– Как, ты все еще ничего не нашла? – воскликнула Лена Максон. – Но ты ищешь уже целых две недели. А тебе завтра уезжать.

– Я знаю, – грустно вздохнула Айрис.

– Ах, дорогая, как бы я хотела, чтобы ты осталась здесь на все лето. Правда, с деньгами у нас неважно, но, как только Адам начнет работы на рудниках…

– Пожалуйста, не говори об этом, – попросила ее Айрис. – Все вокруг только и твердят: как только Адам начнет работы на рудниках, наступит всеобщее благоденствие, прямо-таки эдем на земле!

– Да хватит тебе вставлять свои мудреные словечки, – невозмутимо отозвалась Лена. – Я же просто говорю, что, когда начнутся работы, в Фелисити хлынут толпы людей. Проведут телевидение, станут издавать газету, да и наши с Гарри дела пойдут лучше.

– Неужели Адам действительно обещал все это?

– Ну, не совсем так, но… На золото, добытое в Рейнбоу, Фелисити получит все, что ему нужно, и тогда сюда будут приезжать туристы, обеспечивая нам доход.

– То есть Адам собирается отдать всю прибыль городу, не оставив себе и цента?

– Я не удивлюсь, если так оно и будет, – улыбнулась Лена. – Для него главное – найти золото. Мальчишкой Адам мог целыми днями слушать рассказы стариков о забытых участках, заброшенных богатых приисках. И когда спустя годы он приехал в Фелисити снова…

– Приехал? – переспросила Айрис. – Я думала, он постоянно жил здесь. А откуда он приехал?

– Что значит «откуда»? – удивилась Лена. – Из Бостона, естественно. Ты же провела с ним две недели, и что, ничего не знаешь?

– Конечно, нет, – сухо ответила девушка. – Он лишь отвозил меня на этой груде металлолома, называемой «Эсмеральдой», в Рейнбоу, и больше ничего. Разумеется, он был очень вежлив и предупредителен, но вот сколько-нибудь интересным собеседником его назвать трудно.

Посыпав корицей новый комок теста, Лена виртуозным жестом превратила его в красивую витую булочку, посыпала пудрой и положила на противень.

– Хмм… Да уж, Адама краснобаем не назовешь. А о себе он тем более не любит распространяться. Был такой жизнерадостный парнишка, а как вернулся…

– Звучит, будто он вышел из тюрьмы.

– Во сто крат хуже. Он просто влюблен в Неваду, заметила? Но когда ему было восемь или девять лет, его родители развелись. Скандал был жуткий! И мать увезла его в Бостон, она вообще оттуда, а когда вышла за Тома Фримонта, приехала в Неваду.

– И что, Адам больше не виделся с отцом? Не приезжал к нему летом и на каникулы?

– Не знаю, если честно. Том уехал на Аляску. А я не видела Адама с того дня, как Кэтрин Фримонт посадила его в свою машину, и до того, как он неожиданно, уже взрослый, холодным утром появился в городе и начал приводить в порядок свой домишко, ну тот, знаешь, в самом конце улицы… Айрис, ты меня слышишь? Я говорю, сегодня твой последний день, последний шанс. Что ж, понадеемся, что у твоей истории будет счастливый конец. Удачи тебе, девочка.

– Да, удача мне бы не помешала, – сказала Айрис, поднимаясь со стула.

Забившись в угол кабины, Айрис старалась не думать о собаке, путешествующей в кузове грузовика, прямо за ее спиной. Адам Фримонт был, как обычно, одет в свои любимые джинсы и рубашку с замшевым жилетом, расшитым черными, голубыми и зелеными бисеринками и украшенным бахромой. Густые, золотящиеся на солнце волосы походили на шкуру горного кота.

– Было, наверное, ужасно для вас, привыкшего к просторам Запада, расти в Бостоне, – прервала молчание Айрис.

Метнув на девушку взгляд, Адам вновь уставился на дорогу, если можно было так назвать глубокую колею, всю в колдобинах, по которой неторопливо ползла «Эсмеральда».

– И кто же вам это рассказал?

– Попробуйте угадать.

– Лена, конечно, – кивнул он. – Долго же она терпела, целых две недели.

– Почему вы держите это в секрете?

– Раз Лена знает, то это уже ни для кого не секрет. Я просто не люблю об этом разговаривать.

– А ваша мать все еще живет в Бостоне?

– Да, – последовал сухой краткий ответ.

– А когда вы навещаете ее, то всегда появляетесь там, в индейской жилетке и вместе с этим зверем?

– Нет.

– Не навещаете или не берете с собой зверя?

– Что-то вы очень любопытны сегодня. Надеюсь, не будете продолжать в том же духе до вечера?

– Непременно буду. Я намерена допрашивать каждую ящерицу, каждого зайца и каждую змею. Но вы же не будете ходить за мной, так что, какая вам разница.

Адам вновь взглянул на девушку, и в его глазах мелькнула искорка смеха.

– Ладно, понадеемся, что за один день без меня мир не рухнет, – наконец сказал он. – Вам же не помешает лишняя пара рук, ведь так, Айрис?

– Вы серьезно?

– Серьезнее некуда.

– И будете делать все, что я скажу? Снова смешливая искорка.

– Все, что бы ни приказали.

«Эсмеральда» тем временем вползла, наконец, на Центральную улицу Рейнбоу.

– Итак, с чего бы вы хотели начать?

Его предложение помочь было настолько неожиданным, что Айрис долго молчала, раздумывая, как бы получше использовать его.

– Будем осматривать все, что осталось от города, все места застройки. Кстати, у меня с собой металлоискатель, – сказала, наконец, она.

– Только будьте осторожны.

– Я не собираюсь лезть туда, где действительно опасно, – вспыхнула Айрис. Но, глубоко вздохнув, извинилась: – Простите. Просто я… Хотя нет, это пустяки. Пойдемте. Займемся делом.

Солнце уже клонилось к западу, когда Айрис нашла нечто, не обозначенное на карте.

Оно представляло собой полузасыпанную нору, почти невидимую в непролазных зарослях полыни. Айрис ни минуты не сомневалась, что эта нора выкопана человеком. Толстые балки, поддерживающие лаз, сгнили почти полностью, и вход оказался засыпан, но в него вполне можно было пролезть.

Айрис порылась во вместительной поясной сумке. Фляга с водой. Шоколадное печенье. Три драгоценных камня, служившие талисманом. Ага, вот и фонарик.

Фонарик был небольшой по сравнению с огромным, с хорошую тыкву, фонарем Адама, хранящимся в «Эсмеральде», но его мощности оказалось достаточно, чтобы рассеять кромешную тьму, царившую в подземелье. Тонкий луч осветил земляной полметра на два с половиной ниже поверхности, а также крепления и что-то похожее на тоннель.

– Вот оно, – пробормотала девушка. – Точно. Интуиция меня не подвела. Да-а, Айрис, может, Лена и права, и у твоей истории будет хороший конец. А как удивится Адам Фримонт! «Только будьте осторожны».

Спустив вниз металлоискатель и сунув фонарик обратно в сумку, Айрис спрыгнула в нору. Убедившись, что твердо стоит на ногах, девушка снова вытащила фонарик и включила его.

– О, Боже! – изумленно выдохнула она.

Слабый луч осветил тоннель. В нескольких футах от входа он разветвлялся, от него шел еще один, поуже и пониже – идти в нем можно было, только согнувшись в три погибели. Примерно через метр шло еще одно ответвление – налево, а затем, через пару метров, – направо.

– Вот так лабиринт, – вслух сказала Айрис, но звуки ее голоса тут же умолкли, подавленные мрачной атмосферой, царившей в катакомбах. – Эти тоннели наверняка тянутся на мили. Но ожерелье точно спрятано здесь, лучшего места и найти нельзя. В какой же из ходов ты свернула, Айрис? Куда пошла?

Конечно же, ответа не последовало. Катакомбы надежно хранили тайны. Айрис остановилась, в раздумье, разглядывая руки. На левом запястье белел старый глубокий шрам – память об острых собачьих клыках. И девушка свернула налево.

Кусочки шоколадного печенья, сунутые заботливой Леной, отмечали ее путь. При каждом новом повороте Айрис клала на землю кусочек печенья. Они послужат ориентиром при возвращении. Хотя и без них она вполне бы обошлась. Сейчас она каждый раз поворачивает налево, значит, потом будет сворачивать направо. Просто, как дважды два. Но осторожность все же не помешает.

Тоннель разветвлялся снова и снова, и казалось, что ему нет конца. Нет, решила измученная девушка, сюда надо идти с картой и тогда уж приступать к поискам. В том, что ожерелье где-то здесь, она уже не сомневалась.

Решив возвращаться, Айрис свернула направо. У поворота лежал кусочек печенья.

Снова поворот, и еще кусочек печенья.

Айрис миновала еще два кусочка, когда фонарик внезапно погас.

Остановившись, Айрис потрясла фонарик. Безрезультатно. Потрясла сильнее, затем хлопнула по нему. Он зажегся, но лишь для того, чтобы подмигнуть ей и погаснуть совсем. Девушка отчаянно затрясла его вновь, но все было бесполезно.

– Спокойно, – громко сказала Айрис, пытаясь утихомирить, бешено бившееся сердце. – Только без паники. Кусочки печенья можно найти и на ощупь.

Темень в лабиринте была непроглядной. Айрис пошла вперед, вытянув руки перед собой. Там, где ходы разветвлялись, она вставала на колени и нащупывала кусочки печенья и лишь после этого сворачивала в нужный тоннель. И когда через некоторое время нащупала перед собой стену, то не поверила, что умудрилась зайти в тупик.

– Нет! Не может быть, я же так тщательно следила за поворотами!

Она пошла назад, все ускоряя шаг. Неужели она никогда уже не выберется из запутанного лабиринта, никогда уже не увидит солнца?.. Добежав до поворота, Айрис остановилась.

Где же я ошиблась? – лихорадочно думала она. Здесь? Или, может, на предыдущем повороте, или еще раньше!

Внезапно послышался шорох. В шахте есть кто-то еще! Айрис перестала даже дышать и вся обратилась в слух.

Цоканье когтей по полу. Может, какое-нибудь дикое животное забралось сюда? ЭТО приближалось, цоканье когтей раздавалось все ближе и ближе. И тут оно залаяло, громко, радостно.

Собака? Собака Адама?

Но что она здесь делает? При мысли о том, что она, Айрис, одна в этом лабиринте, наедине с огромной псиной, у девушки мурашки побежали по коже. Но все же собака – это спасение.

– К-кима? – нерешительно спросила она, и ее голос прозвучал в темноте тоннеля не громче писка маленькой мышки. – Киманчи, ты?

Лай раздался рядом с ней, и через мгновение Киманчи уже терлась о ногу Айрис своей густой шкурой. Отступив в глубину тоннеля, девушка попыталась унять мелкую дрожь.

– Нет, – зашептала она, задыхаясь. – Нет, Кима, не подходи. Да, я звала тебя, но ты только не подходи близко. Поняла? Не подходи, ладно? Только покажи мне, где выход. Боже, у кого я прошу помощи? У собаки! Кто бы сказал раньше, не поверила бы!

Тявкнув, псина куда-то резво побежала, и Айрис поспешила за ней.

– Кима, подожди! – задыхаясь, кричала девушка. – Я же не поспеваю за тобой!

Свернув куда-то вслед за собакой, Айрис зажмурилась от яркого света.

– Адам?

– Я здесь.

Из бокового тоннеля показался Адам, с огромным фонарем, покачивающимся в такт его шагам. Айрис кинулась прямо к нему. Фонарь ударился о стену и погас.

– Великолепно! – произнес Адам таким тоном, будто не знал, смеяться ему или плакать. – Теперь мы оба в темноте. Но зато у меня свободны руки.

Он взял лицо Айрис в ладони и прижался к ее губам в страстном поцелуе.

На секунду все замерло, как в тот раз, когда Адам прикоснулся к ее ноге в ее первое утро здесь. Но затем сердце Айрис забилось вновь, кровь снова побежала по венам, а нервы обрели необыкновенную чувствительность. Прильнув к его сильному, твердому телу, все еще хранящему запах солнца, песка и ветра, Айрис бесстыдно отвечала на поцелуй, гладя его широкие плечи.

Адам поднял голову.

– У твоих губ вкус шоколада, – прошептал он.

Айрис покачала головой. Одна рука Адама нежно поглаживала ее щеку, а другая властно прижимала к себе, словно боясь, что если он разомкнет объятия, то она снова исчезнет в непроглядной темноте тоннеля. Какой же чарующий голос у Адама, когда не видишь его резко очерченных жестких скул, туго обтянутых загорелой кожей, не видишь, как хмуро сходятся на лбу его брови.

– У меня просто погас фонарик! – упрямо заявила она, вздернув подбородок, чтобы казаться хоть немножко выше, хотя этого все равно никто не мог видеть. – Но каждый свой поворот я отмечала кусочком печенья. Я бы и без вас, в конце концов, выбралась отсюда.

– Я совершенно уверен, – усмехнулся Адам, – что, в конце концов, вы бы точно вышли из шахт, весь вопрос – когда?

Адам снова склонился к Айрис, и она почувствовала его дыхание на своих губах. Но он не поцеловал ее, поскольку то, что он делал, нельзя было назвать поцелуем. Он исследовал вкус и форму ее губ своими губами, такими нежными, но в то же время настойчивыми. Он приник к ее рту, как жаждущий приникает к источнику, пил ее вкус и никак не мог насытиться.

Закрыв глаза, Айрис застонала от переполнявшего ее наслаждения и крепче вцепилась в жилет Адама, притягивая его к себе.

– И как это тебе пришло в голову отмечать свой путь кусочками печенья? – спросил, наконец, Адам, оторвавшись от медовой сладости ее губ. – Ты сведешь меня с ума в один прекрасный день, сумасбродка. Ты хоть знаешь, что я почувствовал, когда увидел твой металлоискатель в начале тоннеля? Я думал, меня хватит удар.

– Вовсе незачем было так нервничать. Я вполне способна сама о себе позаботиться.

– Ммм, мисс Самостоятельность…

– Ты хорошо знаешь эти заброшенные рудники, Адам?

– Нет. Кстати, они даже не обозначены на картах.

– Я уверена, что ожерелье Айрис где-то здесь. Оно точно спрятано здесь. Я это чувствую.

Адам провел пальцем по четкому контуру ее губ, казалось, им не нужны слова, чтобы понять друг друга.

– Ты это серьезно?

– Конечно, серьезно, – возмутилась Айрис. – Пошли. Нам надо достать фонари.

– Айрис! – Адам железными пальцами обвил ее тонкое запястье. – Подожди минутку. Ты безуспешно искала ожерелье целых две недели, и несколько часов уже ничего не изменят. Давай поедем домой! Проведем этот последний вечер…

– Нет! – резко оборвала его девушка. – Я думала, что хоть ты понимаешь меня. Я должна помешать Дональду Фонтеноту опубликовать его лживую от первой до последней страницы книгу. А сделать это я могу только с помощью ожерелья. Пойми, самое главное в моей жизни – это найти ожерелье Айрис.

– Даже важнее, чем вот это?

Вырвав руку, Айрис уже хотела уйти, когда Адам схватил ее за плечи, причем с такой ловкостью, будто прекрасно видел в кромешной тьме. Его рот захватил в плен ее губы в яростном, страстном поцелуе, где не было и намека на нежность – только страсть, неистовая, всесокрушающая, ошеломляющая.

Прижав Айрис к шершавой стене тоннеля, Адам целовал ее, вдавливая в стену всем своим весом. Во мраке лабиринта слышалось лишь их прерывистое дыхание.

Отчаянным усилием Айрис заставила себя отвернуться от губ Адама.

– Ч-что ты подразумевал под «этим»? – Ее голос дрожал, несмотря на все попытки успокоиться. – Хочешь провести последний вечер в моей постели? И ты решил, что я соглашусь – в благодарность, что твоя любимая псина нашла меня?

Адам отшатнулся. В темноте она не видела его лица, лишь слышала тяжелое дыхание.

– Ты… ты отвечала на мои поцелуи, – послышался его глухой голос, – и даже наслаждалась ими. Я, конечно, понимал, что надеяться на большее опрометчиво, но…

Айрис почувствовала, как к горлу подступает комок. Она, поклявшаяся, что не позволит инстинктам возобладать над разумом, так откровенно отвечала на поцелуи и ласки Адама! По ее щекам потекли горячие слезы стыда, и она порадовалась, что Адам не видит их в кромешной тьме.

– Что бы ты там ни думал, – сумев обуздать свои чувства, пробормотала она, – мы оба сможем провести этот вечер гораздо лучше врозь, чем вдвоем. Адам, послушай! Я обещала, что не буду просить об отсрочках, но все же умоляю тебя. Пожалуйста! Не начинайте здесь работ. Да, я завтра уезжаю, но постараюсь вернуться как можно скорее. Клянусь, что приеду! Пожалуйста, Адам!

Некоторое время в тоннеле царила гробовая тишина.

– До этого рудника дело дойдет, как только мы получим результаты проб из третьей зоны, – сказал он, наконец. – Здесь добывали золото, и этот рудник был одним из богатейших. Иначе «Золотая Долина» может отказаться инвестировать наш проект.

– «Золотая Долина»?

– «Золотая Долина» в Карсон-Сити. Им принадлежат сорок процентов наших акций. Львиная доля золота уйдет им, если все получится. Но если проект провалится, хуже всех придется нам.

– И тогда не будет ни доктора, ни школы с библиотекой, ни много-много игрушек для детей, – с грустью добавила Айрис.

– Будем надеяться на лучшее, – сказал Адам. – Но пока что наши отношения с «Золотой Долиной» весьма шаткие.

– Ты ничего не говорил мне об этом.

– А тебя это и не интересовало – до сего момента, – парировал он.

Золото может дать все, а ожерелье, ничего-ничего, кроме правды о прошлом. Правды о Женщине-Радуге, об Айрис Мерлин, оклеветанной Дональдом Фонтенотом. Но Айрис мертва, а эти люди живы… Никогда ей не докопаться до правды, не найти ожерелья…

– О, Адам, – прошептала она. – Я знаю, тебе надо найти золото, чтобы обеспечить людям нормальную жизнь. Клянусь, я тоже этого хочу! Я хочу, чтобы у жителей Фелисити было все – и врач, и школа, и деньги. Я не думаю просить тебя менять свои планы, но уверена, что ожерелье здесь. Я знаю это. И мне только надо…

– Я должен продолжать пробы. – Голос Адама прозвучал так глухо, будто говорил вовсе не он. – Я попрошу еще немного времени. Обещать ничего не обещаю… О, Боже!..

– Что случилось? – вскинулась Айрис. Напряженность в голосе Адама напугала ее. – Адам, в чем дело? У тебя такой странный голос…

– Нет, ничего, – последовал резкий ответ. – Пустяки. Давай выбираться отсюда.

– Но…

– Подойди ближе, иначе потеряешься.

Девушка послушно двинулась в его сторону.

– Кима! Кима, веди нас к выходу. К выходу, девочка!

Айрис оставалось только следовать за Адамом. Когда они подошли к выходу, небо уже начало темнеть. В сумерках фигура Адама, лишенная красок, казалась призраком рудокопа прошлого века.

– Адам, – Айрис остановилась и подняла металлоискатель, – Адам, что с тобой? Что случилось? Ты болен?

– Нет, со мной все в порядке.

– Адам, я знаю, ты не любишь ссор. Но мы же не ссорились. Я, во всяком случае, этого не хотела. Скажи, что с тобой?

– Все не так просто, Айрис. Знаешь, иногда я… О, Господи, я не могу объяснить.

Они доплелись до грузовика. Адам протянул руки, ухватился за борт и прижался к нему, как к последней опоре в жизни.

– Где Кима?

– Здесь, в кузове. Разве ты не видишь?

– Это все от головной боли, – еле слышно пробормотал он. Айрис едва разбирала его слова. – Всегда… начинается внезапно. Особенно действует… на зрение. Я не думаю… что смогу… Если хочешь вернуться в Фелисити… тебе придется самой вести машину…

– Естественно. Я отвезу тебя в Тонопу, к доктору. Нельзя запускать болезнь, особенно такую.

– Нет. Не надо доктора. Он не поможет.

– Но что, что тебе может помочь?

– Тишина. Покой. Дом.

Она положила руку ему на плечо. Адам был, по крайней мере, в два раза тяжелее ее. И как, спрашивается, ей втащить его в кабину? Однако ей это удалось. Через некоторое время Адам был усажен на пассажирское сиденье, а Айрис, мокрая от пота, рухнула на место водителя.

– Уф, наконец-то, – вытирая со лба пот, сказала девушка. – Поехали домой.

– Нет, надо подождать Киманчи.

– Но она же здесь, Адам. Я уже сказала тебе. Кима в кузове.

– Она не может ехать в кузове непривязанной. Это слишком опасно. Где поводок? Я должен…

– Нет, сиди здесь, мне не затащить тебя обратно.

Я сама привяжу ее.

Адам хмыкнул.

– Ты?.. Да ты подойти к ней боишься… не то, что привязать… Ладно. Скажи ей «сидеть», и она не будет противиться.

Выбравшись из кабины, Айрис тяжело вздохнула и направилась к кузову. Киманчи даже не пошевелилась. Дрожащими руками Айрис привязала поводок за скобу и, с облегчением, вздохнув, соскочила на землю. Прислонившись к грузовику, она остановилась перевести дух. Ноги ее не держали.

Оказалось, что, имея две руки и две здоровых ноги, вести «Эсмеральду» очень даже легко и просто. Адам говорил, куда ехать и поворачивать, пока они не выехали на шоссе. Тогда он откинулся на сиденье, положив голову на подголовник, и устало закрыл глаза. Под глазами у него обозначились резкие тени.

Когда же «Эсмеральда» остановилась перед его домом, он даже не пошевелился и не открыл глаз. Его красивые, длинные пальцы сжались в кулак с такой силой, что побелели костяшки, а на запястьях четко обрисовались вены.

– Как бы я хотел, чтобы… только ты и я…

Айрис прекрасно понимала, как опасно глядеть на него. Опасно, потому что с каждым разом ей было все тяжелее и тяжелее отрывать от него взгляд. Опасно, потому что хотелось кричать на весь город: «Да, я тоже этого хочу, Адам!» Опасно, потому что их влечение росло с каждой минутой, с каждой секундой, проведенной вместе. Но все же Айрис пылко сжала его руку.

– Давай сделаем вид, что ты ничего не говорил, а я ничего не слышала, ладно? – Слова с таким трудом срывались с языка, а голос был совсем незнакомым – сиплым и дрожащим. – Начинай бурить. Я больше никогда не буду тебя просить о задержке.

– Прости, – пробормотал Адам.

– Что уж там. Ты тоже прости меня. Но я не прощаюсь. Я вернусь, обязательно вернусь, Адам. Я не знаю, где, но добуду денег. Продам мебель, вещи, все-все! Вымолю заем. Найду работу до конца лета. Но я приеду. Обязательно.

– Только… поторопись… Пробы займут не больше чем несколько недель…

– Знаю… – Голос у Айрис сорвался. – Но я приеду. Клянусь тебе, Адам, я переверну каждый дюйм земли, но найду ожерелье Невесты из Рейнбоу.

Он сжал ее руку и положил себе на грудь.

– Это все равно, что искать иголку в стоге сена, Айрис… Но я хочу сказать… – Он замолк, глубоко вздохнул. – Я хочу сказать, что верю в тебя.