Лай вдалеке. Клонированные псы. Пустынные улицы и авениды. Бежит к подземке. Лай приближается. Ненавидит бег. Из-за хромоты ненавидит бег. Вход в подземку. Собаки преследуют. Лай уже на лестнице. К счастью, подходит поезд. Двери открываются. И закрываются, уберегая от своры.

До его дома ехать сорок минут. Замерз, в конце вагона трет руки, чтобы согреться. Вернувшись в свою квартиру, сочинит правдоподобную причину, чтобы объяснить, почему возвращается из офиса так поздно. Может изобрести себе алиби: был арестован во время облавы. Обнюхивает пальцы: запах девушки. Все его тело должно ею пахнуть. Как только придет, закроется в ванной. Только бы жена не застала под душем в такой час.

Поезд замедляет ход. Выходя, подбирает фразы, которые произнесет. Говорит на ходу. Подойдя к дому, замирает. Во рту пересохло. Уже у подъезда слышит далекий взрыв. В конце улицы вздымается пламя. Снова теракт.

Лифт не работает. Поднимается по лестнице. Прежде чем войти в квартиру, ждет, чтобы успокоилось дыхание. Входит, не зажигая свет. Как ребенок, который, напроказив, струсил перед неизбежностью наказания. Теплая мгла пахнет табаком, грязным бельем, подгоревшей сковородкой и эвкалиптом — испаряясь на обогревателе в алюминиевом кувшине, он пытается заглушить этот плотный смрад. Хотелось бы остаться с ароматом секретарши на всем теле. Но надо быть благоразумным. Представляет себе разъяренную жену во главе выводка толстяков, как они пробираются между письменными столами к секретарше. В спешке — под душ. Одевается. Окутанный паром, распахивает оконце и ждет, чтобы ванная проветрилась.

Проводит полотенцем по запотевшему зеркалу. С подавленным настроением смотрится в зеркало. Бледность, остекленелый взгляд. Принимается за бритье. Нечаянно порезался. Из ранки на шее кровь капает в раковину. Стоя перед зеркалом, наблюдает кровотечение. Кровь в белой раковине — это сигнал. Вот если бы изничтожить семью. Кровь взбадривает его. Чего все они хотят от жизни: машину, электроприборы, фирменные кроссовки, электронные игрушки, звукозаписи, гигантские телевизоры. Но судьба не фирменная посудомойка и не джинсы. Он купит яд, бензопилу и — за дело. Но в плане много неясностей, начиная с того, где и какой яд покупать, и кончая мясницкой ловкостью, с какой надо будет расчленять тела. А еще потребуется тщательная уборка кухни и всей квартиры. И погрузить останки в мешки для мусора, разнести их по свалкам — значит, таскать их туда-сюда, избегая военных патрулей. Не хочет представлять себя таскающим мешки с обрубками. Парки, свалки, строительные котлованы, заброшенные сараи, порт. И придется найти объяснение загадочному исчезновению семьи. Меньше проблем, приходит ему в голову, будет с утечкой газа. Такой вид смерти будет менее болезненным для всех, и к тому же его проще объяснить. Поздно приходит из офиса, чувствует запах газа, удостоверяется, что все мертвы, и, наконец, раскрыв окна, звонит в Службу спасения, в полицию. В любом из этих вариантов — и с ядом, и с газом — оставить старичка живым стало бы помехой. Жаль, что приходится включить и старичка.

Пар все не уходит из ванной. Порез все кровоточит. Мог бы всю жизнь смотреть на свою кровь, как падают капли, разбиваясь в раковине. Пара стало поменьше.

Жена уже в дверях, уставилась на него.