Сцена первая
Действие происходит в квартире на четырнадцатом этаже одного из тех стандартных жилых домов, которые как грибы вырастают по всему Ист-Сайду — сверхдорогому району Нью-Йорка. Дом находится на Второй авеню, близ пересечения с Восемьдесят второй улицей. По терминологии администрации дома, «это квартира из пяти с половиной комнат». Нам видны: комбинированная гостиная-столовая; примыкающая к ней душная, без окон, кухонька; застекленная створчатая дверь из гостиной на балкон или маленькую лоджию; коридорчик ведущий к двум спальням и ванным. Здесь седьмой год живут Мел и Эдна Эдисон. Переезжая сюда, они думали, что получают все современные удобства роскошной квартиры в фешенебельном, шикарном Ист-Сайде. Получили же они тонкие, как картон стены и вид с лоджии на пять боле высоких зданий. На сцене темно. Половина третьего пополуночи. Наступает новый жаркий день середины лета. Тихо. Мел Эдисон сидит в пижаме, халате и ночных туфлях на диванчике и курит сигарету. Он нервно трет лицо, потом кашляет.
Мел. О-о-о-о, боже мой!
В спальне загорается свет. Появляется Эдна, его жена, в длинной рубашке.
Эдна. Что случилось?
Мел. Ничего не случилось.
Эдна. М-м-м?
Мел. Ничего не случилось. Иди спать.
Эдна. Ты уверен?
Мел. Да, уверен. Иди спать.
Эдна поворачивается и уходит в спальню.
О боже мой, боже мой!
Эдна возвращается, надевая халат. Щелкает выключатель на стене, зажигая в комнате свет.
Эдна. Что с тобой? Не спится?
Мел. Если бы спалось, сидел бы я тут и причитал в половине третьего ночи?!
Эдна. Что-нибудь не так?
Мел. Еще бы — в спальне одиннадцать градусов холода! Двадцать третье июля, на улице пекло, а у нас в спальне — одиннадцать градусов холода.
Эдна. Я говорила, что надо выключить кондиционер.
Мел. Тогда дышать нечем будет. (Показывает на окно) Снаружи жара тридцать три градуса… Там тридцать три тепла, тут одиннадцать холода. Или мёрзни, или задыхайся… Какой тут к чёрту сон!
Эдна. Можно открыть окно и выключать кондиционер. (Направляется на кухню).
Мел. Это всё равно, что выключить. Стоит открыть окно — и в комнате уже такая же духота, как на улице.
Эдна. Мы можем выключить кондиционер на часок. А станет душно — включим его снова. (Выходит из кухни с банкой яблочного пюре, ест на ходу).
Мел. И так каждый час? Семь раз за ночь? Неплохая мысль! Каждый раз поднимайся, включай. Выключай эту музыку, А в промежутках можешь поспать минут восемь.
Эдна. Я, я буду делать это. Тебе не придётся вставать.
Мел. Тысячу раз повторял тебе: позвони ты в эту контору. Кондиционер испортился еще два года назад.
Эдна. Я звонила. Приходил мастер. Он не нашел никаких неисправностей.
Мел. Как это — «никаких неисправностей»? Я поставил регулятор на «тепло», а у нас минус одиннадцать градусов.
Эдна (со вздохом садиться). Ну, какие минус одиннадцать, Мел? Холодно, конечно, но не минус одиннадцать.
Мел Хорошо, минус семь. Минус два. Плюс пять. Но не девятнадцать-двадцать тепла, температура для нормального человека.
Эдна (сидя на диване). Завтра снова вызову мастера.
Мел. К чему эти надписи на регуляторе: «холодно», «умерено», «тепло»? В какое положение его не ставь, всё равно получается холодно. «Тепло» — это «холодно», «умеренно» — «холодно». Если в один прекрасный вечер я поставлю регулятор на «холодно», утром понадобится огнемёт, чтобы извлечь нас отсюда.
Эдна. Чего ты хочешь, Мел? Хочешь, чтобы я выключила кондиционер? Или оставить его включённым? Скажи только, что я должна сделать.
Мел. Иди спать.
Эдна. Не могу я спать, когда ты нервничаешь.
Мел. Я не нервничаю — я замерзаю. Двадцать третье июля!
Садится на диван.
Эдна. Ты нервничаешь. Ты нервничал, когда пришёл сегодня вечером домой. Ты нервничал всю неделю. Хочешь лечь здесь? Я постелю.
Мел. Здесь и сидеть-то нельзя! (Вытаскивает из-за спины стеганые подушечки). Зачем ты насовала повсюду эти дурацкие подушечки? Тратишь на стулья восемьсот долларов, а потом не можешь на них сидеть, потому что дурацкие подушки врезаются тебе в спину. (Швыряет одну из подушечек на пол).
Эдна. Я уберу подушки.
Мел. Эдна, ради бога, иди в спальню, я приду попозже!
Эдна. Нет, дело не в кондиционере. Не в подушках. Тут что-то другое. Что-то тебя тревожит. Я же вижу. Когда ты становишься таким, это неспроста. Что стряслось, Мел?
Мел. (трет лицо ладонями). Ничего. Устал я. (Встает и направляется к двери на лоджию).
Эдна. Мел, я все равно не сплю, скажи, что тебя беспокоит?
Мел. Говорю же тебе, ничего… Не знаю. Всё. Эта квартира, этот дом, этот город. Вот послушай! (Открывает дверь на лоджию. Слышен шум уличного движения). Половина третьего утра, где-то в другом конце города едет автомобиль, и нам всё слышно… Я думал, на четырнадцатом этаже будет тихою Как же! Грохот метро здесь слышнее, чем в самом метро… Эта квартира прямо какая-то антенна. Она улавливает каждый звук с улицы, Весь городской шум!
Эдна. Мы живём тут шесть лет, и раньше шум тебе не мешал.
Мел. А теперь мешает, не знаю почему. Наверно, с возрастом становишься более чувствительным к звукам, к шуму. Ко всему. (закрывает дверь и оглядывает себя). Ты видишь? Стоило на десять секунд открыть эту дверь — и готово, пижаму надо стирать.
Эдна. (успокаивающе). Так сними её, я принесу чистую.
Мел. (расхаживая по комнате). Невероятно! Половина третьего утра, а у них (показывает на стену) продолжается тарарам!
Эдна. Какой тарарам?
Мел. Ты что, насмехаешься? Может, еще скажешь, что ничего не слышишь?
Эдна. (озадачена). А разве что-то слышно?
Мел. (приближаясь к стене и по-прежнему указывая на нее). Вот что! Вот что! Или ты оглохла? Неужели не слышишь?
Эдна. Наверно, оглохла. Ничего не слышу.
Мел. Да слушай же, ради бога… Ну, слышишь? «А дождик капает ему на голову…» (поёт) Ла-ла, ла-ла, ла-ла, ды-да… «они ему не по ноге…» Не может быть, чтобы ты не слышала!
Эдна Слышу, как ты поёшь, больше ничего.
Мел (уставясь в стену). Это те стюардессочки с немецкой авиалинии. Хорошенькая пара! Что ни вечер — у них новые гости. То два хоккеиста, то два баскетболиста! Какая бы команда ни явилась в город — все они, победители и побежденные, завершают свои игры здесь… И так каждую ночь! Где-то летает авиалайнер, пассажиры которого должны сами обслуживать себя сами, потому что эти потаскушки никогда не выходят из квартиры. (Схватив Эдну, тянет ее к стене). Подойди-ка сюда! И ты будешь уверять меня, что не слышишь вот это?
Эдна (приложив ухо к стене). Вот теперь слышу.
Мел. Ну вот! Чего же удивляться, что ночью я не сплю?
Эдна. (отходя от стены). Не ложись головой к стене. Спи в спальне.
Мел. Эй вы, там, прекратите! Полтретьего утра, черт вас дери! (Стучит в стену, потом, перестав, разглядывает место, куда стучал; показывая на стену). Посмотри, стена треснула. Я до нее еле дотронулся, и нате вам — вон какая трещина!
Эдна. В этом месте уже была трещинка. Откуда-то сверху течет — там лопнула труба.
Мел. Милое дело, в доме стоимостью в два миллиона долларов нельзя до стены дотронуться! Слава богу, мне не пришло в голову картину повесить — она бы нас обоих прихлопнула!
Эдна. Они знают об этом. В понедельник начнут чинить.
Мел (садится). Нет уж, не в понедельник, а завтра. Я хочу, чтобы эту стену починили завтра же — сырость вредна для здоровья. И пусть заново красят мне всю стену! А если цвет не совпадет — пусть заново красят всю комнату! А если и тут цвет не подойдет — пусть заново красят всю квартиру! И платить за это я не собираюсь, поняла?!
Эдна. Я скажу им.
Мел. Скажи им насчет кондиционера и насчет окна в спальне, которое открывается только в дождь и которое никак не закроешь, пока не затопит комнату. Да еще не забудь напомнить им про унитаз — там все время льет вода.
Эдна. Вода перестанет лить, если постучать по ручке.
Мел Почему я должен стучать по ручке? Неужели за все те деньги, которые с меня берут, мне ещё нужно стоять среди ночи над унитазом и стучать по ручке каждый раз мне понадобиться в уборную?
Эдна. Не нужно. Как сделаешь свои дела, скажи мне. Я постучу за тебя.
Мел (свирепо смотрит на нее). Иди спать, Эдна. У меня сейчас нет желания разговаривать с тобой. Прошу тебя, ложись, спи.
Эдна. Как я могу заснуть, если ты не спишь и бродишь по квартире в припадке нервного расстройства?
Мел. У меня нет припадка нервного расстройства. Немного переволновался, и все.
Эдна. Может примешь таблетку валиума?
Мел. Уже принял.
Эдна. Прими вторую.
Мел. Принял и вторую. Они перестали действовать. (Садится на стул).
Эдна. Две таблетки валиума? Не может быть, чтобы они не оказали действия!
Мел. Говорю тебе, они перестали действовать. Ведь валиум должен успокаивать, правда? Ну и как, спокоен я? Эти таблетки ни к чёрту не годятся! Видно в них ничего не кладут. Дерут четырнадцать долларов за одно название. (Стучит в стену). Улетите вы, наконец, куда-нибудь! Мешайте спать кому-нибудь в Европе! (Снова колотит кулаком по стене).
Эдна. Перестань, Мел. Теперь ты начинаешь меня по-настоящему беспокоить. Что с тобой? Произошло что-нибудь? Ну что тебя гложет?
Мел. Зачем мы ведем эту собачью жизнь? Зачем мы выбрасываем сотни долларов в месяц на то, чтобы жить в протекающей коробке из-под яиц?!
Эдна. Что-то ты мне не нравишься, Мел. И выглядишь плохо: бледный, осунувшийся?
Мел. Еще бы, когда сна ни в одном газу! (Потирает живот).
Эдна. Почему ты трёшь живот?
Мел. Я не тру живот, я держусь за него.
Эдна. Почему ты держишься за живот?
Мел. Пустяки. Слегка расстроился желудок, Съел какую-то дрянь за обедом.
Эдна. А где ты обедал?
Мел. В диетическом ресторане. Раз уж диетическая пища стала несъедобной, не знаю, чем теперь и питаться.
Эдна. Да ты наверно, просто проголодался. Хочешь, я тебя чем-нибудь покормлю?
Мел. Безопасной пищи больше нет — одна отрава. Сегодня читаю в газете: в Колумбийском университете две белые мыши, которых кормили сухим печеньем, заболели раком. Это пишут в «Нью-Йорк таймс».
Эдна. Ты из-за этого разволновался? Может, ты ел сегодня сухое печенье?
Мел. Какие продукты были раньше! Я так любил вкусно покушать! С тринадцати лет не пробовал ничего вкусного.
Эдна. Хочешь чего-нибудь вкусного? Я приготовлю. Я помню, как готовили разные вкусные вещи.
Мел. Лет тридцать не брал в рот настоящего хлеба… Знай я, до чего дойдёт дело, я бы с детства оставил про запас несколько булочек. Здесь невозможно дышать. (Выходит на лоджию). Боже какая вонь! Четырнадцатый этаж, а разит так, словно под самым носом помойка. Как можно выносить мусор в тридцатиградусную жару? Эдна, иди сюда, понюхай, как пахнет помойкой.
Эдна. (подходит к двери на лоджии). Да, да, попахивает.
Мел. Оттуда запах не слышен. Подойди-ка сюда, понюхай здесь.
Эдна. Ты прав. Вот здесь пахнет так пахнет.
Мел. Эта страна погребает себя под собственными отбросами, под растущими горами мусора. Через три года окажется, что наша квартира — на втором этаже.
Эдна. А как же им быть, Мел? Копить мусор и выставлять его зимой? Ведь когда-то его надо выбрасывать. Одно слово — отбросы.
Мел. Нет, с тобой невозможно говорить. Это выше моих сил!
Эдна. Мел, я тоже человек. Я тоже страдаю от жары и холода, от запаха помойки и от городского шума. Приходится мириться со всем этим — или же надо уезжать.
Внезапно начинает скулить и лаять собака.
Мел. Да, но человек никогда не должен поступаться свои правом жаловаться, протестовать. Стоит отказаться от этого права — и кончено, человека больше нет. Я протестую против помоечной вони, протии неисправных уборных… и собачьего лая. (Кричит). А ну, замолкни, проклятая!
Эдна. Если хочешь, оставайся здесь и ори на собаку, а я иду спать.
Собака снова подвывает.
Мел. Разве можно спать под завывание этой псины? (Подходит к перилам лоджии и кричит вниз). Успокойте свою собаку! Дайте же людям спать, черт подери!!!
Голос (с верху). Эй, потише! У нас тут дети.
Мел. (кричит вверх). Какого дьявола вы орете на меня?! Если вы любите напрашиваться на неприятности, спускайтесь вниз и составьте компанию этой собаке!
Эдна. Мел, перестань! Ради бога, перестань!
Мел (возвращаясь в комнату, кричит). Не говори мне «перестань»! Не говори мне «перестань»!
Эдна. Не знаю, какая муха тебя укусила. Но только я больше не намерена стоять здесь и терпеть, как ты срываешь свое раздражение на мне… Если тебе всё это невмоготу, сними комнату в публичной библиотеке, но пожалуйста, не срывай раздражение на мне. Я пошла спать, спокойной ночи! (С рассерженным видом поворачивается и направляется в спальню. Доходит почти до двери спальни, когда Мел окликнет ее).
Мел. Эдна!
Она останавливается и оборачивается.
Не уходи!.. Давай еще чуточку поговорим. Знаешь, я, кажется, схожу с ума.
Эдна смотрит на него и, постояв, возвращается.
Эдна. Что с тобой?
Мел. Понимаешь… я теряю контакт с действительностью!
Эдна. Это оттого, что ты плохо спишь последнее время.
Мелю Я теперь часто забываю, где нахожусь. Иду по Мэдисон-авеню и дума, что я за границей.
Эднаю Мел, у меня тоже бывает такое ощущение.
Мел. Да и не только в этом ощущении дело. Со мной вообще творится неладное… Я перестаю владеть собой. Забываю как обращаться с вещами. Беру трубку после того, как телефон у меня на столе прозвонит раз семь-восемь. Сегодня забыл, как обращаться с сифоном. Стою с пустой чашкой в руке, а вода заливает мне ботинки.
Эдна. Это не только с тобой, Мел, со всеми такое происходит. У всех теперь нервы издерганы.
Мел. «Нервы»! Если бы у меня были просто нервы издёрганы, я бы пожертвовал тысячу долларов на благотворительность… Когда у человека издёрганы нервы, он взвинчен, возбуждён, но у него есть точка опоры в жизни. А я потерял точку опоры. Эдна, я куда-то качусь, и мне страшно.
Эдна. Не говори так. Что если снова обратиться к психоаналитику?
Мелю К кому? К доктору Пайку? Он умер. Пустить в трубу шесть лет моей жизни и двадцать три тысячи долларов! А ему и горя мало! Получил денежки — и привет! Сердечный приступ.
Эднаю Есть же и другие хорошие врачи. Ты мог бы обратиться к кому-нибудь из них.
Мелю И начать всё с начала? «Здравствуйте. Садитесь. Что вас беспокоит?» Мне придётся выложить ещё двадцать три тысячи только на то, чтобы начинить этого врача сведениями, которые я уже передал прежнему, умершему.
Эднаю Врачи, кроме того, лечат. Может, всё, что тебе нужно, — это выговориться в беседах с толковым психоаналитиком.
Мел. Я перестал отдавать себе отчет в том, где я и кто я. Эдна, я куда то пропадаю. Не буду я обращаться к психоаналитику. Мне в пору обратиться в бюро находок.
Эдна. Послушай… Послушай-ка… А что если нам уехать отсюда на пару недель? Устроим себе полмесяца отдыха, а? Махнем куда-нибудь, где много солнца, подальше от этого города. Ведь ты можешь взять двухнедельный отпуск по болезни, правда, Мел?
Мел молчит. Подходит к окну, смотрит на кактус.
Мелю Даже кактус здесь гибнет. Самое неприхотливое растение в мире. Его и поливать-то надо всего два раза в год. Но и он не может жить на углу Восемьдесят восьмой улицы и Второй авеню.
Эдна. Мел, ответь мне, как ты смотришь на то, чтобы уехать, сменить обстановку? Разве ты не можешь попросить отпуск на две недели?
Мел (наливает себе виски). Почему же, я могу попросить отпуск на две недели. Боюсь только, что меня попросят взять отпуск на остальные пятьдесят недель (пьет).
Эдна. Тебя? Ну о чем ты говоришь! Ты проработал там двадцать два года… Так вот оно что, Мел? Тебя это тревожит, да? Ты думаешь о том, как бы не потерять работу?
Мел. Я думаю не о том, как бы не потерять работу, а о том, как бы сохранить ее. Потерять работу — дело не хитрое.
Эдна. Что-нибудь случилось? Тебе что-то сказали?
Мел. Зачем говорить? И так все ясно. Компания потеряла в этом году три миллиона долларов. Вдруг они стали трястись над каждым центом. Заместитель директора моего отдела уже три недели пользуется одной и той же канцелярской скрепкой. Ему шестьдесят два года, у него роскошная квартира на парк-авеню и дом в Стаутгемптоне, а он бегает по всему отделу и кричит: «Где моя скркпка?»
Эдна. Но ведь тебе-то лично ничего не сказали.
Мелю Они закрыли столовую для сотрудников. В обеденный перерыв теперь никто не уходит из учреждения. Все приносят бутерброды из дому. Большие начальники, получающие восемьдесят тысяч в год, едят бутерброды с яичным салатом над корзиной для бумаг.
Эднаю Ничего еще не случилось, Мел. Какой же смысл расстраиваться сейчас?
Мел. Никто больше не опаздывает на работу. Каждый боится, что опоздай он, его рабочий стол продадут за ненадобностью.
Эдна. Ну, пусть даже так. Ничего, проживем, перебьемся как-нибудь. Ты найдешь себе другую работу.
Мел. Где? В январе мне стукнет сорок семь. Сорок семь! Выгодней нанять двух двадцатитрёхсполовинойлетних мальчишек за половину моей зарплаты.
Эдна. Ладно, предположим, действительно что-нибудь случиться. Предположим, ты действительно потеряешь работу. Все равно это не конец света. Разве мы обязательно должны жить в Нью-Йорке? Переедем в другое место, а то и вовсе переселимся на Запад.
Мел. Интересно, как я буду зарабатывать на жизнь? Пойду на старости лет в ковбои? Может мне поручат пасти пожилой скот… О чём ты толкуешь?
Эдна. А что? Девочки наши уже в колледже, на их обучение у нас деньги отложены. Много ли нам двоим нужно?
Мелю Нам нужна крыша над головой, одежда, еда. Банка рыбных консервов — отравленный нефтью тунец — и та стоит восемьдесят пять центов.
Эднаю Мы могли бы перебраться в Европу. В Испанию, например. В Испании двое могут прожить на полторы тысячи долларов в год.
Мел (кивая) Двое испанцев. Мне сорок семь лет, у меня артрит в плече и повышенное давление — и ты хочешь, чтобы я разводил коз и жил в пещере?!
Эднаю Ты сможешь работать по специальности; поступишь куда-нибудь на службу.
Мел. В качестве руководящего работника отдела расчётов в секторе рекламы? В Барселоне? Они там, конечно, ждут не дождутся кого-нибудь по этой части. Все глаза проглядели с пристани!
Эдна (сердито). А что хорошего здесь? Разве здесь есть хоть что-нибудь, чего было бы жаль лишиться? Ну, скажи ты мне ради бога, что тебя здесь держит?
Мел. Рано еще ставить крест на моей жизни… Что-нибудь я пока стою! На что-нибудь еще гожусь!
Эдна. Какая это жизнь?! Эта квартира на Второй авеню — та же клетка в зоопарке. Вот ты и мечешься по ней, как зверь в неволе: в одной комнате — жара, в другой — мороз, на лоджии не то что люди, кактус чахнет. И это ты называешь стоящей жизнью? Колотить в стены и постукивать в уборной, по-твоему, это жизнь?
Мел (кричит). Думаешь в солнечной Испании лучше? Разок искупаешься в море — и весь остаток лета будешь соскребать с тела мазут!
Эдна. На Испании земля клином не сошлась. Можно поселиться ещё где-нибудь.
Мел. В штате Мен? Или в Вермонте? Ты, наверно, считаешь, что это сплошь лесистые холмы да сироп из кленового сока? Как бы не так! Безработных на пособии там больше, чем деревьев. Штат Вашингтон? Или Орегон? Там полно лесорубов, которые сидят без работы и отпиливают ножки у стульев, потому что им больше нечем заняться.
Эдна. Мел, я пойду за тобой хоть на край света. Я согласна жить в пещере, в лачуге, на дереве. Если захочешь, поселимся хоть на плоту в джунглях Амазонки.
Мел. Хорошо, позвони в бюро путешествий. Закажи два туристических билета в Боливию. Завтра пойдем в магазин покупать тропические шлемы и подводное ружье.
Эдна. Не говори со мной, как с сумасшедшей!
Мел. Я уже на половину сумасшедший. Ты, похоже, хочешь составить мне компанию?
Эдна. Я же пытаюсь предложить разумный выход из положения. Ведь я ни в чем не виновата. Не я довела тебя до такого состояния.
Мел. Конечно, нет. Я тебя ни в чем не виню.
Эдна. Тогда чего ты от меня хочешь? Чего ты вообще хочешь?
Мел (закрывает лицо руками). Передохнуть, хотя бы немножко… чуть-чуть успокоиться.
Звонит телефон.
(Смотрит на Эдну). Кто бы это мог быть?
Эдна недоумевающее качает головой.
Неужели с работы?
Эдна. Это без четверти-то три ночи?
Мел. Может, они решили уволить меня через ночного сторожа. Чтобы не платить зарплату за завтра?
Телефон продолжает звонить.
Эдна. Возьми трубку, Мел, я боюсь.
Мел снимает трубку.
Мел (в трубку). Алло?.. Да?.. Да, квартира четырнадцать «А»… а в чем дело?.. Что??? Я не даю вам спать??? Интересно, черт возьми, кто не давал спать мне, прежде чем я начал не давать спать вам?.. Какое мне дело до того, что вам утром лететь в Штутгарт?! Я буду разговаривать так громко, как мне заблагорассудится! Я не ваш квартирант, я полноправный американский квартиросъемщик…Стучите в стену, пожалуйста. Только учтите, мы постучим вам тоже! (Прикрыв трубку ладонью, Эдне). Если она станет стучать, постучи в ответ.
Эдна. Мел, ну зачем ты связываешься?
Слышен громкий стук в стену с противоположной стороны.
Мел. Стучи же!
Эдна. Мел, без четверти три. Оставь их, и они лягут спать.
Мел. Ты будешь стучать?!
Эдна. Если я постучу, она опять постучит в ответ.
Мел. Ты будешь стучать!!!
Эдна. Стучу, стучу! (Стучит в стену).
Мел (в трубку). Ну как?
Снова раздается стук с той стороны.
(Командует Эдне) Стучи!
Она стучит. Сцена погружается в темноту, занавес. Зал остается не освещенным. Опускается экран, и появляется надпись. «Новости». Звучит голос диктора.
Голос диктора (в темноте). Передаем шестичасовой выпуск новостей. Нью-Йорк стал жертвой ещё одной забастовки, третьей за неделю. На этот раз забастовал персонал тридцати семи нью-йоркских больниц, прекративший работу сегодня в три часа дня. В муниципалитете не смолкают телефонные звонки: сотни пациентов больниц и домов для престарелых инвалидов жалуются на то, что им не дают еды, чистых простынь и лекарств. Один семидесятилетний больной в больнице Ленокс-хилл упал в коридоре и сломал ногу; медицинскую помощь ему оказал семидесятитрёхлетний больной, который недавно перенёс операцию удаления желчного пузыря… Двум самым бессердечным грабителям за всю историю города удалось сегодня благополучно скрыться после похищения четырех тысяч долларов из нью-йоркского приюта для слепых. По мнению полиции, кража совершена теми же самыми преступниками, которые во вторник украли три тысячи шестьсот долларов из нью-йоркской лечебницы для кошек и собак…Завтра, по всей видимости, в городе будет отключен вода, заявил санитарный комиссар Нью-Йорка. Сегодня утром в санитарное управление позвонил неизвестный, угрожавший спустить в городской водопровод пятьдесят фунтов ядохимикатов. Звонивший, личность которого установить не удалось, заключил свое сообщение словами: «Ну, детка, завтра все подохнут от жажды…» И наконец, как объявило управление полицейского комиссара Мэрфи, число квартирных краж возросло за июль месяц на семь целых два десятых процента.
Сцена вторая
Предвечерный час, несколько дней спустя. Когда поднимается занавес, мы видим ту же комнату, но сейчас в ней все перевернуто вверх дном. Стулья опрокинуты, ящики выдернуты, их содержимое разбросано по полу; на полках книжного шкафа не достает доброй половины книг; по всюду валяются предметы одежды. В общем, картина ясная. Эдна говорит по телефону. Она вся дрожит.
Эдна (всхлипывая). Эдисон, мисс Эдна Эдисон… нас обокрали… Только что… Я сию минуту вошла, а квартира обчищена… Эдисон… Я вхожу, дверь открыта настежь. Они, должно быть, только что ушли… Восемьдесят восьмая улица… Приди я на минуту раньше, меня могли бы убить… Квартира четырнадцать «А»… Еще не знаю… Телевизор, проигрыватель, книги, одежда… Много одежды. Мои платья. Мои пальто, все костюмы мужа — в его шкафу не осталось ни одной вещи… Ящики я еще не проверяла… Пришлете? Пожалуйста, пусть приезжают скорей… Я совсем одна. Муж еще не вернулся с работы… Миссис Эдна Эдисон… Меня могли убить… Спасибо.
Вешает трубку, поворачивается и оглядывает комнату. Затем идет в другой конец комнаты, поднимает стул и ставит его на место. Подходит к комоду и начинает перебирать вещи в ящиках. Обнаруживает новые и новые пропажи, плачет все громче.
Ну будет, будет… Надо успокоиться… Вот что, глоток виски, мне необходим глоток виски! (Кидается на кухню, достает стакан, бросает в наго несколько кубиков льда из холодильника, торопливо возвращается в гостиную, устремляется к бару и заглядывает во внутрь. Там — ни одной бутылки). Пусто. Украли все виски. (Ставит стакан, тяжело отпускается на стул и рыдает). Валиум… нужно принять валиум. (Встает и быстро уходит в спальню).
Слышно, как она осматривает опустошенную грабителями аптечку. На несколько мгновений воцаряется тишина. Надо полагать, Эдна упала на кровать и рыдает. Через незапертую дверь входит Мел. Снятый пиджак висит у него на руке, он держит газету «Нью-Йорк пост». Рукава его рубашки закатаны; видно, что ему жарко. Он закрывает дверь и вешает пиджак в шкаф. Погруженный в собственные мысли, он, по-видимому, даже не замечает беспорядка в комнате. Подойдя к креслу, он в изнеможении опускает в него, откидывает голову, закрывает глаза и вздыхает. Потом открывает глаза и, кажется в первые замечает, что творится вокруг. Он обводит комнату удивленным взором.
Голос Эдны (из спальни). Мел?.. Это ты, Мел?
Мел, явно озадаченный, продолжает оглядывать комнату. Из спальни появляется Эдна с вазой, которую она осторожно несет за ножку. Войдя, смотрит на Мела.
Мел. Разве Милдрид не приходила сегодня делать уборку?
Эдна (ставит вазу). Нет, она приходит по понедельникам и четвергам.
Мел. Что тут творится? Почему такой разгром?
Эдна. Нас обокрали.
Мел ошеломленно глядит на нее. Медленно встает и оглядывает комнату, пытаясь осмыслить услышанное.
Мел. Как это понять — обокрали?
Эдна (кричит). Так и понимай! Обокрали! Обокрали! Ты не знаешь, что такое обокрали? Это когда входят и уносят вещи! Нас обокрали!!!
Мел (поворачивает голову то налево, то направо, все еще недоумевая и не зная, на чем остановить взгляд). Не понимаю… Ты говоришь, какие-то люди просто так вошли и обокрали нас?
Эдна. А ты что же думаешь, они сначала позвонили по телефону и договорились о приходе? Нас обокрали!
Мел. Ну ладно-ладно, Эдна, успокойся. Не надо так нервничать. Ведь я же просто спрашиваю тебя. Что тут произошло? Что украли?
Эдна. Еще не знаю. Я вышла в магазин. На каких-нибудь пять минут. Прихожу и застаю все как есть.
Мел. Не может быть. Чтобы ты ушла только на пять минут. Посмотри, какой кавардак!
Эдна. Я уходили всего на пять минут.
Мел. Ах на пять минут? Тогда надо скорей звонить в ФБР: похоже, у нас тут орудовали все жулики Нью-Йорка.
Эдна. Выходит, так, потому что меня не было только пять минут.
Мел. Ты не повстречала, когда входила в дом, подозрительных людей?
Эдна. В этом доме все люди какие-то подозрительные.
Мел. И не видела никого с узлами или свертками?
Эдна. Я не обратила внимания.
Мел. Что значит — не обратила внимания?
Эдна. Не обратила внимания, и все! Неужели я должна была следить, не выйдет ли кто из дома с моим телевизором?
Мел. Они украли телевизор? (Идет в спальню, но тут же останавливается). Совершенно новый телевизор?
Эдна. Ты думал, они крадут только старые? Какой был, такой и украли. Голова кругом идет.
Мел. Ладно посиди, я принесу что-нибудь выпить.
Эдна (садясь). Я не хочу.
Мел. Чуточку виски. Это тебя успокоит.
Эдна. Это меня не успокоит, потому что виски нет. Они украли и виски.
Мел. Все-все бутылки виски?
Эдна. Все до одной.
Мел. И «благородное королевское»?
Эдна. А ты бы хотел, чтобы они взяли дешевое и оставили «благородное королевское»? Будь спокоен, забрали до последней бутылки.
Мел (скрипя зубами). Мерзавцы! (Бросается к двери на лоджию, открывает ее, выходит на лоджию и кричит). Мерзавцы! (возвращается, закрыв за собой дверь). Значит, все это за пять минут!
Эдна. Оставь меня в покое.
Мел (опять скрипит зубами). Мерзавцы!
Эдна (кричит). Перестань ругаться, с минуты на минуту придут из полиции. Я только что звонила туда.
Мел. Ты звонила в полицию?
Эдна. А я о чём тебе говорю?
Мел. Ты сказала им, что нас обокрали?
Эдна. Зачем бы ещё стала я им звонить? Я не вожу дружбу с полицейскими. Странные вопросы ты задаёшь! Что с тобой?
Мел. Ну, будет, будет, успокойся, не впадай в истерику.
Эдна. Я не впадаю в истерику.
Мел. Нет, ты впадаешь в истерику.
Эдна. Это ты доводишь меня до истерики. Ты что — ничего не понимаешь? Только что обокрали мою квартиру.
Мел. А я кто, жилец? Это же и моя квартира, меня тоже обокрали. У меня украли мой цветной телевизор и мое «благородное королевское».
Эдна. Тебе не пришлось испытать шок. Это я напереживалась, когда обнаружила кражу.
Мел. Какая разница, кто обнаружил. Всё равно нет ни виски, ни телевизора!
Эдна. Не кричи на меня! Я тоже расстроена, и не меньше, чем ты.
Мел. Прости, я голову потерял. Я не хотел на тебя кричать. (направляется в спальню). Пойду принесу валиум — примешь для успокоения.
Эдна. Не хочу.
Мел. Одну таблетку. Тебе сразу станет легче.
Эдна. Не буду я принимать валиум.
Мел. Ну почему ты упрямишься?
Эдна. Я не упрямлюсь. У нас нет таблетки валиума. Они украли весь валиум.
Мел (останавливается). Украли валиум?
Эдна. Выпотрошили всю аптечку. Забрали валиум, секонал, аспирин, крем для бритья, зубную пасту, лезвия. Оставили только зубную щетку. Так что если захочешь пойти почистить зубы — есть чем.
Мел (недоверчиво улыбаясь). Не верю. Не верю! (Испытующе смотрит на нее, затем срывается с места и исчезает в спальне).
Эдна встает и поднимает с пола книгу.(Из глубины ванной доносится негодующий вопль Мела). Сволочи!!!Эдна, повернув книгу вверх корешком, трясет ее в надежде, что из нее выпадет что-то. Что было спрятано между страницами. Ничего на выпадает.
(Врывается в комнату). Чтоб они сдохли! Чтоб краденная машина, в которой они удирают, врезалась в дерево, перевернулась и сгорела вместе со всеми этими ублюдками!
Эдна. Каждый день ты читаешь о квартирных кражах в газетах. А когда тебя самого обокрали, ты никак поверить не можешь.
Мел. Телевизор — это я могу понять. Спиртное — тоже понятно. Но крем для бритья? Жидкость для волос? Сколько они выручат за коробок зубочисток?
Эдна. Должно быть, они очень нуждались. Они забрали всё, что могли унести с собой. Даже мои кухонные деньги.
Мел. Кухонные деньги?
Эдна. Я хранила здесь мои кухонные деньги. Восемьдесят пять долларов.
Мел. Наличными? Зачем ты хранишь наличные деньги в книге?
Эдна. Чтобы никто их не нашёл! Где же их ещё хранить?
Мел. В какой-нибудь банке. В сахарнице. Там, куда они не заглянули бы.
Эдна. Они заглянули в аптечку, почему ты думаешь, что они не заглянули бы в сахарницу.
Мел. Никто не заглядывает в сахарницу.
Эдна. И никто не крадёт зубочисток и зубного эликсира. Только больные люди. Беда в том, что теперь все такие. Больные, больные, больные люди! (Садиться, эмоционально опустошённая этим взрывом).
Мел подходит и, положив ей руку на плечо, утешает ее.
Мел. Ничего, Эдна… Ничего… Главное, что ты цела и невредима. (Просматривает бумаги на столе).
Эдна. Ты представляешь, что было бы, если я вошла и застала их здесь? Что бы я стала делать, Мел?
Мел. Тебе повезло, Эдна. Очень повезло.
Эдна. Но что бы я стала делать?
Мел. Какое это имеет значение? Ты же не застала их.
Эдна. Ну а если? Что бы я стала делать?
Мел. Извинилась бы, закрыла бы дверь и пришла бы попозже. А что тебе оставалось — сидеть и смотреть? Зачем ты меня спрашиваешь? Этого же не случилось!
Эдна. Это чуть-чуть не случилось. Приди я пятью минутами раньше…
Мел (отходя от нее). Не может быть, что ты уходила всего на пять минут. Грузчики «Семь братьев Сантина» трудились два дня, внося сюда все эти вещи. Как могли трое каких-нибудь доходяг-наркоманов вынести их отсюда за пять минут?
Эдна Семь минут, восемь минут, какое это имеет значение?
Мел (открыв дверь, рассматривает замок). Дверь не взломана, замок целехонек. Даже непонятно, как им удалось войти.
Эдна. Может, они нашли на улице мой ключ.
Мел (закрывает дверь и пристально смотрит на Эдну). Что значит — нашли мой ключ? У тебя нет ключа?
Эдна. Нету. Я его потеряла. Мне казалось, он где-нибудь тут завалился, но я могла оборонить его на улице.
Мел. Постой, раз у тебя не было ключа, то как же ты собиралась попасть домой, придя из магазина?
Эдна. Я оставила дверь незапертой.
Мел. Ты — оставила — дверь незапертой???
Эдна. У меня не было же ключа. Как я попала бы домой?
Мел. Значит, ты оставила дверь незапертой? В городе с самым высоким процентом преступности за всю мировую историю ты оставила дверь незапертой?!
Эдна. Что мне оставалось делать? Забирать с собой мебель? Я уходила всего на пять минут. Ведь они же не знали, что я не запру дверь.
Мел. Уж они-то знают! Стоит только открыть дверь и оставить незапертой, как все жулики города уже потирают руки: «На четырнадцатом этаже дома, что на углу Второй авеню и Восемьдесят восьмой улицы, не заперта дверь!» Кто-кто, а они знают!
Эдна. Ничего они не знают. Ходят по этажам и дёргают каждую дверь.
Мел. Ты что же, думала, они все двери подёргают, а твою пропустят? «Оставим, братцы, квартиру четырнадцать „А“ в покое; смотрите, какая славная дверь!» Так, да?
Эдна. Но если они ходят и пробуют двери, то наверно, они этим круглые сутки занимаются. Откуда мне знать, что они доберутся до нашей двери как раз в те пять минут, когда я выйду? Я рискнула, как в азартной игре! И проиграла.
Мел. Ничего себе игра! Если ты проигрываешь, они забирают все вещи. Если выигрываешь, они обирают кого-нибудь другого.
Эдна. Мне надо было выйти за покупками. В доме не осталось ни какой еды на вечер.
Мел. Ну что же, теперь у нас есть еда, только нечем её есть… Почему ты не заказала продукты с доставкой на дом?
Эдна. Потому что я покупаю продукты в дешёвом магазине, где нет доставки. Я стараюсь беречь деньги: ты так напугал меня в ту ночь! Вот я и пыталась экономить… (начинает собирать разбросанные вещи)
Мел. Что ты делаешь?
Эдна. Не можем же мы оставить всё в таком виде. Хочу прибраться.
Мел. Именно сейчас?
Эдна. Посмотри, какой беспорядок. К нам же вот-вот придут люди.
Мел. Это кто — полицейские-то? Ты хочешь прибраться к приходу полицейских?.. Боишься, что они запишут в свои книжечки: «Плохая хозяйка»? Оставь всё как есть. Может они найдут какие-нибудь улики.
Эдна. Я не смогу сказать, какие вещи украдены, пока не разложу все по местам.
Мел. То есть как? Ты ведь знаешь, что украдено. Телевизор, спиртное, кухонные деньги, аптечка и проигрыватель… Больше ничего? (пауза). Больше ничего?!
Эдна отворачивается.
Так. И чего ещё нет?
Эдна. Что я — детектив? Посмотри сам!
Мел бросается на нее испепеляющий взгляд и осматривается по сторонам, не зная, откуда начать. Решив проверить спальню. Он устремляется туда по коридору и исчезает. Эдна, предвидя, что должно сейчас последовать, садится на стул и смотрит в окно. Затем вынимает носовой платок и вытирает пыль с подоконника. Возвращается Мел; он сохраняет спокойствие, во всяком случае внешне.
Мел (глубоко вздыхая). Где мои костюмы?
Эдна. Сегодня утром они были в гардеробе. Теперь их там нет. Значит, их унесли воры.
Мел (все еще стараясь сохранить спокойствие). Семь костюмов? Три спортивные куртки? Восемь пар брюк?
Эдна. Если все это висело в гардеробе, пиши пропало.
Мел. Счастье еще, что смокинг отдали чистить.
Эдна (глядя в окно). Смокинг уже вычистили. Сегодня утром прислали.
Мел. Ничего не скажешь, вычистили на совесть. До нитки обобрали…Оставили штаны цвета хаки и шапочку для гольфа… Если нас пригласят куда-нибудь на обед на этой неделе, спроси, прилично ли мне будет явиться в штанах цвета хаки и шапочке для гольфа. У-у-у, сволочи!!!
В прямо-таки безумном припадке раздражения хватает в серванте несколько пепельниц и швыряет из одну за другой на пол. Разрядившись таким образом, стоит и тяжело дышит.
Эдна. Не расстраивайся, Мел, это только вещи, тряпки. Подумаешь, старые костюмы и пальто! Дело поправимое — купим новое. Ведь правда, Мел?
Мел. На какие деньги?.. На какие деньги?..Меня уволили. (садится спиной к стене).
Эдна. Боже мой! Не может быть.
Мел. Еще как может! Взяли и уволили!.. Меня и еще семь сотрудников. Восьмерых одним махом. Уволили!
Эдна (она так потрясена, что продолжает неподвижно сидеть на стуле). О Мел, как ужасно…
Мел. Вызвали в дирекцию по одном. Могли бы, впрочем, обойтись и без этого; мы и так знали. Видели, к чему дело идёт. Даже секретарши знали. Здороваешься с ними утром, а они прячут глаза… Девчонки, получающие восемьдесят пять долларов в неделю, приносили мне кофе с пирожными и отказывались взять деньги. Тут уж всё понятно…
Эдна. О Мел, Мел, Мел…
Мел. Уверяли, что у них нет другого выбора, что им ничего другого не остается, как сократить штаты сверху донизу… Семеро руководящих работников, двенадцать коммивояжеров, двадцать четыре конторских служащих — сорок три человека за один день… Чтобы очистить помещение от уволенных потребовалось дважды гонять вверх-вниз все три лифта… Когда этот тип, торгующий кофе и пирожными, явиться завтра на место побоища, он в отчаянии выбросится в окно.
Эдна. А потом ты приходишь домой и застаешь все это. Быть уволенным и ограбленным — два таких удара в один день!
Мел. Уволили меня не сегодня. Еще в понедельник.
Эдна. В понедельник? Значит, уже четыре дня ты знал и ничего не говорил мне?
Мел. Не мог с духом собираться. Не представлял. Как я скажу тебе об этом. Все надеялся на чудо: вдруг подвернется другая работа… Увы, в сорок семь лет чудес не бывает… Когда Моисей увидел горящий куст в пустыне, ему было самое большее года двадцать три — двадцать четыре. Никак не сорок семь. (Выходит на кухню, достаёт банку пива).
Эдна. И как проводил время с понедельника? Где был? Чем ты занимался целый день?
Мел (выходит из кухни, садится и пьёт). С утра звонил по телефону, пытался договориться о встрече с разными людьми. Когда ищешь помощи, вдруг с удивлением замечаешь, что чуть ли не все, кому ты звонишь, ушли обедать в половине одиннадцатого утра… Днём? (пожимает плечами) Ходил по музеям, был на аукционе, посетил выставку конторской мебели в Колизее… Посмотрел итальянский фильм, польский фильм… пару порнографических фильмов. В порнографическом кино встретил Дейва Поличека. Оба врали. Уверяли друг друга, что убиваем время перед важным деловым свиданием. «Важные свидания»! Я пошёл в Сентра-парк, а он в музей восковых фигур.
Эдна. Ты должен был идти домой, Мел.
Мел. Зачем? Я облюбовал славную скамеечку в парке у пруда. На обед у меня был яблочный джем с апельсиновым соком.
Эдна. Мел, у меня сердце разрывается!
Мел. Я чуть не завёл роман с семидесятитрёхлетней няней — англичанкой. Мы совсем было поладили, но я не понравился малышу.
После этих слов Эдна порывисто встает и бросается к Мелу, который по-прежнему сидит. Он протягивает к ней руки, обнимает ее за талию и изо всех сил прижимает к себе.
Мел. Эдна, родная, я выкарабкаюсь. Не надо волноваться из-за меня. Я выкарабкаюсь.
Эдна. Ну, конечно, Мел. Я уверена.
Мел. Я найду работу, вот увидишь.
Эдна. Найдешь, найдешь.
Мел. Ты снимешь портьеры в гостиной, сошьешь мне костюм, и я отправлюсь на поиски работы.
Эдна (крепко обнимает его). О Мел, все у нас будет хорошо. Обязательно будет! (размыкает объятия).
Мел. Вчера я сыграл две смены подачи в бейсбол.
Эдна. Правда?
Он сидит на диване. Она опять принимается собирать разбросанные вещи.
Мел (кивает). Угу. В команде дневного лагеря для четырнадцатилетних… Харви, правый принимающий, должен был уйти на урок скрипки, и я играл вместо него две последние смены подачи.
Эдна. Выиграл?
Мел. Куда там, промазал два мяча и подвёл команду… Они меня чуть не растерзали.
Эдна. Жаль, меня там не было.
Мел. А ведь я могу ещё сыграть, мне бы только чувство времени восстановить. Если не найду работу, поеду, пожалуй, в летний лагерь для ребятишек.
Эдна. Метки с фамилией я пришью к твоим рубашкам за пару минут. Поразмысли об этом, а я пойду сварю тебе кофе. (Направляется на кухню)
Мел. Как? Они не украли кофе? Они оставили нам кофе? Непостижимо!
Эдна. Воры никогда не заглядывают на кухню.
Мел. Тогда почему же ты не хранила деньги в сахарнице?
Эдна. Мел, мы застрахованы. Мы получим все деньги обратно.
Мел. Считай, что нам повезло, если получим половину. Ты думаешь, тебе выплатят двести долларов за двухсотдолларовое пальто? Как бы не так! Они вычтут за износ. Ты надела его разок, застегнула пуговицы, и готово — оно стоит сорок долларов.
Эдна. Хорошо, получим половину.
Мел. Хорошего мало, они увеличат страховку. Тебя разок обворуют, и тебе же придётся платить вдвое больше денег, чтобы застраховать половину того, что ты имел раньше.
Эдна (выходя из кухни). Мел, дорогой, не расстраивайся ты из-за денег. У нас ведь есть кое-какие сбережения. Мы с тобой не моты, нам этого надолго хватит.
Мел. А плата за обучение девочек в колледже? А плата за квартиру, за продукты? Сбережения будут таять, а поступлений никаких! Эдна, мы должны что-то делать… Мы должны от всего избавиться. (ходит по комнате)
Эдна. Мел, я поеду с тобой куда угодно.
Мел. Я не имею в виду избавиться от этой квартиры. Надо избавиться от обязательств. От вещей, которые нам не нужны и которые душат нас. Я откажусь от занятий в гимнастическом зале. Мне не нужна гимнастика за двести пятьдесят долларов в год. Буду бегать по спальне. Кстати, только так и можно согреться в этой морозилке… И не нужны нам лекции в Музее современного искусства. Будем просвещаться по телевизору — смотреть «Утиный суп». (Берёт несколько журналов) Сама понимаешь, мнении к чему «Тайм», ни «Лайф», ни «Ньюсуик». Какого чёрта стану я тратить последние доллары, чтобы узнать, что безработица в этом году возросла! (Бросает журналы в корзину для бумаги).
Эдна. Они нам совсем не нужны, Мел. Ни один из этих журналов не был нам нужен никогда.
Мел (оглядываясь, хватает и отправляет в корзину ещё какие-то журналы и вещи). Хлам! Каждый год мы покупаем горы хлама. Никчёмного, ненужного хлама, который загромождает квартиру, пока не выбросишь его на помойку, и там весь этот мусор гниёт и воняет на весь дом. Зачем? Скажи, Эдна, зачем?
Эдна. Не знаю, Мел.
Мел. Покупаем двухдолларовые продукты в трёхдолларовой упаковке! Время узнаём — это тоже денег стоит — по телефону, потому что нам лень взглянуть на часы… Всё это лишнее: консервы, которые мы так никогда и не открываем; книги, которые мы никогда не читаем; пластинки, которые мы никогда не слушаем! (Берёт с бара какую-то вещицу). Вот, полюбуйся! Восемь с половиной долларов за музыкальный разливатель виски. Игрушки! Безделушки, новинки, вещички, пустячки, мусор, хлам, дребедень!!! (Швыряет корзину на пол).
Эдна. Больше никогда! Мы не купим ни одной вещи, Мел! Обещаю тебе. Обещаю!
Мел (кипит гневом). Я отдал им двадцать два года жизни! И за что я отдал их? За музыкальный разливатель виски? Это мою жизнь вылили в сточную трубу. Где же музыка? Где прелестный мотивчик? Уж если выгонять человека последвадцати двух лет службы, так с музыкой, чёрт побери! Они должны были пригласить медный духовой оркестр.
Эдна. Успокойся, Мел, не терзай себя. Так и заболеть можно.
Мел. Знаешь, где играет музыка для меня? (Подходит к стене и показывает). Вот где! Вот где она играет! По ту сторону этой стены. (Кричит). Вот где играет музыка по загубленным двадцати двум годам моей жизни! (С гримасой боли хватает за грудь) О-ох!
Эдна. Что с тобой, Мел? Тебе плохо?
Мел. В груди кольнуло. Пустяки, не обращай внимания. Это не сердечный приступ.
Эдна (встревожено). Почему ты говоришь: «Это не сердечный приступ»?
Мел. Потому что это не сердечный приступ. Это просто боль в груди.
Эдна. Почему у тебя боль в груди?
Мел. Потому что у меня нет работы! Потому что мне нечего надеть! Потому что у меня ни к черту нервы, а это мерзавцы не оставили мне ни одной таблетки! (Снова выскакивает на лоджию и кричит). Ублюдки!.. Сволочи!!
Внезапно откуда-то с верху, по-видимому с лоджии этажом выше, кто-то кричит вниз.
Голос. Эй, там внизу, заткнитесь! У нас тут дети!
Мел (облокотившись о перила, кричит вверх). Не орите на меня! У меня все украли. Понимаете. Все! Оставили мне старые штаны и шапочку для гольфа!
Голос. У нас тут дети! Не надо напиваться!
Мел. Напиваться? Интересно, чего? У меня сперли все спиртное. А детей покрепче запирайте, пока их у вас не украли. И не говорите мне больше, что у вас там дети!
Эдна. Мел, прошу тебя, не надо. Ты себя до болезни доведешь.
Голос. Имейте хоть каплю уважения к другим!
Мел (кричит вверх). Уважения? К собственной заднице — вот к чему я имею уважение! Только это теперь все и уважают…
Вдруг на него обрушивается поток воды, как видно, вылитой из большого ведра. Он сразу же промокает до ниточки. Его окатили с головы до ног, обидно, унизительно… Он возвращается в комнату, потрясенный и ошеломленный до такой степени, что не может вымолвить ни слова.
Эдна. О Мел, боже мой, боже мой!
Мел (очень ровным и тихим голосом, словно ребенок, которому сделали больно). Как ужасно они поступили… Как подло, как ужасно они поступили. (Садиться на стул и начинает всхлипывать. Продолжает неподвижно сидеть? всхлипывая).
Эдна выбегает на лоджию и кричит вверх.
Эдна. Бог вас накажет за это!.. Я извиняюсь за грубость моего мужа, но бог вас накажет за это! (она тоже плачет; подбежав к Мелу, подбирает с пола какое-то белье и начинает вытирать ему лицо и голову). Ничего, Мел. Ничего, мальчик мой…
Мел. Так ужасно поступить с человеком… Я бы никогда так не поступил.
Эдна (вытирая его). Конечно, никогда. Ты для этого слишком хороший, слишком добропорядочный. Ты бы никогда не сделал такую вещь…Мел, поверь мне, все будет хорошо. Ты найдешь другую работу, вот увидишь… И мы уедем отсюда. Куда-нибудь далеко-далеко… Знаешь, чем мы могли бы заняться? Ты так легко сходишься с ребятами и так любишь их общество — мы могли бы открыть летний лагерь… Ты бы стал начальником, я — поварихой, а наши девочки — инструкторами верховой езды и плавания. Ведь тебе бы это понравилось, правда. Мел? Вот накопим немного денег, и все. Если тебе не удастся сразу найти работу, я ведь смогу пойти работать секретарем. Я справлюсь с работой, Мел я сильная… Но только не болей, родной, не болей и не умирай, потому что без тебя я не хочу жить в этом мире… Мне здесь совсем не нравится!.. Не оставляй меня здесь одну, я не хочу… Мел. Дорогой, мы им еще покажем. Мы всем им покажем! (Вытирает ему уши)
Занавес медленно опускается