Королевство Кармина управляется магами, которые мало того что отгородили страну от внешнего мира, так ещё и мозги подданным не-магам промывают, чтобы на их власть никто не покусился. Молодой повеса, ни разу не волшебник, совершенно случайно попадает в Кармину вместо настоящего лазутчика. И оказывается сначала гвардейцем, а потом и ментальным рабом карминской королевы. Правда, королева не любит рабство, но и избавиться от сомнительного «подарка» пока не может. Приходится терпеть… друг друга.

 

Часть первая

3-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Мой возлюбленный принц!

Да, это я споил тебе две бутылки винесского и одарил Альвина сигарами с «весёленькой» травкой. Зато теперь все сокровища неприступной Кармины — мои! Элиас, ну не бурчи, иначе в следующем рапорте твоему величественному отцу мне придётся упомянуть, как ты танцевал в одной набедренной повязке на столе перед послом Синты. А, да — и уверял, что твои прелести лучше всех его жён вместе взятых. Кстати, как там посол? Уже оклемался? Ручаюсь — он забросал тебя приглашениями в его гарем, о, прекрасный сладкий мальчик. Ай-ай-ай, наш наследный принц — такой шалун! Ну всё, всё, не рви письмо, Элиас, знаешь каких трудов мне стоило его отправить!

А жаль мне тебя, твоё высочество — ты сидишь в своём Зальсберге, а я геройски совершаю подвиг во имя Окулы и Его Величества по самой таинственной из стран в мире. Хм, что-то мне подсказывает, что с тех пор как Кармина закрыла границы, никто в ней не был, а? А вот он я тут: первый! Мораль: пить надо меньше, тебе и в особенности Альвину, которой должен был отправиться вместо меня. Меньше и с оглядкой. Запомни, высочество!

Ладно, Элиас — из чистого благородства я скрашу твою скуку и поделюсь своими впечатлениями о Кармине. Эксклюзив, мой прекрасный принц — внимание: этого нет в рапорте. Специально для тебя, о, мой сердитый повелитель!

Ну а если серьёзно: пока что я наблюдаю идиллию сродни рассказам о Квортингере. Помнишь, там пастушки такие розовощёкие танцуют со своими тросточками, а фавны им на свирели играют? Вместо фавнов — пастухи, но на всех пастушек их точно не хватит. Разве что их мужество сравнимо с фавнским. Но — сомневаюсь. Вследствие чего предвкушаю приятный вечер. За-ви-дуй.

Портал видящих выбросил меня, похоже, где-то на границе — которая, кстати, никем не охраняется. Правда, рябь какая-то по небу идёт, и в ушах у меня караул (вместе со свирелью). Но только время от времени. Местные вроде бы ничего не замечают. Уверен: это карминская магия конфликтует с амулетами видящих. Надеюсь, я не останусь без охраны окульских цацек — а то не досчитаешься ты, принц, одного (и любимейшего) из своих компаньонов.

Но, не считая этих мелочей, чувствую я себя почти как в парадизе — небо такое синее-синее (как под глюком), трава зелёная-зелёная и мягкая, как синтские ковры. Овцы вокруг — упитанные, пастушки — красивые, глазками стреляют… ну просто гурии! Интересно, они тоже девственны?

Начинаю сомневаться, не напортачили ли видящие с порталом? Может, я уже в Эдеме, а? Нет, я не в обиде — мне тут очень нравится. Только бы с обратной дорогой проблем не возникло. А то как же я вас снова увижу, мой принц? Без меня вы пропадёте, со-о-овсем.

Магов, кстати, которыми славится Кармина, не видать. Хотя я готов предположить, что льнущая ко мне и мешающая писать это письмо кудесница — ведьма. Уж очень у неё чарующие глазки…

Пойду-ка я, принц, займусь делом. А продолжение следует.

Весь мир к ногам розовощёких гурий!

Тем же вечером.

Моё путешествие в карминский Эдем продолжается. Элиас, как тут люди живут — я готов променять один из моих замков на такие чудеса! Магов до сих пор не встретил, но всё вокруг просто пронизано волшебством. Недавно наблюдал, как местная фермерша — моя хозяйка — убирает кухню после ужина. Всё, что она сделала сама — махнула каким-то свитком. И посуда полетела мыться, веник — мести, а тряпки всякие — вытирать. Изу-ми-тель-но. Мечта любой хозяйки, наверное — палец о палец не ударить, а всё само готово. Мне интересно, что из ужина (лишь слегка уступающего обедам наших бюргеров) она готовила сама?

И так везде. В приграничной деревне, живущей на одном фермерстве да бортничестве, (мёд, кстати — объедение; верю — без примеси магии не обошлось) дома у крестьян каменные, крыши — черепичные, и сад у каждого небольшой — но плодоносящий так, как у нас только в урожайные годы бывает. Правда, здесь урожай на всё.

Что б нам так жить! (И не забывай, Элиас, про розовощёких пастушек. Кровь с молоком, а не девицы!)

Одно меня удивило: немногочисленность этих самых крестьян. Детей почти нет, и за теми — глаз да глаз. Странно — ты же помнишь наших крестьян? У последнего батрака — выводок из семи ртов, а уж внебрачных не считает никто. И вся эта ватага либо по лесу гоняет, либо родителям помогает, либо в город «в люди» отправляется нищету пополнять. Здесь ничего такого нет. Детей раз-два и обчёлся — да и тех за ограду не пускают. И работать не заставляют, хотя лет им за десять точно. А есть дома и вовсе без наследников. Вот, взять мою хозяйку — одна, без мужа. И живёт припеваючи.

Поинтересовался, где её ребятишки? Неужели не страдает без помощи — да и хозяйство, поди, передать некому будет? Она только рукой махнуло — найдутся, говорит. И упомянула что-то про душевой налог. Расспрашивать не решился, амулет видящих и так опасно раскалился — жжётся, дрянь!

Но из слухов узнал, что этот самый душевой налог тут как раз будут собирать завтра. Мне везёт, Элиас — ещё уехать не успею. Посмотрю и всё тебе опишу.

Жди.

Твой верный и любимейший компаньон (особенно по всяким пьянкам),

Р.

* * *

4-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

я видел их душевой налог. Не хочу об этом писать, но ты всё равно прочтёшь в моём рапорте и потребуешь разъяснений.

Я удивлялся благам их жизни — я был полным идиотом, Элиас. Они платят за комфорт и богатство своими детьми.

Сегодня в полдень в деревню въехала карета — пижонская такая. Ну, знаешь, позолоченная упряжь, усыпанные жемчугами и бриллиантами конские гривы, — все дела. Вылезли из неё тоже два пижона — сияли под солнышком в зените, как корона твоего папочки.

Крестьяне уже выстроились — и детишек своих выстроили. Пятнадцать всего, девочек и мальчиков почти поровну. Малышей сразу отмели, на одном только задержались, но потом и его «отбраковали». А потом блестящая парочка прошлась мимо оставшихся, выбрала себе по одному — мальчика и девочку. Одели на них какие-то браслеты — у ребят лица стали как у умалишённых. Идиотские такие улыбочки. Они в ноги волшебникам упали — и давай их сапожки выцеловывать. А пижоны стоят — как так и надо. И крестьяне (а среди них должны быть родители тех несчастных) тоже стоят — будто всё в порядке.

Под конец, маги одели на детишек ошейники с цепочками — и так их за собой повели. Как наши дамы собачек водят. Только те собачки иногда упираются и гадят всяким герцогам под ноги. А эти только смотрели влюблённо и улыбались.

Не хочу знать, что с ними сделают пижоны-маги.

Не проезжай мимо деревни дилижанс в столицу — ушёл бы сегодня. Не могу смотреть на местных крестьян, разговаривать с ними не могу. Как можно — ради магии продавать собственных детей?

Я слышал, есть заклинания, промывающие людям мозги. Может, им всем здесь промыли?

Мне страшно, Элиас.

Уже почти готов извиниться за то, что провернул шутку с Альвином.

Твой друг — пока ещё с ясной головой,

Р.

* * *

5-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

что-то у меня с глазами. Нет, прекрати, с мозгами пока всё в порядке — я проверяю. Серьёзно, почти каждый час. Пока любовью к местным магам-садистам не воспылал, значит, всё в порядке. Но с глазами явно что-то не так. Мы проезжаем такие пасторали, что твоим придворным поэтам с их «травушкой-муравушкой, девственным лесом и пьянящим ароматом луговых трав» можно повеситься на первом же здешнем сучке. Красота невозможная, Элиас. Да что там — сказочная. И деревни да маленькие городишки — все как на подбор точно игрушечки. Уже жду, что появится на горизонте город со стенами из сахара и домами из карамели.

Но веришь, Элиас — я смотрю на всё это великолепие, и у меня на глазах оно превращается в мерзейшую гниющую выгребную яму. Трогаю брошку-амулет — прохладная. Или уже сломался, или заклинаний нет. Но несёт от этой идиллии зловонием. Хочется выскочить из дилижанса и нестись с воплем к границе, барабанить в сияющий купол: «Выпустите, я не хотел!». Блажь какая.

Ну да ладно. Вот, мой принц, что я тут из слухов насобирал.

Судя по всему (пока это только предположение, поэтому в рапорте ничего такого нет), в Кармине действует принцип: «маг равен богу». О волшебниках здесь говорят как о «господах» и то изредка. Очевидно, волшебники живут обособленно от, хм, плебеев. Во всяком случае, ни одного дворца, ни одной их башни по дороге я не заметил. Зато местных лордов-людей — предостаточно. Если правда то, что от качества «душ» — ментальных рабов — зависит благосостояние семьи, то не удивлюсь, если человеческая элита в Кармине когда-то заложила с сотню своих младенцев, чтобы получить то, что они имеют. Любой их замок не уступает королевскому дворцу. Правда, двор у них, конечно, поменьше.

На ночлег остановились в городе с труднопроизносимым названием (даже моя брошка затрудняется его перевести). Я размял ноги — прошёлся, осмотрел вдоль и поперёк, благо город не велик. Бедноты тут нет — неужели тоже забирают в «души»? Или сами себя закладывают? Я знаю парочку бездомных в нашей с тобой столице, которые от подобного бы не отказались. Трущоб, кстати, тоже нет. И вообще — порядок идеальный. Не хочу думать, что бывает с теми, кто его нарушает. Зато люди все приветливые, улыбающиеся и прямо-таки счастливые.

Господи, не сделай меня таким же безропотным идиотом!

Завтра прибуду в столицу — встречусь с нашим агентом. Молюсь, чтобы всё прошло успешно. Нервируют слухи, что в столице живут одни маги.

Пожелай мне удачи, мой принц.

Твой,

Р.

* * *

6-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

у них тут две столицы. Вздох облегчения — я был в той, что для людей. Но на местных магов всё равно насмотрелся — когда меня, хм, на «собеседование» водили.

Они тут тронутые — маги. Серьёзно. Такое чувство, что их единственная забота — нагадить друг другу, а наслаждение — смотреть, как рабы-люди бегают вокруг них на четвереньках и с обожанием повторяют: «Хозяин!». Меня тошнит от них! Да-да, пусть это будет моим наказанием за ту приснопамятную пьянку. Но уж больно оно строгое, это наказание.

Брошь раскалена постоянно. Удивляюсь, как не загорается одежда? Зато пока магия видящих работает — слава им, слава!

А вообще, крысятник здесь, скажу я тебе — знатный. От него просто разит интригами — прямо как гноем от помойки. А самая большая крыса здесь — канцлер. Он прибрал к рукам всё и всех, а королеву (ага, тут есть королева и она даже формально правит), очевидно, запер в башне, сиречь Хрустальном дворце, и ключи выбросил. По крайней мере, королеву тут никто всерьёз не воспринимает. Зато канцлер — ах, лорд Невус то, лорд Невус сё…

Ха, Элиас, ты ни за что не поверишь, кем я сумел тут стать! Моя смазливая рожа всё-таки сослужила благую службу. Я нынче гвардеец Её Величества и завтра отправляюсь в Хрустальный дворец. Вот и посмотрю на эту тёмную лошадку-королеву. По слухам, должна быть инфантильной мазохисткой, у которой в голове одни розочки да бантики. Хорошо, если так — попадусь ей на глаза, и мои рапорты станут в разы интересней.

Надеюсь, она не держит выводок «душ» у своей кривой ножки. Хотя верится с трудом. Говорят, у того же канцлера — целый…э-э-э… гарем идиотов с промытыми мозгами. Если проколюсь на шпионской ниве, мне грозит его пополнить.

Ладно, с женщинами-то я всяко знаю, как справляться. Ведьмы или нет — всё равно же слабый пол.

Хотя приятного, конечно, мало. Даже лордов, даже местную элиту самый распоследний маг сравнивает с червями и пылью под ногами. А представляешь, что творится в голове у канцлера? А у королевы?

Кстати, ты заметил, что меня в гвардейцы исключительно по роже выбрали? Чую — не к добру.

Помолиться, что ли, в который раз амулету видящих?

Мой принц, пока ещё в здравом уме и твёрдой памяти, признаюсь: это я спрятал твою печатку. В саду под деревом. Под каким — не скажу. Копай, для здоровья полезно.

Твой несчастный компаньон,

Р.

* * *

7-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

могу вздохнуть спокойно. В Хрустальном дворце нет магов, кроме королевы и её весьма любопытного компаньона. Зовут Саймон, физиономия весьма посредственная. Но на четвереньках за ним никто не бегает — уже хорошо. Зато смотрит как твой наставник по политическим искусствам — хочется прямо-таки упасть ему в ноги и загодя признаться, что, де, пустил таракана в шевелюру мадам К. - оттого так и вопила.

Остальные здесь — обслуга и гвардия — только люди. Они, конечно, готовы молиться на Её Величество, но не слепо, как ментальные рабы волшебников. Удивлён, Элиас. Не думаю, что в других дворцах волшебной столицы порядки такие же.

В общем, жить можно. Хотя магия разлита буквально в воздухе. Брошка видящих почернела и грозит скукожиться. Умру же без неё — караул!

Кстати, ты нашёл печатку?

Ну, позлорадствуй тогда: стоял сегодня полдня в карауле. В саду у беседки. Делал морду кирпичом — типа, нет меня. Подражаю остальным. Мы тут вообще, похоже, вместо мебели. Или скульптур. Красивые все — на подбор. И служанок почти нет — старухи одни. Вся работа на мужиках. С чего предположил сначала, что королева местная — нимфоманка. Понадеялся, что хотя бы не страшная.

Нет, Элиас, совсем не страшная. Королева красива, как куколка. Ты помнишь последний твой подарок моей сестре? Фарфоровая статуэтка ангела с розовыми крыльями? Вот, отними эти самые крылья, удлини волосы до пят, одень платье леди и ты получишь королеву Кармины.

Но действительно замечателен, Элиас, её голос. В нём магии, наверное, больше, чем во всей Кармине. Её Величество мурлыкала что-то навязчиво-прилипчивое (я до сих пор не могу избавиться от этой песенки, то и дело напеваю), наигрывала себе на лютне (весьма недурно) и поглядывала на фонтан с карпами.

Признаюсь, я даже почувствовал разочарование, когда песня вдруг прекратилась.

А ещё, Элиас, у королевы самые замечательные в мире глаза. Поверь мне, я объективен, как твой дражайший батюшка. Такого оттенка синего ты не увидишь больше ни у кого. Это предгрозовое небо над озёрами в Летуции или волшебные фонари в местных парках карминских вельмож, или море на закате в день нимф… Завораживающе — и с выражением, которое я не смог определить.

Мы смотрели друг на друга с минуту, потом я сообразил опустить взгляд. А ещё пару минут спустя её юбки прошелестели по дорожке мимо меня.

Я пишу тебе сейчас и вижу этот её взгляд — он смотрит на меня из темноты с тем же непередаваемым выражением. Очень надеюсь, что это не колдовство, от которого амулет видящих не в состоянии защитить.

Ну не ревнуй, Элиас, я пока ещё не готов броситься этой грустной (вот оно — грусть в её взгляде; интересно, с чего бы ей грустить?) девочке в ножки. И я ещё не уверен, насколько они прямые, её ножки — под платьем не разглядеть.

Впрочем, уже готов задрать её юбки и рассмотреть. Если она придёт ночью — не откажусь согреть ей постель.

Почти хочу, чтобы была нимфоманкой, которую я навооброжал. Р-р-р, страстная ведьма, ночь людьми, атласные подушки… Кажется, уже слышу чьи-то шаги.

До завтра, Элиас!

Пока ещё твой верный рыцарь,

Р.

* * *

8-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

не надо предвкушать сладкого рассказа о ночи любви с карминской ведьмой. Расстроили меня и тебя во всех ожиданиях. Шаги принадлежали караульщику, который, увидев свет, заинтересовался — а потом и вовсе остался часа на три: играли в карты. Парень туп, как пробка: всё радуется, как ему повезло с назначением (тут я с ним согласен) и мечтает послужить Отечеству. Я попробовал заразиться его настроением и заставить парнишку послужить на благо Окулы. Но в его хорошенькой головке мозгов нет вообще. Две темы, на которые он может общаться: любимая Кармина и великолепная королева. Причём великолепного в королеве не её кукольная мордашка, а её «о-о-о!» — чудесные душевные качества. Это я ещё, Элиас, перевожу — парнишка, как ты понимаешь, мог изъясняться исключительно междометиями.

Похоже, мозги тут промывают действительно всем, не только «душам».

Снова полдня стоял в карауле. Промок насквозь — шёл дождь, время от времени переходящий в ливень, а бедному гвардейцу никто даже плащик не выделил. Ну конечно, мокрый и в форме я, наверное, становлюсь ещё прекраснее. Чувствую себя иногда как девица на выданье — во всех этих блескучих причиндалах.

Зато снова посчастливилось увидеть королеву. Сад, Элиас, здесь громадный, а я после дежурства решил, что и так уже достаточно мокрый — хуже не будет. Да и дождь перестал. Вот и свернул не там, где надо — вроде как не специально — пока к караулке шёл.

На королеву наткнулся тоже чисто случайно — нос к носу, она даже отпрянула. Поскользнулась на мокрой дорожке — пришлось подхватить. Она маленькая, Элиас, меньше моей сестрёнки. Но наверняка старше. И взгляд у неё просто завораживающий. Я её забавно подхватил — как в танцевальном «па» во время пируэта. Она на моей руке лежала — я и веса-то не чувствовал. И долго, кажется, лежала, пока рассматривал: её косы из-под капюшона упали и повисли до самой земли. Она будто не замечала: тоже на меня смотрела. Странно так, с новым непередаваемым выражением. Потом тихим мелодичным голосом пропела: «Глупец!». Раздосадованно так. И тут же: «Пусти». Я посоветовал ей пожелать что-нибудь другое и с усмешкой сообщил, что если отпущу, она упадёт прямо на мокрую дорожку. Но если королева желает…

Она схватилась за мой ворот и, только встав на ноги, отшатнулась. Посмотрела на меня ещё, отвернулась, юбки подобрала и почти бегом припустила по дорожке в обратную сторону.

Вот что ни говори, Элиас, а странная. Жаль — в такой симпатичной головке, похоже, не все дома. Нормальная леди влепила бы мне пощёчину или позволила себя поцеловать — как раз та самая была позиция. Впрочем, нормальные леди не разгуливают по садам в одиночку.

Ещё из интересного — вот как раз только что — видел канцлера. Нагрянул с поздним визитом. Почти без свиты, только с полуголой девчонкой и мальчиком — оба на поводках, и «наряд» не оставляет сомнений в их, хм, использовании. Сам канцлер — старый сморчок, весьма, кстати, крысу напоминающий. Глазёнки такие бегающие, нос острый, борода до пола — белая, сам ходить не может — на какую-то крашеную палку типа жезла опирается. И всех исподтишка рассматривает. Меня от его взгляда бросило в дрожь — не знаю почему, но надеюсь, он в тот момент не колдовал.

Зато королеве он разулыбался, назвал «Лия», подхватил под локоток. Я шёл за ними, сколько мог — от ворот по мокрому саду, пока дверь личных покоев королевы не закрылась. Ничего особого услышать не успел, кроме разве что странного: «Лия, милая, я совершенно не понимаю, почему тебе так противен их вид?» Это канцлер про рабов — королева действительно, увидев их, поморщилась. «Лия, неужели тебе не нравится подчинение? — и звучало это как ставший традиционным спор. — Я мог бы выбрать тебе красивого мальчика, ласковую зверушку — только для тебя, моя милая». А я подумал, что красивых мальчиков у королевы и так хватает. «Лия, ну разве они не прекрасны? — настаивал сморчок-канцлер. — Посмотри, как они покорны. Почему же ты не хочешь?» Королева, не поворачивая головы, равнодушно отозвалась: «Потому что я их слышу». Не понял: бедняги вроде не шумели.

Канцлер ещё не уехал. Очень интересно, о чём они там с королевой шепчутся, но ходу на «женскую» половину мне пока нет.

Снова слышу шаги: наверняка давешний гвардеец. Будем играть в карты, попробую задать ему пару вопросов. Он кажется настолько туп, что неладного не заподозрит, и амулету видящих не придётся меня обжигать-спасать.

Надеюсь, следующее письмо будет интересней.

Твой,

Р.

* * *

9-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

помнишь, я надеялся, что это письмо будет интересным? Оно будет, можешь не сомневаться. В рапорте я уже мельком об этом прошёлся, но ты наверняка жаждешь подробностей. Ну вот они.

Как ты уже знаешь, в карты я не сыграл. Не знаю, откуда те два хмыря взялись — я их даже не рассмотрел особенно, но они меня усыпили, и никакая брошь видящих не помогла. Не уверен, что именно из того, что было дальше, произошло наяву, но, кажется, канцлер мне всё-таки не приснился. Этот крыс-сморчок с интересом осматривал меня всего, причём, заметь — голого. И шамкал губами: «Хорош… Новенький, значит…» Потом тянул ко мне свои паучьи лапы — а дальше я не помню, так как сознание снова помутилось. В себя пришёл в незнакомой комнате, плавающей в сумраке. Был я в ней один — это сразу понял. И у меня в глазах двоилось сперва, потом перестало — зато началась тошнота. Где-то в этот момент дверь открылась, и вошёл ангел. Прекрасный, Элиас, совершенно настоящий, даже в ореоле света — всё как положено. В голове у меня всё перемешалось: хотелось упасть перед ним на колени и целовать ему ноги, но, помню, сражаясь с тошнотой, я сумел выпалить только: «Госпожа!».

Ангел расстроился. Коснулся меня сверкающим пальчиком — я задрожал от счастья, — а он тихо произнёс: «Нет. Ну только не снова…» Потом он отошёл — я, невзирая на тошноту, скатился с дивана, на котором лежал, и бросился следом, желая только одного: обнять ноги, прижаться щекой и держаться, как ребёнок за материнские руки, чтобы не исчез. Ангел обернулся, строго приказал: «Прекрати» и отстранился. Мне оставалось только отползти и встать на коленях — на самом деле почти ниц — да тихо всхлипывать от горя.

Ангел не обращал внимания, ища что-то в ящике комода. Потом, найдя, приказал снова лечь на диван и протянуть руки. Я с радостью исполнил. Руки мне приковали к подлокотнику наручниками поверх одинаковых браслетов — странных, запаянных, без замка и совершенно простых. Ангел ещё подергал за цепочку наручников, пока я с обожанием на него глядел и пускал слюни. А потом потянулся к браслетам.

И снова накатила тошнота. Я тихо корчился минут пять, наверное — хотя мне показалось жутко долго. А когда пришёл в себя, ангел исчез. На его месте на коленях у дивана сидела королева и, хмурясь, всматривалась в меня.

Я в неё тоже всмотрелся и в то мгновение сообразил, что не одет. Чудесное, скажу тебе, Элиас, положение: голый, с заведёнными рука, да ещё и прикованный. Не так бы я хотел знакомиться с девушкой!

Королева — словно в ответ на мои мысли — вздохнула, повернулась и подняла с пола плед. Бросила его на меня. Я фыркнул и подёргал руками, выразительно глядя на неё.

— Сниму, если пообещаешь на меня не бросаться, — сказала королева в ответ. И, опустив взгляд, нехотя добавила: — Я совсем не желаю делать тебе больно.

Я ехидно уверил её, что и пальцем не трону мою обожаемую королеву, которой верой и правдой служу.

— Просто знай, что иначе мне придётся тебя оглушить. И не уверена, что после этого ты проснёшься в ясном уме, — предупредила она, потянувшись к наручникам.

Освободившись, я в несколько резкой форме выразил желание узнать, что за… тут происходит.

Королева фыркнула и, отвернувшись, ответила:

— Сам виноват. Не стоило тебе попадаться мне на глаза.

Я несколько обескураженно объяснил ей, что вовсе не желал попадаться — так получилось.

— Не лги, человек, — бросила она, вставая. — Королеве ведь лжёшь.

Я извинился, а она в ответ пожала плечами.

Завернувшись в плед, я огляделся и выразил желание, наконец, одеться и вернуться туда, где мне место — в казармы.

Королева, обернувшись, рассмеялась.

— Ты что, не понимаешь, человек? Посмотри на браслеты, — она кивнула на туалетный столик. — Ты не понимаешь, что они означают? Ты мой подарок от дяди. Теперь от меня ждут, что я одену на тебя цепочку и буду водить за собой по саду, пока торчу здесь.

Я поинтересовался, собирается ли она это делать.

— Ты правда идиот? — зло выплюнула она. — Конечно, нет. Иначе за мной бродил бы уже целый выводок. Нет, ты действительно не понимаешь, — вздохнула и объяснила: — Один раз я отпустила такого, как ты. Его потом видели в человеческом борделе — куда вас, отбракованных посылают. Как понимаешь, прожил он там недолго. Вот теперь сам скажи мне, человек: что мне с тобой делать?

Выбор и впрямь был не из лёгких.

Я посмотрел на браслеты и уточнил, обязательно ли мне одевать именно их, чтобы остаться в живых. Ведь вполне логично, что я могу сделать вид, будто ношу их. А раз королева не любит, чтобы за ней ходили на четвереньках, то, быть может, её «подарок» может пользоваться некоторыми вольностями?

— Лучше, чем ничего, — признала королева. — Но это одурачит их не больше, чем на месяц, если повезёт — на полтора.

Я пообещал очень стараться (Элиас, посуди сам: перспективы открывались невероятные: ведь при «душах» волшебники не церемонятся, а я же не умру постоять на коленях чуть-чуть ради ценных новостей). Так обещал стараться — что минимум на полгода.

Королева слабо улыбнулась.

— Не думаю, что ты такой хороший актёр, но допустим. Однако если я не забеременею через месяц, тебя всё равно заменят. Ты думаешь, ты один такой умный нашёлся, человек? Я делала подобное твоему предложению уже три раза. Три месяца. Угадай, где те три несчастных юноши?

Я удивился, ведь логики в этом не было: разве не должна королева понести ребёнка от супруга? Если канцлеру нужна беременность, не проще ли найти Её Величеству мужа?

Королева снова рассмеялась.

— Я уже замужем. Просто всем ясно, что ребёнка от мужа у меня не будет никогда. Развод же — долгая и утомительная процедура, на которую я не согласна. Делать «подарки» куда легче.

Это да — только не для «подарков».

Я всё равно выразил удивление: ведь если семя мужа мертво, даже королеве найдут другого консорта — чем вызвал ещё один взрыв грустного смеха.

— Я девственница, — улыбаясь, сообщила Её Величество. Спокойно так. — Мой муж, человек, меня боится и ненавидит. Даже забавно, что кто-то всерьёз думал, что он будет со мной спать… Ладно, всё, я устала. Будь пока тут, утром придумаю, как тебя устроить.

И сбежала в соседнюю с будуаром спальню. А я остался — спать. И вырубился сразу — наверное, остаточное действие промывки мозгов от крысы-сморчка.

Когда я проснулся, было раннее утро — солнечные лучи низко стелились по полу — и королева сидела в кресле напротив, рядом с круглым столом. И, кажется, ждала завтрак, читая переплетённую в выкрашенную кожу книгу.

— Доброе утро, — сказала, не отрывая глаз от пожелтевших страниц, — твоя одежда в ванной — левая дверь от входа в спальню, — и добавила, потянув носом: — если ты не против, я бы хотела, чтобы ты помылся. От тебя разит гаремными благовониями.

Я встал, завернувшись в плед, и поинтересовался, нет ли у моей обожаемой королевы аллергии на эти благовония. Королева в ответ только зевнула, аккуратно прикрыв рот рукой в синей перчатке.

Заблудиться в её спальне, наверное, не смог бы и слепой — королева или любительница маленьких комнат с низкими потолками (ну просто норы, честное слово!), или здесь у магов принято так строить. В человеческих дворцах-то всё примерно как у нас.

А вот ванна оказалась странной. Ну, кроме женских флакончиков и прочих финтифлюшек в ней, Элиас, не было труб. И, собственно, ванны. Только громадный бассейн, от которого поднимался струйками ароматный пар. И цветы кружились на воде в затейливом танце.

— Забыла тебе сказать, как им пользоваться, — раздался позади голос, приглушённый зевком.

Совершенно не обращая внимания на мой вид (а плед я, естественно, снял), королева, придерживая подол, обогнула край бассейна, прошла к выныривающей из стены русалке и показала на её сложенные «чашечкой» ладони.

— Просто дотронься до левого указательного пальца. Температура подладится под тебя.

Я не стал уточнять, как именно подладится — но вода и впрямь оказалась такой, как я люблю.

— И возьми это, — сказала напоследок королева, кинув мне один из флаконов. — Прекрасно от запахов избавляет.

Пока я рассматривал флакон, она ушла.

Вот спорь на что хочешь, Элиас, а не верю я, что она девственница. Любая из наших девиц, окажись в бане с голым мужчиной, орала бы, точно мышь увидела. Или замерла бы — как та же мышь перед котом. А эта… ну и что, что ведьма! Всё равно женщина, а значит, не все у неё дома, Элиас, вот увидишь.

Когда я вернулся, посвежевший и переодетый (между прочим, не в форму гвардейца), королева по-прежнему сидела в кресле с книгой в руках. На столе уже были расставлены чашечки, бокалы и мисочки. Судя по содержимому, Её волшебное Величество не равнодушна к сладкому и выпечке.

— Составишь мне компанию? — спросила королева, аккуратно закрывая книгу. — Не люблю есть в одиночестве.

Признаться, Элиас, я несколько растерялся. Нет, вопрос-то её был понятен — в отличие от неё самой. Я не понимал, чего она от меня ждёт и как себя вести. А между тем, как ты понимаешь, гарем канцлера в случае моего прокола вдохновлял несильно. И брошь видящих, прицепленная к моему новому камзолу, оставалась странно холодной. Я подозревал, что её подменили, а значит, я остался для всей этой магии беззащитен.

Королева тем временем бросила на меня странный взгляд, улыбнулась и постучала по серебряному блюду с пирогом в центре.

— Поможешь?

Я взялся за десертную вилку и нож. А заодно удивился, сказав, что думал, будто королева любит одиночество — учитывая, какие тропинки она в саду выбирает.

Волшебница улыбнулась. Кивком поблагодарила, когда я налил ей лимонад, и кивнула на стоящее у дальней стены кресло.

— Видишь её?

Ровно никого, Элиас, там не было — о чём я королеве и сказал.

Она снова улыбнулась и кивнула.

— А я вижу, — и принялась за пирог.

Вот, Элиас, я же говорил, она сумасшедшая. Несмотря на солнечное утро, мне даже жутко стало — одно дело сражаться с реальным врагом и совсем другое — вся эта магия и безумие, наверняка от неё проистекающая.

— Не бойся, — отозвалась королева, точно почувствовав мой страх. — Пока тебе ничего не угрожает. Особенно от неё.

Невольно поёжившись, я поинтересовался, кто это — она?

— Мой двойник, — точно само собой разумеющееся сказала волшебница. — И повторяю: тебе она неопасна. Да и мне, если уж на то пошло. Но назойлива и нервирует. Поэтому я не люблю это место… этот город, — она огляделась, поморщилась. И тут же сменила тему: — Но тебе это вряд ли интересно, так что не будем. На туалетном столике в шкатулке — посмотри. Твои браслеты. Они, скорее, амулеты, и уверяю тебя, глупее, чем сейчас твою голову они не сделают. Но будут подсказывать правильное поведение в нужной ситуации.

Конечно, я поинтересовался, что она имеет в виду.

— О, не беспокойся, — усмехнулась она, — никаких ментальных заклинаний на них нет. Просто я не доверяю твоей реакции и уж прости — артистическим способностям. А браслеты тебе помогут. Например, свалят на колени, когда это будет нужно.

Естественно, мне совсем не хотелось одевать на себя такую жуть — по соседству с холодным и наверняка поддельным амулетом видящих.

— У тебя есть выбор, — напомнила королева. — Бордель или гарем кого-нибудь из лордов.

Да уж, хорошенький выбор…

Позже, продолжая завтрак, королева уточнила, что мне придётся теперь быть при ней всё время (занятная перспектива), предупредила, что будет скучно и посоветовала найти себе книгу, потому что она намеревается ещё почитать.

Библиотека у неё и впрямь весьма, весьма… Но ты же знаешь, Элиас, как я люблю читать! Уже через полчаса, осмотрев и выучив всю комнату, я не выдержал и поинтересовался: неужели королева всегда так дни проводит? Вот так — скучно.

— Это тебе скучно, человек, — отозвалась волшебница, что переписывая из своей книги. — Но нет, не всегда. И будь добр, помолчи. Займись чем-нибудь, — и раздражённо добавила: — В конце концов, я тебя здесь не держу.

Я поинтересовался, действительно ли могу уйти.

— Ну конечно, — отозвалась королева, водя пальцем по строкам. — Иди. Только предупреждаю: дворец канцлера по соседству, а в саду и среди моих слуг полно шпионов. Какая птичка, думаешь, напела ему, что я тебя заметила?

Я изумился, вспомнив, что вообще-то мы были одни.

— Да, — откликнулась королева. — Поэтому не удивлюсь, если это был ты. Если так, отправляйся к нему. Нет — сиди здесь тихо. Всё, хватит, человек, ты мне мешаешь. Ступай, делай, что хочешь, только так, чтоб я тебя не замечала.

Вот, Элиас, я сижу и пишу тебе письмо. Не думаю, что королева будет его читать — похоже, магов здесь совершенно не интересует, чем занимаются «человеки». Мы по определению ведь глупее их, так?

Больше не удивляюсь, почему при королеве нет горничных и лакеев. Она вполне могла сама их отослать, если боится, что кто-нибудь из них «стучит». Как бы не отослала и меня — уж лучше с ней, чем с канцлером. И с браслетами вроде не обманула — по крайней мере, ничего подозрительного не чувствую.

Но мне уже совсем не хочется завалить её в койку. Слишком она странная, если не сказать пугающая — с её головкой набекрень.

Пока, пожалуй, всё.

Твой,

Р.

* * *

10-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

потихоньку осваиваюсь. Впрочем, ничего сложного, а к карминской королеве вполне можно привыкнуть. Она, конечно, того, но тихая.

Свободного времени — уйма. Большую часть дня королева читает. Или гуляет по саду, в моей компании. Но я иду чуть поодаль и порой мне кажется, что она вообще обо мне забыла. Со вчерашнего дня не разговаривали.

Зато я познакомился поближе с Саймоном. Ничего такой, хоть и волшебник. Без местных заморочек. Утром вчера его не было — как выяснилось, гостил у канцлера. Привёз с собой охапку бумаг, которые королева подписала, не читая. Но что возьмёшь с сумасшедшей — может, она и не понимает, что это документы?

Мной Саймон заинтересовался, и королева между росчерками пера представила меня как «новенького». Саймон кивнул и после оказался так любезен, что детально описал мне, что именно произошло с моими предшественниками. Не буду утомлять тебя, Элиас, подробностями. Двумя словами: ничего хорошего.

С Саймоном королева, кстати, разговаривает. Они обсуждали что-то магическое, какие-то термины, я ничего не понял, а вскоре перестал вслушиваться.

Скучно тут неимоверно — как в коллежском карцере. Только, конечно, потеплее. Маюсь. Вчера взялся наводить порядок на туалетном столике королевы — от скуки, Элиас, правда. После третьего упавшего флакона оказался на диване и полчаса не мог встать — а королева даже голову не подняла. Саймон, зайдя, увидел меня, покрасневшего от натуги, улыбнулся, сделал какой-то знак рукой — и меня отпустило.

До темноты резались с королевским компаньоном в карты, пока Её Величество что-то увлечённо из книги переписывала. Иногда она, не отрываясь, выдавала какую-то тарабарщину, Саймон ей так же отвечал, тоже не отвлекаясь, и снова наступала тишина.

Ближе к полуночи Саймон махнул рукой, собрал карты и ушёл, пообещав принести забавную клетчатую игру, популярную среди местных волшебников. Говорит, научит. Ну-ну, в карты ему уж наверно разонравилось — я десять раз у него выиграл.

Завтра королева собирается на приём к канцлеру. Или на бал — я не понял. Судя по её комментариям, особой радости Её Величество от этого не испытывает, но отказаться или не может, или не хочет.

Саймон объяснил, что королева Золотой сезон (это у них так конец лета называется) всегда проводит в Хрустальном дворце — ради церемоний. Получается, она не постоянно здесь живёт?

Всё, засыпаю.

Надеюсь, завтра после бала будет что интересного сообщить.

Скучаю, Элиас.

Твой,

Р.

* * *

12-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

вчера не отписался — не мог. Не сердись, сейчас всё объясню. Я тут, между прочим, старался, укреплял позиции. Королева, хм, сдвинулась с мёртвой точки. Представь, я сейчас в её постели. Но давай-ка с деталями, чтобы повкуснее.

Ну, утро я пропущу — ничего интересного. Саймон ездил забирать новое платье королевы, так что игре меня пока не научили. Вернулся к обеду, а уже после обеда королева долго примеряла новый наряд в спальне, куда меня не пустили. Саймон у неё, похоже, вместо горничной, и ему королева доверяет. Мило, учитывая, что подозревает она всех, и ни с кем, кроме своего компаньона не общается.

Кстати, спросил у Саймона, видит ли он таинственного двойника королевы — того, что сидел в кресле. Маг улыбнулся, и ответил, что вопрос смешон: кроме королевы его не может видеть никто. Наверное, он тоже имел в виду, что королева спятила, но выразился мягче, чем я тут описываю.

Ко времени приёма, назначенного на первый час после заката, королева начала нервничать — загодя. Книгу листала, явно ничего на страницах не видя, и записывать больше не пыталась. Потом принялась ходить по комнате туда-сюда. Вот забавно, Элиас — разве не все девицы любят балы и приёмы?

Понаблюдал, как она мельтешит перед глазами. Предложил сыграть в карты. Королева сначала не услышала, потом обернулась и ни слова не говоря, подошла, вырвала у меня колоду и принялась тасовать.

Во время игры у неё дрожали пальцы. И да, естественно, я выиграл.

Где-то после третьего сеанса, волшебница разложила карты веером — знаешь, как на рынках и площадях ушлые старухи гадают. Я поинтересовался, может ли она предсказывать будущее. В ответ королева пожала плечами и попросила меня выбрать десять карт. Потом снова их разложила, и я снова выбрал, но уже пять… В общем, всё как у тех старух. Даже ничего магического — если только уличные гадалки не ведьмы, в чём лично я сомневаюсь.

В конце королева посмотрела на оставшиеся две карты и лениво их отбросила, забыв сказать мне результат. А, когда напомнил, равнодушно откликнулась:

— Да как всегда: любовь и смерть.

Я поинтересовался, почему «как всегда», на что королева ответила:

— Когда я гадаю, всегда выпадают «любовь» и «смерть», — на что я рассмеялся. Королева даже не улыбнулась.

Потом пришло время ей одеваться — королеве это, конечно же, дольше. Хоть и волновалась она почему-то сильнее меня. Я уточнил у прибывшего Саймона, что там такое страшное на приёмах бывает.

— Ничего, — улыбнулся тот. — Просто королева не любит выходить в свет.

Я удивился: разве ей там скучно? А как же прекрасные рыцари, а тут ещё и маги — о которых все юные леди мечтают?

Саймон рассмеялся и похлопал меня по плечу.

— Зачем рассказывать — сам увидишь.

Из спальни раздался раздражённый голос королевы, и Саймон ушёл, составив меня теряться в догадках, что же предстоит увидеть.

Да, честно говоря, Элиас, ничего такого, о чём бы я уже не знал или чего бы не представлял.

Вообрази себе бордель. Вот хотя бы «Нефритового голубя» в нашей с тобой родной столице. А теперь запихни туда забегаловку вроде «Красного птенчика» — и ты получишь идеальное представление о приёмах в Высшем свете Кармины. Богато, лоск, бриллианты, сапфиры и рубины. Дамы и кавалеры. У них под ногами — рабы на цепочках, кто в золоте, кто без одежды, кто в рубище. Господа беседуют, флиртуют, спорят — и при этом тискают своих «душ». Ну а в саду или галерее наверху — форменная вакханалия. Из развлечений в одной из зал видел кулачный бой — конечно, тоже рабов. И всё это с душком секса, с гнилостным таким душком.

Меня сначала воротило, потом привык. У королевы, когда мы вошли в главную залу, тоже лицо сделалось такое, будто её сейчас стошнит. Но на замечание душки-канцлера: «Милая, вижу, мой подарок тебе понравился», она выдала длинную велеречивую фразу благодарности — конечно, дежурную. Но голос не дрогнул ни разу.

А потом забилась в самый тёмный угол — подальше от этой вакханалии и вылезла лишь однажды — для первого танца, тоже, видать традиционного. Ага, со своим консортом. Ничего, кстати, такой парень. Появился отдельно от королевы, рожа кирпичом — но симпатичный. Из таких, о которых девицы как раз и мечтают. Такой мужественный холёный красавец. Манеры безукоризненные, говорит только дежурные фразы, а супругу свою держал во время танца так, будто они только что познакомились, и знакомство это было не из приятных. Да, и лицом он, конечно, владеет, но со взглядом не всегда справляется: видно было, что ему не по себе. И я его понимаю: мы с ним были единственными людьми без поводков.

Оттанцевав, Его Высочество откланялся и исчез, а королева осталась сидеть под фикусом и — серьёзно, Элиас — читать книгу. Никто больше её не приглашал, и если бы не протокол, ей-ей, я бы сам вызвался её разок оттанцевать. Просто — до чего жалкое зрелище: веселье, бал, а красивая девушка сидит в углу и, хмурясь, читает книгу. Что-то прогнило в их Кармине, точно.

Саймон на вечере, кстати, не присутствовал — ещё одна странность.

Ну вот, а теперь про постель.

Я подумывал написать тебе, когда мы вернулись — но устал, как собака. Весь вечер пытался услышать что-нибудь интересное, но кроме эротичных вздохов да всякой чепухи ни до чего не дослушался. Наверное, на балах в Кармине политику не делают. Или к королевиному фикусу она не долетает. Нестрашно, это не последний приём, в следующий раз я уж что-нибудь придумаю.

Так что я решил отложить письмо и выспаться.

И вот посреди ночи меня разбудили крики. Наверное, сначала они были стонами, но когда я глаза продрал, точно стали криками. Из королевской спальни. Эротизма в них не было — короче, ясно, что вряд ли куколка-королева хорошо проводит время.

Дверь в спальню оказалась заперта, на помощь к Её Величеству никто не спешил, так что я с кочергой наперевес (больше ничего из оружия под руку не попалось) выбил замок.

Нападавших (как я сначала подумал) не было. Да и откуда им взяться — в спальне Её Величества даже окон нет, а проход только от комнаты, где я спал. А уж я бы проснулся, Элиас, ты же знаешь.

Королева спала — и кричала. Металась по громадной постели, сдирала простынь, скребла ногтями одеяло, всхлипывала и вопила, как резаная. Я решил было, что у неё приступ какой (может, сумасшествия) и, положив кочергу, чтобы под рукой была, встряхнул волшебницу. Потом влепил пару пощёчин, легонько сначала — потом от души. Была мысль кочергой приложить — но это от неожиданности, Элиас, ты же знаешь, я бы женщину никогда не тронул.

А вот она, похоже, не знала: открыла глаза и завопила ещё громче прежнего. До сих пор удивляюсь, почему никто не прибежал на помощь. Её же наверняка по всему дворцу услыхали. Ну вот, она вопит, бьётся, я её к себе прижимаю и пытаюсь успокоить. Где-то на очередном «тихо-тихо», она сама влепила мне пощёчину, обозвала идиотом, вырвалась и опустилась на кровать, тяжело дыша. Красивая картина была, кстати: растрёпанная, уже меньше похожая на куклу, но всё равно очень симпатичная девушка в расшнурованной сорочке лежит передо мной, испуганная, злая и…

— Даже. Не. Думай! — прорычала королева, оборвав мои мысли.

Я извинился, пожелал ей приятного сна и ушёл к себе, закрыв за собой дверь.

Но поспать мне было не суждено. Только-только я стал видеть во сне гурию с личиком королевы, вместо «не думай» льнущую ко мне с поцелуями, дверь спальни распахнулась, и я вздрогнул, просыпаясь.

— Пойдём, — сказала растрёпанная, бледная королева. — Ляжешь сегодня со мной.

Я удивился: то «не думай», то сама предлагает.

Королева вздохнула и взяла меня за руку, заставляя встать.

— Я не могу спать. Одна, — она говорила отрывисто и хрипло, точно после болезни. — Попробую с тобой. Может. Получится.

Только я улёгся, она прыгнула под одеяло, нырнула ко мне под бок, закрыла глаза и засопела.

Вот, уже утро, а она всё спит. Спокойно так, точно в парадизе своём, в мире снов гуляет. Даже будить жалко. А я тебе пишу — делюсь сожалениями, что куколку даже не пощупать. Да и как — после её криков.

Но она милая, когда вот так спит. Очень. Даже хочется чмокнуть в лоб, но нарвусь же на очередное «не думай». Осторожность, терпение и нежность, да, Элиас?

Ну, посмотрим, что дальше будет.

Твой

Р.

* * *

13-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

некоторые женщины — такие… дуры! Не понимаю, я и так, я уже всё… Что, мать её, ей нужно?! И не надо глаза закатывать. Помнишь графиню Л.? Вот-вот. Такая же. Сама, видать, не знает, чего хочет — да и ладно, я же и не горю желание завалить её в койку (хотя могли бы приятно время провести), но разговаривать у неё язык не отвалится? Сумасшедшая, избалованная девица. И кривится ещё.

Вчера думал, что всё у нас наладилось. Хотя, по здравому размышлению, глупый получался вывод. Она чокнутая, Элиас, странная и ведёт себя соответствующе. Уж если она меня голого в ванной не стеснялось, то почему я решил, что она вообще со смущением знакома? Я у неё прошлой ночью, наверное, вместо игрушки был. Плюшевый зайчик. Элиас, кончай ржать! Это неприятно, в конце концов.

У неё какая-то церемония была на полдень назначена. Так она её проспала со мной в обнимку — нас разбудил Саймон, понимающе ухмыльнувшийся, встретившись со мной взглядом. А эта проснулась и сразу такую рожу скорчила, будто с червём обнималась, ей-богу. И сразу: «Пошёл вон». Куда? В комнате на моём диване восседает её консорт при параде. Ждёт. И тоже на меня понимающе смотрит. Р-р-р!

В общем, мы, не завтракая, одевшись впопыхах (это я про королеву — она на Саймона рычала из спальни, пока я умывался; видать, корсет не зашнуровывался) отправились порталом во дворец канцлера. Там была церемония какая-то, короткая — похоже на ежегодную сходку магов в честь какого-то праздника (здесь очень странные праздники, Элиас). Потом волшебники, включая королеву, закрылись в громадном зале, напоминающем университетскую аудиторию, а мы снаружи в маленькой проходной комнатке остались. Мы — это я с консортом и с десяток «душ». Рабы вели себя как марионетки, чьи ниточки отпустили: или пялились в никуда стеклянными глазами, или, кажется, спали. Консорт мерил комнату шагами, прямо как королева до приёма. Я сначала осматривался, но это быстро наскучило, да и живот подводить от голода стало — я залез на широкий подоконник и принялся тасовать карты. Минут через пять рядом примостился консорт и посмотрел на меня. Мы друг друга поняли.

Уже через полчаса день перестал быть скучным. Мы сгоняли слуг за вином, едой и разговорились. Нормальный парень этот принц, как я и думал. И ему было также скучно, как и мне. Партии через две я рассказал принцу, что думаю о парочке приметных колдуний, которых видел на приёме, чем вызвал почти истеричный смех Алана — так зовут консорта. Я, кстати, тоже представился. Ещё через партию Алан сообщил, что я странный, и что с моими предшественниками невозможно было общаться. Я поинтересовался, почему. Принц пожал плечами.

— Я думал, из-за неё. Как видишь, у нас не очень… близкие отношения. А её все слуги во дворце обожают.

Я подлил ему ещё и поинтересовался, как его угораздило стать консортом королевы, с которой у него «не очень близкие отношения». Алан посмотрел на меня засиявшими от вина глазами, улыбнулся и весьма обстоятельно рассказал, как.

В принципе, ничего неожиданного. Я описал в рапорте, но там сухо и без забавных впечатлений самого принца о будущей невесте. «Холодная, как рыба», — наклонившись, шепнул он. Это правда, Элиас. Под такое откровение я не выдержал и поинтересовался, не кажется ли принцу, что его супруга, мягко говоря, того. Не совсем в себе, то есть. «Да они все чокнутые!» — выпалил принц под очередную рюмку и тут же закрыл себе рот рукой. Он, представь, Элиас, боялся, что его такой же «душой» после свадьбы сделают. Такой же, как я, или даже хуже.

Я справедливо заметил, что не сделали же. Принц фыркнул:

— Сейчас — нет. А ты сам-то можешь сказать, что у неё в голове? Сделает. Они все… — и снова захлопнул рот рукой.

Вот так-то. Под вино и карты он ещё рассказал мне парочку историй про канцлера и других колдунов — но их пересказывать смысла нет, они в рапорте подробно имеются. А я вот подумал, что забавно это: принц людей, практически, как ты, Элиас, только что не наследник. И боится чокнутую девчонку до дрожи.

Не смог не задать себе тот же вопрос: а я не боюсь? Ведь действительно не знаю, что у неё в голове.

Но справедливости ради должен заметить, что бояться Алану есть чего: королева и впрямь после свадьбы получила над ним полную власть, но отчего-то ею не воспользовалась. Ей не нравится страх? Странно, потому что остальным магам он очень даже нравится: я видел на балу. И я понимаю волнение консорта: поведение королевы не вписывается в шаблоны местного общества. От неё действительно не знаешь, чего ждать — а это, Элиас, сам понимаешь, иногда страшнее прямой угрозы.

По возвращении королева была тихая и уставшая — конечно, сразу отправилась в спальню. Когда я туда заглянул, она спала поперёк кровати, даже не раздевшись. Правда, быстро проснулась, когда я попытался хотя бы верхнее платье с неё снять и уложить нормально. Хрипло поинтересовалась, что я делаю, поморщилась и посоветовала проваливать. Я полюбопытствовал (чисто из вежливости, Элиас), не могу ли сделать что-нибудь для неё. Может, спеть колыбельную для хороших снов?

— Как же ты мне надоел, — со скучающей миной отозвалась она.

На том вечер и кончился.

Сегодня не было никаких приёмов и церемоний — и она снова читает, снова что-то пишет. И я пишу. Тебе.

С королевой не перемолвился даже словом.

Не понимаю, что ей нужно?

Твой умирающий от скуки,

Р.

* * *

17-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

не писал, прости. Да просто не о чем было! Скука смертная, я скоро на стенку полезу. Господи… ты видел мой последний отчёт? Это ж просто стыд какой-то: я все пять минут должен был игру описывать. Кошмар. Но больше сообщить нечего. Королева сидит и читает. Весь день, даже в сад выходить почти перестала. Иногда обедать забывает — ну, хоть меня кормят.

Саймон приносит ей от канцлера кипы бумаг. Королева нехотя отвлекается, подписывает — и снова утыкается в книгу.

Но, как ты уже знаешь, Саймон сдержал обещание и научил меня играть в эту их чёрно-белую игру. Описывать не буду — в рапорте достаточно наговорил. Вот, теперь сижу и сам себе фигурки переставляю. Саймон большую часть времени у канцлера проводит, или они с королевой запираются (или не запираются, но всё равно терминами так сыплют, что ничего толком не поймёшь).

Ску-у-ука!

Пару раз пробовал расшевелить куколку-королеву. Она каждый раз отмахивалась ручкой этак небрежно, а я потом сидел на диване без движения и говорить ещё долго не мог.

Дурочка в рюшах… Находятся же такие… холодные рыбы!

И вот уж не думал, что работа лазутчика может быть скучной.

На сём пока прощаюсь,

Твой умирающий от безделья,

Р.

* * *

20-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

рыба попалась. Муа-ха-ха, готов на одной ножке пропрыгать от коллежских ворот до твоего замка. Я уж думал, что умру не от заклинаний или вражеского меча, а от скуки. Глупее не придумаешь!

Но повезло: у королевы прорезалась человечность. В смысле, человеческие качества. В смысле, любопытство. Я её на «слабо», как зелёного первака взял — смех да и только.

В общем, представь: сидит эта куколка, читает. Как обычно. Вертит прядь за ухом — то на палец накрутит, то щёку себе ею щекочет. Раздражает этим, если честно. И усыпляет — потому что повторяет она эти жесты мерно, как заведённая. Прямо настоящая кукла.

Ну вот, а я сижу и переживаю очередной приступ бешенства от безделья. Я бы разворотил ей комнату со всеми коллекционными стеклянными штуковинами, которые невесть зачем вообще там стоят — всё равно некрасивые. Но — нельзя, это я ещё пока понимал. Отошлёт к тому же канцлеру — и всё. А мне это не нужно.

Но после очередного выигрыша самому себе кинуть в занудную куколку фигуркой я в удовольствии не отказал. Попал удачно — в книгу. Думал, девчонка опять отмахнётся, и буду я на диване куковать. Неприятно — но это меня уже не беспокоило. Честно говоря, хоть какое-то разнообразие.

Она и впрямь ручку подняла — и фигурка взмыла перед ней, закрутилась прямо у лица.

— А, — глубокомысленно сообщила королева, глянув на меня, — научился всё-таки.

Как будто я не играл сам с собой или Саймоном у неё под носом все эти дни!

Я не выдержал и заметил, что игра как игра, не сложнее карт.

— Ну-ну, — фыркнула королева, собираясь вернуться к книге.

Тогда я (больше для себя) пробубнил, что если бы волшебники людям эту игру показывали, то удивились бы, как легко «никчёмные зверьки» могут их обыграть.

Королева снова глянула на меня. Изогнула бровь.

— Да ну? Хочешь сказать, что если ты сам себя обыгрываешь, у тебя получается?

Я тоже на неё посмотрел (забыв, что волшебникам в глаза смотреть, вообще-то, не рекомендуется, это в Кармине все знают). И небрежно заметил: не сомневаюсь, что даже обыграю Их Величество волшебную королеву, ибо с играми у меня всегда ладилось.

Королева отложила книгу. Встала, не сводя с меня странного взгляда. И, улыбаясь, предложила:

— Попробуй, мальчик. Ты выигрываешь — и я отвечу, честно и полно, на пять твоих вопросов. У тебя же есть вопросы, так? Ну а если проиграешь, отдам тебя Саймону, пусть он с тобой носится.

Я принялся расставлять фигурки, а про себя подумал, что вот пусть хоть гром и молния, а я ей покажу, что она ошибается. По крайней мере, насчёт меня. Меня, Элиас, нельзя считать игрушкой, которую можно кому-то отдать. Или дураком — я такого не прощаю. Даже девчонкам — им особенно.

Ты уже, наверное, понял, в чём был подвох. Мне следовало оговорить условия игры заранее — а может, если бы я так сделал, ничего бы не получилось? Королева настроилась на быструю лёгкую победу, потому что собиралась читать мои мысли. После «душ» я подозревал, что для магов это как для нас свечу задуть. Но думал, что амулет видящих меня хоть чуть-чуть защищает. Нет, он даже не нагрелся — но я не подумал тогда, чем это может мне аукнуться. Другие проблемы были.

Ты пробовал когда-нибудь, Элиас, играть, просчитывая ходы и делая тем не менее совершенно не то, о чём только что думал? Не пробуй — мозги закипят. Не будь я настолько зол, сдался бы. Человека, подглядывающего в твою головы, невозможно обыграть — королева это понимала, потому подвоха не ждала. И расслабилась — мне удалось загнать её в простенькую ловушку, так что, когда она опомнилась, было поздно.

Я «съел» последнюю её фигурку и, откинувшись в кресле, встретился с ней взглядом. Голова раскалывалась, так что ровным счётом никакой радости я не испытывал. А королева смотрела на меня потемневшими от гнева глазами — я даже думал, забудет про своё обещание и снова «прикуёт» к дивану или что похуже придумает.

Но она только фыркнула, тоже откинулась на спинку кресла, точь-в-точь скопировав мою позу. И спокойно поинтересовалась, какие у меня есть вопросы.

Я тупо смотрел на неё пару секунд, а потом выпалил: «Почему дворец называется Хрустальным?».

Волшебница моргнула удивлённо. Склонила голову к плечу — волосы упали волнами на грудь, рассыпались, закрывая, точно плащ.

— Забавно, — пробормотала она, наконец. — Я думала, ты спросишь о себе, — и рассмеялась. — Дворец… Сам додумался или Саймон..? А, впрочем… Идём.

За всё время, что я тут, Элиас, по дворцу меня не водили ни разу. Гвардейцы живут в казармах — отдельно от основного здания. Во дворец нам, как ни странно, нельзя. Сама королева живёт в своих апартаментах и кроме сада больше никуда не ходит. Так что я крутил головой, озираясь, и пытался тем временем поспеть за королевой. А она быстро шла, почти бежала.

Странно, Элиас. Вокруг было богато, как у твоего отца в Тронном зале. Даже ещё шикарней. И всё это покрыто пылью и оплетено паутиной. Красота, роскошь — для чего? Нет, не понимаю я магов. Такое богатство коту под хвост… Честно говоря, это напоминает мне их королеву — тоже симпатичное личико, а в голове?

Бесконечными лестницами мы спускались всё ниже и ниже — я думал, в подвалы. Темницы? Решил: запрёт меня где-нибудь, раз уж надоел — в отместку, что разозлил. Волшебница, а в Кармине учишься ничего хорошего от них не ждать.

Но темниц не было. Громадный кристалл, Элиас, точно айсберг, вырастал из пола и тянулся вверх этажа на три (наверняка над ним стояла какая-нибудь полая башня без окон). Королева повела рукой — и свет вокруг зажегся ярче. Синий, колдовской — точно тысячи светляков в круглых и плоских, как чаши, светильниках. И спустя ещё пару мгновений на полу засияла схема, странная, похожая больше на изящный синтский иероглиф, но имеющая смещённый центр — как раз у подножия кристалла.

— Вот видишь, — нарушила гулкую тишину королева. — Хрусталь. Хочешь знать, зачем он здесь?

Я молча кивнул, и волшебница улыбнулась — бледно и как-то слабо, будто улыбка причиняла ей боль.

— Расскажу. Я же обещала отвечать полно.

Она подошла к кристаллу, поманила меня к себе.

— Ты знаешь, что у каждого волшебника есть ярко выраженные способности?

Я помотал головой. Как-то не было времени да и возможности разбираться ещё и в их магии.

— Ты забавный, — усмехнулась королева. — Что же ты… А, впрочем, неважно. Мы действительно разные — как и вы, люди. Не все среди вас умеют, например, красиво петь.

Я невольно вспомнил её голос — чарующе-красивый. И быстро заметил, что я, вот, умею красиво петь.

Королева фыркнула.

— Ну естественно. В этом мире есть что-то, чего ты не умеешь? Ах, оставь. Я не желаю с тобой спорить. К тому же, ты меня перебил. Итак, способности… Универсалов среди нас действительно мало… В моей семье было только двое. Обычно же — предсказатели, заклинатели, менталисты… Были сновидящие. Для них и построили этот дворец. А это, — она указала на кристалл, — рабочий кабинет.

Я подошёл ближе. Кристалл тихонько гудел и искрился, как может искриться шерсть в сухом воздухе.

— Не трогай, — предупредила волшебница, и я опустил руки.

Внутри, сквозь многочисленные грани, различалась выемка — узкая и длинная. При хорошем воображении её можно было принять за ложе.

— Неужели ваши сновидящие должны… засыпать? — удивлённо прошептал я. — В нём?

Королева не откликнулась. Она тоже смотрела на кристалл, и искры будто льнули к ней.

Я наугад поинтересовался, какие способности у неё. Она сновидящая? Поэтому живёт в таком дворце?

Волшебница повернулась.

— Это твой второй вопрос?

Я замешкался — не стоило, наверное, тратить все вопросы на такую чепуху, как способности королевы. Вот если канцлера…

— Идём, — бросила королева, не дождавшись моего ответа.

И мы отправились обратно — ещё быстрее, чем раньше.

Я обернулся, когда дверь в залу (башню?) с кристаллом закрывалась. И увидел, Элиас, две странные вещи. Даже не увидел — мне показалось, так что я не стал упоминать о них в рапорте. Но я уверен, они были: девушка, стоящая у кристалла — точь-в-точь королева. И возвышение в центре схемы, на которое не обратил внимания раньше. Оно напоминало жертвенник.

Второй вопрос, Элиас, я всё-таки потратил впустую. Но не давал он мне покоя.

Вечером — во внеурочно-позднее время к нам вдруг нагрянул Ален, консорт. Не в себе уж точно — одет небрежно, взволнованный, задыхается. Не замечая меня, бросился к королеве — та оторвалась от своей любимой книги и скучающе глянула на супруга.

Ален упал перед ней на колени и, заикаясь, принялся просить — как я понял, за кого-то из своих друзей. Или близких? То ли приглянулся этот «кто-то» канцлеру (а, может, и не ему), то ли ещё что, но по виду консорта ясно было, что случилось что-то ужасное.

Королева молча выслушала и поскучнела ещё больше. Откинулась в кресле, закрыла глаза — тут как раз на помощь прибыл Саймон и увёл беспомощно оглядывающегося принца. Королева же посидела, закрыв глаза, с полчаса, потом зевнула, села ровно и взялась за книгу.

Я поинтересовался, что случилось. Получил в ответ: «Это твой второй вопрос?» и счёл за лучшее промолчать.

Через час консорт ворвался снова, бухнулся перед королевой на колени и — довольно униженно — благодаря, попытался поцеловать ей руку. Волшебница поморщилась, а Алена снова увёл Саймон.

Я смотрел на неё, вспоминал слова Алена про «все они чокнутые» и думал, что королева тоже чокнутая, но очень по-своему.

— Почему ты на меня так смотришь? — раздражённо поинтересовалась она, а я вдруг выпалил:

— Почему у вас нет рабов? Настоящих, как у остальных волшебников.

Волшебница закатила глаза с видом «сговорились вы, что ли?». И ответила то же, что и канцлеру:

— Потому что я их слышу.

Я усмехнулся и заметил, что рабам наверняка можно приказать не шуметь.

— Дурак, — поморщилась королева. — Я слышу их чувства. Им можно приказать не думать — но не чувствовать! И к тому же, ещё никто не придумал заклинание покорности, у которого не было этого маленького побочного эффекта: часть сознания остаётся свободной. Ты представляешь, как она вопит от боли и ужаса? Вот её я-то и слышу — и слишком отчётливо, чтобы терпеть.

«А остальные?» — недоумевал я. Они что, не слышат?

Королева рассмеялась.

— А я тут самая сильная, а значит, самая чувствительная. Нет. Так — не слышат.

Я поймал её взгляд и быстро спросил: если бы она не слышала, это что-нибудь бы изменило?

— А ты, человек? Если бы у тебя была возможность получить волшебника в рабы, ты бы ею воспользовался?

Я не смог ей ответить, и она, довольная, снова взялась за книгу. Посмотрела на неё, отбросила и объявила, что у неё болит голова, и она идёт спать.

Я думал, что она уже ушла, и потому тихо, но всё равно вслух поинтересовался, зачем в мире вообще есть магия, если от неё одни ужасы. От того же меча хотя бы польза есть — он и защищать может. А магам волшебство служит только чтобы укрепить их власть — и извращённо ею пользоваться.

— То есть добру магия не служит? — остановившись в дверях, спокойно уточнила королева.

Я ответил, что есть, конечно, бытовая магия. Но если за неё надо отдавать детей, то какое же это добро?

— То есть волшебство — это извращённая, уродливая форма власти? — королева смотрела на меня в упор, и я опомнился. Но извиниться не успел — она фыркнула своё обычное: «Дурак» и захлопнула дверь.

Элиас, меня уже достал этот проклятый диван. И фыркающая королева. И, чувствую, после моей сегодняшней реплики, меня ждёт очередная пытка скукой.

Помолись за меня, что ли?

Твой,

Р.

* * *

21-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

рисую солнечных зайчиков. Они такие — длинноухие и светятся. Для свечения пользуюсь королевиной пудрой — она вроде не против. Ни королева, ни пудра. Ты тоже думаешь, что я спятил?

Ха, ты ещё эту коронованную ведьму не видел. Сидит на коленях перед тем креслом в дальнем углу, которым меня ещё в самом начале пугала, и разговаривает. То ли с креслом, то ли с мистическим двойником. Вот, уже целый день общаются. Продуктивно — если судить по тому, сколько бумаги королева извела. То сидит, бормочет. То к столу кидается, писать что-то начинает, схемы какие-то чертит. Вообще, говорят, ум за разум когда заходит, и не такое бывает. Лично я стараюсь быть незаметным. Ещё утром меня всё это пугало — сейчас хочется обсыпать королеву её светящейся пудрой, если сунется.

Около полудня заходил Саймон с ежедневной кипой документов. Поглядел на с жаром спорящую с креслом королеву, пожал плечами и преспокойно положил документы на стол, как обычно. На мой — вполне закономерный — вопрос также спокойно ответил, что «это нормально».

Кажется, таким макаром ещё через недельку-две я сам к канцлеру в гарем попрошусь.

Элиас, а ну как королева кусаться начнёт? А ну как она заразная? Точно заразная, ведьма же.

Пририсовываю тебе солнечного зайчика на прощанье.

Как же я устал от всех этих магов! Мрак!

Твой,

Р.

* * *

22-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

я видел дракона! Настоящего! Дракона! За-ви-дуй!

Ну ладно, по порядку.

Иногда королеву тут показывают народу. Простому, я имею в виду, Элиас — тем, которые зверушки. Красиво, пышная процессия — ну, сам знаешь, как это. Королева ко всему этому относится, как твой племянник — только что пелёнки в знак протеста не пачкает. И не трескает игрушкой канцлера по лбу (а зря). Только ещё сильнее замыкается. Вообще, Элиас, ты бы видел — забавное, наверное, зрелище для того, кто в состоянии оценить. Представь — кортеж едет по красивому, как дорогая шкатулка, городу. «Зверушки» радуются, улюлюкают. В воздухе — цветы, чепчики и ещё какая-то чепуха. Коляска королевы вся в гирляндах, сверкает, как алмаз на солнышке. А физиономии у них с консортом — как на похоронах, ей-богу. Вот я удивляюсь: им кричат, их славят, их любят (пусть и не совсем от души, ну так и что же?). А эта королевишна смотрит куда-то в одну сторону, и её принц — в другую. Хоть бы за руки взялись, что ли? Да хоть бы помахали!

Ну, зато я извернулся и помахал. Ну, кто-то же должен! На меня тут же прилетел здоровенный цветочный венок, а, когда я, поддавшись общему веселью, принялся им размахивать, королева процедила сквозь зубы: «Уймись». Я в долгу не остался и поинтересовался, кто из близких у неё недавно умер. Судя по брошенному на меня взгляду — к безвременно усопшим скоро присоединюсь я, и смерть моя будет ужасна.

А что, Элиас — один раз живём. Гулять так гулять! Я вспомнил, как ты после второй бутылки синтской горяченькой парад принимал у кадетов — и отрывался на всю катушку. Народ улюлюкал, я словил ещё парочку венков. Консорт, глядя на меня, посмеивался уголками губ, королева отворачивалась.

Тогда появился дракон. Я сначала его за птицу принял — только удивился: летела эта птица не плавно, а как летучая мышь (разве что не так стремительно). А потом вдруг парить стала — и над нами. Мы к дворцу человеческого лорда, отца консорта, как раз подъезжали — так шпили с узорчатыми загнутыми крышами здорово обзор закрыли. Я вертелся, шею выворачивал, а один раз даже вклинился между королевой и консортом — дракон как раз между шпилями вилял (прямо как я, только изящней).

Вот тогда я и почувствовал (к чести королевы — впервые) работу браслетов — меня потащило к своему месту на подушках, как на верёвке.

— Да уймёшься ты или нет! — выплюнула королева, делая рукой какой-то знак.

Меня отпустило, я смог сесть удобнее — и, снова вывернув шею, истово поинтересовался, что это там такое летает.

Королева возвела очи горе и промолчала, а её консорт оглянулся, улыбнулся удивлённо:

— Дракон.

Я только рот от удивления открыл… а потом завалил его вопросами: что, настоящий? Правда? Совсем-совсем? Вот как в сказках? Как в легендах? Про рыцарей? Здорово, наверное, ребёнка напоминал — принц всё улыбался.

— Можно подумать, ты никогда дракона не видел, — заключил он, наконец. — Из какой же ты дальней провинции, что там драконы не водятся?

Я замялся, а королева громко фыркнула, впервые показав, что слушает. Потом, когда мы оба к ней обернулись, картинно ткнула в супруга рукой.

— Надеюсь, сегодня вы не будете отвлекаться на мелочи, и мне не придётся за вас краснеть, Ваше Высочество?

Не знаю, как королева, а консорт покраснел немедленно — он вообще, я заметил, легко краснеет. Интересно, что у них там раньше произошло?

А мне бросили мимоходом:

— Сиди здесь.

И сидел, как миленький — точнее, как привязанный. Браслетами. Скоро лаять начну, как собачонки наших дам, те, которых их лакеи на поводке по парку выгуливают.

Ну не стерва она, а, Элиас?

И дракон больше не появлялся.

А вечером разразился скандал. Прямо буря — до сих пор, если честно, оторопь берёт. И смеяться тянет. Наверное, истерично.

Я, Элиас, пока в коляске на привязи сидел, думал. Не смейся! Ну вот — и придумал третий вопрос для королевы. Ага, про драконов. А что — со всех сторон полезно. Вот представь, собираемся мы на Кармину вдруг войной. А они р-р-раз — и драконов мобилизуют. Надо же про них знать, да?

Ну, и я уверен, тебе тоже интересно. И прекрати, я не пользуюсь служебным положением в собственных интересах, нет.

Ну вот, приехали мы домой, уже без консорта — так что совсем не так весело. Ты же знаешь, мне для моих выходок публика нужна. А какая из королевы публика?

В общем, я подождал, пока Её Величество в себя немного придёт — ну, переоденется, в ванной своей поплавает. Главное, чтобы за книгу сесть не успела — а то не оторвёшь. И с креслом разговаривать не принялась. Вот, дождался, момент поймал и озвучил ей мой третий вопрос про драконов. Грамотно так — я формулировку обдумал. Рассказала бы как миленькая.

Королева присела на мой диван, тихая такая. Я было подумал — она слова подбирает. Чтобы, хм, «зверушка» поняла.

А она ко мне повернулась и вместо ответа спокойно говорит:

— Отмени вопрос.

Я опешил. Почему? Что такого в драконах? Это что, их карминская тайна, которую тут, похоже, любая собака знает.

— Отмени, — повторила королева, придвинувшись ко мне. — Спрашивай о чём хочешь. Я дам тебе ещё три вопроса сверх, — она прищурилась нехорошо, — только отмени.

А я — ну как ребёнок в магазине: «Хочу этот». Ясно же, что тайна какая-то интересная — щас, отменю я.

Королева глаза закрыла — в руки себя взять пыталась. А я ещё и добавил: напомнил ей, что обещала отвечать полно и так, чтобы даже я понял.

Договорить не успел: она мне пощёчину влепила. Да больно — с оттяжкой, кровь от её перстней долго потом не останавливалась.

А королева схватила меня за воротник, трясёт и шипит:

— Как ты смеешь! Как ты смеешь ко мне лезть! Кто тебе право давал?! Отмени, я сказала! К дяде — к канцлеру отправишься! Сейчас же!

Я её вечную высокомерную улыбочку в ответ скопировал и заметил, что так-то господа маги держат свои обещания. Так она меня отпустила — аккуратно так. И прошлась потом по комнате. Всё, что билось, разлетелось вдребезги — точно ураган прошёлся. Ты бы видел, Элиас, честно — не для слабонервных зрелище. Молча, сосредоточенно ходит от полки к полке и швыряет свои коллекции флакончиков, стеклянных стауэточек, мишуры всякой. Потом, вроде успокоилась, произнесла в пустоту:

— Саймон, прикажи принести мне сладкого. Много. И забери этого кретина, иначе я его сама ненароком убью.

Так я побывал в кабинете королевского секретаря (уныло, почти как у тебя). Саймон, узнав, что я спросил, рассмеялся: «Ну ты и выдумал!». Но объяснять, как обычно, ничего не стал: «Сам всё увидишь. Её Величество обещания исполняет. Всегда».

Вот, пишу сейчас тебе, Элиас, и мне даже интересно, из-за чего весь сыр-бор.

Зато в скором времени я гарантированно познакомлюсь с драконами. Только бы кто-нибудь из них меня ненароком не съел. Забавно, но надеюсь на королевскую честь — у умалишённой-то.

А Её Величество на ночь умяла три блюда сладких булочек и теперь наверняка мается животом.

Так ей и надо, рыбе холодной.

Всё, Элиас, жди — в следующем письме расскажу про драконов.

Твой,

Р.

* * *

29-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

ну прости, меня долго не было. Потерял меня, мой милый принц? Не ждал уже? А я вот он — меня ни чокнутыми ведьмами, ни драконами не возьмёшь.

Рапорт я уже приготовил — а вот и эксклюзивные впечатления. Может, хоть это меня растормошит… В общем, начну, пожалуй, с начала — чего кота за хвост тянуть?

Разбудило меня лёгкое прикосновение к щеке — будто пальцем кто-то водил. Причём, пальцем в шёлковой перчатке. Ну кто ж это мог быть в покоях королевы, где кроме меня разве что Саймон бывает, да консорт иногда захаживает?

Так что я, глаза не открывая, поинтересовался, не желает ли Её Величество наконец заняться тем, ради чего меня ей канцлер, хм, подарил. И добавил, что я, в принципе, не против.

В ответ получил шлепок по щеке.

— Вставай и собирайся, — шепнула королева. — Если хочешь посмотреть на драконов.

Конечно, меня с дивана как ветром сдуло.

Она ещё и до десяти, наверное, досчитать не успела, а я уже был, что называется, готовый. Впопыхах и не причёсанный — ну так не на светский раут, поди, собрались. Стою перед ней, улыбку сдержать не могу, а в груди всё пляшет от нетерпения.

Королева на меня посмотрела, фыркнула, вытащила откуда-то подбитый мехом плащ, накинула на меня.

— Капюшон одень, герой. Так, чтоб лица не было видно.

Я натянул, попутно интересуясь, зачем.

— Стража увидит — донесёт, — отозвалась волшебница. — Всё, умолкни, а то дома останешься.

Вот, Элиас — как ребёнку, ей-богу! Мне семнадцать лет, а она обращается как с мальчишкой! Так и хотелось её за косу дёрнуть — да только из-за капюшона ничерта не видать.

А тем временем мы куда-то шли. Сначала по дворцу, потом, кажется, по саду — уж больно птицы диковинные громко пели, значит, их вольер рядом. Ну, и шум такой чуть попозже — вроде как смена караула. Только это уже не рядом — вдалеке. И тоненький скрип, потом стук — калитки, наверное.

— Ты верхом-то умеешь, герой? — поинтересовалась чуть спустя Её Величество.

Я ответил, что с закрытыми глазами — нет. Королева снова фыркнула. Я не выдержал, поискал свободной рукой и дёрнул её за накидку. Чуть снова не заработал пощёчину — она тоже попала по плащу. По капюшону, то есть.

— Хам. Ещё раз меня тронешь, дракону и скормлю.

Я забыл едкий ответ про «отпустите тогда мою руку» и выдохнул:

— А они что, людей едят?

— Нет, — снова фыркнула королева. И добавила: — Только наглых, самоуверенных дураков.

Ещё минут пять я шёпотом вслух придумывал к себе приправу. Королева молчала, только время от времени фыркала. Как норовистая лошадь, честно.

К лошади мы, кстати, и шли. Мне капюшон снять разрешили, и я её рассмотрел. Симпатяга, такая, белая, грива длиннющая, во лбу зачем-то рог. Я потянулся потрогать — на чём держится?

— Залезай, — вздохнула королева, шлёпнув меня по руке. — Или лгал про верховую езду?

Взглядом королева не прожигается. Никак. Может, у магов защита какая против взглядов — ты же знаешь, Элиас, от моих глаз девицы обычно тают. Эта — нет. И даже не краснеет. Только на лошадь указала.

— Ну? Или тебя подсадить?

Я её сам потом подсадил — впереди себя. Лёгонькая, маленькая, в грудь мне головой упирается, волосы — косы длинные. Красота!

А она за поводья вцепилась и шипит:

— Руки убери!

Это я её за бёдра и грудь держал. Ничего такая грудь наощупь — без всяких девичьих подкладок, настоящая. Есть за что, как говорится, взяться.

Эх, заглянуть бы к ней как-нибудь в купальню… А то даже в спальне в неглиже не видел. А там точно есть на что посмотреть, Элиас, у меня же опыт — я и на ощупь определить могу…

Я её к себе прижал, когда лошадь поскакала — сначала, если честно, от страха. Это не лошадь, это какой-то монстр, Элиас! Нормальные лошади так не скачут. Так ровно и так быстро. У меня воздух в ушах буквально завизжал, а перед глазами всё в одну разноцветную линию слилось. Я было думал — всё, хана, сейчас разобьёмся. Нет, минуты текли, а мы летели… Точно тебе говорю, Элиас, летели. Или даже рвались — лошадка наша чудесная делала иногда натужные рывки. Может, перепрыгивала что-то?

— Если сейчас же руки не уберёшь, — прозвучал в ушах сквозь визг ветра голос королевы, спокойный — прямо завидно. — Я тебя по дороге случайно потеряю.

За косу я её всё-таки дёрнул — довыпендривалась. Я же заметил уже, Элиас, самое страшное, на что она способна — парализовать меня. А это, честно говоря, вовсе и не страшно.

Но заклинание она всё-таки наложила — и остаток пути (довольно короткий) я трясся в седле на манер мешка с мукой. Но когда приехали, милостивая королева меня отпустила — и спешивался я уже сам. После неё, правда.

И осматривался. Ох, Элиас…

Мы были в горах. Странных каких-то, точно чокнутый маг эти горы ваял — ветер, что ли, камни так затейливо тут оттачивает? То волны каменные, то лицо чьё-то, то зверя половина — хвост с ногами, а дальше — морда уже на другой скале. И всё громадное, гладкое и горячее. Серьёзно, Элиас, камни горячие. Ну, не такие, чтоб руке больно, а — тёплые. Приятно. И ручеёк неподалёку журчит — тоже горячий. От него даже пар идёт. И запах — как от тухлых яиц.

— Рот закрой, человек! — оборвала моё восхищение королева. — Идём, покажу тебе драконов.

Я карабкался за ней по камням, слышал становящийся всё громче рокот моря, стон в скалах и впервые за этот месяц в Кармине чувствовал себя невозможно счастливым. И даже волшебница с её извечной скучающе-выскомерной миной не могла это счастье испортить.

А здорово она по камням, кстати, лазает. Так, с виду и не скажешь, что умеет — нашу-то какую-нибудь леди отправь только в горы. Носик сморщит да лакеев позовёт, чтобы её несли. А эта даром что волшебница — сама лезла, точно кошка, а на руках у неё — не перчатки, а когти.

Жаль, я бы, пожалуй, не отказался её понести…

А ещё высоты она совсем не боится, Элиас. Головокружительной высоты. Но я потом узнал, почему — летать умеет. А пока — перед нами возник водопад. Неожиданно — в этих горах оно, похоже, нормально. Шум воды я за морским рёвом и не слышал, а потом не сразу даже понял, что это за светящийся шнур розово-золотое небо пересекает и куда-то вниз спускается. Красиво, Элиас, дух захватывает: голые камни, точно рама ненормально-плавная для рассветного неба, и её этак живенько водопад перечерчивает, как девичья коса… как королевина коса.

Долго мне этим наслаждаться, к сожалению, не дали.

— Высоты боишься, герой? — толкнув меня к ближайшей каменной стене, прокричала на ухо волшебница.

Я головой замотал — не боюсь, уж чего-чего, а высоты… Да я, может, ничего не боюсь!

Королева, видать, мои мысли прочитала, улыбнулась шало и выдохнула на ухо:

— Это пока, — и толкнула меня по покатому, гладкому, как хрустальный шар видящих, камню вниз, к шнурку-водопаду.

Не орал я только потому, что мне воздух в горло забился и дышать мешал — но это было меньшей из всех бед. Я по камню скользил, как по смазанной маслом сковороде — туда, вниз, в шумящую морем синюю бездну и растворяющийся в ней конец «шнурка». А королева, наверное, стояла позади и по-прежнему улыбалась — как все маги делают, если человеку плохо. И даже пальцем не шевельнула — помочь.

Я пьяной ласточкой сорвался, наконец, с камня, задел струи водопада (ледяные и жёсткие — точно кнутом огрели, даже след от них остался) и полетел вниз… Элиас, не буду врать: думал я в тот момент не о тебе. Ну, ты уж меня извини и поверь: когда ты летишь невесть с какой высоты, под тобой пенится море и огрызаются торчащие из воды камни — мысли вообще отказывают. Я, кажется, даже не сразу сообразил, что полёт кончился, и я вишу над морем рядом со шнурком-водопадом… точнее, сижу на чём-то упругом, тёплом (почти горячем) и прозрачном. А рядом точно так же покачивается королева. И улыбается…

Боюсь, Элиас, что у меня вырвались при виде неё слова, которые леди слышать совсем не должна… Но как и ванна, её это совершенно не смутило, даже развеселило.

— Не передумал ещё? — переворачиваясь на спину и ловко оказываясь рядом, поинтересовалась королева. — Драконы, знаешь ли, и поинтересней летают.

Я стиснул зубы — повторение речи так и рвалось на «бис», и волшебница вовремя меня отвлекла, ткнув пальцем в сторону берега.

— Вон они.

Да, Элиас, «они» были драконами. И только полный идиот вроде старика Зандца и иже с ним мог изображать драконов как «ящериц с крыльями». Они неуклюжи на земле — но только по сравнению с тем, какие они в небе. А если не сравнивать — представь себе красоту змеи, воссозданную лучшим ювелиров Синты. И вдохни в неё жизнь — получится бледное подобие настоящего карминского дракона.

Кстати, насчёт запаха — старик Зандц, когда свою нетленку сочинял, видать, себя нюхал. Дракон пахнет морской солью. И да, резким, ярким, острым запахом — когда дышит огнём. Не дымом и никакой не тухлятиной. Мне просто не хватает слов, чтобы описать тебе… ну вот скажи, чем пахнет огонь? Или вода — чистая, кристальная вода?

— Ещё не боишься, человек? — выдохнула королева, хватая меня за руку и так зависая над скалами.

— А что, дальше ты меня отпустишь, и я протараню песок головой вперёд? — поинтересовался я, вызвав у волшебницы смех — удивительно живой, почти нормальный.

— Угадал. Но раз так, — она снова усмехнулась, — то уже не интересно, — и тихо присвистнула что-то сложное — может, карминский гимн?

Мелодия стукнулась о скалы, срикошетила и, видимо, добралась до драконов, потому что они зашевелились, там, внизу, на лежбище. Завозились — вверх поднялась стайка чего-то, что я сначала принял за жухлые листья. А оказалось, маленькие драконята. Неуклюжие, на крыльях переваливаются — серьёзно, Элиас, как утята. И дышат искрами. Королеву окружили — и та смешно забарахталась, хохоча уже совершенно нормально, уже по-человечески. И отбиваясь от них — а они путались в её распущенных, растрёпанных волосах, как пчёлки, только большие. Я засмотрелся и не заметил, что один из драконов взлетел к нам. Его чешуя напоминала перламутр, искрилась на солнце, и от него тоже пахло морем — но самым удивительным были, всё же глаза: змеиные, да, медовые, и… знаешь, Элиас, змеи тоже смотрят странно — потому, что не мигают и взгляд не отводят. Этот тоже не мигал и взгляд не отводил, но это было почти как смотреть в глаза человеку, изучающему тебя с интересом, как диковинную бабочку или примечательный цветок. И в то же время остро понимать, что он не человек. Наверное, мы и впрямь весело смотрелись со стороны — и почти одинаково друг на друга глядя, потому что королева, хихикая, подплыла поближе, схватилась дракону за шею и невнятно крикнула мне делать то же, что и она.

Они общались, Элиас, я уверен — хотя, конечно, не сказали друг другу ни слова, и даже взглядом не встретились. Но это было всё равно ясно — как то же отражение дна в хрустальном озере. Она спросила, могу ли я… прости, Элиас, кляксу поставил, что-то рука сегодня дрожит. Она спросила, могу ли я дотронуться, могу ли сесть рядом. Может быть, рассказала, что мне интересно. Может, что-то ещё. А я по его взгляду понял, что да, можно. Или мне эту мысль кто-то в голову вложил.

— Они телепаты, — подтвердила потом мою догадку королева. — Видишь усы?

У драконов и впрямь усы, как у кошки, Элиас, только не чёрные, потому еле-еле заметные. В воздухе их и вовсе не видно — может, они солнечный свет не отражают, не знаю. Да и какая разница — эти особенности драконьей морфологии на совести видящих, я думаю.

Мне разрешили полетать на драконе — рядом с королевой, которая больше не фыркала и выглядела удивительно нормально и умиротворённо. И я снова был вынужден ухватиться за неё, потому что решительно не за что у дракона держаться — конкретно у этого не было никаких роговых выступов, да и рогов, кстати, не было. И чешуя очень скользка, и непривычно тёплая. Они теплокровные, Элиас — ну не забавно? Гибкие, красивые — я видел других драконов, поднявшихся вместе с нами в небо. Как солнечные лучи, как капельки радуги на переменчивом иссиня-фиолетовом небе.

Снова свистел ветер — только хуже, чем раньше. Он нас просто сдуть грозил, и я не понимаю, как мы держались — магия, наверно. Но, Элиас, это просто… ну вот, снова клякса. Я как первокашник… Элиас, у меня слов не хватит описать, какая это настоящая свобода, как это… Ну вот отчего люди не летают, как птицы — а я ведь летал тогда, Элиас, я правда летал. Я никогда не чувствовал себя настолько на месте, настолько правильно, настолько по-настоящему. Это было… как часть меня, которая раньше спала, о которой я не знал — а она была. И теперь и я был — полным целым, живым.

— Ты всё ещё думаешь, что магия — это зло? — выдохнула мне на ухо королева, а я посмотрел на неё, чтобы ответить, и точно впервые увидел. Обычная девушка, почти девочка, Элиас. Обычная, тоже живая, тоже… близкая сейчас, как никогда. Настоящая… — это магия, понимаешь — всё это! — говорила она. — Это — волшебство! — и рассмеялась, а ветер унёс её смех. И мой — ей в унисон.

Её глаза сияли. Так красиво, так живо, так… реально.

Когда небо и земля в очередной раз поменялись местами, а дракону вздумалось планировать почти у самой воды, я схватил её за руки — наши пальцы сплелись. Вроде бы случайно, вроде бы от волнения или страха — чтобы удержаться, чтобы я не упал. И она ничего не сказала и даже по обыкновению не фыркнула, а у меня — удивительно — задрожали руки.

А ещё я понял, почему она злилась, когда я спросил про драконов. Я же — по незнанию — но заставил её открыть часть себя. Почти как насильно ей под юбку заглянул. Сказать что мне стыдно, Элиас, значит, ничего не сказать. Помнишь, как было, когда я, семилетний, донимал тебя вопросами, почему твой отец меня не любит? Ну вот, а это хоть немного, но касалось меня. Драконы были чем-то личным для королевы волшебников, и я влез в это личное, грубо — заставил, может быть, почти изнасиловал. Мне, правда, жаль. И я знаю, что если бы она тогда не кричала, а нормально мне объяснила — или хотя бы попыталась — я бы не остановился. Я не понимал… да и она всегда такая кукла, манекен просто — тот самый ангел, которого ты моей сестре подарил. Неживой, ненастоящий. Будто за стеклом всегда, будто отгородилась ото всех, не пускает…

Теперь на стекле была трещина, и я смотрел на него — или сквозь него? — и видел настоящую, живую… Господи, а ведь я даже имени её не знаю. Как-то странно называть такую её королевой. Королева она во дворце — неживая кукла в дорогих нарядах, высокомерная, закрытая. А здесь…

Я же, Элиас, по дурости спросил, как её зовут. Так странно, негармонично: мимо нас проносились искрящиеся, серебристо-сизые облака — чудо само по себе. И у золотоволосой девочки рядом со мной (тоже по-своему чуда) умирала улыбка на губах и взгляд гас, принимая уже знакомый мне тёмный, гневный оттенок и знакомое же выражение.

— Не забывайся, человек.

А я поспешил исправиться:

— Меня зовут…

— Я знаю, как тебя зовут, — перебила она, и дракон под нами тревожно курлыкнул. — Что-то мы… я… пора возвращаться.

Я отпустил её руки, и она, кажется, не заметила.

А потом с неба вдруг хлынул мелкий лёд — миллионы алмазин, переливающихся в последних солнечных лучах. Когда он перешёл в снежные хлопья, волшебница выругалась, дракон резко и совсем не грациозно вильнул, бросившись куда-то под чёрную тень — как оказалась волн вставшего на дыбы моря, чуть было нас не захлестнувшего.

Домой мы так и не полетели, Элиас. Очень скоро началась буря — сам знаешь, как бывает в горах, когда не видно ни зги. Дракон ухал и тихо, тонко курлыкал, похоже, ориентируясь по звуку. А потом мы забились в какую-то пещеру-нору в утёсе, и прижимались друг к другу, чтобы согреться.

Ветер выл, не переставая.

— Я не могу использовать здесь магию, — пробормотала волшебница в ответ на мой вопрос. — Драконы забирают её всю. Я для них как факел. Горю ярко. Завтра, когда проснёмся, весь утёс будет облеплен теми, кто, как и мы, не успел добраться до берега.

Я прижал её к себе — она дёрнулась поначалу, но быстро успокоилась. У неё зуб на зуб не попадал — я же слышал. Да и у меня тоже.

Дракон, то ли поняв, то ли послушавшись, прикрыл нас от ветра крылом — и сразу стало теплее. Но я не спешил её отпускать, а волшебница не отодвигалась. Только тихо попросила:

— Прекрати. Пусти.

Я усмехнулся, прижимая её к себе ещё крепче:

— Прикажи мне, — как-то само-собой это «ты» получилось. Не была она сейчас королевой, не была…

Она подняла на меня усталый взгляд.

— Зачем тебе это? Зачем ты вмешиваешься… ко мне… в мою жизнь..? — она вздохнула. — Тебе нужны ответы? Спроси, я отвечу. Ну зачем ты спрашиваешь всегда не то, почему… почему ты просто не оставишь меня в покое?

Я усмехнулся и потряс запястьями. Вряд ли она разглядела браслеты, но поняла. И тихо предложила:

— Я сниму их и скажу, что ты мне надоел, и я тебя убила. Дядя… канцлер поверит. А тебя спрячу.

— Не надо, — как мне потом интересную для тебя и Его Величества информацию добывать?

Она нашла мой взгляд и смотрела — долго, настолько, что мне стало не по себе, и я тихо попросил (по наитию, наверно):

— Прости.

— За что? — удивилась она, а лёд во взгляде разбился, осталась только боль, глухая и совершенно мне не понятная.

— Ты права, я дурак, я не понимаю, — и неуклюже извинился за драконов: — я сделал тебе больно. Прости.

Она отпрянула, опустила голову, закрылась волосами, а я почему-то не смог (боялся?) протянуть к ней руку и снова обнять. Почему, Элиас?

— Ты дурак. Ты не понимаешь, — её голос звучал глухо и хрипло. — Спрашивай, — обречённо. — У тебя же есть вопросы. Спрашивай, давай, я отвечу.

Я придвинулся к ней поближе, и дракон над нами всхрапнул — то ли во сне, то ли меня стерёг.

— Канцлер, правда, твой дядя?

— Правда, — откликнулась волшебница. Подумала и добавила: — По матери. Она не была из королевского рода, отец её вроде бы по любви выбрал. Не знаю. Они умерли, оба, я ещё совсем маленькая была.

Я поднял руку — погладить её по голове. Она жалкая такая сидела рядом, хрупкая, сжавшаяся…

— Будешь меня жалеть — убью.

И я замер. И даже не сразу смог следующий вопрос вытолкнуть:

— Это он тебя воспитывал?

— Да.

«Да» — как же ты получилась такая, маленькая, такая странная, такая непохожая на остальных садистов-волшебников. Не от чрезмерной же чувствительности?

Если она и прочла этот вопрос в моей голове, то предпочла не отвечать.

— Ты не всё время проводишь в столице? — не знаю, почему я спрашивал весь этот бред. Понимал же, что когда у неё настроение переменится, то и на мои вопросы она отвечать перестанет.

— Нет. Я должна жить в Хрустальном дворце только в Золотой сезон. Этого достаточно.

— Достаточно для чего?

Она пожала плечами и ответила точно само собой разумеющееся:

— Документы, церемонии. С недавних пор — консорт. И мальчишки вроде тебя.

Вроде меня. Я усмехнулся и спросил то, что меня давно уже интересовало:

— Тебе нравятся эти мальчики? И Ален, твой консорт. Тебе нравится чувствовать свою власть? Над ними. Надо мной. Нравится? — должно же у неё быть с дядей что-то семейное, кроме крови, не может же она быть другой — откуда?

— Нет, — ответила волшебница через паузу. — Нет. Не нравится. Зачем ты спрашиваешь? Зачем ты…

— Тогда почему ты это терпишь? — вырвалось у меня. Она лгала, и мне хотелось (не знаю, почему) поймать её на лжи. Пусть перестанет быть этой хрупкой девочкой. Пусть снова станет куклой. Мне так будет легче. — Ты же королева. Ты же самая сильная здесь. Почему ты терпишь?

Она смотрела на меня какое-то время, потом рассмеялась.

— А что я могу сделать?

Я опешил. Ну правда, Элиас..!

— Как? Ты же королева. Прикажи, и…

— И ничего не случится, — она хихикнула, заглянула мне в глаза. Темно было, но я видел в сумраке — её глаза сияли, живо и по-настоящему, как и раньше. И удивительно напоминали мне драконьи. — Ничего, глупыш, совсем ничего. Ты не понимаешь — я могу стоять, кричать в тронном зале… да хоть на весь дворец вопить. Они не услышат. Да, я королева. Да, я самая сильная. Да я из великого рода Кармин-теру. И что? Я одна, ты понимаешь? Я совсем одна, — она повернулась, кивнула на вздымающийся и опускающийся в такт дыханию перламутровый бок. — Посмотри: драконы сильны, волшебны, великолепны. У них нет соперников ни на суше, ни в воздухе. И даже в море — хотя они не любят воду. При этом любят рыбу… Но если начинается ледяной дождь, они прячутся в скалах или даже в море, если совсем не везёт. Потому что дракон, король воздуха, оставшийся под открытым небом в такой дождь, рискует умереть: крошечные льдинки ранят чешую, повреждают глаза, ослепляют. А ведь это всего лишь льдинки — поймай, сожми, и она растает, исчезнет. Ничто. Но когда дождь, когда их много, прячется даже дракон… Понимаешь намёк?

— У льдинок нет предводителя, — тихо сказал я. — У магов…

— Есть, — подхватила она, грустно улыбнувшись. — Мой дядя. Он очень удобно правит в тени трона и у него нет моего дара, ему не надо бояться любого колдовства, не надо бояться, что сорвёшься, за ним не бродит… Но ты же не думаешь, что если я убью дядю, это что-то изменит?

Я удивился: почему нет?

— У меня ещё куча родственников, — усмехнулась волшебница. — А у дяди с полсотни приемников. Они, конечно, слабенькие… но маг никогда не захочет терять власть. Никогда. Маг по своей сути лжец и интриган. Мы такие. А люди… Простаки. Им не повезло, когда мои предки захватили власть.

Простаки.

— Ты мне тоже лжёшь? — тихо спросил я, и она откликнулась:

— Нет.

— Почему?

Её взгляд заледенел мгновенно, спрятав ту странную боль где-то глубоко внутри.

— Последний вопрос, человек. Я устала.

— Кто такой Саймон?

Она снова рассмеялась — тихо и совсем не весело.

— Шпион из Яктерсы.

— Что?! — вырвалось у меня. Яктерса — страна, в которой волшебников раз-два и обчёлся, да, Элиас? Сильные, правда… И одного из них отправили..?

— А ты не знал? — хихикнула волшебница. — Я окружена шпионами.

И я замолчал, подавившись её словами, а она, смеясь, закрылась волосами, прикорнула под боком у дракона, прижавшись к нему, свернувшись в клубочек.

Безумно выл ветер…

Я представлял (или мне снилась?) куклу за стеклом-витриной. Кукла-ангелочек в окружении людей-простаков и волшебников-дядей-канцлеров, и шпионов (ну надо же… Саймон!). У куклы был ледяной стеклянный взгляд, и она громко говорила мне: «Не смей меня жалеть». А я шептал в ответ: «Прости».

Утром пещера была полна драконов. У них тонкие крылья. Кожистые, но тонкие. Когда драконы их складывают, они… ну скукоживаются, что ли, и получаются тонкие такие складочки, полупрозрачные. И чешуйчатое змеиное тело. Представляешь ящерицу, Элиас? Знаешь, как она в трещины заползает, в самые маленькие протискивается. Ну вот, так они друг на друге в нашей пещере и лежали. Наверное, страшно должно было стать с непривычки: я просыпаюсь, наш перламутровый крыло откидывает, — а там огромный змеиный клубок. Но почему-то не страшно, а скорее весело — они так забавно «глаза продирают».

Потом мы летели обратно, королева набрала во флягу воду из того вонючего источника. И снова была рогатая лошадь.

Я спросил, можем ли мы ещё остаться. Знаю, что это для рапортов плохо, но не хотелось уезжать. Королева покачала головой. Объяснила, что нас канцлер хватится, когда Саймон ему очередную кипу подписанных бумаг не принесёт. Да и бал скоро.

Я чувствовал, что во дворце она снова замкнётся, закроется — может, ещё сильнее, чем прежде. И я эту жемчужину из устрицы не выковыряю. Так и получилось.

Я не знаю, Элиас, что на меня нашло. Ну живёт себе кукла, с рождения, похоже, окружённая людьми-манекенами, шпионами, как я, и сволочами-садистами, как канцлер. И нормальной становится только с драконами — существами, может, и высшего порядка, волшебными, но не людьми. Живёт в книжках. Знаешь, Элиас, заговоришь тут с креслом.

День прошёл (мы утром прилетели), я и слова от неё не услышал. Только нет-нет, но ловлю себя на том, что смотрю на неё чаще, чем когда считал просто красивой куклой. И взгляд у меня, наверное, другой. Но королева сидит за книгой, как за щитом, и не шевелится. Настоящий, образцовый манекен.

Элиас, скажи, что мне… (замазано)

Девчонки не должны страдать. Даже королевы. Даже маги.

Ну вот, опять кляксу поставил. Пойду-ка я спать.

Или стихи дурацкие напишу.

Я закрываю глаза, и вижу, как лечу… мы летим. Мои пальцы в её, её глаза сияют, она смеётся… Всё, хватит. Спать.

Твой,

Р.

* * *

31(?) — й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

твоя печатка закопана под буком, тем, у которого в прошлом году ствол расщепило. Прямо у корня, где ты в шутку повеситься по пьяни пытался.

А ещё это я сказал графине Р., что ты храпишь. И таракана в пироге, когда вы у нас последний раз гостили, запёк тоже я. Думал, ты съешь — а он Его Величеству попался. Я на тебя свалил. Прости. И за Кармину… В общем, у меня завещание в сейфе, ты знаешь, где. Доверенность на тебя. Седьмую часть того, что я тебе оставил, отдай Альвину. Фиговая у него работёнка. А тут ещё я с травкой… Хотел же героем стать, чтобы отец заметил, чтобы понял… Дурак я, и правда не думаю.

И ещё, Элиас, пожалуйста, обещай, что если когда-нибудь дойдёт до войны с Карминой, и ты будешь сидеть на троне — не трогай эту коронованную дуру с золотыми косами и тараканами в голове. Пожалуйста, Элиас, ради меня. Она дурочка, она девочка, она кукла, она только свои книжки знает. Не её вина всё, что здесь происходит. Обещай мне, слышишь?

В общем, ты понял, да? Я попался. Рапорт, не знаю, дойдёт ли, но письмо должно. У меня есть ещё время, и мне совсем не хочется провести его, как слюнтяй-философ, в размышлениях о жизни. А письма тебе… успокаивают.

А я ведь даже стал забывать твоё лицо… Или его из меня вытащили?

Ладно, по порядку… Да, мать его, к чёрту этот порядок! Я как лопух, как щенок малолетний, Элиас, ну честное слово! Там же девчонка была, малышка совсем, скулила, а я… как последний дурак…

В общем, не знаю, что папаша Алена, консорта, натворил, но чем-то он канцлера обидел, пока с королевой на драконах летали. Может, мнить о себе много стал — пузан этакий. Я ж видел, стоит, типа платочком глаза вытирает, а сам и рад, что не он на помосте… Так вот, не угодил — и всех его детей за исключением, конечно, Алена, пустили в расход. Точнее, приговорили к публичной казни. Четвертованию, колесованию, ещё там какие-то прибамбасы были — неслабо канцлер развлечься решил. Да и зверьков зарвавшихся приструнить — тоже дело. А дети — что? Ещё нарожают, они ж как кролики. Это канцлер так королеве сказал. И она не возразила, ничего — только лицо окаменело. Ну да, дело-то решёное — они даже подписи у королевы, кажется, не попросили.

Ален ей в ноги бросался, снова. Рыдал, край платья целовал, молил, обещал что-то. Саймон отпаивал его успокоительным. Потом королева и консорт стояли рядышком на балконе у того помоста и смотрели. Оба с каменными лицами. Со стеклянными взглядами. Оба — куклы, манекены. У Алена на щеке кровь засыхала — брызги с помоста. Палач плохо старался… Или наоборот, очень старался?

После старших двух братьев тошнило, наверное, даже самых зрелищеустойчивых из зрителей — но не магов. Канцлер прямо-таки болезненно наслаждался, рыдающую маменьку Алена по голове поглаживал, а рука нет-нет и на грудь спускалась. Чокнутый.

Когда дело дошло до сестры — девчонка, Элиас, десяти лет, вылитый Ален, я и не выдержал. У меня в ушах звенело, руки свинцом налились, но девчонку я сгрёб, у кого-то из гвардейцев меч вытащил. И, кажется, орал королеве: пусть прекратит это сейчас же.

А они, Элиас, ха, решили, я горло девчонке перерезать хотел. Типа чистая смерть. Канцлер решил — он мне так и сказал. Умора…

— Ваша зверушка распоясалась, — заметил канцлер королеве, когда меня скрутили. — Не пора ли от неё избавиться?

Королева только плечами пожала и промолчала.

Когда меня уносили, обездвиженного, но в сознании, сестру Алена как раз вешали на дыбу. Она кричала — единственный звук в словно громом поражённой площади, полной манекенов и заведённых на боль садистов.

Элиас, когда-нибудь, если видящие пробьют их защиту, выжги здесь всё, в щепки разнеси, уничтожь. Они же гниют, они разлагаются…

А в сизом небе над ними радугой парят драконы…

В темнице я просидел точно не долго, да и темницей это назвать сложно — так, тюрьма, окошко под потолком. И скучно, как у королевы в гостиной.

Потом имел содержательный разговор с канцлером. Он провёл мне экскурсию по местным пыточным (целый подвал — хорошо маги гуляют) и пообещал весь арсенал на моей нежной шкурке испытать, прежде чем мозги вынет. Показал скукожившуюся, почерневшую брошь видящих, рассказал, как его слуги засекли магический всплеск на границе. Назвал меня шпионом (интересно, они давно знали? и рапорты мне отправлять давали?) и тут же поклялся, что мучить не будет (чего там, правда, только ещё одной куклой сделают), если я расскажу ему о наших видящих. Лично, по своей воле — «а не то мы у тебя всё равно все воспоминания из головы вынем». Я для вида подумал и вызвался рассказать.

Беседовали мы часа три, судя по ощущениям, я почти добрался в своих воспоминаниях до графини Р. и посвятил господина канцлера во все тонкости окульского театра. А также борделей, вина и нелегальных развлечений. Борделями канцлер заинтересовался — слушал очень живо, комментировал. Мы даже обсудили преимущества синтских шлюх по сравнению с юноастскими. Да он ценитель, Элиас! А если честно, ничего такой мужик, только чокнутый. Его на боль ведёт, как бешеную псину. А вообще — о внешней политике рассуждает так, что заслушаешься.

В конце беседы он потрепал меня по щеке, сказал, что узнал во мне себя в юности, поделился, что ему меня даже жаль, поэтому от пыток он, наверно, откажется. И с видом знатока добавил, что на дыбе я бы всё равно плохо смотрелся. И так у меня есть час, чтобы морально приготовиться (читай: подумать о вечном), дабы стать образцовой куклой для Его Сиятельства. Ну я и пообещал готовиться — что мне оставалось?

Готовлюсь вот. Меня не обыскивали, Элиас — да и то, амулет, которым я для отправки почты пользуюсь, местный, чуть-чуть окульским видоизменённый. Я, правда, до сих пор не знаю, работает ли он, ведь ответы получать не могу. Но мне хочется верить, что мои письма читаешь ты, а не какой-нибудь маг. И «кнопку»-амулет для рапортов маги вроде не вскрыли. А ещё перо с бумагой, которые у меня всегда при себе, не отобрали — не обыскивали же. Так что я допишу, Элиас, и воспользуюсь пером — оно металлическое, конец острый, шею проткнуть в нужном месте хватит.

Не буду я куклой. В Кармине их и так довольно.

И вообще, твоему глупому, ничему не учащемуся компаньону хочется верить, что что-то в этой жизни может изменить и один человек, даже если все остальные против. Вот я могу обломать кайф канцлеру.

Всё, Элиас, пора прощаться, а то опоздаю. Весело же — на собственную смерть опоздаю. Кармина — страна шутников.

Я люблю тебя, Элиас, мой принц.

И мне правда жаль.

Твой,

Р.

 

Часть вторая

В стеклянных, широко открытых глазах отражалась стилизованная под утёс стена: мастерски наведённая иллюзия отображала мельчайшие детали вроде морских брызг на камне. Казалось, если подойти, то непременно увидишь и яростное, пенящееся море, и зубья камней внизу.

Канцлер Кармины казался на этом фоне стервятником, в которого давно уже превратился старый, одряхлевший дракон.

— Взгляни, Лия. Правда, он стал ещё лучше? Правда, он великолепен? — в голосе мага слышалась ничем не прикрытая гордость — за хорошо проделанную работу, без сомнения.

— Правда, дядя, — королева как раз стояла у стены — на краю иллюзии и на краю утёса. Но волн не видела — только стервятником нависшего над глупым жизнерадостным окульским мальчиком канцлера.

— Впрочем, он и раньше был неплох, — добавила она.

Канцлер обернулся, но глаза волшебницы не выражали ничего: ни сожаления, ни гнева, ни скуки. Они почти напоминали глаза новой игрушки канцлера.

Это «почти» мага и тревожило.

— Ты не злишься, что я взял твоего человека без разрешения?

Королева слабо улыбнулась в ответ одними губами.

— Ну что вы, дядя, это же вы его подарили.

— Забирать подарки — дурной тон, — покачал головой канцлер. — Я подберу тебе кого-нибудь вместо мальчишки.

— Лучше отдайте его обратно, — в голосе волшебницы впервые послышались эмоции: усталость.

Канцлер удивлённо изогнул брови.

— Мне казалось, милая, ты не любишь людей, — он кивнул на безучастного юношу, — такими.

— Он был довольно надоедлив раньше, — пожала плечами королева. — Хочу поиграть с ним, когда он спокоен. Думаю, это будет приятная перемена.

Канцлер усмехнулся: это он понимал.

— Тебе стоило приструнить его самой, Лия. Недопустимо для королевы…

— …тратить время на такую безделицу, — волшебница зевнула, аккуратно прикрыв рот ладошкой. — Доставьте его в мой дворец, дядя, буду вам очень признательна. И, если вы не возражаете… все эти ваши казни… Утомляют.

— Конечно, — кивнул канцлер, повернувшись к юноше, — милая, конечно… Отдохни. С твоей сенсорикой…

В глазах юноши отразилась тень, закрывшая собой и утёс, и выходящую из комнаты королеву.

— Хотел сбежать от меня, мальчик? — выдохнул волшебник, поглаживая юношу по щеке. — Глупыш… Ты бесполезен как информатор, но в другом качестве, уверен, будешь великолепен. Лия малодушна, она не будет играть с тобой правильно. А вот потом, когда ты снова попадёшь ко мне… Лучшее удовольствие — то, которого приходится ждать, не так ли, мой хороший?

Стеклянные глаза юноши молчали.

* * *

— Саймон, ты знаешь, что некоторые люди — я имею в виду вне Кармины — коллекционируют бабочек?

Волшебник встрепенулся, с трудом отвёл взгляд от кресла, где сидела новая кукла королевы.

— Я коллекционирую заклинания.

— Да, я знаю, — королева аккуратно отрезала кусочек пирога, наколола на десертную вилочку. — Просто интересно: они берут красивую бабочку, пришпиливают её и оставляют умирать? Так?

Волшебник кинул в сторону застывшего в кресле окульца ещё один взгляд.

— Вы собираетесь коллекционировать бабочек?

— Да я сама как бабочка, — весело отозвалась королева. — Только крыльями машу дольше. Но забавно: люди, маги… никакой ведь разницы. Совсем.

— Ваш дядя, если узнает, не будет рад подобным словам, — заметил Саймон, снова украдкой взглянув на окульца. — Что вы с ним сделаете?

— С дядей? Уточню, кто донёс — и в коллекции у моего бывшего опекуна прибавится кукол.

Волшебник повернулся к королеве, сжимая в кулаки холёные, ловкие, как у врача или музыканта пальцы.

— Вы меня прекрасно понимаете.

Королева опустила вилочку, со вздохом откинулась в кресле. В отличие от волшебника, на окульца она не смотрела.

— Понимаю, — отозвалась она. — Очень хорошо понимаю. Ты боишься, что когда-нибудь окажешься на его месте.

Мгновение волшебники молча смотрели друг на друга, потом Саймон выдавил:

— Лучше умру.

— Он тоже пытался, — кивнула королева, вновь принимаясь за пирог. — А что, Саймон, хоть одна бабочка вылетела из коллекции живой? Махала крыльями, смогла спастись? А?

— А от вашего дяди?

— Дался тебе мой дядя, — поморщилась волшебница. — Какой же ты скучный сегодня… Ты меня утомляешь, а я и так устала.

Саймон поднялся, не сводя с королевы глаз.

— Полагаю, новый мальчик, который спит сейчас в вашей спальне, послужит отличным развлечением, Ваше Величество.

— Ты думаешь? — равнодушно отозвалась волшебница. — Сомневаюсь. Иди, Саймон, иди. Тебе тоже нужно отдохнуть… Хороших снов.

Волшебник, уже взявшийся за дверную ручку, вздрогнул. Медленно обернулся. Королева поймала его взгляд и вымученно улыбнулась.

— И вам, Ваше Величество.

— Ты мне поможешь? — шепнула волшебница, когда дверь за ним закрылась. — Я могу на тебя положиться?

И сама себе усмехнулась в ответ.

* * *

Окульский лазутчик не пошевелился, когда волшебница встала на колени у его ног. Не вздрогнул, когда она взяла его руку и медленно подняла безвольные холодные пальцы.

— Глупый, глупый, — шептала королева, сжимая его ладонь, — глупый.

Стеклянные глаза смотрели вникуда, даже когда волшебница прижалась щекой к щеке юноши. Обнимая, шепнула на ухо:

— Ты был единственным живым среди всех, кого я здесь знала. За исключением Саймона. И ты прав, бесконечно прав, мы все гниём уже давно, и мой свихнувшийся дядя здесь ни при чём. Всё началось ещё полтысячи лет назад, когда мои предки и предки Алена заключили тот безумный договор о счастье взамен свободы. Ты видел, как они счастливы, да? — волшебница грустно улыбнулась. — Тебе не стоило в это вмешиваться, глупенький, глупенький человек. Теперь видишь, что бывает, когда пытаешься встать один против всех?

Юноша молчал. Волшебница отпрянула. Положила дрожащие руки ему на плечи и с силой тряхнула.

— Посмотри на меня!

Голова окульца мотнулась, ударившись о спинку кресла.

— Он выжег тебя, — выдохнула волшебница, заглядывая в стеклянные глаза, — до тла. Ты меня не слышишь. Ты меня больше не слышишь…

— Госпожа?

Королева резко обернулась, встретившись взглядом с золотоволосым, красивым, как картинка, юношей в форме гвардейца Хрустального дворца.

— Моя госпожа, — в глазах гвардейца была бездна обожания, — моя госпожа, — повторил он, рухнув на колени. — Прошу вас…

Что именно он просит, волшебница знала доподлинно. Канцлер вкладывал в головы её игрушек одни и те же слова — как заведённый механизм, они повторялись снова и снова. Неприятно резануло воспоминание, в котором лежащий на кровати обнажённый окулец говорил их — такой же пустой тогда, как и все они.

Для разнообразия её новый «мальчик» хотя бы был одет. И гвардеец. Ну конечно же.

— …чем я могу вам служить?

— Встань.

Королева долго, придирчиво рассматривала красавца, пряча дрожащие руки за спиной.

— Здоровый, — пробормотала она, наконец. — Сильный. Тебя хватит на год или два. Да?

Гвардеец истово закивал, и волшебница рассмеялась. Кивнула на окульца.

— Понесёшь его. Идём.

Потом, уже в подземелье королева усадила окульца у стены неподалёку от кристалла, а гвардеец лёг на жертвенник.

— Ты знаешь, как убивать вот этим? — поинтересовалась королева, показав красиво возлежащему на камне юноше ритуальный кинжал.

Гвардеец расплылся в счастливой улыбке: он может угодить госпоже, да, он знает, как.

— Хорошо, — кивнула волшебница, вкладывая в его руку кинжал. — Следи за мной. Когда я лягу в кристалл, ты должен перерезать себе горло. Быстро. Ты сделаешь это? Для меня.

— Да, госпожа, — влюблённо шепнул юноша.

Королева улыбнулась. Когда-то канцлер в приватной беседе с отцом Алена уверял, что бояться нечего, Её Величество никогда не сможет серьёзно навредить его сыну: рука не поднимется. Она даже ритуальное убийство совершить не способна: слишком чувствительная. Ещё тогда у королевы мелькнула мысль: зачем же убивать самой? Малодушная была мысль, вполне достойная мага.

Оставив гвардейца, королева медленно, словно ступая по льду, приблизилась к кристаллу. Закрыла глаза и дрожащим голосом выдохнула:

— Ты здесь?

Тишина. Королева облизала пересохшие губы, подняла руки… Опустила. Покачала головой, отворачиваясь. И уткнулась взглядом в равнодушно глядящего перед собой окульца. Вздохнула поглубже и шагнула к нему. Снова опустилась на колени.

— Ты меня не слышишь, — пробормотала она, — поэтому я могу сказать: я боюсь. И… это не ради тебя. Ты, наверное, был бы против — если бы меня, конечно, интересовало твоё мнение. Но ты же не можешь, — она улыбнулась, — мне запретить. А на самом деле… Я просто устала. Я смертельно устала… И… и ещё. Меня зовут Лианна, — шепнула она, подаваясь к юноше и целуя его губы. — Робин.

Кристалл вспыхнул чуть ярче, когда она вернулась. Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, волшебница посмотрела на своё отражение. Медленно пальцы её и отражения соприкоснулись.

— Иди ко мне, — грустно улыбнувшись, шепнула королева.

Отражение преломилось, сливаясь с настоящей королевой. Ярко вспыхнул кристалл.

На жертвеннике, всё ещё блаженно улыбаясь, гвардеец прижал кинжал к горлу…

Вся Кармина хорошо спала той ночью. И видела живые, яркие сны.

* * *

2-й день Золотого сезона, 1572 год династии Кармин-теру,

Королевство Кармина

Принц Элиас!

Прошу извинить меня за фамильярный тон: мне показалось, что предмет, о котором пойдёт речь, затрагивает не только интересы Кармины и Окулы, но и нашу с вами жизнь. Только поэтому я беру на себя смелость писать вам лично, и не чинясь.

Возможно, вы уже догадываетесь, что речь идёт о вашем компаньоне Робине. Если мои догадки верны, вы были с ним близки, возможно, даже имела места дружба. Если это так, я прошу вас прибыть в Кармину (в полночь, считая от дня, когда до вас дойдёт это письмо, с последним ударом часов подумайте о Робине или Кармине, и портал перенесёт вас в мои покои). Я заверяю вас, что вашей безопасности ничто угрожать не будет.

68-ая королева

династии Кармин-теру

* * *

— Ваше Высочество.

Высокий плотный мужчина с крупными чертами лица, больше напоминающий кузнеца, чем принца, резко обернулся, сжимая рукоять меча.

— Кто вы? Я ждал…

— Её Величество отдыхает, — поклонился волшебник. — Там, — он кивнул на украшенную серебряными рисунками дверь. — Мы можем поговорить здесь. Я секретарь Её Величества…

— Саймон, — кивнул принц, отпуская меч.

Волшебник, казавшийся по сравнению с окульцем хрупкой статуэткой, удивлённо вскинул брови. Потом усмехнулся и указал на кресло у камина.

— Прошу вас, Ваше Высочество. И прошу простить меня за фамильярность…

— Письмо написали вы? — перебил Элиас, грузно опускаясь в крякнувшее под его весом кресло.

— Нет, королева, — маг запнулся. Но быстро продолжил: — Её Величество просила меня объяснить вам…

— Где Робин? — оглядевшись, снова перебил принц. — Он… жив?

— Да, Ваше Высочество, — в голосе волшебника звучало только бесконечное терпение. — Пожалуйста, успокойтесь. Хотите чаю?

Принц скривился, оценивающе глянул на мага и процедил:

— Вина. И я хочу видеть Робина, если уж, как вы уверяете, он жив.

Саймон, колдуя у стеклянного шкафчика в углу, быстро отозвался:

— Конечно, жив, Ваше Высочество. Но позвольте же мне объяснить… Вот, прошу вас.

Принц уставился на поставленный перед ним кубок, как будто все ответы были там.

— Ваше Высочество, исходя из того, что вы знаете, кто я, могу ли я заключать…

— Да знаю я, знаю, — поморщился Элиас, вертя кубок в руках. — По правде, я полагал, что Робин мёртв. Обычно, если он что-то решал, он это делал.

Саймон улыбнулся, отпивая из своего кубка.

— Он не успел. Возможно, на нём было сигнальное заклинание канцлера… Ваше Высочество, то, что вы увидите…

— Будет лишь оболочкой моего друга, — фыркнул Элиас. — Саймон, не держите меня за глупца или ребёнка. Я читал письма Робина, я всё прекрасно понимаю. Теперь, разобравшись с прелюдией, мы можем, наконец, пойти к моему другу? Вино у вас поганое.

Волшебник, закрыв глаза, медленно выдохнул. Поднялся.

— Да, конечно. Простите, Ваше Высочество. Идёмте.

Элиас только удивлённо хмыкнул, поняв, что ведёт его Саймон как раз в спальню королевы.

Её Величество действительно спала. Очень тихо, очень спокойно, почти незаметно дыша. Тонкие руки лежали поверх одеяла, две длинные толстые косы с вплетёнными в золотистые волосы жемчужинами разметались по подушкам.

— Надо же. Она действительно похожа на куклу, — громыхнул Элиас, бесцеремонно разглядывая спящую. — А у вас странные порядки, в вашей Кармине. Водить мужчину в спальню к… — он запнулся, упёрся взглядом в угол, где у зеркала стояло кресло. — Робин?..

— Он вас не услышит, — тихо предупредил Саймон, оставшись стоять в дверях. — И не узнает.

Элиас шагнул к юноше, ищуще заглянул в глаза. На мгновение зажмурился, сжав кулаки.

— Кто. Это. С ним. Сделал?!

— Наш канцлер, Ваше Высочество, — откликнулся Саймон. — Но не ищите мести. Лорд Невус умер месяц назад. Повесился.

— Что, игрушки новой не нашлось? — рыкнул Элиас, не сводя глаз с Робина.

Саймон улыбнулся.

— Нет. Судя по его последнему письму, он сожалел и искренне раскаивался во всём, что сделал. И уверял, что не может жить с таким грузом на сердце.

— Забавные порядочки в вашей Кармине, — повторил Элиас. — Канцлера-то нового выбрали?

— Да, принца Алена, — кивнул Саймон.

Элиас, наконец, повернулся к нему и басисто расхохотался.

— Человека? Вы с ума тут посходили или грядут перемены?

— Полагаю, и то, и другое, — улыбнулся маг. — Так всегда бывает, Ваше Высочество, когда работает сновидец.

— Сновидец? — повторил Элиас и, проследив за взглядом мага, посмотрел на спящую королеву. — Вот эта девочка?..

— Эта девочка, Ваше Высочество, самый могущественный маг в Кармине и, я думаю, в мире тоже, — усмехнулся Саймон. — Такие, как она, могут менять мир. Посмотрите, принц, сейчас она просто спит, а карминцы, тем временем, привыкают к мысли, что… как вы сказали? Грядут перемены. Её Величество не хочет революции. Сон и внушённая идея — бескровный переворот в пользу людей. Люди захотят самостоятельности. Маги на несколько поколений забудут о жажде власти. И всё это делает сейчас эта девочка.

— Удобно быть сновидцем, — хмыкнул Элиас. — Нам, обычным людям, приходится убеждать и подкупать…

— Зато вы хорошо спите, — перебил Саймон. — А она, даже если проснётся, никогда не сможет отличить явь от сна.

— Если проснётся? — удивлённо повторил Элиас, и Саймон впервые посмотрел ему прямо в глаза.

— Письмо написал её двойник, её сон — два года назад. На тот случай, если произойдёт непредвиденное. Как раз перед тем, как исчезнуть: сны, Ваше Высочество, весьма недолговечны. Жертвы хватило только на два года. Достаточно, чтобы отсутствие королевы перестало вызывать вопросы: Её Величество первым делом это уладила.

— И что же непредвиденное должно было произойти? — поинтересовался Элиас, отворачиваясь от спящей девушки. — Почему вы не отдали мне Робина сразу? Зачем он вам?

— Королева надеялась найти его. Во сне, — пояснил Саймон. — Её Величество хотела снять с него заклинание — единственным доступным ей способом.

— И теперь вы убедились, что это невозможно? — буркнул принц.

— Напротив, — улыбнулся маг. — Вчера он сказал первое за пять лет слово и даже самостоятельно двигался, — принц, глядя на юношу, недоверчиво хмыкнул, а маг продолжал: — Поймите, Ваше Высочество, процесс восстановления личности медленный. И королева, и я считаем, что он пойдёт успешней в Окуле, а не здесь. В Кармине ещё… не достаточно здоровая обстановка. И очень яркие сны.

Позже, когда остановившийся в гостиной у камина Элиас перекинул поудобнее Робина через плечо, прежде чем шагнуть в портал, он повернулся к магу.

— А какое слово сказал мой брат?

Ничем не показав удивления, волшебник отозвался:

— Лианна.

* * *

Тень отделилась от стены, нервно покосилась на скрытое в сумраке зеркало и шагнула к кровати. Протянула руку, осторожно коснувшись плеча спящего, потрясла.

— Ален. Ален, проснись.

Спящий вздрогнул, перевернулся, открыл глаза — и рука тени закрыла ему рот.

— Только ради всего святого не шуми. Знаешь, с какими мучениями я сюда пробирался — героические хроники отдыхают. Всё, успокоился? Не будешь шуметь?

Человек на кровати закивал, и тень отняла руку.

— Тебя же убили, — тут же выдохнул он, таращась на тень с суеверным ужасом. — Тебя же к Невусу… и…

— Да, чёрт возьми, лучше бы убили, — отозвалась тень. — Слушай, мне вот что нужно: проведи меня в Хрустальный дворец, а? Сам не могу, там какая-то магия меня не пускает. Я там только что был — и вот, — тень продемонстрировала обуглившуюся серебряную брошь. — Но с тобой-то должны пустить… да?

Ален сел на кровати, всё ещё не сводя с незваного гостя глаз.

— Хрустальный дворец? Зачем? Там кроме крыс и Саймона никого нет!

— Вот одна из этих крыс мне и нужна, — отозвалась тень, кидая Алену плащ. — Вставай. Я не хочу тащить тебя силой — но мне позарез туда нужно. Ну помоги, а!

Ален потёр глаза, вздохнул — и вылез из-под одеяла.

— К Саймону, что ли? Так и скажи… И вообще, я ещё не верю, что ты не призрак. Или не шутка какого-нибудь из моих придворных магов.

— Придворных магов, — фыркнула тень. — На черта мне Саймон, мне жена твоя нужна!

Застёгивавший фибулой края плаща Ален замер.

— Ты сумасшедший! У меня нет жены!

— Думаешь, померла? — с сомнением поинтересовалась тень. — Тоже вариант, но хочу убедиться. Так, готов? Пошли. Идём-идём, я сказал, — и, обняв принца Кармины, потащила его к окну.

* * *

— Ну, я же говорил: нет тут уже никого, — отмахиваясь от летающей в воздухе пыли и стараясь не замечать зуд в носу, проворчал Ален, возясь с ключами. — Эта дверь?

— А то ты не помнишь! — сердито отозвался Робин, недовольно озираясь. — Это же покои твоей жены.

— Да нет у меня жены! И никогда не было! — не выдержал Ален.

Робин, отодвинув его, толкнул дверь и вошёл в неожиданно чистую комнату.

— Угу. И кто из нас сумасшедший?

— Конечно, ты! Это комнаты Саймона, вон его библиотека. И лаборатория…

— Угу. Лаборатория, — фыркнул Робин, распахивая украшенную серебряными знаками дверь и кивая на кровать. — А это, вон, гомункулус валяется.

Ален, пройдя вслед за окульцем, недоумённо уставился на спящую девушку. Поморщился, точно от головной боли, потёр лоб. И выдохнул:

— Она… она жива?

— Щас проверим, — обнадёжил Робин, ничтоже сумнящеся шагая к кровати и хватая девушку за плечи. — Эй! Я знаю, что ты меня слышишь! Просыпайся! Сейчас же!

— Робин, — осторожно позвал Ален, не отпуская дверь. — Оставь её. Что ты делаешь? И кто это? М-м-может, это кукла?

— Кукла? — расхохотался окулец и с размаху влепил девушке пощёчину. На нежной щеке остался болезненный красный след. — Кукла?! Это ведьма! Просыпайся, я сказал! Меня задрало видеть тебя в каждом сне, в каждом, мать твою, зеркале! Ну! — он затряс безвольно лежащую у него на руках девушку, и её голова замоталась — действительно как у куклы. — Просыпайся! Просыпайся!!

— Робин, что вы делаете? Зачем вы притащили сюда Его Высочество? — раздался спокойный голос от двери.

Ален отодвинулся и дальше удивлённо смотрел, как заспанный маг подходит к кровати и отводит окульца к стене. Потом осторожно укладывает девушку, поправляет одеяло, приводит в порядок растрепавшиеся косы.

— Саймон? — вздёрнул брови Робин. — А почему вы не в Яктерсе?

— Ну вы же знаете, как относятся к бывшим шпионам на родине, — усмехнулся волшебник. — Вы зря пришли, Робин, я ведь писал вам, что это бесполезно. Оставьте. Пойдёмте, Ваше Высочество, — повернулся он к Алену. — Пойдёмте. Этот невежа вытащил вас из постели?

— Саймон, что происходит?

— Ничего, Ваше Высочество, ничего, достойного вашего внимания…

Когда дверь за ними закрылась, Робин со вздохом опустился на кровать.

— Значит, не проснёшься? — произнёс он, не глядя на девушку. — Это же глупо! Я же не имел в виду жертвовать собой, если действительно хочешь что-то изменить. Можно же и не так… И я-то тут причём, что ж ты меня в покое не оставишь?

— Ты всегда думаешь только о себе. Глупый эгоист.

Робин поднял голову, моргнул и удивлённо обернулся.

— Ну вот… а говорили: не проснёшься.

— Я сплю, — слабым, хриплым голосом откликнулась сновидица. — Я сплю, и ты мне снишься.

— Хочешь, я докажу, что не спишь? — хмыкнул Робин. — Гляди, — он схватил с прикроватного столика книгу в красном кожаном переплёте и, выдрав пару страниц наугад, поднёс к ним свечу. В воздухе запахло гарью. — Ну, способен твой сон на такое кощунство?

— Ты в моём сне способен и на большее, — улыбнулась девушка. — Помнишь, как мы однажды танцевали в каком-то ресторане, а потом…

Юноша выронил книгу и зло откликнулся:

— Вот это был сон!

— Ну да, — сонно усмехнулась девушка, закрывая глаза. — Мне так жаль, Робин. Я бы хотела ещё хотя бы раз полетать с тобой. Мне было хорошо. Но в моём сне нет места драконам, — её голос затих, растворился в удивлённой тишине.

— Нет, значит? — повторил Робин, вставая и подхватывая заснувшую девушку на руки. — Ну-ну.

— Оставь её, — сказал Саймон, снова входя в спальню. Поймал угрюмый взгляд окульца и развёл руками. — Будет только хуже. По-настоящему она уже никогда не проснётся. Оставь, Робин. Её нельзя тревожить.

Юноша глянул на него исподлобья и фыркнул:

— Попробуй мне запретить.

* * *

Перламутровый, изящный красавец подставил крыло и только чуть покачнулся, когда Робин неудачно ухватился за тонкую кость. Потом терпеливо подождал, когда окулец подхватит лежащую на камнях девушку.

— Ты только это… аккуратно, ага? — повозившись, Робин устроил волшебницу удобнее и прижал её к себе покрепче. — Не как в прошлый раз — без вывертов. Хорошо?

Дракон, не ответив, взмыл в небо.

Робин засмотрелся на серебристые в лунном свете облака, на мириады звёзд, кажущиеся теперь, в небе, чуть ближе и чуть крупнее. И странно повсюду — точно мир превратился в огромный звёздный шар и сомкнулся, замерев и оглохнув. Не было слышно даже ветра и рокота моря: только ровное дыхание волшебницы. А потом и удивлённое:

— Я лечу. Робин? Лечу!

— Мы летим, — поправил юноша, обняв её.

Волшебница глубоко вздохнула, и в громадных кукольных глазах отразились звёзды.

— Какой красивый сон…

Робин только улыбнулся, прижимая девушку к себе, когда дракон всё-таки нырнул вниз, к торчащим зубьями скалам.

— Спой мне, Лианна.

— Я же недавно пела… когда мы гуляли в лесу…

— Это было во сне, — покачал головой юноша.

— Во сне, — усмехнулась волшебница. — Ну хорошо.

Из-за горизонта вырвался первый солнечный луч, заиграв на разноцветной чешуе, и тишина рассыпалась хлопаньем крыльев и весёлым повизгиванием молодняка.

Над Карминой капельками тумана, радужными всполохами в рассветных лучах парили драконы.

* * *

5-й день Козерога, 593 год династии Декус-белли,

Пустоши Синкты

Элиас,

иди ты к чёрту со своей политикой! Не хочу я быть послом в Кармине!

И возвращаться тоже не думаю.

Собираемся поехать в Южные земли, которые край света — вроде бы из наших там ещё никто не был. Ну, значит, мы будем первыми!

Интересно, а правду говорят, что там водятся солнечные котята с жалящими хвостами? Если да, пришлю тебе одного. Жди.

Лианна передаёт, что папаша скоро окочурится. Мои соболезнования.

Да здравствует король?

И пожалуйста, не посылай больше поисковые отряды — мне больно видеть, как легко они попадаются в наши ловушки. Какая там окульская гордость, если сонная девчонка-куколка околдовывает их на раз-два.

И не надо меня искать. Буду на краю света, напишу. Пришлю котика.

Твой,

Р.