Жена, с сигаретой во рту, спрашивает, что он тут делает.

Вряд ли заподозрила измену, думает он.

Что он здесь делал? — допрашивает она.

Да спать не мог, отвечает он. Бессонница.

Жена рассматривает кровь в раковине. Проводит по ней пальцем, сосет его. Как рентгеном просвечивает: если задумал какую-то ерунду, лучше заранее принять меры предосторожности. Женщина огромна, а ванная малогабаритна. Отстраняет его, чтобы сесть на унитаз. Дымит сигаретой ему в лицо. Если он собирается во что-то впутаться, прежде чем отвалить на тот свет, пусть на этом заплатит свои долги, говорит она. Он не отвечает. Если жена заведется, то станет его бить. Если сейчас задаст взбучку, так это не в первый раз. И не в последний. Не раз он вставал на колени, умоляя успокоиться, ведь такая сцена антипедагогична для выводка, а кроме того — соседи, что за дурацкое положение. Но выводок аплодирует выволочкам. Когда она его бьет, единственный, кто молчит, дрожа, это старичок. После очередных побоев, когда в офисе сослуживцы спрашивают про синяки, он краснеет, изобретает истории про несчастные случаи.

Поскорее полотенце на лицо. Убегает. В гостиной есть диван. Еще есть немного времени до ухода на работу. Нужно поспать. Хочет припомнить, когда в последний раз спал с ней в супружеской кровати. Задает себе вопрос, что стало с той девушкой, с которой познакомился так давно, — такой тоненькой казалась, такой хрупкой, восхитительной. Припоминает. Припоминает, как мечтал уснуть, прижавшись к грудкам девушки. Но однажды утром открыл глаза, а рядом храпит это. Не поборов отвращения, перешел на диван.

Губит нас не разница между тем, какими мы были и какими стали, соображает он, а лень, заставляющая подчиняться деградации.