Где много рассуждают о добре и зле, и мне объясняют, что «те, кто не с нами — те против нас».

Я просыпаюсь от того, что солнце светит в лицо. И поют птицы — громко, прямо концерт. Это настолько дико после тишины и сумрака сиернского дворца, что мне со сна чудится, будто я уже в раю.

Между прочим, очень похоже. Над головой — когда я открываю глаза и сажусь, заслонившись от солнца — переплетаются ветви и мозаика листьев. Листья и ветви также служат стенами и даже своеобразной кроватью, где я лежу на сене, прикрытом плащом — моим же. А пол больше напоминает здоровенную ветвь — он неровный, покатый, но ходить можно.

Стоит встать, как надо мной взлетает десяток бабочек, золотистых, ярко-синих, алых. Я удивлённо смотрю, как они порхают в воздухе — точно вальсирующие цветы — и размышляю, что это какой-то странный рай. Что делать бабочкам внутри дерева?

Ветер обдаёт меня сладковатым ароматом — не цветов, а скорее нагревшейся на солнце древесины — и открывает слева в «стене» окошко из листвы. Я, осторожно держась за ветви покороче и отмахиваясь от бабочек, подхожу к нему.

Да, не Сиерна. На лес тоже не похоже, скорее на громадное, разросшееся дерево, которое кто-то смекалистый приспособил под жильё. В голову сразу приходят эльфы, но… Я наклоняюсь, крепко хватаюсь за ветки, пытаюсь различить внизу землю и не нахожу её. Только молочная дымка — наверное, облако — из которой торчат ветви в зелёном «оперении» листвы. Даже эльфы в этом мире не селятся так высоко, я помню, я об этом читала: эльфы ведь соседи фей.

Куда это меня занесло?

А потом мой взгляд привлекает золотистые сверкающие… волосы. Справа и ниже метров на сто из похожего «окошка» тянутся волосы. Тянутся и теряются в белой дымке.

Рапунцель.

Я отхожу от окна. Оборачиваюсь, осматриваюсь и только сейчас замечаю на своей шее повязку — крутить головой из-за неё неудобно. А так — мягкая, словно воротник.

И перчатка из крапивы всё ещё на мне.

— Артур? — наугад зову я. И ещё раз, громче: — Артур!

Но только бабочки начинают метаться по комнате — которая, кстати, пуста, если не считать «кровати». На неё я и сажусь, сжимаю руки в кулаки. Если Рапунцель здесь, значит… Но Дамиан говорил, их захватила его армия и везёт в столицу Сиерны…

— Что ты с собой сделала, дочь? — раздаётся тихий мамин голос, и я вздрагиваю от неожиданности, поднимаю голову. — Ты, — она морщится, разглядывая меня, — уродлива.

— Правда? — Я сжимаю кулаки ещё сильнее, так, что на коже остаются следы от ногтей. — Ещё уродливей, чем под проклятьем?

— Конечно, — отвращение на мамином лице смотрится странно. Фее не пристало отвращение, только добрая улыбка. — Тогда ты была собой. А сейчас на тебе следы Тёмного Властелина.

Я вскакиваю.

— Единственные следы, которые на мне есть — это от вашего героя! Кто его опоил? Бабушка?

Мама не отводит взгляд. Она осунулась за этот месяц, похудела и уже не кажется такой блистательной, как раньше. Но всё ещё полна величия. И золотой пыльцы.

— Она мертва, Виола.

Я молчу, и мама продолжает:

— Она умерла, когда Тёмный Властелин вторгся в наш дом. В наши Сады. Она дала нам возможность держать портал достаточно долго, чтобы уйти. Но Сады разорены. Нашего дома больше нет.

Я медленно опускаюсь обратно на кровать.

— Если бы не твоя глупость, Виола, всё было бы иначе, — добавляет мама.

Я изумлённо смотрю на неё.

— Глупость?

— Если бы ты согласилась поддержать героя, он остановил бы Властелина. Тьма не властвовала бы над миром, и это место не было бы единственным нашим убежищем.

— Если бы не я?! Мама! Ты предлагала его убить!

— Герой всё равно победит Тёмного Властелина, так или иначе, — спокойно замечает мама. — И убьёт его. Так будет.

— Так не будет! Где я? Что я здесь делаю? Мама!..

Голос внезапно пропадает. Я остаюсь хватать ртом воздух, а мама оборачивается.

— Мерлин. Это же моя дочь!

— Разговаривать с ней необязательно, — спокойно, даже равнодушно отвечает старик в сером балахоне и остроконечной шляпе. Вылитый Гэндальф. — Её согласие нам не нужно.

— Виола будет помогать герою, — повышает голос мама.

— Ты же знаешь, что не будет, — отзывается Мерлин, а откуда-то из-за его спины доносится голос Артура:

— Мне не нужна её помощь!

Мама морщится, словно Артур нравится ей ещё меньше уродливой дочери.

Старик Мерлин смотрит на меня.

— Послание от Властелина недавно пришло. Он требует переговоров. Хочет увидеть своего любимца. И мы его покажем. Артур!

Мама, всё также морщась, наблюдает, как этот… герой заламывает мне руки и крепко связывает их за спиной. Я молча жалуюсь потолку. С мамой мы только раз встречаемся взглядом. Она отворачивается.

Тогда я и принимаюсь вырываться, но Артур сильнее. Он отвешивает мне хлёсткую пощёчину (гад!), и мама вздрагивает.

— Это уж слишком!

— В самый раз, — возражает Мерлин. — Пусть Властелин видит, что его любимцу здесь приходится несладко.

«Вы добро, чёрт возьми, или кто?» — безголосо кричу я. Жаль, что никто меня не слышит.

Потом меня ведут по ветвям-коридорам и заставляют спускаться по ветвям-лестницам. Со связанными руками это очень неудобно, несколько раз я чуть не падаю. Но это и вполовину не так неприятно, как предстать перед полным «залом» (он тоже в дереве) магов, эльфов и человеческих королей.

О, как они меня ненавидят. Их ненависть окутывает меня, как заклятие Дамиана, и бьёт, как его же плеть.

Я только изумлённо моргаю в ответ. За что? Да, Дамиан стал Властелином, но они знали, что Властелин появится ещё много лет назад. Почему я?..

— Игрушка Властелина, — слышу я шёпот. — Любовник тьмы…

Какие метафоры. Сами мир продули, а я виновата. Нет, я, конечно, виновата — но не настолько же. А что между нами с Дамианом происходит — наше личное дело!

— Ты ещё можешь всё изменить, — тихо говорит мне на ухо мама. — Согласись помочь герою.

Я свирепо смотрю на неё в ответ, и мама вздыхает.

— После поговорим.

Посреди зала висит что-то вроде громадного овального зеркала. Перед ним меня толкают на колени (больно!), а, когда я поднимаю голову, Дамиан сурово смотрит на меня в ответ.

Я глупо улыбаюсь.

Дамиан отворачивается. В чёрном матовом доспехе он смотрится очень внушительно, а эта его серебряная цепь из ухмыляющихся черепов, скрепляющая плащ… Должна признать, очень стильно.

— Если вы, черви, не вернёте то, что мне принадлежит, — торжественно объявляет Властелин, оглядывая собравшихся за моей спиной магов и королей, — я уничтожу вас. И ваша смерть будет мучительна.

О как! Дамиан — мастер дипломатии.

Отвечает ему Артур и… чёрт, его словарный запас изумителен! Столько ругательств разом я ещё ни разу не слышала. Тем более от Артура, не смевшего выразиться перед девушкой — даже передо мной, а меня за девушку в классе никто не считает. Да, сильны в этом мире зелья…

Дамиан в ответ принимается перечислять сто и один способ заставить человека или эльфа, или фею, или ещё кого кричать от боли.

Артур снова ругается и пафосно угрожает Дамиана убить.

Я зеваю.

Потом в дело включается кто-то из магов, кого я вижу впервые в жизни. Он тоже в балахоне, но в более роскошном, чем Мерлин — с золотой вышивкой и перламутровыми вставками на рукавах и вороте. И этот пижон объявляет, что если Дамиан не пересмотрит свою завоевательную политику и не уведёт легионы Тьмы (или как он там их назвал?), меня убьют.

Я оборачиваюсь и вцепляюсь в мага взглядом. Эй, дедуля, серьёзно? Меня-то за что?!

Дамиан принимает эту новость более чем спокойно. Он заявляет в ответ, что когда (когда, а не если!) меня убьют, он всех будет пытать. У-у-ух, как он всех будет пытать! Долго и мучительно.

Я оглядываюсь на маму, та отводит взгляд.

Кто-то шёпотом советует убить меня прямо сейчас. Но маг-переговорщик предлагает компромиссный вариант: если кого и пытать, то фаворита Властелина.

Дамиан не согласен.

Заканчивается этот фарс взаимными оскорблениями и угрозами убить/пытать/уничтожить/стереть в порошок — нужное подчеркнуть.

Меня грубо и под всё те же пылающие ненавистью взгляды уводят обратно в комнату, где я проснулась.

Мда… Добро, чёрт его возьми, такое добро!

Мама появляется почти сразу же, развязывает мне руки.

— Виола, послушай…

«Габриэль! — кричу я про себя. — Габриэль!!»

Никто не отзывается.

— Виола, посмотри на меня. Ты должна нам помочь.

Я ловлю её взгляд.

— Мамочка, есть прекрасный способ меня уговорить. Просто дай мне то чудесное зелье, которым вы напоили Артура. Или то, которым ещё раньше поили меня. Помнишь, мама? Когда я вела себя, как дура…

— Ты была счастлива! Ты была настоящей феей! Так было нужно! — восклицает мама, и я с изумлением замечаю в её глазах слёзы. — Виола, послушай! Я хочу тебе только добра…

— Добра?! Добра, которое убьёт за одно то, что я не с вами?! Которое уничтожит Тёмного Властелина, зная, что это заколдованный парень?! Хороший парень, добрый парень! Если бы вы были добром, вы бы мне помогли. Я пыталась вернуть Дамиану сердце — тогда Властелина бы не стало, а мой… Мой Дамиан бы вернулся! А вы меня сюда забрали и угрожаете ему, злите его! Вам я должна помогать?!

Мама кривится, словно от резкой боли, и пытается взять меня за руки, но я уклоняюсь.

— Виола, фиалочка моя, пойми — это невозможно. Тёмный Властелин никогда не меняется…

— Дайте мне хотя бы попытаться!

— А он пока убьёт всё живое? Виола…

— И чем же я вам лучше помогу?! — вскрикиваю я.

— Виола, ты фея…

— Какая из меня фея, мам?! Я ничего не умею!..

— Ты сможешь всё, у тебя всё получится. Послушай, есть пророчество. — Мама замолкает на мгновение, опускает взгляд. — Или ты умрёшь, или Властелин. Так будет…

— Пророчество про… меня?! — хмыкаю я. — Мам. Это слишком!

— Виола, успокойся. Пророчества в нашем мире — это нормально, и они сбываются всегда. А ты — часть нашего мира. Тебя предсказали ещё пятьсот лет назад…

Ни-че-го себе! Меня предсказали. Пятьсот лет?! Чудно!

— Ты же не хочешь умирать, Виола? Ты должна, пойми меня, пожалуйста, должна помочь герою убить Властелина. Я не хочу тебя терять!

— Или? — тихо уточняю я. — Если я откажусь, вы меня сами убьёте? Дамиану в назидание?

— Виола, конечно, нет!

— Отравите какой-нибудь новой гадостью? Чтобы я сошла с ума, как Артур?

Мама резко выдыхает и встаёт.

— Виола, ты не в себе. Посиди, подумай, я уверена, ты придёшь к верному решению.

— Я уже пришла однажды к верному решению, когда ты оставила меня «подумать», — огрызаюсь я.

Мама грустно улыбается.

— Виллинда больше не сможет выпустить тебя. Ты в сердце мира, Виола, колдовство здесь не действует. Разве что некоторые древние виды магии, — она бросает на меня странный взгляд. — Виола, это правда, что ты связалась с высшим демоном?

— А что мне оставалось делать? — огрызаюсь я.

— Виола, высшие демоны — опасны и непредсказуемы…

— Он помог мне больше и лучше тебя! И от него предательство не так неожиданно, как от тебя!

Мама закрывает на мгновение глаза.

— На этот раз сбежать ты не сможешь. Подумай, реши, что для тебя лучше и правильнее. Виола…

— А если я выберу не помогать вам? — как можно спокойнее интересуюсь я, хотя внутри меня всё кипит. — Что тогда?

— Я не дам тебя убить, конечно, нет, — вздыхает мама. — Ты отправишься домой. Надеюсь там, в другом мире, проклятье тебя не настигнет. Но этот мир будет для тебя закрыт навсегда.

— И вы убьёте Дамиана.

— Виола, он умрёт в любом случае…

Я изо всех сил жмурюсь. Если представить, что всё это сон, что этого нет…

— Мам, уйди. Просто уйди. Пожалуйста.

— Виола…

— Уйди!!!

До вечера я остаюсь совершенно одна. Нет, мне передают обед и ужин тоже — магией, но я ни к чему не притрагиваюсь. Спасибо, хватит с меня зелий и заклятий.

Я ломаю голову, как бы отсюда сбежать.

Дверь — переплетение ветвей — и не думает открываться даже на мой стук. В окошко, если и пролезу, убьюсь — летать я не умею.

Габриэль молчит.

Я пытаюсь дозваться Рапунцель из окна, но голос каждый раз исчезает на втором же крике.

Я в ловушке.

К тому моменту, как дверь, наконец, открывается, пропуская мою ведьму-крёстную, я уже успеваю побиться в истерике, успокоиться и снова разреветься.

Нервы у меня в этом мире сдают с головокружительной быстротой.

— Не проси, — шепчет Вилла, обнимая меня. — Я не могу тебе помочь. Сердце мира пьёт магию. Только потому Властелин ещё не захватил это место… Ну-ка, позволь мне тебя рассмотреть. О, Виола! Расскажи, как ты это… с собой… сотворила?

Я кусаю губу, с сомнением глядя на Виллинду. Она же усаживает меня на кровать и гладит пальцем мою щёку.

— Виола, не волнуйся. Я ведьма, а не добро, которое здесь так ощетинилось против твоего избранника. Расскажи мне, не бойся. Мы вместе подумаем, что можно сделать.

«Если и ты меня предашь, — думаю я, — мне совсем некому будет верить». А это очень сложно — никому не верить. Я не настолько сильна, чтобы быть сама по себе.

Поэтому я собираюсь с духом и рассказываю.

Небо окрашивается в розово-алый цвет, а потом становится полосатым — это синеют облака. Виллинда ведёт рукой и, послушные ей, ветви, шелестя листьями, отодвигаются. Это не магия, Вилла просто гладит их, и они её слушаются, как послушно наклоняет голову и подставляет ухо мохнатая собака на улице, пока папа не увидит и не прогонит её, чтобы сказать потом, что она блохастая и, может, даже бешеная. Вилла всегда учила меня относиться к живому с добротой — что согласитесь, довольно странно для темнейшей ведьмы этого мира. Но под её рукой доверчиво шелестят листья, и я, замолчав, тоже глажу ближайшую ко мне ветвь. Она вздрагивает и теплеет под моими пальцами, а потом тихо вибрирует, как мурчащая кошка.

Вилла улыбается мне и тоже переводит взгляд на открывшееся окно. Там в тишине, в замершем воздухе садится солнце.

— И ты скажешь, что всё это бесполезно? — тихо говорю я. — Что Дамиан всё равно умрёт, что он зло, а добро всегда побеждает?

— Добро действительно всегда побеждает, — тоже тихо отзывается Виллинда. — Но знаешь, Виола, вопрос в том, что мы считаем добром.

— Но, — я оглядываюсь на дверь из ветвей. — Но… герой… И моя мама… Разве они не… Разве не они — добро?

Вилла улыбается и мягко кладёт руку мне на грудь.

— Неважно, что говорят другие. Важно, что добро для тебя. Вот здесь, — под её ладонью бьётся моё сердце, — что ты считаешь добром.

— Но… Какая разница, что я думаю? Это ведь ничего не изменит.

— Правда? — Вилла прижимает руку к моей груди сильнее. От её прикосновения мне тепло. — Нет, Виола, ты ошибаешься. Это изменит всё.

Я грустно усмехаюсь.

— Нет. Неправда. Мне не подступиться к Дамиану, мне даже отсюда не выбраться. И злодей же всегда… умирает… в сказках, — я кусаю губу при этих словах, очень живо сейчас представляя, как умирает, пронзённый мечом Артура… нет, героя мой Дамиан.

— А мы живём в сказке? — ловит мой взгляд Виллинда.

— Ну… да. Я же фея… То есть, моя мама фея, а ты ведьма, а у Дамиана есть дракон…

— Я ведьма? — Виллинда лукаво подмигивает. — А твоя мама похожа на фей, о которых ты читала? И, Виола, неужели феи или драконы делают сказку сказкой?

— А что тогда делает?

Солнечный свет окутывает Виллинду, и она будто бы сияет. Как мама золотой пыльцой… Нет, ярче. Намного ярче.

— Я не понимаю…

— Чудо, Виола. Сказку сказкой делает чудо. Я пыталась научить тебя этому, но ты ещё не видишь. Как другие не видят. Скажи, тебя не удивляет, что этот совет Светлых готов убить тебя только лишь чтобы победить Властелина? Так поступают добрые, светлые в сказках?

Я молча смотрю на неё.

— Да, в сказках о таком не пишут, — улыбается крёстная. — А феи не могут никого отравить, они же добро. И настоящий герой всегда удерживает свой меч, стоит злодею взмолиться о пощаде… Правда?

— Хорошо, но если это не сказка…

— Ты можешь всё, — улыбается моя ведьма-крёстная.

Тишина…

Потом я не выдерживаю и смеюсь.

— Ну да. Конечно! Мне даже отсюда не выбраться! Если, конечно, я не соглашусь помочь Артуру, из которого сделали терминатора, убить Дамиана. Да и тогда не факт что отпустят.

— Да, — Виллинда спокойно улыбается. — Твоя мать никак не оставит попытки сделать из тебя фею.

— Но я не фея! Я… Я даже не знаю, кто я.

— А кем ты хочешь быть? — также спокойно интересуется Вилла.

— Собой!

— Вот и будь собой.

— Угу. Сказала ведьма, которая отгородилась от всего мира. Ты тоже можешь всё? — Да, у меня очень сильно сдали нервы: обычно я не позволяю себе так разговаривать ни с кем, даже с одноклассниками.

Но Вилла не обращает на мою грубость внимания.

— Да. Конечно. Знаешь, что манит волшебниц во тьму? Как они становятся ведьмами?

Я вспоминаю, как однажды побывала на балу злодеев. Эти браслеты из пальцев, эта кровь на белых одеждах…

— Насилие.

— Нет, Виола. Свобода.

— А. Ну да! — хмыкаю я. — Конечно, и как мне раньше в голову не пришло? Злодеи же излишне свободны.

Но Виллинда моего веселья не разделяет.

— Знаешь, что первым поразило твоего Дамиана, когда у него не стало сердца? Что он может всё. Никаких ограничений, ничто больше не сдерживает. Я знаю, однажды я тоже это поняла — и здесь главное вовремя остановиться. Здесь важна совесть — умение отвечать перед самим собой. Но для совести нужно сердце, а у Властелинов его нет. Они заходят слишком далеко и погибают даже не потому, что герои, которые добро, сильнее их. Им самим, глубоко-глубоко в душе — душа ведь у них есть — больше не хочется так жить. Им холодно, Виола, тьма рвётся из них, они — живой портал в серый Астрал, через который лезут демоны и духи, которым тоже всегда холодно и которые тоже жаждут свободы. Властелины уподобляются им — они пожирают всё, не могут остановиться, но умом (а ум у них по-прежнему работает хорошо и ясно) понимают, что не становятся сильнее. Только слабее. И несчастнее. Свобода может привести их к этому — как ваша в розовая пыльца, в больших дозах она смертельна. Яд. Тебе всё ещё смешно, Виола?

— И… И что было, когда ты поняла… Ну, как ты справилась… Матушка, я не понимаю! Я стараюсь, но не понимаю! Как мне помочь Дамиану? Как мне всё исправить?

В последнем солнечном луче улыбка крёстной ведьмы сияет.

— Сначала тебе нужно разобраться в себе. Когда ты поймёшь себя, поймёшь и примешь — победить тебя не сможет никто. Я знаю, Виола, именно так я стала первой ведьмой в этом мире.

— Но как?

— Ты можешь всё и ты свободна. За свои поступки ты отвечаешь только перед собой, но себе отчитываться сложнее всего. Закрой глаза, Виола. Закрой и подумай. Что ты видишь?

— Алые всполохи, — бурчу я.

— А теперь вдохни и подумай, чего ты желаешь. Подумала? Как этого достичь? Что тебе правильнее сделать в начале?

Это странно, но ало-золотой свет перед глазами напоминает мне о мече героя… Героя…

— Артур. Если я верну ему способность размышлять здраво, он поможет мне. Я смогу его убедить. Или он хотя бы не станет убивать Дамиана. Даст мне время… Но Дамиан, то есть Властелин никогда не позволит мне завладеть его сердцем! Никогда не согласится вернуть его себе! С ним что мне делать?

— А что ты считаешь правильным?

— Я не зна… — Я осекаюсь. Знаю. Всё это, вся эта тьма, всё — всё получилось, потому что мы не поняли друг друга. Иногда мне кажется, что все проблемы у людей оттого, что они друг друга не понимают. И не пытаются, не объясняют, и… Нам с Дамианом нужно просто… просто… объясниться?

— Я должна сказать ему правду, — тихо отвечаю я. — Но, матушка, он меня убьёт!

Виллинда грустно кивает.

— Возможно. Я не должна такое говорить, и мне больно от этого, но… Ты бы предпочла быть с ним, вот таким всегда? Живой, но наблюдать, как он умирает, леденеет, превращается в вечно-голодного духа?

Я опускаю голову и смотрю на ало-изумрудные в свете заката листья.

— Нет.

— Тогда ты знаешь, что делать, — тихо, но твёрдо говорит Виллинда.

Да. Да знаю.

Я поднимаю на неё взгляд.

— Завтра, когда мама придёт, я скажу, что согласна помочь герою, а потом, когда окажусь с ним рядом… Ты дашь мне зелье, которым можно вернуть Артуру рассудок?

Виллинда с улыбкой качает головой.

— Нет, Виола. Никакой магии в центре мира. Никаких заклинаний, никаких зелий.

— Но… как мне… — Я вздыхаю. — Хорошо. На месте разберусь. Спасибо, матушка, мне действительно стало легче. Спасибо.

Виллинда протягивает руку и гладит меня по голове.

— Ты храбрая девочка, Виола. Я верю, что ты разберёшься и справишься. Но усложнять себе жизнь не стоит.

— Что?..

— Я помочь тебе не могу, твоя мать никогда с тобой не согласится, твои друзья далеко… Но всё же есть способ выбраться отсюда быстрее, чем завтра, и подобраться к герою, пока его наставника не будет рядом. Берегись Мерлина, Виола, он сильный маг, древний, его сердце давно высохло, а совесть умерла…

— Да-да-да, что за способ?!

Виллинда поворачивается к окну.

— Я подумала, что тебе может пригодиться дракон. И по пути сюда я его позвала.

Я открываю рот, чтобы спросить, что она имеет в виду… И забываюсь. Чёрная точка на фоне сиреневого неба приближается, увеличивается… Я узнаю в ней… в нём…

— Это же дракон Властелина! Как он может быть… здесь?!

— Драконы — свободные существа и летают, где хотят, — невозмутимо отвечает крёстная. — Многие думают, что они зло во плоти, потому что служат Властелинам. Но это не так. Мы те, кто мы есть, Виола. Добро, зло — это всё в наших сердцах.

— А…

— Но ты всё равно прыгай поскорее, потому что кое-кто из магов здесь может со мной не согласиться. Мы, знаешь ли, не только заклинаниями швыряемся, мы и посохами кидаться умеем. А особенно умные из посоха делают копьё и… — Всё это время Виллинда подталкивала меня к окошку, которое расширялось, пока не стало размером с дверь. — Прыгай!

Я прыгаю. Точнее, крёстная меня выталкивает, перед глазами мелькают звёзды, а потом я на огромной скорости (как мне кажется) лечу к земле.

Нет, я не боюсь высоты. Но с парашютом прыгать бы не рискнула, экстрим не моё. Так что сейчас я только отчаянно жмурюсь и вспоминаю, что да, матушка вообще-то ведьма, а ведьмам, говорят, верить не стоит, даже если они тебя воспитали. А Туан меня вообще не любит. Так что очень скоро из недо-феи будет… Даже не хочу думать, что будет. А Дамиан так и не дождётся своего обогревателя…

Потом меня хватают за плечи — пальцы у дракона на удивление гибкие и тёплые. Хватают, а в голове раздаётся: «Лезь на спину».

Я хватаюсь за его лапу и трусливо думаю: «А может, я всё-таки тут посижу?»

«Лезь, нам долго лететь».

«Куда?!»

«К герою».

Я собираюсь с силами и лезу. Туан горячий, и чешуя у него гладкая — уцепиться почти не за что. Меня трясёт, руки дрожат, и я красочно представляю, как сейчас сорвусь…

«Поймаю, Виола. Успокойся» И лапа подгибается так, что мне только ногу поставить остаётся — и я на спине. Уф! Справились…

— Спасибо! — кричу я, приникая к чешуе. Тут ветра почему-то нет, хотя если голову поднять — есть. Странные законы физики в этом мире… Или у драконов своя магия? Мы ведь уже отлетели от этого самого центра, а? Колдовать можно?

Оглянуться я не рискую.

«Ложись — не упадёшь, если я не захочу скинуть, — обнадёживает Туан. — Ложись и отдохни».

«Да… Хорошо».

«И прими по возможности свой настоящий облик. Лучше, если ты будешь феей. Тогда герой тебя сразу, полагаю, не убьёт. Он же мужчина и не слепой».

Перчатку я действительно снимаю — в чём-то Туан прав. Когда ты сногсшибательная красавица-фея, общаться с мужчиной — герой ли, маг ли — как-то удобнее. Особенно, если надо его убедить мне помочь.

Золотые волосы вьются на ветру, и я отчаиваюсь их убрать обратно в причёску. В довершение, ещё и одежда меняется: на мне снова платье из фиалок. Удобно — прям лучше не придумаешь (и это сарказм, если что).

Замучившись одёргивать подол, я устало думаю, что смотримся мы сейчас с Туаном… занимательно. Интересно, а феи когда-нибудь летали на драконе?

«Конечно, нет!»

Мне кажется, или Туан смеётся?

«Чудно. Я первая. Не сбрось меня, ладно?»

«Отдыхай, фея» — Точно смеётся. — «У героя будем только утром».

«Слушай, а тебя Властелин за это время не хватится?»

«Нет, он снова в лаборатории. С твоим исчезновением он наверняка будет проводить всё время или там, или на советах. Обо мне вспомнят, только когда в битву пора будет идти, так что не думай, фея, что я стану носить тебя всегда. Но пока…»

«А с ним… всё в порядке? С Дамианом?»

Что-то внутри дракона клокочет.

«О да!»

Я укладываюсь на горячую чешую, скрещиваю ноги, зажимая между ними подол, и выдыхаю, успокаиваясь.

Ладно, утро вечера мудренее. Главное, я выбралась. Завтра разберусь, что делать с героем, с Властелином, с драконом, — со всеми!

А над головой ярко-ярко сияют звёзды…