Утром у меня гудела голова, глаза словно засыпало песком, и горький привкус во рту никак не удавалось заесть медовыми пирожными, присланными королем в качестве комплимента.

Я вымазалась в меду по уши, обожгла язык пряным травяным настоем и загрустила – думала, что вот на это и променяла Вильгельма. На сомнительное расположение местного Гитлера, удобства и свою жизнь. У всего есть цена, уверял меня валенсийский придворный маг. Умный человек оказался, а я не верила.

Моя цена оказалась невысокой. А если вспомнить, что никаких гарантий Каламит не давал – кроме своего слова, конечно, но сдержит ли он его? Убийца, лгун и урод – такие разве знакомы с честью?

А я? Я оказалась трусом, вот и все. Страшно было умирать вчера, страшно и сегодня. Сделай снова Каламит свое предложение, я ответила бы так же – я хорошо это понимала. И ненавидела себя за это.

Как же хорошо дома жилось, без этих серьезных решений!

Ох, Витька, если вернемся, если ты здесь и правда еще жив – я тебя своими руками придушу. Зачем ты притащил ко мне этого кота, зачем я не осталась в «Макдоналдсе», работать там было легче! Говорили же, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Дура ты, Вика, дура…

Служанки вились вокруг меня, как бабочки, – предупредительные, желающие лишь угодить. Предлагали платья одно богаче другого, восхищались моими волосами, лицом, руками, кожей… А я сидела у зеркала, смотрела на себя, осунувшуюся, некрасивую, грустную… И думала, куда же делись слезы? Почему я не могу просто разрыдаться, ведь стало бы легче!

Может, потому, что рядом не было никого, чтобы повиснуть у него на плече и пожаловаться?

Каламит пришел около полудня. Иллюзия в комнате к этому времени изменилась – превратилась в лес. Стены-деревья шелестели на ветру, душистом и умиротворяющем. Где-то в ветвях пели птицы, я слушала их, лежа на кровати. Ничего не хотелось, даже шевелиться, а меньше всего думать. Да, я растоптала саму себя за эту ночь и утро, унизила, как могла. Но что еще я могла сделать?

Я встала, только когда передо мной вдруг возник король Ночных земель, уродец с издевательской улыбкой. Он снова старался стоять так, чтобы я видела его человеческую половину, и сначала только улыбался, но потом осмотрел меня и поинтересовался:

– Вика, милая, прислать тебе целителя?

Я покачала головой.

– Уверена? – Король взглянул на книгу, которую служанки положили на каминную полку. – Кухня тебя больше не прельщает?

Я пожала плечами. К тому моменту меня не прельщало уже ничего.

Каламит нахмурился, подошел ближе и осторожно коснулся кончиками пальцев моего лба. Я вздрогнула. На руке у короля красовалась перчатка, черная, бархатная, с затейливой серебряной вышивкой. Ее нити на мгновение вспыхнули у меня перед глазами, потом Каламит убрал руку и пробормотал:

– Что ж, может быть, так даже лучше. – И, повысив голос, добавил: – Я хочу пригласить тебя, моя госпожа, в соседнее дворцовое крыло. Его высочество принц Валенсии очень тебя ждет.

Я знала, что рано или поздно мне придется встретиться с Вильгельмом, и все равно вздрогнула, услышав его слова. Но потом кивнула и поднялась. Я же не хотела, чтобы меня тащили стражники или магия Каламита, а именно так бы и произошло, попробуй я упираться.

Каламит подал мне руку – человеческую, странно теплую даже сквозь бархат перчатки и черного камзола. Одевались они с Вильгельмом почти одинаково, даже забавно…

Я тяжело сглотнула. Каламит, уведя меня из комнаты и теперь не обращая внимания на салюты стражников в коридоре и дальше, в пустых просторных залах, вдруг сказал:

– Первый раз всегда сложно, Вика. Ты справишься.

Я была нужна ему, поэтому он был так добр. Я это понимала, но мне так хотелось хоть чьей-то поддержки! Не стоило с ним говорить, знаю. Но я не выдержала:

– Предавать первый раз? Разве это бывает легко?

– Предавать? – удивился Каламит. – Разве ты принцу что-то обещала? Он полюбил тебя, и это его беда, но никак не твоя. Ты все делаешь правильно.

Я покачала головой. Редкие придворные и слуги разбегались у нас с дороги, а потом смотрели из-за колонн и тусклых, словно пыльных гобеленов – в основном на меня, очень удивленно.

– Делать больно – разве это может быть правильно?

– Больно! – усмехнулся Каламит. – Вика, ты же неглупа, неужели ты еще не поняла? Правильно то, что удобно тебе. Ты хочешь вернуться домой – ты делаешь ради этого все, что требуется. Убить, предать, делать больно – оставь это мудрецам, пусть они разбираются, что правильно, а что нет. А мы люди приземленные, нам нужен результат, не так ли? Поэтому для нас правильно то, что ведет нас к цели. Поверь, твой принц это тоже понимает.

Я сглотнула горький комок в горле.

– Стивен?

Каламит удивленно взглянул на меня. Мы шли по узкому коридору, и случайно встретившиеся слуги только что по стенам не распластались, пропуская нас. Деться им было некуда.

Было душно от факелов – иллюзия в моей комнате создавала солнечный свет, но в самом дворце по-прежнему царила ночь. Моему настроению она очень подходила.

– Ты же знаешь, что это не мое имя, – помолчав, сказал Каламит. – Я его придумал. Даже того наемника звали иначе.

Я вспомнила тело настоящего Стивена и расплывающуюся под ним лужу крови. К горлу подкатила тошнота, я снова тяжело сглотнула, борясь с ней. Как же тяжело!

– Я не смогу солгать Вильгельму. Я просто не смогу, ты понимаешь?

К моему удивлению, Каламит усмехнулся:

– Понимаю, тебя я тоже изучил, Вика. Ты удивительно щепетильна. Но не бойся, лгать тебе не придется.

Я вздохнула, и Каламит сжал мою руку.

– Ты все делаешь правильно, – повторил он. – Верь мне.

Уж этой ошибки я больше не совершу, думала я. Никогда больше ему не поверю.

Но как мне вернуться домой без его помощи?

Дорога к Вильгельму оказалась длинной, и удивительно, но мы шли не вниз, в подвал, в тюрьмы – ах да, они же все забиты, Каламит не стал бы размещать там важного пленника. Вильгельма поселили в покоях класса люкс, как и меня, где иллюзии начинались еще в коридоре. Морской берег, в основном прибой, ветер, бьющиеся о камни волны далеко внизу – как будто из дворца мы вдруг перенеслись на утес. Даже внезапно похолодало.

Дверь торчала прямо в воздухе над обрывом, там, где утес заканчивался, и не удивила меня уже нисколько. Привыкаю… Каламит открыл ее, кажется, магией. Вошел первым, тихим приказом выгнал четверых стражников – они выстроились на утесе и даже не смели ежиться на промозглом влажном ветру. А Каламит кивнул мне и распахнул дверь шире.

Комната была очень похожа на мою – тоже иллюзия леса, тоже огромная кровать под балдахином, пузатый платяной шкаф, разве что вместо зеркала оказался письменный стол, пустой, тоскливо-чистый.

Бледный, но вполне живой Вильгельм стоял перед горящим камином. Сломленным принц не выглядел и наверняка прекрасно спал этой ночью – по крайней мере мячик в цель на дереве-стене он бросал метко, и нашего появления как будто не заметил. Только сказал насмешливо, не оборачиваясь:

– Каламит, ты же знаешь: ты будешь последним, кому я откроюсь.

– Да-да, ты лучше умрешь и унесешь свое изобретение в могилу, – подхватил Каламит. А потом передразнил: – Принц, ты же знаешь, у меня найдутся прекрасные аргументы, и ты в конце концов сделаешь так, как я хочу.

Мячик ударился в мишень так сильно и отскочил так быстро, что Вильгельм еле успел его поймать.

– Тронешь ее хоть пальцем!..

Каламит вздохнул и посторонился.

– Вика, расскажи, пожалуйста, его высочеству, я тебя хоть пальцем тронул?

Вильгельм стремительно обернулся. Я замерла, лишь два шага отойдя от порога, все еще чувствуя промозглый морской ветер из коридора.

Так мы и стояли: Вильгельм сжимал мячик, будто ненавидел его всем сердцем, и взволнованно смотрел на меня. Я же словно примерзла к полу и не могла вымолвить ни слова.

Повисла жуткая, скованная тишина, которую нарушил Каламит:

– Я вас оставлю. Вика… без глупостей. Ты помнишь, мне будет неприятно делать тебе больно.

С этими словами он скрылся за дверью на утес, которую тут же заперли. Хоть бы простыл, думала я. Или упал в море и свернул шею. Зла я ему тогда желала очень сильно, как никогда и никому в жизни.

Вильгельм уронил мячик и невольно потер друг о друга запястья: на них красовались татуировки, похожие на кандалы. Выглядело стильно, но меня почему-то снова затошнило. Может, вспомнились объяснения Каламита, тогда еще Стивена, как волшебники не любят оставаться без магии? Мне хотелось сейчас спросить об этом Вильгельма: правда ли ему плохо и что я могу сделать – но принц меня опередил:

– Он действительно ничего тебе не сделал?

У меня подкосились ноги – я опустилась на колени и наконец-то заплакала. Только легче не стало. Совсем. Особенно когда Вильгельм, вздрогнув, перестал смотреть на меня, как изумленный истукан, и упал рядом, пытаясь обнять.

Я вырвалась.

– Вика, – шептал принц, – я обещаю, я вытащу нас отсюда…

– Не вытащишь.

Вильгельм прикусил губу и все равно попытался улыбнуться.

– Поверь, все будет хорошо…

Ну да, конечно!

– Верь мне…

Всхлипнув, я вытерла глаза руками.

– Верю.

Он улыбнулся, осторожно смахнул с моего лба челку и прошептал:

– Когда ты рядом, мне кажется, я могу все. Вика, любимая, если бы я раньше знал, как это – любить, я бы никогда не придумал то заклинание, я был высокомерным глупцом, я желал иллюзии, а не…

– Замолчи.

Он нахмурился, а потом ждал, пока я подыскивала слова и пыталась найти силы их сказать.

– Я верю, Вильгельм. Верю, когда ты говоришь, что любишь меня. Верю, когда уверяешь, что не отпустишь. Но скажи, почему ты решил, что раз полюбил, я должна ответить тем же? Я не хочу быть с тобой, я не люблю тебя, я не могу здесь оставаться, а ты не станешь помогать мне вернуться.

Он внимательно смотрел на меня, пока я говорила, потом неожиданно грустно улыбнулся.

– Каламит предложил тебе именно это, да? Вернуть тебя домой? В обмен на помощь? Для этого ты здесь – чтобы уговорить меня?

Я смотрела ему в глаза. Мне было больно, но я знала, что ему больнее.

– Да.

Он отвернулся, поднял взгляд на зеленые, колышущиеся на ветру верхушки деревьев – иллюзия безмятежного леса – и наконец отпустил меня. Потом отстранился.

– Ты сделала правильный выбор, Виктория.

Я ошеломленно смотрела на него. Я ждала обвинений в предательстве, оскорблений, патетичного «Как ты могла?!», гордого «Я же тебя любил!». Но не этого обреченного спокойствия.

– Чт-то?

Он больше не смотрел на меня.

– Ты права, я никогда бы не смог тебя отпустить, а Каламит славится тем, что держит слово.

Теперь нахмурилась я.

– То есть ты откроешь ему?..

Вильгельм покачал головой, все еще не глядя на меня:

– Нет. Я не могу. Прости, Виктория, я просто не могу.

Потом медленно опустил голову и все-таки взглянул на меня – обреченно, устало, тоскливо. Я закрыла лицо руками.

– Любить больно, – произнес принц тихо. – Так больно, я не знал, что так бывает. Но даже это… чудесно. Виктория, – продолжал он, глядя на меня, и его губы дрожали, а глаза странно блестели, словно из них вот-вот покатятся слезы. – Пожалуйста, прости. Прошу – из-за меня ты оказалась в этом мире, и из-за меня ты теперь… здесь. Я думал, что делаю подарок, я был так наивен. Прости, умоляю. – Его голос был глухим и тихим, я еле различала слова за собственными всхлипываниями и думала, что это от ненависти. Теперь он меня ненавидит, должен ведь – а как иначе?

Но я ошибалась: ненавидел Вильгельм себя. Но это я поняла слишком поздно…

А сейчас – Каламит выбрал именно эту минуту, чтобы войти.

– Ваше высочество! Что вы сделали с милой девушкой! – воскликнул он, подходя ко мне и подавая платок. Я отвернулась (а если отравлен?) и принялась вытирать глаза руками.

Каламит пожал плечами и платок убрал.

– Что ж, ваше высочество, значит, не хотите мне ничего рассказать?

Я вздрогнула: подслушивал, гад!

А Вильгельм не удивился. Он сжал руки за спиной в кулаки и сел в кресло напротив, в остальном же выглядел совершенно спокойным.

– Мне нечего тебе сказать, король Ночных земель.

– И Викторию тебе не жаль? – продолжал Каламит, подняв брови.

Жаль?

Я обернулась – но это все, что я успела. Каламит схватил меня за руку.

– Подумай, принц, девушка привыкла к нежному обращению.

Я дернулась, но Каламит держал крепко – по-моему, он даже не заметил, слишком увлекся Вильгельмом. Так странно было видеть их рядом: уродец, худой, низкий – не выше меня – Каламит и красивый точеной, надменной красотой Вильгельм.

Принц вдруг улыбнулся, высокомерно, зло.

– А почему меня должно это волновать? Виктория сделала выбор, а твои союзники – мои враги, король. Придумай причину получше!

Каламит усмехнулся:

– Лжешь, принц.

И что-то сделал – не знаю, наверное, мысленно произнес заклинание, но в то же мгновение я ослепла от боли. Прошлый раз, когда так же делал Вильгельм, я страдала не больше секунды, хоть тогда и думала иначе. Сейчас мне было с чем сравнить: Каламит держал заклинание долго, невозможно долго. Мне казалось, что вот-вот еще чуть-чуть и моя голова лопнет, как ореховая скорлупа, по которой лупят молотком.

Боль не прошла и когда все закончилось – утихла, да, но терзала меня потом долго. Я свернулась в клубок на полу, и Каламит меня больше не держал – он смотрел на смертельно-бледного Вильгельма. Руки принца дрожали, особенно та, что он прижимал ко рту.

Смотреть на это было невыносимо. Всхлипнув, я отвернулась.

– Что же сейчас, ваше высочество? – поинтересовался Каламит. – По-прежнему нечего мне сказать?

Вильгельм молчал долго, а когда все же ответил, его голос звучал тихо и слабо, как у умирающего:

– Нечего.

Каламит усмехнулся:

– Что, любишь свою Валенсию больше драгоценной Виктории?

Вильгельм молчал. Я всхлипывала на полу, понимая, что сейчас все продолжится – и так, пока принц не расскажет, что нужно.

– Сильный, – подождав, сказал Каламит. – Уважаю. Ты же понимаешь, что мне только интереснее будет тебя ломать?

– Как скажешь, король, – отозвался Вильгельм.

Каламит снова усмехнулся и прошел ко мне. Я бессильно закрыла глаза. Если это продолжится, я просто умру…

– Тише, Вика, тише, – шепнул король Ночных земель, поднимая меня. – Идем. Ничего страшного я с тобой не сделал, сейчас даже голова кружиться перестанет. Хотя если принц продолжит упорствовать…

На этих словах я не выдержала и потеряла сознание.

Позже, в гостевой комнате, свернувшись клубочком на кровати, я думала, что глупо было надеяться: Вильгельм промолчит, даже если меня порежут на кусочки у него на глазах. Это его мир, и принц его не предаст. Он и правда сильный, сильнее меня, и извинялся он за это. Кто я такая, чтобы его судить? Я не смогла, не стала даже пытаться быть такой же сильной. А Каламит формально не нарушит свое слово: он же хотел моей помощи – вот и запытает меня до смерти с полного моего согласия.

Я больше никогда не попаду домой…

Каламит снова зашел ко мне вечером, опять принес какао и, глядя, как я пью, улыбался.

– Не волнуйся, Вика, я дам тебе посмотреть, как он мучается. Каков мерзавец, а! Смотреть на твою боль и не прекратить ее! Даже торговаться не пробовал.

– Ты можешь хоть убить меня, он ничего не скажет, – сказала я, и в моем голосе теперь звучала та же обреченность, что и утром у принца. – Ты ведь убьешь меня, да?

Каламит задумчиво посмотрел на меня. Он снова прятал свою костяную половину лица, но даже так смотреть на него было страшно. Он сделает мне больно, просто так, легко – я знала это и потому боялась сильнее.

– Ну что ты, – рассмеялся Каламит. – Уверен, до этого не дойдет.

Я промолчала. И Каламит добавил:

– Я всегда нахожу убедительные аргументы. Не бойся, Вика, это продлится недолго.

– Заставишь меня влюбиться в него? – горько пошутила я.

Каламит усмехнулся:

– Нет, зачем? Это принц мог бы сделать и сам еще в Валенсии. Забавно, что не сделал, да?

Я молчала – до самого его ухода и потом тоже. Сил не осталось, страх тоже отступил – наступило тяжелое, тупое оцепенение и полное равнодушие. Я устала, так устала.

И снова была бессонная ночь – я проваливалась в дрему, забывалась, потом резко просыпалась и снова лежала с открытыми глазами, глядя в темноту.

Меня будто, как воздушный шарик, проткнули иголкой – и весь воздух вышел, я сдулась, превратилась из яркой красоты и радости в резиновую цветную тряпку.

Теперь я была уверена, что утром придет Каламит и действительно убьет меня – мне этого уже почти хотелось. Просто чтобы все закончилось. Чтобы вина, страх и жалость перестали меня терзать. Хватит, мне больно. Хватит.

И утром ко мне действительно пришли. Правда, не тот и не так, как я ожидала.

На рассвете – иллюзорном, но все же – на меня свалился… некто. Мокрый, в черном пальто и с открытым зонтом, с которого ручьем текло.

Зонтом меня накрыло почти полностью, еще и ручкой по лбу ударило, так что закричала я даже не от удивления, а от боли. Тяжелая у зонта была ручка, шишка точно будет…

– Извините, – сказал некто знакомым голосом. – Я порталом ошибся. Сейчас все поправлю…

Зонт подняли, сложили, и мы с незваным гостем встретились взглядами.

– Вика? – изумился Витька, обалдело разглядывая меня. – А… что ты здесь делаешь?

Этот вопрос резко придал мне сил. Просто волшебно!

Я перевела взгляд на зонт и глухо прошипела:

– А я тебе сейчас объясню.

Витька всегда бегал медленнее… Так что тяжесть зонта на этот раз познал именно он. А лупила я не скупясь, от души и молча. Ну а что – мне не хотелось с ним говорить. О чем? Что он гад, мерзавец и плохой друг – это ему зонт за меня объяснил, полагаю, очень весомо.

Пару раз Витька пытался удрать через портал, но магией меня уже не удивишь: я цепляла его ручкой от зонта, так удобно изогнутой, и толкала обратно. Тогда Витька решил оправдаться. В его исполнении это звучало так:

– Я не знал! Откуда я мог знать! Ай! Вика! Ну что ты делаешь, там же больно! А-а-ай! Ви-и-ик, успокойся! Вика! Как ты вообще здесь оказалась! Это же… Э-э-э… – Мы как раз пробегали мимо окна. – Ночные земли? Ты что тут забыла, Вик? Ай! Вика, угомонись! Ви-и-ик!

В этот момент дверь отворилась, и в комнату очень осторожно и очень вежливо заглянули стражники.

– Госпожа, у вас все в порядке? – поинтересовался один из них.

Госпожа к тому моменту сидела на Витьке верхом и пыталась задушить его зонтиком (что оказалось довольно неудобно).

– Па-ма-ги-те! – прохрипел Витька.

– Все нормально, – отозвалась я, улыбаясь.

Стражники предпочли убраться. «Донесут», – подумала я, и это немного меня отрезвило.

– Вика, ты сдружилась с Каламитом? – удивленно спросил Витька, когда я убрала зонт. – Ты сдурела?

За что снова получил по лбу.

– Сдружилась? Как будто я уйти могу!

– Та-а-ак, – протянул Витька. – Постой-ка.

И обмяк подо мной.

– Витя? – осторожно позвала я спустя минуту. – Витя, ты чего?

Но потребовалось еще минут пять, чтобы этот придурок ответил. Точнее, пришел в себя с жутким вздохом и выдал:

– Б… дь! Вашу …ть!

За что с ходу получил снова по лбу.

– Рот с мылом помыть?

Витька не ответил. Он вывернулся, вскочил, подхватил зонт. За дверью слышался странный шум, словно кто-то кому-то что-то объяснял, потом знакомый повелительный голос…

«Каламит!» – в панике подумала я.

– Валим! – выдохнул Витька и больно дернул меня – прямо в портал.

За нашей спиной чей-то крик слился в одну ноту, что-то ударилось, кажется, разбилось, потом меня потянули обратно, но Витька держал крепко…

И мы вывалились в моей комнате. Или в том месте, которое выглядело как моя комната.

– И единорогов своих забери! – прорычал Витька в черную дыру величиной с кулак, висящую в воздухе.

Свистнуло, заржало, подуло ледяным ветром – я зажмурилась, сжалась…

И все закончилось. Когда я открыла глаза и подняла голову, дыра в воздухе исчезла, только Витька еще водил пальцами, делая странные знаки и приговаривая:

– Фиг ты у меня теперь прорвешься. Все, нет тут твоего ничего… И тебя не будет. Так-то… Ну все, Вика, я пошел.

Куда пошел? Да ладно!

– Я тебе пойду, – отозвалась я, подхватывая первый попавшийся тяжелый предмет (книгу). – Ничего объяснить не хочешь?

Витька выставил перед собой зонтик и стал отступать к коридору.

– Не-е-ет.

– Стоять! – прикрикнула я. – Витя, колись. Это иллюзия? Мне сказали, что ты был у Каламита. Что тебя держат в плену. Что ты… Что, черт возьми, происходит?!

На этом мой запал кончился – я уронила книгу, сползла по стене и заплакала. Нет, правда, это было чересчур. Один раз Вильгельм заколдовал комнату, превратив ее в мою квартиру, и если сейчас Каламит сделал так же… Это больно, господи, это очень больно – постоянно манить меня мечтой, а потом отбирать ее.

Витя опустил зонт.

– Вика?

– Ненавижу тебя, – всхлипывая, отозвалась я, думая о Каламите. – Зачем ты меня так мучаешь?

Витя молча постоял немного, растерянно глядя на меня. Потом торопливо снял с себя пальто – под ним оказался почему-то сюртук, да еще и с цветком в петлице, белой лилией. И со словами: «Я щас» – бросился на кухню.

Вернулся он со стаканом воды и, держа его одной рукой, другой поднял меня.

– Давай, Вик, нечего на полу сидеть, он у тебя холодный. На-ка, пей.

Я послушно села в кресло и взяла кружку. Витька устроился рядом на подлокотнике.

– Слушай, я правда не знал. Я вернулся… ну, ты понимаешь, из того мира. Из Алемании, если точнее, есть там такая страна, где…

– Я знаю!

– Да? Ты и там побывать успела? Ничего себе… Ладно-ладно, не смотри на меня так. Я правда… Короче, возвращаюсь я сюда – и ни тебя, ни кота, только след портала. Ну, думаю, похитили Вильку. Он-то без боя не сдастся, и вообще с этим его заклинанием… Я за тебя испугался. Сходил по следу, но он очень быстро оборвался. Потом я узнал, что Вилька вернулся в Валенсию. Сказали, что с самыми серьезными намерениями – вроде как жениться. Ну конечно, решил я, он же не будет ходить котом всю жизнь. Обидно стало немного: я ему Стеллу уламываю, чтобы она или сама с ним под венец шла, или заклятие сняла. Додумалась тоже! Она, конечно, ни в какую. Но раз Вилька судьбу свою нашел, значит, все – я так думал, моя миссия выполнена. Мне в голову не могло прийти, что это ты! Мне сказали: какая-то ведьма, жуть какая сильная, вон какого… принца околдовала! Ладно, думаю, пусть сам разбирается, короче. Я вернулся – и сразу к твоим. Алла Петровна, – это Витька про мою маму, – сказала, что ты уехала на практику, вернешься к сентябрю. Ну что, конечно, надо было проверить, но… Кто ж знал! Единороги, правда… Но я думал, это Вилька… Я и… по своим делам махнул, в общем. Я ж думал, все, все живы, довольны и счастливы. Что еще надо? Так… это… Вилька, что ли, в тебя втюрился?

– Угу, – глухо отозвалась я.

Витька помолчал, нервно теребя пальцы.

– А… ты его расколдовала?

– Как?

– Ну… Он же в тебя влюбился. И… ну, Вик, Стелла такое условие поставила: если он свою любовь найдет и она ему взаимностью ответит, то все, он больше не кот. Так ты его… того?

– Того, – вздохнула я. – Не люблю я его, достали вы уже все!

– Да? – задумался Витя. – Хм, так он это… клевый чувак, ты зря, Вик. Ты его получше узнай, он, как орешек, и расколется. Это он с виду… А по жизни ниче такой, крутой. Принц опять же. Серьезно, все ж девчонки мечтают о…

– Доста-а-а-али! – рявкнула я.

Витя замолчал и удивленно взглянул на меня.

– Вик, ты чего?

– Ты хоть представляешь, сколько раз я это слышала? Как ты мо-о-ожешь, он же при-и-инц! – Я вспомнила Вильгельма в темнице. – Витя, я так… так… – Договорить я не смогла, и Витьке снова пришлось бежать на кухню за водой, иначе слезы было не остановить. Надо же, то не было, то просто как рева-корова какая-то!

– Тише, Вик… Если бы я знал! Зачем он тебя с собой потащил?

– Мне ск-казали, – всхлипывая, выдавила я, – мы к-как-то св-вязаны…

Витя внимательно посмотрел на меня.

– Ну да, заклятием Стеллы, раз уж он в тебя влюбился. Кстати, как у тебя это получилось? За два дня, что ли? Чем вы тут занимались? Или вы все-таки дольше здесь проторчали?

Я не ответила – пыталась избавиться от видения Вильгельма в плену. Каламит сказал, что будет его пытать…

– Витя, ты же маг?

– Ну да.

– Ему нужно помочь, Вить. Вильгельм, он у Каламита, ему нужно…

– Брось, Вик, сам разберется.

– Нет, ты не понимаешь, Каламит сделает ему больно, ты не знаешь, он очень больно делает, он…

– И тебе делал? – перебил Витя.

Я кивнула.

– Вот… гаденыш! Вик, серьезно, если бы я знал… Но не бойся, больше ты его не увидишь.

Я кинула на него удивленный взгляд:

– В смысле? А мы… А разве… – Я огляделась. – Это что, не… иллюзия?

Витя почесал затылок, глядя на меня уже с опаской.

– Эм… нет. Вик, ты что, свою квартиру не узнаешь?

Я еще боялась поверить.

– Честно?

– Честнее не бывает! Ты думаешь, я бы тебя там оставил?

– Но ты же был в плену у…

– Да не был я! Вик, ты меня вообще слушала?

– Да, но я думала… То есть я… Дома?!

Витя просто молча кивнул.

Я выронила кружку – она почему-то не разбилась, повезло – и быстро прошлась по комнате. Мои статуэтки мишек с сердечками, моя вышивка на стене, мои… да, точно мои книги, мягкие игрушки… Тоже мои. Ковер, даже пятно от пролитого йода – мое.

– Я дома… – выдохнула я. Витька виновато наблюдал за мной. – А-а-а, я дома-а-а-а!

– Вик, ты там аккуратней прыгай, а то сейчас пять утра, соседи не поймут, – заметил он пару минут спустя, когда я только что в пляс не пустилась от счастья. Я дома-дома-дома! Мой мохнатый мишка на диване, мои книги рецептов, компьютер мой! А-а-а!

Но Витькин аргумент подействовал: у меня сосед снизу – мент… То есть полицейский. Кто-то там, не рядовой, не знаю, не разбираюсь в их званиях. В общем, я пару раз, когда подруг приглашала, от него огребла…

Угомонившись, я кинулась к телефону.

– Маме надо позвонить! Она волнуется!

– Да нет, она тебя только через неделю домой ждет. – Витя забрал у меня телефон. – Вик, пять утра, нормальные люди спят. Ты меня понимаешь?

Я кивнула.

– Ты успокоилась?

Я задумалась.

– Витя… А ты можешь Вильгельма от Каламита забрать? Его спасать надо, он…

– Опять! – простонал Витя. – Вик, это их мировые разборки, не наше дело. Я обычно не вмешиваюсь.

– Но, Витя! Ты же можешь, что тебе стоит?..

– Помолчи, – бросил он, и я действительно умолкла. – Ты не понимаешь, Вика. Я не дурак – соваться в логово Каламита, да еще и к его драгоценному пленнику. У меня, знаешь ли, тоже универ через неделю, я туда с головой хочу прийти, а у Ками давно на меня зуб. Короче…

– Но…

– Хочешь, я тебя туда верну? И спасай своего принца сколько хочешь. Кстати, определись, ты его любишь или нет? Если нет, то чего паришься?

Я опешила.

– Но он там страдает…

– Шило у него в одном месте потому что. Придумал атомную бомбу местного пошиба, вот пусть теперь отдувается. Не наше дело.

– Но…

– Вика, хватит. Нет.

Мы молча уставились друг на друга. У меня в голове не укладывалось: как же так, он в отличие от меня маг, он что-то может, почему даже не попытается? Разве Вильгельм ему так безразличен? Разве они не друзья?

– Ты трус?

Витька улыбнулся.

– А ты, Вик? Я тебя не в темнице нашел, Ками… Каламит о тебе заботился, значит, ждал, что ты ему что-то дашь. За что ты ему продалась? И Вильку сдала, а?

Я подавилась воздухом. Очень больно было это слышать, даже больнее, чем мысленно прокручивать в голове раз за разом. Особенно потому, что это была правда.

– Вот и помолчи. Это не трусость, а благоразумие. Я бы живым из первого же своего путешествия не вернулся, если бы везде лез и всех спасал.

Я думала не о том, но любопытство снова победило:

– А как ты вообще… по мирам путешествуешь?

Витька посерьезнел.

– А это, Вик, не твое дело. И вообще, хватит. Повторю: мне очень жаль, что заставил тебя в это вмешаться, я не хотел… И это больше не повторится.

Я открыла было рот возразить, но Витя подался вперед, коснулся моего лба.

– Забудь!

В голове помутилось. Я помню, как Витька подхватил меня, перенес на кровать, уложил, укрыл пледом. Наклонился и прошептал:

– Прости, Вик, так нужно. Тебе лучше все забыть. Живи нормальной жизнью. Ты же нормальная?

Я вяло удивилась про себя: это что же, как я все забуду? Вильгельма, его грустный взгляд, «я люблю», как мы ссорились, как… Как он орал хуже сирены, когда был котом, как, пьяный, мяукал валенсийский гимн, как…

Как это возможно?

А потом глаза сами закрылись, и мир пропал.

Проснулась я от звонка мобильника. Мой новый айфончик, словно проклятый, напевал: «I’m a barbie girl!» Проклятая песня меня преследует! Еще и лежал почему-то на полу у окна. Щурясь от солнца, я прошлепала по полу (у-у-у, грязный, надо срочно мыть!) к телефону, с первого раза не попала на нужную часть экрана, но потом все-таки услышала мамин голос:

– Вика! Витя сказал, ты уже вернулась?

– Ага, – хрипло со сна отозвалась я.

– А что у тебя голос такой? – Мама тут же принялась подозревать. – Ты простыла?

Я озадаченно помолчала. Нет, горло вроде бы не болело, насморк… Хм, тоже нет.

– Вика? К тебе приехать?

– Не надо, мам, все в порядке, – я зевнула. – Просто поздно вчера вернулась, спала. Ты меня разбудила.

– Да? А ты точно не простыла?

– Точно, мам. – В голове, правда, каша, но это со сна.

– Как практика?

Я снова зевнула.

– Практика? – Я в упор не помнила никакой практики. Может, пила вчера? Или снова гормоны пошаливают? Ой, голова! – Да нормально… Мам, я заеду сегодня и все расскажу, хорошо?

– Заедь. У тебя-то, поди, шаром покати на кухне, хоть пообедаешь нормально. – Мама почему-то всегда считала, что хозяйка из меня никудышная. А моя шарлотка – вообще пфе! Как вы, наверное, уже поняли, моя страсть готовить – от нее, и кулинары мы примерно одинаковые. И столь же страстные.

– Да, мам, щас… Только оденусь.

– Жду.

Она и впрямь ждала – с морковным пирогом, моим любимым. Папа был на работе, брат, как обычно, на дежурстве, так что никто маму не сдерживал, и она с удовольствием меня обкормила, напоила жаропонижающим, а то ей показалось, что у меня температура, выдала новый шарф (зачем?! на улице плюс двадцать!), расспросила про практику, но мало чего добилась – я по-прежнему как в тумане плавала. В общем, меня сочли больной и отправили в мою старую комнату спать. Я отказалась и уехала домой – полы тоже кому-то надо мыть, хотя мама очень рвалась помочь. Пришлось спешно вспоминать новый рецепт пирога с ревенем, который я где-то нагуглила, – это маму увлекло, и я уехала спокойно. Правда, с шарфиком.

У подъезда почему-то долго стояла и пялилась на кота… Или кошку, но по морде вроде кот. Белый с черными пятнами. Он на меня тоже посмотрел разок, потом продолжил умываться, а я все пыталась поймать мысль, которая вертелась, вертелась, вертелась… Но никак мне не давалась.

Под вечер позвонил Витька, поинтересовался, как я себя чувствую. Тоже спросил про практику. Я вспомнила, что он одолжил мне деньги на айфон, пообещала вернуть, но Витька отказался. Дескать, для друга ничего не жалко. А у меня снова скользнула какая-то мысль… Скользнула и исчезла.

Приготовила картофельную запеканку, съела половину, посидела в Интернете, скачала новый сериал, посмотрела пару серий…

За полночь, когда я приползла в кровать и уже засыпала, мне… да, пожалуй, приснилось тихое, отчаянное: «Я люблю тебя».

Я резко села на кровати. Что это? Услышала где-то в сериале? Я уже полгода ни с кем не встречаюсь, и никто из моих бывших вот так запросто не говорил…

«Прости меня, я не могу тебя опустить».

На мгновение показалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. И, пока я задыхалась от боли, у меня вырвалось тихое, как вздох: «Вильгельм».

Сначала я и сама удивилась: кто это? Иностранец? Когда я успела познакомиться с?..

А потом туман в голове вдруг исчез, и из воспоминаний на меня посмотрели разноцветные надменные глаза, а губы, красивые, которые хотелось бы целовать, не улыбайся они так высокомерно, сказали: «Ты будешь моей». И после пришла вина. Я… предала его. Я…

Он там… там…

Как я могла забыть?!

Чуть погодя я вспомнила как. А вспомнив, не раздумывая, бросилась к мобильнику.

– Че? – отозвался он спустя пару минут. – Вик, два часа утра, ты там вообще соображаешь?..

– Витя, – очень ласково и очень спокойно произнесла я. – Если ты сейчас же ко мне не приедешь, я приду к тебе сама и у нас будет очень тяжелый разговор, во время которого я тебя покалечу. Поэтому быстро дуй ко мне!

В трубке помолчали, потом Витька тихо сказал:

– Понял. Щас буду.

Если честно, я не ожидала, что настолько «щас» – он появился в комнате не иначе как с помощью портала буквально через минуту. И тут же уставился на меня.

– Вик, а почему ты все помнишь?

– Тебе повезло, что сейчас ночь и я устала, – сказала я, глядя на него с кровати. – Иначе ты бы у меня получил. Кто тебе разрешил меня заколдовывать?

Витька отмахнулся:

– Серьезно, Вик, почему ты все помнишь?

– А это можно забыть?

– Конечно, я хорошо тебя заклял, я уверен…

– Еще раз так сделаешь!..

– Вик, просто посмотри мне в глаза.

– Я тебе сейчас посмотрю!..

Спустя пять минут барахтаний на кровати (Витька получил пару раз по голове медведем) он все-таки поймал мои руки в захват, заставил сесть так, что отворачиваться уже не получалось. И уставился мне в глаза.

– А ну-ка забудь! Забудь, я сказал!

– Щас я скажу!

– Вик, помолчи. Что… – Он резко замолчал. А потом вдруг так же резко отвернулся и выдохнул: – Б… дь!

– Я же просила не выражаться! – скорее по привычке возмутилась я. И тут же: – Что случилось?

Витька посмотрел на меня и вдруг захохотал – и хохотал долго и истерично, пока я не столкнула его с кровати и снова не врезала медведем.

Медведь оказал терапевтический эффект: Витька замолчал. Поднялся, снова сел на кровать, посмотрел на меня и вдруг выдал:

– Знаешь, Вик, а Вилька-то и правда в тебя втюрился.

Америку, блин, открыл! А то я не заметила, пока он меня «защищал» и запирал!

Сердце опять предательски заныло. Я должна вернуться, я не могу оставить его там. Это я понимала так же ясно, как и то, что меня и правда могут убить. И не случайно, легко, а мучительно – я помнила боль. Теперь я все помнила.

И что хуже всего, я знала: мне нужно и то и другое. И вернуться – жизненно необходимо, и остаться, чтобы быть в безопасности. Эти два противоречивых желания буквально разрывали меня, а внутренний голос, гаденький, низкий, напоминал: «Ты же хотела вернуться. Вот, ты дома. Что еще тебе нужно?»

Это было правдой, и в глубине души больше всего мне хотелось, чтобы кто-нибудь за меня притащил Вильгельма сюда, живого и здорового. Чтобы я знала: он в безопасности, я больше перед ним не виновата. И самой бы не пришлось рисковать.

Малодушие. Я была бы точно так же виновата, окажись принц сейчас рядом. Я обменяла его на собственную жизнь, я уже это сделала, и это не изменить.

Но может быть… может, получится еще хоть что-то исправить?

Вслух я сказал только:

– Да, я в курсе.

– О нет, Вик, – хохотнул Витька, – ты не понимаешь. Этот… идиот тебя одарил.

А вот это было новостью.

– Что? Чем это?

– Их мир может быть спокоен, Каламит не получит свое оружие, – продолжал Витька. – Вилька ничего ему не даст, и даже не потому, что он такой стойкий. Ками кого хочешь сломает рано или поздно. Просто Виле дать нечего.

Я удивленно слушала и не понимала, о чем он говорит. Как же нечего: весь мир гонялся за этим котом, потому что он в бытность человеком какую-то гадость придумал.

– Почему нечего?

– А потому, Вика, – Витька хихикнул, – что он свою атомную бомбу уже отдал. И знаешь кому? Он тебе ее подарил!

Пам-пам-паум…

– Чего? – только и смогла выговорить я.

Витька смеялся.