— Я так странно чувствую себя в этом платье. — Луиза закинула обнаженные руки за голову. — Все эти косточки в лифе заставляют тебя держаться прямо, иначе они вопьются в тело.

Джо засмеялась.

— Я раз смотрела фильм, в котором матери героини приходилось затягивать свою дочь в корсет, после чего та едва могла дышать.

— Наверное, поэтому Клэр так странно чувствовала себя в бабушкином платье, — задумчиво сказала Луиза. — Возможно, все дело в кислородном голодании.

— А кто рассказал тебе эту историю? — спросила Алекс.

— Тетя. — Луиза кивнула на платяные шкафы в кладовой. — Она сказала, что девушка принесла ей в магазин красивое бальное платье и сказала, что не хочет видеть его никогда в жизни. И она объяснила тете, почему…

— Платье по-прежнему хранится в магазине твоей тети? — живо осведомилась Джо.

— Нет, это был очень дорогой и изысканный наряд, и его продали почти сразу, — вздохнула Луиза.

— Почему же девочка захотела избавиться от него? — тряхнула своими кудряшками Алекс.

— Не перебивайте меня и все поймете сами, — ответила Луиза, расправляя пышную юбку и устраиваясь поудобнее.

Остальные устроились, как им того хотелось: Чарли вцепилась в кулек с конфетами, Джо оперлась на локоть, а Алекс обхватила руками колени.

Низким, приглушенны голосом Луиза продолжила свой рассказ.

Бой Микки шагал впереди Клэр и ее матери через холл отеля «Ампир». Клэр заметила, что Микки нес оба их чемодана так легко, как будто они и впрямь ничего не весили.

— Думаю, мы поднимемся пешком, — проскрипел он. — Всего три коротких лестничных марша.

Широкая и величественная лестница вела на внутренний балкон, огибавший три стороны холла. Прямо у лестницы на втором этаже Клэр увидела помпезные бронзовые двери — вход в бальный зал, так называемый Серебряный дворец. За ними открывалось огромное, убегающее вдаль пространство.

— В наши дни бальный зал почти не используется. — Микки покачал головой. — Но раньше — о боже! — таких балов, как здесь, не устраивали больше нигде. Все известные оркестры играли в Серебряном дворце.

Лестница на третий этаж была такой же роскошной, как и та, что вела на балкон. На стенах висели зеркала в резных золоченых рамах.

Клэр увидела в них отражение мамы: бледная, измученная, она помедлила мгновение, прежде чем продолжить путь…

— Почему мы не потребовали, чтобы он вызвал лифт? — прошептала Клэр матери. — Он же просто хочет похвастаться этой старой уродливой дырой.

— Ничего страшного, Клэр. — Мама взяла ее за руку. — Не беспокойся. Со мной все в порядке.

Так, держась за руки, они добрались до третьего этажа.

В холле было так пустынно и темно, что у Клэр возникло тревожное ощущение грядущих неприятностей. Ковровая дорожка под ногами оказалась грязной и вытертой. Засаленные обои в некоторых местах прорвались.

Они следовали за Микки, который уже скрылся за углом коридора. Семеня впереди них, он насвистывал неизвестную мелодию. Еще два поворота, два больших, похожих на танцевальные залы холла, и они наконец догнали его.

— Ну вот мы и пришли! — воскликнул он. — Мы называем эти комнаты «посольские апартаменты». Надеюсь, вам тут будет удобно.

Он первым вошел в комнату, зажег все лампы и внес чемоданы. Мама Клэр потянулась за кошельком. Девочка не могла смотреть, как дрожит ее рука, вынимающая чаевые. Клэр не терпелось избавиться от Микки. Она вспомнила, что в кармане пальто у нее оставалась сдача от утренних покупок.

— Вот, возьмите, — сказала она, высыпая мелочь в ладонь старику-бою. — Теперь можете оставить нас.

Казалось, старый слуга был удивлен. Он посмотрел в лицо Клэр, как будто увидел ее впервые.

— Благодарю вас, мисс. Разрешите пожелать вам лично приятного времяпрепровождения в отеле «Ампир».

Клэр не понравились его слова и то, как он произнес их. Что-то отталкивающее было в этом старике, облаченном в униформу. Он наградил ее кривой ухмылкой и вышел из комнаты. Его спина, обтянутая красной форменной курткой, была прямой, как у солдата.

Дверь за ним тихо закрылась.

— Ну, — вздохнула Элен Уинтроп, — боюсь, лучшие времена отеля «Ампир» миновали, как, впрочем, и молодость Микки. Извини, Клэр, но нам придется провести здесь эту единственную ночь. Я, пожалуй, лягу в постель. Кажется, я совершенно расклеилась.

Разбирая свои вещи в поисках пижамы, Клэр наткнулась на бабушкино платье и аксессуары к нему, аккуратно упакованные в тканые чехлы. Они пережили такой ужасный день. Зачем она взяла это платье? И вообще, зря мама решила задержаться здесь. Они могли бы приехать сюда еще раз как-нибудь потом… А теперь она без сил лежит в этом темном и старом отеле…

Однако платье было просто великолепным. Его прекрасно дополняло драгоценное ожерелье из синих сапфиров и бриллиантов и шелковые перчатки. И туфли: изящные и остроносые, на тонких каблучках, с тоненькими ремешками.

«Примерь все это…» — казалось, чей-то голос искушал ее в тишине пустой комнаты заброшенного отеля.

Клэр разделась и облачилась в платье. Оказалось, у него сотни всяких застежек, молний, тесемочек и, наконец, крючок сзади, у основания шеи.

Когда Клэр добралась до него, оказалось, что крючок уже застегнут! Легкая дрожь пробежала у нее по спине. Неужели ей пригрезилось, или и впрямь она ощутила прикосновение невидимых рук, которые помогли ей справиться с туалетом?

Но платье было надето. Клэр, едва дыша, замерла, увидев свое отражение в высоком напольном зеркале. Платье было сшито из неясно-голубого шелка, который удивительно гармонировал с ее серо-голубыми глазами, заставляя их казаться больше и ярче на узком лице.

Она провела руками по бокам. Изящный корсет сидел на ней, как вторая кожа, впереди, под грудью, образуя изящный мыс, от которого мягкими складками ниспадала синяя юбка, колыхавшаяся вокруг ног. Каскады шелка и кружев расходились волнами, а сзади представляли собой нечто вроде шлейфа.

Жесткий корсет сдавливал грудь, затрудняя дыхание, из-за чего Клэр чувствовала легкое головокружение. Она надела туфли и потянулась за ожерельем, стараясь застегнуть его на шее. Откуда-то издалека до нее донеслись звуки оркестра. Высокие голоса скрипок запели романтический вальс. Клэр застыла на месте от удивления. Микки, этот странный коридорный, сказал, что в отеле больше не бывает танцев. Откуда же тогда льется музыка?

Словно во сне, она застегнула ожерелье и взялась за гребень, лежавший в сумочке, которую она — в числе других вещей — взяла в бабушкином доме, обнаружив ее на туалетном столике. Там были серебряная щетка для волос, зеркало и инкрустированные драгоценными камнями гребни для волос. Уверенными движениями, как если бы она сотни раз проделывала это, Клэр свернула свои длинные светлые волосы в валик на затылке и сколола его гребнями. Она подняла голову и, пораженная, вгляделась в свое отражение. Неужели это она, Клэр Уинтроп? Она никогда и не мечтала стать такой — высокой, элегантной и привлекательной.

Музыка тем временем сменилась, вальс уступил место медленной сладостной мелодии.

Ах, что ты делаешь со мной, Что за таинственная сила, Скажи, тебя преобразила, Навеяв тайны чудный сон?

По-прежнему двигаясь машинально, точно сомнамбула, Клэр повернулась спиной к зеркалу, взяла длинные вечерние перчатки голубого цвета и направилась к двери.

В полутемном прежде коридоре ее ослепил неожиданно яркий свет. Девочка почувствовала под ногами толстый и мягкий ковер. Снизу раздавались звуки музыки. Клэр шла, минуя просторные холлы, ее платье колыхалось, а грудь судорожно вздымалась над узким корсетом.

Оказавшись на лестничной площадке, она застыла в изумлении. Изгибающийся лестничный марш был залит светом. В танцевальном зале Серебряного дворца играл настоящий оркестр. Спускаясь по лестнице, Клэр видела, как в зеркалах отражался вихрь взметающихся платьев и отблеск драгоценностей. До нее доносился запах дорогих духов и вина.

Бал был в разгаре. Клэр остановилась, чтобы надеть перчатки. Ей навстречу поднимался молодой мужчина — военный в белой форме с золотыми пуговицами и эполетами. Этот коротко стриженный блондин был высок и хорош собой. Он взглянул на нее, и его глаза широко распахнулись, а лицо осветила улыбка, собравшая морщинки вокруг глаз. Клэр, продолжавшая медленно спускаться, едва не упала, наступив на подол платья. И, как само собой разумеющееся, молодой человек тут же предложил ей руку. Казалось, не было на свете ничего более естественного, чем опереться на его локоть и позволить проводить себя в танцевальный зал.