В которой добро побеждает.

Я ничего не понимаю в войне. Даже нет, не так: я полное, абсолютное ничтожество во всём, что касается армии, стратегии, тактики, оружия, боевых заклинаний и других странных, чудных вещей, с которыми мне теперь приходится жить. Впрочем, это не открытие — я всегда знала, что в таких делах я профан, фильмы о войне не смотрю (даже если папа очень хочет выбрать именно их для совместного похода в кино) и в книгах батальные сцены пролистываю.

Вот что стало открытием, так это армия Тьмы, Легионы Смерти (или как там её ещё обзывают?) Дамиана. Да, тролли. Да, великаны. Да, колдуны, демонологи, людоеды и прочие отщепенцы, которых я вот так сразу не узнаю, но на картинках в учебниках должна была встречать. Все как на подбор, страшные снаружи, жуткие, жестокие, кошмарные… Ага! Не страшнее меня. В Снежные горы они свои семьи приволокли, потому что иначе их добро и свет обижает. Жалуются на самосуд и нападения. Мародёрствовали? Да, мародёрствовали. А сейчас добро тем же занимается. И вообще, судью на мыло! В смысле, смерть всем светлым магам, королям и прочим плохим личностям, которые мешают бедному злу жить и процветать.

Я и раньше не была склонна делить мир на «чёрное» и «белое», но что он настолько серый, мне в голову как-то не приходило. Это странно: я ведь сама была одной из них, когда ходила под проклятьем. Уродливая, нелюдимая, на язык злая, посмеяться над ближним — милое дело, все равно этот ближний смеётся надо мной. Обязательно, даже если я этого не слышу. Наверное, ничего удивительного, что Дамиана я привлекла — подобное тянется к подобному. Хотя какое, к чёрту, подобное: чистый, светлый Дамиан. И я. Когда-нибудь я пойму, что ему так во мне понравилось, а пока хотелось бы понять, что делать дальше.

Я как-то вдруг осознаю, что в ответе за всех этих троллей и великанов. Да, они меня боятся, да, они зло, а я просто зелье выпила, и мой демон — тоже просто — пошутить захотел. А вот как получилось: у меня в Снежных горах сейчас не протолкнуться, и все эти Легионы со своими семьями — целые народы! — не хотят умирать, потому что какое-то добро должно победить.

И вот сижу я сейчас на своём ледяном троне (с подушками, пледом и горячим чаем, потому что очень холодно!), смотрю, как их вожди совещаются, чувствую себя полной дурой — только ведь и умею, что посохом махнуть и разозлиться. И так мне тоскливо делается!

Габриэль остался в моей спальне с книгой. Не знаю, какой, но она попыталась оттяпать мне руку, когда я всего лишь хотела её со стола взять. А ещё от неё жутко несёт серой и так и тянет Астралом, но это, наверное, мелочи. Правда, мелочи — вот вчера Габриэль настойчиво предлагал мне тот учебник «О Властелинах», который давал мне месяца два назад, ещё до того, как Дамиан стал Бессердечным. Я и тогда думала, что книга скучная и годится только для Инстаграма — больно картинки колоритные. А так — ну что мне, самой быть как эти Властелины, пафосно разъезжать на Туане, кричать, что я мир завоюю? Раздумывать над стратегией, в которой я ни черта не смыслю. И над тактикой. И над снабжением армии. И над ценами на оружие, ибо лучшее оружие у гномов, а тем плевать — Властелин ты или светлый маг. Скидку они не дают. Никогда. Вообще. И когда я картинно замахала на них посохом и пообещала, что сделаю с ними то же, что дракон в «Хоббите», меня не поняли, а потом и вовсе посмеялись.

Не знаю, что там Габриэль думает, но мне кажется, Властелин из меня просто аховый. Ничего не умею, кроме как хохотать и угрожать. Ну куда это годится?

Хоть бы мне поскорее Дамиана вернули… Хотя с таким раскладом мне не то что о Дамиане, мне о своей шкуре подумать надо. Найдут нового героя, пришлют — а тот не станет разбираться, фея я или ведьма. Р-р-раз мечом, и готово. Сила есть — ума не надо…

В общем, тоскливо. Туан помогать отказывается. Стоит сейчас у трона весь такой задумчивый и взглядом встречаться не желает. А вождь троллей (сын того, что я заколдовала) недавно спросил, что я думаю об идее пройти от гор маршем в эльфийские леса, дескать, они богатые и не разорённые — бывший Властелин их специально берёг, древесина нужная в мире вещь, пригодится. И еды там много, а то здесь, в горах, только снег, лёд и камни. Тролли камни, кстати, не кушают. В общем, как насчёт марша-броска в гости к эльфам?

А я никак, я сплю. Дремлю, точнее — потому что скучно сидеть на совете, когда ничего не понимаешь. Будить меня тролли поостереглись, а Туан устроил из этого целое представление. Просыпаюсь я, а этот чудак чуть не ниц перед троном распластался и мысленно нехорошими словами ругается, про которые Ромион бы сказал, что воспитанному юноше такие знать не пристало.

В общем, пока я пытаюсь понять, что происходит и что от меня хотят, у моего ледяного дворца едет крыша. Совершенно натурально, в прямом смысле. Я когда из пещеры выскакиваю, она ещё красиво так съезжает, красивая крыша, с ледяной узорчатой черепицей и коньками-единорогами. Не знаю, как я её наколдовала, но устраивать под ней без разрешения световое шоу, которое здесь называют магической дуэлью, на мой взгляд, верх неприличия.

Вождь троллей тут же предложил отправить в замок небольшой отряд и схватить наглеца. А кто-то из тёмных магов даже высказался, что, дескать, «ваши слуги, госпожа, удивительно не воспитаны». Я бы покрепче выразилась, но Габриэль мне не слуга, и если сейчас отряд троллей нарвётся на его друзей из Астрала, моя репутация пострадает. Моя, потому что я теперь за троллей в ответе, а уверенности, что потревоженный Габи их не убьёт, у меня нет.

Пришлось делать надменное лицо и высокомерно объявлять, что раз слуги мои, то и покараю я их сама. А потом вернусь. Ну, вы тут пока совещайтесь.

Уже предсказуемо — меня слушаются.

— Ты ведёшь себя неосмотрительно, — отчитывает меня всю дорогу Туан. — Как думаешь, как быстро они поймут, что тобой легко управлять?

— А мной легко управлять? — фыркаю я, комкая подол длинного белого платья. Он тяжёлый, этот подол, и настолько длинный, что я уже сбилась со счёту, сколько раз я на него наступила, споткнулась и чуть не упала. Вот было бы мило — растянувшаяся на полу Повелительница Тьмы.

— У меня получалось, — огрызается Туан. — Ты не ведёшь себя, как королева Тьмы. Тебя не будут бояться!

— Мечта всей моей жизни — чтобы меня боялись, — ворчу я.

Вокруг Туана нагревается воздух — обычно это означает, что дракон в ярости.

— А я бы желал, чтобы меня боялись, и когда этот страх достаётся кому-то вроде тебя, — забывшись, рычит он, — я…

— Цыц! Я уже давно поняла, что ты всех на свете не любишь. Что я такого некоролевского сделала?

— Позволяешь повышать на себя голос! Позволяешь понять, что ты чего-то не знаешь! Позволяешь своему дракону не возить тебя от пещер к замку, вместо этого идёшь пешком, как обычная…

Тут камни под нами вздрагивают, и где-то вдалеке горы сдавленно ухают: кажется, начался камнепад. Туан тяжело дышит — дымом — и гневно смотрит на меня. Да тебя, друг мой, думаю я, не поймёшь. То тебе приказывают — ты не любишь. То не приказывают — это не по-королевски. Ты уж определись, как хочешь, чтобы к тебе относились: как к человеку или как к ездовому дракону?

Кажется, я громко это думаю, и Туан мои мысли читает. И рычит. Зачем? Я же правду думаю.

Воздух озаряет синее яркое сияние и тут же гаснет.

— Как считаешь, Габи там дискотеку устроил? — «красиво» меняю тему я, глядя на верх башни.

— Ты должна была ему приказать…

— Ещё раз скажешь мне, что я должна, я зашью тебе рот!.. Ой, прости, милый, я случайно. Что-то вдруг вырвалось, — улыбаюсь я. Достал! — А знаешь, у меня ноги устали, подними-ка меня на эту башню, посмотрим, какой у демонов клубешник. Ну, в смысле, музыки я что-то не слышу, а странно… Ну, чего уставился? Обращайся в дракона.

Туан молча меняет облик и подставляет крыло. Я уже привычно залезаю ему на шею и старательно думаю: «Что ж тебе, гад, не хватает для хорошей жизни, а? Зачем ты вечно злишься?» Туан молчит, как партизан. Ну пусть молчит.

Крыша начинает отстраиваться по одному моему желанию — только куцая какая-то, некрасивая. Плоская, без единорогов. Я пытаюсь мысленно ей крылья приделать, так вообще ужас какой-то получается. Зато посадочную площадку мне удаётся сделать для Туана добротную — толстенный такой лист льда над пропастью. Туан скользит по нему, как корова на льду, но ловко цепляется крылом (да, у него на крыльях когти есть, как у летучих мышей) за подоконник, и я выкатываюсь по горячей чешуе в комнату.

Очень серьёзный и сосредоточенный Дамиан как раз заканчивает какое-то заклинание и потрёпанный Габриэль (впервые его таким вижу) превращается в громадный опал. Точнее, опаловый медальон на серебряной цепочке.

Я так и замираю у подоконника.

Дамиан же спокойно ловит медальон, не менее спокойно вешает его себе на шею и поворачивается ко мне. Смотрит.

Если честно, я уже привыкла, а потому забыла, что внешне я нынче синяя и старше лет на двадцать. И волосы у меня белые. И лицо не моё, черты острые. В общем, я не я. И не сразу понимаю, почему Туан, запрыгнув вслед за мной в комнату, вдруг становится передо мной и Дамианом. Ну серьёзно, это же Дамиан, пусть хоть сотню раз серьёзный. Он даже Властелином меня не тронул. Ну, почти.

Поэтому я молча разглядываю комнату… Крыша была лишь одним из зол — Габи с Дамианом ещё и стены продырявили. И пол в нескольких местах. Сломали камин, мои красивые ледяные фигурки, которые я создавала на досуге от нечего делать, разбили мою ледяную горку, которую я к самому входу недавно приделала, просто так, для развлечения. Хотела для тролльих детей такую же, но Туан развыступался — не по-королевски! Да что он понимает?..

Тут мой взгляд падает за спину Дамиана, на кровать. Точнее, на то, что от неё осталось. А вот это уже слишком!

— Ладно ты скрутил моего демона, — я отодвигаю Туана, точнее пытаюсь, но он стоит, как приклеенный. Приходится очень по-королевски выглядывать из-за его спины. — Но кровать-то за что?! Где я теперь спать буду?

Дамиан хмурится, а Туан отступает, по-прежнему заслоняя меня. Теснит к окну.

— Ромион тебя всё-таки отпустил? — Я пытаюсь улыбнуться, но кровать всё ещё очень жалко. — Дами, я рада, что ты вернулся, но можно же было просто сказать «здравствуй» или, я не знаю, поцеловать меня? А не обезглавливать мой замок, не устраивать это светопреставление и не ломать, чёрт возьми, мою кровать!

Дамиан моргает, поднимает брови… И расплывается в счастливой улыбке.

— Виола?

— А кто же ещё?! — Я всплёскиваю руками и, заметив, что они синие, только сейчас понимаю, что Дамиан такой меня ещё не видел. — Да, я тут имидж сменила. В смысле, внешность. Снова. Туан, отойди, дай мне с моим женихом поздороваться. Дами, я говорила, что хочу за тебя замуж?

Дамиан улыбается, как сумасшедший, и шагает ко мне, но Туан и не думает отступать.

— Виола, это бывший Тёмный Властелин, как ты думаешь, зачем он сейчас появился? — шипит дракон, когда я толкаю его в спину.

— Как зачем, мы же сто лет не виделись! Дами, скажи ему!

Дамиан только молча отмахивается, Туана отбрасывает в сторону, ударяет о стену, и так он по ней съезжает, не двигаясь, точно парализованный. Дамиан этого не замечает, я, честно говоря, тоже — потому что мы наконец-то друг друга нашли!

Дамиан обнимает меня, крепко-крепко, как грелся, когда был Властелином. От него и сейчас веет холодом, только это настоящий холод, мороз, не навеянный магией. А руки у Дамиана тёплые. И губы…

— Я так боялся, что с тобой что-то случилось, — шепчет он, выдыхает мне в рот. — Я почувствовал «зеркало»…

— Какое зер?.. А! Да, я всё расскажу, — шепчу я в ответ. Больше всего мне хочется сказать: «Я люблю тебя». Или даже прокричать об этом. Всем. Или нет, пусть все отстанут от нас, оставят в покое, будем только мы, и этого достаточно…

Мы обнимаем друг друга, как в последний раз, целуемся, шепчем, перебиваем:

— Я думал, демон подчинил тебя…

— Я прилетела за тобой, но Ромион отказался…

И время замирает, реальность перестаёт существовать — пока Дамиан, поцеловав меня, не спрашивает:

— Виола, зачем тогда ты это сделала?

— Что?..

— Ты сама выпила это зелье? Все только и говорят что новой королеве Тьмы, мне и в голову не могло прийти, что это ты.

Всё снова становится на свои места. Я отстраняюсь.

— А что мне было делать? Ты в Астрале, Габриэль… Между прочим, освободи Габриэля. Это мой демон. Мой друг-демон. И, — я оглядываюсь: Туан зло смотрит на нас. — Его тоже. Дамиан, что это такое? Явился, дом мне разрушил, моих друзей побил — так нельзя!

Дамиан удивлённо смотрит на меня.

— Виола, что ты? Его освободить? — он кивает на Туана. — Он играл нами! Или этого? — Дамиан дёргает цепочку медальона. — Это высший демон! Для него люди хуже насекомых — ничто! Посмотри, что он с тобой сделал — это же была его идея, так? Ты об этом говорила в Астрале? Нет, Виола. — Он вытаскивает из кармана флакон. — Ты сейчас же выпьешь зелье, и я отправлю тебя домой. Или в мою тайную лабораторию, я был там, её не тронули, даже не нашли — и там ты будешь в безопасности. Пей.

Не поймите неправильно: в другое время я бы просто сказала, что он идиот, я его слушаться не буду и вообще я за свободу. А не стала бы швыряться флаконами с зельем, а потом хвататься за посох. Просто в последнее время мне очень сложно держать себя в руках.

— Снова решил меня в башню отправить? Прошлого раза не хватило? — Я наступаю, Дамиан пятится — к противоположному окну. — Ты ещё не понял: мне нужна свобода! Свобода, и в клетке ты меня не запрёшь!

— Клетка? Виола, я хочу тебя защитить!

— Мне не нужна твоя защита! Мне нужен ты!

Дамиан прижимается спиной к ледяной стене.

— Виола, опусти посох.

Я выдыхаю и делаю, как он говорит.

— А теперь послушай. Ты не понимаешь, что делаешь.

— Правда?! Значит, я, по-твоему, дура?!

— Виола. Успокойся и послушай, — голос Дамиана дрожит: ему самому спокойствие даётся с трудом. — Тебя могут убить, понимаешь? Ты собрала вокруг себя армию, ты объявила себя злом, а оно всегда, всегда, всегда проигрывает, а потом его убивают. Подумай, пожалуйста — я не могу тебя потерять. Мне ненавистна сама мысль, что тебя не будет рядом. Поэтому, пожалуйста, позволь мне тебя защитить. Это моя армия, и я должен с ней разобраться. Я, а не ты…

— Потому что я ни черта не понимаю в политике, войне и так далее? — Это обидно. Обидно и больно до слёз.

— Чш, Виола, нет. Просто я очень боюсь за тебя. Я люблю тебя и хочу — должен — защищать. Почему тебе это кажется странным?

Раньше он бы отвернулся, заявил, что он мне больше не нужен, и мы бы оба одумались только на следующие сутки. А сейчас Дамиан смотрит на меня так, что… Я не могу злиться на человека, который хочет меня защитить. Ну правда!

Но и в башню сажать я себя не дам.

— Посмотри. — Я протягиваю руку, и на ней появляется снежинка. — Габриэль говорит, это оборотная сторона моей магии. Действие зелья. Я могу делать всё, что угодно, я могу построить дворец и только чуть-чуть запыхаться. Я могу наслать буран, снегопад, я… много что могу. Дамиан, там, внизу сейчас тролли, великаны, колдуны, — все, кого у вас здесь не любят. Если я уйду, их сметут, потому что добро победит, а троллей и великанов оно отчего-то не любит.

— Я останусь и…

Я пальцем касаюсь его губ и заставляю замолчать.

— Если останешься ты, а я буду дома, как ты думаешь, неужели я не буду волноваться? Неужели мне будет всё равно? Я знаю, что добро победит. Но ты-то будешь представлять зло. Ты будешь тут один. Почему, скажи, в башне должна сидеть я, а не ты? Мне ведь тоже ненавистна мысль, что тебя убьют. Я ведь тоже не могу без тебя.

— Потому что я сильнее, — упрямо отвечает Дамиан, глядя на меня сверху вниз. — И опытнее. А ты…

— А я слабая женщина, которая нуждается в защите?

Дамиан молча смотрит, но взгляд у него теперь растерянный.

— Виола…

Я делаю последний разделяющий нас шаг и беру его за руку.

— Дами. Пожалуйста, пойми. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Мы можем быть вместе, жить долго и счастливо — но только вместе! Ни я дома под замком, а ты — сражаясь. И ни наоборот. Вместе. Ты хочешь быть со мной, да? Как там — и в горе, и в радости? Я очень хочу, но мы будем рядом, вот как сейчас. А не я за твоей спиной — мне там не место! Моё место рядом с тобой.

Он долго смотрит на меня — мне в глаза — потом выдыхает:

— Моя мать говорила так же. А потом умерла. Я не смог её защитить.

— Ты убьёшь меня раньше, если запрёшь. Помнишь: птица поёт по-настоящему…

Он сам берёт мою свободную руку — мы сплетаем пальцы и касаемся друг друга лбами.

— Ты веришь мне? — выдыхаю я. — В меня?

— Да, — шепчет он. — Да. — И, помедлив: — Но я всегда буду рядом. Всегда. Даже если ты меня прогонишь…

— Я никогда тебя не прогоню…

До слёз, до боли, так, что трудно дышать — настолько я его люблю. Я не уверена, что мне очень нравится это чувство, ведь я действительно люблю свободу и ненавижу зависимость. Но это выше и сильнее меня, и мне придётся научиться с этим жить. Наверное, это оборотная сторона любви.

…Когда целый ты, только целуя его. Когда сердце бьётся лишь в его объятьях. Когда мы рядом настолько, что мне чудится, будто мы действительно стали одним целым.

— А ты всё-таки отпусти Туана, а то как-то неприлично, — шёпотом говорю я, хотя мне хочется сказать совсем другое: люблю, люблю, люблю…

— Ты ему веришь? — шепчет в ответ Дамиан.

— Нет.

В глазах Дамиана на мгновение появляется лёд. Я встаю на цыпочки, тянусь, чтобы шепнуть на ухо — чтобы было слышно только Дамиану.

— Его все и всегда только шпыняли. Он всех ненавидит, но его ведь жалко. Не делай ему больно, пожалуйста.

Дамиан улыбается и целует меня в щёку.

— Ты больше фея, чем ты думаешь, моя принцесса. Ты жалеешь всех.

Я смеюсь, а Дамиан отворачивается и делает странный жест рукой — Туан тут же выдыхает, кое-как поднимается и пятится к окну.

Потом я смотрю, как он уже в образе дракона тяжело взлетает, и мне его действительно жалко. Очень.

— Ты ещё его сестру заколдовал. Расколдуешь, ладно?

— Ты мне веришь, Виола?

— Да. Конечно…

— Тогда предоставь его мне, — голос Дамиана твёрдый, таким он разговаривал со мной только когда был Властелином. И мне даже тогда это нравилось.

— Хорошо. И Габриэля?

— Да. Я видел в его мыслях — он обращался с тобой так, как ты того не заслуживаешь.

— Дами, я могу сама за себя постоять!..

— Предоставь это мне.

Мы мгновение молча смотрим друг на друга, и потом я говорю лишь:

— Я считаю этого демона другом. Если ты его обидишь… я разозлюсь.

— Я понял, — серьёзно отвечает Дамиан. Потом улыбается и протягивает руки. — Вы с Ромионом правы: всё наконец-то хорошо. Очень хорошо… Иди ко мне?

От кровати остались только доски, да разорванный полог, поэтому мы сидим, обнявшись на пушистом ковре у горящего камина. Я сонно жмурюсь, глядя, как пляшет пламя, и чувствую тепло рук Дамиана. Удивительно — мне же нравилось, когда он меня обнимал, даже Властелином. Но тогда не хватало этого вот тепла и… приятно, так приятно прижаться к его груди и услышать, как стучит его сердце. Такая мелочь, и так от неё хорошо…

Я никогда ещё не была настолько счастлива. Настолько на месте. Даже когда нашла его, даже когда Дамиан поцеловал меня в Астрале, и это тоже было тепло и словно искрилось волшебством, — даже тогда я не чувствовала такого абсолютного, совершенного покоя. Когда мечтаешь, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. Я уже большая девочка и знаю, что заканчивается всё, но вот это — это должно быть моим всегда. «Ты мой, а я твоя» — как я раньше не понимала значения этих слов? Простая, вульгарная ревность здесь совершенно не при чём — мне было бы больно, жестоко больно, физически больно, если бы я знала, что мне придётся остаться в стороне или делить Дамиана с кем-то другим. Неужели он чувствовал то же самое, когда я ему отказала? Неужели я заставила его настолько страдать?

— Виола? — словно прочитав мои мысли, тихо зовёт Дамиан, и я чувствую, как его руки обнимают меня ещё крепче. — Ты не шутила, когда говорила, что, — он останавливается, словно чтобы справиться с собой, — что мы и дальше… будем вместе?

Я поднимаю голову, поворачиваюсь и смотрю ему в глаза. Я могла бы смотреть в них вечно — как в огонь или в воду. Ты мой, мой, мой, только мой…

— Ты думаешь, я могу с этим шутить? — мой голос тоже дрожит, только я не делаю пауз, чтобы справиться с ним. Пусть слышит, мне не страшно быть с ним слабой. Наоборот, с ним быть слабой — наслаждение.

Дамиан не отводит взгляда.

— Я пойду с тобой в Сады, но ты должна знать, что твоя мать…

— Я не вернусь в Сады.

Дамиан удивлённо изучает моё лицо.

— Виола, ты принцесса и наследница королевства фей, ты не можешь…

— Могу.

Он качает головой и отстраняется.

— Я не хочу, чтобы ты жертвовала своим положением из-за меня. Я знаю, каково это — быть изгоем, и никогда не позволю тебе…

Пальцем я осторожно касаюсь его губ, заставляю замолчать.

— Я ничем не жертвую. Я не хочу быть принцессой, из меня выйдет ужасная фея, и мама это знает. Я хочу быть с тобой.

Дамиан целует мой палец и аккуратно убирает его от своих губ.

— Виола, ты не знаешь, что делаешь. Ты потеряешь всё: титул, наследство, будущее. О тебе будут шептаться на каждом углу, тебя станут презирать, как меня, — ты правда этого хочешь? Мы что-нибудь придумаем, чтобы остаться вместе и не…

— Хватит, — обрываю я, боюсь, что слишком резко. — Дамиан, хватит. Это не обсуждается, и ты тут совершенно не при чём. Я знаю, чего хочу, и будущее в Садах меня не прельщает. Меньше всего я желаю закончить, как мама — одна среди цветочков и пчёл-переростков, зато с короной на голове. Нет, это не моё будущее. И давай… давай мы больше не будем об этом говорить?

Дамиан вздыхает: он не согласен, но спорить не хочет.

— Ты можешь вернуться в свой мир.

— А ты вернёшься? Со мной?

Дамиан качает головой.

— Моё место здесь.

— А моё — рядом с тобой, — улыбаюсь я.

— Но, Виола, а твой отец?

— Папа и так постоянно в командировках или на работе, к тому же, — я улыбаюсь, — ты же будешь делать для меня порталы, чтобы я могла его навещать?

— Так часто, как ты захочешь.

— Ну вот. Возможно, мне придётся закончить там университет — это папина мечта. Но я всё равно останусь с тобой.

Дамиан снова качает головой.

— Твоя мать будет против. Даже если отец не сможет задержать тебя в его мире — а есть способы — то королева фей точно будет против. Я всё-таки Тёмный Властелин, пусть и бывший…

— И что?

Дамиан улыбается, но как-то невесело.

— Я плохая партия для тебя, Виола. Ты ведь тоже это понимаешь. Ужасная партия, я бы сказал.

— А я бы сказала, что ты ничего не понимаешь. Ну Властелин, ну и что? Я теперь тоже…

— О тебе никто не будет знать. Твоё лицо, твоё поведение… Виола, когда всё закончится, никто не поверит, что ты могла бы… Фея…

— Ты снова меня идеализируешь. Дами, пожалуйста. К чему этот разговор? Я люблю тебя — этого достаточно. Или… — Я приподнимаюсь на локтях, чтобы быть хотя бы немного выше его, — нет? Ты передумал? Тогда скажи прямо!

Дамиан снова улыбается, но на этот раз нежно. И достаёт откуда-то (а может и из воздуха) кольцо. Золотое кольцо с маленьким рубином в виде сердца. В камне, глубоко внутри, бьётся алая искра — в такт дыханию.

— Я должен предложить его тебе при свидетелях, хотя бы одном с твоей и моей стороны, но это ещё и…

Я не дослушиваю и забираю кольцо. Дальше следует заминка: я понимаю, что забыла, на какую руку его полагается надеть.

Дамиан напряжённо наблюдает. Вместо того чтобы подсказать!

— На какую руку? — громким шёпотом интересуюсь я. — Что? Я как-то не присматривалась, а мои родители в разводе, откуда мне знать?

— Виола, ты невозможна, — смеётся Дамиан и надевает мне кольцо на палец правой руки. Смотрит и добавляет — как и должно быть: — Я невозможно тебя люблю.

— Так не бывает, чтобы невозможно, — усмехаюсь я, и меня окутывает золотое сияние. Мгновение — и я снова фея. И всё бы хорошо, но эта пыльца…

Дамиан суетится, даже пытается забрать кольцо («Это же артефакт! Я забыл, что оно может повлиять, отменить действие зелья»), но я сжимаю руку в кулак и красноречиво её показываю.

— Успокойся. Габриэль наварил мне этого зелья — на полгода хватит. К тому же, оно всё равно выдыхается, утром всегда пью новое… Ты мне только кровать почини, кстати, а то спать нам негде.

Но Дамиан сначала зачаровывает дверь, а потом, кажется, и весь замок. И только потом берётся за кровать.

— Ух ты, — выдыхаю я, когда он заканчивает. А что ещё сказать, когда только что лежали доски, и вот уже целая невредимая стоит кровать, даже полог висит… э-э-э… наизнанку, ну да ладно, мне так даже больше нравится.

Дальше следует заминка, потому что в одну со мной кровать Дамиан ложиться не собирается — это же нечестно по отношению к незамужней невинной девушке!

— Что за Средневековье! — возмущаюсь я, и мне неважно, что Дамиан меня не понимает. — А может, ты и из моей комнаты выйдешь? А то я тут одна, вся такая незамужняя, с незнакомым парнем, который к тому же Тёмный Властелин. А ну вон! — И кидаю в него подушкой — всё равно на кровати их много. — Не смущайте юную фею, милорд, как вам не стыдно!

Самое забавное что Дамиан — поймав подушку — пару мгновений остаётся серьёзным, словно раздумывает, не выйти ли ему действительно вон. Дурачок!

— Нет, — наконец, отвечает он. — Вдруг с тобой без меня что-нибудь случится. С тобой же постоянно что-нибудь случается, моя принцесса.

Ну я же говорю — дурачок. Приходится отстреливаться подушками, а то так и будет смурной и серьёзный сидеть у камина на страже моего целомудрия.

Зато мне всё-таки удаётся выманить его на кровать. И даже повозмущаться, что когда был Властелином, он со мной спал и не краснел.

— Но ты же была юношей! — отвечает Дамиан. — Виола, ты меня снова обманула!

Я на всякий случай откатываюсь подальше, а то он заметил, что я боюсь щекотки и теперь пускает это оружие в ход при каждом удобном случае. Целомудрие позволяет.

— Ну да, а ты меня за это убил. — Дамиан мрачнеет, и я поскорее меняю тему. — Слушай, что-то Туан, в смысле, дракон не возвращается. — В окно бьётся снег. Действительно бьётся, комьями. И вьюга завывает — у-у-ух! Мне даже подумать страшно, чтобы сейчас оказаться снаружи. — Дами, я серьёзно. Он не заблудится? Там так… метёт.

Дамиан фыркает — не очень дружелюбно.

— Не волнуйся, моя фея. Дракон — не заблудится.

Что-то в его голосе настораживает.

— А он вообще вернётся?

— Зачем он тебе, Виола? — Дамиан поворачивает мою голову за подбородок. — Драконы признают только хозяев. Ты хочешь себе ручную зверушку?

— Он человек!

Дамиан качает головой.

— Он человек, которого с детства сажали на цепь. Как думаешь, этот человек ещё может вести себя… по-человечески? Виола, я помню, что только что тебе пообещал, но, пожалуйста, будь серьёзнее: этот «человек» опасен.

— Потому что я дурочка и снова поведусь на его ложь? — получается резко, обиженно.

— Я этого не говорил, — спокойно отвечает Дамиан. — Но он может причинить тебе вред…

— Если ты его свяжешь и не оставишь в покое, как я прошу, — может. Дами, ему нужна помощь. Как и тебе недавно, помнишь? Но Туану же никто не поможет, у него никого нет, кроме его сестры, которую ты превратил в камень. Просто… расколдуй её, ладно?

Дамиан вздыхает.

— Тогда он станет неуправляем. Всё, чего ты добьёшься, Виола — это свободный, озлобившийся дракон, который, в конце концов, найдёт своего рыцаря и погибнет от его копья. Так уже бывало…

— Да. И Властелин никогда не возвращает себе сердце и никогда не сможет вернуться из Астрала, — поддакиваю я. — Всё на свете уже бывало, не правда ли?

Дамиан прижимается ко мне щекой, невесомо целует.

— Он вернётся. — И кладёт на покрывало маленькую каменную фигурку дракона. Очень знакомую фигурку малыша дракона. Драконицы. — За этим вернётся.

— Ты… — дыхание перехватывает. Я осторожно касаюсь фигурки: она горячая.

— Я должен знать, что его можно контролировать, и что он не причинит тебе зла.

— Дамиан!

— Я расколдую её, как только он вернётся, и мы поговорим.

— Но…

— Виола. Ты мне веришь? К тому же, она ничего не почувствует, если ты волнуешься за драконицу. Она сейчас как будто спит.

— А ты представь, что я бы так спала!

Дамиан снова вздыхает.

— Ты слишком фея, Виола…

— Нет, иногда мне кажется, что в вашем мире я одна нормальная! Габриэль там, в камне, тоже просто спит?

— Виола, с демоном…

— Я помню, ты поговоришь сам. — Я закрываю глаза и выдыхаю. Успокаиваюсь. Мне просто нужно принять его таким, какой он есть — я же и правда ему верю.

— Я расколдовал твою сестру, — тихо говорит Дамиан, целуя мой лоб. — За неё ты можешь не волноваться, она под землёй, в королевстве её супруга.

— Ещё вроде бы жениха… Слава богу! А остальных ты?..

— Пока нет. Когда добро победит, заклятия буду сняты. Если мы сейчас начнём всех расколдовывать, Виола, это вызовет вопросы, а ты ведь, кажется, хочешь восстановить равновесие?

— Я не совсем понимаю…

— Просто доверься мне. И… твоя мать по-прежнему в Сиерне, это король гоблинов забрал свою возлюбленную домой. В Сиерне сейчас также лучшие маги света, я не стал рисковать и снимать заклятие точечно… Извини.

Честно говоря, мама во льду тревожит меня куда меньше каменной Роз. Это, наверное, не очень хорошо — так думать, но…

— Ещё, возможно, король гоблинов что-то подозревает, — добавляет Дамиан. — Снятие заклинания отняло у меня много сил, его маги чуть-чуть не оставили меня под землёй навечно. И я не убивал их, как должен был бы Властелин…

— Ты даже когда был Властелином, не убивал, — улыбаюсь я. — Всё хорошо. С Ульриком разберёмся, ты только больше собой не рискуй, ладно? А то я тебя, конечно, и под землёй достану, но как-то не хочется тратить на это полжизни.

Дамиан только грустно улыбается: шутку он явно не оценил. И снова целует меня, мягко и нежно. Ну хоть что-то.

— Ты правда мне веришь?

— Правда-правда.

— И выйдешь за меня?

— А ты на мне женишься? — смеюсь я, и он радостно улыбается.

Так легко и спокойно — спать в его объятьях. Я действительно ему верю. Всем сердцем верю…

Всё хорошо — так, как и должно быть.

Утром по привычке я нахожу под подушкой флакон с зельем, выпиваю, пережидаю дурноту — теперь только она, мысли уже не так путаются, как раньше, и сознание я больше не теряю. Но буду рада, когда всё это, наконец, закончится!

Дамиана в комнате нет: зато есть Туан. Он сидит на подоконнике с таким видом, будто размышляет, чем сподручней будет меня убить.

— Вас ждут в тронном зале, госпожа, — бесцветно говорит он. — Свет прислал своих послов.

Пару минут поразглядывать затейливую вышивку на пологе я себе позволяю. Потом поднимаюсь, нахожу тапочки, шарю по покрывалу и достаю халат — в ногах, как обычно.

— В-веди.

Туан встаёт, делает пару шагов и склоняется передо мной:

— Госпожа, я набрал вам ванну.

— С каких пор у нас появилась ванна? — изумляюсь я.

Поверьте, с горячей водой в ледяном дворце напряжёнка. К тому же, я очень смутно представляю, как должен работать водопровод, поэтому наколдовать его не смогла, а Габриэль отказался. Так что ванна — это отлично! Ванна — это круто! Если бы о ней не сообщали таким замогильным тоном, я бы вслух обрадовалась.

— Туан…

— Да, госпожа?

А, к чёрту! Я не могу думать, я ещё не проснулась. Я потом разберусь.

— Ну и где эта ванна?

Подозреваю, с ней поработал Дамиан — хотя бы по тому, что больше некому. Пристроил целую комнату, сделал её точной копией королевской купальни в Сиерне — я безумно довольна. Есть что-то очень романтичное, когда ты лежишь в огромном бассейне в ледяном замке, а вокруг тебя — ароматный пар с запахом фиалок… И всё это походя сделал твой будущий муж. Вот, кому-то кофе в постель приносят, а мне ванну по щелчку создают. Да какой там по щелчку, я ведь даже не просила!..

Нет, определённо жизнь налаживается. Кто б мне раньше сказал, что так будет, я бы Дамиана сразу, как он с меня заклятье снял, в ЗАГС потащила. Вместе с папой, мне же ещё шестнадцать.

Мда, сдаётся, папа может не одобрить ранний брак, и будет в каком-то смысле прав… В его воображении я должна была найти себе симпатичного мальчика, влюблённого в меня по уши, он бы за мной года два поухаживал, а уж потом свадьба. Но как же тут ждать два года, когда один раз отказала — а он уже Тёмный Властелин. Нет, с таким женихом два года ждать нельзя…

Туан по-прежнему насуплен и угрюм. И предупредительно вежлив, отчего его хочется огреть чем-нибудь тяжёлым.

— Ваш завтрак, моя госпожа.

— Туан, он её расколдует. Честно. Дамиан мне обещал.

— Да, госпожа.

Да чтоб тебя!..

У Дамиана военный совет. Послов он уже, оказывается, принял, выслушал, а до этого как-то разобрался с троллями, людоедами и остальной нечистью и теперь весь в работе. И нечисть в работе, одна я, как неприкаянная, ну и Туан ещё.

— С добрый утром, — солнечно улыбается мне Дамиан, оторвавшись-таки от каких-то схем. — Ты не против? — и кивает мне на эти схемы.

— Нет, что ты. — Тролли из моей личной гвардии (да, она у меня имеется — статус) смотрят на нас с благоговейным ужасом.

Дамиан перехватывает их взгляд.

— Я сказал, что ты моя невеста. — И тоже смотрит, испытующе.

— О, то есть мне теперь можно не сидеть на этих долгих и скучных совещаниях? — улыбаюсь я. — Милый, я тебя люблю! — Я целую его в щёку.

У Дамиана вырывается вздох облегчения, а тролли наконец-то отводят взгляды.

— Тогда не буду тебе мешать, дорогой. Только, как освободишься, сделай что-нибудь с моим другом драконом, — предпоследнее слово я выделяю.

— А что с ним? — удивляется Дамиан и оглядывается.

Туан изваянием стоит чуть поодаль.

— Ты его мне в слугу превратил! — шиплю я Дамиану на ухо. — Сегодня же верни его обратно! Это какой-то кошмар, он меня «госпожой» называет!

— Но так и должно…

— Дами!

— Хорошо-хорошо, но клянусь, я ничего не делал.

— Да-а-ами!

— Война добра со злом важнее, — перебивает Дамиан. — Но хорошо, я с ним поговорю. Останься, — кивает он Туану.

Тот в ответ только кланяется.

Я тоже ненадолго остаюсь — очень ненадолго, потому что скучно, и снова волнами накатывает злость, а ещё дикое, просто зверское желание зацеловать Дамиана до смерти. Просто он такой милый, когда вот такой серьёзный обсуждает всякие заумные вещи — м-м-м!

Я ухожу гулять по дворцу — в нём сотни, кажется, комнат, и все странные. Строила его я, да, но под зельем, потому получился он очень сюрреалистичным. Сползающая на пол скамья меня впечатляет, не иначе как часами Дали вдохновлялась. Или стол под потолком вместо люстры — тоже ничего.

Впрочем, одна комната меня куда сильнее поражает: круглый зал, тонущий в сумраке. Почти пустой — только на ледяной подставке (словно в когтях) лежит меч, каким дрался с героем Дамиан. От клинка, как и от короны, веет холодом, и свет его матовая поверхность будто вбирает. Покрутившись вокруг, я с трудом снимаю его с подставки. Мне же им, наверное, теперь фехтовать? Корона у меня, значит, и драться буду я…

Спустя пару минут я понимаю, что «драться» — это преувеличение. Большое преувеличение: поднять меч я могу самое большое на сантиметр над полом. И рукоять держу двумя руками, но не как некогда Дамиан, а скорее как дубину. Раскрутить (опять же, как делал Дамиан) не получается совсем: конец меча «возится» по полу, оставляя во льду сочащийся крошкой след. Мда, меня же засмеют…

И я уже собираюсь — как-нибудь — положить меч обратно на подставку, но от двери раздаётся знакомый голос:

— Чародейка! Выходи на смертный бой!

Видели в юмористических шоу домохозяек со скалками? Муж поздно возвращается, а тут жёнушка ждёт и на звук ключа в замке поворачивается… Вот и я так же поворачиваюсь.

Артур стоит на пороге — тоже с мечом, только сверкающим золотом. И держит герой его профессионально так, привычно. Не как я.

— Ну выходи, — отзываюсь я, делая к нему пару шагов и волоча за собой меч. — На бой. Смертный. Герой.

Артур почему-то отступает. И, открыв рот, наблюдает за мной с мечом.

— Ну чего, я первая должна напасть? Иэх! — кончик меча отрывается-таки от пола, я пробую повернуться, и меня ведёт в сторону. Хорошо так ведёт, мощно — падаю я прямо на Артура. Он меня аккуратно придерживает, прислоняет к стене… и кидает свой меч в ножны. Прямо кидает, гневно так… легко. Смотрю и завидую.

— Но так нечестно! — обиженно восклицает тем временем Артур. — Ты же злая колдунья! Я должен тебя победить, а ты даже меч поднять не можешь!

— Господи, да когда же ты ныть перестанешь! — в тон ему отвечаю я. — Когда же ты поймёшь, что, как в сказках, в действительности ничего не бывает!

Артур тут уже успокаивается и внимательно смотрит на меня.

— Я тебя знаю? Откуда я тебя знаю?

Я верчу кольцо, и на мгновение — утром сегодня проверила, что так можно — возвращается мой феячий облик. Волосы, венок, платье, молодость…

— Виола? — изумляется Артур. И опять: — Но так нечестно! Я не буду с тобой драться!

— Это я уже поняла. Помоги тогда хоть меч убрать, я его даже с места сдвинуть не могу.

Артур помогает — правда, ему приходится замотать руки полами плаща, иначе до чёрного клинка он дотронуться не может.

— Ну почему всегда так? Я пришёл победить зло и уйти, наконец, домой! А тут снова ты! — возмущается этот герой. — Что теперь делать?

— Виола может выбрать любого рыцаря, который будет драться за неё, — раздаётся от двери.

Артур резко оборачивается, и они с Дамианом принимаются буравить друг друга взглядами.

— Поэтому, полагаю, сражаться с тобой буду я, — заканчивает Дамиан. — Отойди от моей невесты.

— А… — Артур послушно отступает, потом переводит взгляд на меня. — Виола, ты что, тоже теперь без сердца? — В его руке блестит что-то золотое. Я поздно понимаю, что это, наверное, амулет с порталом. — Значит, Мерлин был прав…

— Постой!

— Пусть идёт, — спокойно говорит Дамиан, когда Артур вообще-то уже уходит, то есть, исчезает. — Плохо будет, если добро не станет сражаться в полную силу. Неправильно.

— Но мы могли бы договориться! — Вообще-то так я это себе и представляла: договоримся, отрепетируем поединок — и всё.

— Добро со злом не договаривается, Виола, — усмехается Дамиан. — Не волнуйся, всё идёт, как должно.

— Как должно? У тебя, может, и план есть?!

— Конечно.

— Дами, это мой одноклассник, мне будет очень грустно, если с ним что-нибудь случится!

— Виола, ты действительно считаешь меня настолько кровожадным?

— Нет, я просто предупреждаю. И что, по твоему плану я буду стоять в сторонке?

— Не совсем, — Дамиан подходит, берёт меня за руку. — Твоя помощь понадобится. Вот хотя бы… Прибыли послы от гоблинов, требуют личной встречи. Я же говорил, что их король всё понял.

— А я требую обеда и тепла…

— Всё будет, моя королева. Обещаю. — От его лукавой улыбки мне действительно тепло. Но Артуру надо было всё объяснить!..

Ох уж эта семейка интриганов: что Властелин, что брат-король…

По дороге к нам присоединяется Туна, всё такой же услужливый, угрюмый и ко всему равнодушный. Очевидно, или тот самый обещанный разговор ещё не состоялся, или просто не подействовал.

Во мне уже привычно вскипает злость — и я так же привычно её подавляю. Но вопрос всё равно получается сердитым:

— Скажи… а это нормально, что Артур пришёл в мой… наш замок, как к себе домой? Просто, раз он пришёл, то и ещё кто-нибудь может, его Мерлин, например? Я не хочу видеть это старика в своей спальне! Он в меня нож воткнёт, и совесть его даже мучить не будет.

— Ты с ним знакома? — Дамиан искоса смотрит на меня. — Мне… мне жаль, я должен был оградить тебя от этого человека.

По моему глубокому убеждению, здешний Мерлин уже не человек, а Дамиан вместо ограждения вовсю тогда занимался важным для Тёмного Властелина завоеванием мира… Но если я это скажу, будет грубо и ещё более сердито, так что я молчу. Тоже угрюмо, наверное, как Туан.

— Виола, героя я привёл, — говорит, наконец, Дамиан. — Он должен был тебя увидеть. Тебя такую… Пойми, он не сможет биться, если не будет верить, что кого-то спасает. Теперь Мерлин расскажет ему, что победив, он спасёт тебя — и герой будет готов. А так… сбежит. — Дамиан улыбается.

Я не обращаю на его улыбку внимания.

— Победив? То есть, убив?

— Мерлин лжёт, — грустно улыбается Дамиан. — Для него это легко. Всё для победы добра. Он идеалист, Виола, чужие жизни его беспокоят только, пока они ему нужны.

Что-то подобное говорил мне папа, когда я прочитала «Властелин колец» и влюбилась в Гэндальфа. Я знаю, это было глупо, но папино заявление, что добрый волшебник никогда бы не отправил одного маленького хоббита на верную смерть, заставило меня всю ночь прореветь в подушку. Кажется, мне было двенадцать, и идеалы вместе с кумирами тогда погибали мучительно, всегда со слезами — естественно, моими.

В общем, в шестнадцать я уже считаю себя прожжённым циником, но ни в какое сравнение мой цинизм не идёт с цинизмом Ромиона. Или Дамиана — сейчас. Наверное, это нормально, Дамиан должен был измениться после того, как побыл Тёмным Властелином. Но, чёрт возьми…

— Это он на тебя цепи надел?

— Виола, не сейчас, — тоном «никогда» говорит Дамиан и подаёт мне руку — я поскальзываюсь на мною же некогда созданном льду.

— Ты посвятишь меня в детали своего плана, я надеюсь? — Внутри снова всё клокочет. Очень хочется кого-нибудь помучить… Бред какой!

Дамиан ловит мой взгляд и склоняет голову.

— Кажется, обед нужен срочно, — улыбается он и поворачивается к Туану. — Принеси горячий шоколад. И мёд.

— Да, господин, — Туан с поклоном уходит, а я потрясённо смотрю ему вслед.

— Дами, что ты творишь?

— Что, моя королева?

— Зачем ты ему приказываешь? Я же сказала, что он мой друг!..

— Твой — может быть, — холодно отвечает Дамиан. — Но не мой. Пусть скажет спасибо, что я его ещё не убил. Вот уж кого я бы даже сейчас помучил…

— Дами!

Он молча смотрит на меня.

— Так нельзя, — шепчу я, проводя пальцами по его лицу. — Ему плохо, Дамиан, ты же видишь.

— Плохо? — усмехается Дамиан, и эта усмешка до боли напоминает ту, злую, которую я постоянно видела на его лице, когда он был Тёмным Властелином. — Плохо? А тебе не было плохо? Мне не было плохо? Всему королевству — да что там, всему миру из-за него не было плохо? — Я поражённо смотрю на него, и Дамиан успокаивается. — Я поступаю с ним так, как он того заслуживает. Виола, я понимаю, что ты фея, и твоя жалость…

Я отвожу взгляд и отступаю. Дамиан хмурится.

— Виола…

— Я просто подумала… Ну, знаешь, вдруг бы я в тебя не влюбилась и осталась бы дома, как Виллинда настаивала? Или помогла маме, как она просила. Ты бы, наверное, тогда погиб, да?

— Виола, — снова начинает Дамиан, и его голос звучит сдавленно, тихо. — Вспомни, из-за кого всё это началось?

— А из-за кого? — пожимаю плечами я. — Ты правда хочешь повесить всю вину на Туана? Я и до него сомневалась в себе и в тебе. И ты тоже. Просто понимаешь, мне кажется это неправильным: у тебя второй шанс есть, а у него — нет. И жалость, как ты говоришь, тут не при чём. Я просто знаю его лучше, чем ты. Поверь, он тот ещё неприятный тип, но то, что с ним делаешь ты — несправедливо. Я так считаю.

Дамиан молча смотрит на тебя и хмурится.

— Шоколад, госпожа, — раздаётся за спиной бесцветный голос.

Я оборачиваюсь — Туан уже в поклоне, взглядом не встречается и больше похож на статую, научившуюся двигаться.

Хоть бы перевернул мне эту чашку шоколадом на голову, что ли? Было бы лучше.

— Спасибо, — я забираю кружку: она восхитительно горячая.

И, поворачиваясь, замечаю, как задумчиво Дамиан смотрит на Туана. Но мне говорит только:

— Пойдём, моя леди.

И я тоже молча подаю ему руку.

Просто, как говорит моя крёстная ведьма, мужчинам иногда нужно подумать — крепко-крепко, серьёзно подумать — чтобы дойти до несложной, в общем-то, мысли: женщина права. Сразу эта мысль им в голову ну никак не приходит, нужно время.

Подождём.

Послы от гоблинов уже собрались в пещере — мой ледяной дворец имеет с десяток выходов в лабиринты пещер местных троллей, так что нам наружу даже выходить не приходится. Это хорошо — вьюга со вчерашнего дня так и не улеглась.

Среди послов стоит Ульрик — что ж, этого следовало ожидать. Дамиан ловит мой взгляд и жестом — этак привычно — отсылает троллей прочь. Туан остаётся, тёмное облако у руки Дамиана — наверняка духи — тоже.

А вокруг Ульрика, ощетинившись, замерли «бронированные» гоблины-гвардейцы.

— Ваше Величество, — Дамиан не утруждает себя даже кивком. — Что приве…

— Ты! — пищит Ульрик, отталкивая своих гвардейцев и тыча в меня когтистым пальцем. — Напиши сестре, что с тобой всё в порядке. Сейчас же! Она уже все глаза себе выплакала!..

Я подскакиваю — до этого Туан усадил меня на трон, не забыв подложить меховую подушку (а то на льду сидеть приятного мало…) — и озираюсь, ища бумагу.

Ульрик усмехается.

— Значит, это правда ты, Виола. И с сердцем у тебя всё в порядке. Возьми. — Он извлекает откуда-то розу, почему-то с золотой сердцевиной, так что она больше напоминает шиповник. Гибрид розы и шиповника. Или даже мака. Но пахнет розой — по всей пещере разливается её аромат. — Моя королева просила тебе передать.

Розу забирает Туан, потом с поклоном передаёт мне. На стебле — что забавно, без шипов — повязана белая лента, на которой золотом выведено — почерком сестры, со всеми завитушками (иначе Роз просто не может): «Сумасшедшая! Как ты могла?!». И с другой стороны: «Напиши мне! Напиши, что с тобой всё в порядке».

Я выдыхаю и удивлённо чувствую, как стало легче. Дамиан ловит мой взгляд и улыбается тенью моей улыбки.

— Ваше Величество, вы, конечно, пришли не только за тем, чтобы передать послание моей невесте.

Я смеюсь молча — это Ульрик хихикает вслух. Всё-таки мужчины — собственники: «моя королева», «моя невеста»…

— Я пришёл убедиться, что моему королевству ничто не угрожает. А также узнать, нужно ли спасать сестру моей королевы. — Ульрик смотрит на меня упор. — Хочешь ты или нет, девочка, ты теперь входишь в мою семью.

Семья — если я правильно помню, для гоблинов это очень важно. Куда важнее, чем для фей.

— Виола под моей защитой, — серьёзно говорит Дамиан. — И вашему королевству ничего не грозит. В том я клянусь.

Ульрик минуту внимательно смотрит на него, потом кивает:

— Я верю тебе, мальчик. Не должен, но верю. Вы, солнечные люди, странные. Что ж, даю слово, что Подземье останется в стороне. Дела солнечных магов нас не интересуют. — Он отворачивается, давай понять, что приём окончен. Как будто не он пришёл к нам, а мы к нему. Отворачивается и говорит через плечо: — Дай моим магам самим поставить портал.

— Вашим магам, не мне? Зачем? Вы же мне верите, — усмехается Дамиан.

Ульрик тихо смеётся.

— Верю. До определённого предела. — И, окружённый гвардейцами идёт к двери…

— Погодите, Ваше Ужасничейство! — В одной руке я держу розу, а другую вытягиваю и, послушная моему желанию, на ней появляется фиалка. — Передайте моей сестре, что со мной всё хорошо.

Ульрик фиалку забирает сам. И, глядя мне в глаза, снимает один из своих перстней, вкладывает его мне в руку.

— Ты знаешь, что делать, если будет нужна помощь.

Да, прошлый перстень-портал сгинул где-то в сиернском дворце… Я благодарно улыбаюсь.

— Спасибо.

— Он тебе не понадобится, — хмурится Дамиан, когда гоблины уходят, и мы остаёмся одни. — Со мной ты в безопасности.

— Конечно. Но знаешь… — Я поднимаю руку с перстнем на уровень лица. — Он красивый.

— Я тоже подарил тебе кольцо, — Дамиан всё сильнее напоминает ребёнка, обделённого вниманием, и я, улыбаясь, целую его в щёку.

— Да. И оно намного красивее!

Дамиан фыркает, стрясает с руки тёмное облако — оно растворяется в воздухе — и поворачивается к Туану.

— Идём.

Туан снова молча кланяется. Я, заинтригованная, цепляюсь за локоть Дамиана и позволяю увести себя из пещеры.

Что-то сейчас будет!

В спальне Дамиан снова зачаровывает дверь, потом по щелчку зажигает в камине огонь — даже без поленьев, на голом льду! — и указывает мне на глубокое кресло, которого, клянусь, ещё вчера тут не стояло.

Сам Дамиан садится на колени посреди комнаты, ставит на ковёр фигурку дракона и закрывает глаза.

Замерший в углу, у двери, Туан бледнеет.

— Господин, я прошу…

— Умолкни.

Чёрное облако окутывает фигурку, потом тянется, точно ластящийся щенок, к Дамиану, выпускает струи-щупальца к его рукам, раздваивается, ползёт… Исчезает.

В воздухе сильно пахнет серой, настолько сильно, что у меня першит в горле.

А каменная фигурка тем временем растёт и становится… э-э-э… всё менее каменной, а наоборот, гибкой, розоватой, словно светящейся… живой. Дамиан открывает глаза, плавно поднимается и протягивает руки, ловит маленькую, неуклюжую, как слепой котёнок, драконицу. Ловит, встаёт и поворачивается к Туану. На того жалко смотреть: бледный до синевы, губы дрожат, глаза алые, и жар аж до меня доходит. Словно дракон хочет, но боится обернуться — и сжечь нас всех. А пепел потом развеять по ветру. Так-то.

Дамиан, не обращая на него внимания, подносит воркующую драконицу. Протягивает — Туан вздрагивает и ошалело смотрит на него.

— Ну бери же, — устало вздыхает Дамиан.

Драконица сама перебирается к Туану, тот еле успевает подставить руки.

— И проваливай, — добавляет Дамиан. — Чтоб духу твоего здесь не было. Искать не буду, не бойся.

Потом отворачивается, подходит ко мне, садится на подлокотник кресла, ловит взгляд.

— Ты этого хотела?

— Не знаю, — честно отвечаю я, с тревогой наблюдая за драконами. Драконица тычется остолбеневшему Туану в лицо и, кажется, мурлычет. Такая милая! — Эй, Туан, ты хоть плед возьми. Там такая вьюга! Или погоди, я сейчас с ней что-нибудь попытаюсь сделать…

«Что-нибудь» не получается: ветер только яростней воет, да снег просто лупит в окно.

— Бесполезно, — усмехается Дамиан. — Это не твоя вьюга, Виола, это защитный контур от магов света. Чтобы мы не дай бездна, никуда не исчезли. Но ты не волнуйся, дракон прекрасно эту преграду преодолеет, — он повышает голос. — Почему ты всё ещё здесь?

Туан дёргается было к окну, но снова замирает — драконица у него на руках возмущённо вякает.

— А я не тебе не служу, — резко бросает он, глядя на Дамиана. — А ей, — и кивает на меня. — И не тебе меня прогонять. Господин, — с издёвкой добавляет Туан.

— А… — начинаю я, но меня никто не слушает.

— Ты больше ни на шаг к ней не подойдёшь, — угрожающе тихо отвечает Дамиан, вставая с подлокотника. — Я сказал: вон!

— А… — снова начиню я, но меня опять никто не слушает!

— Не ты мне приказываешь! — огрызается Туан. — Бывший Властелин. И чем ты лучше меня? Ты её вообще убил!

— Но… — Да чтоб вас всех!

— Из-за тебя, — чёрный туман окутывает Дамиана, и драконица на руках у Туана испуганно пищит. — Это твоя вина! Уходи, пока цел, дракон, будь моя воля…

— Что? Замучил бы меня до смерти? — Туана несёт. Ну прямо как меня, когда мне страшно. — Так тебе ещё придётся постараться! Я, знаешь ли, не понаслышке знаком с волшебниками, включая демонологов. И ты вряд ли сможешь меня удивить!

Дамиан вскидывает руку, чёрное облако тянет щупальца к Туану, и в этот момент случается сразу две вещи. Драконица на руках у Туана перестаёт пищать и выдыхает хороший такой, совсем ей не по размеру столб пламени. И огонь разбивается о ледяную колонну, растущую между драконом и демонологом. Лёд плавится, по полу растекается лужа, портя мой пушистый ковёр.

А, и третья вещь: меня, наконец, слушают.

— Может, хватит? — драконица перелетает мне на руки — правильно, как к самой адекватной. — Видите, до чего вы ребёнка довели? Угомонитесь, а? Дамиан, ты же обещал!

— Я его и пальцем не тронул, — ворчит Дамиан.

— Но хотел, — хмыкаю я. Драконица по-кошачьи сворачивается у меня на руках и умильно складывает крылья. Ой, она правда мурлычит! — Туан, так ты остаёшься?

Он смотрит на нас с… э-э-э… Деей? И весь его боевой запал словно в одночасье исчезает.

— Да. Я обещал.

— Ты мне ничего не обещал.

— А пусть поклянётся, — вставляет Дамиан. — Так будет надёжнее.

Туан поднимает брови, но я решительно отказываюсь:

— Нет уж, зачем нам такие сложности? Оставайся. Только давай без этого… ну, ты никому не служишь и никому ничего не должен. Хочешь помочь — пожалуйста, я только рада. Но слуги мне не нужны.

— Виола, — начинает было Дамиан, но я, не обращая внимания, смотрю на Туана.

— Договорились?

Туан наклоняет голову.

— С моей сестрой больше ничего не случится?

— Обещаю.

— Виола! — выдыхает Дамиан. — Не разбрасывайся такими обещаниями!

— Но ты ведь уже всё спланировал, да? И все останутся живы, правда, любимый? — улыбаюсь я. — Туан, держи, — я ссаживаю ему драконицу. — Ей что-нибудь нужно? Ну, там, сырое мясо, или что вы обычно едите?

— Я о ней позабочусь, — тихо говорит Туан, а драконица рвётся с его рук ко мне. Как малышка, милая.

— Зря ты его оставила, — качает головой Дамиан, когда дракон с сестрой уходят. Наверное, за мясом, подозреваю, у троллей его много. — Я ему не доверяю.

— Зато я доверяю. Кстати, где медальон Габриэля? Моего демона?

— Я отправил его в Астрал, — мрачно говорит Дамиан. — И предупредил, чтобы он оставил тебя в покое.

— Дами!

— Виола, ну хоть здесь не спорь. Или и демона тебе жалко?

На самом деле, Габриэль и сам в состоянии о себе позаботиться, просто не хотелось бы с ним так расставаться…

«А кто сказал, что мы расстались?» — раздаётся в голове знакомый голос, и Дамиан вскидывается, как ищейка.

— Я же сказал оставить её в покое!

— Дами, прекращай распугивать моих друзей!

— Почему ты вечно дружишь со всякими!..

— А-а-а, так ты может, хочешь в жёны нормальную, среднестатистическую принцессу? С башней и папой-королём? Так ты только скажи!

— Я хочу тебя, — неожиданно улыбается Дамиан. — Тебя и только тебя. Но высший демон к тебе прилагаться не будет!

Мне кажется, или я слышу удаляющийся смех? Наверное, кажется: Дамиан больше не дёргается. Только нежно гладит мою руку… Я кладу вторую сверху и спрашиваю:

— А расскажи-ка мне свой тайный план?

Дамиан закрывает на мгновение глаза.

— Виола, тебе будет безопаснее…

— Не будет, любимый. Мы же почти семья. А между мужем и женой секретов нет.

— Почему нет? — удивляется Дамиан. — Мой отец никогда не посвящал маму в дела королевства…

— М-м-м, — киваю я. — Хорошо. Но ты меня посвятишь. Пр-р-равда? — тоном «попробуй только не посвяти» добавляю я. — Рассказывай.

Дамиан смеётся, качая головой. Но, успокоившись, рассказывает.

Спустя три дня я стою рядом с Дамианом на ромашковом лугу в предгорьях. За спиной, почти незаметные из-за метели, высятся пики Снежных гор. В воздухе кружатся снежинки, под ногами под косыми солнечными лучами сверкают заледеневшие цветы. Над нами плотные тучи — над армией, над горами, над половиной луга. Но буквально в двух шагах их словно разрезало ножом — там стоит армия света, и над их головами ни облачка. Там сверкает солнце, и лучи пляшут на наконечниках копий, отражаются от лат, слепят глаза.

— Ещё не поздно, — тихо говорит Дамиан, и его рука крепко сжимает мою. — Тебе ещё не поздно уйти. — И, чуть погодя (я не отвечаю) добавляет: — Пожалуйста, уходи.

— Нет.

Дамиан ещё крепче, до боли, стискивает мою руку. И отпускает.

Дальше всё, как и должно быть: Дамиан заранее предупредил (или предложил, хотя напоминало это больше требование), что согласен сразиться с героем. И сражаться будет именно он, а не я.

— Ты же не пойдёшь с мечом наголо против слабой женщины, — издевался он тогда над Артуром, который на переговорах и слова-то не сказал. Я, кстати, тоже. Мы буравили друг друга взглядами, и я пыталась донести, что Артур идиот. Что пытался донести Артур, я не поняла.

Но поединок приняли. «Старая традиция, — сказал Дамиан. — Конечно, они не откажутся. Но их маги будут наблюдать, Виола, и от их взглядов и заклинаний ты так просто не ускользнёшь». Это была вторая часть его плана: я должна была отправиться в Сиерну — и одновременно наблюдать за поединком.

О нём когда-нибудь напишут картины и сложат баллады: как сошлись Тёмный Властелин и герой, ночь и тьма над одним, свет и солнце — над вторым. Как скрестились чёрный и золотой мечи, как грянул гром, и солнце заблестело ярче… Интересно, будет ли в этих балладах что-нибудь про то, как дугой выстраиваются за своим чемпионом светлые маги, и как повторяет их движение тёмные — за Дамианом. Как окружают меня заклинания — словно жужжащий ток. Не скрыться, я даже боюсь шевельнуться. Всё для того, чтобы, когда убьют Дамиана, меня прикончить тоже было легко — одним ударом. Интересно, они заставят сделать это героя?..

Впрочем, как и говорил Дамиан, Мерлина среди магов на лугу сейчас нет.

«Меняемся?» — шепнул в голове знакомый голос.

Интересно, кто-нибудь из светлых магов, да или даже наших, сообразил, что произошло?

Меня выдёргивает из-под колпака заклинаний, голова кружится, земля и небо несколько раз меняются местами, и в следующую минуту я оказываюсь на спине парящего над лугом и невидимого среди облаков дракона.

А ещё пару мгновений спустя — для разворотов по спирали — Туан ныряет прямо в воронку облаков, которая для обеих армий выглядит как смерч, а на деле — портал в Сиерну.

Я лишь краем глаза успеваю заметить замершую «Снежную королеву», следящую за поединком. Габриэль стал моей точной копией. И конечно, демон легко на это согласился. Дамиану невдомёк, но я уже достаточно привыкла к демону и немного его знаю: он бы ни за что не отказался порисоваться. А уж понаблюдать за сражением добра из зла, так сказать, с первого ряда партера… Дамиан, когда я предложила ему попросить помощи демона, рассмеялся и сказал, что у меня не только друзья странные, но и дружу я необычно. Как Ромион, ответила я, и мы одновременно улыбнулись.

— И ты не думаешь, что так неправильно? Использовать друзей? — спросил тогда Дамиан.

Я рассмеялась и ответила, что для чего же тогда нужны друзья? Дамиан покачал головой, заметив, что ему нравится это — я в себе не сомневаюсь. Он не прав, конечно, иногда я сомневаюсь, но заниматься самокопанием о том, правильно ли я дружу, не буду. Дружу как дружу.

Но вернёмся к нашему плану. Дамиан вспомнил, что ещё Властелином спрятал в подземельях дворца выход в Астрал — якобы, к какому-то источнику силы. Сила, как уверял Дамиан, не знает деления на добро и зло, и откроется любому, кто сможет до неё дотянуться. «Мерлин попытается, — говорил Дамиан, — он не то чтобы очень могущественный маг, но опыта ему не занимать, а желания — тем более. Ты хотела сражаться наравне со мной, Виола, но поединок с героем — не для тебя. Зато никто лучше феи не убедит мага передумать, вместе вы можете использовать эту силу действительно во благо: достаточно будет просто загадать желание. Но — ему, Виола, не тебе». Эта часть плана Дамиану не нравилась сильнее всего. «Он, конечно, не сможет причинить тебе вред, но переубедить его, Виола, почти невозможно».

Я предложила хотя бы попытаться. А до этого поинтересовалась, почему желание загадать и разбудить какую-то там силу не могу я? Дамиан вздохнул и принялся что-то объяснять про фей и помощников, которые сами ничего не решают, и только герои способны… Я всё прослушала и ничего не поняла. Мне было достаточно того, что всё равно придётся как-то договариваться с Мерлином и, сдаётся мне, это будет посложнее, чем затянуть поединок с героем на час или два, как обещал Дамиан.

Но посмотрим.

Портал переносит нас сразу в подземелья — и я, упав, больно ударяюсь плечом о камни. Дракону в узких коридорах подземелья развернуться негде, так что Туан оборачивается сразу на вылете из портала.

Где-то впереди маячит свет факелов, и по стенам скачут гротескные тени. Мерлин, насколько я помню, старик хоть и высокий, но сухопарый, однако тень от него сейчас — ну просто гора! Меня пробирает дрожь.

Туан хватает меня за руку, помогает подняться и задвигает себе за спину.

— И что, я так и буду с ним из-за твоего плеча разговаривать? — шиплю я, пока дракон тащит меня по коридору. Левая рука, на которую я упала, болит.

— Будешь, — отзывается Туан. — Я не знаю, о чём думает твой якобы жених, Виола, но это безумие — отпускать тебя туда одну.

Да, мой «якобы жених» тоже так поначалу считал, пришлось приложить все силы, чтобы убедить его в обратном.

— Туан, пожалуйста! Дамиан мне верит…

Туан замирает и оборачивается.

— Давай ты просто в сторонке постоишь, а я его испепелю? А потом ты позволишь мне дотянуться до того источника в Астрале. С твоей помощью я это смогу — Виола, если тебе действительно небезразлично, что со мной будет и… и с Деей, помоги мне!

Я понимаю, чего он хочет. Предприимчивый дракон ни о чём таком при Дамиане, конечно, не заикнулся, но оставить так просто желание изменить мир «к лучшему», под себя — это не в его стиле. И я уже представляю, как именно «к лучшему» Туан изменит этот мир.

— Виола, ты не представляешь, на что способны маги, даже светлые, а я с детства это отлично знаю. Он не станет тебя слушать! — Да, это же мне и Дамиан говорил. Но он хотя бы немного сомневался в своих словах. — Единственное, что мы можем сделать…

Я резко вырываю руку и отступаю.

— Замри.

Туан застывает, а между нами вырастает ледяная стена. Да… Дамиан говорил, что колдовать сейчас будет легко. Достаточно просто подумать, оформить в голове мысль в чёткий образ. Позже, когда добро победит, и равновесие восстановится, у меня уже не будет так легко получаться…

— Прости, Туан, — тихо говорю я, глядя на него сквозь лёд, как сквозь стекло. — Но я не думаю, что мне понравится мир таким, каким ты его хочешь видеть.

Почему-то очень сложно отвернуться и просто уйти, застывший взгляд дракона давит — я даже спотыкаюсь пару раз. Потом выдыхаю и, подняв голову, иду на свет факелов.

Когда-то Виллинда говорила, что чем больше сомневаешься в том, что делаешь, тем сложнее делать это дальше. Я не понимала: в то время я ещё ни в чём не сомневалась. Но сейчас мне всё сложнее и сложнее — я совсем не уверена, что поступаю правильно. И уж тем более не уверена, что у меня хоть что-нибудь получится.

Но я ещё не настолько сомневаюсь, чтобы ничего не делать.

— Виола! — раздаётся за моей спиной и эхом прокатывается по коридору рычание дракона. — Пропусти меня!

Я как раз подхожу к ярко освещённому залу, где у магической схемы замер в расслабленной позе старик. Он слышит мои шаги (рычание Туана, полагаю, тоже), открывает глаза и впивается в меня взглядом.

— Извините, — как можно беззаботней улыбаюсь я. — Это дракон. Он, знаете ли, хочет изменить мир к лучшему. А вы? Вы тоже хотите?

— Я ждал тебя, — спокойно говорит Мерлин, вставая. Сейчас он куда больше похож на старика, чем на терминатора. На посох опирается тяжело, и голова трясётся, но вот взгляд — взгляд тот же.

— Ждали?

— Конечно, — тонкие бескровные губы растягиваются в улыбке. — Ты откроешь для меня портал. Это было предрешено.

— Открою? Портал? Я прошу прощения, но я что-то не очень…

Мерлин усмехается.

— Всё на свете предрешено, каждый наш шаг. Подойди ближе.

Угу. И этот шаг тоже будет предрешён? Боже мой, да как с ним разговаривать, если он чокнутый? О чём я только думала?!

Впрочем, эта фраза в последнее время сопровождает большинство моих действий — и ничего, я ещё жива, и всё вроде бы не так-то плохо.

Я вдыхаю, медленно выдыхаю и чуть-чуть успокаиваюсь.

— А может, вы меня выслушаете? Просто, знаете ли, там… э-э-э… герой сражается, устал, наверное. А я за мир во всём мире… Вы, наверное, тоже, вы же светлый? Так может, э-э-э…

Мда, переговорщик из меня тот ещё…

— Подойди ближе, — повторяет Мерлин.

А я, наоборот, отступаю.

— А зачем вам эта сила? Что вы пожелаете?

— Чтобы зло навеки исчезло из этого мира, — спокойно отвечает старик, не двигаясь с места, но и не спуская с меня взгляда. — Я лишь для того живу все эти долгие столетия. Только для того.

— Ну надо же! А мне тут что-то про равновесие говорили… — мямлю я, прижимаясь спиной к стене. Доотступалась.

— Равновесие! — усмехается Мерлин. — Его не существует. Есть добро и зло, ты и герой…

— Позвольте! А зачем вы меня во зло записали! — Боже мой, зачем я с ним вообще беседую! Это же бесполезно! — Я ничего такого не делала…

Мерлин улыбается — меня от его улыбки натурально пробирает.

— Ты выбрала сторону ещё когда примкнула к Тёмному Властелину, а не к герою. Помнишь — каково тебе было смотреть на то, что он сделал с твоей матерью? И с твоей сестрой? Со всеми, кто был тебе дорог? Но ты хоть пальцем шевельнула?

Я вспоминаю глухое отчаяние, которое тогда чувствовала, и мне становится нечем дышать.

— У Дамиана бьётся сердце, я вернула его, живого, настоящего!..

— А мать ты вернула? Мир ты вернула?

— Верну, если вы перестанете мне мешать! Давайте… давайте договоримся? Герой выиграет поединок, но Дамиан останется жив — они же сейчас сражаются, и Дамиан сдастся, он обещал. Добро победит, вы же этого хотите?

— Дурочка, — ещё шире улыбается маг. — Он обманул тебя. Зло никогда не склонится перед добром. И нет, я хочу, чтобы оно полностью исчезло. А теперь прекрати тянуть время, подойди и дай мне руку. Это всё, что нужно, чтобы заклятие сработало.

Я закрываю глаза — на мгновение, больше нельзя: мне страшно. Но так хоть немного получается успокоить стучащее сердце.

— Вы лгали Артуру всё это время — вы думаете, добро должно себя так вести?

— Любое оружие хорошо для победы, — убеждённо отвечает Мерлин.

Да. Папа говорит про таких: «Фанатик».

— И я — зло?

Мерлин молча смотрит на меня. Под его тяжёлым взглядом я медленно становлюсь на колени.

— Видите. Раз я зло то не могу склониться, да? Но я склонилась. Я прошу вас, давайте уйдём! То, что вы хотите — безумие! Вы же убьёте целые народы, вы понимаете? У меня там в горах одних только троллей несколько тысяч — вы правда их спокойно убьёте?

— Глупая девчонка, — фыркает Мерлин. — Позволь прояснить: или эти самые народы, которые ты так любишь. Или умрёт герой. Поверь, я знаю, что говорю. Даже если Властелин склонится перед ним, битва всё равно будет, и первым убьют героя. Или, — он смотрит мне прямо в глаза. — Артур станет таким, как я.

— Как… как вы?

— Я был когда-то героем, но мой Властелин убил себя сам, и я не успел с ним сразиться. Ты видишь, что со мной стало? Ты хочешь, чтобы твой одноклассник стал таким же? — Мерлин улыбается. — Я умер тогда же, когда умер мой Властелин, и с тех пор вынужден скитаться по этому постылому миру, пока всё зло на свете не будет уничтожено.

Так вот о чём говорил Дамиан, что только герой может… Хм, а Туан тогда на что рассчитывал? Или не знал?

— Хорошо. Я дам вам руку и сделаю, что вы хотите. Но мы объединим желания, моё и ваше. Подходит?

Мерлин криво усмехается.

— Да. Давай руку.

Наверное, есть условие, что я должна сделать это добровольно. И я делаю — протягиваю ему руку, а Мерлин, приняв её, смеётся.

— Я же говорил, всё на свете переопределено. Было предсказано, что ты это сделаешь. — Под нами золотом горит магическая схема, а у меня перед глазами сверкает клинок. — И вот это тоже.

Испугаться я не успеваю. Только подумать: «Какая я дура, нашла кому верить!» И ещё — увидеть кинжал у своей груди. Тот, который недавно в темнице держал в руках Дамиан.

Потом Мерлин плавно оседает на пол, и его рука отпускает моё запястье.

— А ты, старик, так и не понял? — Ромион вынимает из спины Мерлина окровавленный кинжал, меньше и с ярче украшенной рукоятью. Криво улыбается, при этом тени уродуют его лицо, превращают в маску какого-то монстра. — Нет добра и зла. Это мы только думаем, что есть, а на самом деле нет. Если бы было, мой брат бы никогда не вернулся. А его невеста была бы мертва. Виола, с тобой всё в порядке?

— Вроде бы, — ещё задыхаясь, тихо отвечаю я.

А ведь я всё ещё выгляжу, как Снежная королева, причём очень уродливая. Но, пожалуй, не стоит удивляться, что Ромион меня узнал. Уж кто-кто…

— Ты должен был погибнуть, мальчишка, — шепчет Мерлин. — Кинжал в спину!

— Ну так я не герой, — хмыкает Ромион, водя руками по воздуху. — Это ты своему герою рассказывай, куда бить благородно, а куда нет. Сам-то… — Он замирает, глядя на развернувшуюся над полом картину битву. Той самой, на ромашковом лугу. — Виола, мне жаль, но он прав. — Коленопреклонённого Дамиана ловит Габриэль в моём обличье — одной рукой, другой демон хватает Артура. И армии сшибаются, точно волны. — Брат что-нибудь говорил тебе на этот счёт? Нет?

Я забываю, как дышать — одно дело смотреть все эти батальные сцены по телевизору, и совсем другое — знать, что там не актёры-массовка, а настоящие люди погибают. И не только люди.

Мерлин заходится кашлем, и я машинально поворачиваюсь на звук — в глазах старого мага боль. Пожалуй, единственное человеческое, что я в нём видела.

— Фея… — шепчет он, и на его губах пузырится кровь.

— О, звёзды, — выдыхает Ромион, снова поднимая кинжал. — Дай добью.

— Погоди! — Мерлин выставляет руку. — Стой… Фея, помоги. Дай руку…

— Ещё чего, — огрызаюсь я. — Чтобы вы меня второй раз обманули?

— Дай, — шепчет маг. — Ты говорила, что мы хотим одного. Покажи…

— Виола… — начинает Ромион, но я — не знаю зачем (а может, и правда всё предрешено?) — протягиваю руку и сама хватаю Мерлина за запястье.

Мгновение ничего не происходит, потом Мерлин тихо произносит — ровно и внятно — желание: «Пусть ни добра, ни зла не будет».

Золотом сверкает схема, и я, кажется, на пару мгновений теряю сознание, а когда прихожу в себя, Мерлин, улыбаясь, смотрит на созданную Ромионом голограмму: там солнце сверкает, тает лёд, и изумлённые воины оглядываются, бросают оружие, битва останавливается.

— Я действительно хотел того же, — шепчет старый маг, и его взгляд останавливается. А потом и дыхание.

— Тяжело, наверное, после стольких веков осознавать, что ошибался, — тихо замечает Ромион и аккуратно вытирает окровавленный кинжал о свой рукав. — Надо же, что близость смерти с человеком делает.

— Ромион, — выдыхаю я. — Это неприлично!

— Извини, — тоном, в котором сожаления ни на грамм, отзывается Ромион. — Просто этот сумасшедший хотел убить моего брата и перекроить весь мир по своему образцу. Сомневаюсь, что мне бы там жить понравилось.

Изображение армий тает, схема под нами гаснет, а с меня словно языком слизывает облик Снежной королевы.

— Хм, а может, сказать, что он был во всём виноват? Вас с Дами заколдовал? — продолжает Ромион, глядя на Мерлина.

— Только посмей.

Ромион хмыкает и подаёт мне руку.

— Пойдём, принцесса фей. Скоро твоя матушка очнётся, и я думаю: лучше с ней рядом будешь ты, чем я или мои придворные. Ну так, на всякий случай.

Я послушно иду за ним, и мне грустно. Жаль, очень жаль… Но, когда я оборачиваюсь, Мерлина уже нет — только мигают в воздухе золотистые искры.

— Он был прав, — замечает мой взгляд Ромион. — Он умер несколько столетий назад. Это одолженная жизнь, предназначение. Пойдём, Виола. Считай, мы оказали ему услугу.

— Кинжал в спину, по-твоему, услуга?

— Смотря кому и когда. Передумал бы он иначе, как же! И тебя бы не послушал. Так что радуйся, Виола, что у тебя есть я. — Но на лице Ромиона ни следа самодовольства, с которым он произносит эти слова. Скорее, отражение моей грусти.

— Да, я тут твоего дракона случайно… э-э-э… Ну, в общем, он сейчас у целителей отдыхает. Извини, Виола, просто очень, ну просто очень давно хотелось его чем-нибудь крепким… Ты же не против?

Я только молча вздыхаю — мы поднимаемся по крутой лестнице и выходим во двор, где ярко сверкает солнце и тёплый, ласковый ветер кружит в воздухе золотые листья.

— Если нет ни добра, ни зла, то они все разойдутся, да?

— Ты про армии, Виола? Да. И Властелинов больше не будет, — Ромион улыбается. — Хорошо. Впрочем, кто-нибудь всё равно взамен найдётся… Но лучше всего то, что мой брат больше не будет парией — раз зла нет, то и демонологов больше не будут ненавидеть. Это замечательно. Это прекрасно! Мне нравится этот новый мир.

А я иду рядом и думаю почему-то о том, что и драконов больше не будут ненавидеть — их же не любили за то, что они слуги Властелина. Так сказать, по умолчанию. А если Властелина нет…

— И это всё только потому, что мы пожелали?

— Это магия, Виола, — улыбается Ромион. — Способ повернуть сознания людей — и не только — в нужную сторону.

— Тогда какая же это магия? Магия ведь по-другому работает. Она чудеса создаёт…

— А чем поворот сознания не чудо? — смеётся Ромион. — Самое настоящее чудо.

Просто в этом мире такие правила, думаю я. Это как в игре — ты дошёл до сильного артефакта, взял, воспользовался и уже крут. Или что-нибудь изменил.

Правда, меня не оставляет мысль, что это всё сложнее любой игры. Намного-намного сложнее.

И, может, Ромион прав — в том и заключается чудо?