает шляпу, берет сумку и собирается уходить.)

Клемма. Про пирог забыл.

Льюис. С собой захвачу, если ты не против. (Заворачивает пирог в салфетку.)

Клемма (следит за его действиями, затем…). Льюис!.. У меня сегодня работы невпроворот. Еще одна рука не помешает.

Льюис (улыбается, поднимает вверх правую руку). Ты про нее, да?

КЛЕММА закрывает лицо руками и смеется.

Клемма. Извини, смешинка в рот попала.

Льюис. Вот и здорово.

Клемма. Побудь до вечера, если хочешь.

Льюис. И мечтать об этом не смел.

Клемма. Знаешь, что я тебе скажу. Не могу понять одного: к кому господь благоволит больше: к тебе… или ко мне.

Встречаются взглядами.

Звучит музыка

Картина вторая

ДЖОЗИ, КЕННИ, САММИАЙ, ВИННИ и РЕЙ стоят полукругом. В центре стоит САММИАЙ и держит в руках открытую коробку из-под обуви. В коробке мертвая птичка. У всех торжественный вид. Стоят, склонив головы.

Саммиай. …Мы предаем земле маленькую тварь божью и чтобы пребывать ей… пребывать ей… (Ищет глазами поддержки.)

Рей. В Пернатом Царстве.

Саммиай. …В небесном пернатом Царстве… и вознесется душа ее с… (САММИАЙ снова смотрит на РЕЯ.)

Рей. С грешной земли.

Саммиай. С грешной земли… покинув всех, кто любил ее.

Кенни (в сторону). Любил ее? Ты ее видишь всего второй раз в жизни.

Рей. Кенни, прекрати.

Кенни (воздевая руки). Простим меня, господи.

Саммиай. Что дальше делать?

Винни. Ну, бросим в коробку по комку земли и паре веточек.

Кенни (ВИННИ). Винни, это обычное для тебя дело?

ВИННИ делает шаг в его сторону, но сдерживает себя.

Джози. Винни прав. Так и поступим.

Все, кроме САММИАЙ, нагибаются и ищут по подходящему комку земли и ветке.

Саммиай. А другой коробки нет?

Джози. А эта чем плоха?

Саммиай. На ней стоит знак фирмы «Флоршайм шуз». Подойдет?

Кенни. По-моему, в коробках из-под обуви птичек никто не хоронит.

ВСЕ смотрят на КЕННИ.

Джози. Саммиай, выбери место, да и захороним ее.

Саммиай. В той стороне пригорок есть… вид с него прекрасный.

Кенни. Замечательно. Птичке понравится. (ВСЕ снова смотрят на него.) Что я такого сказал?

Джози. Ну, что, пошли?

ВСЕ, кроме ВИННИ, трогаются с места.

Винни. Я сейчас.

ВИННИ, опустив голову, молится. Они с удивлением смотрят на него… Поднимает голову и запевает церковный хорал… Через несколько секунд САММИАЙ подходит к нему и подпевает… Все смотрят друг на друга и тоже начинают подпевать… КЕННИ молчит. Почти закончив пение, смотрят на него. Тот, смущенный, присоединяется к поющим. Петь заканчивают все вместе.

В перерыве звучит музыка.

Картина третья

ЛЬЮИС быстро складывает со стола, когда начинают раздаваться раскаты грома. КЛЕММА с тарелкой и чашкой быстро вбегает в дом. Последующий диалог происходи, пока они носятся взад-вперед со стульями и столом.

Клемма. Льюис, давай быстрей, пока ливень не начался.

Льюис. Похоже, гроза стороной пройдет.

Клемма. Что тебе кажется, волнует меня меньше всего.

ЛЬЮИС смеется.

Клемма. Над чем смеешься?

Льюис. Сам не пойму. Просто на душе хорошо. Уже забыл, когда в последний раз так весело смеялся.

Клемма. Наверное, последний раз в Питтсбурге, что-то ты о нем ни слова.

Льюис. Ты только посмотри на меня. Может, я и инвалид, но из молодых мало кто за мной угонится.

Клемма. Это точно. Хорошую школу прошел за последние семь лет.

Вся мебель теперь в доме. В доме и ЛЬЮИС с КЛЕММОЙ. На тропинке появляются ВИННИ и САММИАЙ. Грома больше не слышно.

Винни. Ты, наверное, никогда о нем и не слышала. Небольшой колледж в Чокпо.

Саммиай. Я знаю этот колледж. Моя подруга его закончила. Может, ты с ней знаком. Бацци Бандо.

Винни. Бацци Бандо? Еще бы. Был знаком и довольно близко. Даже был с ней помолвлен, вот до чего дело дошло.

Саммиай. Помолвлен?

Винни. Ну да. Как говорится, шел прямой дорогой к алтарю, как вдруг она передумала. Сказала, что едет в Нью-Йорк и собирается стать манекенщицей.

Саммиай. Карьеру она себе быстро сделала. На обложках всех журналов красуется.

Винни. Это точно. И посылает их мне. Только гримируют ее слишком густо, по-моему.

Саммиай. Ты пытался связаться с ней?

Винни. Ага. Посылал журналы обратно. А черным фломастером через всю обложку писал «Да подумаешь!». Через все лицо.

Саммиай. Ух, ты! Вот, наверное, злилась.

Винни. Вряд ли. Подумаешь, обложка… Я слышал, ты тоже хочешь стать манекенщицей.

Саммиай. Я? Делаю первые шаги. Мне до Бацци далеко.

Винни. Разве? Ты такая же симпатичная. Не меньше, это точно.

Саммиай. Спасибо за комплимент. Только дело не во внешности. Главное, чтобы ты объективу фотоаппарата понравилась.

Винни. Да я такой фотоаппарат разломаю на кусочки.

Саммиай (улыбается). Правда?.. Такого мне еще никто не говорил.

Винни. Сам не ожидал.

Саммиай. А чем ты занимаешься?

Винни. Полдня работаю на своего дядю Джорджио. Он крупнейший дистрибьютор иномарок в Южной Флориде.

Саммиай. А вторую часть дня чем занимаешься?

Винни (оглядывается). А смеяться не будешь?

Саммиай. Вот тебе крест… Так чем же?

Винни. Занимаюсь изготовлением ювелирных украшений… Не для продажи. Для родственников и друзей. Не вяжется с моим обликом, скажи честно.

Саммиай. Ничего подобного. Весьма достойное занятие… Что-нибудь получилось?

Винни (касается цепочки). Эта цепочка золотая… Ничего особенного в ней не замечаешь? Невооруженному глазу она кажется сплошной… Посмотри с близи.

Саммиай (наклоняется и рассматривает цепочку). Верно. Звенья едва различимы.

Винни. А кольцо нравится? Моя работа.

Саммиай. Невероятно… А бриллиант сам огранивал?

Винни. Нет, бриллианты покупаются у оптовика, уже готовые… А часы нравятся? Начинка швейцарская.

Саммиай (без интереса). Тоже сам смастерил?

Винни. Только корпус. А механизм швейцарский.

САММИАЙ в изумлении смотрит на ВИННИ. Тот наклоняется и целует ее в губы, затем делает шаг назад.

Саммиай. И когда у тебя пробудился интерес к этому искусству?

Винни. Ну, когда я был мальчишкой, мы поехали в Италию навестить родню. И в один прекрасный день посетили Ватикан. Папа Римский там живет.

Саммиай. Да, я знаю.

Винни. И там на застекленных стендах я увидел потрясающей красоты серебряные и золотые кресты и эти самые скепетры, инкрустированные бриллиантами… Я правильно сказал?

Саммиай. Скепетры. Не уверена.

Винни. Ну, то, что короли держат в руках как признак власти.

Саммиай. Скипетры, по-моему.

Винни. Ну да, скипетры, точно… В общем, я достал каталог «Сокровища Ватикана»… И я все разглядывал и разглядывал все эти шедевры мирового ювелирного искусства, которым нет цены, они бесценностны, и сказал себе: «Эй, да я сам так сумею». И заветная моя мечта изготовить что-то особенное-особенное, чтобы можно было преподнести в дар Папе Римскому… от народа Южной Флориды.

Саммиай. А ты парень непростой.

Винни. Но пока мастерства не хватает. Но когда почувствую уверенность, сделаю золотой браслет с его именем. Носить он его, конечно, не будет. Ведь вдруг потеряет и все узнают, кому он принадлежит. Правда ведь?

Саммиай (весело). Это уж точно.

Винни. Так что для практики занимаюсь вот такими штуками. Но еще при моей жизни настанет день, и я получу послание от Папы, в котором будет говориться: «Дорогой Винни, Adomino, Adominus, благодарю вас и Народ Южной Флориды»… На бред сумасшедшего смахивает, да?

Саммиай. И вовсе нет. А где ты с Джози познакомился?

Винни. В Майами. Станцевал с ней разок. Прогулялся с ней немного. Неглупая девушка, эта Джози. Отговорила от одной явной глупости.

Саммиай. От какой именно?

Винни. Я намеревался полететь в Нью-Йорк, похитить Бацци, вернуться вместе с ней во Флориду, упрятать ее в подвал своего дома и держать ее там, пока она не скажет «да».

Саммиай. Ты шутишь?

Винни. Нисколько. Так что Джози поворачивается ко мне и произносит всего два слова… Всего два коротких слова… Она сказала: «Не смей!».. Я с ней знаком всего ничего, а она мне «Не смей!».. И я ее послушался. Я ей доверился.

Саммиай. Невероятная история.

Винни. А сейчас постараюсь уединиться с ней на пару минут, хочу сделать ей маленький подарок. (Достает маленькую коробочку.)

Саммиай. И ЧТО В НЕЙ?

Винни. Брошь. Из чистого золота… и на ней гравировка: «Не смей»… Как думаешь, понравится ей?

Саммиай. Еще бы.

Винни. Честно говоря, с тобой общаться куда как легче, чем с Бацци. Ты с кем-нибудь встречаешься?

Саммиай. Ну, вроде. С Реем… По-моему, намерения у него серьезные… Но связать с ним судьбу, нет, к этому я еще не готова… если учесть, что он писатель… все время погружен в свои мысли… Мне нравится, что ты такой общительный, любишь поговорить, с тобой легко.

Винни. Спасибо.

Саммиай. Собираюсь порвать с ним, но как это сделать, чтобы он не очень переживал?

Винни. Пара пустяков. Я ему скажу.

Саммиай. Ой, я боюсь.

Винни (встает, решительно). Только так. Намного гуманнее. Это как с акулой. Нельзя держать ее на тросе. Или руби трос, или пристрели. Я знаю что говорю. Вперед.

ВИННИ увлекает САММИАЙ в лес. Доносятся раскаты грома. ЭННИ выходит из дома и смотрит на небо.

Энни. Так, вот и машину заодно помоет. Дождь будет, это точно. (Выходит БЁРТ.) Куда ребята запропастились, как ты думаешь? …Надеюсь, у них хватит ума вернуться, пока ливень не начался. (БЁРТ смотрит на нее и улыбается. ЭННИ смотрит на него.) Что ты улыбаешься?

Бёрт. Да вспомнил вдруг, чем в дождливые дни занимались. В свое время.

Энни. Ах, Бёрт. Вели себя прилично. Иди в дом. А я ребят подожду.

Бёрт. Джози их приведет… Клянусь богом, ты сейчас такая же молодая, как в день нашей свадьбы.

Энни. А ты с другого бока на меня посмотри. (ЭННИ ищет глазами ребят.)

Бёрт (заходит на порог и смотрит на небо). Лить будет целый час, как минимум…

Энни. Ну, хватит, Бёрт. И так голова кругом идет.

Бёрт. Понимаю. Оттого и грохочет. После дождя полегчает… Не отводи глаза.

Энни. Ну, перестань.

Бёрт. А я ничего такого и не делаю. Если только ты мне не поможешь. (Протягивает руку.) Дай мне руку.

Энни. Я тебе сейчас таблетку дам. Не смеши людей.

Бёрт. А ЧТО ТУТ СМЕШНОГО?

Энни. Что?.. Ты же больной насквозь, а я замужем.

Бёрт. Это верно. Но ведь прилетела ко мне из самого Парижа.

Энни. Я чувствовала, как тебе плохо. И примчалась, чтоб поддержать тебя, а не убивать.

Бёрт. Энни, я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить.

Энни (смотрит на него). Бёрт, не…

Бёрт. Выслушай меня. (Звонит телефон, он не обращает внимания.) …Когда ты ушла от меня, я был уверен — в один прекрасный день ты вернешься… Но потом, когда осознал, что все кончено, меня охватило чувство злобы, ужасной злобы… Потом пришло чувство утраты… За ним последовала глубочайшая депрессия… Пришлось со всем примириться и жить дальше… И вот произошло неожиданное… Этим летом. Прямо здесь… Я начал понимать, что лишаю себя самого дорогого… Памяти… Доброй памяти. Я подавил в себе воспоминания, отбросил их, отрезал их… И пожалел об этом… С ними мне бы жилось намного легче и радостей… Мы были женаты двадцать один год… и два года встречались до свадьбы…Всю неделю ты работала, а в выходные помогала открыть мой первый магазин… И еще одно мне стало совершенно ясно… Мне было хорошо с тобой… Я очень любил тебя, но ты очень нравилась мне… Похоже, таких слов ты от меня никогда не слышала.

Энни. Ах, боже мой, Бёрт, если это прощальная речь, у меня разорвется сердце.

Бёрт. Да нет, не прощальная… Но еще одну вещь ты просто должна выслушать.

Энни. Какую?

БЁРТ. Постой секунду и не двигайся… А скажу я тебе вот что… Ты выглядишь просто сногсшибательно.

ЭННИ тронута до глубины души.

Энни. О, господи, Бёрт…

БЁРТ делает шаг к ЭННИ, но в этот момент из кухни выходит КЛЕММА.

Клемма. Ой, извините. Госпожа Роббинс, вам звонят из Парижа, из Франции. (Смотрит на Бёрта и, поняв, что происходит.) Могу передать ему, чтоб подождал, если хотите.

Бёрт. Поговори с ним… Все нормально. (ЭННИ поворачивается и входит в дом.)

Клемма. Извините, я не хотела…

КЛЕММА уходит, БЁРТ стоит, как стоял. Входит ДЖОЗИ.

Джози. За что это Клемма извиняется?

Бёрт. За телефонный звонок. (БЁРТ входит в лес. Появляется РЕЙ.)

Рей. А, вот и ты… Где ты пропадала?

Джози. Нигде. А с чего вдруг ты спрашиваешь? Ты меня искал?

Рей. Ну, так вот. Кенни хорал не допел и куда-то ушел… Вини увел Саммиай, болтая с ней о загробной жизни, он, оказывается, в нее верит… И вдруг я остался один.

Джози. Я не знаю точно, хочешь ты со мной общаться или нет.

Рей. Хочу, даже очень. Я решил, что мне пора извиниться пред тобой.

Джози. За что?

Рей. Что был так резок с тобой… Я очень обиделся за Кенни, но лучше бы в это дело не влезал.

Джози. Да нет, Рей. Не надо извиняться.

Рей. Все равно прости. Лучше лишний раз извиниться… В общем, я на днях уезжаю.

Джози. И куда?

Рей (достает из заднего кармана письмо). Обнаружил Его под своей дверью. Оно от «Рендом Хаус».

Джози. С хорошими новостями, надеюсь.

Рей. Частично. Хотя бы аванс грошовый не должен возвращать. Но публиковать книгу пока не собираются.

Джози. Ой, Рей, извини.

Рей. Да ничего. У меня есть предложение получше. Помощник тренера по гольфу в Хьюстоне. Платят они хорошо и ничего редактировать заново не нужно.

Джози. А стоит ли торопиться с Хьюстоном? Разошли книгу по другим издательствам.

Рей. Куда я ее только ни посылал. «Скрибнес и Даблдей» уже отказались от публикации. (Смотрит на письмо.) А это я сохраню. По крайней мере, хоть что-то напечатано с моим именем.

Джози. Что-то здесь не так. Ты мне не все рассказал. Прошлым летом ты расстался со мной из-за Кенни, да?.. Это правда?

Рей. …Я испугался.

Джози. Меня?

Рей. Нет. Себя. Ты так уверовала в меня и мой весьма скромный талант, что мне пришлось бы просто вывернуться наизнанку, чтобы оправдать твои ожидания.

Джози. Вот уж не думала не гадала, что ты именно так воспримешь мое чувство.

Рей. Дело не в чувстве, дело в твоем характере. Ты не требуешь больших дел, ты в ожидании их.

Джози. Так что, по-твоему, я ждала? Успеха?

Рей. Хуже. Высокого профессионализма. Терпения. Стойкости духа. Твердой веры в свои силы. Больше всех я боялся разочаровать именно тебя. Ни своих учителей, ни отца, ни все эти издательства, даже не себя… Только тебя.

Джози. Так вот как я на тебя действую. Ну, Рей, извини. Клемма заявила мне сегодня, что мне не хватает «изюминки», гармоничности в характере.

Рей. Не знаю, не знаю. Это дело тонкое.

Джози. Верь в свою звезду… Я не буду больше стоять у тебя на пути. Я желаю тебе только добра, а мои мечты и надежды останутся при мне… Если мы не подходим друг другу, ну что ж, я с этим примирюсь…

Рей. Я этого не говорил.

Джози (приближается к нему). Ну что ж, уже хорошо. Только не будем торопиться с развитием событий. А то сегодня все словно с цепи сорвались. Только и делают, что душу друг другу изливают… С чего это, как ты думаешь?

Рей. Конец лета. А лето — это пора ожиданий всяких чудес. Сентябрь отрезвляет. И все встает на свои места. А для меня еще и февраль.

Джози. Если уедешь в Хьюстон, напишешь мне оттуда? Открытки будет достаточно.

Рей. Да я тебе с Луны напишу. А как насчет телефонного звонка из Нью-Йорка?

Джози. Здорово. Все ближе, чем Хьюстон.

Рей. Значит, «до свидания», а не «прощай».

Джози. Я надеюсь.

РЕЙ и ДЖОЗИ обмениваются рукопожатием, смотрят друг другу в глаза, затем он медленно притягивает ее к себе. Нежно целуются. В этот момент из кустов, крадучись, выходит КЕННИ. Он все слышал.

Кенни (откровенно). Похоже, не в ту птичку угодил.

ТЕ быстро оборачиваются, вид у них крайне удрученный.

Джози. Ой, Кенни, ну, ты даешь.

Кенни. Рей, стой и не двигайся. Работать в Хьюстоне буду я. (КЕННИ собирается уходить.)

Рей. Подожди.

Кенни. Чего?

Рей. Я тебе все объясню.

Кенни. Да ну, перестань. Все слова уже сказаны.

Джози. Он тебя не предавал. Он помнил о тебе, чтобы ни говорил и ни делал.

Кенни. Он что, и целовал тебя вместо меня? Господи, Рей. Какая преданность. Какая дружба.

Рей. Джози, дай-ка мы сами разберемся.

Кенни. Нет уж, пусть стоит и слушает. Пусть посмотрит, как я с тобой разберусь. (Оглядывается, замечает увесистый камень, поднимает его и подбрасывает на руке.) Осторожно, Рей. По метанию камней я большой мастер. В олимпийскую сборную можно брать.

Рей. Если твердо решил… давай.

Появляются ВИННИ и САММИАЙ.

Винни. А, вот вы где… Слушай, Рей. Саммиай хочет сказать тебе кое-что, но через меня.

САММИАЙ прячется за дерево.

Винни (уяснив ситуацию). Ого! Кого мы тут имеем? Даниэля и Голиафа?

Кенни (РЕЮ). Рей, хочешь верь, хочешь не верь, но я думал, что Джози с Винни целоваться будет. (ВИННИ.) Хорошие новости, Винни. Самый тупой среди нас не ты, а я.

Винни. Что ты говоришь. Рей подкатился к твоей девушке, да?

Саммиай. Рей, это правда? Я думала, нам целоваться придется.

Винни (САММИАЙ). Самое время сказать, что между вами все кончено. Правда, моя милая?

Рей. Кенни, брось камень на землю. Не тебе одному здесь плохо.

Кенни. Хуже, чем мне? Ну, уж вряд ли… Вот что я скажу. С Джози меня связывали надежды. А тебе я слишком доверял… Ради тебя я был готов в огонь и в воду… Рей, видишь этот камень? Это наша дружба. И пошла она ко всем чертям. (КЕННИ поверх их голов швыряет камень в лес.)

Саммиай (пронзительно кричит). О, господи. Похоже, еще одной птичке конец пришел.

КЕННИ поворачивается и идет в лес.

Рей. Я за ним. Джози, потерпи минутку.

Неожиданно с противоположной стороны появляется БЁРТ. Он еле дышит.

Бёрт. Кто-то закричал. Что случилось?

Винни. Как в древнем Риме. Бой между гладиолусами.

Джози. Пап, как ты?

Бёрт. Держусь. Твоя мамочка вещички собирает. Уолтер прилетает вечером в Нью-Йорк. Она очень хочет поговорить с тобой перед отъездом. Ты готова?

Джози. У мамочки всё минута в минуту.

Бёрт. И вызови Льюиса на пару слов. Ничего срочного.

Джози (ВИННИ). Извини, Винни. Но у нас с тобой разговор не получится.

Винни. Ничего страшного. Мы тоже уезжаем. Подвезу Саммиай до Нью-Йорка… и пробуду там несколько дней… У меня для тебя небольшой сюрприз. Так, пустячок.

Джози. Спасибо. Обожаю сюрпризы. Можно открыть?

Винни. Не сейчас.

Джози. Ну что ж, спасибо. До свидания, Саммиай. (ДЖОЗИ вбегает в дом.)

Винни. Ну, мы поехали… Надеюсь, я не очень побеспокоил вас своим неожиданным визитом. Просто очень хотелось отблагодарить Джози за одну услугу, которую она оказала однажды в Майами.

БЁРТ и ВИННИ обмениваются рукопожатиями.

Винни (поднимается на пригорок, оглядывается). Надеюсь, в один прекрасный день и мне повезет с таким местечком… только в Майами, на побережье.

ВИННИ и САММИАЙ уходят. В это время из дома выходит ЛЬЮИС.

Льюис. Господин Хайнс, Джози сказала, что вы хотите меня видеть.

Бёрт. Если только вы не заняты.

Льюис. Срочных дел никаких. Чем могу служить?

Бёрт. Мне нужны ваши услуги как шофера.

Льюис. О чем разговор. Будет какое-нибудь поручение?

Бёрт. Хочется прокатиться на машине… Помнишь, где больница? А, Льюис?

ЛЬЮИС оторопело смотрит на БЁРТА.

Звучит музыка.

Картина четвертая

Вечер. КЛЕММА, как и в начале пьесы, сидит на ступеньках. На ней теплый свитер.

Клемма (в публику). …Ну так вот… Заработал он себе еще один инфаркт, а по какой причине, тут и гадать нечего… Из больницы он вышел и провел конец лета, как и планировал. Но только вот это лето было для него последним. Он умер во сне в середине ноября того же года… И то, что я лишилась семьи, дошло до меня не сразу… Госпожа Роббинс была замужем, господин Хайнс как в кухарке во мне больше не нуждался, а Джози стала совсем взрослой, зачем ей няня… И оказалась я женщиной свободной… о чем молодежь моей расы кричала на всю округу… Наши гражданские права… Самые разговоры пошли. Поначалу меня это смущало, потому что семейство Хайнс относилось ко мне как к ровне, и мне кажется, что подлинными правами в семье обладала именно я, сознавали они это сами или нет… И я начала новую жизнь… На мои деньги мы с Льюисом открыли небольшой ресторан в городе. Готовила, конечно, я сама… А Льюис слово свое сдержал, управлялся со всем хозяйством своей одной рукой и только посмеивался. Мы прожили душа в душу целых двадцать два года… Я воспитала племянницу и двоих племянников, и все трое поступили в колледж. (Она встает.) Но как я уже говорила, в такие вот вечера моя память возвращает меня к этому дому и концу лета… и особенно к последнему вечеру того лета, когда все разъехались и, как оказалось, навсегда.

ЛЬЮИС и БЁРТ появляются на тропинке. БЁРТ, опершись о локоть ЛЬЮИСА, идет, еле передвигая ногами. КЛЕММА видит их, а они ее нет. Она уже в будущем, а они еще в прошлом.

Льюис. Господин Хайнс, вы просто молодчина. Еле успеваю за вами.

Бёрт. Не знаю, не знаю… Когда эта кошка перебежала нам дорогу, я понял, что дело дрянь.

Льюис (смеется). Ничего, завтра с утра прямо в город. Надо продержаться. (БЁРТ, тяжело дыша, останавливается. Держится за спинку стула.) Хотите отдохнуть?

Бёрт. Да, самую малость. (БЁРТ смотрит на крыльцо дома.)

Клемма (в публику). Ну и картинка получилась: один калека ведет другого… Так что госпожа Роббинс чувствовала, что надо приехать, чувствовала всеми фибрами… что это их последняя встреча.

На балкончике появляется ЭННИ с сигаретой в руке. БЁРТ и ЛЬЮИС останавливаются около крыльца и отдыхают.

Бёрт. Ну, как у вас с Клеммой? Сойдетесь снова?

Льюис. Трудно сказать. Она как спелое яблочко на ветке. Того гляди упадет, и все никак не падает.

Бёрт. Не жди, пока само упадет. Тряси яблоню. Если надо, сруби ветку. Только не оставляй на дереве. Желающих сорвать яблочко пруд пруди. (Заходит в дом.) Ладно. Кто со мной в картишки перекинется?

ЭННИ уходит с балкона.

Клемма. Льюис, это ты?

ЛЬЮИС поднимается на крыльцо.

Льюис. Чем я еще провинился?

Клемма. Некогда мне с тобой болтать, все утром разъезжаются, дел по горло.

Льюис. Я знаю.

Клемма. Я знаю, что ты знаешь. Просто хочу знать, что делать дальше собираешься?

Льюис. Я уже говорил. Поеду в Нью-Йорк, пристроюсь где-нибудь.

Клемма. Ну и правильно, все равно между нами ничего не получится.

Льюис. Это я уже слышал. Что толку твердить одно и то же?

Клемма. Потому что мне вдруг показалось, что ты и оглох заодно.

Льюис. Первый раз я тебя слушал. А потом перестал.

Клемма. Так ты еще не раздумал ресторанчик открыть?

Льюис. Нет, местечко подходящее есть, а шеф-повар — вот он передо мной. И одним глазом его вижу.

Клемма. Я просто спрашиваю.

Льюис. Спасибо тебе и господину Хайнсу, что решили приютить меня. Только уж лучше я буду сам по себе. Не надо обо мне беспокоиться.

Клемма. А я и не беспокоюсь. С чего вдруг?

Льюис. Вот именно.

ЛЬЮИС входит в дом. КЛЕММА направляется на кухню.

Клемма. Семь лет без него обходилась, обойдусь и дальше. (Останавливается.) Да он просто терпение мое испытывает, ей богу. Он, Клемма, от тебя не отстанет.

На тропинке появляется ДЖОЗИ с большим набором клюшек для гольфа.

Джози. С кем ты здесь разговариваешь?

Клемма. Ни с кем. Не люблю, когда на меня планы строят, вот и все… И куда ты с папочкиными клюшками собралась?

ДЖОЗИ кладет клюшки около скамейки.

Джози. Когда ему станет лучше, может, захочет в гольф поиграть во Флориде… Немного оптимизма никогда не помешает.

Клемма. Ну как ты, дитя мое?

Джози (смотрит на дом, потом на КЛЕММУ). Предстоит мне разговор с матерью. Традиционный, по случаю конца лета. А что толку «отношения» выяснять, да о «состоянии» распространяться. Состояние здоровья отца хуже некуда. И она это знает. Зачем она приехала? Она что, жизнь ему спасти может?

Клемма. Нет, конечно. И она прекрасно это осознает. Тебя она спасает и себя, понятно?

Джози. У нее была такая возможность несколько лет назад. Когда она нас бросила. И она ею не воспользовалась. Может, мы все теперь пропащие.

Клемма. Поссориться с матерью может каждый. С кем такого не случалось.

Джози. Но она хочет, чтобы я простила ее за всё. Сама-то она отца не простила за то, что он пропадал целыми неделями.

Клемма. Тут я им не судья.

Джози. Значит, ты везучая. В твоей семье разводов не было. Ты сама говорила.

Клемма. Что верно, то верно. Потому что папочка мой умер, когда мне было всего двенадцать. И обидеться на жизнь у моей матери просто не было времени. Поднять на ноги семерых — это тебе не шутка… Так что обиду затаила я.

Джози. На кого?

Клемма. На Бога. И вот что я тебе скажу: серчать на мать, это совсем не то, что серчать на Бога… С Богом надо общаться, когда ты чиста душой. А то он тебя быстро на место поставит… И все-таки обиду я затаила.

Джози. И как ты поступила?

Клемма. Пошла я в церковь, но молиться не стала. А вот как моя мамочка насчет обиды и злобы наставляла меня. Она говорила: «Клемма, если в сердце твоем поселилась злоба, избавляйся от нее как можно скорее. Потому что злобе деваться некуда, кроме как заполнить душу, вцепиться в нее и пребывать в ней всю твою жизнь… не знаю, насколько ты крепка душой, чтобы нести это бремя по жизни и быть счастливой. До сих пор это никому не удалось»… Понимаешь, о чем я, Джози?

Джози. Да, кроме одного. У тебя были братья и сестры. Ты могла излить злобу на них. А мне не на кого. Наверное, поэтому Кенни так досталось от меня. Он ведь предан мне душой… Слава богу, ты была рядом. Всю мою жизнь. Если моя мать что-то недодала мне в жизни, я благодарю Бога, что она подарила мне тебя.

Клемма (обиженно). Я не вещь, которую дарят. Я женщина и искала работу, и была страшно рада получить ее у вас. Очень непростое это дело.

Джози. Ой, господи, Клемма, я совсем не хотела тебя обидеть.

Клемма. Знаю, знаю. Я и сама не ожидала, что так привяжусь к тебе… Я всегда считала тебя своим ребенком, но на самом деле оно не так. Мы разные по крови. А вот с мамочкой у тебя родство кровное, и она дает тебе то, чего никогда не смогу дать я.

Джози. Так почему же она ни разу не поговорила со мной по душам, как ты сейчас?

Клемма. Не было у нее такой возможности… Вот помрет твой папочка, и стану я тебе не нужна… И распрощаемся мы навеки, радость моя.

Джози. Нет, нет, ни за что. Мы всегда будем вместе. Всю жизнь.

Клемма. Возможно. Только мы не нуждаемся друг в друге, как в былые времена… А мать есть мать. Она у тебя одна. Дорожи ею… И прости ее и своего папочку.

Джози. А его-то за что?

Клемма. За то, что он прекрасно отсутствовал, пока ты росла… А твоя мама была с тобой рядом, так ведь?

Джози. Да, но…

Клемма. Так или нет?

Джози. …Так.

Выходит ЭННИ.

Энни. Решила проверить, твой это голос или нет.

Клемма. Ой, госпожа Роббинс, извините меня. Как раз собиралась Льюису помочь. Надо успеть вещи упаковать. (Смотрит на ДЖОЗИ, пожимает ей руку и входит в дом.)

Энни. Джози —

Джози. Мам, может, отложим наш разговор до завтра? Завтра обязательно поговорим, честное слово. Завтра или послезавтра. Можно?

Энни. Нельзя откладывать его бесконечно. Ни секунды больше не могу смотреть и терпеть, как ты просто пышешь злобой против меня.

Джози. Да я совсем не злюсь на тебя. Раньше такое было, да, сознаюсь. Но мне сейчас требуется помощь, которую ты не сможешь мне оказать.

Энни. В чем она заключается?

Джози. Я к этому удару еще не готова. Так не хочется, чтобы это лето стало для него последним. Как это я запру дом прямо сегодня вечером и никогда больше не увижу, как он сидит в кресле, греясь на солнышке, и вспоминает былые времена. Когда он был молод и полон сил. Во мне все еще живет маленький несмышленый ребенок, который верит в счастливый конец. Что ты оставишь Уолтера и вернешься к папе. И у нас будет еще одно последнее лето. Для всей семьи. Мечта эта несбыточная, я знаю. Но сегодня этот вечер наш. Общий. Вот и все.

Энни. Ох, как же я тебя понимаю. Так и хочется прижать тебя к себе и сказать, что все так и будет.

Джози (разражается плачем, обнимает мать). Я люблю тебя. Честное слово, мам. Просто хочется, чтобы все было хорошо, начиная прямо с этой минуты.

Энни. Я все понимаю, все, дитя мое… Ш-ш-ш, ну хватит плакать. Я же с тобой. И всегда буду твоей любящей мамочкой.

ЭННИ и ДЖОЗИ стоят в обнимку. На балкончике появляется БЁРТ.

Бёрт (наблюдает за происходящим, потом). Энни, где ты?.. Не могу найти кашемировый свитер. Ты мне его как-то на день рождения подарила.

Энни (смотрит вверх). Зря ты на второй этаж поднялся, тебе нельзя.

Бёрт. Ты абсолютно права. Так поднимись ко мне и подставь свое плечо.

БЁРТ улыбается ЭННИ. Та смотрит на ДЖОЗИ. ДЖОЗИ улыбается и кивает головой. ЭННИ входит в дом.

Джози (смотрит вверх). Пап…

Бёрт. Я все слышал… Но все равно спасибо, дитя мое. Спасибо тебе.

БЁРТ посылает ДЖОЗИ воздушный поцелуй и удаляется. ДЖОЗИ поворачивается. Лицо ее так и светится радостью. Входит РЕЙ…

Рей. Джози, привет.

Джози (оборачивается, удивленно смотрит на РЕЯ). Привет. А я думала, ты уже в Нью-Йорке, вовсю трудишься.

Рей. Так оно и есть. Просто сделал перерыв и отмахал сотню километров. Очень хотелось повидаться.

Джози. У тебя глаза так и светятся.

Рей. Да это просто луна в них отражается. Место удачное выбрала.

Джози. А Кенни ты видел?

Рей. Ага. Он твой лучший друг. И мой тоже. Кровь он мне свою больше не даст, но это ничего. Держится он. А как твой папа?

Джози. Хожу и стучу по дереву… (Наклоняет голову.) Нет, не луна это. Откуда у тебя такой блеск в глазах?

Рей. Ладно, признаюсь. У меня хорошие новости. Одно небольшое издательство в Сиэтле собирается опубликовать мою книжку.

Джози. Ой, Рей. Но это же здорово.

Рей. Я их, правда, немного разочаровал. Поблагодарил их и сказал, что лучше в будущем году ее выпустить. Твои слова так и стучали у меня в голове: «Не сейчас, Рей. Не торопись. Сначала доделай книгу».

Джози. Господи, как я скучала по тебе. (ДЖОЗИ пытается обнять РЕЯ, но тот останавливает ее.)

Рей. У меня для тебя небольшой подарок. (РЕЙ достает его и подает ДЖОЗИ.)

Джози. Серьезно? Твой первый подарок.

Рей. Открой…

ДЖОЗИ срывает оберточную бумагу. В руках у нее тонкая книга в кожаном переплете.

Джози. Переплет кожаный.

Рей. Кожезаменитель. А то слишком уж дорого получается.

ДЖОЗИ листает страницы.

Джози. И что, все-все страницы чистые?

Рей. Кроме одной, с посвящением.

Джози (читает вслух). «Посвящается Джози… Эти пустые страницы — наша будущая совместная жизнь, и заполняться они будут по ходу ее… Тебе как женщине страшно повезло: ты завоевала сердце в высшей степени достойного мужчины. Который, как он считает, наконец, стал достойным тебя».

ДЖОЗИ смотрит на РЕЯ. Глаза ее увлажняются.

Рей. Дай дочитаю. (Берет у нее из рук книгу и читает.) «И хотя жизнь очень скоро постучится в дверь моего дома, он будет пуст. Я со своим другом буду на Луне и посылать оттуда открытки»… Ладно, немного витиевато, но — (ДЖОЗИ целует его. РЕЙ смотрит вверх.) Спасибо, Господи. Отличная рецензия.

Джози. Оставайся на ночь у меня.

Рей. Не получится. Кенни дал мне ключи от своего дома.

Джози. А чем плох мой дом?

Рей. Здесь твои родители. И Клемма с Льюисом.

Джози. Да им не до нас. Они даже ничего не заметят. Боюсь, что собрались мы все вместе последний раз в жизни. Я буду просто счастлива, если все мы будем спать под одной крышей.

РЕЙ наклоняется к ДЖОЗИ и целует ее.

Рей. Пойду помогу вещи собрать. (Указывает на книгу.) Береги ее. Первое издание.

РЕЙ удаляется. ЭННИ выходит из дома и смотрит в сторону озера.

Энни. И не подумаешь, что всего три недели назад инфаркт перенес. Стоит мне здесь появиться, как он чуть не до потолка от радости прыгает. И что он так радуется?

Джози. Да потому что сегодня все как в былые времена.

Выходит КЛЕММА.

Клемма. Твой молодой человек всю самую тяжелую работу сделал. Наша с Льюисом помощь больше не нужна… Вот почем Бог первым создал мужчину.

Энни (смотрит в небо). Какое небо чистое, давно такого не видела. Правда, Джози?

Джози (смотрит вверх). Да, мам. Это потому, что мы все вместе.

Энни. Наверное, ты права.

Клемма. Смотрите, птички только и ждут нашего отъезда, чтобы с мусорными баками разобраться…

Энни. Когда Джози была еще девочкой, я всегда оставляла корм для животных перед отъездом… Для зверюшек… Сколько раз видела, как белки тащили с собой кусочки печенья.

Джози. Интересно, а как здесь будет через сто лет?

Клемма. Вот приедешь и посмотришь.

Джози. Через сто лет я уже буду давно в могиле.

Клемма. Как знать… Но это еще не повод, чтоб не приехать сюда еще разок.

ВСЕ смотрят в звездное небо.

Затемнение.

Занавес