Разногласия между Россией и США по Ирану и Сирии

(интервью «Независимой газете», 24.10.2005)

— Многие наблюдатели полагают, что недавний визит госсекретаря Кондолизы Райс в Москву обозначил реальный кризис в отношениях между Москвой и Вашингтоном по Ирану. Вы разделяете эту точку зрения?

— Нет, не разделяю. Я согласен с тем, что визит Кондолизы Райс в Москву, по-видимому, не привел к конкретным результатам. Это был довольно спонтанный визит, что свидетельствует об известной близости в отношениях Москвы и Вашингтона. То есть, когда есть проблемы, их можно вот так вот взять и обсудить, необязательно надеясь на немедленные результаты. Кстати, диалог продолжается, и сегодня в Москву приезжает помощник Буша по национальной безопасности Стив Хэдли. Но не секрет, что между правительством президента Владимира Путина и администрацией президента Джорджа Буша есть серьезные разногласия по подходам к Ирану. Но о кризисе я бы не говорил.

— На ближайшем заседании Совета управляющих МАГАТЭ может быть решен вопрос о передаче иранского ядерного досье в СБ ООН. Если дело все-таки дойдет до голосования в Совбезе, не спровоцирует ли это кризис между Москвой и Вашингтоном?

— Кризис маловероятен. Во-первых, госсекретарь Райс в Лондоне заявила, что администрация Буша считает на данном этапе необходимым дать дипломатии возможность проявить себя и не выставляет жесткие сроки для передачи досье Ирана в СБ ООН. В Совбезе право вето есть у каждого из пяти постоянных членов, в том числе и у Китая, который пока абсолютно не склонен голосовать за санкции против Ирана.

Но, если бы дело все-таки дошло до голосования в СБ ООН, если бы с одной стороны оказались США, Великобритания и Франция, а с другой стороны — Россия и Китай, конечно, сложилась бы неприятная ситуация. Я надеюсь, что обе стороны сделают все возможное, чтобы такого раскола избежать.

— Как вы считаете, мог бы личный диалог по Ирану между Бушем и Путиным стать тем правильным путем, который помог бы избежать раскола в СБ ООН?

— У президентов очень хорошие личные отношения, и сложилась традиция прямых переговоров. В данном случае мы говорим о переговорах по телефону, которые в прошлом порой позволяли достигать дипломатических прорывов. Однако российско-американские дискуссии по Ирану ведутся уже больше десяти лет.

Для Америки Иран — это страна, совершившая радикальную революцию в основном с внутренним содержанием, но при этом откровенно направленную против США. Прежде шах воспринимался как близкий союзник Вашингтона. С приходом к власти в Иране консервативного клерикала в качестве нового президента американо-иранские отношения стали еще более сложными.

Что касается России, то Иран на протяжении девяностых годов был довольно лояльным соседом. Между Россией и Ираном тесные экономические отношения. Естественно, что Москва смотрит на иранскую ядерную программу через другую призму, нежели США.

Российские и американские интересы и перспективы на иранском направлении далеко не совпадают. Москве и Вашингтону необходимо сближать их по мере возможности, а если это оказывается невозможным, пытаться не допустить, чтобы данные разногласия приводили к общему кризису. Надеяться, что личная дипломатия президентов сумеет иранскую проблему полностью разрешить, мне представляется, к сожалению, наивным.

— Возможна ли военная операция против Ирана и какие страны могли бы присоединиться в этой кампании к Вашингтону?

— Администрация Буша уже несколько раз заявляла, что заранее исключать возможность военной операции против Ирана или Сирии было бы неразумно. Это означало бы оповестить Иран, что можно делать все, что угодно, не опасаясь военной катастрофы.

Если говорить об обозримом будущем, то мне очень трудно представить военную операцию. Какой она должна быть? В 1982 году Израиль разрушил иракский ядерный реактор. Это был четко очерченный объект. В случае Ирана пришлось бы наносить удары по многим объектам. Как бы на это отреагировало иранское население? Не сплотилось ли бы оно еще больше вокруг клерикального режима? Не предпринял бы Иран ответную акцию, допустим, в Ираке? Между тем установление в Ираке политической стабильности на демократической основе и постепенный вывод американских войск — это жизненно важные интересы США.

На данный момент я не вижу американских союзников, которые были бы готовы поддержать США в акции против Ирана за исключением одного — Израиля. Израиль воспринимает угрозу иранской ядерной программы еще более болезненно, чем сами США. На каком-то этапе, если бы израильско-иранские отношения продолжали ухудшаться, а Иран продолжал бы поддерживать группы, угрожающие безопасности Израиля, если бы создалось впечатление, что иранская военная ядерная программа продвигается слишком быстро, могла бы возникнуть опасность израильского военного удара по Ирану. Когда речь заходит о выживании государств, тут никакие варианты исключать нельзя. Я считаю такой удар тоже маловероятным, но все-таки более возможным, чем американская военная атака на Иран.

— Некоторые аналитики полагают, что, увязнув в Ираке, администрация Буша начала отдавать предпочтение политическим путям решения острых международных проблем. Ваш комментарий?

— Администрация Буша, как мне кажется, ничуть не отказалась от своих основных внешнеполитических установок, которые включают возможность нанесения превентивных ударов, когда есть угроза безопасности США и их союзников. Там по-прежнему считают, что лучшее средство борьбы с терроризмом — это распространение демократии в мире, что все люди имеют право на демократию, а обязанность и право Вашингтона — способствовать развитию демократии. Человек, который в это свято верит, — это прежде всего сам Буш. И все же президент понимает, что лучшее — враг хорошего. Отсюда и большая гибкость в переговорах с КНДР, которая и привела к немедленным, хотя пока еще предварительным результатам.

У администрации много конфликтующих между собой приоритетов, в том числе и в области бюджета. Огромных денег стоит «Катрина», наблюдается подъем инфляции, есть давление повысить налоги, чего президент никак не хочет делать. Сложившаяся ситуация требует проявлять осторожность, особенно в проведении военных действий, которые потом могли бы вылиться в дорогостоящие операции по построению нового государства. Таких средств я в американском бюджете не вижу.

Наконец, главные неоконсерваторы и их союзники больше не занимают ключевых постов в администрации. Они либо перешли в частный сектор, либо, как Джон Болтон, занимают очень видные посты, но не находятся в центре принятия решений. Госсекретарь Райс в отличие от своего предшественника Колина Пауэлла пользуется полным доверием президента, и это позволяет ей больше влиять на формулирование внешнеполитической стратегии страны. Это влияние, с моей точки зрения, направлено на укрепление понимания, что политика определяется не намерениями, а результатами.

— На прошлой неделе в британской прессе появились сообщения, что США подыскивают альтернативу президенту Сирии Башару Асаду. На ваш взгляд, пойдет ли Вашингтон на смену режима в Дамаске?

— Посмотрим на Ирак: у власти там сейчас совсем не те люди, которых первоначально ожидали США. Наиболее близкий администрации Буша бывший премьер-министр Айяд Алауи оказался в оппозиции. Это, кстати, в какой-то мере к чести Вашингтона, поскольку в Ираке он продемонстрировал, что готов подкреплять свои слова про демократию и свободу выбора делами. Возвращаясь к Сирии, было бы наивно полагать, что, даже если бы удалось дестабилизировать Сирию и убрать президента Асада, США могли бы взять и назначить его преемника. А самое главное — удержать его у власти и направить Сирию по верному пути. Мне кажется, на данном этапе политика администрации состоит в том, чтобы повлиять на действия Сирии и заставить Асада и его окружение не вмешиваться во внутренние дела Ирака, запереть сирийско-иракскую границу, чтобы исключить проникновение иностранных боевиков, побудить Сирию окончательно перестать вмешиваться во внутренние дела Ливана, а также прекратить поддержку террористических групп в Израиле. Многое также будет зависеть от того, как режим Асада отреагирует на последние обвинения ООН относительно роли Сирии в убийстве Рафика Харири.

С другой стороны, когда начинаешь активно давить по многим направлениям на не очень стабильный режим, всегда есть возможность, что режим этот начнет трещать со всеми вытекающими последствиями. Мне кажется, что это администрацию скорее беспокоит, чем радует, именно потому, что предсказать последствия дестабилизации Сирии никто сейчас не может. Следует иметь в виду и иранский фактор. Если бы США удалось изменить режим в Сирии, интересно, как бы на это отреагировал Иран, что предпринял бы он в отместку, скажем, на территории Ирака.

— На днях в британских СМИ появилась утечка из секретной служебной записки с Даунинг-стрит. Она датирована январем 2003 года и якобы повествует о телефонном разговоре президента Буша и британского премьера Тони Блэра. Американский президент тогда будто бы отметил, что Ирак — не последняя страна, где следует бороться с распространением ОМУ. В его списке оказались Саудовская Аравия, Пакистан, Иран, а также Северная Корея. На ваш взгляд, список сохраняет актуальность?

— Я не очень представляю себе, какое отношение к распространению ОМУ имеет Саудовская Аравия. Отмечу, во-первых, что записка, о которой идет речь, — это скорее интерпретация беседы, которая необязательно должна быть точной. Во-вторых, этому разговору уже несколько лет. В-третьих, когда я гляжу на реальную политическую карту мира, мне очень трудно представить американскую военную операцию против Саудовской Аравии. Я не вижу для этого никаких оснований. К Пакистану у Вашингтона претензии есть. И все же президент Пакистана Первез Мушарраф — это союзник США в борьбе с терроризмом, пусть, возможно, и не очень последовательный. В любом случае нет признаков того, чтобы Вашингтон искал замену Мушаррафу и пытался отстранить его от власти. Особенно пока продолжается болезненный для США конфликт в Афганистане. Так что я бы по поводу этого разговора не беспокоился.

 

Разве США понравилось бы, если бы Россия разместила ПРО в Мексике?

(из интервью «Голосу Америки», 13.03.2007)

Выступая на брифинге в Вашингтоне, официальный представитель государственного департамента Том Кейси затронул вопрос о предполагаемом размещении на территории Польши и Чехии элементов системы ПРО. По его словам, оно ничем не грозит России.

«Это ни в коем случае не представляет угрозы средствам ядерного сдерживания России или какой-либо иной мировой державы», — указал Кейси.

«Конечно, каждое государство должно само решать, в чем ему участвовать, а в чем нет, мы всегда придерживались такой позиции, — продолжал представитель госдепартамента. — И повторю еще раз: мы считаем, что система ПРО представляет собой надежный способ предотвращения нападения со стороны стран-изгоев и других подобных элементов. Это выгодно Соединенным Штатам и Североатлантическому альянсу. По этому поводу проводились обширные обсуждения внутри альянса. Позиция НАТО по вопросам, касающимся ПРО, определена. И я полагаю, что если у кого-то — государства или отдельных лиц — будут возникать вопросы или беспокойство, они будут продолжать заявлять об этом альянсу».

В то же время российские лидеры давно заявляют, что Россия в состоянии преодолеть любую систему ПРО. Однако в данном случае «это скорее декларация о намерениях и уязвленное самолюбие, чем реальный потенциал», — сказал по этому поводу в интервью «Голосу Америки» президент Центра Никсона в Вашингтоне Дмитрий Саймс.

…Я полностью верю администрации Буша в том, что несколько ракет в Польше и радарных установок в Чехии (а пока только об этом и идет речь) не направлены против российских баллистических ракет, — продолжал он. — Этого недостаточно, и они размещены совершенно не в том месте, чтобы противодействовать российским стратегическим системам.

Трудность в том, что в России рассматривают эту проблему в комплексе. Они видят расширение НАТО, шаги НАТО навстречу Украине, а особенно Грузии, с которой сегодня у России сложные отношения. С другой стороны, они слышат риторику высокопоставленных официальных лиц Польши, которые говорят: да, эти ракеты не направлены против России, но они укрепят стратегическое партнерство между Польшей и США, что в будущем даст нам рычаг против России.

Я не думаю, что США понравилось бы, если бы Россия делала что-то такое в отношении Мексики, что позволило бы этой стране получить какое-то стратегическое преимущество в отношении Америки. Поэтому здесь налицо сложная проблема. Но она не стала бы такой острой, если бы до нее в двусторонних отношениях не существовал бы ряд других проблем. Я думаю, что здесь надо многое обсуждать…

 

Восточноевропейское лобби Америки

В период холодной войны в США возникло могущественное восточноевропейское лобби. Именно оно сыграло главную роль в принятии в 1950-х годах Резолюции о неделе порабощенных народов, именно благодаря ему противостояние Советскому Союзу стало политическим требованием для многих американских политиков. Кроме того, именно это лобби способствовало тому, чтобы президент Клинтон решил реализовать доктрину расширения НАТО на восток в середине 1990-х годов, пригласив к вступлению Польшу, Чешскую Республику и Венгрию.

Эффективность этого лобби — результат того, что миллионы американцев имеют восточноевропейские корни. Большая их часть, приехавшая в США после Второй мировой войны, считают себя беженцами, пострадавшими от коммунизма. Вот почему на них можно было рассчитывать в деле противостояния Советскому Союзу. Они очень хотели, чтобы их страны получили независимость. Традиционно самым влиятельным лобби было польское лобби, не только потому, что было лучше всех организовано, но из-за сильных позиций польского населения в ключевых штатах, особенно в Иллинойсе. Кстати, именно в Иллинойсе Барак Обама сделал политическую карьеру, именно оттуда он был избран в сенат США. Чикаго часто называют вторым по величине польским городом после Варшавы.

Президентам США, особенно тем, что пользовались большой популярностью, часто удавалось устоять перед восточноевропейским лобби, но всем приходилось относиться к нему серьезно. Например, Рональд Рейган зависел от поддержки так называемых рейгановских демократов, большинство из которых были белыми представителями рабочего класса, по происхождению в основном из Восточной Европы. В конгрессе влияние восточноевропейского лобби традиционно является сильным, но неравномерным в том смысле, что зависит от присутствия людей с восточноевропейскими корнями в каждом конкретном штате. Кроме Иллинойса, выходцы из Восточной Европы в основном сосредоточены в Мичигане, Пенсильвании, Огайо и Нью-Джерси. Граждане восточноевропейского происхождения играют меньшую роль на Юге и Западе США.

Организации этнических американцев (а не только выходцев из Восточной Европы) нанимают профессиональных лоббистов. Но эти нанятые профессионалы, как бы они ни были искусны, эффективны в основном благодаря сильным чувствам людей, которых они представляют. Понятно, что члены конгресса защищают интересы своих избирателей, поддержка которых им нужна для переизбрания, с большим энтузиазмом, чем реагируют на аргументы профессиональных лоббистов. Соответственно, обращение пусть даже в самую выдающуюся лоббистскую фирму не заменит влиятельных этнических организаций на уровне простых избирателей. Именно этим Польша и Украина обладают на территории США, а Россия — нет.

Будучи выходцем из Чикаго, Барак Обама отлично осведомлен о силе этнических лобби; он и его советники, разумеется, понимают, что при прочих равных условиях определение себя как противника России в восточноевропейском вопросе обычно является выигрышной позицией для американских политиков. Но прочие условия не всегда равны. Каждый президент США одновременно и главный политик, и верховный главнокомандующий, а две эти роли вступают в противоречие. Необходимость конструктивных отношений с Россией вызвана рядом важных интересов США, и президент Обама, который гордится своими аналитическими способностями и здравомыслием, возможно, решит, что преследование этих интересов превосходит по важности попытки завоевать поддержку какой-либо отдельной этнической группы. Но не вызывает сомнений, что его советники по внутренней политике предупредят президента, что в США за слишком дружелюбное отношение к России в ущерб Восточной Европе всегда приходится расплачиваться.

2008 год

 

Россия и Грузия

(из интервью газете «Джорджиан таймс», 24.04.2008)

— Америка готовится к президентским выборам. Может, коротко сформулируете внешние приоритеты кандидатов в президенты (Маккейн, Обама, Клинтон)? Ожидаете ли вы значительных перемен во внешней политике в отношении Грузии?

— Очевидно, что сегодня среди кандидатов в президенты Америки активнее всех поддерживает правительство Саакашвили и вступление Грузии в НАТО сенатор Маккейн. Затем идет сенатор Хиллари Клинтон, главный советник которой Ричард Холбрук. Она тоже в восторге от возможного членства Грузии в НАТО, хотя другие представители ее команды более осторожно подходят к быстрому расширению НАТО.

Сенатор Барак Обама, несмотря на то что у него в советниках Збигнев Бжезинский, меньше всех желает втягиваться в противостояние России с другими державами.

Впрочем, риторика — не лучший советчик в прогнозах. Окончательно многое будет зависеть от того, как поведет себя новый глава Белого Дома. Одно факт: ни один не развяжет войну с Россией из-за Абхазии и Самачабло, потому что, когда становятся президентами, им прибавляется ответственности и они гораздо более осторожны.

— Что вы можете сказать о независимости Косово? Не будет ли использован пример Косово?

— Администрация Буша не раз заявляла, что Косово не является прецедентом, однако даже несколько влиятельных чиновников Госдепартамента в личных беседах признают, что с точки зрения законности Косово — очень сложный случай. Очевидно, что Россия, как и непризнанные правительства Абхазии и Самачабло, считает, что Косово создает прецедент для мировой практики и будет действовать соответственно.

— Что предпримет Америка, если Россия с учетом примера Косово признает независимость сепаратистских регионов Грузии?

— Не думаю, что Россия официально признает независимость Абхазии и Самачабло, пока членство Грузии в НАТО не станет неминуемым. Но, если Россия признает сепаратистские регионы, на протест Америки не последует какой-либо результат из Москвы. Убежден, что администрация Буша и союзнические страны НАТО дадут очень резкую оценку этому шагу России, но Россия, пользуясь правом вето в Совете Безопасности ООН, не даст ООН права учредить против себя санкции. Если подобное вообще произойдет, ООН не сможет принудить Россию изменить свое решение. Ни Америка, ни НАТО не заявят о военной поддержке Грузии с целью восстановления ее территориальной целостности.

— Какую бы вы дали оценку ноябрьским событиям в Грузии? Что скажете о президентских выборах в Грузии?

— Президент Саакашвили выиграл выборы в первом же раунде. Он набрал немногим более необходимых 50 процентов. Оппозиция явно не признает выборы справедливыми. Америка не очень информирована о процессах в Грузии, а те люди, которые знают это, настроены положительно по отношению к Саакашвили. Однако в поддержке Америки заметна явная трещина. Той слепой любви, которую питали в Вашингтоне и Нью-Йорке, сейчас уже нет.

— Центр Никсона часто характеризуют как опору идеологии Realpolitik. На взгляд «реалистов», как в ближайшем будущем станут развиваться отношения России и Америки?

— На международной арене позиция России как державы все более возрастает. Россия не является демократической, во всяком случае, в настоящее время не отвечает стандартам западной демократии. Очевидно, что Россия готова использовать экономические рычаги с целью давления, особенно в своем регионе. В интересы Америки входит защита суверенитета соседних с Россией стран, а также их право развиваться демократично и в направлении демократии. Однако для Америки не является главным приоритетом членство Грузии в НАТО, когда в ней нарушена территориальная целостность и она ведет эмоциональный спор с Москвой. Соединенным Штатам Америки необходимо сотрудничество России в вопросах нераспространения ядерного оружия и борьбы с терроризмом. Это не значит, что тем самым Америка успокаивает Россию, но Абхазию и Самачабло она не сможет поставить выше всего.

— Члены правящей партии обвинили Центр Никсона в том, что его финансируют из России, в частности из «Газпрома». Почему ваш Центр не отреагировал на это заявление?

— Потому что непосредственно ко мне не обратились. Об этом заявлении мне сказали другие. Давайте здесь же все выясним. Центр Никсона не получает и никогда не получал финансирования из «Газпрома» и ни от каких-либо других компаний, прямо или косвенно управляемых российским государством. Если господина Саакашвили и его коллег действительно интересует этот вопрос, могли бы спросить у членов Совета Центра Никсона. Некоторые из них в последние годы лично встречались с Саакашвили, в том числе сенатор Джон Маккейн, Морис Гринберг, председатель Центра Никсона, генерал Чарльз Бойд и Генри Киссинджер. Соображения о том, что Центр Никсона получает финансирование из России, до такой степени абсурдны, чтоб кто-нибудь это серьезно воспринял. Но предполагаю, что некоторые сторонники Саакашвили. которые получают из Америки серьезное финансирование, считают это естественным, думают, что все получают деньги от правительств другой страны.

— Судя по вашим статьям и трудам, вы внимательно наблюдаете за грузинской политикой. Можете ли сравнить политику бывшего и нынешнего президентов Грузии? Кто был лучшим политиком на внутреннем и международном фронте?

— У меня была возможность встретиться со всеми тремя президентами Грузии — Звиадом Гамсахурдиа, Эдуардом Шеварднадзе и Михаилом Саакашвили. Между прочим, господин Саакашвили дважды выступал с речью в Центре Никсона, один раз как оппозиционер, второй раз — как президент. Эдуард Шеварднадзе действительно был самым опытным и эффективным, пока его имя и авторитет не обесславили созданные в стране проблемы.

Президенты Гамсахурдиа и Саакашвили — оба националисты. Гамсахурдиа опирался на личные ресурсы и, исходя из своих убеждений, шел на очень большой риск. А президент Саакашвили в противостоянии с Москвой и грузинской оппозицией использует поддержку Америки. Грузины должны решить, насколько входит в интересы их страны агрессивная игра американской карты.

 

О «непропорциональных» ответах России

(из выступления в программе телевидения PBS, 14.08.2008)

…Обвинения администрации США в адрес России в «непропорциональном» ответе на действия Грузии вряд ли можно считать обоснованными. У каждого свои представления о пропорциональности: когда в июле 2006 года боевики группировки «Хезболлах» похитили двух израильских солдат и убили еще троих, что значительно уступает потерям, понесенным российскими миротворцами в Цхинвали, Израиль начал массированные бомбардировки Ливана, включая Бейрут, убив более тысячи ливанцев, многие из которых были мирными жителями.

Когда же некоторые члены Совета Безопасности ООН попытались добиться осуждения Израиля за «непропорциональный ответ», правительство США повело себя как самый стойкий защитник Израиля и не допустила принятия Советом критического заявления в адрес Израиля.

…Я не считаю, что кто-либо из администрации Буша специально подталкивал Саакашвили к нападению на Южную Осетию. Однако администрация направляла ему смешанные сигналы, которые грузинский президент расценил как поддержку со стороны США. Поэтому он решил, что может осуществить маленький блицкриг Южной Осетии.

В результате город Цхинвали был, по существу, уничтожен, но, чтобы добраться до него, грузинским войскам пришлось проходить через позиции российского миротворческого батальона. В итоге десятки российских миротворцев были убиты или ранены.

Мне трудно себе представить, чтобы США посчитали в порядке вещей и не расценили как провокацию аналогичное нападение на американский батальон.

 

О реакции США на события в Южной Осетии

(из интервью «Российской газете», 18.08.2008)

Боевые действия в Южной Осетии завершены, но ситуация вокруг конфликта по-прежнему остается напряженной. США активно поддерживают Грузию и грозят России ухудшением двусторонних отношений. Чего Москве следует ждать от заокеанских партнеров, рассказал известный американский политолог, президент Никсоновского центра в Вашингтоне Дмитрий Саймс.

Российская газета: Как выглядит произошедшее, на взгляд из Вашингтона?

Дмитрий Саймс: Существуют, разумеется, две абсолютно разные версии — российская и грузинская. Сразу после нападения на Цхинвал администрация Буша занимала достаточно сбалансированную позицию, не принимая полностью ни ту, ни другую версию и призывая к немедленному прекращению огня. После того как грузинское нападение получило мощный российский ответ и грузинские войска начали отступать, особенно когда они отошли за границу между Южной Осетией и Грузией, администрация постепенно стала принимать грузинскую сторону: что это, во-первых, непропорциональный ответ со стороны России, а во-вторых, может быть, вообще свидетельство того, что события в Цхинвале были предлогом для более далеко идущих российских планов — либо захватить Грузию, либо свергнуть президента Саакашвили.

Администрация оказалась в очень тяжелом положении, потому что она долгое время говорила, что одностороннее признание независимости Косово, вооружение Саакашвили — все это не вызовет кризиса в Абхазии и Южной Осетии и не вызовет осложнений с Россией. На поверку эти заверения оказались совершенно несостоятельными. И постепенно, в том числе под давлением очень жестких высказываний кандидата в президенты США Джона Маккейна, администрация стала занимать все более «прогрузинскую» позицию.

РГ: Почему?

Саймс: Есть, наверное, два объяснения. Во-первых, чужая душа — потемки. В очень важных государственных решениях на чужую душу не полагаются. И, когда было не до конца ясно, как далеко готовы идти российские войска по самой Грузии, понятным выглядело желание американской администрации максимально предостеречь Россию от такого поворота событий.

А во-вторых, если бы такой поворот все же произошел, то хотелось иметь возможность сказать, что Россию предостерегали, а не то чтобы администрация совсем это «проморгала». Есть ведь еще один фактор, который, надеюсь, тоже в Москве понимают. Администрация потерпела серьезное внешнеполитическое поражение. Есть понятное желание не выглядеть проигравшими и сохранить лицо.

Как это традиционно делается — и здесь я, кстати, не имею в виду только администрацию Буша и только американскую внешнюю политику, это нормальная линия поведения в дипломатии в такого рода условиях, — начинают очень серьезно предупреждать другую сторону не делать чего-то такого, чего она и так делать не собиралась. Потом, когда нечто не происходит, появляется возможность сказать: вот, мы это предотвратили. Да, мы не смогли помешать российскому военному успеху в Южной Осетии, но главное — мы спасли Тбилиси. Так делается испокон веков.

РГ: Какова роль предвыборного фактора в Америке в нынешней ситуации? В России напрямую пишут, будто это неоконсерваторы в предвыборных целях «заставили» Саакашвили пуститься на эту авантюру.

Саймс: Ну, его заставлять не надо. Хочу сказать — и надеюсь, «РГ» это опубликует, — что, насколько я знаю, никто в администрации Буша не подстрекал Саакашвили на военную акцию. Ровно наоборот. Никого я не знаю ни из неоконсерваторов, ни из советников Хиллари Клинтон, кто бы говорил: давай, мол, Миша, иди на Цхинвал, мы тебя поддержим и все будет хорошо. Я прямо слышал, что Саакашвили подобных советов ни от кого с американской стороны не получал.

Происходило же, на мой взгляд, следующее. Саакашвили получал противоречивые сигналы из Вашингтона. С одной стороны, он слышал от представителей администрации: пожалуйста, прояви сдержанность. Мы за мирное решение вопросов. Но, с другой стороны, он слышал, прежде всего от представителей офиса вице-президента США и тех неофициальных специалистов, которые с ним связаны, а также от людей извне администрации, в том числе советников Хиллари Клинтон: дескать, мы тебя очень уважаем за то, что ты не боишься противостоять Москве.

При этом президент Грузии продолжал получать большую американскую помощь, в том числе военную. У него было ощущение, что он оказывает Соединенным Штатам большую услугу в Ираке. А он ведь человек очень специфический, я с ним дважды встречался, мы его принимали в центре Никсона.

Это такой грузинский Муссолини. Он заводится от звука собственного голоса. И я думаю, он поверил, что у него будет быстрый военный успех в Южной Осетии — своего рода блицкриг, что Москва не сумеет ему достаточно быстро помешать, что потом все будут поставлены перед свершившимся фактом. И тут, конечно, уже и США, и НАТО, и Евросоюз «навалятся» на Россию и будут говорить: мол, это все-таки грузинские территории, вопрос территориальной целостности Грузии, у России есть общие интересы с Западом и не надо применять военную силу.

Думаю, он убедил себя в том, что у него подобный вариант пройдет. Не думаю, что ему в Америке кто-то это советовал. Но думаю, что ему недостаточно четко говорили, что подобные вещи делать нельзя.

РГ: Как, на ваш взгляд, все это отразится на отношениях России и США?

Саймс: Конечно, надо быть реалистами. Это наиболее серьезный кризис в российско-американских отношениях со времен холодной войны. Вы сами знаете, как силен сейчас в Вашингтоне эмоциональный накал против России.

С другой стороны, такие вещи понятны во время военных действий, особенно когда показывают, как маленькая страна обороняется против великой державы, которая в прошлом была врагом Соединенных Штатов. Это же так подается.

Но когда пушки смолкают, а они уже смолкли, когда журналисты начинают менее эмоционально, с большим количеством нюансов освещать ситуацию, то начинают высвечиваться и другие моменты. Например, раньше Си-эн-эн, с моей точки зрения, выступала абсолютно несбалансированно, преподнося все освещение, все «картинки» с грузинских позиций. А сегодня появились съемки разрушенного Цхинвала. Впервые американские телевизионщики поехали в районы, которые были оставлены грузинскими войсками после их нападения на Южную Осетию. Это начинает давать более сбалансированную картину.

Я в последние два дня разговаривал со многими видными американскими политическими деятелями из обеих партий и, кстати, с высокопоставленными чиновниками на уровне не членов кабинета, но важных заместителей министров. Думаю, здесь растет понимание, что ситуация далеко не простая, что выставлять Грузию просто как жертву агрессии по меньшей мере необъективно. И что, главное, нужно искать какой-то выход из этого тупика в российско-американских отношениях.

Тут у нас две тенденции, слегка противоречащие друг другу. С одной стороны, думаю, российское руководство, равно как и общественное мнение, имеет право быть удовлетворенными. Сегодня более уже никто не воспринимает Россию в качестве «бумажного тигра», того «колосса на глиняных ногах», который памятен по эпохе Ельцина.

Прямо скажем, когда речь идет о великих державах, для них неплохо, чтобы их воспринимали всерьез и иногда даже чуть-чуть побаивались, как многие в мире побаиваются Соединенных Штатов. Но второй этап — как перевести это серьезное восприятие российской мощи и российской воли из фактора конфронтации, если хотите, в новый импульс для развития российско-американских отношений. И над этим, мне кажется, обеим сторонам нужно быстро и много работать.

РГ: В прессе упоминается о приостановке работы Совета Россия — НАТО, о превращении «восьмерки» обратно в «семерку», о бойкоте предстоящей сочинской Олимпиады, и в Белом доме всего этого не опровергают…

Саймс: Пока вы не готовы посылать войска или применять крупные экономические санкции, вы должны что-то говорить. Конечно, те шаги, о которых вы упомянули, были бы для России весьма обидными, но, прямо скажем, они никак не являются центральными для российско-американских отношений.

Естественно, об этом говорят, намекают России, что такая возможность есть. Но, я думаю, разумные люди в администрации понимают, что разговоры о бойкоте Олимпиады за 6 лет до ее начала звучат не очень убедительно. Что Россию в ВТО все равно сейчас никто не пускает — та же Грузия.

Что касается «восьмерки», то можно, наверное, исключить из нее Россию, если партнеры США на это согласятся. Но я что-то не в курсе каких-либо важных решений, которые бы принимались «Большой восьмеркой». До возникновения всей этой нынешней ситуации мы провели в Центре Никсона мероприятие с участием крупных специалистов по мировой экономике и геополитике. И все они говорили, что в нынешнем формате «Большая восьмерка» исчерпала себя. Иными словами, если бы Россию из нее вывели, а я совершенно не думаю, что так произойдет, то я не вижу, как пострадали бы из-за этого реальные российские интересы.

В общем, мне кажется, что обеим сторонам нужно сейчас смягчить свою риторику. Мы понимаем, почему так, как сейчас, звучит Белый дом. Должны понимать и почему так звучит Кремль. Россия для меня однозначно выиграла войну. Теперь России — по возможности совместно с США — нужно постараться «выиграть мир». Я считаю, что это трудно, но возможно.

 

Не надо преувеличивать возможности Саакашвили

(из интервью «Независимой газете», 24.05.2010)

— Господин Саймс, как Вашингтон мог бы отреагировать, если в Грузии по случаю местных выборов, которые пройдут на этой неделе, вспыхнут уличные беспорядки?

— Наверняка найдутся люди, которые, как выразился премьер Владимир Путин, начнут закатывать истерики. У них, что называется, есть всегда готовность к истерикам, когда у кого-то из противников России или американских клевретов возникают проблемы. Были обвинения в адрес России и по поводу того, что произошло в Украине после прихода там к власти Януковича, и по случаю недавних событий в Киргизии.

Я не думаю, что подобные обвинения стали бы серьезным политическим фактором в российско-американских отношениях, если только не будет реальных доказательств российского вмешательства. Это должно быть нечто большее, чем подозрения и обвинения со стороны Михаила Саакашвили и представителей его группировки. Если не будет таких реальных доказательств, полагаю, что на Москву не стали бы возлагать ответственность за выступления грузинской оппозиции, которую многие в Вашингтоне, правда, считают разобщенной и недостаточно эффективной. Но, конечно, подозрения будут. Никто не ожидает от России, что она гарантирует выживание деятелей, подобных Саакашвили и Лукашенко, только для того, чтобы ее не могли обвинить в том, что она кого-то пытается свергнуть. Но оснований для подозрений Москва не должна давать. Известно, что после катастрофы самолета президента Польши Леха Качиньского тоже нашлись люди и в Америке, и особенно в Украине и в Грузии, которые стали немедленно выдвигать обвинения в отношении России. Но эти обвинения не получили сколько-нибудь серьезной поддержки в американских СМИ и в Конгрессе. Не надо преувеличивать возможности Саакашвили валить все, что у него происходит нехорошего, на Москву.

— Какие идеи по поводу России и Грузии звучали на организованной Центром Никсона Конференции по национальной политике США?

— На конференции высказывались разные точки зрения по поводу внешней политики администрации Барака Обамы. О соседях России говорили мало, потому что они в отрыве от своих отношений с РФ редко представляют большой интерес для американской долгосрочной стратегии.

Большим исключением из этого стало выступление на конференции сенатора-республиканца и недавнего кандидата на пост президента Джона Маккейна, который говорил о морали во внешней политике. Он сказал, что согласен с реалистичной внешнеполитической ориентацией Центра Никсона. Но он считает, что реализм неотделим от нравственности. И по крайней мере в долгосрочной перспективе политика может быть успешной, только если она моральна. Отход администрации Обамы от активной поддержки демократии на постсоветском пространстве представляется ему моральной и политической ошибкой. Его особенно поразило высказывание Обамы по Грузии, согласно которому Грузия больше не должна быть препятствием принятию российско-американского Соглашения 123 по мирному атому. Маккейна поразило, что не было дано объяснения, почему Грузия больше не является таким препятствием. Он полагает, что администрация продемонстрировала снисходительный подход к Грузии, в то время как она является демократической страной и американским союзником особенно в Афганистане. С точки зрения сенатора от Аризоны, это неправильно.

— Согласны ли вы с утверждением экс-замгоссекретаря США Дэвида Крамера, по словам которого администрация Обамы фактически взяла на вооружение подход «Россия и только Россия» и стала пренебрегать другими странами — бывшими республиками СССР?

— Нет. У администрации, как мне кажется, не было ни реальных возможностей, ни необходимости делать что-то на постсоветском пространстве, что шло бы вопреки интересам России, но, с другой стороны, оправдывалось бы американскими интересами. Перемены в Украине не стали результатом политики Вашингтона, они результат внутренних изменений в самой Украине. Россия тут вела себя достаточно сдержанно, и я не думаю, что кто-то может обвинить Москву в повороте в политике Украины. То, что произошло в Грузии, тоже очевидно: режим Михаила Саакашвили никак не воспринимается сколько-нибудь объективными людьми как демократический. Саакашвили, в общем-то, потерял поддержку значительной части собственного народа.

Никакой речи о вступлении Грузии в НАТО в обозримом будущем быть не может не потому, что администрация Обамы тут передумала. Просто данный шаг не получил бы серьезной поддержки в большинстве европейских государств, по крайней мере в Старой Европе. Поэтому если в чем-то можно упрекнуть администрацию Обамы, так это в том, что она не вопит отчаянно, как Король Лир. На самом деле я не вижу, чтобы Вашингтон существенно шел навстречу России за счет американских интересов.

То, что происходило в российско-американских отношениях до сих пор, говорит о конструктивных изменениях. Конструктивно то, что администрация Обамы, в отличие от администрации Джорджа Буша-младшего, учитывает внешнеполитические реалии и не готова, например, биться головой о каменную стену в вопросе принятия Грузии в НАТО. Но у меня нет ощущения, что администрация уже готова к серьезному партнерству с Россией и готова сделать ее своим внешнеполитическим приоритетом. Дело тут не в России. Мне кажется, что с момента прихода к власти администрация Обамы была поглощена внутриполитическими проблемами. Ее леволиберальный курс расколол страну и затруднил сотрудничество с республиканцами. Сейчас ее занимают промежуточные выборы в Конгресс и выборы губернаторов. На трудные внешнеполитические шаги у Белого дома сейчас нет ни достаточных сил, ни необходимого политического капитала. Это очень политизированный Белый дом, зацикленный на предстоящих выборах в Конгресс, которые будут очень нелегкими для демократов.

— В интервью американским СМИ в конце апреля Саакашвили говорил, что Тбилиси не жалуется на недостаток внимания со стороны Вашингтона, а администрация Обамы поддерживает его. Так ли это?

— Предыдущая администрация обращалась с Саакашвили столь любовно, что это очень подняло планку. Поэтому, когда Саакашвили прибыл в Вашингтон на саммит по ядерной безопасности, к которому он сам не имел никакого отношения, и не оказался в числе 12 глав государств и правительств, с которыми отдельно встретился президент США, это начали трактовать как поражение Грузии и даже оскорбление в адрес Саакашвили. Мне кажется, что это немного несерьезно: он все-таки возглавляет маленькую страну, которая, за исключением своего контингента в Афганистане, не так много делает для реализации американских стратегических интересов. Мне представляется, что у какого-то числа людей в среде сторонников Саакашвили в Грузии и в Вашингтоне были завышенные нереалистичные ожидания. Обама встретился с Саакашвили в кулуарах вашингтонского саммита, Белый дом сделал заявление о поддержке территориальной целостности Грузии, были даже сказаны хвалебные слова по поводу, с моей точки зрения, весьма сомнительной демократии в Грузии. Кроме того, Саакашвили встретился с вице-президентом Джозефом Байденом и председателем сенатского комитета по международным делам Джоном Керри. Для руководителя маленькой, бедной, сомнительно демократической страны совсем не так плохо.

 

Антиамериканская ось России и Китая требует особого подхода от США

Россия и Китай выстраивают в мире антиамериканскую ось. Для начала следует отметить, что без сотрудничества России и Китая перелет Эдварда Сноудена из Гонконга в Москву просто не состоялся бы. Именно поведение этих двух стран в деле Сноудена показывает их растущую самоуверенность и крепнущее намерение действовать во вред Америки.

Но случай с бывшим агентом ЦРУ не единственное доказательство тезиса об антиамериканской оси. Тут можно вспомнить и Сирию, и ядерную программу Ирана, и кибератаки со стороны России (на ее соседей) и Китая (на американские фирмы), и даже недавние совместные военные учения двух этих стран на море. В этой связи совершенно неудивительно, что президент Китая свой первый международный визит нанес именно в Москву, причем заявления лидеров обоих государств носили заговорщический характер.

В России и Китае многие считают, что цели американской внешней политики противоречат их жизненным интересам. Более того, никто в этих странах не видит в стремлении США поддерживать и распространять демократию отражение преданности Америки ценностям свободы. Напротив, русские и китайцы считают соответствующую деятельность американцев избирательными крестовыми походами, направленными на то, чтобы ослабить те правительства, которые настроены по отношению к ним враждебно или же с которыми слишком сложно вступать в противоборство.

Когда Вашингтон поддерживает какое-либо государство в международном конфликте, затрагивающем интересы Пекина или Москвы, то, по мнению России и Китая, он делает это не из уважения к международным законам, а ради того, чтобы уменьшить влияние этих двух игроков на региональной и международной арене. Примером тому служат конфликты с Грузией, Вьетнамом, Филиппинами.

Так, Россия и Китай, продолжают авторы, видимо, решили, что в их интересах поставить Америку на место, что единственный способ усилить свое дипломатическое влияние — ограничить американское. Правда повторения холодной войны никто из них, отмечается в статье, не хочет. Об этом свидетельствует их тактика относительно Сноудена: Китай деликатно подтолкнул его к отъезду, Россия же сменила провокационные речи на более мягкий тон.

Как бы то ни было, чем больше у России и Китая общих интересов, несмотря на все исторические, экономические и территориальные разногласия, тем большую опасность их сотрудничество может представлять для всего мира. Конечно, торговая и финансовая заинтересованность в ЕС и США заставляет их поддерживать хорошие отношения с Америкой, однако если политики в Вашингтоне не будут уделять должного внимания сближению между Россией и Китаем, то с их стороны это будет глупостью.

Более того, это будет опасным и неправильным пониманием истории. Еще до Первой мировой войны многие считали, что экономические связи между странами и огромные расходы, которые неминуемо повлечет за собой война, удержат от нее Европу. Да и накануне Второй мировой войны коммунистическая Россия и фашистская Германия казались наименее вероятными союзниками, но не тут-то было: за два года пакт Молотова-Риббентропа оставил Европу в руинах и унес много миллионов человеческих жизней.

Итак, Обаме следует рассматривать Россию и Китай не как врагов или друзей, но как серьезные силы на мировой арене, со своими собственными интересами. Вашингтон должен понять, что вопрос с большинством угроз безопасности во все мире — от Сирии до Ирана или Северной Кореи — невозможно разрешить мирно и успешно без сотрудничества с Россией и Китаем. А чтобы завоевать уважение этих стран, нужно показать им, что Америка играет лидирующую роль в разрешении основных международных проблем, включая те, которые важны для китайцев и русских.

Отношения с Россией и Китаем заслуживают того, чтобы быть приоритетными. Однако США не должны бояться в одних случаях — занимать твердую позицию, а в других — быть партнерами с этими двумя авторитарными, но однозначно прагматичными державами.

2013 год

 

Как Обама подталкивает Россию и Китай навстречу друг другу

Американский блеф и высокомерие по отношению к Москве разжигают российский национализм, убеждают Путина в нашей слабости и способствуют опасной перегруппировке сил.

Президент Барак Обама любит говорить о том, что Америка и весь мир ушли далеко вперед от неприятностей 19-го века, да и от неприятностей из общей истории человечества тоже. Но он совершенно неправ. И в результате президент может повторить самые опасные ошибки истории.

Мало кому придет в голову сравнивать Обаму с последним российским царем Николаем II. Однако император Николай II, как и президент Обама, считал себя человеком мира. Этот самоотверженный борец за контроль вооружений часто призывал к созданию правового международного порядка и утверждал, что России нужен мир, чтобы сосредоточиться на первоочередных внутренних задачах. Конечно, основополагающие принципы государственного управления Обамы и его мировоззрение очень сильно отличаются от воззрений давно уже умершего самодержца. Однако между ними существует одно тревожное сходство в иностранных делах. Это мысль о том, что если ты не стремишься к войне, то можешь проводить дерзкую политику, не рискуя при этом создать конфликт или даже породить войну.

Вспомним Украину. В марте Обама заявил: «Мы не собираемся втягиваться в военные вылазки на Украине». Николай II накануне русско-японской войны 1904–1905 годов также неоднократно заявлял о том, что никакого конфликта между двумя странами не будет. Как может возникнуть война, если он этого не хочет, говорил царь своим советникам. А еще он считал Японию слишком маленькой и слишком слабой, чтобы бросить вызов Российской империи.

Хотя Николай II искренне не хотел войны, он полагал, что Россия может безнаказанно делать на Дальнем Востоке почти все, что ей заблагорассудится. Сначала Япония неохотно уступала российской экспансии, но вскоре Токио начал предупреждать о серьезных последствиях. Не прислушавшись к мнению своих мудрых советников — министра финансов Сергея Витте и министра иностранных дел Владимира Ламсдорфа, — царь решил не менять избранного курса. Он посчитал уступки Японии свидетельством того, что «макаки», как он презрительно называл японцев, не осмелятся выступить против великой европейской державы. А когда они все-таки выступили, Россия испытала глубокое унижение и по ее международным позициям был нанесен сокрушительный удар.

Со стороны кажется, что администрация Обамы идет тем же путем в своих отношениях с Россией. Похоже, ее высокопоставленные чиновники полагают, что Соединенные Штаты могут как угодно реагировать на поведение Москвы на Украине, не прибегая к применению силы, и при этом никаких рисков для Америки не будет. В то же время администрация делает все возможное, чтобы придать этому конфликту личностный характер. Для этого она вводит санкции против соратников российского президента Владимира Путина и во всех ракурсах рисует его прегрешения и недостатки, в том числе в бюллетенях Госдепартамента. Но, несмотря на такие действия, либеральные ястребы и неоконсерваторы осуждают Обаму, называя его слабаком, не решающимся идти на более смелые шаги.

Слабость действительно присутствует, однако враждебные позиции критиков Обамы вряд ли удержат Москву. Более того, они могут привести к прямо противоположному результату. Пока Соединенные Штаты допускают фундаментальные просчеты в своих отношениях с Россией, скатываясь до блефа и напыщенных заявлений, они создают худший из всех миров. Америка разжигает воинственный национализм в России, убеждает Путина в собственной слабости и нерешительности, а также демонстрирует разногласия в западном лагере. Эти трудности будут только усугубляться, если администрация Обамы полностью спасует перед теми обитателями Вашингтона, которые бесконечно устраивают ей нагоняи и горят желанием начать вторую холодную войну, невзирая на то что Америка к ней не готова.

Особенно обманчиво ощущение того, что отход Кремля от края пропасти в конце мая является следствием успешной американской политики. Легче всего предотвратить то вторжение, которое никогда и не планировалось. А многие факты говорят о том, что Путин прекрасно понимал огромные издержки от масштабной интервенции на Украине, добиваясь не контроля и не обладания Украиной, а рычагов влияния на нее. Но если творцы американской политики решат, что Вашингтон и Брюссель могут вернуться к своим действиям по подталкиванию новоизбранного украинского президента Петра Порошенко к вступлению в НАТО, пренебрегая опасениями и возражениями Москвы, а также по подавлению оппозиции на востоке и юге страны, то Путин может окрепнуть в своей решимости, как это случилось в Крыму.

Более того, попытки изоляции Москвы и реализации карательных действий против нее могут подтолкнуть Россию к сближению с Китаем. Предоставление карт-бланша Украине или странам Балтии может лишь усилить поведение такого рода, за которое они очень дорого заплатят, если Россия пренебрежет натовскими красными линиями. Наиболее уместный ответ на действия России — это убеждение ее в необходимости проявлять сдержанность и идти по мере возможности на сотрудничество. В основе такого подхода должна лежать аналитическая оценка того, как Россия определяет свои интересы и цели, а не то, как их определяют американские политические руководители, становясь на позиции Москвы. Кроме того, потребуется сочетание убедительной демонстрации силы, которая неприятна Обаме, и убедительной дипломатии, которая неприятна его критикам.

В украинском кризисе Обаме следовало сохранять многовариантность действий, не отказываясь публично от военного ответа и даже от значимой военной помощи. Такую возможность надо было спокойно, но твердо продемонстрировать Путину, в том числе за счет существенной перегруппировки войск, как это сделали Ричард Никсон и Генри Киссинджер во время Октябрьской войны в 1973 году. Обязанность Америки защищать своих союзников предполагает, что она не должна подвергать их ненужным опасностям действиями, могущими подтолкнуть российских лидеров к демонстрации своей твердости, не сдерживая их при этом ни в каком реальном смысле. Такая позиция может вынудить Соединенные Штаты и НАТО сделать выбор между войной и унижением. Договоренность, способная дать прочный результат, потребует такта и дипломатии, дальновидности и силы, а этих качеств администрации Обамы явно не хватает.

Позывы Обамы к приданию спору личностного характера говорят о том, что он лично был оскорблен поступками Путина. Нет никаких сомнений, что у российского президента — уникальная биография и манера поведения в стиле мачо, в силу чего его легко изображать как дьявола во плоти. В этом весьма преуспели западные средства массовой информации, которые высоко ценят примитивные сюжетные линии, ставя их выше сложного повествования и вдумчивого анализа. Более того, политика Путина внутри страны становится все более авторитарной и нетерпимой к инакомыслию. Хотя на публике Путин подчеркивает значение власти закона и говорит о борьбе с коррупцией, близкие к нему люди действуют практически безнаказанно. А это подстрекает чиновников низового звена к игнорированию требований Кремля прекратить безнравственное поведение. Горькая ирония состоит в том, что, преуспев в целом в укрощении политических амбиций олигархов, Путин на практике еще больше усилил бюрократию в ущерб гражданскому обществу. Олигархические медиаимперии 1990-х годов были далеко не объективны, но они хоть как-то сдерживали чиновников на всех уровнях. А теперь в Государственной Думе господствует правящая партия «Единая Россия», и все фракции по ключевым вопросам неизменно подчиняются указаниям президента.

На международной арене российское государство часто заставляет соседей играть по московским правилам и без колебаний пользуется экспортом энергоресурсов в качестве средства политического давления. На Украине Путин отрекся от своих дезориентирующих первоначальных утверждений о том, что российские военные никакой важной роли в Крыму не играли. Требования Кремля к временному правительству Киева отказаться от применения силы против вооруженных повстанцев, потому что ни одна страна мира не должна использовать армию против собственного народа, прозвучали очень неискренне после того, как Россия поддержала жестокий режима Башара Асада в Сирии, не говоря уже о собственных войнах Москвы в Чечне. Конечно, администрация Обамы твердой последовательностью тоже особо не отличается. Сначала она требовала от Виктора Януковича отказаться от применения силы против протестующих. Но, когда силу применило новое правительство в Киеве, она такие действия поддержала.

2014 год

 

Мазохизм — не для сверхдержав

Соединенные Штаты и Европейский союз решительно возражают против включения Крыма в состав Российской Федерации. В то же самое время большинство в Вашингтоне и европейских столицах понимают, что они не могут забрать Крым у России без войны, и ни США, ни европейские правительства не собираются вступать в войну против великой ядерной державы, какой является Россия, ради возвращения Крыма Украине. Однако ситуация остается крайне серьезной и с реальной опасностью эскалации.

Хорошая новость — что российская власть, согласно ее собственным словам, не планирует посылать войска в восточную и южную Украину и что Соединенные Штаты и их европейские союзники заявляют, что не намерены воевать с Россией за Украину. Плохая новость — что нестабильность на Украине растет. Украинская экономика находится в состоянии распада. Как и на каких условиях Украина может стать полноценным государством — это во многом предмет дебатов между Москвой с одной стороны и Вашингтоном и Брюсселем — с другой.

Более того, жесткое расхождение позиций наблюдается и по более фундаментальному вопросу — о самой природе мирового порядка. С точки зрения Америки и ее союзников Россия однозначно нарушила международное право и по существу сами основы международной системы, используя силу, чтобы аннексировать Крым у другого суверенного государства — Украины. С точки зрения России Запад первым нарушает международное право и при этом игнорирует создаваемые им самим прецеденты, подобные Косово, и ожидает, что Россия примет американский и европейский диктат.

Что мы наблюдаем сегодня — это конец претензии на то, что Россия и Запад имеют схожие интересы и ценности и что они могут эффективно игнорировать разногласия по конкретным вопросам, не подрывая возможности взаимодействовать друг с другом по проблемам, имеющим для них общий интерес. Вера в такую способность имела принципиальное значение для всей той политики «перезагрузки», которую инициировала администрация Обамы. Основывалась эта вера на убеждении, что сверхдержава, подобная США, может, используя выражение бывшего посла Майкла Макфола, «прогуливаться и в то же время жевать жвачку», в том смысле, что Вашингтон в состоянии конструктивно работать с Москвой по некоторым направлениям и в то же время по другим направлениям следовать собственной повестке дня, безопасно игнорируя точку зрения России. Но, к сожалению для администрации Обамы, подлинная реализация политики «перезагрузки» требовала от США не прогулки в одиночестве, но скорее гуляния на пару с Россией при признании того, что Москва станет действовать на основании ее собственных интересов, так как определяет их она сама, а не Вашингтон.

Кризис на Украине — не случайное событие. Он стал логическим следствием общего отчуждения и растущего напряжения по поводу целого ряда разнообразных проблем, в частности организации постсоветского пространства, распространения демократии и защиты суверенитета, а также вопроса, кому и как следует определять международное право. Движение Америки в сторону существенно более либеральных общественных установок, которые уже существуют во многих частях Европы, в частности растущая готовность принять законность однополых браков и тенденция к игнорированию религиозных верований, только усилили ее отчуждение от России, поскольку последняя в то же самое время начала ориентироваться на более традиционные нормы общественной морали. Америка и Европа настаивали на универсальности своих ценностей, и это вступало в противоречие с представлением многих, если не большинства жителей России, о том, что их страна тоже исключительна и не нуждается в иностранном руководстве, для того чтобы определить свой путь в истории.

Некоторую надежду вселяет то обстоятельство, что наряду с фундаментальными разногласиями обе стороны имеют на кону и фундаментальные интересы, которые могут помочь не позволить кризису выйти из-под контроля. Президент Обама, очевидно, возмущен действиями российского государства, но он не хочет новой холодной войны, которая могла бы отвлечь его от приоритетных задач его внутренней политики. Американский избиратель сейчас отрицательно относится к России: 24 % американцев считают Россию врагом и 44 % считают ее недружественной страной. Однако при этом только 8 % считает возможным для Америки послать вооруженные силы в Украину, тогда как 58 % не хотят, чтобы Соединенные Штаты каким-либо образом были вовлечены в кризис, даже в виде принятия экономических санкций. Одна из причин, по которой администрация Обамы так яростно осуждает политику России, состоит в стремлении защитить себя от тех критиков внутри страны, кто требует от Обамы более решительного ответа.

Принятые к этому моменту экономические санкции против России носят в значительной мере символический характер. Они просто демонстрируют неудовольствие Запада, который с помощью этих мер надеется удержать Россию от дальнейших действий на территории Украины. Если бы США и Европейский союз развернул более широкий пакет санкций, он мог бы нанести реальный урон российской экономике. Однако, как предупреждают американские и европейские эксперты, Запад также пострадал бы от этих санкций, хотя в совокупности экономика США и Европейского союза по своему объему в 16 раз превосходит российскую, и поэтому ей было бы, вероятно, легче пережить этот урон. Однако запуск процессов, способных привести к глобальной рецессии, никому бы не помог. И, в принципе, санкции должны быть инструментом политики, а не просто средством наказания. Западные санкции не изменили политику Кубы, Северной Кореи и Ирана, хотя все эти страны столкнулись с суровыми мерами, принесшими реальные страдания их населению. И, конечно, эти страны были значительно слабее и просто существенно меньше России.

Далеко идущие санкции как инструмент экономической войны могут спровоцировать реальную войну, как в том могли убедиться США, когда в 1941 году Япония отреагировала на введенное Америкой нефтяное эмбарго атакой Перл-Харбора. Разумеется, ни Запад, ни Россия не хотели бы такого развития событий. Кроме того, США и Европа не хотят толкать Россию в сторону подымающегося Китая. С другой стороны, хотя Россия может развернуть свою политику и торговлю в направлении Азии, Москва сознает, что не в ее интересах оказаться в слишком большой зависимости от Пекина.

Возможно ли новое американо-российское сотрудничество, после того как украинский кризис останется в прошлом? Фундаментальные разногласия и взаимные подозрения все еще сохранятся, а двухсторонние и международные структуры, отражавшие иллюзии прошлого, едва ли возродятся. Американо-российская двухсторонняя президентская комиссия, замороженная Обамой, производила мало, и мало кто пожалел о ней.

Точно также не будет большой потерей для России и исчезновение «Большой восьмерки» — искусственного образования, к которому Россия никогда в полной мере и не принадлежала. Участие России в G8 объяснялось надеждой администрации Клинтона на то, что Россия будет развиваться по западной модели и что членство в клубе окажется своего рода взяткой для Ельцина и его сторонников, чтобы сделать их посговорчивее при решении сложных международных вопросов, включая балканский. Россия присоединилась к группе наиболее экономических развитых западных демократий в 1997-м, как раз после очевидно нечестных президентских выборов 1996 года, в тот момент, когда экономика страны лежала в руинах. «Большая двадцатка» является более эффективным форумом для обсуждения глобальных экономических проблем, и здесь Россия имеет куда большую поддержку, чем в G8.

Последнее по порядку, но не по значимости — это Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ), другая организация, в которую Россия вступила в 1990-е, стремясь интегрироваться в систему Запада. Когда надежды на эту интеграцию оказались необоснованными, а реальные дискуссии происходили на заседаниях Европейского парламента и парламентской ассамблеи НАТО, где Россия не присутствовала, участие Москвы в ПАСЕ в качестве мальчика для битья было в лучшем случае знаком российского мазохизма. Соединенные Штаты имели собственный период мазохизма после войны во Вьетнаме, когда антиамериканское большинство на Генеральной ассамблее Организации объединенных наций сделали своим излюбленным спортом обличение и унижение Америки. Но это не продолжалось и не могло продолжаться долго. Великие державы не склонны долго терпеть такой тип обращения с собой, особенно когда он приносит им немного выгоды.

Вот в чем Россия и Запад действительно нуждаются сегодня, так это в том, чтобы учиться на ошибках прошлого и понять, что чрезмерная зависимость друг от друга неестественна и опасна. Их задача сейчас заключается в том, чтобы ответственно работать над серьезными несовпадениями в своих мнениях, в то же время осторожно добиваться сотрудничества в тех немногих, но важных областях, где их интересы совпадают. Одна такая область совпадения интересов — это борьба с терроризмом. Глава ФСБ Александр Бортников признал, что сотрудничество с Западом сыграло важную роль в том, что удалось избежать атак со смертельным исходом на Олимпиаде в Сочи. Другая сфера общих интересов — энергетика, осуществляемая таким образом, чтобы обе стороны могли сохранять свободу рук в выборе направлений и партнерств.

2014 год